Яков Кротов. Богочеловеческая история.- Вера. Вспомогательные материалы.

Заседание Религиозно-Философской Академии, посвящённое памяти Вл.Соловьёва.

Заседание Религиозно-Философской Академии, посвящённое памяти Вл.Соловьёва // Путь. - №2. - Путь. - №2. - 1926. - Янв. С. 101-104.

В воскресенье 1 ноября в Париже  состоялось публичное заседание Религиозно-Философской Академии, посвящен­ное памяти Владимира Соловьева по слу­чаю двадцатипятилетия со дня его смерти. Заседание началось панихидой, отслужен­ной протоиереем о. Сергием Булгаковым. Послепанихиды О. Сергий Булгаков сказал   слово:

        Поминайте наставников ваших (Евр. 13: 7). Долг любви церковной к почившему рабу Божьему Владимиру есть преж­де всего молитва о душе его, а затем и благодарная память о добром деле жизни его. Есть много людей, которым помог он прийти к вере Христовой и пройти, опираясь на его руку, ту или иную часть своего пути к Богу, и я первый обязан ему этим, и в нем имею одного из путеводителей ко Христу. Рабу Бож. Владимиру вверено было служение слова, подобное служению ранних христианских апологетов, ко­торые помогали пробиваться к  вере через тьму неверия и язычества, и к тому Бог наделил его многими дарами. Он был проповедником веры в Бога и Церковь, и всю жизнь нес подвиг этого исповедничества. Ему даны были многиеe дары, — дар религиозного вооду­шевления и живого, опытного проникновения в догматы, дар духовной свободы, дар отыскания Царства Божия в силе, правде и красоте его раскрытия в исторических путях человечества, дар печалования о расколах церковных. Большие и многие дары влекут с собою и большие трудности, и духовные восхождения    должны    оправдываться    соразмерным молитвенным подвигом. Трудно всегда сохранять духовное равновесие и трезвенность, не делаясь жертвой искушений и прельщений, не смешивая вдох­новенности с вдохновением, возбужде­ния с пророчествованием, дерзновения с самочинием, и почивший раб Божий Владимир не всегда и не во всем оста­вался свободен от этих смешений. И дело любви церковной к почившему является не только хранить о нем молитвенную память, но и продолжать жиз­ненное дело его, исправляя его в уклонениях и ошибках и тем и освобождая душу автора от их последствий, на нем  тяготеющих.

        В числе других уклонений было и то, которое постигло его на пути его исканий церковного воссоединения всех, именно, смущающее многих тайное присоединение его к католичеству, которое неизвестно было при его жизни и поныне остается неразгаданной тайной. Однако перед смертью умирающий обратился к Таинствам Православной Церкви, на смертном одре он не от­торгся от Православия, и Православие не отрицается своего сына, ныне нами благодарно    поминаемого.

        После слова О. Сергия Булгакова Н. А. Бердяев сказал на тему: «Идея Богочеловечества   у   Вл.    Соловьева»:

        Pyccкиe неблагодарны к своим замечательным людям. Эта небла­годарность сказалась и в отношении величайшего русского мыслителя. Образ Вл. Соловьева остается загадочным. Есть Соловьев дневной и Соловьев ночной. И противоречия     Соловьева      ночного

