Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.

Михаил Грушевский

ИЛЛЮСТРИРОВАННАЯ ИСТОРИЯ УКРАИНЫ

К оглавлению

31. Половецкая беда
Всеволод боролся до смерти, стараясь удержать в своих руках возможно больше из захваченных земель. Но вскоре после его смерти сын его Владимир Мономах и киевский князь Святополк, сын Изяслава, перешедший на место Всеволода в Киев, убедились, что долее такое положение дел не может продолжаться: необходимо удовлетворить изгоев, отдать им отцовские земли и водворить мир на Руси, пока она не погибла. Половцы, пользуясь княжескими усобицами, то в качестве союзников изгоев, то по собственному почину производили непрерывные набеги на поднепровские земли, грабили, опустошали их и разоряли вконец. Дошло до того, что южные части Киевской и Черниговской земли и вся Переяславская не имели ни минуты покою, невозможно было вести никакого хозяйства, даже в городах нельзя было укрыться, так как половцы начали приступать к городам и держали их в осаде, пока они не сдавались. Старые бедствия, какие претерпевала Украина от печенегов, после небольшого затишья возвращались с новой силой ввиду этих непрерывных половецких нападений.
В самый год смерти Всеволода половцы поздравили нового киевского князя своим приходом. Разгромили около Триполья войска, приведенные Святополком, Владимиром и его братом Ростиславом. Сам Ростислав в бегстве потонул в Стугне — эпизод, трогательно воспетый в «Слове о полку Игореве»:

Не так ли, рече, река Стугна,
Худую струю имея —
Приняв другие ручьи, стрыи разоила о кусты,
Юноше князю Ростиславу
Затворила дно при темном береге;
Плачется мати Ростиславляя
По юноше князю Ростиславу,
Уныли цветы жалостно,
Дерева с тугою к земле приклонилися.

