Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Михаил Шкаровский

Русская Православная Церковь за рубежом на Балканах в годы Второй Мировой войны

Ист.: http://www.russian-church.de/muc/konferenz/detail.php?nr=77&kategorie=konferenz, 2001.

Одним из важнейших районов русской церковной эмиграции после Октябрьской революции стал Балканский полуостров. Здесь вплоть до 1944 г. находились центральные органы управления Зарубежной Русской Православной Церкви (РПЦЗ). Ее паства проживала в Болгарии, Румынии, Греции, Венгрии, но в основном в Югославии. На территории этого государства в начале 1920-х гг. поселилось 85 тыс. русских эмигрантов. Они построили 3 церкви, образовали более 10 приходов, духовные братства – Серафима Саровского, Иоанна Кронштадтского, Св. князя Владимира, Святой Руси и др. Монахи из России проживали в двух сербских монастырях и кроме того образовали еще 2 самостоятельных – мужской в Мильсково с 25 насельниками и женский в Хопово с 70 монахинями. На теологическом факультете Белградского университета в 1939 г. преподавало 2 русских профессора и обучалось 23 русских студента. В городе Сремски Карловцы находился руководящий орган РПЦЗ – Архиерейский Синод во главе с митрополитом Анастасием (Грибановским)1.

Значительная часть русских священнослужителей-эмигрантов считала, что обновление и возрождение России должно происходить под духовным предводительством Православной Церкви. Это подразумевало и ее особую роль в борьбе против коммунистического режима, в 1930-е гг. особенно активно искоренявшего религию в СССР. В Рождественском послании 1939 г. митрополит Анастасий указывал, что «ничто не нужно в такой степени для нас ныне перед лицом грядущих решительных событий, как тесное единение всех наших национальных сил, сосредоточенных на одной священной мысли – низвержении большевизма и возрождении России. К этому не перестает нас звать наша Матерь Церковь, исконная собирательница и печальница Русской земли, …к этому зовет нас и Сам Христос Спаситель»2.

Начало Мировой войны пробудило надежды части эмиграции на возможность падения советской власти, и эти надежды связывались, прежде всего, с пробуждением духовных сил собственного народа. В обращении митрополита Анастасия и представителей русских национальных организаций в Югославии к великому князю Владимиру Кирилловичу от 3 сентября 1939 г. говорилось: «Начавшаяся жестокая война может выдвинуть вопрос о судьбе русского народа, о судьбе нашей настрадавшейся Родины… Ход развертывающихся событий будет нас держать в наивысшем напряжении, и русская эмиграция за рубежом не имеет права не пользоваться могущим представиться случаем, чтобы подвигнуть дорогое нам русское национальное дело. Мы можем и должны рассчитывать на самих себя и на те народные силы «там», которые сохранили в душах своих чувство любви ко всему родному и русскому»3. При этом всякая возможность компромиссов с советской властью во имя решения исторических задач России категорически отвергалась. Власть коммунистов представлялась абсолютным злом, хуже которого быть уже не может. С такими чаяниями, надеждой и самосознанием подошла русская правая церковная эмиграция к началу войны Германии с СССР.

Вспыхнувшие в сентябре 1939 г. в Европе боевые действия не сразу отразились на деятельности Архиерейского Синода РПЦЗ. Югославия еще больше года оставалась нейтральным государством, однако, постепенно появились трудности в связи с епархиями на территории воюющих стран. Митрополит Анастасий опасался более серьезных осложнений в ближайшем будущем и написал письмо протопресвитеру С. Орлову в Женеву, спрашивая его о возможности переноса церковного центра в Швейцарию, чтобы оказаться вне сражающих сил. Это письмо было перехвачено гестапо, воспринявшим его с большим подозрением. 6-7 апреля 1941 г. Белград оказался подвергнут неожиданной ожесточенной бомбардировке. В эти же дни русские священники, в промежутках между налетами, самоотверженно ходили со Св. Дарами по городу, напутствуя раненых и совершая молебные пения по убежищам. Вблизи церкви Пресвятой Троицы упало 5 бомб, но в ней беспрерывно шла служба4.

Через неделю в разгромленную столицу Югославии вошли части вермахта. Почти сразу же последовали репрессии против руководства Сербской Православной Церкви. Патриарх Гавриил и епископ Николай, сопровождавшие короля Петра вместе с отступавшими войсками до границы страны, были арестованы и заключены под охраной в один из монастырей вблизи Белграда. Русскую эмиграцию также затронули всевозможные стеснения и ограничения со стороны оккупационных властей. Глава русской колонии Е. Ковалевский был убит во время бомбардировки, а бывший посол России В. Штрандтман арестован. Его освободили через несколько дней благодаря заступничеству Архиерейского Синода, но от руководства делами эмиграции полностью отстранили. В церковной литературе упоминаются случаи спасения прихожан белградского храма благодаря чудотворной Курской иконе Знамения от обысков гестапо5.

В первый же день нападения Германии на СССР – 22 июня 1941 г. был произведен обыск в покоях митрополита Анастасия. В гестапо Владыка имел репутацию англофила, и агенты искали прежде всего компрометирующую его в этом плане переписку. Одновременно были произведены тщательные обыски в канцелярии Архиерейского Синода и на квартире правителя дел синодальной канцелярии Г. Граббе. Последний оказался на 3-4 дня подвергнут домашнему аресту. Изъятые при обыске делопроизводство Синода и множество других документов были отправлены в Германию для изучения. В 1945 они достались советским войскам и оказались перевезены в Москву. Сведений о политической деятельности митрополита гестапо найти не удалось, и оно оставило Владыку в покое. Прекращение его дела отчасти произошло под воздействием командующего германскими войсками в Сербии генерала Шрёдера6. Военная администрация в Югославии, как и на оккупированных территориях СССР, старалась проводить по отношению к Русской Церкви более мягкую политику, чем другие ведомства.

