ЧТОБЫ ЛУЧШЕ ПОНЯТЬ МЕССУ
Перевод с французского: Юлия Куркина
СОДЕРЖАНИЕ Введение I. Подготовка П. Чтения III. Хлеб земной и Хлеб небесный IV. Вино и виноградная лоза V. От подношения даров к Причастию VI. Чаша VII. Благословение
ВВЕДЕНИЕ Лучший способ понять Мессу — это научиться читать Библию... Месса пронизана Словом Божиим: она говорит нам о Боге Его словами, Его знаками, только мы зачастую неспособны их прочитать. Они совершенно ясны — это мы слишком сложны и запутанны, нам не удалось сохранить в себе детства... Mecca — это насыщенный мир знаков, говорящих о Боге гораздо больше, чем наши слова и понятия. Да, слова Бога обращены ко всем; это видимые знаки: немного хлеба, немного вина, чаша... Но кто в состоянии воспринять бесконечную тайну, заключенную в этих обычных предметах? Ведь это так просто, может быть, слишком просто — как Сам Бог. Давайте откроем Библию и посмотрим... Достаточно нескольких текстов, чтобы попасть в удивительный мир, куда нас приглашает Евхаристия. Когда мы слушаем священные тексты, то есть каждый раз, как мы переступаем порог храма, чтобы принять участие в Мессе, небо и земля соединяются, и небо животворит землю и нас самих. Отрывки, которые нам предстоит услышать, кажутся слишком знакомыми, но можем ли мы искренне сказать, что знаем Слово Божие? Возможно ли познать безбрежный океан? Попробуем лучше в него погрузиться... I. ПОДГОТОВКА Слушай, Израиль, Господа Бога твоего «Слушай, Израиль; Господь, Бог наш, Господь един есть. И люби Господа Бога твоего, всем сердцем твоим, и всего душею твоею, и всеми силами твоими». (Втор 6, 4-5). Эта древнейшая заповедь была включена в текст книги Второзакония в шестом или седьмом веке до Рождества Христова, а происхождение ее наверняка еще более давнее... Она вводит нас сразу в самое сердце Библии. Когда Христа спросили, какова первая заповедь, Он не колебался ни секунды: Первая из всех заповедей: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый».(Мк 12, 29-30). Эта молитва у наших братьев евреев называется «Шма», то есть «слушай». Начиная с первого века они повторяют ее каждый день, утром и вечером. Перед тем, как молиться, они надевают на лоб повязки, где в маленькой коробочке лежит небольшой свиток, на котором написан текст этой молитвы. Написан он и на лентах с длинной бахромой, которые они держат в руках. Ее можно найти и в небольших коробочках, прикрепленных к косякам входных дверей: входя и выходя, к ним прикладываются целованием с тем, чтобы никогда не забывать основную заповедь: «Слушай, Израиль...» Было бы безумием критиковать эти обычаи, ибо в них проявляется верность нашему единственному смыслу существования: «И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем (и в душе твоей). И внушай их детям твоим, и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая. И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих». (Втор 6, 6-9). Бог прежде всего приглашает нас вслушиваться. И в Библии, и в учении Христа способность слушать — одно из основных требований. Все начинается только тогда, когда человек открывает свой слух голосу Бога. Заповедь о необходимости слушать предшествует заповеди любви; перед тем как сказать «Возлюби», Бог говорит «Слушай!», и призыв этот настойчив. Перед самым началом церемоний в Иерусалимском Храме кто-то должен был подготавливать собравшихся, провозглашая: «Слушай, Израиль», подобно тому, как священник на Мессе говорит нам: «Господь с вами!» или: «Вознесем сердца». В сущности, молитва и есть не что иное, как слушание Бога. Но чтобы слушать, нужно уметь молчать... Может быть, сказать: «Слушай, Израиль» — то же, что вежливо попросить: «Помолчи, Израиль?» Войти в храм — это войти в Самого Бога в молчаливом внимании сердца. Вера воплощает в практическую жизнь то, что услышано в тишине. Впрочем, на еврейском «слушать» и «слушаться» — одно и то же, поэтому «слушай, Израиль» означает «повинуйся, Израиль». Слушать не всегда значит слышать. Бог и не требует этого, Он просит внимания... Зачем же надо учиться внимать? Ответ мы находим в тексте: «Слушай... ибо Господь, Бог наш, Господь един есть.» Основа еврейской веры — абсолютный монотеизм. На всем протяжении своей истории избранный народ отстаивает верность единому Богу. Текст «Шма» говорит ясно: «Господь един есть». «Един» — не значит «один-единственный»; скорее — цельный, без антиномий, без двойственности. Человек, возлюбивший Бога в Его единстве, обретает собственную свою цельность, становится в полной мере тем, кто он есть. Человек становится поистине человеком, если соединяет все свои силы, всю энергию в движении к единственной цели — Богу, Которого он учится слушать, признает и любит. «И люби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душею твоею, и всеми силами твоими». «Всем сердцем», «всею душой», «всеми силами»: слово «все» настойчиво повторяется три раза. Любовь к Богу требует всего. Невозможно возлюбить Его, если в душе сохраняется двойственность; «никакой слуга не может служить двум Господам» (Лк 16, 13). Но ведь мы внутренне расколоты даже не надвое, а на тысячу частей, мы становимся «легионом»; мы распыляемся, раздираемые бесконечными заботами и желаниями. Любить Бога всем сердцем, всею душой и всеми силами — значит сделаться единым «по образу и подобию» (Быт 1, 26) Бога, Который Един. Поэтому мы никогда не должны забывать эту заповедь, лежащую в основе веры. В монастырях, где-нибудь на повороте коридора нередко можно встретить надпись, гласящую: «Только Бог». Франциск Ассизский, когда молился, любил говорить: «Бог мой и мое Все». Святая Тереза Авильская по-своему передает эту заповедь: «Dios solo basta» — «Одного Бога достаточно». Но почему вообще нужно Его любить? Потому что Он «твой» Бог; Он отдал Себя тебе и ждет от тебя того же. Любовь — это взаимная самоотдача. Бог, навстречу Которому ты идешь, всецело отдался тебе, вошел в твою жизнь и ведет тебя неустанно. Как