Николай Бердяев

ПУТИ ГУМАНИЗМА

Воспроизводится по изданию 1996 г. Страницы оригинала в прямых скобках внутри текста, отмечены линиями.

Тема о гуманизме имеет центральное значение для нашего общества, потому что это есть тема о человеке. Человек в опасности, самый образ его может пошатнуться. И вместе с тем человек хотел бы подняться во весь рост. Слово гуманизм многозначительно. Первоначально в эпоху Ренессанса оно означало обращение к античной культуре, изучение греко-римской культуры и языка. Флорентийские гуманисты в точном смысле слова были даже мало творческими людьми и, восстанавливая прошлое, впадали в педантизм. Но вместе с тем гуманизм означал пробуждение свободного творчества человека и был обнаружением огромных творческих сил его, которые в средневековье были связаны. В XIX веке гуманизм получил смысл человечности, гуманного отношения к человеку, что иногда определяется словом гуманитаризм. Но можно дать обобщающий смысл гуманизму. Гуманизмом я буду называть признание высшей ценности человека в жизни мира и его творческого призвания. Это возвышение достоинства человека может иметь разное обоснование. Сейчас происходят
[181]

искания нео-гуманизма. Мы это видим в советской России. О гуманизме, об особом значении человека говорит в своих речах даже Сталин, о нем пишут в журналах и газетах. Стремление к новому гуманизму есть и в Америке. Россия и Америка во многом страны противоположные, но наиболее молодые, наиболее сильные, наиболее обращенные к грядущему. Франция по-прежнему считает себя носительницей гуманизма по преимуществу, но это старый гуманизм, хотя и обновляющийся. Слабость обнаруживается тогда, когда гуманизм связывается с индивидуализмом. Русский гуманизм может быть только коммюнотарным, и это связано с русской традицией. Вопрос о гуманизме потому уже имеет такое большое значение, что современный мир переживает кризис человека, который глубже кризиса общества. Я давно уже писал о том, что в мире происходит острый процесс дегуманизации *. Он наиболее обнаруживается в фашизме и национал-социализме, но охват его гораздо шире и распространяется на многие умст-венные течения нашей эпохи. Нужно помнить, что процесс дегуманизации давно уже происходит в капиталистическом строе, хотя и в прикрытой форме. Капитализм с его страшной безличной властью денег раздавливает человека, превращает его в орудие не-человеческих целей, он раздавливает не только трудящиеся классы, но и классы господствующие, искажая в них образ человека. Но вот что важнее всего. Самые большие завоевания человека в науке и в технической власти над природой стали главным источ-[182]

ником дегуманизации человеческой жизни. Человек не овладел еще выдуманной им машиной. Современная машинная, техническая цивилизация убийственна для внутренней жизни человека, разрушает его целостность, искажает его эмоциональную жизнь, делает его орудием нечеловеческих процессов, не дает возможности созерцания вследствие нарастающего ускорения жизни. Нашу эпоху иногда характеризуют как эпоху масс и коллективов, в которых теряется человек. Эта потерянность человека в современном мире, мире организованных количеств, не может не вызывать в человеке желания вновь найти себя и утвердить свое достоинство. Отсюда разговоры о гуманизме и нео-гуманизме. Но могут ли старые формы гуманизма помочь человеку спастись от устрашающей дегуманизации, которая может принимать и очень грубые и очень утонченные формы? Война велась во имя разных идей, между прочим и во имя идеи гуманистической. Но она показала, что гуманизм оказался все-таки очень тонким слоем, затронувшим лишь верхние слои культуры (это нужно понимать совсем не в смысле буржуазных слоев). Гораздо глубже проникли и шире распространены религиозные верования, и с ними более связана судьба человека, всякого человека на земле. Но и христианство, как и гуманизм, тоже не проникло в самую глубину и не захватило большую часть человечества, даже формально исповедующую христианскую веру. Так называемые немецкие христиане, сочувствовавшие нацизму, тоже считали себя христианами. Отсюда глубокий кризис человека, его растерянность перед событиями мира, превосходящими по своим размерам все, что было в [183]

прошлом. Человек для самоспасения хватается за старые верования, религиозные и антирелигиозные (антирелигиозность тоже есть верование), за старые направления и партии, но помощи получает мало. Так как гуманизм есть тема о человеке и его кризисе, то естественно желание более углубиться в эту основную тему. Он имеет несколько источников и несколько типов, враждующих между собой. Вражда эта иногда бывает основана на ошибке сознания. Это нужно выяснить.