В русской эмигрантской литературе содержится упоминание о том, что оккупационные власти предложили митр. Анастасию выпустить специальное воззвание к русскому народу с призывом содействовать германской армии, будто бы идущей крестовым походом для освобождения России от большевизма. Предложение это якобы было подкреплено угрозой интернирования в случае отказа. Но митрополит отверг его, «указав, что при неясности для него немецкой политики и полной невыясненности целей, с которыми немцы идут в Россию – он такого призыва делать не может». По другим сведениям с просьбой выпустить подобное воззвание к Владыке обращались представители некоторых эмигрантских организаций7. В любом случае митрополит, всегда проявлявший осторожность и старавшийся не допускать крайностей в выражении своих симпатий и антипатий, никакого послания в связи с началом войны на территории СССР летом 1941 г. не написал. Такая же ситуация существовала и в отношении молений. Вскоре после окончания войны митр. Анастасий заявил, что Синод «никогда не предписывал молитв о «победах Гитлера» и даже запрещал их, требуя, чтобы русские люди молились в это время только о спасении России»8.

Несомненно, что значительное количество правых эмигрантов сочло III рейх меньшим злом, чем сталинский режим. Они приветствовали начало войны между Германией и СССР, надеясь, что данный режим вскоре рухнет и русский народ освободится от коммунистической диктатуры. При этом надо различать позицию руководящих органов РПЦЗ от мнения отдельных священнослужителей и светских эмигрантских организаций. В первые дни Великой Отечественной войны некоторые архиереи и священники РПЦЗ в своих статьях и воззваниях горячо приветствовали поход вермахта на территорию СССР, наиболее известным из них является послание митрополита Западно-Европейского Серафима (Лукьянова) от 22 июня 19419. Другие, занимая гораздо более осторожную, скорее негативную позицию по отношению к германскому вторжению, были против любой помощи Советскому Союзу, например, архиеп. Виталия (Максименко)10. Имелись и священнослужители РПЦЗ, настроенные резко антифашистски. Эта позиция, к примеру, хорошо видна в письме русского монаха с горы Афон, горячо приветствовавшего первоначальные победы греческой армии против войск интервентов в январе 1941 г.11

Синод же с лета 1941 г., избегая проявлять свое одобрение политике III рейха, всячески старался использовать сложившуюся ситуацию для желаемого участия в церковном и национальном возрождении России. С этой целью он пошел на контакт с германскими ведомствами и относительно редко открыто критиковал те или иные их действия. Согласно свидетельству Г. Граббе: «Главным врагом для русских иерархов был коммунизм и пока германское правительство так или иначе вело борьбу с ним, хотя и очень неудачно, выступать против него как бы то ни было было и невозможно и нецелесообразно»12.

Уже 26 июня, через 4 дня после начала войны и проведенного у него обыска, митр. Анастасий при посредничестве генерала Шрёдера послал в Рейхсминистерство церковных дел (РКМ) письмо с просьбой исходатайствовать ему разрешения на проезд в Берлин. Владыка хотел обсудить с германскими ведомствами вопрос об удовлетворении духовных нужд на занятых русских территориях и организации там церковной власти. РКМ, традиционно занимавшее по отношению к РПЦЗ благожелательную позицию и, кроме того, усмотревшее в письме повод для себя заняться церковными делами на Востоке, сразу же ответило согласием. 12 июля архиепископ Берлинский и Германский в юрисдикции РПЦЗ Серафим (Ладе) написал митрополиту: «Рейхсминистерство… сообщило внешнеполитическому ведомству и государственной полиции, что Ваша поездка в Германию не вызывает возражений»13. Но другие, гораздо более влиятельные ведомства, прежде всего Министерство занятых восточных территорий и МИД, занимали противоположную позицию. Категорическое неприятие у них вызывал сам факт возможных переговоров РКМ и митрополита. Поэтому в середине июля Анастасий получил первый отказ по поводу разрешения на поездку в Берлин. После этого последовали новые многократные неудачные попытки. Фактически речь шла о целенаправленной политике изоляции Архиерейского Синода, устраивались препятствия даже его контактам с Берлинским архиеп. Серафимом.

Владыка Анастасий долго не терял надежду на появление возможностей активной церковной деятельности в России. В этой связи в июле канцелярия Синода стала рассылать русским священникам в Югославии опросные листы с целью выявления желающих ехать на Родину. К 26 июля в соответствующем списке зарегистрировались 12 человек, к 7 августа уже 19 – 10 протоиереев, 7 священников, 1 игумен, 1 протодиакон и т.д. В ответ на запрос свящ. Вячеслава Зейна канцелярия отвечала 12 августа, что «пока производится только учет русского духовенства, которое пожелало бы при первой возможности поехать в Россию для миссионерской работы там и удовлетворения духовных нужд православного населения… Выражающим желание ехать в Россию надо иметь в виду, что, вероятно, ехать можно будет без семьи и первоначально на очень тяжелые условия жизни»14.

О желании служить на Родине заявило большинство проживавших в Югославии русских священников. Но митр. Анастасий понимал, что для возрождения церковной жизни их нужно гораздо больше, и поэтому, согласно заметке канцелярии Синода от 3 августа 1941 г. планировал обсудить в Берлине с РКМ вопрос об организации в Белграде шестимесячных пастырских курсов примерно на 100 человек. Все эти планы реализованы не были. Их неудачный исход хорошо характеризует письмо из Вены Владыки Серафима митр. Анастасию от 12 августа 1942 г.: «По вопросу о посылке священников в Россию: К прискорбию, по всем данным, высшие правительственные власти относятся пока еще отрицательно к положительному решению этого вопроса. Я возбудил несколько таких ходатайств, но без успеха. По всей вероятности власти подозревают, что заграничное духовенство является носителем политической идеологии, неприемлемой для германских властей в настоящее время. Мне даже не удалось получить разрешение на переезд в Германию некоторых священников из заграницы (напр., о. Родзянко), а по дошедшим до меня сведениям, разрешение не было дано, потому что эти священники якобы работали вместе с политическими эмигрантскими организациями»15. Предположение Владыки о причине негативного отношения германских ведомств было совершенно правильным.

