Сергий Голубцов

СПЛОЧЕННЫЕ ВЕРОЙ, НАДЕЖДОЙ, ЛЮБОВЬЮ И РОДОМ

К оглавлению

I. Александр Петрович Голубцов

20.11.1860 - 04/17.07.1911

Профессор Московской Духовной Академии

1. Происхождение

Среди тридцати профессоров и преподавателей Московской Духовной Академии в начале ХХ-го века особым уважением и авторитетом пользовался профессор Церковной Археологии и Литургики, активный член корпорации и академического Правления в свои последние годы Александр Петрович Голубцов, человек редких душевных качеств — по отзыву его знавших.

Автор надеется, что читатель получит верное представление1 об одном не только маститом профессоре и беззаветном труженике в области церковной науки в старой дореволюционной Академии, но и честном, добросовестном человеке, носителе высоких нравственных и научных ' принципов, заложенных и развитых в Академии Александром Васильевичем Горским, Петром Делицыным, Сергеем Константиновичем Смирновым, Василием Осиповичем Ключевским и другими выдающимися ее учеными.

Он был сыном бедного сельского священника Ильинского погоста на речке Шаче, что в Шарике2 в Галичском уезде Костромской губернии. - Петра Александровича Голубцова [Б1]3 и его супруги Анны Елисеевны.

1 Биографические сведения заимствованы из обстоятельно составленного некролога, помещенного в Богосл. Вестнике за 1911 г., т. II, с. 1-40, и с включением ряда данных из эпистолярных и архивных материалов, в т. ч. и из Костромского Госархива (по запросу), сотрудникам которого автор выражает благодарность.

2 "В Шарике" - существенное определение места, т.к. в Костромск. губ. было три "Ильинских погоста на р. Шаче", ибо было три речки с таким названием. В Галичском уезде среди 105 церквей 40 принадлежало к самому бедному 7-му классу, а среди них был и Ильинский погост, что "в Шарике", в 30 верстах на юго-восток от Галича, на пересечении (или касании) древнего тракта Галич — Мака-рьев с излучиной р. Шача. От Костромы же — 120 верст.

В конце XIX века в Ильинском было три двора (8 мужчин и 12 женщин), а в 1929 году, когда он относился к Туриловскому сельсовету Палкинского района, в Ильинском было 5 домохозяйств (12 мужчин и 6 женщин), и, судя по карте, расположено от Палкино на запад в 18 км., от ст. Лопарево — 17 км (к югу).

Здесь был храм (с престолами Пресв. Троицы, пророка Илии и Свят. Николая) постройки 1818 года со штатным причтом (один священник и дьячок), получавшим в конце XIX века от государства всего 54 р. и 18 р./год, соответственно,

— 6 -

О Петр родился, мидимо, в 1832 г. (т.к. когда он поступил в семинарию в I850 голу, ему было I8 лет), в семье священника Александра Петровича Голубцова, служившего в церкви села Успенье Нейское, что, очевидно, адекватно выражению, встречающемуся в архивных документах: "Соликамского духовного правления, Кологривского уезда села Нейского Успенской церкви".

В свою очередь, выпускник Костромской семинарии 1826 года, занявший в списке самое последнее 56-е место (Петр в 1856 году занял все же 31-е место), Ал-др Петр. Голубцов [А1] в "списке учеников Высшего отделения семинарии, обучающихся по классу греческого языка", значился как "прилежания малого, успехов недостаточных". До семинарии он 4 года обучался в Солигаличском уездном духовном училище, куда поступил в июле 1816 года на свое содержание, а до этого он, видимо, один год обучался в приходском училище, куда поступил в 1815 году 31 мая. В 1816 году ему было 13 лет, следовательно он 1803 года рождения (а, м.б., 1802). Он значился сыном диакона села Нейского4 Успенской церкви Петра Георгиева [А2];

В списках священнослужителей Солигаличского духовного правления за 1813 год в этой церкви значится только один диакон по имени Петр — Петр Егоров 38 лет, а в списках за 1821 и 1822 гг. - еще и Петр Гаврилов, т.е. было даже два дьякона. Стало быть прадедом профессора А-дра П. Голубцова был диакон церкви Успения Нейского Петр Георгиев (он же Егоров?), вероятно, 1775 года рождения. Но носил ли он фамилию "Голубцов"? Если носил, то почему она не упомянута? — Может быть, потому, что сослуживцы хорошо знали его отца, Георгия, и величали его этим именем и внесли отчество вместо фамилии в клировую ведомость, запамятовав его фамилию, и она проявилась, лишь когда он сам оформлял своего сына в приходское училище.

и сверхштатным пономарем. Земли было 140 десятин, прихожан - 311 мужчин и 347 женщин — всего 72 двора в 16 селениях на пространстве 4-х верст от храма.
Ближайшие церкви были: ц. Знамения в с. Стрельникове в 4-х верстах и Рождественская в с. Пречистенском в 7 верстах.
3 В квадратных скобках дан номер квадрата на генеалогической схеме (см.).
4 Успенье Нейское находится близ реки "Нея" в 5-ти км. к югу от районного села Парфеньево, или в 15 км. к северу от ж.д. станции Николо-Полома, что на полпути между станциями Антропово и Нея. В ней сейчас есть храмик, открытый в каком-то помещении, где в 1996 году служил некто архим. Феофан, которого я встретил тогда в Костроме в монастырской гостинице. Он когда-то служил чтецом-добровольцем в ряде московских храмов, в т.ч., по его словам, и в Пименовском, где служит автор этого очерка.
В селе же Успенье Нейское в 80-90-х годах XIX века значилось две церкви: каменная летняя постройки 1825 года (с престолами Богоявления, Казанской иконы Божией Матери и Святителя Николая) и каменная зимняя, древняя (с престолами Успения Б.М., Федоровской ик. Б.М. и прор. Илии).
Причт по штату получал 215 рублей на священника, диакона, дьячка и пономаря, и снерхштата было 2 священника, диакон, 2 дьячка, 2 пономаря.
Земли же было 215 десятин, из них 26 под сенокос; прихожан — 1166 мужчин и 1602 женщин на 295 дворов в 35 селениях на 18 верст от церкии.
Ближайшие церкви - Риюположемская в с. Парфснп.еио и 4 иерстпх и Преображенская ц. села Потрусоиа. И 1929 году в этом селе чшмшшн'ь IK днорон (27 муж. и 40 жен.) и оно значилось центром Сельсовета.
Сейчас (и 1996 г.) там, кажется, нет открытых хрнмой,

— 7 -

Либо он, действительно, не имел фамилии, и тогда при оформлении сына записал его "Голубцовым", м.б., потому, что происходил из деревни Толубцово"5 (или из д. "Голубцы"?)6, т.к. сомнительно, чтобы в приход-

5 Толубцово, или Толубцево" - деревня при речке Вичуга в 28 верстах от уездного города Кинешма, в 2 верстах от становой квартиры, 10 дворов - 25 муж. + 32 жен.

6 "Голубцы" - "деревня при колодцах" Юрьевецкого уезда в 58 верстах от Юрьевца, в 13 верстах от становой квартиры, всего 7 домов — 17 муж. + 19 жен.

Наличие этих двух населенных пунктов могло быть причиной наличия в Костромской губернии многочисленных Толубцовых". Как сказала сотрудница Адресного стола в Костроме (ул. Симановского, д. За), их среди живущих по картотеке значится около полутора тысяч. Пусть даже она преувеличила. (Так считает сотрудник Костромского Архива Ольга Ив. Ситнянская, выполнявшая мой письменный запрос от ноября 1991 года, но результаты которого я получил, по некоторым! причинам, лишь приехав в этот Архив в октябре 1996 г.)

В середине XIX века среди помещиков Макарьевского уезда значились "Фед. и Алекс. Плат. Голубцовы - д. Старово с 13 дворами" [Опубликовано в Костр. альманахе в 1997 г. со ссылкой на Приложение к трудам Редакц. комиссии для составления положений о крестьянах.].

О более далеких предках рода Голубцовых ничего не известно, и изысканий не проводилось.

Теперь о происхождении самого слова - "Голубцовы". Надо предполагать, что оно происходит скорее от слова "голубец", нежели от общераспространенного — "голубцы". Однако само слово "голубец" неоднозначно. Согласно словарю! В.И. Даля, оно может означать: |

1) голубую медную краску (в т.ч. и на иконе - С.Г.);

2) гриб (синюха, сыроежка);

3) вид ястреба, он же голубятник;

4) вид народной пляски;

5) могильный памятник срубом, с крышей, будкой, домиком, ныне запрещен-^ ные, и особенно крест с кровелькой;

6) деревянную приделку к печи, с лазом на полати и со сходом в подполье;

7) деревянную лежанку - широкую лавку у печи; (В.И. Даль указывает, что в версиях, данных здесь под №№ 5-7, "голубец" - является искаженным скандинавским словом - "голбец", но что оно значит, нам не удалось установить).

8) голубого песца; ;

9) "голубого" коня — который на редкость удается лихим.

Когда-то, очень давно, скорее всего от дяди, И.А.Голубцова, гипотезу, на эту тему и где упоминалось, насколько помню, всего 3 варианта, и среди них еще одно значение, пропущенное В.Далем, что "голубцом" называлось резное изображение голубя, символизировавшего Св. Духа, которое помещалось на могильном кресте под кровелькой (см. № 5).

Там же высказывалась догадка, что родоначальник фамилии был изготовителем либо краски, либо резных изображений, либо могильных памятников.

В истории России фамилия "Голубцов" встречается очень редко. Согласно Словарю Брокгауза и Ефрона (т. 17, с. 122), Голубцовы - русские дворянские роды. Родоначальником нерпою из них был Иван Г., тверской сын боярский (первая половина XVI в.). Его потомки служили в Уфе и др. городах. Род его внесен и третью часть родослоиной книги Псковской и С.Петербургской губерний и в матрикулы лифляндского и \>стлиндского диоринстна (подробнее - см. 12).

2-й род Голубкиных происходит от Ганриила Семеновича Голубцова, вла-деншего поместьями н 1672 г. Ею потомство угасло н XVIII в.

— 8 -

ском училище сами "переименовали" мальчика. Конечно, "Егоровых" могло быть несколько.

Низкая успеваемость в семинарии первого Голубцова, большая — второго (Петра Ал-дровича) и отличная третьего, как бы говорят о нарастающем интеллектуальном росте поколений Голубцовых, и о вероятном происхождении первого из них от малограмотного диакона Петра Георгиева, чей отец Георгий, возможно, был только псаломщик. К сожалению, в брошюре "150-летие Костромской Духовной семинарии, 1747-1897 гг.", (Кострома, 1897 г.), списки выпускников даны лишь с 1814 года; пожар, случившийся в гор. архиве в 1982(?) году, уничтожил или повредил документы первой половины прошлого века и более древние. Поэтому разыскивать семейные корни трудно. И поэтому нет сведений и о времени смерти Петра Георгиева [А2], нет перечня всех детей Ал-дра Петровича [А1], а семья его "была очень многочисленная и состояла почти исключительно из сыновей" 7.

Из его детей известны имена только 4-х: Петра, Александра, Николая и Геннадия. Судя по архивным документам, помимо Петра в семинарии учились и Николай, и Александр, а именно:

Николай [БЗ] в возрасте 11 лет 1 сент. 1847 года поступил в Галичское уездное дух. училище, а в 1852 г. в семинарию. Закончил 20-м в 1858 г. m

Александр [Б2] в 10 лет поступил в Галичское приходское училище 1 сент. 1849 г., а в 1851 г. переведен в уездное духовное училище. Он стал учиться в семинарии в 1856 году (когда его старший брат Петр ее закончил), а ее закончил в 1862 году.

Какова судьба этих двух братьев - Николая и Александра и их потомства — ничего неизвестно.

Геннадий [Б4] был священником в Успенье Нейском, возможно, уже по смерти своего многодетного отца. Он, вероятно, был самым младшим ребенком, "почти ровесником" своему племяннику проф. А.П. Голубцову [В2]. Год его рождения на ген. схеме тот же - 1860. Но нет данных об его образовании.

О Петре Александровиче [Б1] из архивных данных известно, что в списке учеников Высшего 1-го отделения Галичского уездного духовного училища, предназначенных к поступлению в семинарию в 1850 году он числился под № 11, в возрасте 17 лет, а в списке семинаристов за 1850/51 год он значился в возрасте 18 лет. Стало быть, он родился в 1832 или 1833 году.
Есть еще три рода Голубцовых нового происхождения (но о них ничего не сказано в Словаре).
Голубцов Федор Александрович (1759-1829) - министр финансов (1807-1810) происходил из первого из перечисленных родов.
С историей Петербургской Академии Наук связаны имена двух Голубцовых -один, насколько помнится, — ученик или помощник у М.В.Ломоносова, окончивший Академию в конце 30-х годов XVIII века и произведенный в переводчики; другой — гравер при Академии в 70—80-х годах того же века.
Но все перечисленные роды и лица, очевидно, не имеют отношения к фамилии сельского священника.
7 Фраза из некролога, посвященного профессору Академии А.П. ГолуСцову.
о. Геннадий Ал-др. дядя А. П. Голубцова,
Анна Елисеевна Екатерина Петровна его мать его сестра
о. Алексий Петрович его брат

— 9 -

В 1856 году Петр закончил семинарию с аттестатом II-го разряда, в списке он шел под 31-м номером.

Как часто было принято, кандидат на священническую должность брал в супруги дочь умершего священника и занимал его место в храме. Так, видимо, было и здесь. Петр женился на Анне, дочери священника церкви на Ильинском погосте на р. Шаче, что в Шарике, - Елисея Захаровича Лебедева, если верить наброску генеалогической схемы, составленной на основе рассказов родственников, вероятно, Павлом Александровичем Го-лубцовым в 1929-1930 гг. - судя по ее содержанию.

23 февраля 1858 года он был рукоположен в сан священника к этому храму. Отец Петр "был человек очень умный, честный, до самоотвержения заботливый о семье, на редкость трудолюбивый,8 гостеприимный, отличный хозяин, но обладал очень строгим нравом и горячим темпераментом", скончался от инфаркта на 55-м году жизни в июне 1887 года. Анна Елисеевна была простая, неграмотная женщина, отличавшаяся веселым характером, несмотря на свои болезни. Внезапно скончалась в августе 1907 г. в возрасте 67-ми лет.

В семье о. Петра были дети:

Екатерина (18587-1922), бывшая дважды замужем и жившая в с. Атово,

Александр [В2], о котором речь впереди,

Анатолий [ВЗ] 1863 г.р., окончивший семинарию в 1888 г. 50-м по списку, женившийся тогда на 19-летней Марии Владимир. Голубевой (но на генеалог, схеме - Калинникова!) и занявший место своего умершего отца,

Николай [В4] 1865 г.р., окончивший только Галичское дух. училище. В 1888 г. он значился псаломщиком в с. Башкино Юрьевецкого уезда, а женившись на Клаве Лазаревой, дочери прот. Петра из с. Палкино, служил диаконом в с. Черная Заводь.

Алексей 1870 г.р. [В5], по окончании Галичск. дух. училища и Костром, семинарии в 1892 г. 27-м по списку, стал священником в с. Никола-Порга.

Рано умершие братья (двое в 1898, а Алексий в 1907 г.) оставили 12 сирот, о которых пришлось заботиться Александру Петровичу.

8 В 1873 г ш усердную службу и честное поведение получил набедренник и грамоту.

— 12 -

2.Жизнь и деятельность А.П.Голубцова

Жила семья о. Петра, где в 1860 году* родился будущий профессор, очень бедно — на 150 руб. доходу в год. Приходилось отцу семейства самому обрабатывать землю и держать скот для ее удобрения.

Питание было крайне скудное. Мясо за столом видели очень редко, гречневую кашу и чай — по праздникам. Для обучения детей в училищах и для отправки их в дорогу о. Петру приходилось занимать в долг у более состоятельных односельчан. Александр, уезжая в Галичское духовное училище или Костромскую духовную семинарию, получал от отца не более 20 копеек, тяжело сознавая, что оставляет родителей вообще без денег.

Первоначально грамоте обучал детей о. Петр, затем некоторое время сельская учительница, а потом мальчиков отдавали в ближайшее Галичское духовное училище, где царили дикие нравы бурсы, воспоминание о которых впоследствии приводило Александра Петровича в содрогание, хотя там были и неплохие педагоги.

В Костромской духовной семинарии обучение и воспитание были гораздо лучше. С благодарностью вспоминал он инспектора семинарии, который строгим выговором и двухдневным голодным столом отбил у него всякое стремление подражать в курении старшим товарищам. Способности Александра были вначале весьма средние, но постепенно они развились благодаря его трудолюбию, так что он успешно окончил в 1882 г. семинарию и был послан на казенный счет в Московскую Духовную Академию еще с одним своим товарищем9 для продолжения богословского образования.

"Со страхом и благоговением ехал деревенский юноша в Академию, представляя ее себе чем-то необыкновенным и недосягаемым, а профессоров — людьми особенными... Он был очень удивлен, когда на академическом крыльце его вежливо встретил служитель, взял чемодан, который он всегда носил сам, и отнес в номер..." [БВ 1911, 11, 66].

В Академии Александр начал было усердно посещать все лекции, но потом сократил эти посещения до минимума, сосредоточив все внимание на семестровых сочинениях, вставал очень рано и непрерывно работал в течение целого дня. Учился он очень успешно, но усиленные занятия в совокупности с заботами о домашних, тяжело болевших, и волнениями по поводу разных студенческих неурядиц, подорвали и без того слабое

* 20 ноября (ст: ст.) — см. метрическую выпись на с. 47

9 Сергеем Пернаткиным, окончившим Академию 11-м по списку. Как значится в уведомлении Костромской семинарии, адресованном Администрации Академии о посылке этих лиц для продолжения обучения, они в семинарии "состояли на своем содержании, а при отправлении в Академию снабжены тремя парами белья, черной шелковой косынкой, парой выростковых полусапожек и подтяжками" [ЦГИАМ, ф. 229, 4, 978].

В брошюре "150-летие Костромской духовной семинарии" Костр. 1897 г. в выпуске семинарии 1882 г. на 1-м месте указан Вл-р Панов, на 2-м - Александр Голубцов, на 3-м — Пернаткин.

