СОЧИНЕНИЯ ОЛИВЬЕ КЛЕМАННекролог П.Евдокимову, 1971. Его интервью: Новая грань православно-католического диалога. - Новая Европа. - №1 (1993), мягко критикует МП за растерянность перед современностью. "Не забудем и о наступательной активности сект американского проихождения" (С. 9). С. 10. Как отличить прозелитизм от миссионерства "О прозелитизме, думается, можно говорить в тм случае, когда миссионерская деятельность в пользу церкви, явившейся со стороны и хватывающей меньшинство верующих, ведется на территории, где имеется "доминирующая" церквь. Разумеется, миссионерская деятельность вполне законна. Прозелитизм же -- это поытка обратить тех, кто в нормальных обстоятельствах должны были бы исповедовать христиантво в рамках "доминирующей" церкви данной страны". Я: по этому определению сам Клеман - жертва прозелитизма. С. 14 "Некоторые архиереи бездействуют, но другие, такие как Алексий II, Кирилл Смоленский -- ясно осознают нынешнее положение и необходимость подлинного обновления. Однако действовать надо с большой осторожнотью: если ничего не менять, можно оттолкнуть наиболее образованных людей; но если начать резко менять, то можно сбить с толку народ и вызвть новый раскол". Интервью января 1992. Трудности и недомогания Русской ЦерквиОпубликовано в "Русской мысли", 18-24 июня 1998 г. со следующим предисловием от редакции: " Парижская газета "Монд" в номере от 10 июня опубликовала статью известного французского православного богослова Оливье Клемана, профессора Свято-Сергиевского богословского института в Париже, написанную под свежим впечатлением его только что закончившейся поездки в Россию. Предлагаем вниманию наших читателей текст этой статьи в русском переводе с небольшими сокращениями. Мы думаем, что если русскому читателю вообще, а читателю "РМ" в особенности, приводимые автором факты хорошо известны, то освещение их западным православным богословом, тем более на страницах самой влиятельной французской газеты, не может не вызвать интерес у читателей". В период "перестройки" Русская Православная Церковь, выходившая из преследований, казалась большой силой культурного и этического вдохновения. Взрослые люди десятками тысяч просили крещения, хотя надо отметить, что крещение чаще было для них знаком национальной принадлежности, чем выражением приверженности к настоящей вере. Создавались братства мирян, целью которых было оказывать помощь попавшему в беду обществу и восстанавливать множество храмов, которые государство возвращало Церкви в большинстве случаев в плачевном состоянии. Мощное движение духовного возрождения привело к тому, что число монастырей возросло от десятка (столько их было, когда кончился период пленения) до 450-ти - приблизительно столько их сейчас. Большими тиражами издавались произведения великих христианских мыслителей начала века и их преемников и продолжателей их дела в изгнании. Новоизбранный патриарх Алексий II провозгласил независимость Церкви и энергично осудил антисемитизм, этот пережиток прошлого, который все еще лежит грузом на Русской Церкви. По инициативе частных лиц и с благословения Патриарха возникали в стране, особенно в Москве, замечательные богословские институты, среди них - Библейско-Богословский институт Св. Апостола Андрея, работающий в сотрудничестве с протестантами и иудеями. В последующие годы перед лицом агрессивности некоторых католических ассоциаций, а особенно - американских сект и ввиду увлечения народных масс субпродуктами западной культуры (как бы того 'гнилого Запада", который мерещился славянофилам) возникла тенденция отстаивать свой национальный облик перед лицом современности. Русская Церковь трагическим образом разделилась. Консерваторы хотели "заморозить" литургическую практику и цеплялись за сохранение церковнославянского языка, корни которого мы находим в проповеди византийских апостолов славян в IX веке. Язык этот прекрасен, он является матрицей классического русского языка и поэтому очень дорог сердцу некоторых людей высокой культуры. Что же касается простых верующих, то надо помнить, что во времена преследований они стали