Высказал Архиерейский Синод и свои представления о создании церковного управления в занятых областях России. Митрополит Анастасий 1 октября 1941 г. отправил в Берлин краткое мнение Архиерейского Синода относительно регулирования церковных дел в России. В нем говорилось о двойной задаче: 1. Возобновление церковной жизни в освобожденных от коммунистической власти областях и 2. Воссоздание законной всероссийской церковной власти. Для решения первой задачи предлагалось предоставить Синоду возможность командировать епископов в Россию. Другая задача признавалась «едва ли разрешимой в полной объеме, прежде чем будет освобождена от коммунистической власти вся Россия и выяснена судьба главы Русского Патриархата митрополита Казанского Кирилла»16. А до этого времени считалось необходимым «в Москве в возможно ближайшее время по освобождении ея … созвать Собор из всех наличных епископов Русской Церкви, не скомпрометированных сотрудничеством с митрополитом Сергием и особенно участием в его Синоде, во главе со старейшим из них и составить временное высшее церковное управление, которое впоследствии созвало бы и Всероссийский Собор для восстановления Патриаршества и суждения о дальнейшем устройстве Русской Церкви»17.

Митр. Кирилл (Смирнов) расценивался РПЦЗ после смерти митр. Петра (Полянского) как законный, канонический руководитель Русской Церкви. В этом качестве он с 1936 г. поминался за богослужениями в зарубежных храмах, в то время как в СССР поминали митр. Сергия (Страгородского). За границей тогда не знали, что Владыка Кирилл после многолетней ссылки в Сибири и Казахстане был расстрелян 20 ноября 1937 г. Не теряя надежды получить разрешение на поездку в Берлин, митр. Анастасий 29 октября передал меморандум Синода с предложениями о регулировании церковной жизни в России уполномоченному МИД в Белграде. Этот документ в основном повторял письмо от 1 октября18.

После весеннего немецкого наступления 1942 г., считаясь с тем, что Москва может быть завоевана летом, Синод решил подготовиться к новой ситуации и последний раз обратился к германским ведомствам со своими предложениями по организации церковного управления в России. В его июньском письме говорилось: «… в духе канонов Православной Церкви существует только одно решение в деле организации церковного управления, а именно созыв Собора русских архиереев старейшим среди них и назначение этим Собором временного главы Церкви и остального церковного управления». Окончательная организация руководящих органов и выборы Патриарха по мнению Синода могли состояться только тогда, когда «будут назначены архиереи на все пустующие кафедры и в стране утвердятся нормальные отношения»19.

Следует отметить, что и митр. Анастасий и Архиерейский Синод в целом в первый период войны сильно ошибались в оценке германских планов и церковной политики III рейха. Фактически ничего иерархи РПЦЗ не знали и о яростной междоусобной борьбе нацистских ведомств, почти полной потери влияния РКМ. Обращения в Берлин не имели ни малейшего смысла. Все письма Синода с планами создания церковного управления в России остались без ответа.

Несмотря на разнообразные запреты РПЦЗ пыталась, насколько было возможно, участвовать в церковном возрождении на территории СССР. Главным образом это проявлялось в помощи церковной литературой и утварью. Особенно активно подобная деятельность осуществлялась в 1942—43 гг. Впервые митр. Анастасий обратился с просьбой о разрешении оказания благотворительной помощи в России 11 ноября 1941 к шефу штаба управления командующего войсками в Сербии Турнеру. При этом Владыка ссылался на заметку в русской газете «Новое Слово», не зная, что подобный сбор в Берлине был в конце концов запрещен20. В Белграде его также не разрешили.

И все-таки летом 1942 г. был создан Комитет по сбору средств в фонд при Архиерейском Синоде для приобретения богослужебных книг и предметов для нужд Церкви в России. 1 августа 1942 г. митр. Анастасий написал митрополиту Серафиму в Берлин: «…при мне организован комитет, который собирает средства на снабжение верующих в России церковной утварью, богослужебными книгами и т.д. Некоторое количество книг нами уже приобретено, отпечатано 80 антиминсов, заказаны нательные крестики и 30 комплектов церковных сосудов. Если у Вас действительно налаживается связь с освобожденными областями, мы могли бы часть заготовленного материала послать Вам для пересылки по назначению». Владыка Серафим ответил, что существует возможность отправлять из Берлина на Украину и в Россию посылки по почте или с надежными людьми, таких посылок передано уже большое количество и в ответ получено множество благодарственных писем21.

Это известие было воспринято с радостью и уже в сентябре 1942 г. митрополиту Серафиму отправили 30 антиминсов и 2500 нательных крестиков, приобретенных на добровольные пожертвования белградских прихожан. К середине ноября 1942 г. Владыка получил из Белграда еще 3000 крестиков и отправил на Украину и в Россию 520 антиминсов. Эта связь продолжалась и дальше. Например, 2 мая 1943 г. Синодальная канцелярия переслала митрополиту Серафиму 20 антиминсов, 1000 крестиков и бутылку св. мира22.

Но Синод и своими силами пытался распространять богослужебную литературу и утварь. Так, 2 сентября 1942 г. для отправки с капитаном парохода в Россию были переданы Евангелие, часослов, 3 катехизиса и другие книги. 10 сентября 1942 г. Синодальная канцелярия переслал настоятелю церкви в Линце часослов и 500 крестиков для раздачи военнопленным и рабочим из России и т.д. К ноябрю 1942 г. в Белграде было отпечатано 2000 экземпляров миссионерского листка, причем половину тиража уже удалось переслать на Родину. По свидетельству епископа Григория (Граббе) только металлических крестиков оказалось изготовлено и отправлено в Россию около 200 тысяч23. При этом надо учитывать бедственное материальное положение самой русской эмиграции, лишившейся прежней помощи со стороны югославского правительства24.

