Эдвард КаррИСТОРИЯ СОВЕТСКОЙ РОССИИ К оглавлению
Часть IV. Экономический порядок
Глава 15. ТЕОРИИ И ПРОГРАММЫ
Учение Маркса возникло из утопизма ранних социалистов, которые силой богатого и изощренного воображения создавали идеальные социалистические общества, не считая необходимым утруждать себя вопросом о том, как эти идеальные общества будущего станут развиваться из уже существующих. Методология Маркса базировалась на истории: всякие изменения в судьбах и общественных формациях человеческого общества являются частью непрерывного исторического процесса. Единственным предварительным условием, которое он и не пытался афишировать, было положение о том, что человеческое общество в конце концов будет всегда стремиться организовать себя таким образом, чтобы наиболее эффективно использовать производственные ресурсы. Поэтому он начал с анализа существующего общества, с тем чтобы показать, что капитализм, когда-то способствовавший высвобождению и поощрению небывалого роста производительных сил человечества, в ходе исторического развития достиг такой Стадии, когда стал помехой для максимального использования этих ресурсов и препятствием на пути дальнейшего прогресса. Пока в силе изначальное Марксово положение, капитализм неизбежно должен уступить место новому социальному строю, названному Марксом "социализмом" или "коммунизмом", который в свою очередь позволит и будет способствовать максимальному использованию производительных сил. Маркс верил – и в этом его теория являлась политически заряженной и революционной, – что переход от капитализма к социализму повлечет за собой смену буржуазии как правящего класса пролетариатом и что такая смена физически невозможна без революционного насилия, по крайней мере в большинстве стран. Но она была научной и эволюционной. Так же как экономическия структура капиталистического общества выросла из структуры феодализма, так соответственно из капитализма вырастет экономическая структура социализма. Большая часть работ Маркса была направлена не на убеждение в желательности перехода от капитализма к социализму – это положение заложено в самом постулате, – а на то, что этот переход неизбежен. 407 На протяжении всей жизни Маркс занимался изучением процессов и раскрытием внутри капитализма саморазрушающихся сил, а не будущим социалистического общества, которое поднимется из его руин. Эта последняя задача в определенном смысле все еще была неактуальной до наступления момента падения капитализма. В предисловии к книге "К критике политической экономии" Маркс писал: "...сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления". И по темпераменту и по убеждениям Маркс был заклятым врагом утопизма в любой форме. В его идеях всегда ощущались следы давних споров с утопическими социалистами, которые находили утешение в миражах будущего социалистического общества. Ближе к концу своей деятельности, в работе "Гражданская война во Франции", Маркс с подчеркнутым презрением разъяснял, что у рабочих не было "готовых и определенных утопий" и "идеалов, к которым они могли бы стремиться": они знали, что "придется выдержать упорную борьбу, пережить целый ряд исторических процессов, которые совершенно изменят и обстоятельства и людей". Эта вера в преобразование общества в ходе постепенного имманентного исторического процесса вызвала то, что в некотором смысле казалось эмпирическим подходом: сначала приблизиться к препятствию, а потом уже преодолевать его. Маркс не создал программы или манифеста будущего социалистического общества. Только однажды, в "Критике Готской программы", он позволил себе бросить быстрый взгляд на "высшую фазу коммунистического общества": когда "производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком..." тогда "общество сможет написать на своем знамени: "Каждому по способностям, каждому по потребностям!" Однако, оставляя в стороне необычно цветистую терминологию, это означало немногим более чем подтверждение основного положения Маркса – что для высвобождения и развития производительных сил, скованных вырождающимся капитализмом, необходим социализм. И даже здесь Маркс осторожно подстраховался, написав в сопроводительном к "Критике..." письме В. Бракке: "Каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ" [1]. Данный афоризм скрывал свои подводные камни. На них указывали ревизионист Бернштейн, который упоминал высказывание Маркса (не исключено, что достоверное), что "тот, кто составит программу на будущее – реакционер" [2], и синдикалист Жорж Сорель, который в блестящем теоретическом стиле продемонстрировал несовместимость утопизма и марксизма. "Выдвижение теоретического анализа будущего экономического порядка явилось бы попыткой возвести идеологическую надстройку до того, как создадутся сами условия производства, на которых она будет возводиться, следовательно, любая такая попытка будет немарксистской" [3]. И Бернштейн, и Сорель, каждый по-своему, вывели из теоретического 408 спора, что "движение – все, конечная цель – ничто". Маркс должен был бы оспаривать подобный вывод, однако, судя по всему, в чем-то поддерживал его. Поэтому Маркс завещал потомству не экономические планы социализма, а экономический анализ капитализма, и пользовался он экономическими методами, присущими капитализму. Понятие "политическая экономия" с ее известными категориями стоимости, цены и прибыли являлось чем-то присущим исключительно капитализму и могло быть вытеснено только вместе с ним [4]. При социализме даже рабочая теория стоимости потеряет свое значение [5]. Сама концепция о действии экономических законов независимо от воли человека принадлежал а, по сути, капиталистическому обществу. Маркс неоднократно писал об анархии производства при капитализме и утверждал, что периодические кризисы – неизбежный результат слепого следования законам рынка. Как о само собой разумеющемся в "Коммунистическом Манифесте" говорится, что "пролетариат использует свое политическое господство, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовав все орудия производства в руках государства, то есть пролетариата, организованного как господствующий класс, и, возможно, быстрее увеличив сумму производительных сил". Более чем два десятилетия спустя, в "Гражданской войне во Франции", он восхвалял Парижскую коммуну за регулирование национального производства на основе "единого плана", а Энгельс ожидал наступления такого времени, когда пролетариат, экспроприировав буржуазию, обратит "...