Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Литва, 21 век.

Томас Венцлова

Венцлова Т. Евреи и литовцы: что изменилось и что не изменилось за 40 лет // Ист.: https://ru.delfi.lt, 27 апреля 2015 г. 

Я ЗАДЫХАЮСЬ

Русский перевод: http://ru.delfi.lt/. Оригинал в The Economist, июль 2013 г.

В 423 году до рождества Христова, во время праздника Великих Дионисий в Афинах показали комедию Аристофана "Облака". Тогда на конкурсе эта комедия заняла третье место: первое получил Кратин за комедию "Бутылка" (о борьбе самого драматурга с алкоголизмом), второе – Амипсий, о котором мы почти ничего не знаем. Его комедии не сохранились, а "Облака" читают до сих пор.

С литературной точки зрения это, наверное, лучшее произведение Аристофана, с великолепными поэтическими хорами, кроме того, смешное. В центре комедии – простолюдин Стрепсиад, рядом с домом которого открыл свою школу (мыслильня) философ Сократ (он, скорее всего, видел комедию своими глазами, поскольку жил в то время). Стрепсиад – патриархальный порядочный земледелец, сыновья которого, как это обычно бывает, увлеклись новыми модами, поэтому отец беспокоится за них. Может, Стрепсиад несколько комичен, но без него, по мнению Аристофана, общество и государство развалились бы. Самое важное для него – заветы родителей и национальные божества. Он знает, что надо верить старым богам, точнее выполнять ритуалы в их честь. Ему все ясно, он легко различает добро и зло, черное и белое.

Между тем Сократ, по Аристофану, это скептик и релятивист, который пытается оценивать вещи и события с разных позиций, он не утверждает, что родители всегда бывают правы. Он сомневается в богах – традиционных ценностях, даже осмеливается их отрицать. Мыслящая личность для него важнее коллектива, общины, народа. Мало того, он интересуется не только Аттикой, не только своим демом, как Стрепсиад, но и другими странами, всей Вселенной, является явным глобалистом, космополитом. Сегодня многие заподозрили бы, что Сократ – еврей или у него по крайней мере мать была еврейкой, а если нет, то, значит, его супруга Ксантиппа, наверное, была еврейкой. Однако в Афинах того времени евреев не было, о них навряд ли кто слышал – как и в Иерусалиме, вряд ли кто слышал об Афинах.

Стрепсиад безуспешно пытается учиться в школе Сократа, потом решает, что Сократ ни во что ставит самое святое, разрушает мораль, отравляет умы, развращает молодежь, значит ослабляет хребет народа – и это в опасное время, когда проходит Пелопонесская война. В конце комедии он поджигает школу – в ней горит Сократ со своими последователями. Последние слова Сократа в тексте – "Я задыхаюсь". Автор явно на стороне Стрепсиада – так Сократу и надо. Кстати, комедия – это, как в советское время говорили, "донос". Как известно, Сократ был приговорен к смертной казни, его заставили выпить чашу яда. Правда, это произошло позже, но его обвинители фактически повторили аргументы Стрепсиада.

В хорошей драме не бывает так, чтобы одна из сторон была абсолютно не права. Это просматривается и в конфликте между Стрепсиадом и Сократом (точнее, Аристофаном и Сократом). Можно увидеть истину и в некоторых размышениях Стрепсиада. Но, что ни говори, одно отличие очевидно – Сократ не поджег бы дом Стрепсиада и не нажаловался бы на него властям.

Исторически, как мы знаем, победа осталась за Сократом. Мы вообще живем в его мире – скептицизма, свободомыслия, критики традиционных ценностей и глобализма. За это было заплачено дорогой ценой и платят до сих пор, но этот мир мне больше по душе и интереснее, чем мир Стрепсиада. Если бы победил Стрепсиад, вернее, его идея, то до сих пор мы бы жили в общинах порядочных, трудолюбивых, патриархальных, любящих родину земледельцев, которые ничего не знают и не хотят знать о дальних странах и Вселенной, в окружении ненавистных и опасных варваров. В мире Стрепсиада не было бы и следа Сократа.