считать святыней, к которой нельзя притрагиваться, все, даже малейшие детали литургической жизни Церкви. В то же время появились умеренные и разумные реформаторы, желавшие осторожно и деликатно "русифицировать" славянский язык, читать Священное Писание в храмах по-русски и дать возможность верующим участвовать в богослужении, делая его менее "клерикальным". Консерваторы твердили, что отцы Церкви все сказали и достаточно повторять их слова; а реформаторы испытывали живой интерес к бурному и пророческому творчеству великих религиозных мыслителей начала века, среди них - Николая Бердяева. Консерваторы были сторонниками православия закрытого и недоверчивого; реформаторы желали ввести православие во вселенское христианство путем лояльного диалога с другими конфессиями. Великий свидетель протоиерей Александр Мень сумел превзойти эти разделения. Еще при тоталитарном строе он создал величайшее дело для того, чтобы творчески ответить на вызов, который бросает современность. Он был выходцем из еврейской семьи; мать его приняла православие, а его крестили, когда ему было около двух лет. В 1990 г. он погиб от руки убийц, так и остающихся неизвестными. Довольно долго Патриархия, казалось, стремилась как-то сохранять равновесие между консерваторами и реформаторами. Но за последние два года ее позиция изменилась. Она яростно преследует реформаторов. Отец Георгий Кочетков создал в сердце Москвы образцовый приход, с двумя тысячами и более прихожан, с настоящим систематическим приготовлением к крещению, в то время как во многих храмах крестят наспех и вообще без всякой подготовки. Все здесь (в приходе о. Георгия) было направлено к свободной и сознательной вере, индивидуальной и в то же время в глубокой связи с общиной. Много было за прошедшие годы неприятностей у прихода О.Георгия, а прошлым летом, используя абсолютно советские методы, против него инсценировали окончательный удар. Ему назначили в помощники священника, сознательно исполнявшего свою роль в нападении. По всей вероятности, священник этот - психопат. В назначенный день в присутствии засланных свидетелей и людей с видеокамерами этот священник начал орать, что его бьют и убивают. Вслед за этим о.Георгия запретили в служении, а двенадцать его сотрудников были лишены права причащаться. Отец Зинон, монах родом из Псковской области, величайший иконописец России (его замечательные фрески украшают Свято-Даниловский монастырь в Москве, где ныне помещается Патриархия), во время путешествия по Западной Европе обнаружил, что в католическом мире существует глубокая христианская жизнь. Когда его обитель посетили итальянские друзья, он позволил им совершить литургию по латинскому обряду в здании храма, который как раз отстраивали, и согласился принять причастие из рук одного из этих священников. На него донесли, и он тоже попал под запрет. Молодой философ, принявший монашество для того, чтобы свидетельствовать среди интеллигенции, отец Игнатий Крекшин, создал поблизости от Коломны небольшую монашескую общину, в которой литургия обретает все свое истинное величие и три священника-инока умеют слушать людей и оказывать им духовную помощь. Это привлекает к монастырю толпы людей. Тут и крестьяне, и горожане, местные жители и московская интеллигенция. Этот священник - человек мира и согласия, излучающий свет. И его преследуют. Его лишили всякой возможности работать в Патриархии, в частности в издательской сфере, а теперь грозят отнять у него монастырь. В чем его упрекают? В том, что он протестовал против чеченской войны, что принимает у себя иностранных гостей и сотрудничает с радио "София", радиостанцией, которая каждый день дает час эфирного времени католикам. К репрессиям надо добавить - и это не менее страшно - требование лжи. Отцу Георгию Кочеткову, так же, как отцу Зинону и их сотрудникам, говорят, что они будут "прощены", если предстанут с "абсолютным покаянием": первые должны признать, что били навязанного им священника, а это - ложь; вторые - что католическая Евхаристия не имеет ни смысла, ни содержания, а этого отец Зинон по совести не может сказать. Итак, мы видим: в этой Церкви нет понятия диалога, нет уважения к другому, нет возможности обжаловать несправедливое решение, хотя каноническое право предусматривает такое обжалование. И, наконец, самый скандальный эпизод. 