Виктор Алымов

ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТУРГИКЕ

К списку лекций

См. об агапах Соколов, 1906.

БОГОСЛУЖЕНИЕ ВРЕМЕНИ III ВЕКА

1. СУТОЧНЫЙ БОГОСЛУЖЕБНЫЙ КРУГ

В III веке он ещё не сформирован, но уже близок к оформлению.

По-прежнему важное место занимает Агапа, особенно на Востоке, где она завершится Евхаристией. А на более динамичном Западе, где Евхаристия уже переместилась на утро, оторванная от неё Агапа превращается в благотворительную и поминальную трапезу. И вот здесь происходит очень интересное явление.

Это вечернее собрание стремится обрести свой собственный молитвенный чин. И в этом – залог появления Вечерни. Причём, возникающая Вечерня продолжает рассматривать себя в качестве подготовки к утренней Евхаристии (чем раньше была Агапа), т. е. её чин складывается не в произвольных формах, а как пред-евхаристический.

Но кроме того, утренняя воскресная Евхаристия стала предваряться тоже какой-то утренней службой и тоже с пред-евхаристическим значением. Причём это была не только идейная близость. А в Утреню прямо перетекал собственно литургический материал из I части Литургии. Так что в некоторых Церквах Утреня просто сливалась с I частью Литургии, как мы это увидим, например, в "Завещании".

Наконец, часы III, VI и IX, всё более превращались в маленькие частные службы, которые совершались духовенством и особо благочестивыми мирянами. В эти часы устраивались иногда и небольшие молитвенные собрания, но чаще это были домашние (келейные) молитвы, как в современной католической Церкви. Например, "Завещание" требует соблюдения часов только от епископа (I, 22). По-видимому, определённого чинопоследования ещё не было, царил дух импровизации. Со II века в часы входила Молитва Господня "Отче наш". Тертуллиан пишет, что "более усердные имеют обычай присоединять к этой молитве аллилуйа и псалмы". Так что часы, скорее всего, состояли из одинаковых молитв и псалмов. Хотя к концу века III час уже прочно связывается с сошествием Св. Духа, VI – с распятием, а IX – с крестной смертью Иисуса Христа (см. "Каноны Ипполита").

2. АГАПЫ В III ВЕКЕ

В самом начале III века, Климент Александрийский (215 г.) описывает Агапы, как ещё вполне евхаристические по сути.

Это "священные агапы", "спасительные учреждения Логоса". "...при этом мы принимаем пищу [...........] Христову" – "залог участия в Царствии Божием" ("Педагог" II, 1).

И далее он нападает на тех, которые "осмеливаются давать имя агап каком-то пирушкам... сводя их к вину, горшкам и супам... Тягчайшее падение, когда вечная любовь низводится с неба на землю в супы!" – восклицает Климент, свидетельствуя о том, что кто-то уже пытался превратить агапы в благотворительные обеды для бедных. Это, видимо, и произошло при его ученике Оригене Александрийском (253 г.), который уже описывает агапы исключительно как благотворительные и поминальные трапезы: "Мы совершаем память святых и родителей наших... Когда совершается память их, мы призываем благочестивых вместе со священниками и угощаем верующих, При этом мы питаем бедных и неимущих, вдов и сирот – так, чтобы празднество наше служило в воспоминание и упокоение души, память которой совершается". ("Толкование на книгу Иова").

Отсюда следуют два важных вывода:

во-первых: окончательное отделение агап от Евхаристии произошло в Александрийской Церкви уже в первой половине III века;

и во вторых: трудно не заметить, что наши современные "поминки" суть реликтовые формы именно этих "поминальных агап", описанных Оригеном.

Несомненно они сложились под влиянием античного культа мёртвых, который получил благодатное освящение и преображение в Церкви. Впервые такое поминовение упоминается при гробе сщмч. Поликарпа Смирнского (156 г.). Сщмч. Киприан Карфагенский (258 г.) уже требует сообщать ему о каждой смерти члена Церкви, чтобы поминать его за Литургией. Отсюда – практика наших "поминальных записок", а так же обычай поминовения в "третины", "девятины" и "годины" смерти.

