ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ

в десяти томах

К общему оглавлению

Том I.

К оглавлению тома

Часть II. Разложение первобытно-общинного строя и древнейшие рабовладельческие государства в долине Нила и в Двуречье (IV—III тысячелетия до н.э.)

Глава VIII. Племена Европы и Азии в период развитого неолита и перехода к веку металла.

Племена Европы и Азии.

Как это видно из предыдущих глав, в двух областях земного шара — в долине Нила и в Двуречье — уже в период энеолита возникли классовое общество и древнейшие государства. Однако далеко не везде появление медных орудий привело к такому росту производительности труда и накоплению избыточного продукта, который создавал возможности для возникновения производственных отношений рабовладельческого типа. Огромное большинство племён Азии и Европы в период энеолита продолжало жить в условиях первобытно-общинного строя.

Многие племена в это время уже занимались земледелием и скотоводством, особенно успешно там, где начали применяться медные орудия. У этих племён переход к веку металла хотя и не привёл ещё к возникновению классового общества, но имел своим следствием разложение первобытно-общинного строя, подготовившее необходимые предпосылки для последовавшего затем возникновения классов. В то же время в лесной полосе Севера и в тропических странах в течение III тысячелетия продолжался каменный век. Здесь большинство лесных племён продолжают заниматься охотой и рыболовством. Племена скотоводов и земледельцев Азии в период энеолита. Период энеолита в южной части Средней Азии и в Иране.

Данные о периоде энеолита в Средней Азии пока очень отрывочны. Лучше всего изучены области современной Южной Туркмении и Ферганы. Там находятся памятники, очень близкие по своему виду к энеолитическим памятникам Передней Азии. Это высокие холмы (тепе), образовавшиеся из наслоений последовательно возникавших посёлков.

На северных горных склонах хребтов, отделяющих Среднюю Азию от Ирана, было исследовано несколько таких тепе. Наиболее известными из них являются два холма Анау близ Ашхабада. К энеолитической поре (конец IV—начало III тысячелетия до н. э.) относятся слои северного холма Анау (высота —17 м) и холма. Яссы-Тепе. В них сохранились остатки нескольких поселений. Все эти поселения состояли из домов, сложенных из сырцового кирпича. Некоторые помещения были украшены стенной росписью в виде геометрических узоров. Главным занятием населения здесь было земледелие, о чём свидетельствуют обнаруженные в глине отпечатки зёрен ячменя и пшеницы, а также найденные при раскопках каменные зернотёрки.

Скотоводство здесь возникло не сразу: кости овцы, быка и свиньи впервые встречаются на .4-м метре, считая снизу; позднее таких костей становится всё больше. Увеличивается и число разводимых видов животных: в конце III тысячелетия до н. э. имелись уже быки, овцы, козы, двугорбые верблюды, лошади и свиньи; стада животных охранялись собаками, очень близкими к существующим здесь современным породам.

Посуда, найденная в Анау, как и в других энеолитических посёлках Средней Азии, расписана главным образом геометрическими узорами. В анауской росписи встречается ряд узоров, аналогичных южноиранским и узорам поздненеолитических и энеолитических поселений Элама Сузы I и Двуречья (Телль-Халаф, Самарра, Эль-Обейд, Джемдет-Наср).

Орудия труда и оружие, найденные в энеолитических посёлках Анау, сделаны главным образом из кремня. Однако уже в нижних слоях найдены медные поделки. В средних слоях медных изделий становится всё больше. Это — шилья, листовидные ножи и некоторые другие предметы.

Культура Анау представляет исключительный интерес прежде всего потому, что позволяет установить наличие населения на юге Средней Азии, повидимому связанного с древними южными центрами Элама и Шумера. Есть данные, позволяющие установить связь между Анау и древнеиндийской культурой Хараппы (III — начало II тысячелетия до н. э.). Однако Анау может служить связующим звеном не только между древнейшей цивилизацией Двуречья и древнеиндийской цивилизацией. Китайские археологи открыли в древних энеолитических поселениях в Синьцзяне расписную керамику, орнаментация которой в ряде случаев сходна с анауской. Можно, таким образом, предположить, что энеолитические памятники Синьцзяна и Северного Китая в известной мере связаны с древневосточной энеолитической культурой Индии и Передней Азии.

Более поздняя история энеолитических поселений на юге Средней Азии в настоящее время особенно хорошо может быть изучена благодаря раскопкам на холме Намазга-Тепе, расположенном в предгорьях Копет-Дага. Здесь открыты остатки нескольких зданий, строившихся одно на .месте другого, по мере разрушения более древних. Судя по особенно хорошо сохранившимся остаткам одного здания (здание «Б» — конец III и начало II тысячелетия до н. э.), эти постройки представляли собой многокомнатные жилища родовой общины. В этом здании обнаружено 27 помещений.

Население Намазга-Тепе занималось скотоводством и особенно земледелием (найдены зёрна ячменя, пшеницы и много зернотёрок). Керамика Намазга-Тепе в наиболее глубоких слоях по замечательной своей росписи с изображениями козлов, птиц, с орнаментом в виде «лесенок» сходна с керамикой из Анау II. В ней имеется сходство и с керамикой из Суз в Эламе. Находки посуды, формованной на гончарном круге, а также бронзовых изделий свидетельствуют о значительных успехах домашних промыслов.

К югу и юго-западу от Средней Азии, на Иранском нагорье, в течение III тысячелетия до н. э. обитали племена, занимавшиеся скотоводством и земледелием и в основном использовавшие при этом воду горных ручьёв. Они, как и их среднеазиатские соседи, строили дома из сырцового кирпича, изготовляли расписную посуду, орнамент которой указывает на связи их культуры с культурами соседних стран, прежде всего со Средней Азией и Эламом. Здесь найдены документы (в городище Тепе-Сиалк), написанные эламской линейной иероглификой. К концу III тысячелетия до н. э. развитие производительных сил в Иране достигло, повидимому, нового уровня. Тогдашние жители Ирана не только изготовляли разнообразные медные изделия, но, судя по изображению пашущего на волах человека (это изображение найдено в Тепе-Гиссаре), начали уже переходить к плужному земледелию. Период энеолита в Индии.

В Индии, насколько позволяют судить ещё весьма недостаточные археологические данные, переход к веку металла происходил раньше всего в горных районах Белуджистана (в западной части современного Пакистана). Эти районы примыкают с запада к долине реки Инда. Здесь, в долинах реки Зхоба и других небольших горных рек, обнаружено много древнейших поселений (около современных Рана Гхундаи, Кветты, Амри, Наля и др.), на примере которых переход к веку металла прослеживается довольно наглядно. Нижние слои этих культур относятся ещё к неолиту и датируются первой половиной и серединой IV тысячелетия до н. э. В последующих слоях, датируемых концом IV и первой половиной III тысячелетия до н. э., виден уже переход к медному веку. Поселения становятся более благоустроенными и состоят из сырцовых кирпичных зданий, иногда с каменным фундаментом; некоторые из этих поселений окружены стенами циклопической кладки. Начинают применяться медные орудия. Населению был известен гончарный круг; посуда покрывалась разнообразным цветным орнаментом. Скотоводство было основной отраслью хозяйства. Разводились быки, овцы, известен был осёл; находка зубов домашней лошади заставляет предполагать, что лошадь была известна ещё в IV тысячелетии до н. э., но каково было её хозяйственное применение — установить пока невозможно. Удельный вес земледелия был, видимо, ещё незначителен.

Последующая история показывает, что эти поселения и позже не стали важными земледельческими центрами. Условия почвы, рельефа и климата мало этому благоприятствовали, человек же был ещё недостаточно технически вооружён, чтобы преодолеть эти препятствия.

В период энеолита племена, жившие в Индии, однако, были уже достаточно вооружены для того, чтобы начать освоение речной долины Инда. Это освоение началось в первой половине III тысячелетия до н. э. В середине III тысячелетия до н. э. здесь возникает «индская цивилизация» (культура Хараппы), которую по ряду данных можно считать уже классовым обществом. Племена Китая в период энеолита.

Данные раскопок позволяют восстановить картину жизни племён, населявших Китай в период неолита и энеолита. Важнейшим материалом для изучения культуры Китая этого времени является раскрашенная глиняная посуда.

Древнейшая расписная посуда Китая сходна с расписной посудой энеолитических поселений Индии, Ближнего Востока и древней Европы и образует несколько местных групп: наиболее западную—синьцзянскую, затем ганьсуйскую, шаньсихэнаньскую, суйюаньскую и маньчжурскую.

Стиль росписи посуды из синьцзянских поселений, отличающийся геометрическим характером рисунков, значительно разнится от стиля расписной керамики, характерной для стоянок других групп поселений древнего Китая. Этот стиль, вообще, невидимому, более поздний, обнаруживает, однако, известное сходство с некоторыми ганьсуйскими и маньчжурскими росписями на посуде, также относимыми к позднейшему времени (концу 111—началу II тысячелетия до н. э.). Основная же масса поселений с расписной керамикой, находящихся в бассейне верхнего и среднего течения реки Хуанхэ, весьма однородна, и имеющиеся в ней различия не выходят за пределы местных различий, характерных для групп родственных племён.

