Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы: 5-6 века.

Александр Корсунский, Ригоберт Гюнтер

УПАДОК И ГИБЕЛЬ ЗАПАДНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ И ВОЗНИКНОВЕНИЕ ГЕРМАНСКИХ КОРОЛЕВСТВ

К оглавлению

Глава 1.
Кризис античного рабовладельческого общества в Западной Римской империи

С конца II в. кризис рабовладельческих отношений охватил все сферы жизни римского общества и государства, особенно в западных провинциях Империи. Упадок рабовладения шел не прямолинейно и не одновременно во всех провинциях. Там, где рабовладельческие отношения были наиболее развиты, кризис достиг наибольшей остроты. Стагнация и регресс рабовладения занимали длительный период времени и завершились не скоро. Следствием кризиса было углубление противоречий между Италией и провинциями.¹⁾

Во владениях магнатов сложился позднеантичный колонат, все более превосходивший по своему значению рабство. Многие города обеднели. Ремесла и торговля постепенно приходили в упадок, а ремесленное производство стало перемещаться во владения крупных земельных магнатов. Серьезную опасность представляло ослабление финансовой мощи государства: содержание благородных металлов в монете стремительно падало, цены росли, налоги и подати увеличивались. Ухудшение экономического положения ощущалось в первую очередь массой рядового свободного населения, все более нищавшего, колонами и свободными крестьянами в сельских местностях, ремесленниками и мелкими торговцами в городах.²⁾

Эти слои составили теперь массу humiliores, проступки которых строго карались вплоть до ссылки на рудники и смертной казни, тогда как honestiores подвергались за аналогичные проступки более мягким наказаниям, а подчас и вообще оставались безнаказанными.³⁾ Государственная власть теряла свою стабильность, представители крупной земельной аристократии и высших слоев муниципалитета враждовали и боролись друг с другом. Казалось, что под натиском варварских вторжений III в. и многочисленных узурпации государство распадется. В ходе нападений варваров были безвозвратно потеряны большие области — декуматные поля в Верхней Германии и богатая провинция Дакия. Пополнение армии римскими гражданами уменьшалось. Все большее число военных отрядов варваров переходило на римскую службу.⁴⁾ [8]

Множились признаки того, что государство Ранней Римской империи, принципат, уже не способно даже временно стабилизировать социальные и политические отношения. В ходе этого кризиса распался политический союз отдельных слоев и институтов господствующего класса, союз между императорской властью, сенаторской аристократией, всадниками и верхушкой муниципалитета. Между тем в период Ранней империи на этом союзе основывалась организация политической власти господствующего класса. В III в. сенаторская аристократия была удалена почти со всех командных постов в армии и в провинциях и заменена всадниками. Римский сенат был оттеснен на задний план и его решения потеряли почти всякое значение; основными стали постановления «тронного совета» (sacrum consistorium).

Вследствие начинающегося распада существовавших до сих пор основных социальных классов — рабов и рабовладельцев — и постепенного вытеснения высших муниципальных слоев из рядов господствующего класса возникла необходимость структурного преобразования государства в качестве орудия власти господствующего класса.⁵⁾

Эти политические изменения произошли главным образом в период правления Диоклетиана (284—305) и Константина (306—337). Возник доминат или Поздняя Римская империя (284—476).

Переход к доминату знаменовал собой начало последнего периода в истории Западной Римской империи — общественного строя, основанного на рабовладении. Высшая ступень в развитии античной военной диктатуры должна была предотвратить дальнейший упадок государства. И в самом деле, доминат привел к временному ограниченному восстановлению и консервации распадающейся системы господства.⁶⁾

Господствующим классом при доминате были крупные землевладельцы, в число которых входили члены императорского дома и во все большей степени христианская церковь. Эти крупные земельные магнаты сумели изъять свои владения из территорий городов. Они часто получали особые привилегии, благодаря которым лишь формально оставались под контролем императора, обретая фактически все большую независимость. В это время крупная земельная аристократия не является уже только сенаторской аристократией; многие всадники также имели крупные экзимированные земельные владения.⁷⁾

Эти крупные землевладельцы стали в своем дальнейшем развитии предшественниками средневековых феодалов, подобно тому как позднеантичные колоны стали предшественниками феодально-зависимых крепостных. Однако крупные магнаты эпохи домината феодалами все-таки не были, поскольку господствовавший в поздней античности способ производства соответствовал находящемуся в упадке рабовладельческому обществу.⁸⁾ Посредством приобретения налогового иммунитета, расширения патроциния и распространения прекарных договоров крупные землевладельцы [9] античности пытались (часто противодействуя тем самым политике центральной власти) упрочить свою экономическую власть и свое положение в государстве. Постепенно, не обладая юридическими правами на это, они создавали в своих владениях собственные органы власти и угнетения — тюрьмы, военные отряды (bucellarii), укрепления, собственные церкви. Они владели латифундиями, разбросанными по различным провинциям империи, и не были, как позже феодалы, связаны с какой-либо определенной местностью.

В IV—V вв. сенаторская аристократия разделилась на три слоя, резко отграниченных друг от друга по своему рангу: illustres, spectabiles и clarissimi. В лице illustres возникла высшая знать, способная по своему имущественному положению конкурировать с императором.⁹⁾

В конце III в. почти все позиции, принадлежавшие прежде сенаторам, заняли представители всаднического сословия. Однако при Константине I политика императора по отношению к сенату изменилась: сенаторы стали вновь занимать высокие государственные должности, прежде всего в западной части Империи. Вместе с тем Константин I изменил относительную значимость сенаторской знати, возведя большую часть всадников в ранг сенаторов. В исключительных случаях достигнуть ранга сенаторов удавалось и наиболее богатым представителям высших муниципальных слоев. Служба в императорском бюрократическом аппарате, в суде или назначение на высокие командные должности в армии открывали для всадников и наиболее богатых декурионов путь в ряды сенаторской знати.¹⁰⁾ Высшие муниципальные слои утратили при доминате свое прежнее влиятельное положение. Причиной этого были в первую очередь постепенный экономический и социальный упадок многих городов, особенно на западе Империи, начинающееся в связи с общим кризисом рабовладельческого строя изменение отношения между городом и сельской местностью. Изъятие из городских территорий крупных земельных владений в значительной степени ослабило и финансовую силу городов. Многим городам приходилось преодолевать экономические трудности. Стремясь сохранить неизменными налоги и снабжение армии, некоторые императоры пытались оказать поддержку высшим слоям муниципалитета и защитить их от злоупотреблений крупных землевладельцев. Однако эти меры не дали ощутимых результатов. Муниципальная аристократия повсюду теряла свое политическое значение; правда, и это явление имело свои локальные особенности. Многие декурионы предпочитали бежать в сельские местности и выдавать себя за колонов, чем пользоваться ставшей теперь сомнительной честью декурионата.¹¹⁾ В поселениях ветеранов также проявляется новая тенденция. Если раньше они, как правило, селились на городской земле и тем самым постоянно вливали новые силы в высшие муниципальные слои, то после освобождения ветеранов от муниципальных податей доходы городов стали все более сокращаться. К тому же [10] с этого времени ветераны стали все чаще получать земельные наделы на пустующих, необрабатываемых, далеких и заброшенных землях, находившихся в частном или императорском владении.¹²⁾ Вследствие этого в V в. ветераны усиливали уже не высшие городские слои, а власть крупных землевладельцев. Социальная дифференциация среди ветеранов привела к тому, что некоторые из них стали крупными земельными магнатами, большинство же в результате патроциния стали зависимыми людьми крупных землевладельцев. Германские наемники на римской службе также получали земельные наделы, преимущественно в пограничных областях (limitanei, gentiles, laeti), что в свою очередь не способствовало дальнейшему развитию городов. Варваризация армии в Поздней Римской империи оказала влияние и на процесс изменения классовой структуры общества.¹³⁾

Эксплуатируемыми классами были в период домината хозяйствующие самостоятельно (хотя и в ограниченной степени) свободные и зависимые мелкие производители и рабы. К числу мелких производителей относились различные социальные слой колоната — originarii, adscripticii, coloni liberi, а также laeti, inquilini, limitanei, gentiles; кроме того, свободные крестьяне и мелкие ремесленники в городах, деревнях и во владениях крупных земельных магнатов. Рабы также не были едины по своему положению в обществе. Постепенно оба эксплуатируемых класса сближались в своей хозяйственной деятельности и по своему социальному положению, хотя различия личноправового характера между свободными и несвободными сохранялись; юридически колоны, как правило, не считались рабами.¹⁴⁾ Рабовладение, несмотря на увеличение отпусков на волю и на то, что оно в поздней античности постепенно теряло свое значение, все еще оставалось присущим этому строю производственным отношением.

