Дмитрий Багалей, Дмитрий Миллер

ИСТОРИЯ ГОРОДА ХАРЬКОВА

К оглавлению

Глава XI. Церковь и духовенство

Город Харьков в XVII-XVIII веках входил в состав Белгородской епархии: самостоятельная Харьковская епархия была учреждена только в конце 1799 года. Впрочем в самые первые годы своего существования до 1607 года, т.е. до учреждения Белгородской епархии, Харьков вместе с другими городами Белгородской черты и Слободской Украины, находился в церковном отношении в ведении Московского патриарха. Преосвященный Филарет говорит, что "иные переселенцы из-за Днепра с нуждами о храмах и священниках относились прямо в Москву, другие в Киев [1], но в доказательство последнего известия (о Киеве) не приводит никаких данных. Да и едва ли это было в действительности, если принять во внимание, что слобожане, селившиеся на Украйне Московского государства, с одной стороны должны были признать власть последнего, а с другой разорвать связи со своим прежним отечеством - право6ережной Малороссией. Юго-западная церковь, несомненно, наложила резкую печать на церковную общественную жизнь Слободской Украины вообще и города Харькова в частности и это влияние оказалось столь сильным и прочным, что просуществовало 21/2 века и пережитки его можно наблюдать еще даже и ныне. Строй южннорусской церкви во многом отличался от такого же строя севернорусской, ибо Великой и Малой Руси пришлось жить в разных исторических условиях, которые, конечно, наложили свою печать на ту и другую во всех сферах жизни, в том числе и церковной. Выходцы из правобережной Малороссии приносили с собою на слободы свои "старочеркаские обыкности", т.е. старинные малороссийские обычаи и в числе их видное место занимали их церковные особенности. Среди же этих последних на первом месте следует поставить живое участие мирян в церковных делах, нашедшее себе выражение в выборе прихожанами священно- и церковнослужителей и в учреждении братств, школ и шпиталей (i.е. богаделен). Все это было перенесено переселенцами и на новые места их жительства и заботливо охранялось ими в качестве старинного дедовского и прадедовского церковного обычая. Сохранение его поддерживалось еще тем, что слобожане, переселявшиеся часто массами, целыми деревнями и обозами, приводили с собою своих прежних священников и дьячков, привозили свои иконы и богослужебный книги западнорусской печати, церковную утварь, колокола и т. и. Да и впоследствии к ним могли приходить "черкасские" священно- и церковнослужители, т.е. выходцы из право- или левобережной Малороссии. Приходы твердо отстаивали свое старинное право выбора и приглашения священников и, естественно, те заключали в этом смысле договоры с людьми "малороссийской породы". Естественно, что и богослужебные книги чаще всего покупались все той же Киевской, Львовской, Виленской, Черниговской и вообще западнорусской печати. Всем этим сильно поддерживалась старая церковная традиция.

Священники первых харьковских церквей были, по-видимому, южнорусского происхождения. И можно предполагать, что они вместе со своими будущими прихожанами принимали живейшее участие в построении храмов.

Постройка же храмов произошла по инициативе самих харьковцев, не могших долго обходиться без совершения таинств и церковных служб. Мы знаем уже, что Соборная Успенская церковь была окончена постройкою в 1658 г., а лес на нее возили «ратные люди» т. е. харьковцы в 1657 году.

Но подобно тому, как крепость, сооруженная на первых порах самими харьковцами по их „извычаю", показалась воеводе Селифонтову недостаточной, так точно и построенный ими храм - Успенский был признан воеводою Офросимовым тесным и лишенным всего самого необходимого — икон и богослужебных книг. Мы приводили в главе о градостроительстве эту любопытную отписку Офросимова о тесноте храма, отсутствии икон и книг и присутствии бумажных листов литовского письма. Но при пользовании этим документом необходимо, однако, иметь в виду, что краски здесь сильно, хотя, быть может, и невольно сгущены. Воевода Офросимов, привыкший к благолепию московских храмов, относившийся, подобно всем московским людям, чрезвычайно подозрительно к православию западно-русцев, бывших под властью католических польских королей, признававший настоящею христианскою верою только то православие, которое он видел у себя, не успевший еще ознакомиться с бытовыми особенностями малорусских переселенцев и привыкнуть к ним, естественно, был смущен и малыми размерами храма, занимавшего, по-видимому, площадь всего в 16 сажен, и отсутствием икон по стенам его, и заменою их бумажными листами литовского письма, и отсутствием богослужебных книг. И вот он считает „маловерием" то, что черкасы поклонялись этим листам и стенам и „ложью" перед Богом то, что, благодаря отсутствию необходимых церковных книг, они не могли совершать всех видов богослужения в должной полноте, даже не имели возможности по той же причине совершать молебствия за Государево здравие. Но, конечно, здесь ни маловерия, ни лжи перед Богом не было: бумажные листы литовского письма представляли из себя те же иконы, только с изображениями на бумаг, а не дереве или металле; харьковцы не поклонялись стенам, а просто вынуждены были молиться в церкви, которую пока еще не имели возможности украсить священными живописными изображениями или иконами, ибо не было в их военной сред художника и негде было им купить готовых икон; неполнота богослужения также, конечно, не являлась ложью перед Богом и была вынуждена обстоятельствами, об устранении которых, как увидим далее, уже заботились черкасы. В словах воеводы Офросимова ярко выразился взгляд великорусских людей XVII века на православие, которое они представляли себе почти исключительно с внешней обрядовой стороны: молитвы внутренней без икон или даже перед иконами необычного для них вида они не признавали; наверное, в Успенском храме были какие-нибудь церковные книги, по которым совершалось богослужение, но это были, по всей вероятности, также книги „литовского письма", т. е. западнорусской печати — и их воевода игнорирует, он знает и признает только перечисленный им издания московской печати. Для подобного рода людей все, мало-мальски, непохожее на свое, представлялось уже чуждым, странным, неверным; и понятно, с другой стороны, как на подобной почв развилось „стояние за единую букву аз", т. е. староверие. И так, в самый первый момент церковной жизни города Харькова, в ней проявилась юго-западная стихия. Первым священником у харьковцев, вероятно исполнявшим у них требы и таинства еще до построения первого храма и быть может пришедшим с первыми поселенцами в Харьков, был малоросиянин Еремеище — так он называет себя в современных московских актах. Такого же малороссийского происхождения, очевидно, были новопоставленный священник Василище и диакон Иосипище. В 1657 году они втроем явились в Москву для челобитья о „церковном строении", т. е. для получения денег и церковных предметов, необходимых для начатого в это время постройкою Успенского храма, а может быть и других намеченных к постройке церквей. Воевода Офросимов писал в Москву об Успенском Соборе: „образов Государь, местных и Деисусов нет; нет, Государь, евангелия напрестольного, ни служебника, ни потребника, ни триоди постной, ни трихолоя, ни Апостола, ни минеи общей, ни Октои, ни шестоднева, ни псалтыря с следованием, ни Евангелия толкового". На Москве они подали челобитную следующего содержания. „Царю Государю и великому князю Алексею Михайловичу всея великой и малой и белой России Самодержцу. Бьют челом богомольцы Твои бедные Государевы Украинского дальнего города Харькова черкасский поп Еремеище и новоставленные поп Василище и диакон Иосипище... Приволоклися мы, богомольцы Твои, к Тебе, Государю, бити челом о церковном строенью; и мы на Москв волочимся четвертую неделю и чрез тые часы спроълися, ныть и исты нечего, и скудней у нас нътъ. Милосердный Государь... Самодержец, пожалуй нас, богомольцев своих, вели, Государь, нам бедным своего Государева жалованья корм дати, чим тебе, Государю, об нас Бог известит. Царь-Государь, смилуйся". Царь приказал выдать из разряда челобитчикам —попам по рублю, а диакону 20 алтын. В 1656—1657 г. подали любопытную челобитную б. соборный диакон Иосиф и о. Иван Афанасьев [2]. Царское жалованье на Успенский Собор, было отпущено в 1659 году—и оно состояло из церковных облачений („риз зендининных, епитрахили, подризного стихаря, поручей и пояса"), покровов для церковных сосудов, воздухов, срачицы на престол и 6 фунтов ладана [3]. Но этим дело не ограничилось. Очень скоро (когда в точности, не известно, но во всяком случай до 1663 г.) было дано новое Царское жалованье на ту же церковь Успения: пожалованы, престольный образ Успения Богоматери шестилистовый с 2 серебряными позолоченными венцами, благословенный крест, царские двери со столбцами, медное кадило и 4 богослужебные книги из числа тех, о коих ходатайствовал Офросимовъ. В 1659 г. было пожертвовано в Собор напрестольное евангелие, выхваченное рабом Божиим Михаилом из Михайловской церкви сел. Плисского, зажженной во время бунта гетмана Выговскаго. Быть может, и все это—что очень вероятно—было пожаловано в ответ на челобитную Офросимова. В 1659-1660 гг. кроме Соборной в Харькове существовали уже Благовещенская, Троицкая и Николаевская церкви, а до 1668 года, до открытия Белгородской епархии, кажется, была построена уже и Рождественская. Построены были эти церкви, нужно думать, по инициативе и на средства самих харьковцев, которые доказали этим не „маловерие", а наоборот свое религиозное усердие, так как храмы эти находились на близком расстоянии друг от друга и, при религиозном индифферентизме, тогдашнее население Харькова могло бы ограничиться и гораздо меньшим их числом. По крайней мере несомненно известно из документов, что Николаевский храм был построен исключительно самими харьковцами во главе со священником о. Стефаном, пришедшим с партиею их из Заднепровья. Вот свидетельство об этом документа [4].

В 1659 году священником Соборной Успенской церкви был о. Иван Афанасьев или, как он сам себя называет, Иванище. Он обратился в этом году к Государю с такою челобитною. „Государю Царю и великому князю Алексею Михайловичу.... Бьет челом богомолец твой Государев Харькова города Соборныя церкви Успения Пресвятыя Богородицы да Твоего Государева Ангела Святаго и Праведнаго Алексия человека Божия поп Иванище. По твоему великаго Государя указу велено мне богомольцу Твоему быть у того твоего Государева богомолья в соборной церкви, а Твоего Государева денежнаго и хлебнаго жалованья годовыя руги давать мне богомольцу твоему не указано и приходу, Государь, мирских людей нет кормиться нечем, потому, что Харьков город построено вновь, а Украинных, Государь, городов попам и диаконам, и пономарям и просвирницам и диачкам соборных церквей дают твое. Государь, денежное и хлебное жалованье, годовую ругу попам на Валках и на Болховце по 7 рублей, в Карпове, Чугуеве и Белгороде по 6 рублей и по иным городам из таможенного приходу, а хлеб дают из твоих государевых житниц по 12 четей и приход, Государь, у них—мирские люди — есть и твоим государевым жалованьем—подгороднею и дальнею землею и свиными покосами и всякими угодьями построены (т. е. удовольствованы)... Пожалуй меня, Государь, богомольца твоего своим государевым денежным и хлебным жалованьем - годовою ругою, чем тебе, великому Государю, о мне богомольца твоем Милосердный Бог известит, и вели, Государь, то свое государево денежное и хлебное жалованье—годовую ругу в Чугуеве давать—денежное из таможенного прихода, а хлебное из своих государевых житниц, чтобы мне, богомольцу твоему, было чем питаться. Великий Государь, смилуйся, пожалуй".

В разряд по поводу этой челобитной была сделана следующая справка. В новых городах соборным попам велено давать государева жалованья: годовой руги в Карпов денежной но 6 рублей, хлеба ржи и овса по 10 четвертей, земли дано по 10 четвертей, в Болхове — денег по 8 руб., хлеба ржи и овса по 10 четв., земли дано на весь соборный причт 45 четей, в Олешне — денег по 6 руб., земли по 10 четей. Государь внял просьбе и в Курск отправлена была об этом следующая грамота. „Пожаловали мы, великий Государь, нового города Харькова соборного Успенского попа Ивана Афанасьева для церковныя службы велЪли ему нашего, великого Государя, жалованья давать но 5 четей ржи и по 5 четей овса по сему нашему, великого Государя, указу сполна без Московской волокиты в Курске и из иных великого Государя хлебных запасов погодно. И как харьковский поп Иван Афанасьев в Курск поедет и ты-б на нынешний на 167-й (1659-й год) наше великого Государя годовое денежное жалованье ему дал и впредь давал в Московскую таможенную меру и ту дачу в расходные книги писал особою статьею, а прочитав эту грамоту и списав с неё список держал его в приказной избе за своею рукою, а подлинную отдал попу Ивану для иных наших воевод и приказных людей [5] (1659 г.).

В том же году священник Иван Афанасьев обратился с челобитною об отводе ему в Харькове места под двор и огород. Государь велел Харьковскому воеводе Офросимову отвести ему земли под двор и огород, сколько окажется возможным по местным условиям 2).

Нужно заметить, что Соборная церковь, помещавшаяся обыкновенно в крепости и входившая как бы в состав казенных сооружений этой последней, пользовалась особенным покровительством со стороны правительства. Когда украинные города устраивались самою центральною властью, то эта последняя в числгЬ Д2)угих казенных построек воздвигала и соборный храм. В Харькове дело происходило совсем иначе—здесь церковь устроили сами жители — но священник о. Иван, сменивший о. Еремея, решил воспользоваться льготою, касавшеюся украинных городов, к которым, конечно, можно было причислить и Харьков, по его географическому положению, и добиться казенного жалованья. Само собою разумеется, что ссылка его на отсутствие прихожан не имела фактического основания. Правда „мирских" людей, т. е. не ратных у него в приходе может быть и не было, но их было мало и позже, а между тем в это время в Харькове возникло еще несколько церквей, прихожанами которых были т же „ратные люди". И причт этих церквей казенного жалованья не получал, а между тем, очевидно, не голодал, потому что пользовался содержанием от прихожан. В других Харьковских церквях в это время были следующие священники в Благовещенской - о. Алексей, в Троицкой — о. Иосиф, в Николаевской -о. Стефан; подписи первых двух мы видим на челобитной харьковцев 1659 года об открытии Успенской ярмарки [6], а имя третьего упоминается в грамоте 1660 года [7]. Быть может, о. Иосиф был тем самым лицом, которое сопровождало в 1657 г. в Москву о. Еремея под именем диакона Иосипища.

В чьем ведении был в это время причт первых Харьковских церквей и эти последние, документы не говорят. Во всяком случае, ими ведала Москва, а не Киев. Но одни из церквей Московского государства находились в непосредственном ведении Московского патриарха (Патриаршая область), другие — местных епархиальных владык. Спрашивается: от кого же зависели Харьковские церкви с 1657 до 1667 года?

Города Белгородской Украины входили в состав Патриаршей области, которая по мер постройки их расширяла свою территорию в юго-восточном направлении. После патриарха Филарета в нее вошли города Белгородской черты: Яблонев, Усерд, Верхососенск, Ольшанск, Коротояк, Короча, Болхов, Новый Оскол; при патриархе Никоне в 1655 г. в нее включены — Чугуев, Карпов, Хотмыжск, Обоянск, Вольный, Алешня, Каменный и Недрыгайло; некоторые из этих городов находились уже в пределах Слободской Украины. С 1653 года началась перепись Патриаршей области, распространившаяся и на города Слободской Украины. В 1657 году при Никон, в состав Патриаршей области входили города Белгородской и Слободской Украине [8].

На Соборе 1657 года речь шла о переводе в Белгород митрополита Крутицкого Питирима и об учреждении новой Белгородской епархии; но Соборного определения на сей счет не состоялось. Питирим получил титул митрополита Белгородского, но в Белгород не поехал и Белгородская епархия учреждена не была. Это объясняется тем, что с одной стороны Никон таким образом надеялся освободиться от опасного для него митрополита, бывшего как бы патриаршим викарием, а с другой и его враги не хотели допустить этого из соображений политических, сам же Питирим, естественно, не желал менять своей богатой и близкой к Москве епархии на бедную Украинскую [9]. Приурочение же Белгородского края к Крутицкой митрополии объясняется тем, что эта последняя некогда фактически включала в свой состав епископию Сарскую (т. е. Сарайскую-Золотоордынскую или Иодонскую). „Из городов, назначенных (было) в состав новой епархии, одни по прежнему остались в Патриаршей области, другие, вновь образовавшиеся на Украине, едва ли имели какое определенное церковно-административное устройство" [10]. Харьков в 1657 году был именно одним из таких вновь устроенных городов и церковно-административная зависимость его должна была выясниться и определиться, так сказать, фактическим путем, т. е. в связи с нуждами его приходских храмов, нуждами, делавшимися известными правительству. Не здесь ли следует искать причины того, что поп Еремеище с товарищами несколько недель без успеха для своего дела волочился на Москве? Не потому ли и ходатайство Офросимова долго не имело результатов, что первый Харьковский храм не был пока приписан ни к какой епархии? И может быть потому вся переписка по данному делу велась Разрядным приказом по его Белгородскому столу, точно также как и выдача жалованья соборному священнику была поручена подведомственным ему воеводам и приказным. „Медлить фактическим открытием и замещением кафедры Белгородской епархии на Украине становилось, однако, невозможным. Церковным неустройством края задерживалось его гражданское устройство. Тревожное состояние Украйны заставляло стягивать туда войска и новые города сделались военными обширными поселениями. Отцы собора, открывая Белгородскую епархию, мотивировали это тем, что украинские города многонародны и ратными людьми пренаполнены. Туда постоянно посылаются воеводы великого государя, бояре и иные честные люди от его царского синклита со многим воинством. По этому самому и ради дальнего расстояния... Собор постановил учредить там митрополии, „да многая жатва без делателей не будет". Митрополитом Белгородским назначен был Сербский митрополит Феодосии. В состав новой епархии вошло 37 городов, из коих 20 принадлежало раньше к Патриаршей области, а 17 было новых городов, находившихся почти исключительно в пределах Слободской Украины, а именно—Харьков, Колонтаев, Городня, Краснокутск, Валки, Двуречный, Салтов, Печенеги, Змиев, Маяцкий, Цареборисов, Ахтырка, Боровное, Острогожск и Урыв. В 20 городах, отходивших в Белгородскую епархию от Патриаршей области, было с пределами и часовнями 300 церквей. В 1679 году во всей епархии было 542 церкви; по числу их и по территории она занимала видное место среди других епархий [11]. До 1721 года Белгородские архиереи носили титул митрополитов — это также свидетельствует о том, что новой епархии придавалось важное значение.

Мы не будем, конечно, останавливаться на биографиях и деятельности Белгородских епископов, а только перечислим их и сообщим кое-какие данные о тех из них, деятельность которых касалась непосредственно Харькова.

Вот в каком порядке сменяли друг друга Белгородские владыки — 1) митроп. Феодосий (1667—1671 г.), 2) митроп. Мисаил (1672—1684 г.), 3) митроп. Авраамий (1684—1702 г.). 4) митроп. Иустин Базилевич (1702—1709 г.), 5) митроп. Иларион Властелинский (1711—1720 г.), 6) еписк. Епифаний Тихорский (1722—1731 г.), 7) архиеп. Досифей Богданович-Любимский (1731—1733 г.), 8) еписк. Арсений Берло (1735-1736 г.), 9) арх. Петр Смелич (1736—1742 г.), 10) митроп. Антоний Черповский (1742—1748 г.), 11) еписк. Иоасаф Горленко (1748—1756 г.), 12) еписк. Лука Конашевич (1756—1758 г.), 13) еписк. Иоасаф Миткевич (1758—1763 г.), 14) Порфирий Крайский (1763—1768 г.), 15) еписк. Самуил Миславский (1768—1771 г.), 16) еписк. Аггей Колосовский (1774—1786 г.), 17) арх. Феоктист Мочульский (1787—1818 г.)[12]. При Феоктисте произошло разделение Белгородской епархии на Белгородско-Курскую и Слободско-украинскую или Харьковскую.

Первые Белгородские митрополиты обращались к своей пастве с увещательно обличительными посланиями. Один из них Авраамий запрещал практиковавшееся у малороссиян обливание, а требовал погружения крещаемого младенца; он же сделал общее распоряжение относительно обложения всех новых церквей в пользу архиерейской казны. С именем питомца Киевской Духовной Академии еписк. Епифания Тихорского связывается великое дело учреждения в Харькове Коллегиума. После него в Харьковском Покровском монастыре осталось значительное денежное имущество. В виду существования Коллегиума преемником Епифания был назначен арх. Досифей, славившейся своею ученостью. Он заботился о нуждах Коллегиума — входил с прошением об отпуске сумм, необходимых для него, в Синод и ходатайствовал перед Императрицей Анной Иоанновной о передаче Коллегиуму библиотеки Стефана Яворского, каковое ходатайство и было уважено. Он выступает также против тех, кои добивались священнических мест не на основании своего образовательного ценза, а в силу наследственных прав. И наконец, ему же принадлежит обличительная грамота против языческих суеверий, допускавшихся в браках. Не довольствуясь церковными брачными обрядами, народ дополнял их еще, по его словам, "своими бабьими и диавольскими забобонами" - теща выезжала на встречу на волах, в вывернутом кожухе, нарядившись в шапку и посыпая молодых овсом; некоторые зажигали на воротах огонь, чтобы через него проходили новобрачные и Бог весть, прибавлял архиепископ, нет ли здесь каких бабьих приговорок или диавольских чародеяний. Кроме того пели скверные и непристойные песни, вместо того, чтобы хвалить и прославлять святое Божие имя. Этот „универсал" был отправлен и в Харьков протопопу соборной церкви Григорию Александрову, который должен был его разослать всем градским и уездным священникам [13]. Преосвящен. Досифей отличался запальчивостью, которая проявилась между прочим в изгнании из его епархии евреев. В силу той же запальчивости оп предал анафеме архимандрита Харьковского Преображенского (Куряжского) монастыря Иосифа Зайкевича и игумена Харьковского Покровского монастыря (он же был и ректором Коллегиума) Митрофана Слотвинского за то, что они отправились без его разрешения жаловаться на него в Петербург. В своем донесении Синоду он обвинял их в бегстве из монастырей, а арх. Иосифа сверх того в зазорном житии—прелюбодеянии с разными женщинами, в доказательство чего ссылался на показание этих последних, скрепленное подписями присутствовавших при этом допрос 9 монахов. Обвиняемые в свою очередь жаловались на своего архипастыря Синоду, обвиняя его в расхищении харьковского Коллегиума. Синод за анафему и „непристойная речи" признал Досифея подлежащим запрещению в управлении епархией еще до заключения наряженной для следствия комиссии, а затем сослал его после отрешения от должности в Курский Знаменский монастырь, где он умер в утеснении и крайней бедности. Рубан в своем „Любопытном месяцеслове" отзывается, впрочем, о нем с симпатией и видит в нем жертву клеветы и Бироновщины: „многострадальный сей пастырь от своих овец снеден, от клеветников, а именно—от архимандрита харьковского и ректора Коллегиума обнесен Святейшему Синоду, от которого следствию предан и в Курский Знаменский монастырь прежде всякого изобличения сослан, где в утеснении умре 1730 г." [14].