Наиболее широко известно одно из поселений этой группы — стоянка Яншао на правом берегу Хуанхэ, несколько ниже впадения в неё реки Вэй. Обитатели этого поселения, существовавшего в III тысячелетии до н. э., жили в полуземлянках и занимались земледелием. Большую роль играли охота и рыболовство. Применялись прежние неолитические орудия. Медь очень долго была неизвестна племенам, создавшим поселения типа Яншао. Только в позднейших из них, относящихся к концу III тысячелетия, встречаются первые следы обработки меди. Всестороннему изучению культуры и населения Яншао способствовало открытие рядом с посёлками и кладбищ. Антропологическое изучение останков из погребений Яншао показало, что это население в этническом отношении было в большинстве своём очень близко современному населению этих областей. Об этом же свидетельствует наличие трёхногих сосудов, столь характерных для позднейшей китайской керамики.

Судя по археологическим данным, обитатели поселений типа Яншао жили родовыми общинами, вели общее хозяйство, и, вероятно, для их общественного строя был характерен материнский род. Вместе с тем нельзя не отметить, что отдельные представители рода или племени, может быть удачливые предводители на войне, удостаивались весьма пышных похорон на вершинах гор (например, погребение в Пяньшикоу в провинции Ганьсу).

Исследование узоров яншаоской расписной посуды обнаруживает ряд совпадений с узорами сосудов из Индии, Ирана и Месопотамии.

Культура Яншао особенно сильно воздействовала на соседние области Северо-Восточного Китая. Об этом особенно ярко говорят результаты исследований в гооте Шаготун.

Судя по сделанным там находкам, люди, хоронившие в этом гроте своих сородичей, переживали тогда расцвет неолитической культуры. Они умели шлифовать камень, обрабатывать его оббивкой и тонкой отжимной ретушью, изготовляли разнообразную глиняную посуду, но ещё не имели домашних животных, не умели обрабатывать землю и разводить растения. Их основными занятиями были охота и, очевидно, собирательство. В гроте найдены кости только диких животных. Из этих костей изготавливались различные орудия: шилья, игольники (в виде трубочек с помешавшимися внутри тонкими иглами), различные острия и украшения.

Как в первом (нижнем), так и во втором слое Шаготуна были найдены фрагменты глиняных сосудов, покрытых чёрной росписью по красному фону. Точно такая же расписная керамика обычна в могилах и поселениях культуры типа Яншао в Северном Китае. Формы глиняных сосудов из Шаготуна сходны с формами сосудов типа Яншао. В Шаготуне найдены обломки сосуда вроде кувшина с боковыми ручками, небольших чаш, трёхногих характерно китайских сосудов ли. Вместе с этой керамикой были найдены плоские кольца из камня и раковин. По своим пропорциям и форме они совершенно сходны с кольцами юань, имевшими в древнем Китае религиозно-символическое значение. Подобное сочетание элементов северокитайской раннеземледельческой культуры с чертами, свойственными культурам охотников и рыболовов, прослеживается и в других случаях, например на стоянке Хата в Соверо-Восточном Китае. Совершенно ясно, что земледельцы древнейшего Китая не только соприкасались с охотниками-собирателями в степях и с рыболовами приморских стран, но и находились в довольно тесной связи с ними.

Культура Яншао, невидимому, существовала до конца III тысячелетия до н. э., когда в Северном Китае произошли большие изменения в экономике и культуре. Об этих изменениях ярко повествуют результаты исследований в низовьях Хуанхэ, в Шаньдуне и Шаньси, а также в районах Шанхая и Ханчжоу. Там открыто большое количество поселений так называемой луншанской культуры. Поселения часто были укреплены — обнесены валами, на которых воздвигались частоколы (таковы, например, посёлки типа Чэнцзыяй; вал одного из них имел 15 км в окружности). Хижины были уже наземные и представляли собой круглые мазанки с печью. Характерно, что эти печи имели лежанки с параллельными рядами дымоходных труб, напоминающие по устройству позднейшие каны китайских фанз. Население посёлков типа Чэнцзыяй продолжало заниматься земледелием, но наряду с этим значительно развилось скотоводство — разводились овцы, свиньи, быки и лошади. Керамика Чэнцзыяя сильно отличается от яншаоской прежде всего отсутствием росписи. Однако среди этой посуды мы вновь встречаем трёхногие сосуды, связывающие энеолит Китая с последующей историей его материальной культуры вплоть до периода Хань (т. е. конца I тысячелетия до н. э.).

Наличие укреплённых посёлков говорит об усложнении общественных отношений. Очевидно, в это время закладывается фундамент нового общества, которое в дальнейшем характеризуется развитием рабовладения и имущественного неравенства. Энеолит в северных областях Средней Азии.

К западу и северо-западу от Китая энеолитическая культура пока известна только в двух центрах: в Приаралье — по так называемым кельтеминарским поселениям и в Минусинской и в Южной Сибири котловине — по так называемым афанасьевским курганам (Названия даны по местам первых находок.). Племена, жившие в Приаралье ещё с предшествующего времени, в значительной степени сохраняли прежний неолитический быт охотников и рыболовов, хотя исследователи и предполагают появление у них земледелия. Жили они родовыми группами в огромных хижинах-шалашах, камышовая крыша которых опиралась на множество стоявших концентрическими кругами столбов. Со среднеазиатским югом, с поселениями типа Анау, у племён Приаралья в период энеолита были лишь отдельные связи, заметные по некоторым особенностям орнаментации посуды. Зато более прочными были их связи с районами Западной Сибири и Казахстана, где у населения ещё очень долго сохранялся быт охотников и рыболовов времени неолита.

Второй энеолитический центр был расположен на Алтае и в Минусинской котловине. Там в период энеолита обитали племена, оставившие курганы. Судя по находкам, эти племена уже разводили рогатый скот. Образ жизни их был полуоседлым, пастушеским и резко отличался от охотничьего быта окружающих племён, населявших северную тайгу и горно-таёжные местности Саяно-Алтая и Кузнецкого Алатау. Очевидно, пастушеские племена здесь резко выделялись из остальной массы племён, ещё сохранявших прежние формы хозяйства. О наличии обмена свидетельствуют привозные вещи, полученные из Приаралья, а также росписи на сосудах, сходные с росписями на сосудах из Анау.

Важно отметить, что значительные изменения произошли в это время внутри родовой общины. Многочисленные погребения мужчин с положенными вместе с ними убитыми женщинами позволяют предполагать, во-первых, появление элементов рабства и, во-вторых, уже определившееся преобладание мужчин в роде.

Изучение керамики и ряда других предметов обнаруживает большое сходство их с инвентарём так называемых катакомбных курганов южнорусских степей. Вполне вероятно, что это сходство основано на каких-то связях племён, живших в ту пору на Алтае и в Минусинской котловине с западом. Может быть, эти связи осуществлялись при посредстве племён Северного Казахстана и Западной Сибири.

Земледельческие племена Европы.

В Европе развитое земледелие возникло ещё в период неолита. Но переход к веку металла, хотя у некоторых племён они произошёл рано (III тысячелетие до н. э.), ещё не привёл и здесь к коренным изменениям в общественно-экономических отношениях. Племена Кавказа в период энеолита.

Крупнейший центр медного производства находился на границе Азии и Европы — на Кавказе. Этот центр имел особенно большое значение потому, что Кавказ был непосредственно связан с передовыми странами тогдашнего мира — с рабовладельческими государствами Передней Азии.

Добытые в Закавказье материалы древнейших земледельческих поселений типа Шенгавит (Армянская ССР) позволяют говорить о наличии там ещё в начале III тысячелетия земледельческой культуры, в известной мере связанной с центрами древнего Востока. Поселения типа Шенгавит находят и на Северном Кавказе (Каякентский могильник и поселения около Дербента).

Культурный подъём и связи с древневосточными центрами через Закавказье особенно рельефно выявляются на Северном Кавказе по обнаруженным там в начале XX в. замечательным курганам у Майкопа и станицы Новосвободной. Установленные этими раскопками параллели с культурой древнего города Двуречья — Лагаша (серебряныевазы и их орнаментация), большое сходство скульптуры быков и львов, а также розеток и медных топоров с памятниками другого древнего города Двуречья —Ура (периода так называемой I династии), формы булавок из Новосвободной, аналогичные найденным в городе Кише в Двуречье, и, наконец, бусы, совершенно сходные с найденными в Кише и в древнейших слоях древнеиндийского города Мохенджо-Даро, свидетельствуют, что Майкопский курган и курган у станицы Новосвободной относятся примерно к середине III тысячелетия до н. э.

К этому времени на Северном Кавказе происходят крупнейшие изменения в производстве и культуре. Это особенно ярко видно при сравнении материалов из Нальчикского селища и могильника с материалами из Долинского поселения близ Нальчика и из больших кубанских курганов.

Нальчикский могильник и селище относятся к самому началу энеолита на Северном Кавказе. Там был обнаружен всего лишь один медный предмет. Глиняная посуда весьма грубая. Скотоводство было развито ещё незначительно. О земледелии нет никаких данных. Все орудия сделаны из камня, имеют весьма архаический, неолитический облик и характерны для охотничье-рыболовческого быта. Украшения также сохраняют прежний, неолитический характер. Некоторые находки вместе с тем, может быть, говорят уже о каких-то связях с Закавказьем и Двуречьем. В Нальчикском могильнике найдена серповидная пластина-кулон, совершенно аналогичная шумерским, сделанным из агата. С шумерскими же (например, из города Лагаша) сходна и каменная сверлёная булава.

Никаких следов хижин в Нальчикском поселении найдено не было. Очевидно, укрытием для его обитателей служили лёгкие шалаши.

Совершенно иную картину представляет поселение в Долинском. Его обитатели жили в прочных хижинах с плетёными стенами, обмазанными глиной. Среди большого числа каменных орудий найдено много зазубренных пластинок, служивших лезвиями серпов. Найдены также мотыги и зернотёрки, свидетельствующие о развитии мотыжного земледелия. О земледелии говорят и зерновые ямы возле хижин. В это же время развивалось и скотоводство. О большом развитии гончарного мастерства свидетельствует посуда, которая стала более разнообразной; наряду со всевозможными мелкими сосудами выделывались большие корчаги, совершенно аналогичные найденной в Майкопском кургане.