Поскольку, однако, рабы, владевшие на правах пекулия земельным участком, эти квази-колоны, в хозяйственном отношении ничем не отличались от настоящих колонов, а рабы, получившие в пекулий маленькую мастерскую в городе или сельской местности, едва ли отличались от юридически свободных, но зависимых ремесленников, то императорское законодательство поздней античности сталкивалось в теоретико-правовом аспекте с большими трудностями, когда приходилось проводить строгое юридическое различие между обеими этими категориями.¹⁵⁾ Хотя колоны поздней античности являются в известной мере провозвестниками новых социальных отношений, которые ведут от приходящего в упадок рабовладельческого общества к феодальному, многочисленные юридические источники периода домината и ранней Византии свидетельствуют о том, насколько этот институт связан со старым гибнущим обществом. Колонат попал в сферу воздействия отмирающего рабовладения. Наиболее распространенный низший слой колонов (adscripticii и originarii) не имел ни собственной земли, ни сельскохозяйственных орудий, ни каких-либо прав собственности.¹⁶⁾ Их владения отождествлялись с пекулием рабов.¹⁷⁾ Очень [11] часто приговоры по делам колонов и рабов были одинаково суровыми. Колоны считались servi terrae — рабами, посаженными на землю.¹⁸⁾ Закон императора Аркадия «почти» приравнивает колонов рабам их господина.¹⁹⁾ К VI в. социальное сближение рабов и колонов достигло такой степени, что юристы с большим трудом проводили различие между ними: «В чем же различие между рабами и занесенными в налоговый реестр колонами, если те и другие находятся во власти своего господина, который может освободить раба с его пекулием и отпустить колона с его земельным участком из своих владений?».²⁰⁾ Закон Валентиниана III также отрицает право coloni originarii на личную свободу. Колоны подчинялись власти pater familias. На рабов, как и на колонов, не распространялось право церковного убежища. Колонов и рабов объединяло общее отношение подданства — conditio subdita.²¹⁾ Колоны, так же как рабы, были частью proprietas господина.²²⁾ Как пекулий рассматривались и res propria и facilitates колонов, их личное имущество.²³⁾

О тяжелом положении колонов идет речь и в нарративных источниках, например у Сальвиана из Массилии в Галлии и у Иоанна Златоуста на Востоке. На языке латинских юристов слово «faex» (отребье, подонки) определяло как беднейших свободных, так и рабов.²⁴⁾

Уже с эпохи реформ Диоклетиана колоны были прикреплены к земле, хотя это явление не было единообразным и одновременным для всей Империи. В 332 г. Константин I предписал, чтобы тот, кто принял беглого колона, вернул его прежнему владельцу и сверх того возместил не выплаченную за этот период подать; колона, подозреваемого в намерении бежать, следовало заковать в кандалы, подобно рабу.²⁵⁾ Колонам запрещалось добровольно поступать на военную службу, так как тем самым они изменяли свой социальный статус.²⁶⁾

В период поздней античности рабство все более теряло свое хозяйственное значение, хотя полностью оно не исчезло ни в сельских местностях, ни в городах. Согласно христианским источникам этого времени, отпуск на волю рабов, предварительно обученных какому-либо ремеслу, способному обеспечить их существование, считался особенно богоугодным делом, хотя это и не было призывом к общему освобождению рабов.²⁷⁾ Рабы по-прежнему встречаются в знатных и богатых домах. Рабы выполняют черную работу, числом рабов хвастаются, ибо в этом — признак богатства. И в сельских местностях колонат не полностью вытеснил рабство; данные нарративных источников свидетельствуют об уменьшении роли рабства, в сельском хозяйстве, но не об его исчезновении.²⁸⁾ Положение рабов при доминате по сравнению с их участью в период Римской республики несколько улучшилось благодаря сближению с колонатом. Поскольку приток рабов был уже не столь обильным, как раньше, а потребность в рабах уменьшалась медленно, цены на рабов в Поздней империи поднялись. Труд специально обученных рабов на виноградниках, на оливковых [12] плантациях или в мастерских (если им был обещан соответственный пекулий) мог оказаться более производительным, чем труд колонов, у которых было менее развито разделение труда.

В земельных владениях крупной провинциальной аристократии рабы еще были неотъемлемой принадлежностью повседневного быта. В мировоззрении и мироощущении некоторых гордых своим происхождением представителей знатных домов времена вообще не изменились. Рабы и клиенты составляли их свиту, когда они куда-либо отправлялись. Рабы были воспитателями их детей. В рабство иногда обращались и пленные варвары, хотя обычно их испомещали на землю в качестве зависимых крестьян. Римская аристократия и теперь, как прежде, считала презренным не только тяжелый физический труд ремесленников, но и сельскохозяйственную деятельность крестьян.²⁹⁾

Городской плебс, торговцы, ремесленники, рабочие, живущие случайным заработком, также все больше страдали под растущим гнетом, оказываемым городскими учреждениями. Многие ремесленники одинаковых профессий объединились в коллегии уже ко времени Римской республики; теперь позднеримское государство осуществляло над ними строгий надзор и контроль. Большинство коллегий стало принудительными объединениями; ремесленникам запрещалось менять профессию, и сын должен был наследовать профессию отца.³⁰⁾ В конце IV в. ремесленники Западной империи не имели права занимать муниципальные должности, поступать на военную службу, принимать сан священника или скрываться в сельской местности. Беднейшая часть городского плебса существовала на грани самого низкого уровня и жила лишь за счет пожалований и поставок продуктов питания богатыми людьми и муниципальными управлениями.³¹⁾

В политическом отношении городской плебс отнюдь не был инертной массой. Наибольшие опасения, особенно когда прекращался подвоз зерна, вызывал плебс города Рима, выступавший с протестом против непопулярных чиновников и сенаторов.³²⁾ Еще в 468 г. крупный галло-римский землевладелец и писатель Аполлинарий Сидоний, который в качестве префекта города Рима нес в этот год ответственность за обеспечение римского плебса зерном, высказывал опасение, что этот слой населения может поднять голодный бунт.³³⁾ Цирковыми представлениями, театральными зрелищами и скачками господствующий класс пытался утихомирить плебеев. Обедневший городской плебс не испытывал еще экономического принуждения, которое заставило бы его продавать свою рабочуро силу; но средства к существованию предоставлялись ему только в городах. Как только плебеи появлялись в сельских местностях, вблизи владений магнатов, их сразу же объявляли лицами без определенных профессий, бродягами и причисляли к колонам.³⁴⁾

Имущие представители городского плебса жили в постоянном страхе, как бы их жалкое благополучие не стало известно городским властям. В этом случае их могли бы принудить «подняться» [13] до уровня декурионов, что, сделав их ответственными за внесение городских налогов, в самое короткое время привело бы к полному разорению.

Ремесленное производство с конца III в. значительно сократилось. Города обеднели, городские рынки уменьшились, покупательная способность свободного населения, за исключением высших слоев господствующего класса, сократилась. Изготовление оружия и одежды государство взяло в свои руки; около 400 г. в Западной Римской империи было 20 таких «fabricae», находившихся в непосредственном ведении государства.³⁵⁾

Экономические трудности проявлялись как в сельском хозяйстве, так и в городском ремесле. В обеих сферах сокращалось производство. Регрессивные тенденции обнаруживались также в торговле между провинциями и в экспорте. Причины всего этого были очень сложными по своему характеру. Упадок многих городов ограничивал емкость городского рынка; рост производства предметов роскоши для удовлетворения потребностей господствующего класса компенсировал это лишь в незначительной степени. Ряд продуктов ремесленного производства поглощала, правда, постоянно увеличивающаяся армия; однако многие из этих товаров изготовлялись в canabae лагерей легионеров или в гражданских vici при военных гарнизонах. Во многих городах потреблялось больше, чем производилось. Стоимость денег стала падать.