Правда, Стрепсиад и не мог победить. Если один раз открывается школа, она уже не исчезнет, поджигай ее хоть сотни раз. В конце концов победа будет за ней.

Нашим Сократом был Витаутас Каволис. Среди нас нет ни Платона, ни Аристотеля, ни Ксенофонта. Но, наверное, не будет нескромным, если мы скажем, что мы должны быть литовскими федонами, федрами или критонами – учениками, которые распространяют идеи своего учителя и отвечают за сохранение памяти о нем. К сожалению, сегодня в Литве, как и в советское время, мне хочется повторить слова Сократа из комедии Аристофана: "Я задыхаюсь". Наверное, и Каволис повторил бы их. Почти все наши известные интеллектуалы свернули или начинают сворачивать на путь Стрепсиада, а не Сократа, несмотря на то, что уже 2500 лет – небезосновательно – считают, что интеллектуал должен идти по пути Сократа.

Говорят о традиционных литовских ценностях, которые враждебны сомнительным европейским и глобальным ценностям. Глобализм – это якобы лишь прикрытие и псевдоним хищного капитализма, а пользу от этого хищного капитализма получают лишь темные интернациональные силы – обычно их не называют, но довольно ясно дают понять, что это евреи (к примеру, Джордж Сорос). Эти силы сознательно уничтожают народы, а в первую очередь – литовский, который ненавидят более других. Чем больше толерантности, тем меньше Литвы – говорит философ Арвидас Юозайтис. Если мы будем толерантными, то нас затопят чужие культуры, расы, наше святое янтарное взморье заполонят различные перебежчики, от которых мы яростно отбивались и более-менее (хотя, конечно, не совсем) сумели защититься в советское время.

Философ Витаутас Раджвилас говорит о глобальной индоктринации, промывании мозгов, о евроколлаборационизме. Для многих этот "евроколлаборационизм" по сути не отличается от коллаборационизма при советской власти, разве что он хуже, поскольку народ сейчас исчезает быстрее. Философ Ромуальдас Озолас благословляет ксенофобские группы. Такие группы не только делят жителей на литовцев и нелитовцев, но и самих литовцев – на хороших и плохих, настоящих и космополитов, даже "генетических патриотов" и "генетических предателей".

Настоящий литовец это тот, кто не любит, еще лучше, ненавидит русских, поляков, евреев, а также жителей Запада, а любит разве что палестинцев (кстати, нетрудно представить, что наши патриоты начали бы говорить о палестинцах, если бы встретились с ними в быту, как столкнулись с чеченцами). Парламент, выставляя себя на посмешище перед Европой, нередко вызывая у нее отвращение, принимает законы, запрещающие писать в паспорте букву w и распространять сексуальную информацию, а лица, считающие себя борцами за свободу, забрасывают камнями шествие геев (упаси Господи, не шествие сочувствующих нацистам). Подождем еще, и чего доброго появятся депутаты, которые будут поджигать школы.

Леонидас Донскис – один из немногих наших интеллектуалов, которые еще не отреклись от клятвы Сократа – публично вопрошает: что с нами случилось? К сожалению, ничего особенного: подобные же тенденции проявились еще в годы Саюдиса, хотя тогда стремление к свободе было таким зажигающим и притягательным, что хотелось их не замечать. Советскую систему отклонили, во-первых, и не только потому, что она, по мнению большинства, представляла смертельную опасность для народа.

На самом деле, все было не так просто. Советскую систему надо было упразднить по трем причинам. Во-первых, она была экономически недееспособной – толкала к империи, а Литву к нищете и беспросветной отсталости. Во-вторых, она постыдно ограничивала слово, мысль, совесть, а поощряла ложь и конформизм. В-третьих, она изолировала нас от мира, т.е. от новых идей, научных и бытовых достижений. В свою очередь народу как таковому, по крайней мере после сталинской эпохи, большая опасность не угрожала – это доказывает тот факт, что народ и язык не исчезли, даже численность народа не сократилась за 50 с лишним лет.