общественные средства производства в общественную собственность" и, таким образом, сделает возможным "общественное производство... по заранее обдуманному плану" [6]. Производство при социализме, писал Маркс в "Капитале", будет организовано при сознательном и плановом управлении обществом [7]. Но Маркс и не Пытался рассуждать об условиях или способах осуществления общественно планируемого производства. Все, что можно было выяснить из его работ по этому вопросу, следовало выводить из сделанного им анализа природы и следствий капиталистического производства. Еще меньше можно сказать о распределении и обращении [8]: способы общественного производства, определявшие отношения в обществе, в равной степени определяли способы распределения и обращения [9]. "Производство, распределение, обмен и потребление... все они образуют собой части целого, различия внутри единства. Производство господствует... над этими другими моментами. С него каждый раз процесс начинается снова" [10]. Только "вульгарный социализм", который вращается в основном вокруг вопросов распределения [11], верил в то, что выравнивание распределения, а не обобществление производства является целью социализма. "Коммунистический Манифест" уже провозгласил, что уничтожение коммунистами "буржуазных условий производства" будет означать также "коммунисти- 409 ческое уничтожение купли и продажи" [12]. Конец капитализма будет означать конец товарного производства, а с ним и обмена в его капиталистическом понятии. "В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, – писал Маркс в "Критике Готской программы", – производители не обменивают своих продуктов". В будущем коммунистическом обществе распределение перестанет быть связанным с побуждением поработать, так как материальное поощрение будет заменено поощрением морального характера. Однако в переходном обществе, которое "только что выходит как раз из капиталистического общества", продолжает сохранять на себе "родимые пятна" старого, он увидел систему, при которой рабочий "получает от общества квитанцию о том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда" [13]. Но эти разбросанные мимоходом заметки служат тому, чтобы показать почти полное отсутствие желания провести анализ проблем распределения и обмена в социалистическом обществе. Рассуждения о функциях стоимости, цены и прибыли в плановой экономике предстояли в далеком будущем. Еще одно сознательно или бессознательно удерживало Маркса от определения подхода к экономическим проблемам социализма – его неспособность точно установить, кем будет определяться планирование в социалистическом обществе. Предельно ясно представляя функции планирования, он приписывал их "обществу" в следующем виде: "Общество должно наперед рассчитать, сколько труда, средств производства и жизненных средств оно может без всякого ущерба тратить на такие отрасли производства, которые, как, например, постройка железных дорог, сравнительно длительное время, год или более, не доставляют средств производства, ни жизненных средств и вообще в течение этого времени не дают какого-либо полезного эффекта, но, конечно, отнимают от всего годового производства и труд, и средства производства, и жизненные средства" [14]. Планирование в экономике было задумано не как функция государства, а скорее как функция, которая сделает государство лишним. "Когда в ходе развития исчезнут классовые различия, -провозглашалось в "Коммунистическом Манифесте", – и все производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер". Но где в этой "ассоциации индивидов" будет проводиться работа по планированию производства? Маркс никогда не пытался ответить на этот вопрос. Согласно одному из отрывков из "Капитала", (само) общество будет "организовано как сознательная и систематическая организация", в которой сами производители "будут регулировать распределение продуктов и поставят его под свой общий контроль вместо того, чтобы ему править над со- 410 бой, будучи слепой силой" [15]. Признавая, что планирование и управление экономической жизнью являются очевидной неотъемлемой частью социализма, Маркс соглашался с положением, выдвигавшимся всеми социалистами, начиная от Сен-Симона, что эти функции будут осуществляться не государством или каким-либо политическим органом, а самими производителями [16]. Не сделали сколько-нибудь значительных шагов вперед в развитии идеи вплоть до 1917 г. и последователи Маркса. В Программе Российской социал-демократической рабочей партии, принятой II съездом в 1903 г., в строгом духе марксистской терминологии говорилось о "замене частной собственности на средства производства и обращения общественною и вводе планомерности организации общественно-производительного процесса" [17]. Но это в общей форме. До революции в большевистской литературе для разработки концепции планирования не было сделано ничего. Накануне революции Ленин заполнил этот явный пробел аргументацией, которой мог бы воспользоваться и сам Маркс. "У Маркса нет ни тени попыток сочинять утопии насчет того, чего знать нельзя. Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении изменяется" [18]. Маркс не стал разрабатывать концепции общественного планирования экономики, а его экономическому анализу капиталистического строя путем противопоставления было суждено создать техническую основу социалистического планирования [19]. Однако экономическую политику переходного периода, через который должна пройти революция в борьбе за установление социалистического строя, пришлось вырабатывать эмпирически самим рабочим, осуществившим революцию. В дополнение к обобщенным наметкам долгосрочного характера относительно развития будущего социалистического общества Маркс время от времени выступал по актуальным вопросам экономической политики, что оказывало большое практическое воздействие на те партии, которые заявляли в своих программах о приверженности учению Маркса. В "Коммунистическом Манифесте" Маркс зафиксировал некоторые неотложные меры, которые мог применять пролетариат в качестве реальных реформ в существующих условиях, по крайней мере "в наиболее развитых странах". Этих реформ можно добиться в официальных рамках буржуазной демократии, хотя Маркс считал, что "они перерастут самих себя" и "сделают необходимыми дальнейшие атаки на старый общественный строй". Важнейшими из десяти перечисленных Марксом в "Коммунистическом Манифесте" мерами, которые, как он считал, будут различны в различных странах, явились; уничтожение частной собственности на землю, введение прогрессивного подоходного налога, отмена права наследования, централизация посредством национального банка кредита и средств связи в руках государства, 411 распространение государственной собственности на предприятия и средства производства, одинаковая обязательность труда для всех, бесплатное образование и устранение фабричного труда детей "в его современной форме". Иногда выдвигалось возражение теоретического характера о том, что удовлетворение этих ограниченных требований и ослабление тягот эксплуатации могут притупить революционный настрой пролетариата и что подобного рода требования не должны выдвигаться истинными революционерами. Однако на практике ни одна партия не может обращаться к широким массам рабочих, не имея программы, призванной облегчить их повседневные тяготы. Вслед за "Коммунистическим Манифестом" коммунистические партии стали традиционно различать программу-максимум и программу-минимум, где первая отражает революционные устремления, а вторая – немедленные практические требования, на выполнение которых они могут надеяться даже при существующем капиталистическом строе. Одним из непредвиденных результатов подобного подразделения являлось привлечение в социал-демократические партии большой группы членов, которые по убеждению или характеру проявляли большую заинтересованность в программе-минимум. В странах, где одни из требований программы-минимум претворялись в жизнь, а другие могли произойти в ближайшем будущем в процессе демократических перемен в буржуазном обществе, партии во все большей степени старались перевести требования программы-максимум в категорию отдаленных теоретических целей, сконцентрировав