Петр Смелич — родом серб — стяжал себе добрую славу устройством в разных городах подготовительных школ для Коллегиума. В Харькове ему пришлось отстаивать представителей черного духовенства от сотника Леонтия Голуховича. В 1741 году игумен Харьковского Покровского монастыря (он же и ректор Харьковского Коллегиума), Варлаам Тищинский и наместник старого Преображенского (Куряжского) монастыря Венедикт Чигиринский жаловались его преосвященству, что „полковой сотник Л. Голухович в 1738 и 1739 гг. обоим монастырям наглые и несносные обиды разорительные учинил, именно— неоднократно присылал в вотчины и. хутора тех монастырей по несколько подвод с подводчиками, якобы для прокормления Государевых коней, отчего за недостатком корма в то время погибло много монастырского скота, да им же Голуховичем хутор и мельница Покровского монастыря разорены в конец"; всех убытков, причиненных Голуховичем обоим монастырям, показано на 2284 руб. Преосвященный, в бытность свою в Харьков, памятуя и ревнуя о том, да „ни един сый его паствы от истинного пути заблудився зле погибнетъ", послал к Голуховичу протопопа с увещанием и приглашением или принести оправдание, если невиновен, или просить прощение, если виновен; но Голухович, презрев архиерейскую власть, явиться к архиерею не захотел, объявляя, что не пойдет потому, что архиерей имеет на него гнев. Тогда преосвященный сообщил „о выше объявленных наглых и бессовестных обидах в полковую канцелярию с требованием сатисфакции, а за презрение епископской власти предал Голуховича „единою персоною", т. е. не касаясь его домашних, отлучению от входа церковного, с запрещением и на дому править для него какие-либо христианские требы. Мотивировал свое решение епископ тем, что Голухович обидел училищные монастыри и высказал гордыню и строптивость по отношению к архиерею [15]. Мы не знаем, к сожалению, насколько был виновен Голухович в приписанных ему проступках; по всей вероятности, он силою обстоятельств вынужден был ставить тяжкие постои в монастырских имениях—мы знаем, что эта повинность нередко ложилась и на тех, кто по закону был от неё освобожден, например, на духовенство и что 1738—1739 годы были наиболее тяжелыми в этом отношении — во всяком случае он имел право и основание не желать подвергать себя добровольно .юрисдикции епископа, который, конечно, едва ли мог соблюсти в столь близком для него деле полное беспристрастие. Вообще притязание Смелича на юрисдикцию в этом случай не имело за собою законного права—и он поступил правильнее, обратившись с жалобою на Голуховича в полковую канцелярию, и у него не было достаточных оснований для такой тяжкой меры, как отлучение от церкви. Быть может, и для Петра Смелича, как и для одного из его предшественников, его слишком решительная мера не прошла даром. Едва ли Голухович примирился с наложенным на него суровым наказанием. Во всяком случае инцидент с Голуховичем относится к 1741 году, а в следующем году архиепископ был уволен от должности, потому что „за старостью престолоуправления снести не мог". Известно также, что против него выставлены были какие-то обвинения и по ним велено было произвести следствие. Проф. А. С. Лебедев сообщает еще одно характерное распоряжение архиепископа о собрании ставленных священнических грамот для подкрепления их его собственноручного подписью, с тем, чтобы за эту подпись священники делали добровольный денежный взнос в его пользу. „Протопоп Харьковской протопоп Григорий Александров, прописав этот указ священникам своего ведомства, прямо предписывал им — приехать в Харьков на духовный двор и привезти грамоты и деньги сполна, чтобы против прежней дачи было за подписание грамот и антиминсов, також и келейникам непременно. Прежняя дача таким образом сохранялась—отнималась только у дающих всякая возможность жалобы на взимание, так как они должны были давать, что требовалось добровольно, что и обязывались удостоверить собственноручным подписом" [16].

Полную противоположность с митрополитом молдавского происхождения Антонием, ведшим совершенно не монашескую жизнь, представлял аскет Иоасаф Горленко, происходивший из старинного малороссийского рода и имевший близкие родственные связи с семейством Квиток. Отец его был полковником Прилуцкого козацкого полка, а мать дочерью гетмана Данила Апостола. Учился он в Киевской Духовной Академии, но не окончил курса, потому что постригся в монахи. До назначения епископом Белгородским, управлял Троицко-Сергиевскою лаврою [17]. Деятельно заботился он о поднятии умственного и нравственного уровня своей" паствы—духовенства и мирян, для чего часто посещал свою епархию. Борясь главным образом духовным оружием, преосвященный не останавливался и перед суровыми телесными наказаниями. Его деятельность касалась и самого строя местного церковного управления, и образовательного уровня священников, которым он вменил в обязанность по крайней мере выучить выписанную из Москвы книжицу о церковных таинствах. В 1750 году он предписал Соборному протоиерею Харькова Григорию Александрову выслать в Белгород 27 священников его ведомства, оказавшихся незнающими даже содержания этой книжки, с тем, чтобы они за нерадение исполняли послушание в хлебной, пока не выучат катехизиса и кафедральный экзаменатор письменно не засвидетельствует об их знании. Ревнуя о чистоте богослужения и зная, что большинство священников не имело должной образовательной подготовки, преосвященный велел выслать в Белгородскую Консисторию из церквей Слободской Украины богослужебный книги Львовской и вообще западнорусской печати и заменить их изданиями Московскими и Киевскими. Консистории доставлены были, однако, не только служебники Львовской и вообще юго-западной печати, но и некоторые другие старинные книги, бывшие в церквях Слобожан. Говорят, - прибавляет преосв. Филарет, - что „все эти книги долго хранились в Белгороде под куполом Соборной церкви, но ныне там уже их нет. Эти распоряжения отчасти объясняют, почему в слободских церквах не столько сохранилось книг юго-западной печати, сколько бы надлежало ожидать". „Заботясь о приличии богослужения и благолепии храмов, святитель не раз предписывал, дабы причетниками были лица, посвященные в стихарь. Это относилось преимущественно к церквям Слободской Украины, где должность причетников дотоле исправляли большею частью не посвященные на служение храму и даже не определенные духовным начальством, а служившие временно по найму прихожане. Понятно, что, при всеобщем распространении этого обычая, распоряжение преосвященного Иоасафа о недопущении впредь ни кого без указа духовного начальства к причетнической должности особой силы не имело. Любопытно указание преосвященного на существование языческих обычаев; „усмотрено, писал он в своем указ, во многих городах и селах, что народ, храня следы языческого празднования и идолослужения, делает колыски, называющиеся рели, и в неделю Св. Пасхи и Ап. Петра и Павла на них качается, также в неделю Св. Троицы празднует бесовский праздник „неякойсь" березы и в день рождества Св. Иоанна Предтечи Купала, и вечерницы и песни скверные; все эти следы идолопоклонства празднует народ от неразумения своего, а священники этого им не возбраняют".

Преосвященный Иоасаф посещал нередко и Харьков, как об этом свидетельствуете, фамильная летопись Квиток. „6-го августа 1748 г. он прибыл в Белгород, а в начале октября явился в Харьков и встречен был при знаменах двумя сотнями казаков. Имел квартиру у Квиток на Основе... В 1751 году преосвященный погребал в Харьковском Успенском Соборе полковника Ивана Григорьевича Квитку и квартировал на Основе; в другой раз прибыл на 6-й неделе великого поста и отправлял в четверток священный обряд умовения ног в Соборной церкви, а в Пасху литургисал в Коллегиумской церкви; на другой день переехал на Основу. На Сошествие Святого Духа литургисал в Соборной церкви и в неделю всех святых отправился в Белгород. В июне опять был в Харьков по случаю экзамена в Коллегиум и прибытия матери своей Марьи Даниловны Апостоловой-Горленковой. Стояли на Основе по август. В проезд в Изюм, для осмотра епархии, провожаем был военного громадою до Хорогаева, где 1-го августа служил, 2-го отъехал в Змиев. В 1752 году прибыл в Харьков к Троице и в Троицын день служил в Коллегиумской Покровской церкви, посвятил брата (Квитки) монаха Наркиса в иеродиакона. В 1753 г. к новому году прибыл в Харьков, квартировал в Коллегиуме. К каковому году прибыли в Харьков губернатор Воронежский Мусин-Пушкин, генерал-майор кн. Кантемир, граф Девьер, Петр Семенович Салтыков для некоторого консилиума. 6 января преосвященный служил в Коллегиуме и нарочитая церемония была на Иордане. Июня 29, во 2-й раз, был в Харькове и отправляемы были (при немъ) диспуты философеме генеральные" [18]. Нужно заметить, что преосвященный Иоасаф относился к Харьковскому Коллегиуму с большим сочувствием и оказывал ему свою поддержку. Так, когда в Коллегиум должна была начаться перестройка и понадобились подводы для доставки лесных материалов, он, по просьб ректора Антонского обратился к Харьковскому и еще 2-м протопопам с просьбою о высылке их подвод для этого общественного дела и подписался так: „Пречестности вашей нашего по Духу Святому благопослушного сына вседоброжелательный пастырь". Не всегда впрочем святитель проявлял такую кротость: иногда даже духовных лиц он принуждал к телесным наказаниям. Таковы были нравы времени. После смерти он не оставил никакого почти имущества. Из реестра книг, взятых им для чтения из Коллегиумской библиотеки видно, говорит проф. А.С.Лебедев, что любознательность преосвященного Иоасафа обнимала широкий круг предметов богословского ведения: церковную историю, литургику, изъяснение писания, церковное красноречие, полемическое богословие. А значащиеся под 4 номерами книги дают повод думать, что любознательность эта, не ограничиваясь богословскими предметами, простиралась и на другие области человеческого знания [19].

Епископ Лука Конашевич также заботился о Коллегиуме и для лучшего порядка учредил при нем хозяйственный комитет, куда вошли учителя пиитического, риторического, философского и богословского классов [20].

Иоасаф Миткевич - питомец Киевской Академии - издал строгий указ, чтобы священники непременно выслали своих детей в возрасте от 7 до 15 лет для определения их в Харьковский Коллегиум [21].

Епископ Порфирий Крайский - питомецъ Московской Аакадемии - известен уже нам своею борьбою со Щербининым по поводу учрежденных этим последним "прибавочных классов"; после него осталось значительное состояние [22].

Епископ Самуил Миславский является одним из наиболее образованных Белгородских иерархов. Уроженец Малороссии, он блистательно прошел курс Киевской Духовной Академии, хотя уступалъ все-таки своему товарищу Г. С. Сковороде, был профессором Академмм (философии и богословия), префектом и ректором ее. "Архипастырское служение Самуила в Белгороде, несмотря на кратковременность (менее 3-х лет), было в высшей степени благотворно для епархии, особенно в просветительном отношении Духовные школы более всего испытали на себе эту благотворную силу его просвещенного управления, и прежде всего - Харьковский Коллегиум. Памятником плодотворной заботливости преосвященного Самуила о подъеме образовательного значения этого учреждения служит между прочим инструкция ректору, данная в 1769 году для приведения в цветущее состояние Коллегиума; в ней всем учебным предметам, преподаваемым в Коллегиуме, дана, по тогдашнему времени, широкая и солидная постановка, с обстоятельным объяснением для каждого класса учебных руководств, объема и методов преподавания. Он прекратил борьбу с губернатором Щербининым из-за прибавочных классов и старался пользоваться преподавательским персоналом этого нового учебного заведения для лучшей постановки иностранных языков в самом Коллегиуме. Посылал питомцев Коллегиума для усовершенствования в науках за границу. Въ то же самое время возвысил и значение в программе русского языка. Благодаря его призыву к пожертвованиям был выстроен новый каменный 2-хэтажный корпус для общежития бедных учеников (сиропитательный дом). При нем возобновлены были в разных местах школы, служившие как бы приготовительным классам для Харьковского Коллегиума. Заслуживают внимания принятые им меры для насаждения въ Харькове проповедничества. Харьковский губернаторъ Щербинин с 2 своими товарищами писал святителю въ 1769 году. "Пятый год течет, как город Харьков сделан губернским, однако же все это время в высокоторжественные, господние, богородичные и храмовые празники не слыхать было ни единожды проповеднического гласа, ибо хотя в соборе кроме протоиерея Флоринского имеются еще 2 священника - Стефан Базилевич да Михаил Шванский, но из них первые два - Флоринский и Базилевич - как начальники в Харьковском Духовном Правлении, при обширности этого ведомства, отвлекаются от проповеди Слова Божия трудами Управления, а Михаих Шванский, хотя и состоит преподователем и префектом въ Коллегиуме, но все это, при его известных способностях и рачительности, не отвлекало бы его от проповеди Слова Божия, если бы предшественником вашим не было вменено ему в обязанность во все торжественные дни, при публичных молениях, присутствовать в Коллегиумском, а не в соборном храме". В заключение своего представления Щербинин просил определить в соборные протоиереи Шванского на место Флоринского, но сделать человколюбивое определение и о последнем. Епископ Самуил поступил во всем согласно ходатайству гражданского начальства. Разделил Харьковскую протопопию на две — Харьковскую и Валковскую, причем во главе первой поставил Шванского, а второй—Флоринского; заседателем в первой остался Базилевич. Все эти лица были оставлены соборными священнослужителями, но Шванскому в виду его ученых заслуг дано было первенство не только над ними, но и надо всеми протопопами Белгородской епархии. Согласно требованию губернатора, велено было Шванскому с товарищами „учинить расположение для высокоторжественных дней, кому, когда, в каком порядке и сколько в год говорить проповедей" и присылать его ежегодно на утверждение преосвященному; для остальных же праздников назначать проповедников из подходящих священников самому Шванскому, с тем, чтобы он прочитывал и исправлял их до произнесения в церкви. Любопытно, что священников проповедников в Харькове оказалось всего четыре — Шванский, наместник Стефан Базилевич, священник Николаевской церкви И. Гилевский и Рождественской Ф.Немировский. Епископ Самуил, подобно своим предшественникам, боролся против распространенного в Украйне выбора священников прихожанами, хотя выступал здесь не очень резко. Не останавливаясь на других сторонах архипастырской деятельности преосвященного, заметим только, что и после удалешя из Харькова (Самуил был на Крутицкой епархии в Москве, в Ростове архиепископом и в Киеве митрополитом) епископ выказывал заботу о Харьковском Коллегиуме" [23].

Епископ Аггей учился в Киевской Духовной Академии, где дошел до философского класса; по отзыву Самуила „это был муж довольно просвещенный и любящий науки, очень хорошо говоривший по-французски". Он неохотно увольнял учеников Коллегиума для определения их на гражданскую службу и когда к нему обратился вице-губернатор Харьковского наместничества Фаминцын с просьбою подать руку помощи и разрешить 20 ученикам поступить в казенную палату, то он позволил уволить для этого питомцев, но не выше риторического класса и при том неспособных к учению. И так как учеников Коллегиума не увольняли для поступления в гражданскую службу, то они стали бегать из училища. Одного из них, Василия Мальцева, поймали и епископ постановил после публичного наказания, снова принять его в училище, но тот, очевидно, твердо решился не возвращаться в Коллегиум и когда его вели под конвоем консисторского пристава в школу, то он под самим Харьковом у мельницы и рва выскочил из повозки, ударил пристава в грудь и, перебежавши ров, скрылся в саду, где его уже не могли отыскать; видели все это солдаты с арестантами, копавшие этот ров.

Заботился преосвященный и о расширении дела церковной проповеди, поощрял сочинение проповедей учениками Коллегиума и в воздаяние заслуги проповедника Шванского распорядился о выдаче ему на содержание из монастыря—2-х четвертей ржаной муки, 2-х четвертей пшеничной, одной четверти пшена, шести баранов, 35 ведер пива, 10 ведер меду, 6 ведер пенного вина и по одному ведру разных „сочков" (наливок); кроме того для поездок в Белгород и другие места ему была дана коляска, 3 лошади и кучер, а его ледник набивался льдом монастырскими людьми. Сам епископ Аггей, как свидетельствуют документы, любил получать к разным праздникам „презенты" (т. е. подарки) от монастыря, в числи коих были различные вина до шампанского включительно [24].

Последний иерарх Феоктист — родом из Заднепровья - получил образование в Киевской Духовной Академии. Он заботился о материальных нуждах Харьковского Коллегиума, но особенное внимание обратил на специальную подготовку учащихся к будущему прохождению ими священнической должности (на составление проповедей, на объяснение катехизиса и евангелия, на участие в богослужении, на церковное пение и устав). Сначала вел объяснения по катехизису и евангелию с учениками богословского класса преподаватель Коллегиума Андрей Прокопович, а потом рекомендованный им и сам пожелавший этого священник Вознесенской церкви Василий Фотиев. Преосвященный допустил его к исправлению этой обязанности и в поощрение велел ему занимать в церемониях место выше всех Харьковских священников, исключая протопопов. „Это назначение было в высшей степени удачно. На первых же порах истолковательные беседы священника Фотиева привлекли кроме учеников Коллегиума множество обоего пола людей и со стороны"; многие во время этих бесед становились на столах и подоконниках и по чрезвычайной тесноте ломали столы и разбивали окна; в виду этого начальство Коллегиума ходатайствовало о перенесены бесед в церковь, что и было разрешено. Но любопытно, что дело церковного проповедничества в Харькове к этому времени заглохло. В 1790 г. арх. Феоктист писал: „Четвертый уже год как я прибыл в Белгородскую епархию и во все это время ни из рапортов Харьковского Духовного Правления, ни из получаемых от него копий со сказываемых проповедей, ни в многократную бытность мою в Харьков, я не приметил, чтобы когда либо первоначальнейшие харьковские священнослужители говорили проповеди, в чем прочие учительные (т. е. ученые) священнослужители здешней епархии достохвально упражняются"; в виду этого в Харьковское Духовное Правление послан был строжайший указ о сказывании проповедей в Харькове — и результата по началу получился блестящий: в сентябре 1793 г. в Харьков, Валках и Золочеве сказано было 22 проповеди; копии с них были присланы Феоктисту, который высказал о них такое суждение: „присланные проповеди читал я с особливым люботщанием; всем протоиереям и священникам засвидетельствовать от Духовного Правления именем моим пастырскую признательность, отличную же — отлично потрудившемуся отцу протоиерею Андрею Прокоповичу; сообщить об этом в семинарское правление, чтобы и прочие учители и в высших классах ученики подражали ему". Но долго ли продолжалось такое усердие, неизвестно. Важное значение здесь, конечно, имело поощрение самого архипастыря; но не мог же он таким образом каждый месяц поощрять авторов, хотя бы уже потому, что у него не хватило бы времени на прочитывание этой огромной рукописной литературы: если одно Харьковское Духовное Правление доставило за один месяц 22 проповеди, то сколько их могло накопиться за целый год ото всех духовных правлений, которых был, вероятно, не один десяток? Несколько тысяч. Очевидно, указ, не принявший во внимание условия жизни, действовал до тех пор, пока за его исполнением следил его творец — Щербинин, а выбыл он из Харькова — и о строжайшем требовании его забыли. Наученный опытом, арх. Феоктист вступил на более практический путь: стал приучать к составлению проповедей будущих священнослужителей еще в бытность их учениками семинарии.

В виду предстоявшего выделения из Белгородской епархии Харьковской, преосвященный учредил новую семинарию в Белгороде и начал культивировать среди питомцев обеих семинарий практическую, так сказать, риторику и пиитику, т.е. составление торжественных речей — прозаических и поэтических. В 1791 г. ожидали в Харькове князя Потемкина — и архиепископ сделал немедленно распоряжение о составлении приветствий, но с тем, чтобы они были кратки, витиеваты, приличны, а самые приветствующее были благообразны, сладкогласны, в движениях искусны и от ног до головы хорошо одеты. В день тезоименитства светлейшего князя должен был быть в Коллегиуме акт по такой программе: 1) при входе в богословскую аудиторию певчие поют кант, 2) после канта российская речь для посетителей. 3) кант, 4) большая речь перед диспутами, 5) кант во время раздачи тезисов, 6, 7, 8) словопрения, разговоры и кант, 9) разговор двух лиц, 10) ода, 11 разговор трех лиц, 12) благодарный кант. В виду такого пристрастия Феоктиста к торжественным речам, начальство Харьковского Коллегиума встречало ими и самого преосвященного, когда он приезжал в Харьков. В 1791 году составлена была такая программа по случаю ожидаемого прибытия его в Коллегиум: 1) на прибытие его: из 1-го класса—российские стихи, из высшего грамматического—латинские стихи, из пиитического—коротенькая латинская и российская речь, из философского—латинская речь, из высшего греческого—греческая речь, из богословского—латинская и российская речь; 2) на приход в классы: из 1-го класса и высшего грамматического—российские стихи, из пиитического—латинские стихи, из риторического—латинская речь и краткий разговор, из философского—российская речь, из греческого низшего класса - российская речь, из греческого высшего и 3-го—греческая речь, из богословского—российская речь; 3) на праздник Воскресения Христова: из 1-го класса— российские стихи, от учителя российского класса—ода, из высшего грамматического—латинские стихи, из пиитического—соответственный разговор российскими стихами, из риторического—латинская и российская речь, из высшего греческого класса—греческая речь, из философского—российская речь, из богословского—латинская речь; сочинения должны были быть кратки, чистого стиля и остромысленны, словом таковы, каковы нравятся его преосвященству". Интересно его пастырское увещание, направленное в Харьковское Духовное Правление, но на содержании его мы остановимся ниже [25].

Таковы были Белгородские епископы и их отношение к Харькову, как видному городу их епархии. Мы видим, что главное их внимание сосредоточивалось в нем на Коллегиуме и это служит новым доказательством того, что это училище придавало Харькову значение центра духовного образования еще тогда, когда он не был центром административным. Из Коллегиума выходили молодые люди с образовательным цензом, достаточным для занятия священнослужительских мест. Но, несмотря на значительное число учащихся и оканчивавших курс, Коллегиум не мог подготовить достаточного контингента кандидатов на должности священников для всей обширной Белгородской епархии — и епископам этой последней приходилось принимать разнообразные меры для сообщения хотя бы самой элементарной подготовки "неученым священникам". Так как Коллегиум представлял из себя учебное заведение всесословного характера, то значительный контингент лиц поступал туда просто для получения образования, не имея в виду будущего священства. С другой стороны и обучавшиеся в нем дети священно- и церковнослужителей, не имевшие влечения к духовному званию или по другим каким-либо побуждениям, иногда уходили из этой школы и поступали на гражданскую службу, где, как мы видели, на них был большой спрос.

Если в 1679 году, через 11 лет после открытия, в Белгородской епархии было 542 церкви, то что же сказать о XVIII век, о второй половине его, когда колонизация края сделала уже огромные успехи,— увеличилось и число населенных пунктов, и число жителей в них, что, конечно, отразилось самым заметным образом и на количестве церквей? В самом Харькове число храмов к концу XVIII века значительно возросло сравнительно с количеством их в 1679 г. Наконец, красноречивым свидетельством неудовлетворенной потребности в священнослужителях служит факт открытия второй семинарии в Белгороде, которая также быстро наполнялась учащимися. Харьков, обладая Коллегиумом, находился, так сказать, в привилегированном положении относительно образовательного уровня своих пастырей. Но мы видели, что и в его церквях не было проповедей до тех пор, пока об этом не позаботился энергичный представитель администрации Щербинин. Да и тогда способным к церковной проповеди оказался сравнительно небольшой процент Харьковских священников.

Белгородские apxиepeи, как мы видели, заботились и о своей харьковской пастве, одни в большей, другие в меньшей степени. Но в виду обширности епархии не могли лично наблюдать за всеми ее уголками. Для южной части этой епархии необходим был новый центр и таковым мог быть только Харьков. Выделение Слободско-Украинской епархии из Белгородской являлось совершенно естественным и необходимым.

Но и до открытия особой Слободско-украинской епархии Харьков был церковно-административным центром довольно значительной территории. Руководящее значение в первое время принадлежало Соборному протопопу. "Настоятель Харьковского Собора, - говорит преосвященный Филарет, - до учреждения Харьковского Духовного Правления (в 1744 году) был главным местным представителем духовной власти в Харьковском полку; он назывался духовным управителем, а правление его называлось то протопопиею, то духовным двором; чрез него проходили все распоряжения архипастыря по церквам Харьковского полка и к нему обращались местные военно-гражданские власти по делам церковным" [26]. Такой строй церковной администрации находился в полном соответствии с военно-гражданским управлением Слободской Украины того времени. В Слободской Украине, как известно, не было единого главного административного центра, каковым в левобережной Малороссии являлась гетманская резиденция, также точно, как не было единого высшего представителя местной власти, каковым в Малороссии был гетман. Город Харьков был только центром одного Харьковского Слободского полка, но кроме этого последнего было еще 4 других, от него независимых, с 4 другими центральными полковыми же городами. Понятно, следовательно, почему значение Харькова, как церковно-административного центра, не распространялось на территорию соседних полков. Местная церковно-административная власть в Харькове была необходима и она воплотилась на первых порах в лице протопопа. Почему именно в его лице? Потому что он был самым старшим из Харьковских священников и потому что Соборная церковь считалась как бы правительственным местом, необходимою принадлежностью казенного "города", т.е. крепости. "Со времени учреждения Харьковского (Духовного) Правления, в нём присутствовали кроме Соборного протоиерея два других члена, но главным лицом оставался протоиерей. Так было до открьтя архипастырской кафедры в Харькове. В Харьковской протопопии, заключавшей в круге своего ведения кроме Харьковского почти весь Валковский уезд [27] и часть Волчанского [28] , в 1725 году было 86 приходских церквей, в 1758 г.—94 соборных и приходских церквей и при них: протопопов — 3, священников 114, диаконов—5, дьячков—62, пономарей—23 [29]. Весь округ Харьковского Духовного Управления разделялся на 5 отделений: кроме Харьковского ведомства, непосредственно заведываемого самим протоиереем, были наместничества—Валковское, Нововодолажское, Ольшанское и Золочевское, над которыми ближайшими надзирателями были наместники из старших священников" [30]. Соборный протопоп, а потом Духовное Правление представляли с одной стороны как бы передаточную инстанцию по церковным делам между Белгородской консисторией и подведомственными им священниками, а с другой— некоторые более мелкие дела решали и самостоятельно. В 1790 г. преосвященный Феоктист дал такое предписание: "наблюдать, при избраниях на духовные должности, все обстоятельства, в консисторских указах объясненные, и неискусных в чем либо или неиспытанных в благонравии и ищущих священнослужительского сана подлыми способами, отнюдь не присылать и одобрений им не давать и для того диаконам, желающим священства, и церковнослужителям, желающим диаконства, чрез благочинных подтвердить, чтобы они подготовляли себя к тому при своих приходах заблаговременно и не надеялись бы ни на каш ходатайства и не извинялись бы сиротством или другими какими несчастными случаями, потому что сиротство и несчастные случаи недостойного достойным учинить не могут и потому сироты и по каким либо другим случаям претерпевающее злосчастие наиболее должны прилагать старание к отличию себя в церковном причте примерным искусством» и достоинством, как обыкновенно бывает в семинариях, где семинаристы—сироты и неимущие более успевают в науках и благонравии, нежели те, которые на имущество родителей своих уповают". Другим указом Харьковскому Духовному Правлению предписывалось строго испытывать ставленников и священно и церковно-служителей, имевших свои школы для обучения детей духовенства русской грамоте, имеют ли они правильный выговор при чтении, ибо замечено, что в Харьковском наместничестве многие выговаривают ы, как и, а и, как ы и е, вопреки великорусскому произношении, и при этом не соблюдают оксий (т. е. знаков препинания), отчего теряется приятность в чтении. В третьем указе он снова обращал внимание на неудовлетворительное чтение и пение. "Являются ко мне, писал владыка, ставленники в церковном чтении и пении не искусны: иной дробит, иной заикивает, иной гугнивит, иной выговаривает ж, р, ч, ш и пр. не по надлежащему; иной читает не по оксиям и не по точкам; поют же почти все неискусно по одной только наслышке и то разнячо и в тон голосом не берут; все это происходить от того, что священнослужители за чтением и пением не смотрят и детей церковного причта от молодых лет к тому не приучают". Для избежания всего этого преосвященный рекомендовал священникам иметь наблюдете в этом смысле за диаконами, дьячками и пономарями, а также приучать к чтению и пению детей духовного звания. Посылая 13 экземпляров печатного ирмолайного пения для раздачи благочинным, преосвященный рекомендовал выбрать диаконов или дьячков, искусных в нотном пении, с тем чтобы они обучали ему остальных [31]. Эти указы определяют нам до некоторой степени и круг деятельности Харьковского Духовного Правления, подтверждая высказанное нами раньше положение о ее двойственном характере.