Общий кризис рабовладельческого общества, разорение непосредственных производителей привели не к массовой безработице, а к ощутимому недостатку рабочей силы, особенно в сельском хозяйстве. К тому же население убывало из-за многочисленных войн и эпидемий чумы. Около 400 г. в ряде провинций Западной Римской империи значительная часть пригодной для обработки земли не возделывалась, особенно распространено это было в Италии и Северной Африке.³⁶⁾ Обещания императоров предоставить пустующую землю каждому, кто станет ее возделывать, и в течение ряда лет не взимать с нее налогов не привели к желаемому результату. На пустующие земли все чаще селили пленных варваров в качестве зависимых крестьян. Технические новшества, такие, как распространение водяной мельницы и жнейки, которые могли бы возместить недостаток рабочей силы, не привились. В этом проявилось растущее противоречие между характером производственных отношений и производительных сил.³⁷⁾

Система реквизиций и конфискаций для удовлетворения растущих потребностей армии и бюрократии превратилась в бич эксплуатируемых классов. Находящимся в походе военным подразделениям и чиновникам имперского провинциального управления должны были предоставляться квартиры, продукты питания, вьючные животные; предписывалось выполнять и другие непредвиденные требования. Поэтому многие крестьяне, принужденные к тому бедственным положением, предпочитали перейти под власть влиятельного соседнего магната, который брал их под свою «защиту», расширяя таким образом свои владения. Крупное [14] землевладение в сельских местностях приобрело в Поздней империи первостепенную значимость.³⁸⁾

На ранней стадии домината императоры пытались посредством различных политических и социальных реформ регулировать сложившуюся ситуацию.

Борьба с внешними врагами, узурпаторами внутри империи и с народными восстаниями в провинциях потребовала большего расчленения центральной власти Империи. В 285 г. император Диоклетиан назначил своего соратника Максимиана цезарем, а в последующем году августом и передал ему управление Западной империей. Реорганизация армии, начатая уже в середине III в., продолжалась; усилилась защита границ, постоянная армия получила подкрепление.³⁹⁾

Разделение военной власти, при котором Диоклетиан, однако, сохранял приоритет, в 293 г. продолжалось. Каждый император назначал испытанного военачальника цезарем, соправителем и преемником и предоставлял ему определенную территорию в своей части Империи. Подобная форма господства получила название тетрархии. Государственное единство Империи было сохранено, и Диоклетиан был признан тремя его соправителями императором высшего ранга. Констанцию, цезарю Максимиана, были подчинены Галлия, Испания и Британия.⁴⁰⁾ В силу идеи и традиции Рим оставался столицей мира (caput или vertex mundi), но уже не был постоянной резиденцией императора. Диоклетиан избрал своей резиденцией малоазийский город Никомедию, двор его цезаря Галерия находился в Сирмии на Саве, столицей Максимиана был Медиолан (Милан) в Северной Италии, откуда ему было легче контролировать альпийские проходы, а Трир и Эбурак (Йорк) стали излюбленным местопребыванием Констанция.

Если учреждение тетрархии имело своей главной целью упрочить военную силу, то реформа провинциального управления должна была усилить контроль над гражданским управлением. Наместники провинций, которые в Ранней империи были одновременно и военачальниками расквартированных в их провинциях военных частей, теперь полностью сосредоточили свою деятельность на гражданском управлении, обращая особое внимание на поступление налогов. Этот процесс начался уже в середине III в. После того как уже в 296 г. было отменено существовавшее со времени Августа отдельное управление Египтом, в 297 г. была проведена реформа всего управления Империи. Римская империя (Imperium Romanum) была разделена на 12 диоцезов. Посредством деления старых больших провинций число провинций было доведено до 101. Поскольку новые провинции, как правило, были значительно меньше прежних, теперь с помощью преобразованного — по сравнению со временем принципата — личного состава административного аппарата легче осуществлялись меры государственного контроля и угнетения.⁴¹⁾

Бремя растущего налогового обложения падало прежде всего на непосредственных производителей-крестьян. Налоговая [15] реформа Диоклетиана, завершенная Константином I, унифицировала существующую податную систему, основанную на натуральной подати (annona). Для свободных крестьян и колонов это означало дополнительное увеличение налогов. На основе принятой теперь сельскохозяйственной единицы измерения было установлено единое обложение налогом, величина которого менялась в зависимости от качества земли, производимых продуктов и близости к торговым путям. Такая единица измерения или налога называлась iugum. Стоимость продуктов определялась на основе данного числа единиц измерения. Величина iugum соответствовала рабочей силе, затраченной человеком на обработку одного iugum земли. В этом исчислении рабочая сила раба приравнивалась рабочей силе свободного, рабочая сила двух женщин соответствовала рабочей силе одного мужчины. Эту рабочую силу человека называли caput (голова, человек). Налоговая система в целом называлась iugatio — capitatio. Высота обложения налогоплательщиков пересматривалась сначала через каждые пять, потом через каждые пятнадцать лет. При этом исходили всегда из потребности в налоге, а не из производительной способности крестьянина. Крестьян принуждали платить налог и за прилегающие к их хозяйствам пустующие земли.⁴²⁾

Наряду с annona существовали и налоги, которые надлежало уплачивать в денежной форме; ими облагались сенаторы, купцы и ремесленники городов.

Диоклетиан пытался стабилизировать стоимость денег посредством введения единообразия и в монетную систему. Проведенная им в 292 г. монетная реформа должна была устранить финансовые трудности. Он сократил денежное обращение, снизил номинал бронзовых монет на 50% и выпустил новые золотые монеты, реальная стоимость которых даже превышала их номинальную стоимость. Однако эта реформа не устранила существующие трудности, так как богатые стали собирать ценные монеты. Урон понесли бедняки, которые не могли приобрести золотые монеты и вынуждены были и впредь довольствоваться медными, стоимость которых по отношению к ценам на золото и серебро все время падала.⁴³⁾

То же. намерение императора обусловило изданный в 301 г. эдикт, устанавливавший в денариях наивысшие цены на 1000 товаров, максимальный тариф на 75 транспортных перевозок и высшую оплату 130 родов трудовой деятельности (Edictum de pretiis rerum venalium). Предполагалось, что рост цен вызван лишь спекуляцией ростовщиков и купцов. Цены и оплата труда соответствовали принятым в восточной части Империи, но должны были действовать во всей Империи. Однако в Империи отсутствовал единый внутренний рынок, что позволяло купцам отправлять свои товары туда, где они могли рассчитывать на большую выгоду. Несмотря на то что нарушение эдикта грозило смертной казнью, он вскоре перестал действовать.⁴⁴⁾

Два сборника законов, составленных в правление Диоклетиана, [16] должны были облегчить судопроизводство. Codex Gregorianus охватывал все законы императоров от Адриана до Диоклетиана, а в Codex Hermogenianus вошли эдикты самого Диоклетиана. Позже оба сборника были заменены Кодексом Феодосия (Codex Theodosianus) и кодификацией, произведенной в правление Юстиниана (527—565), и сохранились лишь в фрагментах.⁴⁵⁾

Константин I продолжал реформы Диоклетиана и в известной степени завершил их. Эта преемственность нашла свое выражение в дальнейшем усилении власти императора, в разделении военной и гражданской администрации, в расширении бюрократического аппарата, в финансовой политике, в прикреплении колонов к земле, ремесленников к их коллегиям, декурионов к их сословию и в дальнейшей законодательной деятельности.

Бюрократический аппарат становился все больше и многообразнее. Строгая иерархия рангов отделяла должностных лиц друг от друга. Высшим органом управления был sacrum consistorium при императоре.

Тетрархия была отменена. Поскольку в этой системе не принимались во внимание интересы сыновей императора, она служила поводом для губительных гражданских войн. Константин I расширил четыре существующие с правления Диоклетиана префектуры претория, ограничив и их деятельность гражданскими задачами. Тем самым оправдавшее себя территориальное и военное деление империи было сохранено, но без подчинения отдельных территорий императору или цезарю. Префект претория был теперь в своей области высшей инстанцией гражданского управления после императора.

Лишение префектур претория военных функций привело к назначению особых военных начальников, а следствием этого было возникновение должности высшего военачальника (magister militum), получившей с конца IV в. большое политическое значение. Один высший военачальник командовал пехотой, другой — конницей. Со времени правления Констанция II (337—361) в каждой префектуре было два таких военачальника. Высшей военной властью обладал особый военачальник при императорском дворе — magister militum praesentalis. С конца IV в. он стал самым могущественным лицом в имперском центральном управлении, смещал и назначал императоров, как это происходило при Рикимере (высшем военачальнике с 455 по 472 г.).