свою деятельность на осуществление программы-минимум. Другими словами, социал-демократия, теоретически оставаясь революционной, на практике стала преобладающе реформистской. Социал-демократическая партия Германии представляла собой классический пример такого поэтапного перерождения. С учетом отсталых экономических и в равной мере отсталых политических условий в русском обществе распространение марксистского учения в России имело специфические особенности. Покорение Кавказа и открытие в сердце Сибири Алтайского края, исключительно богатых полезными ископаемыми, создали материальные условия для промышленного развития страны и превратили Россию в потенциально промышленную державу. Отмена в 1861 г. крепостного права – первый прямой удар по крепости российских феодальных устоев – впервые ознаменовалась внедрением современного промышленного капитализма в стране, где полностью отсутствовали условия для развития сильной, независимой капиталистической буржуазии. Историческим назначением этих реформ (как и огораживания общинных земель в английской истории) было перемещение из деревни в город необходимой для индустриализации национальной экономики рабочей силы. Однако прежде всего они отразились на положении крестьян и на системе землевладения, 412 будущее которых казалось неопределенным. Этот вопрос не терял остроты в течение трех десятилетий. Естественно, что первая марксистская группа в России, появилась как результат борьбы противоречий с народниками относительно судьбы русского крестьянина и сельского хозяйства страны. Несмотря на то, что аграрные вопросы занимали второстепенное место в учении Маркса, они стали жизненно важными для его последователей в стране, где почти 90 % населения было главным образом занято в сельском хозяйстве. Вызывало удивление, что в заметках последних лет Маркс, похоже, принял сторону народников в их полемике с русскими марксистами [20]. Народники считали, что русские крестьянские общины (система общинного землевладения с периодическим перераспределением индивидуальных наделов, которая господствовала во времена крепостного права и пережила его отмену) обеспечивали основу для принципа общественной собственности при будущем социалистическом строе, и России, таким образом, представилась возможность повести за собой мир по пути социализма. Однако отец русского марксизма, основатель первой русской марксистской группы за рубежом, Плеханов не сомневался в том, что значил марксизм в свете аграрных проблем России. Крестьянина, как в России, так и на Западе, Плеханов считал явлением по своей сущности консервативным. Часто цитируют отрывок из написанной им в 1882 г. работы: "Помимо буржуазии и пролетариата, у нас в стране мы не ощущаем социальных сил, у которых могли найти поддержку оппозиционные или революционные группы" [21]. Поэтому он был уверен, что революция в России должна пойти по тому же пути, что и на Западе, то есть по пути, указанному в "Коммунистическбм Манифесте". Первым ее этапом будет революция капиталистической буржуазии, которая вызовет в России развитие промышленности и разрушит столь устаревшую феодальную систему землевладения, каковой являлась крестьянская община. Затем, после того как в городе установится с триумфом капитализм, созреет момент для его свержения в ходе пролетарской социалистической революции. Идея народников о переходе к социализму через крестьянскую общину, минуя промежуточную стадию капитализма и создание сильного пролетариата, была либо полной утопией, либо скрытой реакцией. Ленин появился на политической арене 80-90-х годов как пылкий последователь Плеханова. В своих ранних работах он продолжил полемические нападки на народников и страстно защищал тезис о необходимости капиталистического развития в России. В середине 90-х годов, когда Ленин начал свою деятельность, развитие событий уже решало вопрос в пользу – марксистов. В 40-х годах XVIII в. проницательный прусский исследователь Хакстгаузен ясно различал жизненно важную роль крепостного права в экономике России. "Бели для прогресса цивилизации и национального процветания необходима собствен- 413 ность в больших масштабах, мое мнение определенно: еще нельзя отменять крепостничества" [22]. Отмена крепостного права нарушила, ничем не изменив, равновесие русской деревни, в котором она пребывала на нижайшем уровне рабской экономики. Она принесла выгоду тем способным и энергичным землевладельцам, кто сумел организовать свое хозяйство на эффективной капиталистической основе путем использования наемного труда своих бывших крепостных и развития крупномасштабного производства продукции на экспорт. Менее предприимчивые, не имевшие столь выгодного положения землевладельцы оказались не в состоянии приспособиться к новым условиям и еще глубже погрузились в трясину долгов и разрухи. В результате реформы выдвинулась также небольшая группа наиболее активных крестьян, которые смогли собрать воедино и расширить свои земельные наделы и выделиться из толпы подобных себе, используя труд своих менее удачливых собратьев. Но для основной массы крестьянства отмена крепостничества означала все больший груз долгов, более тяжелые условия труда и новые формы эксплуатации, еще ненавистнее старых. Крестьянство разделилось на меньшинство (хотя в отдельных районах страны оно составляло одну пятую) обладающих землей крестьян, некоторые из которых использовали наемный труд, и большинство безземельных или не имевших достаточно для поддержания своего существования земли, которые нанимались на работу к крупным землевладельцам или зажиточным крестьянам. Вторжение капитализма привнесло неизбежное классовое расслоение российской деревни [23]. В то же время за отменой крепостного права последовали первые проявления индустриализации России. Ее быстрый рост после 1890 г. с притоком иностранного капитала создал фундамент, на котором была построена Российская социал-демократическая рабочая партия. Настоящей точкой отсчета пролетарского движения стали забастовки 1896 г. Но запоздалый рост капиталистической промышленности в России приобрел несколько специфических черт, которые, по определению Ленина, состояли в том, что в России "новейше-капиталистический империализм оплетен, так сказать, особенно густой сетью отношений докапиталистических" [24]. В Западной Европе директор или управляющий формировался в промышленности в ходе постепенного и вполне определенного процесса из известного классическому экономисту предпринимателя-одиночки; мелкие предприятия все еще играли важную роль в экономике, а современная крупномасштабная промышленность сохранила отдельные материальные основы и внешний вид oт прошлого. При полной поддержке западных и русских финансистов [25] современная индустрия России резко набрала силу: ее развитие объяснялось факторами как политического, так и экономического характера [26], своим подъемом она была обязана больше государству и банкам, чем отдельным предприимчивым промышленникам, 414 сеть же крупных предприятий в России была значительно шире, чем где бы то ни было в Европе [27]. Разница в положении российского заводского рабочего и рабочего на Западе была еще более выраженной. На Западе заводской рабочий по-прежнему обладал мастерством и другими характерными для мелкого ремесленника чертами. Русский рабочий являлся крестьянином, который пришел