[1] Истор. Статист. Описан. Харьковск. епархии, т. 1; стр. 5.

[2] Царю государю… Алексею Михайловичу.... бьет челом богомолец твой твоего государева нового города Харькова собору Успения Пресвятыя Богородицы бывший дьякон Иосиф бедной до конца разореной. Посылан я б. т. в черкаете городы для ради церковного вина и для ради иных церковных потреб, а как я б. т. искупя то церковное, вино и всякую церковную потребу поехал из тех черкаских городов назад и на дороге меня б. т. ограбили Выговского полку казаки и сербияне, то церковное вино и всякую церковную потребу они у меня отняли да коня отняли с санми да с меня же сняли однорядку и скуфью, и всего государь грабежом взяли с меня на 20 рублев; а ныне я б. т. приволокся к Москве пеш обо всяких нуждах а назад сволочься мне ко дворишку нечем граблен без остатку. Милосердный государь царь.... пожалуй меня б т. вели государь мни дать своего государева жалованья чем бы сволочься к домишку чтоб мни скитаючись на Москве голодною смертью не помереть. Царь государь смилуйся пожалуй.

На обороте: 166 г. августа в 4 день государь пожаловал велел ему дать доброе сукно одинец какой платно ныне попы носят послать память из Разряду.

Царю государю.... бьет челом б. т. государев нового города Харькова соборной церкви Успения Пресвятыя Богородицы да твоего государева ангела святаго и праведнаго Алексия человека Божия поп Иванище Афанасьев. Но твоему государеву указу поставлен я богомолец твой к тому твоему государеву богомолью в попы а служить государь и за тебя великого государя Богу молить не по чему — книг не дано. Милосердный государь царь.... пожалуй меня б. т. вели государь к тому своему богомолью в Харьков в соборную церковь книг дать и антиминсы чтоб было по чему за тебя великаго государя Богу молить и чтоб то твое богомолье соборная церковь без пения не была и без службы. Царь государь смилуйся пожалуй.

На обороте: Августа в 21 день государь пожаловал велел дать книг—евангелие напрестольное, апостол, псалтырь, минею общую, шестоднев и послать о том намять во дворец.

Лета 7166 августа в день по государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича.... указу окольничему ведому Михайловичу Ртищеву да Григорию Михайловичу Аничкову да дьякам Давыду Дерябину да Игнатыо Матвееву да Андрею Селину. Великий государь царь.... указал послать из приказу Большого дворца в новый город в Харьков в соборную церковь У спеши Пречистые Богородицы книги евангелие напрестольное, апостол, псалтырь со восследованием, минею общую, шестоднев тое ж соборные церкви с попом Иваном Афанасьевым. И по государеву цареву ... указу окольничему Федору Михайловичу Ртищеву да Григорыо Михаиловичу Аничкову да дьякам Давыду, Игнатыо и Андрею учинить о том по сему великаго государя указу (Белг. стол. Столбец 598, лл. 91, 275, 283—284).

[3] Арх. Мин. Юст. Бългор. столъ. Связка 167, № 20.

[4] Царю государю.... Алексъю Михаиловичу... бьет челом бедный и разореный от крымских людей и от черкас богомолец твой государев твоего государева Харькова города новоставленный поп Стефанище. Пришел я б. т. с прихожены своими из розных литовских городов с черкасы в твой государев Харьков город и построили церковь святаго чудотворца Николая а я богомолец твой человек бедный и от черкас разорен и у той государь церкви нет книг и риз, не по чем в той церкви пети а купить мне бедному нечем—человек бедный. Милосердный государь царь.... пожалуй маня б. т. вели государь дать своего государева жалованья к своему царскому богомолью к той церкви книги и ризы по чему б в той церкви было петь. и чтоб твое царское богомолье без пения не было. Царь государь смилуйся пожалуй.

На обороте: 168 г. генваря 14 дня государь пожаловал велел сделать ризы и подризники и на престол одеяние и дать память. Ср. также Д. И. Багалей. Материалы, 1, 40.

[5] Архив Министер. Юстиции. Столб. Белгород, стола, № 481. 2)

[6] Ibidem, № 480.

[7] Ibidem, № 463.

[8] Шимко. Патриарший казенный приказ (Опись документов и бумаг, хранящихся в Москов. архиве

М-ва Юстиции, книга девятая, М. 1894, стр. 85, 117, 120).

[9] И. Покровский. Русские епархии в XVI—XIX в.в. К. 1897, стр. 252—253.

[10] Ibidem, стр. 253.

[11] Ibidem, стр. 279—282.

[12] Профес. А. С. Лебедева. Белгород. архиереи. X. 1902 г.

[13] А. С. Лебедева. Белгород. архиереи, стр. 8—10, 21, 37, 39—40; Филарет. Истор. статист, описан. Харьк. епархии, I, 7—10.

[14] Ibidem, стр. 42—47: Филарет. Истор. стат. опис. Харьк. епархии, 1, 10.

[15] А. С. Лебедев. Белгородские архиереи, стр. 59—60.

[16] Ibidem, стр. 61-62.

[17] Ibidem, стр. 79-82.

[18] Филарет. Истор. Стат. опис. Харьков, епархии, I, стр. 10—25.

[19] Белгород, архиереи, стр. 88, 113-114.

[20] Ibidem, стр. 119.

[21] Ibidem, стр. 128.

[22] Ibidem, стр. 143-161.

[23] Ibidem, стр. 163—203. Сохранился рукописный сборник проповедей XVIII в., который заключает в себе, по-видимому, проповеди различных священников Харьковской епархии. Здесь мы находим, например, Слово в 5-ю неделю Великого поста, Слово на освящение храма, Слово в день Благовещения, в неделю Закхея, десятую неделю по Сошествию Св. Духа и др. праздники. В некоторых случаях указываются годы: есть слова на 1771 (2), 1772, 1774, 1775 (3), 1779 год, на заключение мира с Портою Оттоманскою. Попадаются указания и на авторов: есть слово иеромонаха Тарасия Вербицкого, сказанное 10 юля 1759 года, свящ. Даниила Белогорскаго—1 октября 1769 года; есть указания и на места, где говорились проповеди: одно в Харькове в Соборной Успенской церкви, другое в той же церкви, сказанное свящ. Иоанном Тишковским в 1775 году, в слобод Артемовке, говоренное И.Тишковским в 1775 году, в Рождественской церкви гор. Харькова, сказанное священником этой церкви Феодором Немировским 26 декабря 1775 года.

[24] Ibidem, стр. 205—223.

[25] Ibidem, стр. 225—255.

[26] Истор. стат. опис. Харьков, епарх., II, стр. 18.

[27] Коломак, Алексеевка и Высокополье состояли в Ахтырском полку.

[28] Именно—Волчанск, Ефремовну, Андреезку и Николаевну.

[29] В числе дьячков и пономарей ведомость разумеет только тех, которые посвящены были в стихарь; иначе должность дьячка и особенно пономаря исполняли по найму способные из простых черкас.

[30] Филарет. Истор. стат. опис. Харьков. епархии, II, стр. 18-19.

[31] Белгородские apxиереи, стр. 253-255.

Теперь мы должны перейти к Харьковским церквям, причтам и прихожанам, и сообщить о них фактические данные, могущие пролить свет и на общее их положение. Начнем свое обозрение с Покровского монастыря. Харьковский Покровский монастырь был основам в 1726 г. Епифанием Тихорским в центре города Харькова, на берегу реки Лопани, значительно возвышенном, внутри бывшей Харьковской крепости. Потому вид его с другого берега Лопани живописен. Внутри его был некогда подземный ход на Лопань, на случай осады Харькова татарами. До 1799 г. он был училищным монастырем; ректор Харьковскаго Коллегиума был вместе и настоятелем этого монастыря и Коллегиум находился в стенах монастыря... Монастырский Покровский храм назывался Соборным кафедральным до 1846 года, пока Городской Успенский Собор не переименован в кафедральный Собор" [1]... Мы не будем перечислять настоятелей Покровского монастыря, потому что, говоря о Коллегиуме, назовем его ректоров, а они в то же самое время были и его игуменами. Заметим только, что 2-й настоятель Варлаам Тищинский был произведен в архимандриты Куряжского монастыря и управлял обоими, но жил в Покровском. Афанасий Топольский "был первый посвящен в архимандриты Покровскаго монастыря и ему с преемниками дана мантия со скрижалями и крест" по примеру архимандрита Спасского училищного монастыря и ректора Московской Духовной Академии. Впоследствии архимандритам монастыря дозволено было носить панагию и рипиды "в большую честь училищного монастыря"[2]... "Монастырский храм Покрова Пресвлтыя Богородицы—прекрасное здание последних времен патриаршества. Он освящен был в 1689 году митрополитом Авраамием. Как и многие другие храмы этого времени, он построен в два этажа четырьмя ярусами. Возвышаясь на 23 сажени, он увенчан 3 фонарями болыних размеров с вызолоченными главами и крестами; бока его украшены арабесками и карнизами. При массивной толщин стен по стройка его весьма легка. В восточном алтарном окне находился герб Империи, а в нижней половине стекла металлическая буквы: Б.М.Е.Т.Е.Б.0., т. е. "Божиею милостью Епифаний Тихорский, епископ Белгородский и Обоянский". Это памятник того, что заботливостью основателя Коллегиума храм был возобновляем [3]. Таким образом, и в настоящее время это самое древнее здание в Харькове... На верху его мы видим те же самые три фонаря больших размеров, на боках его те же самые арабески, карнизы, коими он красовался до 200 лет тому назад [4], храм древнее монастыря. В XVII и первой четверти ХVIII-го века он должен был представлять из себя приходскую церковь. И действительно мы видели в главе о топографии, что в 1724 году это была приходская церковь, имевшая 87 дворов прихожан. В приложенном к Атласу Харьковского наместничества вид г. Харькова 1787 года имеется и изображение Покровскаго храма с четырехъярусной же колокольней. Они стоят у обрыва и с них открывалась чудесная панорама всего Харькова, Во дворе выделялось обширное 2-х этажное здание Коллегиума. В нижнем храме Покровского монастыря престол был в честь трех святителей [5].

"Монастырский храм, - говорит проф. Е. К. Редин [6], - является весьма характерным по своей архитектуре; наряду с другими церквами Харьковской епархии он представитель южнорусской, или малорусской архитектуры. (См. вид монастыря на стр. 223). Весьма важно и интересно именно то обстоятельство, что храм, хотя каменный, но построен по образцу деревянных именно этой южнорусской архитектуры. Из наиболее близких к нему и по времени, и по общему характеру работы можем назвать собор в г. Изюме, построенный во время царей Иоанна и Петра Алексеевичей, и имеющий не три купола, как Харьковском, а пять, но отличающийся теми же простыми формами, той же орнаментальной отделкой в обрамлениях окон, куполов и т. п. Храм двухэтажный: верхний посвящен Покрову Пресвятой Богородицы. Чрез притвор с невысоким сферическим потолком проходим в первую часть храма—квадрат с плоским потолком; на Восток громадная арка, ведущая во вторую небольшую часть храма, имеющую раструб, ныне закрытый, без окон. Арка из этой части ведет в центральную; противоположная арка закрыта иконостасом. В центральной—выше арки восьмиугольный раструб без окон; следуюшде такой же раструб с восемью окнами, а еще выше уже барабан с восемью окнами. Алтарная часть храма равна второй части. В общем, как сказали уже, здъсь видим повторение форм деревянной архитектуры, особенно в куполах.

На престоле храма серебряная, позолоченая гробница — гробница 1847 года; она громадных размеров, в виде ротонды на четырех колоннах; под крышей Гроб Господень; на пьедесталах, по сторонам Гроба, по Ангелу с рипидами. Вверху колпак, уже на крыше,— сидящие Евангелисты.

В нижней церкви — Крестовоздвиженской имеется: 1) евангелие Московской печати 1789 г. в окладе новейшей работы, 2) серебряный крест XVIII в. с рельефным изображением Распятия Христа: тип Христа—грубый, голова приподнята вверх, глаза закрыты, ноги изогнуты; по четырем сторонам медальоны с сильно поврежденной финифтью. На ручке креста—(Длина с ручкой 28 сант.; в поперечн. 13 см.) надпись: сооружися крест сей власни кошьто... Феодосия гавоинского архидиакона".

В повом храме монастыря хранится святыня края, переносимая сюда из Куряжского монастыря на время с 30 сентября по 22 апреля, икона Пресвятой Богородицы Озерянской, признаваемая чудотворной и очень чтимая не только харьковскими жителями, но и всем окрестным населением. "Она, по словам преосвященного Филарета, писана на холсте кистью древнего малороссийского художника; на холсте приметны еще складки—следы путевого хранения святыни. Все эти особенности подают мысль, что Св. Икона писана одним из страдальцев православия, орошавшим слезами молитвы изображаемый им лик Богоматери и взывавшим о помощи небесной для гонимых чад православия и что она принесена была из-за Днепра" [7]. Трудно, по отсутствию данных, подтвердить или отвергнуть эту догадку преосвященного Филарета. Старожил Мерефы дал о ней в 1762 году следующее письменное свидетельство: "видел и помню я, в церкви Озерянской пустыни стояла чудотворная икона; а откуда и кем поставлена, ведать не могу. Первое чудо от нее явилось о. архимандриту Севастиану и при строителе Иеромонах Варсонофии Хвастиченке" [8]. Севастиан был архимандритом Святогорскаго монастыря и получнл в 1710 году Озерянскую пустынь или пустошь от священника Богородицкой церкви в Мерефе о. Феодора и соорудил в ней также Богородичную церковь. Священник же Феодор был выходец из-за Днепра, после бунта Брюховецка (1668 г.) пришел в Мерефу, много лет состоял священником тамошней Богородичной церкви, купил себе под Мерефою пасеку с садом на р. Озеряной (отсюда и назваше пустыни) и занял (путем заимки) греблю (т. е. плотину) на став (т. е. пруд), в лесу криницу и часть леса; в 1696 г. все это было утверждено за ним харьковским полковником Ф. Донцом [9]. Из этих документальных данных преосвященный Филарет делает вывод, что "храм Рождества Богородицы, перестроенный в 1711 г. в Озеряной, существовал еще прежде 1671 г., называясь Мерефянским но близости к Мерефе" [10]. Но документы ясно и определенно говорят, что о. Феодор был священником Богородичного храма в самой Мерефе и что он уступил принадлежавшую ему землю архим. Севастьяну, который построит храм и основал Озерянскую пустынь, в 3-х верстах от Мерефы на левом берегу р. Озерянки [11]. Из документов не видно также, чтобы Озерянская икона принадлежала священнику Феодору и была вывезена им Заднепровья; малороссийский же характер ее живописи, быть может, объясняется тем, что слобожане вообще усвоили себе такую манеру письма, как это видно из многих памятников иконографического искусства, собранных в пределах харьковской епархии на церковно-археологическую выставку при ХII-м археологическом съезде. Но приводя эти соображения, мы отнюдь не придаем им решающего значения, и очень может быть, что в действительности Озерянская икона была вывезена из за Днепра и именно священником о. Феодором. Мы только хотели разобрать основания, которыми подтвердил свою гипотезу преосвященный Филарет. По закрыли Озерянской пустыни в 1787 г., Озерянская икона Божией Матери была перенесена сначала в Куряжский монастырь, а по упразднении его в 1788 г., — в Харьковский Покровский, где оставалась до 1797 года, когда, по восстановлении Куряжской обители, была снова возвращена туда. Высочайший указ о перенесении иконы на зимнее время из Куряжа в Покровский монастырь состоялся только в 1843 году [12] "Икона, говорить проф. Е. К. Редин, действительно писана на холсте, прикрепленном к доске. Письмо, как справедливо замечает преосвящ. Филарет, кисти древнего малороссийского художника, в том смысле, конечно, что икона местного, южнорусского происхождения; исполнение ее довольно посредственное и она писана, по всей вероятности, простым мастером, копировавшим хороший образец; контуры фигур грубые, краска, обычная в памятниках южно-русских для XVII — ХУШ в.—красная, голубая. Икона дошла до нашего времени в плохой сохранности, но все же ясно очерчивается лик Богоматери, Младенца, их положение, цвет их одежд. Богородица изображена повернувшей лицо в сторону Младенца, на ней красный хитон и голубой мафорий, на голове корона; правая рука ее в позе моления, а левой она поддерживает Младенца Христа, сидящего у нее как бы на коленях у левой руки; Младенец одет в красную рубашку-хитон, на голове у него такая же корона, как у Богородицы, в левой руке он держит небольшое Евангелие, а правой благословляет. Нимбы у обоих желтые. Начиная от плеч кругом нимбов Богородицы и Христа на фоне иконы шли звезды, видные и теперь. Вверху иконы, справа и слева облака. Размеры иконы: высота 40 см., ширина 34 см.

Озерянская Божия Матерь—один из многочисленных переводов типа Одигитрии Божией Матери, известного и в афонской иконописи и в русской, в таких иконах напр., как Влахернской (в Успенском Московском Соборе), Смоленской Божией Матери, Тихвинской, Святогорской, Колочской, Межецкой, Федотьевской, Казанской, Грузинской и др.[13]. Отличие ее от других—в некоторых лишь деталях и самом характере исполнения, обусловленных временем и происхождением ее. Она стоит в ближайшей связи со многими иконами, происходящими также из Харьковской епархии и несомненно находившимися под влиянием западных памятников искусства иконописи. К таким деталям, кроме характера ликов Богородицы и Христа, отличающихся от таких же в северно-русских памятниках, относятся: короны на головах Богородицы, Христа, одежда Христа-Младенца, Евангелие в руках последнего [14].

Из ряда многочисленных памятников, происходящих из Харьковской епархии и имеющих ближайшее сходство с иконой Озерянской Божией Матери и по общему характеру работы и даже по многим деталям укажем на икону Ченстоховской Божией Матери XVII в. в церкви Вознесения Хорошевского монастыря, на икону того же имени, но без многих деталей, имеющихся в первой, и чрез то еще более близкую к Озерянскому образу, в церкви св. Троицы в Сумах; далее на иконы: в церкви св. Николая в Замостье близь Змиева, в церкви Воскресения г. Лебедина [15] , в церкви Рождества Богородицы в с. Двуречный Кут Харьковского уезда и др.

Икона Озерянской Божией Матери - времени не раньше XVII века.

Другие древние памятники монастыря, имеющие значение для культурной истории края, состояния церковно-религиозного искусства XVII-XVIII в., хранятся в его ризнице. Они почти все, как и многие из икон, в большей части мало интересных, поступивших в ризницу из Духовной Консистории (в виду тех или иных изъятий из обращения) были на выставке XII археологического съезда в Харькова, составляя украшение ее церковного отдела. Опишем первые памятники, из которых некоторые восходят, как видим, по своей древности, к начальной пор существования монастыря.

Древнейший памятник - Евангелие, in folio, Московской печати 1698 г. На переплете Евангелия замечательный оклад: серебряная позолоченая доска, на которую наложен прорезной рельефный орнамент в виде ветвей виноградной лозы с кистями на одной (передней) стороне и в виде ветвей с цветками на другой; кроме того на одной сторон длинный серебряный крест, на котором статуарно прекрасное изображение распятого Христа. По сторонам креста четыре фигуры ангелов с орудиями страстей. На этой же передней сторон в медальонах финифтью изображения Евангелистов и сцен страстей Христа. На оборотной сторон в рельефе же древо Иессеево с Богородицей поверх Него, с сидящими пророками и четырьмя ангелами, поклоняющимися Христу-Младенцу.

Описанное Евангелие - дар князя Потемкина. Другое Евангелие также громадных размеров, in folio, Киевской печати, 1707 г., с выходным листом, украшенным гравюрой с символическими изображениями, характерными для искусства XVIII в. По сторонам заглавия Евангелия, помещенного как бы в киот - Евангелисты; вверху киота олицетворение любви: женщина с детьми; по сторонам - олицетворения веры и надежды; выше на облаках Спаситель, сидящей на колесниц, в которую впряжены символы Евангелистов; под колесницей попираемая ею смерть; впереди в звезде по грудь Предтеча. На переплете Евангелия вновь - прекрасный, ценный памятник ювелирного искусства - оклад. На серебряной доске цветной прорезной орнамент. По углам четыре серебряных наугольника, позолоченных, с изображеньем в высоком рельеф Евангелистов. В центре - большой медальон, также позолоченный, с изображением в рельефе Преображения Господин. Вокруг этого медальона идут малые медальоны с изображеньями: Входа в Иерусалим, Несения креста, Положенья во гроб, Воскресенья Христа, Распятья, Снятия со креста, Поклоненья волхвов младенцу, Отречения Петра, Моления о чаше, Вознесения, Христа пред Пилатом, Бичевания Христа. На оборотной сторон рельефно изображен Покров Пресвятой Богородицы.

Из древних памятников выделяется серебряный крест XVII в. с мощами св. Печерских угодников: рельефное изображенье Христа Распятого, Бога Отца, предстоящих и др.

Далее отметим следующие памятники.

1) Четырехконечный кипарисовый крест весьма тонкой резьбы, с миниатюрными фигурами, XVIII в.; на одной сторон изображения: Благовещение, Введение во храм Богородицы, Крещенье Христа, Сретение, Исцеление слепого, Неверье Фомы. На другой стороне: Преображение, Воскрешение Лазаря, Положенье во Гроб, Жены у Гроба, Сошествье Христа в ад. Более интересна, прекрасной работы, серебряная оправа, украшенная ленточной филигранью, равно подставка и ручка. Выс. 12 см., перекр. 61 1/2 см., толщ. 11/2 см.

2) Большой четырехконечный серебряный крест в значительльной части своей позолоченный.

Фон насечкой оставлен не позолоченным; по нем рельефом цветочный орнамент, образующий собою и род медальонов, в которые вставлены другие выпуклые же медальоны - уже финифтяные. Громадное подножье овальной формы имеет также орнамент в виде цветочных разводов и особых медальонов, нижняя часть подножья украшена рельефным цветочным орнаментом, тянущимся гирляндой вокруг его и четырьмя херувимскими головками. На самом кресте с одной и другой стороны по пяти медальонов финифтяных, из коих средние большие, а остальные малые. На средних изображено - Распятие Христа и Воскресенье по западным образцам, прекрасной работы, а на малых Бичеванье, Возложенье тернового венца, Снятие со креста, Жена мироносица, Христос и два апостола на пути в Эммаус, Несение Креста, Неверие Фомы. На подножии: Тайная вечеря, Целованье Иуды, Моление о чаше, Положение во гроб. Светлые краски, прекрасные формы фигур. Выдающийся памятник ювелирного искусства пол. XVIII в. На ручке креста выгравированы следующие надписи: "Весу в нем 15 ф. 12 л. 1742 год. мца декабря сооружися крт сей коштом преосвященного Митрофана ешьа Тверскаго". Высота с подножием 82 см., выс. креста 44 см., перекр. 36, толщ. 31/2 шир. 61/2 см.

