Какая профессия прилична для священника
Одни и те же люди против священника — освобождённого, на зарплате религиозного работника, и против священника — публициста, фотографа, гинеколога, официанта, не говоря уж о священнике — президенте, топ-менеджере, солдате, палаче. Они согласятся разве что на священника — профессора, священника — редактора или наборщика.
Антиклерикалы, как и клерикалы, хотят чистоты в отношениях с Богом, только способы наведения чистоты они мыслят по-разному.
Антиклерикалы и клерикалы одинаково мыслят мир кастово, иерархично — есть чистые занятия, есть грязные.
Антиклерикалы и клерикалы одинаково архаичны в отношении к деньгам, которые им представляются бездушным нововведением, убивающим человечность и искренность.
Антиклерикал подобен тем средневековым людям, которые называли адвокатов «нанятой совестью». Доброе дело не может быть соединено с деньгами и другой грязью. Поэтому и священник-гинеколог воспринимался бы с ужасом — антиклерикал представитель очень патриархальной психологии, для которой женщина есть сосуд нечистоты.
Любая профессия достойна священника, священник достоин любой профессии. Священник не может быть палачом не потому, что палач — плохая профессия, а потом что палач вообще не профессия, а просто грех.
Преподавание кажется наиболее уместной профессией для священника, потому что наука и образование родились как подражание Церкви, вышли из организационных структур Церкви. Священник преподаёт истины веры, преподаёт таинства — и профессор преподаёт. Священник твердит одно и то же, профессор твердит одно и то же. На самом деле, как раз преподавание, возможно, куда менее гинекологии совместимо со священством, потому что преподаватель выше студента, а священник должен быть ниже прихожанина.
Профессор похож на смотрителя музея, который равнодушно смотрит на посетителей — эти пришли, уйдут и не вернутся, и придут новые, уйдут и не вернутся. Не может быть никакого сближения.
Священник похож на совсем другого музейного работника — на реставратора. Его дело не новые посетители, а новые поступления. Эти — навсегда, эти — нельзя отпускать, надо холить и лелеять, надо их оживить так, чтобы они стали украшением экспозиции.
Церковь — это музей, в которую приходят не для разглядывания экспонатов, а для превращения в экспонат. Или даже зоопарк, в котором посетители превращаются в животных. Только вот клетки бы убрать...
Человеку такое невозможно. Богу — возможно. Если человек хотя бы чуть-чуть ослабит сопротивление. Наркоза Бог принципиально не даёт, а преображение души немножечко потяжелее работа, чем залечивание зуба. А священник — не врач, а медсестра. Слюноотсос. Помочь человеку не задыхаться и не кашлять.
А по деньгам — неважно, получает священник зарплату от прихожан или уделяет прихожанам время, свободное от работы, как хобби. Угроза превращения священника в идола есть не столько угроза порабощения прихожан, сколько угроза марионетизации священника. Идеального варианта нет и быть не может — если была возможна идеальная организация отношений между людьми, это означало бы, что Бога нет. Так что искать надо прежде всего Бога. Что не такой коллективный процесс, как хотелось бы клерикалам, но и не такой индивидуальный, как представляется антиклерикалам.