— 13 -

здоровье, и на IV-м курсе Александр Петрович серьезно заболел и довольно долго пробыл в больнице, где лечился от истощения и болезни горла.

Время его обучения (1882—1886) пришлось на последние годы ректорства протоиерея Сергея Константиновича Смирнова10 — сподвижника и продолжателя научных и нравственных традиций Александра Васильевича Горского (+1875 г.). Это было еще время наивысшего расцвета Академии, в которой в его время преподавали выдающиеся историки Вас. Осип. Ключевский, Евг. Евсигн. Голубинский, Ал-й Петр. Лебедев, Ник.Фед. Каптерев и др. Александр Голубцов был увлечен исторической наукой. Темой своей курсовой работы взял разработку периода русской церковной истории во время правления патриарха Иосифа, которая оказалась весьма сложной и, по согласованию со своим руководителем, профессором Е.Голубинским, он все внимание сосредоточил на одном лишь эпизоде правления патриарха Иосифа — на прениях о вере между русскими протоиереями, окружавшими царский двор, и лютеранским пастором Фельгабером, прибывшим в январе 1644 года в Москву с датским принцем Вальдемаром. Последний был приглашен царем Михаилом Федоровичем, желавшим выдать за него свою дочь Ирину. Прения возникли из-за нежелания принца перекрещиваться в православную веру, на чем безуспешно настаивал царский двор. Стороны не пришли к соглашению.

Проф. Е.Голубинский, очень скупой на хорошие отзывы, оценил труд А.П. Голубцова наивысшим баллом (5+), что свидетельствовало о незаурядности работы и ее автора. О работе Евгений Евсигнеевич писал, что "вся полемика с относящейся к ней историей изложена им полно и обстоятельно и подвергнута им собственному обсуждению или разбору основательно, что весь материал, подлежавший обработке находится в рукописях,.. С особенной и нарочитой похвалой я должен отозваться, — продолжал рецензент, — о тех новых остроумных и, как мне кажется, основательных соображениях, которые автор высказывает относительно значения нашей полемики для своего времени. До патриарха Иосифа русские с предубеждением смотрели на малороссиян, видя в них, подобно тому как и в греках, людей, утративших чистоту истинного православия. Но их приготовления к тому, чтобы убедить Вальдемара присоединиться к православию и именно посредством перекрещивания, заставили их обратиться за научными средствами убеждения, которых они не имели у себя дома, к малороссийским ученым. С другой стороны, полемика с ученым пастором убедила московских русских в том, что, не обладая научными средствами, они не в состоянии заграждать уста врагов православия. То и другое вместе, по мнению автора, содействовало пробуждению мысли у московских русских о необходимости введения у себя настоящего образования и о заимствовании его из Малороссии через вызов тамошних ученых"п.

10 "меньшего светила" в сравнении с А.В. Горским — "большим светилом" — по выражению Мурстона.

11 Цитировано по БВ 1911, т. 2, с. 8. Полный отзыв Е.Е.Голубинского см. в де-лс 447, с. 62 64 |Ц1 ИЛМ, ф. 229. on. 3J.

14 - фото

— 15 -

Окончив в 1886 г. Академию 1-м магистрантом12 (из 10813 обучавшихся вместе с ним), А.П. Голубцов был оставлен проф. стипендиатом для замещения кафедры Церковной археологии и литургики, оставшейся вакантной из-за смерти в декабре 1885 г. ее профессора И.Д. Мансветова. И хотя большая часть времени, особенно в первые три года, поглощалась подготовкой курса по указанной кафедре14, лечением от легочной болезни15 и

Ректор профессор-прот. С.К.Смирнов и выпускники А.П.Голубцов и П.Я.Светлов. Фрагмент выпускной виньетки 1886 г. [архив автора].

12 2-м закончил известный впоследствии богослов — проф. Киевского Университета П.Я. Светлов, 3-м - будущий профессор МДА - А.И. Введенский.

13 В 1882 г. 124 абитуриента (!) держали вступительные экзамены (БВ 1916, 10-12, с. 343). Обычный же состав курса был в 55— 60 человек.

14 Высокий уровень стипендиатской подготовки А.П. Голубцова был засвидетельствован проф. А.П. Лебедевым, временно читавшим Церковную археологию и литургику в 1886-1887 гг. и которому Совет поэтому поручил составить отзыв о стипендиатском отчете А. Голубцова. В частности, А.П.Лебедев писал, что из отчета видно, что "... г. Голубцов обстоятельно изучал археологию... и представляет себе науку в строго систематическом виде, ...что прочитано им много полезного... и прочитанное усвоено с большой отчетливостью...", что хотя он очень немного занимался литургикой за недостатком времени, но ...пришел к той мысли, которую нужно признать очень верною, что "наука о церковном богослужении должна состоять не в изложении ...нашей церковной службы по литургическим книгам инее изъяснении ее смысла по известным приемам школьной экзегетики, которыми долгое время ограничивала свою любознательность наша русская литургика, - а в определении исторических основ богослужения, в историко-археологическом разъяснении его форм или генезиса". В заключении отзыва А.П. Лебедев писал, что А.П. Голубцов с успехом и достоинством может занимать кафедру Церковной археологии и литургики... (с. 10). 9 сентября 1887 года Голубцов успешно прочел две коротких лекции ( О греческом иконописном подлиннике" и "Об обрядовой стороне таинства еле-оснещения") и приступил к чтению лекций.

15 В январе 1888 г. после тяжелой простуды Александр Петрович прекратил чтение лекций, получив отпуск на 4 месяца для лечения хронического бронхита и по совету врачей отправился в Крым, где он еще раз простудился, а на обратном пути заболел дизентерией. Также и в следующем учебном году уже в январе 1889 г он обратился в Совет МДА с просьбой об оказании помощи для поездки на лечение кумысом в Оренбургские степи. Совет определил просить Синод об оказании помощи Голубцову в 500 рублей, но ему было отказано, и по-видимому, ввиду неблагоприятного отзыва архиеп. Херсонского Никанора о статье Александра Петро-нича "Из истории изображений креста" (ПрТСО 1889, кн. 1). Лишь летом того же года он смог отправиться на кумыс, но не в Оренбург, а в Саратов, где местный епископ Серафим (1877-1891) предоставил ему бесплатное помещение на своей монастырской даче вместе со столом и всем необходимым. Лечение в течение 2-х летних каникул 1889 и 1890 гг. было, по-видимому, весьма эффективным, т.к. впоследствии ему не приходилось брать отпуск на лечение.

Поездка в Саратов была организована, очевидно, его тещей Софьей Мартыновной Смирновой, в девичестве Ловцовой, дочерью Варвары Семеновны Протопопо-|И)й, которой еп. Серафим (Протопопов) приходился близким родственником (С.Г.). По записанному (в 1972 г. (?) рассказу т. Наташи, Александра Петровича но телеграфной просьбе его супруги, исцелил о. Иоанн Кронштадский.

Согласно биографическому словарю, еп. Серафим, в миру Симеон Иванович (IKIK 1X91), родился it Москве, на Сретенке. Очевидно он, сын свящ Иоанна Симеоновича (1795 1856) ц. Успения и Печатниках (на Сретенке, д 3) и внук

— 16

устройством личной жизни — женитьбой,16 Александр Петрович. продолжал работу над темой своего кандидатского сочинения, перерабатывая его в магистерское.

Эта работа осложнялась тем обстоятельством, что эпизод неудачного сватовства был не раз изучаем русскими и зарубежными историками (СМ. Соловьевым, Н.И. Костомаровым, преосвященным Евгением Болховитиновым, И.И. Соколовым и др.), но на основе неполного изучения сохранившихся в архивах памятников, и потому получал неполное или искаженное освещение, и, как писал А.П. Голубцов в предисловии к своей магистерской диссертации: "Работы, посвященные прениям о вере, не обнимают собой и трети памятников данной полемики, носят разрозненный характер, не свободны от крупных недостатков и вообще оставляют желать многого. Цельной ...работы до сих пор нет..." А. Голубцову пришлось много и упорно работать в многочисленных архивах.

протоиерея Симеона Ивановича из ц. Воскресения на Таганке, т.е. он был двоюродным братом Софьи Мартыновны. Принял постриг в 1847 г., затем иеродиаконство и иеромонашество.

16 С декабря 1884 г., будучи на 3-м курсе, Александр был уже женихом Ольги Сергеевны Смирновой, младшей дочери ректора Академии прот. С.К. Смирнова, Ольга Сергеевна получила хорошее образование дома и в пансионе и была глубоко религиозной и художественной натурой. Прекрасно рисовала, играла на рояле. С ней он обвенчался в с. Ахтырка под Хотьковым 31 августа 1886 года после того, как за неделю до этого подал об этом прошение на имя ректора архимандрита Христофора. Последний, в свою очередь, "не находя со своей стороны препятствий к вступлению кандидата Голубцова в означенный брак, честь имел благопочтитель-нейше просить Архипастырского благословения... на сей брак" у московского митрополита. Подобно многим, если не всем, начинавшим службу при Академии, А.П Голубцов получил по особому прошению от Правления 50 рублей "на первоначальное обзаведение" [ЦГИАМ, ф. 229, 4, 5052, лл. 1—3]. Несомненно, что более существенная поддержка шла со стороны Софьи Мартыновны и Сергея Константиновича, обставивших необходимой мебелью квартиру новобрачных. Молодая чета поселилась сначала на Вифанке, в доме г. Голубева (потом купца Трегубова), а через полтора года сняла дом у известного сергиевопосадского домовладельца С.С.Шарикова, на Красюковке, в теперешнем Березовом переулке, на правом углу с Огородной улицей. Здесь их семья жила до 1929 г. (или даже 1933 года). Последние годы тут жила семья их младшей дочери Анны.

— 17 -

"Магистрант, — писал в отзыве В.О. Ключевский, — не только впервые в одной работе охватил все стороны этого исторического эпизода, но и тщательно проанализировал все материалы, имевшиеся в различных Российских книгохранилищах ".

Критическое сличение различных и многочисленных списков дало ему возможность создать ценный критический аппарат, который по словам проф. В.Ключевского, "послужит полезным пособием для дальнейшего изучения русской церковно-полемической литературы XVII века. С помощью такой критико-библиографической подготовки г. Голубцов обстоятельно и живо воспроизвел как ход устной, так и письменной полемики московских богословов с датскими. Здесь он с особенным вниманием исследовал уровень богословских познаний и приемы полемической аргументации московских богословов. С этой целью ...в особой главе автор разобрал "Изложение на лютеры" о.Иоанна Наседки и другие полемические сборники... Таким образом, он обработал целый отдел русской духовной литературы XVII в. Эти результаты достигнуты благодаря серьезному отношению автора к своей задаче и правильной постановке вопроса. Все это дает основание признать диссертацию г. Голубцова вполне заслуживающей искомой автором степени", — заключил В.Клю-чевский.

С не меньшим одобрением отозвался об этой работе и другой рецензент - ординарный профессор Е.Е. Голубинский: "...О сочинении г. Голубцова я должен отозваться с решительной похвалой, — заявил он. — Обширный материал изучен им крайне старательно. Изложение дела очень удовлетворительное во всех отношениях. ... Вообще, сочинение г. Голубцова представляет собой такую монографию по взятому им вопросу, по отношению к которой может быть выражено только полное удовлетворение" [Ж. 1891, с. 394-398].

Сочинение получило высокую оценку не только со стороны Совета Академии, но и Священного Синода, удостоившего А.П. Голубцова за это сочинение с приложением "Памятников прений о вере..." (1892 г.) премии митр. Макария в 1000 рублей.17

Успешно защитив магистерскую работу 25 ноября 1891 г. и получив знание доцента Академии (с 15 февраля 1892 года), он продолжал свою научно-педагогическую работу, к которой присоединилась и забота о научной организации и размещении Церковно-археологического музея, формально открытого в 1880 году и лишь в 1891 году в лице А.П. Голубцо-ма получившего своего первого официально назначенного заведующего. Голубцов прежде всего добился перевода музея из помещений библиотеки н северо-восточное отделение актового зала Академии, где лично устраи-iiiui витрины, развешивал иконы, инвентаризировал поступления, классифицировал нумизматические коллекции и т.п., эта активная и к тому же безвозмездная деятельность А. Голубцова заслужила в феврале 1893 года особую благодарность Совета. В 1895 году он же издал специальную брошюру "Церковно-археологический музей при Московской Духовной Академии", посвященную истории развития и составу этого музея, забота о котором занимала его до самой смерти.

17 Постаноилснис Синоди от 6/23 иирелм 1894 г. за Nv 98.

— 18 -

Кроме того, с мая 1893 года до сентября 1896 г., А.П. Голубцов занимал должность лектора французского языка, что диктовалось финансовыми заботами об увеличивающейся семье. 24 января 1896 г. он был возведен в звание экстраординарного профессора, что было связано с существенным повышением оклада (с 1200 руб. в год до 2400 руб.) и поэтому надобность в указанной лекторской нагрузке отпала.

Но семья продолжала увеличиваться18 и с 1 октября 1898 г. по рекомендации В.О. Ключевского Александр Петрович был зачислен внештатным преподавателем церковной археологии в Московское Училище Живописи, Ваяния и Зодчества, где он трудился также до своей смерти. Совместная работа в этом учебном заведении сблизила обоих ученых, и Василий Осипович стал часто заходить в дом

А.П. Голубцова, которого "высоко ценил за ясный и трезвый ум, прямоту и откровенность, растворенную глубокой искренностью и задушевностью. В последние годы Василий Осипович всегда с исключительным вниманием выслушивал мнения и замечания Александра Петровича и всегда говорил о нем с особенным уважением"19.

С 1899 года Александр Петрович приступает к печатанию материалов, вошедших в состав его будущей докторской работы о соборных чиновниках, т.е. о записанных особенностях в чинопоследованиях соборных служб, в которых сказались влияния не только Студийского и Иерусалимского уставов, но и храма Софии Константинопольской и другие исторические наслоения. Им были подготовлены и опубликованы в "Чтениях Об-ва Истории и Древностей Российских" и в отдельных изданиях "Чиновники" Новгородского Софийского собора (1899 г., 270 с), Холмогорского Преображенского Собора (1903, 286 с), Нижегородского Преображенского (1905, 68 с.) и Московского Успенского соборов (1908, 312+ 53 с.)20 и в 1907 году — первая половина исследования этих материалов под названием "Соборные чиновники и особенности службы по ним" (262 с), за

18 В семье в 1898 году было уже шесть детей.

19 См. Бог. Вестник 1911 г., т. II, с. 16. Подробнее о посещениях Ключевским семьи Голубцовых см. статью М.А. Голубцовой в сборнике "У Троицы в Академии", М., 1915, с. 670.

20 Это издание вышло уже после рассмотрения докторской диссертации и официально не вошло в нес.

— 19 -

которые решением Совета Академии от 8 июня 1907 года был удостоен степени доктора церковной истории. Работа заслужила похвалу не только от академических рецензентов профессоров Ник. Ал-др. Заозерского и Серг. Ив. Смирнова, отметивших тщательное изучение рукописных источников, обильный запас исторических и литургических сведений, тщательность и добросовестность исследований, лаконичность языка, соединяемую временами с художественной выразительностью, но и внеакадемических рецензентов, в частности, профф. СПБ ДА Н.В. Покровского и Н. Пальмова, прот. М. Лисицына21.

Как ученый А.П. Голубцов сформировался под непосредственным нлиянием, как уже упоминали, В.О. Ключевского, Е.Е. Голубинского, И.Каптерева, выпестованных в свою очередь Александром Васильевичем Горским, перед памятью которого благоговел и А.П. Голубцов и научными шметами, принципами и трудами которого он руководился и пользовался. I'л а иным научным принципом Горского было - обращаться непосредственно к первоисточникам. И поэтому исследования А.П. Голубцова бы-»ш вполне оригинальны, новы и чрезвычайно плодотворны, т.к. он умел it первоисточниках найти много нового, другими незамеченного. Но

21 Подробнее: БВ 1911, 11, с. 20; Журн. Сов. МДА 1907, с. 73-88.

Изданные материалы были по мере их появления удостаиваемы академических премий: в 1904 году - по представлению засл. проф. В.А. Соколова, в 1908 -проф. Н.А. Заозерского, отмечавших богатое и интересное содержание опубликонного и всестороннее их освещение (см. Журн. Сов. МДА, 1904 г., с. 16-17, 1909,

— 20 -

именно "Е.Е. Голубинский, по словам Н.В-кого, внедрил в его сознание мысль, что историк, это — тряпичник, роющийся в "лоскутках" дошедших до нас исторических сведений, отрывочных, лишенных, по-видимому, внутренней органической связи, и, чтобы понять их, вскрыть их действительный смысл и определить их место и их значимость в исторической науке, для этого необходимо "перерыть" их, как перерывает жалкие лоскутки тряпичник, всесторонне и внимательно всмотреться в них, изучить их с исчерпывающей полнотой, и уже затем строить выводы.

От В.О. Ключевского же покойный воспринял другую мысль, — что историк не только тряпичник, но он должен быть еще художником и психологом, силою своего творческого воображения устанавливающим внутреннюю органическую связь между отдельными событиями, вскрывающими психологию отдельных личностей и целых исторических событий. Прежде чем сделать оценку исторического явления, В.О. Ключевский и А.П. Голубцов направляли свои усилия к тому, чтобы понять это событие"22.

С Н.Ф. Каптеревым, как и с Е.Е. Голубинским, и особенно с А.П. Лебедевым, его сближает мужественное отстаивание права не только писать то, что является объективной научно-доказанной истиной23, но и выступать открыто в защиту попираемой правды. Так было и неоднократно в Совете Академии, где он был всегда лидером, боровшимся за интересы академический науки, против политики, проводившейся ректорами Академии еп. Евдокимом, и особенно еп. Феодором, в угоду реакционным веяниям, идущим сверху и направленным на удаление из Академии прогрессивно настроенных профессоров. А.П. Голубцов активно боролся за продление пребывания в академии В.О. Ключевского, за право проф. И.М. Громогласова перейти на кафедру Церковного права вместо уходившего на пенсию Н.А. Заозерского, против позиции еп. Феодора, стремившегося и сумевшего в конце концов уволить Громогласова из Академии за свободолюбивые выступления (см. также прим. 33) и в других случаях, так что он вынужден был писать в октябре 1909 года: "...Служить в Академии становится все тяжелее при всей нашей привычке к унижениям и оскорблениям..."2*. Но несмотря на это Александр Петрович неутомимо работал, изучая архивы и многочисленную литературу, особенно иностранную, какую выписывал для академической библиотеки25. Такое отношение к научным исследованиям требовало постоянного напряжения труда. Для Александра Петровича не было ни каникул, ни праздников. Дома он постоянно работал, с книгой выходил и к столу и не любил, когда прерывали работу его мысли. Ольга Сергеевна, оправдываясь, говари-

22 Н.В-кий, см. [4, ж].