Но в духовных кругах Киева рассказывали, что это Бог Ростислава наказал за то, что он велел дружине своей утопить печерского монаха, напророчившего ему смерть.
Половцы опустошили окрестности Киева, осадили город Торческ и не отступали несколько месяцев, пока население не сдалось им. С большой добычей пошли половцы восвояси, уводя с собой пленников. «Измученные, истомленные голодом, холодом и жаждою, исхудавшие от горя, почерневшие, шли они по незнакомым странам, среди диких народов, голые и босые, с ногами, исколотыми терниями, и со слезами говорили: «я из того города», «я из того села», и так расспрашивали один другого, со слезами рассказывали о своей родине», — с глубокой скорбью повествует летописец об этом несчастье.
Ободренный этим, Олег с половцами приступил под Чернигов и принялся добывать его. Мономах оставил Чернигов и отступил в Переяслав, но и здесь не было покоя; он и Святополк измучились от половецких нападений, обрушивавшихся то на ту, то на другую сторону Днепра. Страна пустела. Люди, улучив момент, целыми городами убегали дальше на север, в более безопасные места. Наконец Мономах и Святополк решили примириться с изгоями. Созвали всех князей на съезд на Любче (озеро около Киева, 1097) и постановили, что на будущее время каждая княжеская линия будет владеть своей отчиною, чтобы каждый спокойно владел своей волостью и не было войн между князьями. Правда, это решение не водворило согласия между князьями: сейчас же после этого съезда Святополк и Давид схватили князя Василька теребовльского, поверив наговорам, что он с Мономахом устраивает заговор против них; они безжалостно ослепили Василька, выколов ему глаза, и так отпустили домой. Из-за этого вышла новая война, продолжавшаяся несколько лет.
Но в конце концов князья успокоились и решили заняться сообща борьбою с половцами. Начиная с 1103 года, в течение нескольких лет (1103—1111), почти ежегодно они отправляли войска и самолично ходили в походы в степи, на половецкие кочевья, и этими нападениями действительно устрашили половецкую орду, принудили отступить в глубину степей, отбили у нее охоту к нападениям на Украину. Украинское население было чрезвычайно довольно тем, что князья принялись, наконец, защищать землю общими силами. В особенности превозносили Мономаха, более всех занимавшегося этими походами на половцев и приглашавшего к участию в них прочих князей; после смерти Святополка киевляне призвали Мономаха на киевский стол, вопреки княжескому решению, чтобы каждая княжья линия владела своей отчиной — именно ввиду его заслуг в борьбе с половцами.
В летописях сохранилась прекрасная песня о погроме половецкой орды — когда половцы должны были убегать в дальние страны от Мономаха:
Володимир Мономах пил Дон золотым шоломом, прияв землю их и загнав окаянных агарян; выгнал хана Отрока в Обезы (Грузию), за Железные врата; а Сырчан, оставшись у Дона, рыбой пропитался (для кочевника, привыкшего питаться продуктами стада — жалкая участь!). По смерти же Володимира у Сырчана остался лишь один «гудец» (игрец) Орев: послал он его в Обезы и велел сказать (Отроку); «Володимир умер уже, пойди, брате, в землю свою». «Скажи ему — велел — слова мои, пой ему песни половецкие; не захочет ли — дай ему зелье евшан поухати». Тот (Отрок) ни возвращаться, ни слушать его не хотел, тогда (Орев) дал ему зелье. И понюхав, он заплакал и сказал: «Лучше в своей земли костьми лечи, нежели в чужой славну быти»... И пришел в землю свою, и от него родился Кончак, снесший сулу (разорявший украинские земли в конце XII века).
Все же это тяжелое время половецких нападений не прошло бесследно. Уже и перед тем печенежские разорения сильно подорвали благосостояние среднего Поднепровья, этого главного очага украинской политической и культурной жизни того времени; теперь половецкие довершили его разорение. Много народу совсем разбежалось, много вконец разорилось. Особенно тяжело отозвались эти опустошения на крестьянском населении, на которое опиралась тогда вся жизнь земли — на так называемых смердах. Они лишились хозяйства, задолжались, попали в кабалу. Тогда с займов брались большие проценты, и кто раз попал в долги, тому очень трудно было выпутаться из них. Он должен был отрабатывать проценты и долг, а работа ценилась дешево, и хозяин пользовался всяким поводом, чтобы еще увеличить долг и обратить своего должника в вечное рабство. Вместо прежнего свободного населения стало умножаться число людей несвободных, «холопов», рабов и так называемых «закупов» — отрабатывавших долг. Вместо мелкого сельского хозяйства развивалось крупное хозяйство княжье и боярское, пользовавшееся широко рабочей силой холопов и закупов; например, в одном случае рассказывается, как князья разграбили княжеский двор в Путивле и забрали там семьсот человек «челяди» (рабов)! В «Русской правде» новейшей редакции, составленной около 1120 года, ярко отразились эти новые экономические и общественные отношения того времени: в ней на каждом шагу встречаем узаконения о рабах, законных и незаконных способах порабощения, о законной и незаконной лихве, о закупах и отработке долга, о бегстве рабов и о способах их отыскивания. Видно, что долг и порабощение сделались знамением этого времени.
Это вызывало сильное неудовольствие среди населения. Когда Святополк умер, в Киеве произошло восстание: люди бросились бить евреев, с которыми вел разные операции покойный князь, громили также дома княжьих чиновников и вообще богатых людей. Испуганные этим движением бояре призвали на киевский престол Мономаха, как самого любимого народом князя, чтобы он водворил мир. Мономах явился в Киев и первым делом издал постановление об уменьшении процента от займов. Это показывает, откуда исходило это неудовольствие народа против богатых людей. Правда, и после этого уменьшения процента Мономахом проценты брались очень высокие (их исчисляют в двадцать процентов на теперешний счет, но это трудно установить с точностью, так как монетная система того времени нам не вполне ясна).
Все это очень подорвало экономическую силу Поднепровья и подготовило культурное и политическое падение старых украинских центров.