любить Бога? Чуть позже книга Второзакония говорит: «Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей, чтобы соблюдал заповеди Господа (Бога твоего) и постановления Его, которые сегодня заповедую тебе, дабы тебе было хорошо». (Втор 10, 12-13). Если мы, придя в храм, стараемся услышать Бога, чтобы Его любить, значит, мы готовимся следовать за Ним, служить Ему, соблюдать то, что Он нам скажет — для нашего же блага. Захотеть услышать Его — значит прежде всего сказать безоговорочное, беспредельное «да», ибо «мера любви к Богу — это любовь без меры», говорит святой Бернард. Любовь, которой Он ждет от нас, — не столько любовь вассала к господину, и даже не столько любовь супруги к своему супругу, а скорее чувство, что испытываемое детьми к отцу. Много раз Бог говорит: «Слушай, сын мой!» или «Слушай, дочь моя, и внимай». В той же книге Второзакония сказано: «И знай в сердце твоем, что Господь, Бог твой, учит тебя, как человек учит сына своего» (Втор 8, 5). Итак, Он хочет, чтобы мы любили Его как Отца. «Шма» — молитва детей. «Слушай, Израиль» означает: «Сохраняй внутреннее безмолвие, Израиль, сосредоточь все свои силы, чтобы слушать, что говорит тебе Господь, Бог твой. Соберись, дитя, обратись всем существом своим к Отцу твоему». Приходя в храм, я прихожу к своему Отцу и слушаю Его. Один из текстов пророка Осии буквально дышит безграничной нежностью, которой переполнено сердце Отца, встречающего нас на пороге Своего дома: «Когда Израиль был юн, Я любил его, и из Египта вызвал сына Моего. Звали их, а они уходили прочь от лица их; Я сам приучал Ефрема ходить, носил его на руках Своих, а они не сознавали, что Я врачевал их. Узами человеческими влек Я их, узами любви; и был для них как бы поднимающий ярмо с челюстей их, и ласково подкладывал пищу им. Как поступлю с тобою, Ефрем? как предам тебя, Израиль? Повернулось во Мне сербке Мое; возгорелась вся жалость Моя; ибо Я Бог, а не человек; среди тебя — Святый». (Ос 11, 1-9). II. ЧТЕНИЯ Двое из них шли в селение, называемое Еммаус. Как бы нам хотелось быть хотя бы крохотной мошкой на плече одного из этих двух учеников, когда Иисус, по пути в Еммаус, толковал им Писания! Он, Предвечное Слово, разъяснял Слово Божие... Начав с самых древних текстов, Он воспламенил сердца их («не горело ли в нас сердце наше?»), постепенно им открываясь. «Не так ли, — говорил Он, — надлежало пострадать Христу и войти в Славу Свою?» (Лк 24, 26). Может показаться, что эти слова навсегда утеряны и никто никогда не узнает, как Воскресший истолковывал Писания... Но я не уверен, что это так: у нас есть Его объяснения. Где их можно найти? На протяжении всего Евангелия от Луки. Эпизод с учениками, шедшими в Еммаус — это своего рода подпись Луки. Нельзя утверждать с полной уверенностью, что Лука был одним из двух свидетелей, чьи имена остались неизвестны, но раз он рассказывает этот эпизод, значит, по меньшей мере он встречал этих людей, расспрашивал их—и оставил нам их свидетельство в своей книге. И в самом деле, Евангелие от Луки насыщено намеками на Ветхий Завет Это и есть то, о чем говорил Христос по дороге в Еммаус. Он разъяснял ученикам Писания, как нам — Свое Евангелие. Участвовать в литургии слова — значит проделать вместе с Иисусом этот путь «в селение, называемое Еммаус». Чтения — это удивительная встреча Ветхого Завета с Новым, в которой Иисус открывает Себя. Евангелие разъясняет нам тайный смысл древних текстов, а они подтверждают собою Евангельскую истину. Посмотрим шире: все четыре Евангелия говорят, каждое на свой лад, что Иисус исполняет Писание. Марк устанавливает эту связь уже в первых строках своего рассказа: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия, как написано у пророков ...» Он начинает книгу двумя прекрасными цитатами из Исаии и Малахии. И далее на всем протяжении своего рассказа он возвращается к Писаниям. Например, перед самыми Страстями Своими Иисус говорит: «Да сбудутся Писания». (Мк 14, 49). Матфей еще более ясен в этом отношении: он беспрестанно ссылается на пророков. Можно найти с десяток цитат из них, и больше десяти раз Матфей повторяет: «Cue же все было, да сбудутся писания пророков». Если добавить к этим цитатам подробную генеалогию Иисуса, которая завершает Ветхий Завет и открывает Евангелия, то становится очевидно, что вся история Израиля возвещала приход Мессии. Не только тот или иной отдельный текст, но каждый персонаж, каждое пророчество несет в себе целый мир событий и преданий. И наоборот: все события Ветхого Завета, озаренные светом Христа, приобретают новый смысл: Давид и цари предвещают Иисуса, сына Давидова, нашего Царя; Пасха — предвестник Христова Воскресения; принесенный в жертву Агнец или манна небесная говорят нам о Евхаристии; а иначе какой смысл имели бы все эти факты для западного человека двадцатого столетия? Апостол Иоанн буквально проникнут Писанием. В пятой главе его Евангелия Христос говорит иудеям то, что потом повторит ученикам в Еммаусе: «Исследуйте Писания, ибо вы думаете через них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне. Ибо, если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне; потому что он писал о Мне». (Ин 5, 39-46). Но вернемся к Евангелию от Луки — на дорогу, ведущую в Еммаус. Это день Воскресения Иисуса. Ученики не поняли, что произошло в эти последние дни, во время Страстей. Только открытие Писания дает им возможность преодолеть соблазн Страстей и узнать Воскресшего Христа, шедшего вместе с ними. Но самих по себе объяснений недостаточно, нужен еще знак — преломление хлеба. Слово и знак. Это вам ни о чем не напоминает?.. Вспомните, как в 20-й главе Евангелия от Иоанна возлюбленный ученик Иисуса бежит к месту погребения, пропускает вперед Петра, потом входит сам и видит пустые пелены... и тогда: «Он увидел и уверовал», — но замечания автора этим не заканчиваются, и он объясняет: «ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых». (Ин 