Дмитрий Багалей, Дмитрий Миллер

ИСТОРИЯ ГОРОДА ХАРЬКОВА

К оглавлению

Глава ХXV. Церковь и духовенство в XIX веке

XIX век застал в Харькове, кроме монастыря, 9 церквей: Успенскую, Николаевскую, Благовещенскую, Дмитриевскую, Рождественскую, Воскресенскую, Михайловскую, Вознесенскую и Мироносицкую, бывшую, впрочем, в то время не приходской, а кладбищенской. Для тогдашнего десятитысячного населения Харькова этого было довольно.

Число церквей росло по мере роста населения и расширения города. Уже в 1803 г. потребовался новый храм для жителей северной части города, и кладбищенскую Мироносицкую церковь пришлось обратить в приходскую. Для кладбища было отведено новое место, а вскоре за этим здесь устроена была и церковь—Каплуновская (1810 г.). Была она в то время совсем далеко от города. Но прошло 35 лет. Бывшая в 1810 г. только в зародыше Немецкая улица заселилась и облюднела, тоже случилось и с прилегающими к ней улицами, и Каплуновская кладбищенская церковь, как и Мироносицкая, обратилась в приходскую (1845 г.). Еще раньше этого, в 1828 г., для кладбища было отведено новое место, еще Севернее, и здесь в 1845 г. выстроена Усекновенскал церковь, обещающая в очень недалеком будущем обратиться в приходскую, как обратились Мироносицкая и Каплуновская церкви. Одновременно с Усекновенской возникла церковь и на Холодногорском кладбище — Всехсвятская.

Восточная часть города росла не столь быстро, и довольно долго ее религиозные потребности удовлетворялись двумя, издавна существовавшими здесь церквами—Михайловской и Вознесенской. В 40-х годах почувствововалась и здесь необходимость в новой церкви, и вот в 1846 г. закладывается, а в 1854 г. освящается на Конной площади Свято-Духовская церковь. Южная часть города росла по сравнению с прочими довольно туго, а потому и население ее долгое время составляло только один приход — Воскресенский. Но когда постепенно выросла Москалевка и превратилась в самостоятельную, так сказать, часть города с многочисленным населением, стал на очередь и вопрос об особом для нее храме. В 1868 г. на Москалевке выстроена Преображенская церковь, а в наше время между москалевцами начинает приобретать сторонников уже мысль об устройстве новой приходской церкви, так как теперешняя оказывается уже очень отдаленною от оконечностей Москалевки и тесною для ее многотысячная населения. Позже москалевцев почувствовали потребность в особом храме заиковцы. В 1878 г. здесь заложена, а 1881 г. освящена церковь в честь св. Александра Невского. Заиковка, входившая до тех пор, главным образом, в состав Михайловского прихода, стала отдельным приходом. На Холодной горе церковь явилась в 1874 г., когда был устроен престол в существовавшей еще с 1850 г. часовне. В приходскую она обратилась только в 1890 г. На Журавлевке нужда в особом храме сказалась уже в шестидесятых годах, а в 1875 г. здесь уже была своя особая церковь— Петропавловская. Наконец, в 1885 г. была устроена Пантелеймоновская церковь на Песках.

В течение первых 4-й-ти лет XIX в. среди харьковских церквей главное место занимал храм Покровскаго монастыря, превращенный после учреждения архиерейской кафедры в Харькове в кафедральный собор. Храм этот двухэтажный: в верхнем этаже Покровская церковь (она и была кафедральным собором), в нижнем — церковь трех святителей (Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого), считавшаяся до 1815 г. училищной или коллегиумской церковью. При преосвященном Павле для коллегиума был выстроен новый каменный корпус и при нем особая церковь, благодаря чему Трех-Святительская церковь потеряла уже к коллегиуму всякое касательство. В старину, служа религиозным потребностям питомцев коллепума, она в то же время служила и усыпальницей для знатных харьковцев. В XIX в. здесь уже не хоронили или хоронили только в исключительных случаях. Так, здесь в 1843 году похоронен известный герой Александровского времени - гр. В.В.Орлов-Денисов. Под сводами этой церкви была устроена особая усыпальница, в которой обычно и погребали харьковских владык. Здесь нашли себе место вечного упокоения епископы: Христофор Сулима, Павел Терешкович, Мелетий Леонтович, Феофил Татарский, бывший епископ Екатеринославский, последние дни жизни проживший на покое в Куряжском монастыре [1]. Рядом с церковью в начале XIX в. стоял небольшой деревянный дом, бывшая настоятельная келия, в которых и жили харьковские владыки. Но при преосвященном Павле вместо этого скромного домика вырос обширный каменный корпус в одной связи с церковью. В верхнем этаже нового архиерейского дома, в непосредственной связи с покоями владыки, устроена небольшая домовая церковь - так называемая Крестовая. Из трех церквей Покровскаго монастыря (Покровской, Трех-Святительской и Крестовой) главной считалась Покровская — кафедральный собор. Нельзя сказать, чтобы собор отличался благолепипем. Это была одна из бедных церквей Харькова. При соборе прихода не было, значит, не было и притока обычных приношений. Правда, Покровскому монастырю принадлежало много лавок, но доходы с них шли на содержание архиерейского дома, а не на церковь. При соборе содержался обширный штат духовенства, на который также шла значительная часть церковных доходов. Понятно, что при таких условиях думать об улучшении и украшении собора не приходилось. Обыкновенно ограничивались только мелочным ремонтом. Более крупные перестройки и улучшения в кафедральном соборе последовали только при архиепископе Иннокентии, в сороковых годах. Для перестройки деньги решено было добыть путем позаимствования из свободных капиталов других церквей епархии. Пришли на помощь и жертвователи. Так, братья Степановы, известные строители Николаевского Стрелечьего монастыря, пожертвовал на ремонт собора 2000 руб., крестьянин Купянского уезда Дм. Шевченко — 500 руб. и др. Для поднятия доходности собора к нему были причислены в качестве прихожан чиновники и все вообще горожане, не имевшие собственных домов. На собранные деньги в соборе был перемощен пол, внутренние стены отделаны под мрамор. устроен новый иконостас. Большую помощь собору оказал в этом случае купец Адр. Лукин, принявший на себя крупную чисть расходов по ремонту — 29,511 руб. Лукин был сделан за это старостой собора. Нижняя церковь также подверглась обновлению. Чем был для Покровского собора Лукин, тем сделался для нижней Трех-Святительской церкви П. Лелекин, — также купец первогильдеец. Здесь также последовали капитальные обновления: вынуты четыре арки, раздвинуты входы и окна, устроены новые двери, перемощен пол, оштукатурены и расписаны живописью стены, возобновлен весь иконостас, устроено пневматическое отопление, обогревающее как нижнюю, так и верхнюю церкви. Перед царскими вратами нижней церкви, по желанно Иннокентия, поставлено большое Распятие Спасителя с предстоящими Богоматерью, апостолом Иоанном и двумя женами. Когда поновление храма было окончено, Иннокентий освятил его в честь Страстей Христовых. С этих пор здесь установлено по средам еженедельно чтение акафиста Страстям Христовым. Ко времени освящения храма митрополитом Филаретом прислана из Киева в дар драгоценная святыня — напрестольный крест с мощами угодников печерских Иллариона, Ефрема Феофана и Лаврентия. По предположению преосв. Филарета, крест этот устроен не позже 1630 года. Во время чтения акафистов крест выносится на средину церкви и полагается на аналой. В верхней Покровской церкви также было установлено по пятницам чтение акафиста Покрову Пресвятая Богородицы [2].

Главной святыней Покровского собора с 1844 г, стала Озерянская икона Божией Матери, которая на зимние месяцы переносится из Куряжа в Покровский монастырь. В 1844 г. преосвященный Иннокентий выхлопотал у Св. Синода разрешение переносить ежегодно икону на зимние месяцы из Куряжа в Харьков. В виду этого установлены два крестных хода: один 30 сентября, когда икона переносится из Куряжа в Харьков, а другой 22 апреля, когда происходит перенос иконы из Харькова в Куряж. В 1802 г. утверждены, кроме того, крестные ходы с иконой 15 июня из Куряжа в Озерянку, место первого обретения иконы, и 28 июня — из Озерянки в Куряж. Обыкновенно в летние месяцы икона пребывает в Куряже, но бывали случаи, когда и в эту пору года она привозилась в Харьков. Так бывало напр. в 1853 г. и в 1866 г. во время холеры, когда по просьбе жителей икона привозилась в город. Пребывание иконы в Покровском соборы, конечно, сильно отразилось на его материальном благосостоянии.

Кафедральным собором была Покровская церковь до 1846 г., когда по ходатайству преосвященного Иннокентия кафедра была перенесена в Успенский собор, бывший до того градским. Все белое духовенство, бывшее при кафедральном собора, было причислено к Успенскому собору и в иные церкви, а Покровский монастырь остался только монастырем и архиерейским подворьем.

Из фактов жизни Покровского монастыря за шесть последних десятилетий отмечаем только важнейшие. При преосвященном Филарете усыпальница под нижним храмом монастыря, представлявшая до тех пор просто подвал, была расширена и превращена в церковь, названную так, как прежде называлась нижняя церковь, — Трех-Святительской. К архиерейским могилам здесь прибавилась еще одна новая — преосвященного Нектария, умершего в 1874 г. Постепенно устанавливался культ преосвященному Мелетию. Уже при жизни владыки харьковцы смотрели на него, как на святого, а после смерти установилось мнение о нетлении его праха. Началось паломничество благочестивых людей к гробнице преосвященного, поставленной к тому же открыто в то время, как гробы остальных ахиереев замурованы в стенах. Усердием приходящих при гробе сделана сень, покровы, устроены лампады, над гробницей развешаны образа, некогда принадлежавшее преосвященному. Самый гроб металлический, покрытый парчей, так что одна уже внешняя обстановка указывала, что не перед простой архиерейской гробницей стоит здесь посетитель... И посетителей было много. Служились обыкновенно панихиды, а иногда заказывались и заупокойные обедни. Большое впечатление произвело на благочестивых харьковцев и одно событие, стоящее в связи с почитанием преосвященного Мелется. В 1875 г. в Трех-Святительской церкви случился пожар. Церковь была объята пламенем. Ступеньки к возвышению, балдахин, образа, жестяный гроб распаялись, а внутренний, парчовый, в котором покоился прах преосвященного, оказался целым. Конечно, это только усугубило ревность верующих. Вместо испорченного жестяного гроба г-жей Ильиной была пожертвована металлическая рака; вновь устроен балдахин, а по стене развешаны образа, уцелевшие от пожара [3]. Трех-Святительская церковь просуществовала до самого конца XIX в., когда она была закрыта, при чем прах преосвященного Мелетия перенесен в подвальную церковь, устроенную под зданием новой Озерянской церкви. О постройке Озерянской церкви мы уже имели случай говорить, теперь только прибавим, что несмотря на свою, так сказать, молодость и недостаток благолепия, церковь эта стала главным храмом Покровского монастыря. Здесь преимущественно совершается богослужеше, здесь обыкновенно находится и главная святыня монастыря—Озерянский образ Божией Матери во время пребывания его в Харькове. XIX век застал в монастыре всего два храма, теперь их здесь пять.

В то время, когда в монастыре помещался кафедральный собор, число монашествующей братии здесь было не велико. По сведениям 1846 г., во всем Харькове было всего 8 монахов, и вероятно, все они принадлежали к составу братии Покровскаго монастыря. С переходом из монастыря белого духовенства, пришлось умножить число иеромонахов и иеродиаконов для совершения седмичных служб. Крупная роль среди монашествующего духовенства всегда принадлежала эконому архиерейского дома. Среди монашествующих Покровского монастыря бывали и архимандриты. До учреждения викариатства архимандритом обыкновенно был и ректор семииарии, назначавшийся в то время из монашествующих. Ректор был настоятелем Куряжского монастыря, но жил он обыкновенно в Харькове, в торжественных случаях являлся сослужащим епархиальному преосвященному. Гораздо больше, чем монахов в священном сане, было всегда число низшей монастырской братии — послушников, рабочих и пр. Если верить местной статистике, число монашествующих в Харькове доходило в шестидесятых годах даже до 52 (1806 г.), в семидесятых их было от 40 до 55, в восьмидесятых 60, а в девяностых — 45—46. Можно ли верить местной статистике, — не знаем, но думаем, что если эти цифры и верны, то во всяком случай ими выражается, полагать нужно, общая цифра монашествующих, пребывавших почему-либо в Харькове в день переписи, а не цифра братьи Покровскаго монастыря, которая во всяком случай должна быть гораздо меньшей.

В XVII и XVIII главною церковью в Харькове, собором, была Успенская церковь. С учреждением в Харькове архиерейской кафедры и превращением Покровского монастыря в кафедральный собор значенье Успенской церкви несколько умалилось, за нею осталось только имя "градского собора". В таком положении был собор до 1846 г., когда но синодскому указу велено было архиерейскую кафедру перевести из Покровскаго в Успенский собор, "Градским собором" была названа Благовещенская церковь, загем в 1863 г., при Макарьи, титул градского собора достался Воскресенской церкви. Титул этот, впрочем, фигурировал только в консисторских делах, так что даже далеко не всем харьковцам было известно, какая именно церковь носить имя "градского собора". В 1865 г. титул градского собора у Воскресенской церкви был отнят, так как в учреждении такого собора Синод не усмотрел никакой надобности. Градский собор в Харькове был признан излишним. Право на имя собора осталось за одним Успенским [4].

XIX век застал Успенский собор храмом о пяти престолах: главный — в честь Успения, северный — во имя св. Екатерины и южный — Крещенский; кроме того, на хорах, в южной их части, был престол во имя апостолов Петра и Павла, а в северной — Казанской Божьей Матери, На хоры вели две лестницы, одна с северной, другая — с южной стороны церкви. Церковь была холодная. С постройкой колокольни во втором этаже ее был устроен теплый храм с главным престолом в честь Крещения Господня. По первоначальному плану предполагалось освятить этот престол во имя св. Александра Невскаго, но когда церковь была устроена, причт и прихожане, в виду того, что праздник Крещения бглвает среди зимы и в самое холодное время года, по неудобству совершать зимою богослуженье в холодной церкви, решили устроить главный престол в честь праздника Крещения. Другой престол в теплой перкви был устроен в честь св. Параскевы-Пятницы, по имени купчихи Прасковьи Тамбовцевой, щедрой жертвовательницы, которою был сооружен и иконостас для этого престола. Бывший Крещенский престол в нижней церкви переименован в Александро-НевскиЙ. В 1834 г. прихожане устроили сребропозлащенную ризу на икону Казанской Божьей Матери и просили у преосвят. Иннокентия разрешения переименовать престолы: бывший Крещенский, а потом Александро-Невский престол переименовать в Казанско-Богородичный, а бывший престол в честь этой иконы на хорах — во имя св. Александра-Невского. В 1887 г. при внутренней перестройка, собора хоры были совсем уничтожены, а вместе с тем упразднены и находившиеся на них приделы Александро-Невский и Петропавловске. Собор остался при пяти престолах, трех в нижней церкви и двух — в верхней.

Внешний вид собора значительно изменился с устройством колокольни: благодаря ей ксрасивая церковь превратилась в величественный храм. По обеим сторонам колокольни в виде контрфорсов были устроены лавки. Лавки, числом 18, тянулись также и с северной, и с южной стороны храма, представляя собою как бы ограду его. Из-за этих лавок едва ли не тридцать лить тянулись пререканья между епархиальною властььо и "гражданским начальством", находившим, что лавки существуют вопреки закону, безобразят собор и оскорбляют религьозное чувство. В 1856 г. генерал-губернатор Кокошкин, не любивший стесняться в осуществлении своих планов, снес две лавки, остальные продолжали существовать до 1869 г., когда губернатору Дурново удалось наконец добиться разрешенья на их сломку. Колокольня собора за время своего существования изменений не потерпела, если не считать пристройки к ней совершенно не подходящей по архитектуре часовеньки, в которой был ыовешен так наз. Царский колокол. Колокола на колокольне долгое время были небольшие: самый крупный из них весил 201 п. 32 ф. В 1863 г. этот ьсолокол был заменен громадиной в 1000 с лишним пудов, отлитой на заводе братьев Рыжовых и ими пожертвованный собору. Крыша и куполы собора были обычно окрашены зеленой краскою, а главы — желтой под лак. Только в последнее годы, при старости Уткине, главы позолочены, позолочен и купол колокольни, что, конечно, еще усилило то импонирующее впечатленье, какое производит собор своею величественною внешностью.

Внутренний вид собора за сто лет потерпел некоторые изменения. С устройством колокольни и заменой западной стены церкви арками церковь значительно расширилась, но западная часть ее не отличалась обилием света и высотою, так как над нею нависали хоры и часть теплой церкви, устроенной в колокольне. Кроме того, своды, на которых была устроена верхняя церковь, значительно портили внутренний вид храма. В 1887 г., по инищативе преосвященного Амвросия теплая церковь была помещена в здании колокольни, своды с хор сняты. Церковь получила красивый вид: внутри ее два свода, с открытым иконостасом и увеличенным количеством воздуха. В соборе, как и во всех прочих харьковских церквах, в старые годы солея не отделялась от остальной части храма. В 1805 г. солея была отгорожена решеткой согласно синодскому указу в виду замеченных в церквах стеснений во время богослужения [5]. До пятидесятых годов в соборе было так назыв. "царское место", вероятно то, на котором когда-то помещалась Екатерина при посещении ею собора; была, кроме того, по примеру больших малорусскмх церквей старого времени, и проповедническая кафедра. К половине XIX в. и царское место, и кафедра обветшали и своим наружным видом безобразили церковь. В 1855 г. их убрали совсем. В том же году старый чугунный пол был заменен деревянным, а этот последний при старосте К.П.Уткине превратился в паркетный. В 1856 году Харьковскому собору были отданы знамена дружин Харьковскаго подвижного ополчения. Помещены они возле клиросов, где находятся и теперь.

Мы не будем говорить об устройстве серебряных риз для иконостаса, кстати сказать, сохранившего свою старую живопись, о сооружении новых икон, о разрнсовке стен церкви, остановимся только на ее наиболее почитаемых святынях. Таких две: иконы Елецкой Божией Матери и Николая Чудотворца. О первой из них мы уже говорили в первой части этого труда, что же касается второй, то ее происхожение относится к 1841 г. Устроена она была в память поднят креста на соборную колокольню и помещена в том же месте, где находится и теперь. Икона писана на деревянной стачной доске длиною 1 арш. 8 вершк., шириною в 12 вершк. Чудотворец изображен в полном архиерейском облачении—в митре, саккосе и с палицею. Почитание иконы как чудотворной, началось с конца семидесятых годов, когда среди населения города стали циркулировать слухи о чудесных спасениях во время последней турецкой войны, приписываемых спасенными молитвам Николая Чудотворца. С тех пор росла слава образа, перед которым стали совершаться постоянные молебствия. К образу стали стекаться приношения, шедшие на украшение его и той часовни, в которой он помещается. Теперь перед образом более 200 серебряных вызолоченных ламиад, множество привесок и других ценных украшений.

По богатству утвари и ризницы собор занимает одно из первых мест среди церквей Южной России. По описанию прот. Т.Буткевича, составленному в 1894 г., собору принадлежало 10 чаш, столько же дискосов и звездиц, 11 лжиц, стоимость которых превышаешь 2 т, руб., 18 напрестольных крестов, стоящих более 1000 руб., четыре дарохранительницы (2014 руб.), двенадцать евангелий в сребропозлащенных окладах (1439 р.), 48 серебряных позолоченных риз на иконостасе, киотах и на жертвенниках стоимостью в 31343 р., 77 малых выносных икон в таких же ризах (5723 р.), 98 серебряных позолоченных лампад, 15 полных архиерейских облачений, 73 священнических и 56 диаконсаих облачений стоимостью в 11675 р. и т.д. [6].

Благовещенская церковь, "градский собор" с 1846 по 1863 г., как и все приходские церкви Харькова, долго была однопрестольной. Необходимость ее расширения почувствовалась только в тридцатых годах, когда подверглись перестройкам и остальные старые харьковские церкви. В 1836 г. началась, а в 1839 г. окончилась постройка придельных алтарей, одного в честь св. Иоанна Воина, и другого — св. великомученицы Варвары. Душою дела был купец А. Скрынников, прослуживший старостою при церкви в течение 15 лет. Благовещенская церковь вышла из рук своих строителей в очень благолепном виде. Старанием подполковника М.И.Батезатула главы на церкви, иконостас, горнее место, жертвенник и сень над предстолом были вызолочены "лучшим червонным золотом".

На украшение церкви жертвовали много и усердно. Так, в 1831 г. помещица Н.Н. Дунина, местная прихожанка, которой в то время принадлежал, весь нынешний Благовещенский базар, устроила серебряные "шаты" намеетной иконы в 3000 руб. ассигн., староста купец Нехаев устроил серебряные вызолоченные ризы на иконы Благовещения и Николая Чудотворца. В сороковых годах. устроен новый иконостас, обошедшийся в 3000 р. Староста Скрынников пожертвовал при этом ризы на обе наместные иконы нового иконостаса. Купчиха П.Тамбовцева, щедро жертвовавшая почти на все харьковоюе храмы, пожертвовала и на Благовещенскую церковь для обезпечения ее духовенства [7]. В виду все более увеличивавшегося роста прихода, в 1858 г. был возбужден вопрос, о реставрации церкви, но остался открытым, а церковь была только несколько расширена. В таком виде она просуществовала до начала текущего столетия, когда была заменена обширным, каменным храмом.

В сравнении с другими церквами старая Благовещенская церковь особенно отличалась своим благоустройством, украшением, богатством и вместимостью. Новая церковь поражает громадностью размеров. Иконостас в ней из белого каррарского мрамора, стены расписаны изображениями святых. Из старой церкви в новую перенесены наиболее чтимые образа Спасителя, Божией Матери, Николая Чудотворца, Иоанна Воина, великомученицы Варвары. Из икон старого письма укажем на иконы Нерукотворенного Образа и Иверской Божией Матери — дар И.Г.Бесчетвертнова, бывшего старосты Благовещенской церкви [8].