Не только русские священнослужители, но и миряне мечтали вернуться на Родину, среди них и бывшие офицеры и солдаты Белой армии. В Югославии их поселилось в начале 1920-х гг. около 40000 и часть желала снова с оружием в руках продолжить борьбу с коммунистами и воссоздать Российскую империю. Начало войны между Германией и СССР было воспринято ими как благоприятный момент для осуществления своих намерений. Общеизвестно, что Гитлер на протяжении всей войны противился созданию воинских строевых частей из славян и особенно из русских. Но при всем неприятии этой идеи высшим руководством рейха командование вермахта порой брало на себя ответственность и разрешало создание таких частей. Подобная история произошла в Югославии. Германские войска здесь всячески пытались подавить разраставшееся партизанское движение. Даже безоружное гражданское население привлекалось к охране линий телефонной связи, железнодорожных путей и т.п. В этих условиях 9 июля 1942 г. Генеральный штаб ОКХ дал согласие на преобразование русской заводской охраны в регулярную боевую часть «Русский легион», а в январе 1943 г. на его базе был создан Русский охранный корпус, так и не допущенный в Россию.

Еще в сентябре 1941 г. митр. Анастасий дал благословение на создание охранной группы, в ряды которой вступили многие представители его паствы. Владыка участвовал в военных парадах группы, а затем корпуса, служил для него молебны, принимал благодарность от командования «за всегдашнее внимание к духовным нуждам группы»25. В 1943 г. митрополит посетил с чудотворной иконой Коренной Божией Матери казармы корпуса для освящения походной полковой церкви. В этот год, «на второй день Св. Пасхи, 26 апреля, Белградская Троицкая церковь принимала молодых солдат корпуса, прибывших из России. Была торжественная пасхальная служба, в конце которой митр. Анастасий обратился к солдатам с глубоко прочувствованным и любовным словом»26. Своей линии поддержки русских антикоммунистических воинских частей глава РПЦЗ остался верен до конца войны, что проявилось в 1944—45 гг. в его контактах с власовским движением.

Русский охранный корпус участвовал в боевых действиях против коммунистических партизан Тито и базировался в основном на территории Хорватии, где в местах его дислокации не раз находили убежище православные сербы, спасавшиеся от истребления пронацистскими усташами. В частях корпуса служили воинские священники, находившиеся в юрисдикции РПЦЗ, причем они публично молились за Патриарха Гавриила и сербского короля Петра II, выступавшего в Лондоне с резко антинацистскими заявлениями. По этому поводу летом 1942 г. возник инцидент. Командир 1-ой бригады генерал-майор Драценко обратился 23 июня к начальнику охранной группы: «Является странным, что наши отрядные священники молятся за тех, кто поддерживает безбожников большевиков-разрушителей России, за тех, кто по радио поддерживает восстания в Сербии». Он считал, что «священники, входящие в состав Охранной группы, борющейся против коммунизма и его сторонников» не должны молиться за Патриарха и короля27. Начальник штаба группы переслал рапорт Драценко митрополиту Анастасию, который ответил 16 июля категорическим отказом прекратить моления: «Святейший Патриарх Гавриил, который, кстати сказать, за время своего управления Церковью всегда оказывал любовь и внимание к Русской Церкви и эмиграции и неоднократно резко выступал против коммунизма, если сейчас и не управляет Церковью фактически, остается ее каноническим Главою и потому на ее территории мы не имеем права его не поминать… Что касается Королевского Дома, то он не низложен… Имея в виду это обстоятельство и то, что Сербский Королевский Дом неизменно оказывал русской эмиграции свое высокое покровительство, а также был всегда известен своим непримиримым отношением к коммунизму… нахожу совершенно невозможным делать распоряжение о прекращении его поминовения»28.

Существуют свидетельства, что митрополит Анастасий в 1941-44 гг. «оказал большую помощь и защиту Сербской Православной Церкви во время гонений на нее со стороны нацистов»29. Конкретных документов о размерах этой помощи пока найти не удалось. Но во всяком случае несомненно, что Владыка сохранял теплые чувства к арестованному Патриарху и не боялся их проявлять перед оккупационными властями. Так, по воспоминаниям епископа Григория в день «Славы» Гавриила («Слава» – родовой сербский праздник, день, когда крестился первый предок) митрополит указал Граббе сообщить германской администрации о своем желании поехать и поздравить Патриарха. После долгой и резкой дискуссии в отделении СД, ведавшем церковными делами, его начальник Мейер заявил: «Я все равно не могу разрешить митрополиту ехать к Патриарху. Но я ему передам, что он его поздравляет. А Вам советую больше ни с кем так не разговаривать, как Вы разговаривали со мной»30. Как выяснилось уже после освобождения Патриарха немецкий офицер передал ему поздравление митрополита Анастасия и это был единственный подобный случай за время ареста.

В свою очередь и Патриарх Гавриил уважал главу РПЦЗ. Когда в 1945 г. он приехал после войны в Лондон крестить сына сербского короля Петра, то на приеме после крещения заявил, что «митрополит Анастасий с великой мудростью и тактом держался при немцах, был всегда лояльным к сербам, несколько раз подвергался обыскам и совершенно не пользовался доверием немцев»31. Сведения о подобном заявлении имеются не только в русских эмигрантских изданиях. Так, в календаре Сербской Церкви на территории США и Канады высказывание Патриарха приведено в следующем виде: «Митрополит Анастасий продемонстрировал великую мудрость и тактическое искусство во взаимоотношениях с Германией»32.

