Жиль Липовецкий

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА

К оглавлению

Часть IV На пути к феминизации власти?

Глава 1 ЖЕНЩИНЫ-ДОМОХОЗЯЙКИ, ЖЕНЩИНЫ-ПОЛИТИКИ

Вопрос относительно власти женщин постоянно тревожит воображение мужчин. Уже в мифах первобытных народов иногда упоминаются ситуации изначального состояния, отмеченного господством женщин; нет недостатка и в таких легендах, которые выводят на сцену принадлежащих к женскому полу чудовищ, матерейлюдоедок, дьявольское могущество колдуний*. Vagina dentata^, самка богомола, роковая женщина - со ста-

*Мария-Луиза фон Франц связывает это с действием анимы, которую К. Юнг представлял себе как олицетворение всех проявлений женственного в психике мужчины: таких как смутные чувства и настроения, пророческие озарения, восприимчивость к иррациональному, способность любить, тяга к природе и - последнее по порядку, но не по значению - способность контакта с подсознанием. Вот почему во всем мире распространены сказания, в которых действует дева-отравительница. Это красавица, в одеждах которой обычно таится оружие или смертоносный яд, и ими она убивает своих любовников в первую же ночь. В подобном обличье анима так же холодна и своенравна, как и некоторые аспекты самой природы. В Европе она и по сей день дает о себе знать верой в ведьм (подробнее об этом см.: Мария-Луиза фон Франц, Процесс индивидуации, в кн.: Юнг Карл Густав. Человек и его символы. М., 1997. С. 175-186).

^Vagina dentata (лат.) - зубастая вагина.

380

родавних времен встречается тема губительной власти женского пола.

В эпоху Нового времени также широко признавали влиятельность женщин: это и владычество красавиц над влюбленными в них мужчинами, и теневое правление, и власть матерей над детьми, и господство женщин в области нравственности и моды. В XIX веке к этому добавляется теория первобытного матриархата, согласно которой политическая власть в доисторические времена якобы принадлежала женщинам. Конечно, в Новое время мужчины постоянно отстраняли женщин от политической и экономической власти, однако в сфере частной жизни властные полномочия женщин пользовались невиданным в более ранние эпохи уважением и социальным признанием.

И как же обстоит дело в наши дни? Совершенно очевидно, что теперь вопрос ставится по-иному и как никогда прежде остро. Начиная с незапамятных времен исключение женщин из высших сфер власти было чемто само собой разумеющимся, зато теперь этим не перестают возмущаться. Прежде считалось вполне естественным, чтобы женщины «сидели дома», зато в наши дни считают возмутительным факт, что в парламент избирают так мало женщин. Теперь, когда быстро растет число акций в пользу паритета между полами в политических организациях, завоевывает всеобщее признание мысль о том, что в ближайшем будущем женщины внесут новую струю в политическую жизнь наряду с изменениями в системе руководства промышленными предприятиями. Подходит к концу эпоха, которая обрекала женщин на второстепенные роли. В наши дни мужчины признают полноправное участие женщин в политической жизни и больше не считают для себя зазорным иметь начальником женщину. Новый феминизм живет в ожидании того дня, когда власть будет востребована женщинами на равных с мужчинами, когда в действие вступит механизм получения женщинами удовольствия

381

от победы и от самого соревнования, когда они, избавившись от застарелой робости, будут подвигнуты на борьбу за высшие места в иерархии. После феминизма, связанного с комплексом жертвы, пробил час «феминизма власти»^.

Конечно, по обеим сторонам Атлантики в многочисленных обращениях подвергают критике и новые способы внушения женщинам комплекса вины, и оспаривание завоеваний «победных» лет, и «возврат к политике дубинки», жертвой которой становится второй пол. Но одновременно с этим слышны и другие голоса, возвещающие нам «потрясение основ социальных полов»*, неизбежность ослабления мужского влияния, занятие женщинами более высокого положения во властных структурах как в экономической, так и в политической области. Все это становится причиной констатируемой феминистками разного толка «войны против женщин», а она, в свою очередь, якобы представляет собой лишь одну из сторон более сложной реальности, характеризуемой также и «войной против мужчин». «Мужчины в кризисе: грядущий второй пол» - с таким заголовком вышел недавно «The Economist»**, и происходит все это именно тогда, когда эксперты, не без торжества, прогнозируют в будущем захват центров при-

^Naomi Wolf, Fire with Fire, op. cit.

*Социальный пол - понятие, возникшее в 50-е годы в связи с распространением феминистской идеи, впервые высказанной в эссе Симоны де Бовуар «Второй пол» (1949), относительно того, что мы не рождаемся женщинами, а социализируемся в них. Так, в своей работе «Бедствие пола» американская исследовательница Юдит Батлер утверждает, что биологический пол не является истоком пола социального: в том виде, в каком мы с ним сталкиваемся в наши дни, он представляет собой продукт власти, причем оба пола продуцированы одной и той же властью, которую она называет «гетеросексуальной матрицей» или «гетеросексуальной гегемонией» (об этом см.: Judith Butler, Gender Trouble. Feminism and the Subversion of identity, New York, Routledge, 1990).

**»The Economist» - «Экономист» (название влиятельного американского журнала).

382

нятия важных решений женщинами: скоро все мы посмеемся над «наивностью мужчин и женщин 80-х годов, которые верили в то, что невидимый потолок якобы всегда будет мешать женщинам в достижении вершины»^. Слабые мужчины и успешные женщины: на горизонте демократий будто бы обретает конкретные очертания феминизация власти, представляющая собой последний этап современного поступательного развития равноправия.

Нет недостатка в аргументах в пользу подобной оптимистической перспективы. В развитых странах отныне насчитывается большее число студенток, чем студентов; девушки все энергичнее проникают в бастионы, традиционно считавшиеся отведенными для юношей, и составляют около половины учащихся высших коммерческих школ. На промышленных предприятиях многих стран Организации экономического сотрудничества и развития среди инженерно-управленческого состава число женщин либо уже достигло критической отметки, либо близко к ней. С 1974 по 1986 год процент женщин, занимающих руководящие и административные должности, вырос в Канаде с 15,9 до 34,5%, в Швеции с 8,8 до 20 "/о, в Соединенных Штатах с 18,5 до 37,5%, а в Федеративной Республике Германии -с 15 до 20,9%. Во Франции на протяжении 80-х годов около половины вакантных руководящих и административных должностей заняли женщины. С 1968 по 1990 год процент представительниц женского пола среди лиц «свободных профессий и руководящего состава» увеличился с 18 до 30,7%. К этому следует еще добавить быстрый рост числа женщин, организующих собственные предприятия: в Канаде женщины создают в три раза больше предприятий, чем мужчины; уже в конце 80-х годов каждым третьим предприятием владела женщина, а в 2000 году женщины будут владеть каждым вторым из них.

^John Naisbitt, Patricia Aburdene, Mega Tendances 1990-2000: ce qui va changer, Paris, First, 1990, p. 245.

383

Эти успехи женщин сопровождаются появлением новых стимулов к продвижению по служебной лестнице. Наряду с распространением газет для executive women* быстро увеличивается и число пользующихся успехом сочинений, которые предлагают женщинам «рецепты» карьерного роста, практические и психологические советы по захвату ключевых постов. С социальной моделью скромной и покладистой женщины все больше соперничает модель женщины, «умеющей за себя постоять». Соревновательная культура, нацеленная на преодоление трудностей и карьерный рост, внедрилась и в женский универсум. Добиваться успеха в служебных делах, стремиться к занятию руководящих постов - все это стало для женщин социально узаконенной целью, настойчиво внушаемой средствами массовой информации.

Значит ли это, что будущее неотвратимо проявит себя в формах феминизации власти? Если проанализировать современные данные, то это в высшей степени сомнительно. В большинстве стран политика по большей части остается закрытым для женщин миром: народы Европы, за исключением северных стран, выбирают в депутаты от 6 до 20% женщин. По всей Европе женщины составляют треть членов политических партий, однако почти везде они очень слабо представлены в их руководящих органах. Во всех правительствах, за исключением правительств Скандинавских стран, женщины оказываются в меньшинстве и чаще всего отвечают за те секторы, которые считают «женскими»; женщин-министров, выполняющих высшие функции, можно встретить редко. Напрашивается банальный вывод: политика попрежнему остается занятием для мужчин.

Не менее явно отстранение женщин и в мире бизнеса. Если число женщин среди руководящего персонала предприятий, бесспорно, увеличивается, то высшие эшелоны власти по-прежнему формируют из мужчин. В Со-

*Executive women (англ.) - руководящие женщины.

384

единенных Штатах женщины занимают от 30 до 40% управленческих постов, однако этот процент снижается до менее 5% на уровне административных советов и генеральных дирекций крупных предприятий^. В 1989 году всего три женщины оказались во главе Fortune 500 пятиста самых крупных американских компаний. В высшем руководстве органов местного самоуправления женщины составляют лишь 1%. И только 1% числа руководителей, получающих свыше 200000 долларов в год, это женщины. Подобная редкость женщин на постах директоров имеет ту характерную черту, что она наблюдается во всех странах. В Канаде, так же как в Германии или в Великобритании, доля мужчин в административных советах превышает 95%; из 30 женщин, входящих в административные советы 100 самых крупных английских компаний, 26 не имеют права решающего голоса. Среди 800 руководителей 100 самых крупных британских компаний женщин всего 12, и ни одна из них не входит в число 20 наиболее высокооплачиваемых сотрудников.

Во Франции, как и в Германии или в Великобритании, среди руководителей 200 ведущих предприятий нет ни одной женщины. Из 300 важнейших промышленных объединений Франции едва наберется 5% таких, где в составе генеральной дирекции есть хотя бы одна женщина. Если в категорию руководителей высшего ранга входит всего лишь 5% женщин, то более 60% частных предприятий не имеют ни одной женщины не только в высшем звене, но и во всем руководящем составе. В числе 2 261 членов правления 200 ведущих французских предприятий 58 женщин^. И в общественных организациях число женщин в руководстве также очень мало:

^A. M. Morrison, «Women and Minorities in Management», American Psychologist, fevrier 1990; G. N. Powell, «One More Time: Do Female and Male Managers Differ?», Academy of Management Executive, IV, 3, 1990.

^Le Monde, 8 mars 1996.

385

1% в Национальном обществе французской кинематографии, а также в «Эклерёр де Франс»* и в «Гидах Франции»**; 3% в РАТП^. Незначительное присутствие женщин на верхних ступенях иерархической пирамиды это явление универсальное, очень ярко выраженное, одинаково сильно заявляющее о себе как в общественном, так и в частном секторе: чем выше мы поднимаемся по иерархической лестнице, тем меньше женщин там встречаем.

К тому же, несмотря на постоянно растущую феминизацию высшего образования, и в этой области на протяжении последних двадцати лет не видно никакого сколько-нибудь значимого изменения в лучшую сторону. В Соединенных Штатах в 1978 году в числе 6400 высших должностных лиц и самых высокооплачиваемых руководителей было 10 женщин; в 1990 году на 4 000 их приходилось 19. В том же самом году женщины и представители меньшинств занимали менее 5% от общего числа высших управленческих должностей, тогда как в 1979 году на их долю приходилось 3%. В администрации Квебека количество женщин в высшем руководстве увеличивается всего на 1% в год, да и то этот рост с 1983 года имеет тенденцию к замедлению. Женщины, разумеется, создают все больше собственных предприятий, однако их предприятия, что немаловажно, очень малы, там редко трудятся более 5 наемных работников, и в подавляющем большинстве случаев они относятся к сектору торговли и бытовых услуг: в Канаде в середине 80-х годов 50% таких предприятий имели годовой оборот менее 100000 долларов^.

*»Эклерёр де Франс» - французская скаутская организация.

**»Гиды Франции» - французская женская скаутская организация.

^Helene Y. Meynaud, «L'acces au dernier cercle», Rewe francaise desaffaires sociales, № l, janvier-mars 1988. P. 67-88.

^Helene Lee-Gosselin, Monica Belcourt, «Les femmes entrepreneuses», in Prendre sa place: les femmes dans l'univers organisationnel, Ottawa, Agence d'Arc, 1991, p. 55-88.

386

Напрашивается следующий вывод: вопреки дискредитации основанной на мужском шовинизме культуры, вопреки феминизации дипломов о высшем образовании и вопреки повышению общественной значимости деятельности в области досуга и связей с общественностью нет, или почти нет, никаких перемен в том, что касается включения женщин в круг лиц, принимающих ответственные решения. Почти все без исключения командные посты занимают мужчины, и все происходит так, словно некий «стеклянный потолок» (glass ceiling) неизменно останавливает женщин, едва они достигнут определенного уровня. И самым примечательным фактом остается не покорение женщинами вершин, а устойчивый характер их оттеснения от этих вершин и воссоздания в обществе власти представителей мужского пола.

Чем объясняется это неукоснительное исключение женщин из сферы руководства? Своего рода прогрессистский рационализм предлагает нам усматривать в этом явлении всего лишь некий архаизм, обреченный на исчезновение под воздействием сил современности: власть, подобно всем другим областям, якобы должна прекратить существование в качестве неизменного атрибута только одного пола. И в самом деле, трудно себе представить (если принять во внимание нынешний менталитет и повышение квалификации женщин как по уровню знаний, так и по профессиональному уровню), что представительницы женского пола и впредь сохранят столь скромное представительство на высших ступенях иерархической лестницы: их продвижение на высокие посты в управлении весьма вероятно. Но каким будет это продвижение? Подобным внезапно нахлынувшему потоку или же подобным ограниченному в масштабах наступлению, приводящему к периферийным изменениям во взаимном расположении двух гендеров? Весь вопрос как раз в том и состоит: удастся ли «демократической революции» положить конец традиционному господству

387

мужчин в сферах власти? И сумеет ли эта революция привести в обозримом будущем к формированию действительного разнополого состава политических и экономических элит?

388

Предприятие против женщин?

Феномен glass ceiling часто и не без оснований объясняют исходя из устойчивости связанных с полом стереотипов, которые отстраняют женщин от занятия определенных должностей и замыкают их в рамки социально приемлемого поведения; такие стереотипы вдобавок еще порождают ролевые конфликты между женственностью и компетентностью и лишают объективности оценку их трудовых достижений. Вот почему именно мужчины-руководители продолжают сочетать успех на профессиональном поприще с качествами, обычно приписываемыми мужчинам^; вот почему женщин всегда считают «слишком» эмоциональными, наделенными меньшими бойцовскими качествами, плохо вписывающимися в производственную обстановку, менее инициативными, менее заинтересованными в делах предприятия. Вот откуда берутся

^V. Е. Schein, «Relationships between Sex Roles Stereotypes and Requisite Management Characteristics among Female Managers», Journal of Applied Psychology, vol. XXXI, 1975, p. 259-268; О. С. Brenner, J. Tomkiewicz, V. Е. Schein, «The Relationships between Sex Roles Stereotypes and Requisite Management Characteristics Revisited», Academy of Management Journal, vol. XXXII, #3, 1989, p. 662-669.

389

те сексистские представления, которые, в частности, мешают ответственным работникам «объективно» оценить компетенцию и трудовые достижения женщин^. Искажая складывающиеся у вышестоящих начальников относительно потенциала женщин представления, обусловленные половой принадлежностью стереотипы наносят вред представительницам женского пола при их продвижении по служебной лестнице, они делают их жертвами практики «двойных стандартов» и обрекают на исполнение менее престижных, менее разнообразных и менее ответственных функций. Вдобавок ко всему, поскольку руководителям труднее критиковать результаты труда женщины, чем мужчины^, женщины из руководящего персонала имеют худшую feed back*, меньше возможностей узнать правду, ликвидировать свои промахи и добиться лучших результатов.

Порождаемые сексуальной принадлежностью предубеждения не только воздвигают преграды, сковывая женщин при их продвижении наверх, они еще и создают барьеры для освоения ими примыкающих территорий. Большое число исследований показало, что женщины из руководящего состава в подавляющем большинстве оказываются на предприятии назначенными на непроизводственные должности (отделы по работе с персоналом и по связям с общественностью; информационные, плановые и финансовые службы), традиционно рассматриваемые как пригодные для представительниц женского пола, и гораздо реже им доверяют производственные функции (само производство, коммерческие отде-

^Е. D. Pulakos, К. N. Wexley, «The Relationships among Perceptual Similarity, Sex and Performance Ratings in Manager-Subordinate Dyads», Academy of Management Journal, vol. XXVI, #1, 1983, p. 129-139; T. L. Ruble, R. Cohen, D. N. Ruble, «Sex Stereotypes», American Behavioral Scientist, XXVII, 3, 1984, p. 339-356.

^A. Harian, C. L. Weiss, «Sex Differences in Factors Affecting Managerial Career Advancement», in P. A. Wallace, Women in the Work Place, Boston, Aubum House, 1982.

*Feed back (англ.) - обратная связь.

390

лы), ассоциируемые с чисто мужскими качествами, такими как энергичность, напористость, решительность, максимальная самоотдача. Маркетинг, где женщины занимают немаловажное место, представляет собой единственное исключение из этого правила. Как бы то ни было, но основанный на сегрегации порядок вещей очевиден: на 500 крупнейших американских предприятиях женщины-руководительницы высшего звена в 10 раз более многочисленны в отделах по управлению трудовыми ресурсами, нежели на должностях, связанных с производством. Женщин, которых считают слишком эмоциональными и плохо приспособленными к обстановке жесткой борьбы, вдобавок ко всему без малейшего энтузиазма воспринимают различные партнеры предприятия*: их определяют на непроизводственные должности, а их выдвижение на позиции, где они непосредственно влияют на производство, встречается весьма редко. Однако именно опыт, полученный на должностях, связанных с производством, в основном и рассматривается как столбовой путь для поднятия на высшие ступени иерархической лестницы: в отсутствии подобного опыта как раз и состоит одна из основных причин блокирования продвижения женщин к вершинам служебной пирамиды предприятия^. Загнанные в рамки непроизводственных

*»Мужчина привык внушать к себе уважение; клиенты верят в его компетентность, ему незачем быть настороже, он уверен, что сумеет произвести на них впечатление. Женщина не внушает такого доверия, и поэтому она пыжится, проявляет излишнее усердие. В деловом мире, в сфере управления женщины подчеркнуто скрупулезны, придирчивы, часто агрессивны» (Бовуар Симона де. Второй пол. М.: Прогресс; СПб.: Алетейя, 1997. С. 780).

^Один американский опрос, проведенный среди пробившихся сквозь «стеклянный потолок» женщин, показывает, что 3 из каждых 4 участниц опроса занимали в 1990 году производственные должности (см.: Terri A. Scandura, Breaking the Glass Ceiling in the 1990s, Department of Labor, Women's Bureau; L. Larwoo, V. E. Gattiker, «A Comparison of the Career Paths Used by Successful Women and Men», in B. A. Gutek, L. Larwood, Women's Career Development, Newbury Park, Sage, 1987, p. 129-156).

391

служебных обязанностей, лишенные богатого и разнообразного опыта, который поместил бы их в главный нервный узел всего предприятия, женщины только в самых исключительных случаях достигают вершин иерархической лестницы: glass ceiling - это прежде всего glass wall*^.

Если неблагоприятные для женщин социальные суждения о них и оказываются глубоко укорененными в историю, то наряду с этим они могут быть подкреплены и даже сформированы организационными структурами и практикой их действия. Мы обязаны работам Розабет Мосс Кантер, ныне ставшим классическими, выявлением специфического детерминирующего воздействия организаций как на поведение женщин, так и на поведение мужчин по отношению к женщинам. Тот факт, что женщины фигурируют в столь ничтожном количестве на самом верхнем уровне иерархии менеджмента**, связан отнюдь не с их личностными особенностями, а со свойственной организациям тенденцией отказа от неоднородности групп. Пытаясь уменьшить разнохарактерность оценок и межличностных отношений в сфере выполнения должностных обязанностей, организации стремятся к однородности своих членов, они привлекают, кооптируют, тянут наверх тех, кто им подобен и по половой принадлежности, и по ментальности, и по поведению, и по внешнему виду, но зато отвергают тех, кто выглядит «непохожим» на них. Колебания при принятии решений влияют на единство мнения верхушки, и виновниками этого выступают женщины, воспринимаемые как «другие» - как менее преданные предприя-

*Glass wall (англ.) - стеклянная стена.

^»On the Line: Women's Career Advancement», Catalyst, 1992, p. 12-20.

**Менеджмент - позиции в структуре организации с управлением подчиненным персоналом и координацией деятельности во имя эффективной работы организации по реализации ее целей. Менеджмент рассматривается как самостоятельная категория занятых в организации со своими отличительными социальными процессами; эта категория преследует собственные специфические интересы.

392

тию, непонятливые и непредсказуемые. Редкость женщин на командных постах, по всей видимости, является результатом действия механизмов «гомосексуального и гомосоциального воспроизводства», свойственного крупным современным организациям^.

Сходным образом именно из строгого учета количественного состава женщин на предприятии, точнее говоря, из их положения, напоминающего положение меньшинств, следует исходить, чтобы понять трудности в достижении ими директорских постов. Конфигурация относящийся-к-меньшинству/относящийся-к-большинству, совпадающая с различием женщины/мужчины, приводит мужчин к тому, чтобы преувеличивать собственные отличия, чтобы втискивать женщин в рамки определенных ролей, навешивать на них ярлыки и рассматривать их скорее как олицетворение всего женского пола, нежели как личностные индивидуальности^. В качестве группы, относящейся к меньшинствам, женщины больше, чем мужчины, находятся на виду; их поведение систематически обсуждается, подмечается и оценивается. Боясь оказаться в центре всеобщего внимания и подвергнуть удару свою идентичность в роли женщины, большинство женщин избегают конфликтных или рискованных ситуаций и предпочитают держаться скромно, в соответствии с традиционным женским стереотипом. И, как следствие этого, их игнорируют, признают за ними незначительный уровень профессионализма, начальники их просто не замечают*. Малое количественное представительство женщин в верхах порождает у пред-

^Rosabeth Moss Kanter, Men and Women ofthe Corporation, New York, Basic Books, 1977, p. 63.

^Черты «женщины-алиби» в положении меньшинства описаны Розабет Мосс Кантер: Ibid., p. 206-242.

*Именно эта, существовавшая от века практика принижения женских способностей, побудила Стендаля в свое время заявить: «Благодаря нынешней системе воспитания молодых девушек все гении, родившиеся женщинами, пропадают для общественного счастья» (Стендаль. Указ. соч. Т. 7. С. 191).

393

ставительниц прекрасного пола стремление к замкнутости, к отходу на второй план: женщинам наносит вред не «страх успеха», а «страх оказаться на виду».

Следствия подобного количественного соотношения этим не исчерпываются. Ситуация отнесения к меньшинству затрудняет приобщение женщин к состоящему главным образом из мужчин миру правящей элиты-со свойственными ему ритуалами инициации, нормами поведения, ценностями и стилем жизни. Женщины, как чужаки в чисто мужской «братии» менеджмента^, лишены социальных моделей идентификации, они автоматически вызывают подозрительность, а потому их, для подтверждения собственной состоятельности, вынуждают демонстрировать большую результативность, чем их коллег мужского пола. Существуя в мире, где всем заправляют мужчины, женщины оказываются отключенными от информационных сетей власти и лишенными сведений закрытого характера, плохо осведомленными относительно закулисных игр и политической стратегии предприятия, относительно lobbying* и bargaining**, которые как раз и обеспечивают получение высших руководящих постов. Женщины отсечены от неформальных контактов при межличностном общении и получаемой таким образом поддержки, им гораздо труднее, чем мужчинам, получить помощь от старших товарищей или спонсоров, которыми в большинстве случаев оказываются мужчины. Уже долгое время прослеживается связь, существующая между успехами на профессиональном поприще и системой поручительства. В 70-е годы каждые 2 из 3 руководителей

^Относительно женщин и мужской культуры управления см.: Gladys Symons, «Coping with the Corporate Tribe: How Women in Different Cultures Experience the Managerial Role», Journal of Management, XII, 3, automne 1986, p. 379-390; «Corporate Culture, Managerial Women and Organizational Change», in Proceedings ofthe International Conference on Organizational Symbolism and Corporate Culture, vol. II, Montreal, UQUAM, 1986, p. 95-108.