Воскресенская церковь, также именовавшаяся в 1803—1805 гг. градским собором, в течение первых четырех десятилетий XIX в. оставалась почти в том же виде, в каком вышла из рук своих строителей ее конце XVIII в. Разница во внешности состояла лишь в том, что деревянный частокол, окружавший церковь, был в 1828 г. заменен каменной оградой. В конце концов, однако, рост населения прихода, увеличившаяся сравнительно с концом XVIII в. в три раза, привел-таки к необходимости расширения церкви. После разных мытарств по харьконским и петербургскими канцеляриям план на перестройку церкви, сочиненный местным архитектором Подьяковым, был наконец утвержден, и работы начались. В 1810 г. и 17-19 гг. окончилась перестройка западной части церкви и здесь устроены придельные алтари: однн в честь Донской иконы Божией Матери (по желанию ярмарочпых купцов-мосивичей, жертвовавших на устройство придела), другой — во имя Иоанна Крестителя. С устройством придельных алтарей эта часть храма на зиму отделялась от восточной или главного алтаря деревянною перегородкою и отапливалась, представляя, таким образом, как бы отдельный теплый храм. Отделка главного алтаря и двух рядом с ним расположенных придельных (Николая Чудотворца и Петра и Павла) окончилась только в 1857 г. Таким образом из однопрестольной, какой застал ее XIX в., церковь превратилась в пятипрестольную. Восточные приделы просуществовали, впрочем, не долго: в 1860 г. они были уничтожены. В это же время вся церковь внутри была расписана альфреско, а панель сделана из красного сукна. Устройством своим и украшением церковь много обязана была заботам тогдашнего своего настоятеля о. Иоанна Чижевскаго, старосты П.Л.Гребенщикова и помощника его, ставшего потом старостой, К.И.Велитченка. Благодаря им был поднят купол церкви, а внутри ее устроен великолепный трехъярусный иконостас, покрытый хрусталем. Иконы написаны для него местным иконописцем М.А. Баско, а четыре иконы в первом ярусе и Тайная Вечеря над царскими вратами (копия с Леонардо да-Винчи)— академиком Лавровыми. В алтаре устроены горнее место с "сенью" и жертвенник. В 1872 г. надстроен третий ярус на колокольне, а в 1881 г. в церкви устроено амосовское отопление. В 1885 г. старостою И. К. Велитченком возобновлен иконостас главного алтаря, переделана хрустальная облицовка его и облицованы хрусталем смежные с главным алтарем киоты Донской иконы Божией Матери и Николая Чудотворца; в 1893 г. облицован хрусталем и иконостас горнего места.

Воскресенская церковь — одна из богатых в Харькове. В ней много икон в дорогих оправах. Ризы на наместных иконах стоять больше 3 т.руб., риза на храмовой иконе 1856 р., на иконе св. Троицы — 2200 р., на образе Николая Чудотворца — до 2 т.р. и много других. Из древнейших икон следует отметить две, подаренные церкви в 1803 г. купцом Аникеевым: икону св. Троицы и икону воскресения Христова и сошествия Его в ад; обе сделаны в 1801 г., обе в дорогих серебро-позолоченных ризах. Церковная утварь также не бедна: одна чаша стоить 275 р., другая —160 р., напрестольный крест — 285 р., другой — 125 р., третий — 100 р. Две дарохранительницы оцениваются в 400 р. каждая, а третья в 186 р., енангелие, купленное в 1825 г., стоит 700 р., паникадило — 800 р., плащаница - 333 р., брачные венцы - 200 р.; две ризы и два стихаря, пожертвованные старостой И, К. Велитченком в 1886 г., оцениваются в 2 т. р.; риза и стихарь, пожертвованные в 1872 г. братьями Гребенщиковыми, стоят 800 р.; риза и стихарь, подаренные Моисеевыми и Губенко,—550 руб.

Воскресенский приход — один из многолюднейших в Харькове, к тому же и приход это купеческий. Приток пожертвований на церковь был поэтому всегда велик... Из крупных жертвователей на церковь отмечаем купцов Аникеева, Шюкя, Ковалева. Гребенщикова, К.И. и И.К.Велитченко, Евдокимова, крест. Пономаренко.

В начала XIX столетия церковный причт в Воскресенской церкви состоял из священника, дьякова, дьячка и пономаря, причем дьяконскую вакансию занимали обыкновенно священники. В 1820 г. по просьбе прихожан штат был увеличен: полагалось уже 2 священника, дьякон, два дьячка и 2 пономаря. С 1852 г. по воле епархиального начальства назначен был в церковь и третий священник, а с 1859 г. третье священническое место вошло в "штат". С 1869 г., когда на Москалевке входившей до сих пор в состав Воскресенского прихода, устроилась своя церковь, священников осталось только два [9].

Троицкая церковь, выстроенная в 1764 г., в начале XIX ст. не отличалась богатством, несмотря на то, что в ее приходе население торговое. По описи 1817 г., бывшей в распоряжении преосв. Филарета, храм был беден утварью и ризницею, так что было только две иконы в серебряных ризах, серебряная гробница с крестом, 2 чаши, дароносница, блюдо для благословеяия хлебов да три евангелия в серебрянной оправе. В этом и заключалось все богатство церкви. Украшать ее золотом и серебром стали только с двадцатых годов. В 1826—1827 г. устроен резной вызолоченный иконостас с 4 колоннами коринфского стиля. В тридцатых годах купец Вас. Дыгарев устроил две драгоценных ризы на иконы Спасителя и храмовую, а купец Андреев — на иконы Божией Матери и Иоанна Богослова. Оба жертвователи переселились в Харьков из Обояни, можно сказать, ни с чем, занялись мелочною торговлею и разбогатели. Пожертвования были сделаны ими, как выражеше благодарности Господу, "нищыя богатящему". Купец П.Тисенко устроил богатую ризу на икону Бога-Отца над царскими вратами, купец А. Ханайченко соорудил ризу на икону Рождества Пресв. Богородицы, несколько малых икон в серебряных ризах и лампадок. Тот же Ханайченко в сообществе других жертвователей устроил драгоценную ризу к иконе Смоленской Божией Матери и приобрел для церкви колокол, обошедшийся ему в 5000 р. Церковная утварь и ризница пополнялись постепенно драгоценными вещами, так что Троицкая церковь по богатству скоро сделалась первой после собора [10]. Особенно много было сделано для церкви А. Я. Ханайченко, бывшим старостой с 1828 по 1849 г. Ханайченко приобрел для церкви смежные с нею усадьбы и, расширив таким образом церковный двор, дал этим возможность устроить со временем и более обширную церковь. Ханайченком же были устроены помещения для причта и церковный лавки, устроена каменная ограда вокруг церкви, приобретено большое количество драгоценных украшений на иконы, из которых 9 большого размера одеты в серебрянные вызолоченные ризы, куплены все лучшие церковные сосуды, кресты, гробницы и евангелия [11].

Церковь для своего времени была довольно обширна, но с умножением населения стала невместительной для многолюдного центрального прихода. 7 июля 1857 г. начата была постройка новой церкви. В основу ее легли два камня из фундамента старой церкви с выдолбленными на них прежними храмоздателями четырехконечными крестами. Постройка шла очень быстро, и через два года кладка церкви и колокольни была совсем закончена. За правильными производством работ наблюдал архитектор А. Я. Подьяков, каменная кладка отдана была подрядчику Пономареву, попечителями постройки были сперва И.А.Бисеров, а потом Н.Е.Овриков. Старостою в то время был Н.А.Ханайченко. В 1860 и 1861 гг. заканчивалась внутренняя отделка церкви. Иконостас был сделан небезызвестным у нас на юге В.Гетьманом, иконы писаны художником Е.И.Ковтуновским. Вся постройка обошлась в 55000 р. Наиболее крупные пожертвовавля деньгами и материалами сделаны при этом были мещанкой Козловой, купчихами Добычной, Рыжовой, Ханайченковой, купцами Рыжовым, Деревянкиным, Криворотовым, Чувиляевым, Ив.Ващенко, Н.Сериковым, Н.Ханайченком, полковником Соляниковым, генералом Мальцевым и др. 24 сентября 1861 г. состоялось освящение главного престола, 1 октября освящен придел в честь Рождества Пр. Богородицы, а 3 июня 1862 г.— придел во имя препод. Алексия, для которого необходимую утварь и все принадлежности пожертвовал А. М. Рудаков [12].

Рождественская церковь, построенная в 1781—1783 гг., просуществовала в неприкосновенном виде вплоть до конца 50-х годов XIX в. Перестроена была только колокольня, стоявшая отдельно от церкви. Прежде она была деревянная, но в 1800 г. ее заменили каменной, так же построенной отдельно от церкви. В колокольне был устроен придел в честь праздника Сретения. Это была первая теплая церковь в Харькове. Нельзя сказать, чтобы эта церковь была выстроена прочно. Уже в 1809 г. в ней оказались трещины во всех четырех стенах. Богослужения пришлось приостановить, а церковь подвергнуть ремонту [13].

Главный храм оставался без изменения, но внутренность его обновлялась и украшалась. В первые десятилетия XIX в. Рождественская церковь по благолетию и удобствам сильно отличалась от остальных залопанских приходских церквей. Прихожане проявляли усердие к церкви, на которую в это время поступали значительные пожертвования. Промежуток времени с 1815 по 1840 г. был самым счастливым периодом для церкви. Усердными благотворителями храма были Кузины, Базилевский, Тошпев, Тамбовцев, Панченко, Цебриков, Пономаренко и др. Так староста Базилевский устроил (в 1819 г.) ценный чугунный пол в холодной церкви, староста Пономаренко соорудил в 1824 г. новый иконостас; Кузьма Никитич Кузин и его семейство устроили дорогие сребро-вызлощенные ризы на семь местных икон, от Кузиных же поступили в церковь и все лучшие облачения, сосуды и другие церковные принадлежности, на все церковные нужды они откликались первыми и всегда давали щедро. С сороковых годов начинается упадок благосостояния церкви. Приход сильно уменьшился. Москалевка еще раньше отошла в Воскресенский приход. Большая и Малая Гончаровки, составлявшая некогда улицу Бессалую, тоже отошли в другой приход. В другие приходы — Благовещенский и Дмитриевский - переселились и некоторые «лучшие» прихожане. Старые благотворители перемерли, а их потомки к храмозиждительству наклонности не чувствовали. Как уменьшилось число прихожан, можно судить по тому, что в 1810 г. их считалось 872 души, а в 1862 г.— всего только 348. Правда, население прихода было многолюдно, но пользы от этого для церкви было мало, потому что это были не постоянные жители, а временные квартиранты, с приходской церковью мало связанные. К 1856 г. Рождественский храм «пришел окончательно в жалкое состояние», а в 1859 г. «дошел почти до крайности». В 1860 г. нашелся, наконец, благодетель, откликнувшейся на нужды Рождественской церкви. Это был потомственный почетный гражданин Александр Сергеевич Сергеев, предложивший устроить вместо теплой Сретенской церкви, тесной и неудобной, теплый же, но более обширный каменный храм в два придела к главному и новую колокольню. После смерти Сергеева дело его закончил его сын Александр Александрович, употребившие на постройку «весьма значительный капитал», более 37000 р. Кроме Сергвева, деятельное учаспе в демге постройки принимали почетный гражданин И. И. Семикинь, вдова покойного К. Н. Кузина, И. А. Болховитинов, купцы Пузанов, Сурнин, Лещенко, Дорошенко, и др. Новый теплый храм был закончен и освящен в октябри 1861 г. Не забыта была Сергеевым и холодная церковь. Для нее он устроил новый иконостас, исправил церковь внутри и снаружи, выстроил ограду, прюбрел недостающие вещи и пр. [14].

С 1866 г. заботу о церкви вняло на себя приходское попечительство. Оно и поддерживало благолепие храма: приобрело ряд ценных икон с киотами изящной работы, ценную утварь, хорошую ризницу, новый колокол и многое другое. Из видных благотворителей храма на первом месте должен быть поставлен А. А. Сергеев, общая сумма пожертвований которого превышает 50 т. р.; затем крупной жертвовательницей была К.И.Кузина (около 1 т.р.), немало дали такие прихожане, как И.Н.Семикин, У.Г.Попова, Л.П.Ковалев, Болховитиновы, Костевская, Цуканова, Вихрев, И. Уткин, Пуголовко, П.Кузин, П.П.Кузин, Новохатская и др.

Из особо чтимых святынь храма отмечаем икону св. Пантелеймона, перед которою с 1863 г. по вторникам служатся молебны и читаются акафисты, икону Покрова Божьей Матери, всех скорбящих радости, свят. Николая—древнего греческого письма [15].

Николаевская церковь в первые три десятилетия XIX в. была храмом однопрестольным. Только в 1833 году к главному храму пристроили придтел во имя пророка Илии, освященный в 1835 г. Устроены также теплые приделы и в верхней части церкви — один Введения во храм Пресв. Богородицы, другой — ко имя Святителя Митрофана, оба освящены в 1831 г. Расширением своим и устройством новых престолов церковь много обязана стараниям и усердию настоятеля храма, протоиерея Георгия Маевского, прослужившего при Николаевской церкви 44 года (с 1798 по 1843 г.). Из крупных переделок внутри церкви нужно отметить обновление иконостаса (в 1811 г.), на которое белгородскими купцами Ив. Токаревым и Пас. Кисилевым пожертвовано было 2500 р. с. Пожертвования в Николаевскую церковь, конечно, не могли притекать столь обильно, как в собор, тем не менее были весьма значительны. Крупными жертвователями, как и в соборе, были большею частью купцы. Таковы купцы Ив. Глухов, пожертвовавшие для иконы у горнего места серебренную чеканную ризу в 16 фунтов 61 золотн.; Павел Верховский, принесший в дар церкви образ св. Троицы в серебряной оправе весом в 10 фунтов 61 золотник; Михаил Калашников, пожертвовавший для причта 274 р. 28 к., купчихи Тамбовцева, Куликова, Мотузкова и другие [16]. В половине XIX в., благодаря уничтожению отдельно стоявшей колокольни, внещний вид храма несколько изменился, тем не менее церковь оставалась оргинальным сооружением, одним из немногих памятников, харьковской старины, имевшим право на бережное к себе отношение. К сожалению, такого отношения к себе Николаевская церковь не встретила, и во второй половине 80-х годов старинный храм был разрущен. Вместо него через несколько лет воздвигнута новая просторная церковь в том архитектурном стиле, какой у нас принято называть византийским. Теперь это одна из больших и богатых церквей Харькова.

Михайловская церковь в первую половину XIX ст. была однопрестольной, много меньше настоящей, но достаточно благолепной. Из крупных переделок в ней упомянем реставрацию иконостаса в 1819 г, устройство хор в 1822 г. Особенно много было сделано для церкви старостой Прокофием Искрой в период 1825—1844 г. Он позолотил кресты и главы на церкви и колокольне исправил ангела на верхушке колокольни, который от ветру поворачивался, издавая как бы трубный звук, усилил освещение церкви, пробив в стенах новые окна, устроил сребро-позлащенный ковчег для престола и новое горнее место, дорогое и изящное. Кроме того, Искрой приобретено было для церкви несколько новых образов в золоченых рамах, большое паникадило и множество золотой и серебряной утвари — лампад, крестов и т. п. При следующем, старосте — купце Федорченке церковь продолжала украшаться и обогащаться разными ценными приобретениями. Уже в 1841 г. возникла мысль о расширении храма, и начался сбор пожертвований, а с 1853 г. начинается обстройка храма приделами, церковь значительно изменяется, а вместе с тем изменяется и внутренний, и внешний ее вид: устраивается новый иконостас, пишутся новые образа, золотятся купола и т. п. Из старых икон горнего места, помнящих еще старосту Искру, и до сих пор в Георгиевском приделе церкви сохранились: Моление о чаше, Христос на кресте и жертвоприношеше Исаака [17].

Вознесенская церковь в первую половину XIX в. была едва ли не самой бедной из приходских церквей Харькова. Приход это был преимущественно крестьянсий, купцы здесь тогда не жили, крупных пожертвований не притекало. Благодаря стараниям и вкусу своего настоятеля, известного о. В.Фоиева, церковь выглядела довольно красиво. Долгое время это была единственная деревянная церковь в Харькове, и только в начале 70-х годов был окончательно достроен новый каменный храм, оставшейся и до сих пор без внешних перемен.

Дмитриевская церковь, выстроенная в первыя годы XIX в., была небольших размеров, так как тянувший в ней приход населенностью в то время не отличался. Расширения церковь потребовала только в сороковых годах. В 1841 —1842 гг. к церкви пристроены два придела: в честь Смоленской иконы Божией Матери (Одигитрии) и препод. Серия Радонежскаго. В это же время была построена и колокольня. Пристройки дали возможность поместиться в церкви 800 человек. Но с течением времени население прихода увеличивалось. Построилась железная дорога, заселилась прилегавшая к ней, до того пустынная местность, и Дмитриевская церковь стала тесной. Инициатива ее расширения и украшения принадлежит тому же протоиерею Чижевскому, заботами которого так много обязана своим благолепием Воскресенская церковь. На его приглашешение отозвались прихожане, и в 1888 г. начались работы, оконченный вполне только в 1896 г. План и наблюдение над его выполнением принадлежали архитектору М. И. Ловцову, из рук которого Дмитриевская церковь вышла, можно сказать, неузнаваемой. Вместо 800 она могла вместить в себе свыше 2100 молящихся, а по внешнему виду стала лучшим украшешем города. По отзыву В. П. Карпова, "этот храм можно назвать лучшим храмом в Харькове: своей красотой и грациозными линиями, подбором орнаментики, куполами яйцевидной формы и шпилеобразными башенками по бокам он же может не привлекать к себе глаз наблюдателя, на нем отдыхает душа, и за него заочно благодаришь зодчего". Внутренность церкви тоже изменилась. Купол и все стены расписаны альфреско, иконостасы и киоты икон вызолочены, живопись частью обновлена, частью написана вновь.

Из святынь храма заслуживают быть отмеченными: небольшой образ Смоленской Божией Матери Одигитрии и в северном приделе икона св. Сергия Радонежскаго. Первый образ — самый древний в церкви. Был он, по описанию, составленному о. И.Чижевским, еще в 1689 г. В 1804 г. во время пожара, истребившего церковь, икона была найдена в пепелище совершенно невредимой. Впоследствии икона богато украшена, риза на ней стоит больше 1100 р. Икона Серия Радонежскаго на медной доске неизвестно когда поступила в церковь. Из надписи на ней видно, что она "изобразися 1717 лета месяца апреля дня 12, трудами Ивана Зубова" в Троицко-Сергиевской лавре [18].

Мироносицкая церковь в начале XIX в. была кладбищенской. После обращения ее в 1803 г. в приходскую она подверглась расширению. Стараниями церковного старосты купца Тараканова устроены в ней приделы во имя жен Мироносиц и св. Николая, а главный престол освящен во имя Креста Господня Господня, почему и самая церковь стала именоваться Крестовоздвиженской. В населении, впрочем, ея старое название удержалось и до сих пор. В 1837 г. ьесь храм был иерестроен и освящен в 1841 г. Крупными жертвователями в этом случае явились: купчиха Прасковья Тамбовцева, известная благотворительница харьковских церквей, давшая на перестройку 5140 р.с., купец Ив. Киткевич

(1375 р.), помещица Беспальчева, надв. сов. Крамаренко, церковный староста Чекалов и др. [19]. Не упоминая о позднейшнх переделках в церкви, отметим только, что в настоящее время это одна из самых благоустроенных, церквей Харькова. Заслуживает внимания и еще одна особенность церкви: она дольше других удержала старую малорусскую "дзвiнницю" в виде простого навеса для колоколов. К сожалению, и этому остатку старины осталось недолго жить: строится новая каменная колокольня в одной связи с церковью.

Рождество-Богородичная (Каплуновская) церковь, как мы уже говорили, построена в 1810 году. Главными ее строителями считаются генерал Сабуров и купец Добрынин. Освящена она 26 августа 1810 г. преосвященным Христофором Сулимою, что видно из сохранившейся в церковном архива грамоты о ее освященш от 10 октября 1810 г. Из этой же грамоты видно, что церковь была освящена во имя Каплуновской иконы Божией Матери, называлась Каплуновскою. Когда и по какому случаю она переименовала в Рождество-Богородичную, — сведений об этом в церковном архиве не имеется; но несомненно, что это сделано до 1845 г., так как в метрических, книгах, которые ведутся в церкви с этого года, она называется уже Рождоство-Богородичною. Церковь Каплуновская с 1810 до 1815 г. была бесприходскою, кладбищенскою. В 1822 году кладбище было предназначено уже к закрытию, которое последовало в 1828 г. Впрочем, случаи погребения покойников на Каплуновском кладбище были и после его закрытия, как о том свидетельствуют уцелевшие надгробные памятники. На старом Каплуновском кладбище, между прочим, покоится прах Рижского, первого ректора Харьковского университета (умер 14 марта 1811 г., как это значится на его памятнике). На этом же кладбище в 1899 г. погребено тело купца Б.Г. Пономарева, который известен как щедрый благотворитель Каплуновской церкви, служивший при ней церковным старостою с 1880 г. до своей смерти.

Каплуновская церковь имеет форму креста и по своим размерам очень небольшая: в ней, не считая алтаря, приблизительно 220 квадр. аршин, так что она может вмещать не более 300 человек. Престол в ней один во имя Рождества Пресвятыя Богородицы.

С 1 января 1845 г. Каплуновская церковь сделана приходскою. К приходу ее принадлежали и жители Журавлевки до построения там своей церкви. После образоваюя на Журавлевке самостоятельного прихода число прихожан Рождество-Богородичной церкви значительно уменьшилось, так что с 1875 г. ее приход, по его малочисленности, был закрыть. С этого времени в течете без малого шести лет самостоятельного причта в ней не было, и она была приписана к Мироносицкой церкви. Открытие при ней самостоятельного прихода последовало 20 ноября 1880 года.

В Каплуновской церкви причт все время состоял из одного священника и одного псаломщика. Так как существующая церковь очень мала, то в 1896 г. начата постройка новой церкви, в которой будет три престола. В настоящее время она вчерне окончена. Новая Рождество-Богородичная церковь имеет около 900 кв. аршин, не считая алтаря, так что она будет вместительнее старой в четыре раза. Нанболее крупными жертвователями ее сооружение были: церковный староста купец А.Г.Енуровский, И.П.Рыковсюй, М.М.Алексеенко, Е.В.Пономарева, М.В.Устинова, С.Я.Толкачев, 0.Фр.Лезель, Д.А.Алчевский, Е.А.Губенкова и другие [20].