20, 9). Иоанн, в совершенстве знавший Писание, изучавший его с детства, видит знак — опустевший гроб — и вдруг понимает... «Боже мой, ну конечно, вот о чем говорят пророки, псалмы и все Писание». В одно мгновение все тексты слились в его сердце воедино, обрели невероятный, непостижимый доселе смысл. Все Писание сосредоточилось в этом пустом гробе, и вековые чаяния сбылись сверх всех мыслимых надежд... Невозможно — а может быть, не так уж и важно — знать, о каких именно текстах говорил Иисус ученикам в Еммаусе: он говорил обо всем Ветхом Завете, потому что он весь — портрет Христа. Лука пишет так: «И, начав от Моисея, из всех Пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании». И чуть дальше Иисус подтверждает Сам: «И сказал им: вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в Законе Моисеевом и в Пророках и в Псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний». (Лк 24, 27-44). Есть тексты, более явно предвещающие Страсти и Воскресение Праведника — например, Песни Отрока Божия из книги Исаии, написанные более чем за четыре века до пришествия Христа, но настолько ясные, что их называют иногда «пятым Евангелием». 22 псалом — это крик распятого Христа; он описывает Страсти до мельчайших подробностей, подтвержденных самыми недавними научными открытиями. Можно процитировать еще множество текстов. Достаточно вспомнить, что все пророки, кроме Илии, приняли мученическую смерть, возвещая самим своим физическим страданием будущие Страсти Господни. Добавим сюда, что и псалом 22, и песни Отрока Божия заканчиваются гимном жизни и хвалы, то есть говорят о Воскресении. А сколько персонажей, предвосхищающих фигуру Христа! Исаак, будучи «одно с Отцом» поднимался на гору, чтобы стать жертвой, и нес на собственных плечах хворост для всесожжения... Иеремия — пророк, праведник, который вступался за свой народ, тогда как его били, унижали бросали в темницу... И Иов, и Иона, и все остальные... Вся история народа Божия в целом — и исходом из Египта, и Вавилонским пленением — предвещает тайну смерти и Воскресения. Сколько раз Израиль должен был пройти через смерть, чтобы заново возродиться, воодушевляемый обетованием Божиим... Когда мы слушаем чтения на Мессе, то входим в эту Священную Историю, вместе с Иисусом, учимся правильно прочитывать каждое событие, о котором говорит Библия. Учась ее читать, мы постигаем нашу собственную жизнь как священную историю, историю любви, где Бог говорит тем же языком, что в Писании. Бог всегда рядом, но Его присутствие — тайна. Мы должны войти вместе с Иоанном в пустой гроб нашей жизни и увидеть знаки, которые он там оставил. И идя дорогой приходящего и минувшего времени, попробуем узнать Христа, Который говорит с нами, научимся созерцать Того, Кто сейчас, как и прежде, обнаруживает Свое присутствие жестом хлебопреломления. И тогда каждое событие нашей жизни обретает новый смысл — истинный — и находит свое место в вечности. «Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге?». (Лк 24, 32). III. ХЛЕБ ЗЕМНОЙ И ХЛЕБ НЕБЕСНЫЙ Ибо написано: не хлебом единым будет жив человек Эти известные слова Христа, сказанные Им в ответ на искушение Диавола (Мф 4, 4), — цитата из книги Второзакония (Втор 8, 3). Но еврейский текст гласит: «Не хлебом одним живет человек, но всем, исходящим из уст Господа». «Слово» исчезло... К счастью, мы сразу отыщем его, если обратимся к греческому тексту. Читал ли Иисус по-гречески? Конечно, нет, но тот, кто писал Евангелие на греческом языке, должен был, вероятно, тщательно проверить свою цитату. Библия была переведена на греческий более чем за два столетия до Христа1 и те, кто переводил ее, понимали, что «все, исходящее из уст Господа» — это Его Слово. Раввины времен Иисуса понимали под этим скорее Закон: «Да, О роды! Господь будет питать вас, как отцев ваших, если вы посвятите себя изучению Закона Божия». И, перефразируя цитату из Второзакония, текст утверждает: «Не хлебом одним живет человек, а всем, исходящим из уст, уставом Слова Божия» .2 Что же это такое — «исходящее из уст Господа» и поддерживающее жизнь больше, чем хлеб? Слово, Закон или что-то иное? Второзаконие, говоря, что «не хлебом одним живет человек, а всем, исходящим из уст Господа», имеет в виду манну. Бог ниспослал ее Своему народу в пустыне, чтобы научить его жить Словом. Он сделал это именно в тот день, когда земной хлеб, который они взяли с собой из Египта, кончился. Даром своим Он дал народу понять, что первой заботой человека должны быть не потребности его тела, а отношения с Богом; Он показывает им со всей очевидностью, что никогда не оставит человека, посвятившего себя прежде всего слушанию Бога. Ибо наша с Ним связь рождается из слов, с которыми Он обращается лично к каждому из нас, каждый день. Нужно только уметь воспринять их и усвоить, как манну, хлеб небесный. Если мы оставим книгу Второзакония и посмотрим другие библейские тексты, то сразу заметим связь, всегда существующую между хлебом и словом, то есть между основной пищей для тела и пищей для души. От этом говорят пророки, например, Амос: «Вот, наступают дни, говорит Господь Бог, Когда Я пошлю на землю голод, не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних». (Ам 8, 11). Многие тексты из книг Премудрости говорят о даруемом Богом хлебе дарует людям, как о знаке слова Его Мудрости. Всем известен стих, который поют в католических храмах во время поклонения Святым Дарам: «Ты подал нам хлеб небесный, все радости в себе содержащий». Этот стих взят из книги Премудрости Соломоновой, и в нем подразумевается чудо манны небесной. Но у текста есть продолжение: «Дабы сыны Твои, которых Ты, Господи, возлюбил, познали, что не роды плодов питают человека, но слово Твое сохраняет верующих в Тебя».