В сталинское время оперировали не национальными или народными, а классовыми, а после Сталина, чисто прагматическими категориями: если ты не будешь оказывать сопротивления власти, то тебя не уничтожат, можешь делать карьеру, неважно, кто ты по национальностои. Другое дело – твой менталитет и мораль: их мы повернем туда, куда нам удобнее.

То, что в советское время на самом деле было важно сделать, то удалось: своих подчиненных, на каком бы они языке ни говорили, кем бы ни были, сильно деморализовали, привили узкий, примитивный менталитет, частью которого, кстати, и была ксенофобия и ненависть к "космополитам". По сути они отлично законсервировали такой литовский народ, который по душе нашим псевдоинтеллектуалам.

В годы Саюдиса людей проще всего было расшевелить, подчеркнув национальный элемент, поскольку это не требовало глубокой рефлексии – на национальный призыв большинство реагирует автоматически или почти автоматически, национальное самоуважение – это по сути благородное дело. Энтузиазм того времени был красив, а жертвы заслуживают большого уважения. Но сегодня мы видим и обратную сторону национальных призывов. 50 лет, а может и дольше (если принять во внимание период авторитаризма Антанаса Сметоны) в Литве не хватало "сократовской" интеллектуальной прослойки. Люди привыкли оперировать только национальными категориями, потеряли желание и способность признать, что есть и иные категории, иные ценности – иногда более важные. Верх взял примитивный, нерефлектирующий национализм – я бы сказал, "стрепсиадский" культ своего дема, желание увековечить закрытость и провинциальность.

Провинциальность, кстати, поддерживает и укрепляет факт, что Литва всегда была – и остается – аграрным обществом. Ее укрепляют новые явления истории – усиление неравенства, новая коррупция, экономический кризис и фрустрация появившихся в связи с этим потребительских стремлений (из-за которых когда-то появился нацизм и, кстати, коммунизм). Не хочется говорить, но, наверное, нет сомнений в том, что большинство наших интеллектуалов, которые идут сейчас по пути Стрепсиада, никогда не были настоящими интеллектуалами – скорее, карьеристами, которым не удалось занять в обществе место, отвечающее их желанию, и фрустрация которых отлично показывает фрустрацию более широких масс.

Несложно заметить, что в этой беде мы неодиноки. Агрессивная ксенофобия, изоляционизм, особенно темный клерикализм отлично видны в Польше – может, даже больше, чем в Литве (наша Церковь не настолько влиятельная, но и не настолько ушла вправо). Правда, в Польше и более могущественный протест против таких явлений – есть мощная группа интеллектуалов, от Адама Михника до Анжея Вайды, которая отлично анализирует и останавливает. Еще хуже дела обстоят в Венгрии и Словакии, где фашиствующие тенденции пробрались во власть, а сопротивление им невелико. Но ограничимся литовским миром.

Родину, народ и литовскость должно любить.

Прибавлю, что для меня лично очень важно процветание литовского языка и народа, поскольку я не только публицист, но в первую очередь – поэт, мне небезразлична судьба литовского слова. Просто важно иметь читателя – не только сейчас, но и в будущем. Однако я не согласен, что должно любить только такую родину, народ и литовскость, какую представляет себе большинство наших философов и нефилософов – надо любить и точка, ни в коем случае не рассуждать. Народ, по мнению этих философов и нефилософов, очень слабый и ничтожный – если не посадить его за забор, лучше всего за колючую проволоку, то сразу же пропадет. Кроме того, у него должны быть враги.

В Литве популярна доктрина близкого нацистам мыслителя Карла Шмитта, несмотря на то, что те, кто ее поддерживает могли и не слышать этого имени. Согласно этой доктрине, народ, общество интегрирует и поддерживает только образ врага. Очень хорошие ученики Шмитта, которые также не всегда о нем слышали, – это представители советской власти. Мы тоже часто не верим, что Литва может выжить в условиях свободы, если у нее не будет или она не создаст себе врага. У нас в голове не укладывается, как это мир может быть не таким уж и плохим, а мировая политика необязательно приносит нам вред.