Не останавливаясь над историей новых храмов, возникших в Харькове во второй половине XIX в., отмечаем устройство ряда домовых церквей. Все они возникли в XIX ст. и предназначены обслуживать те учреждения, при которых состоят: таковы церкви при духовном училище и духовной семинарии, при университете, институте благородных девиц, при трех мужских гимназиях, детском приюте, благотворительном обществе, мещанской богадельне, при тюрьмах. Обыкновенно круг посетителей домовых, церквей ограничен лицами, принадлежащими к составу учреждения, при котором состоит церковь. Исключением из этого общего правила является университетская Антониевская церковь, привдекающая к себе многочисленных посетителей из разных слоев харьковсвского обшества, так что, не будучи приходской, университетская церковь всегда играла в религиозной жизни Харькова не меньшую, а может быть, и большую роль, нежели иные приходские храмы.

Мысль об устройстве в университете церкви принадлежит попечителю учебного округа Е. В. Карнееву, По недостатку средств церковь строилась долго — целых 8 лет. В устройстве ее принимали участие архитекторы Татищев, Васильев, Тон и Калашникова Местные иконы для иконостаса писаны академиками Боровиковским и Венещановым, остальные -Репиным и Калиновским, тогдашними преподавателями рисованья в университете и гимназш. Освящена университетская церковь 25 апреля 1831 г.

Как и большинство домовых церквей, университетская церковь не отличается богатством утвари и ризницы. Из более крупных жертвователей на украшение храма упомянем имена попечителя округа графа Панина, купца Карпова, проф. Протопопова, преосв. Филарета, губернаторши Лужиной, супруги попечителя М. П. Зиновьевой, г-жи ФоЙгт, прот. Добротворского, М. М — Алексеенко, проф. Кульчицкого и церковных старост П. Уткина, И. Ф. Силина, Я. К. Трофименко. В 1867 г. профессорами университета, в память спасения Императора Александра II 4 апреля 1866 г., пожертвовая образ Александра Невского, а студентами, в память 25 мая 1867 г.—образ Спасителя.

При открыли церкви первым ее настоятелем был назначен, соборный протомерей Тимофей Печерский, а затем настоятельство перешло к профессорам богослов! Я. Со временем в помощь настоятелю стали назначаться особые священники.

Старосты в нервыя десятилетия существовали храма избирались из среды профессоров, а с 1875 г. избираются обыкновенно из лиц посторонних университету, главным образом из среды богатого харьковскаго купечества. Таковы купцы Петр Уткин, Ив.Силин, Н.Н.Сериков, А. Н. Денисов, Я. К. Трофименко.

Университетская церковь всегда привлекала многочисленных посетителей, главным образом, благодаря прекрасному пению. До 1853 г. здесь пел архиерейский хор, затем образовался хор из студентов. С 1873 г. здесь пел лучщий в городе хор Литинского, а с 1885 г.—хор Туроверова [21].

Конечно, в старом Харькове были кое-какие местные особенности в богослужении и требоисправлении, кое-какая разница в их совершении по сравнению с великорусскою церковью. Нужно думать, что из своей родины первые поселенцы Харькова принесли с собой и особенности, которыми отличалась в то время юго-западная русская церковь от северной. — Особенности эти были и тогда невелики, а впоследствии их окончательно стерло все нивеллирующее время. Дольше других удержалось крещение не через погружение а через обливинье. И до сих пор удержались особые вечерние богослужения, совершаемые по пятницам в первые четыре недели Великого поста, известные под именем "пассий". При совершении бракосочетатя священники сразу венчали несколько пар. Исповедь происходила гогулом", по нескольку человек вмести. Широко применялась эпитемия — "покута". В церковном чтении и пении также довольно долго сохранялись киевские обычаи. Одной из особенностей архиерейского облачения, уничтоженной только в наши дни, был крест на митре,— отличие, которым великорусские архиереи не пользовались. Траурные облачения духовенства употреблялись не только при великопостном богослужении, но и при похоронах и панихидах. Звонки во время совертения преждеосвященных литургий, раскрытые царские двери во время сугубой эктении после чтения евангелия, звон "на сход души" и т. п. мелкие особенности уничтожались постепенно, сами собою, часто даже без распоряжения из Петербурга.

В отношении отправления церковного богослужения в Харькове даже в XIX в. долго господствовали порядки, выработанные условиями деревенской жизни. В будни богослужеше совершалось только в соборе, в приходских церквах служить было, можно сказать, не для кого. Начиналось оно "у досвіта", по словам о. Буткевича, в 2-3 часа ночи, а по словам о. П. Лащенка — в 4. Заутреня во всяком случае отправлялась действительно "за утра". Всенощные под болыше праздники и воскресные дни в летнюю пору (с Фоминой недели и по 15 сентября) стали служиться в соборе только с 1802 г. Это были, как тогда выражались, богослужения "для панів" или для лентяев; утрени, впрочем, служились по прежнему и по прежнему же начинались "у досвіта". Замена заутрени всенощной совершалось медленно, и только в 1800 г. заутрени окончательно вывелись, и всенощныя стали отправляться в течете круглого года. Обедня в соборе большею частью служилась одна. Только с 1846 г., после превращешл собора из градского в кафедральный и увеличения его причта, начали ежедневно совершать две литургии — раннюю и позднюю. Время звона к богослужении зависело от воли служащего священника. Существовали, впрочем, по;»топ части и особые правила, но только для праздничных дней. По ордеру прсосвященного Феоктиста обедня в такие дни должна начинаться в 9 часов утра. Благовест начинался в Успенском соборе, а за ним и в других церквах. Благовестили с полчаса, а потом перезванивали. Ордер этот, однакоже, не всегда исполнялся. По крайней мере при преосвященном Христофоре потребовался новый ордер о том; что по ираздникам звонить к обедне надо в 9 часов [22]. Но, по-видимому, и по этому ордеру надлежащего исполаения чинено не было. Только с 1848 г. стали применяться выработанные консисторией правила, подвергавшиеся с течением времени разным изменениям.

Пасхальное богослужение, как и теперь, отправлялось ночью, обедня следовала непосредственно за заутреней, но бывало иногда и так, что, кроме ранних, служились и поздние обедни. Впоследствии это вывелось в виду неудобств поздней обедни для духовенства [23].

Церковное чтение и пение в приходских церквах города в Александровское и Николаевское время было в руках дьячков и любителей из прихожая. Пение было "обычное",— напева, сходного с напевом Киево-Печерской лавры. Некоторое разнообразие вносили в него дьячки, придававшие ему иногда характер народных песен. некоторые из прихожан становились на клиросе и помогали причетникам в пиши, но так как редме из таких любителей имели достаточные сведения в церковном пении, то участие их делало пение шумливым, многогласным, иногда слышен был резкий крик, неприятно действующий. "В то время — говорить Е. В. Топчиев — в Харькове пели на два клироса, и было много охотников до церковного пения из разного явания людей". Из среды охотников до церковвого пения, знавших это искусство и имевших голос, известны в то время в Рождественском приходе М. Топчий, в Благовещенском — А. Срынник, в Троицком — И. Т. Ващенко, в Михайловском—И. Г. Решитько. "Пели громко, как бы стараясь перекричать певец певца, один клирос—другой". Делались попытки и партесного пения, но это была скорее пародия на него.

Так было в приходских церквах, а в соборе и монастыре еще в XVIII ст. пение было поставлено очень недурно. Не могло же пройти бесследно пребываше в Харькове коллегиума, питомцы которого пели в нижней церкви Покровского монастыря. В так называемых добавочных классах на пение также обращалдсь большое внимание. Вспомним, что здесь учителем, музыки и пения был М. И. Канцевич. Знаменитый в свое время Ведель был здесь начальников певческого хора казенных классов, а П.И.Турчанинов, тоже впоследствии знаменитость, был в это время учителем маленьких певчих. Турчанинов, вспоминая пение Веделя в Харькове, говорит, что он "с таким вкусом и чувством пел, что все мы, а паче я, поражались и восхищались его пением. Когда Ведель пел, то сам он и вся церковь обливались слезами". Не могло не отражаться на церковном пении и расположение к нему высшего местного начальства—наместника Леванидова и губернатора Теплова, имевших при своих домах прекрасные хоры певчих.

О. Буткевич утверждает, что в первый раз церковный хор певчих появился в Харькове с основанием Харьковской славяно-греко-латинской школы, но питомцы этой школы пели только в своей церкви Покровского училищного монастыря. В Успенском соборе, по словам о. Буткевича, хор певчих стал петь по воскресным и праздничным дням только с 1780 г., со времени учреждения в Харькове наместничества и освящения каменного собора. Но и это был хор собственно не соборный, а наместнический или губернаторский. содержавшийся на средства харьковских намвстников и губернаторов и от них исключительно зависввший. Хор этот пел в Успенском соборе в течение 25 лет. Был ли это наместнический хор или только зависевший от наместника хор учеников "добавочных классов", решать не беремся. Склонны думать, что последнее вернее, и что именно к Успенскому собору нужно приурочить то впечатление от пения Веделя, о котором вспоминал Турчанинов. Во всяком случае можно с уверенностью утверждать, что и в соборе, и в монастыре нотное хоровое пение было в ходу уже в конце ХVIII в.

С учреждением в Харькове архиерейской кафедры возник и архиерейский хор. В певческом классе при архиерейском хоре регенты учили певцов так назыв. нотной музыке и в особенности концертам. Певцы были знакомы с правилами гармонии и изучали скрипичную игру. При первом же преосвященном Христофоре Сулиме заведен был полный инструментальный оркестр, и архиерейская певческая в официальных документах того времени именовалась кафедральною вокальною музыкою, а заведывавший хором протодьякон назывался директором певчих. Певчие набирались из питомцев коллегиума и причетников [24].— Из регентов архиерейского хора первых годов его существования упомянем Луку Чижевского, отца известного впоследствш харьковского протоиерея Иоанна Чижевского.

Архиерейский и коллегиумский хоры и были в течете долгого времени единственными церковными хорами в Харькове. Даже при "градском" соборе самостоятельный хор устроился только в 1813 г., но и то не на долго. В 1821 г. его уже не стало. В 1829 г. в соборе пел архиерейский хор, но только ранние обедни; с 1829 по 1846 г. певчих в соборе опять не было; в 1846 г. хор опять возник, а с 1846 по 1859 г. собор вновь обходился без собственного хора [25]. В приходских церквах хоры появились совсем уж недавно. Так, напр., в богатой Воскресенской церкви постоянный хор образовался не ранее 1860 г.[26], а в Рождественской—1866 г. Обыкновенно в приходских церквах пели причетники, а в праздничные дни иногда бывало и любительское хоровое пение. Так напр. в Рождественской церкви, по словам старожилов, участвовали в пении такие знатоки из прихожан, как В. С. Вареник, А. С. Вареник, С. А. Вареник, Зах. Дорошенко, И. П. Леус, И. П. Клещов. И. Я. Геланов и мнопе другие. Все это были почетные прихожане. Но с течешем времени знатоки, обучавшееся этому искусству у старых "дяків", перемерли, а их потомки считали, что прихожанан, тем больше почетным, петь на клиросе зазорно: им де приличествует только жертвовать на содержание хора, а хор вербовался уж из меньшей братии, тоже любителей, но уже пролетариев, которые смотрели на свое участие в церковном пении не только с эстетической, но и с меркантильной точки зрения. Таков напр. хор любителей из семинаристов при Рождественской церкви [27]. Хоры эти обыкновенно бывали не прочны, постоянных средств на их содержание не было, а приходские благотворители жертвовали, когда приходила охота. Любительские хоры обыкновенно заимствовали у архиерейского, что им было по силам. Они ограничивались, конечно, самыми легкими и доступными пьесами и удовлетворяли незатейливым: запросам прихожан, Организация при приходских церквах правильных и постоянных певческих хоров относится уже к последним четырем десятилетиям XIX в.

Из харьковских церковных хоров в шестидесятых годах особенно славился хор Литинского. Это был архиерейский хор. В конце 60-х годов Литинский ушел из хора и, хор тогда распался. Литинского пригласила в Рождественскую, а потом в Троицкую церковь, и скоро хор этой церкви сделался лучшим в города. В конце 60-х и в 70-х годах харьковцы толпами собирались в Троицкую церковь "послушать Литинского". Некоторым увлекающимся обывателям троицкие певчие казались куда лучше итальянской оперы. Бас Дьяконов, тенор Школьницкий приводили иных меломанов положительно в восторг. "Если бы возможно было, — писал в тотдашних "Губерн. Ведомостях" некий меломан — в церкви выразить принятым образом удовольствие и одобрение, то без сомнения, все промежутки от одной пьесы до другой были бы переполнены самыми восторженными апплодисментами" [28].

В восьмидесятых годах в Харькове большою известностью пользовался хор Градовского, певший в двух церквах [29]. Затем известностью пользовались хоры Ведринского и Городецкого, а с конца восьмидесятых годов — хор Туроверова.

Особых религиозных торжеств, какими богаты древние русские города, изобилующие святынями, в старом Харькове не было. Ни мощей, ни крестных ходов, служились только акафисты перед особо чтимыми иконами. Так напр. в Успенском соборе с давних времен заведен был обычай читать по субботам торжественный акафист перед иконой Божией Матери. В монастыре чтение акафистов по средам и пятницам заведено было только с сороковых годов. Затем постепенно устанавливалось чтете акафистов и в приходских церквах перед особо чтимыми иконами. Особенно много богомольцев привлекали акафисты в соборе и монастыре, совершавншиея торжественно, с хором певчих, а иногда архиерейским служением.

В 1844 г. установлены были два ежегодных крестных хода с Озерянской иконой Божьей Матери: один 30 сентября — с перенесеневм иконы из Куряжского монастыря в Харьковский Покровский, другой — 22 апреля, — из Харькова в Куряж. До 1844 г. Озерянская икона находилась постоянно в Куряже, привлекая сюда массу богомольцев из Харькова и окрестностей. Паломничества в Куряж совершались преимущественно в летнее время, зимою они делались неудобными для большинства горожан. В виду этого по инищативе преосвященного Иннокентия возникла мысль, нельзя ли на зиму переносить чтимую икону в Харьков. В этом смысле и было подано прошение епархиальному начальству. Ходатайство горожан было встречено сочувственно. Их желание было признано "благочестивым и достойным уважения", а ежегодное перенесение иконы Богоматери с подобающею торжественностью—"действиями весьма благотворными, не только для города, но и для всего края, скудного древнею святынею". Генерал-губернатор кн. Долгоруков также находил установлено духовной процессии—"мерою весьма полезною для вящего утверждения жителей всего края в благоговейном почитании церковной святыни". Не встретилось серьезных препятстний даже со стороны Куряжского монастыря.

Дело перешло в Синод, а 16 октября 1843 г., по докладу Синода, последовала и Высочайшая резолющя об учреждении крестных ходов 30 сентября и 22 апреля. 30 сентября было выбрано потому, что первого октября Покровский монастырь празднует свой храмовой праздник, а 22 апреля—потому, что 23 апреля—храмовой праздник в Куряже.

Первый крестный ход с чудотворной иконой из Куряжа в Харьков состоялся 30 сентября 1844 г. Незадолго до этого в прибавлениях к местным "Губернским Ведомостям" опубликован был церемониал крестного хода [30]. 30 сентября торжество началось в 11 часов утра. Вот как описано оно очевидцем на страницах тех же "Губернских Ведомостей":

"С утра храмы и стены монастыря не могли уже вмещать притекших богомольцев, и они в необозримых массах расположились за стенами святой обители. По окончании литурии и молебствия, совершенных в 9 часов утра, чудотворная икона вынесена была из монастырского храма, при звоне колоколов и хвалебном пении, настоятелем монастыря в сопровождении иноков и священнослужителей окрестных селений. Поставленную в особо устроенном великолепном балдахине икону Богоматери богомольцы подняли на плечах своих. Все сопровождавпме несшие из христианской ревности старались, хотя самое короткое время, понести этот кивот, внещавший в себе драгоценную святыню. В начале процесса, с хоругвями храмов Божиих шли служители их; а пастыри церкви несли святея иконы; один из иеромонахов куряжских в мантии нес животворящий крест; потом следовал настоятель монастыря и, наконец, шествовала чудотворная икона, сопровождаемая множеством богомольцев. Во время шествия непрестанно раздавалось пеше: "Пресвятая Богородице, спаси нас", и народ с благоговеньем молился Пресвятой Деве. Вь четырех верстах от города вся дороги покрыты были богомольцами, которые спешили соединиться с процессией. Наконец это священное шествие достигло Холодной горы, где многие тысячи народа ожидали встретить чудотворную икону. Когда шествовавшие с иконою и ожидавиший ее народ соединились вместе, и когда с Холодной горы представилось взорам, что вся ведущая к собору Екатеринославская, столь длинная, улица покрыта густыми толпами жителей, пришедших насладиться духовными, торжеством, никогда небывалым в нашем городе, то ясно было, что почти все население Харькова и окрестных селений притекло на это духовное празднество. Действительно, в этот день все оставляли дома свои, оставляли судилища и торжища, чтобы идти на сретение иконе и для поклонения ей. На Холодной горе устроено было возвышение, где преосвященный с духовенством, встретив святую икону, после обычного поклонения и каждения, приветствовал ее кратким молитвенным словом. "С радостью и страхом,— сказал он — исходим пред тебя, Владычице. Исходим с радостно — ибо веруем, что в дивном лике твоем грядет к нам вся благодать Сына и Бога твоего; исходим со страхом — ибо знаем, что ты не терпишь греховной нечистоты, а мы все покрыты ею". Засим он молил ее быть нашею наставницею и подательницею всех благ; наконец, воззрев на город, с высоты горы совершенно открытый, и видя бесчисленное множество народа, пришедшаго в сретенье ее, в порыве пастырского восторга воскликнул: "Гряди убо, Преблагословенная, и осени дивным ликом твоим град наш! Гряди и прими его навсегда под всемогущей покров твой! Се он у ног твоих вместе с душами и сердцами нашими!"

Величественное, неизобразимое представилось зрелище, когда просвященный, быв в полном и драгоценном архиерейском облачении, приняв икону от настоятеля монастыря в свои руки и находясь на возвышении, окруженном духовенством, и народом, начал осенять ею Харьков и его окрестности — и тысячи с благоговением преклонили перед нею головы свои и вознесли теплые моления о спасении душ своих. Потом святая икона принята от преосвященного начальником губернии с исправляющими должность губернского предводителя дворянства и снесена с Холодной горы до городской заставы. В это самое время, при звоне колоколов, начался торжественный крестный ход.

Все, что церковь православная имеет великолепного в храмах своих и что может быть износило из них, все то изнесено было в сретше чудотворного лика Богоматери. Перед нею несли животворящей с мощами крест, находящейся в здешней Крестовой церкви, крест и хоругви, на этот случай вновь устроенные и отделанные с особенный искусством, рипиды, дикирии и трикирии, употребляемые при служении архиерейском, а служители алтарей Божиих имели в руках своих храмовые свои иконы. Из позлащенных кадильниц непрерывно курился обильный еимиам, а на устроенных для этого случая огромных свещниках, несомых нарочито избранными для того людьми, пылали благоукрашенные праздничные свечи. Два хора певчих, одетых в новый, но по форме своей древний греческий костюм, и ученики духовных училищ с зелеными в руках ветвями, оглашали воздух молитвенным пением: "Пресвятая Богородице, спаси нас". Городское знамя с цеховыми значками предшествовало процессии. Прекрасный осеннии день с яснымь солнцем и безоблачным небом вполне соответствовать общему торжеству. Казалось, небо и земля ликовали вкупе в честь Владычицы неба и земли. В стройном неизменном порядке продолжалось торжественное шествие иконы, попеременно несомой почетнейшими чиновницами и гражданами. Против Дмитриевской и Рождественской церквей и Успенского собора читается краткая эктения, и преосвященный снова осенял город чудотворною иконою. Не прежде как в три часа пополудни окончилось священное шесте, и святая икона поставлена на установленном для нее месгв в кафедральном Покровском соборе, незадолго перед тем попечением нашего архипастыря великолепно украшенном и освященном" [31].

Установление крестных ходов с Озерянской иконой вызвало необходимость устройства на Холодной горе часовни, превратившейся со времснем в приходскую церковь. Здесь бывает встреча иконы при ее прибытии в город, сюда же провожает икону и городское духовенство в день выноса ее из города.

Наконец, уже в недавнее время, при преосвященном Амвросии, был установлен крестный ход из собора в Александровскую часовню у Лопанского моста, совершаемый ежегодно 8 июля, на Казанскую. Впрочем, это религиозная церемония, так сказать, чисто домашняя. Богомольцев извне она не привлекает, и сами даже харьковцы в этом крестном ходе участвуют гораздо в меньшем числи, нежели при обычных крестных ходах на Крещение и в день Преполовения.

[1] Филарет. Отд. I., стр. 48—52.

[2] Буткевич. Иннокентий Борисов, стр. 269-274.

[3] Кулжинский. Святитель Мелетий, стр. 180—182.

[4] Гораин. Харьк. Воскресенская церковь, стр. 16—17.

[5] Арх. Губ. Пр. Дела Канц. губ. 1805 г.

[6] Буткевич. Историко-статистич. описашо Харьковского Успенского кафедраавного собора. X. 1894 г.

[7] Филарет. Отд. II, ст. 31.

[8] И. Филевский. Благовещенская церковь г. Харькова.

[9] Свящ. И. Гораин. Харьковская Воскресенская Церковь, стр. 11-34

[10] Филарет, отд. II, стр.

[11] Шероцкий. Церковный староста как улучшитель быта духовенства.

[12] Харьков. 1863 г. № 27, 28, 32.

[13] Арх. Губ. Пр. Дело Канц. Губ. 1809 г.

[14] Харьков. 1863 г. № 124, 126.

[15] Летопись Христорождественской церкви г. Харькова. Харьков. 1882 г.

[16] Филарет, Отд. II, 30-31.

[17] По сведениям, любезно сообщенным настоятелем Михайловской церкви.

[18] Церковь св. великомуч. Димитрия в Харькове, стр. 5—6, 15—25.

[19] Филарет, отд. II, стр. 32.

[20] По сведениям, доставленным протоиер. В. Добровольским.

[21] Буткевич. Антониевская университетская церковь.

[22] Харьк. Сборн. 18УЗ г., стр. 237-238.

[23] Буткевич. Ист. стат. описание, 57—59.

[24] Харьковск. Сборн. 1893 г., стр. 211 —202.

[25] Буткевич. Историко-статист. описание, стр, 54-55.

[26] Св. Гираин. Opus cit., стр. 34.