Военачальники стояли во главе постоянной армии (comitatenses); пограничными войсками (limitanei) командовали на отдельных участках границы особые полководцы (duces).⁴⁶⁾

Деление на диоцезы было сохранено, к 12 существующим было добавлено еще два. Теперь Империя состояла из 117 провинций. Армия была доведена до 75 легионов и составляла теперь 400 тыс. человек.⁴⁷⁾ В 312 г. Константин I вновь провел монетную реформу. Новая золотая монета (солид) соответствовала своей реальной стоимости и сохранилась, хотя и при колебаниях стоимости золота, до конца Византийской империи.⁴⁸⁾ [17]

Отличаясь от Ранней империи в политическом, социальном и экономическом отношении, доминат опирался на традиции античного общества. Средства и методы управления домината были направлены на восстановление, стабилизацию и консервацию находящегося в упадке общественного строя.

Общий кризис античного рабовладельческого общества вызвал глубокие изменения и в области идеологии. Если в период рассвета рабовладения неодолимые различия между свободными и рабами идеологически заострялись и оправдывались, то в период упадка этого общества в его духовной жизни формируются представления, которые на первый план выдвигали различия между богатыми и бедными. В этом выражался начинающийся спад экономического и социального значения рабства. Однако это постепенное преобразование охватывало различные сферы идеологии не в одинаковой степени: наиболее консервативной оставалась сфера права. Хотя в позднеантичном вульгарном праве и произошли некоторые изменения, людей, как и прежде, делили на свободных и рабов.⁴⁹⁾

Постепенно ослаблялась и идеологическая связь римских граждан со своим городом, со своей городской общиной. С упадком городов и изменением отношения между городом и деревней исчезло и ощущение принадлежности граждан к родному городу. Если раньше каждый человек в своем восприятии осознавал себя частью города как определенного целого, то теперь он все больше становился некоей самостоятельной величиной.⁵⁰⁾

К этому присоединилось еще одно обстоятельство: в литературе эпохи Августа и в официальной пропаганде императоров господствовало представление о вечности Рима. Христианские же писатели проводили с IV в. идею о преходящести всего земного; под этим подразумевалась и преходящесть Рима. Притязание Рима на вечность христианская церковь перенесла на самое себя. В V в. поэты господствующего класса судорожно пытались сохранить, несмотря на все смуты и явления упадка, идею вечности Рима, распространяя уверенность в том, что Рим станет еще более сильным, преодолев все беды и невзгоды.⁵¹⁾

Вновь обрели значение идеи социальных утопий. В этом также проявилась идеология угнетенных, стремящихся к социальной справедливости людей. Большую роль играла надежда на возвращение золотого века. Тогда наступит вечный мир, мечи перекуют на орала. Мир восхваляется как высшее счастье людей.⁵²⁾ В стихотворении «О провидении божьем», восходящем, вероятно, к Просперу Аквитанскому и написанном в 415—416 гг., проводится мысль о равенстве людей, характерная для социальной утопии: «Мы, люди, все равны, равными рождаются богатый и бедный, короли и рабы. Наихудший и наилучший обретает один дар — жизнь».⁵³⁾

Один из авторов «Historia Augusta», истории правления императоров, написанной около 400 г., также проводит в своем произведении идею вечного мира: «Провинциалу не придется вносить [18] аннону, вынужденные дары не будут использованы для оплаты наемников, римское государство получило бы тогда в свое распоряжение громадные сокровища, императору ничего не пришлось бы расходовать, а владельцам возмещать; он [император] в самом деле породил надежду на наступление золотого века. Тогда не будет больше военных лагерей, не слышен будет звук труб, не нужно будет ковать оружие, солдаты, терзающие теперь государство гражданскими войнами, пойдут за плугом или займутся науками, станут учиться ремеслам и плавать по морям. И никто не будет больше убит на войне».⁵⁴⁾

Христианский поэт Коммодиан (даты его жизни относят ко времени между второй половиной III в. и первой половиной IV в.) описывает упадок существующего общества, суд божий и возвращение золотого века. Богатые, пишет он, должны будут нести рабскую службу; кара грозит и богатым христианам, если они не раздадут свое имущество бедным.⁵⁵⁾

Еще в середине V в. встречается отражение идеи о возвращении золотого века, который сравнивается с вечной весной человечества. Аполлинарий Сидоний описывает его как страну, где земли не являются частной собственностью и не подвергаются разделению (indiscriptos agros).⁵⁶⁾

В это время распространились религиозные учения, обещающие освобождение от бренности мира, социальное преобразование в мире ином, на небесах, в вечной жизни после смерти. Подобным учением, которое вело к полному отказу от античного понимания мира и жизни, был гностицизм, распространившийся в поздней античности прежде всего в форме манихейства. Гностицизм стал наиболее последовательным и непримиримым врагом каждого учения, которое довольствовалось существующими порядками или пыталось найти какое-либо компромиссное решение. В качестве компонента религиозного движения эпохи поздней античности за освобождение угнетенных он был гуманистичен и прогрессивен постольку, поскольку выступал с требованием полного уничтожения и преодоления старого порядка. Однако гностицизм отрицал не только существующий мир, но и любой мировой порядок. Эта крайняя нигилистическая степень отрицания всего существующего преградила ему путь к дальнейшему развитию, тем более что целью его не было новое социальное устройство. Гностики утверждали, что земная жизнь как таковая является для человека рабством на чужбине. Спасение давало знание, познание (gnosis) того, что душа, пройдя после смерти через враждебный космос, может достигнуть потустороннего царства света, полностью освободиться от земного рабства.⁵⁷⁾ В Поздней Римской империи гностики подвергались жестоким преследованиям.

Упадок основанного на рабовладении общества сопровождался в эпоху поздней античности упадком господствовавшей римской культуры и возникновением новых духовных течений, носителями которых были и народные массы. Культура господствующего класса стала постепенно отступать под натиском новых духовных сил [19] и терять свое положение гегемона в духовной жизни общества. Даже после того как она была ассимилирована высшими слоями провинций, она осталась культурой господствующего меньшинства. Народные массы провинций романизировались или эллинизировались лишь поверхностно. Древние народные культуры, веками подавляемые господствующей культурой Рима, вновь обрели свою значимость. По образу жизни, языку, институтам и формам художественного выражения эти древние культуры отличались от римской культуры. Идеология и культура римского общества все более превращалась в культуру «элиты», далекую от интересов и потребностей народных масс. Христианству, пишет Энгельс, «предстояло стать одним из революционнейших элементов в духовной истории человечества»,⁵⁸⁾ повлиявших на развитие этих древних культур.⁵⁹⁾ Уже в 197 г. христианский писатель Тертуллиан пишет о духовном обновлении, направленном против прежних установлений, против законов, господствующих в обществе, и всех старых порядков.⁶⁰⁾ В V в. христианство отвергло господствовавшее в античности понятие варварства и создало духовные предпосылки для совместного существования с варварскими племенами.⁶¹⁾ Оно играло важную роль в этих новых течениях и социальных воззрениях народных масс, способствуя росту самосознания народов, подавляемых Римом. В образовании сект и сепаратистских церквей, в предпочтении собственного языка и своей литературы, в отказе от веры в незыблемость существующего порядка находила свое выражение борьба народных масс против идеологии и культуры господствующего класса.

Предпосылки к этому были созданы в эпоху домината. Если императоры тетрархии еще пытались сохранить старый традиционный римский культ и в последней грозной волне гонений 303—311 гг. вытеснить христианство из жизни общества, то в 313 г. Константин I признал христианство религией, обладающей равными правами с другими религиями, исповедуемыми в Империи.

Дело было не только в том, что прекратились преследования — такое постановление содержалось уже в эдикте о веротерпимости от 311 г. императора Галерия (305—311); соглашение 313 г. между Константином и императором Лицинием (307—324) ставило христианскую церковь в особо благоприятные условия. В ответ на это уже в 314 г. синод в Арелате (Арле) постановил, что христиане не должны впредь отказываться нести военную службу в римской армии.