32. Обособление земель и их строй
Хотя любецкие постановления 1097 года не вполне осуществлялись, они являются важным показателем политических отношений: в них обнаруживается падение, банкротство старых стремлений к собиранию Русской земли. Постановляя, что каждый князь должен владеть своей отчиной, старшие князья этим самым признавали, что нечего больше думать об устранении младших князей от их волостей и собирании земель воедино, как когда-то собирали их Владимир или Ярослав. Правда, более энергичные князья и позже не упускали случая, привязавшись к какому-нибудь поводу, отобрать волость у более слабого родственника и оставить его ни с чем. Но одновременно все глубже утверждается общее правило, что каждый князь должен иметь какой-нибудь удел в общем наследии княжеского рода, и прежде всего имеет право на отцовское владение. Этот принцип шел навстречу стремлениям земель, добивавшихся своего обособления под управлением местного княжеского рода. Земля, придерживаясь известного княжеского рода и не допуская никого к себе, не позволяя лишать своих «отчичей» их отцовских земель, тем самым завоевывала себе обособленность. Она могла быть уверена, что другие князья не будут вмешиваться в ее дела, на местные должности не будут приходить бояре из чужих земель; местные князья и бояре, считаясь с желанием населения и земли, будут приспособляться, применяться к ним, чтобы земля к ним не охладела и не стала искать себе другого князя, — что при тогдашних обстоятельствах было вовсе не трудно.
И вот, одновременно с размножением князей и упрочением их в известных землях, развиваются эти новые отношения князей и земли, ее населения. Князь не может уже опираться на свою военную силу, набранную из различных чужих варягов и всякого рода проходимцев, готовых что угодно проделывать с местным населением, как было прежде. Дружины теперь были небольшие, так как из доходов небольшой волости невозможно было содержать больших полков, и дружины эти с упрочением князей также привязывались к земле. Из странствующих воинов-купцов дружинники превращаются в помещиков, так как торговля вообще в это время приходит в упадок вследствие утраты степных, южных торговых путей, а экономическое разорение крестьянства доставляло много несвободных или полусвободных крепостных рук, с помощью которых можно было вести большое хозяйство. Дружина смешивается с местным боярством, превращается вместе с ним в высший слой местного общества. Князь чувствует силу этого класса и старается угождать ему.
Население приобретает большую власть над князем, и если недовольно его управлением, без церемонии требует перемены отношений — иначе люди не хотят князя. В одних землях это влияние на местные дела захватывают более широкие круги общества — боярство и горожане больших городов, в других — всем распоряжается одно боярство, отодвинув на задний план все остальное население. Органом общественного контроля над князем и его управлением делается вече, т.е. народное собрание; в нем может участвовать все свободное население данного города и всей земли, однако тон задает обычно местное боярство. Собравшись по какому-нибудь поводу, такое вече обсуждало различные дела, предъявляло князю свои требования, а иногда и свергало его и приглашало другого князя. Это не представляло затруднений при тогдашнем множестве князей, жадными очами следивших, не пустует ли где-нибудь волость, не сидит ли непрочно какой-либо князек в своей волости, откуда можно бы его ссадить, а самому занять его место. Выше была изложена история киевского восстания против Изяслава — это было первое бурное выступления народного веча. Впоследствии они сделались довольно обычным явлением.
В некоторых землях население умышленно меняет князей как можно чаще, не давая им укорениться, и все дела по управлению землей передает вечу и его выборным представителям, а князю оставляет одно начальствование над войсками — так было в Новгороде. У нас на Украине до этого не доходило: суд, администрация, все дела оставались за князем и его чиновниками, но вече имело наблюдение за их действиями, предъявляло князю свои требования, и князь обыкновенно считался с ними, чтобы не раздражать населения. Из украинских земель сравнительно много известий имеем о киевских вечах, но, несомненно, и в других землях вече давало себя чувствовать, за исключением тех областей, где слишком большое значение приобрело боярство и, подчинив князя своему влиянию, совершенно оттесняло остальное население от всякого участия в делах, — так было в Галиции.
Вообще с обособлением земель каждая жила своей отличной жизнью, и местные отношения развивались в отдельных землях в разных направлениях, хотя одновременно усиливались и глубже проникали в местную жизнь и общие черты строя и быта. Киевское право распространено было князьями и дружиной во всех землях и введено в местных судах и управлении. Если сравним киевское право, каким мы видим его в «Русской правде» более ранней редакции (относящейся ко второй половине XI века) и более поздней (от времен Мономаха), с позднейшим правом различных земель, как оно отражается в местных записях права, мы видим большое сходство, а это показывает, что основы киевского права были приняты повсеместно (особенно замечательно сходство между «Русской правдой» и позднейшим Литовским статутом, выросшим на праве наиболее обособленной части Киевского государства — земель полоцких). Строй и управление в важнейших чертах были также довольно однообразны. Была одна византийско-русская книжность, культура и искусство, распространявшаяся из своего главного очага — Киева в течение двух столетий, до самого его падения. Была одна религия и церковь, и своим церковным, иерархическим единством скрепляла внутренние связи земель, так как все они были подвластны киевскому митрополиту, и епископ и высшее духовенство по большей части были киевские. Из одного лишь Печерского монастыря (основанного во второй половине XI века и особенно развивавшегося при игумене Феодосии, создавшего из него самый большой центр монашества для всего Киевского государства) вышло несколько десятков епископов в разные епархии Русского государства. Все это, несмотря на обособленность земель и различные отличия в их жизни, и далее связывало известной внутренней связью и единообразием отдельные земли Русского государства, в особенности земли украинские, объединенные кроме того племенными связями, географической близостью и разными другими условиями. За эти два столетия — от второй половины XI и до середины XIII века — растет и усиливается внутренняя связь и сцепление этих земель, несмотря на политическое раздробление, на обособление земель и ослабление той власти, какую раньше имел над ними киевский князь.
Сыновья и внуки Ярослава, занимавшие киевский стол во второй половине XI и в первой половине XII века, старались по возможности задержать это разложение Киевского государства й предотвратить обособление земель. Эти усилия их действительно несколько задерживали это обособление. Но в общем оно продолжало развиваться.