[27] Летопись Христорождественской церкви, стр. 19 - 20.

[28] Харьк. Губ. Вед. 1862. № 45.

[29] Там же. 1886 г. № 411.

[30] Харьк. Губ. Вед. 1844 г. Прибавление № 3

[31] Харьк. Губ. Вед. 1844 г. Прибавл. № 48.

Церковная проповедь в Харькове была поставлена, в особенности по сравнению с другими городами, не дурно. При первом харьковском епископе Христофоре было установлено, как непременное правило, что каждый учительный, т. е. окончившей курс коллегиума, священник обязан быль раз в год явиться в Харьков для произнесения проповеди, что, конечно, было очень неудобно для многих священников, живших часто за 400 и за 500 верст от губернского города. Говорили проповеди и местные священники, особенно в соборах градском и каиедральном. В каждый воскресный и праздничный день — говорит о. Н. Лащенко — произносилось две проповеди: в градском соборе говорил священник, в кафедральном — студент богословия. В царские дни и большее праздники говорил слово ректор или префект коллегиума, или же ключарь собора, в дни Великого поста на так назыв. "пассиях" — учителя коллегиума. Из отчета за 1805 г. мы видим, что в течение этого года в кафедральном соборе было произнесено более 150 проповедей, именно: сельскими священниками 35, священниками уездных городов 13, священниками г. Харькова 17, учителями коллегиума 13 и студентами богословия 46. Проповеди произносились не с солеи, как теперь, а с особой кафедры. По воскресным и праздничным дням происходили публичные чтения, вроде нынешних внебогослужебных чтений. Так, в кафедральном и градском соборе, после литургии, изъяснял народу катехизис один из учителей коллегиума, а прот. Могилевский и Прокопович — в коллегиумской богословской аудитории, в публичном собрании учащихся и разного звания слушателей". Прот. Могилевский предлагал народу чтение об истинах христианского учения, Прокопович—толкование на послания апостола Павла.

Прот. Прокопович особенно славился, как искусный проповедник. Читались проповеди и в приходских церквах. В последних, впрочем, дело велось не всегда удачно. Настоятель Рождественской церкви прот. Зимовский по отзыву благочинного, "печатные поучения читал с нарушением ударении на словах и не соблюдая ни запятых, ни точек, почему чтение проповедей было вовсе непонятно для народа" [1]. Зато преемник Зимовского по настоятельству Григорий Калинович, если верить автору "Летописи Христорождественской церкви", был в свое вреия замечательным проповедником [2].

Успехам проповедничества в Харькове содействовало и пребывание на Харьковской архиерейской кафедры таких известных проповедников, как преосвященный Иннокентий Борисов, а потом Макарий Булгаков и Амвросий Ключарев. Иннокентий действовал на чувства своих слушателей, Макарий влиял главным образом на их разум, а Амвросий захватывал их современностью своих тем. Он первый придал церковным проповедям публицистический характер и заговорил с церковной кафедры на такие темы, которых до тех пор духовные ораторы обыкновенно не касались.

Духовенство при харьковских церквах в первые годы XIX ст. было немногочисленно. В больших приходах было по два священника, в малых — по одному. Один священник был даже в таком многолюдном приходе как Воскресенский. Еще меньше было дьяконов. В 1799 г., по сведениям о. Н. Лащенко, кроме "градского собора", дьякона имелись только при трех приходских церквах: священники находили дьяконов, без которых при богослужении можно обходиться, ненужными, тем паче что с ними ведь приходилось делиться и доходами. Причт состоял из дьячка — чтеца и певца на клиросе и пономаря, прислуживавшего священнику во время богослужешя и помогавшего дьячку на клиросе [3].

В старое время прихожане сами выбирали себе "батюшок ", часто из одной и той же семьи так что отцу священнику наследовала, его сын, а иногда священническое место последовательно переходило и ко внуку. В XIX ст. о выборах духовенства говорить уже не приходилось: их заменило архиерейское назначение. По-видимому, некоторое право за прихожанами признавалось еще при выборе дьячков, по крайней мере, требовалось их согласие. При назначении на священнические места воля владыки играла решающую роль, причем большое значение имело образование претендентов на священство. В харьковские церкви епархиальное начальство старалось назначать священников "учительных", вкусивших богословской премудрости в местном коллегиуме. Принимались в расчет и наследственные, так сказать, права претендентов. В прекрасном исследовании о. Н. Лащенко о первом харьковском епископе, преосвященном Христофоре Сулиме, рассказаны два случая, относящиеся к Харькову. В 1807 г. умер 86-летнии священник, служивший при Харьковской Николаевской церкви 64 года, Николай Назарьев. По смерти его осталась бездетная вдова, старуха 70 лет. Она жила в своем доме в Харькове и была "достатка довольного". Зять ее, протоиерей Харьковского Успенского собора, он же и благочинный, Руфинов-Курдюмов пишет преосв. Христофору, что по случаю дороговизны в Харькове он, имея пятерых малолетних детей, затрудняется содержать свою престарелую тещу и потому "для лучшего ее содержания просить зачислить место умершего его тестя при Николаевской церкви за своею 13-летнею дочерью. Преосв. Христофор, предоставив место Назарьева свящ. Маевскому, бывшему при сей церкви на дьяконском месте, зачислил сие последнее за дочерью Руфинова "во уважение отличных его заслуг". Теща Руфинова пользовалась дьяконскими доходами около трех лет, пока не поступил к Николаевской церкви вторым священником учитель рисовального класса при коллегиуме Андрей Михайловский, женившийся на ее внучке. В 1810 г. священник Михайловской церкви Иаков Прокопович обратился к преосвященному Христофору с просьбой — зачислить за его сыном праздное при сей церкви диаконское место с правом получения диаконских доходов на содержание его трех сыновей и дочери, которых, по бедности прихода, он затрудняется содержать. По справке оказалось, что сыну его Иакову в том году исполнилось всего только шесть лет от роду [4]. В Воскресенской церкви во второй половине XVIII в. священствовал Григорий Малиновский. Сын его, тоже Григорий, наследовал место отца, потом при той же церкви священниками состояли внуки Григория Малиновского и, наконец, в тридцатых и сороковых годах XIX ст. — правнук протоиерей Иоанн Малиновский, умерший в 1863 г. После увольнения Иоанна Малиновского в 1857 г. за штат, наследственные права Малиновских перешли к женской линии, и священником в Воскресенскую церковь был назначен Кляницын, зять протоиерея Иоанна Малиновского. Таким образом, род Малиновских держался при Воскресенской церкви в течение целого столетия. Обычай зачисления духовных мест за дочерями священников держался в Харькове очень долго. В 1859 г. заштатный священник Пономарев, ходатайствовал перед Св. Синодом о возвращении ему места для приискания к дочери жениха, и Св. Синод определил Пономарева в Воскресенскую церковь с дозволением ему "искать на оное (место) зятя к дочери из достойных сего места воспитанников семинарии". В семидесятых годах священником при той же Воскресенской церкви был Никитский, а в 1878 г. место это занял свящ. Николай Соколовский, женатый на дочери Никитского [5]. В Михайловской церкви настоятелем очень долго был протоиерей Иаков Прокопович, а когда его в 1834 г. перевели к церкви при богоугодных заведениях, его место досталось его сыну, также Иакову.

Харьковские "батюшки" старого времени крестов и орденов, за редкими исключениями, можно сказать, совсем не получали, а в протоиерейский сан возводились только весьма немногие. Так, в 1810 г. в Харькове было всего три протоиерея; один при кафедральном, другой при градском соборе, а из 19 приходских священников протоиереем был только один Зимовский, почти столетний старик, служившей в Рождественской церкви уже в 1769 г. Впоследствии, по мере проникновения в харьковскую духовную среду академистов и усиления бюрократизации церкви, число протоиереев и кавалеров стало заметно расти. Постепенно улучшилось и материальное положение городского духовенства, и в наши дни его обеспечение во много раз превышаете обеспечение прочей, не духовной бюрократии.

Среди харьковского духовенства первых двух десятилетий XIX в. на первом плане вырисовывается крупная фигура протоиерея Андрея Семеновича Прокоповича. Прокопович - не попович, а старшинский сын из Полтавщины. Его происхождонием объясняются, может быть, и кое-какие черты его характера, властного и не склонного к уступкам перед начальством. Прокопович учился в Харьковском коллегиуме, потом сам сделался в нем учителем и вместе тем священником Николаевской церкви. Потом мы видим его в роли префекта коллегиума, а затем и ректора. Соборным протоиереем Прокопович назначен был в 1796 г. Профессора, богословш и в то же время ректор, настоятель собора и кафедральный протоиерей, член консистории, духовный цензор, благочинный, оратор и образцовый по тому времени проповедник, Прокопович, при всех своих разнообразных занятиях, находил время и для трудов научных и литературных, из которых иные были напечатаны. Из его сочинений известны: Слова и речи на праздники и высокоторжественные дни, Харьковский календарь 1809 г. [6], Латинская хрестоматия, Lexicon Scriptorum ecclesiasticorum и четыре части "Изъяснений на послания св. апостола Павла". Одним из первых в России, Прокопович получил в 1798 г. редкую по тому времени награду - золотой наперсный крест, в 1803 г. - орден Анны 2-й степени, а в 1811 - алмазные знаки Аннинского ордена 2-го класса. Таких наград не было ни у кого из харьковского духовенства того времени. Даровитый, образованный, энергичный, Прокопович высоко ценил свои достоинства и отнюдь не отличался смирением. Когда к нему явился по поручению думы некий гласный с просьбою о деньгах за торговые места возле собора, на которые претендовала дума, Прокопович спросил его, кто он такой. Тот ответил, что гласный, "А не безгласный?" сыронизировал Прокопович и заключил: "Поди вон и больше ко мне не ходи". Не склонный к мягкости по отношению к "какому-то мужику" (так называл гласного Прокопович, когда от него потребовали объяснения по поводу описанной сцены), Прокопович не отличался мягкостью и в обращении с людьми, стоявшими выше думских гласных, так что уже преосвященному Сулиме приходилось "смирять" самолюбивого и самоуправного протоиерея. А когда на харьковскую кафедру был назначен преосвященный Павел, неуступчивому протоиерею пришлось сильно поплатиться за отсутствие смирения. Придравшись к пустому случаю - обвенчанию Прокоповичем дочери купца Карпова в восьмом часу вечера, что будто бы противоречило "Кормчей", архиерей отдал Прокоповича под суд консистории. Прокопович представил объяснение, в котором ссылался на обычаи Украины, допускавшие венчание вечером и на ряд подтверждающих это фактов, между которыми заслуживает быть отмеченной ссылка на повенчание в восьмом часу вечера племянника самого преосвященного Павла. При всем старании услужливого духовного судилища, обвинить Прокоповича было нельзя, но затянуть дело можно. Этим воспользовался преосвященный и отрешил Прокоповича, как находящегося под судом, от должности ректора и профессора коллегиума и аттестовал его перед Синодом мало способным по старости лет к прохождению иерейской должности. Прокопович представил удостоверение от прихожан, что иерейскую должность он проходить неопустительно Тогда консистория выдвинула против Прокоповича обвинение в том, что якобы повенчанная им дочь Карпова - раскольница, потому что и отец ее - явный раскольник. Прокопович ответил ссылкою на посещение дочерью Карпова церкви и ее быванье у исповеди и причащения, что же касается отца ее, то между фактами, доказывающими его правоверие, Прокопович отметил, что по кончине его "над телом его сам преосвященный епископ Павел совершал в соборном храме литургию, отправлял с харьковским духовенством погребение соборне, а потом проводил тело его из собора для погребения, к чему он, преосвященный, если бы не был достоверно сведущ, что Карпов, отстал от заблуждения своего, отнюдь приступить не решился бы".

Дело Прокоповича тянулось целых четыре года. В конце концов духовный суд признал его виновным: 1) в том. что он перевенчал явную раскольницу; 2) в том, что восставая против аттестации, сделанной преосв. Павлом, о его малоспособностн но старости, он тем самым восстает против даря Давида, ясно определившего в 89 псалме возраст человеческий, между тем седмичного служения никогда не отправляет, а только таких треб не упущает, где предвидит, судя по знатности и богатству приглашающих его к тому, интерес свой, от каковых лиц, а не от бедных людей и свидетельство им представлено; 3) в том, что он вольнодумно и для других соблазнительно толкует правила кормчей книги, ставя выше их обычаи Украины. Консистория находила Прокоповича заслуживающим, по крайней мере, запрещения в священнослужении, но снисходя к долговременной его службе, решила оштрафовать его 25 руб. в пользу бедных духовного звания и обязать держать седмицу и отправлять все службы на ряду с прочими соборянами. Приговор был утвержден преосвященным Павлом, причем владыка прибавил к нему назидание, смысл которого заключался в пожелании, чтобы Прокопович "восчувствовал свою немаловажную винность" и "против власти и начальства не восставал укоризнами и строптивыми защищениями своей мнимой непогрешительности".

Прокопович, однако, не "восчувствовал", а "восстал". Строптивый протоиерей перенес свое дело в Синод. И выиграл. Синод постановил дело Прокоповича, яко произведенное противозаконно, уничтожить, а протоиерея освободить от всякого взыскания. "Восчувствовать" пришлось теперь уже не Прокоповичу, а самому преосвященному, который получил от Синода совет "по духу пастырскому всемерно уклоняться и уклонять подчиненных от подобных действий под опасением в противном случае неминуемого взыскашя".

После этой победы над владыкою и его консисторскими приспешниками, строптивый протоиерей прожил не долго: он умер в 1826 г. В том же году и преосвященный Павел оставил Харьков по случаю перевода в Астрахань [7].

Рядом с импонирующей фигурой Прокоповича нужно поставить невзрачного, "весьма малорослого" старичка-священника. Это - о. Василий Фотиев, настоятель Вознесенской церкви. Ни крупного в духовном мире ранга, ни большой учености, ни величавости в нем не было, и тем не менее Фотиев был видной культурной силой, человеком, голос которого имел большое значение в местном обществе. О. Василий - сын священника из Григоровки, учился в Харьковском коллегиуме. Из записок Цебрикова видно, что в период учения в коллегиуме Фотиев посещал и "добавочные классы" и здесь учился по-французски, математике, архитектуре и живописи. Став священником, Фотиев был назначен учителем в главное народное училище, где преподавал логику, Закон Божий и риторику. Фотиев имел репутацию блестящего педагога. Состоя преподавателем в главном народном училище, он основал и собственный пансион для обучения дворянских детей. По отзыву ревизовавшего училище в 1803 г. проф. И. Ф. Тимковского, Фотиев "не учился иностранным языкам, кои большим были бы ему пособием в преподавании стиля и основании философии, а латинский язык давно оставил. Харьковская семинария не могла снабдить его философским искусством, но он остер в понятиях, любит свою должность, охотно упражняется для нее, и педагогические способности его из того видны, что его ученики, которых часть и живет у него, судят порядочно, сочиняют с успехом и в поведении образцовы. Пансион его лучший и самый дорогой: с иных он берет по 300 и 350 р, а с некоторых и гораздо меньше. Он имеет для пансионеров смотрителя иностранца и платить танцмейстеру за уроки им в декламащи на французском языке и танцеванье". Кроме танцмейстера, в пансионе Фотиева, как видно из его письма к Каразину, преподавал одно время проф. Шмерфельд и какой-то "пастор". Насколько дело шло у Фотиева успешно, видно из того, что при открытии университета 5 воспитанников его пансиона были приняты в число студентов. Пансион Фотиева представлялся чем-то редкостным не только харьковцам, но и приезжим из столиц. Автор "Досугов крымского судьи" П. Сумароков, посетивший Харьков в начале XIX в., отмечает в своей книге: "Великим для меня удивлением было узнать, что у здешнего протопресвитера воспитываются 12 благородных отроков, которым он, преподавая сам учение, нанимает притом и других для них учителей. Предприятие необыкновенное в нашем государстве, новизна достойная одобрения" [8]. После преобразования главного народного училища в гимназию, Фотиев был преподавателем и в гимназии, хотя, впрочем, и не долго. Репутация его, как педагога, была так велика среди местного дворянства, что ученики у него не переводились до старости. "О. Василий Фотиев - рассказывает о нем его племянник - пользовался при жизни своей уважением в кругу аристократов Харьковской губернии и, уже бывши глубоким стариком, ездил каждую неделю в село Салтово, Волчанского уезда, где давал уроки сыну владельца этого села Хорвата". Писал или, по крайней мере, печатал о. Василий мало. Из его печатных сочинений известно только "Слово на заложение храма Вознесения Христова в Харькове, напечатанное в 1801 г. в Москве.

О. Василий много способствовал устройству и украшению Вознесенской церкви, в которой он настоятельствовал. Цебриков, посетивший церковь в 1813 г., писал, что в ней "все ново, привлекательно, благолепно". На вопрос его, какой архитектор строил эту церковь, о. Василий отвечал, что храм воздвигнут по собственному его плану и старанию; потом - продолжает автор - повел нас в алтарь, я не мог не удивиться, увидя внутреннее расположение оного точно такое, каково здесь (в Петербурге) в артиллерийской церкви св. Сергия: тот же престол, такие же вокруг его колонны, одинаковое убранство и велелепие. "Вы, конечно, сказал я ему (Фотиеву), имели план с нашей С. -Петербургской Сергиевской церкви". — "Совсем нет и ничего о ней не слыхал, а все, что видите в сем Божием доме, есть дело собственного моего изобретения и распоряжение. "Правда, добавляет Цебриков, он учился сам очень хорошо и прилежно и имел особое дарование к рисованию, живописи и архитектуре".

Цебриков, бывший в Харькове в 1813 г., нашел о. Василия "весьма ловким, развязным, обходительным и в прямом смысле слова человеком светским". Эта-то "светскость", столь редкая в нашем духовенстве, в связи с педагогическими способностями и общей талантливостью, и делала Фотиева своим человеком в кругу лучшего харьковского общества, в котором он являлся одним из влиятельных и уважаемых членов. Влияние Фотиева заметно сказалось в деле открытия в Харькове университета. "Он был - говорит проф. Д. И. Багалей - правою рукою и помощником В. Н. Каразина, особенно в первый момент, когда нужно было пропагандировать мысль о пользе университета среди дворянства и подвинуть это последнее на крупное денежное пожертвование. В. Н. Каразин, во время пребывания своего в Петербурге, избрал о. Василия своим поверенным по этому делу, как это можно видеть из одного письма к этому последнему". Из письма этого, содержание которого мы здесь приводить не будем, а также и из другого, более позднего письма Фотиева к Каразину явствует, что о. Василия связывали с Каразиным самые искренние симпатии; что о. Василий находился в близких отношениях с наиболее культурными представителями харьковского высшего общества, в котором и проводил идею об учреждении университета в Харькове; что Каразин - искренно или любезности ради - признавал его достойным быть "первым богословом" в предположенном им богословском факультете Харьковского университета; что мысли о. Василия (полагать нужно, о положении духовенства), благодаря Каразину, стали известны государю, который хотел было даже вызвать о. Василия в Петербург. Допустим, что и амплуа "первого богослова", и доклад мыслей о. Василия государю, и вызов в Петербург были только простым миражем, которым Каразин хотел пленить честолюбивое воображение провинциального батюшки и склонить его к содействию, но все же несомненен факт, что о. Василий помогал Каразину, и что помощь эта была нужна последнему, чего не могло бы быть, если бы о. Василий не был лицом влиятельным в местном обществе. Что помощь эта была очень серьезной, — об этом можно судить уже потому, что Каразин, в числе других лиц, наиболее содействовавших делу основания университета в Харькове, выхлопотал о. Василию редкую но тому времени награду для лиц духовных - орден св. Анны 2 ст. с бриллиантовыми камнями. Из позднейшего письма о. Василия к Каразину видно, что о. Василий, симпатии которого к Каразину нисколько не ослабели, несмотря на то, что последний впал в это время в немилость, и по учреждении университета принимал живое участие в его делах, был знаком с его профессорами и бывал у них, известен был попечителю Потоцкому, который высоко ценил его просветительную деятельность.

Стать "первым богословом" в Харьковском университете о. Василию не пришлось, но это не доказывает еще, что Каразин, называя его достойным этой кафедры, льстил ему. Будь в Харькове устроен богословский факультет, как предполагать Каразин, или по крайней мере учреждена кафедра богословия, - амплуа "первого богослова", может быть, и в самом деле стало бы реальным фактом. Но кафедра богословия открылась только в 1819 г., когда Фотиев был уже глубоким стариком. О. Василий остался только священником Вознесенской церкви. Племянник его, П. Н. Фотиев, рассказывает, что о. Василию пришлось много терпеть от епархиального архиерея, гнавшего Вознесенского батюшку будто бы за то, что у него был такой орден, какого не было у самого владыки; что в конце концов о. Василию пришлось таки уйти за штат. Насколько в этом правды, — решить трудно. Думается, что П. Н. Фотиев ошибся, смешав о. Василия с другим духовным кавалером св. Анны - с протоиереем Прокоповичем, которому точно пришлось испытать гонение от преосвященного Павла. Во всяком случае достоверно известно, что в 1813 г. о. Василий был еще священником Вознесенской церкви. Умер он в 1829 г. [9].

Младшим современником Прокоповича и Фотиева, на много, впрочем, лет пережившим их, был кафедральный протоиерей Афанасий Могилевский. Среди харьковского духовенства Могилевский выдавался особенной даровитостью, образованием и служебным положением. Учился он в Новгород-Северске, а потом в Черниговской семинарии, в конце девяностых годов XVIII в. принял священство, а уже в 1800 г., спустя два года по выходе из семинарии, сделался ключарем в Харьковском соборе. В 1803 г. он был назначен кафедральным протоиереем в Покровский собор, теперешний монастырь, а вместе с тем и членом консистории, где прослужил при восьми архиереях около 50 лет. С 1811 г. к этим должностям прибавилось еще учительство, а потом и инспекторство в коллегиуме. В 1817 г. по рекомендации преосвященного Павла Могилевский приглашен изъяснять слово Божие студентам Харьковского университета, а в 1819 г. назначен профессором богопознания и христианского учения в том же университете. Таким образом ему, а не Фотиеву выпала роль "первого богослова", о которой мечтал Каразин еще в 1803 г. "Первый богослов", несмотря на второстепенное значение своей кафедры в цикле университетских наук, сумел и здесь занять видное положение, был председателем общества наук, а одно время даже деканом факультета политических наук. Могилевский известен как автор нескольких сочинений и как недюжинный по своему времени церковный проповедник. В его формулярном списки с особенным ударением два раза упомянуто о "тщательном упражнении в проповедывании слова Божия с особенною пользою для слушателей, в чему он имеет отличное дарование и способность". Памятником проповеднической деятельности Могилевского остались "Слова и речи" и "Беседы о важнейших истинах христианского учения, в систематическом порядке изложенных, сказанные в Харьковском соборе". Из других печатных трудов Могилевского известна его "Российская риторика" и речь, произнесенная в собрании университета в 1820 г. К сожалению, как нравственная личность, это был человек небезупречный: в числе других и его подпись красуется на знаменитом постановлении консистории, осуждавшем Прокоповича за восстание против царя Давида. Профессорствовал Могилевский до 1837 г., когда должен был уйти, как не имеющий магистерской степени [10]. Умер он в 1850 г.