101

иногда лишь кажущимся образом были примирены в сознании Соловьева дневного. Он мистик и рационалист, православный и католик, человек церковный и свободный гностик, консерватор и либерал. Противоположные направления его считают своим. Но он был и остался одиноким. Вл. Соловьев универсальный ум и централь­ной идеей его была идея конкретного всеединства. Но движущий пафос В. С. нужно искать в идее Богочеловечества. С этим связано его понимание христианства. Он прежде всего религиозный защитник человека и человечества. Он борется со всеми уклонами к монофизитству. Вл. Соловьев вернулся к вере отцов после гуманистического опы­та новой истории, после свободного пути познания. И для него свобода и активность человека есть часть христи­анства, как религии Богочеловечества. Он вносит в христианство принцип развития. Он всю жизнь защищает свобо­ду духа, свободу совести, чем отличается от католичества. Христианство предполагает не только веру в Бога, но и веру в человека, т. е. в соединение в Богочеловечестве двух природ. В пер­вый период, к которому относится «Чтения о Богочеловечестве» построение Вл. Соловьева отличается оптимизмом. Он не видит трагизма исторического процесса и представляет себе эволюционно осуществление теократии на земле. В. С. исходит из кризиса современной цивилизации. Но он признает положи­тельное значение отпадения природных человеческих сил от Бога, как условия свободного их воссоединения с Богом. В. С. прошел через германский идеализм, который для русской религиозной мысли имеетто же значение, какое имела греческая философия для учителей Церкви. Рационализм и мистицизм сочетаются в религиозной философии Соловьева. Он понимает христианство не только как данность, но и как задание. Христианство есть органи­зованная любовь. Для В. С. Богочеловечество явится в результате соединения божественного начала Церкви на Во­стоке и человеческого начала на Западе. Активное выражение человеческого начала в Богочеловечестве — основная идея В. С. Он верит в человечество, как в реальное существо. С этим связано учение о  Софии.  София  есть идеальное, совершенное человечество. Человечество — душа мира. София — душа миpa. София, душа миpa, челове­чество — двойственное существо, бо­жественное и тварное. Нет резкого разделения между сверхъестественным и естественным, как в томизме. Человечество вкоренено в Божественном мире. Каждый человек вкоренен в универсальном, небесном человеке, в Адаме Кадмоне Кабаллы. Mировая душа свободна, она свободно, предмирно и довременно отпала от Бога и свободно должна к нему вернуться... В. С. учит об абсолютном сущем и абсолютном становящемся. Богочеловечество есть абсолютное стано­вящееся. Явление Христа есть явление Нового Адама, есть антропогенический и космогенический процесс. В. С. чуждо судебное понимание искупления. В этом он чужд католической теологии. В христианском челове­честве должно произойти тоже соединение двух природ, которое инди­видуально произошло в Иисусе Христе. В. С. никогда не понимал христианство, как религию личного спасения, а всегда понимал его, как религию спасения и преображения миpa, как религию социальную и космическую. Отрицательное развитие человеческого начала имеет положительное значение для Богочеловечества. В. С. придает огромное значение еврейству именно потому, что в нем выражена напряженная активность личного человеческого начала. С религиозным утверждением человеческого начала у В. С. связано его понимание пророческого служения, сво­бодного пророчествования. Пророк в отличие от священника есть боговдохновенный человек. В. С. был одинок и не понят, потому что он чувствовал себя призванным к пророческому служению. Он, как и кардинал Ньюман, признает догматическое развитие в Церкви. В статье «Об упадке средневекового  мировоззрения» В. С. видит в гуманизме и прогрессе, в гуманных общественных реформах большее осуществление христианских начал, чем в условном и полуязыческом христианстве. Он всегда требовал, чтобы христианство было реально осуществлено в жизни, личной и общественной. Христиане сами должны быть лучше, а не нападать на не-христиан. Эту     подлинно      христианскую      мораль