Источником европейского гуманизма считают гуманизм античный, греко-римский. В Греции начал раскрываться образ человека. В скульптуре древнего Востока образ человеческий был еще смешан с образом звериным. В греческой скульптуре впервые явлен был прекрасный образ человека. В греческой трагедии раскрылся трагизм человеческого существования перед лицом непобежденного еще рока. В греческой философии гениально обнаружена самостоятельность человеческой мысли, ищущей истины. Но духовная независимость человека от власти космических сил, как и от власти античного государства, не могла быть еще утверждена. Начало личности в ее безусловной ценности не было еще найдено. Для Европы греческий гуманизм остался вечным образом высокой человеческой культуры. Ренессанс вернулся к этому источнику, и ренессансный гуманизм, преисполненный жаждой творчества, обратился к античности и в ней искал опоры. Ренессансный гуманизм утвердил самостоятельность человека, свободу человека в творчестве культуры, в науке и искусстве, и в этом была его правда. Связанность и недостаточная [184]

раскрытость человеческого творчества в средневековом христианстве должны были быть преодолены. Но ренессансный гуманизм начал также утверждать самодостаточность человека и разрыв с вечной истиной христианства, и в этом была его неправда. Отсюда пошла вся трагедия новой истории, трагическая диалектика гуманизма, в которой самодостаточность человека переходит в отрицание человека, в антигуманизм. Произошел разрыв религиозного и антирелигиозного гуманизма. В противоположность христианской богочеловечности, взаимодействию двух начал, божественное начало утверждается против человеческого, человеческое начало против божественного. Бог стал как бы врагом человека, человек же врагом Бога. Страшная вина тут лежала на нечеловеческом и античеловеческом, бесчеловечном понимании Бога и на безбожном понимании человека, превращении его в исключительно природное и социальное, т. е. зависимое существо. Вся новая история наполнена жизненной диалектикой человеческого и божественного, это основная ее тема. В Ницше, значение которого огромно и обозначает и кризис христианства, и кризис гуманизма, в идее сверхчеловека и сверхчеловеческой высоты, к которой он был устремлен, исчезает и Бог, и человек. Гуманизм подходит к пропасти. После явления Ницше, в сущности, уже невозможен оптимистический, рациональный, прекраснодушный гуманизм. Такого рода гуманизм был серединным царством, и он разлагается на предельные начала. Ставится эсхатологическая тема. То же обнаруживает творчество Достоевского, которое есть кризис гуманизма самодостаточного и самодовольного, но в совершенно ином,
[185]

христианском духе, столь противоположном Ницше и столь близком ему по основной теме. Для понимания происходящего нужно обратиться к христианскому источнику гуманизма.

В России не употребляли выражения христианский гуманизм, хотя и Хомяков и Вл. Соловьев могли бы быть названы христианскими гуманистами. Есть гуманизм, связанный с очень русской идеей Богочеловечества. Но на Западе выражение христианский гуманизм нередко употребляется. Об этом любит говорить Бремон, который даже употребляет выражение humanism devot. Такие гуманисты Ренессанса, как Эразм, Томас Мор, Пико делла Мирандола, были христианскими гуманистами. На чем основан христианский гуманизм? Христианство учит, что человек не есть порождение природной необходимости, не есть явление круговорота космической жизни, есть творенье Божье и несет в себе образ и подобие Божье. Этим за человеком утверждается духовная независимость, и он в принципе ставится выше природного и социального мира. Христианство учит также, что Бог стал человеком и этим возвысил человеческую природу. И еще учит оно, что человеческая душа имеет бесконечную ценность и стоит больше, чем все царства мира. Но в истории христианства отношение к человеку было очень сложное и запутанное. Христианской верой пользовались и против человека. Человек был сознан греховным существом, и потому цель его жизни видели исключительно в искуплении греха и спасении. Ослабленная первородным и личным грехом человеческая природа была признана неспособной к творчеству. Это много раз утверждалось в хрис-[186]