3) Серебряный позолоченный восьмиконечный крест, украшенный на передней сторон финифтяной пластинкой с изображеньем Распятья Христа, совершенно по западному образцу, в терновом венце, с закрытыми глазами. Вверху финифтью же надпись на трех языках: еврейском, греческом, латинском; внизу финифтью Адамова голова. Ниже по рукоятке рельефом колонна с петухом, копье и губка. На задней стороне в трех медальонах орудия страстей.

Крест работы 1785 г. Длина - 30 см., перекр. 16 см., шир. 3 см., толщ. 11/2 см. (См. рис.).

4) Серебряный шестиконечный крест, позолоченный, XVIII в., хорошей работы. На кресте высоким рельефом изображено Распятие Христа. (У Христа, склонившего голову направо, старческий тип лица, большая продолговатая борода, глаза закрыты). В перекрестье: стоящие фигуры Богородицы, Иоанна, Магдалины и сотника; вверху креста: сошествие в ад, а внизу Адамова голова, Иоанн Предтеча, крылатый, держащий в чаше голову. Все фигуры короткие, плотные, лица грубоватые, оконечности уродливые. Ниже Предтечи колонка с петухом и орудия страстей. Ножки и подножие украшены рельефным цветочным орнаментом и херувимскими головками. На оборотной стороне медальоны и цветочный орнамент. Высота креста с подножием 72 стм., креста 36 стм., перекр. 2 1/2 стм., толщ. 2 стм., шир. 3 1/2 стм. (См. рис.).

5) Серебряный позолоченный крест, шестиконечный, западной работы, вывезен, вероятно, из заграницы. На нем гравировкой изображено распятие Христа (ноги не сближены, а раздвинуты), по четырем концам евангелисты с символами. Изображения сопровождаются латинскими надписями. На перекрестье орудия страстей, а ниже образованы гравировкой и на оборотной стороне креста, при чем на одном конце сделан Нерукотворенный образ, а на другом агнец со знаменем. На ножке шар, на котором гравировкой надпись: IHESYS.

Высота с подножием 49 1/2 стм., перекр. 18 стм., шир. 3 стм.

6) Серебряный крестик, четырехконечный, украшенный на передней сторон рельефным изображением Распятия Христа и орнаментом прекрасной работы XVIII в.

Дл. 9 стм., перекр. без стм;, толщ. 1,2 стм., шир. 1 1/2 стм.

7) Серебряный, позолоченный крестик, четырехконечный, украшенный на передней стороне гравированными изображениями, грубой работы, уродливые формы и оконечности: Распятие Христа; в перекрестье: Богородица, Иоанн по грудь, и вверху Бог-Отец, благословляющий на обе стороны. XVIII в. Длина 8 1/2 стм., пер. 6 1/2 стм, шир. 2 1/2 стм., толщ. 1 стм.

8) Дарохранительница из плохого серебра; нижняя часть имеет вид параллелограмма, верхняя - меньшего параллелограмма, поверх которого усеченная крыша; сверх последней купол, увенчанный крестом. На крышке нижнего ящика идет следующая надпись: "во гробе, плотски во ад же с душею яко Бог, в рай же с разбойником и на престол был еси Христе со отцом и духом вся исполняя неописаны". XVIII в.

9-10) Два серебряных подсвечника, с широким основанием, на котором высоким рельефом изображены херувимсния головки и фрукты. Ножкой подсвечника служит ангел, литая фигура в виде кариатиды, поддерживающая на голов самый подсвечник. Хитон на левой ноге у ангела оставляет ногу открытой; рукава хитона загнуты. Фигура в общем уродлива, грубовата, работа этой фигуры не соответствует работе подножия. По нижнему краю основания надпись: "Сии подсвечники сделаны 1756 года, мца марта 7 дня в битность архимандрита Рафаила Мокринского, весу в них десят фунтов и сорок золотников. За работу дано пядесять рублей за денег суммы жалованной". На другом подсвечнике надпись: "Ея Императорскаго Велычества Благочествейшия Самодержавнейшия Велыкия горины - нашея Императрицы Елисаветы Петровны". (См. рис.).

11-12) Два серебряных блюда; у одного края имеют характерный рельефный орнамент в вид завитков с насечками и чешуйками; другое блюдо более тяжеловесное, массивное, имеет на дне углубления — медальон, на котором какие-то, по-видимому лунные, исчисления, в кругу и в полукруге цифры, гравировкою надпись: "Казенне блюдо, крутицкого дому". Оба сосуда XVII] в. Диам.—35 стм.

В библиотеке монастыря имелись следующие редкие книги: Библия — Острожской печати 1581 года, Маргарит Иоанна Златоустаго 1596 г., октоихи Московской печати 1618, 1683 и др., Евангелие Московской печати 1636 г., требник Петра Могилы 1646 г., Апостол Львовской печати 1666 г., ирмолог Московской печати 1682 г., триодь постная Шевской печати 1648 г., триодь цветная Львовской печати 1664 г., тоже Московской печати 1648 г., евангелие учительное Московской печати 1652 г., евангелие Московской печати 1735 г., "Трубы словес" — Лазаря Барановича и мног. другие. В древнее время, говорит преосвященный Филарет, в нижней церкви Покровского монастыря погребались многие из знатных фамилий Слободской Украины. Каменные склепы многих поныне (1852 г.) целы под полом нижнего храма. На одной металлической дощечй написано: "року (т.е. года) 1706, августа 28 дня, в среду преставился раб Божий Федор Григорьевич Захаревский полковник Харьковский, в полку на Самаре, и погребен в Харькове"... На другой дощечке читаем: "року 1721, июня 15, в субботу по полудни преставися раба Божия Марфа Федоровна Квиткина; Христе Боже, душу ее упокой". По фамильной летописи Квиток видим, что это была дочь Феодора Григорьевича Донца-Захаржевского, бывшая в замужестве за сыном полковника Григория Семеновича Квитки, Романом и только один год жившая в супружестве. По той же летописи видим, что в том же храме был фамильный склеп Квиток. Здесь по летописи погребены в одном гробу умершие в один и тот же день (22 октября 1734 г.) — Василиса Еремеевна, урожденная Красновская, супруга полковника Григория Семеновича Квитки, 56 лет, и сын ее Василий Григорьевич Квитка, 25 лет. Мать и сын умерли через месяц после того, как сам полковник Григорий, отправляясь на богомолье в Киев, умер там 65 лет. В 1735 г., августа 24, умер капитан Стефан Григорьевич Квитка, 23 лет, и погребен в училищном монастыре в нижней церкви трех Святителей, пред левым крылосом. Наконец, здесь же погребен еще один представитель рода Квиток, внук харьковского полковника Григория Семеновича Квитки, принявший монашество под именем Наркисса в 1751 г. и бывший архимандритом в Куряже; скончался он, проживая на покое в Покровском монастырь, в 1792 г. Из фамилии Квиток вышли и другие деятели на почве монашества: две дочери полковника Гр. Сем. Квитки были игумениями Хорошевского монастыря [16].

"В начале средства монастыря были довольно ограничены. Собирание 20-й доли дохода с монастырей и 30-й доли с приходских церквей на Коллегиум встречало разные затруднения; а весь этот сбор не простирался выше 1000 рублей. Начальнику Коллегиума и Покровского монастыря отданы были в управление пустыни — Озерянская, Аркадиевская и Чугуевская и церковь Каплуновская. Пустыни получали доходы только с земли и хозяйственных заведений и, следовательно, для приобретения этих доходов надлежало иметь много уменья, терпеливости и способных людей. Точно так управление экономией имений самого Покровского монастыря, впоследствии увеличившихся, соединялось со множеством забот: заводили сады, скот, хлебопашество, винные заводы. С одной стороны надлежало за всем этим смотреть зорко и иметь людей, знающих сельское хозяйство; с другой стороны открывались сношения и переписки с разными светскими лицами. Оттого настоятель монастыря должен был иметь значительную канцелярию и много помощников, которых не совсем легко выбирать" [17]. Во время секуляризации именья Покровского монастыря были отобраны в казну и их оказалось довольно много. "Ему принадлежало в это время 3076 десятин земли, 650 душ подданных малороссиян, 50 мельничных колес, 3 винокуренных завода, скотные дворы, сады (были хозяйственные угодья и в самом Харькове). Имения его были: в Валковском уезде дер. Рубановка — дар вдовы Валковского сотника и эсаула Рубана, слоб. Песочки и Замосский Кут — дар фельдмаршала кн. Голицына; в харьковском — хутора Клочки, Липецний, Немышлянский, Шаповаловсюй, Даниловский, Череватый, пустоши — Уставникова и Куленговская, Гринцов Рог и деревня Гуки, приобретенная за деньги преосвященным Епифанием; в Змиевском уезде — хутор Воняховский" [18]. О числе монашествующей братии мы подробных сведений не имеем; знаем только, что в 1751 г. здесь было 11 иеромонахов, 4 иеродиакона и 10 монахов [19].

Таким образом, Покровский монастырь достиг своего материального благосостояния с одной стороны благодаря сочувствию к нему общества — а это сочувствие вызывалось главным образом просветительною деятельностью существовавшего при нем Коллегиума - а с другой — благодаря своим неусыпных заботам о монастырском хозяйстве. Голицыны положили начало материальному обеспечению монастыря, затем их дело продолжали представители местных фамилий. Влиятельная местная фамилия Квиток была близка к монастырю и эта близость отчасти объясняется родственными связями ее с Иоасафом Горленком (сестра святителя была женою полковника Ивана Григорьевича Квитки), покровительствовавшим монастырю. Часть монашествующей братии занималась преподаванием в Коллегиуме, остальные — а их было немного — должны были посвящать свои труды на ведете обширного монастырского хозяйства и на сношения со светскими лицами, имевшими различные дела с монастырем, чем более, что этот последний находился в пределах городской черты, и, конечно, все это должно было наложить свою печать на монастырскую жизнь. К сожалению, о внутренней жизни Покровского монастыря и его монашествующей братии мы сведений не имеем, за исключением только тяжелых обвинений, возведенных на его игумена Митрофана Слотвинского Белгородским архиепископом Досифеем... По его словам, он расхищал монастырскую казну и вел зазорную жизнь с разными женщинами, что подтвердили эти последние в присутствии наместника и монахов. За это и самовольную отлучку в Петербург для жалобы на епископа, этот последний, как мы знаем, предал его анафеме. Но едва ли можно с полною верою отнестись к этим обвинениям, если принять во внимание ту степень озлобления, которую питал вообще не сдержанный епископ к игумену.

И так, светские лица не мало помогли Харьковскому Покровскому монастырю в его материальном обеспечении. Но был еще другой монастырь, правда не в самом Харькове но в 8 верстах от него — Куряжский, называвшейся, однако, харьковским Преображенским, обязанный своим происхождением религиозному усердию харьковского полковника Григория Ерофеевича Донца, его полчан и, как выражается царская грамота, всех жителей г. Харькова. Несомненно, что первые харьковские поселенцы принесли с собою из-за Днепра это живое религиозное усердье, внутреннюю теплоту, дух инициативы и активную деятельность в создании различных церковных учреждений, в том числе и монастырей. Все эти свойства и особенности их были созданы историческими условиями их жизни в юго-западной Руси. Там им приходилось вести борьбу за православную веру, отстаивать ее всяческими средствами — и народными восстаниями, и литературной полемикой, и созданием таких учреждений, как типографии, школы, братства. На новом месте жительства переселенцев их православная вера была вполне обеспечена, но осталось еще прежнее религиозное настроение, усердие и ревность, которые и нашли себе исход в самостоятельном устройстве, по инициативе самого населения, церквей, монастырей, школ, братств, шпиталей, в приглашении самими прихожанами священников и причетников и т. п. Проявлением такого общего настроения и было основание Куряжского монастыря, строителями которого явились харьковский полковник, харьковский житель Логин Федорович, известный нам протопоп Захарий Филимонович, судья Иван Лазченко, сотник К. Парасочич, полковой судья Т. Клочко, атаман М. Кременецний, войт И. Осипович и другие "боголюбивые особы", помощники полковника в основании монастыря. Основание монастырю было положено в 1673 г. [20]

Логину Федоровичу посвящена следующая эпитафия в монастыре.

Горек зело час смерти, но Бога любящим

Сладок есть и ко нему всем сердцем горящим.

Таков сей во истину человек избранный Логин именем бяше, муж от Бога данный.

Усну сладким сном смерти, исполнь благостыни,

Иснолнь добродетелей, исполнь милостыни.

Поживе лета долга, красен сединами,

Краснейше же пребывши добрыми делами.—

Логина град Харьков и церкви святия

Доселе не престали жалети, котория

Он своим даянием вспомогал премного,

Чая себе заплату от Бога еднного.....

"По сторонам эпитафии находятся бордюры с именами других благотворителей монастыря и с обозначением дня их смерти: ктитора Ивана Танского (умер в 1713 г. и погребен в монастыре), ктиторши, жены полковника Евдокии Григорьевны Донец-Захаревской (умерла в 1721 г. и погребена в монастыре), сына ее ктитора Ивана Григорьевича Донец-Захаревского (умер в 1723 г. и погребен в монастыре), вкладчика полковника Иевлева (умер в 1719 г. и поребебен в монастыре), Квиток, Сабуровых, Дунина [21]. Сын Логина был ктитором, а внук его Василии Андреевич, будучи учеником Коллегиума, сделал вклад в Куряжский монастырь. Потомки Григоргя Ерофеевича были щедрыми вкладчиками в монастырь". "Лист полковника, записи на имения и надписи на книгах обители дают возможность видеть, что все чиновные лица харьковского полка — эсаулы, сотники, писаря не только желаниями, но и разными пожертвованиями принимали участие в построении и украшении обители" [22]. На евангелии Московской печати 1681 г. мы читаем следующую надпись: "сию книгу я раб Божий Тимофей Лаврентьевич Клочко, харьковского полку судья, с женою своею, Верою Максимовою, отдаем в Харьковский Преображенский монастырь при архим. Герману в вечные часы нынешнего 1678 року, апреля 1 дня". На триоди цветной (К. 1702 г.) имеется такая надпись: „полковн. Гр. Семен. Квитки Афанасьева, подарована попам отцам - арх. харьковскому Сильвестру в монастырь". На Минее общей (М. 1687 г.) написано: "1690 г. Октября 1-го сию книгу обменили есмо по обещанию харьковской полковой писарь Феодор Осипович с прикладом денег Семена Панасовича да Прокопа Васильевича, сотника Мерефянского, три рубля за серебряные деньги на Москве и отдаем в Харьковский Преображенский монастырь которой то книги от онаго монастыря отдаяти не позволяем". На требник Петра Могилы надпись: "Монастырю Харьковскому Преображенскому надал сию книгу Павло Леонтьевич Крамарь" На требник Московской печати 1658 г. надпись: "Сия книга надана есть Михаилом Тимофеевичем Шеличевым, воеводою Харьковским с Тулова с под Москвы до монастыря Харьковского Преображенского, иже в Куряже зостаеть в лесе при шляху". На "Венце Христовом" Антона Радивиловского надпись: "надана Андреем Логвиновичем до монастыря Харьковского Преображенского за сфхимандрита Онуфрия; почитати ю и внимати. На "Беседах Иоанна Златоустаго" надпись: "сию книгу обменил раб Божий Тимофей Лаврентьев Клочко до обители харьковского всемилостивейшего Спаса". Благодаря усердию харьковцев монастырь обогатился не только богослужебными, но и учительными книгами, заключавшими в себе между прочим и духовно-литературные произведения южнорусских писателей (Петра Могилы, Плетенецкого, Радивиловского, Епифания Славинецкого) [23]. Характерна вышеприведенная надпись Андрея Логвиновича: он сам, очевидно, ознакомился с содержанием этой книги и рекомендовал ее также вниманию других. Следовательно, в местном харьковском обществе и среди светских лиц было распространено знание духовной литературы. И рядом с этими книжными вкладами харьковцев находим дар Царя Феодора Алексеевича — Шестоднев Москов. печати 1678 г. с надписью: "подана от Благочестнвого государя нашего царя Феодора Алексеевича архим. Иоасафу для монастыря Харьковского Преображенского".

[1] Пр. Филарет. Ист. стат. опис. Харьк. епар., I, стр. 35.

[2] Ibidem, стр. 39.?

[3] Ibidem, стр. 41.

[4] Прот. Н. Лащенко. Двухсотлетие Покровского храма (Харьк. Сборн. на 1889 г., стр. 201—202).

[5] Филарета. Ист. стат. опис. Харьк. епархш, Т, стр. 42.

[6] По моей просьбе профессор истории искусств в Харьковском университете, известный специалист в области христианских памятников, Е. К. Редин систематически исследовал церковные древности во всех храмах г. Харькова и представил вместе с фотографическими снимками описание их, которое и вносится в настоящую главу. Таким образом, благодаря отзывчивости почтенного профессора, история гор, Харькова обогащается не только перечнем всех сохранившихся до настоящего времени в его церквях памятников XVII-XVIII в.в, но и снимками с них, являющимися в свет впервые, и первым научным описанием их, которого не было и у Нестора местной истории архиепископа Филарета. Приношу за это самую искреннюю, сердечную благодарность проф. Е. К. Редину; выражаю также глубокую признательность архиепископу Харьковскому и Ахтырскому Арсению и настоятелям Харьковских храмов за разрешение сделать снимки.

[7] Филарет. Ист. стат. опис. Хар. епарх., I, стр- 41.

[8] Ibidem, стр. 42.

[9] Ibidem, стр. 192—194.

[10] Ibidem, стр. 193.

[11] Ibidem, стр. 194.

[12] Ibidem, стр. 42, 71.

[13] Н. П. Кондаков., Памятники христианского искусства на Авоне, 142.

[14] Книга в левой руке Младенца в известной иконе Одигитрии Марии Маджиоре в Риме - влияние итальянской живописи XIV—XVI в. (Н. П. Кондаков, О с, 155).

[15] Альбом выставки XII археол. съезда, табл. VII, рис. 18 и 20.

[16] Ibidem, стр. 49—50.

[17] Ibidem, стр. 36.

[18] Ibidem, стр. 40-41.

[19] Ibidem, стр. 36.

[20] Ibidem, стр. 5-1 — 55.

[21] Ibidem, стр. 57-58.

[22] Ibidem, стр. 58.

[23] Ibidem, стр. 63-68.

Тот же дух живого религиозного усердия характеризуем и отношение харьковцев к их приходским храмам. К обозрению этих последних мы теперь и переходим.

"В 1685—1687 г. г., говорит преосвященный Филарет, внутри крепости, саженей на 25 к северу от деревянного уже обветшалого тогда Успенского собора, построен каменный, крестообразный собор с 5 главами, наказным полковником Авдием Григорьевичем (Донцом) с соборянами и освящен в 1688 году митрополитом Авраамием. Так показывает опись харьковского Успенского собора 1724 года" [1]. Автор новейшей истории Успенского собора, профессор Т. Буткевич, ссылаясь на ту же опись 1724 г., составленную, по его словам, по воле преосвященного Епифания наместником И.Сенютовичем и протопопом Гр.Александровым, прибавляет к тому еще следующие подробности: отдельно от собора была построена каменная же колокольня с 2 коморами и погребом; идею о постройки нового храма поддерживал и ревностный тогдашний протопоп Петр Андреевич с соборянами.

Средства были найдены при помощи пособия от правительства [2]. Это последнее известие очень важно, но трудно понять, почему его опустил преосвященный Филарет; к сожалению, не смотря на все мои попытки разыскать в Соборной библиотеке и ризнице рукопись, на которую ссылается профессор Т. Буткевич, усилия мои не увенчались успехом. В 1733 году огромный пожар коснулся и Соборной церкви; по фамильной летописи Квиток она сгорела; по словам профессора Т. Буткевича, "сгорела гонтовая крыша, погорели все главы как на храме, так и на колокольне; внутри храма также почти все было уничтожено; остались лишь каменные соборные стены. В следующем году, старанием соборного протоиерея Григория Александрова храм был восстановлен и приведен даже в лучший вид, чем какой имел он до пожара: главы были устроены вновь, крыша покрыта белою аглицкою жестью, кресты вызлащены" [3]. Но в 70-х годах стены Собора всюду дали трещины, его разобрали и, по словам преосвященного Филарета, "на месте его, 14 мая 1771 года заложен нынешний храм, по плану и фасаду Московского храма Св. Климента, квадратный о пяти главах и стольких же престолах попечительностью протоиерея Михаила Шванского и церковного старосты поручика Федора Анастасьевича Грекова, вся постройка его окончена в 1778 г. (См. вид Собора на стр. 223). В 1780 г. 27 сентября освящен главный престол Успения Пресвятыя Богородицы преосвященным Аггеем. При освящении присутствовал генерал-фельдмаршал граф П.А.Румянцев-Задунайский, прибывший в Харьков для открытия Харьковского наместничества и присутственных мест" [4]. "Средства на построение нового храма соборяне добывали главным образом от доброхотных подаяний, а иногда и весьма щедрых пожертвований соборных прихожан; немало пользы приносили и "прохатыри" — Гаврило Липка, Кондрат Сагоденко и Давид Шаповал, которые на 2-х конных подводах с одним погонщиком были отправляемы внутрь Белгородской епархии в города, в войсковые казенные и владельческие слободы и другие поселения для подаяния. В этом отношении особенно много потрудился Давид Шаповал — Харьковский житель и соборный прихожанин. Оставив семью и довольно значительное хозяйство, он в течение 10 лет — с 1770 по 1780 года постоянно ходил из города в город, из села в село, собирая доброхотные подаяния на построение храма Божьего. И его трудами было собрано до 18000 руб. — деньги и для нашего времени весьма значительные" [5]. В 1780 г. новая соборная церковь была уже освящена; внешний вид ее сохранился доныне, как и иконостас, сделанный из пожертвованных Краснокутской липовых хат. 0тличие внешнего вида храма было в том, что нижние своды были покрыты не железом, а гонтою; но купола все с самаго начала покрыты были черным железом и выкрашены масляною краскою, а главы не только были покрыты черным железом, но и вызолочены "книжным золотом". Место с храмом было обнесено сначала деревянною, а потом каменною оградою, на восточной стороне которой было устроено 8 каменных лавок, приносивших собору значительный доход". Соборная колокольня уцелела от пожара, имела древнюю архитектуру [6].

"С внешним видом собора, говорить проф. Б. К. Редин, тем, который он имел вскоре после построения его, мы знакомимся по рисунку 1787 г., где он изображен наряду с другими здашями того времени, — представляющему вид города Харькова, сделанный внизу плана Харьковского Наместничества [7]. Колокольня в то время находилась спереди; она имела башенную форму; в южной части ее - род аркад. Эту колокольню, совершенно почти тождественную? прекрасно видим и на акварельном рисунке, находящемся в Музее Изящных Искусств Харьковского Университета [8]. Впоследствии, как известно, колокольня была заменена другой, высоко возвышающейся над собором; произведены также и некоторые другие изменения. Но самый храм в общем сохранил почти тот же внешний вид, что имел в XVIII в. Он выстроен по плану Московского храма св. Климента [9]. Иконостас собора сделан по рисунку Растрелли [10] , и представляет собою действительно украшение собора, являясь лучшим образцом памятника искусства в стиле рококо (См. рис.).

.

Он близок по характеру работы украшений, к иконостасу в Ахтырском соборе, приписываемому также Растрелли [11]. Фон трехъярусного иконостаса золотой, колонны ионического стиля; обрамления икон без нагромождения деталей, изящны. Согласно с общим характером украшения иконостаса находятся и урны, стоящие поверх пилястров во втором и третьем яруcе.

Из икон, современных иконостасу, сохранились в нем: во втором ярусе - Неверие Фомы, а в первом имеются иконы Христа и Богородицы [12].

В соборе имеются ценные памятники религиозного искусства из различных предметов церковного обихода; наибольшее внимание привлекает святыня собора, икона Елецкой Божией Матери.

Как известно, Елецкая икона находится в Чернигове в елецко-успенском мужском монастыри. Когда св. Антоний печерский в 1060 г., изгнанный из Киева Великим князем Изяславом, удалился в пределы Чернигова и ископал себе на необитаемом мест пещеру для уединенного своего пребывания, в это время им была обретена икона Божьей Матери стоящею на ели. На месте явления он основал обитель; и икона и обитель названы Елецкими. В первых годах XVII столетии, во время разорения монастыря полководцем польского короля Сигизмунда III - Горностаем, образ утратился и в 1676 г. прислан был список с образа и заменил подлинный [13]. Преданием сокрытие иконы связывается с именем князя Барятинского. "Скарбница" Иоанна Голятовского говорить, что списки с св. иконы между святыми образами продавались в то время в Москве и в других местах и один из таких списков был доставлен Мазопетою в 1675(6) г. в Елецкий монастырь.