из деревни и мог вернуться туда в период застоя или экономической депрессии. Он оставался крестьянином юридически в отличие от небольшого слоя ремесленников, относившихся к категории "петти-буржуазии". У него отсутствовал тот уровень мастерства и образования, который породил на Западе растущий класс "рабочей аристократии", заинтересованной в капиталистической прибыли, и, будучи подверженным безграничной эксплуатации, он представлял плодородную почву для революционной пропаганды. Многие различия в структуре промышленности и в положении рабочих отражались в отличающихся друг от друга политических системах Западной и Восточной Европы. И наконец, сходство положения русского заводского рабочего и русского крестьянина означало, что их интересы и тяготы серьезно воздействовали на обоих и с практической точки зрения не существовали порознь, как это имело место в странах Запада. Первая программа Российской социал-демократической рабочей партии подразделялась на разделы, содержавшие требования максимума и минимума. Но российской партии не грозила скрытая опасность, подобная той, что подстерегала социал-демократию в Германии: возвышение по вполне очевидным причинам требований минимума за счет требований максимума. Начиная с 1848 г. понимание программы-минимум в основном сводилось к тому, что можно было достигнуть при буржуазной революции, не доводя до разрушения систему буржуазно-капиталистических порядков; программа-максимум являлась конечной целью пролетарской социалистической революции. В Западной Европе, где буржуазная революция была свершившимся фактом, программа-минимум далее не являлась революционной и этим принципиально отличалась от революционной программы-максимум. В 1903 г., когда Российская социал-демократическая рабочая партия приняла свою программу, буржуазная революция в России еще должна была свершиться, и поэтому обе программы – и максимум и минимум – являлись революционными. Политические требования принятой партийным съездом в 1903 г. программы-минимум начинались с низвержения царского самодержавия и замены его демократической республикой [28]. Следовавшие за ними экономические требования, взятые в целом, носили столь же революционный характер в России того времени, хотя и были составлены с расчетливой сдержанностью и упоминали мало из того, чего уже не было достигнуто или было на грани осуществления в развитых буржуазных демократических обществах. Они включали положения об 415 установлении восьмичасового рабочего дня и еженедельного выходного, о воспрещении ночного труда, за исключением тех отраслей, где он был необходим по техническим соображениям, запрещении труда детей до 16 лет (с ограничениями рабочего времени подростков до 18 лет) и использовании женского труда во вредных отраслях, о государственном страховании по болезни и старости, об эффективном надзоре на производстве и ряд других мер, известных по гражданскому законодательству или радикальным программам западных стран. Аграрные разделы программы были особенно сдержанными и сводились на деле к мерам, направленным на "устранение остатков крепостного порядка" и способствование "свободному развитию классовой борьбы в деревне". Содержавшиеся в ней предложения, по существу, затрагивали отмену выкупных и оброчных платежей, которые крестьяне должны были выплатить за свое освобождение, и возвращение уже выплаченных сумм, конфискацию земель и имений царской фамилии, "учреждение крестьянских комитетов для возвращения сельским обществам... тех земель, которые отрезаны у крестьян при уничтожении крепостного права" [29]. Интерес к экономическому разделу программы на съезде явно отсутствовал. Экономические вопросы не играли важной роли ни тогда, ни в спорах, последовавших за расколом между большевиками и меньшевиками. Русско-японская война до предела обострила зревшее в городе и деревне недовольство. Революция 1905 г. явилась первым драматическим симптомом стихийной, плохо организованной и подсознательной цепной реакции новой революционной волны молодого заводского пролетариата против промышленного капитализма одновременно с многовековой борьбой русского крестьянства против невыносимых условий в сельском хозяйстве. Именно городские рабочие в Кровавое воскресенье (9 января 1905 г.) внезапно начали революцию, наиболее впечатляющим достижением которой явились массовые (промышленные забастовки, прошедшие осенью 1905 г. Но уже в феврале 1905 г. восстали крестьяне в черноземных районах, в прибалтийских провинциях и на Кавказе. Крестьянская жакерия, распространившаяся по всей России в тот год, продолжала неожиданно вспыхивать весной 1906 г., много времени спустя после подавления революции в городах и на предприятиях. То, что произошло в 1905 г., подтвердило одно из положений программы большевиков – необходимость пролетарского руководства восстанием. Но события показали также, что без активной поддержки крестьян революция в России не может быть успешной. Они доказали, что русский крестьянин может откликнуться и на более радикальные революционные лозунги, чем те, что содержались в осторожно составленном разделе партийной программы. Как следствие событий 1905 г. большевики должны были отвести крестьянам абсолютно новую роль и новое положение в 416 революции. Уже в апреле 1905 г. треть участников съезда партии большевиков в Лондоне приветствовала "разрастающееся крестьянское движение" и, признавая, что оно все еще являлось "стихийным и политически бессознательным", признала за ним право на поддержку со стороны социал-демократов. Идя дальше сдержанных рекомендаций Программы, резолюция съезда открыто призывала "крестьянство и сельский пролетариат" к "коллективному отказу от платежа податей и налогов, от исполнения воинской повинности и постановлений и приказаний правительства и его агентов" [30]. В том месяце в качестве конечной цели революции Ленин провозгласил установление "революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства". В брошюре "Две тактики социал-демократии в демократической революции", посвященной разработке этой темы, Ленин сделал тщательное разграничение между первым, или буржуазным, этапом революции, в котором пролетариат будет выступать в союзе со всем крестьянством, и вторым, или социалистическим, этапом, в котором в борьбе против реакции пролетариат будет полагаться на беднейшее крестьянство. "Мы поддерживаем крестьянское движение, поскольку оно является революционно-демократическим. Мы готовимся (сейчас же, немедленно готовимся) к борьбе с ним, поскольку оно выступит как реакционное, противопролетарское. Вся суть марксизма в этой двоякой задаче" [31]. Однако содержание аграрной программы, которую будет осуществлять партия на обоих этапах, не обсуждалось. На конференци большевиков 1905 г. в Таммерфорсе был поднят вопрос о пересмотре аграрного раздела программы партии. Она предложила исключить из программы старые пункты об "отрезках" как слишком мягкие и об отмене выкупа как уже выполненные, обещать поддержку всем революционным мерам, применяемым крестьянством, включая конфискацию всех земель, находящихся в частной собственности, искать пути убеждения крестьянства в "непримиримой противоположности его интересов и интересов сельской буржуазии" [32]. Одним из результатов rapprochement между большевиками и меньшевиками зимой 1905/06 г. было создание