Николай Бердяев

СЛАВЯНОФИЛЫ И СВОБОДА СОВЕСТИ

Вопрос о свободе религиозной совести -- один из самых острых вопросов русской жизни, из тех вопросов, в которых дана точка пересечения внутренней жизни духа и внешней жизни общества. Недавно еще острота этого вопроса создала яркие дни в тусклой жизни нашей Государственной Думы. Борьба за свободу совести обычно ведется людьми, равнодушными к вере и церкви, и в этом случае борьба эта носит характер формальный, свобода совести утверждается, как одно из прав человека и гражданина.

Но следует как можно чаще напоминать, что свобода совести бесконечно дорога людям верующим и чувствующим себя в Церкви, что для них свобода совести есть религиозная святыня. Для подлинных христиан свобода в религиозной жизни есть формальный принцип, формальное право, а есть принцип материальный, есть обязанность нести бремя свободы. Свобода относится к содержанию христианской веры, так как христианство есть религия свободы.

Вот почему самая страстная защита защита религиозной свободы принадлежит по праву верующим христианам, -- им дело это дорого по существу, а не формально. В Государственной Думе особенно горячо защищал свободу совести Караулов, -- верующий христианин. Известно, что Вл. Соловьев считал вопрос о свободе совести основным и безотлагательным в России, делом ее спасения. Достоевский в своей "Легенде о Великом Инквизиторе" дал небывалое по силе религиозное оправдание свободды. Многие наши религиозные мыслители с горечью сознавали, что насилия над совестью и религиозные преследования связаны с омертвением церковной жизни, с упадков веры. Насильственное, душу принуждающее положение православной церкви угашает дух в Церкви, мертви в Ней жизнь.

Сейчас хочу я напомнить о взглядах славянофильства классического периода на религиозную свободу, главным образом, о взглядах Хомякова, самого сильного религиозного мыслителя славянофильского лагеря. Выродившиеся и одичавшие потомки славянофилов заслоняют от нас заслуги классических предков. Слишком многие теперь забыли, что славянофилы были горячими защитниками свободы совести, да и всяких свобод. Теперь лозунгов славянофилов так замараны "истино-русскими [sic]" людьми, что нужно много доброй воли, чтобы разглядеть свободолюбие старых славянофилов.

Ю.Самарин говорит про Хомякова: "Хомяков представлял собою оригинальное, почти небывалое у нас явление полнейшей свободы в религиозном сознании" *). Тот же Ю.Самарин с негодованием клеймит распространенную в православном быту рабью и внешне-утилитарную религиозность. Он пишет: "Я признаю, подчиняюсь, покоряюсь -- стало быть, я не верую. Церковь предлагает только веру, вызывает в душе человека только веру и меньшим не довольствуется; иными словами, она принимает в свое лоно только свободных. Кто приносит ей рабское признание, не веря в нее, тот не в Церкви и не от Церкви". Все, что писал Хомяков о Церкви, есть могущественная апология свободы в религиозной жизни. Именно для Хомякова христианство было религией свободы и потому не терпит принуждения и насилия. Приведу ряд выписок, чтобы познакомить со взглядами Хомякова, заслуживающими самого широкого распространения. "Наш закон не есть закон рабства и наемничества трудящегося за плату, но закон усыновления и свободной любви". "Свободное исследование, так или иначе понятое, составляет единственное основание истинной веры". "Всякое верование, всякая осмысленная вера есть акт свободы". "Церковь -- не авторитет, как не авторитет Бог, не авторитет Христос; ведь авторитет есть нечто для нас внешнее. Не авторитет, говорю я, [дефект газетного оригинала] жизнь христианина, внутренняя жизнь его". "Церковь знает братство, но не знает подданства". "Единство церквибыло свободное; точнее, единство было сама свобода, в стройном выражении ее внутреннего согласия. Когда это живое единство было отринуто, пришлось пожертвовать церковною свободою, для достижения единства искусственного и произвольного; пришлось заменить внешним знамением или признаком духовное чутье истины". "Мы исповедуем церковь единую и свободную". "Познание божественных истин дано взаимной любви христиан и не имеет другого блюстителя, кроме этой любви". "Само ? христианство есть не иное что, как свобода во Христе". "В делах веры принужденное единство есть ложь, а принужденное послушание есть смерть". "Тайна нравственной свободы во Христе и единство Спасителя с разумной тварью может быть достойным образом открыта только свободе человеческого разума и единству взаимной любви". "Никакой внешний признак, никакое знамение не ограничит свободы христианской совести". "Мы были бы недостойны разумения истины, если бы не имели свободы". "Единство (Церкви) есть не иное что как согласие личных свобод". "История Церкви есть история просвещения благодатию человеческой свободы". "Свобода и единство - таковы две силы, которым достойно вручена тайна свободы человеческой во Христе". "Ни иерархическая власть, ни сословное значение духовенства не могут служить ручательством за истину; знание истины даруется лишь взаимной любви". "Было бы лучше, если бы у нас было поменьше официальной, политической религии, и если бы правительство могло убедиться в том, что христианская истина не нуждается в постоянном покровительстве, и что чрезмерная об ней заботливость ослабляет, а не усиливает ее. Расширение умственной свободы много бы способствовало к уничтожению бесчисленных расколов самого худшего свойства".

Можно было бы сделать еще много выписок из богословских сочинений Хомякова, которые долгое время не могли быть напечатаны в России. Но и сделанные выписки достаточно ярко характеризуют Хомякова как защитника религиозной свободы. В православии и церковности Хомякова никто не сомневается. Но духовная цензура всегда у нас гнала свободную религиозную мысль, хотя бы мысль эта вырастала на почве православно-церковной. Хомякову и Вл. Соловьеву не менее было трудно писать о вопросах религиозных, чем проповедникам материализма и атеизма, -0 пожалуйц, даже труднее было.