(Прем 16, 26). Итак, каково же это, более насущное, чем хлеб, слово, что сохраняет в жизни? Оно исходит из уст Божиих. Хлеб земной — это то, что входит в телесные уста. И Бог хочет, чтобы слово, исшедшее из Его уст, вошло в нашу душу и напитало ее, как хлеб земной питает наше тело. Манна небесная, хлеб, исшедший от Бога, — прекраснейший образ этого «духовного искусственного дыхания» — «из уст в уста», которым Бог стремится вложить в нас Свое Слово... Но только не нужно путать Писание и Слово. Как-то один человек сказал: «Плотью стало Слово, а не типография!» Слово в библейском значении этого термина это не писаный текст закона и не книга, которую мы можем найти в библиотеке. Слово Божие — это познание Его Самого, дарованное каждому человеку; это отношения, которые Он устанавливает со мной; это Его беспрестанное внимание ко мне, поддерживающее мою жизнь и не позволяющее утонуть во мраке небытия. Поэтому моя связь с Богом, то есть любовь, мне необходима более, чем хлеб. Слово — это любовь, которая творит беспрестанно, а не только в первый день, когда Бог сотворил словом вселенную. Более того, это слово спасает: «Господи! к кому нам идти? Ты, имеешь глаголы вечной жизни... Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь». (Ин 6, 63-68). Напечатанный текст Библии — не что иное, как музыкальная партитура, нотная запись. И Бог предлагает нам всей нашей жизнью, жизнью каждого дня исполнить эту величайшую симфонию. Писание — это партитура; Слово — исполненная симфония. Нам дано услышать ее в Сыне Божием, и Дух Святой послан дирижировать оркестром... Слово — хлеб души, ее жизнь, сила, смысл ее существования. «Оживи меня по слову Твоему». (Пс 119, 25). Обращаясь к этим текстам, мы начинаем лучше понимать, о каком «хлебе насущном» просим мы в молитве «Отче Наш». Конечно, речь идет не только о том, что мы покупаем в булочной, и не о пище, лежащей в нашем холодильнике! Речь идет о хлебе души, Слове, исшедшем ради меня из уст Господа, в котором я нуждаюсь каждый день, потому что оно поддерживает жизнь моей души. Теперь нам понятно, почему Иисус говорит: «Я есмь хлеб живый, сшедший с небес».(Ин 6, 51). Иисус — это моя связь с Богом, мой Путь к Нему, Слово, которое Бог ко мне обращает. И на Мессе мы принимаем хлеб, исповедуя именно это. Слово, Хлеб небесный, воплощается в хлебе земном; более того, во время Мессы обычный хлеб становится тем, что он означает, то есть Словом Божиим, глаголом Его, Иисусом. Под видом хлеба мы принимаем Слово. Оно стало плотью, становится хлебом, чтобы дать Себя нам в пищу. В Рождество «Слово стало плотью и обитало с нами». Вовсе не случайно, что город, где родился Иисус, называется Вифлеем, что в переводе с еврейского означает «Дом хлеба». И Слово, ставшее человеком, утверждает: «Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне ...Я есмь хлеб жизни, хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира». (Ин 6, 45-51). IV. ВИНО И ВИНОГРАДНАЯ ЛОЗА Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — виноградарь Христос говорит не только: «Я есмь хлеб истинный» , но и «Я есмь истинная виноградная лоза» (Ин 15). Виноградник — как и хлеб — символ Божественного присутствия среди нас. Плод виноградника — вино, через которое в каждой Евхаристии Христос осуществляет Свое присутствие. Поэтому важно понять, почему Христос выбрал вино, а не воду или пиво. Во многих древних религиях, в античном мире Средиземноморья вино использовали как средство общения с божеством: либо совершались жертвенные возлияния, либо каждый из собравшихся пригублял ритуальную чашу, что означало союз человека с богами. Поэтому виноградник часто считался культурой благородной, а нередко и священной. Разведение виноградников, приносящих вино, так же как и пшеницы, дающей хлеб, уходит корнями в самое начало человеческой истории. Об этом говорит Библия: вспомним, что Бог сказал Адаму после грехопадения: «В поте лица твоего будешь есть хлеб».(Быт 3, 19). Кто первым изобрел вино?... Это был Ной — сразу после потопа (см. Быт 9, 20); так что он, как и Адам, может быть назван «отцом человечества». Согласно Писанию, род человеческий рождался именно с этими двумя продуктами, то есть хлеб и вино — знак принадлежности к человечеству — такому, каким Бог хотел его видеть, во всей полноте и совершенстве. Осознав это изначальное свидетельство, легче понять и все дальнейшие упоминания Библии о винограднике. Виноградник может означать не только род человеческий, но и народ Божий. Часто, говоря об Израиле, Библия использует притчу о винограднике, который Бог насадил. Евреи были земледельцами и хорошо знали, что означали слова: «Виноградник Господа Саваофа — дом Израилев». В Палестине виноград растет прекрасно, но требует от виноградаря постоянного ухода; он должен беспрестанно заботиться о нем, как Господь заботится о Своем народе. Образ виноградника встречается почти у всех пророков: Осии, Иеремии, Иезекииля; а Исаия написал настоящую хвалебную песнь, «песнь Возлюбленного о Винограднике его», и мотив этот продолжается в 80-м псалме: «Из Египта перенес Ты виноградную лозу, выгнал народы, и посадил ее. чистил для нее место, и утвердил корни ее, И она наполнила землю... она пустила ветви свои до моря... Боже сил! обратись же, призри с неба, и воззри, и посети виноград сей...» Иисус возвращается к этому образу несколько раз в разных притчах; самую известную из них Он рассказывает перед началом Страстей. Это притча о винограднике (Израиле), который хозяин его (Бог) доверил своим виноградарям. И когда слуги (то есть пророки) приходят, чтобы потребовать урожай, их убивают одного за другим. Наконец такая же участь постигает хозяйского сына: он убит и выброшен прочь из виноградника. Намек был настолько ясен, что книжники и фарисеи, согласно свидетельству Матфея, немедленно поняли, о чем шла речь (см. Мф 21, 33-42). Символическое значение виноградника во времена Иисуса было настолько хорошо всем известно, что при входе в Храм, где Иисус часто учил народ, по приказу Ирода была отлита из золота огромная виноградная