совместной комиссии по сбору и анализу предложений, направленных на смягчение аграрной программы [33] для ее рассмотрения на так называемом "объединительном" съезде (позднее называвшемся IV съездом большевиков), который состоялся 6 апреля 1906 г. в Стокгольме. На Стокгольмском съезде была проведена самая продолжительная, полная и наиболее сложная дискуссия по аграрной политике партии, которая когда-либо проводилась в социал-демократических кругах. Помимо основного раскола между большевиками и меньшевиками, получившими тогда небольшое большинство, и те и другие раскололись внутри своих группировок. За несколькими незначительными исключениями, все согласились, что прежняя программа устарела и что для удовлетворения чаяний крестьян, проявившихся в последних 417 выступлениях, следует предпринять какие-то шаги в отношении земли как таковой. Первый шаг был относительно прост. Большевики хотели "конфискации" всех церковных, царских, государственных и частновладельческих земель, меньшевики выступали за "отчуждение" – термин, предполагавший или по крайней мере не исключавший компенсацию. Однако по этому вопросу с большевиками соглашалось достаточное количество меньшевиков, что обеспечило им большинство, и слово "конфискация" появилось в резолюции съезда. От конфискации освобождались небольшие наделы, размеры которых точно не определялись. Намного более деликатным и противоречивым был вопрос о том, что же должно последовать за конфискацией. Здесь можно выделить три точки зрения. Не доверяя централизованной власти государства, меньшевики хотели передать землевладение "органам самоуправления", которые предоставят право пользования на неограниченный срок тем, кто их возделывает: решение, известное под названием "муниципализация". Вторая точка зрения была представлена в проекте Ленина и поддержана большинством подготовительной комиссии. По ней конфискованные земли предлагалось передать в ведение крестьянских комитетов с последующим созывом Учредительного собрания, после чего в случае (и только в случае) создания истинно демократической республики партия потребует уничтожения частной собственности на землю и передачи всей земли "всему народу" (или по варианту – государству). Ленин утверждал, что выдвинутая в его проекте оговорка об установлении истинно демократической республики снимала опасность, как ее видели меньшевики, передачи земли централизованному государственному ведомству. Третья группа, включавшая основную часть большевиков, соглашалась с положением ленинского проекта о создании на начальном этапе крестьянских комитетов, но предложила потребовать от Учредительного собрания, чтобы после передачи лесов и шахт государству, а поместий – местным органам самоуправления, "на которых возделывание будет осуществляться общими силами", оставшаяся земля была поделена между крестьянами и передана в их полную собственность. Ленин, ранее выступавший за то, что единоличная крестьянская собственность, будучи по сути капиталистической, представляла собой шаг вперед по сравнению с феодальной системой крупных землевладений, принадлежащих помещикам и обрабатываемых крестьянами [34], теперь заявлял, что, хотя политика земельного раздела была "ошибочной" (из-за того, что она ничего не делала для указания пути к социализму как конечной цели), она не была "вредной", в то время как по'литика "муниципализации" (которая не была капиталистической, но и не вела к социализму) была и "вредной и ошибочной". Поэтому он снял собственную резолюцию, не имевшую шанса быть принятой, и поддержал идею раздела, а не муниципализации. Все 418 противоречия рассматривались, исходя из понимания буржуазно-демократического характера грядущей революции. Ни в своих выступлениях на съезде, ни в брошюре, где он впоследствии обосновал свою точку зрения [35], Ленин не выдвинул основного возражения защитникам единоличной крестьянской собственности – возможной необходимости повернуть вспять процесс раздела после победы социализма и создания вновь крупных коллективных производящих единиц. Так далеко вперед еще не заглядывал никто [36]. Но большевики остались в меньшинстве. Как мнение съезда была принята резолюция меньшевиков о муниципализации. Совместная резолюция о тактике тем не менее открывала перспективу на будущее, призывая партию "предостерегать его (крестьянина) от обольщения самой системой мелкого хозяйства, которая никогда при существовании товарного производства не в состоянии уничтожить нищету массы, и, наконец, указывать на необходимость полного социалистического переворота как единственного средства уничтожить всякую нищету и всякую эксплуатацию". В следующей резолюции говорилось о важности согласовывать действия крестьянства "с наступательным движением пролетариата против царизма" [37]. Несоответствия резолюций Стокгольмского съезда стали очевидными, когда они столкнулись с аграрной программой социалистов-революционеров (эсеров), последователей народников – на этот раз крестьянской партии в чистом виде. В соответствии с принятой на съезде партии в январе 1906 г. программой эсеры выступили за обобществление земли путем ее "изъятия из сферы коммерческого обращения и передачи из частной собственности отдельных лиц в общее национальное достояние". Предполагалось распределять землю частным лицам по двум принципам, названным "принципом труда" и "равенства", что означало равное распределение земли между теми, кто на ней работал. Единственная трудность заключалась в том, чтобы определить критерии, по которым должно определяться равенство, – по количеству работников или по количеству потребителей в хозяйстве. Подобная политика ставила эсеров в один ряд с теми социалистами-немарксистами, кто считал, что суть социализма направлена не на способ производства, а на равное распределение. На первый взгляд программа эсеров заметно не отличалась от проекта резолюции большевиков, которая была забаллотирована на Стокгольмском съезде; она также требовала равного распределения земли между крестьянами. Но в объемной брошюре по аграрному вопросу, написанной в конце 1907 г., Ленин разъяснил и непосредственную точку соприкосновения двух позиций, и их явное и фундаментальное противоречие. "Идея равенства – самая революционная идея в борьбе со старым порядком абсолютизма вообще – и со старым крепостническим, крупно-поместным землевладением – в особенности. Идея равенства законна и прогрессивна у мелкого буржуа-крестьяни- 419 на, поскольку она выражает борьбу с неравенством феодальным, крепостническим. Идея "уравнительности" землевладения законна и прогрессивна, поскольку она выражает стремление 10-ти миллионов сидящих на семидесятинном наделе и разоренных помещиками крестьян к разделу [38] крепостнических латифундий по 2300 десятин. А в данный исторический момент эта идея действительно выражает такое стремление, она толкает к последовательной буржуазной революции, ошибочно облекая это туманной, квази-социалистической фразеологией... Реальное содержание того переворота, который кажется народнику "социализацией", будет состоять из самого последовательного расчищения пути для капитализма, из самого решительного искоренения крепостничества... Народник воображает, что эта "уравнительность" устраняет буржуазность, тогда как на деле она выражает стремления наиболее радикальной буржуазии" [39]. Таким