5 мая этого года молодой екатеринбургский епископ Никон отобрал у студентов Богословской академии и приказал публично сжечь книги о.Александра Меня, о.Иоанна Мейендорфа и о.Александра Шмемана. Один священник, о.Олег Вохмянин, который воспротивился этому решению, запрещен в священнослужении. О.Александр Мень вдохнул жизнь, по-прежнему крепкую и сильную, в движение экуменической открытости и христианского света разума. О.Иоанн Мейендорф и О.Александр Шмеман сначала учились в Париже, в Свято-Сергиевском институте, затем были профессорами Свято-Владимирской академии в Нью-Йорке - это богословы с мировым именем, их особенно ценили в России, и, по словам самого Патриарха, он их глубоко почитает. Реформаторы часто их цитировали, а о.Александр Шмеман, в поисках истины Предания, обличал некоторые извращения, вошедшие в практику Русской Церкви. По этой причине уже бывало, что его книги сжигали в некоторых особо интегристских монастырях (к каковым, впрочем, принадлежит большинство), но это делали втихомолку. Екатеринбургская история приобретает совсем иные масштабы. Патриархия попробовала ее опровергнуть, но о ней поступает множество свидетельств, и сын покойного о.Александра Шмемана Сергей, известный и влиятельный журналист, долгое время бывший корреспондентом "Нью-Йорк таймс" в Москве и удостоенный премии Пулицера, вряд ли может пойти на то, чтобы этот скандал заглушили. Так почему же Патриарх изменил свое поведение? Крайне правые националисты, антисемиты, неокоммунисть) (именно последние в современной России настроены ультранационалистически и антисемитски!) навязывают обществу почти полоумное видение истории России: жидо-масонский заговор, союз католичества и ислама с целью уничтожения православия, демонизация реформаторов, которых объявляют шпионами Запада... Есть тенденция превратить православие в идеологию, которой можно было бы заменить марксизм. Эти группы стараются перетянуть на свою сторону Патриарха и епископов. Их поддерживает бывший КГБ, отнюдь не отстраненный от дел, отнюдь не утерявший своего могущества. Епископ Никон - ученик митрополита Воронежского Мефодия, о котором газета "Москоу таймс" от 3 июня писала, что его связи с КГБ всем хорошо известны. Так что же, может быть, у КГБ в распоряжении какие-то мизерные секреты времен коммунизма, которые могут скомпрометировать Патриарха? Трудно ответить, ибо Россия полна разных слухов. Или же надо полагать, что многие епископы (за исключением, может быть, десяти из общего числа в 120-130) - попросту говоря, тупицы, старающиеся раздавить все живое, все, что, по их мнению, нарушает их покой? Церковь России потеряла - я смог убедиться в этом лично и совсем недавно - весь ореол, на который могла рассчитывать в обществе. Она все больше отдаляется от общества, которое проявляет к ней полное безразличие, а иногда и враждебность. Крещено 55% россиян, но практикующих - 2% населения. Россия - более секуляризованная страна, чем Франция. На Пасху в Москве причащались всего 48 тысяч человек. Но под золой тлеет пламя. Молодые люди, интеллигенция отдаляются от Церкви как института или же она, эта Церковь, их изгоняет, но их влечет сокровище мудрости и красоты православия. Есть приходы, с осторожностью избегающие опасности и соблазна чрезмерной клерикализации и не делающие святыни из того, что святыней не является, то есть не превращающие религию в колдовство. Есть ответственные люди в Патриархии, которые начинают понимать, что консерватизм, даже парадоксальный и претендующий на культурность, может стать путем к самоубийству. Кто сеет ветер - пожинает бурю. Екатеринбургский скандал, быть может, напомнит епископам этой Церкви, что Россия - действительно поле деятельности, нуждающееся в миссионерах, ожидающее миссионерской проповеди и свидетельства. Христианство и секуляризация "Русская мысль", №4329, 3 августа 2000 г. с. 20.