лоза, с гроздьями величиной в человеческий рост. Иосиф Флавий, описывая ее, подтверждает, что она означала народ Израиля.3 И раз виноградник — символ единого человечества, кто, если не Христос, имел право сказать; «Я есмь истинная виноградная лоза»? Ибо Он один есть совершенный, полностью осуществившийся Человек. Даже из уст Пилата мы слышим слова: «Се, Человек». Се, Человек истинный, а значит, истинная лоза. Плод лозы — ягоды — дают вино, которое часто называют «кровью виноградника». Кровь истинной лозы — это кровь Христа, отданная людям на последней Вечере и пролитая на Кресте. «И, Взяв чашу, сказал им: cue есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая. Истинно говорю вам: Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царствии Божием». (Мк 14, 24-25). Совершенный человек Христос должен был быть смят, раздавлен, чтобы дать кровь виноградной лозы, новое вино обновленного человечества. Об этом вине Он и говорит столько раз — и в Кане Галилейской, и в притче о новых мехах, и в словах о вечном пире в Царствии Божием. Христос изливает его в изобилии жертвой Своей, возобновляемой в каждой Евхаристии. В этом таинстве символ становится реальностью, ибо то, что мы пьем, имеет лишь видимость вина, а на самом деле это новая жизнь, жизнь умершего и воскресшего Христа. Происходит своего роде переливание крови, возрождающее наши души. Христос есть лоза, но Церковь — Тело Христа, поэтому Он мог сказать: «Я есмь лоза, а вы ветви». Один из текстов первых христиан на подношение хлеба и вина звучит так: «Что касается Евхаристии, благодарите так: благодарим Тебя, Отче наш, за святую лозу Давида, отрока Твоего, которую Ты явил нам через Иисуса, отрока Твоего. Тебе Слава во веки! Как этот преломляемый хлеб быв рассеян по холмам, и, будучи собран, сделался единым, так да соберется Церковь Твоя от концов земли в Царствие Твое»4 Этот образ виноградной лозы символизирует и Израиль, и Вселенскую Церковь, и все искупленное человечество; он находит совершенное выражение в Иисусе, новом человеке, дарующем новое вино Царствия Божия — Свою Кровь. Как-то раз я прочитал детям притчу о виноградной лозе, как ее рассказывает Иоанн. И один из них сказал мне: «Иисус — виноградная лоза, и Он несет нас, потому что мы — ветви. Бог-Отец — виноградарь, и еще Он — невидимый корень». Я спросил у него: «А куда ты дел Святого Духа?» Лицо его просияло: «Дух — это сок, который все оживляет. И если мы все едины во Христе, то только благодаря Ему мы можем приносить Богу плоды». V. ОТ ПОДНОШЕНИЯ ДАРОВ К ПРИЧАСТИЮ Умножение хлебов В Библии мы находим разные рассказы об умножении хлебов, но они несут в себе один и тот же символический смысл (мы будем рассматривать прежде всего тексты из Евангелия от Иоанна (6-ая глава, начиная с 1 стиха) и Евангелия от Марка (6-ая главы, начиная с 30 стиха, и 8-ая глава, начиная с 1 стиха). Действительно, однажды весенним днем, в пустынном месте, в Галилее Иисус совершил чудо умножения хлебов. Впрочем, подобное чудо упоминается и в рассказах о жизни некоторых святых, а до Христа его уже совершал Елисей (см. 4 Царств 4, 42-44). Но Иисус совершил это чудо не только для того, чтобы насытить собравшийся народ; это было Его самооткровением, знаком, требовавшим постижения. Упрек, с которым Он обращается к иудеям в Евангелии от Иоанна, подтверждает это: «Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились». Они не поняли смысла данного им знака. А мы, как понимаем его мы? Апостолам, как и всем иудеям, была хорошо знакома символика хлеба небесного, означающего Слово Божие, сокровенную связь между Богом и душой, пищу для души. Эта символика, впрочем, универсальна и свойственна не только Израилю. Об этом не следует забывать, когда мы читаем рассказы об умножении хлебов. Иоанн говорит, что Иисус «знал, что хотел сделать», когда попросил Филиппа накормить народ. Он знал, значит, хотел: хотел через чудо дать понять, что Он Сам — пища для душ, изголодавшихся по жизни, любви, Богу, истине. Марк выражает это символикой чисел. Вспомним небольшой эпизод, происходящий после второго умножения хлебов (Мк 8, 14-21). Ученики плывут в лодке вместе с Иисусом и рассуждают между собой о том, что не взяли хлеба. «Хлеба не имели с собою», — говорит Марк, но тут же добавляет: «кроме одного»... Это, конечно, Иисус, Который, слыша их обеспокоенные речи, возмущается и говорит им, что они ничего не поняли. Затем Он спрашивает : «Когда я пять хлебов преломил для пяти тысяч человек, сколько полных коробов набрали вы кусков? Говорят ему: двенадцать. А когда семь для четырех тысяч? Сказали: семь. И сказал им: как же не разумеете» ? А уразумели ли мы? Семь — это четыре плюс три; двенадцать — четырежды три. Если четыре — число, означающее земной мир, а три — небесный, то семь — это полнота земли и неба; двенадцать же — небо, действующее в мире земном. Вот почему Бог создает мир за шесть дней, а седьмой оставляет Себе для отдыха. Вот почему Он хочет спасти Свой народ через двенадцать колен, а потом — через двенадцать Апостолов. Семь и двенадцать — числа, постоянно встречающиеся в текстах Писания. Заметим, что первое умножение хлебов, когда набрали 12 коробов, Иисус совершает для иудеев, а второе — вне Израиля, на другом берегу озера... Христос открывается Израилю как Бог-Творец, а всему человечеству — как Бог-Спаситель. Апостолы в лодке действительно «не имели с собою хлеба», кроме одного. Иисус — это единственный «хлеб живый, сшедший с небес», единственный источник творчества и спасения. Писание задолго предвещало«благодать, питающую всех, по желанию нуждающихся» (Прем 16, 25). Чтобы совершить это чудо, Иисус прибег к помощи человека; Ему нужно было, чтобы кто-то принес по крайней мере один хлеб: невозможно умножить пустоту; тысячекратно увеличенный нуль остается нулем. К счастью, нашелся великодушный мальчик, который, не колеблясь, отдал свой хлеб. Даже апостолы не смогли