33. Земли-княжества
Первою из украинских земель, и притом наиболее резко, выделилась земля Галицкая, под властью Ростиславичей, внуков Владимира Ярославича, предводившего последним походом на Цареград. Вероятно, Ростислав по смерти отца получил Галицкую волость, но затем его удалил оттуда дядя, и он умер в далекой Тмутаракани. Галиция и вместе с ней Волынь достались Ярополку, сыну Изяслава киевского.
Но сыновья Ростислава Рюрик, Володарь и Василько, выросши, стали добиваться отцовской волости и в конце концов так надоели Всеволоду, что он отобрал у Ярополка Изяславича их часть волости и отдал Ростиславичам (около 1085 года). После этого Ростиславичи прочно основались в отцовских землях, разделив их между собою: западную часть с Перемышлем взял Рюрик, среднюю (со столицей в Звенигороде) — Володарь, южную (столица в Теребовле) — Василько. Ярополк пробовал бороться с ними, но был убит: поговаривали, что кто-то из Ростиславичей подослал убийцу.
Будучи князьями энергичными, отважными и даровитыми, Ростиславичи сумели защитить эту окраину от всех жадных соседских рук — от поляков, и венгров, и от своих же родственников, волынских и киевских князей, желавших присоединить Галицию снова к Волыни и Киевской земле. Сын Володаря, Володимирко, энергичный и хитрый князь, еще более усилил эту землю, изгнав племянников и собрав ее целиком в своих руках. Галиция и без того была крупной и богатой областью, так как ее не затрагивали ни половецкие нападения, ни княжеские междоусобия, и поэтому много народа переходило сюда из других украинских земель. Теперь же, собранная в одних руках, она сделалась сильнейшей из украинских земель. Князья ее держались особняком, не позволяли другим князьям мешаться в их дела, и сами не мешались в дела других земель. Но зато большую силу в Галиции забрали бояре, давая себя чувствовать и населению, и самим князьям. Сын Володимирка, Ярослав, пользовался известностью и уважением среди всех украинских князей; ему посвятил певец «Слова о полку Игореве» хвалебные слова, представив, как он «сидит высоко на своем золотокованном престоле, подпер горы Венгерские своими железными полками, заступив путь королю, замкнул ворота Дунаю». Но у себя дома Ярослав должен был смиряться перед боярами, вмешивавшимися даже в его домашние и семейные дела.
Вслед за Галицкой землей отделилась Черниговская; уже при Мстиславе и затем при Святославе Ярославиче она отделилась было от Киева, как большое и сильное княжество, но Всеволод захватил ее в свои руки и не хотел уступить Святославичам. Однако последние в конце концов добились своей отчины и после Любецкого съезда устроились здесь прочно и основательно. Княжило главным образом потомство Олега Святославича-Гориславича. Это были способные, энергичные князья, и земля крепко ими держалась. Вредило им только их большое честолюбие: они не довольствовались своими черниговскими землями, а хотели господствовать и в Киеве, и Переяславе, позже и в Галиции; из-за этого происходили войны, от которых Черниговская земля страдала временами очень сильно. Тесно Олеговичам было в Черниговской земле: род их умножился, земля раздроблялась на все меньшие уделы и теряла свою силу и значение, хотя между собой, у себя дома, Олеговичи жили довольно согласно, передавая волости от старшего к младшему. Старший стол был черниговский, второй — новгород-северский; добыв Киев, черниговский князь обыкновенно переходил на киевский стол, а Чернигов передавал старшему после себя, княжившему в Новгороде, а Новгород доставался следующему за ним и т.д., хотя при этом тоже не обходилось без войн и ссор.