Из приходских священников большим уважением пользовался протоиерей Иаков Прокопович, начавший свою службу в Михайловской церкви с 1799 г., долго бывший благочинным харьковских церквей, а потом членом консистории. В Николаевской церкви протоиерей Георгий Маевский священствовал целых 44 года. Церковь много обязана ему своим расширением и благоустройством [11]. В Троицкой церкви около 30 лет (1810-1839) священником был протоиерей 3. Ковалевский.

Среди представителей следующего поколения духовенства, расцвет деятельности которых относится уже к Николаевскому времени, следует отметить преемника Прокоповича по настоятельству в соборе, протоиерея Степана Ивановича Антоновскаго Антоновский, по происхождению сын дьячка из Купянского уезда, учился в Харьковском коллегиуме, потом в Киевской академии в тот период ее жизни, когда она была, по выражение одного ревизора, "сатирой над человеческим разумом"; из Киева возвратился в коллегиум уже учителем. "Весьма способен, отменно трудолюбив и примерно честен" — так аттестовал преосвященный Сулима учителя Антоновского в 1811 г. Понятно, что когда Антоновский пожелал посвятиться во священники, рясу на него возложили с радостью, как на человека "препохвального поведения, соединенного с кротостью примерных нравов, совершенно приличных духовного состояния человеку". Брачный пир юного учителя, женившегося на дочери протодиакона Александрова, удостоил своим посещением сам преосвященный владыка. В день посвящения его в духовный сан, он, не в примерь прочим, получил из архиерейских рук и набедренник. Антоновскому дали место священника в соборе, оставив его в то же время преподавателем коллегиума. Антоновский заявил себя "ученостью и отличными трудами, несомыми как в учительском звании с примерным тщанием и ощутительною для юношества пользою, так и в должности присутствующего в правлении коллегиума и библиотекаря коллегиумской библиотеки, приведенной попечительностью его в наилучший порядок и хранимой в совершенном устройстве". В воздаяние этих достоинств, двадцатисемилетний иерей возведен был в протоиереи. В 1821 г. Антоновский был уже членом консистории, а в 1820 г., после смерти Прокоповича, был назначен настоятелем собора.

Антоновский на месте настоятеля собора оказался очень полезным и для церкви, и для причта, он много содействовал увеличению церковных доходов, особенно через устройство вокруг собора торговых лавок. При содействии церковных старост и попечителей он приобрел для собора деньгами от пожертвований до 50 тыс. руб. с. и докончил постройку соборной колокольни. Ему же обязан соборный причт устройством доходного четырехэтажного церковного дома на углу Николаевской площади и Московской улицы.

Антоновский умел сочетать в себе редко находящиеся в сочетании таланты администратора-практика и ученого педагога. Нужно при этом заметить, что педагогические обязанности отрывали у него немало времени. С 1817 г. Антоновский состоял смотрителем уездного и приходского училищ, с 1827 но 1843 г. он был законоучителем в институте благородных девиц, с 1821 но 1826 г. — учителем греческого языка и законоучителем в 1-й гимназии, с 1843 по 1849 г. - законоучителем 2-й гимназии. Членом консистории Антоновский прослужил 34 года, неся при этом разные должности по епархиальному управлению. Три раза Антоновскому приходилось исправлять обязанности ректора семинарии. Трудолюбие Антоновского видно уже из того, что при всех своих разнообразных пастырских. административные и педагогические обязанностях он находил время и для научных трудов, преимущественно в знакомой ему области педагогики. Из печатных трудов его известны: 1) Арифметика, 2) Вопросы и ответы из риторики г. Рижского, 3) Дополнение примеров к риторике Бургия на латинском языке; из его печатных проповедей известны два "слова": одно на смерть первого ректора университета Рижского, другое - на смерть преосвященного Аполлоса. Ему же, по словам прот. Буткевича, принадлежит, будто бы, все то, что сказано о Харьковском Успенском соборе во II отделении "Историко-статистического описания Харьковской епархии архиепископа Филарета.

Умер Антоновский в 1855 г. и похоронен в подвальном этаже им законченной соборной колокольни [12].

Видную роль среди харьковского духовенства первой половины XIX в. играл протоиерей Григорий Гнедич. При преосвященном Сулиме Гнедичь был певчим архиерейского хора. Постепенно повышаясь по иерархической лестнице, Гнедич достиг протоиерейства и ключарского места, неся в то же время и обязанности экзаменатора ставленников. Испытания эти, как говорят, вводили в искушение не только ставленников, но и оо. экзаменаторов. Про того же Гнедича рассказывают, что "особенность его экзаменов состояла в том, что они обязательно должны были сопровождаться приношенения со стороны экзаменующихся в виды рому, вина, чаю, сахару и т. п. Денег, говорят, он не брал, тем не менее, от этих приношений зависел успех дела. Петр Секирский, впоследствии известный протоиерей и настоятель Мироносицкой церкви, в то время всего только окончивший курс семинарист, приискал себе невесту и место, и остановка была только за рукоположением. Идет он, по обычаю, к Гнедичу, но в дар ему не несет ничего... Ходит день, другой, третий, но толку нет... Бедняк в горе. Наконец уже кто-то растолковывает ему, в чем суть дела. Тогда Секирский, ни мало не медля, идет к Гнедичу с кульком, в который сложено было: бутылка рому, бутылка мадеры, штоф кизлярки и сколько-то чаю и сахару. Гнедич приказал ему явиться на утро, а сам, как человек аккуратный, пересмотрел приношение, нашел его удовлетворительным и на осьмушки бумаги записал: "от П. Секирского 1 бут. рому, 1 бут. мадеры" и т. д. Все это бы ничего, но как-то этот клочок бумажки попал в средину прошения Секирского к владыке, — прошении, на котором Гнедич сделал уже самый благоприятный отзыв. На утро Секирский с прошением этим спешит к преосвященному. Последний принимает его и едва развертывает лист, как злополучная записка Гнедича выпадает из него и, понятно, как приложение к ирошению, попадает в руки владыки. Молодой семинарист не постеснялся объяснить смысл и значение ее, и тогда, удостоверившись в справедливости всего, владыка немедленно освободил Гнедича от обязанностей экзаменатора, и самую должность эту уничтожил, как излишнюю" [13].

Анекдот это или правда, не знаем, но знаем, что Гнедича очень ценили. Когда, при преосвященном Иннокении, Гнедич задумал перейти из кафедрального собора в Николаевскую церковь, ссылаясь на недостаток получаемого им из собора содержания, преосвященный надписал на его прошении: "служение о. протоиерея Григория Гнедича весьма нужно для собора; посему предложить ему остаться при соборе, а об улучшении способа к содержанию его имеет быть приложено надлежащее попечение" [14]. Умер Гнедич около 1844 г. Так можно думать потому, что в этом году место ключаря занял о. Александр Малиновский.

Преемником Антоновского по настоятельству в Успенском соборе был протоиерей Александр Георгиевич Кустов. Родом из Тверской губ., Кустов получи ль образование в Петербургской духовной академии и приехал в Харьков на должность учителя коллегиума. Из Харькова он перешел в Купянск, а потом в Ахтырку, посвящен в священники, а в 1843 г. переведен в Харьков на должность кафедрального протоиерея при Покровском соборе. В 1846 г. при переносе кафедры перешел на службу в Успенский собор. В соборе таким образом явились два независимых друг от друга начальника: кафедральный протоиерей Кустов и настоятель собора Антоновский. Это отзывалось на делах собора очень не выгодно. После смерти Антоновского стало, впрочем, еще хуже. "Неблагообразие соборного храма - рассказывает о. Т. Буткевич - нечистота, скудость в самом необходимом возмущали преосвященного Макария. Соборные стены были крайне запылены; священники служили в порванных и неблагообразных, обветшавших священнических одеждах; для престолов не было переменных облачений; для всего храма - ни одного ковра. На замечания преосвященного никто не обращал внимания. Кафедральный собор стал непригляднее и скуднее каждой приходской церкви в Харькове. На вопрос преосвященного о причине такого беспорядка и скудости в соборе церковный староста отвечал, что главный виновник запущенности собора и оскудения соборной кассы есть никто иной, как сам настоятель собора, который не только не заботится об интересах церкви, а еще сам первый расхищает ее суммы, берет себе ежегодно какого-то добавочного жалованья по 700 руб., а остальным трем священникам, из тех же сумм выдает ежегодно по 300 р., берет церковные деньги, сколько хочет и когда хочет, на какую-то библиотеку, на наем певчих и т. д. " Следствие, назначенное консисторией, подтвердило - говорит о. Буткевич - верность всех этих фактов. Несмотря на это, Кустов остался настоятелем собора до самой смерти. Положение его среди епархиального духовенства было почетным. Кроме прямых своих обязанностей по собору, Кустов нес обязанности преподавателя в институте благородных девиц, был членом консистории, цензором проповедей, блюстителем за преподаванием богословия в университете и Закона Божия во всех светских учебных заведениях Харькова и директором попечительного о тюрьмах комитета. И архиереи, и духовенство, и горожане ценили и уважали Кустова. Начальство наградило его всеми наградами, какие только можно дать священнику. Самою высшею наградой была митра, отличие для белого духовенства крайне редкое, а в Харькове - единственное за все время существования города. В 1881 г. Кустов торжественно отпраздновал 50-летний юбилей своего священства. Это был последний год его жизни. 29 ноября 1881 г. он участвовал в освящении церкви на Заиковке. Когда пришло время кропить св. водой стены церкви, он подошел к горнему месту, моментально упал на него и был поднят уже мертвым. 1 декабря в торжественной процессии с преосвященным Иустином во главе прах кафедрального протоиерея быль перенесен в собор, а 3 декабря его похоронили в подвальном помещении соборной колокольни.

Кустов оставил после себя маленький домик и большие долги. Все имущество его пошло с аукциона, не исключая и книг из его домашней библиотеки [15].

Современником и сослуживцем Кустова, моложе его по возрасту, но ранее его умершим, был ключарь собора, известный не только Харькову, но и всей епархии, протоиерей о. Александр Малиновский, иначе "люби, Боже, правду", как называли его обычно но любимой его поговорке. Ученостью о. Александр не отличался. Харьковец родом, Малиновский по окончании курса в коллегиуме, после нескольких месяцев священства в деревне, устроился в Харькове вторым священником при Николаевской церкви, расширению и украшению которой много содействовал. Вообще это был хозяйственный батюшка, а потому, вскоре после его появления в Харькове, мы видим его членом всяких хозяйственных комиссий: он и о бедных духовного звания печется, и архиерейскую ризницу обновляет, и деньги на колокол в монастырь собирает, и семинарию строит, и архиерейскую дачу, и кладбищенскую церковь, часто не жалея своих собственных средств. В 1814 г. о. Александр назначен ключарем и в этой должности пробыл до самой смерти, с головой погруженный в хозяйственные хлопоты: он участвует в комитете по устройству приюта для девиц духовного звания и в комитете по размежеванию земель архиерейского дома, и в комитете по постройке семинарии, здания в Хорошевском монастыре, церкви в Большой Даниловке, каменного корпуса при архиерейском доме, епархиального училища, он же наблюдает за распорядительною частью в этом училище и состоит казначеем по епархиальной эмеритальной кассе. Два раза о. Александру приходилось нести благочинническую должность. Хлопот всякого рода выпало вообще на его долю больше, чем на чью иную. Хозяин - ключарь это был незаменимый, и епархиальные владыки при нем могли спать спокойно, уверенные, что по хозяйственной части у них все обстоит благополучно. К тому же Малиновский и берег их и даже, можно сказать, баловал в случае капризов. Знала его буквально вся губерния — и духовные, и светские. Простой, добродушный, общительный, о. Александр пользовался громадной популярностью: его все любили. Умер Малиновский в 1873 г. и похоронен на том самом Усекновенском кладбище, церковь которого ему когда-то довелось строить [16].

Среди видных представителей харьковского духовенства Николаевскаго времени нельзя не отметить двух ученых протоиереев - Зимина и Лебедева, последовательно занимавших кафедру богословия в Харьковском университете. О. Иоанн Зимин - магистр Московской духовной академии, профессор коллегиума, потом священник при Успенском соборе, законоучитель в гимназии и институте, ректор духовного училища и, наконец, с 1837 г. - профессор богословия, церковной истории и церковного законоведения в университете и настоятель университетской церкви. Университетские лекции Зимина, по отзыву одного из его слушателей, "отличались простым, ясным изложением, выражали полную сердечную веру лектора в то, что им излагалось, но для высшего учебного заведения были несколько элементарны, недостаточно обоснованы, а потому слушателей не вполне удовлетворяли; взамен того убежденный преподаватель христианского закона привлекал к себе всех самою личностью своею, полною кротости и добросердечия" [17]. После оставления профессуры Зимин был определен настоятелем Воскресенской церкви с освобождением его от обязательного очередного служения по храму и приходу. Умер он в 1858 г. [18]

Преемником Зимина на университетской кафедре был Павел Исаевич Лебедев. Это был уже не только профессор, а и настоящий ученый, отличный знаток древних языков, на которых он, по рассказам современников, не только писал, но и говорил свободно. Магистр Киевской академии, Лебедев по окончании курса назначен был профессором философских наук в Харьковский коллегиум, потом перешел законоучителем в 1-ю гимназию. Когда преосвященный Иннокентий, тогда архиепископ харьковский, задумал свой "Памятник православной веры", он нашел себе лучшего помощника в лице о. Павла. Лебедев усердно занялся переводом церковных актов, особенно с греческого, показав при этом много знания и ученой проницательности при разборе древних памятников, нередко в испортившихся от времени хартиях, и разъяснения темных в них мест и выражений. Другой ученый владыка - Филарет также высоко ценил эрудицию Лебедева и, когда в университете открылась кафедра богословия, никого не нашел столько достойным ее, как Лебедева. Профессором Лебедев пробыл до 1858 г. И после профессуры он не прекращала ученых занятий и умер, окруженный "рядами и грудами книги всякого рода" [19].

Уже в сороковых годах среди харьковских "батюшек " видную роль начинают играть академисты. Принимались они с великою радостью, получали лучшие приходы, делали карьеру. Рядом с ними шли и семинаристы из тех, что поспособнее. И вот мы видим батюшек нового тина, не склонных ограничивать сферу своей деятельности священнослужением и требоисправлением. Благоприятная по местным условиям пора для духовенства этого типа настала уже при Иннокентии. Уже тогда видную роль среди духовенства стали играть академисты - о. Иоанн Шероцкий, настоятель Троицкой церкви и благочинный, и о. Гапонов, перешедший в Харьков из Путивля священником в собор. Впоследствии Гапонов был преподавателем богословия в ветеринарном институте. Еще больше понадобились образованные священники при ученом Филарете; наконец, при Макарии, когда на очередь были выдвинуты вопросы церковных преобразований, образованное священство, способное к общественной деятельности, стало и совсем необходимым. Это была "эпоха великих реформ", задевшая отчасти и церковь. Духовенство призвано было к участию в разрешении таких вопросов, как улучшение материального и нравственного быта своего сословия, народное образование, устройство церковно-приходской жизни, и даже к участию в общественном самоуправлении - земском и городском. Для разработки вопросов богословских и церковно-общественной жизни в Харькове основывается журнал "Духовный Вестник", в котором приняли участие все лучшие силы из харьковского духовенства. Во главе дела стоял Василий Иванович Добротворский, профессор богословия в университете и настоятель университетской церкви. По образованию и душевным качествам это был выдающийся человек среди местного духовенства. Уроженец Смоленской губернии и воспитанник Киевской академии, а потом преподаватель ее, Добротворский в 1858 г. был назначен профессором богословия, логики и психолога в Харьковский университет. Целых 36 лет прослужил о. Василий в университете, пользуясь в нем общею любовью и уважением как товарищей, так и учащихся за его светлый ум, солидные знания, честную душу, любвеобильное сердце. Искренне верующий, он также любовно и благоговейно чтил и науку; вера и знание сливались в нем в одно просветительное начало, в силу которого и был да, так дорог университету. Чуждый узкой односторонности, он живо интересовался движениями научной мысли в разных областях знания. "Духовный Вестник" издавался им с 1862 г. по 1867 г. Это был, по отзыву проф. А. С. Лебедева, журнал весьма ценный по обилию серьезных научных статей, в том числе и статей самого издателя, а также и других сотрудников журнала. Остальную часть своей жизни В. И. отдал научной и преподавательской деятельности. В епархиальные дела он не вмешивался и никаких должностей по управлению не занимал. Умер Добротворский в 1894 г. [20].

Не меньшим уважением пользовался и современник Добротворского, известный всему Харькову протоиерей Тимофей Семенович Павлов. Воспитанник Харьковского коллегиума и Киевской академии, Павлов по окончании курса некоторое время учительствовал, потом был рукоположен в священники и назначен законоучителем 1-й гимназии, потом перешел в институт., долго преподавал в 3-ей гимназии и пользовался искренним расположением своих питомцев. В тоже время Павлов нес и разные епархиальные должности. В 1881 г., после смерти Кустова, Павлов был назначен настоятелем собора и в этой должности пробыл более двадцати лет.

Современниками о. Павлова являются и два других протоиерея-законоучителя: в первой гимназии около полусотни лет законоучительствует и ныне здравствующий о. Павел Солнцев, автор "Очерка истории Харьковского коллегиума", известный не только по педагогической деятельности, но и по участию в епархиальном управлении в качестве члена консистории; во второй гимназии довольно продолжительное время обязанности законоучителя нес протоиерей Ив. Вертеловский, также академист, осужденный на преждевременный покой преосв. Амвросием.

Выдающимся по образованию священником был и о. Николай Лащенко, протоиерей, член духовной консистории, настоятель Троицкой церкви. Родился он в 1830, умер в 1896 г. Уроженец Харьковской губернии, о. Николай получить воспитание в Харьковской семинарии, а затем в Киевской духовной академии. Вся жизнь его - писал в 1897 г. проф. Д. И. Багалей - представляла из себя подвиг беспрерывного труда. Он не щадил своих сил, своего здоровья и всецело отдавался исполнению долга и общественному служению. Это был идеальный приходской священник - всецело преданный своей нелегкой обязанности, весьма образованный и даже ученый - и в то же время необычайно простой, обходительный, в высшей степени скромный и деликатный, непоколебимо твердый в своих убеждениях, независимый и настойчивый в требованиях нравственного долга - и в то же время в высшей степени гуманный, терпимый, совершенно лишенный того духа религиозной исключительности, который несовместима с истинно-христианским чувством и настроением, не уходивший в себя, близко стаявши к жизни со всеми ее подчас мелкими житейско-практическими требованиями - и в то же время сумевший сохранить в полной неприкосновенности свою нравственную чистоту, благодаря удивительному бескорыстие и полному равнодушию к житейским выгодам". Церковь, приход, консистория, законоучительство оставляли о. Николаю очень мало времени для отдыха, но и не многие часы своего досуга он не терял даром. На основании главным образом архивных данных им написана прекрасная монография о первом епископе харьковском, преосвященном Христофоре Сулиме. Другая крупная работа о. Николая посвящена преосвященному Филарету. Кроме того, ему принадлежит, несколько мелких статей и заметок, главным образом по местной церковной истории [21].

О. Аполлон Ильяшев много потрудился над созданием новой Благовещенской церкви. Некролог его приписывает ему инициативу в этом деле. Ильяшев, кандидат Киевской академии, в конце шестидесятых годов стал преподавателем Харьковской семинарии, известен своей педагогическою деятельностью и по семинарии, и по 2-й мужской гимназии, где он состоял законоучителем, и по школе Ю. Н. Ильяшевой. По составленной им Пасхалии до сих нор учатся семинаристы в большинстве русских духовных семинарий. В 1872 г. Ильяшев был посвящен в священники к Благовещенской церкви. Умер он в 1894 г. [22]

Рядом со священниками-академистами иногда очень крупную роль играли и люди без большого образования, но выдающееся по своим способностям. Таков был, напр. недавно умерший настоятель Дмитриевской церкви о. Иоанн Чижевский. Простой сельский батюшка, он сумел обратить на себя внимание начальства. Попав в Харьков, в настоятели Воскресенской церкви, он первый открыл в Харькове церковное попечительство, много писал и печатал статей и заметок о церковно-приходских распорядках, а по переводе в Дмитриевскую церковь сумел склонить прихожан на крупные пожертвования, результатом коих явилось полное обновление этой церкви, ставшей одним из красивейших храмов Харькова. Умер о. Иоанн в очень преклонных летах, осыпанный всяческими наградами до Аннинской звезды включительно.

В семидесятых и восьмидесятых годах видное положение среди местного духовенства занимал Семен Алексеевич Илларионов. Без высшего образования, в отдаленном Старобельском уезде о. Илларионов быстро сделал себе карьеру и в 1873 г. прямо из заштатного Беловодска перешел в Харьков ключарем к кафедральному собору, на место, опроставшееся со смертью о. А. Малиновского. Здесь он назначен благочинным городских церквей, а потом членом консистории. Власть и влияше у него были большие, и его голос в епархиальных делах очень часто имел решающее значение. Умер Илларионов в 1891 г [23].

Из других видных представителей духовенства пореформенного времени отмечаем таких, как о. Иоанн Федоров, настоятельствовавший в Михайловской церкви с 1848 по 1900 г. ; о. Вас. Лихницкий, выстроивший Москалевскую церковь и служивший в ней до своей смерти; о. Александр Федоровский, настоятель Николаевской церкви, о. Дмитрий Федоровский (Рождественская церковь), о. Г. Тимошевский (Святодуховская церковь).