Дольше всего евхаристические Агапы задержались на консервативном Востоке. Кажется, последнее по времени (конец III века) упоминание об этом мы находим в сирийском по происхождению "Завещании Господа нашего..." ("Testamentum"): "На трапезе берут [преломлённый хлеб] [сначала] те, которые ближе всего к пастырю, также и относительно благословения [т. е. чаши]. Оглашенный же не получает и учителя мирских предметов [т. е. языческие учителя] не допускаются..." [Следовательно, это евхаристические хлеб и чаша!].

"Завещание" описывает специальную Агапу, связанную с богослужением Пасхальной ночи, которая совершается особенно торжественно: "Приносится в храм светильник диаконом, который говорит: "Благодать Господа нашего со всеми вами!" И весь народ отвечает: "И со духом твоим". Затем произносят духовные псалмы и песни...", которые чередуются с чтениями и поучениями. Создаётся странное впечатление: это вроде бы Литургия Оглашенных и, вместе с тем, какой-то иной чин.

3. ПОЯВЛЕНИЕ ВЕЧЕРИ

В параллельных "Завещанию" "Канонах Ипполита" и особенно в Эфиопской версии "Апостольских постановлений" находим это чинопоследование в чистом виде. Вот оно:

Канон 25 "О внесении светильнтка на вечерю общины" (отсутствует в остальных версиях, дублирующих латинский кодекс V века, из которого вырван этот лист): "Когда приходит епископ, после наступления вечера, диакон пусть вносит светильник и, став (?) посреди всех присутствующих верных, возносит благодарение".

P.S. Здесь непонятно, кто возносит благодарение – епископ или диакон. Но "Каноны апостолов", дублирующие этот чин уточняют: "Когда наступает вечер, диакон вносит светильник. Епископ приветствует собрание: "Господь со всеми вами!" ("Canones Ecclesiastic" London, 1904, стр. 159).

Также у Ипполита:

"Сначала будет он приветствовать, говоря: "Господь с вами". И народ пусть говорит: "И со духом твоим".

Еп.:: "Возблагодарим Господа".
Народ:: "Достойно и праведно есть: Ему подобает величие и хвала со славой".

Не говорится "Горе имеем сердца", ибо это произносится при приношении (т. е. при Евхаристии).

Еп.:: "Благодарим Тебя, Господи, через Сына Твоего Иисуса Христа, Господа нашего, через Которого Ты просветил нас, являя нам свет нерушимый ("Каноны апостолов": "... за то, что Ты просветил нас откровением невещественного света"). И так как мы провели день и пришли к началу ночи, насыщались дневным светом, который Ты сотворил для нашего удовлетворения и так как ныне по Твоей милости не имеем недостатка в вечернем свете, то мы восхваляем и славим Тебя через Сына Твоего Иисуса Христа, Господа нашего, через Которого Тебе слава и сила и честь со Святым Духом, и ныне и присно и во веки веков. Аминь".

И все говорят: "Аминь".

Итак они пусть встают после вечери, молясь; (т. е. до этого сидели) а отроки говорят псалмы; также и девы (т. е. девственницы)".

"Каноны Ипполита" (Тоже конец III века), описывая схожий чин, добавляют:

"В отсутствии епископа диакон замещает его в том, что качается молитвы и преломления хлеба... Но мирянину не подобает благословлять хлеб: пусть только преломит, ничего не делая".

Так что же это за чин, который может совершать и диакон, который начинается внесением светильника, а завершается благословением хлебов, сохранившимся от Агапы? Очевидно, это – первоначальная Вечерня. По всем упомянутым источникам мы можем реконструировать её в следующем виде:

Вход епископа и диакона, который вносит в молитвенное собрание светильник.
Епископ приветствует собравшихся: "Господь с вами!" (т. е. их духовному взору преподаётся воссиявший во славе Христос) и призывает восславить Того, Кто невидимо вошёл в собрание вместе с внесённым светильником: "Возблагодарим Господа!".
Народ поёт: "Достойно и праведно" и др. песнопения (в том числе и "Свете тихий", как увидим ниже).
Епископ читает Вечернюю молитву, а затем благословляет и раздаёт хлеба.
Отроки и девы поют псалмы.
Благословение и отпуст.

P.S. Вот откуда в чине нашей теперешней Великой Вечерни благословение хлебов, пшеницы, вина и елея после литии! Это – пища первохристианской Агапы! Это такой же явственный отголосок её, как и православные поминки.