*Lobbying (англ.) - попытки воздействия.

**Bargaining (англ.) - ведение торга.

394

крупнейших американских предприятий признавали, что их поддерживал по крайней мере один старший по рангу начальник и что только благодаря этому им назначили более высокую зарплату и в более короткие сроки^. Действие подобного порядка распространяется и на женщин. Опрос 1990 года, проведенный среди женщин - руководителей высокого ранга, показывает, что 72% из них пользовались протекцией или же советами по крайней мере одного вышестоящего лица и 39% получали поддержку на протяжении их карьеры, как минимум, от 4 покровителей^. Однако у женщин меньше возможностей, чем у мужчин, воспользоваться жизненным опытом патронамужчины именно из-за мыслей относительно сексуальной подоплеки в их отношениях, на которые наводит подобная близость. Женщины - изолированные, плохо знакомые с corporate games* и скрытыми сторонами деятельности предприятий - сталкиваются с трудностями, замедляющими их социализацию в роли менеджера.

На пути к ослаблению стереотипов

Если сексуальные клише все еще ставят прочные барьеры для восхождения женщин по ступеням иерархиче-

^Данные опроса, приведенные Мэри Энн Дивейн (Mary Ann Devanna, Male/Female Careers. The First Decade, Columbia University, 1984, p. 50).

^Terri A. Scandura, Breaking the Glass Ceiling in the 1990s, rapport cite. P. 28. Относительно важной роли старших товарищей по работе и трудности для них в установлении отношений с коллегами-женщинами см.: К. Е. Kram, «Phases ofthe Mentor Relationship», Academy of Management Journal, XXVI, 1983, p. 608-625; G. F. Dreher, R. A. Ash. «A Comparative Study of Mentoring among Men and Women in Managerial, Professional and Technical Positions», Journal of Applied Psychology, LXXV, 1990, p. 531-546; D. J. Brass, «Men's and Women's Networks: A Study of Interaction Patterns and Influence in an Organization». Administrative Science Quarterly, 1985, p. 327-343.

*Corporate games (англ.) - корпоративные игры, борьба внутри корпораций.

395

ской лестницы, это не значит, будто совсем ничего не изменилось. И в самом деле, никогда прежде стереотипы пола не были до такой степени поколеблены и не подвергались такому осуждению. Отказавшись признавать в качестве своего идеала женщину-домохозяйку, женщины отныне требуют равных прав с мужчинами в сфере профессиональной деятельности, требуют «права на карьеру», а также права занимать любые должности и выполнять любые обязанности. Обладать карьерным честолюбием, пользоваться властью - все это больше не противоречит женским устремлениям. Соответственно и начальственное положение больше не мыслится «естественным образом» как атрибут мужского пола. До 60-х годов во Франции 80% мужчин отвергали саму мысль о том, чтобы оказаться под женским началом^. В то же самое время в Соединенных Штатах каждые два ответственных работника из трех признавали, что они с трудом смирились бы с необходимостью работать под руководством женщины; 50% мужчин утверждали, что женщины, в силу своего характера, не подходят для должности начальника^. Даже если все эти стереотипы и не утратили действенности, нельзя не заметить, что они склоняются в сторону ослабления: отныне 66% жителей Квебека и 60% французов (из числа высококвалифицированных кадров и студентов обоих полов) заявляют, что им безразличен пол их начальника. В подтверждение этой перемены только 2% считают, что «авторитет руководителя - это чисто мужская прерогатива»; всего только 5,5% образованных людей полагают, что женщина, занявшая должность начальника, «сумела извлечь пользу из того, что она - женщина»; большинство из них, напротив, считают, «что она обладает высокими

^Р.-Н. Chombart de Lauwe, Images de la femme dans la societe, Paris, Les Editions Ouvrieres.

^Данные приведены Розабет Мосс Кантер (Rosabeth Moss Kanter, Men and Women ofthe Corporation, op. cit., p. 198).

396

профессиональными качествами»^. В результате, с одной стороны, дискредитации принципов мужского шовинизма, а с другой стороны, раскручивания спирали ценностей, связанных с равноправием и с конкурентной борьбой, - а вовсе не в результате изменений численного состава женщин, обладающих властью, - такая формула, как «власть = мужчины», утратила былую самоочевидность. Основанное на меритократии равноправие сумело подорвать доверие к социальной модели иерархии полов и к стереотипу мужчины-начальника. Мы переживаем теперь такую исключительную историческую эпоху, когда власть не мыслят больше как чисто мужскую прерогативу, когда начальственное положение женщин в организациях не вызывает больше однозначного неприятия как женщинами, так и мужчинами.

И все-таки сексистские представления - это не архаизмы, которые сами по себе будут исчезать по мере распространения питаемых индивидуализмом нравов и по мере увеличения числа женщин в руководящем составе. Относить стереотипы к «пережиткам» минувшей эпохи - значит возвращаться к фантазиям, связанным с утопией сверхрационального общества, составленного из сугубо прагматичных индивидов,-такого общества, где различия между полами свелись бы к одним только анатомическим различиям, лишенным всякого «произвольного» социального кодирования*. Подобная гипотеза совершенно невероятна, поскольку приписывание специфических черт каждому из двух полов представляет

^Francoise Belle, Les Femmes cadres: motivations au travail et images du pouvoir. Une comparaison France/Quebec, Direction des Enseignements superieurs, rapport non publie, 1994.

*В социологии гендерные коды - это подразумеваемые представления о присущих мужчине и женщине социальных ролях, передаваемые в процессе социализации и отчасти пересматриваемые каждым поколением. Традиционным для западного общества гендерным кодам более жестко следуют в среде рабочего класса (подробнее об этом см.: Лоусон Тони, Гэррод Джоан. Словарь-справочник. Указ. соч. С. 60).

397

собой явление универсальное, неотъемлемо присущее самому строю человеческого общества. И можно ли даже помыслить, что прогресс в области образования и идеалы равноправия - пусть даже к ним будет добавлено увеличение численности женщин на предприятиях, - что одно это способно положить конец действию всемирно исторического закона социальной маркировки полов? Эпоха, когда инструментальная и основанная на меритократии рациональность станет преобладать, не вычеркнет из жизни ни преобладающих ожиданий, ни различий в мечтаниях, связанных с сексом. Лишенное теневых сторон предприятие, функционирующее совершенно безотносительно к области воображаемого и к символическому разделению полов, - это современный миф, точно такой же, как миф о бесклассовом обществе.

Недавние изменения, коснувшиеся представлений о власти, свидетельствуют о силе социальных процессов воспроизводства сексуальных стереотипов в самых недрах нашего общества. На протяжении последних нескольких лет возник новый тип дискурса*, характеризуемый прославлением специфичности женской власти в организациях. Женщины, которые выполняют обязанности начальников, якобы оказывают предпочтение более «демократичной» модели управления, они будто бы более склонны действовать коллегиально и в большей мере учитывают человеческие аспекты проблемы. Стремление поделиться своей властью, усилия, направляемые на то, чтобы всех оценить по достоинству, способность тонко чувствовать межличностные отношения таким будто бы является управление на женский манер^. Создается новый миф, опирающийся на мысль о том,

*Дискурс - сложное единство языковой практики и экстралингвистических факторов (значимое поведение, манифестирующееся в доступных чувственному восприятию формах).

^Gerer aufemmin, sous la dir. De Micheline Plasse et Carolle Simard, Montreal, Agence d'Arc, 1989; Judy B. Rosener, «Ways Women Lead», Harvard Business Review,nov.-dec. 1990, p. 119-125.

398

что женщины призваны гуманизировать предприятие, создать более гармоничные и милые сердцу рабочие места, где сотрудники были бы менее подвержены влиянию деспотизма и им предоставили бы больше возможностей для общения. И примечательно здесь то, что этот миф вырабатывается на основе качеств, традиционно приписываемых женщинам, таких как чувствительность, интуиция, забота о других, внимание к людям. Тема «управления по-женски» определенно заявляет о себе как о новом социальном воображаемом, возникшем не в результате опирающихся на реальные наблюдения заключений, а на почве сексуальных стереотипов^. В тот момент, когда лидерство женщин обретает социальную легитимность, различительные клише, вместо того чтобы исчезнуть, воспроизводятся на новый лад: стереотип женщины, естественным образом подчиненной мужчине, разрушается, зато другой стереотип тотчас переиначивает различия между полами в самой сфере власти, которая, в принципе, открыта теперь и для женщин. Все происходит так, словно новая легитимность женской власти не могла бы утвердиться в обществе иначе, как только позаимствовав форму от архетипического образа женственности. Мир, основанный на меритократии рациональности, не приводит к исчезновению связанных с сексом мифов, более того, он снова - и с успехом -

^Результаты эмпирических исследований, касающихся управления, зачастую противоречивы. В некоторых исследованиях подчеркивается существование женского стиля руководства, в других не выявлено никакого особого стиля, присущего женщинам. А когда разные точки зрения возникают, они далеки от того, чтобы быть сколько-нибудь похожими в тех или иных исследованиях; см.: G. H. Dobbins, S. J. Platz, «Sex Differences in Leadership: How Real Are They?», Academy of Management Review, XI, 1986, p. 118-127; A. M. Morrison, R. P. White, E. Van Velsor, «Executive Women: Substance Plus Style», Psychology Today, aout 1987, p. 18-26; W. R. ToddMancillas, Ana Rossi, «Gender Differences in the Management of Personnel Disputes», Womens's Studies in Communication, 8, 1985, p. 25 33; G. N. Powell, «One More Time: Do Female and Male Managers Differ?», art. cite, p. 68-74.

399

вводит их в обращение на новой стадии и с новыми демократическими феминистическими идеалами.

Неужели и впрямь ничто не ново под луной? Разумеется, нет. Пусть даже мысль об исчезновении сексуальных стереотипов и лишена каких бы то ни было оснований, зато все говорит о том, что сам способ их действия, их способность оказывать влияние и умалять чьи-либо права, не воспроизводятся больше в прежнем виде. Своеобразие нашей эпохи состоит не в формировании таких предприятий, где бы отсутствовали теневые стороны, а в распространении структур власти, где обусловленные сексом клише будут обладать меньшей способностью служить поводом либо для недооценки кого бы то ни было, либо для установления порядка субординации, либо для затирания кого-нибудь. Отныне начальственное положение женщин вызывает гораздо меньше скоропалительных и враждебных суждений; развитие в этом направлении, судя по всему, должно будет ускориться с феминизацией дипломов о высшем образовании, а также с усилением эгалитаристских и меритократических референций. Вместо бросающихся в глаза предубеждений мы теперь имеем дело с ослабленными представлениями, не перекрывающими самым категорическим образом дорогу к традиционно мужским сферам деятельности и должностям: культура постмодерна характеризуется процессом ослабления, во всяком случае в тенденции, господства «готовых-к-употреблению» мыслей относительно обоих полов; ей сопутствует быстрое развитие мягких стереотипов. Период отнесения ко второму сорту и строгого разделения по половому признаку сменяется культурой, все больше отдающей предпочтение самой личности субъектов. Чем меньшее влияние оказывают сексуальные клише, тем больше веса придается личности и ее дарованиям - вот к чему склоняются новые индивидуалистические времена. Подобная метаморфоза никоим образом не означает, будто все преграды на пути проникновения женщин в высшие эшелоны власти пали: это означает всего лишь то, что

400

они перестали быть непреодолимыми. И если место женщин на должностях самого высокого уровня еще долгое время неизбежно будет зависеть от препятствий, вольно или невольно воздвигаемых перед ними мужчинами, то наряду с этим на ситуацию все более сильное влияние станут оказывать мотивации и вкусы, решения и жизненный выбор самих женщин.

Вдобавок и сексуальные стереотипы в большей степени сохраняются у низов, чем у верхов: обязанности исполнителя несут на себе более явную печать сексуальных клише, нежели начальственные функции. И в результате нам не так странно видеть женщину во главе государства, как женщину-каменщика или водопроводчика; женщина - руководитель предприятия удивляет меньше, чем женщина-маляр; студентка Национальной административной школы вызывает неизмеримо меньше любопытства, чем молодая девушка, которая готовится получить свидетельство о профессиональной подготовке в качестве электрика или механика. Университетские специальности, несомненно, отмечены размежеванием полов (технические специальности получают преимущественно мужчины, а гуманитарные - преимущественно женщины), однако в гораздо меньшей степени, чем мы это наблюдаем при обучении рабочим специальностям. Если в 1968 году девушки составляли 5% учащихся высших инженерных учебных заведений, то в 1989 году их было уже 19%. Сколь бы медленным и ограниченным ни было проникновение девушек в мужские бастионы в сфере высшего образования, оно все-таки становится все более очевидным. Чем большее место отводится манипуляциям с символами и с абстракциями, тем слабее стереотипы; чем сильнее проявляется материальность процессов производства, тем более властно действуют механизмы сексизма. Отныне стереотипы на верхних ступенях иерархической лестницы, по сравнению с нижними, куда менее дискриминационны.

Женоненавистнические представления на предприятиях не исчезнут, но они все меньше и меньше будут

401

образовывать мощнейший тормоз для занятия женщинами постов в руководстве. И не одна только эволюция нравов в сторону большего равноправия узаконивает подобную гипотезу: ее узаконивают новые требования рачительной заботы о том, чтобы сохранить ресурс талантливых людей, привлечь и удержать лучших из них. Лейтмотив современности таков: конкурентоспособное предприятие должно быть гибким, сглаживать возникающие у женщин трудности, увеличивать их представительство в высших эшелонах власти, вносить изменения в свои структуры, в культуру и в практику управленческой деятельности, чтобы полностью развить потенциал собственных человеческих ресурсов. Различные американские предприятия в этой связи проводят политику «дискриминации в положительном смысле» в пользу женщин-руководителей. Есть и такие предприятия, которые организуют программы по воспитанию сенситивности персонала с тем, чтобы разрушить сексуальные стереотипы, повлиять на взгляды и ценности, уменьшить напряженность в отношениях между мужчинами и женщинами. Встречаются и такие предприятия, которые создают благоприятные условия для ротации кадров и перемещения женщин с непроизводственных на производственные должности с тем, чтобы обогатить их опыт и сделать возможным их продвижение по службе. То там, то здесь возникают mentoring programs* и прочие accountabily programs**, ставящие заработную плату ответственных работников в зависимость от их способности осуществлять выдвижение женщин. Происходит динамичное развитие, направленное на продвижение женщин по служебной лестнице, что отвечает новым потребностям предприятия в период, когда оно должно создавать для себя собственную институциональную легитимность, улучшать свой имидж как в глазах сотруд-

*Mentoring programs (англ.) - программы кураторства.

**Accountabily programs (англ.) - подотчетные программы.

402

ников, так и на посторонний взгляд, оптимально использовать творческий потенциал.

Эти новые ориентации предприятий весьма симптоматичны: они означают, что сексуальные стереотипы выглядят теперь как вызов в сфере менеджмента, как «тайные стороны», как отсутствие гибкости, служащее помехой для осуществления настоятельной потребности предприятия в предвидении будущего и в приспособлении к нему. Долгое время стереотипы иерархии полов могли согласовываться с прагматизмом бюрократической организации современных предприятий: женщины, чье главное предназначение - домашние обязанности, занимали второстепенные должности, а мужчины командные. В полном противоречии с идеалом рациональной иерархии, основанной на общих для всех правилах и на одних только профессиональных качествах работников - без учета их сексуальной принадлежности - подобное, обеспечивающее мужчинам преимущества, распределение должностей все-таки могло быть прагматически легитимировано в силу «естественным образом» различающихся между собой ролей, приписываемых каждому из двух полов. Предприятие, хотя по сути своей оно нейтрально и склонно к меритократии, воспроизводило традиционную схему подчинения женщины мужчине. Этот период истории подходит теперь к концу, и сексуальные стереотипы заявляют о себе как об «иррациональных» барьерах, вступающих в противоречие с настоятельной потребностью в достижении наивысшей эффективности производства. И если разоблачения, касающиеся glass ceiling, свидетельствуют о новом подъеме эгалитаристских требований, то наряду с этим они выражают еще и новое усиление последовательного прогресса в сфере установления прагматизма, основанного на соревновательности и вступившего отныне на путь освобождения от гнета «архаического» принципа иерархии полов. По крайней мере, в теории прагматизму предпринимательства удалось навязать

403

свои законы социальному порядку различения сексуальных ролей.

Существует ли возможность того, что увеличение числа женщин в руководстве, борьба против сексуальных стереотипов и меры «дискриминации в положительном смысле» сумеют в будущем разбить «стеклянный потолок»? Весьма и весьма сомнительно. Начнем с того, что положение меньшинства, занимаемое женщинами на предприятии (в том смысле, в каком понимает это Розабет Мосс Кантер), само по себе никак не объясняет наличия стереотипов, которые препятствуют их продвижению: подобные стереотипы коренятся в самом порядке действия идентичностей и культуры, и изменения в распределении гендеров по численности не приведут к автоматическому упразднению этого порядка. К тому же программы позитивного воздействия, нацеленные на то, чтобы предоставить женщинам управленческие посты, не предлагают решения, единодушно поддержанного как предприятием, так и самими женщинами. Системы квот могут вызывать в мужчинах чувство зависти и даже заставить иных из них покинуть предприятие, считая себя несправедливо обойденными. Долго ли предприятия будут следовать по пути, который не позволяет a priori* вознаграждать лучших? Вполне позволительно в этом усомниться. Вдобавок к этому руководители, вынужденные строго придерживаться рекомендованных количественных норм, могут начать упорно недооценивать способности получивших повышение женщин, полагая, что их продвижение по службе связано не столько с их действительной профессиональной компетенцией, сколько со счастливой случайностью, вызванной к жизни программой. И наконец, сами женщины, которые пользуются плодами политики предпочтительного выбора, не обязательно оказываются в результате своего служебного успеха в наиболее благоприятных психоло-

*A priori (лат.) - независимый от опыта.

404

гических условиях, становясь, как это иногда с ними случается, жертвами чувства вины, потери уважения к себе или склонности либо к недооценке собственных способностей, либо к завышению своих представлений о требованиях руководства^. Таковы причины, побуждающие нас думать, что принятые предприятием волюнтаристские меры окажутся недостаточными для того, чтобы сделать ключевые должности доступными для большого числа женщин. И если ответственность в этом вопросе ложится на предприятия, то не меньшая ответственность лежит и на женщинах. И отнюдь не «добрая воля» начальников заставит glass ceiling исчезнуть, а только решимость женщин устремиться на приступ пирамиды власти. Элита создается не при помощи квот: обрушение «стеклянного потолка» начнется только тогда, когда женщины найдут для себя смысл в том, чтобы бороться за самое высокое положение в руководстве и безоговорочно вступят на путь такой борьбы. На уровне последнего круга власти никакие меры организационного характера не приведут к тому, чтобы исключить распределение постов по половому признаку, и они не заменят воли женщины-субъекта собственными силами дорасти до исполнения высочайших функций.

Если и в наши дни мужчины и женщины в борьбе за власть оказываются не в равном положении, то подобная ситуация возникает не столько из-за сексизма предприятий, сколько из-за норм социализации и отводимых женщинам ролей в домашней сфере. Вот почему, как мы в этом убедимся позднее, описанная нами асимметрия никак не поддается исправлению. Вместе с тем структурные и культурные изменения, свидетелями которых мы являемся, позволяют предвидеть в будущем

^Carole Lamoureux, Line Cardinal, «Femmes et gestion: du succes organisationnel au succes psychologique», in Prendre sa place: les femmes dans l'univers organisationnel, op. cit., p. 269-270; J. D. Yoder, «An Academie Women as a Token», Journal of Social Issues, vol. XII, #4, 1985, p. 61-72.

405

возможность появления некой бреши, пусть даже узкой, в защищенной glass ceiling мужской цитадели. Наше время - это время, когда предприятия ориентируются на предоставление женщинам благоприятных возможностей для служебной карьеры, когда мужчина больше не является единственным обладателем легитимной власти, когда сексуальные стереотипы уже отнюдь не безусловны, когда женщины обладают такой же квалификацией, как и мужчины, когда ценности конкурентной борьбы глубоко усвоены и вторым полом. Эти потрясения очень существенны, и маловероятно, что на высших ступенях иерархической лестницы женщины долгое время станут прозябать в столь незначительной пропорции.

406

Женщины и их представительство в политике

Женщины, которых исключили из круга столпов экономики, исключены и из представительства в мире политики. И нет необходимости долго распространяться относительно прискорбной ситуации, сложившейся во Франции в этой области. Французский парламент с его 5,5% женщин в Национальном собрании и с 4,9% в Сенате - насчитывал в пропорциональном отношении меньше женщин в 1996 году, чем в 1946. Наша страна аутсайдер в Старом Свете - занимает в этом плане семьдесят второе место в мире, пропустив вперед многие африканские, азиатские и латиноамериканские страны. Все это так, но даже среди развитых стран Франция представляет собой не слишком редкое исключение, поскольку нигде парламенты не включают в свой состав равное число мужчин и женщин. В 1993 году Соединенные Штаты насчитывали во всех своих выборных организациях 10,8% женщин; в Великобритании эта цифра достигала 9,2%, в Испании -16%, в Германии - 20,5%. И только в северных странах дела обстоят гораздо лучше,

407

однако меньшее представительство женщин в политических организациях наблюдается повсеместно.

Перед лицом подобного проводимого мужчинами исключения представительниц второго пола из политического представительства нередко высказывается мысль о том, что мир политики - это последний бастион мужчин, сфера деятельности, сильнее всего проникнутая духом мужского шовинизма и наиболее закрытая для женщин. Свидетельства женщин-политиков совпадают, когда они говорят о том, что вызывают в своих коллегах-мужчинах либо патерналистские, либо агрессивные чувства; говорят об их снисходительной любезности, об их манере рассматривать женщин не столько в качестве политических деятелей, сколько в качестве представительниц женского пола. К этому еще добавляются препоны, с которыми сталкиваются женщины во время выдвижения в кандидаты и в ходе предвыборной борьбы. Все это делает мир политики похожим на «архаический» мир, «очень сильно отстающий в своем развитии от делового мира»^. Подобное суждение подкрепляется тем фактом, что женщины-начальницы и женщины-политики, каждая в своем мире, оцениваются по-разному. Все без исключения женщины-политики обличают мужской шовинизм в своих партиях. Женщины-начальницы - молодые и получившие превосходное образование - далеки от того, чтобы демонстрировать такую же суровость оценок, и заявляют, что на своем рабочем месте они не наблюдают дискриминирующего поведения по отношению к ним^. И в деловом мире среди руководящего состава встречаются такие женщины, которые признают, что в развитии их карьеры нет никаких существенных

^Это высказывание приведено Мариеттой Сино в кн.: Mariette Sineau, Desfemmes en politique, Paris, Economica, 1988, p. 26.

^L. E. Falkenberg, «The Perceptions of Women Working in Male Dominated Professions», Canadian Journal of Administrative Sciences, V. 2, 1988, p. 77-83,

408

отличий от развития карьеры мужчин^. Отсюда и возникло представление о том, что мир политики сильнее всех других противится выдвижению женщин-лидеров и что в нем в самую последнюю очередь будет достигнут паритет между мужчинами и женщинами.