При преосвященном Амвросии особенно видную роль в епархиальных делах играл ныне здравствующей член Государственного Совета, митроносный протоиерей Тимофей Иванович Буткевич. Магистр духовной академии, а впоследствии даже и доктор богословия, о. Буткевич получил по смерти о. Илларионова должность соборного ключаря, а затем, по рекомендации владыки - профессора богословия в Харьковском университете. Из других столпов епархиального управления этого времени упомянем о благочинном о. П. Полтавцеве и Гр. Виноградове, занявшем ключарскую должность после перехода Буткевича в университет.

[1] Харьк. Сборн. 1894 г., стр. 132—135.

[2] Летопись, стр. 27.

[3] Харьк. Сборн. 1894 г., стр. 107 —108.

[4] Харьк. Сборник 1894 г., стр. 109.

[5] Иоанн Гораин. Харьк. Воскрес, церковь, стр. 36-41, 48.

[6] Библиографическая редкость, о которой мы знаем только со слов Устинова, Чирикова и Буткевича, причем последний говорит, что в календаре было помещено описание Слободско-Украинской губернии, города Харькова и его коллегиума.

[7] Харьк. Сборн. Вып. 9, стр. 130-136 и Историко-статистич. оцисание Харьк. Успенск. собора.

[8] Досуги крымского судьи иди второе путешествие в Тавриду Павла Сумарокова. Т. I. Спб. 1803, стр. 50-51.

[9] Д. И. Багалей. Украинская старина, стр. 209 — 254.

[10] А. С. Лебедев. Кафедра богословия в Харьковском университете, стр. 4-12.

[11] Филарет. II, 43 и 31

[12] Историко-статистич. описание Успенск. собора, 175-179.

[13] Харьк. Губ. Вед. 1879 г., Л 190.

[14] Буткевнч. Иннокентий Борисов, стр. 172-173.

[15] Буткевич. Истор. стат. опис. Харьк. Успен. собора, стр. 39-41 и 179-181.

[16] Историко-статистич. описание Харьк. Успен. собора, 183-186

[17] Лебедев. Кафедра богословия в Харьк. универ., 12-14

[18] И. Гораин. Харьк. Воскресенск. церковь, 49.

[19] Лебедев. Opus citatum., стр. 14-19.

[20] Лебедев. Кафедра богословия в Харьк. ун-те, стр. 19-22

[21] Д. И. Багалей О. Николай Лащенко X. 1897 г.

[22] Некролог А. 3. Ильяшева. X. 1894..

[23] Буткевич. Историко-статистич. описание, стр. 186-187.

С 1800 г. Харьков сделался важным административным центром для духовенства всей Слободско-Украинской губернии. До сих пор он в церковном отношении зависел от Белгорода. Административное значение Харькова для духовенства заключалось только в том, что в Харькове находилось так назыв. духовное правление, но таких духовных правлений в то время на территории Слободско-Украинской губернии было 13. В церковно-административном отношении Харьков стоял таким образом нисколько не выше какого-нибудь Белополья. Теперь, в силу указа 16 октября 1799 г., в Харькове учреждена самостоятельная архиерейская кафедра. Харьковскому архиерею была подчинена вся Слободско-Украинская губерния, почему он и именовался епископом Слободско-Украинским и Харьковским (Харьковским и Ахтырским харьковские архиереи стали именоваться только с 1836 г.). Местожительством архиерею был назначен Покровский училищный монастырь. Для помощи в управлении епархией при архиерее, как и везде, образована была духовная консистория, в состав которой вошли наиболее видные представители городского духовенства.

Первым Слободско-Украинским епископом был Христофор Сулима. Сулима был не из духовных. Отец его - переяславский полковник, брат - генеральный судья. Сам будущий епископ воспитывался в кадетском корпусе, а потом служил в гвардии. В 1765 г. майор Сулима сбросил военный мундир и принял монашество. Уже монахом слушал он лекции по некоторым предметам в Киевской академии. В последующие годы мы находим Сулиму монахом знаменитого Матронинского монастыря (бывшего в то время уже за границей, в польских владениях), а потом архидиаконом и Иеромонахом при переяславском apxиepeе Илларионе. Здесь, по рассказам современников, Сулима, будучи уже очень видным человеком в епархии, доучивался в Переяславской семинарии. В 1785 г. Сулима вместе с епископом Илларионом перешел в Новгород Северск. В 1769 г. Сулима уже игумен Моденского Николаевскаго монастыря, возле Новгорода, а в конце того же года - архимандрит Гамалеевского Харлампиева монастыря. Отсюда Христофор был переведен в Чернигов на должность ректора семинарии и настоятеля Елецкого монастыря. В 1798 г. Христофор был посвящен в епископы и назначен викарием Екатеринославской енархии, а 16 октября 1799 г. назначен на новооткрытую кафедру в Харькове.

Ликвидация дел в Старом Крыму, где жил екатеринославский викарий, задержала Сулиму довольно долго, так что в Харьков он прибыл только 1 апреля 1800 г. Вступление на кафедру было очень торжественным... Архиерей облачился в Николаевской церкви и отсюда, сопровождаемый духовенством, певчими, учителями и питомцами коллегиума и огромной толпой горожан, отправился в торжественной процессы в Успенский собор, где и совершил литургию.

Христофор правил епархией 12 лет. Преосвященному пришлось положить много труда на устройство епархиального управления - заводить консисторию, реформировать духовные правления, число которых, благодаря отчислению от Слободской губернии уездов Богучарского, Острогожского и Старобельского и уничтожению духовного правления в Харькове, сократилось с 13 до 9. Христофору приходилось обстраивать и Покровский монастырь, оказавшийся неподходящим для помещения в нем архиерейского дома. Приходилось приобретать необходимые вещи и для монастырской церкви, обращенной теперь в кафедральный собор. Для этой церкви Христофор пожертвовал несколько саккосов, омофоров, митр, крестов и священнических облачений. По его просьбам в распоряжение монастыря были переданы два деревянных здания упраздненных присутственных мест, которые и перенесены на монастырский двор. При коллегиуме Христофор устроил так назыв. словесные классы для неуспевающих учеников, попадавших впоследствии из классов на причетнические места. Были, кроме того, устроены для тех же причетников так назыв. нотные школы. Христофор много заботился и о коллегиуме и сам просматривал проповеднические работы студентов. При нем студенты богословгя и философии слушали в университете лекции по ботанике, физике и энциклопедии медицинских наук. Медицинские познания студенты применяли потом во время своего священства, подавая посильную помощь прихожанам. Христофор придавал этому большое значение и потому рассылал по епархии так назыв. домашние лечебники, бывшие в это время в большом ходу. 1803 г. Христофор выстроил при бурсе каменный флигель для помещения в нем питомцев "сиротопитательного дома", так как прежнее здание бурсы не могло вместить всех, кто нуждался в квартире. Он добился увеличения казенных средств, отпускавшихся на коллегиум, заботился о коллегиумской библиотеке и сам жертвовал для нее книги.

При Христофоре был открыт Харьковский университет. И несмотря на то, что новый храм светской науки отнял первенство у старого коллегиума, владыка отнесся к университету в высшей степени благорасположенно. Он и подведомственное ему духовенство принимали участие в торжестве открытия университета. Христофор, до сих пор не произносивший речей, на этот раз сказал длинную речь о значении высшего образования. Отношение епископа и духовенства к храму светской науки было таково, что бывшие на торжестве "имели, по выражению проф. А. С. Лебедева, великое утешение видеть, как духовенство приветствовало, благословляло и, можно сказать, даже чествовало водворяющуюся науку". Симпатии Христофора к университету простирались до того, что он даже уступил университету, нуждавшемуся в то время в студентах, 20 воспитанников высших классов коллегиума., т.е. лишил на время коллегиум и духовенство лучших ею сил. Просвещенное содействие университету было оценено не только в Харькове, но и в Петербурге: епископ Христофор получил редкую в то время для духовенства награду - Аннинскую звезду.

В феврале 1813 г. Христофор, по расстроенному здоровью, был уволен на покой. Св. Синод дозволил ему жить в Куряжском монастыре и назначил пенсию в 1200 р. Пенсией Христофор пользовался, впрочем, не долго. 17 мая 1813 г. он скончался. Погребен первый харьковский епископ в усыпальнице Покровского монастыря.[1]

Преемником Сулимы был Аполлос Терешкевич, тоже малоросс, казачий сын из с. Голтвы. Родился в 1747 г., учился в Переяславской семииарии, а потом в Киевской академии. Учительствовал затем в Новгородской семинарии, где принял монашество. Затем Аполлос попал во флотские священники и был с русской эскадрой на Средиземном море. Четыре года спустя Аполлос сделан игуменом одного из новгородских монастырей, а затем переведен в Архангельск с назначешем архимандритом Сийского монастыря и ректором Архангельской семинарии. На родной юг Аполлос возвратился только в 1813 г. настоятелем в богатый Курский Знаменский монастырь, а в августе был назначен епископом Слободско-Украинским. Назначение застало его в таком положении, что у него не с чем было выехать в Киев для посвящения, и только благодаря содействию курского архиерея, из Харькова были посланы нареченному владыке карета и деньги на поездку [2].

Новый харьковский архиерей правил своей епархией только 3 года и 2 месяца, но его заботами и старанием возобновлены училищный и сиротопитательный дом Харьковского коллегиума [3]. Преосвященный Аполлос - говорит о. П. Солнцев - был архипастырь столько же строгий, как и справедливый, покровитель сирых и убогих. Правил Харьковской епархией он очень не долго. Умер он 19 января 1817 г. и похоронен рядом с Христофором в усыпальнице Харьковского Покровского монастыря [4]. Во время отпевания произнесена была речь прот. Антоновским, а учениками коллегиума говорены речи и стихи на разных языках.

Преемником Аполлоса был преосвященный Павел Саббатовский. В епископа харьковского он был посвящен после архимандритства в Смоленске, где он был и ректором семинарии. Павел был архиерей пышный. По его требованию харьковским духовенством для него была устроена необычайно торжественная встреча. Когда он стал приближаться к предместью, зазвонили во все колокола. В Николаевской церкви он был встречен питомцами Харьковского коллегиума, державшими в руках древесные ветви, градским духовенством и публикой; кафедральный прот. Аф. Могилевсий приветствовал его речью. Затем началось шествие в Успенский собор в сопровождении массы народа и цехов с их значками: впереди шли певчие, певшие молебный канон, питомцы Харьковского коллегиума с древесными ветвями, первостатейные протоиереи несли пожалованное архиерею облачение на серебряном блюде; перед священством шел посошник с посохом, диакон с архиерейскою митрою, на омофор возложенною, лампадчик с лампадою, иподиаконы же шли пред облачетем с дикирием и трикирием; ключарь на блюде нес животворящий крест, а диакон при нем святую воду с кропилом для окропления города. Во все продолжение шествия до собора был колокольный звон во всех церквах. На паперти собора владыку приветствовал соборный протоиерей Андрей Прокопович; по окончании литургии владыка произнес приличное случаю слово. Затем было благодарственное молебствие, а на другой день студенты и ученики коллегиума говорили приветственные слова и речи на разных языках [5].

Павел любил комфорт и даже роскошь. Само собою понятно, что обстановка, в которой жили его предместники по Харьковской кафедре, не могла ему понравиться. Вскоре после своего назначения он стал хлопотать об отпуске средств на постройку и украшение архиерейского дома. К чести Павла нужно заметить, что он думал не о себе одном: он просил также отпустить деньги и на расширение коллегиумского здания, так что всего на перестройки, по его подсчету, нужно было около 300 т. р. Несмотря на неудачу первой просьбы, Павел продолжал хлопоты и добился своего. В 1820 г. ему выдано было 203872 р. На эти средства был почти заново выстроен каменный архиерейский дом, настолько обширный, что в нем нашлось место не только для владыки, но и для консистории. Дом этот, видоизмененный внутри, существует и до настоящего времени. Для коллегиума Павел выстроил новый большой корпус по Бурсацкому спуску и устроил здесь домовую церковь в честь св. Иоанна Богослова.

Павел был владыка энергичный, покровительствовавший просвещению. Отрицательные черты его характера - вспыльчивость, излишняя строгость и расположение к роскоши. Прекрасные лошади, экипажи, богатый гардероб, роскошная мебель, картины - все это стоило не дешево. Неудивительно поэтому, что после Павла на Харьковском архиерейском доме осталось не мало долгов, за которые пришлось расплачиваться его преемнику. После девятилетнего управления Харьковской енархией Павел был в 1826 г. переведен в Астрахань.

Преемником Павла был преосвященный Виталий, до посвящения архимандрит Лубенского Мгарского монастыря и ректор Полтавской семинарии. Это был настоящий монах, чуждый барских замашек своего предместника и строго корректный в отношении епархиальных средств. Вопреки установившемуся обычаю, он принял на себя даже расходы по переезду из Лубен в Харьков. Свой "выезд на паству" преосвященный Виталий начал с богомолья в Ахтырке, а затем в Каплуновке, у чудотворных икон Божьей Матери. Во время этого богомольного путешествия Виталий просил, чтобы о нем "никто и ничем нималейше не беспокоился, и его никакими визитами не обременяли". Из Каплуновки новый архиерей через Богодухов прибыл в Куряжский монастырь и только 11 апреля явился в Харьков.

Виталий правил Харьковской епархией 6 лет. Это был архиерей-монах: смиренномудренный, терпеливый, строгий, но справедливый, любивший простоту и очень бережливый. Из роскошной обстановки Павла - мебели, ковров, картин и пр. Виталий не счел нужным приобресть ни одной вещи для архиерейского дома. В течете 5 лет Виталий отказывался в пользу архиерейского дома от крупных сумм, полагавшихся ему, как настоятелю монастыря. В пользу архиерейского дома отдавал он и пожертвования, сделанные ему разными лицами. В расходах наблюдал крайнюю экономно. Благодаря бережливости Виталия архиерейское домоправление успело не только расквитаться с долгами, наделанными Павлом, но и увеличить свои средства. В деле управления епархией Виталий мало доверял консистории: пересматривал внимательно каждое следственное, ставленническое или бракоразводное дело, нередко сам перерешал их или возвращал в консисторию для пересмотра. Самое простое дело не было утверждаемо им, говорите о. Буткевич, ранее трехдневного срока. В результате - много нерешенных дел и враждебное отношение консистории к архиерею, сказавшееся особенно резко, когда Виталий перестал быть Слободско-Украинским епископом. Консистория, придравшись к тому, что им не был представлен подробный отчет в израсходовании 1000 р., Высочайше пожалованных ему на обзаведение при посвящении, не хотела выдать ему приемной квитанции, без которой Виталий не мог оставить Харькова. Только прибывший в Харьков новый епископ сломил упорство консистории и заставил ее выпустить наконец Виталия к месту его нового назначения. Местом этим была та же Астрахань, куда был переведен из Харькова и предместник Виталия, преосвященный Павел.

Место Виталия занял преосвященный Иннокентий Александрова. Сын астраханского протоиерея, Иннокентий в свои академические годы пользовался покровительством высокопоставленных лиц. "Хорошему обществу" он обязан знанием французского, немецкого и английского языков, чем он выгодно отличался от остальных прочих «кутейников». После академии - монашество, профессура в Новгородской семинарии, затем инспекторство, ректура и архимандритский сан. Из Новгорода Иннокентий переходит в Тверь, а оттуда в Смоленск. 38 лет, в 1832 г., Иннокентий хиротонисан был в епископа Харковского. 24 июня 1832 г. Иннокентий прибыл в предместье Харькова Даниловку, а 25 он торжественно вступил в Харьков по церемониалу, приятому его предместниками.

В Харькове Иннокентий пробыл 3 года. Архиерей он был безобидный, ученый. Харьковский университет избрал его своим почетным членом, как, впрочем, и губернатора Трубецкого. В 1835 г. Иннокентий был переведен в Иркутск, а оттуда в Екатеринослав. Последние годы жизни ему пришлось провести все-таки если не в Харькове, то близ его. В 1854 г. он был уволен на покой и поселился в Куряжском монастыре, где и провел последние годы жизни. Умер Иннокентий 31 марта 1869 г. и погребен в Харькове в усыпальнице Покровского монастыря [6].

В 1833 г. на место Иннокентия, переведенного в Иркутск, был назначен бывший Иркутский архиепископ Мелетий Леонтович. Мелетий - родом полтавец. По окончании курса в Петербургской академии со степенью магистра, Мелетий был оставлен при академии, а затем переведен в Киев сперва инспектором семинарии, а потом профессором в тамошнюю академию. Из Киева он перешел в Могилев ректором семинарии и здесь получил сан архимандрита, из Могилева переведен в Псков, а затем снова вернулся в Киев уже ректором академии. Затем мы видим Мелетия викарием знаменитого митрополита Евгения, а затем самостоятельным архиепископом в Перми и в Иркутске. Сибирь расстроила его здоровье, и по его просьбе в 1835 г. его перевели в Харьков с предоставлением того старшинства и оклада, какими он пользовался в Иркутске. Харьковской енархией Мелетий управлял недолго - всего 4 года и 5 месяцев, но память о себе оставил самую добрую. Народный голос давно канонизовал Мелетия, и его гробница в подвальной церкви Покровского монастыря усердно посещается богомольцами. Это был не владыка-администратор, а любящий отец, человеколюбивый, справедливый, бессребреник. В домашней, келлейной жизни Мелетий - строгий аскет-подвижник, молитвенннк, постник. В книге прот. Буткевича, посвященной описанию Харьковского Успенского собора, читаем: "Обозревая Киевской уезд, он (Мелетий) остановился на ночлег в с. Преображенском, в доме местного священника. Отслушав всенощное бдение, он вскоре отправился как бы на покой в свою комнату, в которой была приготовлена для него мягкая и удобная постель. Но оказалось, что он не воспользовался этим покоем. Через небольшое отверстие в двери долго не спавший священник видел, что, архипастырь почти всю ночь провел в молитвенном подвиге, на коленях, с воздетыми горе руками, тускло освещаемый морцашем лампады. Только перед рассветом, смяв слегка приготовленную постель, он на короткое время ирилегь на пол, положивши в изголовье нодрясник. Но с зарей архипастырь уже снова творил свой молитвенный подвига".. Воспоминания И. А. Фищукова, записанный о. П. Лащенко, рисуют личность Мелетия с другой стороны. Фищуков, бывший в 1838 и 1839 гг. старшим фельдшером в университетской клинике, рассказывал, как Мелетий, с узелком и палкою в руках, в простой монашеской рясе, навещал больных, лечившихся в клинике. "Приходил он всегда пешком и всегда угадывал в такое время, когда из врачей и служащих в клинике, кроме меня и прислуги, никого не было, а именно часа в 3 после обеда. Обходил он всех недужных, а около трудно больных садился и весьма тихим голосом расспрашивал о болезни, о семейном положении больного, советовал точно исполнять приказания врачей и при этом учил молиться умною молитвою и внушал им всем христианское терпение и предавать себя в волю Божию, больным, которые имели достаток., он вынимал из платка книжечки духовного содержания и давал им, а больным бедного состояния давал книжечки и деньги, — книжечки прямо в руки, а деньги клал под головную подушку больного" [7].

Протоиерей Буткевич отмечает, что Мелетий был человеколюбнв и гуманен "даже по отношению к противящимся православной церкви раскольникам. которых он приобретал для церкви своею любовию и отеческим обращением", - черта, заслуживающая быть отмеченной для архиерея не только Николаевского времени.

6 декабря 1839 г. Мелетий, по случаю царских именин и храмового праздника, служил обедню в Николаевской церкви. Это было его последнее служение. Болезненный и слабый архиерей простудился и слег в постель, а 29 февраля 1840 г. его не стало. Харьковцы единодушно были огорчены кончиной "праведника", как назвал покойного в своем коротеньком некрологе В. Н. Каразин. "Праведника" похоронили по подписке, потому что, получая крупный казенный оклад и большие доходы с епархии, он оставил после себя всего-навсего 350 р. ассигнациями, две подзорных трубы, два куска бархата, книги да необходимое носильное платье. Похоронили Мелетия 5 марта 1840 г. в усыпальнице Покровского монастыря [8].

Полною противоположностью Мелетию был его преемник, преосвященный Смарагд Крыжановский. Магистр Петербургской академии, Смарагд прошел в ней все должности до инспектора включительно. Здесь он приняла монашество, здесь же дослужился и до архимандритства. Из Петербурга Смарагд был переведен на должность ректора Киевской академии, а через два года вновь возвратился в Петербург, ректором тамошней духовной академии. В 1831 г. Смарагд посвящена, в епископ ревельского, викария Петербургской енархии. Из Ревеля Смарагд переходить в Полоцк и получает сан архиепископа, оттуда в Могилев, а из Могилева в Харьков. От торжественной встречи Смарагд отказался. В Харькове он пробыл недолго. Это был, по выражению прот. Буткевича, архипастырь "особенный". Смарагд - полная противоположность Мелетию. Мелетий - воплощенная кротость, Смарагд чрезвычайно вспыльчив... У Мелетия - смирение, у Смарагда - преувеличенное сознание высоты своего сана и своих, достоинств... Это был аржиерей строптивый, живущий в постоянной вражде с губернатором и вообще гражданским начальством... В "Мелочах архиерейской жизни" покойного .Лескова Смарагд изображается как энергичный борец за интересы духовенства и церкви. Сам он, впрочем, с духовенством не церемонился. Покойный академик Сухомлинов рассказывает, что "архиепископ делал духовенству выговоры при богослужении во всеуслышание; одному священнику он громко сказал во время молебна: "зачем ты стал направо, а не налево? Ишь д… какой, а еще учитель" [9]. Автор статьи "Харьковская старина", помещенной в.№ 190 местных "Ведомостей" за 1879 г., рассказывает случай, происшедшей во время служения Смарагда в Воскресенской церкви, когда он, обнаружив копоть на церковных стенах, будто бы, обмазал ею лицо церковного старосты. Следует однако заметить, что рассказ этот вызвал опровержение со стороны одного из представителей местного духовенства.

Консисторскому суду Смарагд нередко предпочитал, "незаменимую саморасправу", в особенности в отношении причетников. Преувеличенное понятие о высоте святительского сана и, может быть, еще в Петербурге накопленная обида за угнетенное положение высшей церковной иерархии, находившейся в полному подчинении у светского начальства в лице таких обер-прокуроров, как Нечаев или Протасьев, и приниженное положение низшего духовенства, побуждали его "дерзить" везде светской администрации. Тот же Сухомлинов рассказывает, как Смарагд во время крестного хода публично заметил губернатору, что "такой грязи, как в нашем городе, не найдешь нигде, а начальство нисколько не заботится об улучшении города" [10]. Само собою понятно, что при таком характере Смарагд мог иметь гораздо больше врагов, чем друзей, а потому и пребывание его на кафедре не могло быть продолжительным... Уже в декабре 1841 г. состоялся указ о переводе Смарагда в Астрахань, через три года он уже в Орле. Умер Смарагд в Казани в 1863 г.

