Иван Лупандин

ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ НАТУРФИЛОСОФИИ

К оглавлению

26. Космология ХХ века и ее оценка марксистами

Гипотеза о неевклидовости нашей Вселенной, высказанная Целльнером, была не менее гениальна, чем гипотеза Коперника, но все-таки это была всего лишь гипотеза. Благодар созданию А. Эйнштейном помимо специальной также и общей теории относительности, гипотеза Целльнера обрела солидное физико- математическое обоснование. Можно сказать, что Эйнштейн сыграл ту же роль в обосновании гипотезы Целльнера, что в свое время Ньютон в обосновании гипотезы Коперника. Ньютон, сформулировав закон всемирного тяготения, ответил на вопрос: "Почему Солнце находится в центре солнечной системы?" Эйнштейн, придав закону всемирного тяготения иную форму, инвариантную относительно преобразований Лоренца, сумел ответить на вопрос: "Почему вселенная является неевклидовой?" Теория тяготения Эйнштейна была, безусловно, красивее и естественнее теории Ньютона. По Ньютону, причиной взаимного притяжения тяготеющих тел была гипотетическа сила тяготения, мгновенно распространяющаяся по всему бесконечному евклидову пространству и действующая сквозь любые препятствия. Короче, теория Ньютона основывалась на принципе дальнодействия. К концу XIX века это стало выглядеть весьма странно, т.к. получалось, что сила тяготения имеет природу, в корне отличную от электромагнитных сил, распространяющихся со скоростью света. Далее, один из основных постулатов механики Ньютона, идущий еще от Декарта, гласил, что тело по своей природе стремится двигаться по прямой, а всяка сила отклоняет его от прямолинейного пути. Именно в этом пункте Эйнштейн решил поправить Ньютона /а заодно и Декарта и вообще всю новоевропейскую натурфилософию до Канта включительно/. Согласно Эйнштейну, тело стремится всегда двигаться по наикратчайшему пути, который, однако, не должен представлять собой прямую линию, ибо наше пространство неевклидово. Главным достижением общей теории относительности Эйнштейна было, безусловно, объяснение неевклидовости пространства его искривлением помещенными в него массивными телами. Чем массивнее тело, тем сильнее, согласно Эйнштейну, оно искривляет наше трехмерное пространство, представляющее собой некую поверхность в четырехмерном пространсве. Если таких тел много и масса их велика, то они могут так искривить наше пространство, что оно станет замкнутым. Тогда наша вселенная окажется конечной и приобретет вид поверхности четырехмерного эллипсоида. Этот последний вариант Эйнштейну импонировал больше всего.

Вскоре, однако, выяснилось, что если вселенна представляет собой поверхность четырехмерного эллипсоида, то она не может существовать вечно, ибо, по второму началу термодинамики, она должна будет прийти в состояние тепловой смерти. Действительно, вдоль поверхности четырехмерного эллипсоида, как и вдоль обычной двухмерной поверхности, может иметь место теплообмен. В результате, рано или поздно, на всей поверхности /т.е. во всей вселенной/ должна будет установиться одинаковая температура. Но поскольку Эйнштейн предполагал, что вселенная не имела начала во времени, из этого должно было следовать, что в ней уже давно должна была наступить тепловая смерть. Раз этого не случилось, значит, или неверна исходная гипотеза, или несправедливо второе начало термодинамики.

Ситуация поначалу казалась безвыходной, но вскоре голландский астроном де Ситтер, а затем и русский математик еврейского происхождения А.Фридман обнаружили, что уравнения общей теории относительности Эйнштейна неустойчивы, т.е. эйнштейновска вселенная не может быть стационарной, но должна или расширяться, или сжиматься. Пока это был лишь сугубо спекулятивный вывод, однако вскоре открытия, совершенные американским астрономом Эдвином Хабблом, показали, что расширение вселенной действительно имеет место.

Хабблу удалось с помощью наблюдени переменных цефеид, у которых яркость зависит от периода переменности, определить расстояние до туманности Андромеды и других ближайших к нам галактик. Затем, обнаружив, что все спиральные галактики имеют примерно одинаковые размеры, Хаббл стал определять расстояние до тех галактик, где не наблюдались переменные цефеиды, просто по их /галактик/ угловым размерам, что не так уж сложно, если иметь эталон, в роли которого выступала туманность Андромеды. Самое любопытное заключалось, однако, в том, что в спектрах всех галактик, кроме туманности Андромеды, обнаруживалось красное смещение, причем тем более выраженное, чем дальше находилась от нас галактика. На основании полученных данных Хаббл сформулировал закон, названный позднее его именем, и гласивший, что величина красного смещени в спектре галактики прямо пропорционально ее удаленности от нас. Чем еще можно было, с другой стороны, объяснить красное смещение в спектрах галактик, как не эффектом Допплера, заключающимся в том, что частота волн, испускаемых движущимся объектом и воспринимаемых неподвижным наблюдателем, будет уменьшаться, если объект удаляется, и увеличиваться, если объект приближается? Правда, саму Землю нельзя, строго говоря, считать неподвижной, так как помимо движени вокруг Солнца, она увлечена движением всей солнечной системы внутри нашей галактики. Впрочем, для отдаленных галактик, удаляющихс от нас со скоростями, значительно превосходящими скорость внутригалактического движения солнечной системы, поправки, связанные с движением Земли, будут незначительными.