Раджвилас говорит о том, что Литва в ЕС лишается государственности, народ национальности и национального самосознания, что ЕС вносит деструкцию. Как это ни странно, отчасти я с этим согласен. Да, проводится деконструкция анахронического государственного и национального сознания XIX века и времен Сметоны, которое законсервировало советское время, давно пора деконструировать его. Должно появиться новое государственное и национальное сознание, как у сегодняшних немцев, англичан или французов, а не такое, как у польского "Радио Марии" или российских Дугина и Проханова.

"Мой адрес не дом и не улица – мой адрес ЕС", – иронизирует Раджвилас. Да, мой адрес – не махонькая, изолированная, ненавидящая окружающих и боящаяся их Литва, а Литва в Европе, Литва в мире. Интерес литовского государства – вхождение в глобальную сеть связи, в которую, кстати, понемногу вливаются и наши традиционные противники, а не отделение от него. ЕС, каким бы ни был, какие бы кризисы не переживал, меняется и растет, он на стороне Сократа, а не Стрепсиада. Отождествлять его с СССР – это злостная демагогия, так или иначе каждый литовец знает, чем отличается Колыма от Лондона и Дублина.

Мы живем в эпоху, когда начинает меняться понятие народ. Во-первых, в эпоху Интернета и самолетов ослабевает связь между народом и территорией. Сегодня можно быть литовцем и плодотворно участвовать в жизни Литвы, даже если твое жилье – на другом континенте. Конечно, для этого надо разумно решить вопрос литовского гражданства. Во-вторых, национальность становится не делом происхождения, а вопросом свободного выбора. Многих охватывает расистский ужас при мысли, что литовцем могут считать вьетнамца или чернокожего, если он живет в Литве, получил гражданство, выполняет обязательства и говорит по-литовски. Но это единственный гуманистический и современный, значит, единственный допустимый взгляд.

Все это не является каким-то новшеством. Существуют не только еврейские, но и ирландские диаспоры, что не мешает ни Израилю, ни Ирландии. Также есть большие итальянские, греческие диаспоры, но ни Италия, ни Греция из-за этого не погибли. С другой стороны, европейские страны приняли и принимают массу иммигрантов. Какие бы это не вызывало проблемы, как бы не старались раздувать это расисты, но и один народ ЕС не демонстрирует признаков исчезновения. Кстати, без иммигрантов многие уже давно рухнули бы в экономическом плане, значит исчезла бы государственность и народность.

Есть и психологический комплекс, который я бы назвал "фетишизмом независимости". Самостоятельная, никем не ограничиваемая государственность считается абсолютной и главной ценностью, несравнимо более важной, чем демократия, человечность и здравый рассудок. Это отношение пытаются поддерживать эмоционально и на уровне экстатичных литургий. Попытки его модифицировать или подвергать сомнению характеризуют как предательство, которое должно наказываться жесточайшим способом, вплоть до расстрела. Якобы так попирают многолетние подвиги и муки народа.

Независимость – это не самоцель, это способ обеспечить благосостояние народа. Конечно, это подходящий способ, поэтому всю свою сознательную жизнь я высказывался и сейчас высказываюсь за независимую Литву. Но независимость безо всяких ограничений практически невозможна, а если и возможна, то вредна. Она – анахроничная ментальная конструкция, заимствовавнная у мечтателей XIX века. Кстати, в будущем (правда, в очень далеком) на смену независимым государствам вообще придет глобальный союз, черты которого уже видны и сейчас: это не значит, что пропадет разница между народами, языками, традициями. Абсолютно независима в современном мире разве что Северная Корея; все остальные страны, включая США и Россию, в большей или меньшей степени ограничивают свободу своих действий с учетом интересов других (бывает, что и не учитывают, тогда заслуженно их ругают). Если кто-то хочет жить в идеально независимой Северной Корее, пускай живет, но народу просьба это не предлагать.