4. ПОЯВЛЕНИЕ УТРЕНИ

Первое упоминание об Утрени находится в "Завещании". Причём о ней говорится сразу же после Литургии. Т. е. она рассматривается как вторая по важности общественная служба (важнее даже Агапы, о которой упоминается только в связи с Пасхальным служением). "Завещание" рисует следующую последовательность Утрени:

"Епископ собирает народ, чтобы совершить службу до самого восхода солнца. Для первого славословия на заре он, окруженный предстоящими пресвитерами... говорит:
- Слава Господу!
Народ отвечает: "Достойно и праведно есть".

Затем, под заглавием "Collaudatio aurorae" (т. е. "Славословие на заре") в памятнике помещена Утренняя молитва епископа: "Достойно и праведно хвалить Тебя нам...", в которой воссылается утренняя хвала Богу. Народ отвечает: "Тебя благославим и молим Ти ся... Аминь".

И: "поют псалмы и песни четыре: одну Моисея, из Саломона, из Даниила..." и следует "Славословие".

Легко увидеть, что здесь – основа нашего современного чина, который тоже начинается "Шестопсалмием" и заканчивается Великим Славословием: "Слава в вышних Богу..." (католическое: "Gloria in excelsis Deo...").

Что же касается библейских песен, то это – зерно, из которого в VIII веке вырастит Канон Утрени.

"Песнь Моисея" ("Исход") – это первая песнь нашего Канона.

"Песнь Соломона", выросла, конечно, из "Песни песней", которая вся насквозь литургична, ибо это пир Христа и Церкви.

"Песнь трех отроков" ("Даниил") славит пришествие Сына Божия, т. е. воплощение. Её пели три диакона.

Но дальше случается нечто очень странное:

указано чтение из Священного Писания и Поучение (т. е. проповедь!). Затем, производится молитва над оглашенными (с руковозложением) и они отпускаются. А верным возвещается тайное учение (буквально "Мистагогия"), причём помещён его текст: о тайне Воплощения, о двух природах во Иисусе Христе в связи с Искуплением и т. д. И: "Когда народ будет научен мистагогии, приносится Евхаристия..." (I, 26-28).

Так что же – вся описанная служба была только Литургией оглашенных? Так иногда и думают (потому что помещённый выше евхаристический чин начинается прямо с принесения Даров, т. е. это Литургия верных), но это не так! Перед нами всё-таки Утреня, которая только-только начинает выделяться из Литургии оглашенных, которая ещё фактически слита с нею. Однако ниже, из раздела "Возглашения диакона" мы узнаём, что имеется не только епископская, но и "Диаконская Утреня" (и даже – "Утреня вдовиц", т. е. пресвитерниц. Но ведь не может быть какой-то особой женской Литургии!).

Обратим внимание ещё вот на что: "Диаконская Утреня" из "Завещания" содержит длинный ряд прошений (22 прошения в форме: "За то-то помолимся, чтобы Господь..."). Этот прообраз какой-то огромной пред-евхаристической ектении. Древние чины Халдейской, Коптской и Армянской Литургий содержат также большие ектении после Синаксиса. Причём они делятся на две части: молитвы оглашенных и верных. То же самое в нашей Литургии свт. Василия Великого: после ектении об оглашенных идёт какая-то огромная комбинированная ектения верных. И то же самое в современных чинах Вечерни и Утрени, которые обе завершаются Сугубой и Просительной ектениями. Не есть ли это доказательство того, что и Вечерня и Утреня развились из каких-то ранних пред-евхаристических чинов?

Попробуем отделить собственно Утреню "Завещания" от непосредственно примыкающей к ней Литургии оглашенных и получим следующий чин:

Вход епископа и диакона(ов).
Епископ приветствует собравшихся: "Слава Господу!"
Народ отвечает: "Достойно и праведно".
Епископ произносит Утреннюю молитву.
Народ поёт псалмы, гимны и славословие.
Епископ благословляет и отпускает оглашенных.

Сразу бросается в глаза необычайное сходство этого чина с описанной выше Вечерней. По-существу, это один и тот же чин, только Вечерняя молитва заменена Утренней, и вместо "Свете Тихий" поют "Великое славословие" и псалмы. Кстати, и католическое "Великое славословие" ("Gloria") так и осталось пред-евхаристической молитвой, удержавшись в Мессе, а не в Вечерне.