Но особенно высокого развития достигло в это время изготовление медных орудий. В Майкопском и Новосвободненском курганах найдено большое количество медных орудий — топоры, мотыги, тёсла, ножи, кинжалы, вилы, черешковые копья —таких форм, которые характерны для Двуречья и для культуры острова Крита XXVI—XXIII вв. до н. э.

Общий подъём культуры в значительной мере определял и установление связей с древневосточными центрами, что в свою очередь способствовало дальнейшему развитию культуры Северного Кавказа. Эти связи помимо сходства форм медных орудий и отмеченных выше аналогий в украшениях и формах серебряных сосудов проявляются также в изобразительном искусстве: в рисунках, гравированных на серебряных майкопских вазах, в скульптурных фигурах быков, в барельефных изображениях львов и розеток, украшающих костюм и пышный погребальный балдахин. Самое богатство погребального инвентаря и огромные размеры северокавказских больших курганов, выделяющихся на общем фоне скромных рядовых погребений, особенно подчёркивают глубину изменений, происходивших тогда на Кавказе в общественном строе местных племён,— древнее единство рода нарушалось, появлялось общественное неравенство, начала выделяться родо-племенная знать. Северный Кавказ в это время, в середине III тысячелетия до н. э., по темпам развития, безусловно, далеко обогнал другие области материковой Европы.

Раскопки в Грузии, в курганах Армении и Азербайджана (например, в Нагорном Карабахе) раскрывают историю древних, повидимому ещё матриархальных, общин, основой хозяйства которых были земледелие и скотоводство, возникшие в Закавказье в неолитический период и получившие в III тысячелетии до н. э. дальнейшее развитие. При этом памятники медного века Закавказья очень сходны с памятниками того же времени на территории Передней Азии. Памятники Закавказья вместе с тем отличаются определённым своеобразием, указывающим на самостоятельность развития племён, населявших этот район. Нет никакого сомнения в том, что население Закавказья в ещё большей степени, чем племена Северного Кавказа, использовало достижения культуры народов Двуречья. Закавказье служило основным центром добычи обсидиана, из которого в первой половине III тысячелетия особенно охотно выделывали орудия в различных областях Двуречья и в Эламе. Население Закавказья служило передатчиком южных изделий на север. Повидимому, только случайностью объясняется, что в Закавказье до сих пор не открыты энеолитические памятники, столь же замечательные, как Майкопский курган Северного Кавказа. Развитие земледелия в районах Нижнего Дуная и Преднестровья.

Другой энеолитический центр возник в Средней и Южной Европе. В плодородных местностях Нижнего Дуная и По днестровья ещё в конце IV и в первой половине III тысяче летия жившие здесь племена занимались наряду с охотой и домашним скотоводством также примитивным земледелием.

Первобытная мотыга — массивная палка с привязанным к ней костяным, роговым или каменным наконечником — служила здесь единственным орудием обработки почвы. Если принять во внимание плотность травяного покрова среднеевропейских степей и Поднестровья, то можно легко представить себе, какой огромный труд должны были затрачивать первые земледельцы для возделывания почвы.

Эти земледельцы уже жили не в разбросанных по дюнам на берегах рек и озёр стоянках охотников и рыболовов с их временными жилищами — землянками, а в прочных зимних хижинах, составлявших большие поселения. Во многих районах этой части Европы население столетиями оставалось на одном и том же месте, обрабатывая окрестные участки. На Нижнем Дунае, в северной, а также средней части Болгарии, в Венгрии, в северо-восточной части Югославии, в Румынии и Молдавии от этих поселений остались мощные напластования, достигающие нескольких метров толщины и образующие «жилые холмы», мало чем отличающиеся от тех теплей — холмов Передней Азии, которые хранят в себе остатки древних поселений начала медного века. Наиболее яркими примерами этих поселений являются «жилые холмы» так называемой нижнедунайской культуры Болгарии, поселение Винча в Югославии, посёлок Турдош в Южной Венгрии. Во второй половине III тысячелетия здесь очень высокого уровня достигает производство медных изделий. Так называемый «медный век» Венгрии представлен в это время орудиями, не уступающими китайским и малоазийским. Трипольекая культура.

Особенно детально изучена культура этого типа по так называемым трипольским поселениям Украины, Северной Румынии и Молдавии (Трипольскими они названы по месту первых находок, сделанных украинским археологом В. В. Хвойко близ села Большое Триполье, Киевской области.).

В Северной Румынии, близ сёл Извоар и Кукутени, и на Украине по Днестру, близ сёл Дарабани, Незвишки, у Поливанова Яра и в ряде других мест сожены остатки трипольских поселений. Изучение этих посёлков показало, что население жило здесь длительное время. Первые дома были построены в начале III тысячелетия, однако в ряде поселений жизнь продолжалась примерно до XVII в. до н. э. За этот огромный промежуток времени жизнь трипольцев изменялась. Особенно это заметно в отношении металлургии; если в древнейших слоях Кукутени встречаются только отдельные следы изготовления медных изделий, то в позднейших слоях встречаются уже бронзовые орудия и оружие, сходные с бронзовыми изделиями других центров Средней Европы. Изменялась и замечательная трипольская посуда, которая первоначально украшалась резными полосами и лентами, а позднее богато расписывалась сложными красочными узорами.

Трипольские племена занимали первоначально сравнительно ограниченную территорию в Восточном и Юго-Восточном Предкарпатье. Их древнейшие поселения не распространялись восточнее Южного Буга. Однако достигнутый уровень развития экономики и культуры позволил им во второй половине III тысячелетия до н. э. освоить обширные территории правобережной Украины, вплоть до Днепра, продвинуться на юг до Дуная и строить свои поселения на западе — в Трансильвании до реки Олт. На севере границей трипольских поселений служит река Тетерев. В Польше они встречаются в районе Кракова.

Трипольские поселения состояли из домов, расположенных по кругу. Иногда таких кругов несколько. Если допустить одновременность существования всех домов, то некоторые поселения, например поселение у села Владимировки на Украине, в районе Умани, состояло почти из двухсот домов, расположенных по шести концентрическим кругам. Центр трипольских поселений Украины обычно не застраивался; на обширной площади стояли лишь один-два больших дома, повидимому служивших местом собраний обитателей посёлка для обсуждения общинных дел.

Трипольский наземный глинобитный дом состоял из нескольких помещений, часть которых служила для жилья, а остальные составляли кладовые для запасов. В каждой комнате стояла топившаяся по-чёрному глиняная печь, рассчитанная на выпечку хлеба, находились крупные сосуды для хранения зерна и зернотёрки; в глубине комнаты, у окна, помещался глиняный алтарь с расставленными на нём статуэтками женских божеств. Устройство дома позволяет предполагать, что в нём обитало несколько семейных пар. Сам же посёлок являлся объединением родственных семей, включавших несколько поколений во главе со старшим в роде. Широко развитый культ женщины-матери позволяет полагать, что обитатели трипольских посёлков ещё не перешли ту ступень развития первобытно-общинного строя, которая характеризуется наивысшим развитием материнского рода. Лишь в XVIII—XVII вв. до н. э. у трипольских племён усиливается значение в их хозяйстве скотоводства, возрастает роль мужчины и появляются, особенно в погребальном обряде, черты, позволяющие говорить о переходе этих племён к патриархату. Энеолит в Западной Европе.

Племена Южной и Средней Европы по уровню своего развития мало отличались от трипольцев. Для многих из этих племен характерен значительный объем производства медных изделий. В горах Средней Европы, особенно в Рудных, уже в III тысячелетии до н. э. с успехом стали разрабатываться месторождения меди, послужившие потом надолго рудной базой для Средней Европы.

Земледельческие племена, обитавшие к северу от бассейна Среднего Дуная, также жили в больших посёлках, в больших домах с несколькими печами или очагами. Особенно характерны в этом отношении так называемые леншельские и иорданмюльские поселения Верхней Австрии, Чехословакии, Северной Венгрии, Южной Германии и Юго-Западной Польши. В альпийской зоне Северной Италии, Австрии, Германии и Швейцарии ту же по существу картину хозяйства и общественного устройства позволяют реконструировать свайные поселения на озёрах. Население областей Франции, особенно в первой половине III тысячелетия до н. э., отличалось сравнительно более низким уровнем развития производительных сил. Население, оставившее памятники так называемой сено-уазо-марнской культуры, знало, повидимому, земледелие, возникшее здесь ещё в весьма раннее время неолита, однако оно не являлось основной отраслью'их хозяйства. Попрежнему значительную роль играла охота, попрежнему люди обитали в землянках. То же самое следует сказать и о районах Германии, расположенных между Эльбой и Одером. Только во вторую половину III тысячелетия здесь усиливается роль земледелия и скотоводства.

Во второй половине III тысячелетия заметнее развивается материальная культура в областях по верхнему и среднему течению Рейна. В этой'части Германии и Франции наряду с открытыми поселениями возникают обширные укреплённые убежища, в которых в случае опасности укрывались жители окрестных поселений. Такие укрепления иногда достигают огромных размеров (например, Майенское и Урмицкое), хотя постоянно обитаемый посёлок на их территории по своим размерам ничем не отличается от соседних, неукреплённых поселений. Таким образом, обширная укреплённая площадь была рассчитана лишь на временное пребывание жителей окрестных посёлков, и громадные оборонительные сооружения (для их постройки в Урмице было перерыто 60 тыс. куб. м земли и воздвигнуты прочные бревенчатые башни и палисады) сооружались силами всего населения окрестных посёлков. Эти укреплённые убежища, невидимому, являлись центрами объединения родовых посёлков и свидетельствуют о высоком уровне развития племенной жизни.