Во многих городах воздвигались новые церковные здания. Клирики были освобождены от необходимости занимать муниципальные должности. В 314 г. римскому епископу был предоставлен в качестве резиденции Латеранский дворец. Церковь вошла в систему гражданского управления: решения епископов обрели юридическую значимость, даже если они выносились по светским делам. Освобождение рабов в церкви считалось законным, если оно подтверждалось епископом. Церкви было предоставлено право наследования. [20]

Тем самым была заложена основа того, к чему тщетно стремились императоры с начала III в., — создавалась прочная связь с политической идеологией, которая соответствовала интересам господствующего класса и вместе с тем шла навстречу идеалам, чаяниям и требованиям угнетенных классов. В то время подобная идеология могла возникнуть лишь в религиозной форме. Христианство создавало для этого наиболее благоприятные предпосылки, будучи само внутренне противоречиво, возникнув на высшей стадии общественных противоречий и вместе с тем стремясь, в отличие от гностицизма, к компромиссу.⁶²⁾

Признавая христианство равноправной религией, Константин I руководствовался прежде всего политическими соображениями. Призыв церкви к смирению и послушанию, а также к поведению, достойному счастливой жизни в потустороннем мире, значительно ослаблял политическую борьбу угнетенных классов. Аналогичные обещания давали, правда, и другие конкурировавшие с христианством религии спасения, различные культы мистерий и гностицизм. Однако христианство имело перед ними одно важное преимущество — прочную и строгую церковную организацию, которую император мог использовать во внутриполитических интересах. Для этого ему нужна была прежде всего единая церковь; поэтому он и поддерживал ортодоксальный католицизм в борьбе против сект и сепаратистских церквей, например, против донатизма и арианства. В самом непродолжительном времени христиане стали занимать высокие почетные и государственные должности: консула в 323 г., префекта города Рима в 325 г. и префекта претория в 329 г.

В эпоху социальной революции при переходе от рабовладельческого общества к феодальному не сложилась ведущая материалистическая идеология, подобная тем, которые возникли в период формирования античного общественного строя в Греции или позже на ранней стадии капитализма. В рассматриваемую эпоху христианство не только пассивно приспособлялось к социальным изменениям, но в ряде случаев принимало активное участие в их возникновении.⁶³⁾ Оно преодолело идеологию античного полиса, античное мировоззрение и античное представление об образе человека. После того как в конце IV в. римско-католическая церковь превратилась в носительницу государственной религии Западной Римской империи, в ней стала складываться политическая идеология будущего господствующего класса феодализма.⁶⁴⁾

Изменившиеся социальные условия, растущая эксплуатация колонов, свободных крестьян, ремесленников и рабов усиливали классовую борьбу поздней античности. Восстания в провинциях уже не носили прежний локально ограниченный характер. В них участвовали теперь не только колоны и рабы, но и широкие слои недовольного существующими порядками беднейшего, эксплуатируемого населения многих областей. В рамках все шире распространявшегося разбоя (latrocinium) стирались границы между действительно преступными грабителями и вооруженными [21] «партизанами», тем более что по римскому закону каждый, кто выступал с оружием в руках против римских «порядков», считался разбойником. Классовая борьба находила свое выражение в серьезных народных движениях на Востоке и Западе, и восставшее сельское население в ряде случаев требовало в отдельных местностях изменения характера собственности на землю и увеличения крестьянского права пользования за счет прав крупных землевладельцев.⁶⁵⁾

Однако в конечном итоге силы этих народных движений иссякали в «перманентном мятеже» против римского государства, не способствуя возникновению новых феодальных отношений.⁶⁶⁾ Ограничиваясь при перечислении народных движений провинциями Западной империи, следует прежде всего остановиться на восстании багаудов в Галлии и Испании и циркумцеллионов (агонистиков) в Северной Африке. В восстаниях Фирма и Гильдона в Северной Африке, преследовавших личные цели, также участвовали народные массы, так как они надеялись тем самым улучшить свое социальное положение.

Циркумцеллионы составляли наиболее активную часть донатистской церкви в Северной Африке.⁶⁷⁾ Поскольку в донатистской. церкви действовали и антиримские тенденции, она встречала отклик во всех слоях североафриканского населения, недовольного господством Рима; к ним относились не только землевладельцы, горожане, сельские священники, но и многие представители кругов сельскохозяйственных производителей. Донатистская церковь не была едина по своему социальному составу; некоторые донатистские епископы были в известной степени связаны с римским правительством.

Борьба циркумцеллионов была направлена в первую очередь против ростовщиков, крупных земельных магнатов, чиновников и высшего клира католической церкви. Иногда они принуждали, господ освобождать своих рабов, не связывая, однако, с этим актом общее требование уничтожить рабство. Недовольство народных масс Римом использовал племенной князь берберов Фирм, призвавший в 372 г. местное население провинции Мавретания. Цезарейская к восстанию и ставший там королем. Согласно некоторым сообщениям, он стремился и к императорскому сану. Циркумцеллионы поддержали Фирма, но в 375 г. восстание было подавлено римскими войсками. Однако в 397 и 398 гг. в Северной Африке против римского господства поднял вооруженное восстание Гильдон, брат Фирма. Гильдон некогда находился на римской службе и занимал высокие командные должности, он был высшим римским военачальником в Северной Африке. В этом восстании он, как ранее его брат, опирался в первую очередь на циркумцеллионов и на берберские племена, селившиеся в пограничных областях. Обещая перераспределить земельные владения, Гильдон стремился привлечь всех недовольных Римом. Его сторонники получили земли, конфискованные у крупных римских землевладельцев; впрочем, и сам он стал одним из крупнейших [22] землевладельцев Северной Африки. В 398 г. это восстание было также подавлено римскими войсками.⁶⁸⁾

Подавление восстания Гильдона нанесло циркумцеллионам тяжелый удар, однако волнения среди них не приостановились. И в последующие годы классовые противоречия определяли социальную ситуацию. Римскому правительству Северной Африки стоило большого труда отменить после подавления восстания Гильдона проведенное им перераспределение земельной собственности и восстановить прежние порядки. Католический епископ Гиппона Августин (354—430) требовал в своих посланиях и проповедях строгой кары и мер государственного принуждения по отношению к циркумцеллионам.⁶⁹⁾ Высокие денежные штрафы, конфискация имущества, лишение права завещаний, телесные наказания и принудительные работы должны были заставить их и других донатистов вновь признать римские «порядки». Подобными мерами принуждения движение донатистов, а с ним и циркумцеллионов было в 411—414 гг. в значительной степени подавлено. Однако следы этого движения и отдельные группы его сторонников сохранялись в период господства вандалов и позже, когда Византия вновь отвоевала у вандалов Северную Африку.⁷⁰⁾

Народное движение багаудов возникло в Галлии уже в первый год правления Диоклетиана.⁷¹⁾ Оно было вскоре подавлено соправителем Диоклетиана Максимианом, однако с 407 г. вновь обнаружилось в Галлии. Сначала центр движения находился в мало романизированной Арморике (Бретань с прилегающей территорией) и в области устья Луары. Подавляемое время от времени, оно постоянно возрождалось. На последней своей стадии оно распространилось и на северо-западную Испанию. Множество колонов и беглых рабов присоединилось к багаудам. Они захватывали земли крупных магнатов и кое-где создавали свои деревни, в которых жили как свободные крестьяне.⁷²⁾ В 454 г. вестготское войско уничтожило испанских багаудов; с этого времени источники не упоминают и о галльских багаудах.

Римский христианский писатель Сальвиан из Массилии характеризует в своем труде «О божьем правлении» (середина V в.) движение багаудов, подвергая при этом резкому осуждению римское господство в Галлии: «Теперь я поведу речь о багаудах, которые, будучи обездолены, унижены и погублены дурными и жестокими судьями, лишившись права римской свободы, утратили и честь римского имени. Мы обвиняем их самих в их несчастье, позорим их названием, нами же придуманным, называем мятежниками, отверженными обществом людьми тех, кого сами принудили стать преступниками. Ибо что же заставило их стать багаудами, если не наша несправедливость, не злодеяния судей, не проскрипции и грабежи тех, кто превратил взимание государственных повинностей в источник собственного дохода, а налоговый реестр в средство своекорыстной добычи?.. Так случилось, что люди, которых душили и губили грабители-судьи, уподобились варварам, потому что им не позволили быть римлянами».⁷³⁾ [23]

Эти народные движения имели большое политическое значение. Они не только сотрясали римское государство, но лишали устойчивости и устаревшие отношения собственности. Смести, уничтожить античное рабовладельческое общество и все еще олицетворявшее его государство они не могли; их самих, а затем и Западное Римское государство вместе с приходящей в упадок старой системой эксплуатации, уничтожили силы, которые пришли извне.⁷⁴⁾

К концу II в. у германцев впервые сложились стабильные племенные союзы, явившиеся для Римской империи значительно более серьезной опасностью, чем прежние мелкие племена, которые часто сражались друг с другом. К этим племенным союзам принадлежали алеманны, осевшие к югу от Майна, франки на Нижнем Рейне, саксы на Нижней Эльбе, вандалы на Балканах к северу от Дуная на территории Паннонии и готы к северу от устья Дуная на Черном море. Ряд больших племен — хатты между средним Рейном и притоками Везера, и бургунды на верхнем и среднем Майне — остались вне таких союзов.⁷⁵⁾ Сарматы образовались из племен, происходивших из Средней Азии; значительными сарматскими племенами, доставлявшими много неприятностей римлянам, были роксоланы и языги.