образом, на данной, предварительной стадии оказалось возможным использование большевиками эсеровского лозунга об "уравнительности" и даже совместное в союзе с эсерами выступление по аграрному вопросу. Но то, что представлялось эсерам конечной целью социализма, было для большевиков просто побочным вопросом буржуазной революции. Как только буржуазная революция сметет остатки феодализма и крепостничества во имя всеобщей равной собственности на землю, произойдет разрыв, потому что понимание социалистической аграрной революции большевиками в корне отличалось от эсеровского. Но пока детальное рассмотрение аграрной политики социализма оставалось неактуальным, линия раздела между большевиками и эсерами легко стиралась. Царское правительство сделало одинаковый с революционерами вывод из событий 1905-1906 г г.: ключевым вопросом ситуации в России стала позиция крестьянства. За конституционным Манифестом 17 октября 1905 г., предназначенным умиротворить либеральные и радикальные элементы в городах, 3 ноября последовал новый, в котором крестьянам было обещано освобождение от уплаты имеющихся у них долгов. Всего через год (Стокгольмский съезд проходил как раз в перерыве между ними) вышел известный столыпинский закон от 9 ноября 1906 г., который положил начало новой аграрной политике. Действие реформы было двояким. Крестьянские общины, в которых перестали пользоваться обычаем периодически перераспределять землю, были распущены, и землю разделили между главами входивших в общину подворий. В крестьянских общинах, где все еще практиковалось периодическое перераспределение земель, глав хозяйств поощряли обращаться с просьбами о выходе из общин со своей долей общинной земли. Проводились мероприятия по перепланировке земельных наделов, способствовавшие выходу из общин. Таким образом, реформа предназначалась для того, чтобы разрушить старую систему коллективной крестьянской соб- 420 ственности и на ее место поставить индивидуальную собственность крестьянина в качестве основы сельскохозяйственной экономики в России. Помимо юридических указов, предлагались и косвенные стимулы, включая предоставление настоящим и будущим землевладельцам займов на выгодных условиях со стороны Крестьянского земельного банка. За 10 лет с момента обнародования закона из общин вышло более двух милионов хозяйств, причем самый активный период выпал на 1908-1909 гг. Наибольшим образом реформа затронула Украину к западу от Днепра, где в руки индивидуальных владельцев перешло около половины общинных земель. Этот район являлся центром торговли зерном на экспорт: именно здесь сельское хозяйство России было наиболее прибыльным и высокоорганизованным на капиталистической основе. Здесь же ужасающе тяжелым было положение безземельных крестьян, нанимающихся на работу в качестве сельскохозяйственных рабочих. Именно поэтому Троцкий называл черноземную зону Украины "Русской Индией" [40]. В первые годы XX в. волны переселенцев одна за другой выкатывались в Сибирь и за Атлантику. Хотя в свете репрессивной административной политики правительства Столыпина стало привычным говорить о "столыпинской реакции", в полном смысле слова этот термин не относится к аграрной столыпинской реформе, которая являлась логическим продолжением курса, начатого отменой крепостничества. Главной целью отмены крепостного права было создание резерва "свободных" рабочих рук для промышленного развития. Даже деревня была вовлечена в сферу монетарных отношений: капитализм сломал хребет старым феодальным порядкам. Последнее пристанище этих порядков – крестьянская община встала теперь на путь внедрения в российское сельское хозяйство капиталистической конкуренции и эффективности капиталистического производства. Возможно, столыпинская реформа была навеяна желанием возвести заслон на пути революции с помощью создания класса процветающих и умиротворенных крестьян. Но исходя из того, что капитализм является шагом вперед по сравнению с феодализмом, аграрное законодательство Столыпина было, по словам Ленинау "прогрессивно в научно-экономическом смысле" [41]. С другой стороны, аграрный капитализм мог принять две различные формы: капитализм землевладельца с использованием наемного труда и капитализм крестьянина-единоличника. Первую Ленин называл "прусским", а вторую, несколько заблуждаясь, "американским" типом [42]. Он осуждал столыпинскую реформу, также заблуждаясь, как нацеленную на прусский тип на том основании, что она была направлена против крестьянства в целом. Он полностью осуждал ее как "поощрение грабежа общин кулаками, ломку старых поземельных отношений в пользу горстки зажиточных хозяев ценою быстрого разорения массы". Столыпина причислили к "черносотенным помещикам", а его политику изображали как "поли- 421 тику разорения крестьян дотла, насильственного слома общины для расчистки пути капитализму в земледелии во что бы то ни стало" [43]. За этими демагогическими высказываниями скрывалась какая-то доля правды. В литературе по данному вопросу стало обычным различать три категории крестьян: "бедняков", составляющих более 80 % общего числа, которые были либо безземельными, либо владели настолько маленькими наделами, что не могли прожить, не нанимаясь на работу сами или вместе с семьей, "середняков", которые обеспечивали себя трудом семьи на своих наделах, и "крестьянскую буржуазию", или "кулаков", бывших настолько зажиточными, чтобы пользоваться наемным трудом (хотя для причисления к данной категории было достаточно нанять всего одного работника). Цель реформы заключалась в том, чтобы поддержать или поощрять кулака или потенциального кулака за счет менее энергичных и бережливых крестьян или менее предприимчивой массы бедняков и таким образом создать верхнюю прослойку преуспевающих верных режиму крестьян. Правительство, объяснял сам Столыпин, сделало ставку не на нищих и пропойц, а на стойких и сильных хозяев [44]. Расчеты не оправдались. Приемлемого решения аграрной проблемы в России не могло быть без повышения ужасающе низкой производительности труда; эта дилемма будет мучить большевиков много лет спустя, а ее нельзя разрешить без введения современных машин и технологии, что в свою очередь невозможно на основе индивидуальных крестьянских наделов. Если бы Ленин был прав, сопоставляя столыпинский план с прусской системой, то в нем по крайней мере содержался бы важный элемент эффективности, которого фактически не было. На самом деле, разбивая в перспективе крупные сельскохозяйственные единицы на мелкие, техническая реформа была консервативной. В его истинном виде план мог дать Столыпину только надежду на улучшение положения "сильных и стойких" кулаков за счет – и в этом Ленин был абсолютно прав – еще более жестокой и безжалостной эксплуатации беспомощной массы крестьян-бедняков. В результате мера, предназначенная предотвратить наступление революции, внесла жизненно важный вклад в ее успех. Усиливая эксплуатацию большинства как абсолютно, так и по сравнению с небольшой группой более удачливых из них, реформа восстановила крестьян друг против друга и позволила революционерам призывать эксплуатируемых бедняков на борьбу против эксплуататоров-богачей даже в самой крестьянской среде. Поэтому Ленин как пропагандист все эти годы проводил мысль о том, что для массы крестьян столыпинская реформа означала крушение. Но