Особая культура развивалась в северных областях Франции и Германии. Наиболее характерным здесь является район Нормандии и Бретани, где в период энеолита наибольшего развития достигла так называемая мегалитическая культура.

Земледельческая в своей основе, она также характеризуется развитием племенных объединений, с которыми связаны мегалитические (т. е. построенные из огромных камней) сооружения. Они воздвигались в память о выдающихся жителях рода или племени (менгир), в качестве родовой усыпальницы (дольмен) или в виде родо-племенного святилища (кромлех) (Менгир — одиночно поставленный большой камень. Дольмен — склеп из больших каменных плит. Кромлех — сооружение из менгиров, поставленных по кругу.). Большое число этих сооружений и огромный вес камней, из которых они состояли, с несомненностью говорят о том, что такие сооружения могли осуществляться лишь силами целого племени.

Большое сходство с жизнью племён мегалитической культуры представляла жизнь населения Северной Испании.

Пиренейский полуостров в период энеолита являлся едва ли не самым значительным центром меднорудного производства в Западной Европе. Здесь, особенно между Альмерией и Картахеной, находилась сплошная цепь посёлков металлургов.

В этой области в каждой раскопанной древней хижине археологи находят медную руду, обломки глиняных тиглей для плавки меди, слитки меди, приготовленные для обмена; груды шлака и битых тиглей красноречиво говорят о многовековом и широком развитии производства меди, рассчитанном отнюдь не только на местные нужды. Отсюда медь шла во Францию (где только в Марнских горах имелись очень небольшие собственные разработки), в Северную Европу и, невидимому, на Апеннинский полуостров и в Грецию. Находки в Испании расписных сосудов и красной керамики, весьма сходной и с южноиталийской и с эгейской, свидетельствуют о древних связях между собой этих районов Европы. С другой стороны, эти связи ярко показывают распространение во многие области Западной и Средней Европы, а также в Северную Италию и на острова Средиземного моря своеобразных так называемых «колоколовидных» сосудов, первоначальным центром изготовления которых были южные и восточные районы Испании. Культура сваиных поствоек.

Ярким памятником жизни в энеолитический период земледельческо-скотоводческих племен Европы являются знаменитые свайные поселения в Швейцарии и в соседних с ней областях, известные сейчас в количестве четырёхсот. Древнейшие свайные постройки относятся к III тысячелетию до н. э. Остальные существовали в начале II тысячелетия, когда уже в большей части Европы происходит переход к бронзовому веку.

В свайных постройках найдено огромное число каменных и костяных орудий — топоров, долот и тёсел, служивших для обработки дерева. Многие из них были закреплены в деревянные рукоятки при посредстве специальных муфт или втулок из рога. Благодаря консервирующему действию болотных почв и торфа сохранилось множество деревянных орудий и предметов домашнего быта — деревянная посуда, столы, скамейки, части ткацких станков, лодок, веретён, луков и прочих изделий. Сохранились также зёрна растений, остатки сетей, тканей и прочих материалов, бесследно исчезающих в обычных условиях. Это позволяет с большой полнотой и точностью восстановить жизнь и культуру жителей свайных поселений, основой существования которых было главным образом разведение домашнего скота и земледелие.

Домашних животных было известно пять видов: быки, свиньи, козы, овцы и собаки. Все эти животные были мелкой породы. Возникновение таких пород животных объясняется, как полагают, тяжёлыми условиями, в которых они существовали, и в первую очередь плохим уходом и недостаточным питанием.

Землю обрабатывали мотыгами из дерева, камня, кости или рога оленя. Мотыгами разрыхляли землю на освобождённых от леса участках вблизи озёр. Хлеб жали кремнёвыми серпами. Зерно вымолачивали деревянными колотушками и растирали в муку или крупу на каменных ручных зернотёрках овальной формы. Вблизи свайных жилищ в болотной почве сохранились следы мякины, смешанной с зёрнами сорных растений. Уцелели даже выпеченные жителями свайных поселений хлебцы, имевшие форму маленьких круглых лепёшек. Лепёшки были изготовлены из пшеницы, проса и ячменя. Сеяли также горох, чечевицу, морковь, пастернак, мак и лён. Существовали и плодовые деревья — яблони, разводился виноград. Сохранились остатки специальных сверлильных станков с лучком, которыми сверлили отверстия в камне. Таким же лучковым сверлом добывали огонь. Лён пряли при помощи деревянных веретён, на которые надевались глиняные кружки-пряслица, служившие маховичками. Ткани вязали из ниток деревянными вязальными крючками, их ткали также на примитивном ткацком станке. Выделывались глиняные сосуды различной формы.

При таком уровне развития хозяйства естественным было и существование первобытного натурального обмена: имелась потребность в материалах, которых не было в данном районе, и, очевидно, существовали некоторые излишки продуктов скотоводства. В свайных постройках Западной Швейцарии встречаются длинные пластинчатые ножи и шлифованные топоры, изготовленные из своеобразного желтоватого кремня, который добывался и обрабатывался на Нижней Луаре, во Франции. Оттуда такие изделия расходились также в другие области Франции, нынешней Бельгии и Голландии. Население свайных швейцарских построек получало также янтарь из Прибалтики, средиземноморские кораллы и раковины. Однако обмен имел ещё очень ограниченные масштабы и, конечно, не мог содействовать разложению первобытно-общинного строя.

Свайные постройки наглядно свидетельствуют о прочности и силе первобытнообщинных порядков. Чтобы вырубить и заострить каменными топорами сотни и тысячи свай, доставить их к берегу озера, а затем вбить в топкую почву, требовалось огромное количество рабочих рук. Должен был существовать стройно организованный и дружный коллектив. В те отдалённые времена подобным коллективом могла быть только родовая община, спаянная коллективным производством и нерасторжимыми кровными узами.

Каждое свайное поселение и каждая деревня древних земледельцев и скотоводов каменного века представляли собой одно сплочённое целое. Все члены этого объединения общими усилиями строили среди озёр своё гнездо, сообща защищали его от нападения врагов. Они вместе распахивали свои поля, совместно убирали урожай, вместе справляли свои общинные праздники и торжества.

Разделение труда внутри общины имело, очевидно, естественный характер. Мужчины занимались охотой, рыбной ловлей, выполняли самые тяжёлые физические работы, в особенности расчистку почвы под посевы и обработку пахотной земли; они строили дома и вбивали сваи, выделывали из камня и кости орудия труда, деревянную утварь. Женщины ухаживали за посевами, жали, молотили, растирали зерно на зернотёрках, пекли хлеб, запасали продукты впрок, собирали дикорастущие съедобные травы, плоды и ягоды. Вероятно, они же приготовляли одежду, делали глиняную посуду.

Общественными делами посёлка, в том числе организацией труда, как и в других подобных обществах, повидимому, руководил совет взрослых членов общины, а повседневная жизнь шла под управлением выборных старшин и вождей.

Следует отметить, что такие же свайные постройки найдены и в других областях Европы — в Северной Италии, Южной Германии, Югославии и в Северной Европе — от Ирландии до Швеции. Имеются их остатки и на севере СССР, в Вологодской области и на Урале. Таково, например, свайное поселение на реке Модлоне (Вологодская область). Оно было расположено на узком мыске, образованном рекой Модлоной и впадающей в неё рекой Перечной. Раскопками обнаружено два ряда домов, основанием которых служили вбитые в землю сваи.

Все дома в плане приближались к четырёхугольнику. Стены были сделаны из плетня, крышу покрывала берёста. На полу домов и между домами найдены различные изделия из кости, камня и дерева. Найдены также янтарные украшения восточнобалтийского происхождения.

В целом древний посёлок на Модлоне даёт картину такой же крепко сплочённой общинной жизни, как и другие, описанные выше свайные поселения конца каменного века. Племена южнорусской степи в III тысячелетии.

Степные пространства между реками Днепром и Уралом в первой половине III тысячелетия были заселены племенами, которые занимались охотой и рыболовством и оставили нам до н. э. курганы в степных просторах по Волге и Дону, в левобережной Украине, в излучине и в низовьях Днепра. Под этими курганами находят погребения в простых грунтовых ямах. В «ямных» курганах более позднего происхождения найдены кости домашних животных, остатки повозок — признаки, свидетельствующие о начало скотоводства, а также отдельные поделки из меди.

В приморской зоне ещё целиком сохранялся неолитический быт. Жизнь её населения ярко отразил Мариупольский могильник, оставленный на самом берегу Азовского моря племенем, жившим главным образом рыболовством и охотой, ещё не знавшим металла и сохранявшим в своих обрядах, в быту, в одежде те же черты неолитической поры, которые мы отмечали на Северном Кавказе по материалам Нальчикского поселения и могильника. Здесь архаизм этого быта был ещё более глубок; племенами, жившими в приморской зоне, ещё не было освоено даже производство глиняной посуды.

Только во второй половине III тысячелетия—несомненно, в связи с тем подъёмом, который наметился в экономике Северного Кавказа, — начинает быстрее развиваться и население азово-черноморских, прикубанских и прикаспийских степей.