Их концентрированный натиск привел в III в. к серьезным территориальным потерям римлян: в Верхней Германии и Реции в 258—259 гг. была полностью потеряна область между верхне-германско-ретийским лимесом, Рейном и Дунаем, а в 270 г. после непрерывных нападений дакских, германских и сарматских племен пришлось отказаться от богатой провинции Дакии. В 70-х годах III в. алеманны и франки совершили ряд серьезных вторжений в Галлию.⁷⁶⁾

С 350 г. алеманны и франки стали все чаще нападать на границу на Рейне.⁷⁷⁾ В отличие от прежних набегов для захвата добычи, теперь эти племена пытались осесть на левом берегу Рейна и возделывать захваченную землю. Однако в это время германцы могли длительно занимать римскую территорию только в качестве федератов, так как Рим был еще достаточно могуществен, чтобы воспрепятствовать образованию самостоятельных поселений варваров. В течение 352—355 гг. алеманны и франки разрушили около 45 городов и городских поселений, в том числе Страсбург, Мец, Шпейер, Вормс, Майнц, Висбаден, Бинген, Андернах, Бонн, Нейс и Colonia Ulpia Traiana близ Ксантена. Алеманны захватили Эльзас, Пфальц и Рейнгессен; салические франки — область батавов на нижнем течении Рейна. Множество сельских вилл римлян было уничтожено.

В 355 г. император Константин II назначил цезарем Юлиана, будущего императора (361—363), и поручил ему восстановить границу на Рейне. К тому времени франки разграбили также и Кельн. В 356—358 гг. Юлиану удалось оттеснить алеманнов и франков за Рейн. В 357 г. он победил алеманнов в битве при Аргенторате (Страсбург) и взял в плен их предводителя Хнодомара. В 358 г. [24] он выступил против салических франков на нижнем Рейне и перевел их в статус федератов. По мирному договору с алеманнами им надлежало отпустить 20 тыс. жителей римских провинций, взятых ими в плен при набегах. В 378 г. алеманны вновь потерпели тяжелое поражение при Аргентарии (близ Кольмара в Эльзасе). К началу V в. Западная империя подвергается сильным нападениям германцев. В 401 г. вандалы и аланы (последние иранского происхождения) утвердились в Реции; в конце того же года в Северную Италию вторгся король вестготов Аларих (около 390—410) со своими полчищами. По приказу высшего военачальника Западной империи Стилихона, вандала по происхождению, в Италию для подкрепления были стянуты стоящие на Рейне пограничные войска; Стилихон принудил Алариха снять осаду Милана и нанес ему поражение в 402 г. в битве при Полленции (Полленцо). В 403 г. Аларих был вновь побежден Стилихоном под Вероной и вестготы вернулись в Иллирик.

В 405—406 гг. другие германские племена, в том числе остготы, вторглись под водительством своего племенного вождя Радагайса в Северную Италию, но потерпели в 406 г. сокрушительное поражение в сражении со Стилихоном у Фезулы (Фиезоле близ Флоренции).

Однако в 407 г. положение в римской Галлии коренным образом изменилось и не в пользу римлян. В новогоднюю ночь с 406 на 407 г. вандалы и свевы перешли Рейн в его среднем течении; захватив многие города Галлии, они дошли до Пиренеев. За этими племенными союзами следовали бургунды, которые, однако, остановились близ Рейна. Теперь в Галлии больше не было римской армии, способной оттеснить германцев и аланов. Это вторжение новых народов в Галлию было уже необратимым. Более того, в 409 г. вандалы, аланы и свевы двинулись в Испанию и осели там. Западной империи пришлось смириться с тем, что кроме живущих в Иллирике вестготов другие племена и племенные союзы также требовали права поселения на территории Империи.⁷⁸⁾

Сильная римская армия еще стояла в Британии. Там в 407 г. римские войска провозгласили императором Флавия Клавдия Константина (407—411). В исторической литературе его называют Константином III. Он перебросил свои отряды в Галлию, победил вторгшихся варваров и с трудом восстановил границу по Верхнему Рейну. Галло-римская и испано-римская знать перешла на его сторону. В Британии осталось лишь несколько отрядов локальной милиции. Западноримский император Гонорий (395—423) был вынужден признать Константина III соправителем, однако, вскоре он нарушил договор и победил Константина III под Арлем.⁷⁹⁾

В 408 г. Гонорий по настоянию антигермански настроенной придворной знати казнил Стилихона; это было чревато серьезными последствиями для обороноспособности Западной империи. В том же году Аларих во главе вестготов снова вторгся в Италию и осадил Рим. Город освободился от осады, уплатив огромную [25] контрибуцию. В 409 г. Аларих вторично осадил Рим; при третьей осаде 24 августа 410 г. «вечный город» пал и перешел во власть варваров. В течение трех дней город подвергался разграблению; впрочем, вестготы вели себя так же, как в свое время римляне. С богатой добычей Аларих и его войско направились в Южную. Италию, уводя в плен сестру Гонория Галлу Плацидию. В конце 410 г. Аларих умер и был похоронен близ Козенцы в Калабрии. С этого времени, по словам восточноримского историка Зосима_у империя стала «резиденцией варваров».⁸⁰⁾ Ориенций, скорбя о судьбе Галлии, писал: «Вся Галлия дымилась, как гигантский костер».⁸¹⁾ Когда Рим был взят, Иероним сокрушался: «Увы, мир рушится».⁸²⁾

Завоевание Рима вестготами послужило Августину поводом приступить к труду «О граде божием» («De civitate Dei»). В этом произведении Августин сопоставляет значение католической церкви и Западно-Римского государства. Поскольку все земное преходяще, преходит и Рим; вечно лишь царство божье, представляемое на земле церковью. Этим Августин отвечал на сетования тех, кто видел в захвате Рима вестготами кару за пренебрежение к старым богам, за принятие христианства. Вместе с тем этот труд Августина был началом подготовки постепенного отделения церкви от гибнущего римского государства.⁸³⁾

В буржуазных историко-теоретических исследованиях не ставится проблема революции при переходе от рабовладельческого строя к феодализму, от античности к средневековью. В буржуазной историографии вся проблематика сводится к отношению между континуитетом и дисконтинуитетом. Однако революционная эпоха никогда полностью не уничтожает предшествующую культуру и не является следствием абсолютного дисконтинуитета. Рассматриваемая здесь эпоха социальной революции — исторический процесс, в ходе которого на протяжении 400 лет происходит преобразование экономического базиса и его надстройки, процесс, в который вплетены и эволюционные элементы. В классовом обществе при смене одной формации другой тотального дисконтинуитета вообще быть не может. В настоящее время в буржуазной историографии господствуют более или менее отличающиеся друг от друга варианты теории континуитета, некогда осторожно сформулированной Н. Д. Фюстель де Куланжем⁸⁴⁾ и затем остро поставленной А. Допшем.⁸⁵⁾

В статье «Проблема революции в свете античной истории» А. Хейс⁸⁶⁾ рассматривает несколько периодов, исследуя их под углом зрения революционных изменений. Гибель римской республики определяется как революция, причем автор основывает свою концепцию на теоретических положениях Т. Моммзена. Позднюю античность Хейс оставляет по принципиальным соображениям, вне этой проблематики. В своей работе «Расцвет и упадок Римского мира»⁸⁷⁾ Хейс придает большое значение возникновению римской императорской власти. Рассматривая проблему только с историко-правовой точки зрения, Хейс решает проблему [26] революции следующим образом: «Революция — это отрицание права, поскольку оно всегда имплицирует реальный порядок. С правовой точки зрения революция невозможна».⁸⁸⁾ Однако здесь речь может идти только об отрицании существующего права, так как революционный класс, захватывая политическую власть, создает новое действующее право, которое частично может использовать старые правовые нормы.