Подобная точка зрения спорна. Женевьева Фресс утверждает, что женщинам легче работать в сфере гражданской власти, нежели в сфере политической власти, и что путь в правительство или в правление компаний для них заказан в меньшей степени, чем политическое представительство^. Факты, даже во Франции, не вполне это подтверждают. Нет ни одной женщины в числе глав хотя бы одного из 200 важнейших французских предприятий. В советах директоров крупнейших промышленных групп женщины занимают менее 5% постов и на них возЛожены обязанности главным образом в области связей с общественностью, кадровой политики или исследовательской деятельности. В административных советах доля женщин ничтожна. Фактически мир крупного бизнеса в еще большей степени, чем сфера политики, демонстрирует преобладание мужчин. И в то время как политическая маргинализация женщин знает исключения, феномен glass ceiling универсален. Народы демократических стран иногда ставят женщин во главе правительств, но в мире достаточно крупных предприятий нет ничего подобного. В Швеции 40% мест в парламенте занимают женщины, и с 1994 года правительство составлено в равных долях из мужчин и женщин; женщины там владеют портфелями важных министерств. Но зато в этой стране женщина не руководит ни одной крупной компанией. В Норвегии 35% депутатов - женщины, и им принадлежит более половины министерских мест. Однако управление ведущими частными корпора-

^Terri A. Scandura, Breaking the Glass Ceiling in the 1990s, rapport cite, p. 26.

^Genevieve Fraisse, Muse de la Raison: democratie et exclusion des femmes en France, Paris, Gallimard, coll. Folio, 1995, p. 321-354.

409

циями остается уделом мужчин. Сколько можно насчитать женщин - крупных руководителей, генеральных директоров корпораций и многонациональных компаний? Где они - женские воплощения Гражданина Кейна*? В полном противоречии с часто высказываемой мыслью женщины имеют куда больший доступ к политической власти, чем к монбланам делового мира, и ниоткуда их так не оттесняют, как от вершин экономической власти.

Как уже было отмечено, подобная ситуация имеет мало шансов затянуться надолго. Женщины неизбежно будут во все больших количествах присутствовать и в генеральных штабах предприятий, и в парламентах. Однако все указывает на то, что прогресс окажется более быстрым и более масштабным в мире политики, а не в мире экономики, и он будет происходить под совокупным влиянием психологических, идеологических и политических факторов. Рассмотрим для начала психологические факторы. Вот только не надо понапрасну тревожиться: в этой книге перед нами стояла задача не реабилитировать идеологию «женской природы», а всего только сделать определенные политические выводы из феноменов, наблюдаемых в данной культуре и в данное время. В том плане, какой нас здесь занимает, большинство свидетельств женщин-политиков полностью между собой согласуются: женщины имеют мотивацию, отличную от мотивации их коллег мужского пола, и они поддерживают с властью несколько иные отношения, чем мужчины. Эти различия уже нередко описывали: женщины-политики более прагматичны, но менее озабочены карьерой, чем мужчины; они меньше, чем мужчины, околдованы играми власти, стараются не столько занять высокий пост, сколько провести в жизнь собственные идеи и добиться конкретных положительных

*В 1941 году вышел на экраны фильм «Гражданин Кейн», главный герой которого воспринимался как собирательный образ влиятельного американского магната.

410

результатов^. Это не значит, будто женщины лишены честолюбия, а означает скорее, что женщина больше склонна к приложению усилий ради достижения цели, чем ради заполучения «места» и почестей: власть рассматривается ею скорее как способ, чем как цель в себе.

Если любовь к власти ради самой власти не является тем, что одушевляет большинство женщин-лидеров, то можно высказать предположение, что в будущем женщины проявят больше склонности к тому, чтобы занимать ответственные посты в политике там, где работа на этих постах идет на пользу общему благу, и меньше склонности ввязываться в борьбу за вступление в высшую элиту предприятий, которая явно нацелена на решение куда менее благородных задач. И постольку поскольку обязанности лидера значительно урезают долю личной жизни, есть серьезные основания полагать, что женщины легче перенесут подобную «жертву» в силу причин, сообщающих ей высокий смысл самопожертвования «ради других», чем ради исполнения обязанностей, несущих на себе печать любви к власти во имя власти. И сколь бы ожесточенные формы ни принимали погоня за должностями и козни со стороны мужчин, в таком случае соревнование с ними имеет больше шансов привлечь женщин, чем конкурентная борьба на высших ступенях иерархической лестницы крупных компаний. В скором будущем сфера политики и экономическая жизнь крупных корпораций откроют для женщин более широкий простор, но нет никаких сомнений в том, что в экономической жизни их выдвижение на передовые позиции будет протекать особенно медленно, и не столько из-за сопротивления фаллократов, сколько из-за менее горячей заинтересованности в этом самих женщин, не

^Mariette Sineau, Desfemmes en politique, op. cit., chap. III; Evelyne Tardy, «Regards critiques de militantes sur des organisations syndicales et politiques, in Prendre sa place: les femmes dans l'univers organisationnel, op. cit., p. 293-340; Francoise Giroud, La Comedie du pouvoir, Paris, Fayard, 1977; и, совсем недавно: Elisabeth Guigou, Etre femme en politique, Paris, Pion, 1997, p. 150-160.

411

столько из-за затирания женщин, сколько из-за их частичного самоотвода от исполнения обязанностей, в которых логика власти заметно преобладает над логикой смысла.

К подобному заключению приводит нас и анализ других феноменов. В западных демократиях наблюдается такая картина: малое представительство женщин в политических организациях вызывает возмущение, и оно стало предметом обсуждений и горячих протестов. В то время, как подавляющее большинство заявляет о своем одобрении волюнтаристских мер с целью выдвижения женщин на передовые рубежи в политической жизни, партии оказываются в той или иной степени вынужденными, заботясь о своем имидже, предлагать собственные меры для того, чтобы изменить столь шокирующую ситуацию. Ничего подобного нет и в помине, когда дело касается glass ceiling. Это явление продолжает существовать, не вызывая бури возмущения: реакцией на него служат только успокоительные слова высоких должностных лиц в государственной экономике, которые заверяют, что в скором времени все изменится. Широкие общественные дебаты относительно паритета полов в политике - и молчание по поводу отсутствия женщин в управленческих штабах крупных предприятий: контраст поразительный, и женщинам-политикам он явно пойдет на пользу. В силу того, что политические партии должны подчиняться вердикту урн для голосования, а также в силу того, что они не могут не принимать во внимание требования, исходящие от гражданского общества, им, по-видимому, придется быстрее и более действенно обеспечивать выдвижение женщин, чем это вынужден будет сделать мир крупных частных корпораций, гораздо слабее подверженных влиянию идеологий и общественного мнения.

К этому еще добавляется новизна в феминистическом сознании. Если в наши дни во Франции в представительных организациях женщины столь малочисленны, то причины тому не только в традиционной монополии мужчин на общественную жизнь, но также -

412

пусть и в меньшей степени - в позиции неофеминизма, который, сосредоточив все усилия на вопросах, касающихся прав женщин в личной жизни, не потребовал их участия в делах власти, рассматриваемой как грязная сфера, отмеченная печатью господства мужчин и патриархального гнета. Но эпоха неофеминизма миновала*: настало время борьбы феминисток за паритет в политике между мужчинами и женщинами. Подобная смена позиции не может не оказать влияния на положение женщин в общественной жизни. И завтра доля женщин в политической сфере будет больше, но не только потому, что отмирают ценности мужского шовинизма, а еще и потому, что отныне женщины вступают в борьбу ради этой цели. Никаких похожих притязаний со стороны общества в отношении экономической элиты мы не видим: и здесь преимущество тоже принадлежит сфере политики.

Паритет и третья женщина

Сложилась новая ситуация. Сегодня захват мужчинами политической территории стал неприемлемым. Демократические идеалы сделали свое дело, и самое широкое большинство граждан считает в высшей степени желательным участие женщин в принятии важнейших решений общественного порядка. В этом чреватом конфликтами случае остается всего один, но зато главный вопрос: как добиться повышения роли женщин в политической жизни? Нужно ли для этого пересмотреть Кон-

*На смену неофеминизму пришел постфеминизм; произошло дробление феминистского движения по признаку той или иной групповой идентичности его участниц, будь она политической, культурной (чернокожие феминистки) или сексуальной (лесбийские феминистки); теперь акцент делается на множественности доступных женщине способов формирования индивидуальной идентичности с опорой на весь спектр гендерных кодов (подробнее об этом см.: Лоусон Тони, Гэррод Джоан. Словарь-справочник. Указ. соч. С. 334 335).

413

ституцию, внести пункт о паритете в законы о выборах и установить обязательные квоты, или же надо отказаться от всего, что выглядит, как нарушение нашей традиции равенства в правах? Очень толковые возражения были выдвинуты против политических требований феминистического разграничения^. Мы полностью согласны с такими возражениями в силу приверженности к идее единства человеческого рода как фундамента для современной гражданственности и для универсализации правовых норм. Паритет как факт нашей жизни - желателен, но паритет как следствие правовой нормы - нет. Стоит ли требовать обязательного наличия в выборных организациях равного числа мужчин и женщин? И почему в таком случае не потребовать в самом скором времени использовать этот принцип применительно к другим объединениям и к другим областям общественной жизни, ко всем профессиям, ко всем чинам и званиям? И каким образом выбрать правильную меру, предустанавливающую распределение по половому признаку в политической элите нации? Селекция элиты в демократическом обществе основывается на талантах, на уровне профессиональной подготовленности и на равноправии в духе меритократии, а не на принадлежности к определенной социальной группе или гендеру. Если нельзя ожидать от членов элиты умения бороться и самим за себя постоять, то от кого тогда можно этого ожидать?

И какое впечатление будет складываться о выборных лицах, положение которых обусловлено чем-то вроде своего рода «ренты», связанной с их гендером, чемто вроде системы страхования и протекционизма? Квоты дадут возможность большему числу женщин участвовать в политических организациях, но они никоим образом не будут способствовать ослаблению стереотипа легко уязвимой и нуждающейся в защите жен-

^Evelyne Pisier, «Universalite contre parite». Le Monde, 8 fevrier 1995; Elisabeth Badinter, «Non aux quotas des femmes», Le Monde, 12 juin 1996.

414

щины. Под лозунгом идеалов равенства обретет второе дыхание неравенство в деле представительства гендеров. И не без оснований многие женщины считают унизительными и даже оскорбительными для себя меры, свидетельствующие о неспособности женщин самостоятельно заявить о своем присутствии на политической сцене. С наступлением времени, когда все настаивают на важности самоуважения и признания со стороны общества, новые требования феминисток вновь воссоздают представления о женщинах как о «слабом поле» то есть такие представления, которые плохо подходят для признания равенства гендеров, для широкого подъема нового самосознания при реализации идентичности и для ослабления сексуальных стереотипов.

Как бы то ни было, но политическая маргинализация женщин стала шокирующей, неприемлемой и глубоко архаичной, поскольку она выбивается из общего процесса развития гражданского общества. Чтобы исправить такое положение, не вступая на проторенные пути дифференциализма, поборники республиканских традиций предлагают сделать паритет не конституционным принципом, а исключительной мерой с ограниченным сроком действия^. И это при том, что нам трудно себе представить, какому правительству через десять лет хватит политического мужества объявить недействительными установленные квоты: существует угроза, что закон исключительной меры станет фактической нормой. Если мы хотим, чтобы политическая власть была поделена между полами, то, возможно, нам следовало бы начать с того, чтобы подвергнуть критике такую чисто французскую национальную особенность (которую мужчины используют себе во благо), как совмещение полномочий. Что, если резко сократить число совмещаемых мандатов и должностей? Подобный закон имел бы то преимущество, что освободил бы места, захваченные

^Olivier Duhamel, «Guerir le male par le mal», L'Express, 6 juin 1996.

415

мужчинами, не подвергая оспариванию универсалистские основы республики и не превращая женщин во второсортных избранников.

Обязательный паритет представляет собой регресс по отношению к идее современной гражданственности, не признающей ни мужчин, ни женщин, ни «черных», ни «белых», а признающей только человеческое существо как таковое, без учета его каких бы то ни было отличительных признаков. К этому следует добавить, что к подобному юридическому и философскому регрессу добавляется еще и регресс в некотором роде социальноисторический и напрямую связанный с идентичностью. Паритет в правовой области, или же политика квот, на практике вновь приводят к определению женщин в качестве отдельной социальной группы и к повторной институализации их в качестве категории людей, положение которых должно быть a priori детерминировано политическими установлениями. Иными словами, традиционный принцип предустановленности, осуществляемой социальными механизмами, оказывается некоторым образом вновь задействованным в то самое время, когда социальная модель третьей женщины развивается, следуя логике ее индетерминированности обществом и идентичностью. Гражданское общество так или иначе, но выходит за пределы мира, структурированного в соответствии с порядком всеобщего детерминирования, а основанная на паритете демократия нас снова к нему возвращает, пусть даже и делает она это во имя равенства полов. Квоты и паритет служат новой почвой для различения полов, они насаждают старые представления о женщине, находящейся «под защитой», что вступает в противоречие с социальной моделью третьей женщины, которая опирается на свободный порядок идентификации, связанной с реализацией идентичности, и на создание своей личности с опорой на собственные силы. Насильно навязанный паритет дает ответ на вопрос, каким образом можно вновь внедрить в жизнь «отставание» политики в сравнении с гражданским обществом.

Глава 2 ВЛАСТЬ, ИЛИ ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ МУЖЕСТВЕННОСТИ

Мы не слишком рискуем, утверждая, что в грядущем все большее число женщин станет занимать должности с высокой степенью ответственности. Положение дел в настоящее время характеризуется таким разрывом между квалификацией женщин и их положением на служебной лестнице, что их продвижение наверх почти неотвратимо. Но это ничего не говорит о размахе, который приобретет такое явление. Следует ли нам ожидать стремительного, массированного и последовательного подъема, способного поколебать главенство сильного пола, или же надо быть готовыми к их неспешному, и в конечном счете ограниченному, продвижению вперед? При анализе важнейших причин, объясняющих асимметрию положения мужчин и женщин в центрах принятия решений крупных организаций, один сценарий дальнейшего развития берет верх над всеми остальными, и это сценарий, требующий внесения кое-каких омрачающих радужные перспективы поправок в пронизанные верой в конечный триумф ученые труды по феминизации власти.

417

Успех в личной жизни против успеха в общественной жизни

Карьера женщины и семейная жизнь

Уже неоднократно подчеркивалось тормозящее воздействие брака и материнства на карьеру женщин. За то, чтобы быть супругой и матерью, платят профессиональным успехом. И везде замужние женщины в своей трудовой деятельности извлекают из собственных дипломов меньше пользы, чем незамужние, повсюду среди высших должностных лиц их меньше, чем незамужних женщин. В Соединенных Штатах 70% женщин-руководителей не замужем; среди членов Британского института менеджмента 93% мужчин женаты и только 58% женщин замужем. Появление детей сильно осложняет внедрение в высшие эшелоны власти: в Соединенных Штатах среди руководящего персонала 90% мужчин имеют детей, но только 35% женщин являются матерями. Чем больше у женщины детей, тем сильнее от этого страдает ее карьера; при равном образовательном уровне средняя заработная плата замужних женщин, имеющих

418

детей, меньше заработной платы замужних женщин, не имеющих ребенка^.

Конечно, есть и такие исследования, в которых оспаривается негативное влияние брака и наличия детей на уровень заработной платы женщин из высшего руководящего состава^. В Квебеке есть даже такие исследования, где отмечается, что женщины, занимающие руководящие посты в государственной администрации, имеют более высокий показатель, - как по числу состоящих в браке, так и по многодетности, - чем в среднем по стране^. И все-таки эти данные не отменяют утверждения относительно специфически женских трудностей, связанных с домашними обязанностями. Перерыв в карьере, вызванный материнством, время, посвящаемое детям и работе по дому, умственная нагрузка, обусловленная материнскими заботами, - все это задерживает продвижение женщины на служебной лестнице. Разрываясь между материнскими и служебными обязанностями, женщины сами ограничивают личные амбиции в области карьеры, используют стратегию компромисса, и она приводит их к тому, что они становятся менее расположенными к каким-либо переменам и менее восприимчивыми к новому, чем мужчины; они меньше времени присутствуют на рабочем месте^ и меньше стремятся занимать самые высокие должности в своей организации. Низкое представительство женщин в верхах, еще

^Francois de Singly, Fortune et infortune de la femme mariee, op. cit., p. 65-76.

^Mary Ann Devanna, Male/Female Careers. The First Decade, rapport cite.

^Sylvie Paquerot, «Les femmes cadre dans la fonction publique du Quebec», Actes du colloque Tout savoir sur les femmes cadres d'ici, Montreal, Les Presses НЕС, 1988, p. 243-256.

^Женщины - выпускницы высших торговых или инженерных учебных заведений, когда они имеют детей, работают в среднем сорок три с половиной часа в неделю, тогда как мужчины работают сорок девять часов (данные опроса Le Monde/Media РА, Le Monde, 16 juin 1993).

419

до того как стать результатом преград, воздвигаемых женоненавистничеством, уже является следствием их стремления отыскать приемлемый баланс между семейной жизнью и профессиональной деятельностью.

До тех пор пока уделом женщин будет в первую очередь исполнение семейных обязанностей, весьма мала вероятность возникновения паритета между мужчинами и женщинами в руководстве крупных экономических организаций. Можно ли говорить об обнаружении глубинных изменений в распределении домашнего труда по половому признаку? Никоим образом нельзя. Присущая постмодерну динамика женской эмансипации подразумевает не единообразие ролей двух гендеров, а незыблемость приоритетной роли женщины в домашней сфере в ее комбинации с новыми требованиями личной независимости. Все свидетельствует о том, что женщины продолжают и будут продолжать сохранять главенствующее место в семейной сфере. Этот тезис выше уже был обоснован: в нашем обществе новые устремления женщин не упраздняют их традиционные домашние обязанности. Современные и «стародавние» роли мирно уживаются, и происходит это потому, что инвестиции женщин в семью неуклонно порождают их независимость, обретение ими смысла жизни, а также власти и нежных доверительных отношений. Главенствующее положение женщины внутри семейной ячейки совместимо отныне с индивидуалистическими референциями и обречено на то, чтобы сохраниться надолго. А при таких условиях существующее в мире бизнеса неравноправное положение мужчин и женщин в высших эшелонах власти исчезнет еще очень нескоро.

Нет никаких сомнений в том, что детские сады, организации по оказанию помощи семье и домработницы предоставляют, да и будут предоставлять женщинам из руководящего состава возможность более энергично заниматься карьерой. К тому же нынче предприятия принимают определенные социальные меры для того, чтобы помочь женщинам успешнее сочетать служебные

420

обязанности с обязанностями семейными (центры детского воспитания, службы скорой помощи для больных детей, работа с неполным рабочим днем). Однако сомнительно, что эти социальные механизмы, даже если их действие будет усилено, способны устранить все трудности, которые создают семейные обязанности. В отличие от того, как это бывает у мужчин, полная вовлеченность женщин в служебные дела происходит, по крайней мере отчасти, в ущерб их роли в семье. Лидерство мужчин не требует, чтобы они ради него хоть в чем-то пожертвовали ролью отца, а вот лидерству женщин сопутствуют конфликты и чувство вины из-за небрежения к материнским функциям. И как при таких условиях можно представить себе, что конкурентная борьба между мужчинами и женщинами будет вестись на равных? Все преимущества на стороне мужчин, у них они и останутся еще не на одно поколение, поскольку огромные инвестиции женщин в домашнюю сферу имеют все шансы и в будущем служить отличительной чертой скорее женского пола, чем мужского.

Интериоризация женщиной своей роли в семье столь сильна, что, даже добившись для себя стратегически важных постов, женщины, имеющие детей, не слишком верят в возможности своего дальнейшего продвижения по службе и выглядят менее расположенными к тому, чтобы вносить изменения в деятельность предприятия, и они не столь склоны к риску, как женщины, не имеющие на своем попечении детей^. Из-за своей двойной нагрузки женщины из руководящего персонала в сравнительно большем количестве, чем мужчины, уходят с работы и предпочитают заниматься трудовой деятельностью хотя и за счет своего свободного времени, но на дому^, чтобы иметь

^Terri A. Scandura, Breaking the Glass Ceiling in the l990s, rapport cite, p. 32.

^Marie-Francoise Marchis-Mouren, Francine Harel Giasson, «Faire carriere autrement: quitter l'organisation pour se lancer a son compte», in Prendre sa place: les femmes dans l'univers organisationnel, op. cit., p. 119 - 145.

421

возможность более гармонично совмещать роль матери с ролью женщины - профессионала в своей области. И если женщины стоят у истоков движения по созданию предприятий, то они при этом остаются мелкими служащими со скромными доходами, которые чаще всего не желают существенного расширения своего предприятия. Бурное развитие женской предпринимательской деятельности означает не столько поиск ими власти, сколько стремление к независимости, к материальному достатку и к самореализации, к наиболее оптимальному использованию рабочего времени и к новому способу соединения профессиональной деятельности с семейной жизнью^: в Соединенных Штатах половина предприятий, которыми владеют и управляют женщины, расположены у них на дому. Если женщины отныне и вкладывают очень много сил в трудовую деятельность, то желание совместить интересы семьи с профессиональными интересами выглядит как сущностная тенденция, причем более глубокая, чем одержимость карьерой и властью.

Общественные достижения и достижения в области чувств

Не одни только тяготы и обязанности семейной жизни являются причиной непродвижения женщин в высочайшие сферы управления предприятием. Моральные нормы, диктующие отношение каждого из двух полов к честолюбивым амбициям, к материальному и профессиональному успеху также играют в этом далеко не последнюю роль. Всем отлично известно, что власть

^Helene Lee-Gosselin, Monica Belcourt. «Les femmes entrepreneuses», in Prendre sa place: les femmes dans l'univers organisationnel, art. cite, p. 60-61,77-79.

422

не сводится к исполнению высших функций в иерархической системе: это некая человеческая страсть, которую философская традиция долгое время описывала как libido dominandi*, любовь к славе, стремление к почестям и к известности. Стремление к высоким рангам и к общественному уважению наверняка свойственно не одному только мужскому гендеру. Однако в различных обществах, в том числе и в нашем, мужчин и женщин не в равной степени «поощряют» к тому, чтобы ввязываться в погоню за должностями и положением, и борьба за престиж по-разному выглядит в глазах представителей мужского и женского пола. Именно эти различные системы ценностей, используемые для понимания того, что такое социальный успех, и лежат в основе разделения «судеб» власти по половому признаку.

Давайте рассмотрим все это подробнее. После многих десятилетий феминистических нападок на фаллократическую власть успех в профессиональной и материальной области все еще выглядит в большей степени наполненным положительным смыслом, более востребованным и придающим ценность прежде всего тогда, когда речь идет о мужчинах, а не тогда, когда речь идет о женщинах. Если мужчина обладает более высоким социальным статусом, чем его супруга, то это считается в порядке вещей, а вот обратное положение дел не всегда воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Ожидания двух полов, связанные с супружеской жизнью, развиваются в том же направлении: мечты выйти замуж за богатого мужчину остаются более распространенными и более социально узаконенными, чем мечты жениться на богатой женщине. Вместе с тем мужчины из руководящего состава больше, чем равные им по должности женщины, придают значение высоким окладам, далеко идущим карьерным соображениям, возможностям выдвинуться; что же касается женщин, то они скорее пред-

*Libido dominandi (лат.) - властолюбие.

423

почитают содержательную работу, хорошие условия труда, приятное окружение и удачно сложившиеся межличностные отношения^. Теперь, конечно, различные исследования показывают, что сходство мотиваций у мужчин и женщин из руководящего состава преобладает над различиями. Однако это не отменяет того факта, что величайшая значимость, которую признают за социальными достижениями мужчин, обычно заставляет их придавать больше веса, чем это делают женщины, мотивациям, внешним по отношению к работе (статус в обществе, заработная плата).

Общество по-прежнему продолжает оценивать достижения, следуя логике пола. Весьма вялые порицания вызывают запредельные инвестиции мужчин в свою профессиональную деятельность, зато суровая критика звучит в адрес тех женщин, у которых профессиональные амбиции наносят урон миру в семье и воспитанию детей. И женские достижения все еще в гораздо большей степени оцениваются главным образом по меркам ценностей личной жизни. В то время как мальчики-подростки отожествляют успех в жизни с общественным успехом, девочки-подростки в своем подавляющем большинстве осуществляют выбор в пользу успеха в личной жизни^. Точно так же для родителей будущее счастье их дочери в любви и в семье значит больше, чем ее успехи в зарабатывании денег, а свои честолюбивые ожидания в карьерной области они скорее связывают с сыновьями, чем с дочерьми: дочерям они желают в первую очередь интересной работы, которая могла бы сочетаться с их материнством, а вот сыновьям они желают прочного

^Jean-Marie Toulouse, Robert Latour, «Valeurs, motivations au travail et satisfaction des femmes gestionnaires», coll. cite. P. 123-137; O. Brenner, A. Blazini, J. Greenhaus, «An Examination of Race and Sex Differences in Managerial Work Value», Journal of Vocational Behavior, #32, 1988, p. 336-344.