Этот новый этап в истории племён, живших на нашем Юге в период энеолита, представлен так называемыми катакомбными курганами в степях между Волгой и Днепром (Название происходит от способа погребения в этих курганах: оно производилось в своего рода катакомбах — камерах, выкапывавшихся в одной из стенок в нижней части входного колодца погребения.). В это время там жили племена, тесно связанные с Северным Кавказом. Они восприняли достижения кавказских племён в металлургии меди, в земледелии и скотоводстве. Племена эти, невидимому, образовали несколько объединений, в известной мере отличавшихся друг от друга по деталям своей культуры. При этом можно заметить, что катакомбные погребения встречаются на востоке в более древнее время, чем на западе. Расселение племен на запад.

Создаётся впечатление, что племена, оставившие нам катакомбные погребения, распространялись с востока на запад в течение XXIII в. до н. э. и следующих столетий. На западе они вошли в столкновение с трипольскими племенами, оттеснили их со Среднего Днепра и проникли в Польшу, где мы также находим погребения, в которых встречается керамика, близкая к керамике, характерной для катакомбных курганов и для Северного Кавказа.

Причину такого широкого расселения племён, оставивших катакомбные курганы, нужно искать в характере их хозяйства. Начинался процесс развития скотоводства, племена становились более подвижными; земледелие в их жизни играло меньшую роль. Потребности кочевого скотоводства вызывали переселения на больших пространствах. Из-за пастбищ возникали военные столкновения. Следует заметить, что приручение животных и охрана стад были делом мужчин. Поэтому скот принадлежал мужчине и наследовался не материнским родом, а сыновьями мужчины. Это приводило постепенно к концентрации имущества в отдельных семьях и в конце концов раскалывало родовую общину, которой противостояла теперь большая патриархальная семья. Её составляли несколько поколений прямых родственников по отцовской линии, находившихся под властью старейшего. Рост богатства и появление имущественного неравенства влекли за собой и появление рабства. Это отмечено частым насильственным погребением в катакомбах невольниц вместе с мужчиной. Скот был здесь первой формой богатства, позволившей накапливать значительные излишки.

Проникновение на запад племён, оставивших катакомбные курганы, не ограничивалось территорией Польши. Катакомбные погребения прослеживаются вплоть до Словении. Так называемый шнуровой орнамент на местной посуде был самым тесным образом связан с орнаментацией сосудов из катакомбных курганов. Этот орнамент был распространён в конце III тысячелетия до н. э. на территории нынешних Венгрии, Австрии (в Зальцбурге) и северной части Югославии.

В начале II тысячелетия до н. э. в Европе, особенно в Северной и Средней, была широко распространена шнуровая орнаментация посуды. В ряде областей появились амфоры северокавказских форм (например, саксо-тюрингская керамика), а также распространились типичные для ямных и катакомбных погребений украшения, прежде всего жезловидные булавки.

Значительные изменения происходят в хозяйстве населения указанной зоны. Там развивается скотоводство и во многих районах оно становится основной отраслью хозяйства. Изменяются в этом направлении хозяйство и культура более древних племенных объединений. Одновременно аналогичные изменения происходят и на территории, ещё недавно занятой племенами, создавшими трипольскую культуру.

Все эти факты говорят о том, что в конце энеолита Европа переживала глубокие изменения, вызванные проникновением на запад из степей Восточной Европы населения, несшего с собой много нового в технике, в сельском хозяйстве, в керамическом производстве и других областях культуры. Это подтверждает предположение некоторых исследователей-языковедов, что племена, говорившие на древнейших индоевропейских языках, — восточного происхождения, и это объясняет наличие родственных языков индоевропейской семьи на огромных пространствах от Инда до Западной Европы.

В Средней Европе и на Рейне племена, пришедшие с востока, встречались и смешивались с другой, западной группой племён, распространявшейся, повидимому, из Испании (так называемые «племена кол околовидных кубков»). Это смешение могло сыграть решающую роль в процессе распространения дальше на запад индоевропейских языков, подчинявших и здесь старые языки неолитической Европы и формировавших новые языки — кельтской и других древних западноевропейских групп индоевропейской семьи языков.

Аналогичный процесс происходил в начале II тысячелетия и в лесостепной зоне Восточной Европы. Сюда также проникли южные племена, связанные с днепровскодеснинской группой среднеднепровских племён. Их продвижение отмечено ранними памятниками так называемой фатьяновской культуры, открытыми сначала в Брянской, а затем в Московской области(Культура названа фатьяновской по месту находок у села Фатьяново, около города Ярославля.). Позднее они распространились по всему Волг-Окскому междуречью, развивая здесь ещё неизвестные местному неолитическому обществу скотоводство, высокие формы металлургии и керамического мастерства. Однако здесь их судьба была иной, чем в Западной Европе. В лесных областях Волго-Окского междуречья они не смогли успешно применить свои южные формы хозяйства и были поглощены местными неолитическими племенами. Только наиболее восточная их часть, заселившая территорию современной Чувашии и Нижнее Прикамье, продолжала существовать и впоследствии.

Поздненеолитические племена охотников и рыболовов в Азии и Восточной Европе.

Новокаменный век, как мы видели, начинается в лесной полосе Азии и Европы в V—IV тысячелетиях до н. э., но достигает полного развития лишь в конце IV и в III тысячелетии, когда в долинах великих рек субтропиков уже развилось ирригационное земледелие, происходил распад первобытно-общинного строя, возникали государства.

В лесах Азии и Европы в это время первобытно-общинный строй находился в расцвете. Но, хотя условия производства ещё не позволяли здесь перейти к другой, более высокой ступени развития человеческого общества, охотничьи и рыболовческие племена Севера в это время также достигли немалых успехов в области техники; и здесь тоже происходило постепенное улучшение условий жизни человека. Рыболовы и охотники Дальнего Востока.

Северо-восточные окраины азиатского материка в ранненеолитическое время были заселены уже достаточно густо. Обитатели Дальнего Востока научились в это время шлифовать камень и достигли в этом деле значительного по тому времени мастерства. У этих племён появились лук и стрелы. Широко распространилось гончарное дело. Развивается новая отрасль хозяйства, ставшая основой всей жизни этих племён, всей их культуры,— рыболовство.

Можно предполагать, что население Приморья с переходом от простого собирательства съедобных моллюсков и трав к рыболовству гораздо полнее освоило и морские просторы. Рыбаки и охотники прибрежных поселений на неуклюжих лодках, изготовленных каменными топорами, передвигаются от бухты к бухте, от одного залива к другому, а затем проникают и на соседние острова, многие из которых, вероятно, до этого ещё не видели человека.

Развитие рыболовства, а также связанного с ним собирательства и морского зверобойного промысла совершенно изменило жизнь обитателей Приамурья и других соседних с ним областей, от Камчатки на севере до Кореи и островов Рюкю на юге. Население, значительно лучше, чем прежде, обеспеченное пищей, увеличилось. Густая сеть оставленных древним человеком стоянок и раковинных куч покрывает все эти пространства. На одних только Японских островах в 1930 г. было сосчитано 10 876 неолитических стоянок, 617 раковинных куч, 30 гротов с культурными остатками и 86 неолитических могильников. Такое же изобилие неолитических памятников открыто и в других областях Дальнего Востока.

Одновременно коренным образом изменился характер поселений. Вместо маленьких стойбищ повсюду распространились крупные посёлки, выросли настоящие деревни каменного века. И это понятно: рыбаки и морские зверобои неизбежно оседают в тех местах, где находятся лучшие рыболовные тони, где скопляется больше всего рыбы, а заготовленные впрок запасы рыбы дают возможность проводить круглый год без особо тяжелых забот о пропитании.

Соответственно оседлому образу жизни изменились и жилища. Временные летние постройки вроде шалашей или навесов с небольшими очагами зимой заменялись здесь солидными полуподземными строениями. Имелись также различные другие постройки типа складов, сушилен для рыбы и т. п. К несколько более позднему этапу местного неолита относятся обширные деревни, состоявшие из огромных землянок глубиной до 4 м, а в окружности около 90 м.

Следы больших поселений, состоявших из обширных жилищ-полуземлянок, обнаружены на территории Приморья, как в глубине страны, так и вдоль морских берегов. Таково, например, поселение, обнаруженное в 1953 г. в долине реки Тетюхе. Древние жилища располагались здесь на небольшом мыске у речки Монастырки. Форма их была овальной и округлой. Глубина достигала 1 м. На дне землянок имеются остатки очагов и мастерских, где выделывались каменные орудия. Найденные тут же готовые орудия и их обломки дают в полной мере представление об успехах обитателей Тетюхинского посёлка каменного века в обработке камня и вместе с тем свидетельствуют об исключительно важной роли этого материала в их жизни. Из камня выделывались острые кремнёвые наконечники стрел, превосходные по тем временам ножи, острия и скребки разнообразных форм, а также шлифованные тёсла и топоры. Это была, следовательно, вполне зрелая культура каменного века, достигшая высокого уровня развития. Тут же найдено множество обломков глиняных сосудов.

Оседлость содействовала и упрочению общественных связей. При обширных размерах неолитических жилищ сооружение их могло быть делом рук только большого и хорошо сплочённого коллектива. Тесная связь членов этого коллектива, основанная на кровном родстве и общинном хозяйстве, отразилась и в планировке посёлка. Там, где землянки невелики по размерам, они всегда группируются целыми десятками на одном месте. Они плотно примыкают друг к другу, как пчелиные соты в улье.

В это время ещё господствовал материнский род. Археологические данные указывают на высокое положение женщины, на её важную роль в жизни родовой общины. Так, до нас дошли, например, женские скульптурные изображения из неолитических поселений Японских островов. В этих скульптурах можно видеть изображения мифических «владычиц» и «родоначальниц» периода материнского рода.