тианской мысли. Страшно возвышенный в своем сознании, человек был вместе с тем унижен. Вопрос о творческом призвании человека есть вопрос нового христианского сознания. И лишь на этой почве может быть по-новому поставлен вопрос о гуманизме. Современному тоталитаризму, который частичное начало — национальное, государственное, социальное, научное, техническое и пр., — превращает в главенствующее и абсолютное, можно противопоставлять лишь свободный, не теократический, тоталитаризм христианский. В современном обществе христианство до такой степени принижено и ослаблено, что его даже отождествляют с клерикализмом, в то время как клерикализм есть извращение христианства. Современные тоталитаризмы суть предельные проявления той автономии раздельных сфер человеческой жизни, которые начались как освобождение и кончились как порабощение. Напр<имер>, сфера политики с эпохи Ренессанса стала автономной, она более не подчинена никаким религиозным и моральным началам. Поэтому в ней естественно начал торжествовать макиавеллизм, и в конце концов она потребовала для себя абсолютного верховенства, порабощающего человека. То же можно было бы сказать и о других сферах человеческой жизни, прежде всего о хозяйстве, на этой почве и создался капиталистический строй, не желающий знать никаких высших моральных начал. То же нужно сказать о власти техники над человеческой жизнью. Зло было не в процессе освобождения, наоборот, освобождение было благом и утверждало достоинство человека как свободного духа. Зло было не в подлинно человеческом характе-[187]

ре освобождения, а в раздроблении человека, в под-чинении его началам, требующим идолопоклоннического к себе отношения. Ложно направленный гуманизм чреват был возможным антигуманизмом. Будет процветать политика, хозяйство, техника, служебная наука и искусство. Но человек будет раздавлен и потерян.

В современном мире есть гуманистические течения нескольких типов. Гуманизм, связанный еще с просветительной философией XVIII века, с позитивизмом XIX века, с оптимистической теорией прогресса, постарел и выглядит старомодно. Существуют гораздо более утонченные формы гуманизма. Единственная форма гуманизма рационалистического типа, которая сохранила значение в наше время и даже играет большую роль, это гуманизм марксистский*. Маркс сохранил оптимистическую веру в прогресс, но вносил в его понимание драматическую диалектику. Прогресс есть дело борьбы и столкновения противоречий, а не естественного хода вещей, не эволюции по беспрерывно восходящей линии. Истоки Маркса были гуманистические. Это особенно явственно, когда читаешь произведения молодого Маркса, изданные сравнительно поздно и не знакомые старым поколениям марксистов. Автор «Капитала» страстно восстал против капитализма, потому что он видел в капиталистическом строе превращение человека в вещь (Verdinglichung), отчуждение человеческой природы. Он требовал, чтобы ограбленному материаль [188]

но и духовно человеку, что особенно остро чувствовалось в положении рабочих, полнота человеческой природы была возвращена. В этом он видел смысл социализма. Маркс утверждал себя материалистом из реакции против отвлеченного идеализма, которым часто пользовались для защиты социальной несправедливости. Но можно было бы показать, что материализм его очень сомнителен. Он, напр<имер>, требует, чтобы все рассматривать не только объективно, как вещи, но и субъективно, как человеческую активность*. И он видит в экономике человеческую активность и отношения людей между собой. С этим связано замечательное учение о фетишизме товаров. Это есть иллюзия сознания видеть в экономике объектные, предметные, вещные реальности, находящиеся вне человека и которым человек рабски подчинен. Капитал есть отношения людей в производстве, а не предметные реальности, вне человека находящиеся. Поэтому активность человека может победить так называемые необходимые экономические законы и изменить строй общества. Маркс даже говорит, что нужно создать общество, в котором не человек будет зависеть от общества, а общество будет зависеть от человека. Старое истолкование марксизма, как крайнего социологического детерминизма, неверно. И в генеральной линии советской философии диалектический материализм истолковывается так, что в нем есть элемент индетерминизма, признается принцип самодвижения, который противоречит материализму. Возвращение человеку полноты его природы проти [189]

воречит материализму, который сам по себе означает ограбление и отчуждение духовной природы человека. Марксисты не обнаруживают творческой философской мысли. Но более интересные современные марксисты, особенно на Западе, видят смысл марксизма-коммунизма в победе человека над роком и трагизмом жизни. Христианство для них побеждает рок при помощи мифологии (миф об исцелении). Они же верят, что можно победить рок без всякой мифологии через новую рациональную организацию общества. Но в марксизме есть и элементы антигуманистические. Они связаны с той исключительной ролью, которая приписывается технике и индустриализации, а также с властью коллектива над человеком, что не следует смешивать и отождествлять ни с духовной коммюнотарностью, ни с самим принципом социализма и хозяйственной жизни. Коллективизм, враждебный личности, есть не социальная система, а ложная метафизика. Негуманистическим нужно признать крайнее преувеличение начала власти, апофеоз силы. Отношение Маркса к славянам было даже бесчеловечным. Внутри марксизма происходит борьба гуманистических и антигуманистических элементов. Марксистский гуманизм должен будет искать иного обоснования, он бессилен.