Подведем итог некоторым очевидным фактам. Мы наблюдаем эмансипацию различных областей жизни от влияния Церкви и понятий христианства. Больше не существует господствующего авторитета или идеологии; наука и философия больше не являются "служанками" богословия, которому, впрочем, никто не мешает свободно развиваться в его гетто. Секулярная культура — культура множественная, гетерогенная; для нее типично отсутствие тотальности. Всякое знание, всякая установка по отношению к реальности опирается на свои собственные нормы. Идеология или религия, которые попытались бы насильственным путем установить диктат над политической, социальной и культурной жизнью, были бы восприняты как неприемлемо репрессивные. Крушение традиционных образов БогаВ значительной мере именно такой представляется наша современная эпоха: самокритической, всегда неуверенной в собственных основаниях и завоеваниях, исполненной живой гетерогенности, которая является для нее источником напряженности и в то же время, быть может, секретом ее всепобеждающей силы. Освенцим, ГУЛАГ, "демаоизация", разрушение Берлинской стены положили конец великим историческим и политическим мифам. Теперь наступает черед исчезнуть критике этих мифологий. Традиционные образы Бога, всемогущего и предвечно мудрого, были сокрушены жерновами мировых войн, концлагерей, актов геноцида, голодом, эпидемиями... По сообщению Всемирного совета Церквей, в Африке, в районе Великих озер, религия сделалась таким же "средством ведения войны, как нож": "одни убивают с Библией в руке, а другие заканчивают свое дело, произнося "Аминь"". Опрос общественного мнения во Франции, после того как были оглашены факты геноцида в этом регионе, показал, что в них усматривают "доказательство номер один несуществования Бога". "Разнузданное освобождение плоти"На этом нигилистическом фоне в секулярном обществе распространяется в качестве реакции размытая, не прибегающая к принуждению идеология, которая, тем не менее, пропитывает души — в первую очередь благодаря печати и средствам массовой информации. Здесь главенствуют три темы: индивидуальный поиск наслаждения и разнообразия ("gana", по определению Кайзерлинга), эрос и космос. Поиски наслаждения или, еще лучше, Сейшелы и наркотики, "gay-pride" и "rave-party", где обеспеченный наркотиками и неистовым танцем транс приносит ощущение некоей бесконечной любви, полного слияния. Биотехнологии, расшифровка человеческого генома, а завтра и манипулирование им; убежденность в наследственном характере всех заболеваний придают новый импульс научному прометейству, евгенике, призванной обслуживать любые желания.Так эрос окончательно берет реванш. В эпоху христианства эрос не столько просветлялся личным отношением (с другим человеком и с Богом), сколько принижался и отрицался (помимо прочего, большое влияние на традицию, прежде всего традицию монашества, оказал дуализм поздней античности). И вот — жизнь восстала... Что касается земных вещей, Церковь оторвалась от них с XIII в. Эмоциональная сосредоточенность на образе Иисуса, индивидуализм отношения "между Богом и моей душой", муки оправдания — все это способствовало искажению природных корней; а комплекс представлений, связанных с "первородным грехом", запятнал эрос почти неизгладимой нечистотой. Сегодня "плоть" с неистовым и разнузданным ликованием утверждает свое освобождение, а Церковь стоит перед этим фактом с пустыми руками: ее предписания остаются "моралистическими", непристойно-мелочными, и встают преградой между благом молодежи и евангельской проповедью. "Дочь Афин и Иерусалима"Секуляризация — долгий и сложный исторический процесс, в котором, однако, различимы два основополагающих фактора. Первый фактор — наступление инструментального разума, начало которого датируется второй половиной XVII в. (телескоп и представление о мире как о гигантской машине). Инструментальный разум, в отличие от античного, более созерцательного, стремится подчинить себе мир, овладеть им, использовать его. Отсюда то "расколдовывание", о котором говорит Макс Вебер. Но этому переходу к эпохе инструментального и экспериментального