Вообще превращать государство в фетиш, идола – это неприемлемая практика, поскольку она нарушает первый закон Божий, который обязан выполнять и христианин, и просто мыслящий человек. Эмоции и ритуалы достаточно опасны – такие методы использовал нацизм и сталинизм. Сегодняшнее государство поддерживает свое право на существование не за счет подвигов и мучений предков, а за счет того, как функционирует их экономика, право, администрация, муниципалитеты. В этих областях мы, к сожалению, немногим можем гордиться.

Ксенофобия и изоляционизм очевидно влияет на наши отношения с соседями. Я неоднократно говорил об опасной "литовской триаде" (сказал бы литовском Бермудском треугольнике) – раздоры с россиянами, поляками и евреями или Россией, Польшей и Израилем.

В отношениях с поляками Вильнюсского края начинает действовать обратная связь: неуступчивость одних укрепляет неуступчивость других. Чего доброго, эта обратная связь действует с 1939 года. Когда Виленский край отошел Литве, многие его жители легко могли склонится в сторону Литвы. Многие из них согласились и даже хотели называться литовцами, только польскоговорящими, сохраняющими связь с польской культурой. Это была просто более сложная форма национального сознания, характерная таким людям, как Миколас Ремерис. Другие, как известно, вообще не имели явного национального самосознания. Третьи были неместными поляками, однако это не значит, что их надо было дискриминировать. Но уже в 1939 году началось навязчивое олитовчивание края, совершенно не обращали внимания на его особенности, на сложные и менее сложные формы сознания. Его по возможности проводили и во время прихода нацистов. Это определило неблагоприятный для Литвы перелом – местные жители разозлились и выбрали не литовскость, а польскость. Были и иные причины, но, думаю, вне всякого сомнения, такое развитие событий во многом определили узколобые патриоты.

Сегодня ряд наших политиков считает поляков и другие этнические меньшинства нелояльными ex definitione, а руководителей их общин – просто пятой колонной. Даже если мы придерживаемся такого взгляда, который мне кажется неверным, в интересах государства не увеличивать пятую колонну, а уменьшать; не отталкивать инородцев от себя, не нападать на них постоянно, не подчеркивать их враждебность и не разоблачать их злые намерения, а напротив – привлекать их самыми разными мудрыми способами, включая льготы.

В отношениях с евреями не видно ничего нового. По-прежнему злятся на Эфраима Зуроффа, пытаются обосновать теорию "двойного геноцида" и требуют: "Не смейте нас называть народом, который расстреливал евреев".

Вне всякого сомнения, литовцы – не народ, который расстреливал евреев. Но, к сожалению, практика последних лет дает право считать литовцев народом-адвокатом убийц евреев. Как бы вы не оценивали Зуроффа, он прав, когда говорит, что литовцы, в отличие от хорватов, не осудили ни одного убийцу евреев. Наоборот: негласный настрой общества и судов был таким, что эти дела надо тихо игнорировать. Мы не созрели для того, чтобы понять: недопустимо оправдывать и поддерживать преступника только потому, что он – этнический литовец (который считает себя патриотом), а его жертвы, истцы – не литовцы.

Я говорил и буду говорить, в этой области допущены две большие ошибки, которые рано или поздно придется исправлять. Первая ошибка связана с временным правительством 1941 года. Надо безо всяких "но" заявить, что новая Литва категорически не следует его традициям. Временное правительство по сути не отличается от правительства Тиса в Словакии и Павелича в Хорватии, которые ни один историк не считает положительными явлениями. Его членов мы называем патриотами – субъективно они такими были – но нельзя чтить патриотов, которые нанесли своей стране большой вред, который мы до сих пор не можем расхлебать.

Ведь они нанесли престижу Литвы больший вред, чем какой-либо враг страны. Если допустим эксперимент "альтернативной истории", то представьте себе, что Литву в 1944 году освобождают западные союзники, в нее возвращается Стасис Лозорайтис, номинальный глава страны в то время. Вне всякого сомнения, тогда пришлось бы (пусть нехотя) провести процесс над членами временного правительства, как над правительством Петена во Франции. Петен также был патриотом, который совершал подвиги на войне, он хотел сохранить независимость Франции, пусть и ценой союза с Гитлером. Некоторые члены Временного правительства могут быть оправданы, но точно ни один из них не получил бы орден и не стал бы патриархом народа. Напомню, что после войны Лозорайтис от них отмежевался.