Затем, в средине XII века, в разгар борьбы за Киев, отделились еще две земли, служившие до сих пор волостями Киевского княжества, но горячо стремившиеся к политической самостоятельности — земля Переяславская и Турово-Пинская (Припятское Полесье). Маленькая, истощенная половецкими походами, Переяславская земля не могла добиться самостоятельности собственными силами, имея с одной стороны киевских князей, желавших распоряжаться ею, а с другой — черниговских, также стремившихся захватить ее, так как Переяславская область составляла только южную часть той же северской территории. Поэтому переяславцы предпочитали брать себе князей из суздальской династии (младшей линии Мономаховичей). Эти суздальские князья не могли присоединить Переяславской земли к своим волостям, и переяславцы под управлением князей из суздальской династии жили своей отдельной жизнью. Это имело свое крупное неудобство: в борьбе со степными народами и в других случаях Переяславская земля не могла рассчитывать на помощь соседних киевских или черниговских князей; но переяславцы готовы были примириться даже и с половецкими разорениями, как ни сильно они себя давали им чувствовать, лишь бы жить своей самостоятельной жизнью.
Легче было глухой, затерянной среди полесских лесов и болот Турово-Пинской земле: бедная, малоплодородная область эта была защищена от своих и чужих врагов своими природными условиями, и ей не так трудно было отстоять свою независимость. Наскучив тем, что киевские князья перебрасывают их из рук в руки, посылая то того, то другого князя, туровцы в 1150-х годах отыскали своего «отчича», потомка Святополка Изяславича, бывшего некогда туровским князем. «Отчич» этот прочно засел в Турове, и как ни старались киевские князья удалить его оттуда (два раза предпринимали они с этой целью большие походы), изгнать его не смогли: туровцы держались крепко и отстояли себя настолько основательно, что после этого другие князья оставили их в покое. Только Литва позже стала беспокоить их своими нападениями.
Около того же времени обособилась и Волынь. Эта обширная, богатая, сильная и довольно защищенная область держалась старших Мономаховичей. Но они хотели владеть и Киевом и, княжа на Волыни, старались захватить Киев, а переходя на киевский стол, передавали волынские земли кому-нибудь из младшей братии. Только со второй половины XII века, когда Киев начинает приходить в упадок, они все меньше льстятся на него, все больше держатся своей Волынской земли и защищают ее от соседских притязаний (в особенности от поляков — а позже начала свои нападения на Волынь также Литва). Земля разделилась на две главные части: Владимирское и Луцкое княжество, а затем еще на более мелкие (Белзское, Пересопницкое, Берестейское, Дорогичинское и пр.). Но в конце столетия владимирский князь Роман соединил Владимирское княжество с Галицией, а его потомки объединили всю Волынскую землю и тесно связали ее с Галицией в одно сильное государство.