^Bianca Zazzo, Feminin-masculin a l'ecole et ailleur, Paris, PUF, 1993, p. 175.

424

положения на службе и перспектив карьерного роста. В тылах неуклонно наступающей эгалитаристской культуры вновь возникает асимметрия ожиданий двух полов и их сексуальных ролей, традиционное деление женщина-в-сфере-личной-жизни/мужчина-в-сфере-общественной-жизни.

В этом нет ничего унизительного для женщин. Эпоха, когда женщину запирали в стенах ее дома и устраняли от общественной политической жизни, окончательно ушла в прошлое. Но этот грандиозный катаклизм отнюдь не означает появления взаимозаменяемости двух полов перед лицом дихотомии личное/общественное. То, что было раньше, продолжает свое существование в новом обличье, и если о разделении по половому признаку на личное и общественное больше не трубят на каждом углу, то из-за этого указанное разделение не перестает оказывать влияние на стремления и поведение двух гендеров. Так оно и есть: в семейной и в интимной жизни, как и в межчеловеческих отношениях, первое слово по-прежнему принадлежит представительницам женского пола, но зато социальный статус, роль в профессиональной деятельности, власть и общественный успех чаще всего сохраняют за собой представители мужского пола. На поверхностный взгляд мы уже достигли взаимообратимости половых ролей, но в реальной жизни разделение по половому признаку ролей на личные и общественные продолжается, пусть даже и на новый лад завуалированно, не столь принудительно и без неукоснительных предписаний.

Власть между смыслом и бессмыслицей

Описанная нами асимметрия все еще находит свое выражение и в планах, и в претензиях, и в уровне профессиональных притязаний двух полов. Как известно, в области профессиональной деятельности женщины

425

обычно строят менее амбициозные планы, чем мужчины; они не столь спонтанно и не так скоро, как мужчины, начинают видеть себя в мечтах в высших эшелонах власти. По окончании средней школы девушки чаще, чем юноши, выбирают для себя специальности, позволяющие заниматься профессиями с относительно низким социальным статусом^. Точно так же и среди студенток высших коммерческих или инженерных школ гораздо меньше тех, кто мечтает стать впоследствии генеральным директором или рассчитывает создать собственное предприятие, чем среди их соучеников^. В крупных фирмах женщины из руководящего персонала обычно демонстрируют мало склонности к заполучению наивысших должностей^. Это, конечно же, не означает, что у женщин нет социального и профессионального честолюбия, однако женщины делают упор прежде всего на стремлении быть сведущими и компетентными в какойнибудь конкретной области и уделяют мало внимания «политическим» планам достижения всемогущества. У женщин-руководительниц карьерные амбиции возникают скорее в качестве своего рода компенсации или своего рода отдушины при неудовлетворенности личной жизнью, чем в качестве социальной модели поведения и первоначального экзистенциального проекта*^. По сути

^Marie Duru-Bellat, L'Ecole des filles, op. cit., p. 88.

^Данные опроса «Le Point» от 25 avril 1992.

^Nicole Aubert, Le Pouvoir usurpe? Femmes et hommes dans l'entreprise, Paris, LafTont, 1982.

*Экзистенциальный проект - понятие, введенное Ж. П. Сартром; в своей книге «Проблемы метода» (1957) он утверждал: «даже самое примитивное поведение должно детерминироваться не только обусловливающим его отношением к реальным, имеющимся налицо факторам, но и отношением к определенному будущему объекту, который оно стремится вызвать к жизни. Это мы и называем проектом».

^Nicole Aubert, Le Pouvoir usurpe? Femmes et hommes dans l'entreprise, op. cit., p. 193-195. Вспомним в этой связи знаменитый афоризм Жермены де Сталь: «Слава для женщины могла бы стать всего лишь пышным трауром по счастью».

426

дела, профессиональные устремления женщин больше ориентированы на равенство с мужчинами^, чем на достижение высочайшего положения, огромного авторитета и неограниченной власти. Сексуальные стереотипы и примат успеха в личной жизни над общественным успехом имеют следствием ограничение уровня их притязаний и отказ от планов, связанных с правом на принятие самых ответственных решений и с верховенством над всеми остальными. За небольшим исключением женщины, которых общество склоняет к предоставлению приоритета ценностям личной жизни, не находят себя в погоне за властью; власть ради самой власти не может восприниматься ими как исконная конечная цель существования.

Вот почему мы не можем принять теории, рассматривающие «страх перед успехом» в качестве главной причины, объясняющей топтание женщин у самого порога руководящих инстанций. Пресловутый fear of success*^, представленный как специфическая черта личности женщин, несомненно, сумел стать основным тормозом для их профессиональных амбиций как потому, что верховенство мужчин представлялось чем-то вполне очевидным, так и потому, что успех женщины порождал специфические формы социального неприятия и непреодолимые конфликты ролей. Сегодня дела обстоят иначе. Теперь не те времена, когда девушкам обязательно надо было «тушеваться», отказываться от продолжительной учебы или же от ответственных должностей. Даже если к женским успехам и относятся сдержанно, они не вызывают больше социального остракизма. И следует рассматривать женский страх перед успехом

^Jacqueline Huppert-Laufer, La Feminite neutralisee? Paris, Flammarion, 1982.

*Fear of success (англ.) - страх перед успехом.

^Matina S. Horner, «Toward an Understanding of AchievementRelated Conflicts in Women», Journal of Social Issues, vol. XXVIII, 2, 1972.

427

не как неизменную данность, а как результат психологического влияния той культуры, которая ныне переживает упадок. В наши дни женщины не боятся успеха: просто у них нет столь же сильных социальных мотиваций, как у мужчин, чтобы карабкаться к вершинам власти. Теперь женщин держит поодаль от власти не психологическое давление, а вялое стимулирование со стороны общества к тому, чтобы они во всеуслышание заявляли о себе, поскольку их социализация скорее ориентирована на успехи в личной жизни, чем на организационные достижения, и скорее на развитие межличностных отношений, чем на доминирование в иерархической системе.

Женщины редко демонстрируют решимость подняться в своей организации на высшие ступени служебной лестницы, зато они критически воспринимают погоню за должностями и почестями, карьеризм и беспринципность, которые движут сильным полом. И невозможно отделить эту женскую отстраненность от борьбы за власть от социализации, тяготеющей к ценностям мира чувств и межличностного общения, где в качестве доминанты выступает «личная жизнь». Основополагающая для женской социализации ориентация на приоритет человеческой личности заставляет женщин - во всяком случае, в тенденции - противиться борьбе за должности и за власть, подобная ориентация лишает экзистенциального смысла стремление к власти ради самой власти и приводит их в отличие от мужчин к намерению пожертвовать собственной карьерой, если она идет во вред их семейной жизни. Дихотомия женщина-в-сфере-личной-жизни / мужчина-в-сфере-общественной-жизни действует как механизм, который наделяет смыслом погоню за властью для одних и лишает ее смысла для других. Когда экзистенциальный смысл идентифицируется в первую очередь с качеством отношений между людьми, создание промышленной империи, выдвижение корпорации в ранг мировых лидеров или захват все

428

более высоких мест в узком кругу руководителей с трудом можно признать возвышенным идеалом: воля к власти, хотя и не игнорируется, но и не наделяется глубоким смыслом, поскольку она ассоциируется с зацикленным на чем-то одном стилем жизни, отмеченным упоением властью, но лишенным эмоциональных связей. Однако женщины выглядят не столь зачарованными исполнением властных функций не только потому, что общественный успех менее значим для женщин, чем для мужчин, а главным образом потому, что их социализация, основанная на тяготении к «экспрессии» личной индивидуальности, приводит их к мысли о тщетности участия в проектах, нацеленных на обретение господства и власти. И даже если отрицательные примеры, связанные с женской нахрапистостью, могут отчасти объяснить самоцензуру, демонстрируемую женщинами в деле завоевания власти, суть не в этом. Еще до того как вступят в действие психологические барьеры (конфликт ролей, страх перед самоутверждением, утрата женственности), уже возникает позиция самоустранения. Женщины занимают подобную позицию по отношению к власти вследствие блокировки чувств, ибо неизбежная инфляция ценностей частной, эмоциональной жизни и межчеловеческих связей девальвирует в глазах женщин экзистенциальный смысл власти начальника.

Давайте все-таки поостережемся объяснять все трудности, с какими сталкиваются женщины при попытке представить себя главой организации, в свете психоаналитических воззрений, которые, подчеркивая бремя эдипова комплекса, анализируют женскую мотивацию обретения власти как «невозможный акт и непреодолимое табу»^. Теория в данном случае не согласуется с исторической практикой. Пресловутый «невозможный» акт в действительности был-таки совершен. И именно теперь

^Nicole Aubert, Le Pouvoir usurpe? Femmes et hommes dans l'entreprise, op. cit., p. 234.

429

мы переживаем время осуждения glass ceiling, время феминистских требований паритета полов в политических организациях. Как можно увязать этот исторический процесс легитимации пришествия женщин во власть и требования ими этой самой власти с системой Бессознательного, Фаллоса и Эдипа, по существу, онтологически отчуждающей их от власти? Мы вынуждены отказаться от метапсихологического подхода, не способного дать объяснение происходящим метаморфозам. И если в наши дни редко можно встретить женщин, наделенных высшими функциями власти, то происходит это отнюдь не из-за «табу отцовской власти», рассматриваемого как священное и нерушимое, а под влиянием социально-исторических моральных норм, завышающих ценность инвестиций женщин прежде всего в сферу частной жизни. Отныне двери власти начинают приоткрываться, а в препятствиях, лишающих женщин доступа к ответственным постам, нет больше ничего непреодолимого. Остается одно только преимущественное тяготение к полюсу частной жизни: оно и продолжает, во всяком случае в тенденции, отвращать женщин от завоевания высочайших ступеней иерархической лестницы.

Существующее деление женщина-в-сфере-личнойжизни / мужчина-в-сфере-общественной-жизни еще в одном плане понижает шансы женщин в борьбе с мужчинами за обладание властью. Любая позиция власти подразумевает трудные решения, преодоление критических ситуаций и рискованные действия. Конечно, речь идет о взвешенном риске. И все-таки предприимчивость не может до конца порвать свои связи с дерзостью и авантюризмом, со стремлением бросить всем вызов, с проявлениями натуры бесстрашного бретёра и «игрока». Позволительно задать себе такой вопрос: если принять во внимание различные у двух полов системы социальной оценки, то одинаково ли мужчины и женщины воспринимают подобный аспект действий и принятия решений? Исследования уже давно выявили следующее:

430

менеджеры мужчины и женщины, судя по всему, по-разному относятся к риску^: и если мнения первых в отношении пользы риска разделились, то вторые, похоже, дают ему гораздо более негативную оценку, видя в нем скорее возможность провала, нежели подходящий случай для завоевания признания и власти. И сегодня еще многие руководители служб, ведающих персоналом, полагают, что мужчины лучше приспособлены к принятию рискованных решений, чем женщины^. Стоит ли этому удивляться? Само собой разумеется, что нет, поскольку положительное отношение к риску и завышение значимости социального успеха идут рука об руку. Нам не следует забывать об уроке, данном Гегелем: ради признания в обществе и авторитета мужчины сражаются между собою и идут навстречу смертельной опасности. Идея здесь сводится вот к чему: стремление навязать свою волю другим и добиться их уважения само по себе предполагает рискованные инициативы. И чем настоятельнее необходимость в общественном признании, тем легче вызов и риск наполняются позитивным смыслом. Есть все основания думать, что и в наши дни общепризнанный престиж высокого общественного и служебного положения толкает мужчин на то, чтобы более откровенно вовлекаться в действия, связанные с вызывающим поведением и с риском. И наоборот, если женщины и кажутся нам в меньшей степени наделенными вкусом к риску, то это происходит (во всяком случае, отчасти) из-за их приверженности к роли в сфере личной жизни, которая слабее побуждает их к тому, чтобы возноситься и побеждать. Извлекая из успеха меньше душевного удовлетворения, чем его в таком случае приходится на долю мужчин, женщины менее склонны к тому, чтобы бросать вызов обстоятельствам и существующему порядку вещей.

^Margaret Hennig, Anne Jardim, The Managerial Woman, New York, Pocket Books, 1976, p. 4750.

^»Women in Corporate Management», Catalyst, 1990, p. 13.

431

Мужчина-в-сфере-общественной-жизни/ женщина-в-сфере-личной-жизни: каково будущее этой дихотомии?

Каковы же перспективы развития асимметрии мужчина-в-сфере-общественной-жизни / женщина-в-сфереличной-жизни? Удастся ли все более усиливающемуся, проникнутому духом соревновательности и меритократии воображаемому сгладить это различие; удастся ли ему создать равноправное положение мужчин и женщин по отношению к ценностям общественного и служебного успеха? Вряд ли такое возможно. Совершенно очевидно, что функция материнства еще очень долго будет служить основным препятствием для торжества унификации половых ролей. Меньшее значение, придаваемое служебным успехам женщины, - это жесткая корреляция женской роли кормилицы с ролью воспитательницы детей. И пока женщины предназначены для выполнения материнских обязанностей, их профессиональные достижения и общественная роль в социуме будут менее престижны: эти два явления взаимосвязаны. Так было во всех известных нам обществах, и так будет впредь. И даже изменения невиданных масштабов, произошедшие в условиях жизни женщин (контроль над рождаемостью, понижение уровня рождаемости, женское высшее образование, легитимность женского наемного труда) не отменят действия этого фактора. Как мы уже имели возможность убедиться, главенство женщин в семейной сфере не может быть связано с историческими пережитками, поскольку не что иное, как индивидуалистические ценности, приводят женщин к тому, чтобы снова и снова «выкладываться» на традиционной «территории» частной жизни, чтобы снова и снова эту частную жизнь узурпировать. Идет ли речь о последовательном и неуклонном падении престижа матери в пользу ценностей, связанных с профессиональной деятельностью? Нет никаких оснований утверждать это, поскольку женщины из руково-

432

дящего состава по-прежнему продолжают выполнять свои первоочередные обязанности, связанные с воспитанием детей, и стремятся совместить служебную деятельность с ролью матери. Существует возрождение роли матери на новом историческом уровне, но никак не выморочная социальная модель. Даже если дипломы и карьера приобретают теперь в жизни женщины важное значение, трудно себе представить, будто оба пола станут завышать ценность успеха и честолюбия совершенно одинаково, памятуя о том, что материнство служит источником символического единения женщины со сферой частной жизни. Даже если женщины уделяют детям меньше времени, социальное «принуждение», вынуждающее нас признавать значимость особой связи между матерью и ребенком, не утратит из-за этого силы. Да и как могла бы культура не придать основополагающего смысла материнским функциям или не отразить в системе ценностей и в образе жизни сам факт наделения детей жизнью? И ни сила меритократических референций, ни успехи учреждений, берущих на себя заботу о детях, ни случающееся порой более активное участие отцов в семейной жизни, видимо, не сумеют серьезно повлиять на традиционное предназначение женщин играть особую роль в частной жизни.

В этом смысле горизонт демократических обществ выглядит и не столь недифференцированным, и не столь неустойчивым, как на том порой настаивают. Необходимо отказаться видеть в оппозиции женщина-в-сфереличной-жизни/мужчина-в-сфере-общественной-жизни архаичное социальное разделение, поскольку эпоха постмодерна в процессе собственного поступательного развития такое разделение в определенном смысле возрождает. Никто, конечно же, не оспаривает того факта, что отныне женщины не предназначаются исключительно для сферы частной жизни; их роль как в общественной, так и в профессиональной деятельности наделена в настоящее время очевидной социальной легитимностью.

433

И как следствие этого начинается «внедрение» женщин в высшие эшелоны власти. Однако силы, притягивающие женский пол к полюсу «частной жизни», столь влиятельны, что главенство мужчин в организациях еще далеко от упадка. Для демократического общества отсутствие в будущем разделения власти по половому признаку не более реально, чем наступление бесклассового общества. И гораздо больше вероятность того, что власть - во всяком случае, власть в экономике - сохранится у представителей мужского пола, чем вероятность того, что мужчины разделят ее с женщинами на паритетных началах. Речь в таком случае идет не об окончании периода размежевания между гендерами, а скорее о вечном возобновлении верховенства мужчин, пусть даже и менее демонстративного, чем прежде, и в принципе открытого для соперничества, питаемого новыми амбициями представительниц женского пола.

Мужчины играют и выигрывают

Есть и другие факторы, которые скорее всего еще надолго обеспечат мужчинам главенство в организациях. Речь идет об идеальных воплощениях собственного пола и о моральных нормах социализации, влияющих на свойства личности, на вкусы и поведение, рассматриваемые как присущие тому или иному полу. Приучая мальчиков вести себя, как положено мальчикам, а девочек - как положено девочкам, модели социализации формируют определенные позиции и настрой ума, один пол подготавливающие лучше, чем другой, к дальнейшей борьбе за власть и за влияние в обществе. С sex typing* начинается процесс социального воссоздания неравенства полов по отношению к власти.

*Sex typing (англ.) - секс-символ.

434

Многочисленные наблюдения показали, каким образом дух независимости и соревновательности успешнее развивается посредством воспитания мальчиков, чем воспитания девочек. Девочек, которых считают более уязвимыми и слабыми, чем мальчики, надежней защищают и больше опекают. Мальчиков чаще наказывают и больше критикуют; сталкиваясь с трудной задачей, они реже, чем девочки, получают помощь от своих родителей. Вместе с тем им раньше, чем девочкам, позволяют свободно перемещаться и на более дальние расстояния; в подростковом возрасте родители с большей неохотой позволяют уходить из дома дочерям, чем сыновьям. Таковы различия в моральных нормах, которые тормозят продвижение девочек к независимости и которые, напротив, способствуют развитию у мальчиков склонности к риску, большей веры в себя, меньшей пассивности и меньшего страха сделать шаг вперед.

На этот обусловленный воспитанием порядок вещей, подталкивающий мальчиков к независимости, накладывается социализация и психологическая практика мужчин, направленная на соревнование, на агрессивные действия, на самоутверждение посредством вызывающего поведения и противостояния другим людям. В отличие от девочек мальчики дерутся между собой и постоянно задирают друг друга; они более энергично, чем девочки, пытаются подмять друг друга под себя, установить иерархию, исходя из того, кто из них «самый сильный»; они боятся, что их примут за «мокрых куриц», состязаются в бахвальстве и прибегают в своей компании к приказам и угрозам^. У подростков влияние со стороны сверстников, дополненное еще и занятиями коллективными видами спорта, создает обстановку соперничества, соревнования и преодоления противника. Для того чтобы завоевать признание товарищей и привлечь

^Eleanor Maccoby, «La psychologie des sexes: implications pour les roles adultes», in Le Fait feminin, op. cit., p. 243-257.

435

внимание девочек, а также для того чтобы утвердить собственную значимость, молодые люди состязаются друг с другом: тем самым они хотят доказать свою силу, свое превосходство и свою мужественность. Агрессивные игры в спортивной культуре, потасовки, вписывающиеся в насаждаемые средствами массовой информации представления о мужественных мужчинах, сексуальные подвиги, потребные для выставляемых напоказ любовных побед, - все указывает на важность для построения мужской идентичности таких ценностей, которые связаны с соревнованием и с конкурентной борьбой. Победить, оказаться самым сильным, превзойти всех других - такова сердцевина идеала мужественности. Как же можно при подобных условиях удивляться тому факту, что мужчины занимают главенствующее место в сфере власти? Мужчины - естественным образом предрасположенные (причем в большей мере, чем женщины) к агрессивности, социализированные в основанной на соревновании культуре, побуждаемые к тому, чтобы гордиться своими победами над другими, и подстрекаемые постоянно доказывать свое превосходство, видят в борьбе за власть больше возможностей для повышения собственного престижа, чем второй пол.

К преимуществам представителей мужского пола можно было бы добавить еще кое-что. Если мужчины находятся под глубоким воздействием соревновательной культуры, развивающей в них амбиции, самоуверенность и завышенное мнение о себе, столь необходимые для того, чтобы стать лидером, то женщин излишне оберегающая их социализация «притормаживает», и следствием этого выступает более низкий уровень их самоуважения. Многие исследования как раз и объясняют менее честолюбивые планы женщин и их малое представительство в высших эшелонах управления отсутствием у них веры в собственные силы. Столь важный пункт, как уровень самоуважения, предстает перед нами в виде наиболее явной различительной черты, выявленной работами, посвященными мужчинам и женщинам

436

из руководящего персонала^. Да и сами женщины-руководительницы нередко считают определенный психологический настрой одной из главных причин своих достижений. Наряду со всем этим более скрупулезный анализ позволяет усомниться в заявленных утверждениях. Если девочки-подростки, похоже, имеют более негативное представление о себе, чем мальчики, то с женщинами из руководящего состава дело обстоит по-другому. Фактически у мужчин и женщин при равной заработной плате возникает и одинаковое представление об уровне своего профессионализма; что же касается восприятия ими собственной душевной силы, а также восприятия ими самих себя в отношениях с начальством и с подчиненными, то и здесь сходство между двумя полами имеет большее значение, чем различия: женщиныруководительницы воспринимают себя столь же позитивно, как и их коллеги-мужчины^. Если на верхних ступенях иерархической лестницы женщины по-прежнему очень малочисленны, то происходит это не из-за нехватки у них веры в себя - чувства, по сути своей, переменчивого и способного расти или убывать в зависимости от профессиональных успехов, - а в гораздо большей степени из-за их социальной роли, отмеченной печатью личной жизни, а также из-за способа их социализации, слабо ориентированного на самоутверждение в противоборстве с соперниками.

Конечно, в нашем обществе девушки все успешней усваивают соревновательные ценности. Вместе с тем, мы никогда не ориентируемся на одну-единственную модель социализации. Женский пол по-прежнему сильно тяготеет в сторону межличностных отношений, психологиче-

^Carole Lamoureux, Line Cardinal, «Femmes cadres et estime de soi», coll. cite, p. 66.

^Ibid., p. 69-74; Francoise Belle, Etre femme et cadre, Paris, L'Harmattan, 1991, p. 198 (более 9 женщин-руководительниц из каждых 10 считают себя столь же компетентными, как и их коллеги-мужчины).

437

ских переживаний, интимной жизни, эмоционально наполненных, семейных, а также связанных с эстетикой занятий, тогда как мужской пол склоняется к «инструментализму» и научно-технической деятельности, а еще к насильственным действиям и властным функциям. Даже в спорте, который подвергся широкой феминизации, мы видим, что соревновательные референции распределяются между представителями мужского и женского полов в разных пропорциях. Мальчики неизменно предпочитают соревновательные виды спорта, в то время как девочки - спортивную деятельность, связанную с тренировками, с обретением и сохранением формы. И если одних больше поощряют к достижению результатов, то других - к нахождению собственного стиля. Чемпионки высокого ранга не пользуются ни такой же славой, ни такой же известностью, как чемпионы-мужчины; и им в гораздо меньшей степени, чем спортсменаммужчинам, удается выглядеть в глазах молодежи образцом для самоотождествления^. Last but not least*, и потому молодые атлеты-мужчины чаще прибегают к допингу, чем девушки-атлетки^. Мы вынуждены констатировать, что, даже если женщины теперь гораздо чаще занимаются спортом, они все равно не придают состязательности ни того смысла, ни того значения, какие придают ей мужчины. Для женщин победа над другими кажется не столь важной, как сама физическая деятельность; для мужчин само соревнование выступает объектом, вызывающим появление пылких страстей: соперничать с другими, побеждать, быть лучшим - все это воспринимается как самоцель и самостоятельная ценность.