На долю бельгийского астрофизика аббата Жоржа Леметра, ставшего впоследствии советником папы Пия XII по научным вопросам и президентом Папской академии наук, пришлось лишь поставить все точки над i и объявить во всеуслышание, что вселенная в действительности расширяется. А раз она расширяется, развивал свою мысль Леметр, значит, когда-то в прошлом она была очень маленькой и представляла собой всего лишь один-единственный первоначальный атом.

Естественно, что эти идеи, вынуждающие просвещенных людей отказаться от материалисттических догм о бесконечности и вечности вселенной, очень не понравились марксистским идеологам в СССР. Уже в конце 1940-х годов в статьях в журнале "Вопросы философии" стали появляться критические отзывы в адрес теорий Эйнштейна и Леметра. Приведем некоторые из них. Так, некто Карпов в статье "О философских взглядах А. Эйнштейна" пишет:

"В 1946 году Эйнштейн выпустил книгу "The Meaning of Relativity", в которой объявляет себя сторонником реакционной теории расширяющегося мира. В этой книге он пытаетс "научно доказать" поповскую догму о сотворении мира[...] Одной из типичных спекуляций на теории относительности, на ее учении о так называемом "четырехмерном мире" является отрицание трехмерности реального пространства, проповедь четвертого измерения со всей вытекающей отсюда мистикой и чертовщиной".

Вспомним, что тот же автор называл "чертовщиной" учение о "свободе воли" электрона, которое, как ему казалось, вытекало из постулатов квантовой механики. Таким образом, для твердолобых марксистов все важнейшие открытия науки ХХ века представляются беспросветным мраком. Некоторые из авторов журнала "Вопросы философии" решались даже обвинять западных ученых в намеренной подтасовке фактов:

"В наше время физический идеализм и другие проявления кризиса буржуазной науки есть результат уже не столько субъективной философской неграмотности естествоиспытателей, сколько сознательного извращения экспериментальных данных в интересах поповщины".

В статье Г.А. Курсанова "Диалектический материализм о пространстве и времени", помимо призывов вернутьс к "указанию" Энгельса о том, что "действительное пространство представляет собой не что иное, как бесконечное количество кубических метров", мы читаем следующее:

"Современная буржуазная идеалистическа философия пытается воскресить средневековые религиозно-идеалистические бредни о конечности мира в пространстве, о его начале и конце во времени[...] Научные журналы Англии, США и других капиталистических стран за последние три десятилетия буквально были наводнены различными теориями и теорийками "разлетающейся", "расширяющейся", "пульсирующей" и т.д. вселенной[...] Одной из последних "сверхоригинальных" идеек буржуазной "науки" является теория "взрыва" первоначального сгустка материи".

В 1959 году, когда начал издаваться журнал "Наука и религия", авторы статей в нем продолжили традицию нападок на теорию расширяющейся вселенной. Так, в статье "Бог, библия, бесконечность" /"Наука и религия", №3, 1959/ академик Наан, в конце 1940-х годов славившийся своим относительным вольнодумством, пишет тем не менее следующее:

"В начале 20 века в связи с резким обострением классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом, столь характерным для эпохи империализма, значительное распространение в кругах буржуазной интеллегенции получили религия и идеалистическая философия. Под влияние этих идей, мешающих научному прогрессу, попали и некоторые ученые. В непосредственной связи с этим в 20-х годах нашего столети получила распространение так называемая теория "расширяющейс вселенной", авторами которой были бельгийский ученый Леметр и английский астрофизик Эддингтон".

Те же мысли развивает и некто Г. Гуров в статье "Астрономия и религия" /"Наука и религия", № 11, 1961/: "Пытаясь спасти Леметра, физик-идеалист Гамов утверждает, что первозданный "атом", начавший раздуваться "в самом начале мира", на девяносто процентов состоял из плотно спрессованного гамма- излучения, т.е. фотонов /частичек/ коротковолнового, невидимого света[...] От этих, с позволения сказать, гипотез несет такой махровой поповщиной, что их авторы в последнее время вынуждены были в той или мере внести в свои гипотезы поправки".

Характерно, что спустя четыре года после выхода этой статьи Г. Гурова американские ученые Пензиас и Вильсон экспериментально обнаружили т.н. реликтовое излучение, представляющее собой те самые фотоны, о которых писал Гамов, только охлажденные до температуры 3К. Этот простой историко-научный факт показывает, что марксисты не только не могли предвидеть, в каком направлении будет развиваться наука, но, напротив, предсказывали прямо противоположное тому, что имело место произойти в будущем, отстаивая все устаревшее и обветшавшее в науке, вроде учения о евклидовой геометрии реального пространства или о вечности и стационарности вселенной. Причиной этой удивительной слепоты было то, что марксисты извратили главные принципы взаимосвязи между естествознанием и философией. Во врем Леонардо да Винчи и Галилея ученые судили философов /иногда даже весьма пристрастно/. Марксисты же утверждали обратное, а именно, что "какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия" /это цитата из книги Ф. Энгельса "Диалектика природы"/. Что из этого вышло, каким ущербом для отечественной науки это обернулось, с каким позором пришлось марксистам каяться в собственных ошибках - тому мы свидетели.