Во вторую половину XIX века с большей остротой, чем в прежние века, было обнаружено трагическое начало человеческой жизни. Это обозначило внутренний кризис гуманизма, и старый оптимистический и рационалистический гуманизм был преодолен, но, правда, лишь в верхних культурных слоях. Это было связано главным образом с именами Достоевского, [190]

Ницше, Кирхегардта, узнанного позднее, лишь в XX веке, когда это оказалось соответствующим тра-гическому характеру эпохи. Достоевский уке смеялся над старым прекраснодушным, шиллеровским гуманизмом, над почитателями «высокого и прекрасного». Это означало выход из серединного гуманистического царства и переход к конечным вопросам. Достоевский раскрывает трагическую диалектику гуманизма, раздвоение на Богочеловечество и человекобожество. Герой «Записок из подполья» объявляет бунт против мирового прогресса, который старому гуманизму представлялся радужным, ведущим к грядущему всеобщему счастью и совершенству. Тот же бунт повторяется у Ивана Карамазова. Предельное восстание против Бога было также предельным потрясением самого человека, раскрытием чего-то по ту сторону божеского и человеческого. Также и Кирхегардт объявляет бунт против мирового духа Гегеля, против власти общего над неповторимо индивидуальным, субъективным, в котором только и раскрывается отношение между человеком и Богом. Это не только кризис гуманизма, но и кризис исторического христианства. Трагическая диалектика гуманизма достигает предельного выражения в Ницше. Ницше стремился к божественной высоте и хотел достигнуть экстаза, связанного с этой высотой, без веры в Бога, при отрицании существования Бога. Он хочет поднять человека на сверхчеловеческую высоту и для этого отрицает человека как стыд и позор. Маркс не хотел видеть внутренней трагедии человека, потому что он был целиком поглощен не проблемой человека, а проблемой общества, обращен не к внутренней жизни [191]

человека, а к жизни человеческих масс. Поэтому гуманизм его остается рациональным и оптимистическим. Но в самом движении, связанном с марксизмом, которое имеет несоизмеримо более широкое историческое значение, чем движение, связанное с Кирхегардтом или Ницше, тема о гуманизме центральна. Мы живем в эпоху, когда все на острие и может склониться в противоположные стороны. Так называемая экзистенциальная философия в Германии, главным образом Гейдеггер и Ясперс, и влияние этого течения на французскую мысль и литературу отражает внутреннюю трагедию человека, которая до сих пор была почти чужда Франции, в преобладающих своих течениях оптимистической и рационалистической. Это есть вместе с тем кризис гуманизма и искание нового гуманизма на иной почве, чем то было в гуманизме XIX века. Экзистенциализм во Франции принимает формы философии тоски, ужаса, отчаяния, абсурда и небытия. Наиболее популярен и даже моден Сартр, человек очень одаренный, философ и вместе с тем драматург и романист. На его большой философской книге «L'etre et le neant» лежит печать большого влияния Гейдеггера, но форма остается французской. Несмотря на то, что он видит в бытии тошноту и склоняется к небытию, германского пессимизма и трагизма в нем не чувствуется, и он в конце концов склоняется к гуманизму и даже сочувствует марксизму. Более трагический характер носят менее философские, более литературные течения — Камю, Батойль, Бланто. Иногда чувствуется влияние Л. Шестова. Камю решительно склоняется к трагическому гуманизму. Мир абсурден и лишен смысла. Но ценность челове-[192]

ка остается, и нужно, чтобы человек творил и чтобы жизнь была организована на благо человека. У всех есть жажда творчества, несмотря на то, что человек не есть свободный дух, а кусок грязи, вызывающий тошноту. Это основное противоречие. Нужно еще отметить «L'heure nouvelle» под редакцией Адамова. Все эти течения имеют симптоматическое значение. Темой философского познания и литературного творчества является ужас перед бездной небытия, страх перед абсурдностью мира, новая форма безбожия, которая должна быть героически принята, amor fati Ницше. Но вместе с тем человек, ни во что не верующий, не верующий и в такие суррогаты, как религия прогресса, религия социализма, религия сиентизма, хочет себя спасти, опираясь лишь на себя, хочет творить и в этом найти утешение от тошноты небытия и пустоты. У Сартра это принимает формы утонченно-го материализма, отрицающего тайну. У других это связано с исканием нового опыта, выводящего за пределы обыденности, того, что Гейдеггер называет Das Man. Гуманизм подходит к своей предельной черте.