Поэтому многие исследователи-литургисты сейчас считают, что первоначален чин некой общей предъевхаристической Всенощной, которую с начала III века служили в ночь с субботы на воскресенье и которая впоследствии, на рубеже III и IV вв., разделилась, т. е. с минимальными различиями стала совершаться как поздно вечером, так и до рассвета.

5. СТРУКТУРА ДРЕВНЕЙШЕГО ВСЕНОЩНОГО БДЕНИЯ

Гипотеза о существовании этого чина подтверждается чрезвычайно архаичным армянским литургическим материалом, близким к Халдейской Церкви. Ещё в 1960 г. его исследовал католический литургист о. Матеус и доказал, что древнейшая всенощная состояла из 2-х частей: ........ – хваления и Евхаристии.

Перед Евхаристией пели библейские песни: Моисея ("Исход") и 3-х отроков ("Даниил") и читали Евангелие.

Более того: похожий предъевхаристический чин до сих пор сохранился у армян в субботу вечером (в современном армянском Часослове называется "Жеманик").

В Православной Церкви эти архаические черты более всего проявляются в нашей Вечерне Великой Субботы. Как вы помните, она у нас служится в пятницу днём вместо Литургии (которой в пятницу не положено) и завершается выносом Плащаницы.

Итак, привлекая параллельный материал (т. е. Эфиопскую версию "Апостольского Предания" и "Testamentum"), мы можем реконструировать следующее чинопоследование:

Вход епископа и диаконов.
Приветствие епископа: "Слава Господу" или "Господь с вами";
ответ: "И со духом твоим".
Молитва епископа.
Ответ людей: "Тебе хвалим, Тебе благословим и молим ти ся... Аминь".
Пение библейских песен и псалмов (вперемежку).
Предъевхаристический чин:
- "Благодать Господа нашего со всеми вами" – "И со духом твоим";
- "Восхвалим Господа!" – "Достойно и праведно есть";
- "Горе имеем сердца!" – "Имамы ко Господу".
Епископская молитва.
Чтение Священого Писания (Ветхого Завета).
Проповедь.
Отпуст оглашенных.
Слово к верным и молитва о них (или ектения).
Анафора.

Вот – этот древнейший чин первой половины III века, из которого генетически развились наши Вечерня и Утреня. А сформировались они в современном виде только к началу IX века.

6. ГИМНОГРАФИЯ И ЧТЕНИЯ

Несомненно, что песнь "Свете тихий", сопровождающая т. н. "Вечерний вход" (со светильником!), наравне с благословение хлебов самый древний элемент нашей Вечерни. Как известно, уже свт. Василий Великий (379 г.) упоминает его в 29-й главе своей книги "О Св. Духе к Амфилохию" в следующем контексте: "Отцы наши не хотели в молчании принимать благодать вечернего света, но при явлении его немедленно и благодарили... народ возглашает древнюю песнь... А если кому известна и песнь Афиногена... то он знает, какое мнение о Духе имели мученики". ("Творения" т. III, стр. 345-346).

На основании этих слов свт. Марк Эфесский (1450 г.) приписывал авторство гимна "Свете тихий" мч. Афиногену еп. Севастийскому (311 г. память: 16/29 июля). И в греческом "Часослове" он до сих пор подписывается, как "Гимн св. Афиногена мученика". Однако, свт. Василий Великий отличает "песнь Афиногена" от вечерней песни "Свете тихий", прибавляя, что не знает автора ("И не можем сказать, кто был отцом тех хвалений, которые поем во время светильничных..."). т. е. она была ещё ранее Афиногена в вечернем богослужении. А т.к. предъевхаристический чин Каппадокийской анафоры по собственному признанию свт. Василия, заимствован им из Неокесарийского чина (см. "Творения св. Григория Чудотворца", Пг, 1916 г., предесл.), то вполне возможно, что автором этого гимна был свт. Григорий Неокесарийский (ок. 240-270 гг.). И в таком случае – это гимн середины III века.