В ряде других новых работ буржуазных историков древнего мира, таких, как «Социальная история Рима» Г. Альфельди,⁸⁹⁾ «Континуитет и дисконтинуитет при переходе от античности к средневековью» Хр. Мейера,⁹⁰⁾ в работе П. Э. Хюбингера, напечатанной в опубликованном им сборнике «Крушение культуры или континуитет при переходе от античности к средневековью»,⁹¹⁾ проблема революции при переходе от античности к средневековью вообще не ставится и всячески обходится. В лучшем случае эти авторы усматривают в изучаемый период распад структур, континуитет в процессе изменения, отчуждение римской государственной власти от определяющих основу общества слоев и т. п. Главными носителями континуитета являются в этих концепциях германцы и христианская церковь. В частности подчеркивается, что германцы, поселившиеся в Галлии, Испании и Италии, не уничтожили античную культуру и что непрерывный эволюционный переход к средневековью происходил в виде постепенного изменения культуры. Следует сказать, что абсолютизация противоречия между континуитетом и дисконтинуитетом методологически вообще мало плодотворна. Революционная эпоха создавала диалектическое единство противоречий, в число которых входят также континуитет и дисконтинуитет. Эти противоречия подчинены изменению общественного строя. Частичное влияние античных порядков, известная преемственность в личном составе господствующего класса на стадии перехода от рабовладельческого общества к феодализму, сохранение ряда культурных традиций античности и функционирование некоторых государственных институтов не исключает революцию, в результате которой внутри классового общества, на обломках старого порядка создается новое общество. Этому изменению общественного строя были подчинены и германцы, и христианская церковь. Частичный континуитет присутствует в каждой революции, происходящей в классовом обществе, но этот частичный континуитет подчинен дисконтинуитету общественного строя.⁹²⁾

Ряд других историков усматривает в переходе от античности к средневековью лишь проблему периодизации.⁹³⁾ Так, Ф. Виттингхоф считает недопустимым применять здесь понятие революции, поскольку в эпоху поздней античности не было ни «современного сознания», ни «революционной воли».⁹⁴⁾ И. Фогт также считает, что в этом переходе господствовали континуитет и эволюционное изменение.⁹⁵⁾

Не подлежит сомнению, что по политической организованности народных масс, стадии классовой борьбы, уровню [27] политического сознания борющихся масс докапиталистические революции, с одной стороны, и революции буржуазные и буржуазно-демократические, с другой, резко отличаются друг от друга.⁹⁶⁾ Однако социальной революции не следует противопоставлять субъективный фактор, который проявляется прежде всего в зрелости политической революции. Во всемирно-историческом аспекте развитие революции идет от низшего к высшему, и в эпоху докапиталистических революций не следует искать классовое сознание и политическую организованность народных масс, присущие революциям буржуазным. Политическая революция, в ходе которой решается известный вопрос «кто кого», является, подобно революции в области культуры и другим аспектам революции, составной частью всеохватывающей социальной революции и «входит в это более широкое понятие как пример революционного переворота, при котором наряду с вторжением в отношения собственности решается также вопрос и о политической власти».⁹⁷⁾ Именно об этом писал Маркс в работе «Критические заметки к статье "Пруссака" "Король Прусский и социальная реформа"», опубликованной в конце 1844 г.⁹⁸⁾

В гибнущем общественном порядке, в разлагающихся античных отношениях собственности возникали зародыши и элементы новых социально-экономических отношений. Историк обнаруживает их также и в том, что такие понятия, определяющие античную форму собственности, как dominium и proprietas, теряют свою точность и становятся расплывчатыми, в результате чего всегда резко различаемые в классическом римском праве понятия собственности и владения начинают сливаться. На изменения в социальной и экономической сфере указывает и постепенное исчезновение ответственности господина за юридические сделки его рабов, совершаемые в пределах пекулия.

В период упадка рабовладельческого общества большое значение обретает прекарий, получающий характер договора — договора о пожаловании, объектом которого становится и земля. Поскольку собственник земли, пожаловавший ее в прекарий, был заинтересован в том, чтобы пожалованная им земля оставалась у прекариста, он требовал ее возвращения только при несоблюдении условий договора. Это прекарное, или, как оно называется в остготских источниках Италии, либеллярное, владение уже не рассматривается как пекулий. Прекарное владение считается possessio.

Позднеантичные правовые источники свидетельствуют и об упадке старого римского института аренды и найма — locatio — conductio.

Усиливается личная зависимость вольноотпущенников от освободивших их лиц и от их фамилий — зависимость, которая предвосхищает уже отношения более позднего времени и скрепляется договором. Зачатки феодальных отношений обнаруживаются и в позднеантичном колонате, хотя он еще не является феодальным институтом. Такие же элементы будущих форм господства-[28]подчинения проявляются и в росте патроциния и налогового иммунитета крупных земельных магнатов. Несмотря на то что разделение и дифференциация свободных соответственно их социальному положению обретает все большее значение, в правовой теории деление людей на свободных и рабов остается без изменения.⁹⁹⁾

Однако все эти зачатки или элементы новых отношений до полного упадка рабовладельческого общества еще связаны с его господствующей структурой; они еще не могут свободно развиваться, еще не становятся господствующими связями или отношениями общества. До тех пор пока существует Западно-римское государство и социально-экономические отношения, которые в нем воплощены, новые элементы остаются в зачаточном состоянии. Лишь после гибели Западной Римской империи открылся путь для полного развития этих элементов нового. Так продолжалось до VIII в., и только тогда новые общественные отношения в Западной Европе стали необратимыми. [29]

¹⁾ См.: Штаерман Е. M., Смирин В. М., Белова H. Н., Колосовская Ю. К. Рабство в западных провинциях Римской империи в I—III вв.; Штаерман Е. М., Трофимова М. К. Рабовладельческие отношения в Ранней Римской империи (Италия); Schtajerman Е. М. Die Krise der Sklavenhalterordnung im Westen des Römischen Reiches. Berlin, 1964.

²⁾ Dieter H., Günther R. Römische Geschichte, S. 228-294; Seyfarth W. Römische Geschichte. Kaiserzeit. Bd 1, S. 223-329; Rémondon R. La crise de l'Empire Romain de Marc-Aurele à Anastase, p. 74-115; P. Anderson. Les passages de l'Antiquité au Féodalisme, S. 90-96; A. P. Kopcyнский. О положении рабов, вольноотпущенников и колонов, в западных провинциях Римской империи IV—V вв. — ВДИ, 1954, № 2, с. 17-69.

³⁾ Gagé J. Les classes sociales dans l'Empire Romain, p. 282-284; Jones A. H. M. The Later Roman Empire. Vol. 1, p. 17k; 519.

⁴⁾ Alföldy A. Studien zur Geschichte der Weltkrise des 3. Jahrhunderts Tiach Christus, S. 312-374, 394-416; Walser G., Pekáry Th. Die Krise des Römischen Reiches, S. 70-75, 76-79, 81-93.

⁵⁾ Mazza M. Lotte sociali e restaurazione autoritaria nel 3° secolo d. C; Mazzarino S. Trattato di storia romana. Vol. 11, p. 385-390; Alföldy G. Römische Sozialgeschichte, S. 144-153; Christ K. Das römische Weltreich, S. 201 f.

⁶⁾ Dieter H., Günther R. Op. cit., S. 317-321; Seyfarth W. Op. cit., Bd 2, S. 350k.

⁷⁾ Sсhtajerman E. M. Die Krise der Sklavenhalterordnung..., S. 89-108.

⁸⁾ Günther R. Die Epoche der sozialen und politischen Revolution beim Ubergang von der antiken Sklavereigesellschaft zum Feudalismus. — Klio, 60, 1978, S. 238f.; Korsunsky A. R. Zur Entstehung von Elementen feudaler Beziehungen im Weströmischen Reich. — Klio, 60, 1978, S. 254.

⁹⁾ Alföldy G. Römische Sozialgeschichte... S. 169, 175; Brockmeyer N. Sozialgeschichte der Antike, S. 122.