Местное (Харьковское) предание связывает появление иконы Елецкой Богоматери в Харьковском соборе вновь с именем князя Барятинского: "в 1687 г. окольничий князь Даниил Барятинский, командир новгородских полков, был в походе протшп. Крыма, на возвратном пути из похода сделался болен в Харькове и находясь близ смерти отдай, бывшую с ним в походе св. Елецкую икону пр. Богородицы в Харьковский Успенский собор [14]. Преосв. Филарет, исходя из этого предания, подтверждаемого показаниями XVIII в., по-видимому, склонен считать Харьковскую икону Богородицы за подлинную, т.е. ту, что была взята в Москве Барятинским и что таким образом принадлежала XI веку. Конечно, такое отождествление икон невозможно уже в силу одного того обстоятельства, что оригинал XI в. представлял обычный образ Богородицы, лишь явившийся на ели, а Харьковская икона представляет собою изображение Богородицы на ели. Самая композиция изображения и характер исполнения отмечают в иконе более поздний памятник; мы полагаем, что он относится к XVII в.

Икона — как бы особый перевод явления купины с явно выраженной символизацией, хотя здесь, конечно, отмечается собственно явление иконы на дереве [15]. Богородица с продолговатым овалом лица (бледного цвета), в красном хитоне и мафории и сапожках, стоящих на круглом подножии; тип ее лица очень напоминает тот, что в западных иконах. Богородица поддерживает обеими руками Христа-Младенца, одетого в красную одежду, благословляющего на обе стороны. Нимб у него и Богородицы красный. Вокруг Богородицы огненный ореол с пламенем по концам, сделанным рельефом на фоне иконы. Ореол этот помещен на дереве среди листьев, ниже видно ясно ствол дерева. Фон иконы темно-красный, в верхней части от времени перешедший в черный. Нижняя часть иконы плохо сохранилась. Однако ясно видны здания по обеим сторонам дерева. Справа - церковь - трехкупольная, с фасадом в два этажа; слева башня и дом. С левой стороны читается надпись, сделанная крупным шрифтом: "wбраз прс~тыя Бц~а елецкиjа чернjьговско". Икона, как полагаем, южно-русского происхождения. Размеры ее: 59х46 см., толщ. 2 см.

Перечислим теперь древние памятники, имеюшиеся в соборе из числа осмотренных нами, при изучении его древностей.

1) Евангелие Львовской печати, 1636 г., без выходного листа, со множеством гравюр.

Начиная со 2-го листа Евангелия по низу его идет следующая сделанная от руки надпись, читаемая не во всех местах ясно и не сохранившаяся целиком, благодаря обрезам листов при переплете книги:

(Молитвами)Пребл~гослов\н\^ноjь вл~дчицы н~шей Бц~и и= п\c'рно д~ви марiа и\всjь с~ты\х ами\н\~.

Сию книгу рекомая Еvглi=е напре\столное Бо\рзенскій w=бывате\л плисе\цкй до храмо\у с~тго архистратига миха$ла ц~ркви плисе\цко\ъ в мае\тности ..... старосты Рожа\н\^ско хоро\ужого коро\н\^ного на\двw\рно кролjа его мило\с'ти w\тмени\л за w\тпущенi~ грjьхо\f сво\х жонке своея N и=мjа Екатери'ны и= до\ъки 'его N пелагиjь и= всjьх роди~чо\в е=го' имае\т лежати на трапези г~не не по=рушна ? спрестола г~ня на вjьки вjько\в\ъ. А хто буди важилсjа еjь w\т храма ? Архистратига Гд~ня Миха\ъла да буди анаfемjь проклjат w\тлученъ на вjьки вjьковъ аминь. ах~ми~ (1648) м~ца февруария гдн~я двадцат третijаго дня на ст~го свщ~енно мучен`iка Полика\рпа".

Другая надпись бледными чернилами: "во =мjа^ w~ца i` с~на=и с~тго дух~а Млт~fами преблагословвеноjь вл~чицы ...... Сию книгу рекомую Еv~лiе напрc~толное ...... и= на пото\птание нога\м невjьрни\м в плjьнению люде\ъ w~ измjьнника Ивашки ви....?... палили wгне\м хра\м Бжи\ъ архистратига Михаила х~ва в сели плиссках бжіимъ изволенiемъ ...... Михайло и да\л то jеу~гелие ...... аби тое еv~агелие w\тдал ц~ркви о\успениjа пр\c`ты б~ца пр~но двы марiи (обрезано) грехо\в свои\х (не разб.). Эта надпись обрывается.

Начинается 3-ья надпись: Сию книгу глаголемую еv~гелiе в храм......рок #ахиf...и т.д. проклят а отдал ей при тимоfеjь атамане харковском\м".

Евангелие в простом переплете, покрытом зеленым бархатом, наугольники серебряные с гравированными изображениями грубой работы Евангелистов, а в центральном медальоне Христа по грудь, благословляющего. На оборотной стороне серебряная доска с гравированным изображением Богородицы, держащей на левой руке Младенца Христа. На этой доске сверху вырезано: А К glosa ekcelsior deo w harkow. Внизу доски: Роман швец Васико в Собор.

2) Евангелие в большой александрийский лист Московской печати, 1689 г. Оклад Евангелия, серебряный, позолоченный, позже самого Евангелия, он 1783 г. На нем в медальонах финифтью - в центре Христос воскресший; по четырем углам Евангелисты; вверху Бог Отец; по сторонам - в меньших медальонах: моление о чаше, снятие со креста, положение во гроб. На оборотной стороне высоким рельефом - древо Иессево с пророками на ветвях и Богом Отцом вверху. В центре этой же стороны на серебряной доске чернью - Успение Богородицы. Под этим изображением на позолоченном медальоне надпись: Харьковского Успенского Собора коштом прихожан, за бытность протоиерея Харьковской Коллегии префекта и Богословия учителя Михаила Шванского, старанием тоя церкви строителя прихожанина порутчика Федора Анастасьева Грекова 1785 г., месяца числа. В Евангелии весу 1 п. 28 фун. По описи 1724 г. о Евангелии сказано: "под серебром позолоченным, уклад бывшего полковника Федора Григорьевича Донца". Таким образом, надо полагать, Евангелие было пожертвовано в собор Донцом, а в 1785 г., после перестройки собора, оно было обделано заново роскошно уже на счет прихожан, как значится в подписи. (рис.)

3) Евангелие Московской печати, в малый лист, 1794 г., с гравюрами более старыми (1764 г.).

Интересен оклад серебряный с выпуклыми медальонами, на которых гравировкой изображения Евангелистов и в центре Воскресения Христа; на оборотной стороне оклада изображав св.Дмитрия - юноша с крестом и ветвью. Дар купца Дмитрия Ковалева.

4) Евангелие Московской печати, 1753 г. [16] , оклад его серебряный позолоченный, с накладной, более поздней прорезной решеткой. На передней стороне в медальонах чернью изображения Евангелистов и Воскресения Христа. Чернь хорошей работы, но лица изображенные грубых типов. На оборотной стороне чернью же в медальоне Успение Пресв. Богородицы.

Ниже чернью надпись: "1799 года Августа 15 дня зделано сiе Евангелiе Слоботцкой Украинской губернiи губеского города Харкова в соборную Успенiе прiстыjа Бдцы церковъ коштомъ прихожанъ тоя церкви стараниемже Харковскихъ училищъ преферта и богословiи учителя тогожа собора Андрея Проковевич". Размер оклада 50х33 см. (См. рис.).

5) Чаша (потир) большая, серебряная, позолоченная, 1777 года. Орнамент по подножию, с цветами. По подножию же четыре медальона с изображениями финифтью: моленья о чаше, несения креста, мучения Христа, надевания тернового венца. По стенам самого сосуда серебряная решетка и медальоны с изображениями финифтью: Христос благословляющей именнословно, со сферою, Иоанн Предтеча со свитком, Распятие, Богородица. Весьма ценный и характерный памятник ювелирного искусства ХVIII века [17]. (См. рис.).

6) Чаша серебряная, позолоченная. По основанию грубой работы гравировка, словно подражание плохим гравюрам ХVIII века: Тайная вечеря, Моление о чаше, Целование Иуды, Христос пред Каиафой, Умовение рук, Умовение ног Апостолам. Рисунок совершенно как бы детский.

Ручка сосуда в нижней части украшена серебряной сканью, а выше и нижняя часть самого сосуда - плохой финифтью; последняя сделана позже, что видно и из прикрытия ею гравировки в верхней части сосуда. По стенам сосуда в медальонах из венка -гравировкой: Мучение Христа, Бичевание, Несение креста, Распятие Христа, Положение во гроб, Воскресение. Потир [18] - дар Ивана Григорьевича -Захаржевского. (См. рис. справа).

7) Чаша серебряная позолоченная, 1777 г. [19]. На основании сосуда орнамент; в нем четыре выпуклых медальона с изображением чернью: 1) петуха на колонн, 2) чаши, 3) лестницы, 4) молотка, клещей, гвоздей. По стенкам сосуда густая решетка серебряная позолоченная и четыре выпуклых медальона; фон их под золото точками, почва серебро чернью и самые фигуры чернью: 1) Христос с сферой, благословляющий именословно, 2) Іоанн Предтеча-старец со знаменем, 3) Богородица, держащая руки у груди, 4) пятиконечный крест, а по сторонам копье и губка. (См. рис.).

8) Блюдо серебряное с орнаментом в виде гирлянды, с тремя сосудами и подсвечником. Блюдо 1779 г., Диам. его 49 стм. (См. рис.).

"Хор певчих стал петь в Успенском собор только с 1780 года", т.е. учреждения наместничества. Но и это был хор собственно не соборный, а наместнический или губернаторский, содержавшийся на средства харьковских наместников и губернаторов и от них исключительно зависевший. Хор этот пел в Успенском собор в течении 23 лет. До 1779 года богослужение совершалось в соборе только по воскресным, праздничным и субботним дням; годовой расход на богослужение поэтому (да и по тогдашней дешевизне) быль не велик - не доходил до 20 рублей: за 200 просфор уплачивался один рубль, за две бутылки вина - 30 коп. Во время приезда Белгородских владык, в соборе бывало архиерейское служение, в великие праздники богослужение совершалось соборне, а царские молебны- всем городским духовенством" [20] О произнесении проповедей мы уже говорили выше.

С 1780 года стали совершаться уже ежедневные богослужения. Первоначально штат соборного причта был таков - протопоп, священник, диакон, два дьячка и два пономаря; иногда назначались временно еще нештатные священники; по штату 1780 г. в нем были - протоиерей, два священника, два диакона, два дьячка и два пономаря [21].

Настоятелями собора были следующие лица: 1) от. Еремей, 2) от. Иван (1659 г.), 3) Захарий Филимонович, проявивший верность во время убийства харьковского полковника Репки в 1668 году и участвовавший в основании Куряжского монастыря в 1073 году; 4) протопоп Панкратий Филимонович, 5) прот. Петр Андреевич, получивший вместе с братией из таможенного харьковского оклада в 1692 году по 17 рублей в год жалованья; 6) прот. Яков Ревковский, бывшей раньше (в 1699 г.) Харьковским сотником, а протоиереем в 1707-1716 г. г.; 7) Яков Петрович Сенютович "бывший священником и поповским старостою при прежнем настоятеле, с 1719 года протопоп, умерший, по словам записки при, Александрова, в 1722 году"; 8) Андрей Александров, "бывший настоятелем собора с 1732 г., но не духовным управителем"; 9) Григорий Александров, в 1719 г. переведенный священником в соборе, а с 1722 г. ставший там протопопом и много сделавший в деле материального обеспечения причта; оставался в соборе до 1764 г., а умер в 1774 г. на 92 году жизни; имел хутор и 19 крепостных, коих передал собору; 10) Стефан Флоринский - питомец харьковского Коллегиума и зять Александрова - был сначала священником (га 1756 г.), потом протопопом (с 1764 по 1769 г.), наконец снова священником (до 1800 г.); причиною понижения было то, что он не говорил проповедей и потому для этой цели был определен, как мы видели, Шванский. У него были прекрасные материальные средства, он вел крупные дела;

12) прот. Михаил Иванович Шванский - выдаюшийся деятель; питомец Киевской Духовной Академии; преподаватель и префект Коллегиума; с 1764 г. священник, а с 1769 г. - протоиерей; строитель храма; умер в 1790 году; 12) Иоанн Андреевич Гилевский - священник с 1779 г., а протоирей с 1790 года; он был учителем философии и префектом Коллегиума; был человек кроткий, тихий, болезненный и нестяжательный; после него остались долги, которые были прощены его семье городским обществом и церквями; 13) Андрей Семенович Прокопович - с 1795 года протоиерей собора; выдающейся преподаватель и ректор Коллегиума, проповедник и писатель. Сюда следует также присоединить некоторых лиц, занимавших только священнические места в соборе, - Василия Орловского, Симеона Фонтанского (носившего титул проповедника), Василия Степановича Даневского, Стефана Базилевича, Стефана Иванова, Иоанна Крышинского. Из диаконов известен К. Федоров, Герасим Сливицкий, занимавшейся чумачеством и привозившей в Харьков соль и доброе венгерское вино, Николай Попов, Ф. Фонтанский, Андрей Кирилов-питомец харьковского Коллегиума, Евдоким Проскурненков, Феодор Прокопович.

Псаломщиками и причетниками были такия лица, как Илия Александров, бывший 3 года в инфиме - низшем классе харьковского Коллегиума, но "за непонятсем и болезшю очей" уволенный оттуда и служивший с 1734 года соборным дьячком и ктитором, наблюдавшим за церковными доходами, И. Киенченко, красиво писавший все церковные книги и документы" [22]

О пределах соборного Успенского прихода в 1724 г. мы говорили уже в главе о топографии. Число прихожан обоего пола в Успенском соборе было таково: в 1728 г. - 654, в 1748 - 1475, в 1754 - 1352, в 1779 - 2345, в 1780-2548, в 1782 - 2721, в 1784 -2271, в 1787 - 2266, в 1791 - 2407, в 1792 - 1928, в 1794 - 2019, в 1795 - 2038, в 1796 -1894, в 1797 - 2141, в 1798 - 2058, в 1799 - 2071. В этом году по сословиям они распределялись так: духовных 22 мужчин и 22 женщины, военных 71 муж. и 90 жен. пола, статских- 136 муж. и 112 жен., разночинцев 16 муж. и 10 ясен., питомцев училища 31, купцов и мещан 251 муж. и 240 жен., посполитых 356 муж. и 442 жен., крепостных-132 муж. и 134 жен.[23]. Делать заключения о росте населения по этим цифрам трудно, потому что колебания их находились в зависимости и от разных внешних причин, например, отчисления от прихода некоторых улиц и домов. Наиболее многочисленную сословную группу представляли посполитые, под коими нужно разуметь крестьян малороссийского происхождения, в отличие от крепостных, куда принадлежали великорусские крепостные крестьяне; затем идут купцы с мещанами и т. д. О движении населения дает понятие таблица о числе родившихся и умерших.

В 1774 году родилось 114, умерло 88, в 1775 г. род. 85, умер. 111, В 1776 Г. род. 74, умер. 67, В 1777 Г. род. 110, умер. 79, В 1778 Г. род. 98, умер. 119, В 1779 г. род. 101, умер. 87, в 1780 г. род. 118, умер. 99, в 1781 г. род. 135, умер. 96, В 1782 Г. род. 124, умер. 105, В 1783 Г. род. 118, умер. 119, В 1784 Г. род. 112, умер. 117, В 1785 Г. род. 122, умер. 104, В 1786 г. род. 126, умер. 86,

в 1787 г. род. 95, умер. 144, в 1788 г. род. 109, умер. 142, В 1789 Г. род. 121, умер. 133, В 1790 Г. род. 130, умер. 131, В 1791 Г. род. 87, умер. 109, В 1792 г. род. 161, умер. 90, в 1793 г. род. 135, умер. 82, в 1791 г. род. 126, умер. 111, в 1795 г. род. 141, умер. 76, В 1796 г. род. 139, умер. 74, в 1797 г. род. 119, умер. 100, В 1798 Г. род. 119, умер. 128, В 1799 Г. род. 149, умер. 82, В 1800 Г. род. 109, умер. 88 [24].

Выходить, что в 27 лет всех родившихся было 3167 душ., умерших 2767 д., общий прирост 400 д., что составляет около 8% общего числа или 0,3% ежегодно. Но были годы, когда число умирающих значительно превышало число рождающихся.

В числе соборных прихожан XVII-XVIII веков можно отметить: харьковских полковников - Григория Ер. и Федора Григорьевича Донцов, Федора и Лаврентия Шидловских, Ерокония Куликовского, Григория Семеновича Квитку, Степана Ивановича Тевяшова; харьковских губернаторов и наместников - Евдокима Алексеевича Щербинина, Норова, Черткова, Леванидова, Теплова, Пашкова, Кишинского; других военных и гражданских чиновников- князя Крапоткина., кн. Д. М. Голицына, Мордвинова, Прокония Чайковского; козаков - Песоцкого, Топчия, Воронцова, Неретенка, купцов, посадских и мещан - Карпова, Ворожейкина, Беляева, Павлова, Бутова, Пащенка, Урюпина, Кушинникова, Ковалева, Щелкова, Манухина, Хлебникова, Серикова, Ломакина, Каменева и др. [25].

"Первоначально церковным хозяйством и церковными суммами заведовало соборное духовенство непосредственно чрез причетников "левого клироса". Но с 1711 года соборные прихожане, по предложению духовенства, стали постоянно избирать для этого из своей среды доверенных лиц, которые назывались различно: церковными ктиторами, церковными старостами, смотрителями, попечителями, приставниками, распорядителями. Первым старостою харьковского собора был "харьковец Василий Цыбуля", за ним следовал Осип Кныш, который служил до 1751 года, Афанасий Пономарев - от 1751 до 1768 года, Афанасий Ключка - от 1768 до 1772 г., Михаил Литвиненко - от 1772 до 1807 года..... Они заботились о храме, собирали для него средства и сохраняли капиталы. Эти последние хранились "в самом соборе в особом железом окованном сундуке. Ключ от этого сундука хранил у себя соборный староста, а протопоп, перевязав сундук шнуром, прикладывал к нему церковную печать. Печать собора была довольно оригинальна; на ней были изображены: всевидящее око вверху, четырехконечный крест посредине, а по бокам его - евангелие и якорь; кругом печати слова: "печать харьковского градского собора" [26].

Что касается соборного имущества, то в XVIII веке оно было довольно значительно. "По описям церковных имуществ 1724 и 1769 г. г. видно, что соборному харьковскому храму жертвуемы были гражданами и чиновниками Харькова земли, дворы и лавки, что протоиерей Александров приобрел для церкви покупкою с законными актами не мало дворов и мест, что собор имел в то время во владении своем мельницу на р. Лопани ниже Деркачей с 19 человеками рабочих черкас [27]. По показанию причта, собору была пожалована свободная земля с севными покосами под названием Кривая Лука на реке Удах, между сел. Хорошевым и Безлюдовкой, еще во 2-й половине XVII века; но к 1702 г. ею завладел харьковский полковник Федор Донец, после которого она перешла к зятю его кн. Якову Ник. Крапоткину, а этот последний вместо нее уступил соборянам Весединскую или Воелюдскую луку при р. Лопани (65 десят.). Она была временно взята в казну при секуляризации, а затем в 1799 г. снова возвращена Собору; Деркачевская же мельница и крестьяне остались в казенном ведомстве [28]. В Харькове Собору принадлежали: 1) братский двор, 2) низовой двор, 3) мироносицкий поповский двор, 4) харчевая изба, 5) пономарская изба с подвалом (ныне университетскою горкою), 6) большой школьный двор, 7) шпитальная (богадельная) изба, 8) двор Лукашевичин, 9) Иванчишина изба, 10) изба возле валу, 11) броварня (пивоварня) и шинковал комора на проезде, 12) флигель в ограде, где помещалась меньшая церковно-приходская соборная школа, 13) Кацаваловская церковная изба, 14) третий мироносицкий шинковый двор, 15) Терешкова изба [29]. Наконец, собору принадлежал участок земли, на котором находился храм с колокольней, и в конце XVIII века каменные лавки. По свидетельству старожилов, заявленному в 1803 году, двор этот был прежде обширнее (границы его доходили до старых проезжих дорог) и на нем было кладбище, где с давних времен погребали покойников [30]. Существование кладбища, по-видимому, подтверждается тем, что при подведении фундамента под здание Исторического архива (против собора) выкапывались кости покойннков. Три дворовые места, принадлежавшие собору (школьное, шпитальное и торговое) отошли от церкви и постройки на них были уничтожены полицией (вероятно, по несоответствию с планом или по ветхости) и 2 из них поступили в ведение магистрата. Так писали прихожане в 1785 году. Впоследствии собор лишился и остальных своих городских участков за исключением первого, который и ныне принадлежит ему и находится на углу Московской улицы и Николаевской площади, простираясь на 15 саж. по первой и в 1/3 саж. по второй. В XVIII век он назывался братским двором и на нем стояло с давних пор 2 избы, из коих одна была обветшалою уже в 1768 году; в 1770 г. этот двор с постройками заарендовал один арендатор за 16 рублей в год, но в виду ветхости помещения вышел раньше срока. Тогда светлица и изба были сломаны и на месте их выстроен новый дом, существовавший до 1837 года [31]. До постройки каменных лавок у ограды устраивались во время ярмарок мелкая временные лавчонки, называвшиеся "ташами", за право устройства которых при соборной ограде причт взимал известные доходы. "Две постоянные соборные лавки или коморы и один погреб, приносивший собору 100 руб., ежегодного дохода в XVIII веке, были устроены еще в старой соборной колокольне в 1685 году [32]. "Таши" и коморы несомненно обезображивали здание собора, придавая ему крайне неприглядный вид; но их крепко отстаивал церковный причт из побуждений исключительно материального свойства.

Все перечисленные выше имущества приносили извъстный доход, который и шел в пользу церкви и причта. Наиболее значительный доход давали каменные лавки у ограды.

Но главным источником обеспечения причта являлись все таки доброхотные пожертвования прихожан за исполнение треб. О размерах этих доходов сведений нет, во во всяком случае они были больше, чем в других приходах, ибо среди соборных прихожан было больше богатых людей. Некоторые из священнослужителей собора были очень состоятельными людьми, иные умерли, не обеспечив семейств. Любопытна одна черта эпохи - священнослужители не считали предосудительным заниматься разными промышленными и торговыми операциями: Григорий Александров и его зять Флоринский и Моренков имели земли, крепостных, дома, в широких размерах вели торговлю; им подражали и некоторые церковнослужители: пономарь Сочин занимался ростовщичеством, диакон Сливицкий - чумачеством и продажею венгерского вина, дьячок Венедикт - разрисовкою артосов, пономарь Радогинский - портняжничеством, дьячок Киенченко - печным делом, дьячок Любовский - лесною торговлею, церковник Рыбасов - копанием могил для покойников [33]. Нет сомнения, что в иных случаях эти посторонние занятия вызывались недостаточностью получаемого содержания, в других они просто являлись последствием местного обычая, подкреплявшегося тем, что большая часть церковников служила по найму и принадлежала к различным группам светского общества; третьими, наконец, руководило желание сколотить себе состояние.

О просветительных и благотворительных учреждениях при Успенском собор скажем позже.

[1] Ibidem, II, стр. 8—9.

[2] Истор-стат. опис. Харьк. кафед. Успен Соб. X, 1894 г., стр. 3.

[3] Ibidem,, стр. 3-1.

[4] Ист. стат. опис. Харьк. епархии, II, стр. 9. .

[5] Ист. стат. опис. Харьк Соб., стр. 6—7

[6] Ibidem, стр. 9-10.

[7] См. Альбом выставки XII археологического съезда в г. Харькове, изданный под редакцией проф. Е. К. Родина, табл. LII и XXVIII.

[8] См. Альбом выставки, табл. XXX, рис. 80.

[9] Истор. статистич. описание, 5.

[10] Ibidem, 9.

[11] Филарет. О. с. Ш, 14.

[12] Икона Богородицы в церкви села Бабаев, очевидно, копия соборной.

[13] Дебольский, Дни богослужения, I, 175.

[14] Филарет, О. с, И, 12.

[15] Изображение Богородицы, сидящей на дереве без огненных языков или с огненными языками известно в западных памятниках уже в XV-XVI в. Л. Воронцова, Икона Богоматери "Неопалимая купина", Ж. М. Н. II., 1904, III, 71. Bouchot, L'esposizione dei Primitive Francesi ed i suoi risultati, L'Arte, VII (1900), рис. на стр. 231. Икона Владимирской Божией Матери, кисти Симона Ушакова (1068), также изображает Богородицу с младенцем на дереве в ореоле, но без огненных языков.