разума способствовала также библейская, иудео-христианская традиция. Повествование книги Бытия о сотворении мира и борьба библейских пророков с идолопоклонством являют личного Бога созидающим вселенную своим Словом. "Святость" мира коренится не в природе и не в сексуальном экстазе. Будучи автономной, реальность вверена человеку. Когда Иисус говорит "Мое Царство не от мира сего" и "Воздавайте кесарю кесарево, а Богу Богово", он высвобождает область секулярного из непосредственной включенности в сферу религиозного. Таким образом, секуляризация — дочь Афин и Иерусалима. В той мере, в какой христианство эпохи своего торжества стремилось построить вокруг себя "традиционное общество" — несомненно, созидая красоту, но также подавляя свободу и преследуя "другого" (еретика, иудея...), оно попало под шквальный огонь секуляризации, которая теперь с ожесточенной и грубой яростью набрасывается на эти пережитки — тем не менее, способные к метаморфозам. Исток освобождения и отчужденияБлагоприятные следствия секуляризации очевидны. Освобождение от клерикального гнета способствовало поразительным достижениям в исследовании космоса (в пространстве и во времени) и самого человека (Эдгар Морен даже сказал, что таким образом совершился переход от пещерного человека к пещерам в человеке!). Получила свободу и обрела уверенность женщина. Безмерны творческие достижения искусства. Возросла продолжительность жизни, увеличилось население. Планета находится на пути к унификации; "ноосфера", о которой говорил Тейяр де Шарден, осуществляется благодаря единству мира науки и почти мгновенности связи. Но секуляризация имеет также неоднозначные, тревожные последствия. Неолиберализм, слепой культ рынка и биржи влекут за собой нарастание контраста между "севером", предающимся безудержной лихорадке потребления, и "югом" — нищим, опустошаемым эндемиями (особенно в Африке, где отчаяние часто переходит в резню); а также "востоком", с его неуверенностью и хаосом (в некоторых регионах России поражает рост числа немотивированных убийств). Этот раскол проникает внутрь каждого типа общества: "север" имеет своих отверженных, "юг" и "восток" — своих нуворишей и мафиози... Секулярная культура разрушает в телах и душах другие культуры, а в конечном счете разрушает собственное наследие. Мы присутствуем при крушении великих символов, непрестанно хранивших и оплодотворявших человечество, — идет ли речь о полярности мужского и женского или о вертикальном отношении отцовства и сыновства. Инцест вкупе с наркотиками не дает личности достигнуть зрелости, толкает ее в лоно сомнительных удовольствий и сектантства. Как известно, сама жизнь природы оказывается под угрозой в результате применения принципа: делай всё, что технически осуществимо и что приносит хотя бы кратковременную выгоду. Исчезают целые виды животных и растений, сводятся экваториальные леса, самым причудливым образом меняется климат, в зоне Чернобыля рождаются монстры, атмосфера становится настоящей свалкой отходов, разрушается озоновый слой, загрязняется мировой океан. Двусмысленность возвращения религийМы присутствуем при двусмысленном возвращении религий — возвращении сакральности гнозиса и сектанства, мистики (или психологии) растворения, куда люди спасаются бегством, погружаясь в ту неразличимую трясину, где океан божественности может оказаться зеркалом Нарцисса. "Вибрации", "энергии", странные переселения, которые превращают реинкарнацию в своего рода ободряющий индивидуальный туризм. А ведь в индуизме или буддизме нет никаких переселений (разве что, с точки зрения индуса, абсолют играет с самим собой), а "путь существований" в действительности есть путь иллюзий, поистине ад. Основные понятия этой "новой эры" — эрос и космос, как если бы битва между эросом и Христом окончилась сегодня победой эроса и вновь ожили древние хтонические культы. Сегодня, как во времена Плутарха, можно услышать над морем крик: "Великий Пан умер!" Перед лицом этой современности, воспринимаемой как агрессия, некоторые христиане мечтают о полном возврате к прошлому. Такая позиция сочетается в православной