Особенно жестоким преследованиям Сербская Церковь подвергалась в созданной под эгидой III рейха Хорватии. В это государство были включены обширные области, населенные сербами и боснийцами, численность первых сначала составляла 1800 тыс., то есть 32% всего населения новой страны. Сразу же после прихода вермахта хорватские пронацистские националисты-усташи начали истреблять и изгонять сербов, уничтожив за время войны около 750000 человек. Первоначально эти гонения коснулись и русских эмигрантов. Усташи отождествляли сербов с православными, если под угрозой уничтожения те переходили в Католическую или униатскую Церкви, то они больше не преследовались. Уже в апреле 1941 г. местные хорватские органы власти все ограничения, касающиеся сербов, распространили и на русских. Правда, 31 мая последовал указ МВД, разъяснявший, «что, хотя русские и православные, они не подлежат ограничениям, относящимся к сербам»33. Но на практике эти преследования продолжались еще почти год. Все мужские монастыри, где жили русские монахи, были закрыты. Архиепископы Гермоген и Феофан, а также 8 иеромонахов переселились в женский монастырь Хопово – основную русскую обитель на территории Хорватии. Но и она осенью 1941 г. по сообщениям германских органов была «накануне закрытия. Главная церковь… уже опечатана. Монахов принуждают очистить монастырь и где-нибудь искать себе прибежище». Детский приют обители к тому времени уже был закрыт и т.д. В газете «Православная Русь» от 25 сентября 1941 г. говорилось: «Все православные в Хорватии должны некоторое время носить на руке белую повязку. До этого даже Ярославский не додумался…Все эти мероприятия были направлены своим острием против сербов, но отразились и против русских… достойно большого сожаления, от своих христианских братьев претерпевать большие преследования, чем от безбожных большевиков»34.

Понадобилась активная заступническая деятельность митр. Анастасия, чтобы ситуация действительно начала меняться. 4 декабря 1941 г. в Хорватии был принят закон о том, что все церковные праздники могут отмечаться только по григорианскому календарю. Об этом власти специально сообщили и русским эмигрантам, угрожая карой за невыполнение. Глава РПЦЗ сразу же обратился к уполномоченному МИД Бенцлеру с просьбой сделать исключение для русских приходов, 8 января 1942 г. Владыка информировал об этом деле и германского евангелического епископа Хеккеля. В результате по сообщению германского посольства в Загребе от 26 марта 1942 г. местный русский священник получил разрешение праздновать по юлианскому календарю, но посещение таких богослужений были позволено только эмигрантам. В указанном сообщении далее говорилось, что «приказ о разрушении греческо-православной церкви в Криженцах в последний момент был отменен. При этом монахини Хоповского монастыря близ Крича получили разрешение оставаться там и дальше. Это стало первыми признаками более мягкой позиции в церковном вопросе, однако речь шла только о русских эмигрантах»35. Монастырь в Хопово действовал до 1943 г., потом он был сначала сожжен коммунистическими партизанами, а оставшуюся главную церковь взорвали при отступлении части вермахта. Монахиням же пришлось переехать в Белград и поселиться в бывшем русском студенческом общежитии, где они прожили до конца 1940-х гг.36

Неблагоприятные для рейха перемены в позиции Православных Церквей Юго-Востока Европы на завершающем этапе войны в конце концов заставили германские ведомства внести некоторые коррективы в свое отношение к РПЦЗ. Проводившаяся с начала войны политика по возможности полной изоляции Архиерейского Синода в Белграде неукоснительно осуществлялась до сентября 1943 г. Все попытки членов Синода получить разрешение на встречу с архиереями оккупированных областей СССР или даже с епископами своей Церкви в других европейских странах оканчивались безрезультатно. Даже митр. Серафим (Ладе) только один раз смог приехать в Белград с докладом, да и то не на заседание Синода.

Митр. Анастасий внимательно следил за церковной ситуацией на Востоке и в переписке постоянно просил Владыку Серафима как можно подробнее информировать его о ней. Глава РПЦЗ с большой радостью воспринял первые сообщения о бурном религиозном возрождении на занятых вермахтом территориях и этим отчасти объясняются некоторые прогерманские нотки в его посланиях начального этапа войны. Однако уже вскоре до Владыки стали доходить сведения и о жестокостях нацистской оккупационной политики и в его обращениях к верующим появились призывы к прекращению страшного пожара войны, признания в ошибочности некоторых своих прежних надежд. В частности, в Рождественском послании декабря 1942 г. говорилось: «К нашим обычным единодушным мольбам о восстановлении нашего страждущего отечества присоединим и наши молитвенные прошения об умирении всего мира, объятого пожаром войны, об укрощении языков, брани хотящих, о торжестве истины и правды, как незыблемом основании прочного международного мира, об умножении и укреплении Христовой веры и любви... Сколько раз в эти судьбоносные, отрадные для нас годы мы пытались читать в грядущих судьбах нашей Родины, строили определенные планы, приуроченные к тем или другим срокам, и с горечью должны были видеть, как жизнь разрушала наши мечты и гадания, как паутину, и шла своими, непредвиденными нами путями, а не теми, какие мы предначертали для нее»37.

С иерархами возникших автономных Украинской и Белорусской Церквей, несмотря на всевозможные препятствия, РПЦЗ в 1942 г. установила связь и поддерживала их, так как они рассматривались в качестве составных частей единой Русской Церкви. Определенные непрочные и непостоянные контакты удалось установить и с духовенством оккупированных областей России.

Из всех германских ведомств митр. Анастасий изредка переписывался только с РКМ, по-прежнему занимавшим относительно благожелательную позицию к Русскому Православию. Например, 24 ноября 1942 г. ландгерихтсрат В. Гаугг попросил Владыку сообщить «по возможности точные сведения об отношении отдельных Православных Церквей к прессе». Эти сведения были посланы в Берлин 15 февраля 1943 г. А 7 августа 1943 г. митр. Анастасий написал в Берлин митр. Серафиму в связи с проведением Ватиканской радиостанцией пропагандистских передач на русском языке: «… я просил бы Вас обратить внимание германских властей на опасность такой пропаганды, как попытки внедрения католичества среди русского народа и необходимость нечто ей противопоставить. Я полагал бы, что противопоставить надо миссионерские передачи по немецкому радио». Митр. Серафим 22 августа передал это письмо в РКМ, но никакой реакции не последовало38.