23 Вспомним хотя бы его статью "Из истории изображения Креста", вызвавшую резкую критику со стороны архиеп. Никанора и в ответ на которую ему пришлось писать объяснение (см. Приложение № 2).

24 Из письма к М.М. Богословскому — ОПИ ГИМ, ф. 504, д. 260.

25 В архиве покойного профессора находятся два перечня книг, числившихся за А.П. Голубцовым и сданных по его смерти 28 окт. 1911 г. в библиотеку Академии. Среди них около 100 книг на французском, немецком, латинском, итальянском и греческом языках и около 270 — на русском языке, включая и разные альбомы с иллюстрациями.

вала ему: "Что же мне делать, если у тебя никогда не добьешься аудиенции? В кабинет не ходи, за чаем ты с книгой — не мешай, за обедом — тоже, вечером опять в кабинете" [4а, с. 26].

Только исключительной трудоспособностью можно объяснить то, что к 50 годам А.П. Голубцов, обремененный большой семьей, завершил две диссертации, при этом в разных областях наук, написал около полусотни статей в трех областях: церковной истории, литургике и церковной археологии, заведывал церковно-археологическим музеем, будучи единственным его работником, представлял Духовную Академию научными, им подготовленными докладами, на всех областных и всероссийских археологических съездах, начиная с Всероссийского 8-го (в 1890 г.) и кончая областным, бывшем на его родине в Костроме в 1909 году, не говоря уже о профессорских обязанностях по двум учебным заведениям, для которых он составлял курсы лекций. Академический курс лекций был издан лишь по смерти А.Голубцова старшим сыном, Иваном Александровичем, в 1918 г. под названием "Из чтений по церковной археологии и литургике" в двух частях (464+286 стр.). Он представляет очень ценный, систематизированный свод достижений исторической отечественной и зарубежной науки по указанным дисциплинам. К сожалению, по тяжелым условиям издания, к тому же посмертного, он остался не иллюстрированным, в то время как псе свои лекции, тщательно им подготовлявшиеся, А.Голубцов сопро-иождал большим количеством иллюстраций либо из огромных фолиантов,«, приносимых им из библиотеки, либо диапозитивами с помощью "иолшебного фонаря"26. Кроме того он часто проводил лекции для студен-юн в соборах Лавры, в своем музее, а для студентов Московского Учили-| та — в Историческом музее, в Оружейной Палате, в Кремлевских соборах. Поэтому к его лекциям студенты относились с большим интересом, тем Гюлее, что они переходили часто в беседы по наиболее увлекательным вопросам лекционной тематики27.

26 Только в одном 1911 году А.П. Голубцов оформил заказ на приобретение 206 диапозитивов (по 50 коп. за шт.) на 103 рубля и подержанной шкатулки из красно-|о дерева для их хранения (за 2,5 руб.), как значится в перечне диапозитивов, обнаруженных в его архиве. Почти все диапозитивы получены уже после смерти Го-луПцова, как удостоверяет подпись его преемника Н.Протасова — 21 сентября 1912 юла. Перечень охватывает выдающиеся памятники церковного искусства и архитектуры стран Средиземноморья, Ближнего Востока, Европы, России и Грузии: интерьеры, разрезы, планы катакомб, пантеонов и храмов и фасады последних, фрески, мозаики и иконы, содержащиеся в них.

27 Выпускник Академии 1910 года Алексей Николаевич Троицкий в своем письме архиеп. Сергию в 1972 году писал, вспоминая годы учения в Академии: "Настал день первой лекции по Церковной археологии. Аудитория была битком иаПнти. Вошел - просто вошел, без всякого "профессорского" фасона пожилой челоиск с бородкой, гладко причесанный, скромно, не во фрак, как это тогда полагалась, одетый, и сразу же начал говорить - не "читать" лекцию с какими-то искусственными интонациями, а именно говорить своим настоящим, человеческим голосом... Я услышал несколько приглушенный голос, тихую, ровную речь. Он говорил и говорил, поглядывал на нас, а не н какие-нибудь записки. В аудитории царили мервая тишина. Все сразу почувствовали какую-то глубокую любовь

Интересен отзыв о лекциях выпускника Академии 1906 г. свящ. Павла Салагора:28 "...Не торопясь, опустивши голову и согнувши несколько спину, поднимался он (Александр Петрович), бывало, в аудиторию № 5 для своих лекций. Глаза всегда, или почти всегда, были опущены, и особая какая-то тайная дума отражалась в них...

На его лекциях по археологии живой вставала седая старина. Все облекалось в плоть и кровь. В аудитории как-то непроизвольно устанавливалась атмосфера того исторического периода, памятник которого был в данную минуту предметом объяснения профессора. Благодаря тому, что в Академии была своя электрическая станция, Александр Петрович сопровождал свои лекции световыми картинами. Много помогал ему при этом студент Павел Александрович Флоренский, ныне доцент,., он весьма интересовался церковной археологией и, т.к. по московскому университету его специальностью была физика и математика, он лично помогал Александру Петровичу и в установке аппарата и в показывании картин. Быстро проходило лекционное время. ...Какие чудные объяснения картин давал Александр Петрович. Никогда не забуду его прекрасных объяснений катакомб, св. Софии... и собора св. Петра в Риме..."29.

С другой стороны, к выбору тем для курсовых и семестровых работ Александр Петрович относился с научной ответственностью и давал такие, которые требовали самостоятельной работы по первоисточникам и вносили бы ощутимый вклад в науку. Поэтому за 10 лет А.П. Голубцову написано всего 10 курсовых работ, таких как: "Богослужение Иерусалимской Церкви в IV веке" (Добромысловым в 1901 г.) "Обиходники Тр.-Серг. Лавры и их значение для истории богослужения" (Соловьевым И. в 1901 г.), "История нашего печатного служебника" (Никольским А. в 1902 г.), "Происхождение и состав греческого рукописного Евхология" (Буравцевым в 1904 г.) и т.д.30

к своему предмету, а с этой любовью и желание сделать нас всех участниками этой живой, просветленной любви к прошлому нашей Родины и нашей Православной Церкви. Так было на всех лекциях Александра Петровича Голубцова — благоговейная тишина и ни одного свободного места в аудитории..."

28 См. его заметку "Памяти А.П. Голубцова" в Ц. В-ке, № 28 и № 31 за 1911 г.

29 См. Ц. В-к, 1911, № 31, с. 857. На фоне этого и других свидетельств, весьма странным звучит фрагмент из письма о. П.Флоренского к В.В. Розанову: "...А.П. Голубцов, один из хороших археологов, целую жизнь читал по древнехристианской и византийской археологии и ни разу не задался [целью]... увидеть катакомбы, св. Софию и т.д. Что же говорить о других. Даже рисунки, и те считаются не слишком нужными..." [Бог. Тр., Юб. сборник "МДА 300 лет", М., 1986, с. 239]

Спрашивается, на чем построен этот упрек? В Приложении, в воспоминаниях И.А. Голубцова, мы приводим его свидетельство о мечте Александра Петровича побывать и в Софии, и в катакомбах, которые, по изученным планам, он прекрасно знал и не побывав в них. Но поездку туда он не мог себе позволить, будучи обремененным огромной семьей. Далее... упрек в рисунках к кому относится? Можно подумать из контекста, что опять-таки к Голубцову! Но он активно доставал любые иллюстрации к лекциям (см. примеч. N 26). ,

30 См. курс, сочинение С. Голубцова, т. 3, с. 28. [7 в].

Как наставник и как педагог Александр Петрович пользовался непререкаемым авторитетом в студенческой среде. Многие студенты преподносили по окончании Академии ему свои фотографии с благодарными надписями.31 "К нему обращались за советами люди не только бывшие одного мнения с ним, но и считавшие себя его противниками. Он обладал редкой способностью подойти близко к каждому человеку, независимо от его взглядов и убеждений. Ему, как духовнику, поверяли свои сокровенные мысли и его сослуживцы, и многочисленные узники" — писал некто Н.В-кий32.

Один из бывших студентов Академии, прот. Александр Петрович Введенский33 вспоминал, как в 1907 году во время экзаменов появился сыпной тиф и, всех напугав, заставил сидеть по комнатам и кельям безвыходно. В один из моментов всеобщей растерянности и страха в комнату, где с другими обитал А.Введенский, пришел проф. А.П. Голубцов, ободрил их, сказав, что болезнь пристает только к тем, кто слаб духом, что и он сперва испугался, но потом пошел в Лавру к преп. Сергию, "который мею Русь спас от страха перед татарами, ...и такую бодрость почувство-иал, что пошел в больницу к больному сыпняком поддержать его дух, а потом пошел и к студентам". По его увещанию эти студенты последо-иали его примеру, а через день приехала врачебная комиссия из Москвы и не обнаружила никакого сыпняка.34

"Правдивая и честная душа!, — говорил над гробом безвременно почившего профессора его младший коллега СП. Знаменский [4а, с. 30], — ты была удивительно чуткой и отзывчивой на чужое горе, на чужие неудачи... Ты жил их интересами, волновался из-за их неудач и переживал их радость так, как будто это были твои собственные... В тебе всегда и неугасимо горело чувство правды и справедливости... У тебя именно надо было учиться, как говорить правду и говорить ее до конца, не смущаясь ничем...".

По словам сослуживца проф. И.Д. Андреева [6в, с. 69-70], А.П. Голубцов — "ученик и любимец вождей Академии Е.Е. Голубинского, В.O. Ключевского и А.П. Лебедева, первоклассный ученый, ...выдающийся лектор... вместе с тем, занимал в Академии исключительное место, как могучая моральная величина. Человек идеальной чистоты, пламенный защитник правды35, друг всех обиженных, стойкий консерватор

31 См. в конце 3-го Приложения.

32 Не Высоцкий ли (?) опубликовал эти воспоминания в очерке "Памяти учителя" в Русском Слове" от 5 июля 1911 г. № 153.

33 Окончил МДА в 1909 году, автор более полусотни публикаций, ("Религиозные сомнения наших дней" и др). В 1911 г., будучи законоучителем и одной из одесских гимназий, подал в МДА в качестве магистерской работы разработку своего кандидатского сочинения "Комментарий на IV главу (1-16 стихи) книги Бытия" под тем же названием. Но рецензентом, прот. Д.В.Рождественским, она была но'шращена ангору, возможно, для переработки. Больше о ней ничего не и тесню.

34 Остальные моменты из воспоминаний Пнсденского даны здесь в Приложении.

35 А.П. Голубцов неоднократно выступал в заседаниях Совета с замечаниями относительно либо необьективного изложения в Журнале Сонета прений по том

по взглядам, но недруг всех реакционеров и враг всех представителей мракобесия и насилия... Когда начался разгром Академии в 1906—1907 годах, Голубцов вел себя с редким мужеством. История расскажет о его выступлениях. За непосильную борьбу против вытеснения из Академии В.О. Ключевского Голубцов получил вместе с единомышленниками порицание от Священного Синода... Он был одним из тех, при взгляде на которых верилось в человека"36. Строгий в отношении к другим, он еще строже был к себе. Осторожный в выводах, прекрасный знаток рукописного материала, он брал для изучения и освещения скромные темы, но доводил работу по ним до исчерпывающих пределов. При этом его заключения часто поражали блеском и глубиной. В самый день смерти он формулировал оригинальный, замечательно тонкий взгляд на происхождение иконостасов в наших храмах. Но эти находки Голубцова часто становились в разрез с идиллическими господствующими объяснениями нашей обрядности и вызывали сверху недружелюбную оценку. А.П. умер в расцвете лет и таланта. Не подлежит сомнению, что неурядицы в Академии37 сократили жизнь этого редкого ученого и человека" [6в, с. 69-70].

Политические взгляды А.П. Голубцова весьма далеко расходились с официальными, насаждавшимися сверху. В ниже приводимом фрагменте одного из немногих дошедших до нас его писем (к Н.А. Титову от 18.08.1907 г.) звучит острое недовольство ухудшающимся экономическим положением трудящихся в результате поражения России в войне с Японией: "...Мне только думается, что у матушки России карманы надолго поопустели... Я сужу по налогам, вновь измышляемым и без зазрения совести увеличиваемым. Впрочем я плохой финансист: могу жестоко ошибаться, но чувствовать могу глубоко, когда вижу, что государственная рента, за которую приходилось пять-шесть лет назад платить выше номинальной стоимости, падает и падает, точно "свободная женщина". За что, подумаешь, приходится терять треть потом и нервами нажитого добра, с какой радости взносишь 36 р. ежегодно на восстановление погибшего флота из своего, не Бог весть какого жалованья ? Войны с Японией не всчинал, в потоплении флота не участвовал... Несешь непосильную жертву на алтарь отечества за едкий, удушливый дым его, подгоняемый веяниями, откуда-то свыше исходящими. Это кажется именуется исстари "верною службою престолу"... Забыл, что я археолог, должен стоять за старину, почтительно-бережно обращаться с нею... Но семейный очаг куда как древнее царствующих Тронов и интересами его, мне сдается, не

или иным вопросам, либо необъективного ведения дела Совете со стороны ректора Академии (в частности, по вопросам выдвижения кандидатур на замещение той или иной кафедры). Подробнее см. в работах автора по истории Московской Духовной Академии, в т.ч. и "В.О. Ключевский — профессор Московской Духовной Академии и Московского Университета". Его позицию в Совете поддерживали независимо державшиеся преподаватели, такие как Н.Г. Городенский, И.Д. Андреев, И.М. Громогласов, АИ. Покровский, СИ. Смирнов, Н.А. Заозерский и др.

36 Из надгробного слова преподавателя МДА А.К. Мишина [4а, с. 40]

37 "Папа приходил с Советов расстроенный до последней степени, и псе это тяжело ложилось на его уже больное сердце", — писала его дочь Марии 15, с. 676].

— 25 -

должно тоже поступаться во имя человеческой глупости, национальной спеси, правящего высокомерия и т.д. и т.д." И далее: "Я не знаю, как бы я себя почувствовал, если бы у меня на бесцельной войне убили или изувечили сына, брата и т.п. Это вызвало бы, наверное, страшное озлобление..."

"В семейной жизни, — по словам автора некролога, — Александр Петрович был любящий супруг, чадолюбивый, заботливый и самоотверженный отец, хотя горячий и строгий... От природы горячий, вспыльчивый, он, бывало, в гневе наговорит лишнего, но затем всегда сам первый шел мириться не только с супругой, но и с детьми38... [4а, с.27-28].

Один из сыновей его, будущий известный моек, священник о. Николай (+20 сент. 1963 г.) (см. о нем в одной из глав), оставивший месьма подробные впечатления о детстве, пишет с какой бдительностью и даже, может быть, дотошностью А.П. Голубцов следил не только за воспитанием детей, за их поведением, но и за внешностью, одеждой и т.д., весьма строго и даже жестоко, но "по силам", наказывая их за проделки, за небрежное выполнение уроков, за низкие отметки, за неряшливость, за упрямство, неуступчивость и грубость, прививая им привычки "к чистоплотности, опрятности, труду, аккуратности..: Но главное, что заложил папа — любовь к справедливости, серьезное отношение к труду, сострадательность к убогим, нищим, нуж-/шющимся. Не раз, помню, собирались посылки нашим деревенским родственникам, нищим — никогда не было отказа. Особенно запомнился один странник, "папин землячок" — некий придурковатый Сидоров. Он иногда у нас ночевал, принося всегда охапку всякого хлама... Папа всегда его принимал и поил чаем..." [из рукописных воспоминаний].

...В обращении со всеми людьми вообще Александр Петрович был крайне прост, общителен, радушен и в высшей степени гостеприимен. Н людях не выносил только лжи, виляния и двоедушия. Напротив, местные люди, но заброшенные, от которых почему-либо все отворачивались, привлекали его особенное внимание..." Это подчеркивает и архиепископ Антоний (Храповицкий) в очень кратком некрологе: "...Последнее его письмо было ходатайством о пенсии или пособии одному из бывших сослуживцев, помимо ведома последнего..." [46].

Крайнее радушие ко всем к нему приходившим при огромной семье сноси и осиротелых семьях братьев заставила профессора экономить на

38 В семье Александра и Ольги Голубцовых помимо двух (умерших во младенчестве) было 10 человек детей. Старшие под влиянием, в основном, Ключе некого, пошли по линии исторической науки: Иван (1887—1966) — доктор ис-шрических наук, Мария (1888-1925) и Сергей (1893—1930), рано умершие, первая - от туберкулеза, а второй - от воспаления среднего уха; младшие пошли преимущественно по духовной линии: Петр (1895—1917), студент МДА, Наталия — и монашестве Сергия (1896-1977), священники - Николай (1900-1963), получивший агрономическое образование, Серафим (1908—1981) и Павел (1906—1982) - художник-реставратор, в монашестве - Сергий, впоследствии архиеп. Новгородский и Старорусский. Были еще Анна (1898-1943) и Алексей (1904-1978), раГютавший инженером и системе МОСЭНЕРГО, а последние годы — нештатным чтецом в храме. (См. генеалог. схему в конце II главы).

26: фото -

Семья Голубцовых (1909 г.). Стоят: Наташа, Мария, Иван, Сергей.