Место Смарагда занял знаменитый церковный проповедник Иннокентий Борисов. Сын священника Орловской епархии, Иннокентий окончил, курс в Киевской академии со степенью магистра, назначен затем инспектором в Петербургскую семинарию, здесь принял монашество и перешел профессором в академию. 26 лет он уже архимандрит, а 30 - ректор Киевской академии. В 1830 г. Иннокентий посвящен в епископа Чигиринского, викария Киевской епархии, в 1840 г. назначен на самостоятельную епархию в Вологде, а 31 декабря 1841 г. переведен в Харьков. Харьковской епархией Иннокентий правил 7 лет. 24 февраля 1848 г. он был переведен в Одессу, где и святительствовал до смерти (1857 г.)

Иннокентий Борисов - один из выдающихся русских архиереев. Необыкновенно красноречивый, можно сказать, художник слова, крупный ученый, не застывший в рамках богословской схоластики, но способный на высокий, согретый истинно христианским чувством, полет мысли, Иннокентий был к тому же и деятельным администратором. Его проповеди то трогали слушателей до слез, то потрясали их до глубины души. Его ученые труды дали ему степень доктора богословия, почетное членство во всех четырех духовных академиях, в университетах Харьковском, Московском и Петербургском, в ученых обществах - археологическом и географическом... Епархией управлял Иннокентий деятельно и к управлению относился серьезно. Он старался поднять религиозное чувство в своей пастве не только проповедями, но и внешней красотой религии. Он установил крестные ходы с иконой Озерянской Божией Матери из Харькова в Куряж и обратно и из Ахтырки в Троицкий монастырь. При нем возобновлены закрытые при Екатерине монастыри - Святогорский и Ахтырский, при нем же устроен и женский монастырь - Николаевский Стрелечий. В тех же целях поднятия религиозного чувства Иннокентий старался привлечь народ в церковь, но здесь на пути преосвященному стояли гражданине распорядки; помещики оставляли своим крестьянам для работ по собственному хозяйству только праздничные дни; что касается казенных крестьян, то о понуждении их к посещению церкви архиерей писал представлениe в палату государственных имуществ, но проку выходило мало. Иннокентий признавал образование необходимым не только для духовных, но и для их жен. Ему обязана своим зарождением мысль о женском училище для девиц духовного звания, для которого он успел собрать и кое-какие средства. При Иннокентии для семинарии, ютившейся до тех пор в старых и тесных помещениях бывшего коллегиума, выстроено новое обширное здание на Холодной горе. При нем же обновлен и архиерейский дом, выстроенный при преосвященном Павле. К духовенству, особенно к причетникам, довольно-таки до него распущенным, Иннокентий относился без послаблений. Он требовал от них знания катехизиса, устава, во время объездов епархии производил экзамены священникам и диаконам, а причетников экзаменовали члены архиерейской свиты. "Предание знает - передает о. Буткевич — и комичную сторону этих экзаменов, знает, напр., камилавку протоиерея-экзаменатора, наполнявшуюся при этих испытаниях серебряными рублевиками; знает и самого экзаменатора-камилавочника, всегда сердившегося на причетников, "этих мерзавцев", что к экзаменам они "не могли запастись ассигнациями" и т. п. Впрочем, лично Иннокентий не только не потворствовал, этим поборам, но иногда, узнав о них, подвергал виновных строгому наказание. "Один протоиерей-экзаменатор, говорят, лишился своего экзаменаторского звания: он был настолько неосторожен, что, подав Иннокентию какую-то свою книгу, забыл, говорят, вынуть оттуда запись денег, полученных им при испытании ставленников и причетников. Резудьтатом строгости Иннокентия явилось повальное бегство низших чинов клира из Харьковской епархии в другие. Сам владыка невеждами не дорожил и частенько совсем увольнял причетников "в светское звание, а священников - за штат: Желающих занять опустевшие места всегда было много между окончившими курс семинаристами [11]. Часто очень резкий в своих резолюциях, владыка иной раз был резок и в поступках. Академик Сухомлинов вспоминает, как однажды, осматривая алтарь монастырской церкви и узнавши, что один из монахов не исполнил данного накануне приказания, Иннокентий сбил с виновного клобук, но через несколько мгновений бросился к ногам оскорбленного монаха и просил его простить увлечение гневом [12].

После Иннокентия Харьковскую епископскую кафедру на короткий срок занял преосвященный Елпидифор Венедиктов. Правил он Харьковской епархией всего 8 месяцев, так что сколько-нибудь заметных следов после себя оставить не мог. Елпидифор - сын пошехонского сельского священника. Учился в Петербургской академии, потом был учителем в Архангельской семинарии, инспектором в Новгородской и ректором в Курской и Воронежской. В 1842 г. Елпидифор был посвящен в епископа Острогожского, викария Воронежской епархии. 10-го марта 1848 г. ему велено быть епископом Харьковским и Ахтырским, а 6 ноября того же года, не успев даже обжиться в Харькове, он перешел в Каменец-Подольск. После Подольска Елиидифор епископствовал еще в Вятке, а затем в новооткрытой Таврической епархии. Умер он ее сане Таврического архиепископа в Петербурге в 1860 г. от чахотки, которой страдал уже давно.

После Елпидифора Харьковская архиерейская кафедра была занята одним из выдающихся по учености русских иерархов - преосвященным Филаретом Гумилевским. Сын сельского священника Тамбовской губернии, Филарет учился сперва в Тамбовской семинарии, потом в Московской духовной академии и еще студентом принял монашество. Курс в академии Филарет окончил со степенью магистра, а затем остался при академии в качестве бакалавра по кафедре церковной истории. В 1835 г. тридцатилетний Филарет был уже архимандритом и ректором Московской академии, в 1837 он - настоятель Богоявленского монастыря в Москве, а в 1841 - епископ Рижский, викарий Псковской епархии. 6 ноября 1848 г. Филарет стал епископом Харьковским и Ахтырским. В Харькове Филарет пробыл 10 лет с половиною. Это был архиерей глубоко ученый, серьезный исследователь, отдававший изучению прошлого все свои досуги. Филарет писал но разным предметам богословского ведения, но особенно много работал он по исследованию церковной старины. По поручению Синода им была написана капитальная "История русской церкви". Ему принадлежат: "Исторически обзор песнопевцев и песнопений греческой церкви", "Русские святые, "Святые южных славян", "Обзор русской духовной литературы".. Крупным трудом, не потерявшими значения и до сих пор, остается написанное им в Харькове "Историко-статистическое описание Харьковской епархии", основанное почти целиком на неизданном архивном материале, который самому же автору приходилось разыскивать по церквам, в казенных архивах и у частяых лиц. На эту работу Филарету пришлось потратить массу времени и труда. Местная старина интересовала его не только с точки зрения церковно-исторической, но и общеисторической: он описывал прошлое не одного приходского храма и духовенства, но и прихожан, а потому в его книгу вошло все, что имеет касательство к истории гражданственности края. Труд Филарета по истории нашей местности - труд крупный и ценный. Но этот труд но утомил труженника. Перейдя из Харькова в Чернигов, Филарет начинает и здесь тоже, чем был занят в Харькове. Вновь начинаются поиски архивных материалов, и вновь преосвященный автор садится за любимую работу, плодом которой является "Историко-статистическое описание Черниговской епархии", — труд, составленный по тому же плану и с тою же добросовестностью, как и "Описание" Харьковской епархии. Работы Филарета по описанию Харьковской и Черниговской енархий имели не только научное, но и воспитательное значение. Благодаря Филарету, привлекшему духовенство к собиранию необходимых для него исторических материалов, впервые пробудился интерес к местной истории и церковной археологии и у духовенства нашего края. Не всех, конечно, заинтересовали древние документы, но все поняли, что эти документы - не сор, залежавшийся только благодаря небрежности причетников, а нечто представляющее своего рода ценность. Кроме указанных церковно-исторических трудов, вышедших отдельными изданиями, Филаретом было написано много ценных статей, разбросанных в разных журналах. Таковы его исследования о Максиме Греке, о епископе Серапионе, о Стоглаве, о Кирилле и Мефодии, о начале христианства в Лифляндии и много других. С меньшею охотою занимался он богословскими вопросами, но и в этой области он оставил после себя такие ценные труды, как "Догматическое Богословие", "Беседы о страданиях Господа нашего Иисуса Христа", "Опыт объяснения на послание к Галатам" и др. Ученые труды преосвяшенного Филарета дали ему степень доктора богословгя; Киевская, Петербургская и Московская духовный академии избрали его своим почетным членом; почетным членом избрала его Императорская академия наук и университеты Московский и Харьковский. В Московском Обществе истории и древностей и в Географическом Обществе Филарет был действительным членом, а в Русском Археологическом - сперва членом-корреснондентом, а потом-почетным членом.

Как администратору, Филарету принадлежит честь открытия училища для девиц духовного звания, на которое он много жертвовал. Близко стоявший к Филарету, протоиерей Шероцкий утверждает, что вся честь учреждения училища и весь благородный и благодетельный подвиг в этом деле принадлежат единственно и исключительно преосвященному Филарету. Мысль об учреждении училища, приписываемая обыкновенно преосвященному Иннокентию, по словам о. Шероцкого. "подана сверху". Иннокентий распорядился только принять ее к "сведению и руководству". Сумма, собранная на устройство приюта в течение 6-летняго управления Иннокентия и потом Елпидифора, простиралась до 821 р. Филарет сделал воззвание к духовенству. К концу 1852 г. было собрано до 21500 р., а через 1 1/2 года училище было открыто. Протоиерей Шероцкий рассказывает, что постройка училищного дома причинила было преосвященному не мало тревоги. "Когда дом был уже построен вчерне и покрыт, получено было отноношение бывшего генерал-губернатора с запросом: что за здание и с чьего разрешения построено на кладбище? Преосвященный очень был встревожен, так как проект на постройку не был в рассмотрении бывшей губернской строительной коммиссии. Но по совету губернского архитектора Д., составлявшего проекта, дан генерал-губернатору ответ такого содержания, что как земля, на которой училищный дом выстроен, находится вне городской черты, то он, преосвященный, и не счнтал необходимым представлять в губернскую строительную коммиссию проект, составленный губернским архитектором. Гроза миновала" [13]. При Филарете закончены постройки в новом здании семинарии; его заботам обязан своим благоустройством Хорошевший монастырь, а в Харьковском монастыре Филарет устроил церковь в усыпальнице, расширил Покровскую церковь, переустроил внутри архиерейский дом и домовую церковь, выстроил два больших каменных дома со службами и богадельню. На архиерейской даче во Всехсвятском Филарет устроил епархиальный свечной завод, явившиеся крупным источником дохода для содержания духовных учебных заведений. Филарет много заботился о церковном строительстве. Он настаивал, хотя и бесплодно, на необходимости внутренней перестройки собора; под влиянием его настояний построена каменная церковь на городском кладбище, разрушившаяся после неудачной постройки ее профессором архитектуры Тоном; он всемирно побуждал троицких прихожан к постройке новой церкви, которая при нем и начата; для изыскания средств для постройки Свято-Духовской церкви Филарет разрешил архиерейскому хору давать духовные концерты в зале дворянского собрания [14].

В 1857 г. Филарет был возведен в сан архиеиископа и вскоре затем приглашен к участию в заседаниях Синода, а в 1859 г. переведен в Чернигов... Современники ставили этот перевод в связь с одной неприятной историей, случившейся в Хорошевском монастырь, хотя виновником ее самого архиерея не считали. Протоиерей Шероцкий, на воспоминания которого мы уже ссылались, рассказывает, что Филаретом был введен в Хорошевском монастыре общежительный устав, встреченный монахинями неприязненно. "Некие из сестер, именно две родные сестры, коих фамилии не желаю означать даже начальною буквою, пользуясь авторитетом брата, отставного чиновника, не хотели подчиняться правилам общежитию, позволяли себе действия, соблазняющие и других сестер. Преосвященный велел их выслать из монастыря, исполняя апостольский совет: изымите злого из среды своей. Защитником взбалмошных сестер явился брат. К большому огорчению преосвященного, возникло, как куколь среди засеянного пшеницею поля, в монастыре новое неприятное дело. Один из обедневших графов, живших в версте от монастыря, сманул одну из послушниц, мещанскую дочь, и женился на ней. Как дело поведено им тайно, то оно очень оскорбило вообще сестер монастыря. Женившись на беглянке, недавней послушнице, граф стал являться в монастыри со своею молодою женою на богослужениях. Какая-то из прислужниц монастырских, при выходе из церкви, в монастырских воротах нанесла оскорбление графине. За оскорбление чести взялся быть ходатаем вышеупомянутый отставной чиновник, под руководством которого граф неоднократно подавал просьбы начальнику губернии, начальнику жандармской команды и шефу жандармов, впутывая в это дело не только начальницу монастыря, но и самого преосвященного". Этим делом и объясняли харьковцы перевод Филарета в Чернигов. Чем кончилось дело, не знаем, но знаем, что поплатиться за него пришлось не одному Филарету: по Высочайшему новелению чиновник-ходатай был выслан из Харьковской губернии с запрещением ему въезда в нее [15]. Почти так же передает историю перевода Филарета и о. Н. Лащенко, основываясь на документальном материале.

Нельзя сказать, чтобы Филарет пользовался расположением духовенства. Относился он к своим подначальным сурово и строго, требовал от них земных поклонов. За это его, конечно, осуждали и в духовных, и в светских кругах. Владыка хорошо знал об этом, но манеры обращения не изменял, считая, что он должен так себя вести [16]. Насколько правды было в жалобах духовенства, сказать трудно, но нельзя не отметить один случай, показывающей, что владыка умел быть и снисходительным, далее больше, чем нужно. Разумеем громкий скандал, учиненный протодиаконом Никитским.

При Иннокентии и Елиидифоре, а затем и при Филарете протодиаконом был знаменитый Никитский, любимец харьковцев, восторгавшихся его великолепным басом. С Никитским произошла въ1852г. история", о которой долго потом говорили в Харькове. По преданию, и до сих пор держащемуся в среде харьковского духовенства, Никитский ни больше, ни меньше, как отлучил от церкви самого архиепискоиа Филарета, сам же Никитский передает случившуюся с ним "историю" несколько иначе. В воскресенье на первой неделе поста был назначен "чин правосдавия". Накануне вечером к Никитскому, как он сам рассказывает, зашел его давний задушевный друг, архиерейский келейник. "Просидев с ним за приятельской беседой до 4 часов утра, я отправился прямо в собор к заутрени. Во время служения литургии я был бодр и только под конец почувствовал тяжесть в голове и сильную жажду. Во время приобщения владыки обязанность мою у престола исполнял седмичный соборный диакон, а я пошел в пономарку и здесь для утоления жажды выпил целую бутылку церковного вина... В обычное время при начали чина православия я взял благословение у владыки и сталь на уготовленном месте - на левом клиросе. Служение происходило в верхней соборной церкви, она была переполнена народом и сильно натоплена - духота была страшная. Песнь «Кто Бог велий» я пропел безукоризненно, читал Символ веры отчетливо, но к концу чтения стал чувствовать приливы крови к голове. Когда же стал возглашать "анафема", то и теперь не могу дать себе отчета, почему каждый раз при произнесении этого слова правой рукой я указывал на генерала П-на, стоявшего у правого клироса прямо против меня. Мне после рассказывали, что смущенный генерал, пятился то в ту, то в другую сторону и, наконец, вынужден был выйти из церкви. Слышу глухой шум в церкви.

Это меня несколько смутило, я заметил, что у меня рябить в глазах и двоятся буквы. При возглашении вечной памяти почнвшим царям, Петру I я произнес два раза и начал в третий раз. Подбегает ко мне ключарь протоиер. Малиновский и говорить: "опомнись, что ты делаешь: Петру I в третий раз произносишь вечную память" -„А разве, отвечал, я ему, такой великий монарх не заслужил этого?" Ответ этот, сказанный громко, тоном человека обиженного, произвела, в народе сильный шум и говор, меня внезапно объял какой-то страх, я моментально очнулся, в голове сразу просветлело, и я окончил дело, как следует". После описанного случая Никитский два месяца пролежал в горячке, а когда выздоровел, ему дали место священника при Воскресенской церкви [17]. Этим и исчерпывалось все наказание. Как бы то ни было, людей нерасположенных к владыке, у Филарета было не мало. Нашлись они и в самой духовной консистории. Случай сосчитаться с преосвященным представился для них только тогда, когда Филарет перестал быть Харьковским архиереем. Дело в том, что по счету Филарета при отъезде его из Харькова ему приходилось получить с архиерейского домоправления около 18 тыс. руб., израсходованных им на устройство гостинниц и на свечной завод. Часть этого долга Филарет уступил добровольно в пользу архиерейского дома и женского епархиального училища. Остальную сумму нужно было возвратить. И вот консистория, руководимая соборным протоиереем Кустовым, возбудила сомнение в правильности указываемой Филаретом суммы и потребовала от него формальных доказательств. Деньги Филареп., по-видимому, получил, но после длинной переписки и после нового отказа от части должной ему суммы.

Умер Филарет во время объезда Черниговской епархии в Конотопе 9 августа 18665 г.[18].

Преемником Филарета был Макарий Булгаков. Сын сельского священника Корочанского уезда Курской губернии, Макарий (до посвящения Михаил) учился сперва в Курской семинарии, а затем в Киевской академии. Еще студентом Макарий постригся в монахи, курс окончил со степенью магистра и остался при академии бакалавром по кафедре русской церковной и гражданской истории. Затем перешел в Петербургскую академию, здесь же сделался инспектором. В 1847 г. за сочинение "Введение в православное богословие" Макарий получил степень доктора богословия, а в 1850 г. назначен ректором академии. В 1851 г. Макарий посвящен в епископа Винницкого, викария Подольской епархии, в 1857 г. переведен в Тамбов, а в 1859 г.- в Харьков.

В Харьков Макарий явился уже с твердо установленной репутащей крупного ученого и выдающегося проповедника. Филарет был больше историком, чем богословом, Макарий был и богословом и историком. Из крупных трудов Макария нельзя не отметить таких, как "Введете в православное богословие", "Православное догматическое богословие", "История русского раскола, известного иод именем старообрядчества", "История христианства в России до князя Владимира", "История русской церкви" в 12 т. (последний том вышел уже после смерти автора). Как духовный оратор, Макарий не владел тем даром властвования над сердцами, каким отличался Иннокентий, но все же он был крупнейшим из проповедников своего времени. Его слова и речи имели большой успех, и проповедь Макария, всегда умная, изящная и красивая, привлекала в церковь культурные слои общества. "Здесь, - говорить проф. Барсов о Харькове - в ряде слов, сказанных к интеллигентному населению города, иногда в самой университетской церкви, проповедник чувствовал себя в своей давнишней родной стихии, в сфере научной концепции всякого предмета суждения, и в целом ряде проповедей развииил настоящую христианскую социологию. Стоя на вполне современном уровне науки о государстве и обществе, он старается выяснить отношение религии к науке, жизни благодатной, религиозной - к жизни естественной, внецорковной, значение религии и церкви с ее нравственными началами для государственного и общественного преуспеяния родной страны. Таковы проповеди, сказанные им по поводу нарочитых событий общественной жизни: открытия судебной палаты, губернского земского собрания, дворянских выборов, открытия губернского комитета но крестьянскому вопросу, по прочтении манифеста об освобождении крестьян. Таковы проповеди о прогрессе в отношении к христианству, об искоренении неправды в судах, о взаимном уважении и любви между общественными сословиями, о христианском значении гражданских обязанностей, о содействии счастью ближних, о величии человеческом, о значении науки в хриспанстве, об изучении природы; таковы вообще все проноведи в Харьковской унииерситетской церкви" [19]. Ученые труди Макария доставили ему звание почетного члена не только во всех духовных академиях, но и в академии наук, в университетах и разных ученых обществах и учреждениях. За ученые труды Петербургский университет, удостоил его степени доктора истории. Как человек, Макарий привлекал, к себе симпатии своим тонким умом, деликатностью умением держать себя в обществе, чем далеко не всегда отличалось тогдашнее духовенство, особенно монашествующее. И Харькове Макарий пользовался большою популярностью не только среди духовенства, но и в светском обществе. Деятельность Макария в Харькове направлена была, главным образом, в сторону духовно-нравственную. Культурный начинания духовенства находили в нем всегда самую энергичную поддержку, а зачастую и сам Макарий являлся инициатором таких начинаний. Макарий содействовал возникновению в Харькове духовных периодических изданий. По его ходатайству здесь возник в 1801 г. журнал "Духовный Вестник", в 1803 г. "Духовный Дневник", а с 1807 г.- "Епархиальные Ведомости". Во всех этих изданиях владыка был талантливым и деятельныш, сотрудником. Вообще можно сказать, что время управления Макария Харьковской епархией было периодом наибольшей умственной производительности харьковского духовенства. И не потому только, что это были шестидесятые годы, но и потому, что во главе духовенства стоял такой образованный, талантливый и готовый на помощь всякому культурному почину архиерей, как Макарий. В его управление Харьковской епархией и при его ближайшем участии открыты в Харькове первое попечительство и первая церковно-приходская школа при Воскресенской церкви, возникла педагогическая школа при женском епархиальном училище, преобразованы духовные учебные заведения по новому уставу, по его инициативе учреждена библютека для духовенства, под его председательством состоялся первый съезд епархиального духовенства. Преданность Макария интересам Просвещения наглядно выразилась в пожертвовании им крупного капитала в 120 тыс. руб. на учреждение премии за сочинения по предметам богословским и духовно-образовательным.

Занятый наукой, преданный просветительной деятельности, Макарий находил время и для той деятельности, которая является обычным уделом рядовых архиереев. И ему не чужды были заботы о созидании и благолепии домов Божиих. Макарий обращал особенное внимание на состояние харьковского Успенского собора, бывшее в то время отнюдь не блестящим, и вообще стремился к поддержанию церковного благолепия. Во время его управления енархией и по его ходатайству в Старобельске учреждена женская община «Всех скорбящих Радости» (в 1802 г.), а в Рясном, в имении богатого помещика Хрущова, открыт новый мужской монастырь - Димитриевский с богадельнею при нем и училищем (1867 г.); установлены крестные ходы: из Куряжа в Озерянку с. Озерянской иконой Божiей Матери (в 1802 г.) и из с. Каплуновки в Богодухов (в 1807 г.). Нельзя упрекнуть Макария и в отсутствш забот о материальном положении церквей и духовенства: из-за соборных лавок. Макарий даже поссорился с губернатором.