Поднявшись до уровня развитой неолитической культуры, древние рыболовы Амура и Приморья создали очень яркое по тем временам бытовое искусство. Наиболее характерным для керамики является орнамент из врезанных и расписных цветных спиральных узоров или сложной сетки из широких лент с ромбическими ячейками.

На Амуре неолитическое искусство ближайшим образом связано с современным искусством местного населения. На Японских островах прослеживается такая же родственная связь искусства современной народности айнов с древним неолитическим искусством.

Искусство неолитического населения Японских островов, Приамурья и Приморья имеет, вместе с тем, известное сходство с энеолитической расписной посудой Китая. Такое сходство можно объяснить наличием связей у охотников-рыболовов севера Азии и Японских островов с древнейшими земледельцами Китая. Неолит в лесной полосе Северной Азии.

Наиболее устойчиво сохранялись древние формы жизни и культуры в лесах Северной Азии и Восточной Европы. лесных племён Прибайкалья и Южной Сибири только в III тысячелетии можно заметить известные изменения в материальной культуре. Однако, внося некоторые усовершенствования в быт, эти изменения не могли привести к коренным переменам в общественной жизни. Старый неолитический уклад жизни охотников и рыболовов продолжал существовать, лишь медленно изменяясь. И тогда, в III тысячелетии до н. э., лесные обитатели Сибири продолжали вести свою прежнюю жизнь охотников, рыболовов и собирателей. Весь их ум, вся их недюжинная изобретательность, все их духовные и физические силы были направлены на борьбу за существование в суровых условиях сибирской тайги. И надо признать, что они создали едва ли не наиболее совершенную в условиях каменного века материальную культуру, хорошо приспособленную к охотничье-рыболовческой жизни в этих лесах, простиравшихся от Енисея до Тихого океана и от степей Забайкалья до тундры.

Они уже в совершенстве овладели всеми приёмами неолитической техники обработки камня и кости. Разыскивая самые лучшие с их точки зрения породы камня, они нашли в низовьях Ангары целые скалы превосходного кремнистого сланца, открыли в кембрийских известняках на Лене и Ангаре жилы кремня. В Саянских горах и в руслах стекающих с них таёжных рек они обнаружили месторождения зелёного нефрита, который приобрёл затем исключительную роль в их технике. Лесные мастера настолько освоились с этим своеобразным и неподатливым камнем, что нефрит стал основным материалом для изготовления их орудий труда.

В могилах этого периода на Ангаре и Лене обнаружены остатки девятнадцати луков, в устройстве которых вместе с деревом использованы были узкие пластины, вырезанные из рога лося, общей длиной от 1,2 до 1,6 м, т. е. во всю длину лука, почти равного человеческому росту. Это были древнейшие из всех известных нам в настоящее время луков усиленного или даже сложного типа, представляющие собой самую высокую ступень в развитии лука вообще.

Наивысшего расцвета достигают теперь орудия вкладышевого типа, в первую очередь необходимые охотнику длинные прочные наконечники копий и кинжалы со вставленными в их рёбра геометрически правильными по очертаниям прямоугольными пластинами из полупрозрачного халцедона, лучших разновидностей кремня, цветной яшмы и кремнистого сланца.

В распоряжении лесного охотника были, наконец, и разнообразные подсобные инструменты — ножи для расчленения на части туши убитого зверя, скребки и резаки для выделки и раскройки шкур, шилья, тонкие костяные иголки для изготовления одежды. У него были украшенные геометрическим орнаментом глиняные сосуды для приготовления пищи и даже ложка из лосиного рога, которой он черпал суп из своего остродонного горшка. Летом неолитического охотника на Ангаре и Лене всегда сопровождал миниатюрный глиняный сосудик с ушками для подвешивания — дымокур, в котором курился мох, тлели торф и древесные ветки. Неолитические обитатели тайги настолько свыклись с таёжным гнусом, что не представляли без него даже и загробной жизни вместе с умершими они клали в могилы эти сосудики-дымокуры, столь существенно облегчавшие их нелёгкую таёжную жизнь в реальной земной действительности.

Разработанные в практике лесного охотника остроумные способы добычи зверя с помощью различных приманок они с успехом перенесли и в область рыбной ловли. В неолитических погребениях найдены искусно сделанные из кости и камня скульптурные фигурки рыб. Точно такие же по форме и размерам костяные, реалистически выполненные изображения рыбок в качестве приманок употреблялись вплоть до настоящего времени эскимосами, индейцами-алгонкинами, ненцами, эвенками и другими обитателями тайги и тундры при рыбной ловле.

Лесные племена создали с течением времени и многое другое, облегчавшее их трудную жизнь в тайге. Они заменили свои древние переносные жилища шатром конической формы, покрытым берестой, вываренной для гибкости и сшитой длинными полотнищами; изобрели скользящие лыжи, открывшие им возможность широкого освоения таёжных пространств в зимнее время; создали удобную для быстрых передвижений пешком в условиях суровой сибирской зимы одежду из оленьих шкур; научились шить лёгкую прочную обувь из шкуры с лосиных ног.

Жизнь в тайге определила не один только хозяйственно-бытовой уклад или материальную культуру. Она глубоко сказалась также и на мировоззрении первобытных лесных племён Сибири во времена родового строя, создала главные сюжеты и образы их искусства, где на первом месте находился, как и в палеолите, образ зверя; она нашла своё отражение также в религиозных верованиях и обрядах. Особо важную роль в жизни неолитических племён Сибири играли лось и медведь.

У многих лесных племён сложилась обрядность, связанная с культом этих животных. Почти у всех охотничьих племён Сибири, а также и у многих племён Северной Америки существовал, например, так называемый «медвежий праздник», занимавший большое место в их общественной жизни, в их культе и искусстве. В первой части этого обрядового представления медведя, выращенного в неволе, убивали. Затем происходило поедание мяса убитого зверя членами родовой общины и совершалось чествование его по всем правилам родового гостеприимства. В третьей части этого охотничьего обряда совершались похороны костей и некоторых частей тела зверя. Обряды имели своей целью воскрешение зверя, который затем должен был снова вернуться к охотникам и даже привести с собой своих сородичей, привлечённых почётом и гостеприимством людей.

В «медвежьем празднике» исключительно отчётливо выразились представления людей родового общества, смотревших на мир животных, как на часть их собственного общества, мысливших отношения людей и зверей как отношения двух родов или племён. Такой же общинно-родовой характер имели обрядовые торжества, связанные со столь же древним охотничьим культом лося.

Данные этнографии свидетельствуют, что образ лося занимает первое после медведя место в охотничьем культе и в своеобразном зверином эпосе народов Северной Азии. Даже употребление в пищу оленя или лося совершалось в соответствии с традиционными правилами, освящёнными веками. Кости съеденного животного хоронились затем по особому ритуалу. Охотники Северной Азии верили, что сама земля является живым существом в облике зверя — лося или, точнее, гигантской лосихи. Такие верования были известны у ряда племён Сибири и Дальнего Востока. Так, орочи представляли себе землю в виде восьминогого лося без рогов. Они верили, что леса на земле — это шерсть восьминогой лосихи, а птицы — это вьющиеся над ней комары. Когда лосиха устаёт и переступает с ноги на ногу, происходят землетрясения. В религии нганасанов божество земли имеет вид северного оленя: «Вот мы живём на спине этого оленя»,—говорили нганасаны исследователям, изучавшим их верования. В других случаях лось или олень отождествляется со звёздами, солнцем и вообще с небесноц стихией. Неолитические племена лесной полосы Восточной Европы.

Во многом близкими путями шла история лесных племён Урала и европейской части СССР.

Древнее население Урала III—II тысячелетий до н. э. оставило нам стоянки и святилища по берегам озёр. Многие из этих озёр скоро превратились в торфяники. Благодаря этому здесь сохранилось множество вещей из дерева—рукоятки топоров, вёсла и большое число предметов художественной резьбы в виде фигурок и голов животных, украшающих сосуды и другие изделия. Особенно много находок сделано на Шигарском торфянике, давшем имя этой доздненеолитической культуре уральских племён.

Одним из важнейших центров расселения неолитических племён в этих лесных областях Восточной Европы был Волго-Окский район, изобилующий поселениями различных этапов неолита.

Наиболее ранние обитатели Волго-Окского района, стоянки которых исследованы археологами, находились ещё в значительной мере на уровне мезолитической культуры. Однако применительно к III тысячелетию до н. э. и здесь можно с уверенностью говорить о неолите; как уже упоминалось, есть основания даже предполагать его более раннее начало. К числу наиболее ранних из обнаруженных памятников неолитической культуры относится Льяловская стоянка, расположенная на берегу реки Клязьмы, в 40 км к северу от Москвы.

Древние люди поселились здесь на берегу широкого пресноводного бассейна, скорее всего — большого озера, соединяющегося с рекой протоками. Их окружали заросли камыша и осоки. Поблизости росли широколиственные леса, характерные для Центральной России в начале III тысячелетия до н. э.

Первое место в каменном инвентаре льяловцев принадлежит изделиям нового типа — грубо оббитым крупным орудиям в виде мотыг, резаков и колунов. Обыкновенно они имеют вид овальных или миндалевидных клинков, оббитых с обеих сторон широкими сколами. Такими орудиями можно было копать землю, рубить дерево, дробить кости животных и вообще выполнять различные работы, где требовалось острое и массивное лезвие. Вместе с этими предшественниками шлифованных топоров и тёсел здесь обнаружены также и чисто неолитические наконечники дротиков, а также наконечники стрел, сменившие более древние пластинчатые наконечники мезолитических форм.