Сидят: Петр, отец и мать с Серафимом на руках, впереди: Алексей (Меля), И юра (Анна), Николай и Павел (на велосипеде)

себе, напрягаться сверх своих сил. Крайне деликатный, чтобы попросить помочь студентов, он сам для работы на дому таскал тяжелые кипы книг и разных периодических изданий из библиотеки на своих плечах, несмотря па давно уже больное и измученное сердце39. Непомерная моральная и физическая нагрузка вызвала в июле 1917 года его внезапную смерть, последовавшую после напряженного, хотя и воскресного дня, когда он, задержанный непогодой и тяжелыми вестями с родины, поспев лишь к концу службы в Успенском соборе и затем проведя часа полтора в Археологическом музее, около двух часов пополудни бледный и крайне утомленный принес домой огромную связку изданий для срочного написания реферата об иконостасе и, передохнув, сел за работу. Около 6 часов вечера (3 июля) приехал профессор А.П. Шостьин, инспектор, исполнявший обязанности уехавшего ректора, о чем-то посовещаться с профессором Голубцовым (исполнявшим обязанности инспектора), и 9-м часу пришел монах о. С, только что закончивший Академию40. "Радушно встретив гостя, Александр Петрович предложил ему обычное угощение и в оживленной беседе с ним и старшими членами семьи провел иесь вечер до 11 ночи" [4а, с. 30]. А через час с небольшим Александр Петрович, еще не заснув, в присутствии супруги скоропостижно скончался от инфаркта, происшедшего на почве стенокардии и склероза венечных сосудов41.

Утром, 4 июля скорбная весть дошла до Академии и Лавры, куда приехал по случаю Сергиева дня моек, митрополит Владимир (Богомил енский), который к полудню прибыл на квартиру усопшего и отслужил панихиду совместно с архим. Товией, священниками о. Е.Воронцовым и

39 Еще в ноябре 1904 года, как писал проф. И.В. Попов епископу Арсению (Стадницкому), бывшему ректору: "заболел А.П. Голубцов. Утром в субботу он отправился пешком на вокзал, чтобы ехать в Москву на лекцию, но дорогой упал и не мог сам возвратиться домой. Думали, что с ним случился нервный удар, но, к счастью, оказалось, что никаких органических изменений не произошло. Причина — чпрашное нервное переутомление. Каково положение его и семьи! Я с глубоким уважением отношусь к людям, которые с таким самоотвержением несут бремя многосемейности" [Письмо от 13.11.1904 г. - ГАРФ. ф. 500, оп. 1, д. 400, л. 40-41].

40 Очевидно, иеродиакон Симеон (в миру — Сергей Григ. Нарбеков), окончивший ранее Московский Университет.

41 По словам м. Сергии (т. Наташи), записанным мной (в 1972-1973 гг. ?), по-гледние слова, сказанные отцом детям были: "Дети, пора спать!" и им пришлось1 повиноваться и разойтись по своим спальням, но они еще не заснули, как отцу 1- гало плохо. Ваня послал Наташу за доктором - С.Н. Успенским, который жил недалеко от переезда и который лечил папу. Тот сразу пришел, но Александр Пет-1 рович был уже мертв. Когда доктор сказал маме: "Александр Петрович приказал* долю жить", — с мамой сделался обморок.

Послали Наташу с горестным известием к Каптеревым, к Софье Мартыновне, но никто не хотел этому верить.

Сам же Александр Петрович по диагнозу своего врача знал, что ему долго не жить, и он, и частности, говорил об лом своей сестре Екатерине. "Чувствую,- говорил он ей в ноябре 1910 г., - как с каждым днем слабею.., не хотелось бы уми-рап, неожиданно, \\с подготовившись, ...а о семье страшно и подумать, что с нею сгниет... Но пусть будет но всем святая воля Божия..." (1>Н 1911, 11, с. 30)

— 28 -

о. П.Флоренским и другими лицами. Весь этот и следующий день служили заупокойные службы друзья, знакомые и ученики покойного. Отпевание было совершено в Академическом храме 6 июля при огромном стечении молящихся знакомых и духовенства в составе почти 30 человек, а затем гроб с телом Александра Петровича в сопровождении длинной траурной процессии мимо Троицкого собора, где отслужена была лития, вынесли через ворота Лавры и отнесли на Всехсвятское Кокуевское кладбище, где покойный завещал себя похоронить рядом с умершими во младенчестве двумя его детьми.

Тяжело пережили эту внезапную потерю все знавшие профессора, а об осиротевшей семье и говорить нечего.

"...Не верится, не верится, что такой на вид здоровый, без единого седого волоса человек погиб так рано, — писала супруга проф. М.М.Богословского. —...Он (Мих. Мих. Богословский) очень сочувствует Вашему горю и горю тех академических, вожаком которых был Александр Петрович. Кто так смело теперь будет поднимать голос на Советах, отстаивая Академию, как научное учреждение ? Пусто стало там. Одних удалили, а других уносит судьба..." 42.

Ольге Сергеевне Голубцовой, на руках которой осталось 8 несовершеннолетних детей (четверо из них обучались в местных гимназиях), Священным Синодом была назначена пенсия в размере 2400 руб/год и пособие в 300 руб/год, хотя Правление Академии просило, в порядке исключения, о назначении повышенной пенсии (в размере полного оклада, полагающегося ординарному профессору за 30 лет службы, т.е. в 3000 руб.).43

42 Из письма от 6 июля 1911 г. (к старшей дочери - Марии Александровне Голубцовой) Е.П. Богословской.

43 См. ЦГИАМ, ф. 229, 3, 933, л. 34 и 45.

А.П. Голубцов, согласно послужному списку, скончался в чине статского советника (с 15.2.1900 г.). — см. его личное дело № 5052, лл. 48-49, по описи № 4 в фонде № 229 (МДА) в ЦГИАМ.

Он имел следующие награды:

Св. Станислава 3 ст. - 1893 г., Св. Станислава 2 ст. - 1903 г.. Св. Анны 3 ст. -1899 г., Св. Анны 2 ст. - 1906 г„ Св. Владимира 4 ст. - 1908 г.

Награды давались к "Царскому дню" — 6 мая (ст.ст.). До 1900 года орден Владимира 4-й степени давал право на потомственное дворянство, но с 1900 г. (по указу от 28 мая с.г.) — только личное дворянство и, соответственно, его прямые потомки становились лишь потомственными почетными гражданами, а не дворянами.

— 29 -

Когда несчастная вдова пришла к ректору с прошением о предоставлении ей увеличенной пенсии за мужа, у которого до выслуги в 25 лет не хватало иеего нескольких месяцев, что существенно влияло на размер пенсии, то ректор сухо ответил, что "будет поступлено по закону".

В голодные годы Ольга Сергеевна с младшими детьми выехала в Тамбовскую губернию в с. Чашино, станция Мучкап, где она, ухаживая за больными, сама заразилась черной оспой и скончалась 10 мая 1920 года.

Большую моральную и духовную поддержку вдове покойного оказывал старец о. Алексий (Соловьев) из Зосимовой пустыни (близ станции Арса-ки, Северной ж.д.), куда Ольга Сергеевна стала часто ездить, впервые там побывав на 9-й день после смерти мужа и приехавшая от него несколько успокоенная. Духовную силу ей придавало еженедельное хождение в храм и причащение св. Тайн, чтение Св. Писания и сочинений епископа Феофана, посещение вместе с детьми могилы своего супруга.

Но интересно, что Ив. А-др. Голубцов в одной из анкет студенческого периода упомянул о себе, как потомственном дворянине. Либо он не знал об этом указе, ли-Оо он был отменен, либо он посчитал себя таковым как внук ректора С.К.Смирнова.

Надо заметить, что в чине "статского советника" Александр Петрович, на наш взгляд, весьма "засиделся"— целых 11 лет (он получил "надворного советника" в 1892 голу, "коллежского советника"- в 1896 г.), а ведь он получил в 1907 г. докторскую степень и затем должность ординарного профессора, а 10 января 1909 года был утвержден в должности Члена Правления Академии. Чин "действительного статского советника" давал бы право на звание потомственного дворянина. Вероятно, ректор Академии энергично тормозил представление о присвоении Голубцову очередного чипа, т.к. очень маловероятно, чтобы Указ Самодержца по Департаменту Герольдии на лот предмет, если бы он был, не дошел до Академии.

Согласно упомянутому выше источнику, Л.П. Голубцов в год получал жалования — 2304 руб., столовых - 288 р., квартирных - 300 р., и как Член Правления — 288 р. Олса» указаны суммы с вычетами, очевидно, в пенсионный фонд, т.к. номинально они с 1884 года состишшли cooтветственнo; 2400 р., .100 р., 300 р. и 300 руб/год).

3. Общие сведения о научном наследии А.П. Голубцова

Предисловие

Как говорилось выше, А.П.Голубцов на последних курсах специализировался по русской церковной истории, по каковой дисциплине и было написано им кандидатское сочинение, переработанное вскоре в магистерское на тему "Прения о вере, вызванные делом королевича Вальдемара и царевны Ирины Михайловны", заслужившее наивысшую оценку у В. Ключевского и Е. Голубинского. В связи с этой работой и вообще с интересом к русской церковной истории и, в частности, к личности Преподобного Сергия профессором было написано несколько небольших работ. Вынужденный, однако, занять по окончании обучения вакантную кафедру "Церковной археологи и литургики" Александр Петрович основную долю своего времени стал уделять этой новой для него дисциплине, особенно по завершении своего магистерского сочинения.

Предмет Церковной Археологии, выделенный в 1844 году из кафедры Общей Церковной Истории и к которому по Уставу 1869 года была присоединена еще и "Литургика", долгое время, чуть ли не сорок лет, влачил в Академии довольно жалкое существование.

До 1868 года здесь перебывало шесть довольно "кратковременных" преподавателей44, из которых ни один не воспринимал церковную археологию как предмет для исследования, как науку, и не написал в этой области ни одной, насколько известно, статьи. Иван Данилович Мансветов, занмавший эту кафедру с 1868 года целых 17 лет, предметом довольно тщательного и плодотворного изучения (как, впрочем, и А.Л. Катанский) избрал литургику, а церковной археологии посвящал лишь отдельные статьи и заметки довольно случайного, можно сказать, содержания, навеянные теми или иными наблюдениями или событиями, например, раскопками в Херсонесе, либо при знакомстве с тем или иным церковно-архитектурным комплексом.

Преждевременно от чахотки скончавшийся в декабре 1885 года в возрасте всего 42 лет, он оставил кафедру без подготовленного воспреемника. Совет Академии предложил временно занять это место профессору А.П. Лебедеву, а первого выпускника 1886 года А.П. Голубцова оставить проф. стипендиатом для подготовки к лекциям по вакантной кафедре, несмотря на то, что Голубцов специализировался по русской церковной истории.

Выбор, как показали последующие годы, оказался весьма удачным. А.П. Голубцов уже в период стипендиатской подготовки осознал печальное состояние церковной археологии и литургики как наук, особенно в сравнении с их состоянием на Западе, а также принципиальные их основы, пути и средства для быстрого подъема их в Академии. Надо сказать, что он не был, в полном смысле, пионером в этой области в России.

Таковым можно назвать профессора Петербургской Духовной Академии но кафедре Церковной Археологии Николая Васильевича Покровского, окончившего Академию в 1874 году и получившего возможность усовершенствоваться в этой области и за границей. Уже в 1885 году в Петербурге литографским способом был издан объемистый, более чем в 800 страниц, весьма подробный курс лекций по церковной археологии, читанный им в 1884/85 гг.

Вполне возможно, что А.П. Голубцов был информирован об этом и руководствовался этим курсом, но, тем не менее, он по всем вопросам своих лекций прорабатывал зарубежные публикации, углубляясь часто более значительно в историю той или иной темы, чем это делал Н. Покровский. Последний, конечно, превосходил А.П. Голубцова и по широте охвата памятников церковного искусства, и по публикациям их для ознакомления с ними специалистов и широкого круга интересующихся церковным прошлым.

Кроме того, А.П. Голубцов считал своим долгом разрабатывать и вопросы литургики и сделал в этом плане немало.

Но значение А.П. Голубцова в истории Академии не ограничивалось нлучно-педагогическим трудом. Выходец из бедных церковных слоев сельского духовенства, получивший и воспитавший в себе высокие моральные принципы на религиозной почве, он был мужественным борцом за правду, сострадательным человеком и товарищем всем к нему обращавшихся за помощью, авторитетным судьей по спорным вопросам.

Ограниченный объем книги и ее биографическая направленность не иошоляют осветить научные достижения профессора, преждевременно скончавшегося в 50 лет в расцвете своей ученой деятельности, когда из области Церковной Археологии им были изданы лишь отдельные статьи — "основательные этюды, которые отличаются большой тщательностью" — но словам историка русской богословской науки Глубоковского, соста-ипншего свой труд еще до появления посмертного издания трудов Л. Голубцова — "Из чтений по Церковной Археологии и Литургики".

Мы ограничимся лишь сводкой и систематизацией его трудов.45

Все научные труды профессора А.П. Голубцова можно разделить на три группы: церковно-исторические ("И")46, церковно-археологические ("А") и литургические ("Л")47.

44 Именно: Соколов Александр Кириллович (1844-1854), Смирнов Петр Алексеевич (1854-1858), Сабуров Михаил Иванович (1858-1862), Иоанн (Митро-польский) в 1862 г., Катанский Александр Львович (1863-1867) и Лавров-Платонов (1867-1868), с 1868 г. — Иван Данилович Мансветов..

45 В труде, написанном нами в связи с 75-летием со дня смерти проф. А.П. Голубцова (исполнившимся в июле 1986 года), и до сих пор остающимся в машинописи, дается краткий очерк его жизни, деятельности и научных трудов, за которыми следует обзор всех его рнГигг по Церковной истории и Археологии, где отмечены наиболее важные и интересные попросы, рассмотренные покойным профессором, некоторые из них снабжены дополни-ичи.мыми примечаниями со стороны автора настоящего труда (под инициалами — "С.Г."). Мшургическис труды в какой-то степени рассмотрены в кандидатской работе иг. Серафима (Кожокнря) выпускника 1971/72 учебного года, и поэтому в машинописный труд не вошли. Мощнее краткий обзор литургических трудов дан автором в очерке об А.П. Голубцове, помещенном в 5-й, тоже машинописной, части 11-го тома нашей книги "МДА дореволюционною периода", и сокращении напечатанном в ЖМП 1989 г. № 3

Труд завершается рядом приложений, в т.ч. и кратким изложением одной, не напеча-гйнпой им сиги.и, а также копиями личных документом из Гос. архивов.

"' При ссылках и тексте на раОоты оудет стоить один из 3-х указанных индексов и по-рмдконый номер II п редел их одной из лих групп.

1. Церковно-исторические труды

И-1. Образец для подражания. Поучение в день памяти преп. Сергия Радонежского. - ДЧт, 1888, № 9, 95-106 (Студенч. пропов. на день 25 сент. 1885 г.).

И-2. К вопросу об авторе, времени написания, цели и составе "Изложения на лютеры". - ПрТСО, 1888, ч. 42-я, 152-176 (Библиогр. заметка).

И-3. Вступление на патриаршество и поучение к пастве Иосифа, патриарха Московского. - ПрТСО, 1888, ч. 42-я, 327-381.

И-4. Судьба "Евангелия учительного Кирилла Транквиллиона Ставровецкого". - ЧОЛДПр, 1890, № IV, 535-575.

И-5. Его отзыв на исследование иеромонаха Ионы "Учительное Евангелие Кирилла Транквиллиона", представленное в Общество Истории и Древностей Российских — и возвращенное по отзыву автору обратно. — см. Протоколы ЧОИДР, 1898, кн. 2 (185) от 12 дек. (где отзыв только упомянут - С.Г.).

И-6. Прения о вере, вызванные делом королевича Вальдемара и царевны Ирины Михайловны. - ЧОЛДПр, 1891, №1-11, 110-141, № III, 270-312, № V-V1, 521-620, № VII 79-174, № VIII, 275-388. Отд.: М., 1891, V+384 с. (Маг. соч.).

Отзывы: Е.Е. Голубинского и В.О. Ключевского в Ж., 1891, с. 392-398 и БВ, 1892, № 1, 143-4; Н.Г-го в "Страннике", 1892, Т. I, с. 404-408; Н.Н Глубоковского в "Русск. Обозр.", 1892, т. I, 953-959; Дм. Цветаева в Хр. Чт., 1896, № 1, 202-223.

И-7. К характеристике состояния просвещения на Руси. - БВ, 1892, № 1, 97-106 (Речь, произн. пред защитой маг. дисс. 25 ноября 1891 г.).

И-8. Памятники прений о вере, возникших по делу королевича Вальдемара и царевны Ирины Михайловны. - ЧОИДР, 1892, кн. II, Отд.: М., 1892, XXVI+349 стр.

И-9. О значении преп. Сергия Радонежского в истории русского монашества. — ЧОЛДПр, 1892, № 9, Отд.: М., 1892, с. 45.

И-10. Пятидесятилетие епископства папы Льва XIII — БВ, 1893, № 7, 123-138.

И-11. О путешествиях древних христиан и наших старинных паломников в Святую Землю, Рим и Царьград. - БВ, 1894, № 3, 446-462, № 4, 63-88.

И-12. "Флорищева Пустынь. Историко-археологическое описание В. Георгиевского. - БВ, 1897, № 2, 362-367. (Библиографическая заметка).

И-13. Из истории празднования нового года. — Д. Чт., 1898, № 1, 165—174.

И-14. Надписание гробное преп. отцу нашему Сергию, Радонежскому чудотворцу. - Д. Чт., 1901, № 9, с. 3.

И-15. О начале, первых деятелях (1744-1759) и направлении иконописной школы Троице-Сергиевой Лавры. - БВ, 1903, № 6, 237-258. (Рефер. чит. на Рижском археологическом съезде 1896 г.).

И-16. Автор древней повести о Феодоровской иконе Божией Матери. — БВ. 1911, 10, 364-371. (Рефер. на ист.-археол. съезде в Костроме в 1909 г.).

2. Церковно-археологические труды

А-1. О греческом иконописном подлиннике. - ПрТСО, 1888, часть 42 я, 131— 151. (Пробн. лекц., чит. 7 сент. 1887 г.).

А-2. Из истории изображений креста. - ПрТСО, 1889, ч. 43-я, 236-299.

Рец.: Никанор, архиеп. Херсонский. Беседы о перстосложении для крестного знамения и благословения. - Странник, 1889, I, 4, 620-628; и отд. СПБ. 1890.

А-3. Бронзовое изображение св. ап. Петра в Риме (объяснение рисунка) -Р.Хр. 1893, VII (29 июня), 30-33.

А-4. Спаситель на троне и молящийся император. - Мозаика в храме св. Софии (V век). Объяснение рисунка. - РХр., 1893? XI (17 окт.), 25-29.