34. Борьба за Киев и его упадок
Киев и Киевская земля также хотели обособиться под управлением старшей линии Мономаха, призванного на киевский стол в 1113 году. Мономах был сильный князь и талантливый политик, умевший прочно держать Киевскую волость в своих руках, также и сын его Мстислав. Но после смерти Мстислава произошли раздоры среди самих Мономаховичей, так как не было установленного порядка в наследовании киевского стола: линия Мстислава хотела держать Киев в своих руках, а младшие Мономаховичи не соглашались на это; началась между ними кровопролитная борьба, и, пользуясь этим, черниговский князь Всеволод Ольгович захватил Киев в свои руки. Чем дальше, тем более запутанной становилась эта борьба за киевский стол, все больше находилось охотников на Киев, так как с ним связывалась старая слава главного княжьего стола и киевский князь считался старшим среди князей. Таким образом теперь Киев платился за свою былую славу!
Вначале киевляне изо всех сил поддерживали Мстиславичей, поголовно ходили в походы, в надежде, что таким образом помогут сыновьям его Изяславу, а затем Ростиславу укрепиться и сделать Киевщину своей волостью. Но увидя, что ничего из этого не выходит, кроме войн и разорений, они начали уклоняться, все меньше и меньше принимали участие в княжеских войнах и спорах, предоставляя князьям ссориться между собой и стараясь не вмешивать землю в эти распри. Но и такая тактика невмешательства помогала мало. Только временами на несколько лет водворялось спокойствие, когда на киевский престол попадал князь достаточно сильный и влиятельный, так что перед ним стушевывались прочие и откладывали свои претензии до более удобного времени. Но временами подымалась зато такая смута, что князья менялись не только ежегодно, а и в течение нескольких месяцев и даже недель И все они являлись с войсками, располагались здесь, разоряли хозяйство, грабили население, расстраивали торговлю. Еще хуже было, когда князья приводили на помощь половцев: те уже никому не давали пощады, жестоко грабили и забирали в плен без разбора. А затем, ободренные княжескими междоусобиями, и сами возобновили свои нападения на украинские земли, в особенности на Киевскую и Переяславскую; после Мономаховых походов эти нападения было прекратились, а теперь половцы снова начали производить свои набеги, сперва довольно несмело, а затем все сильнее и неудержимее. В 1170—1180-х годах от них не стало житья. Приходилось с целою армиею выходить в степи, чтобы охранять от половецких нападений купеческие караваны и стеречь границы от набегов. Более молодые и смелые князья пробовали, как при Мономахе, усмирить половцев походами в степь. Так ходил в 1185 году на половцев Игорь, князь новгород-северский с братьями: это знаменитый поход, воспетый в «Слове о полку Игореве», — окончившийся разгромом Игорева войска и пленением его самого. Несколько раз ходили походом киевские князья Святослав и Рюрик; часто нападал на половцев сын Рюрика Ростислав. Но не те были князья, что во времена Мономаха, когда этот последний с киевским Святополком распоряжались всею Украиной; теперь князья разделились, обособились, ослабели, да и Украина ослабела: торговля и промышленность пришли в упадок; население, в особенности более богатое, зажиточное, покидало беспокойные места и отправлялось в северные края или на запад, на Волынь и в Галицию. Усмирить половцев не удалось, и полные печали строфы «Слова о полку Игореве» раздавались как похоронный плач над политической жизнью Украины:
На реке на Каяле тьма свет покрыла.
По Русской земле простерлися половцы словно хищное гнездо.
Уже поднялась хула на хвалу,
Уже ударила нужда на волю...
Ко всему прочему суздальские князья, потомки младшего Мономаховича Юрия (предки позднейшей московской династии), утвердившись на Поволжье, умышленно старались еще более ослабить Киев и лишить всякого значения его князей, чтобы утвердить первенствующее положение за собою. Сын Юрия, Андрей, воспользовавшись тем, что князья на Украине перессорились, вмешался в эту ссору и в 1169 году послал свое войско на Киев нарочно, чтобы его разорить. И это войско действительно, взяв Киев, немилосердно опустошило его: несколько дней грабили город, церкви, монастыри, не щадя ничего: забирали из церквей иконы, книги, ризы, даже колокола снимали и везли к себе, в северные края; избивали людей и забирали в плен. И после этого Андрей нарочно устраивал в Киеве князей незначительных, чтобы унизить его этим. Позже, когда усобицы на Украине немного утихли (в 1180-х годах) и главные претенденты на Киев, Святослав черниговский и Рюрик Ростиславич (из Мстиславичей), разделив между собой Киевские земли, начали жить в согласии, — опять брат Андрея, Всеволод, умышленно перессорил украинских князей, восстановил против Рюрика зятя его Романа и черниговских князей и поднял снова жестокую смуту. Киев снова был немилосердно разграблен и опустошен (1203), и вокруг него завязалась такая ожесточенная борьба, что действительно трудно было усидеть кому-нибудь в Киевской земле.
После этого наступает уже полный упадок Киева, и позднейший татарский погром немного прибавил к предшествовавшим разгромам.
Приходила в упадок вообще украинская жизнь на Поднепровье:

Ох застонал, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми,
Тоска разлилася по Русской земле,
Печаль сильна течет по землям русским,
А князи сами на себя крамолу ковали, —

поет певец «Слова о полку Игореве», описывая это падение, —

А поганые победою набегали на Русскую землю —
Уже бо, братие, невеселая година востала,
Уже пустыня силу прикрыла!
Востала обида в силах Дажбожья внука,
Погубила князей усобица на поганых:
Сказали брат брату: се мое и то мое же,
И почали князи про малое «се великое» молвити,
А сами на себя крамолу ковати,
А поганые со всех сторон с победою находили на Русскую землю.

35. Государство Галицко-Волынское. Князь Роман
Однако, как ни подрывали суздальские князья силу и значение киевских князей и самого Киева, их планы осуществлялись только отчасти, так как тогда именно, когда они наносили последние жестокие удары по Киеву, в украинских землях образовалась новая политическая сила на западе. Хотя она не объединила целой Украины, как Киев, но все-таки обеспечила продолже ние самостоятельной государственной жизни в западной, тогда более сильной и богаче населенной части Украины, более чем на столетие. Создал это государство князь Роман Мстиславович, внук известного уже нам киевского любимца Изяслава Мстиславича, князь владимир-волынский.
Выступив на политическую арену в то время, когда Киев уже пришел в сильный упадок, Роман не старался, как его отец Мстислав и дед Изяслав, добиться киевского стола, а обратил свое внимание к соседней Галиции, где всесильное боярство вело борьбу с сыновьями Ярослава, вмешиваясь в их домашние дела, в безобразную семейную жизнь и т.п. Роман вошел в сношения с галицкими боярами, и они подняли восстание, выгнали своего князя Владимира, а на его место призвали Романа (1189). Рассчитывая на Галицию, Роман уже думал, что ему не будет нужды во Владимирском княжестве, и отдал его брату. Однако на этот раз дело не пошло так гладко. Владимир галицкий обратился с просьбой о помощи к венгерскому королю, а Венгрия давно уже стремилась утвердиться в Галиции и теперь хотела воспользоваться благоприятным случаем: венгерский король пошел с Владимиром в качестве его союзника, чтобы водворить его в Галицком княжестве, но, захватив Галицию, посадил Владимира в тюрьму, а в Галиче посадил своего сына. Однако Владимиру удалось затем убежать из своего заключения, нарезав себе из полотна полос и свив из них веревки; при помощи немцев и поляков он возвратился в Галицию, и здешнее население, испробовав венгерского господства, с радостью приняло его. После этого он княжил здесь до самой смерти, но когда он умер, Роман снова вернулся к своей мысли — овладеть Галицией. На этот раз бояре его уже не приглашали: вероятно, познакомившись ближе с его правлением, они не имели уже охоты призывать Романа в другой раз, так как он не хотел подчиняться их влияниям. Но Роман получил вспомогательное войско от своих родственников, польских князей, и с ним водворился в 1199 году в Галиции. Теперь он, однако, уже был осторожнее, не выпускал из рук Владимира, и со временем, когда другие князья вымерли, вся Волынь вместе с Галицией в 1230-х годах объединилась в руках сыновей Романовых в одно большое, сильное, богатое, сплоченное государство, имевшее шансы притянуть и остальные украинские земли, если бы не явились новые, непредвиденные препятствия.
Самому Роману представлялся удобный случай захватить Киев в свои руки — во время междоусобий, возникших на Украине благодаря интригам Всеволода. После того как Роман утвердился в Галиче, в украинских землях на него возлагали большие надежды, как на смелого, энергичного, удачливого князя. Он прославился своими победоносными походами на Литву, беспокоившую тогда северные украинские земли, и на половцев. О его победах над Литвою долго потом ходили разные рассказы; позднейший литовский историк Стрыйковский сохранил предание, как Роман, мстя Литве, приставлял литовских пленников к тяжелым работам, заставлял пахать, так что какой-то литвин, научившись нашему языку, сказал присловье, надолго затем сохранившееся: «Романе, Романе, лихим живеши, Литвою ореши». О походах Романа на половцев слагались песни, но только отголоски их дошли до нас, вроде отрывка в Галицкой летописи:

Устремился на поганых словно лев,
Сердит он был — словно рысь,
И губил их — словно крокодил,
Переходил их землю — словно орел,
А храбр он был — словно тур.

Захватив во второй раз Галицкую землю, Роман начал сильную борьбу с боярством; современный польский летописец Кадлубек в сильных выражениях описывает, как Роман забирал боярские поместья, самих бояр убивал, подвергал различным мучениям, приговаривая: «Не побивши пчел, не есть меду». Вероятно, в этих рассказах Кадлубека о бесчеловечных поступках Романа много выдуманного. Но суровая расправа Романа с боярами во всяком случае только содействовала славе Романа и расположению к нему народа. Галицкое боярство забрало слишком большую силу в земле, пользуясь своей властью, теснило и крепостило простой народ, и не было на него ни суда ни управы. Население жаловалось на высокомерие и жадность боярских заправил, содержавших свои большие дружины, забравших в свои руки все должности и не знавших никакой сдержки.
Князей они нарочно старались смещать как можно чаще, чтобы держать фактически все управление в своих руках. В Галицкой летописи, писанной в княжеском, враждебном боярам духе, на каждом шагу встречаем жалобы на боярские интриги, самолюбие, чванство. Интересно прочитать такую картинку, как боярин Доброслав едет через Галич к князю без церемонии в одной сорочке, «загордившись так, что и на землю не смотрит», «а галичане бежали у его стремени». Этими отношениями объясняется, почему вся симпатия и сочувствие народа были на стороне Романа в его борьбе с боярством.
Слава князя сильного, грозного, могущественного, никому не позволявшего пренебрегать им, разошлась о Романе не только по всей Украине, но и в соседних государствах: так отзываются о нем современные греческие и польские писатели. И слава эта возбуждала на Украине надежду, последнюю надежду, что вот, наконец, в лице Романа явится человек, который установит порядок на Украине, возьмет в свои руки князей и положит конец их ссорам, положит предел вмешательствам посторонних интриганов, вроде суздальского Всеволода, в украинские дела, усмирит половцев и других врагов, наладит вконец расстроенную украинскую жизнь. Когда Роман пошел походом на Киев, на своего тестя, киевского князя Рюрика, киевляне отступили от своего обычного правила — невмешательства в княжеские усобицы; они открыли перед Романом ворота Киева, провозгласили его своим князем, в той надежде, вероятно, что этот грозный и могучий князь, заняв стол отца своего и деда, поднимет наново разбитые силы Киева, возродит его славное прошлое. Однако эти надежды не оправдались: Роман счел неудобным для себя в данный момент занять киевский стол лично и посадил здесь своего двоюродного брата Ярослава, затем Рюриковича Ростислава. Все-таки Киев находился в полной зависимости от Романа, и, вероятно, со временем Роман не преминул бы забрать Киевскую землю в свою непосредственную власть. Современники это чувствовали и называли Романа главой всех русских земель, «великим князем» или «царем», «самодержцем всея Руси», желая отметить то решающее положение, какое он занимал на Украине. Но планы Романа не осуществились: в 1205 году совершенно неожиданно он был убит в походе на польских князей. Исчезла надежда на возрождение украинской политической жизни, да и само Галицко-Волынское государство, как казалось, зашаталось со смертью Романа в самых основаниях.