При Макарии харьковская архиерейская кафедра приобрела большее значение, чем какое имела до сих пор. По ходатайству Макария в харьковской епархии учреждено было в 1866 г. викариатство.

Макарий правил харьковской епархией по 1868 г. Здесь он получил сан архиепископа и сделан присутствующим в Синоде. В 1868 г. Макарий был переведен из Харькова в Вильно на выдающийся в русской церкви, почти митрополичий, пост архиепископа Виленского и Литовского. священноархимандрита Виленскаго Свято-Духова монастыря. Из Вильны в 1877 г. Макарий был переведен в Москву. Сан митрополита Московского Макарий носил не долго. Скончался он к ночь с 9 на 10 июня 1882 г. [20].

Преемником Макария на Харьковской кафедре был преосвященный Нектарий Надеждин. Сын дьякона Тамбовской енархии, Нектарий высшее образование получил в Киевской духовной академии, где и принял монашество, служил затем по духовно-учебному ведомству в Киеве. Тридцати одного года Нектарий был уже архимандритом и настоятелем Киевского пустынного Николаевскаго монастыря. Из Киева он переходить в Новгород на должность ректора семинарии, а отсюда - в Петербург на такую же должность. Кроме ректорства на Нектарии лежал еще и ряд других обязанностей; он был, между прочим, и редактором журнала "Духовная Беседа". Из ректоров семинарии Нектарий сделан был ректором Петербургской академии и вслед затем хиротонисан во епископа Выборгского, викария Петербургской епархии. В 1860 г. Нектарий занял самостоятельную кафедру в Нижнем-Новгороде, здесь в 1867 г. возведен в сан архиепископа, а в 1869 г. переведен в Харьков.

На место нового своего служения Нектарий явился уже с зачатками болезни, сведшей его в конце концов в могилу. Но несмотря на болезнь, новый архиерей энергично взялся за дело управления епархией. Особенно внимание обратил он на училище девиц духовного звания. Ко дню своего приезда в Харьков он велел консистории назначить съезд духовенства для обсуждения вопроса о преобразовании этого училища в шестиклассное епархиальное училище по уставу 1868 г. И после преобразования владыка не оставлял училища своим вниманием и заботами. Съезд духовенства дал Нектарию возможность познакомиться с религиозно-нравственным состоянием епархии и ее нуждами. Знакомство это Нектарий донолнил затем личным обозрением епархии во время своих поездок.

Харьковской епархией преосвященному Нектарию не пришлось править долго. Тяжкая болезнь, зачатки которой Нектарий получил еще в Петербурге, свела его в преждевременную могилу. Уже на Пасху 1874 г. Нектарий почувствовал себя очень дурно. Все лето он проболел, а к концу августа вопрос об исходе болезни стал совершенно ясен. Полумертвый владыка нашел в себе, однако, силы, чтобы встретить в соборе Государя, проезжавшего через Харьков 24 августа. На упрек Государя за недостаток забот о своем здоровье Нектарий ответил: "Служу цареви моему, дондеже есмь". Это был его последний выход. 7 сентября Нектария не стало. Похоронен он в усыпальнице Покровскаго монастыря.

Указом 7 декабря 1874 г. на Харьковскую архиерейскую кафедру был назначен преосвященный Савва Тихомиров. Для местного епархиального духовенства Савва был первым архиереем нового, так сказать, типа. До сих пор белое духовенство не редко жаловалось, что им управляют архиереи-монахи, ровно ничего не понимающие в условиях жизни приходского священника, совсем не похожих на условия монастырской жизни. Теперь духовенству дали архиерея, хорошо знакомого с положением приходского священства по личному опыту. Сын сельского пономаря, прошедший тяжелую жизненную школу, Иван Тихомиров окончил курс Владимирской семинарии, женился и получил священническое место при Муромском соборе. 26 лет о. Иван остался вдовцом, бросил приход и поступил в Московскую духовную академио, здесь принял монашество с именем Саввы. По окончании академии Савва по избрании митрополита Филарета был назначен синодальным ризничим. Заведывал ризницею Савва более 10 лет. В это время им составлен превосходный "Указатель для обозрения Московской патрюршей ризницы и библиотеки"; другим трудом Саввы, материал для которого собран именно в это время, были "Палеографичесие снимки с греческих и славянских рукописей Московской синодальной библиотеки VI-VIII в.в." В 1861 г. архимандрит Савва определен ректором Московской академии, а в 1802 г. посвящен во епископа Можайского, викария Московской митрополии. В 1866 г. он переведен на самостоятельную кафедру в Полоцк, а 7 декабря 1874 г. назначен в Харьков.

Савва был архиерей филаретовской школы. Память Филарета, под влиянием которого сложились его взгляды на свои обязанности, свято им чтилась. Филарету посвящены два труда Саввы: "Письма митрополита Филарета" и "Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета". В Харькове Савва пробыл около 5 лет. Для местного общества, после Макария и Нектария, Савва казался грубоват, к тому же сближению владыки с его паствою мешала "истовость" Саввы, строго смотревшего на такие на светский взгляд маленькие слабости, как скоромная пища в постный день, благотворительные танцевальные вечера, спектакли под праздник и т. п. К духовенству Савва относился с чувством меры, не переходящим ни в слабость, ни в суровость, но и здесь, опять-таки, сильно настаивал на точном исполнении церковного устава. Одному из местных священников пришлось очень серьезно поплатиться за такой с его точки зрения невинный поступок, как добавка вина в потир во время приобщения говельщиков. Случай этот интересен и в смысле характеристики преосвященного, несмотря на природную сдержанность и привычку в дисциплине, довольно-таки самолюбивого. Когда некий духовный журнал выступил в защиту наказанного священника, Савва был уязвлен до глубины души и серьезно негодовал, как может начальство индифферентно относиться к подобным выступлениям. К ближайшей помощнице своей консистории Савва большого доверия не питал, а одного из консисторских дельцов, пользовавшегося большим весом при Нектарии, Савва и совсем отстранил от еиархиальных дел. Все свободное время владыка посвящал церковно-археологическим интересам и переписка с друзьями и знакомыми. При Савве в Харькове был открыт местный комитет православного миссионерского общества, освящена Вознесенская церковь, заложена на Заиковке Александро-Невская, а на Ивановке Иоанно-Богословская церковь, устроена ограда вокруг Успенского собора и выстроена часовня.

25 апреля 1879 г. Савва против воли был переведен в Тверь, где и скончался в 1896 г. на 78 году жизни [21].

Преемником Саввы быль преосвященный Иустин Охотин. Сын священника Нижегородской епархии, Иустин высшее духовное образование получил в Петербургской духовной академии, здись принял монашество, потом был учителем в Костромской и в Ярославской семинариях, а потом и ректором в этой последней. В 1871 г. Иустин был посвящен в епископы и назначен викарием Волынской епархии, а в 1879 г. переведен в Харьков. В Харькове Иустин пользовался уважением и любовью. Особенное внимание обратил он на учебно-воспитательную часть духовных училищ и, судя по отзывамь, достиг в этом отношении заметных улучшений. При нем начался капитальный ремонт и расширение старого здания духовного училища. Средства для содержания епархиального женского училища при Иустине значительно увеличились благодаря его стараниям об обеспечении училища с материальной стороны. Преосвященный отдавал в пользу училища все деньги, какие он получал от частных лиц за совершешение молебнов и пр. 15 сентября 1882 г. преосвященный Иустин был переведен в Каменец-Подольск, оттуда в Курск, а затем в Одессу.

На архиерейскую кафедру в Харьков был назяачен преосвященный Амвросий Ключарев. Сын протоиерея Владимирской епархии, Алексий (мирское имя Амвросия) Ключарев в 1844 г. окончил Московскую академии со степенью магистра, был затем учителем в Виеанской семинарии, а потом священствовал в Москв!. Здись он основал и в течение 6 лит редактировал духовный журнал - "Душеполезное Чтение". В 1878 г. протоиерей Ключарев пострижен в монашество и посвящен в епископа Дмитровского, викария Московской митрополии, а по переводе из Харькова преосвященного Иустина назначен на его место.

В Харькове Амвросий епископствовал 19 лет, до самой смерти. Это был не просто архиерей, а архиерей воинствующий, — архиерей, являвшейся усердным поборником тех политических течений, какие возобладали в высших сферах с начала 80-х годов. Явился он из Москвы со славой знаменитого проповедника и эту репутацию старался поддерживать и в Харькове. Почти каждое воскресенье в кафедральном соборе говорились им проповеди на современные темы. Владыка высказывался против свободы слова, против свободы совести, против прогрессивных стремлений в области политики, воспитания, порицал народные дома и народные театры, ратовал против праздников древонасаждения, усматривая в них нечто языческое и пр. и пр. Лучшим средством для поднятия авторитета Церкви и восстановления порядка в государстве преосвященный признавал строгую церковность. Сам еженедельно служа в соборе и проповедуя в духе церковности, он требовал и от духовенства наивозможно частого совершения богослужений и проповеди. В целях поднятия в пастве духа церковности, владыка усердно хлопотал об открыли заштатных церквей, оставшихся без духовенства согласно указу 10 апреля 1869 г. Из 62 заштатных церквей в Харьковской епархии преосвященному, благодаря его уменью добывать средства от благотворителей, удалось восстановить 52 церкви, при нем же вновь открыты Высочиновский мужской и Богодуховский женский монастыри, выстроен Спасов скит, великолепная каменная церковь возле станции Борки, где 17 октября 1888 г. произошло крушение царского поезда, установлены крестные ходы из с. Бобрика в Ряснянский монастырь, из Высочиновскаго монастыря в Змиев, а в Харькове - из собора в Александровскую часовню на Сергиевской площади. При нем и по его инициативе в Харьковской епархии выстроено было много новых церквей и перестроено старых. В Харькове при нем на место старинной Николаевской церкви выстроена большая новая, старая Благовещенская церковь заменена новой, в монастыре выстроена новая церковь в честь Озерянской иконы Божией Матери; собор расширен и украшен; на Холодной горе устроена новая церковь; ДмитрИевская церковь реставрирована; появились часовни у Лопанскаго моста и у привокзального сквера; к соборной колокольне прибавлена пристройка, на которой повешен так наз. царский колокол, устроенный в память спасения Царской семьи 17 октября 1888 г.. Москвич архиерей очень любил все московское, и эта любовь обнаружилась и на тех сооружениях, устройство которых вполне от него зависело. Московская архитектура отразилась и на Озерянской церкви, выстроенной в монастыре, и на пристройке, в которой повешен царский колокол, и на двух часовнях, возникших при нем в Харькове. Любовь к Москве, а может быть, и стремление к нивелировке местных особенностей отразились и на введении в церквах епархии пения на московский лад, что было достигнуто после ряда принудительных мер по отношению к псаломщикам, особенно старым, не обнаруживавшим способности переучиваться. Для новых псаломщиков при архиерейском доме учреждена была школа пения и особая комиссия для испытания в знании московских, напевов всех, кто хотел заполучить псаломщичье место.

Оружием равносильным проповедям и церковности, признавал владыка и литературу. Из бесцветных "Епархиальных Ведомостей" он создал философско-богословский журнал "Вера и Разум", предназначенный служить целям борьбы против "князя века сего, иже ныне действует, в сынех противления". Не забыл владыка и школу. Церковно-приходская школа, в то время только что пущенная в ход, нашла в нем горячего приверженца: всеми мерами побуждал он духовенство к устройству церковно-приходских школ и школ грамоты и в этом отношении достиг заметных результатов. В самом Харькове по распоряжению Амвросия открыты образцовый школы при духовной семинарии, при епархиальном училище и при Александро-Невской церкви. Явились школы и при других приходских церквах. Ке пожертвованиям на школы Амвросий умел привлекать щедрых благотворителей: так, благодаря ему известный сумской заводчик И. Г. Харитоненко пожертвовал 15 тыс. руб. на устройство образцовой школы при духовной семинарии. Для усиления средств на содержанхе церковных школ но распоряжению Амврония открыта при соборе лавка для продажи книг духовно-нравственнаго содержания. Большое вниманье обращал преосвященный и на духовно-учебные заведения. Внутренние преобразования здесь были, конечно, не в его власти, но зато он усердно старался о их внешнем благоустройстве. При нем обновлена духовная семинария, при которой выстроен новый трехэтажный корпус для общежития учеников; отремонтировано и значительно расширено епархиальное училище, обновлено духовное училище; в Купянске и в Сумах выстроены новыя здания для духовных училищ. При Амвросии же, благодаря его стараниям, было выстроено новое здание для духовной консистории и выведен ряд ностроек в монастыре.

Боролся Амвросий не только против равнодушия православных, но и против отступников от православия-сектантов. число которых в последния десятилетия XIX в. в епархш заметно возросло: появились штунда, баптизм, толстовщина. Кроме внешних мер, испробованы были и средства нравственного воздействия. По просьбе преосвященного Амвросия в Харьков был прислан из Синода особый миссионер и учрежден миссионерский совет, начались собеседования с сектантами и старообрядцами. Заботился Амвросий и о подначальном ему духовенства и старался не давать его в обиду. Для призрения престарелых, духовных, при нем был выстроен особый приют в Дергачах.

Преосвященный Амвросий обладал всеми данными для того, чтобы сделать блестящую карьеру. И однако же дальше Харькова он не ношел. Одно время он был вызван "на чреду" в Петербург. С этим связывалась надежда на высшее назначение. Но из Петербурга Амвросий возвратился в Харьков, не пробыв в Синоде даже обычного срока. Наградами его, впрочем, не забывали: он возведен был в сан архиепископа, награжден высшими орденами и получил, наконец, алмазный крест на клобук - отличие, выпадающее на долю очень немногим. Умер Амвросий 3 сентября 1901 г. на архиерейской даче во Всехсвятском и похоронен в склепе им же устроенной в монастыре Озерянской церкви.

Преемником Амвросия был назначен экзарх Грузии, преосвященный Флавиан. Это быль не совсем обыкновенный у нас архиерей. Не духовный по происхождению, а дворянин, притом из хорошей фамилии, не семинарист, а университетский студент по образованно, Флариан молодым человеком принял монашество, последовательно возвышаясь в церковной иерархии, дошел до архиерейского сана, занимал видные кафедры (напр., Холмеко-Варшавскую) и, наконец, назначен был экзархом Грузии. С этого видного иерархического поста Флавиан и перешел в Харьков. Конечно, это было крупное понижение, но в Харьков он сам просился, и его перевели.

Деликатно, без свойственной иным владыкам грубости, но тем не менее настойчиво, Флавиан требовал от духовенства непременного исполнения того, что оно исполнять обязано: уставной службы, добросовестного отношения к прихожанам. Для управления епархией Флавиан нашел себе ревностного помощника в лице викарного епископа Стефана, посвященного по его просьбе из ректоров Тифлисской семинарии. Светское общество относилось к Флавиану с самой искренней приязнью, и когда после недолгого управления Харьковской епархией он был назначен митрополитом в Киев, проводы его были теплые и искренние.

Преемником Флавиана назначен высокопреосвященный Арсений, бывший до тех пор архиепископом Казанским и Свияжским. Деятельность его выходит уже за хронологические рамки настоящего труда, и потому в оценку ее мы входить не будем, а отошлем интересующихся ею к обширной литературе подробно и всесторонне ее изображающей. Таковы напр. книги: "Первый год служения высокопр. Арсения в Харькове", "Второй год" и др.

С 1866 г. в Харькове, как мы сказали, учреждено было но предоставлению преосвященного Макария викариатство. Викарию харьковского преосвященного присвоен был титул епископа Сумского. Ему принадлежало настоятельство в Куряжском монастыре, в котором настоятелями бывали до тех пор ректоры духовной семинарии. В управление харьковских викариев не было поручено никакой отдельной части, значение каждого из них зависело от личных отношений к епархиальному архиерею, и власть их обычно не выходила за пределы Куряжского монастыря, тем не менее, учреждение викариатства придало Харьковской кафедре значенье, какого она до тех пор не имела.

Первым викарием в Харькове был назначен преосвященный Гермаи. Магистр Петербургской академии, Герман, еще студентом принявший монашество, большую часть своей жизни провел на духовно-учебной службе, сперва в качестве семинарского преподавателя, а потом ректора семинарии. Перед назначением в Харьков Герман был настоятелем знаменитого в свое время Юрьева монастыря, в Новгородской епархии. В Харькове он пробыл 6 лет и в 1872 г. был назначен на самостоятельную кафедру - епископом Кавказским и Екатеринодарским. Умер Герман в 1806 г. глубоким стариком.

Преемником Германа был преосвященный Вениамин Платонов. местом родины Платонова была Курская губерния, в Курске он учился, в Курской семинарии был преподавателем, по окончании академического курса, здесь же он приинял и монашество. Из Курска Вениамаин перешел на должность инспектора семинарии в Вильну, а оттуда в Казань. В 1869 г. архимандрит Вениамин назначен ректором семинарии в Харьков. В 1872 г. Вениамин был посвящен в епископа Сумского, викария Харьковской епархии. Викарием Вениамин пробыл 11 лет, сумев удержаться при трех архиереях - Нектарии, Савве и Иустине. При Амвросш, в 1883 г., он был переведен в Кострому, но тоже викарным. Умер Вениамин несколько лет тому назад глубоким стариком (родился в 1817 г.).

На место Вениамина назначен был Геннадий Левицкий. Геннадий был священником греческой церкви в Елисаветграде и только после смерти жены поступил в духовную академии и принял монашество. По окончании курса началась обычная для ученых монахов служба по духовно-учебному ведомству: в Одессе, Самара, Тамбове. В 1868 г. после непродолжительной службы в Петербурге, Геннадий посвящен был в епископа Сарапульского, викария Вятской епархш; из Вятки перешел в Кострому тоже викарным, а оттуда в Харьков. Пробыл он здесь три года, понравиться епархиальному архиерею не сумел, а потому вместо самостоятельной кафедры получил только настоятельство в одном из тверских монастырей. Умер Геннадий в 1893 г.

После Геннадия викарием в Харькове назначен преосвященный Петр (Лосев). По окончании курса в Рязанской семинарии преосвященный Петр лет 8 служил в Рязани священником, потом поступил в Московскую академии и по окончании в ней курса вновь вернулся в родную Рязань, где пробыл до 1875 г., когда был назначен ректором семинарии в Вологду. В 1887 г. преосвященный Петр принял монашество и назначен викарием в Харьков. В 1889 г. он был переведен на самостоятельную кафедру во Владикавказ.

После него викарием был назначен преосвященный Владимир (Шимкевич). Это тоже вдовый священник, долго служивший в своем родном Могилеве сперва как преподаватель семинарии, а по том, после принятая монашества, как настоятель Могилевскаго братского монастыря. В 1887 г. преосвященный Владимир посвящен в епископа Нарвского, викария Петербургской епархии, а в 1890 г. назначен викарием в Харьков. Пребывание его здесь также не было продолжительно: 5 декабря 1892 г. он был уже епископом Екатеринославским.

Преемником ему был ректор Харьковской семинарии Иоанн Кратиров. Вологжанин родом, воспитанник Московской академии, Кратиров служил по духовно-учебному ведомству в Вологде, Ярославле и Москве. Только после назначенья ректором семинарии в Харьков, коллежский советник Кратиров преобразился в протоиерея. С 1883 по 1893 г. Кратиров был ректором Харьковской семинарии и редактором журнала "Вера и Разум", а когда ему предложено было архиерейство, принял монашество. 6 марта состоялось его пострижение, 7 марта - возведение в сан архимандрита, а 23 апреля - наречение в епископа Сумского. Из Харькова преосвященный Иоанн ушел по неприятностям с преосвященным Амвросием. Заместителем его, впрочем, тоже не на долгое время, был назначен преосвященный Петр (Другов), после него викарием был преосвященный Иннокентий (ныне экзарх Грузии), а с переходом в Харьков преосвященного Флавиана его викарием был назначен бывший ректор Тифлисской семинарии, преосвященный Стефан, принимавший, не в пример прочим, весьма деятельное участие в епархиальных делах. Последними викариями, уже при преосвященном Арсении, были епископы Алексий и Евгений (Бережков).

[1] Материалы к столетию Харьковской кафедры, прот. Н. Лащенка, в Харьк. Сборн., Вып. 7 (1893 г.), стр. 121-262. Вьш. 8, стр. 99-170. Вып. 9, стр. 129-200.

[2] Историко-статист. опис. Харьк. Успенск. собора. 84-85.

[3] Харьковсия Извест. 1817 г., Л; 5.

[4] Харьк. Епарх. Ведом. 1869 г.

[5] Харьковские Известия. 1817 г.,.V 20.

[6] Некролог в Харьк. Епарх. Вед. за 1809. Тоже отдельной брошюрой. Некролог в Харьк. Губ. Вед. 1869 г., № 39.

[7] Харьк. Сборн. Вып.3, стр. 209.

[8] Гр. Ив. Кулжииский. Святитель Медетий Леонтович, архиеиископ Харьковский и Ахтырский. X. 1881 г.

[9] Древняя и новая Россия. 1870 г. Т. 2, стр. 61.

[10] Там же.

[11] Буткевич. Иннокентий Борисов.

Об Иннокентии см. Русская Старина. 1878 г. Т. XXI, стр. 193-201, 547-572. 1'. XXIII, стр. 368-398.

[12] Древняя и новая Россия. 1876 г. Т. 2, стр. 61.

[13] Духовн. Вестн. 1800 г., № 78.

[14] Там же.

[15] Там же.

[16] Харьковский сборник. Вып. 5, стр. 93-172.

[17] Харьк. Сборн. 1891 г., стр. 129-131.

[18] О Филарете см. Русская Старина. 1881 г. № -I, стр. 781-798.

[19] Русская Старина. 1Ш г. Т. XXXVIII, стр. 677.

[20] Барсов. Макарий, митрополита Московски, в Русск. Стар. 1883 г. Т. XXXVIII, "стр. 109. Харьков. 18С9 г. №21.

[21] Савва, архиеп. Хроника моей жизни. Т. 5.