проявить такую щедрость; а этот маленький человек отдал все, что имел. Так происходит и с нами, когда мы приходим в церковь. На каждой Мессе Бог умножает то, что мы Ему приносим. Подносимый нами хлеб — плод «земли и труда человеческого», сама наша жизнь, полученная от Бога и «обрабатываемая» нами, где перемешаны наши усилия, наш ежедневно совершаемый выбор, принятые нами и принесенные Богу в дар испытания. Порой это наши успехи, порой — неудачи; иногда страдания, иногда радости — неважно, лишь бы мы отдавали их Богу и они помогали нам возрастать в бытии. В Теле Христовом всякий истинный дар воздается, умножается, преображается. Пусть даже это крохотная капля воды, подобная той, что мы добавляем в чашу, — разве Христос не превратил воду в вино? Пусть даже это крошки, но и они имеют, как мы еще увидим, свою ценность... Первые плоды урожая евреи приносили в Храм и совершали жертвоприношение Богу. Христиане-земледельцы в прежние времена поступали так же. Мы же сегодня думаем, что нам нечего принести в дар, кроме нескольких монет. Но Бог ждет совсем другого! Он ждет, что мы принесем Ему свою жизнь, а особенно те моменты, которые пытаемся сохранить только для себя, не доверяя и не отдавая их Ему. Бог просит подаяния, Он изголодался по этому хлебу, «плоду земли и трудов человеческих». Поэтому нам нельзя приходить на Мессу с пустыми руками; в противном случае нечего удивляться, что мы такими же пустыми и выходим ... Есть и еще несколько важных деталей. Марк говорит, что во время умножения хлебов Иисус находился в пустынном месте и велел рассадить народ по пятьдесят и по сто человек; точно так же был разделен народ Божий, когда переходил пустыню после выхода из Египта. Хлеб, которым Бог тогда насытил его, — манна. Теперь становится понятней, почему в Евангелии от Иоанна после совершения чуда Иисус долго беседует с учениками о манне и Хлебе жизни. Толпа учеников, разделенная на небольшие группы, стала прообразом нового Израиля нашей Церкви, состоящей из многих поместных церквей, из небольших групп. Епископы и священники — как когда-то Апостолы — получают миссию раздавать Хлеб жизни: Слово и Евхаристию. Еще одна поразительная деталь: Иисус велит собрать все куски, «чтобы ничего не пропало». Ни одна крошка не бесполезна. Ничего из доверенного Христу, ничего из дарованного Им никогда не пропадает. Вот почему священники так тщательно вытирают с патены все крошки, оставшиеся после Причастия. Посмотрим также, какой день и какое место выбирает Иисус для совершения чуда? Пустынное место на берегу Галилейского моря в день Пасхи. После перехода через Красное море, в Синайской пустыне, сразу после Пасхи Бог ниспослал Своему народу манну небесную. Такое совпадение далеко не случайность. Вскоре, опять же в день Пасхи, Христос дарует людям хлеб Евхаристии. В этот день, как и в день умножения хлебов, «Иисус взял хлеб, благословил, преломил и дал ученикам Своим...» Евангелист употребляет совершенно те же выражения! О том, что такое этот хлеб, Иисус говорит после совершения чуда: «Я есмь Хлеб жизни, приходящий ко Мне не будет алкать и верующий в Меня не будет жаждать никогда...» и объясняет: «ибо будут все научены Богом». Умноженные хлеба — это учение Христа, Благая Весть, возвещенная по всей земле, и даже более того — «Хлеб, который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира». В каждой Евхаристии возобновляется не только последняя Вечеря, но и умножение хлебов. Месса — это «умножение» Тела Христова. Подумайте только — каждый день по всему миру тысячи и миллионы людей принимают Христа, всего Христа, а вовсе не «кусочек» Его! Христос умножает Свое присутствие. Он весь — и во мне, и в тебе, и во всех нас. Как такое возможно? Только умножение хлебов может приоткрыть эту тайну. Иоанн не рассказывает о последней Вечере. Для него умножения хлебов достаточно. Когда мы участвуем в Евхаристии, Иисус облекается в нашу человеческую природу, преображает ее, «умножает» и возвращает нам. Но что мы принесли на алтарь, чтобы Он мог совершить это неслыханное чудо в момент Причастия? Помните об арифметическом законе: тысячекратно умноженный нуль остается нулем! VI. ЧАША Можете ли пить из чаши, из которой Я пью? Чаша, служащая для Евхаристии, имеет свою историю. В Библии этот предмет упоминается очень часто. Многие древние религии использовали их в своих ритуалах. Известно, что кельты возвещали пришествие Слова, выпуская рыбу в кубок. И в этом нет ничего странного; совершенно естественно, что универсальные символы находят свое завершение во Христе; ибо они изначально были даны Творцом и передавались Преданием. Человечество обрекло себя на деградацию, но Бог его не оставил, и животворящий Дух действует в мире с самого его Сотворения. Первоначальное Предание не везде было утеряно. Когда Христос пришел в мир, оно было живо и действовало в разных точках планеты. Евангельские волхвы являются тому знаком; стремительное обращение в христианство кельтов, коптов и армян — тому доказательство. На Западе образ традиционной чаши сохранился в символических рассказах о Граале. Эти священные легенды, относящиеся к доевангельской эпохе, были христианизированы монахами-цистерцианцами. Символический смысл чаши восходит к самой древней истории. Пустая чаша означает прежде всего восприимчивость: сосуд создан, чтобы быть наполненным. Полная чаша должна излиться или быть выпита, что символизирует активность. Точное и конкретное значение библейской чаши нужно искать на Ближнем Востоке. Божества Вавилона часто изображаются с чашей в руке — знаком их полной власти над человеческой судьбой. Чаша, которую держит в руке Бог, символизирует Его совершенное господство над мировой историей. 75-й псалом говорит: «Не от востока и не от запада,
и не от пустыни возвышение;
но Бог есть судия;
одного унижает, а другого возносит.
Ибо чаша в руке Господа,
вино кипит в ней, полное смешения,
и Он наливает из нее.