как марксист и русский экономист он полностью отдавал себе отчет, в чем состояло решение проблемы. "Помещики и капиталисты превосходно знают того врага, с которым им приходится бороться, превосходно чувствуют, что революция связала победу помещичьих интере- 422 сов с победой частной собственности на землю вообще, победу крестьянских интересов с уничтожением частной собственности вообще, и помещичьей и крестьянской. На деле борьба идет из-за того, помещики ли будут строить новую Россию (это невозможно иначе, как на основе частной собственности на все роды земель), или крестьянские массы (это невозможно в полукрепостнической стране без разрушения частной собственности и на помещичьи и на надельные земли)" [45]. Данное утверждение является, пожалуй, явным признанием Лениным в работах того времени факта, что распределение земель в крестьянское владение на основе равенства, хотя и было необходимым шагом на промежуточной стадии буржуазной революции, не могло привести к окончательному решению проблемы и что так же как буржуазная революция сметет поместья землевладельцев, так и революция социалистическая в один прекрасный день сведет одиночные крестьянские наделы в крупные экономические единицы. Превалирующее внимание к аграрному вопросу, уделявшееся в то время русским правительством и революционерами, легко объясняется не только опытом 1905 г., но и сложившимися в стране экономическими условиями, при которых крестьянство составляло свыше 80 % населения и производило 50 % национального дохода. Для будущего более важным тем не менее был быстрый и постоянный рост промышленного компонента в национальной экономике. Между 1900 и 1913гг. промышленное производство в России выросло на 62 % по сравнению с 35 % прироста в сельскохозяйственном производстве [46]. В этот же период происходило быстрое развитие промышленных и торговых монополий и усиление зависимости промышленности от иностранных и российских государственных капиталовложений. Таким образом, по мере приближения кризиса войны и революции резко обострились противоречия развитой капиталистической промышленности, которая действовала в примитивном крестьянском окружении. После экономической депрессии 1908-1913 гг. стали годами процветания и роста российской промышленности, что, естественно, не давало революционной пропаганде широкого поля деятельности. В течение этих лет русские социал-демократы всех направлений не смогли по-новому осмыслить промышленную политику партии. Воодушевленный опытом Петроградского совета, Троцкий продолжал настаивать, что пролетариат, который стремился к осуществлению таких "демократических" требований, как установление восьмичасового рабочего дня, будет подведен неизбежно к "социалистической" политике захвата предприятий [47]. Ленин также осторожно заметил, что "восьмичасовой рабочий день и тому подобные реформы при всяких политических условиях неизбежно станут орудием движения вперед" [48]. Примечательно, что это высказывание было мимолетной ремаркой в дискуссии об аграрной политике. 423 В 1912 г., однако, волна промышленных выступлений, спавшая после поражения массовых забастовок 1905 г., поднялась с новой силой. Острая вспышка возмущения на Ленских приисках, во время которой войсками было убито 500 рабочих в самой страшной со времен Кровавого воскресенья бойне, положила начало новому периоду промышленных выступлений. А два года до начала войны 1914 г. были отмечены возобновлением крестьянских волнений. Под поверхностью вновь забурлили и закипели скрытые силы, свершившие в свое время революцию 1905 г. После пяти лет резкого спада партийной активности и междоусобной войны Ленин вновь начал пристально следить за перспективой беспокойного будущего. Война 1914 г. обнаружила несовершенство и бессилие национальной экономики России в условиях современных боевых операций. Требования военного времени дали толчок тяжелой промышленности: специфическими особенностями военных лет явились расширение государственного контроля в промышленности и ее концентрация путем ликвидации мелких и слабых предприятий. Практически полное прекращение иностранных поставок продукции машиностроения и специализированных материалов быстро привело к прекращению роста военной промышленности, да и другие отрасли подошли почти к полной остановке производства. К концу 1916 г. стало ясно, что основные силы промышленности иссякли. В то же время сельское хозяйство еще больше, чем промышленность, пострадало от ухода в армию самой производительной рабочей силы. Уже не было надежды и на обновление сельскохозяйственных машин и орудий. Производство катастрофически упало, в больших городах зимой 1916/17 гг. наступил голод. Вызванные голодом, ухудшающимся положением на заводах и очевидной безнадежностью войны промышленные забастовки стали прелюдией Февральской революции. Находясь в Швейцарии, откуда он наблюдал симптомы общеевропейской агонии капитализма, Ленин заметил, что история сделала еще один крупный шаг вперед, однако, как обычно, воздержался от предсказаний или проектов будущего социалистического строя. В 1916 г. Ленин закончил главную работу военного времени – книгу "Империализм, как высшая стадия капитализма". Ленин был настоящим последователем Маркса: сделанный им накануне революции глубокий анализ экономики последней фазы капиталистического общества явился вкладом в науку об экономике социализма. За возвращением Ленина в Петроград 3 апреля 1917 г. немедленно последовали Апрельские тезисы, которые заложили основу Октябрьской революции, провозгласив переход от "первого этапа революции, давшего власть буржуазии", ко "второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства". Экономическая программа была сформулирована в 6-м, 7-м и 8-м тезисах. В 6-м тезисе содержался призыв перенести "центр тяжести в аграрной програм- 424 ме на Советы батрацких депутатов", которые, по – взглядам Ленина того времени, должны заседать отдельно от Советов крестьянских депутатов, и к "конфискации помещичьих земель": вся земля должна быть передана в распоряжение Советов бедняцких и крестьянских депутатов, а крупные поместья (от 100 до 300 десятин – в местных условиях нижний предел для данной категории) превращены в образцовые хозяйства, "работающие под контролем бедняков для общественной пользы" [49]. 7-й тезис призывал к "созданию общенационального банка под контролем Совета рабочих депутатов", а 8-й – к установлению контроля Советов рабочих депутатов "над общественным производством и распределением продуктов", хотя это не имело в виду "введение социализма как нашей непосредственной задачи" [50]. Более тщательная разработка аграрных тезисов по сравнению с теми, которые касались банков, промышленности или торговли, ясно показывала, на что делался упор в ленинских идеях. Ленин был реалистом и впервые о русской революции мыслил конкретно, о революции в преимущественно крестьянской стране. Перед тем как уехать из Швейцарии, он писал, что Временное правительство не могло дать народу хлеба (в лучшем случае оно могло дать народу, как в Германии, лишь "гениально организованный голод"), потому что хлеб можно было получить "только с помощью мер, несовместимых со святостью капитала и земельной собственности" [51]. Здесь, как и в развитом далее упоминании об образцовых хозяйствах в б-м тезисе, Ленин коснулся нервного центра русской революции. Никакая буржуазно-демократическая революция даже с помощью наиболее радикального способа распределения земельной собственности не смогла бы накормить Россию: только социализму под силу провести необходимое наступление на земельную собственность как таковую. Было бы справедливым заметить, что, пока Троцкий вычислял необходимость непрерывного процесса перехода от буржуазной к социалистической революции по своим наблюдениям за петроградским пролетариатом в революции 1905 г., Ленин пришел к аналогичному заключению через изучение фундаментальной проблемы, ярко проявившейся в ходе разрушительного процесса войны, – как накормить народ России. Оба пути никогда полностью не совпадали, равно как не были аналогичны и посылки. Но в 1917 г. оба на практике привели к одной и той же политике.