свт. Григорий Нисский, описывая жизнь свт. Григория Неокесарийского свидетельствует о том, что он был гимнографом и составлял песни на дни памяти мучеников. Другим выдающимся гимнографом середины III века (по свидетельству свт. Дионисия Александрийского) был блаж. Непот, еп. Пентапольский (в Египте). Однако, творения его до нас не дошли. Единственный образец подобного рода творчества – это чудом сохранившаяся до нас песнь свт. Мефодия, сочинённая им для женского аскетерия.

Сщнмч. Мефодий, еп. Патарский (312 г.), автор полемических трудов против Оригена, опубликовал её в своей книге "Разговор десяти дев". Это – книга о девстве, как подвиге, ведущем к единению со Христом. Девы ждут Жениха Небесного и одна из них запевает:

"Девы! С небес гремит глас, пробуждающий мертвых.
Он велит всем нам в белых одеждах со светильниками
нестись к востоку на сретенье небесного Жениха.
Восстаньте прежде, чем Господь внидет в дверь."

Хор дев подхватывает припев:

"Тебе посвящаю себя чистою
и со светоносным светильником встречаю Тебя,
небесный Жених!

Одна из дев продолжает:

"Забыла я родину, возжелав красоты Твоей, Боже,
забыла лица сверстниц моих,
забыла о том, что мной хвалилась и мать и сродники.
Ты, Христе, стал всем для меня"

Хор:

"Тебе посвящаю себя чистою..." и т. д.

Песнь довольно большая, но, несмотря на свою простоту, она производит чарующее и странное впечатление. Такие песни поют за долгой монотонной работой. Они поддерживают ровное молитвенное горение и способствуют аскетическому самозабвению, но не размывают личность, а наоборот создают вокруг неё сакральное мелодическое пространство, которое сознаётся как душевная твердь, крепость и ограждение от дурных помыслов. И это уже типичная мистика!

На какую же мелодию всё это следовало петь? Об этом уже в начале века задумывался Климент Александрийский:

"Должна быть отвергнута музыка чрезмерная, надламывающая душу, впадающая в разнообразие, то плачущая, то страстная, то неистовая и безумная. – пишет он в "Строматах" (VI, 11) – Образец для музыки может дать Давид... воспевающий Бога ритмически. Даорической гармонии наиболее подходит такой энгармоничнский лад, а Фригийской – диатонический..."

Нам хорошо известны оба упомянутых лада. В обоих общая величина интервала в тетраккорде = 2,5 тонам. Обычный аккорд состоит из 2-х целых интервалов (тонов) и одного половинного. Это и есть диатоника ("через тон") или, в просторечии, игра на белых клавишах, интервал между которыми равен целому тону, а между "си" и "до" следующей октавы – полутону. И вся православная музыка и всё западно-европейское средневековье – диатоничны. А заложен этот принцип был в III веке!

Невольно приходит на ум вариация на ту же тему из нашей Полунощницы: "Се Жених гредет в полунощи, и блажен раб, его же обрящет бдяша... блюди убо душе моя, не сном отяготися, да не смерти предана будеши..." и т. д.

Интересно, что интервалы (т. е. внутренняя структура) появились не только в пении, но и в чтении. Именно в III веке Аммоний, диакон Александрийской Церкви разделил текст Нового Завета на очень мелкие (до одного предложения!) отрезки – перикопы. Перикопы Аммония позволили Оригену сопоставлять параллельные повествования Евангельской истории. А Евсевий Памфил Касарийский, церковный историк и богослов IV века составил для этой цели 10 таблиц. В 1979 г. в "Московской патриархии" вышел уникальный текст Нового Завета, где впервые были опубликованы перикопы Аммония и таблицы Евсевия.

7. СЕДМИЧНЫЙ И ГОДОВОЙ КРУГИ

В III веке христианство уже настолько далеко ушло от иудейства, что жгучие родственные отношения близости и неприязни ослабевают, сменяются равнодушием. Здесь причина того, что иудейская суббота, отрицаемая писателями II века, вдруг начинает чтиться наравне с воскресеньем (до начала IV в.) даже в Риме. "Завещание" предписывает Евхаристию в субботы, воскресенья и дни седмичных постов – среду и пятницу – на которые также смотрели как на своего рода праздники. Особенно ярко выражен этот взгляд у Оригена, который сопоставлял пятницу с воскресеньем и Пасхой. Именем Пятницы (греч. Параснева) в христианских семьях называли дочерей (вспомним особо чтимую у нас мц. Праскеву Пятницу из Иконии, 251 г., пам. 28 окт. с/с).