[16] Выходной лист вырван.

[17] Диам. основ. 23 1/2 стм., диам. чаши 15 1/4 стм., вые. 36 стм. По матер. описи соб. №3.

[18] По описи № 5. Диам. основ. 16 1/2 стм., диам. сосуда 11 стм., выc. 35 стм.

[19] По описи № 7; вые. 28 стм., диам. осн. 17 стм., диам. сосуда 11 1/2 - стм.

[20] Ист. Стат. Опис. Успен. Собора, стр. 54-56.

[21] Ibidem, стр. 134-135.

[22] Филарет. Ист. Опис. Харьк. епарх., II, стр. 19-23; Ист. Стат. опис. Уcпен., собора, стр. 153-241.

[23] Ист. Стат. Опис. Успен. Собора, стр. 243.

[24] Ист. Стат. Опис. Успен. Собора, стр. 252-253.

[25] Ibidem, стр. 259-261.

[26] Ibidem, стр. 205 - 200.

[27] Филарет. Ист. Стат. Опис. Харьк. епарх., II, стр. 16-17.

[28] Ист. Стат. Опис. Успен. Собора, стр. 267-271.

[29] Ibidem, стр. 271.

[30] Ibidem, стр. 10.

[31] Ibidem, стр. 272-273.

[32] Ibidem, стр. 281-282.

[33] Ibidem, стр. 140.

Раньше мы говорили о первом Троицком храме. В 1764 г. он был заменен новым каменным храмом, заложенным в 1758 г.[1]. В надписи на каменной доске, которая вделана в стену при входе в церковь с правой стороны говорится так (см. сним. с надписи): "во славу Святыя, единосущныя, животворящая и нераздельные Троицы, а в пределе Рождества Пресвятыя Богородицы начался сей храм строитись в 1758 год месяца дня 27, за державы благочестивейшия и великия государыни Императрицы Екатерины Алексеевны [2], при наследнике ее благоверном государе Цесаревиче Павле Петровиче, благословением преосвященнаго Порфирия, епископа Белгородского, з доброхотных даяний, присмотром иерея Бориса Янкевича. А окончен и освящен 1764 года месяца мая [3]. Храм был небольшой с тремя куполами. Главный храм именовался "большою церковью". Колокольня не была отделена от храма; вверху ее был шпиц, а на нем в виде статуи изображение ангела, с трубою в руках. По старым описям значится, что храм сооружен на доброхотные даяния прихожан и сторонних людей, но каких именно не сказано. На некоторых церковных документах конца XVIII века встречается только следующая надпись: "Прихожанин колл. ассес. Иван Будянский, строитель каменной Троицкой церкви". По одному древнему преданию денег не хватило и пришлось один из пределов временно покрыть вместо драни соломой. 2-й Троицкий храм стоял до 1857 года, т.е. 93 года.

"Таким образом, говорить проф. Е. К. Редин, современный храм ничего не сохранил в архитектурном отношении от XVIII века [4]. Из других памятников - икон, упоминаемых преосв. Филаретом [5], как перешедших из древнего храма - также ничего не осталось.

К XVIII веку относятся две иконы, упоминаемые и преосв. Филаретом, как известные по описи 1817 года: это, как сказано выше, Св. Николая и Смоленской Божией Матери.

Икона Св. Николая писана в сером тоне; лицо старца с небольшой бородкой. Письмо иконы сухое, жесткое, но старательной выписки всех деталей. Риза красная с золотыми цветами и бордюрами, нижняя одежда голубая; рельефом: евангелие, украшения, кресты, набедренник. На золотом фон в верхней части иконы -рельефом золотые цветы. По сторонам головы Святителя обычные изображения в малом размере Христа и Богородицы [6]. (См. рис. на этой стр.).

Икона Богородицы Смоленской - живописного характера, в широком стили; благодаря переписи заново лика Богоматери и Младенца Христа, икона утратила научный интерес [7].

Из других древностей церкви ХУШ в. выделяются по своей сохранности, красоте — два памятника ювелирного искусства.

1) Дарохранительница — серебряная позолоченная, 1781 г., изящной работы. (См. рис.). Она имеет вид надгробного памятника с гробницей, урнами по четырем углам вверху, с изящными пилястрами на каждой сторон. Поверх памятника стоить серебряный крест с прекрасными изображениями финифтью Распятого Христа, Бога Отца, Богородицы и Иоанна.

Цвета финифти: голубой, эмалевый, зеленый. (Высота креста 37х21 см.; гробницы выc. 21 1/2 см., ширина 22 см.).

На гробнице выгравировано: "старанiемъ с~щенника Павла Моренкова".

2) Сосуд для пшеницы, вина и елея, серебряный с широким круглым основанием. На этом основании ножка для блюдца, на котором рельефно - сноп колосьев. Слева и справа на основании ветвь с сосудами для вина и елея. Центральная ножка держит большое блюдо, на котором гравированный шестиконечный крест, копье, губка и здание Иерусалима. Сзади рельефная фигура Ангела, поддерживающего три серебряные ветви, оканчивающаяся углублениями для свечей [8]. (См. рис.).

В ризнице церкви имеется множество драгоценных предметов: сосудов, крестов, чаш, икон 30-40 гг. XIX ст., из них последние в прекрасных серебряных позолоченных ризах.

В часовне церкви имеется несколько икон, происходящих, полагаем, из второй церкви, т.е. относящихся также к XVIII веку. Таковы: 1) Иисус Христос, в малиновом хитоне, голубом гимайи, со сферой, благословляющий именословно. Вместо нимба вокруг головы - Сияние; стоит на облаках, у ног херувимская головки [9]. (Рис.).

Богородица - в голубом хитоне и розовом мафории; красивое лицо; Младенец, которого Она держит на левой руке, со сферой, в рубашке с расстегнутым воротом, в красном гиматии. Икона -живописного характера, академического письма, несомненно конца XVIII века.

Такого же письма, такого же характера работы - большая икона [10] сложной композиции, символического характера по сопоставлению в ней лиц различного времени, объединенных Христом, идеею о его милосердии, благодаря которому получают прощение кающиеся грешники. Такого рода иконы, по-видимому, были популярны в XVIII в. на юге России, и одна из них, описанная нами, — произведете южнорусского искусства, из церкви в селе Бабаев, только меныних размеров и с незначительными отличиямн, была на выставке XII археологического съезда в г. Харькове [11].

На иконе Троицкой церкви Христос стоит на ступеньках нагой, прикрытый лишь красным гиматием, левой рукой он поддерживает крест, а правой указывает на рану в боку. Над ним Св. Дух. У ног его слева на коленях Мария Магдалина - прекрасная фигура в зеленом платье, с распущенными волосами по открытым плечам. Рядом с ней на коленях благоразумный разбойник, прикрытый лишь по чреслам; он стоит на кресте. Справа на коленях, в красной порфире стоит царь Давид; у его ног корона, лира, скипетр. Возле него стоит юноша - блудный сын, в гиматии на кресте, с посохом.

Над этой иконой - другая, представляющая Бога Отца, сходного письма, XVIII в.

В часовне же имеются небольшие иконы в медальонах с нижнего яруса иконостаса и среднего (праздничные): Сретение, Крещение, Жертвоприношение Авраама, Благословление Давида - все XVIII в., живописного характера.

По слабым остаткам памятников живописи в Троицкой церкви мы можем судить, какого характера она была в XVIII в. в церквах г. Харькова, в применении к отдельным иконам, и к ряду таковых - в украшении иконостасов. С незначительными по количеству памятниками этой религиозной живописи XVIII в., носящей по преимуществу черты местного, южного происхождения, с отмечаемым в ней влиянием западных образцов, встретимся и в некоторых других церквах г. Харькова, о которых скажем далее".

Настоятелями Троицкого приходского храма были следующие лица: 1) о. Иосиф, известный по документу 1659 года; 2) Максим Степанович Крамаренко, известный по документу 1673 года и скончавшейся в 1676 г.; 3) Павел Степанович Крамаренко 1676-1736 гг. - родной брат предыдущего, священствовал здесь 60 лет; по переписи 1732 г. П.Крамаренко имел в предместье г. Харькова двор и поданных малоросиян; при нем в 1724 г. был установлен сбор в государственную казну пошлинных денег - с Троицкой церкви в размере одного рубля, 5 алтын, 2 денег; 4) Михаил Павлович Крамаренко (1715- 1738 гг.) — сын предыдущего, задолго до смерти отца принятый в качестве помощника его по приходу. Следовательно, в течение 21 года при Троицкой церкви было 2 священника. Он умер от свирепствовавшей в 1738 г. в Харькове моровой язвы; в фамильной летописи Квиток читаем: "в 1738 г. во время моровой язвы в Харькове из людей знатных померли - Иоанн поп Благовещенский и Михаил Троицкий и купец Грунин со всеми змерл; 4) Павел Григорьевич Копейчик (1738-1749) — зять священника Михаила Крамаренка; это был первый священник Троицкой церкви, окончивший курс в харьковском Коллегиуме. Священник от. Михаил еще при жизни своей принял его в дом свой, как кандидата на свое место, с согласия прихожан и благословения преосвященнейшего Петра; будучи священником, он в то же время состоял преподавателем в Коллегиуме; в 1743 г. он овдовел, а в 1746 г. преосвященный выдал ему на 3 года грамоту для продолжения иерейского служения (овдовевшие священники должны были получать такие грамоты); священник Копейчиков пользовался расположением своих прихожан, которые в 1743 году писали Белгородскому митрополиту Антонию так: "ныне год тому пятый, как при Троицкой церкви поп Копейчик служит добропорядочно, церковные правила и мирсния требы исполняет без упущения, его служешем и наставлешем все мы нижайппе довольны и нужд нам никаких не находится"; 5) Борис Иванович Янкевич (1744-1788 гг.) — внук священника П.Копейчика; в древних церковных актах он подписывался Лопатинским, назывался и Лопатою, а фамилию Янкевича принял якобы вследствие своего происхождения от этого дворянского рода; родился в 1724 г. в Сумах, — отец его был тамошний посполитый крестьянин; образования был домашнего: "русскому письму, чтению и пению обучен был отцом своим, кроме того иным никаким наукам и мастерству не учен"; до определения в священники был "при келлии его преосвященства митрополита Белгородского Антония в должности лакейской [12], а больше нигде не бывал". Священник Янкевич владель очень хорошим достатком: он был награжден от отца своего движимым и недвижимым имением; по гражданским делам 1761 г. видно, что он владел хутором на р. Немышле; принимал он живое и горячее участие в постройке нового храма; в 1780 году он был сделан "десятоначальником" т.е. начальником 8 городских и 2-х сельских церквей; 6) Протопоп Павел Иосифовпч Моренко (1766-1800); родился в 1731 году; отец его был козак прихожанин Троицкой церкви; школьного образования у него не было; в 1759 году был посвящен диаконом к Троицкой церкви, а в 1761 году — священником соборной, откуда должен был уйти, потому что не умел говорить проповедей; сделавшись священником в Троицкой церкви (на диаконской вакансии), он все-таки, по той же причине, стоял в церковных процессиях ниже всех остальных; так как его самолюбие от этого сильно страдало, то он постарался добиться назначения протопопом; преосвященный Феоктист назначил его протопопом в Недригайлов, но потом по настоятельной просьбе оставил при Троицком храме протопопом на диаконском месте - он был первым протопопом приходской церкви в Харькове и сильно кичился этим, как доказывает следующий случай. Харьковская купчиха Аксенова в прошении своем духовному правлению жаловалась, что протопоп Моренко, бывши с нею в гостях в доме купца Андрея Панкова, громогласно упрекал ее за дурную якобы жизнь, при чем прибавлял: "признайся де во всем — и я могу теперь простить тебя во всем, бо я теперь с именем протопопа"; дело это было прекращено по взаимному соглашенко обеих сторон; Моренко имел довольно значительное состояние: у него был собственный дом "в земляном замке близь соборной церкви", а также хутор, граничивший с соборною церковною землею; в 1776 году соборяне жаловались, что он произвольно перерезал канавами их луки и спустил с них весеннюю воду в свой пруд, чем причинил церковной земле не малый вред; 7) священник Стефан Иванов (1788- 1790) — окончивший курс в Харьковском Коллегиуме и бывший там учителем; скоро перешел на штатное место в собор; 8) священник Иоанн Яковлевич Любочинский (1790- 1811), окончивший курс в Харьковском Коллегиуме; был искусен в чтении и произнесении проповедей; 10 лет состоял присутствующим в Харьковском духовном правлении.

До 1745 года диаконов не было. Первым диаконом был Тимофей Иванович Лавровский, определенный на эту должность в 1746 году, но неизвестно, исполнял ли он ее фактически или нет, ибо против его назначения последовала жалоба священников; в несколько неопределенном положении находился и второй диакон Моренков; диакон Павел Китенко, "искусный в чтении катехизиса и церковных поучений" и состоятельный - имел недвижимую собственность в уезде и обширный дом в Харькове о пяти покоях, который сдавал в наем, а жена его вела торговлю постным маслом и сальными свечами.

Причетниками состояли разные лица по найму прихожан. Образовательный ценз их был очень разнообразен; были и такие, которые учились в Харьковском Коллегиуме, но не окончили в нем курса. Число их было не одинаково: в 1732 году их было 8, в 1742 году - 4 дьячка и 1 пономарь, в 1758 г. — 1 пономарь, с 1779 г. — 1 пономарь и 1 дьячок.

В 1-й половине XVIII века круг обязанностей церковных старост был ограничен и потому о деятельности их за это время мы не встречаем почти никаких сведений. Известно только, что в 1743 году церковным старостою был Петр Кожин, а преемником его Пшеничный. Оба они были неграмотны. Последний передал преемнику своему Василию Андреевичу Топчиеву 1175 руб. 69 коп. остаточных денег. Василий Топчий известен своим самовластием в ведении церковного хозяйства. Священник Янкевич и прихожане жаловались Харьковскому духовному правлению на Топчия, что он не уплачивал денег подрядчику, принявшему на себя ремонт церкви, вследствие чего тот приостановил работу, что он вовсе не покупал тех материалов, кои показал купленными, и что он имел намерение "покорыстуваться" церковными деньгами. Духовное правление предписало причту и прихожанам потребовать денежного отчета от старосты, но тот уклонялся и в конце концов духовная власть должна была прибегнуть к содействию светской - наместническому правлению, которое предписало городскому магистрату, где Топчий служил бургомистром, поступить с ним по законам. Конец дела, к сожалению, неизвестен.

С давнего времени, по словам о. Николая Лащенка, Троицкому приходскому храму принадлежало несколько домов с дворами, но на чем основывал покойный ученый это извъстие, неизвестно; в документах же конца XVIII века упоминается, по его словам, о двух дворовых местах, кои н ныне находятся во владеши прихода (одно, на северной, другое - на южной стороне храма).

Троицкий приход был один из малочисленных по числу прихожан: в 1730 году в нем было 484 души обоего пола, в 1750 г. — 556, в 1770 г. — 698, в 1790 г. - 800. Очень тяжелыя утраты понес приход во время чумы 1738 года: "у нас нижайших, писали прихожане в 1743 году митрополиту Антонию, в 1724 году было приходских дворов 116, а ныне только 70, понеже в моровое поветрие людей много вымерло и приход умалился". Преосвященный Филарет указывает в Троицком храм несколько старопечатных богослужебных книг [13].

Об остальных храмах известно не много.

"Древнейшая Николаевская церковь, говорит проф. Е.К.Редин, была деревянная. Она была устроена в одно время с основанием города у самой его стены. В 1733 г. церковь сгорела и на место ее был выстроен новый каменный, заложенный в 1764 г., а освященный в 1770 г.; приделы и престолы в верхнем ярусе устроены были уже в XIX в. На плане 1785 года церковь значится находящейся вне центрального укрепления, но неподалеку от крепостной стены. Деревянная колокольня, стоявшая отдельно от церкви, уцелела от пожара и существовала до 20-х гг. XIX стол. Какой вид имела церковь в XVIII в., можем судить по рисунку 1787 г.; как видно, в этом году она подвергалась реставрации, или переделке: по фасаду представлены леса. Лучшее понятие имеем об архитектуре храма по фотографы с нее, сделанной Досекиным, до сломки ее в 1886 г. (См. рис. на стр. 224).

В современном храме не осталось ни одного памятника XVIII в.; предметы церковной утвари наиболее древние - 30-40 гг. XIX в.

Первый храм во имя Благовещения Божьей Матери был деревянный, построенный около 1655 г. [14], однопрестольный, с тремя главами; вместо ограды он был обнесен тыном; колокольня его была также деревянная, рубленная. Вместо деревянной церкви в 1789 г. был заложен каменный храм, освященный в 1794 г. Мы не знаем, по какой причине деревянная церковь была заменена каменной; но в 1787 г. она, судя по рисунку на известном плане, еще не была разрушена; этот рисунок и знакомит нас с внешним видом первой Благовещенской церкви [15].

Вторая церковь, каменная была однокупольная, имела богатый иконостас, устроенный в 1844-1846 г. (См. рис.).

Третья новейшая церковь заложена в 1888 г. [16].

От первой церкви в современной сохраняется два Евангелия Киевской печати 1697 г. и 1773 г., но в новых окладах, и крест и чаша.

Крест серебряный 1782 г., четырехконечный, не литой. На нем чернью: Распятие Христа, Христос в терновом венце, пожилой; в небольших медальонах чернью: Бог Отец на облаках, Богородица, Иоанн - в медальонах, фон золотой, насечкой. На ручке колонна с петухом, копье, рука, меч, гвозди, и др. предметы страстей [17]. (См. рис.).

Чаша, небольшая, изящная, 1779 г., с серебряной сетчатой решеткой по стенке сосуда; все же остальное пространство позолочено. На стенках сосуда медальоны с изображениями гравировкой - словно с образцов Киевских гравюр XVIII в.: 1. Христос Вседержитель на облаках, поднявшей вверх в благословении руку и держащий сферу; тип старческий, с длинной бородой; 2. Богородица на облаках, держащая у груди руки в молении; 3. Иоанн Предтеча на облаках, указывающей на Христа и держащий знамя; 4. Шестиконечный крест с копием и губкой; по сторонам надписи: IС ХС НИКА. Красивое подножие - большой круг с орнаментом в виде звезды в медальонах из гирлянд. В медальонах гравировкой - орудия страстей [18].

К первой же церкви относится икона Казанской Божией Матери в прекрасной, серебряной позолоченной ризе, 1776 г. (См. рис.).

Из священников церкви известны: о. Алексей, упоминаемый в Куряжских актах 1659 года, от. Павел, упоминаемый в Куряжских актах 1701 и 1713 годов, Иоанн Матвеев, умерший от чумы в 1738 г., Автоном Захарьев, его сослуживец, умерший в 1779 г., Герасим Сливицкий и Петр Рожанский, его сослуживец прот. Матфей Рожанский, бывшие во время закладки храма в 1789 г.

Первый храм Рождества Христова, бывший уже в XVII в., (основан не позже 1655 г.) [19] существовал до 1722 г., когда был заменен новым, который сгорел в 1731 году: "с 12 на 13 февраля в полночь, говорит Квитка, прежняя церковь Рождества Христова в Харькове за рекою Лопанью згорела"; новый (третий) храм освящен в 1735 году; четвертый каменный ныне существующий храм освящен в 1783 году (см. рис.); но в нем произведены с того времени изменения: колокольня с теплою церковью внутри построены в 1801 г., а в 1860 г. церковь расширена - пристройкой колокольни с двумя теплыми приделами; неизмененной в храме осталась средина храма с куполом и алтарь.

С видом четвертого храма, какой он имел вскоре после его построения, знакомимся по известному виду Харькова въ 1787 г.; а по рисунку Шепфлинга этот же храм предстает пред нами таким, каким он был в начале XIX в.

Из памятников ХVIII века в храме сохранилось Евангелие 1748 г.; оклад на нем 1834 г.; но древний оклад данного Евангелия перенесен на Евангелие 1833 года. Остались только наугольники с изображением (литых) Евангелистов и центральный медальон с изображением Рождества Христова: поклонение волхвов Христу Младенцу. На оборотной стороне в центральном медальоне Рождество пресв. Богородицы в оригинальной композиции: Иоаким подает руку Анне, лежащей на ложе. (См. рис.).

Из священников известны - от. Григорий (1713 г.), Андрей, Феодор (1724 г.), Алексий Бородаев и Иаков (1735 г.).

Первый храм Вознесения Господня, деревянный, построен не раньше 1675 года. По Куряжским записям он известен в 1687 и 1703 г. [20]. Второй храм, по-видимому, был освящен в 1733 г.[21], так как в этом году арх. Досифеем был выдан в новую деревянную церковь антиминс. Храм этот, по преданию, между 1780-1785 г. сгорел и на место его воздвигнут в 1794 г. большой деревянный, на каменном фундаменте, с хорами внутри, с тремя престолами (Вознесения внизу и Св. Иоанна Богослова и Трех Святителей на хорах) [22].

В 1862 г. этот храм вместе с иконостасом продан в село Георгиевск, Коллениково-тоже, Валковского уезда, за 1700 руб.

Вместо проданного деревянного построен уже современный четвертый храм (заложен в 1863 г., окончен в 1876 г.) о пяти куполах, с высокою Колокольнею.

На известном план 1787 г. Вознесенская церковь не показана, что объясняется, вероятно, как и видели по историческим справкам, что ее в это время, после пожара (1780-1785 г.) до 1794 г. действительно и не было.

От второго храма сохранилось Евангелие московской печати 1735 г. (in fol.) с прекрасным серебряным, позолоченным окладом, с рельефным цветочным орнаментом, окружающим пять выпуклых медальонов, на которых чернью четыре Евангелиста и в центре в обычной композиции Вознесение Христа. На обороте рельефом крест с копьем и губкой.

От третьего храма сохранилось несколько икон, развешенных ныне в притворе, высоко на стенах.

1) Рождество Христово - икона, писанная на холсте хорошим мастером по западным образцам; весьма характерна для ХVIII в. и по композиции сюжета, и по стилю, и по типам, по костюму, выписки лиц и деталей. (См. рис. на стр. 375) Христос-Младенец, нагой, лежит на белом полотне в яслях, у изголовья бабка Соломея; впереди Богородица в красном хитоне, голубом гиматии, белом покрывале стоит на коленях, сложив руки у груди. Ее лицо красиво, с красным оттенком, шея открытая. За Богородицей стоит старец Иосиф в голубом хитоне и красном гиматии, с палкой. Справа сидит на камне изумляясь Ангел в белой рубашке (с открытыми плечами), голубом гиматии и с голубыми крыльями. Вверху по паре херувимских головок в облаках.

Это изображение занимает большую часть иконы. Внизу слова "с~тыя мученицы Анисiи": св. дева с непокрытой головой, в голубом длинном платье, коротком верхнем желтом и в красном гиматии, застегнутом на груди фибулой; в одной руке она держит цветы, а в другой, опущенной вниз, - меч. Изображение ее заключено в рамку стиля рококо. Справа в такой же рамке - "св. архидiяконъ Стефанъ" — юноша в голубом подризнике и верхнем стихаре, с цветами по белому фону, в одной руке у него камень, в другой кадило. Вокруг его головы, как и св. Анисии - красный фон вместо нимба. Между этими святыми в рамочке следующая характерная стихотворная надпись с датой 1788 года:

Сей младенець увиселяетъ насъ сво'имъ рожствомъ. Хотя обновити плоть нашу своимъ божествомъ. Сего и святий Стефан прославляетъ Фарисей и садукей о немъ уверяетъ. Wниже слушать w\т него правди не хотяху Разярившисъ камениемъ его побиваху. Сего Хр\ста с~тая мученица Анисия прославляет. За что воинъ w\т ярости мечемъ ея пронзает.

1788 год.

П. ИРИНА.

105х80 СМ.

На обороте чернилом написано: "Грода Славянска протсперея Стефана Башинского и супруги его Анисии Семеновой дочери по отцу Бардаковой..... в Харьковскую Вознесенскую церковь 1807 года Августа 2 дня при сыне приходской церкви священники Харьковского Коллегиума Учителе Александре Башинском" [23].

2) Богородица с Младенцем - икона, писанная на холсте, южно-русской работы, XVIII в., по западным образцам. У Богородицы красивое округлое лицо, голубой хитон и красный мафорий. У Христа-Младенца также такое округлое лицо с румянцем, коричневыми волосами, в белой рубашке, подпоясанной красным поясом, в желтом гиматии. Вместо нимбов - светло-желтое сияние. Прекрасной выписки и сохранности [24].

3) Богородица с Младенцем, на холсте, копия хорошей картины русской работы, XVIII в. [25].