Появилась и керамика. Употреблявшиеся жителями Льяловской стоянки глиняные горшки были круглодонными или остродонными, вылепленными от руки. Самой яркой чертой льяловских горшков был их орнамент. Он состоял из простых круглых ямок, чередовавшихся с зубчатыми полосками, образованными как бы оттисками гребёнки с небольшими, тесно расположенными зубцами. Так в Волго-Окском районе зарождается эта характерная «ямочно-гребенчатая» или иначе «ямочно-зубчатая» орнаментация, в поздненеолитическое время распространившаяся на обширных пространствах лесной полосы Восточной Европы у населявших её различных племён.

Неолитические общины Волго-Окского района в это время попрежнему охотились на лосой и других лесных животных, добывали лесную и водоплавающую пти цу, а также с успехом ловили рыбу в своём озере и соседних с ним водоёмах. Основными орудиями рыболовства, как и в мезолите, служил, повидимому, гарпун из кости рога. Большое значение в пище обитателей Льяловского поселения имели моллюски, раковины которых в большом количестве встречаются в культурном слое.

Все эти черты образа жизни, хозяйства и культуры древних льяловцев унаследованы были от них последующими обитателями Волго-Окского района, которые развили дальше это наследство и создали своеобразную поздненеолитическую культуру, сыгравшую, как мы увидим дальше, весьма важную роль в истории не только этого района, но и других, значительно более отдалённых областей европейского Севера. Волосовская культура.

Ранее уже упоминалось о проникно вении в Волго-Окское междуречье южных племён, связанных с днепровско-деснинской группой среднеднепровских племён, знавших уже металлы. Но это не привело к распространению в этих районах культуры энеолита. Видимо, пришельцы были поглощены местным неолитическим населением; во всяком случае здесь неолит продолжался ещё и во II тысячелетии до н. э. Местные неолитические культуры III—II тысячелетий во многом непосредствено продолжают традиции предшествующего льяловского времени.

Изучение материалов поселений этого времени в Волго-Окском районе позволило выявить ряд местных групп, каждая из которых, по мнению исследователей, соответствует определённому племени или группе племён. Археологи выделяют на Оке культуры, называемые условно клязьминской, белёвской, рязанской, волосовской и балахнинской. Каждая из этих культур имеет свои отличительные особенности, главным образом в мелких, но специфических для каждой племенной группы или для каждого племени деталях орнаментики глиняных сосудов. Каждая из культур проходила свой определённый путь развития. Но у них было и много общего в хозяйстве и образе жизни, в материальной культуре, обычаях и верованиях, а также, должно быть, и в языке. Ряд исследователей полагает, что языки этих племён принадлежали к финно-угорской семье.

Такая общность культуры, несомненно, объясняется общностью происхождения этих племён, а также наличием между ними разнообразных связей. Можно поэтому в качестве образца взять для характеристики жизни и культуры волго-окских племён в III—II тысячелетиях до н. э. одну из групп этих племён, волосовскую, которая представляла собой мощное племенное объединение, игравшее видную роль среди других окских племён.

Древние волосовцы оставили на Волосовской стоянке, давшей наименование всей этой культуре, множество каменных и костяных изделий и обломков глиняных сосудов. Эти остатки с большой наглядностью свидетельствуют о достигнутом волосовцами уровне технического развития. Они с большим по тем временам искусством и мастерством выделывали шлифованные и обработанные тончайшей отжимной техникой каменные орудия; на Волосовской стоянке оказался даже целый клад таких превосходно выполненных вещей. Все эти вещи были, вероятно, намеренно зарыты в землю в минуту опасности. Виртуозно обрабатывая кремень отжимной техникой, волосовские мастера выделывали из этого материала и предметы искусства в виде фигурок животных и птиц.

Волосовцы столь же искусно изготовляли глиняные сосуды большого размера — круглодонные и остродонные, с толстыми стенками, щедро украшенные орнаментом. В основе орнаментики находятся всё те же привычные для лесной полосы Восточной Европы сочетания глубоких пмок с «гребенчатыми» оттисками, расположенными горизонтальными полосами по всей наружной поверхности сосуда. Со временем, однако, орнамент волосовских сосудов сильно видоизменяется. В орнаменте появляются заштрихованные треугольники, что, видимо, свидетельствует о наличии связей с более южными племенами, применявшими геометрические узоры.

Основой жизни волосовцев были охота и рыбная ловля. Рыбу добывали костяными гарпунами и крючками. Но ещё более важное хозяйственное значение должны были иметь сети (отпечатки сетей сохранились на некоторых глиняных сосудах). Охотились волосовцы на лося: основная масса костей, обнаруженных при раскопках поселений, принадлежит лосю. Добывались также кабан, медведь, косуля, заяц, речной бобр и пушные животные — хорёк, куница; из птиц — гусь, глухарь и рябчик. В охоте человеку помогала собака (скелет собаки был найден на Волосовской стоянке).

На раскопанных археологами стоянках волосовцев обнаружены хорошо сохранившиеся углубления, представляющие собой остатки полуподземных жилищ (полуземлянок). Иногда землянки были в плане округлыми, иногда же четырёхугольными; площадь их достигала 100 кв. м. На полу землянок имеются ямы от столбов и остатки сгоревших столбов. Внутри находились очаги из камней и кострища, расположенные против входа. Выходы имели вид узких коридоров с покатым внутрь полом.

Искусство волосовцев представлено изображениями человека и птиц из кремня, а также великолепно оформленной скульптурной головой утки, вырезанной из рога. Изображения водоплавающих птиц, пивидимому, свидетельствуют о существовании связанных с ними культов и мифов. Неолитические племена Кавелии.

Большое количество неолитических племён существовало в это время и в других районах лесной полосы СССР. Наибо лее полно изучены культуры развитого неолита Карелиии северо-запада РСФСР.

Изучение памятников этого периода раскрывает сложную историю заселения европейского Севера человеком и взаимоотношений различных этнических групп.

Древнейшие неолитические поселения Карелии и соседних районов Финляндии принадлежали племенам, уже достигшим относительно высокого уровня культуры. Они умели выделывать шлифованные орудия из камня, пользовались луком и стрелами, снабжёнными наконечниками неолитического типа, имели глиняные сосуды.

Расположение этих стоянок высоко над современным уровнем моря, озёр и рек само по себе свидетельствует об их глубокой древности: с тех пор уровень воды значительно понизился. Таково, например, поселение Сперрингс в западной части Финляндии. В основании культурного слоя здесь оказались черепки сосудов со своеобразным орнаментом. Такая же керамика встречается на древнейших стоянках Карелии — на северо-западном берегу Онежского озера, между Онежским и Ладожским озёрами, в районе Белого моря (Кемь) и в некоторых других районах. Вместе с ней встречаются крупные массивные топоры, долота и кирки, округлые в поперечном сечении, а также различные грубые изделия из кварцита и кварца, исчезающие из обихода племён Карелии к середине III тысячелетия до н. э.

К тому же времени или несколько более раннему относится и такой памятник древней культуры Карелии, как Оленеостровский могильник на Онежском озере. Характерной чертой инвентаря этого могильника являются очень архаические по форме кремнёвые наконечники стрел из крупных ножевидных пластин, а также костяные вкладышевые кинжалы, близкие к неолитическим сибирским и североякутским. Те же наконечники из пластин встречаются в могилах неолитического времени в Скандинавии. Эти вещи указывают, повидимому, на связи между племенами Северной Азии и древнейшим населением Северной Европы.

В конце III и особенно во II тысячелетии до н. э. в Карелии происходят новые события, существенно изменяющие этническое лицо и культурный облик её населения. Как полагают, в это время на территорию Карелии и соседних с ней районов северо-запада СССР и Финляндии проникают новые племена; это доказывается распространением здесь новых видов орнаментики глиняных сосудов. Это были племена, заселявшие до того Волго-Окский район. С их приходом в Прибалтике широко распространяется характерная «ямочно-гребенчатая» орнаментация на сосудах и окончательно складывается местная неолитическая культура.

Как показывают раскопки неолитических поселений этого времени, основой существования их обитателей были рыболовство и охота. Неолитические рыболовы и охотники селились маленькими посёлками на сухих песчаных берегах рек и озёр, в местах, наиболее удобных для рыбной ловли и охоты. В каждом таком посёлке жили, очевидно, люди одной родовой группы. Остальные члены этого рода могли жить и в других, соседних посёлках. Роды, очевидно, входили в более широкие, племенные объединения.

Каждый посёлок состоял из нескольких жилищ — летних и зимних. Если летом жилищами могли служить временные лёгкие постройки в виде шатров или шалашей, то зимой они заменялись более солидными сооружениями с уходящим в землю основанием. Площадь землянок не превышала 12—14 кв. м. Посредине находились сложенные из камней очаги, на которых горел огонь, освещавший и обогревавший землянки. Около очагов были вкопаны в землю большие глиняные сосуды, очевидно предназначавшиеся для хранения запасов пищи и воды. По сторонам от входа должны были располагаться нары.

Внутри каждой родовой общины, заселявшей такой посёлок, существовал определённый строгий распорядок повседневной жизни. Женщины собирали съедобные и лекарственные растения, готовили нищу, ухаживали за детьми, лепили горшки, выделывали шкуры, пряли нитки из дикорастущих растений, ткали и шили одежду. Мужчины выделывали каменные и костяные орудия, охотились, ловили рыбу, а в приморских районах занимались также и морским зверобойным промыслом, добывая тюленя, белуху и, повидимому, даже моржей.