^Michele Metoudi, «Les femmes dans l'heroisme sportif». Esprit, nov. 1993, p. 29-40.

*Last but not least (англ.) - хотя и последний, но не худший.

^Suzanne Laberge, Guy Thibault, «Dopage sportif: attitudes de jeunes athletes quebecois et significations dans le contexte d'une ethique postmoderne», Loisir et societe. Presses de l'Universite du Quebec, № 2, automne 1993, p. 366-371.

438

Именно эти социальные и связанные с идентичностью нормы, ориентирующие мужской пол прежде всего на соревнование и результат, а женский - на межличностные отношения и интимную жизнь, и дают мужчинам преимущество при подъеме по служебной лестнице. Победить, властвовать над всеми остальными - цель в себе и идеал для создания мужской, но никак не женской идентичности. Это козырь в борьбе за власть, и мужчинам суждено его сохранить. Даже если (что весьма вероятно) проникнутая духом меритократии культура будет все больше расширять свое влияние, с трудом верится, что в будущем оба пола сумеют совершенно одинаково интериоризировать соревновательные ценности и что будет покончено с нормами социализации, предписывающими женщинам сферу семьи, межличностных отношений и соблазна. И столь же ошибочно было бы полагать, что новые психологические и связанные с межчеловеческим общением референции в состоянии разрушить соревновательный стержень мужской идентичности. Подобно тому как материнство является неизменным фактором, определяющим привязанность женщин к сфере личной жизни, мужская сексуальность и физическая сила мужчин (пусть даже сегодня они и не ценятся в их демонстративных проявлениях) действуют как «структурообразующие» силы, способствующие приданию большей значимости в области воображаемого-социального agon* и власти над другими. В человеческих обществах любые различия служат материалом для амплификации и метафоризации. И маловероятно, что «объективные» различия, касающиеся мужской силы, агрессивности и сексуальности, остаются - в социологическом и психологическом плане - на нулевом уровне смысла и не открывают простора для ассоциаций, оценок и социальных дифференциаций. В той мере, в какой базирующаяся на мышечной массе идентичность

*Agon (лат.) - публичное состязание.

439

обнаруживает свою связь с воображаемым, имеющим отношение к сексуальной мощи и телосложению мужчин, в будущем, несомненно, будет воспроизводиться господство идеала мужественности, боевитости и конкурентоспособности. Эгалитаристские влияния не покончат ни с социальными кодами, ни со стереотипами и с воображаемыми ассоциациями, касающимися различий между полами. Поступательное развитие индивидуалистически-демократической культуры, безусловно, дестабилизирует как роли, так и нравственные императивы двух полов. Однако этот процесс противоречит социальным, диктуемым условиями формирования идентичности, требованиям отличать роли и поведение мужчин от ролей и поведения женщин. И немыслимо представить себе состояние общества, освободившегося от необходимости такого различения.

В свете современных тенденций рассуждения относительно «поражения мужчин» не внушают нам ничего, кроме скептицизма. Мужчины, социально подготовленные к тому, чтобы утверждать собственное «я» в столкновениях с другими людьми, не утратили привилегированного положения, помогающего им добиваться победы в борьбе за власть и славу. Если что-нибудь и подверглось девальвации, то это прежде всего ценности мужского шовинизма и особенно нарочитые проявления мужского начала. Значимым феноменом в этом смысле выступает не кризис преимущественных прав мужчин, а неизменность идентичности, проступающая сквозь те эфемерные формы, в какие она облекается. Воля к власти, потребность мериться силами с другими людьми и вкус к победе ради победы по-прежнему остаются теми принципами, которые интериоризированы в большей степени мужским полом, чем женским. Как подметил еще Гегель, мужская субъективность строится посредством конфликта между людьми за признание и авторитет*. Эта

*Юноша «должен принять условия, поставленные ему этим миром, и от их неподатливости отвоевать то, что он хочет иметь

440

социальная модель не утратила силы, она продолжает жить, пусть даже и без аспекта, связанного с войной. С самого «начала» истории и до наших дней мужчины утверждают себя в противоборстве друг с другом и в состязаниях, где каждый оценивается по заслугам. Мужская идентичность, не столько поврежденная, сколько возродившаяся в новых условиях, по-прежнему позволяет мужчинам в обществах открытого типа сохранять за собой доминирующее положение во властных структурах^. «Кризис мужественности» - это скорее литературный образ, чем глубокий социальный феномен: у мужчины есть будущее, и власть в его руках - таков неизменный горизонт для эпохи демократии.

для себя самого» (Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 3. M.: Мысль, 1977. С. 89. Подробнее о юношеском возрасте Гегель говорил в своих «Лекциях по эстетике», см.: Гегель. Соч. Т. XIII. M.; Л.: Соцэкгиз, 1958. С. 154).

^Даже тогда, когда женщины занимают ответственные должности, в частности, в административном руководстве, очень малое число из них доходит до самого верхнего уровня власти, они все еще занимают низшие места в иерархии (см.: Sylvie Paquerot, «Les femmes cadre dans la fonction publique du Quebec», op. cit., p. 250). Как известно, подобная иерархия внутри иерархии, заново воспроизводящая главенство мужчин, обнаруживается также и в мире бизнеса, и в большинстве правительств.

Приложение 1 КНИГА ЖИЛЯ ЛИПОВЕЦКОГО «ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА» В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ

Предложенная вниманию российских читателей книга Жиля Липовецкого предстает перед нами как своеобразный итог его размышлений о современном состоянии западной культуры. Начало этим размышлениям было положено в 1983 году в работе «Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме», где социолог подверг анализу те сложившиеся в последние десятилетия условия, которые способствовали утверждению в демократических обществах новых способов осуществления процесса индивидуации их членов. В 1987 году вышел в свет другой важный труд Липовецкого - «Империя эфемерного. Мода и ее судьба в современных обществах», в котором внимание исследователя сосредоточено на проблеме особого рода «богооставленности» индивида в век демократии, что лишает его существование прочных основ. И наконец, за пять лет до появления «Третьей женщины» вышло в свет его эссе «Сумерки долга. Этика отсутствия боли в новые времена демократии», где им рассмотрена приверженность современного общества к культу силы и здоровья, заведомо исключающему из рассмотрения необходимое для развития души страдание.

444

Однако лучшей, наиболее значительной и известной стала его последняя книга, посвященная гендерным проблемам.

Гендерные проблемы - словно лакомые кусочки пахучего сыра: их запах возбуждает, над ними роится мушиный рой досужих сплетен и фантастических домыслов. В эти соблазнительные проблемы с разных сторон вгрызаются всевозможные гуманитарные науки: сразу бросаются в глаза следы острых крысиных зубов психоанализа, мышиных укусов разных школ психологии; эти проблемы широким кухонным ножом пластует философия и хорошо наточенным скальпелем надрезает медицина. Склонные к эпатажу масс-медиа злокозненно норовят приготовить из них плавленый сыр, превратив тем самым в совсем другое блюдо; их втихую растаскивают по своим норкам, для собственных нужд, и вовсе безвестные серые мышки...

Все это происходит потому, что гендерные проблемы соблазняют своей кажущейся непотаенностью: вот они - все перед нами, будто те самые кусочки сыра на блюдечке с голубой каемочкой... Однако это не более чем видимость, ибо, как давно известно, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а потому разумнее проявить осторожность и прежде чем высказывать какие-либо суждения по этому поводу, разведать «поле стратегических возможностей» толкования подобных проблем.

Если обратиться к истории вопроса, то поначалу речь шла не о гендерных проблемах, а о проблемах женщины в нашем обществе. Но что такое женщина и в чем ее главное отличие от мужчины? Уже в конце XIX века было ясно: женщина есть женщина в себе, тогда как мужчина становится мужчиной только посредством сексуального отношения к женщине; тогда же немецкий философ Георг Зиммель утвердился в мысли, что в любовных отношениях женщина ищет личность, а мужчина - женский пол, который призван подтвердить его мужественность. «Женщина - гений жизни, а мужчина -

445

гений духа», - провозгласил другой немецкий мыслитель, Макс Шелер. Позднее французский философ Владимир Янклевич придумал свое, весьма оригинальное определение женского пола: «Женщина - это бессильная форма, а мужчина - бесформенная сила». Все эти определения впечатляют, будоражат воображение и западают в память, но сути вопроса не проясняют.

К тому же вдумчивый анализ быстро обнаружил, что проблемы женщины на самом деле не существует, а есть гендерные проблемы, иными словами, проблемы отношений между двумя гендерами, включая сюда и самые запутанные из подобных отношений, рождаемые все еще непостижимой для нас любовью. (Ну как тут не вспомнить мысль Фрейда о том, что всемогущая любовь нигде, пожалуй, не проявляется так сильно, как в заблуждениях.) Признавая огромную значимость любовных отношений между гендерами, всегда следует тщательно разбираться, какую разновидность любви исповедует тот, о ком идет речь, поскольку именно в любовных влечениях с категорической определенностью, недостижимой посредством исследования фактов биографии, открывается карта, на которую человек ставит свою жизнь. Вот почему Жан Бодрийяр мог с полным основанием сказать: «Любовь - вызов и ставка: вызов другому полюбить в ответ; быть обольщенным - это бросать другому вызов: можешь ли и ты уступить соблазну?»^

Рассмотрим в этой связи хотя бы некоторые особенно популярные «ставки». Первая из них - это традиционная мужская ставка на силу. Как заметил Александр Лоуэн, если сексуальные отношения мотивированы чувством (любовью, влечением, страстью), то поведение мужчины более спонтанно, а поскольку женский отклик в таких условиях тоже определен чувствами, мужчина

^Бодрийяр Жан. Соблазн. Указ. соч. С. 58. Далее в тексте взгляды Ж. Бодрийяра будут изложены, исходя из содержания этой работы.

446

и женщина встречаются как равные. Но в той мере, в которой Эго вмешивается в сексуальные взаимоотношения, половой акт становится маскулинной экспрессией власти над женщиной или проявлением силы. При этом если у женщины двойственный стандарт создает диссоциацию любви и секса, но эффект его воздействия на мужчину - противопоставление идеи силы тому, что является сексуальностью. Сила требует контроля, а сексуальность - сдачи позиций, а значит, отдавания себя. Сила налагает обязательства; сексуальность разряжает напряжение. Сила создает неравенство, объекты и субъекты, а сексуальность - взаимодействие равных. Если сила представляет собой функцию Эго и ума, то сексуальность - функцию тела. Сила приводит к «боевым» действиям, а сексуальность обычно связана со сдачей позиций и участием^.

Жан Бодрийяр идет дальше, настаивая на том, что на сексуальную жизнь распространяется действие экономических установлений, царящих в нашем обществе: требование ликвидности, поточности, ускоренной обращаемости психического, сексуального и телесного предстает перед нами как точная реплика закона, управляющего товарной стоимостью: капитал должен находиться в обращении, никаких фиксированных пунктов, цепочка инвестиций и реинвестиций не должна прерываться, стоимость должна иррадиировать непрестанно - такова сегодняшняя форма реализации стоимости; что же касается сексуальности, то сексуальная модель есть способ ее проявления на уровне тел. Как правильно подметил Теодор Зельден, секс кажется загадкой для тех, кто исходит «из идеи, что эгоизм - это ключ к благоденствию, и влечения пола, способные стимулировать альтруизм, выглядят поэтому создающими помехи и непри-

^Об этом см.: Лоуэн Александр. Любовь и оргазм. Указ. соч. С. 386. Далее в тексте взгляды А. Лоуэна будут изложены, исходя из содержания этой работы.

447

емлемыми на арене общественной жизни и годными только для замкнутого мирка домашнего очага»^. Однако любые попытки ущемления значимости любви приводят к плачевным результатам, и Стендаль еще в начале XIX века весьма удачно назвал «мариводажем» уловки разума, не желающего признавать за любовью ее неотъемлемых прав. Именно в этом причины печальных следствий подмеченного Бодрийяром переворота от мужского начала и запрета, правивших прежде сексуальным разумом, к сдвоенной привилегированности женского наслаждения. Экзальтация женственности совершенный инструмент для беспрецедентной генерализации и управляемого распространения Сексуального Разума.

Тысячу раз был прав Ортега-и-Гассет, когда крепко задумался о причинах возникновения любви и усомнился в том, что красота, о которой так много рассуждают в связи с любовью, играет именно такую роль, какую мы привыкли ей приписывать. Идеей красоты, словно великолепной мраморной плитой, придавлена утонченность и свежесть психологии любви, утверждал он. Считается, что если мы сообщили о женитьбе мужчины на красивой женщине, то этим все сказано, в то время как на самом деле не сказано ничего. Заблуждение коренится в наследии Платона, хотя для него красота не означала лишь телесного совершенства, а была выражением совершенства как такового, той формой, в которой для древнего грека воплотилось все, чем стоило дорожить. Под красотой подразумевалось превосходство. Этот своеобразный взгляд послужил отправной точкой для последующих теорий любовных влечений^.

^Theodore Zeldin. Les Francaises et l'histoire intime de l'humanite, Paris, Fayard, 1994, p. 107.

^Об этом см.: Ортега-и-Гассет Х. Этюды о любви. Указ. соч. С. 164. Далее в тексте взгляды Х. Ортега-и-Гассета будут изложены, исходя из содержания этой работы.

448

Многие теории любви, выработанные мужчинами, подвергаются обоснованной критике со стороны феминисток, ибо вследствие разницы между мужчинами и женщинами в восприятии этого чувства нередко возникают всевозможные недоразумения. «Мужчина, - замечает Клодина Эрман, - очень рано привыкает думать, что, поскольку функция женщины в том, чтобы посвятить себя ему [...] она обязана ему своей преданностью в обмен на тот статус, который предоставит ей его собственная социальная функция или даже [...] в обмен на одно только его присутствие в ее жизни, каковое он обычно оценивает очень высоко. Таким образом, функция любви, в понимании мужчины, в том, чтобы быть обращенной исключительно на него [...] а личность женщины и ее способность к саморефлексии (вместо рефлексии по поводу мужчины) кажутся ему совершенно лишними»^. Многие мужчины вполне искренно мнят себя центром вселенной для женщины и не признают за ней никакого права их судить.

В теориях психоанализа сыны Эдипа поглощены решением кардинальных для них вопросов: «Кто самый сильный из всех? И чья власть будет самой незыблемой?» Женщинам подобные терзания чужды, но это не означает, будто психоаналитики на этом основании устранились от решения проблем представительниц прекрасного пола: женщин не оставили без внимания, приписав им - по аналогии с мужчинами - комплекс Электры, взбунтовавшейся против материнской власти^. Таким образом, вопрос об Эдиповом комплексе в теории психоанализа выглядит отмеченным определенным анд-

^Claudine Herrmann. Les Voleuses de langue, Paris, Des Femmes, 1976, p. 76.

^Ницше, проявлявший, как известно, мало снисходительности к женскому полу, возможно, был не так уж и неправ, когда утверждал: «Одни и те же аффекты у мужчин и женщин различны в темпе; поэтому-то мужчина и женщина не перестают не понимать друг друга» (Ницше Фридрих. По ту сторону добра и зла. Указ. соч. С. 209).

449

роцентризмом, - тенденцией универсализации мужского начала и принятия его в качестве референции без учета того, что это всего-навсего одна из точек зрения что и превращает серьезную феминистскую проблему в простую проекцию мужского опыта^. А ведь женщин, по большому счету, волнует отнюдь не вопрос о том, кто главнее: кардинальный для них вопрос, обращенный к мужчине, звучит иначе: «Кто из нас дороже твоему сердцу?» У женщин есть свои комплексы - как же без них? - но они связаны скорее с их усилиями утвердить свою основанную на душевной привязанности незаменимость для мужчины, чем со стремлением поучаствовать в рационально замысленных играх власти. «Сердце-вещун» помогает им уклониться от выстраивания хитроумных стратегий любви, дополненных мудреными выкладками и теми глубокомысленными рассуждениями, которым во все века отдавали дань мужчины. По справедливому замечанию Александра Лоуэна, у нас все еще господствует иерархия ценностей, установленная классическими греками: сознание, знание и резон (маскулинные ценности) считаются первостепенными, а инстинкт, интуиция и чувство (фемининные ценности) - второстепенными. Сила как ценность все еще преобладает над ощущением идентифицированности и своих обязательств перед будущим, а посему среди теоретиков любви, играющей важную роль прежде всего в жизни женщины, нам будут встречаться практически одни только мужчины.

Жиль Липовецкий в своей книге упомянул многие из мужских фантазий о любви, но каждый, кто интересовался этой проблемой, вряд ли удержался бы и от собственного комментария. Отношения между мужчинами

^Подробнее об этом см.: Nathalie Heinich. Etats de femme. L'identite feminine dans la fiction occidentale, op. cit., p. 201. Далее в тексте взгляды Н. Иник будут изложены, исходя из содержания этой работы.

450

и женщинами прошли в своем развитии через несколько стадий. В Ветхом Завете, как мы помним, все решало простое установление особого места и предназначения женщины: «Все помыслы ее должны быть направлены на удовлетворение желаний мужчины, и он должен управлять ими».

О любви первыми заговорили древние греки, и они предложили такую ее классификацию: филия (любовьприязнь, любовь-симпатия, любовь-дружба), агапе (жертвенно-нисходящая любовь к ближнему), строге (привязанность на базе заданного общения - брак по расчету), эрос (вспыхивает как спонтанная и независимая от воли стихийная страсть); при этом своевольный эрос мог реализовать себя наперекор очевидным нравственным, ментальным и социальным соответствиям.

Заметим кстати, что в рамках ориентированной на агапе христианской традиции филия отторгалась куда более яростно, нежели эрос в его стихийной физиологичности: любодеяние по тяжести греха занимает в «покаянных книгах» второе (после гордыни) место. Причина столь сурового осуждения - в неприятии торжества индивидуального предпочтения, вступающего в противоречие с заветом любить всех одинаково: с позиций такого евангельского завета, тяжкий грех «любить не всех равномерно, но единственную безмерно»^. При этом скромности греков следует еще противопоставить мелочное рвение христианских пастырей, с самого начала Средних веков пытавшихся «регламентировать буквально все: позы, частоту, жесты, расположение духа, осведомленность о намерениях партнера, знаки желания, с одной стороны, и свидетельства согласия - с другой, и прочее»^. (Не является ли Антиохский кодекс, о котором вспоминает в своей книге Жиль Липовецкий, в выс-

^Подробнее об этом см.: Новейший философский словарь. Указ. соч. С. 384-387.

^Фуко Мишель. История сексуальности-III. Указ. соч. С. 178.

451

шей степени парадоксальным возрождением подобной традиции?)

В античном обществе женщина не более чем «функция» (носительница титулов и родственница знатных особ), передаточное звено, способ скрепления военных союзов; она не более чем разменная монета во взаиморасчетах мужчин. Древние вообще старались решить проблемы любовных отношений однозначно и без лишних сантиментов: закон Солона обязывал супругов сближаться не реже чем трижды в месяц «не ради наслаждения, а с тем, чтоб, обновляя брак, освободить его от набирающихся при всей взаимной благожелательности в повседневной жизни разногласий»^. Стараться-то они старались, но только не всегда полученный результат оправдывал ожидания, и мужчины снова и снова оказывались перед необходимостью сворачивать с легких путей и тратить усилия на завоевание благосклонности женщин. Не случайно Овидий посвятил этой теме столь прочувствованные размышления. У римского поэта Эрос - это легкомысленный мальчик, летающий по свету с луком в руках; за спиной у шаловливого бога колчан со стрелами, у которых либо золотые, либо свинцовые наконечники. Те, кого настигла золотая стрела, сходят с ума от любви, зато те, кого поразит свинцовая стрела, не способны ощутить ее сладость. Однако это не означает, будто пораженные свинцовой стрелой добровольно лишат себя удовольствия высказаться на эту тему. Из подобных мудрствований как раз и рождаются взгляды, подобные взглядам Спинозы, убежденного, будто любовь - это «щекотание, сопровождаемое идеей внешней причины», или Шопенгауэра, полагавшего, что любовь часто вступает в противоречие «с собственной индивидуальностью человека, ибо страсть устремляется на такие существа, которые, помимо половых отноше-

^Плутарх. Об Эроте, 23, 169а.

452

ний, способны возбуждать у влюбленного одно только презрение, ненависть и даже прямое отвращение»^.

В «Науке любить» Овидий предлагает набор незамысловатых рецептов, которым столетиями охотно следовали мужчины: «Обещай, не скупись, - обещания разве что-нибудь стоят? Обещаниями может быть богат каждый. Надежда, соединенная с доверием, живет долго». «Не бойся давать обещания, - наставляет он, обещания завлекают женщин - а давая обещания, призывай в свидетели каких угодно богов!» «Ты должен играть роль влюбленного, твой разговор - выражать твои страдания». «При ухаживании помогают и слезы - слезами ты размягчишь хоть алмаз!» По оценке Овидия, соблазнение требует большой сноровки, и «одно искусство делает любовь бессмертной», а потому, «если ты хочешь, чтобы женщина продолжала любить тебя, старайся внушить ей мысль, что ты в восторге от ее красоты». Самое важное - не позабыть при этом, что ни в коем случае нельзя нарушать обещания, данные мужчинам, и «если вы умны, потешайтесь безнаказанно только над одними женщинами!»^. Заметим кстати, что спустя столетия Стендаль в том же самом ключе описывал французский обычай «обращаться с женщинами, как с особого рода мужчинами - более великодушными, более изменчивыми, с которыми, главное, невозможно соперничать», поскольку «последние из мужчин уважают друг друга больше, чем их»^. Однако, как легко убедиться, в том, о чем говорил Овидий, нет и вздоха любви: по меткому замечанию одного французского автора, то была собственно не «наука любить», а «наука соблазнять».

^Шопенгауэр А. Метафизика половой любви. Указ. соч. С. 399.

^Овидий Публий Назон. Наука любить. Указ. соч. С. 56, 65-68, 91,118.

^Стендаль. О любви // Стендаль. Указ. соч. Т. 7. С. 66, 67. Далее в тексте взгляды Стендаля будут изложены, исходя из содержания этой работы.

453

По наблюдениям Александра Лоуэна, в отношениях с представителями противоположного пола женщина может играть четыре роли: сексуальный объект, сестра, романтический идеал и мать. С возникновением Эго и отходом от матриархального уклада единство женской личности диссоциируется на противоположные друг другу категории: сексуальный объект и мать. Культурная эволюция, породившая христианство и бескорыстную братскую любовь, выделила, как можно заметить, еще два аспекта женской личности - фигуру сестры и романтический идеал.

Придав особую святость фигуре сестры, христианство безоговорочно осудило женщину в качестве сексуального объекта, а значение полового акта ассоциировало со злом, с грехом, с падением и смертью. Однако со временем в руководствах по исповеди мало-помалу прикрывается нагота вопросов, связанных с отношениями между полами. Служители церкви избегают входить в детали, которые долгое время считались необходимыми. «Эта материя напоминает смолу, - говорят о грехах против чистоты, - и как бы с ней ни обращались, даже если бы это делалось для того, чтобы очистить себя от нее, - она тем не менее оставляет пятна и все-таки пачкает», - высказался по этому поводу один церковник. Точку образования механизмов подавления сексуальности нам следует искать в практиках покаяния средневекового христианства или, скорее, в двойной серии, образуемой обязательным, исчерпывающим и периодическим признанием, с одной стороны, и методами аскетизма, духовного упражнения и мистицизма, которые особенно интенсивно разрабатывались начиная с XIV века, - с другой. В традиции аскетизма и монашества как идеал доброго христианина установлен императив: не только признаваться в поступках, противоречащих закону, но стараться превратить свое желание - всякое желание - в дискурс. Один итальянский монах в конце XVIII века требовал от кающихся говорить все не только о совершенных поступках, но и о чувственных прикос-

454

новениях, обо всех нечистых взглядах, о непристойных речах или допущенных мыслях. Христианское пастырство стремилось оказать на желание - одним лишь фактом его полного и старательного выведения в дискурс специфические действия по овладению этим желанием и по отвязыванию от него, но также и действие духовного обращения, поворота к Богу, физическое действие блаженной боли: чувствовать в своем теле укусы искушения и сопротивляющуюся ему любовь. Здесь, однако, крылась греховная возможность усиливать испытываемые ощущения с помощью деталей, сообщаемых исповеднику^.