Однодневные посты не означали полного воздержания от пищи. Воздержание длилось до IX часа (т. е. до 15-ти. до конца богослужебного дня). И кафолические христиане упрекали монтанистов за произвольное удлинение постов (на что жалуется перешедший в монтанизм Тертуллиан в соч. "О постах", 10).

Кроме однодневных седмичных постов, были ещё посты по случаю общественных бедствий и единственный многодневный – предпасхальный Пост. Пасха была главным праздником и центром подвижного годового круга. А главным праздником неподвижного круга была Епифания (Богоявление), появившаяся у кафоликов в противовес гностической ок. сер. III века.

8. ПАСХА И ПРАЗДНИКИ

На протяжении III века предпасхальный Пост удлинился до 40-ка дней и стал воистину Великим. Это произошло под влиянием практики, упомянутой ещё в "Дидахи": члены Церкви постились вместе с оглашаемыми из желания содействовать постом и молитвой их оглашению и подготовке к крещению (см. также Иустин "Апологея I", 61). Может быть нигде больше с такой поразительной силой не проявлялась истинная соборность Церкви, как в этом совместном аскетическом усилии при рождении её новых членов! И сравните это с тем вопиюще безобразным отношение3, которое мы проявляем к ним сейчас (не просто равнодушие, но отталкивание!).

Итак, после 40-ка дневного совместного Поста оглашенные шли к купели, а верные собирались на торжественную предпасхальную Агапу (упомянутую в "Завещании"). Реликтом этой Агапы является наш пасхальный артос, который в течение всей Светлой седмицы лежит на аналое, а в монастырях торжественно переносится в трапезную (прямо символизируя агапу).

Таким же символом агапы являются и наши пасхальные куличи "домашний артос", и вкушают его с творожной пасхой и яйцами тоже в память о творожной пище агап. И крестный ход наш вокруг храма в пасхальную ночь прямо повторяет радостное обхождение новокрещаемых вокруг пасхальной купели. И верные приветствовали их святым целованием (наше т. н. "христосование"). А потом все шли, конечно, прямо ко Христу и соединялись с Ним в таинстве Евхаристии. И вот это уже грустное для нас сравнение, потому что сейчас никто почти не причащается в пасхальную ночь. И вообще мало что понимают в происходящем. Потому что хорошо поработал беспросветный византийский символизм, объявив крестный ход изображением "жён-мироносиц", артос – изображением "пяти хлебов" и т. д. и т. п. по Симеону Солунскому.

Со дня Пасхи до 50-го дня после неё оставлялись коленопреклонения, о чём впервые упоминает ещё свт. Ириней Лионский в самом конце II века (см. "соч. в русск. пер." М. 1871, стр. 695). Впрочем он пишет только о времени в течении которого "не преклонял колен". А сам праздник Пятидесятницы, завершающий подвижный круг, возник ближе к концу III века. Как праздновались Пятидесятница и Епифания, нам неизвестно.

Зато довольно много материала о днях памяти мучеников. Если в начале века ещё нет резкой грани между памятью мучеников и простых умерших (Тертуллиан: "Мы делаем приношения за скончавшегося в годичный день страдания" "О венце воина", 3), то к концу века первоначальный культ святых уже налицо. Являются общецерковные святые (апп. Пётр и Павел, ап. Иаков, первомуч. Стефан, св. Лаврентий и др.). Над могилами местных мчч. возводятся постройки, в которых совершаются поминальные агапы, читаются акты страданий (зап. – "legenda"; вост. – "синаксарь"). В честь мучеников сочиняют песни и устраивают пляски.

Да-да! Рождение мученика в новую жизнь приветствуется плясками при гробах, которые застал ещё свт. Василий Великий:

"Мы пляшем священными плясками при гробницах святых". (y Conybeare F. Philo 254. цит. Bas t 1, p.512). И в Эфиопской Православной Церкви до сих пор сохранились пляски на молебнах и крестных ходах, возглавляемые священниками (см. Тураев б. "Абиссиния" Прав. бог. энц. т.I, СПб, 1900 г., с. 71). То же самое – у православных арабов (см. Муравьёв А. "Путешествие по святым местам" ч. II, СПб, 1840 г., с. 124).