Кризис человека и связанная с ним тема о гуманизме могут быть разрешены лишь на почве нового христианского гуманизма. Это не есть возврат к гуманизму Эразма и некоторых людей Ренессанса, сохранивших еще связь с христианством, это есть новое явление, предполагающее осмысливание из глубины христианства всего опыта новой истории. Ренессансная эпоха выходила из христианства средневекового, в котором не были ни поставлены, ни разрешены проблемы свободы и творчества человека. Ряд веков нового времени протекала гуманистическая история, все [193]

более отдалявшаяся от истоков христианства. Этого не остановила и Реформация, которая сама подверглась этому процессу. Сейчас происходит поворот, конец «новой истории» и начало истории более новой. В чем особенность этой новой эпохи? Это процесс, в известном смысле обратный тому, который происходил в эпоху Ренессанса, обратный в отношении темы гуманизма. Гуманизм нового времени изжил себя и дошел до пределов, за которыми он исчезает. Мы живем в античеловечную эпоху. Гуманизм, а значит и достоинство человека, могут быть возрождены лишь из религиозной глубины. Современный человек имеет опыт, которого не имели люди Ренессанса, не имел еще Эразм, как не имел еще и средневековый человек, связанный в своем творчестве. И этот человек, полный тоски, идет или по пути разложения, или по пути обретения новой цельности, свободы и творчества. Второй путь возможен лишь в том случае, если человек сознает с большей силой, чем раньше, что он есть свободный дух, а не зависимое существо, порожденное исключительно природой и обществом. Только потому человек может овладеть природой и обществом, не быть их рабом. Достоинство человека предполагает существование Бога. В этом сущность всей жизненной диалектики гуманизма. Человек есть личность только в том слу-чае, если он есть свободный дух, отображающий Высшее Бытие философски. Эта точка зрения должна быть названа персонализмом. Этот персонализм ни в коем случае не должно смешивать с индивидуализмом, который губит европейского человека. Это персонализм коммюнотарный и социальный. Настоящий гуманизм ставит не только проблему человеческой личности, но[194]

и проблему общества, проблему общения людей, проблему «мы». Это предполагает новое сознание в христианстве, раскрытие христианской антропологии, которая не была еще достаточно раскрыта в истории. Русский коммунизм был огромным опытом в истории человечества, который будет иметь последствия для всех народов. Страх перед этим опытом менее всего может быть плодотворен. В опыте русского коммунизма было много противоречий, которые можно разно оценивать, но эти противоречия будут разрешаться в творческом процессе жизни. Опыт русского коммунизма, как и столь отличный опыт Ницше, принадлежит христианскому периоду истории, он ставит перед христианством новые задачи, но ставит их и перед гуманизмом. Русская коммунистическая революция началась совсем не с гуманизма, но приходит и должна прийти к гуманизму. Это уже начинают провозглашать. Но это предполагает изменение духовной основы. Старый гуманизм, хотя бы и в форме марксистской, не может дать такой основы. Все это обнаруживается медленно и <не> следует проявлять слишком большое нетерпение к жизненным процессам в русском народе. В России все происходит иначе, чем в Западной Европе, и потому так трудно западным людям понять происходящие там процессы. В России не было западного ренессансного гуманизма, но в ней с особенной остротой переживается кризис гуманизма. То, что может отсюда произойти, не будет результатом необходимого процесса, исторического фатума. Это новое предполагает свободу человека в создании грядущего, акт духа.

* См. мою книгу «Судьба человека в современном мире».
* См. интересную для марксизма книгу Georges Friedmann "La crise du rogres".
В «Тезисах о Фейербахе».

II. ПУТИ ГУМАНИЗМА

В РГАЛИ имеется черновой вариант статьи, озаглавленный «Типы гуманизма» (Ед. хр. 226. Л. 16—18) и беловой автограф (Л. 12-15).

На русском языке статья опубликована не была.

Текст статьи публикуется по беловому автографу.364

Николай Бердяев

1 В черновом автографе и в переводе на французский язык: литературы.

2 См.: Бердяев Н. А. Судьба человека в современном мире. К порниманию нашей эпохи. Париж: YMCA-Press, 1934.

3 Hutnanismedevot(франц.) — набожный гуманизм.

4 См.: Friedmann G. La crise du progr6s. Esquises d'histoire des id6es. 1895—1935. Paris, 1936 (франц.) — ФриедманЖ. Кризис прогресса. Исторические эскизы идей. 1895—1935. Париж, 1936.

5 «L'heurenouvelle» (франц.) — «Новый час» — журнал, издававшийся в 1945 г. А. Адамовым и Мартой Робер.