Даже дрожжи ее будут выжимать
и пить все нечестивые земли». Образ чаши встречается в Писании в двух разных контекстах: либо это «чаша гнева Божия», либо «чаша спасения». У пророков Бог, держащий в руках чашу гнева, вынуждает нечестивые народы испить ее. Это выражение встречается в так называемом суде Божием над народами. Тот, кто должен испить гнев Божий, неспособен постоять за себя, он повержен непоправимо. Эта чаша — «чаша ужаса и опустошения» (Иез 23, 33), «чаша опьянения и ярости» (Ис 51, 22) — смертельно пьянит того, кому суждено ее испить. Кумранские тексты, как и текст Откровения Иоанна, свидетельствуют, что образ этот был абсолютно понятен во времена Иисуса. Иоанн говорит о «семи золотых чашах, наполненных гневом Бога» (Откр 15, 7) и предвещает: «Тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его» (Откр 14, 10). Но у чаши есть и положительный аспект. Псалмы изобилуют выражениями вроде: «Господь есть часть наследия моего и чаши моей. Ты держишь жребий мой» (Пс 16, 5). «Ты умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена» (Пс 23, 5). «Чашу спасения прииму, и имя Господне призову» (Пс 116, 13). Ясно, что в этих текстах под чашей подразумевается счастливое будущее верного. Чаша, таким образом, означает судьбу, участь — счастливую или несчастливую, но неизбежно ожидающую человека, нацию или человечество. И располагает этой участью единый Бог. Попробуем приложить это ее значение к словам, которые Иисус говорит Иакову и Иоанну: «можете ли пить чашу, которую Я пью?» (Мк 10, 38). В Гефсиманском саду Он молит Отца: «Авва Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты». (Мк 14, 3). Ясно, что Иисус говорит о грядущих Страстях, о Своей миссии, по-человечески страшной. Его Страсти — это участь, уготованная Ему любовью Бога, участь, которую Иисус должен испить, чтобы спасти человечество. Принимая ее, Иисус, истинный Бог и истинный человек, из любви принимает чашу гнева. Но гнев Божий не имеет ничего общего с тем, что мы представляем по образу нашего собственного. Его гнев — плод справедливости, без которой нет любви. Совершенная любовь требовательна, не покрывает проступков, она определенна, и малейшая ошибка ранит ее. Любовь справедлива: выражаясь языком математики, в ней нет «допущения ошибки»... В Боге любовь и справедливость — одно: «Милость и истина встретятся; правда и мир облобызаются» (Пс 85, 11). Компромиссы убивают любовь. Что сказали бы мы, например, о капитане, который «из любви» к своим усталым матросам допустил бы отклонение от строго намеченного курса с риском потерпеть крушение на рифах? И если каменщики, строящие башню, строят ее наклонной, неужели архитектору, который даст им отвес, попросту не хватает любви? Неужели лучше, допустив их недобросовестность, увидеть потом, как вся постройка рухнет? Должен ли врач быть жалостливым по отношению к микробам своего пациента? Истинное милосердие неотделимо от справедливости; и гнев Божий возгорается не против признанной вины, а против всего, что пытается ее оправдать. Самая опасная ложь — пытаться выдать за истинное и справедливое то, что ложно. Этого Бог не может терпеть. Тем лучше, потому что Его гнев — не что иное, как знак Его любви к человеку. Страсти — высшее проявление милосердия: в Иисусе, Праведнике, Сам Бог выпивает чашу гнева, чтобы оправдать всех, кто не в состоянии спастись сам. Истинное милосердие, христианское прощение это не забвение зла и не попытка его покрыть, а стремление искупить его, взяв на себя. Вот почему Страсти Христовы обозначены чашей, и вот почему Христос поистине может сказать: «Сия чаша есть Новый Завет в Моей Крови, которая за вас проливается». Павел комментирует: «Всякий раз, когда вы пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем». (1 Кор 11, 26-29). Евхаристическая чаша символизирует участь всего человечества, взятую Христом на Себя и обновленную. Во Христе человечество обрело спасение, ибо Он испил до дна гнев, предназначенный людям, осушил чашу и наполнил Собственной кровью, Собственной жизнью. Поэтому, добавляя каплю воды в чашу с вином, священник произносит: «Через эту тайну воды и вина да приобщимся мы к Божеству Того, Кто ради нас стал Человеком». Своим страданием Иисус, испив чашу гнева, превращает ее в чашу спасения, которую преподносит апостолам на последней Вечере, Сам, однако, не прикасаясь к ней, ибо сначала Он должен ее опорожнить на Кресте. Его последние слова свидетельствуют об этой опустошенности: «Жаждут. «Свершилось». «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты меня оставил?» «И, преклонив главу, предал Дух». Чаша пуста и Бог наполняет ее Своей любовью, Своей жизнью. Через кровь Нового Завета нам дарован Дух. Из сосуда человеческого, чаши живой — Сердца Христа — изливаются кровь и вода ... Однажды, в Храме, Иисус восклицает: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Cue сказал Он о Духе, которого имели принять верующие в Него». (Ин 7, 37-38). Трапеза, во время которой Иисус взял чашу, была Пасхальной трапезой, а на Пасхальной трапезе их должно было быть четыре. Которую Он выбрал? Первую, над которой произносили хвалу Творцу?5 Или третью — чашу благословения?6 Все предположения в равной степени правдоподобны и не исключают друг друга. Иисус, без сомнения, брал их все, одну за другой, но с первым тремя не совершил ничего необычного; и только последнюю сопроводил жестом и словами, потрясшими учеников и навсегда врезавшимися в их память. Первые три чаши — это прежние заветы, и только последняя предвещала Новый и вечный Завет, воспетый пророками, который однажды должен быть заключен Мессией. Поэтому в тот вечер, после трапезы7 Иисус взял в руки «ту преславную чашу», чашу последней участи рода человеческого, и произнес: «Сия чаша есть новый завет в Моей Крови; cue творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание». (1 Кор 11, 85). Иисус дерзнул взять ту самую чашу, и апостолы в ошеломлении смотрели на Него, потому что знали, что означает этот жест: Он осмелился сказать, что в Нем завершается вся человеческая история. Такова тайна Веры. До конца дней евхаристическая чаша будет напоминать, что судьба каждого человека скреплена, как печатью, Смертью и Воскресением Христа. В нашей литургии все четыре чаши соединены в одной, но сохранились различия между начальной хвалой (произносимой в момент подношения8), воспоминанием жеста завета (префация), благословением (сразу после Sanctus) и окончательным освящением. Свершилось. Чаша Христа — окончательное спасение, врата вечности. «Если не будете пить Крови [Сына Человеческого], не будете иметь в себе жизни... Пьющий Мою Кровь имеет жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день». (Ин 6, 53-54). — «Можете ли пить чашу, которую Я пью? — Можем. — Чашу, которую Я пью, будете пить...». «Ибо Сын Человеческий пришел, чтобы отдать жизнь Свою за многих». (Мк 10, 38-39 и 45). VII. БЛАГОСЛОВЕНИЕ «Да благословит тебя Господь и сохранит тебя!
Да призрит на тебя Господь светлым лицем Своим и помилует тебя!
Да обратит Господь лице Свое на тебя и даст тебе мир!
Так пусть призывают имя Мое на сынов Израилевых, и Я благословлю их».
(Числа 6, 24-27). Верующие, в основном, плохо знают, какова сила благословения, даваемого в конце каждой Мессы. Но благословение совершает в нас нечто, что дополняет собою Причастие. В начале нового года, литургия первого января в ходе богослужения, посвященного Марии Матери Божией, — уделяет древнее благословение, включенное в книгу Чисел (см. Числ 6), одну из первых пяти книг Библии (книг Закона). Этот текст возник более чем за тысячу лет до Христа, его знали наизусть и устно передавали из поколения в поколение. Тому, кто читает по-еврейски, очень легко его запомнить, потому что текст необычайно красив, богат созвучиями и размерен: первая фраза состоит из трех слов, вторая из пяти, а третья из семи. Даже в переводах на наши современные языки это благословение сохраняет красоту и силу. Оно настолько прекрасно, что святой Франциск, склонный к поэзии, особенно любил его повторять. Многие так и называют его — «благословение святого Франциска». Фома де Целано и св. Бонавентура рассказывают, что Франциск записал его сразу после того, как получил стигматы, — для утешения брата Льва в день искушения. Но этот текст — не только литературный шедевр; его содержание неисчерпаемо. Достаточно вспомнить, что союз «и» в еврейском языке имеет и другое значение — «для того, чтобы», и тогда фразы приобретают совершенно иной масштаб: они призывают на человека Божественное Сияние, чтобы оно заблистало в его душе. Быть готовым к принятию благословения — значит поставить себя перед Богом и открыться его изливающейся благодати, как мы подставляем тело солнцу, чтобы согреться, излечиться или просто загореть. Благословение — это луч солнца, озаряющий и исцеляющий наши души. Этот текст книги Чисел можно перевести и так: «Да благословит тебя Господь, чтобы сохранить тебя!