47 Перечень 47 трудов А.П. Голубцова, опубликованный в 1911 г. при некрологе и составленный И.А. Голубцовым, здесь пополнен автором очерка на основе архива К.М. Попова и др. источников.

А-4а. Объяснение рисунка "Агнец Божий" в журнале Р.Хр. 1894, кн. 2.

А-5. Церковно-археологический музей при Московской Духовной Академии — ЬВ, 1895, № 4, 120-140, № 5, 297-317. Отд.: Сер. Посад, 1895, с. 41

А-6. О молитвенных храминах и открытых христианских храмах первых трех веков. - БВ, 1896, № 3, 351-369.

А-7. Древнехристианская символика Воскресения. - Р.Хр., 1896, кн. V, 25-36. <

А-8. О древнейших изображениях Божией Матери. - БВ, 1897, № 1, 25-48.

Рец.: "Евангелист Лука - художник" - ж-л "Баптист", Ростов н/Д, 1909, 2 (15 января), 10-12.

А-9. Происхождение, назначение и устройство римских катакомб. - БВ, 18971 № 4, 68-91. !¦

А-10. Места молитвенных собраний христиан I—III вв.48 - СП, 1898, с. 43.

А-11. Из истории древнерусской иконописи. - Д.Чт., 1897, № 5, 4-13, № 8, 552-570; № 9, 8-24, № 10, 175-181, № 11, 360-374, Отд.: М., 1897, С. 56.

А-12. Об отношении христиан II—III стол, к искусству - БВ, 1903, № 10. 173-196. (Реферат, чит. на Моск. археологическом съезде, 1890).

А-13. О мере среди церкви в связи с вопросом о происхождении орлеца. — БВ 1903, № 5, 46-64.

# А-14. Из христианской иконографии49 - ТСЛ; 1903, 82 с.

Рец.: Е.К. Редин - Виз. Врем., 1905, т. XII и отд. Искусство и Археология. Би-Олиография, II, СПБ. 1906.

А-15. О старом архиерейском месте в храме. - БВ, 1905, № 7-8, 570-583.

А-16. О наружном виде и изображениях Иисуса Христа. - Правосл. Богосл. ')нциклопед., т. VI, 665-676. СПб, 1905.

А-17. О происхождении, символическом значении и устройстве архиерейского посоха. - БВ, 1909, № 6, 260-279. (Рефер., чит. на Черниговском археологич. пл ще 1908 г.).

А-18. Материалы для истории древнерусской иконописи (начало статьи). - БВ 1410, № 5, 182-195.

А-19. Введение в церковную археологию (из лекций). - БВ, 1912, 1, 192-215- 2 236-268.

А-20. О древнехристианской живописи (из лекций). - БВ, 1912, №№ 4-5, 7-8. t A-21. Символика в древнехристианской живописи (выдержки из его работ) — Истор. летопись, 1916, 10, 993-998.

А-22. Из чтений по церковной археологии и литургике, ч. 1. Археология, 464 стр. + ч. 2, Литургика, 286 стр. - СП, 1918 (издал Ив. Ал. Голубцов).

А-23. К вопросу о старых академических тезисах и их значении для археологии. БВ, 1903, № 7-8, 414-430. (Рефер., чит. на Киевск. археолог, съезде 1899 г., под шглавием: "К вопросу о Братской иконе богоматери, Богоявленской церкви и старом корпусе Киевской Академии").

А-24. Н.В. Покровского "Евангелие в памятниках иконографии, преимуще-wuchho византийских и русских" (Рецензия). - БВ, 1892, № 4, 184-196.

3. Литургические ("Л")

Л-1. Об обрядовой стороне таинства елеосвещения. — ПрТСО, 1888, ч. 42-я, 113-130 (Пробн. лекц., чит. 9 сент. 1887 г.).

Л-2. О перемене темных облачений на светлые на литургии в Великую Субботу • РХр., 1893, кн. IV, 32-39.

Л-3. Смысл припева: "Ангел вопияше Благодатней..." - Р.Хр., 1894, кн. V, 40-46.

4Н Nv Л- И) иключпет HiHt А-6 и Л 9.

44 Сборник отшей под NvNu A-I2, А-13, А-23, И-13.

Л-4. Молитва к Святой Троице от преп. отца Сергия, Радонежского чудотворца.

— Р.Хр., 1894, кн. VI, 135-139.

Л-5. Чиновник Новгородского Софийского собора, с предисловием, примечаниями и указателем. - ЧОИДР, 1899, кн. 2, Отд: М., 1899, ХХ+270.

Л-6. Чиновники Холмогорского Преображенского собора, с предисловием и указателем. - ЧОИДР, 1903, кн. IV, Отд.: М., 1903, XLII+286.

Рец.: 1) Ар. Л-в - Ц. В-к, 1904, 29, 920; 2) Н.-Стран., 1903, II, ч. 2, 12, 3) Ц. Вед., Приб., 1903, 41, 1601-1603.

Л-7. Об особенностях архиерейского служения литургии с точки зрения древне-церковного обряда. — БВ, 1903, № 3, 499—515. (Речь, произнесенная на акте

в МДА 1 окт. 1899 г.).

Л-8. Чиновник Нижегородского Преображенского собора, с предисловием и

указателем. - ЧОИДР, 1905, кн. 1, Отд.: М., 1905, XIV+68.

Рец.: Н.П-в - БЕЛ, 1905, 1, 14.

Л-9. О выходах на воскресных вечерне и утрене в древней Руси и их происхождение. - БВ, 1905, № 1, 1-26. >л

Л-10. О предносной архиерейской лампаде. - БВ, 1905, № 7-8, 560-569.

Л-11. О причинах и времени замены гласного чтения литургийных молитв тайным. - БВ, 1905, № 9, 68-75.^

Л-12. Соборные чиновники и особенности службы по ним (Докт. соч.). Первая половина исследования. - ЧОИДР. 1907, кн. III и IV. Отд.: М., 1907, V+262.

Отзывы: СИ. Смирнова и Н.А. Заозерского - Ж., 1907, 73—96.

Реп.: 1) Н.В. Покровский - Ц. Вед. Приб., 1908, 4, 193-197.

2) Н.Пальмов - ББЛ, 1908, вып. 12 (дек.), 375-382.

3) Ц. Вед., 1910, 31, 314 (извлеч. из представл. на премию).

Л-13. Чиновники Московского Успенского собора и выходы патриарха Никона, с предислов, и указат. - ЧОИДР, 1907, кн. IV и 1908, кн. II. Отд.: М., 1908,

LIII+312.

Рец.: Н.Заозерский, Ж., 1909, с. 17-19.

Л-14. Литургия в первые века христианства (из лекций) — БВ, 1913, 7—8, 621—

643; 10, 332-356, 12, 779-802.

J1-15. Историческое объяснение обрядов литургии (из лекций). — БВ, 1915, 7—8,

563-601.

Л-16. Из чтений по церковной археологии и литургике, ч. И. Литургика, 286 с.

— СП, 1918 (издал И.А. Голубцов).

В 1911 г. вышел также "Сборник статей по литургике и церковной археологии" (СП, 144 стр.), включающий статьи: Л-7, -9, -10, -И, А-13, -15, -17, -18; И-16, (изданный также И.А. Голубцовым).

Остались ненапечатанными:

— К истории праздничного убранства города Владимира во второй половине XII века, (реферат, приготовленный к докладу на Владимирском областном археологическом съезде 1906 г., но не доложенный за преждевременным закрытием съезда).

— дополнительные замечания к статье "Из истории изображения креста"50.

— Письмо моек, м-ту по поводу реставрации Троицкого собора Лавры51.

Остался недописанным:

— К истории древнерусского иконостаса - реферат, предположенный к прочтению на Новгородском археологическом съезде в 1911 г.

50 См. в Приложении N 2 к разделу Церк.-археолог, труды нашей машинописной моно-грифии о Голубцове, с. 51-60.

*' См. там же, с. 67-70.

4. Краткая аннотация к обзору трудов *

В центре исторической группы работ проф. Голубцова стоит его магистерская работа "Прения о вере..." (И-6), с которой тематически связан еще ряд публикаций (№№ И-2, И-3, И-7, И-8) из той же эпохи, и работа (И-4) "О судьбе Учительного Ниангелия Транквиллиона", которое было предано в Москве сожжению52.

Четыре небольших статьи посвящены памяти им особенно чтившегося преп. Сергия (И-1,-9, -14)53 и еще одна — из истории Лавры — о живописной при ней школе (И-15).

Работой над церковно-археологическими памятниками и их датировкой вызваны статьи исторического характера: "О путешествиях во Святую Землю, Рим И Царьград" (И-11), об "Истории празднования Нового года"(И-13).

Интересом к церковной истории "семинарского" города Костромы продиктована неоконченная статья о Феодоровской иконе Божией Матери —(И-16).

И, возможно, знакомству с французской периодикой по линии преподавания тгого языка обязана своим появлением юбилейная статья о папе Льве XIII (И-10).

Церковно-археологические статьи проф. Голубцова составляют самую многочисленную группу работ, над которыми он систематически и целенаправленно грудился, составляя из них стройное и целое здание науки церковной археологии, которое он, однако, не успел завершить. Лишь через 7 лет после его смерти его сыном Иваном Александровичем, историком по профессии, было опубликована итоговая работа "Из чтений по церковной Археологии и Литургике", в 1-й части которой ("Археологии") было помещено большинство статей А.П. Голубцова, им опубликованных.

Не вошли в указанную книгу статьи из списка "А" под №№ 13, 15, 17, 18, относящиеся к теме по археологии храма и его утвари, не освещенной в книге. Также две статьи (№№ 5, 23), связанные с академическим Церковно-археологическим музеем и его экспонатами, где заведывал А.П. Голубцов, и рецензия (А-24) на книгу проф. Н.В. Покровского.

Автором настоящего очерка составлены довольно подробные обзоры двух ука-шнных групп работ проф. Голубцова.

3-ю группу в 16 названий составляют исследования А.П. Голубцова по литургике, к которой относятся его докторская работа "Соборные чиновники и особенности службы по ним" 1907 г., 1-ая половина исследования (Л-12) (2-я половина не была написана). К ней приложены изданные им чиновники ряда крупных со-Гюров (Л-5, -6, -8, -13), а по тематике примыкают еще три статьи (Л-7, -9, -10). Hit эти работы посвящены особенностям архиерейского служения. Кратко они иннотированы в нашей статье [11].

Остальные работы этой группы освещают генезис и смысл тех или иных моментов в богослужении или обрядах (Л-1, -2, -3, -9, -11, -14, -15). Они частично пошли во 2-ую часть посмертного издания 1918 г. "Из чтений по Ц. Археологии и Литургике", которая включает и много другого материала и состоит из следующих разделов:

Введение

История литургии:

Гл. I. — Установление и состав литургии первых веков

Гл. II. - Развитие и обособление литургий во II—IV веках, практика поминовении живых и умерших.

Особенности египетских и сирийских литургий.

t>i В И-5 находится лишь упоминание об опыве А П. Голубцом о рнботс некоего иеро-монпхп Ионы на ту же тему, но опубликован ли он пыл — нам ней тесшо м 4-и ститьн отнесени ними к группе литургических (см. Л-4).

а зб

Гл. III. — Литургии Малой Азии; деятельность Василия Вел., Иоанна Златоусто-

го, патр. Филофея.

Замечания по истории литургии и служебников в России.

Толкование литургии.

Глава I. — История толкования на Востоке и Руси.

Гл. II. — Объяснение обрядов литургии -,

Из истории песнопений, поучений и обрядов.

Гл. I. — Песнопения древнехристианской Церкви.

Гл. И. — Основные формы песнопений и их творцы.

Гл. III. — О церковном пении и музыке, об осьмогласии, о пении в Зап.

Церкви.

Гл. IV. — История поучений, в т.ч. на Западе и у протестантов.

Гл. V. — Драматический элемент в христианском богослужении. И, наконец, к этой группе относится и небольшая, уже упоминавшаяся статья (Л-4).

Обзору основных литургических работ А.П. Голубцова была посвящена курсовая работа игумена Серафима Кожокаря "Жизнь и литургические труды профессора Александра Петровича Голубцова", МДА, 1971/72 гг. 165 стр.54

Таблица соотношений нумераций трудов здесь и в библиографическ. указателе55

Церковно-исторические

И-1(1) И-2(4) И-3 (5) И-4 (7) И-5 (52р) И-6 (8) И-7 (9) И-8 (11) И-9 (12) •И-10 (14) И-11 (15) И-12 (22р) И-13 (25) И-14 (27) И-15 (31) И-16(45)

Церковно-археологические

А-1 (3)

А-2 (6)

А-3 (14а)

А-4 (146)

А-4а (14в)

А-5 (18)

А-6 (19)

А-7 (20)

А-8 (21)

А-9 (23)

А-10 (23а)

А-11 (24) А-12 (30) А-13 (33) А-14(ЗЗа) А-15 (37) A-16Q9) А-17 (42) А-18 (43) А-19 (46) А-20 (47) V

А-21 (50) А-22 (51) (ч. I) А-23 (32) А-24(10р) -.]\

Литургические

Л-К2) „, Л-2(13) ' Л-3(16) Л-4 (17) Л-5 (26) Л-6 (28) Л-7 (29) Л-8 (34) Л-9 (35) Л-Ю (36) Л-П (38) Л-12 (40) Л-13 (41) Л-14(48) Л-15 (49) Л-16 (51) (ч. И)

54 Просмотр этой работы показывает, что:

— на страницах 48—98 автор обозрел только что перечисленные разделы "Литургики", изданной в 1918 г., при этом отвел на историю литургии — 20 стр. (120 с); на толкование литургии — 18 стр. (60 с); на историю обряда песнопений литургии — 9 стр. (100 с), опуская многие рассмотренные А.П. Голубцовым вопросы;

— на стр. 98—134 — обозрел Чиновники разных соборов;

— на стр. 134—164 — дал обзор книги "Соборные чиновники", при этом некоторые разделы этой книги лишь упоминаются. Остальные статьи А.Голубцова по литургике им не рассмотрены.

" К труду niiropu "Моск. Дух. Академия дореволюционного периода", т. III., нумерации

и котором приисдгпп 1лссь и скобках Индекс "р" при номере обо'ншчпет рецензию.

— 37 -

4. Приложения 1. Воспоминания об отце А.П. Голубцове56

(Мария Александровна Голубцова)

"Папа для меня не имеет возраста. Я запомнила ярче всего его последние годы, когда ему было за 40. Он был высокого роста, хотя не казался высоким, так как не был худ; ходил большей частью опустив голову и несколько на бок и всегда о чем-то думал. Густая грива темных мягких волос до половины закрывала высокий лоб и мешала ему; после бани, старательно их причесавши, он повязывался белым сложенным платком и становился тогда ужасно похожим на пожилую деревенскую бабу. Из-под нависших бровей смотрели живые голубые глаза; когда он смеялся, они смеялись и искрились, но когда сердился — страшными они становились.

Губ его я никогда не видала, а также подбородка; они едва угадывались в его густой, окладистой бороде. Все мы, а особенно мама, так привыкли к его волосатому виду, что терпеть не могли, когда он сильно постригался, а он любил иногда подразнить маму. Нос у папы был крупный, мясистый, но не бросался в глаза, потому что все черты лица были крупные, как и вся вообще его представительная фигура. Мама вспоминала, что в юности, худой, со своей непослушной шевелюрой, он был весь какой-то особенный; это подтверждают его студенческие карточки. *

Папа одевался до крайности скромно; он принципиально не хотел тратить на себя и донашивал свои вещи до последнего. я&

Летом неизменно носил старый чесучевый пиджак, а другой, новый, был для иыходов. Под него полагалась чесучевая рубашка фантазия, непременно с отложным воротничком, подвязанная вместо галстука шнурком витым с помпонами на концах. Крахмальных воротничков, особенно стоячих, и манжет терпеть не мог и надевал их только в официальных случаях — на лекции, в церковь, в гости. Папина чесуча стиралась и гладилась всегда отдельно; и это лежало на моей обязанности. Бывало, папа, как-то особенно мягко и даже виновато улыбаясь, скажет: Маруська, выстирай и почини мне! "Папа, да ведь тут уж и чинить-то нечего, видишь, какая труха. Правда, на локтях и на полах спереди одни дыры". "Ну, ничего, последний раз, уж как-нибудь затяни". Новую чесучу было гладить очень трудно, особенно если не уследишь, и она пересохнет; спрыскивать ее нельзя, а то выйдут пятна темные, и папа рассердится. С лица гладить нельзя — ласы получатся, и с изнанки — никак не прогладишь. Вот, бывало, летом жарко-жарко, и пыхтишь с ней, потом придешь в прохладный кабинет, где сидит папа, повесишь вещь и получишь в награду его ласковый благодарный взгляд. Да, кажется, это была единственная услуга, которую ему я оказывала...

Зимой папа часто дома ходил в теплом своем халате. Сперва он был серый, строченный черным сутажем, с шелковым лиловым поясом, кисти его тяжелые и нарядные доставляли всем ребятам годовым и моложе немало удовольствия. Потом jtot халат перевернули на изнанку и он стал пестрый в зеленую с красным клетку, и папа уже стал стесняться выходить в нем к посторонним. Раньше он иногда принимал даже в халате студентов, заходивших по делу ненадолго. Папины брюки ;1ля меня кажутся все одинаковыми, он носил большей частью черные в мелкую полоску английского образца, и носил их, как и все, очень подолгу, так, например, лет 10 они назывались новыми, а потом переходили в разряд старых, перевертывались, чинились, пока не поступали в распоряжение какого-нибудь мужичка или

56 См. [9|, ч. 3. с. 66.