РКМ сыграло заметную роль и в разрешении проведения в сентябре 1943 г. единственного за годы войны Архиерейского совещания РПЦЗ. В связи со смертью архиеп. Феофана численный состав Синода сократился до 2 человек – митрополитов Анастасия и Серафима, возникла острая необходимость их встречи и обсуждения персональных вопросов с целью пополнения Синода. Ценой больших усилий РКМ удалось убедить ведомство шефа полиции безопасности и СД в необходимости такой встречи и 23 июля 1943 г. последнее отправило соответствующее письмо в МИД, указав, что теперь «отстаиваемая нами прежде позиция о нежелательности поездки митрополита Анастасия для обсуждения церковных вопросов на территорию рейха отпадает». МИД ответил 11 августа, как и раньше, категорическим отказом разрешить поездку митр. Анастасия. Затем последовало еще два убеждающих письма из ведомства шефа полиции безопасности и СД от 8 и 17 сентября 1943. Но вероятно МИД не изменил бы своей позиции, если бы не произошли поразившие нацистское руководство события в СССР – прием 4 сентября Сталиным руководства Московской Патриархии и выборы 8 сентября Архиерейским Собором в Москве Патриархом Сергия (Страгородского). Под их впечатлением референт Колреп отправил 23 сентября телеграмму в Белград Бенцлеру о том, что запланированные в Вене переговоры митрополитов Анастасия и Серафима в связи с избранием Сергия имеют известное политическое значение, и сам Колреп теперь намерен с поездкой главы РПЦЗ согласиться, «тем более что этим нам предоставляется единственная в своем роде возможность для получения влияния на Белградский Синод»39

Исходя из тех представлений, которые были высказаны Собором русских зарубежных епископов задолго до войны, митр. Анастасий по своей собственной инициативе, без всякого германского давления еще 14 сентября сделал заявление о непризнании выборов Московского Патриарха. Подобное решение он хотел вынести и на заседании Синода. Не все в заявлении Владыки устраивало германские ведомства, в частности, цитирование обращения Сталина к русскому народу, но в целом оно оказалось воспринято МИД как неожиданное приобретение. В этой связи было позволено провести в Вене не встречу двух митрополитов, а целую архиерейскую конференцию. В докладной записке культурно-политического отдела МИД от 27 октября 1943 г. о причине разрешения Венской конференции говорилось: «Решающим для этого решения было то, что глава Белградского Синода митрополит Анастасий имел намерение на заседании Синода вынести резолюцию против признания митрополита Сергия Патриархом. Такая резолюция могла дать в руки службе германской зарубежной информации ценный пропагандистский материал»40.

Конференция, получившая официальное название «Архиерейское совещание иерархов Православной Русской Церкви Заграницей», состоялась в Вене 21-26 октября 1943 г. В ней участвовало 14 человек – митрополиты Анастасий, Серафим (Ладе), Серафим (Лукьянов), епископы Пражский Сергий, Потсдамский Филипп, Венский Василий, настоятель Братства преп. Иова архим. Серафим, 4 священника из Германии и Бельгии, секретарь совещания Г. Граббе, а также два представителя Белорусской Церкви – архиепископ Гродненский и Белостокский Венедикт и архим. Григорий (Боришкевич). Присутствие двух последних стало единственным за годы войны случаем допущения встречи иерархов РПЦЗ и занятых восточных территорий. 24 октября в Вене была даже совершена по предложению Белорусского Синода хиротония архим. Григория во епископа Гомельского и Мозырского. Иерархи РПЦЗ считали это очень важным, как факт определенного проникновения в оккупированные области.

Совещание выслушало несколько докладов о церковной ситуации в различных странах и приняло 3 основных, вскоре опубликованных в церковных изданиях, документа: «Резолюция по вопросу об избрании Патриарха Всероссийского в Москве» о неканоничности этих выборов и невозможности их признания, «Воззвание ко всем верующим Православной Русской Церкви на Родине и в рассеянии сущим» о необходимости борьбы с коммунизмом и «Резолюцию по вопросу о том, чем Церковь может содействовать борьбе с большевистским безбожием»41. Принятие первых двух документов соответствовало планам германских ведомств, которые пытались косвенным образом воздействовать на участников совещания.

Но в целом можно констатировать, что совещание не находилось полностью под германским контролем. Вместо желаемого МИД призыва ко всем православным христианам мира было принято воззвание к русским верующим, совещание не послало никаких приветствий Гитлеру или другим руководителям III рейха. Неожиданным для нацистских ведомств оказался третий принятый документ. Он фактически содержал критику германской политики в отношении Русской Церкви и включал требования, направленные на предоставление ей большей свободы: «1) Свободное развитие и укрепление Православной Церкви в оккупированных областях и объединение всех православных освобожденных от советской власти церковных областей и Зарубежной Православной Церкви под одним общим церковным возглавлением служило бы залогом наибольшего успеха этих частей Русской Церкви в борьбе с безбожным коммунизмом… 3) Необходимо предоставление русским рабочим в Германии свободного удовлетворения своих духовных нужд. 4) Ввиду большого количества разнообразных русских воинских частей в составе германской армии, необходимо учреждение института военных священников… 6) Более энергичная проповедь православного религиозно-нравственного мировоззрения… 9) Возбудить ходатайство о введении апологетических передач по радио. 10) Организация духовных библиотек при приходах… 13) Предоставление православной церковной власти возможности открытия духовных школ и организации пастырских и религиозно-нравственных курсов». После окончания конференции также выяснилось, что ее участники составили и единогласно приняли обращенный к германским властям меморандум, отправленный 3 ноября митр. Серафимом (Ладе) в РКМ. Этот документ включал в себя в более развернутой форме важнейшие из приведенных выше пунктов резолюции. В нем также более явно критиковалась политика германских ведомств, в частности содержалось требование «устранения всех препятствий, которые препятствуют свободному сообщению епископов по эту сторону фронта, и, если это отвечает желанию епископов, их объединению»42. Впрочем, на церковную политику нацистов меморандум не оказал влияния, идти на существенные уступки РПЦЗ они не собирались.