Из священников известны: от. Иаков (1725 г.), Леонтий Калиновский (1762 г.), Иоанн Калиновский (сын Леония) и Лаврентий Кореницкий [26].

Михайловний храм. "Из просьбы прихожан Михайловской церкви 1740 года видно, что деревянный храм Архангела Михаила в Харьков строился в 1711 году и строителями его были - ктиторы Иван Ус, Петр Миргород и ключник Василий Савченко; харьковец Андрей Молчан и изюмский судья Андрей Скочков пожертвовали притом по 100 рублей каждый. На месте этого храма, на северной сторон нынешней церкви стоит каменный памятник..... Каменный храм во имя Св. архистратига Михаила строился четыре года; основание ему было положено в 1783 году 10 сентября, по благословении преосвященного Аггея, протоиереем Михаилом Шванским, а освящение совершено тем же протоиереем 6 сентября 1787 года; строителем его был майор Гр. Мосцевый".

Вносим еще некоторые данный о Михайловском храм, сообщенные нам священником его о. Георгием Введенским. "Священники и прихожане Михайловской церкви, - пишет в своей записке о. Георгий Введенский, - получали чрез благочинных указы Императоров и Императриц, а также из Святейшего Синода, которые объявляли прихожанам в храм и таким образом напоминали о связи своего прихода с русским государством и русскою церковью. Интересно знать нам, что предписывалось и объявлялось прихожанам Михайловской церкви указами 18 века. Сентября 14 дня 1728 года в Михайловскую церковь прислан был печатный манифест императора Петра II, содержавший в себе строгое повеление, дабы нигде в городах и селах, воров и разбойников, также беглых солдат, драгун, рекрут и крестьян не скрывать и пристанищ им не давать. Манифест повелено священникам читать во дни воскресные и праздничные во храм всенародно. Манифест печатан в Москве, при Сенате.

В 1737 году был получен указ из Святейшего правительствующего Синода об обязанности исповедываться и приобщаться Тела и Крови Христовой всякому православному христианину, чтобы не отходили в крайнее заблуждение и не впадали в раскольнические прелести, кто не будет говеть в посты, с тех взыскивать штрафы по реестру; чтобы раскольники не избегали двойных штрафов; чтобы при исповедях побуждать изображать на себе крестное знамение и наблюдать - двоеперсное оно или троеперсное, а о двоеперсном доносить архиерею, чтобы тайные раскольники не избегали двойных окладов.

В 1751 году из Харьковского духовного правления дан указ Ее Императорского Величества, Самодержицы Всероссийской о том, у кого имеются на немецком и прочих иностранных языках печатные книги, в которых упоминаются имена бывших правлений известных персон; таковые книги объявлять. Если не будет объявлено две недели, то подвергать таких штрафам.

1765 года, февраля 17, доклад Святейшего Синода Екатерине II о плате за требы: за молитву родильнице 2 копейки, крещение младенца 3 коп., за свадьбу - 10 коп., за погребение взрослых по 10 коп., младенцев - 3 коп., за исповедь и причастие не брать, за молебны и поминовения - по соглашению.

1766 г., ноября 4 дня. Кто не был на исповеди три года, того отправлять на две недели на казенные и полицейские работы.

Духовенство Михайловской церкви в течение 18 столетия выписывало в церковную библиотеку нужные для себя и для проповедей прихожанам книги, особенно святоотеческие сборники, а именно: Ответы архиепископа Никифора Словенского и Херсонского. Издания 1713 года. Собрание разных поучений на все воскресные и праздничные дни, 1755 года, в кожаном переплете. Поучения в святую и великую четыредесятницу, епископа Илии Минятия, 1759 года. Книгу кратких поучений о главнейших спасительных догматах веры и заповедей Божиих; из разных святых отец собраны 1781 года, в кожаном переплете. Творения святого Василия Великого. Изд. 1787 года. Сколько было прихожан в Михайловском приходи и как они относились ко храму?

В 1730 году прихожан было 280 душ муж. пола, 230 душ женского; в 1750 году 360 муж., 312 женск.; в 1770 году - 655 муж., 610 женск.; в 1790 году 810 муж., 798 женск.

В собрании указов, хранящихся в архиве Михайловской церкви, есть драгоценный указ в копии об основаниии и времени построения каменного храма в честь Архистратига Михаила. Это - храмозданная грамота 1783 года, сентября 31 дня, присланная от епископа белгородского и обоянского Аггея на имя харьковского протоиерея Михаила Шванского. Вот ее подлинный текст.

Божиею милостию смиренный Аггей, епископ белгородский и обоянский.

"Дана сия храмозданная граммота епархии нашей харьковскому протопопу, Харьковского Коллегиума префекту Михаилу Шванскому сего 1783 года, августа 31 дня, по присланному к нашей мерности из харьковского духовного правления доношению, а в то правление поданному города Харькова, церкви архангела Михаила от приходских людей майора Григория Мосцевого, порутчика Герасима Артюхова с товарищи прошении о устроении в оном городе Харькове на место обветшалой старой деревянной церкви архангела Михаила вновь на другом способнейшем месте каменным зданием во имя тож архангела Михаила; на устроение которые всяких принадлежащих материалов приуготовлено довольное число, денег в наличии тысяча сто рублей. По собрании потребных справок представлено нашей мерности с прописанием касательных к тому делу обстоятельств от нашей консистории докладом".

Белгородская консистория прописала в докладе епископу подробный план каменного храма: а) на основании указа из Свят. Правительств. Синода от 1770 года, декабря 31, консистория не нашла препятствия к построению каменной церкви, но указала, чтобы алтарь был в длину и ширину по 8 аршин, настоящая церковь в длину 12 аршин, в ширину 9 аршин; если прихожане пожелают сделать церковь пространнее, отдать на их волю, но не дозволять делать меньше; б) на основании указа 1771 года, октября 29, при оной церкви сделать колокольню; в) согласно с церковными указами устроить алтарь, церковь убрать иконами по примеру других греко-российских церквей, а при писании новых икон наблюдать, чтобы на них не было рук с двуперсным изображением, по раскольнически; г) на основании указа 1742 года, октября 9, устроить престол в алтаре в вышину 1 аршин 6 вершков, в длину 1 аршин 8 вершков, в ширину 1 аршин 4 вершка; д) по указу 1722 г., апреля 12, чтобы не было резных, отливных икон на главах церковных, а были святые кресты без полумесячий. Церковь обнести пристойною оградою. По окончанию всей постройки духовное правление освидтельствует церковь, составит опись и, представив ее епископу, будет просить его благословенья на освящение ее.

Получив указ от 31 августа, протоиерей Шванский занояшл каменный храм 10 сентября того же года. Церковь строилась четыре года и была освящена тем же протоиереем Шванским 6 сентября ("Церковная летопись", самая древняя в архиве).

Каменная церковь была построена в нескольких аршинах на юге от деревянной, что показывает памятник на месте алтаря и престола деревянной церкви, стоящий теперь на северной стороне каменного храма и оштукатуренный в 1829 году.

Когда окончен постройкой каменный храм, деревянная церковь еще существовала, около нее была деревянная колокольня. Из деревянного храма в каменный был перенесен и вставлен шестиярусный иконостас. Как по бедности прихожан, так и по желанию их воспользоваться до времени готовой колокольней, при каменном храме в первые годы его существования колокольни не было, и прихожане собирались на богослужения по звону колоколов, висевших на деревянной колокольне. Не видно также и того по документам, — была ли каменная церковь окружена "приличною" оградой, или она была в ограде деревянной церкви. Вообще в первые пять лет существования каменной церкви мы не имеем о ней почти никаких сведений. Сведения о каменной церкви начинаются с 1793 года, когда начинаются приходная и расходные книги о ней. В начале приходной книги на 1793 год записано имя и фамилия старосты, бывшего в прежние годы.

10 генваря 1793 года ктитор Иоанн Жила получил из духовного правления приходную и расходную книги с требованием от правления, чтобы в книгах записывать приход и расход, не оставляя без записи ничего, а по окончании года являться для отчета в духовное правление. Ни об обязанностях священников, ни прихожан по отношению к доходам и расходам по церкви в предписании правления не упомянуто. Староста собирал доходы на храм с церковного кирпичного завода, с церковной пасеки, с воска и меда, от жертвователей, от аренды церковного дома и избы, от продажи выделанных свечей, — а во храме с кошельком. Собираемые доходы он подробно записывал в приходную книгу и расходовал деньги на потребности богослужений и храма, на священные вещи, ремонты храма и особенно на пристройки к созданному храму. Так в 1794-5 годах он трудился над пристройкой каменного притвора с западной стороны храма и к нему каменной колокольни. Для приставки притвора нужно было вынуть западную стену, положить в земле основание из камня, вывести стены, сделать окна на северной и южной стороне, покрыть притвор деревянной крышей и гонтой. Непосредственно к притвору приставлена была колокольня и открыть чрез нее вход в храм. Кроме двух новых частей храма, притвора и колокольни, староста построил камору для сторожа на южной стороне церкви и обстроил церковь деревянной оградой в 1797 году. Дорогие пристройки к новому храму повели к продаже церковного дома и займам денег у сторонних лиц. Так в 1800 году записано: за проданную из общего согласия церковную школьную избу 50 р.; продано из общего согласия старый церковный дом и шкона (вероятно в том же дом отделение) за 48 рублей".

"Из икон XVIII в., - говорит Е. К. Редин, - в церкви имеются: 1) Арх. Михаила, академического письма, на дереве; Архангела с продолговатым лицом в кирасе, в воинском одеянии, в красном гиматии, с огненным мечем в левой руке, а в правой у него щит. Фон иконы зеленый [27]. Одна из храмовых икон прикрывается серебряной ризой.

Имъются две иконы св. Николая, типа самых распространенных на юге Россш, с моложавостью в лице, красноватым оттенком; одна - по грудь, в серебряной ризе 1797 года (32х26 1/2 см.); другая представляет святителя во весь рост; в ризе 1706 г. (43х31 см.).

Икона Богородицы в типе Оранты с младенцем Христом на груди. Лицо с красными тенями, белыми бликами на лбу, на руках. Фон иконы зеленый. Серебряная риза на иконе 1773 года (31 1/2 х 26 см.).

Из старопечатных книг в церкви наиболее интересны: требник Моск. печ. 1658 г. (из Троицкой церкви), проповеди Антония Радивиловского, Ев. М. п. 1794, Ев. М. п. 1764, отрывки деяний Апостольских Львовской печати XVII в., Минея Львовской печати XVII в. (без выход. листа), "Акафист, печатанный в Киево-Печерской лавре 1702 года тщанием всечестного отца архимандрита Иоасафа Краковского, при счастливом владении гетмана и ясневельможного пана Ивана Степановича Мазепы".

Из священников известны: Иоанн Дмитриев (1711-1740), Лаврентий Кореницкий, Андрей Зимовский, Герасим Каневский (с 1760 г.) — из нитомцев Киевской Духовной Академии и письмоводителей преосвященного Иоасафа (Миткевича); служил около 40 лет. "При нем и товарище его Стефане Млодзинском, который служил храму с 1743 по 1795 год, т.е. около 52 лет, строился нынешний каменный храм. Каневский был духовником градского духовенства".

Первая деревянная церковь во имя Воскресенья Христова, в Нетечинской части, построена не позже 1655 г.; простояв около ста лет, церковь пришла в ветхость и вместо нее в 1742-1743 г. была выстроена новая деревянная. Из описи 1789 года видно, что церковь была трехглавая и имела крестообразную форму. В 1795 году начата третья каменная церковь, оконченная в 1797 году.

Из памятников XVIII в. в церкви сохранился серебряный крест 1786 г., четырехконечный, с изображениями чернью Распятия Христа с предстоящими, прекрасной работы, характерный для XVIII в., с явным подражашем лучшим западным образцам (размер 14х111/2 см.). Имеются и иконы XVIII в.: 1) Воскресеше Христово, сложной композиции, в ризе 1801 г. (53х45 см.), 2) Ахтырской Божией Матери, в ризе 1767 г. (36х26 см.), 3) Св. Троицы, северно-русского письма, в сложной композиции, в ризе 1801 года (54X45 см.), 4) такого же письма св. Харлампия, в серебряной, позолоченной ризе (31х21 см.), 5) Богородицы Млекопитательницы, XVIII в., в окладе 1866 г. (37х30 см.).

Первая церковь во имя св. Димитрия была деревянной. В 1764 г. она была разобрана и вместо нее воздвигнута новая, сгоревшая в 1804 году.

На известном плане 1787 года представлена, очевидно, вторая церковь деревянная, простой архитектуры; судя по выделяющейся части на западной стороне, можно предполагать что такая же часть была и на восточной, и храм был таким образом трехкупольный; на западной стороне видна отдельно невысокая, надо полагать, колокольня [28].

При Дмитриевской церкви в XVIII в. было кладбище для трех залопанских приходов [29].

Из священников ее известны: Петр Федорович Витинский, служивший в церкви Св. Дмитрия в Харькове, на посаде (начал служение с конца XVII века, а окончил его в 1731 г.), Григорий Петрович Витинский (сын предыдущего - с 1719 г.).

Церковь во имя св. Жен Мироносиц, каменная, была освящена в 1783 г. Она была кладбищенскою, под таким именем и помечена в рисунке плана 1787 г., где она имеет вид небольшого однокупольного здания.

Храм, несмотря на свои изменения, все же сохранил от времени своего основания три памятника: 1) храмовую икону св. Жен Мироносиц, 2) Евангелие и 3) чашу.

Икона писана на дереве; предварительно на последнее положен холст, а поверху 6елый грунт. Живопись академического характера, красивые фигуры, пейзаж, светлый колорит. В выражении лиц, в позах изысканность, слащавость. Фон иконы коричневый, почва с цветами. У пещеры Ангел в желтой короткорукавной рубашке с зеленым поясом, желтый гиматий на коленях. Две жены в одеждах зеленого и желтого цветов делают жесты изумления; на заднем фоне видна голова третьей жены [30]. (См. рис. на стр. 378).

Евангелие Московской печати 1782 г., в малый лист. На голубом бархате большой медальон с рельефным изображением Воскресшего Христа со знаменем; по четырем углам Евангелисты: грубые типы, однообразные, старцев. Плохая работа, штамповая, 1783 г. (См. рис.).

Чаша серебряная, позолоченная, 1784 г., небольшая, но красивой формы. По подножию в медальонах гравировкой - орудия страстей; на сосуде, но бокам его решетка и на выпуклых медальонах, как бы подражание киевским гравюрам: Христос со сферой, Иоанн Предтеча со свитком, крест, копье, губка, Богородица; все на облаках [31]. (См. рис.).

В XVIII в. было в города и третье кладбище там, где теперь церковь в честь Каплуновской Божией Матери. Но была ли тогда же там и церковь, неизвестно; известно только, что она освящена в 1810 г.; в 1841 г. она обновлена и освящена в честь Рождества Пресв. Богородицы. Храм - небольшой, однокупольный.

В церкви из памятников XVIII в. есть этого времени икона Воскресения Христа, сложной комнозиции, но она поступила в церковь недавно [32].

Всего в XVII-XVIII веках в Харькове было, как видим отсюда, 10 церквей, в том числе 8 приходских, одна монастырская и одна кладбищенская. На виде гор. Харькова 1787 г., как видели, нет только одной из них - Вознесенской и Каплуновской, освященной значительно позже.

[1] Все данные о Троицкой церкви мы заимствуем из рукописной неизданной "Церковно-приходской летописи Троицкой церкви г. Харькова" покойного протоиерея ее, глубокого знатока местной церковной истории о. Николая Лащенка.

[2] Выходит, как будто в 1758 г. уже царствовала Императрица Екатерина II-я, а не Елисавета Петровна, но это - неясность редакции надписи.

[3] Доска эта вделана теперь в стену нового храма при входе в него с левой стороны.

[4] С внешним видом ее в 1787 г. мы знакомимся по известному рисунку на план Харьковскаго Наместничества. (Альбом выставки XII арх. съезда, табл. XXVIII, рис. 70, фиг. 12).

[5] О. с, II, стр. 25.

[6] Размер иконы: 118х70 стм.

[7] Размер иконы: 145х77 стм.

[8] Высота сосуда 44 стм.; Диам. основания 25 стм.

[9] Размерь 115 с. х 43 стм.; одинакового размера и икона Богородицы.

[10] 156х121 стм.

[11] Альбом выставки XII арх. Съезда, табл. XV, рис. 43.

[12] В ту пору архиереи лакеям своим, стоявшим на запятках, предоставляли иногда лучшие священнические места; бывали и такие случаи, что лакеи, получив просимое место, потом продавали его другим; таким образом, богатые и безграмотные дьячки получали лучшие приходы, а окончившие успешно курс семинарии ожидали их и получали худшие (Русск. Старина 1891 г., октябр, стр. 105). Н. Л-ко.

[13] Ист. Стат. Опис. Харьк. епарх., II, стр. 25.

[14] Филарет, О. c, II, 33.

[15] См. этот рисунок в главе о строительной деятельности.

[16] Об этой церкви см. подробно у св. I.Филевского, Благовещенская церковь гор. Харькова. Харьков 1901 г.

[17] Выс. креста 36 стм., шир. 22 стм., толщ. 2 1/2.

[18] Выс. 25 см., Диам. основ. 15 1/2 см., диам. сосуда 10 см.

[19] Филарет, О. с. II, 38.

[20] Филарет., II, 39.

[21] По свидетельству церковной летописи, в 1862 г. при сломке храма 1794 г., при выемке фундамента

церкви найдена надпись 1723 г; таким образом, ясно, что храм Вознесения на настоящем своем месте находился и прежде, по крайней мере, второй.

[22] Предание гласит, что этот храм построен настоятелем Вознесенской церкви протоиереем Василием Фотеевым. Вид этого храма по старинному рисунку 1811 г. см. у Гусева, Харьков, его прошлое и настоящее табл. у 57 стр., рис. 8. Альбом выставки XII арх. съезда рис. 74 (Народное гуляние 1 мая 1841 г. по поводу бракосочетания Наследника Алекс. Никол.), и см. также этот же рисунок увеличенный в настоящей книге на стр. 221.

[23] Башинский как священник церкви известен по описям 1809, 1817 и 1828 гг.

[24] Размер 109х70 стм.

[25] 82х68 стм.

[26] Филарет, II, стр. 39-40.

[27] 44 х 36 1/2 стм.

[28] См. выставки XII арх. съезда, рис. 76, фиг. 15. Ср. также рисунок в главе о градостроительстве.

[29] Филарет II, 37. В музее изящных искусств и древностей Харьковского университета хранится надгробная плита XVIII в., найденная на месть этого кладбища, ныне застроенного зданиями.

[30] Размер 11/2 арш. х 11 верш.

[31] Размер выс. 51/2 вер., дхам. основ. 31/2 в., диам. чаши 21/3 вер.

[32] Размер ее 70х55 стм.

Изложив фактические данные о харьковских церквах, мы теперь остановимся на некоторых характерных чертах устройства тогдашнего церковного прихода.

Приход представлял в то время глубоко жизненную общественную организацию, в которой прихожане проявляли дух широкой инициативы, внутреннего самоуправления и самодеятельности; это была черта, принесенная харьковскими переселенцами из Заднепровья, одна из "старочеркаских обыкностей", т.е. старинных малороссийских обычаев. Малорусская колонизация Слободской Украины, как это доказано мною в другом сочинении[1], носила вольный, свободный характер и требовала большой самодеятельности и энергии от населения. Неудивительно, что, при таких условиях, новые поселенцы приняли на себя и заботы о храмах, служивших для удовлетворения важнейшей их духовной потребности - религиозной - об их постройке, снабжении всем необходимым, приглашении священно- и церковнослужителей. Приведенные выше сведения о харьковских церквах вполне подтверждают нашу мысль в отношении забот прихожан о материальном обеспечении храмов. Мы могли заметить при этом, что и самое содержание приходского духовенства также в сущности лежало на приходах, ибо только одно соборное духовенство, да и то, вероятно, недолго, получало жалованье от казны; в XVIII-м же веке харьковские церкви сами были обложены известным налогом в пользу государства. Но дело не могло ограничиться заботами об одной материальной стороне: сами прихожане должны были обеспечивать себя штатом священников и причетников, — это соответствовало их старой традиции; это вызывалось условиями их быта; и это, наконец, находило себе оправдание в той материальной помощи, какую они получали от прихожан: на этой почве и возникли договоры прихожан со священниками, нашедшие себе широкое распространение в левобережной Малороссии [2] и, нужно думать, попадавшиеся и в Харьковщине.

Белгородские архиереи вели борьбу с приходами вообще и харьковскими в частности на этой почве, не хотели признавать за ними прав избрания хотя бы и в скрытой форме ходатайств о посвящении излюбленного священнослужителя; но все это было напрасно: трудно было бороться против обычая, который имел под собою такую твердую почву. Вот несколько фактов, доказывающих, что и в Харькове еще в XVIII веке прихожане имели решающее влияние в вопросе о выборе священника. Священник Троицкой церкви Михаил Крамаренко принял к себе в качестве своего будущего преемника Павла Копейчика, на что дали свое согласие прихожане и благословил преосвященный Белгородский Петр. По просьбе же прихожан, поддержанной харьковским полковником Степаном Ивановичем Тевяшевым с полковою старшиною, он был посвящен во священники в 1738 г. В 1743 году одна часть прихожан просила Белгородского Митрополита Антония посвятить во священники его лакея Бориса Янкевича, другая же часть в своем прошении возражала против необходимости иметь вторым священником Янкевича, ибо в указе Петра Великого сказано, что двум священникам нужно быть только в таком приходе, где не менее 250 дворов, а где 150 - там одному, в Троицком же приходе их всего 70, а вследствие сего трудно иметь пропитание даже одному Павлу Копейчику.

Борис же Янкевич, писали прихожане, в словяно-латинских школах не обучался и не только дьячком, но и никаким церковником не бывал и что знает и какого он обычая и постоянного ли ныне и впредь будет, про то мы незвестны и свидетельствовать о нем не можем. Посему, архиерей Божий, просим вышеозначенному Борису от производства в нашей церкви во диакона или попа отказать и быть нынешнему Павлу Копейчику одному, служением и всякими мирскими требами которого мы нижайше довольны". Однако, просьба эта не была уважена, вероятно, потому что митрополит Антоний хотел вознаградить Янкевича за его усердную службу, а может быть и потому, что при Троицком храме и раньше было два священника. По смерти Янкевича, прихожане Троицкой церкви ходатайствовали перед преосвященным Феоктистом об утвержденш избранного ими священника Стефана Иванова; по штату, писали они, и числу дворов и душ (102 двора и 679 душ обоего пола) полагается у нас один священник, диакон, пономарь и дьячок, но раньше у нас было два священника, из коих один на диаконском месте; штатный священник Янкевич умер и потому мы в присутствии нашего местного благочинного протопопа Андрея Прокоповича избрали в священники Стефана Иванова. Преосвященный положил следующую резолюцию: "поелику означенный священник учительный (т. е. образованный) и назначен был учителем в высшей грамматический класс харьковского Коллегиума и впредь к учительской должности благонадежен, того ради определить его штатным священником в Троицкую церковь".