Жесткая позиция церкви в вопросах пола ставила перед каждым христианином дилемму: или полное отвержение красоты и великолепия земной жизни - или безрассудное приятие всего этого, не сдерживаемое более страхом погубить душу. Мирская красота из-за признанной греховности становилась вдвойне притягательной; если перед ней сдавались, то наслаждались ею с безудержным пылом. Страхи мужчин во времена Средневековья находили выход либо в грубых, женоненавистнических произведениях, либо в идеализации желания и в приведении его к тому, чтобы получать удовольствие от него самого, в превращении его в игру: так выглядел более тонкий способ преодоления неприятного чувства, возникающего перед лицом «непостижимой тайны женского наслаждения». Любить утонченной любовью, следуя кодексу куртуазного поведения, - это подвергаться опасной авантюре: любовь - опасная игра. Поэмы не показывают женщину: они показывают образ, который мужчины себе о ней составили. Куртуазная литература была создана для преодоления страха мужчин оказаться неспособными удовлетворить женщин - этих странных существ, которым вся система ценностей при-

^Подробнее об этом см.: Фуко Мишель. Воля к истине: По ту сторону власти и сексуальности. Работы разных лет. М.: Магистериум: Касталь, 1996.

455

писывала тогда неутолимые аппетиты и глубокую испорченность. Главные персонажи куртуазной литературы мужчины, ибо женщины существуют в ней исключительно для того, чтобы оттенить их мужские достоинства и добродетели. Власть рыцарей над собственным телом простиралась вплоть до того, чтобы лежать голым рядом с дамой, демонстрируя совершенное владение собой. В средневековой культуре даже там, где любовь облекается в идеализированные формы, вся эротическая культура остается исключительно сферой эгоизма мужчин.

Мужчины той поры были жестокими (поскольку храбрость и физическая сила необходимы рыцарю), прямыми и несгибаемыми, как их клинки. Зато они готовы были, если того требовала честь, строго следовать любому кодексу: вот его-то и предложила им куртуазная наука. Правила любви, изложенные Андре Капелланом в трактате «Об искусстве пристойной любви», весьма примечательны: «Брак - не препятствие для любви; нескромный человек недостоин любви; никого нельзя принудить любить сразу двоих; любовь должна расти или уменьшаться; любовь по принуждению не приносит наслаждения; не следует любить того, с кем сочетаться браком было бы постыдно; истинному любовнику милы только ласки его возлюбленной и ничьи больше; легкая победа притупляет любовь, трудности увеличивают ей цену; новая любовь стремится изгнать прежнюю; если страсть удовлетворена, она не замедлит погаснуть и редко вспыхивает вновь; любой поступок любящего встречает отклик в мыслях любимого им существа; истинный любовник ценит лишь то, что нравится любимому существу; любовь ни в чем не может отказать любви; любящий никогда не пресыщается ласками возлюбленной; беспокойство, свойственное влюбленным, заставляет их преувеличивать каждую мелочь; ничто не может помешать женщине иметь двух любовников, а мужчине двух любовниц». В определенном смысле вся «веселая наука» обладает предельно строгой нормативной заданностью, и живому чувству просто некуда просочиться.

456

Всем правит ритуал: сначала даму целуют, затем она сама подставляет уста для поцелуя, затем уступает все более дерзким ласкам, действие которых состоит в том, чтобы усилить желание другого. Верхушка феодального общества старательно приноравливалась к искусственным и взвинченным идеалам любви и жизни.

Как ни горько это признавать, но ни в эротической литературе, ни в благочестивых книгах Средневековья не отыскать сколько-нибудь заметных следов подлинного участия к женщине, к ее слабости и к тем горестям и опасностям, которые сулит ей любовь. Сострадание формализовалось в фиктивный рыцарский идеал освобождения девы, где присутствует, собственно говоря, лишь чувственная прелесть от удовлетворения мужского тщеславия. Любовь существовала как прекрасная игра, как форма жизненных отношений, и разыгрывалась она в рыцарском стиле. Этот стиль не забыт и по сию пору, ибо, по сути дела, форм, в которые волей-неволей облекается идеал любви, на все времена лишь несколько.

В куртуазной литературе преобладала скрытая, непрямая эротика, и темы ее - возможность удовлетворения, обещание, желание, недоступность или приближение счастья. Здесь высшее удовлетворение перемещалось в область невысказанного, в область опутанного тончайшими покровами смутного ожидания. И подобной литературе ведома не только мажорная любовь или та, которая носит маску постоянного смеха; она способна претворять любовные горести в красоту и тем самым обладает бесконечно более высокой жизненной ценностью. Однако это нисколько не отменяет того факта, что символическая любовная куртуазная литература - это прежде всего литература «бегства» и «ухода от реальности»^. И такой «уход» затянулся на несколько столетий.

^Подробно о куртуазной любви см.: Хейзинга Йохан. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. Указ. соч.; Хейзинга Йохан. Осень

457

«Любовь - или то, что наиболее часто заменяет ее, присваивая ее имя, - была всемогуща во Франции при Людовике XV», - заметил Стендаль. «Политес» страстей в эпоху абсолютизма воспринимался как неотъемлемое достояние Парижа. В ту пору внимание писателей поглотил «барочный» тип женщины - авантюристки, оригинальной особы, прославившейся не столько благодаря важности содеянного, сколько из-за исключительности своей судьбы. В 20-х годах XIX века Стендаль разработал систему взглядов, основанную на различении четырех «родов любви». Это любовь-страсть, любовь-влечение, физическая любовь и любовь-тщеславие. (Заметим кстати, что в это же самое время Бальзак начал теоретизировать по поводу отношений между полами в книге очерков «Физиология брака», которая представляет куда меньший интерес, чем его художественная практика: в частности, превосходное описание им в романе «Шуаны» принципиально нового и более сложного типа женщины - не трогательно-наивной юной героини, но и не «черной» злодейки, - «женщины с прошлым».)

Прошло чуть больше века, и Ортега-и-Гассет выступил с критикой теории Стендаля на том основании, что ее творец сорок лет посвятил разрушению бастионов женского пола, выпестовал целую стратегическую программу с первопричинами и отдаленными следствиями, а результат его усилий был равен нулю: он не снискал любви ни одной женщины. Стендаль полагал в соответствии со своим опытом, - что любовь «создается» и умирает. И то и другое, утверждает Ортега-иГассет, свойственно псевдолюбви. Если Стендаль предполагал, что состояние влюбленности сопряжено со сверхактивностью сознания, то Ортега-и-Гассет считал

Средневековья: Исследование форм жизни, уклада и форм мышления в XIV и XV вв. во Франции и Нидерландах. Соч.: В 3 т. Т. I. M.: Прогресс; Культура, 1995. С. 49, 118, 140, 214.

458

подобное суждение ошибочным: «кристаллизация» в описании Стендаля сопровождается всплеском душевной энергии и обогащением внутреннего мира, тогда как, по убеждению Ортега-и-Гассета, влюбленность - это состояние душевного убожества, при котором наша внутренняя жизнь скудеет, нищает и парализуется. У Стендаля все шло через ум, отсюда и его любовные неудачи. Женщины тонко чувствуют отсутствие подлинной страсти: «Где нет места для любви или ненависти, там нет и крупной роли для женщины»^, - говаривал Ницше. Так и получилось, что коварные прелестницы, словно сговорившись, отказались участвовать в прекрасных интеллектуальных играх Стендаля.

По замечанию Эриха Фромма, в XIX веке «цензура» и терпимость сильно отличались от наших; тогда допускалось больше рассеянной сексуальности при меньшей физиологической и психологической точности. Для буржуазии секс - это транспозиция в другие формы тех способов, которыми пользовалось дворянство, дабы маркировать и удержать свое сословное отличие; поскольку и дворянская аристократия тоже утверждала особость своего тела, но это было утверждение по крови, т.е. по древности родословной и по достоинству супружеских союзов; буржуазия же, дабы снабдить себя телом, напротив, судила с точки зрения потомства и здоровья своего организма. «Кровью» буржуазии стал ее секс. И это - не игра слов; многие из тем, которые свойственны были сословным манерам знати, можно обнаружить у буржуазии XIX века, но в виде биологических, медицинских и евгенических предписаний. У буржуазии речь шла «о проекте безграничной экспансии силы, крепости, здоровья, жизни»^.

^Ницше Фридрих. По ту сторону добра и зла. Указ. соч. С. 211.

^Об этом см.: Фуко Мишель. Воля к истине: По ту сторону власти и сексуальности. Указ. соч. С. 230.

459

В 50-е годы XX века Эрих Фромм задумал в своей книге «Искусство любить» исправить то, что он считал основным недостатком сочинения Овидия «Наука любить». По мнению Фромма, беда в том, что для большинства людей (и для Овидия в том числе) проблема любви состоит в том, чтобы быть любимым, а не в том, чтобы самому любить, и самое важное для них - это возбудить чувство любви к себе. Пути к этому у двух полов различны: путь мужчин - стать настолько удачливым, сильным и богатым, насколько позволяет социальная ситуация; путь женщин - пленить своей внешностью, фигурой или одеждой. Наша цивилизация стремится к накоплению, вот почему привлекательная женщина для мужчины и привлекательный мужчина для женщины - это добыча, которой необходимо завладеть. При этом вкусы подвержены изменениям. В 20-х годах привлекательной считалась эмансипированная - умеющая пить и курить, разбитная и сексуальная - женщина, а позднее мода потребовала от нее больше домовитости и скромности.

В горячке увлечения, полагает Фромм, зачастую не делают различий между влюбленностью и любовью как постоянным чувством, и потому едва ли какое-нибудь другое чувство, начинаясь с огромных надежд и ожиданий, терпит крах с такой неизменностью, как любовь. Два человека все лучше узнают друг друга, их близость постепенно утрачивает чудесную новизну, пока наконец взаимный антагонизм, разочарование и пресыщенность друг другом не гасят остатки былого огня. Поначалу они ни о чем таком и не думали: их властно захватила волна слепой страсти. Однако самозабвенное помешательство друг на друге - вовсе не доказательство силы их любви, а всего лишь свидетельство безмерности предшествующего одиночества^.

^Об этом см.: Фромм Эрих. Искусство любить: Исследование природы любви. М.: Педагогика, 1990. С. 16-20.

460

Рассуждая о мужских радостях, подогреваемых духом соревнования, Жиль Делез исследовал возможности применения женщинами одной весьма опасной для мужчин стратегии. Еще Артемидор Далдианский (I-II вв.) рассматривал половой акт как меру превосходства и зависимости: совокупление связывает партнеров отношениями господства и подчиненности, это победа одной стороны и поражение другой. Однако при таком подходе совершенно невозможно оценить прелести игры в поддавки. Чисто мужское удовольствие - выиграть необоримо притягательно для мужчин. Именно на этом его может подловить женщина: верх изящества состоит в том, чтобы проиграть на уровне результата (столь важного для мужчины), и при этом выиграть на уровне личности. На гербе такой воительницы уместней всего выглядел бы девиз: «Проигравший выигрывает». С большой пользой для себя женщины умеют принять позу страдалицы: чем больше вина мужчины (и здесь они не прочь подсуетиться, с готовностью идя навстречу безрассудной мужской жестокости), тем большего они потом от мужчины ожидают. Тех, кто ищет наслаждения в унижении и душевных мучениях, называют «идейными» мазохистами. Бесправность заставляет женщин пытаться обратить поражение в победу, доводя ситуацию до парадокса. Мужчина, в силу своей природы, всегда готов нанести удар, и, естественно, он ожидает, что его удар встретит хоть какое-то сопротивление. Вот почему, нарвавшись на женщину, которая не только не оказывает ему сопротивления, но проявляет полную и мгновенную готовность угадать и усилить любое его движение, он, с разгона, образно говоря, падает в пустоту, испытывая неприятную тяжесть в желудке и противное чувство вины, причем очнувшись на дне пропасти, обнаруживает, что дама, в полете, успела надежно за него зацепиться. Элоиза, связавшая великого Абеляра по рукам и ногам своей жертвенностью и благодаря этому вот уже восемь веков занимающая видное место в мировой истории, простодушно описала философу, в конце концов

461

лишенному из-за нее и свободы, и детородных органов, свой блистательный тактический прием: «Я думала, что чем более я унижусь ради тебя, тем больше будет твоя любовь ко мне». Не женщины создали мир таким образом, что охотнее всего мужчины осыпают их благодеяниями тогда, когда испытывают чувство вины. Женщины всего только научились толково использовать это чувство в своих интересах^. Нельзя же, в самом деле, ожидать, будто слабым женщинам хватит сил принудить к чему-нибудь этих упрямцев мужчин! Куда благоразумнее взять на вооружение совет Эдит Льюис, которая както заметила: «Невозможно заставить людей что-либо сделать - надо помочь им захотеть сделать это».

В последние годы, следуя характерной для постмодерна логике переноса внимания с гносеологии на онтологию, стали много рассуждать о природе сексуальности. Для Мишеля Фуко, который посвятил этой теме воистину фундаментальные труды, «сексуальность только производится в конфигурациях знания-власти как исторический феномен. Это не то, что подавлялось властью или ею модифицировалось, это всегда уже продукт»^. Фуко перечисляет общества, - Китай, Япония, Индия, Рим, арабо-мусульманские общества, - которые создали для себя своего рода ars erotica. И знания эти были секретными, поскольку при разглашении они теряли свою силу. Учитель передавал знания только путем посвящения. Эффекты подобного искусства должны были преобразить ученика, наделив его исключительными преимуществами: абсолютным владением телом, редкостной способностью к наслаждению, эликсиром долгой жизни, изгнанием смерти и ее угрозы. В отличие от подобных искусств наша цивилизация практикует

^Об этом см.: Делез Жиль. Представление Захер-Мазоха. Указ. соч.

^Пулькинен Туя. О перформативной теории пола. Проблематизация категории пола Юдит Батлер // Герменевтика и деконструкция. СПб.: Б.С.К., 1999. С. 171.

462

своего рода scientia sexualis, и, чтобы говорить истину о сексе, она развернула процедуры, упорядоченные главным образом особой формой власти-знания, прямо противоположной искусству посвящений: речь идет об исповеди-признании. Начиная со Средних веков, западные общества поместили исповедь-признание среди самых важных ритуалов, от которых ожидают явления истины. Результатом этого и стала метаморфоза, произошедшая с литературой: от удовольствия рассказывать и слушать, центрированном на героическом или чудесном повествовании об «испытаниях» либо храбрости, либо святости, перешли к литературе, упорядоченной в соответствии с бесконечной задачей заставить подняться из глубины самого себя, поверх слов некую истину, которую сама форма признания заставляет мерцать как нечто недоступное. Ныне обязанность признания столь глубоко внедрена в нас, что мы больше не воспринимаем ее как действие принуждающей нас власти. Нам кажется, будто истина, которая располагается в самом потаенном месте нас самих, только того и «требует», чтобы выйти на свет, а если она не выходит, то только потому, что ее удерживает какое-то принуждение и на нее давит насилие некой власти: высказать себя она сумеет лишь ценой своего рода освобождения. Признание якобы освобождает, власть же ведет к молчанию; истина будто бы не принадлежит порядку власти, но состоит в изначальном родстве со свободой. В начале XIII века сложился порядок, предписывавший христианам хотя бы раз в году вставать на колени и сознаваться в прегрешениях, а в самой христианской исповеди существовал ряд приемов, родственных искусству эротики: ведение учителем по пути посвящения, интенсификация опытов, включая и их физический план, усиление их эффектов с помощью дискурса, который их сопровождает. Феномены одержимости и экстаза, которые часто встречаются в католицизме времен Контрреформации, как раз и были неконтролируемыми эффектами, перешедшими за край

463

эротической техники, имманентной изощренной науке о плоти^.

Мы с трудом отказываемся от освященного веками отношения к сексуальности, от призывающих к аскетизму голосов, «доносящихся из наших психосексуальных застенков». И все-таки сдвиги очевидны. По мнению Бодрийяра, современная мораль такова: женственность есть отчужденное бытие женщины, а значимость освобождения женственности определяется его радикальной двусмысленностью. Сексуальное в нашей культуре возобладало над соблазном и аннексировало его в качестве подчиненной формы, и к тому же слишком часто нам приходится иметь дело с первостепенной фигурой антисоблазна - властью. Видимость для нас превыше всего, и верховную власть дает власть над видимостью. Ни одна женщина никогда не утрачивала этой фундаментальной формы власти, никогда не лишалась этой сопряженной с соблазном и его правилами силы. Своего тела - да, своего удовольствия, желания, прав - всего этого женщины действительно были лишены. Но они при этом оставались повелительницами затмения, соблазнительной игры исчезновений и проблесков, и тем самым всегда имели возможность затмить власть своих «повелителей». Все это приводит Бодрийяра к вопросу о том, существует ли отдельно женская фигура обольщения и отдельно - мужская. Или, может быть, есть только одна форма в двух вариантах, конкретизируемых соответствующим полом?

Происходит, как отметила Джудит Белладонна Барбара Пентон, размывание границ пола: мы ощущаем в наших телах не один, не два, но множество полов, в человеке мы видим не мужчину или женщину, но просто человеческое, антропоморфное существо, и мы отказываемся ограничивать себя тем, что предписывает нам

^Об этом см.: Фуко Мишель. Воля к истине: По ту сторону власти и сексуальности. Указ. соч. С. 158-159; 171-172.

464

общество, отказываемся быть гетеросексуалами, лесбиянками, педерастами и что там еще включается в гамму рекламной продукции; мы абсолютно безрассудны во всех наших желаниях.

Надо сказать, что попытки определить - и тем самым отделить женское начало от мужского, противопоставить женственность мужественности, а мужчину женщине, имеют давнюю и долгую историю. Еще современник евангельских апостолов гностик Симон Волхв рассуждал о том, что Высший принцип и великая Сила являются Всеобщим Разумом, управляющим всем и мужественным, а вот «низший принцип, великая Мысль, порождает все и женственна»^. Символические фигуры, представляющие божественное падение, - это мужественный Первочеловек и женственная Мысль Бога, и потому истина - Алетейя - всегда женского рода. «Женское начало ближе к космическому, - подчеркивал Шпенглер. - Оно глубинным образом связано с Землей и непосредственно включено в великие кругообращения природы. Мужское свободнее, зверинее, подвижнее также и в смысле ощущения и понимания, оно бодрей и напряженней. Мужчина переживает судьбу и постигает каузальность, логику ставшего в соответствии с причиной и действием. Женщина, однако, и есть судьба, и есть время, и есть органическая логика самого становления»^, и без восприятия ее ценностей невозможно полноценное переживание великого чуда бытия, которое плодотворно развивается лишь на пространстве между двумя великими полярностями мужского и женского начал. Хорошо всем известные юнгианские постулаты о том, что «мужское» идентично понятию «логос», а «женское» - эросу, поскольку женщина - существо,

^Ганс Йонас. Гностицизм (Гностическая религия). СПб.: Лань, 1998. С. 118.

^Шпенглер Освальд. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Соч.: В 2 т. Т. 2. M.: Мысль, 1998. С. 340.

465

сильнее привязанное к близким, более интимное, пассивное, и она обладает большими мазохистскими чертами, чем абстрактное, интеллектуальное, агрессивное, активное и склонное к садизму мужское существо. Однако подобное мнение свидетельствует скорее о том, что на момент его появления в обществе доминировали соответствующие ему стереотипы мужского и женского поведения и не более того^.

Не разумнее ли будет в этой связи говорить о неотъемлемо присущей женщине манере действовать человеколюбиво, «без цели, ради самого действия, и даже не имея в виду этого действия, под влиянием внезапного чувства сострадания. Скорее здесь идет речь о реакции, а не о действии, о пробуждении в каждом из нас чувства вселенского масштаба, такого, которое не надо ни предусматривать, ни выбирать»^. Не такие ли побуждения олицетворяют женское начало в его лучших проявлениях?

Мужчины, как уже отмечалось, теоретизировали по поводу различий между мужчинами и женщинами давно и с неослабевающей верой в собственное превосходство: уже «Аристотель приписывал мужчине способность доводить до совершенства те добродетели, которые у женщины всегда развиты слабее, что и оправдывает ее подчиненное положение»^. Новый нюанс в трактовку проблемы привнес Гегель, и потом едва ли не все с завидным постоянством повторяли его мысль: «Вследствие дифференциации мужчина являет собой принцип активный, а женщина - принцип пассивный, ибо она остается в своем незавершенном единстве»^. Позднее феминистки

^Подробнее об этом см.: Гуггенбюль-Крейг Адольф. Брак умер да здравствует брак! Указ. соч. С. 35, 47-48. Далее в тексте взгляды А. Гуггенбюль-Крейга будут изложены, исходя из содержания этой работы.

^Жюльен Франсуа. Трактат об эффективности. М.; СПб.: Университетская книга, 1999. С. 149. Далее в тексте взгляды Ф. Жюльена будут изложены, исходя из содержания этой работы.

^Фуко Мишель. История сексуальности-III. Указ. соч. С. 175.

^Гегель. Философия природы. Ч. 3, параграф 368.

466

в этой связи заметили, что «идеализация женского тела и психологии - нежности и ненасилия - имеет много общего с философией, которой как раз и противостоит феминизм: второстепенность женщин по отношению к мужчинам возникла именно из-за биологических особенностей и отсутствия агрессивности, что часто воспринимается как слабость»^. Мужчины склонны в первую очередь подчеркивать «биологическую инфантильность» женщины: «пока мужчина действует, она любит»^. Для Огюста Конта женственность - это что-то вроде «постоянного детства», не дающего женщине приблизиться к «идеальному типу представителя рода людского». По этой причине «за женщинами признаются недостаток интеллекта и слабые организаторские способности, а также неспособность к абстрактным и критическим суждениям, что и является препятствием к их полному равенству с мужчинами»^.

По Фрейду, «мужественность и женственность наличествуют в характере так же, как и в половой сфере. Мужской характер определяется способностью к анализу, проникновению вглубь, потребностью к руководству, активностью, дисциплинированностью и отвагой; женский - способностью продуктивного восприятия, чувством реальности, выносливостью, склонностью опекать других»^. Мужское действие - это прежде всего действие рискованное и соответствующее моменту, и оно обычно служит ответом на непредсказуемую игру случая; женское действие связано с выжиданием благоприятной минуты, когда развитие событий приблизит к желаемому результату и можно будет меньше вмешиваться

^Перкисс Диана. Женщины переписывают мифы. Указ. соч. С. 574-575.

^Бовуар Симона де. Второй пол. М.: Прогресс; СПб.: Алетейя, 1997. С. 150. Далее в тексте взгляды С. де Бовуар будут изложены, исходя из содержания этой работы.

^Фромм Эрих. Догмат о Христе. Указ. соч. С. 100.

^Фромм Эрих. Искусство любить. Указ. соч. С. 52.

467

в ход событий. Женщины не имеют вкуса к риску. Мужчины ежесекундно готовы вступить в борьбу между собой ради признания или престижа, во имя призрачных и химерических идеалов или сумасбродных порывов. Иной выглядит женская позиция, выраженная подругой Абеляра Элоизой: «Я не ищу венца победы. С меня довольно избежать опасности. Удалиться от нее вернее, чем вступить в войну». Но наивно было бы путать подобную позицию с трусостью, ибо, когда стремление утвердить себя героическим деянием толкает на смерть сотни и сотни прямолинейных людей, надо же кому-то и утверждать самоценность жизни в ее мирном течении. Гёте выразил вполне женское мироощущение, когда сказал: «В жизни дело идет о жизни, а не о каком-то ее результате».