Изменение военного положения самым непосредственным образом сказалось на судьбе Архиерейского Синода. С первого дня Пасхи 1944 г. начались регулярные воздушные налеты на Белград англо-американских бомбардировщиков, которые причиняли большие жертвы и разрушения. Русское духовенство ежедневно обходило с чудотворной иконой Курской Коренной иконой дома прихожан, совершая молебствия. Митр. Анастасий также навещал раненых, хоронил убитых, стараясь после каждого налета разузнать, не пострадал ли кто-либо из его паствы43.

В это время в посланиях архиереев РПЦЗ при сохранении их антикоммунистической направленности появились новые ноты. Так, проживавший в США архиеп. Виталий (Максименко) в начале 1944 г. писал: «Мы усердно молились об избавлении нашего русского народа от нашествия супостатов, а Русской Церкви – от гонений и от надругательств безбожников… Жестокий враг – германцы уже почти изгнаны русским христолюбивым воинством и оставляют землю русскую, хотя и разоренную. Также и безбожные гонители на Веру Христову в России послабили свое тяжкое иго». При этом Владыка призывал не идти на поводу у антицерковных агитаторов и предостерегал от подчинения Патриарху Сергию44.

Интересно в данном плане Рождественское послание 1944 г. митрополита Анастасия. В нем помимо мольбы к Богу запретить нынешнюю лютую брань, «умирив нашу жизнь», содержатся слова, которые достаточно ясно осуждают политику III рейха: «Уже теперь очевидно для всех, что те, кто зажигал нынешний пожар или радовались его распространению, не могут ни остановить, ни тем менее погасить его. Нынешние роковые события развиваются с какою-то неудержимою стихийною силой и готовы увлечь в бездну всех, кто так неосторожно будил зверя в человеке». В то же время митрополит называл коммунистов людьми «с сожженною совестью», которые «везде служат сеятелями лжи и неправды и источником смуты умов»45.

Ввиду приближения советских войск антикоммунистическая деятельность митр. Анастасия даже усилилась, и в этой связи его контакты с германскими ведомствами участились. 18 апреля 1944 г. МИД, очень заинтересованный в любых церковных антисоветских акциях, писал своему уполномоченному в Белград о выделении митрополиту в случае необходимости денег и бумаги для выпуска печатных изданий. Правда, 26 мая Бенцлер отвечал, что ему о соответствующей просьбе митр. Анастасия ничего не известно, а Граббе наоборот сообщил о практической невозможности издания в Белграде церковной литературы, сославшись на полную загруженность единственной типографии с русским шрифтом заказами охранного корпуса46. Архивных документов о передаче Архиерейскому Синоду германских денег найти не удалось, но согласно косвенным свидетельствам в 1944 г. он все-таки получил единственный раз за годы войны 3000 марок47. Скорее всего, в данном случае речь могла идти о материальной помощи РКМ в связи с эвакуацией Синода в Германию.

В сентябре 1944 г., за три недели до вступления советских войск в Белград, Синод со своими служащими выехал в Вену. В информационной записке МИД от 19 сентября говорится, что митр. Анастасий в сопровождении 14 персон прибыл в Германию и его нельзя размещать совместно с епископами, эвакуированными из восточных областей. Согласно заметке Колрепа от 22 сентября пригороды Берлины в качестве места размещения отвергались из-за близости к резиденции митр. Серафима. Старая политика изоляции Синода и митр. Анастасия лично давала себя знать и за 7 месяцев до крушения III рейха. В конце концов 10 ноября служащие и члены Синода поселились в Карлсбаде, где 11 февраля 1945 г. скончался бывший архиепископ Берлинский и Германский Тихон (Лященко)48.

В Германии митр. Анастасий несколько раз встречался с генералом Власовым, благословил создание Русской освободительной армии (РОА). 18 ноября 1944 г. митрополит присутствовал в Берлине на торжественном собрании, посвященном провозглашению Комитета освобожденных народов России (КОНР) и 19 ноября выступил в берлинском соборе со словом, посвященном учреждению комитета. В заявлении канцелярии Архиерейского Синода 1947 г. утверждалось, что «в последний момент военных действий» у РКМ возникла мысль о созыве Собора всех зарубежных русских епископов различных юрисдикций, «якобы для выражения общего их протеста против угнетения Церкви со стороны Советской власти». Далее в заявлении говорится: «За этим формально выстроенным поводом к созыву Собора у правительства, несомненно, скрывались и другие, ему одному известные виды и надежды на Собор русских епископов. В предвидении этого Архиерейский Синод не пошел навстречу желаниям правительства в осуществлении такой задачи. Собор так и не был созван»49. Хотя архивные документы на этот счет в просмотренных фондах отсутствуют, теоретически такая попытка со стороны германских ведомств, проявлявших интерес к Русской Церкви вплоть до мая 1945 г., не исключается. В связи с новым приближением советских войск митр. Анастасий и служащие Синода при содействии генерала Власова выехали в Баварию, где их застал конец войны.