В 1745 году трое прихожан Троицкой церкви - Стефан Яковлевич Гуковский, Иван Трофимович Софиенко и Терентий Савельев подали митрополиту Антонию челобитную, в которой писали: "имеется у нас, нижайших, в г. Харькове на посаде при церкви Троицы два священника - вдовый поп Павел Копейчик и Борис Янкевич, а диакона не имеется. Архиерей Божий! Внук первого священника Павла Степановича Крамаренка, строившего своим коштом церковь, дьячок Тимофей Иванович Лавровский божественному писанию обучен и живет во всяком постоянстве. С покорностью нашей просим этого дьячка своим рукоположением посвятить в диякона, дабы в нашей Божией церкви в воскресные, праздничные и торжественные дни священнослужение совершалось с дияконом"... Но эта челобитная вызвала контрчелобитную, поданную священником Борисом Янкевичем, который писал: "При Троицкой церкви имеется два священника (я и Павел Копейчик), которые исполняют без порока все требы. А в нынешнем 1746 году мы узнали, что сын Воскресенского священника о. Ивана Тимофей Лавровский произведен вашим преосвященством во диакона, а куда и к какому престолу не знаю; только просим у вашего преосвященства о невыдаче ставленной диаконской грамоты к нашей приходской Троицкой церкви без ведома нашего и приходских людей, которого как я, так и товарищ мой и приходские люди отнюдь не желаем, чего ради вашему преосвященству от прихожан и подана спорная челобитная, по которому челобитью ему, Тимофею, от приходской нашей церкви и отказано, а велено искать другого места. А хотя издавна при Троицкой церкви два священника, но диакона никогда не бывало и теперь ему прокормиться при 80 дворах прихожан будет невозможно. По этому прошу Лавровскому и в его вторичной челобитной отказать" [3]

Должность причетников исправляли большею частью лица, не посвященные на служение храму в стихарь и даже не определенные духовным начальством, а служившие временно по найму прихожан, хотя еще архиепископ Петр требовал, чтобы никто не мог быть причетником без его указа и тоже подтвердил потом святитель Иоасаф Горленко. "В 1742 году Харьковский протоиерей Григорий Александров, донося о праздных местах, писал: "по черкасскому обыкновенью, при церквах бывают дьячки и пономари по найму прихожан и, когда желают, живут погодно, а ежели им неугодно или не по нраву они прихожанам, бывают временно - по месяцу и меньше 2-х недель. И затем (т. е. и потому) их в штате священно-церковнослужителей положить не возможно" [4]. И это делалось, несмотря на существованье синодального указа (1725 г.), коим предписывалось не посвящать во священники и диаконы тех причетников, которые уволены из духовного звания и причислились к крестьянам или к другим сословиям. В Слободской Украине вообще и в Харькове в частности церковнослужители по большей части не принадлежали к духовному сословию, а между тем некоторые из них достигали потом священнослужительских должностей, выслуживались из дьячков в священники. В особенности часто это должно было случаться во 2-й половине XVII-го и 1-й четверти XVIII-го века, когда в Харькове не было еще Коллегиума, т.е. такого учебного заведенья, которое со 2-й четверти XVIII века стало давать законченную подготовку лицам, искавшим священства. До открытия Коллегиума, большая часть священников, наравне с церковнослужителями, нужно думать, получала образование в тех народных церковно-приходских школах, которые были рассеяны по всей Слободской Украине, в том числе были и в Харькове. Это подтверждаете и преосвященный Филарет, который говорить: "по ставленническим делам видим, что в церковно-приходских школах учились почти все те, которые после исправляли должность причетников при церквах, а потом иные поступали и в священники [5]. Да и после основания харьковского Коллегиума было не мало таких священников, которые не знали ничего кроме часослова и псалтыря. Мы знаем, что и в Харькове в это время было недостаточное число "учителыных" священников, т.е. окончивших курс Коллегиума. Понятное дело, что, при таких условиях, в XVII и начали XVIII века решающее значенье при выборе священника или причетника должен был играть не столько его образовательный ценз, сколько опытность в деле церковного богослужения и исполнения таинств и треб, а также нравственные качества кандидата и его отношение к пастве; компетентными же судьями в этом последнем дел могли быть главным образом сами прихожане, бывшие в постоянном общении со своими священно и церковнослужителями; причем, конечно, как добрая, так и худая молва о них распространялась и за пределы прихода и служила основанием для выборов в новых приходах. Итак, мы полагаем, что роль прихожан в деле выбора священников и причетников в XVII век была значительнее, чем в XVIII-м, в начале XVIII-го - заметнее, чем в конце его. В обратном отношении с этим находится, как нам кажется, власть церковных старост: в начале они не играли особенно видной личной роли, потому что решающее значение имела коллегия — собрание прихожан, принимавших непосредственное участие в заведывании своим храмом, его причтом и учреждениями, а потом, когда значение прихода, как живой самоуправляющейся церковной единицы, понизилось, на первый плавь выступили церковные старосты, избираемые прихожанами.

Живая деятельность всех членов церковного прихода нашла себе выражение в первый более древний период их существования в учреждении братств со школами и "шпиталями" (т. е. богадельнями), братств, перенесенных из заднепровья ы получивших широкое распространенье во всей Слободской Украйне, в том числе и в Харькове.

Братства не ставили здесь себе таких широких целей и задач, какие они начали преследовать в Заднепровье, сделавшись там главным оплотом православной веры и южнорусской народности; он получили здесь такой характер, какой имели и в Заднепровье в первое время своего существованья, т.е. действовали в ограниченной сфере церковного прихода в качестве религиозно-благотворительных и просветительных учреждений.

В Заднепровье такого рода братства были тесно связаны с ремесленными цехами. Что же касается Слободской Украины, то здесь, можно думать, связь эта была менее значительна. При колонизации Слободской Украины прежняя сословная организация жителей Заднепровья, естественно, уже нарушалась к цеховые ремесленники правобережной Малороссии нередко должны были превращаться на новом месте жительства в казаков-слобожан. Но это не мешало новым выходцам ходатайствовать перед Московским правительством о дозволении им, по их черкасскому обыкновению, ставить свечу перед образом, варить мед, пиво и бражку к храмовым праздникам, т.е. устраивать братские трапезы, выручка с коих шла в пользу храма. Просить же об этой льготе нужно было потому, что в Московском государстве не было вольной продажи крепких напитков. Впрочем во многих случаях и в Слободской Украйне братства могли устраиваться ремесленными цехами, ибо эти последние, как мы знаем, рано возникли в этом крае; но каково было их происхождение в Харькове, неизвестно. Быть может, начало их связано было в нем с цехами, а быть может - что мы считаем более вероятным - с первого момента своего существования они получили здесь всесословный характер церковно-приходских попечительств, принявших на себя заботу о благолепии храма и судьбе его просветительных и благотворительных учреждений.

Судя по тому, что переселенцы иногда ходатайствовали о братчинах в момент своего появления в новом край, можно думать, что и в Харькове большая часть братств была учреждена очень рано - в 3-й четверти XVII века, быть может, одновременно с постройкою тех храмов, при коих они были основаны. Во всяком случай братство при Рождественской церкви существовало уже в 1678 году. "По актам Куряжскаго монастыря в 1678 году, - говорит преосвященный Филарет, - видим братчика Рождества Христова Андрея Рудия. В переписи приходов 1724 года показан при Харьковском храме Рождества Христова "братерский двор". Братчик и братереюй двор - несомненные свидетели тому, что при Рождественском храме, с самого его основания, существовало братство. По актам Куряжскаго монастыря 1700 года известен "харьковец Григорий Иванов Голинский братчик соборной церкви"; в описи собора 1724 года видим "брацкой двор на Торговище, на предмесце, в ряду смежно со двором Троецким церковным". В переписи 1732 г. при соборе "шпиталь", где призреваются нищие и две школы..... В Благовещенском приходе по переписи 1724 г. показан на Набережной улице двор братский; в переписи 1732 г. видим двор церковный с хатою. В 1778 году старостою Иваном Ветнисенком церковный двор укреплен за церковью купчею крепостью, где сказано, что дворовое место с постройками куплено для церкви на братское; а что этот дом принадлежал церкви и прежде, чем укреплен купчею, показывает церковная опись 1775 года, где этот дом поставлен между принадлежностями церкви. И в приходе Дмитриевской церкви по переписи 1732 г. видим "двор братерский"; этот двор без сомнения есть тот самый, который поныне составляет собственность Дмитриевской церкви и который в переписи 1724 г. назван церковным двором, а место его показано на улице Ктитеревой..... Между делами 1740 г. видим просьбу прихожан Архангельской (т. е. Михайловской) церкви, просьбу, в которой они пишут, что с 1711 г. между ними существует братство, имеют они братскт церковный двор; двор этот занимается частию членами причта, частию же отдается в наймы, на этом дворе продавался, особенно в храмовой праздник мед и деньги должны поступать в пользу храма, в 1739 г. члены братства собрали за мед 20 руб. [6]. По переписи 1732 г. после дворов священников Троицкой церкви показан двор "братерский" той же церкви и ниже ее "шпиталь". С "братерским" двором связано было следующее старинное обыкновение: перед праздником св. Троицы, а также Рождества Христова и Пасхи на собранные церковным старостою подаяния готовился мед и братсткий стол, к которым приглашался причт церковный и прихожане; при этом для всех прихожан на братском дворе продавался мед и деньги поступали в пользу храма с отделением некоторой части для нищих. Из приходо-расходных записей за 1785 год видно, что братство за продажу меда выручило 63 р. 72 к., в 1786 году-64 руб., в 1787 г. — 58 р. 20 к. По переписи 1724 г. братский двор находился на Юрченковой улице (ныне такой улицы нет). В описи Успенского соборного прихода того же года Троицкий братский двор назван церковным двором. Там, как мы видели, сказано было, что он находился на Торговице, на предместье смежно с братским соборным двором. А братский соборный двор с 2 избами был там, где ныне высится огромный дом соборного причта, т.е. на углу Николаевской площади и Московской улицы [7]. Таким образом, и братский двор Троицкой церкви должен был находиться смежно с ним по нынешней Московской улице или Николаевской площади. Этим опровергается мнение преосвященного Филарета [8], принятое и о. Николаем Лащенком. 0тличием Троицкого братства служило то, что на его содержании был шпиталь, т.е. богадельня, в которой содержались приходские нищие, слепые, хромые, увечные. В метрической книге 1774 г., хранящейся в архиве Троицкой церкви, в 3-й части (где говорится об умерших) мы встречаем имена лиц, живших в Троицком шпитале. Так как подобные записи после 1785 г. не встречаются, то можно думать, что в этом году он был закрыт. В этих записях слово шпиталь нередко заменяется равнозначащим ему словом богадельня. Судя по числу ежегодно умиравших в богадельне лиц (от 2-х до 4-х), можно думать, что здесь призревался не один десяток нищих. Призреваемые назывались нищими и были разных возрастов и полов (от 18 до 75 лет). Бывали примеры, что здесь доживали свой век некоторые из отставных солдат. Есть указание на то, что в богадельне жили нищие с детьми. Так в записи за 1781 год сказано, что 28 мая в богадельне "умре нищий Иван Иванов сын Дубован 40 лет", а "29 июня того же года у шпитале Ивана Иванова сына Дубована умре сын Михаил полугода". Бывали случаи, когда епархиальное начальство определяло в богадельни лиц, зараженных расколом с целью содержать их вблизи храма под непосредственным наблюдешем местного священника. Так 13 декабря 1779 года десятоначальник и настоятель Троицкой церкви Борис Янкевич рапортовал харьковскому духовному правлешю, что определенный по силе указа правлетя под его смотрение в Троицкий шпиталь прежде бывший в расколе слепец Федор Сердюков в Троицкую церковь ежедневно на всякое славословие ходить и во все четыре поста истекшего года исповедывался и приобщался Святых Тайн, и ныне находится в добром состоянии и никакого подозрения в расколе за ним не имеется. В 1784 году Янкевич доносил тому же правлению, что Сердюков с 1-го октября 1783 г. в церковь Божию на словословия ходить перестал и в том же году в Филиппов пост не исповедывался и Святых Тайн не приобщался. В 1785 г. Янкевич писал правлению, что Сердюков по-прежнему не ходит в церковь и увещаний его об исповеди и причащении исполнять не хочет. Очевидно, шпиталь мог хорошо выполнять только свое прямое назначение - быть приютом для нищих и увечных. Как мы знаем, при Троицком храме существовала еще и обширная школа [9].

Итак, при 6 харьковских приходских церквах было, по дошедшим до нас документам, шесть братств и при двух из них упомянуты шпитали; но в действительности, надо полагать, и братств и особенно шпиталей было больше, потому, что сведения о них мы должны были заимствовать из случайных упоминаний в разного рода источниках.

Между прочим, благодаря таким случайным указаниям, мы узнаем о существовании в Харькове чрезвычайно любопытного женского религиозного общества - сестер Мироносиц; очевидно, вполне соответствующего мужским церковным братствам. Это женское религиозное общество, вероятно, находится в известной связи с кладбищенскою церковью жен Мироносиц. "Надобно при этом вспомнить, говорить преосвященный Филарет, что в 1701 году для Куряжского монастыря куплена была книга" на обшие гроши сестер мироносиц, жителей г. Харькова" — так говорит надпись на книге. Как долго и в каком виде существовало это общество благочестивых жен после 1701 года, неизвестно. Но почти несомненно, что живая память об этом обществе подана мысль построить на кладбище храм в честь святых жен мироносиц" [10]. Быть может, это общество ближайшею своею задачею ставило участие в похоронах, что, как известно, входило и в задачи братств; быть может, потому оно и приурочило себя к кладбищенской Мироносицкой церкви.

Приведенные здесь факты свидетельствуют о развитии среди харьковского населения XVII-XVIII веков теплого религиозно-нравственного чувства и настроения. Церковный приход того времени представлял из себя живую общественную единицу, действовавшую без внешней стеснительной регламентации, искренно, активно и сознательно на пользу своей церкви, приходского духовенства, элементарного образования народа, материальной помощи нищим и калекам. Братства, школы и шпитали являлись учреждениями, созданными и содержимыми самими прихожанами при храме - прекрасными памятниками их христианских добрых чувств и заботы о меньшей братии. И можно только пожалеть о том, что они под влиянием каких-то неблагоприятных обстоятельств должны были исчезнуть подчас даже без замены новыми. Слабое развитие нашей русской культуры вообще и нравственной в частности в значительной степени объясняется тем, что культурное наследие не всегда переходило от одного поколения к другому. Так было и с проповедью нравственных начал Г. С. Сковороды: его идеи надолго оставались погребенными под спудом и явились на свет Божий уже в виде учения, извлеченного антикварным путем из старинных рукописей. Братства, школы и шпитали также не перешли путем естественной эволюции в новые учреждения и эти последние приходилось насаждать искусственно как бы на почве, совершенно к ним не подготовленной, между тем, как раньше эта почва сама по себе без всякого воздействия сверху, давала богатый урожай...

О религиозном усердии харьковцев свидетельствует раннее появление храмов в Харькове, а также сравнительное обилие их в нашем городе в XVII-XVIII веках. Мы видели, что большинство их возникло во 2-й половине XVII столетия, некоторые же в самые первые годы после основания Харькова. Роспись всех приходов 1724 года также приводить к благоприятным в этом отношении выводам. В 10 тогдашних приходах оказалось 1340 дворов, т.е. в среднем по 134 двора на каждый приходской храм - цифра сравнительно незначительная. Самым малолюдным был приход Покровского монастыря (87 дворов), самым большим - Соборный приход (273 двора); остальные немного отступали от средней нормы.

В заключение нам остается сообщить несколько фактов, рисующих нравы тогдашнего духовенства и столкновение его с прихожанами в сфере тех же бытовых отношений. Факты эти отрицательного характера, но без них нарисованная нами картина получила бы одностороннее и потому неправильное освещение. В 1746 году харьковский житель козак Яким Новицкий подал в харьковское духовное правление жалобу, в которой писал, что в 1744-1745 г. г. его многократно ругал священник Михайловской церкви Лаврентий Кореницкий, называл его волшебником, вором, шелвиром и другими непотребными словами; в 1746 г. перед многими людьми снова называл вором, заклинал его дом и всячески ругал, чем причинял напрасный позор и обиду.

На того же священника Кореницкого подал ряд жалоб его товарищ по приходу священник Стефан Млодзинский, ссылаясь на многих свидетелей. В 1745 г. был, он Стефан, у прихожанки Анны для составления духовной; туда пришел и священник Кореницкий и начал его несносно бранить, что слышали свидетели - Новицкий, Ус, Коваль и Колачиха. Другой раз он приходил в его отсутствие в дом и бранил несносными словами его жену, что слышал Таранец. Третий раз, когда его жена шла мимо двора священника Кореницкого, последний выскочил со двора, снова начал ее ругать непотребными словами, что слышали женщины — Молочна, Романиха и Грицайка. В 1746 году, при разделе "кропила" священник Кореницкий снова бранил и бесчестил его непотребными словами, что слышали пономарь Стефан и дьячек Семен и в чем утром он сам извинялся в присутствии прихожанина Пековца. Другой раз они, хотя с молитвою, сошлись у прихожанина Артюха, где снова в присутствии последнего его бранил священник Кореницкий. Еще раз бранил его за церковную псалтырь, доказывая, что она принадлежит его матушке, в присутствии прихожан Ковганца, Ганенка, Раяки, Сулы, Теслы и его товарищей. Снова бранил его непотребными словами за то, что в церкви не было свечей, а потом просил за него письменно извинение духовник Дмитргевской церкви священник Григорий Петров. Опять бранил его несносно за то, что он будто бы допытывался, кто ему, Кореницкому, дал кожух; слышал это Верещаковский обыватель Теличенко. Последний раз бранил его в присутствии Новицкого, Торского и Удода.

Но скоро от слов священник Кореницкий перешел к делу. Священник Млодзинский пришел в дом Новицкого, где в это время с хозяином полудновали его мастера-гончары. Туда же явился и священник Кореницкий и начал его ругать непотребными словами. Напрасно Млодзинский его останавливал и усовещевал, говоря: "перестань, ради Бога, ссориться, дай мне с людьми посоветоваться". Когда же это не привело ни к чему, то Млодзинский взял его за плечи, вывел с хаты и хотел запереть дверь, потому что уже в третий дом вслед за ним ходил Кореницкий и бранил его, но Кореницкий с великою яростью начал драться и не допускал запирать дверей. Тогда Млодзинский оттолкнул его от дверей, а он, уцепившись за полу Млодзинского, вытащил его за порог и, схвативши за волоса и бороду, упал на землю и рвал у него волосы. Хозяин хаты Новицкий и его гончары, видя такое нападение Кореницкого на Млодзинского, с великим трудом оторвали его руки от волос последнего, причем вырванные волосы с бороды и головы Кореницкий спрятал себе за пазуху.

Все эти преследования вызывались, по-видимому тем, что Кореницкий смотрел на Михайловский приход, как на свой наследственный, и не желал допускать в него конкурента. В 1748 г. оба противника помирились с "таким договором, чтобы впредь друг другу ни под каким видом обиды и озлоблений не чинить". Но в конце года снова возникли распри на почве дележа доходов от хождения с молитвою, кропилом и за исповедь, и в утаивании денег Млодзинский обвинял Кореницкого. В 1749 году Млодзинский снова жаловался, что Кореницкий часто угрожал ему смертью; будучи на поминовении грека Николая, снова напомнил о неожиданной смерти в следующих выражениях: "хотя ангел хранитель и сохранит раз или два человека от безвременной смерти, однако, он от него не уйдет".

Были столкновения у священника Кореницкого и с прихожанами. Один из них, канцелярист Шишка, жаловался, что он хотел к себе переманить его крепостную женщину. Другая прихожанка жаловалась, что он не хотел ее приобщить Святых Таин. По поводу последней жалобы обвиняемый объяснил, что сама обвинительница оскорбила его, а он, не называя ее по имени, только громко в присутствии всех советовал, чтобы "пребывающая в злобе не дерзали впредь приступать к причастию".

В 1752 году казак первой сотни Андрей Топчей пригласил к себ на свадьбу Харьковского городового атамана Петра Булгакова. Когда же все встали из-за стола и пошли на двор танцевать, где для гостей поставили "ослончик ", на котором уселся и Булгаков, то вдруг священник Николаевской церкви отец Иван ударил его рукою в груди, сшиб на землю с "ослончика", так что он Булгаков ударился головою о мерзлую землю; за тем не довольствуясь этим, снова ударил его в груди, при чем "ослончик" упал на него и поранил ему кожу; после этого начал ругать непотребными словами, называя богомерзким некрещеным бусурманином.

В 1749 году вдова священника Рождественской церкви Агафия должна была, на основании судебного решения, получить со священника той же церкви о. Иоанна 50 рублей за "бой и увечье", но он их ей не уплачивал. Тогда она пожаловалась Белгородскому епископу Иоасафу (Горленку), а тот указом Духовной Консистории на имя протопопа Харьковской Соборной церкви Григория Александрова повелел немедленно взыскать с него эту

сумму, а если таковой в наличности не окажется, то вычитывать ее из церковных доходов этого священника и получать при этом по гривне с рубля пошлины в пользу консистории.

Известен по документам в среде Харьковского духовенства один случай того порока, которым страдали, нужно думать, очень многие и в светской среде - пьянства.

"В 1752 году, - говорить профессор А. С. Лебедев, - Харьковской Рождественской церкви священник Иоанн Млодзинский (вероятно тот самый, о котором говорилось выше) подал в Харьковскую полковую канцелярию на Харьковскую жительницу Анну Кочержиху жалобу в том, что она во время отправления вечернего пения била его в означенной церкви по щекам и за волоса за то, что он высылал ее дочь, девку Федосью, из церкви, "понеже уведомился он, священник, от соборного звонаря Григория, что показанная девка родила трех детей, прижитых блудно и покрыла сама собою голову" (известно, что в Малороссии покрывали голову только замужние женщины). На доношение протопопа о сем происшествии преосвященный Иоасаф (Горленко) положил такую резолющю, что по силе указа Императора Петра Великаго от 7 июля 1722 года, дело о детях, прижитых в блудодействе, подлежит светскому суду, а о бое священника с Кочержихою предписал протопопу обстоятельно исследовать. Но при следствии оказалось, что по подаче жалобы священник успел уже с Кочержихою помириться. Кочержиха дала именно следующее показание: "9-го июня пошла она с дочерью своею Феодосьею в церковь к вечерне и пришедши стала на месте своем близ дверей; священник, по прочтении эктении, заметив в церкви Федосью, направился к ней с книгою и стал говорить ей: "зачем ты в церковь пришла, недостойно тебе в церковь Божию ходить, понеже ты в недавнем времени дитя родила"; затем, взяв Федосью за плечо, начал ее из церкви выводить; тогда Кочержиха, услыхав такие порочные на ее дочь слова, побежала к священнику и ударила его правою рукою, один только раз по щеке, а левою схватила за волоса: подоспевшие к священнику на помощь пономарь оторвал от священника Кочержиху, и она с дочерью пошла вон. А 15-го того же июля просила она, Кочержиха, вместе с Харьковскими обывателями (поименованы) священника о прощении и потому их прошению он, священник, за свое бесчестие взял на церковь Божию три рубля да себе сукна тонкого 6 локтей, сафьян и козлину и, по взятии этих вещей, простил ее, Кочержиху, и дочь ее Федосью с тем, чтобы впредь на них нигде челом не бить". Преосвященный Иоасаф, сославшись на правило святых отец в кормчей книге в главе 42-й напечатанное: "аще кто, во святую церковь вшед, епископу и причетникам или иным слугам церковным досаду нанесет, такового муками казнить и в заточение послать", а также и в номоканоне: "аще кто ударит священника, да запретится лето едино; аще даст ему заушение или древом, да запретится три лета, аще и священник простить ему прегрешение", указом от 5 ноября 1753 года повелел: "упомянутую жонку Анну Кочержиху, сыскав в Харьковское духовное правление, учинить ей, по силе прописанного церковного правила, жестокое плетьми наказание и по наказании отослать с нарочным на ее кошт в Старооскольский девичий монастырь в монастырскую работу на год [11].

Кулачная расправа всегда ведет к огрубению нравов и часто вызывает реакцию со стороны тех, на коих направляется. Так было отчасти и в данном случае: священник побил вдову Агафью, другая женщина осмелилась поднять на него руку в церкви. Очевидно, к нему не было должного уважения со стороны прихожан: и действительно, из одного официального документа мы узнаем, что он вел постоянно нетрезвую жизнь.

В 1759 году Иоасаф (Миткевич) отстранил священника Иоанна Млодзинского от должности и велел отправить на исправление в Святогорский Успенский монастырь "за непрестанное пребывание в пьянстве, от каковой страсти, несмотря на многократные обещания, он никак не мог освободиться, во избежание соблазна прихожан" [12].

К телесным наказаниям прибегала иногда епархиальная власть и по отношению к монахам. В 1749 году преосвященный Иоасаф (Горленко) постановил лишить иеромонашеского и монашеского чина двух монахов Харьковского Покровского монастыря, жестоко наказать их плетьми и сослать в пожизненную ссылку в монастыри за то, что они убежали из монастыря и поделали себе фальшивые паспорта [13].

[1] Очерки по истории колон. и быта степной окраины Москов. Государст. том 1-й. История колонизации.

[2] Данные об этом можно найти в спещальной статьи профес. И. В. Лучицкого.

[3] Рук. церк. приходская летоп. Троицкой церкви г. Харькова.

[4] Филарет. Истор. Стат. Описан. Харьков, епархии, I, стр. 19-20.

[5] Истор. стат. опис. Харьков, епархии, I, 11.

[6] Филарет. Истор. стат. опис. Харьков, епархии, II, стр. 44-16.

[7] Истор. стат. опис. Кафедр. Собора, стр. 272.

[8] Филарет. Истор. стат. опис. Харьков, епархии, II, стр. 45.

[9] Рукописи, церковно-приходская летопись Троицкой церкви Г. Харькова о. Николая Лащенка.

[10] Истор. стат. опис. Харьков, епархш, 11, стр. 32. ср. I. стр. 64.

[11] А. С. Лебедева. - Белгородские архиереи, стр. 101-102.

[12] А. С. Лебедева. Белгородские архиереи, стр. 103 -104.

[13] Все эти факты взяты из дел архива Харьков. Духовн. Консистории.