Да призрит на тебя Господь светлым лицем Своим,
чтобы помиловать тебя!
Да обратит Господь лице Свое на тебя,
чтобы дать тебе мир!
Так пусть призывают имя Мое на сынов Израилевых, и Я благословлю их».
Так что же Господь делает прежде всего? Благословляет. То есть обращает к тебе слово блаженства, блага, оделяет тебя вниманием. И это слово, произнесенное Им над тобой, будет сопровождать тебя и хранить на всех твоих путях. Благословение, которое дается нам в конце каждой Мессы — это и есть благое Слово, Слово от Имени Божия, хранящее нас в повседневной жизни. Затем Господь являет свет лица Своего; Он словно наполняет тебя светом Своей улыбки. Когда ты встречаешь любящего тебя человека, его лицо озаряется. И Бог, любящий нас, устремляет на нас взгляд, светящийся любовью. В Библии часто говорится, что Бог «взирает», «призирает» на человека. Так было с Марией: «Он призрел на смирение Рабы Своей». (Лк 1, 48). И Иисус в эпизоде с богатым юношей: «взглянул на него и полюбил его». (Мк 10, 21). Затем — и это третий знак любви Божией — Он обращает к тебе лицо Свое, проявляет к тебе внимание; или, скорее, дает тебе почувствовать это особое, лично тебе предназначенное внимание. Такое внимание, полное благосклонности, дает мир, «шалом». Мир — значит совершенное равновесие и гармония, исходящие от Его любви. Это прекрасное благословение, происхождение которого теряется в глубине веков, могло исходить только из уст священника, служителя Божия. У евреев царь мог благословить свой народ (как это делали Давид и Соломон), — а отец семейства — своих детей, но это благословение имели право произносить лишь священнослужители, ибо оно призывает на сынов Израиля Имя Божие. Призывать Имя Божие — значит приблизить Бога к человеку, вселить Его в сердца Израильтян. Почему Имя? Когда Бог создал мир, Он дал человеку власть давать имена всем созданиям, но сам человек получил имя от Бога. Затем Бог избрал Аврама и изменил его имя, сделав Авраамом. Он боролся с Иаковом и назвал его Израилем, присвоив таким образом новое имя Своему народу. Христос тоже обладал властью давать имена: Он назвал Симона Петром, Иакова и Иоанна— «сынами грома», Савл стал Павлом... Имя — это сама суть личности или явления. Поэтому Бог дает имена всем и всему, но дать имя Ему не может никто; можно только призывать его. В епископском благословении это выражено еще более ясно, чем в священническом: «Да будет благословенно Имя Господне — ныне и вовек — наша помощь в Имени Господа, сотворившего небо и землю». Священник ограничивается словами: «Да благословит вас Всемогущий Бог — Отец, и Сын, и Дух Святой». Римский Миссал предусматривает право священнослужителей произносить, если они желают, благословение из книги Чисел. Иисус научил нас говорить: «Да святится Имя Твое!» Да наполнит меня Имя Твое Своей святостью. Три первых фразы в «Отче Наш» — не просьбы, а мольба о благословении, как в тексте из книги Чисел. Каждый раз, когда мы читаем «Отче Наш», мы оказываемся в сиянии Божественного присутствия, мы молим о снисхождении святости Его Имени на нас, о пришествии в наши сердца Его Царства, о свершении в нас Его воли. И тогда земля уподобляется небу... «На земле, как и на небе». Каждый христианин, произносящий эту молитву, становится сыном, который просит благословения небесного Отца. Во второй части молитвы мы просим о плодах этого благословения. Благословение книги Чисел неразрывно связано с «Отче Наш». Оно было широко известно во времена Иисуса и всегда поддерживало и питало иудейскую веру. В Библии оно упоминается несколько раз,9 его обнаружили в нескольких Кумранских рукописях и на мраморной плите, найденной при раскопках синагоги в Фессалониках. Но повсюду и всегда оно оставалось священным; Талмуд запрещал верующим публичное чтение этого текста, так как это право принадлежало только священнослужителям. Некоторые Отцы Церкви считали этот текст тринитарным возвещением пришествия Христа10И в самом деле, он содержит три призыва к Богу, дающие дары защиты, прощения и мира. Отец Хранитель народа Своего; Сын осуществляет благодать прощения; Дух дает мир. Как начальный обряд Мессы, повторяя слова Павла, желает верующим: «Благодати Господа нашего Иисуса Христа, любви Бога Отца и общения Святого Духа», — так текст книги Чисел молит о благословении Всемогущего Бога, чтобы Имя Его осталось и жило в нас во все дни нашей жизни, хранило нас на всех наших путях и даровало жизнь в мире и благодати.
1 Этот перевод называется «Септуагинта», потому что легенда утверждает, что он был сделан семьюдесятью еврейскими писцами, так что каждый переводил сам по себе. И когда они сопоставили свои тексты... о чудо! они были совершенно идентичны. 2 Мехильта Равви Исмаила 6, 51 и Таргум Неофити (Втор 8, 3). 3 Иудейская война т, V, б, 4. 4 Дидaxe 9, 1 - 2.4. 5 Лука говорит о двух чашах: 22, 17 и 22, 20. См. Песах 10, 76. 103 — 106 или же Берахот б. 51 а. 6 Павел также говорит о «чаше благословения» (1 Кор 10, 16). 71 Кор 11, 25. Павел, вероятно, точнее других, поскольку он фарисей. 8 Это повторение слов из Берахот 6, 1. 9 Псалом 119, 135, Сир 36, 16 и 50, 20 - 21. 10 Например, Прокопий Газский и Руперт из Дойца.
Издательство св. Петра Санкт-Петербург, 2000 г.
email: [email protected]. |