одивших к нам нищих. Татар или старьевщиков у нас никогда не водилось. Все юшенное или почему-либо непригодное, иногда совершенно новое, но не [щное, с папиной точки зрения, немедленно отсылалось "на родину" — в Ильинское или на Черную Заводь, на Поргу, где жили сироты, оставшиеся после полных папиных братьев: дяди Толи, дяди Коли и дяди Алеши. В торжественные случаи папа надевал фрак. Вероятно, за всю свою жизнь он носил только один, а в другом лег в могилу. Во фраке всегде ходил на лекции, : полагалось тогда в Академии. Бывало, в среду и в четверг, часов в одиннадцать чинал одеваться, брал свои книжки, надевал пальто и, хмурясь, выходил через радное — он единственно и ходил через него, а мы — все ребята — через кухню гали, и мама тоже. На улице зимой папа не разговаривал, боясь, чтобы не захва-ло его больные бронхи, или говорил осторожно, подняв воротник. Ходил он емном ватном пальто, непременно с барашковым воротником и в высокой ба-шковой же шапке. Всегда очень аккуратный; однако и шапку донашивал до дыр, желая на себя тратиться. Очень редко, и то, когда был моложе, и в сильные морозы, надевал свой енот, как это было тогда в моде, и тогда казался большим и важным барином.

Летом было у него пальтецо, большей частью коротенькое и жило всегда не меньше 10 годов. Шляпы носил соломенные, одного и того же фасона и хорошей соломки.

Да, Александр Петрович одевался скромно и держался скромно. И нам заве-ал: не лезь вперед, дожидайся, когда тебя отметят. В церкви ли, в гостях, всегда арался он встать и сесть где-нибудь в уголку, говорить тихо. Даже на лекциях юих держался так, как будто он и не профессор вовсе. Генеральского тона я ни-эгда не наблюдала; наоборот, мне даже иногда становилось обидно за него, зачем л так скромно и тихо вел себя. Наши швейцары в Историческом Музее, где читал ;кции для Училища Живописи, Ваяния и Зодчества, и те куда были важнее, чем рофессор Голубцов.

День папы

Папа вставал зимой и летом рано, часов в 6—7, это была сперва деревенская ривычка, а потом уже необходимость. Без чаю, тотчас он садился за работу в ка-инете, бывало, зимой еще темно, а он уже тихонько крадется мимо, чтобы не азбудить нас. Иной раз ищет какой-нибудь нашей тетради с письменной домаш-ей работой, которую надо подавать в этот день. Найдет, прочитает, легонько под-истит на нескладных местах и почти всегда сделает выговор, что плохо написано. \о избежание этого я частенько с вечера прятала свои сочинения; он придет, по-[щет, не найдет и, видя, что я проснулась, спросит: "А где сочинение? Дай-ка мне ючитать". "Папа, да ведь все равно подавать надо". "Я только посмотрю знаки..." встанешь, а папа торопится читать, волнуется, задерживает меня и торопливо го-юрит: "Вот здесь надо две точки, зачем тире? А здесь в скобках что? Не нужно — так надо зачеркнуть: так не пишут" — "У нас пишут. Ну давай, полчаса девятого". — Сейчас, ты пей чай". Наконец, одеваешься, бежишь за тетрадкой; а папа все еще гго-то скоблит своим маленьким вовсе сточенным коричневым ножичком. Пока выйдешь, смотришь, папа уже гуляет по нашей аллее, березовой, от мостика к дону, остановит, строго осмотрит нас, все ли в порядке — калоши, чулки и шубки — л, сохрани Бог, если нет — вернет домой. Свободно вздохнешь, когда оставишь далеко позади и папу, и дом.

Да, я и забыла сказать, что обычно папа готовил нам и утренний чай; всем полагалась утром или чашка молока с белым хлебом или яйцо, а потом чай. Папа редко пил с нами, а больше потом, проводивши нас в гимназию; этого момента, когда он засяжет за книги, нее мы нетерпеливо ждали, вначале, бывало, еще выйдет по каким-нибудь хозяйстненным делам, ну а потом уж плотно — можно не бояться, шалить и заводить шумные игры. Раже уж только что случится: кто-нибудь

упадет, ушибется, или очень раскапризничает маленький грудной, какой-нибудь Лелька или Павлик, что папа быстрыми шагами, испуганный выскочит из кабинета: "Что, что такое?". Так он сидит до завтрака. В 12 часов полагалось у нас чаепитие, хоть маме оно и не нравилось, и сколько раз хотели его отменить, ничего не выходило. Всегда папа виновато говорил: "Олечка, а не поставить ли нам самоварчик, я что-то озяб". Да как было не озябнуть, сидя неподвижно 2—3 часа в холодном и сыром кабинете. С полу дуло, от окон — того больше. Потом, когда я подросши, занималась в кабинете летом, я хорошо поняла, отчего папа никак не мог обойтись зимой без чаю в 12 часов. Умственная работа истощает быстро и мозг требует отдыха и возбуждения. Вот почему папа, придя в столовую, где всегда из кухни тянуло теплом, пахло мягким хлебом, и весело кипел самовар — вот почему папа довольно улыбался и потирал руки, садился на свое обычное место, слева от самовара. За завтраком бывали всегда только младшие дети, старшие учились. Подавалась всегда жареная картошка, иногда просто огурцы с хлебом или сливочное масло. Папе наливали стакан крепкого чаю с лимоном, он брал себе на колени последнего малыша, шутил с остальными и так сидел за 2—3 стаканами, пока не остывал совершенно самовар. Все, бывало, уйдут по своим делам, а папа сидит, греясь и отдыхая от своей работы. После завтрака опять затворится он до обеда. Что он делал? Писал в это время, т.е. до 1908 года, свою докторскую: "Соборные чиновники и особенности службы по ним". Материал приходилось выбирать из старых текстов и освещать его исторически. На столе у папы всегда лежали тома полного собрания русских летописей, с обычными его заметками красным или синим карандашом. Рядом можно было видеть тексты греческие и латинские и груды на новых иностранных языках. А среди них отдельные листочки мелкомелко и черным-черно исписанные папиным почерком, тоже не размашистым, 4— 5 страниц. Но вот около 3-х часов начинают появляться учащиеся. Сперва прибегают из гимназии женской девочки, потом мальчики. В столовой собирают обед, папа встречает детей и по глазам, а то даже по походке на дворе знает, у кого не надно. Идет понурый, боязливо смотрит и не шалит — дела не важны. Если бежит месело и уверенно раздевается — значит, принес пятерку. "Ну что, спрашивала те-Оя? По какому предмету? Что? А поднимали? Кого же Тихон Павлович спраши-иал? Наташу Цветкову? Так. Ну, а классную по математике выдали? — 4-. А почему не 5; ну-ка, покажи". И это у каждого так выспросит. Потом позовут обедать,за папой посылался обычно кто-нибудь из младших. "Папа, иди обедать". "Хорошо", — скажет он, не поднимая головы. Пройдет минут 10, мы съели первое, - папы нет. Опять пойдут. "Папа, идите обедать!". Придет и осердится: "Что н$ ювете?" — "Да ведь дважды за тобой посылали!" — "А я и не видал".

За обедом почти всегда разговор о том, что нового в гимназии. Что учителя делили в классе, что спрашивали, какие темы письменные. Если папа был в духе, все сидели вольно и весело. Если же не в духе, за столом было скушно, тихо, иногда июнеще тихо. Младшие часто не любили кислой капусты и придвигали ее к стенкам глубоких тарелок. "Вы что там чиричите! Все есть!" Капризничать или вовсе не есть у нас не полагалось. "Что!" — только скажет папа, да посмотрит — и все обойдется. После обеда папа дожился на часок другой спать и если был малыш 2— У лет, то зазывал и его всякими гостинцами и хитростями. Дети терпеть не могли пого отдыха и как, бывало, скажешь после обеда: "Папа зовет", так — в плач. Если уж очень разревется, папа положит на кровать, пришлепнет сверху рукой и скажет сердито: "Ну, спать, молчать!" — тот поплачет тихонько и уснет. Старших ребят во исякую погоду отправлял гулять, строить гору или просто пройтись пред чаем. В >тот же промежуток от 4 до 6 ходили к нам заниматься студенты, готовившие кого нибудь к гимнаши (Ник Ив. - Ваню и меня, Ник. Ник. [Раввинов?] — Серегу, Наташу, Нарбеков - Петю; с остальными занимались мы сами, и если брали кого,

то ненадолго). В таком случае часто чай пили в зале, вместе со студентами, и тут уж велись разговоры ученые.

Обычно же, даже если были гости, для детей ставился другой самовар, они пили всегда в столовой. Часов в 6 все садились по своим местам. Папа последний уходил из-за чая; он любил вечером поговорить за самоваром. Бывало, трешь чашки и обсуждаешь с ним разные дела. И мама иной раз тут сидит, а то — в детской комнате. Зимой везде зажгут лампы и сядут заниматься, каждый на строго определенном месте: Ваня в зале за круглым столом, за другим — Сережа и Петя. В занятной — я и Наташа, в детской — мама с младшими. Папа в кабинете. Там тихо в передних комнатах. Шумно только в столовой и в детской. Мама шьет или учит кого-нибудь, вроде Нюрки, читать по кубикам. Наташа с Петкой то и дело приходят туда же с разными недоразумениями, а через часик, другой — отвечать уроки. Мама сквозь сон плохо их слышит, он устала, бедная, за день, и их монотонное чтение вовсе ее усыпляет. Папа сидит в кабинете, и к нему без особой нужды никто не суется — страшно. Начнет спрашивать и то и се, не отделаешься. Разве уж понадобится бумага или перышки, тогда пойдешь. Он полезет в левый верхний ящик, вытащит несколько листов и спросит: — "А тебе на что? Сдвинет на лоб , свой зеленый колпачок, который носил всегда, предохраняя свои глаза от света, посмотрит и снова уйдет с головой в свои книги. Только маленькие 3—4-летние ребята не боялись ходить в кабинет; у папы в конторке или в шкафу всегда бывало что-нибудь сладкое, оно-то и притягивало к себе. Подойдет, бывало, такой малыш к двери, просунет голову и посмотрит, в каком папа настроении. Если улыбнется, влезет весь и прямо к шкафу; если сердит, дверь снова затворяется. Некоторые были храбрее и не обращали особого внимания на папино настроение, и если что было вкусное, ходили очень усердно и мешали заниматься. В таком случае устраивали всякие заграждения: в зале на столе ставили сову (такая у нас была лампа) или вешали на папину дверь на ручку обезьянку или просто мочалку, но это не всегда помогало, и папе приходилось отбояриваться печением или пастилой. Часов в 10 подавали ужин. Младшие уже иногда засыпали, их будили. Старшие, не кончивши какого-нибудь изложения, были угрюмы и усталы. Мама тоже клевала. "После ужина, Маруська, мы с тобой пойдем гулять". "Хорошо!" Поужинали. "Папа, пойдем. - Да, знаешь, тяжело, как-то после каши". "Ну, пойдем, папа, ты обещал". Папа нехотя надевает шубу, и мы отправляемся вдоль заснувших улиц. Ходили всегда по Вифанке, по направлению к Черниговской... Темно. Огоньки в низеньких домиках едва мелькают. Вдали лают, перекливаясь, собаки, да стучат сторожа. Мы идем молча: папе нельзя говорить на морозе, а я так что-нибудь скажу и тоже молчу. Хорошо так, тихо, морозно, безлюдно. Ворочаемся домой. Все почти полегли. Папа ложится, берет газету и скоро засыпает..."

(Написано 4 июля 1921 г., село Атово в десятилетнюю годовщину смерти отца).

2. О проведении праздничных дней в семье Голубцовых

(Иван Александрович Голубцов)

(Письмо братьям от 4 июля 1920 г., Москва)

"Дорогие ребята! Поздравляю вас всех с нашим великим родным праздником и с именинниками, а Нюру и Сережу со днем Ангела. Как хотелось бы мне, чтобы праздник у вас был настоящий — с обедней в Троицком соборе и со звоном

в "Царя".

... Помните ли, как, прийдя ото всенощной, все были уже в предпраздничном настроении, за ужином папа делился впечатлениями от службы, говорил, что хорошо спели, или что вышло неудачное, после ужина как собирались в залу и рассаживались чинно на запретных в прочее время диване и креслах, мама садилась за рояль, папа понукал нас петь под музыку, а большей частью, не добившись от

нас толку, сам начинал в полголоса или какую-нибудь песнь канона или богоро-дичен, вроде и сегодняшнего "Приидите празднолюбцы"... А на утро снова чистка и новый смотр и новая служба... Помните, как приходили мы от обедни большей частью врозь, — мы поскорее, папа попозже, а мама всегда дома встречала нас» побывав сама "у Красюка"57 или у ранней, встречала с накрытым уже столом, с поданным самоваром и пирогом. А когда ходила она в собор и заходила потом куда-нибудь в лавку, помните, как усталая поднималась она по кухонной лесенке и кто-нибудь из маленьких, а последнее время — Сима, всегда бежал к ней навстречу и, не дав взойти на последнюю ступеньку, висл у нея на шее. Помните, как потом приходил с парадного папа, и мы все в большие праздники шли его поздравлять, а затем, уже и кончив чай пить и пирога наевшись, все-таки садились за стол снова и слушали, что начинал рассказывать папа... А он, глядя на нас, обычно говорил маме: "Ну, уж дай им еще пирожка" или "Ну уж, налей им еще с вареньицем"... А там в зале начинался разговор о какой-нибудь прогулке после обеда... Разве эти праздничные чаи не были нашими домашними вечерями любви? Гак много ея было тогда за столом, и так непосредственно выражалась она, и так проникала все мгновения праздника... А этот самый праздник разве не налагал к;окдый раз своего особого отпечатка на все наше настроение? Помните этот Петров день со службой в Успенском соборе? Разве не вставали в этот день как-то особенно пред сознанием эти мощные фигуры первоверховных апостолов; такими же большими представлялись они, как их изображения на стенах и сводах Успен-гкого собора. А помните, как искренно начинал в такие дни говорить папа о их апостольском величии, о торжественности праздника этого в Риме, и помните, как ч отел ось, чтобы сбылись папины мечты о путешествии в Рим, разве не чувствование ъ его любовь к нам в эти минуты с особой силой?! Вся ученая его профессия пшула его в Вечный Город с его катакомбами, в которых, казалось, папа жил сам, шал их наиболее тихие и наиболее жуткие уголки... И мы держали его на Красю-конке, мы заставляли его любить эту Красюковку... больше катакомб. — Разве не мругое настроение, не другие разговоры и мечты царили у нас в день Сергиев или день Ильин? Тут праздновали две родины — 1-я и 2-я, и снова воображению рисо-иились или медведь преп. Сергия, его келья в темном лесу, или огненные кони пророка Илии, засухи и грозы, далекое Ильинское на Шаче с дедушкиной моги-noii И снова папа дополнял наши настроения рассказом о житии преп. Сергия пни о прошлом Лавры или о храмах ея и ризнице или своими воспоминаниями об огцс-покойнике и бабушке, об их буднях и праздниках, их трудах и бедности, и мотом запевал вдруг тропарь Илии славному... И ярко казалось, что эта невидан-tiiiM где-то одиноко на холме среди лесов приютившаяся церковь Ильинского по-i оста умеет праздновать свой праздник не хуже нашей всероссийской богатой Лавры А разве не наполнялись дни другим своим содержанием в дни Преображения, Успенья, Покрова и т.д..."

3. Мои воспоминания о профессоре Александре Петровиче Голубцове

(прот. А.П. Введенского)

Я окончил Академию в 1908 г. Следовательно, в июне сего года я простился с любимым всеми студентами профессором Александром Петровичем Голубцовым. С того времени прошло 58 лет. За это время, скажу словами А.С. Пушкина: Немного лиц мне память сохранила. Немного слов доходит до меня, А прочее погибло безвозвратно.

57 т.е. в ц. Михаила-Архангела наискосок при богадельне, построенной Красюком. Ранняя обедня служилась и в Лавре (С/'.).

Но наша память подобна догорающей лампе. Вот-вот она погаснет. И действительно — погасла, а через минуту она ярким пламенем вспыхивает, освещает тьму комнаты и вы все видите, как на ладони.

Вот эти вспышки света, появляющиеся в нашем сознании при нажиме^ памяти, я и хочу предложить вниманию Вашего Высокопреосвященства.1

Я окончил Черниговскую Духовную Семинарию первым учеником и как таковой был послан на казенный счет в Московскую Духовную Академию.

Получив прогонные (10 руб.), я 16 августа со страхом и трепетом выехал в Москву. Приехав на Киевский вокзал, а взял извозчика и переехал на Ярославский вокзал. Там уже стоял поезд на Сергиево. Но публики было столько, что нечего было и думать о получении „1|r ^ , места. Но попался носильщик, которого я и до сих - ют с благодарностью вспоминаю. Он схватил мои вещи и, протолкав пубЛику, вошел в вагон и я за ним. Мне попалось место возле окна. Напротив меня сидел солидный человек, внушающий к себе доверие по одному своему виду. Я снял с себя плащ и остался в семинарской тужурке с погонами на плечах, на которых было вышито серебром три больших буквы ЧДС.

— Это что за форма? — спросил приятным баритоном мой сосед.

Я ответил, и между нами завязался приятный разговор, который помню и до сего дне [так в письме].

— Едете в Академию поступать? -Да.

— Думаю, что едете во всеоружии?

— Готовился добросовестно, но что толку от моей подготовки.

— Ничего не понимаю.

— Видите в чем дело. В детстве я долго болел. И меня пичкали бромом, который совсем отнял у меня память. Поэтому я урок [твержу],2 но через день забываю его. Так что я едва-едва донесу свои знания до экзамена.

— Ничего, ничего. Господь поможет Вам. Не теряйте только надежды на Него. Теперь по случаю знакомства нашего закусим. Я угощу Вас своими любимыми копчушками. Эта рыбка мягкая, нежная и притом очень вкусная.

Я стал было по своей застенчивости отказываться, хотя страшно хотел есть. Но мой знакомый похлопал меня по плечу и сказал:

— Довольно! Довольно!

Я, помню, оторвал хвостик от положенной на бумагу рыбки, а мой знакомый рассмеялся, положил еще другую и сказал:

— Вот ваша порция. Все поешьте и не отказывайтесь, а то заставлю еще больше есть. Сказано народом: "Гость подневольный человек"!

Закусили, а тем временем поезд подходил к Сергиево.

— Ну, давайте познакомимся. Я — профессор Академии — Александр Петрович Голубцов. А Вас как величают, молодой человек?

— Александр Петрович Введенский.

— Так вы, значит, тезка мой! Очень приятно. Отныне я Ваш помощник и покровитель. Чувствую, что Сам Господь вручил Вас моему попечению. Вашу руку

1 Воспоминания помещены в 3-4 недатироианных письмах к ал. Сергию (Голубцову) периода 1968-1971 гг., судя по ним. Частично цитировались нами выше, см. с. 23.