Европе с резко выраженным антизападным национализмом. Парадоксальным образом эта ностальгия по тотальной идеологии является по существу не более чем одной из форм секуляризации, банальным неофашизмом... Вос-становление христианстваСекуляризация устраняет один определенный тип христианского присутствия — тип господства, авторитарной унификации под эгидой единой навязанной идеологии. Но есть и другой способ присутствия — взаимосвязь с секулярным обществом, пророческое партнерство. Это означает:— утверждать в обществе, где все продается, покупается и просчитывается, той реальности, которая не измеряется в денежном выражении, не ассимилируется, взывает к созерцанию, а не к употреблению. Сегодня именно в этом заключается антропологическая потенция подлинной религиозности. Она являет нам не магическую сектантскую божественность, подательницу эмоций и необыкновенных способностей, а "безумного" Бога, превосходящего собственную трансцендентность, чтобы восстановить для нас существование как смысл и как праздник, в свидетельстве красоты, в иконах — а в западном искусстве есть много скрытых икон, ликов, где ения; — встать на уровень предельных узаконений. Некоторые молодые люди совершают самоубийства, "потому что жизнь бессмысленна" или потому что, испытав неслыханное блаженство на "rave-parties", они не в силах выносить мрачную грубость реальности. Несмотря на громадные усилия по созданию безопасной цивилизации, где все щели заделаны разными видами социального страхования, люди продолжают страдать и умирать, продолжают совершаться акты геноцида, и рано или поздно мы обнаруживаем, что ткань бытия непоправимо разорвана. Что открывается в этом разрыве: небытие — или воскресение? Подлинная победа дьявола (часто принимающего имя Бога) состоит в том, чтобы замкнуть человека в опийном тумане его отчаяния. Итак, перед христианами встают обширные богословские задачи, решение которых призваны облегчить различные традиции Запада и Востока (ведь христианский Восток — это восток Запада). Нужно положить конец такой концепции искупления, в которой страдание Сына необходимо для усмирения гнева Отца. В Боге нет идеи зла. Он — не творец зла, но распятый злом. В то же время Он открывает нам неожиданные пути к воскресению. В дыхании Духа, который в одном из своих аспектов есть как бы женственность Бога, человек вновь становится тварным творцом; во Святом Духе он черпает силу и способность творить. "Секуляризация может стать шансом для христианства"Христианство предстает как откровение "богочеловечества", способное примирить гуманизм современного Запада и "дивинизм" Востока, индийское и семитское полушария, то есть примирить "Я" и "Другого". Секуляризация может стать шансом для христианства, если оно преодолеет как шизофреническую духовность, так и соблазн быть не более чем сентиментальной формой современного гуманизма; если оно вновь обретет пути к внутренней жизни и милосердию: понимать, видеть общность с аскезой индуизма и буддизма, но и уметь держать глаза открытыми для другого. Быть может, секуляризация поможет христианству отделаться от оболочки "религиозного" в современном смысле слова, когда религиозное превращается в область культуры, стоящую в одном ряду с прессой, политикой, наукой; артистической, спортивной и светской жизнью и т.п. Поможет открыть, отправляясь от ограниченного опыта красоты, любви и смерти, что все религиозно. Конечно, сперва придется пережить долгий период подземного мрака. Психоанализ, искусство, научное исследование часто опережают нас. Эрос подчас становится поэзией подлинной встречи, а космос, через евхаристию, — телом Бога. Сквозь молчание придет слово, чтобы провозгласить победу над смертью и славу жизни ("Не забывайте, что жить — это слава", говорил умирающий Рильке), чтобы осуществить наконец мечту Мальро после смерти его детей: "Я жду пророка, который осмелится крикнуть в лицо миру: небытия нет!" Перевод с французского Галины Вдовиной. SOP N250 (июль-август 2000). Заголовок и подзаголовки даны редакцией бюллетеня SOP. © "Русская мысль", Париж, N 4329, 03 августа 2000 г. |