[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 34, с. 111.
[2] Цит. по: С. Sore/. Reflections on Violence (Engl. transl., 1916), p. 150. [3] C. Sorel. Decomposition du Marxisme (3rd ed., 1925), p. 37. [4] С другой стороны, по определению Энгельса, "политическая экономия" в широком смысле слова есть "наука о законах, управляющих производством и обменом материальных жизненных благ в человеческих обществах" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 150). Эта фраза часто использовалась в XIX в. в полемике о продолжении действия экономических законов. [5] Там же, т. 19, с. 18. [6] Там же, 1-е изд., т. XIV, с. 288-289. [7] К. Маркс. Капитал, т. Ш, гл. X. [8] Маркс различал понятия "распределение" (Verteilung) и "обмен" (Austausch). Первое "определяет отношение (количество), в котором продукты достаются индивидам". Второе "определяет те продукты, в которых индивид требует ту часть, которая досталась ему при распределении"; первое представляет общественное, а второе – индивидуальное решение (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч.1,с.25). [9] К. Маркс Ф. Энгельс. Соч., т. 16, ч. I, с. 31-32. [10] Там же, с. 36. Маркс добавлял, что тем не менее "между различными моментами имеет место взаимодействие". Это "свойственно всякому органическому целому". [11] Там же, т. 19, с. 19. [12] Все ранние социалисты считали торговцев в отличие от производителей паразитами на теле общества: Оуэн в своем "Проекте законов" 1835 г. для "Ассоциации всех классов и всех наций" стремился к обществу "без священников, юристов, солдат, покупателей и торговцев". [13] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, с. 18. Та же идея повторена почти в тех же выражениях в "Капитале", т. III, гл. XVIII. [14] Там же, т. II, гл. XVI, с. 354. [15] Там же, т. III, гл. XXXIV. [16] Сен-Симон использовал слово "industruels", которое охватывало всех, кто занят в производстве. После его смерти ученики, возможно, заботясь о его несколько неопределенной репутации "социалиста", заменили это слово на "vaileurs", говоря об "ассоциации рабочих" (Doctrine de Saint-Simon: Exposition, Premier Annee, 1830, p. 197). [17] ВКП(б) в резолюциях...", 1941, т. I, с. 20. [18] В.И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 33, с. 85. [19] Техника планирования, принятая со временем в СССР, была основана на категориях, которыми пользовался Маркс в "Капитале" при анализе системы капитализма. Однако в первые годы Советской власти она применялась ограниченно либо не применялась совсем. [20] См. ниже, приложение в: "Маркс, Энгельс и крестьянин". [21] Г.В. Плеханов. Соч., т. III, с. 119. [22] L. von Haxthausen. Estudes sur la Situation Integricure, la vie Nationale, et les Institutions Rurales de la Russie, i, 1847, p. 151. [23] По утверждению Плеханова, крестьянство являлось в целом не классом, а "состоянием"; реформа 1861 г. разделила его на два класса: оземеленную "деревенскую буржуазию" и безземельных "бедняков" — эксплуататоров и эксплуатируемых ( Г.В. Плеханов. Сочинения, т. III, с. 419). В 1905 г. Ленин отмечал нерешительное отношение крестьянства к разделению на "петти-буржуазный" и "полупролетарский" слои р.И. Ленин. Сочинения, 2-е изд., T.VI, с. 369—370). [24] Там же, т. 27, с. 378. [25] Судя по соответствующим исследованиям, иностранные капиталовложения в промышленность России до 1914 г. превышали два млрд. рублей, из них: французские составляли 32,6 %, английские — 22,6, германские — 19,7, бельгийские — 14,3 и американские — 5,2 % (цит. по: Я.С. Розенфельд. Промышленная политика СССР, 1926, с. 44). [26] Один из наиболее мощных сторонников промышленного прогресса — Витте — сделал в своих мемуарах важное замечание: "Говорят, что я использовал искусственные методы для развития промышленности. Что означает эта глупая фраза? Какими способами, кроме как искусственными, можно развивать промышленность? ("Воспоминания". Берлин, 1922, с. 451). [27] В 1913 г. 24,5 % российских промышленных рабочих были заняты на предприятиях, насчитывавших более тысячи рабочих, и 9,5 % — от 500 до 1000 рабочих; соответствующие цифры для Германии в 1907 г. были 8,1 и 6,1 07. С. Розенфельд. Цит. соч., с. 46). [28] Т. 1, гл. 2. [29] Программа 1903 г. напечатана в: "ВКП(б) в резолюциях...", 1941, т. I, с. 19-23. [30] Там же, с. 46-47. [31] В.И. Ленин. Сочинения, т. VIII, с. 185—186 (источник указан неверно. — Ред.); о дальнейшем анализе идей Ленина в это время см. т. 1, гл. 3. [32] "ВКП(б) в резолюциях...", т. I, с. 58—59; Крупская (Воспоминания о Ленине, ч. I (англ. пер. 1930 г.), с. 131—133) отмечает, что Ленин впервые сделал выводы из опыта революции 1905 г. на Таммерфорской конференции. [33] Отчет комиссии содержится в: В.И. Ленин. Сочинения, 2-е изд., т. IX, с. 458—460. Свой проект, получивший поддержку большинства комиссии, Ленин с обоснованием предложений опубликовал в отдельной брошюре в марте 1906 г. (В.И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 12, с. 239-270). [34] Там же, с. 249-250. [35] Там же, с. 361-371,184-200. [36] Год спустя Ленин писал; "Пролетариат несет с собой не социализм равенства мелких хозяев, а социализм крупного общественного производства" (там же, т. 15, с. 225-226). [37] "ВКП(б) в резолюциях...", 1941, т. I, с. 76; дебаты Стокгольмского съезда приводятся в: 'TV (Объединительный) съезд РСДРП", 1934. [38] В примечании Ленин добавляет: "Речь идет здесь не о разделе в собственность, а о разделе в хозяйственное положение. Такой раздел возможен – а при господстве мелкой культуры неизбежен на известное время — и при муниципализации и при национализации" (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, с. 213—214). [39] Там же. [40] Л. Троцкий. 1905, 2-е изд., 1922, с. 18. [41] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, с. 219. [42] Там же, с. 215-217, 219. [43] Там же, с. 217, 416. [44] Цит. по: G.T. Robinson. Rural Russia under the Old Regime, 1932, p. 194. [45] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 17, с. 311-312. [46] П.И. Лященко. История народного хозяйства СССР, т. II, 1948, с. 349. [47] Т. 1, гл. 2. [48] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 13, с. 27. [49] Слово "общественный" не лишено той же двусмысленности, что и соответствующее существительное во фразе "социализация земли": "для общественной пользы" здесь может означать "для общей пользы" или "для государственной пользы". [50] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, с. 113-118. [51] Там же, с. 21. |