Эти занятия нашли яркое отображение в искусстве северных племён, в первую очередь в замечательных наскальных изображениях Карелии, выбитых на отшлифованных ледниками гигантских глыбах гранита и скалах. Особенно выразительна в этом отношении гигантская монументальная композиция на центральной скале в Залавруге, изображающая коллективную охоту на оленей, в которои участвует целая община. В центре изображены три гигантские фигуры оленей, идущих друг за другом. Они высечены в натуральную величину на фоне громадных, многовёсельных лодок, наполненных людьми. В том же направлении, куда идут эти три оленя, сходятся два ряда оленей. Впереди бегут крупные самцы с ветвистыми рогами. За ними следуют другие самцы и оленьи самки с оленятами. Сзади видна фигура лыжника с луком, направившего стрелу в последнего оленя. Очевидно, здесь изображена добыча оленей при их переправе через реку.

Многочисленны на карельских скалах изображения водоплавающих птиц—гусей, лебедей и, вероятно, уток. Кроме того, неоднократно встречаются фигуры рыб, а также китов.

Наскальные изображения выразительно рассказывают и о верованиях древнего населения Карелии. Изображения находятся обычно в таких местах, которые имели важное значение в жизни неолитических охотников. Одно из наиболее интересных местонахождений расположено в низовьях реки Выг, при выходе к Белому морю, вблизи города Беломорска. Река Выг пересекает в этом районе гранитную гряду и образует водопады. Направляясь к морю, группа охотников издавна делала остановку около водопадов, чтобы перетащить свои суда посуху. Именно здесь, на последнем переходе к берегам Белого моря, у бурлящих водопадов, и было устроено святилище древних охотников. Здесь сходились родовые группы для того, чтобы наладить отношения между собой, здесь определялись строго регламентированные •и освящённые охотничьим культом сроки охоты, распределялись охотничьи участки. Здесь же устраивались священные охотничьи обряды и культовые танцы охотников, ряженых животными. О таких охотничьих колдовских обрядах напоминают наскальные изображения людей с оленьей или волчьей головой, а иногда и с длинными хвостами. С подобными обрядами связано было, очевидно, и само изготовление наскальных рисунков, требовавшее много времени и тщательного труда. Оно, должно быть, имело целью обеспечить удачу на охоте.

В искусстве неолитических племён Карелии нашёл отражение и древний охотничий культ зверя, главным образом оленя, лося, медведя, а также водоплавающей птицы.

Культ солнца и воды, как полагают, отразился в орнаментике неолитических глиняных сосудов, где зигзаг изображает воду, а над ним показаны плавающие в воде птицы. Такие представления явились, очевидно, основой для древних мифов, в которых происхождение мира связывается с морем и плавающей в нём уткой, из яйца которой возникла земля. О таком космическом море и яйце говорится, например, в эпосе финнов и карелов — «Калевале».

Верования древних рыболовов-охотников Севера можно представить также и по погребальным памятникам, например по материалам обширного родового или племенного могильника на Оленьем острове Онежского озера. Мёртвых одевали в лучшие одежды, часто богато украшенные подвесками из резцов оленя или лося и клыков медведя. В одних случаях украшения правильными рядами унизывали головной убор, в других они помещались полосами по краям одежды, имевшей покрой накидки.

В могилу клали целые колчаны стрел с кремнёвыми пластинчатыми наконечниками, кинжалы и другие предметы, находившиеся в личной собственности умершего. Отдельных людей, вероятно вождей или шаманов, хоронили по особому обряду, помещая их в вертикальном положении в специально выкопанной глубокой яме. В двух могилах обнаружены выполненные с большим правдоподобием «жезлы» из лосиного рога в виде голов лосей на длинных рукоятках — может быть, знаки достоинства вождей или признаки шаманов; возможно также, что это были родовые или племенные значки с изображением зверя — покровителя рода.

Во многом близкими к жизненному укладу и культуре древнейшего населения Карелии были образ жизни и культура других как соседних с ними, так и более отдалённых неолитических племён. Неолитические племена Прибалтики.

В культуре неолитических племён Прибалтики тоже долго сохранялись характерные черты, унаследованные ими от предшествующей культуры охотников и рыболовов мезолита. Такие черты, естественно, особенно стойко сохранялись в инвентаре, связанном с охотой и рыболовством. Сюда относятся костяные кинжалы, крючки, наконечники стрел с биконической (веретенообразной) головкой. Эти общие с мезолитом черты есть и в искусстве, например в геометрическом орнаменте костяных изделий. Вместе с тем такие черты свидетельствуют о довольно тесных культурных связях между родственными племенами, расселившимися на огромных пространствах лесной зоны Восточной Европы — между Балтийским морем и Уралом.

Для понимания жизни поздненеолитических племён Прибалтики особенно интересны результаты раскопок в Сарнате (Латвийская ССР). Поселение в Сарнате состояло из ряда наземных деревянных домов, четырёхугольных и многоугольных в плане. Стены домов были сделаны из жердей, вбитых в торф, и плетёнки из прутьев; снаружи стены были покрыты корой. Внутри помещались очаги своеобразной конструкции, вызванной желанием избежать пожара.

Около одного дома осталась лодка, выдолбленная из ствола дерева, лежали вёсла, рыболовные верши, свидетельствующие о важной роли рыбной ловли в жизни обитателей посёлка. О такой роли рыболовства свидетельствуют, кроме того, находки грузил и поплавков для сетей. Важное место принадлежало и собирательству. В одном из домов найдено много скорлупы водяных орехов, а также колотушки для их разбивания.

Такую же жизнь вели охотники и рыболовы арктических областей Скандинавии— Норвегии и Северной Швеции. Они оставили после себя стоянки с многочисленными каменными орудиями, в том числе с шлифованными наконечниками стрел и копий, а также ножами, изготовленными из шифера.

На тех же стоянках встречаются обломки таких же, как на стоянках неолитических охотников лесной полосы СССР, остродонных сосудов, украшенных простым геометрическим узором из горизонтальных полос и округлых ямок.

На гладко отшлифованных ледниками скалах арктической Скандинавии от этого времени упслели также изображения северных оленей, напоминающие лучшие рисунки палеолитических мастеров, но отличающиеся от них своим неподвижным, статичным характером.

***

В IV тысячелетии до н. э. начался переход от каменного века к веку металла — одно из важнейших событий всемирной истории. К этому же времени относятся постепенное выделение земледелия и скотоводства в особые отрасли экономики, возникновение ремесла, развитие обмена, зарождение городов. Рост производительности труда и появление прибавочного продукта создали предпосылки для разложения первобытно-общинного строя, возникновения частной собственности и раскола общества на классы рабов и рабовладельцев. Главным в истории человечества в III тысячелетии до н. э. было возникновение классового общества. Раньше всего рабовладельческое общество и государство возникли в речных долинах северных субтропиков — Нила и Двуречья,— где местные племена смогли создать уже в период энеолита высокоразвитое ирригационное земледелие. В то же время на всём остальном пространстве земли, где обитал человек, господствовал ещё первобытно-общинный строй У некоторых энеолитических племён уже началось разложение первобытнообщинных отношений, но классовое общество ещё не сформировалось; у других же переход к веку металла пока не привёл к существенным изменениям в общественном строе. Многие племена продолжали жить ещё в условиях каменного века.

История древнейших государств этого периода — это первые страницы писанной истории человеческого общества. Письменные источники ещё скудны, памятники материальной культуры гораздо богаче их. Пользуясь доступными нам данными, мы можем восстановить лишь основные очертания исторического процесса в обществе, в котором уже выделились угнетатели, сосредоточившие в своих руках власть и богатство, и угнетённые—бесправные рабы или теряющие свою прежнюю свободу рядовые общинники. Многое в восстанавливаемой картине науке предстоит ещё уточнить.

Одним из важнейших событий истории возникновения рабовладельческого общества являлся захват части общинных земель разбогатевшей знатью, которая имела в своём распоряжении рабов. Этот захват в странах древнего Востока происходил под видом объявления значительной части общинных земель принадлежащими отныне царям ила богам, т. е. храмам. Для возделывания земли, захваченной знатью, рабов ещё не хватало. Рабовладельческая знать, опираясь на свою экономическую и политическую мощь, в государствах Египта и Двуречья широко эксплуатировала труд общинников, используя в своих интересах сохранившиеся ещё общинные порядки, в частности обязанность работать на нужды общества. Изнурительный труд ложился не только на плечи рабов, т и на плечи огромного большинства народа. Источники глухо сообщают о росте недовольства среди трудящихся в Египте и Двуречье. Сильные мира признаются в своём страхе перед «мятежниками», перед восстанием. В долинах Нила и Двуречья начинались классовые битвы.

Опираясь на военную силу государства, рабовладельцы ведут захватнические войны против соседних племён. В истории человечества начинаются грабительские походы, когда огнём выжигаются поселения племён, соседящих с рабовладельческими государствами, люди безжалостно угоняются в рабство или истребляются, их добро отдаётся на разграбление. Однако среда этих племён, особенно скотоводческих, создаются племенные союзы, которые временами становятся серьёзной угрозой для рабовладельческих государств, ослабленных классовой борьбой. Надвигается период войн между этими племенными союзами и рабовладельческими государствами. Эти войны в свою очередь содействуют иной раз обострению классовой борьбы внутри рабовладельческих государств. Сказывается внутренняя непрочность рабовладельческих держав: рабыиноплеменники с надеждойжду т вторжения извне в страну, ставшую для них тюрьмой; различные враждующие группки рабовладельческой знати в своих, корыстных интересах иногда не прочь вступить в союз с чужеземцами; беднеющие свободные не всегда поддерживают власть рабовладельцев. Политическая история древнего мира всё более усложняется.