Рассуждая о женском начале вещей, французский философ Гастон Башляр подчеркивал, что это начало поверхностно-облекающее, лоно, теплое убежище, тогда как мужское начало - это источник силы, активной и стремительной, как искра или волеизъявление. Женское тепло воздействует на вещи с внешней стороны, в то время как мужской огонь воздействует на них изнутри, проникая в самое средоточие их существа^. Отсюда следует та разница в способах, какими мужчина и женщина заявляют о себе. По замечанию Симоны де Бовуар, мужчина позволяет себе быть тираном, садистом, насильником, может ребячиться или проявлять мазохистские наклонности, казаться несчастным, заслуживающим жалости; он старается удовлетворить все свои наклонности, дать проявиться всем навязчивым идеям; он «расслабляется», «разряжается» по праву, завоеванному служением обществу.

С женщиной дело обстоит иначе: ее слабости, так же как и недостатки ее внешности, никогда не остаются

^Об этом см.: Башляр Гастон. Психоанализ огня. М.: Прогресс, 1993. С. 84-85.

468

незамеченными и навлекают на нее самые суровые порицания. Тема сварливой жены, характер которой до того скверен, что после ее смерти даже дьявол спешит избавиться от этой женщины, кочует по средневековым балладам всего христианского мира. Как показала в своем исследовании Мирей Дотен-Орсини, с конца XIX века женщина - постоянно сравниваемая учеными то с обезьяной, то с ребенком и находящаяся, в соответствии с Кодексом Наполеона, под неусыпной опекой, - является, если использовать точное выражение (можно прочесть это у Шопенгауэра, у Дарвина и особенно у Ломброзо), задержанной в развитии взрослой особью^, или, если угодно, взрослым ребенком. Женоненавистники громоздили одно обвинение против нее на другое, а возникающие при этом противоречия никого не смущали: нередко у них одна и та же женщина, во-первых, фригидна, во-вторых - нимфоманка. И все-таки перед хулителями вставали проблемы, которые не так просто решить: Ломброзо, с его пренебрежительным отношением к представительницам противоположного пола, к примеру, никак не мог признать повышенный эротизм женщины, поскольку это означало бы признать за ней хоть какое-то превосходство, пусть даже и с негативной моральной оценкой. Роковая женщина в их представлениях - это не только та, которая убивает: к ним относят еще и мегер (мало привлекательную разновидность тех, кто портит мужчине жизнь), и развратниц с их заразной порочностью, и совершенных красавиц с их губительным могуществом. Итальянский поэт Джакомо Леопарди по этому поводу писал, что «ужас неотъемлем от того впечатления, которое производит красота». Роковой женщиной правит фатум, она выступает слепым орудием превосходящих ее и ею манипулирующих

^Об этом см.: Mireille Dottin-Orsini, Cette femme qu'ils disent fatale, op. cit., p. 149-150. Далее в тексте взгляды M. Дотен-Орсини будут изложены, исходя из содержания этой работы.

469

сил, а потому склониться перед ней не означает склониться перед женщиной: это означает склониться перед судьбой, что гораздо предпочтительнее для мужской веры в собственное превосходство.

Однако если исключить из рассмотрения крайние случаи и самые резкие обвинения (иные из них звучат надуманно и даже несколько смехотворно), то, в общем, можно согласиться с Симоной де Бовуар в том, что многие из недостатков, в которых упрекают женщину, такие как посредственность, ограниченность, незначительность, леность, легкомыслие, раболепие, свидетельствуют лишь о насильственном ограничении ее горизонта. Трудности женщины усугубляются тем, что, даже становясь экономически независимой от мужчины, она не обретает ни морального, ни социального и психологического положения, идентичного положению мужчины. Нельзя сказать, будто женщина, поставленная в столь неблагоприятные условия, пытается отыскать какую-то другую, свою истину, помимо той, что открыта ей мужчинами: она скорее считает, что этой истины нет. В самом сердце мужского мира и в себе самой (поскольку и она этому миру принадлежит) она обнаруживает двойственность, противоречивость каждого понятия, каждого принципа и каждой провозглашенной ценности. Ей известно, что мужская мораль (в той части, что касается женщины) - сплошная мистификация. Мужчина высокопарно внушает ей свой кодекс чести и добродетели, но сам же исподволь склоняет ее к непослушанию; он даже оплачивает это непослушание, заранее рассчитывает на неповиновение и уповает на него; без женщины прекрасный фасад, за которым он укрывается, рухнет. Все это способствует рождению в ней духа противоречия: поскольку не существует никакой сферы, где женщина обладала бы автономией, она не может противопоставить «мужским» истинам свои позитивные истины и ценности: она может только гневно отрицать то, что ей навязывают.

470

(Но ведь и мужчина не без греха: его главные пороки - тщеславие и спесь. «Фаллически подвижный мужчина» не способен почувствовать тонкие состояния внешнего мира или души. Он - человек действия, а потому настолько сосредоточен на средствах, что цель зачастую видит расплывчато или и того хуже - совсем теряет ее из виду. «Одно из основных мужских качеств - любовь к созданиям рук человеческих, для них хорошо то, что работает - независимо от того, предназначено ли это орудие для разрушения или созидания»^. Но это так к слову.)

Существует множество неведомых мужчинам, но доводящих до отчаяния женщин препятствий для формального выражения женского ума. Пытаясь подобные препятствия преодолеть, интеллигентная женщина, как полагает Натали Иник, неизменно совершает те же ошибки, что и стареющая женщина: первая пытается скрыть свои мозги, а вторая - свой возраст. Тщетность усилий раздражает умную женщину; за абсолютно наивным выражением ее лица внезапно проскальзывают проблески слишком острого ума, в доверчиво приоткрытых губах появляется что-то фальшивое. Ей трудно овладеть искусством нравиться оттого, что она, в отличие от своих сестер, не одержима одним лишь стремлением пленять; как бы сильно ни было ее желание соблазнить мужчину, она не пропитана им до мозга костей. Чувствуя свою несостоятельность, она приходит в ярость и стремится взять реванш, используя приемы, к которым обычно прибегают мужчины: вместо того чтобы слушать, она говорит, высказывает тонкие мысли, описывает оригинальные чувства. Вместо того чтобы соглашаться с собеседником, она ему противоречит, стремится одержать над ним верх, и что из этого выходит? Мужское осужде-

^Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. Указ. соч. С. 277. Далее в тексте взгляды Э. Эриксона будут изложены, исходя из содержания этой работы.

471

ние женщины, которая равнодушно или агрессивно держится с мужчиной. Талант, в воображении мужчин, лишает женщин сексуальной привлекательности, зато желанность наделяет ее гениальностью, и с этим ничего нельзя поделать.

С наступлением эпохи постмодерна с женственностью и вовсе начали происходить странные метаморфозы: это понятие, и прежде не вполне отчетливое (как о том свидетельствуют изыскания Ж. Липовецкого), все заметнее утрачивает былые формы. «Женское - уже не пол в качестве знакового образования (удвоение биологического знаками социального). Женское - то, что располагается по ту сторону любой выявляемой и в конечном счете субстантивируемой "женственности" будь то вытесненной или победившей»^.

Стадия освобождения пола есть также стадия его индетерминации, и, как заметил Жан Бодрийяр, нет сегодня менее надежной вещи, чем пол - при всей раскрепощенности сексуального дискурса. На этой мысли зиждется согласующееся с современными меритократическими взглядами убеждение Эриха Фромма в том, что «различия между полами имеют относительно меньшее значение, чем различия между представителями одного и того же пола»^. Именно такие различия будут приниматься в расчет, когда в мире воссияет меритократия, чьи первые зарницы описал в своей книге Жиль Липовецкий. Лишь тогда, когда достоинство любого человеческого существа будет зависеть не от его принадлежности к тому или иному полу, а от успехов, которых человек, преодолевая трудности, добьется в своем свободном существовании, - лишь тогда история, проблемы, сомнения женщины и всего человечества сольются, пророчествовала об этом времени Симона де Бовуар.

^Петровская Елена. Вхождение в конечное // Бодрийяр Жан. Соблазн. Указ. соч. С. 19.

^Фромм Эрих. Догмат о Христе. Указ. соч. С. 111.

472

В условиях постмодерна возникли и новые подходы к пониманию половых различий, к членению на мужское и женское. Так, американская исследовательница Юдит Батлер предлагает мыслить пол не как сущее, а как действие. По ее мнению, половая идентичность конституируется перформативно теми жестами, о которых обычно думают как о результатах такой идентичности: пол - это действия, создающие идентичность, на которую претендует пол. Таким образом, пол имитируем и, рассмотренный онтологически, существует благодаря повторению. Существо дела в том, что мы мужчины и женщины не потому, что мы рождены с определенными телами, а потому, что в культуре присутствует институт мужчины и женщины. Существуют имитируемые мужественность и женственность, имитации которых постоянно осуществляются, и благодаря тому, что они осуществляются снова и снова, мужское и женское снова и снова репродуцируются^.

Для одушевляемого жаждой власти мужчины после завоевания власти дальше двигаться некуда: он в таком случае осуществился, тогда как для женщины любая власть - не цель, а, скорее, средство, и с ее обретением все самое интересное только начинается. Именно в этом смысле следует понимать заявление Бретона о том, что настало время обратить внимание на женские идеи, а не на мужские, которые весьма шумно переживают ныне свое крушение. В процессе приспособления обоих полов к меняющимся условиям возникнет много сложностей, но это, как полагает Эрик Эриксон, не оправдывает тех предрассудков, которые отстраняют половину человечества от планирования и принятия решений, особенно тогда, когда другая его половина путем эскалации и ускорения в процессе конкуренции технологического

^Об этом см.: Judith Butler. Gender Trouble, Feminism and the Subversion of identity. op. cit.; Judith Butler, Excitable Speech. A Politics ofthe Performative, New York, Routledge, 1997.

473

прогресса привела нас и наших детей, при всем нашем богатстве, на грань пропасти. Может быть, не так и безосновательно женщина, оценивая издержки оголтелого мужского соперничества в борьбе за власть, презирает «мужскую политику, которой никогда не понимает, о которой она лишь знает, что та похищает у нее сыновей. Что ей победоносное сражение, уничтожающее победу, одержанную тысячью родов?»^. Мужской принцип, основанный на том, что энергия человека обращается вовне, судя по всему, исчерпал себя, и скоро грядет время, когда энергию станут обращать внутрь. Женский принцип как раз и основан на том, что энергию направляют вовнутрь. Сглаживание противоречий, умение увидеть единство противоположностей, примирить непримиримое все это в мире, чреватом глобальными катастрофами, будет оцениваться очень высоко.

Рассуждая об истоках беспримерной женской интуиции, Карл Юнг пришел к выводу, что «женское сознание излучает столько же тьмы, сколько и света, так что, если сознание женщины не может быть полностью светлым, ее бессознательное не может быть полностью темным»^. Именно это качество бессознательного и помогает женщине угадывать опасность там, где мужчина не видит ни малейших поводов для тревоги. По мнению Хайдеггера, мир предстает перед женщиной как стойкое и неуклонное сопротивление; в нем преобладают неотвратимость и таинственные случайности. Однако представительницы слабого пола приучаются сносно существовать в этом враждебном мире, неустанно отстаивая у него крохотные уголки порядка и покоя. Вместо того чтобы размышлять, замечает де Бовуар, женщина мечтает, и ее двойная принадлежность, с одной стороны, плотскому миру, а с другой - миру «поэтическому» предопределяет то метафизическое состояние,

^Шпенглер Освальд. Закат Европы. Указ. соч. С. 342.

^Юнг Карл Густав. Mysterium Coniunctionis. Указ. соч. С. 183.

474

а проще говоря, ту мудрость, которую она с годами обретает. Женщина покоряется данности, поэтому эта данность должна быть Добром; но то Добро, которое, как у Спинозы, познается разумом или, как у Лейбница, расчетом, неспособно затронуть ее. Она признает такое добро, которое было бы Гармонией всего живущего и в котором она нашла бы себе место просто потому, что тоже живет. Понятие гармонии - один из ключей к женскому миру: оно предполагает совершенствование без движения, непосредственное объяснение смысла каждого элемента через смысл целого и пассивное участие этого элемента во всем сущем. У женщин нет напористой смелости мужчин, но зато большинство женщин отличает неизбывная стойкость пассивного сопротивления. Именно в таком случае начинает действовать любопытная закономерность, подмеченная Жилем Делезом и состоящая в том, что «наименее сильный, если он идет до конца, столь же силен, как и сильный, потому что хитрость, проницательность, духовность, даже очарование, которыми он восполняет недостаток силы, составляют часть как раз этой самой силы и укрепляют ее»^.

Причина многих заблуждений и предвзятого отношения к женским стратегиям достижения цели, на наш взгляд, кроется в том, что, по справедливому утверждению Франсуа Жюльена, европейская мысль не может воспринимать эффективность иначе, как путь рискованного вмешательства в ход событий; будто бы только такое вмешательство может стать ответом на непредзаданность событий и единственным шансом добиться успеха. Но ведь одним тем, что действие нарушает привычный ход вещей, оно выступает по отношению к вещам как некая внешняя, чуждая им сила; раз оно приходит извне (вмешивается план, проект, идеал), в нем присутствует идея, внешняя по отношению к миру, а само

^G. Deleuze. Nietzsche et la philosophie, Paris, Presses Universitaires de France, 1962, p. 65.

475

действие как бы «провисает» над пустотой и всегда остается произвольным. Произвольным и навязчивым. Навязывая себя вещам, мы своим действием неизбежно вызываем сильное противодействие, по меньшей мере тихое сопротивление, которое мы не способны в полной мере контролировать. Рано или поздно противодействующие силы объединяются, чтобы вместе противостоять действию и незаметно разрушить его. В конце концов толчок, который дает вещам наше действие, амортизируется, волны его затихают и эффект «растворяется».

Однако вполне мыслимы и другие стратегии; к примеру, одну из них - вполне согласующуюся с женским менталитетом - в качестве «стратегии обольщения» описал Жан Бодрийяр: если вызовом предполагается вытащить другого на территорию, где сами вы сильны и где другой тоже обретет силу в результате бесконечного повышения ставок, то стратегией обольщения, наоборот, предполагается выманить другого на территорию, где вы сами слабы и где другого тоже вскоре поразит такая же слабость.

Как полагает Франсуа Жюльен, две противоположные процедуры - убеждение людей и манипуляция ими - выходят за пределы исторических эпох, обусловивших их появление на государственном или частном уровне. Одни традиции избирают путь прямого столкновения и состязания мнений, другие отдают предпочтение обходному маневру. Нет сомнений, что мужчины предпочли бы, чтобы женщины всегда действовали только путем прямого столкновения, ибо в этом случае преимущества на стороне сильного пола. Вот почему они во все века бурно негодуют по поводу вероломства женщин, когда те избегают открытой конфронтации. Упомянутые выше процедуры - и убеждение людей, и манипуляция ими - составляют две противоположные линии человеческого поведения. В одном случае на «другого» оказывается «словесное» давление при помощи

476

пылких доводов и доказательств: такое увещевание происходит публично, «на глазах у всех» и основывается на силе воздействия речи, на ораторском искусстве, неотделимом от деятельности разума. Красноречие здесь фактически соединяет в себе и театральность и логику эти две составляющие дошедшего до нас древнегреческого наследия. В другом случае производится манипуляция, скрытое воздействие на ситуацию, позволяющее обходными путями добраться до противника, и, действуя незаметно, на основе лишь эффекта, получаемого от использования сложившихся обстоятельств, «взять его в кольцо» и обезоружить. Манипуляция, нередко предпочитаемая женщинами, независимо от их воли, надежно укоренена в нашем мире, однако его «фаллократическая структура» не позволяет разглядеть эту иную вселенную, которая, по мнению Бодрийяра, истолковывается уже не в терминах вытеснения или бессознательного, но в терминах игры, вызова, агонистических дуальных отношений и стратегии видимостей: в терминах обольщения и соблазнительной обратимости взамен структуры и различительных оппозиций.

Мужчинам, наделенным мощным интеллектом и всерьез поломавшим голову над загадкой женщины, обычно хватало ума заметить собственную несостоятельность: «Я вижу, как тонко и верно схватывают женщины некоторые подробности, и восхищаюсь этим; минуту спустя они до небес превозносят при мне дурака, до слез умиляются над безвкусным вздором, принимают пустую рисовку за проявление характера и пресерьезно обсуждают ее. Такая глупость мне непонятна. Тут действует, должно быть, какой-то общий закон, который мне неизвестен», - признавался Стендаль. Но, как правило, мужчины склонны игнорировать то, чего не понимают, в том числе и реакции женщин, ставящие их в тупик. Ортега-и-Гассет в своих мыслях о причинах возникновения любви в какой-то момент, подобно Стендалю, отступил перед непостижимостью женщин. К примеру, рассуждал он, вовсе не за богатство любят чело-

477

века; однако богач пользуется благосклонным вниманием женщин благодаря богатству. Знаменитость благодаря своим дарованиям имеет все шансы быть отмеченным вниманием женщины; так что если она не влюбляется, то, казалось бы, этому трудно найти оправдание. С великими людьми, пользующимися в большинстве случаев широкой известностью, обычно так и бывает. Тем не менее антипатия, которую великий человек вызывает у женщины, является вполне закономерной. Женщина презирает великого человека, имея свои основания, а не по недосмотру. Почему же она так поступает? Нам не дано знать тайных намерений природы, с грустью констатирует он. Можно ли сказать, что для женщины существенно - является ли тот или иной мужчина великим математиком, великим физиком, выдающимся политическим деятелем? Ответ в данном случае будет однозначным: все специфически мужские способности и усилия, порождавшие и приумножавшие культуру, те самые, которым мужчины придают столь большое значение, - сами по себе не представляют для женщины никакого интереса. Женщина легко может поступиться общественно-значимым результатом, пользой, но никогда не отвергнет личность, в которой она угадывает глубокие и благородные, пусть даже и бесполезные в социальном плане, чувства. То, что не полезно, для мужчины несущественно, тогда как женщины давно постигли, что полезное ни на что не годно там, где речь идет об устройстве внутреннего мира.

Женщины, как заметил Эрик Эриксон, тоньше различают все видимое, слышимое и осязаемое. Они реагируют на явления окружающего их мира острее, индивидуальнее, с большим состраданием. Более уязвимые и ранимые, они тем не менее быстрее восстанавливаются. Мужчины давно привыкли к своим привилегиям и правам, тогда как женщины еще только открывают для себя право на выбор и в связи с этим полны энтузиазма. А посему пока еще невозможно предугадать, какие задачи и роли, возможности и специальности откроются перед

478

женщинами, когда они не просто будут приспосабливаться к мужским специальностям в экономике и политике, но научатся приспосабливать их к себе. По-настоящему эмансипированная женщина отвергнет сравнения с «активностью» мужчин в качестве мерила равенства с ними: и без всякой такой «активности» она и теперь уже способна выступать на равных с мужчинами в большинстве сфер деятельности. Настоящее равноправие, по мнению психолога, - это право на творчество, на использование оригинальных стратегий. Мужчины выработали представление о достоинстве женщины, ориентированное на их ожидания. Пора пересмотреть эти установки, исходя из собственного жизненного проекта женщины, избегая и подчинения мужской этике, и неконструктивного отрицания, свойственного иным феминисткам, и дискриминационного по своей сути уравнивания полов.

Всякую жизнь, и в особенности жизнь женщины, в основанном на принципах меритократии обществе станут судить только изнутри. При таком раскладе иные «деяния» мужчин могут предстать перед нами в совсем ином свете или даже приобрести несколько неприглядный вид. Сколь бы велика ни была вера мужчин в собственную рациональность, как заметил Юнг, «черное солнце, бессознательный фактор, все же существует, и это оно повинно в на удивление широко распространенном феномене раздвоения мужского сознания, когда правая рука не ведает, что творит левая. Это расщепление психе у мужчины и регулярное почернение луны у женщины вместе взятые объясняют тот примечательный факт, что женщину называют причиной всего того темного, что существует в мужчине, в то время как сам он лелеет мысль о том, что является истинным источником жизненной силы и знаний для всех окружающих его женщин»^.

^Юнг Карл Густав. Mysterium Conjunctionis. Указ. соч. С. 239.

479

Одна из острейших проблем для женщины - это проблема старости. Ужас перед старением у всякой женщины - это не только нарциссический страх, что она вдруг перестанет нравиться, а еще и продукт давнего атавизма, задавленного осознания того, что долгое время для женщин «постареть» означало не просто утратить соблазнительность, а быть обреченной на смерть сначала от одиночества, потом от голода, подчеркивала Натали Иник. Как принимают в свете сорокапятилетнюю женщину? Сурово и скорее хуже, нежели она того достойна; для современных женщин было бы счастьем умирать в пятьдесят лет - такой вывод сделал в свое время Стендаль. С тех пор утекло много воды, но многое ли переменилось? Как убедительно показал в своем исследовании Жиль Липовецкий, женщину и теперь оценивают, руководствуясь прежде всего эстетическими критериями, причем гораздо более строго, чем мужчину. Однако в наши дни, когда продолжительность жизни неуклонно растет, стареющим людям бесполезно уповать на омолаживающие средства, и всем нам придется осваивать науку достойного проживания преклонных лет. У женщин в этом плане, несомненно, есть свои, особые возможности решать эту проблему, и причин тому несколько. Во-первых, по данным медицинских исследований, их творческий потенциал после пятидесяти лет затухает гораздо медленнее, чем у мужчин. Вовторых, женщины легче приспосабливаются и наделены великим даром терпеливо сносить превратности судьбы, используя страдания для обогащения своего внутреннего мира. Надо только в надлежащий момент отвлечь их энергию от сделавшейся бесплодной погони за молодостью. Ведь существует же в недрах общественного бессознательного положительный архетип мудрой старухи: возможно, будущее именно за ним. Как известно, до последнего времени поведение женщины определяли очень немногие архетипы, к которым мы давно привыкли: лишь теперь женщины потихоньку «пробуждаются» и начинают все решительнее менять закоснелое

480

обличье. Если столетиями у женщин доминировал архетип Геры (символ ревнивой супруги, жесткой по отношению ко всем, кто отвлекает от нее мужа), то уже сегодня, как подчеркивал Адольф Гуггенбюль-Крейг, господствует архетип деловой женщины. Это связано с тем, что архетип матери утратил былое значение, и женщинам, находящимся под прессингом общества, приходится оправдывать себя усердной работой. Мужское и женское начала вместе с их душевными особенностями можно, как полагает Юнг, «сравнить с определенным запасом субстанций, которые в первую половину жизни расходуются неодинаково. Мужчина расходует свой большой запас мужской субстанции, и у него остается лишь небольшая сумма женской, которой он и начинает пользоваться. И наоборот, женщина теперь пускает в ход неиспользованный ею ранее запас мужественности»^. По мере того как срок человеческой жизни увеличивается, вопрос о том, как нам прожить свою старость, становится все более настоятельным. «Не всегда в зрелом возрасте вино молодости становится прозрачным, иногда оно и мутнеет», - говорит народная мудрость. И это еще мягко сказано: на самом деле, в условиях нацеленной на «вечную молодость» культуры в обществе наблюдается острая нехватка мудрых стариков и старух. Если взглянуть на эту проблему в русле рассуждений Юнга, то перспективы женщин могут выглядеть весьма обнадеживающими. Та субстанция (назовем ее хотя бы мужской - не в названии дело), которая позволяла мужчинам в молодости служить опорой семье, теперь в большей мере присутствует у женщин, и роль женщины будет тем важнее, чем более полноценно человечество, устав гоняться за утраченной молодостью, пожелает проживать свой «третий возраст».

Достичь всех этих радужных целей на самом деле непросто, и препятствием здесь служат не только убе-

^Юнг Карл Густав. Проблемы души нашего времени. М.: Прогресс, 1994. С. 197.