102

он применял к еврейскому вопросу. В статье «Идея человечества у Ав. Конта» В. С. сближает культ Великого Существа—Человечества с культом Мадонны и культом Св. Софии. Чело­вечество есть половина Богочеловечества. Конт не совершал греха против Духа Св. и Соловьев предлагает внести его имя в христианский календарь. В. С. был своеобразным христианским гуманистом. Человечность для него органически входит в христианскую веру. В. С. не всегда верно решал религиозную проблему о человеке, но заслуги его огромны в самой постановке проблемы. В первый свой период Со­ловьев недооценивает силы зла в мире и его нарастания. Он не свободен от иллюзии прогресса. Его концепция вселенской теократии есть чистейшая утопия, которая у него самого под конец рухнула. В «Повести об антихристе» историческая перспектива окончательно заменяется перспективой эсхатологи­ческой. В. С. не верит больше ни в какие исторические задачи. Власть в миpe окончательно переходит к ан­тихристу. Антихрист — филантроп, благодетель человечества. В. С. видит, что зло нарастает под видом добра. Теократия не может осуществляться путем необходимой эволюции. Дело В. С. приводит нас к мучительной проб­леме христианского сознания: христиане должны осуществлять правду Хри­стову в миpe, царство Божие на земле и царство Божие на земле легко может оказаться подменой, царством антихри­ста. Коммунизм соблазняет кажу­щимся осуществлением социальной прав­ды. Новая история создала ересь гума­низма. И необходим церковный ответ на тревожный религиозный вопрос, поставленный этой ересью, — раскрытие положительной правды о человеке, о его творческом признании. В. С. всей своей жизнью ставил этот вопрос и помогал его разрешению. Он верил в пророческую сторону христианства и призывал к творческому возрождению христианства. В этом его бессмертная  заслуга.

        Профессор Б. П. Вышеславцев в своей речи «Владимир Соловьев и Платон» сказал следующее: В. Соловьев яв­ляется типичным представителем восточного христианства, воспринятого нами от   эллинов.   Это   выражается   в   его богословии, в его философии, в его мистике, и даже в его отношении к другим исповеданиям: нельзя понять его практического отношения к като­личеству, если не иметь в виду, что он одержим идеей всеединства и пра­вославной   идеей   вселенской   соборности.

        Вслед за виднейшими восточными от­цами Церкви, вслед за Дионисием Ареопагитом и Максимом Исповедником, Соловьев вступает на путь Платонизма. Платон предопределяет весь путь, весь метод его философствова­ния, всю его любовь к Софии. В конце своей жизни он ставит себе задачей дать русской философствующей мысли Платона, как это сделал Шлейермахер для Германии. Во всей мировой фило­софии Платон является единственным в своем роде соединением трех потенций духа: диалектического гения, поэтического таланта и мистической одаренности. В этомсочетании даров Соловьев конгениален Платону; более того, Платону конгениальна русская душа: тому доказательством является Достоевский с его трагическим гением, диалектическим талантом и мистичес­кими озарениями.

        Напротив, латинский гений католи­чества всего менее конгениален Платону: он вдохновляется Аристотелем, его рассудочно - аналитическим талантом, лишенным всякой поэзии и мистики, его «Евклидовым умом». Логика Аристотеля и рассудочно - аналитический гений римских юристов предопределили характер католической теологии: ее статичность, конечность, абсолют­ность решений, юридизм (теория ис­купления), успокоение формальных разграничений. Всегда характерным остается для нее полное непонимание диалектики, с ее апориями, переходами, текучестью, с ее всеединством и со­борностью; и далее — подозрительное отношение к мистике, которая ставится под надзор инквизиции и «директоров совести».

        Все это глубочайшим образом про­тиворечит духу Соловьева, который владеет, конечно, методами западно-евро­пейской мысли, как ученый и философ, но в своей интимной мистике опреде­ляется всецело влияниями востока: сирийским гнозисом, Индией, неоплатонизмом и восточными отцами церкви.    Никогда    католичество   не    по-

103

терпело бы мистику «Софии». Если бы Соловьев действительно перешел в католичество, он навсегда остался бы там чужим, как остались чужими католичеству Скотт Эриуген, Николай Кузанский и Мейстер Эккехагардт. Подлинное православие Соловьева —всего лучше доказывается его последним гениальным произведением: По­весть об антихристе. Речь старца Иоанна о единстве христианской Церкви и  соединении  исповеданий  есть   образец православия — свободного, вселенского и соборного. Здесь нет речи о переходе всех в католичество, нет речи и о  том, что папа является единственным вождем христиан в их борьбе с антихристом. Соборное единство хри­стиан осуществляется в порыве любви, в сознании того, что «перегородки исповеданий не доходят до небес» (Филарет). Католик никогда так не закончил бы «повесть об антихристе» (см. напр. Бенсон).

104