Вторая ошибка – инфляция понятия геноцида, которая стирает разницу между холокостом и другими преступлениями тоталитаризма (кстати, инфляцию еще до восстановления независимости поощряли наши эмигранты). Находящийся в центре Вильнюса музей надо называть не музеем геноцида, а, к примеру, Музеем преступлений коммунизма. В противном случае это постоянно будет генерировать напряжение и трения, которые не только противоречат здравому уму, но и будут вредить интересам Литвы.

Самый сложный вопрос – это вопрос отношений с Россией, поскольку Россия наших дней дает основания, чтобы ей не доверяли. Но не надо перегибать палку, не надо забывать, что все может обернуться в другую сторону. Десятки наших политологов и журналистов превратили свою специальность в разоблачение России, а также разоблачение претензий вильнюсских поляков и евреев. Согласно навязываемому ими менталитету, интересы России всегда враждебны интересам Литвы, иначе быть не может. Россияне ни в коем случае не являются жертвами сталинизма, они – сознательные его сторонники и продолжатели. Также дают понять, что сталинизм в сотни раз хуже нацизма.

Любые действия России с этой позиции несут зло, иначе быть не может. Каждый враг России, даже если он безответственный, некомпетентный или не слишком цивилизованный – автоматически становится ближайшим другом Литвы. Если России везет – это страшно, если не везет – это большое счастье. Этого не понимает наивный и эгоистичный Запад, который уже почти договорился с Россией, обрекая нас на не совсем ясную, но наверняка ужасную судьбу. Все это напоминает карикатуру, которую я недавно видел в польском журнале. Сидят двое простолюдинов на крыше затопленного дома. Один из них говорит: "Боже мой! Что этот Путин еще придумает".

Мой прогноз будет иным: экономические и демографические причины заставят Россию и уже заставляют избавляться от сталинщины, хотя на этом пути и будут попадаться неприятные повороты. Можно не без основания надеяться от России такого выхода, какой выбрала Турция во время Мустафы Кемаля. Турция уже не мечтает об империи и ни для кого не представляет смертельной опасности – ни для болгар, ни для сербов, ни для греков, ни для армян. Она, кстати, член НАТО – вместе с греками, с которыми недавно сражалась и до сих пор не может договориться о Кипре.

Россия, похожая на Турцию Кемаля, отвечала бы интересам наших и не наших вечно конфликтующих и больше ничего не умеющих политиков. Мы не должны нашим вечным недоверием и претензиями мешать появлению такой России. Кроме прочего, постоянные сведения счетов с Россией и демонстрация старых ран, наверное, уже надоели большинству граждан.

Вернемся к Аристофану. Что у нас остается в нашей нынешней не очень веселой ситуации? Распространение и отстаивание своего мнения, даже если против него был бы народ или хотя бы большинство интеллектуалов. Маленькие, но упорные кружки, небольшие, но приличные школы. На это, наверное, скажут: "Вы требуете толерантности, но вы не толерантны к нам, настоящим патриотам Литвы". Это не так: мы только запрещаем запрещать, запрещаем насиловать.

Мы – за формальную демократическую практику. Можно не соглашаться с геями и не любить их, но нельзя ругать и бросать в них камни. Можно высказаться против иммиграции, но нельзя их уничижать, бить и жестоко депортировать. Можно иметь свою политику, но нельзя днем и ночью кричать, что ее противники – предатели и чужие агенты, которым не место в Литве. Можно дискутировать (мы не будем скрывать, что считаем твое мнение заблуждением и анахронизмом), но нельзя дискриминировать. А если будешь пытаться ввести фашиствующий, неототалитарный порядок – должен будешь считаться не только с недовольством Брюсселя, но и в первую очередь с гражданским неповиновением и сопротивлением.Summa summarum остаюсь оптимистом: после восстановления независимости, после экономической и политической трансформации придет время и ментальной трансформации. Но в этом надо участвовать, а не поддаваться тем, кто пытается привить допотопный менталитет.