481

дительно описанные Жилем Липовецким преграды, но и те страхи, которые живут в нашей душе, мешая ей развернуться в полную силу. В этом смысле Фрейд был не прав, когда сводил страхи женщин к желанию иметь мужской половой орган. Причины здесь другие, настаивал Эрик Эриксон, и одна из главных - желание приобрести независимость, не быть ограниченной в действиях, не подвергаться фрустрации. Радость как порыв свободы предназначена мужчинам, но зато женщина способна испытывать ощущение радостной полноты бытия. Природа женщины - стихия чувственности, радостной любви, когда можно отдаваться, если любишь, и любить все, что нравится. Мужчинам же природа кажется чем-то враждебным: из смеющихся богов древности они сотворили демонов, и всякая женщина для них это отчасти еще и дьяволица. Страхи мужчин и женщин направлены в разные стороны. Женщина способна даровать жизнь, и даже в наше время где-то глубоко в мужчине сидит благоговейный страх перед ней и перед тем даром, которого он лишен. В любовных отношениях с женщиной мужчина тревожится о своем Эго, о престиже, о том, чтобы иметь значимость в глазах женщины, тогда как женские страхи лежат в сфере сексуального удовольствия и удовлетворения^. В каком-то смысле все это подготавливает почву для весьма болезненного с точки зрения мужского самолюбия - вопроса, идеально сформулированного известной поэтессой: «Кто был охотник, кто - добыча?» Если удовольствие женщины сомнительно, то мужчина, оставленный наслаждаться в одиночку, ограничен простым суммированием своих удовольствий и побед. И Делез не зря задумывался над тем, кто на самом деле одержал верх в этой игре со столь непохожими стратегиями. На первый взгляд, по всей линии противостояния торжествует мужчина. Однако,

^Об этом см.: Фромм Эрих. Догмат о Христе. Указ. соч. С. 106, 103, 110.

482

рассуждает на эту тему Бодрийяр, нет никакой уверенности в том, что он не потерялся и не увяз на этой зыбкой почве, как и на поле битвы за власть, обратившись в странное бегство вперед, когда никакое механическое накопление, никакой расчет не гарантируют ему спасения и не избавляют от затаенного отчаяния по тому, что все время от него ускользает. В какой-то момент мужчины поняли, что так дальше продолжаться не может - женщины обязаны кончать. Требовалось заставить их получать наслаждение - дав отпор невыносимому вызову, который в конечном счете аннулирует наслаждение всегда возможной стратегией ненаслаждения. Ведь у наслаждения нет стратегии - это просто энергия, текущая к своей цели. Наслаждение, таким образом, ниже стратегии, ибо конкретная стратегия может использовать его как материал, а само желание как тактический элемент. Это центральная тема либертеновской сексуальности XVIII века, от Шодерло де Лакло до Казановы и Сада (включая сюда и Кьеркегора, каким он предстает в «Дневнике обольстителя»): для всех них сексуальность все еще церемониал, ритуал, стратегия - перед тем как Права Человека и психология похоронят ее в откровенной истине секса. В нашей культуре, замечает Александр Лоуэн, социально приемлема процедура помощи женщине насладиться сексом и достичь высшей точки. Отчасти это можно объяснить наличием страха перед фрустрированной женщиной, монстром, который может (а временами и делает это) «пожрать» собственных детей и «уничтожить» мужа.

Эрих Фромм полагает, что, поскольку главным для мужчины является «не провалиться» и справиться с задачей, ведущим мотивом его поступков, спасающим его от страха, является желание престижа. «Мужчина страстно желает доказать себе, любимой женщине, что он способен быть таким, каким его хотят видеть [...] Страстным желанием завоевать престиж окрашиваются и его взаимоотношения с другими мужчинами. Опасность

483

оказаться несостоятельным заставляет его доказывать, что он лучше, чем другие. За сексуальным образом Дон Жуана скрывается образ обычного мужчины, который должен убивать как можно больше врагов, приносить с охоты больше добычи, зарабатывать больше денег или преуспевать в других сферах, чтобы обогнать соперников»^. Удовольствие, которое получает Великий соблазнитель, весьма сомнительно, да оно ему и по рангу не положено, ведь, по меткому замечанию Ортега-и-Гассета, Дон Жуан - не тот, в ком женщины пробуждают страсть, а тот, кто пробуждает страсть в женщинах. Согласно легенде, Дон Жуан соблазнил ровно 1003 женщины, и если справедливо изречение древних о том, что «post coitum homo animal triste^», то можно себе представить, сколько печальных переживаний выпало на его долю. По поводу подобного типа мужчины Эрих Фромм заметил: «Очень часто, если у мужчины черты характера его пола не развиты и эмоционально он остался ребенком, человек будет стараться компенсировать этот недостаток преувеличенным подчеркиванием своей мужской роли в сексе. Таков Дон Жуан, которому нужно было доказать свою мужскую доблесть в сексе, потому что он внутренне не уверен в своей мужественности в смысле характера. Если недостаток мужественности принимает крайнюю форму, то извращенным заменителем мужественности становится садизм (употребление силы). Если женская сексуальность ослаблена или извращена, это трансформируется в мазохизм или собственничество»^.

Согласно воззрениям Жана Бодрийяра, сексуальность следует переосмыслить как экономический остаток жертвенного процесса обольщения - точно так же неистраченный остаток архаических жертвоприношений

^Об этом см.: Фромм Эрих. Догмат о Христе. Указ. соч. С. 104.

^Post coitum homo animal triste (лат.). - После совокупления мужчина - грустное животное.

^Фромм Эрих. Искусство любить. Указ. соч. С. 52.

484

питал собой некогда экономический оборот. Секс в таком случае просто сальдо или дисконт более фундаментального процесса, преступления или жертвоприношения, который не достиг полной обратимости. Боги забирают свою долю: люди делятся остатками. Обольститель нечистый, Дон Жуан или Казанова, посвящает жизнь накоплению именно этого остатка, порхая от одной постельной победы к другой, стараясь обольстить затем, чтобы получить удовольствие, но никогда не достигая «духовного», по Кьеркегору, диапазона обольщения, когда доводятся до апогея присущие самой женщине силы и внутренние ресурсы соблазна, чтобы тем решительней бросить им вызов выверенной стратегией поведения. Дон Жуан, замечает Стендаль, отвергает обязанности, связывающие его с другими людьми: на великом рынке жизни это недобросовестный покупатель, который всегда берет и никогда не платит.

Жан Бодрийяр склонен считать, что сексуальность, которая нуждается в доказательствах, во многих отношениях уступает той сексуальности, какой доказательства не нужны, и в этом смысле пол женщины как нельзя лучше воплощает утопию сексуальной непрерывности и готовности. Потому-то все в нашем обществе феминизируется и сексуализируется на женский лад: товары, блага, услуги, отношения самого разного рода - тот же эффект в рекламе, где товару придается некое воображаемое свойство женственности, благодаря которому он кажется в любой момент доступным, всегда готовым к использованию, абсолютно безотказным и не подверженным игре случая.

Специфическим проявлением мужской страсти к престижу, согласно взглядам Эриха Фромма, является болезненная чувствительность к насмешкам, особенно исходящим от женщин. (С этими взглядами перекликаются мысли Жиля Липовецкого относительно важности иронии как чисто женского оружия при столкновении с мужчинами.) Мужская настороженность перед женщиной и страх быть осмеянным ею порождают в мужчине чув-

485

ство ненависти. Такая ненависть выполняет защитную функцию и проявляется в стремлении доминировать над женщиной, иметь над нею власть, заставить ее почувствовать себя слабой и подчиненной. Достигнув этого, мужчина побеждает свой страх. Ведь если она боится его - боится быть убитой, побитой или замученной, то она уже не станет насмехаться над ним. Превосходным оружием представительниц слабого пола против мужчин является насмешка, усилия женщин в этом направлении даже способны сделать мужчину импотентом. Для этого существует множество способов, от самых грубых до самых утонченных. Это явно выраженное или скрываемое ожидание его неудачи, фригидность или вагинальный спазм. Главной целью женской враждебности является нанести не физический, а функциональный ущерб, помешать мужской способности что-то совершать. Мужская враждебность заключается в стремлении завладеть с помощью физической, политической или экономической силы; женская-дискредитировать с помощью насмешки и презрения^.

Всеми силами стараясь удержать женщину в рамках семьи, мужчины невольно с опаской ожидают, когда же она возьмет на вооружение их принцип: ничего половинчатого! Если не можешь быть доброй, верной женой - будь дьяволом! С особой горячностью всевозможные инфернальные черты приписывают женщинам, по той или иной причине избежавшим уз брака. Ускользая из мира супружества, нимфы и амазонки подвержены сексуальности, которая может быть только нарушительной, дикой, случайной - с сатирами, с полу-мужчинами - наполовину животными, или со случайными мужчинами, которых они, не дрогнув, кастрируют, справедливо заметила по этому поводу Натали Иник. Из описанных нами страхов складывается весьма нелицеприятная оценка

^Об этом см.: Фромм Эрих. Догмат о Христе. Указ. соч. С. 105.

486

женщины мужчинами: она осторожна и мелочна, ограниченна, неточна, самым недостойным и низким образом прагматична, лжива, неискренна, корыстна, легкомысленна, эгоистична, жестока и порочна. Но все это нисколько не мешает им осыпать ее комплиментами в собственных целях манипулирования. (С этой же целью мужчины взахлеб превозносят до небес традиционные женские добродетели: смирение, верность и целомудрие.)

Отрицая свой интерес к сексуальности, Мишель Фуко в одной из главных своих работ заявил, что его гораздо больше интересуют проблемы, связанные с техниками себя и с подобного рода вещами: «Сексуальность - это смертельно скучно!» И он же написал о сексуальности около тысячи страниц! «Секс повсюду только не в сексуальности», - утверждал Ролан Барт. На наш взгляд, высказывания обоих философов свидетельствуют прежде всего об их неудовлетворенности тем, каким образом этот вопрос обсуждался в современной культуре. С точки зрения психологии, настаивает Адольф Гуггенбюль-Крейг, правильнее было бы говорить о различных богах и богинях, иными словами о неких мощных силах и сущностях, а не о сексуальности, которая не что иное, как примитивное, обывательское понятие, - патина на многокрасочном феномене. Жан Бодрийяр, вслед за Фрейдом, склонен считать, что существует только одна сексуальность и одно либидо - мужское. Сексуальность как раз и есть жесткая, дискриминантная структура, сконцентрированная на фаллосе, кастрации, имени отца и вытеснении.

Для того чтобы удовлетворить женщину, мужчина должен демонстрировать, что он способен и ему удается удерживать эрекцию. В свою очередь женщина, чтобы удовлетворить мужчину, ничего не должна демонстрировать. Чтобы удовлетворить партнера, мужчина должен что-то доказывать, женщина - нет. Женская несостоятельность, ее общая или частичная неспособность, ее «неудача», хотя зачастую и угадывается мужчиной, однако не имеет столь очевидного характера, и это от-

487

крывает дорогу хитростям и коварству^. Кто знает, что скрывается за «обделенностью» женщин - не игра ли на праве сексуальной сдержанности, которым они во все времена с успехом пользовались, бравируя своей неудовлетворенностью, бросая вызов мужскому наслаждению как всего лишь наслаждению, задумывается в этой связи Жан Бодрийяр.

Суть многих конфликтов между полами Симона де Бовуар видит в том, что мужчина предъявляет женщине двойственное требование, чем и обрекает ее на двуличие: он хочет, чтобы она принадлежала ему и в то же время оставалась чужой; он мечтает о служанке^ и ведьме одновременно. Но только в первом из этих желаний он признается публично; второе требование - скрытое, он прячет его в тайнике своего сердца; оно идет вразрез с моралью общества; оно - злое, как Другой, как строптивая природа, как «дурная женщина». Из этой двойственности исподволь рождается подмеченная французским философом Юлией Кристевой мужская греза о женской сексуальности: «всемогущей, опустошительной, агрессивной и жертвенной одновременно». С нею связаны и описанные Юнгом мечтания мужчин о женщине с характером «сфинкса», отмеченным двойственностью или многозначностью, но не шаткой неопределенностью, в которую ничего нельзя вложить, а неопределенностью многообещающей, с многоречивым безмолвием Моны Лизы - старой и юной, матери и дочери, вряд ли непорочной, с детской и обезоруживающей мужчин наивной смышленостью. Мужчины ликуют, когда встречают такую^.

^Об этом см.: Фромм Эрих. Догмат о Христе. Указ. соч. С. 101, 102.

^Ну как тут не вспомнить героя Ницше, который сосредоточенно «искал служанку с добродетелями ангела» (Ницше Фридрих. Так говорил Заратустра. Указ. соч. С. 57).

^Об этом см.: Юнг Карл Густав. Проблемы души нашего времени. Указ. соч. С. 215.

488

Таким образом, все женское - не только соблазн, но и вызов, бросаемый всему мужскому, ставящий под вопрос существование мужского как пола, его монополию на пол и наслаждение, его способность пойти до конца и отстаивать свою гегемонию насмерть. Сексуальная история нашей культуры отмечена неослабевающим давлением этого вызова: не находя в себе сил принять его, фаллократия терпит сегодня крах, и наша концепция сексуальности рушится вместе с нею, поскольку она была выстроена вокруг фаллической функции и позитивной дефиниции пола.

Размышляя об этом, Жан Бодрийяр пришел к мысли, что всякая позитивная форма запросто приноравливается к своей негативной форме, но встречает смертельный вызов со стороны обратимой формы, и эта обратимая форма есть форма соблазна. И что же в этом плане изменила наша «эра контрацепции и прописного оргазма»? Немногое. Отныне женщина будет кончать и знать почему. Что же еще ждет нас в будущем? В ответе Бодрийяра на этот вопрос звучит сомнение в возможности установления гармоничных отношений между полами: от грядущих перемен он не ожидает ничего хорошего. Женственность станет видна насквозь, и женщина будет выступать эмблемой оргазма, оргазм - эмблемой сексуальности, а само наслаждение - добываемым продуктом, продуктом машинерии тел. Женственность ведь не просто полюс, противостоящий мужскому, она то, что вообще упраздняет различимую оппозицию, а значит, и саму сексуальность в том виде, в каком она исторически воплотилась в мужской фаллократии, а завтра может воплотиться в фаллократии женской. Философ в этой связи высказывает гипотезу, что женское вообще единственный пол, а мужское существует лишь благодаря напряженным усилиям, расходуемым на отрыв от него. Стоит мужчине хоть на миг зазеваться - и он вновь отброшен к женскому. В таком случае женское определенно привилегируется, а мужское выставляется определенно ущербным - и становится ясней ясного вся

489

смехотворность стремления «освободить» одно, чтобы предоставить ему доступ к столь хрупкой «власти» другого, к этому в высшей степени эксцентричному, парадоксальному, параноидальному и скучному состоянию, которое зовется мужественностью. Разочарование, неврозы, тревога, фрустрация - все, с чем сталкивается психоанализ, обусловлено неспособностью любить и быть любимым, наслаждаться и дарить наслаждение, но радикальная разочарованность вызывается соблазном и его осечкой. По-настоящему больны лишь те, кто радикально недосягаем для соблазна, пусть даже они прекрасно могут любить и получать наслаждение. И психоанализ, воображая, будто занимается болезнями желания и пола, в действительности имеет дело с болезнями соблазна (хотя именно психоанализ немало потрудился, чтобы вывести соблазн из его собственной сферы и запереть в дилемме пола).

Пассивная эротика женщины формирует желание мужчины не как волю и агрессию, а как притягательность, влечение, как притяжение, воздействующее на маятник искателя подземных родников. Для мужчины сексуальная потребность - это обычная потребность вроде голода и жажды, и она не направлена ни на какой отдельный объект. Однако, по справедливому замечанию французского философа Александра Кожева, в отношениях между мужчиной и женщиной Желание будет по-настоящему человечным лишь тогда, когда мужчина желает не тело, но Желание женщины. То есть, когда он хочет быть «желанным» или, лучше сказать, «признанным» в своей человеческой ценности, в своей реальности человеческого индивидуума. Некоторые его свойства, в частности свойства, относящиеся непосредственно к жизни, могут интересовать только женщину; он может быть мужественным, обаятельным, удачливым, нежным, жестоким только по отношению к ней, отмечает Симона де Бовуар, и если он ценит в себе эти не столь очевидные качества, его потребность в женщине

490

становится абсолютной. Женщину часто сравнивают с водой, и не без оснований: она - то зеркало, в которое глядится мужчина-Нарцисс.

Обычно мы склонны воспринимать отношения между мужчинами и женщинами «прежде всего как силу любви, как страсть, которая сводит вместе два противоположных полюса, и забываем, что такое яростное притяжение нужно только тогда, когда равносильное сопротивление удерживает их в разъединенном состоянии»^, - подчеркивал Карл Юнг. Ему вторит Эрих Фромм: «Когда люди нуждаются друг в друге, между ними складываются отношения не только гармонии, поддержки и общего благоденствия, но и борьбы и дисгармонии. Взаимоотношения партнеров по сексу не исключают антагонизмов и враждебности»^. Соблазн игра, пол - функция, утверждает Жан Бодрийяр. Соблазн принадлежит к ритуальному строю, пол и желание - к природному. Столкновением этих двух фундаментальных форм и объясняется борьба женского и мужского, а вовсе не биологическим различием или наивным соперничеством в погоне за властью. Во всем этом и находит свое выражение то, что Шпенглер назвал «потайной протовойной полов».

Адольф Гуггенбюль-Крейг, посвятивший себя исследованию проблем брака, пришел к заключению, что любой супруг спустя какое-то время после свадьбы наталкивается на патологические аспекты психики своего партнера, которые неизменны и для обоих имеют мучительные последствия. Чтобы брак не разрушился, ктото должен уступить, и легче уступает тот, кто менее подвержен психопатии. Если один из супругов охладевает, другому не остается ничего другого, как с большей пылкостью демонстрировать любовь даже в том случае, если партнер реагирует на это очень слабо и неадекватно.

^Юнг Карл Густав. Mysterium Conjunctionis. Указ. соч. С. 111.

^Фромм Эрих. Догмат о Христе. Указ. соч. С. 104.

491

А потому все, кто советует супругам заботиться только о себе и не потворствовать слабостям своей половины, лгут. Мужчина и женщина дополняют друг друга лишь отчасти, а потому правильное понимание брака подразумевает освобождение от «комплекса гармонии». Брак отнюдь не гармоничный союз, однако он является плацдармом индивидуации, поскольку супруги помогают друг другу познать мир, добро, зло, высокое и низкое, одним словом, - бытие.

По наблюдениям Натали Иник, для мужчины отношения между двумя полами важны прежде всего с точки зрения сексуального доминирования одного пола над другим, но для женщины, в отличие от него, важна оппозиция внутри собственного пола между женскими статусами, а также способ, каким они используют мужчин для того, чтобы различаться между собой в зависимости от их отношения к другому полу - близости к мужчине, доступу в сексуальный мир, видимости и стабильности их места в обществе. Большинство женщин, как тонко подметил еще Руссо, хотят быть не столько любимыми, сколько предпочитаемыми.

Женщина, мечтающая о том, чтобы ее «предпочли», чтобы в ней увидели не безликое воплощение пола, а неповторимую личность, никуда не подевалась и не исчезла: она рядом с нами. Эта женщина и теперь тайно взволнована сильным, тонким, вкрадчивым зовом мужчины, она и теперь озабочена тем, как бы ей заставить его перейти от отстраненно-сексуального отношения, представляющего собой модус жизни мужчины, к погружению в любовь, происходящему под знаком проникнутого чувством полного слияния, которое представляет собой женский модус жизни. «Потребность быть признанной в качестве человеческого существа, быть отмеченной в своей неповторимости способна оказаться более насущной, чем потребность в любви», - отмечает Николь Берри и добавляет: «Разве чувство нашей идентичности не важнее и не настоятельнее, чем удоволь-

492

ствие?»^. А потому, рассуждая о близости между мужчиной и женщиной, всегда необходимо отчетливо сознавать, «что же мы будем иметь в виду, говоря о чувстве единения: истинную любовь как реальное решение проблемы существования или же незрелые формы любви, которые могут быть названы симбиотическим союзом?»^.

Неспроста мужчины в восприятии женщины (так же, как и женщины в восприятии мужчин) - это лица противоположного пола: даже пороки у них проявляются по-разному. Эрих Фромм верно подметил, что для мужского тщеславия характерно стремление показать, какой он «везунчик». Мужчине обязательно надо объявить, что он не боится неудачи. Подобное тщеславие пронизывает все поступки мужчины. Страсть к престижу - основная черта характера мужчины. Женское тщеславие иного рода, им управляет желание привлекать, ей необходимо доказать (и прежде всего самой себе), что она может нравиться. Мужчины, стремящиеся обольстить женщину, не ограничиваются только сексуальной привлекательностью, поскольку в их распоряжении разные способы завоевания женщины - это и физическая сила, и социальное положение, и богатство. Что же касается сексуального благополучия женщины, то оно (в этом единодушны все исследователи и это хорошо показал в своей книге Жиль Липовецкий) полностью зависит от ее способности очаровать мужчину. Женское стремление быть привлекательной вытекает из ее сексуальной роли; забота о сексуальной привлекательности - вот сущность женского тщеславия^. А посему, если принять мысль Юнга о том, что двумя основными причинами психических катастроф выступают, с одной стороны, разочарование в любви, с другой - неутолен-

^Nicole Berry. Le Sentiment d'identite, Paris, Editions universitaires, 1987, p. 14,78.

^Фромм Эрих. Искусство любить. Указ. соч. С. 34.

^Об этом см.: Фромм Эрих. Догмат о Христе. Указ. соч. С. 105, 106.

493

ная жажда власти, легко будет себе представить, для представителей какого пола какая из этих причин важнее.

«Мужчина делает историю, женщина же и есть история. Таинственным образом здесь обнаруживается двойственный смысл всех живых событий: с одной стороны, они представляют собой космическое протекание как таковое, но, с другой - это есть последовательность самих микрокосмов, охватывающая это течение, его защищающая и поддерживающая. Вот эта-то "вторая" история и есть в полном смысле мужская история - политическая и социальная: она сознательнее, свободнее, подвижнее. Она уходит глубоко назад - в истоки животного мира и в ходе жизни высоких культур принимает свой высший символический и всемирно-исторический облик. Женская же - первая история, вечная, материнская, растительная (в самом растении есть чтото женское), лишенная культуры история последовательности поколений»^. Перенесение интереса на «материнскую» историю способствовало формированию представлений о темпоральности и темпоральном анализе. Пробуждение внимания к настоящему, характерное для XX века, в свою очередь, с неизбежностью повлекло за собой многие существенные изменения в мировосприятии, которые мы теперь и определяем как пришествие эры постмодерна. Другой важный феномен культуры, который следует упомянуть в этом контексте, - это критика Нового времени с позиций постмодерна, направленная в первую очередь против оптимистической веры в рациональное мироустройство и в науку. К середине XX века стала набирать ускорение смена ценностей: разум как объединительная сила и гарант всеобщего просвещения и порядка начал тогда вызывать сомнения и был отвергнут, но не ради торжества иррациональности, а во имя другого разума, не чуждого ни тьме, ни распаду единства, ни даже заблуждению. Это измене-

^Шпенглер Освальд. Закат Европы. Указ. соч. С. 341.

494

ние сделало возможными описание окружающего нас мира в терминах противопоставления «женского» «мужскому», которое позднее и послужило основой для многих неофеминистических движений. В духе подобных идей под пером французского философа Жака Деррида «логоцентризм» Хайдеггера превратился в объект критики французского философа - в «фаллологоцентризм», объединивший логоцентризм с фаллоцентризмом^. Пересмотр позиций, предложенный Деррида, предполагает полный отказ от подхода к исследованию проблемы взаимоотношений полов, предложенного психоаналитиком Жаком Лаканом, который утверждал: «Чтобы определить взаимное расположение полов, за исходную точку берут мужчину». Этот пересмотр позиций, как убедительно показало нам исследование Жиля Липовецкого, раз начавшись, будет протекать безостановочно, хотя и медленно.

Каким же все-таки предстанет перед нами мир, если за исходную точку мы возьмем женщину и если мир культуры будет построен на основе ее ценностей? Когда-нибудь мы об этом узнаем, ждать осталось не так уж и долго: века два-три...

^Francoise Collin. «Difference et differend. La question des femmes en philosophie», in Histoire des femmes, op. cit., t. V, p. 260.