1 В машинописи инно ошиГючно iiociaii/icim "нижу", и лсмстительности — "ныучу".

Мы подали и пожали друг другу руки. Я был на верху счастья, надежд и очарования. ы

В Сергиево профессор взял извозчика, усадил меня и сам сел рядом со мною.

Поехали. Но едва доехали до первого домика, стоявшего на косогоре, как извозчик остановился. Громадная толпа народа перерезала нам путь. Извозчик начал кричать.

— Дорогу, а то всех вас подавлю. Разойдись!

Толпа шарахнулась в сторону и нашему взору предстала необыкновенная картина. А именно. Возле дома стоял совершенно раздетый, но в кальсонах и рубахе человек и кричал:

— Пустите, я хочу приложиться к мощам Преподобного Сергия. А жена его держала за руки и молила:

— Сережа, вернись, оденься, и я вместе с тобой пойду до Преподобного.

— Ах, Боже мой, — вполголоса пробурчал мой тезка. — Да ведь это профессор Академии и домовладелец сего дома лишнюю рюмку хватил и потому куролесит.

Александр Петрович слез с дрожек, подошел к раздетому товарищу и говорил громко, так что и я был свидетелем сего инцидента.

— Сережа, друг мой! В таком виде идти к Преподобному грешно. Ты этак оскорбишь память Преподобного и опозоришь себя. Вернись! Оденься, и мы вдвоем пойдем. Но только сперва протрезвись.

Виновник скандала повиновался и вернулся домой. А Александр Петрович сел па дрожки, довез меня до Академии, поручил швейцару отвести меня до инспектора, а сам вернулся на место происшествия.

"Какой добрый, примерный друг и сослужитель!" — подумал я.

Инспектор повелел швейцару отвести меня в комнату №1, которая была внизу сю квартиры. И там я познакомился со своими новыми товарищами, приехавшими держать экзамены из Полтавы, Курска, Витебска и Пензы.

Отдохнувши, я принялся повторять предметы, по которым предстоял экзамен. Экзамены начинались 21 августа. В моем распоряжении еще было 2 дня.

Первым экзаменом был письменный. Накануне его Александр Петрович вы-чнал меня и предложил пройтись по прекрасному саду, расположенному перед Академией. Как только мы вошли во внутрь сада, профессор предложил посидеть и отдохнуть.

Я любовался зданием Академии. Профессор неожиданно задает вопрос:

— А помните, какой писатель назвал русский народ Богоносцем? и почему?

Я ответил: — Ф.М. Достоевский, который знал идеалы русского народа, его пастырей и учителей, воспитавших его на Евангелии и Библии.

— Прекрасно. Вы еще на досуге продумайте эту тему.

Я два дня думал по этому вопросу, а через два дня Инспектор Академии давал ним экзаменационную тему по русскому письменному: "Воспитательное значение ЬиОлии". Я написал благодаря А.П. — на 5.

Сердечное спасибо тебе, мой добрый учитель! За эту помощь я ежедневно утром и вечером молюсь Творцу Вселенной о упокоении твоей доброй души.

Поступив в Академию, я первым долгом счел познакомиться с ее библиотекой. Мне передавали прямо таки басни о всезнающем библиотекаре Попове. Говорили о нем, что он знает так хорошо библиотеку, что назови ему любую книгу, и он скажет — в каком шкафу, на какой полке стоит она.

Нхожу it кабинет библиотекаря, вижу — сидит Ал-др Петрович и возле него куча книг. То библиотекарь подобрал Нашему папе нужные ему книги. И я заметил, что Паш папа никогда не обременил служителей доставлять ему на дом книги. Иссгда сам приносил домой и журналы и книги. С библиотекарем он дружил ц нес iда благодарил сю ju услуги.

В первое воскресение после начала занятий я пошел в Академическую церковь. И там сразу заметил Ал-дра Петровича. Стоял он и молился. Крестное знамение полагал истово, благоговейно и кланялся в пояс. Сначала я думал, что он старообрядец, но оказалось - настоящий православный христианин.

Приятно было видеть чистоту православия в его лице.

Замечу кстати, что его примеру следовали и студенты всех курсов Академии, а также посещавшие храм из Сергиева Посада.

Как-то раз мой товарищ Щетинин, живший в одной комнате со мной, пришел поздно вечером и говорит:

— Товарищи! Я только что из гостей, был у проф. Голубцова".

— Как же ты попал к нему? — все чуть не разом спросили его.

— А сам профессор позвал меня к себе и попросил меня переписать красивым, четким почерком для печати его рукописи. Сначала я с трудом разбирал его рукописания, а после привык и без труда разбирал его археогогические сочинения. Платит он с листа. И платит очень для меня сходно. Зато супруга его, Ольга Сергеевна, потчует дивными пирогами. Я согласен отказаться от гонорара, но от пирогов - никогда. Такие они вкусные. Куда нашим кондитерам.

Профессор в присутствии Щетинина рассказывал все академические новости. И мы, студенты, завидя Щетинина, спрашивали его, а ну-ка расскажи, что там в сферах слышал. А Щетинин, бывало, отвечал: "Новости не так вкусны, как подовые пироги". И тут в сотый раз описывал их. А раз принес и с собой для пробы. И я пробовал и находил, что таковых действительно не едал на своем веку.

Начались беспорядки. Они порождены были группой наших братушек - Болгар, Сербов, Черногорцев, Румын, Греков, которых в Академии было достаточно, которые не учились, а только играли в карты, пьянствовали, развратничали. Они и подняли шумиху, звали к забастовке. Русские студенты, прежде чем дать свое согласие, порешили узнать мнение проф. Св. Писания Нового Завета Муретова, задав ему такой вопрос: не противоречит ли Св. Писанию забастовка?

Профессор явился на сходку и в присутствии Ректора Еп. Евдокима и др. профессоров дал такой ответ: если вы добиваетесь хорошего, то можно, а если плохого, то нельзя.

Но тут поднялся Александр Петрович и сказал:

— Дорогие студенты! Я очень рад, что вы хотите согласовать свое поведение со словом Божиим. Позвольте в таком случае напомнить слова Ап. Павла: "Всяка душа властем предержащим да повинуется. Несть бо власти, аще не от Бога. Тем же, противляяйся власти — Божьему поведению противляется". Так и вы, дорогие студенты, поступайте, и Бог благословит ваше доброе намерение.

Забастовка была сорвана. Ректор Академии, благословляя Александра Петровича, сердечно благодарил его за спасение.

Но после братушки привели патентованных агитаторов, и они повернули дело по-другому.

Церковная археология читалась в Академии на 3 курсе. Но я, не дожидаясь пошел к Александру Петровичу еще на 1-м курсе.

Читал он в 4-й аудитории. Я пришел, уселся на последней парте и стал ожидать.

После звонка он через одну минуту тихонько открыл дверь, вошел в аудиторию и остановился. Высокий, представительный, с небольшой бородкой, он выслушал молитву и, поклонившись направо и налево, взошел на кафедру и стал говорить о стилях древних и новых храмов. Подробно остановился на византийском стиле и стал художественно описывать константинопольский храм Св. Софии.

Во время описания я заметил, что румянец появился на его щеках, глаза горели и он был один восторг, одно очарование.

Вот все крохи, которые сохранила мне память о Вашем папе. Общее мнение

Самый тихий,

Самый кроткий,

Самый благородный,

глубоко верующий —

самый трудолюбивый

и к студентам относился

как брат, более — как родной отец.

Мир праху его!

А.П.Голубцов с выпускниками МДА 1906 г. в июне 1905 г.: Н.А. Титовым (Курская ДС.) s А. 11. Крутиковым (Костромская ДС) и А.А.Успенским (Костромская ДС).

В семейном альбоме Голубцовых-Смирновых сохранилось несколько фотографий иыпускников Академии с их дарственными надписями АЛ.Голубцову в тч от Ал-ара Гр. Халанского (МДАJ891), проходившего по делу Самарина-Кузнецова, и И Ф.Полянского (МДА 1892), будущего московского святителя и священномученика митрополита Петра Крутицкого.60 На следующей странице даются их фотокопии

60 : О них см. в наших книгах: "Московскос Духовенство в преддверии и начале гонений' М 1999 I и "Профессура МДА в сетях Гулага и ЧеКа" М 1999 г.

На страницах 46- 49 фотографии

— 50 -

II. Ольга Сергеевна Голубцова

11/24.07.1867 - 20.05.1920

Наше описание жизни А.П. Голубцова будет неполным, если мы не посвятим несколько страниц незаурядной личности Ольги Сергеевны Смирновой, ставшей подругой жизни Александра Петровича и матерью его детей. Ольга Сергеевна Голубцова (1867 — 1920) была дочерью ректора Московской Духовной Академии протоиерея Сергия Смирнова, у которого было 8 детей.61 Ольга Сергеевна получила хорошее воспитание и образование в одном из частных московских пансионов, о чем будет сказано далее.

В традиционно церковной семье Голубцовых было 12 детей, из них двое умерло младенцами. Четверо затем посвятили себя служению Церкви — протоиереи Николай и Серафим, Наталия (монахиня Сергия) и Павел (архиепископ Сергий). Потеряв в 1911 году мужа и кормильца семьи, Ольга Сергеевна очень тяжело переживала свое раннее вдовство. Опору она нашла в духовнике Смоленской Зосимовой пустыни схииеромонахе Алексии (Соловьев; ск. 2 октября 1928), который был родственником Смирновых62. По словам отца Алексия, О.С. Голубцова "была самой преданной его дочерью, отличавшейся смирением и кротостью". Все силы она отдавала воспитанию своих детей, посильней заботе об осиротевших племянниках со стороны мужа, а в Тамбовской губернии63 еще и уходу за больными крестьянскими детьми.

61 Сергей Конст. Смирнов (1818-1889), профессор Академии с 1844 года, автор фундаментальных трудов по истории Славяно-Греко-Латинской и Московской духовных академий, Троицкой лаврской семинарии и др. вопросам. Чл.-Корр. Имп. Академии Наук (1873).

62 Игумен Андроник получил это сведение, очевидно, от покойного Владыки. Оно не было известно до сих пор автору этих примечаний. Надо полагать, родственная связь шла по женской линии, а не мужской, таким образом: Ольга Серг. Смирнова по линии своей матери была внучкой Варвары Семеновны Протопоповой (супруги протоиерея Мартина Леонт. Ловцова, дочери протоиерея Симеона Ив. Протопопова из церкви Воскресения в Гончарах на Таганке*). Мать же о. Алексия Зосимовского, Мария Федоровна (+1854), была дочкой священника храма на Пятницком кладбище — Федора Симеоновича Протопопова. Речь идет, видимо, об одном и том же Симеоне Протопопове, в таком случае отец Алексий приходится Ольге Сергеевне Смирновой троюродным братом, а самому владыке Сергию троюродным дядей (см. генеалогическую схему в Приложении на с. 60).

* Вблизи Таганской площади было две церкви Воскресения, разобранные в 30-х годах, одна — "на Таганке", или "в Таганке", между Таганской (б.Семеновской) и Марксистской (б.Пустой) улицами, другая — "в Гончарах", справа от спуска к Краснохолмскому мосту.

63 В с. Чашино близ ст. Мучкап Тамбовской губернии Ольга Сергеевна с младшими детьми (с помощью старших - Вини и Коли) приехала осенью (23 сент.)

Образ Ольги Сергеевны ярко встает перед нами, когда знакомимся с "Воспоминаниями о маме" ее сына Павлика, написанными вскоре после ее смерти, и с трудом архиеп. Сергия Голубцова (того же "Павлика"), составленным на основе дневников и писем его матери [9]. Вместе с тем перед нами вырисовывается эпоха 60—70-х годов, отмеченная высокими нравственно-социальными устремлениями молодежи. Приведем некото-» рые выдержки.

Воспоминание о маме

Как сейчас передо мною стоит образ моей мамы. Она была среднего роста, худая, с лицом загорелым от солнца и покрытым морщинами. Несмотря на свои 53 года, она была совершенно седая. Преждевременная старость была вследствие того, что ей пришлось перенести на своем веку много забот и волнений.

Моя мама была очень религиозная. Она никогда не пропускала праздника, чтобы не сходить в церковь, а придя оттуда, читала божественные книги.

Кроме того, она была очень смиренная и добрая. Кто бы на нее ни сердился, она всегда молчала и кто бы к ней не приходил с какой-нибудь просьбой, всегда уходил удовлетворенный. Мама была очень вежливая и за всякое сделанное ей одолжение благодарила.

Всем этим она служила нам, детям, хорошим примером для жизни.

Она очень не любила, когда кто-нибудь из них ссорился, и всегда спешила примирить ссорившихся. Если мы не хотели мириться, мама очень огорчалась и заставляла это делать насильно, говоря, что, если мы сейчас не будем жить в мире и согласии, то что же будет потом, когда мы будем большими.

Каждый праздник она водила нас в церковь и заставляла там стоять, не зевая по сторонам, а молиться Богу. Если же кто-нибудь из нас заболевал, она ходила за ним со всем усердием любящей матери. Мы же, маленькие и глупые дети, а порой и грубые, всего этого не понимали и часто огорчали горячо нас любящую маму.

В 1918 году мы (по случаю голода) поселились в селе Чашине, Тамбовской губернии. Первый год нам там жилось хорошо, но зато последние полгода для мамы были очень тяжелые. Причиною этого тяжелого времени были: отъезд Коли и его тяжелая жизнь в тыловом ополчении, Ванина командировка и его болезни в Уфе и, наконец, арест Наташи. Кроме того, ей пришлось перенести за это время и много неприятностей с квартирной хозяйкой. Самое неприятное время дня было для мамы утро, когда приходилось топить печку. В это время она очень волновалась. Как сейчас пом-

1918 года, спасаясь от голода. В начале года она вовсе лишилась пенсии за мужа, которую получала по духовному ведомству, потерявшему все свои капиталь! неледствие постановлений сов. власти. Павлик же с весны 1917 г. болел туберкуле-юм кости у колена левой ноги, развившимся на почве истощения организма после плеврита.

ню: мама зачем-нибудь придет в нашу комнату и только начнет здесь делать, что ей нужно, как из кухни раздается голос матушки (хозяйки): "Ольга Сергевна, идите чугунки ставить!4 Услышав это, мама бежит поспешно в кухню ставить чугунки. Очень часто матушка, когда бывала не в духе, пилила маму за всякие пустяки. Все эти нападки мама переносила очень терпеливо, так что даже крестьяне удивлялись, видя ее терпение.

Да! Много терпения надо было для того, чтобы все это переносить. Для того, чтобы переносить все эти несчастия, надо иметь твердое упование на Бога и его милосердие. Не будь этого у мамы, едва ли бы она смогла перенести все несчастия, выпавшие на ее долю. Особенно тяжелым временем были для мамы месяцы февраль и март. В феврале стояли заносы, и поэтому она очень долгое время не получала писем от своих детей. Кроме того, она очень беспокоилась за Ванину болезнь. Тоже очень много беспокойств ей пришлось перенести за Наташу. Только на Пасхе ей доставил большую радость Ванин приезд. Ваня, приехав, предложил нам всем возвратиться на родину, тем более, что нам было отказано в квартире. Мама, конечно, согласилась, и мы начали спешно приготовляться к отъезду. Целую неделю мы сушили картошку, так что под конец она нам очень надоела. Кроме того, мы все время отправляли посылки. В пятницу 10-го апреля Леля, Ваня и я пошли с посылками в Мучкап и с нами пошла мама. В этот день было очень ветрено, а так как мама была легко одета, то ее сильно продуло. Еще за два дня до этого ей нездоровилось, но она никому про это не говорила, а тут как ее еще раз продуло, она совсем заболела и слегла в воскресение в постель. Вечером у нее сделался сильный жар и ее лихорадило. Сперва мы думали, что у нее тиф, но, как потом оказалось, у нее открылась оспа. С начала болезни ей было очень тяжко, только несколько дней спустя температура спала. Сыпь высыпала очень сильная, так что не оставалось живого места на теле. Изо рта выделялось много (мокроты) слизи и поэтому приходилось менять по нескольку платков в день. Неделю спустя, а то и больше, Ваня решил везти ее больницу, потому что он боялся как бы мы не заразились, так как мы жили в одной комнате. Мама согласилась ехать в больницу и, по ее желанию, перед отъездом ее причастили и пособоровали. Но везти в больницу маму не пришлось, потому что не могли найти лошади (все были заняты на полевых работах). После того Ваня хотел отнести маму в больницу на носилках, но ей в это время сделалось лучше и это предложение было отменено. К концу мая сыпь на лбу превратилась в сплошную рану, от которой шел очень тяжелый запах. Кроме того, эти язвы совсем закрыли глаза, так что в последнее время она не могла видеть. За все время болезни она говорила очень тихо, а в последнее время могла только еле слышно шептать. За день до смерти из ее шепота можно было расслышать слова: "Батюшка, прости!", "Господи, помилуй!". Эти слова были произносимы с таким страданием, что я не мог их переносить без слез. На другой день, в девятом часу утра, она скончалась (27 апр. ст. стиля).

Всю ночь она провела спокойно и ни разу не звала Ваню, хотя он несколько раз к ней вставал. Ваня рассказывал, что она как будто бы хотела утром его благословить, может быть, это была и правда. (Когда выносили из дома ее гроб, я нес крышку ее гроба и всю дорогу горько плакал.)

— 53 -

В среду ее похоронили, по нашей просьбе, в церковной ограде. Народу было очень мало, так как вообще знакомых крестьян у мамы было немного...

С одной стороны, лучше, что она умерла, так как ей не придется больше страдать, а с другой — она оставила нас круглыми сиротами, у которых всегда была надежда когда-нибудь опять соединиться в одну целую неразлучную семью, центром утешения которой была наша дорогая мама. Но, как видно — "человек предполагает, а Бог располагает", так случилось и с нами и мы, по примеру нашей мамы скажем: "Господи, да будет воля Твоя!"...

Спасибо тебе, дорогая и бесценная мама, за то, что ты всегда направляла нас на тот путь, который нам указал Господь! и да упокоит Он твою душу там, где царит вечный покой и блаженство!