Подводя итоги, следует отметить, что РПЦЗ считалась нацистским руководством идеологически враждебной организацией, потому с 1941 г. стала проводиться политика ее полной изоляции, все контакты с Востоком пресекались, хотя, несмотря на запреты, полулегально они все же существовали – в основном в виде отправки в Россию церковной литературы и утвари. С сентября 1943 г. под влиянием военной и внешнеполитической ситуации германские ведомства начали предпринимать безуспешные попытки использовать для воздействия на балканские Церкви архиереев оккупированных территорий и РПЦЗ, при сохранении в основном прежнего недоверия и политики изоляции последней. Венская конференция была в этом плане единственным крупным исключением. Здесь можно увидеть некоторую аналогию с власовской акцией – допущением перед лицом надвигавшегося поражения создания РОА. Но в отношении Русского Православия нацистские ведомства зашли совсем не так далеко, не позволив начать практическое взаимодействие и возможное объединение его различных ветвей. Враждебность и боязнь Русской Церкви оказались гораздо сильнее, чем даже опасения по поводу Русской освободительной армии.


1. Григориевич Б. Русская православная церковь в период между двумя мировыми войнами // Русская эмиграция в Югославии. Москва, 1996. С.111—113.

2. Церковная Жизнь, 1939, № 1—2, С.1—2.

3. Одинцов М.И. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны. Москва, 1995. С.38.

4. Епископ Григорий (Граббе). Завет Святого Патриарха. Москва, 1996. С.55, 323; Русская Православная Церковь Заграницей 1918—1968. Т.1, Иерусалим, 1968. С.284; Чепиго Е. Чудеса Курской иконы Знамения // Православная Русь, 1947, № 5, С.13—14.

5. Епископ Григорий (Граббе). Указ. соч. С.324—325, 330—331; Архипастырские послания, слова и речи Высокопреосвященнейшего Митрополита Анастасия, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви. Джорданвилль, 1956. С.18—19; Чепиго Е. Указ. соч. С.14.

6. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф.6343, оп.1; Зализецкий И. Сотрудники вымышленные и явные // Православная Русь, 1993, № 10—11, С.11; Епископ Григорий (Граббе). Указ. соч. С.326—327.

7. Андреев И.М. Краткий обзор истории Русской Церкви от революции до наших дней. Джорданвилль, 1951. С.134; Богомудрый Архипастырь. К 20-летию представления Блаженнейшего Митрополита Анастасия // Bote, 1985, № 6, С.12—13; От канцелярии Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей // Православная Русь, 1947, № 12, С.2.

8. Сборник избранных сочинений Высокопреосвященнейшего Митрополита Анастасия. Джорданвилль, 1948. С. 226.

9. G.Seide. Verantwortung in der Diaspora, die Russische Оrthodoxe Kirche im Ausland, Munchen 1989, S.114; Bundesarchiv Berlin (BA), R5101/22184, Bl.30.

10. Архиепископ Виталий. Мотивы моей жизни. Джорданвилль, 1955. С.162—164.

11. BA, 62 Di 1/85, Bl. 169.

12. Протопресвитер Георгий Граббе. Церковь и ее учение в жизни (Собрание сочинений). Т.2. Монреаль, 1970. С.172.

13. Синодальный архив РПЦЗ в Нью-Йорке (СА), д.15/41, л.2, 5.

14. Там же, д.17/41, л.1—7.

15. Там же, л.21, 37.

16. Там же, д.15/41, л.10—11.

17. Там же, л.12.

18. Politisches Archiv des Auswartigen Amts Bonn (АА), Inland I-D, 4799; СА, д.15/41, л.32.

19. Там же, л.27—30.

20. Там же, л.14.

21. Там же, д.17/41, л.19—22, 24.

22. Там же, л.27—29, д.15/41, л.1.

23. Там же, д.17/41, л.25—26, 30, 33; Епископ Григорий (Граббе). Указ. соч. С.328.

24. BA, R901/69300, Bl.63.

25. Церковная Жизнь, 1942, № 10. С.154—155, 1943, № 5. С.73—74.

26. Русский Корпус. Нью-Йорк, 1963. С.39—40, 115.

27. СА, д.18/41, л.36.

28. Там же, л.37—38.

29. Константинов В.Д. Записки военного священника. СПб., 1994. С.71.

30. Епископ Григорий (Граббе). Указ. соч. С.331.

31. Андреев И.М. Указ. соч. С.134.

32. Calendar of the Serbian Orthodox Church in the USA and Canada, 1991, Р.105.

33. BA, R901/69301, Bl.128.

34. Ebenda, 62Di1/85, Bl.32, 36, R901/69300, Bl.208.

35. Ebenda, R901/69301, Bl.126—128, 251.

36. Епископ Никон. Леснинский женский монастырь 1885—1955. Нью-Йорк, 1955. С.3—8; Монахиня В. На развалинах Хоповской обители в Сербии // Православная Русь, 1947, № 9. С.9—11.

37. Церковная Жизнь, 1942, № 12, С.177—180; Парижский наблюдатель, Париж, 1943, 16 января.

38. СА, д.15/41, л.41—50, 52; BА, R901/22183, Bl.121—122.

39. АА, Inland I-D, 4798.

40. Ebenda, 4797.

41. Церковная Жизнь, 1943, № 11, C.149—159; Сообщения и распоряжения митрополита Берлинского и Германского Серафима (СР), октябрь 1943, C.1—11.

42. АА, Inland I-D, 4797; Российский государственный военный архив (РГВА), ф.1470, оп.2, д.17, л.120—125; BА, R6/178, Bl.62—63; СР, октябрь 1943, C.9—10.

43. Церковная Жизнь, 1944, № 5—6, C.52; Архипастырские послания, слова и речи Высокопреосвященнейшего Митрополита Анастасия. С.21.

44. Архиепископ Виталий. Указ. соч. С.76—77.

45. Церковная Жизнь, 1944, № 1, С.2—4.

46. АА, Inland I-D, 4799.

47. Троицкий С.В. О неправде карловацкого раскола. Париж, 1960. С.113.

48. АА, Inland I-D, 4799; BА, R5101/22183, Bl.144.

49. От канцелярии Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей. С. 3.

Copyright © • http://www.russian-church.de • All Rights Reserved

Ко входу в Библиотеку Якова Кротова