Июнь 1920 г.

Павлик Голубцов.

Ольга Сергеевна (по ее дневникам и письмам)

"...В своих дневниковых записях,64 — пишет ар-хиеп. Сергий, — О.Смирнова выступает перед нами как человек, интересующийся современной ей литературой, преимущественно иностранной. Ее, в частности, занимают английские моралисты, она подчастую цитирует выдержки из их сочинений, иногда их критически осваивая, делает свои выводы и замечания, этим самым обнаруживая самостоятельность своих суждений. Тем не менее усматривается и несомненное влияние на нее прочитанных произведений.

Круг ее интересов, судя по приводимым авторам, очень обширен. О.Смирнова про себя говорит: "Чтение для меня необходимо: как пища, питие и воздух для жизни тела, так чтение и размышление Ольга в 12 лет для души" (24 с.)

Здесь мы встречаемся с английским писателем Самуилом Смайльсом (+1816 г.), который составил себе имя популярно-моральными сочинениями, имевшими близкую связь с его практической деятельностью. Он редко поучает отвлеченными рассуждениями; свои мысли он доказывает примерами из жизни и биографии выдающихся деятелей.

О.Смирнова использует его произведения, переведенные на русский тык в 1867 и 1881 гг. под названием: "Самодеятельность" и "Бережливость". Она, например, цитирует его мысли о самоуправлении человека над самим собой: "Способ внешнего человека, — пишет он, — имеет сравнительную важность: все зависит от умения человека управлять самим со-(>ой". Она на это возражает, говоря: "как-то странно, мне кажется, что тут псе приписывается силе человеческой, забывая, что "без Бога ни до порога", сила человека состоит в силе непреклонного его желания сделать что-

64 см. |9, б|; с. 1-2 Предисловия.

нибудь, во власти, в умении владеть самим собой, но самое действие всегда гребует Божией помощи, — в этом одного человека недостаточно" (1 с.)

О.Смирнову все время занимают мысли о выковывании в человеке характера, целеустремленности. Она пишет: "Нужно прочесть книги Овена "Об образовании человеческого характера", "Книгу нового нравственного мира", потом о религии, о браке, о личной собственности, о народном воспитании, о занятиях работников, социологию Спенсера" (27 с). Она снова обращается с вопросами становления характера к иностранным писателям и с этой целью цитирует Гуго Миллера, который говорит, что единственной школой, которой его учили, была та обширная школа жизни, где "труды и лишения были суровыми, но лучшими наставниками", далее она приводит слова Ламе-нье, который говорил одному веселому юноше: "Вы теперь в таком возрасте, в котором должна сформироваться решительность характера" (4 с). Умением вы- Девушка с виноградной лозой ковывать свой характер ее наставляет (изрисунков О.С.Смирновой) Бекстен, который был твердо убежден, "что молодой человек очень легко может сделаться тем, чем захочет" (5 с).

Она делает выписки из книги Шелгунова о нравственности и его критикует (31 с); соглашается с мнением Франклина, который говорит: "Я жил долго, и опыт заставлял меня часто изменять свое мнение по вопросам серьезной важности, я считал себя правым, но лучшие сведения и более глубокое изучение вопросов показывали мне, что я ошибался. Вот почему, чем становлюсь я старше, тем более я начинаю сомневаться в верности своего суждения и получаю большее уважение к мнению других". При этом О.Смирнова от себя добавляет в скобках: "Я тоже самое скажу про себя" (33 с). Ее в не меньшей степени интересует русская публицистическая литература. На нее сильное впечатление произвела книга Н.Г. Чернышевского "Что делать", которую она читает вместе со своим женихом А.П. Голубцовым. Она пишет ему также о своем впечатлении, которое произвела на нее книга Добролюбова: "Я теперь читаю Добролюбова, все о забитых личностях, о темном царстве: нечего тебе и говорить, что это все имеет для меня неподражаемую прелесть и большой интерес, сколько затрагивает самых близких вопросов и заставляет постоянно задумываться над их разрешением" (10 с). О.Смирнова цитирует отрывок из книги Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы" (49 с).

Цель, которую ставит О.Смирнова перед собой: "Найти идеалы не только в личной христианской жизни, но и в общественной". Поэтому ей не чужды социальные проблемы устройства человеческого общества.

Так, она высказывает мнение, что в идеале могло бы быть общество, построенное на трудовом основании, не исключая людей умственного труда. Она по этому поводу пишет: "По-моему, надо-бы переменить совершенно весь строй общественной жизни, чтобы искоренить множество недостатков. Необходимо, чтобы каждый человек имел какую-нибудь физическую работу, которой он мог бы существовать. Наука и искусство не должны быть продажными, не должны приносить ни гроша денег самому производителю за его труд; ими человек должен заниматься в минуты отдыха от физической работы, которой он зарабатывает себе на кусок хлеба" (27 с). О себе самой она говорит следующее: "Труд физический, умственный и нравственный — вот, что должно наполнять мою жизнь, труд не цель жизни, а дорога, путь, который меня приведет к цели, к исполнению моего назначения" (18 с).

О.Смирнову также интересует вопрос о роли женщины в человеческом обществе. Она утверждает, что женщина, хотя физически и слабее мужчины, но есть дела, которые она может исполнять лучше мужчины, и дела эти по важности не уступят мужским. Женщина может служить в конторе, на телеграфе, быть учительницей, сестрой милосердия, врачом, портнихой и т.п. (19 с). В том и заключается эмансипация женщин, говорит она, "чтобы открыть им должности, которые они способны занимать. Поэтому общее образование они должны получать наравне с мужчиной, интересоваться политикой, законами и т.п." Самое важное назначение женщины, заключает она — "это быть женой, матерью. Тут она имеет большое значение для человечества, т.к. в детском возрасте кладет прочный фундамент, от которого зависит прочность последующего воспитания — влияния школы и жизни" (19 с).

Больше всего О.Смирнову волнуют вопросы социального неравенства, материальных излишеств у богатых и недостаток таковых у бедных; она даже хочет подвести под это нравственный закон, что так судил Бог, чтобы богатые могли делать добро.

Она мечтает дожить до того времени, когда "не будет ни чинов, ни сословий и классов, когда все равно будут граждане и все будут равноправны, когда войны будут явлением ненормальным" (24 с).

Из всего вышеизложенного65 заключаем, что Ольга Смирнова была девицей обширного ума, глубоких возвышенных душевных и нравственных качеств, исполнена углубленного самоанализа.

Оканчиваются ее дневниковые записи вопросом, ее также особо волнующим, неотвязчивым, казалось, по ее словам пустяшным; но... затрагивающим слишком не пустяшнее — цель жизни, "без чего моя жизнь, — пишет она, — невозможна, немыслима" (62 с). Это вопрос об открытом и небоязненном исповедании своей религии пред всеми людьми. Ему посвящено 8—9 страниц. К чему же она пришла?

О.Смирнова хочет строить свою жизнь на твердом основании, что только Божия воля истинна и справедлива, что только ее нужно исполнять, отвергнувши всякую другую волю: "Я должна в жизнь мою воплотить сло-

65 Мы привели здесь весьма незначительные по объему выдержки из сочинения вл. Сергия.

ва: "возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею, а ближнего твоего, яко сам себе". Жизнью я должна исповедывать Господа, так чтобы, судя по ней, можно было прямо назвать меня истинною слугою Господа" (63 с). В чем же она видит помеху в этом стремлении?

Находит ее — в трусости, боязни открытого исповедания истинного Бога в среде, заеда-ющей человека, и находит выход в самопожертвовании всей своей жизнью, если того потребует истина и служение Богу.

В этом твердом убеждении она находит ободрение и верит, что Господь мало помалу довоспитает ее. "Или люби Бога, или не люби Его, середины не существует" (68 с). Истинная любовь предполагает полнейшую отдачу себя любимому Существу, полнейшего самопожертвования, самоотречения"...

Поступив после предварительной домашней подготовки66 в 3-й класс Пансиона и проучившись в нем 5 лет, она вскоре же, в начале 1885 г., сдает экзамен на звание Домашней учительницы, блестяще его выдерживает, о чем свидетельствует соответствующий документ.

Остающееся время до замужества Ольга Смирнова посвящает приготовлению к предстоящей ей новой поре семейной жизни, но, в то же время, ее не оставляют мысли: выходить ли ей замуж, или остаться одинокой в качестве сельской учительницы, или поступить в монастырь, отчего ее удержал жених А.П. Голубцов. Об этой мучительной борьбе она пишет в дневнике следующее: "Сколько раз во время этой мучительной борьбы у меня мелькает мысль, что невозможно спастись в миру, замужем, занимая опреде-

66 Уже 7-летним ребенком под руководством старшей сестры она изучает немецкий, французский и церкошю-сланинский н>ыки, грамматику, русский язык, географию, Чакон Ьожий, учится игран, на ронле,

ленное, не последнее место в обществе; сколько раз я думала уйти в монастырь или в сельские учительницы, но Сашечка меня всегда удерживает" (48 с). - Останавливает ее от этого шага мысль, что она полюбила его, сама еще того не сознавая. Об этом она пишет следующее: "Ведь не даром же Бог послал мне его, так что я сильно полюбила его сердцем, не узнав хорошенько рассудком, предалась ему почти бессознательно, разве могло это быть без воли Божией?' И вот опять является в результате окончательное решение примирить все идеалы и стремления: "и жить с Сашечкой в обществе и исполнять все заповеди Божий".

Ее дневниковые записи, полные пространных и кратких рассуждений по многим религиозным и нравственным вопросам, свидетельствуют не только об обширной начитанности и знакомстве с разными авторами по социальной и нравственно-моральной тематике и даже с вопросами религиозной догматики, но и о способности вести рассуждения и дискуссии на эти темы. Это говорит о том, что в лице 19-летней Ольги Смирновой выпускник Академии Алексей Петрович обрел достойного товарища, верного друга и единомышленника.

Приведем, в заключение, черновой набросок ее письма своему жениху,67 подтверждающий это.

"Мне что-то так весело, легко, хорошо. Я не скучаю по тебе, но не от того, что охладела к тебе, не думаю о тебе, нет, напротив, нынче ты весь день у меня в голове, но я знаю, что мы расстались ненадолго, что вся жизнь перед нами впереди, ты, главное, Сашечка, набирай себе здоровья в продолжение этого месяца, гуляй больше, ешь, пей, спи, как следует, приезжай бодрым, свежим, здоровым. Я пишу тебе у открытого окне., из которого так и дышит все свежестью, здоровьем: только сейчас пролил сильный дождь, была гроза, и все освежилось, и так пахнет березками и так хорошо после засухи, как будто после долгого примирения. Знаешь, Сашечка, когда ты возвратишься к нам, мы пойдем как-нибудь в Торбеево, конечно отдельно, как мы уговаривались, я туда принесу Чернышевского, и мы вместе, где-нибудь в чаще, чтобы нас никто не нашел, прочтем его статью "Что делать"; она близко нас касается. Я чувствую, что для тебя я должна быть так же необходима, как ты должен быть необходим для меня, ты для меня — и брат, и товарищ, и друг — а вообще человек, во всем гармонирующий со мной. В то же самое время я повторяю свое: ни я для тебя, ни ты для (меня — А.С.) не должны быть целью жизни; мы заключаем братский союз, даем друг другу руку, чтобы легче было исполнять обязанности, кт. от нас требует общество, цель нашей жизни прежде всего общественное благо, а как мы сами члены этого общества, то и на нашу долю перепадет часть общественного блага и мы сами для себя незаметно, работая для общественной пользы, будем способствовать в то же время и нашему взаимному счастью.

Дорогой мой Сашечка! Я читаю Чернышевского статью: "Что делать" и она меня ставит в приятнейшее расположение духа: мне так весело, легко, хорошо, сво-Оодно, я так довольна своей судьбой, конечно, идеальной, кт. рисуется в моем представлении; я так довольна, что мы сошлись с тобой. Знаешь, мне недавно пришлось слышать такой отзыв: а ведь Казанский68 лучше Голубцова. Я сейчас

67 Там же, с. 8-11 (текста).

68 Мих. Конст Казанский был помощником Секретаря с 1886 г., а с 1889 года Секретарем Сонета МДА, с 1X96 г. - Смотрителем Волокол. дух. училища и автором двух статей (см. л 60, т. II, ч. 3, с. 70).

>иняла это к сведению, конечно не затем, чтобы самой склониться на это мне-ie, а чтобы определить решительно, как я сама лично должна смотреть на это, шить беспристрастно, кто для меня лучше, ты или Мишель. Я и раньше, конеч-з, сравнивала вас, но не серьезно, не доискиваясь окончательного решения. Те-фь я думала долго, смотрела на вас с разных точек зрения и конечно было, что какой-нибудь из них Мишель оказывался лучше тебя; но с других точек зрения, | меющих дли меня наиболее значения, ты выигрывал перед Мишелем. Да, я 4ень, очень рада, что соединяю судьбу свою именно с тобой; мы с тобой заклю- > аем братский союз и мы подаем друг другу руку, чтобы идти дружно всю жизнь, гобы жить единодушно, принимая полнейшее участие в жизни друг друга. Пом-ишь, ты говорил, что понимаешь брак, как постоянные уступки с той и другой гороны, я тогда поддакнула тебе, хотя совершенно несознательно, просто по не-бходимости ответить что-нибудь, потому что этот вопрос раньше никогда не подымался в моем уме. Теперь я выяснила себе взгляд на брак благодаря Добролюбо-у. Он говорит, что брак — это постоянная гармония воли, убеждений, взглядов, юнятий с той и другой стороны, и я признаю это вполне верным. Мне теперь :ак-то странно сказать: ты мой и я твоя, мне странно сказать, что я принадлежу ебе и ты мне; мне гораздо более подходит выражение: дадим друг другу руку и так эука об руку пройдем всю жизнь, мне нынче пришла в голову мысль, кт. и раньше пне часто приходила, — это мысль — нам с тобой стараться попасть на место в Москву; в настоящую минуту мне ужасно хочется жить с тобой в Москве; но про это мы, конечно, поговорим с тобой подробнее, при личном свидании. Вообще же, я не могу преследовать личные мои цели, не принимая во внимание твоих стремлений: у нас во всем должна быть взаимность, гармония по возможности: я тебе<буду высказывать свои цели, стремления, желания, ты совершенно свободно и самцстоятельно — свои и тогда с общего согласия примем наилучшие и наиболее , подходящие; мы не должны угождать друг другу; если мы подходим друг другу, то незаметно сами для себя во всем будем удовлетворять себя взаимно, — не подходим — нечего и угождать, все равно ничего не выйдет; всегда во всем поступать друг пред другом честно, прямодушно, откровенно, самостоятельно, независимо, свободно, непринужденно, уважая в каждом достоинство человека...

Я теперь читаю Добролюбова, все о забитых личностях, о темном царстве: нечего тебе и говорить, что это все имеет для меня неподражаемую прелесть и большой интерес, столько затрагивает самых близких вопросов и заставляет постоянно задумываться над их разрешением. Меня по поводу этого чтения долго занимал вопрос: как надо относиться к людям и в чем состоит законное самоунижение, смирение? Мне кажется, что мы должны решительно всех людей любить одинаково, как совершенно равных с нами существ, независимо от их достоинств и недостатков: это не должно ни прибавлять ничего к нашей любви, ни убавлять; за доброе дело, за хорошие стремления мы должны благодарить не самого человека, а Бога, Ему воздавать хвалу и молиться пред Ним за этого человека, за каждое злое дело и за злое желание опять не должны осуждать человека, а молить Бога, чтобы Он помиловал этого человека, направил его на путь истинный, и сами должны стараться содействовать этому. Далее, из равноправности всех людей следует, что никто из нас не должен смирять себя, унижать себя перед другим, какие бы недостатки у него ни были. Каждый человек должен сознать свое ничтожество перед Господом, смирять и унизить себя только перед Ним; точно также человек может чувствовать свое недостоинство перед каким-нибудь хорошим человеком, но не непосредственно перед личностью, перед существом человеческим, а перед превосходством души этого человека, совершенно в том же смысле, как он унижает себя перед Богом, перед Его Божественными свойствами, так и перед свойствами души, которые тоже божественны, так (как) заключают в себе тс же качества, что и Божсетнсимыс сиойстиа". , , , ,

Приложения

СВИДЪТЕЛЬСТВО.

Дано cie дъ-ви1ГБ Олъпъ Сертсвмъ Смирновой въ тояъ, что она, какъ изъ представленныхъ документовъ видно, подданная Россшскон Импорт, дочь Прото-icpea, родилась 11-го 1юля 18G7 года п крещена въ вГ,ру Христианскую. Право-славнаго исповйдатя; образоваше получила въ МосквЬ въ часгномъ учебномъ заведенш г-жи Дюмушель, отъ котораго тгЬстъ одобрительное свидетельство объ усп'Ьхахъ въ наукахъ и о поведеши. ВстЬдсгао поданнаго ею прошешя о жсланш вступить въ домашшя учительницы и по раземотрънш представленныхъ ею удосто-вЪрительныхъ свидетельству которыя найдены удовлетворительными, допущена была къ испытанно въ Испытательномъ Комитет!' Московскаго Учебнаго Округа'и оказала въ русскомъ языки отличными математик!; (ариометшсЬ и гсомстрш)'ошлмч-ные свйд-Ьтя и, сверхъ сего, въ присутствии испытателей съ усиЬхомъ дала пробные уроки: изъ русскаго языка: „Разборъ Остромирова Евангелия"; изъ математики: 1) „Умнолгеше пДиыхъ чиселъ", 2) „Сумма угловь треугольника и многоугольника". А потому ей, Смирновой, дозволено принять на себя зваше ДОМАШНЕЙ УЧИТЕЛЬНИЦЫ съ правомъ преподавать вышеупомянутые предметы со вс!;мн выгодами и преимуществами, присвоенными означенному звашю, поколику оныя къ ной относиться могутъ. Въ удостов'Ьрсше чего дано cie свидетельство за надлелгащимъ подписашемъ и съ прилохешемъ печати Канцелярш Попечителя Московскаго Учебнаго Округа. ^^^.,,л ^ дня 1885 года.

Попечитель Московскаго Учебнаго Округа Действительный, Статшй Совшпникъ у ^»

Правитель Канцелярш

Свидетельство на звание домашней учительницы