¹⁰⁾ Matthews J. Western Aristocracies and Imperial Court A. D. 364-425, p. 41s.; Arnheim M. T. W. The Senatorial Aristocracy in the Later Roman Empire, p. 4f., 7, 169s.; Chastagnol A. Le Bas-Empire, p. 53sq.; Overbeck M. Untersuchungen zum afrikanischen Senatsadel in der Spätantike, S. 14f.

¹¹⁾ Held W. Die Vertiefung der allgemeinen Krise im Westen des Römischen Reiches, S. 68f, 86-90, 180f; Сhrist К. Die Römer, S. 192, 196-198; Ganghoffer R. L'évolution des institutions municipales en Occident et en Orient au Bas-Empire, p. 50-53, 237; de Martin о F. Storia délia costituzione romana. Vol. 5, p. 496s., 524-529; Mazzarino S. Aspetti sociali del quarto secolo, p. 248-269.

¹²⁾ Cod. Theod. 7, 20 (320); Лебедева Г. E. Ранневизантийское законодательство о ветеранах. — В кн.: Византийские очерки. М., 1977, с. 149-157.

¹³⁾ Alföldy G. Römische Sozialgeschichte..., S. 152k, 194; Колосовская Ю. К. Ветеранское землевладение в Паннонии. — ВДИ, 1963, N 4, с. 96-115; Günther R. Einige neuere Untersuchungen zu den Laeten und [212] Gentilen in Gallien im 4. Jahrhundert und zu ihrer historischen Bedeutung. — KHo, 59, 1977, S. 311-321.

¹⁴⁾ Об исключениях из этого в Галлии V в. свидетельствует Аполлинарий Сидоний (около 468—469 гг.), а в VI в. Канон 29 (26) Орлеанского собора.

¹⁵⁾ Wеstermann W. L. The Slave Systems of Greek and Roman Antiquity, p. 139-149.

¹⁶⁾ Cp. Cod. Theod. 5, 19, 1 (365); Günther R. Coloni liberi und coloni originarii. Einige Bemerkungen zum spätantiken Kolonat. — Klio, 49, 1967, S. 267-270.

¹⁷⁾ Cod. Iust. 11, 48, 8, 1 (около 370); 11, 52, 2 (около 394); Cod. Theod. 16, 5, 54, 8 (414); 5, 18, 1, 2 (419); 5, 3, 1 (434); Nov. Val. 27, 4 (449); 35, 1, 6 (452); Cod. Iust. 11, 48, 19 (Закон Анастасия между 491 и 518); Nov. lust. 162, 2, 1 (539).

¹⁸⁾ Cod. Iust. 11, 52, 1 (371).

¹⁹⁾ Cod. Iust. 11, 50, 2 (396).

²⁰⁾ Cod. Iust. 11, 48, 21, 1 (530).

²¹⁾ Cod. Iust. 1, 12, 6, 9 (466).

²²⁾ Cod. Theod. 5, 18, 1, 2 (419); следует, однако, заметить, что граница между proprietas и possessio к этому времени начинает стираться.

²³⁾ Cod. Theod. 5, 19, 1 (365).

²⁴⁾ Cod. Theod. 9, 42, 5 (362); 16, 5, 21 (392); 6, 27, 18 (416).

²⁵⁾ Cod. Theod. 5, 17, 1 (332).

²⁶⁾ Nov. Val. 13, 8 (445); Cod. Iust. 11, 48, 18 (426); 11, 63, 4 384/389); 11, '64, 1 (?) 12, 54, 3 (441).

²⁷⁾ Tinnefeld F. Die frühbyzantinische Gesellschaft, S. 143.

²⁸⁾ Напр.: Apoll. Sid. Carm. 2, 544-548; Idem. Epist. 2, 9, 8.

²⁹⁾ Напр.: Apoll. Sid. Epist. 1, 6, 3-5; к общей проблеме рабства в поздней античности: Brockmeyer N. Antike Sklaverei, S. 220-225.

³⁰⁾ Günther R., Köpstein H. (Hrsg.). Die Römer an Rhein und Donau, S. 310-322; Gagé J. Op. cit., S. 123-128; Seyfarth W. Von der Bedeutung der Plebs in der Spätantike. — In: Die Rolle der Plebs im spätrömischen Reich. Hrsg. von V Besevliev und W. Seyfarth. Bd 2. Berlin, 1969, S. 7-18; Hahn I. Zur politischen Rolle der stadtrömischen Plebs im Spätrömischen Reich. — Ibid., S. 39-54; Idem. Freie Arbeit und Sklavenarbeit in der spätantiken Stadt. — In: Annales Universitatis Scientiarum Budapestinensis. Sectio historica 3. 1961, S. 23-39.

³¹⁾ Salvian. De gubernatione Dei V, 7f., для востока: Tinnef eld F. Op. cit., S. 137; A Holdy G. Op. cit., S. 182-184; Held W. Op. cit., S. 70-72; Carrié J.-M. Les distributions alimentaires dans les cités de l'Empire Romain tardif. — In: Mélanges de l'Ecole française de Rome. Antiquité, 87, 2, 1975, p. 995-1101.

³²⁾ Seyfarth W. Römische Geschichte. Kaiserzeit 2. Bd 2, S. 338f.

³³⁾ Apoll. Sid. Epist. 1, 10, 2.

³⁴⁾ Cod. Theod. 11, 28, 2 (395).

³⁵⁾ Notitia Dignitatum. Occ. 9, 16-39.

³⁶⁾ Pekáry Th. Die Wirtschaft der griechisch-römischen Antike, S. 127f; Whittaker С. R. Agri deserti. — In: Fin ley M. I. Studies in Roman Property. Cambridge, 1976, p. 137-165.

³⁷⁾ Sellnоw I. (Hrsg.). Weltgeschichte bis zur Herausbildung des Feudalismus, S. 504f., 511f.; Maróti E. Uber die Verbreitung der Wassermühlen in Europa. In: Acta Antiqua, 23, 1975, S. 255-280.

³⁸⁾ Hahn I. Das bäuerliche Patrozinium in Ost und West. — Klio, 50, 1968, S. 261-276.

³⁹⁾ По этому вопросу см.: van Berchem D.: L'Armée de Dioclétien et la réforme Constantinienne; шире рассматривается в кн.: Hoffmann D. Das spätrömische Bewegungsheer... Tl. 1, S. If., 187f., 219-221, 230-233; 410-416.

⁴⁰⁾ de Martino F. Op. cit., vol. 5, p. 73-107; S es ton W. Dioclétien et la tétrarchie. Vol. 1.

⁴¹⁾ По этому вопросу см. прежде всего новые исследования Бруски: Вrusсhi Chr. Les officiales provinciaux au Bas-Empire romain.

⁴²⁾ Held W. Op. cit., S. 48-51; Сhastagnol A. Op. cit., p. 66ff.; [213] Karayannopulos J. Das Finanzwesen des frülibyzantinischen Staates. München, 1958, S. 28-34.

⁴³⁾ Jones A. H. M. Op. cit., vol. 1, p. 61, 138s.; Bolin St. State and Currency in the Roman Empire to 300 A.D.; Speiber D. Denarii and Aurei in the Time of Diocletian. — Journal of Roman Studies, 56, 1966, p. 190ff.; Heichelheim F. M. An Ancient Economie History. Vol. 3, p. 281-286.

⁴⁴⁾ Lauffer S. Diokletians Preisedikt.

⁴⁵⁾ Wenger L. Die Quellen des römischen Rechts, S. 534-536; Pólay E. Die Hermogenianfrage und die justinianische Kodifikation. — Klio, 60, 1978, S. 499-506.

⁴⁶⁾ О римской армии в IV—V вв. ср.: Hoffmann D. Das spätrömische Bewegungsheer и недавно Demougeot E. La formation de l'Europe et les invasions barbares de l'avènement de Dioclétien au début du VIe siècle. Vol. 1, p. 39-42, 72-77, 101-104, 116-121, 180-182.

⁴⁷⁾ Hоffmann D. Op. cit., Tl. 1, S. 2.

⁴⁸⁾ Dieter H., Günther R. Op. cit., S. 331 f.

⁴⁹⁾ Günther R. Einige historische Probleme des spätantiken Vulgarrechts. — Klio, 61, 1979, S. 101-104; Stajerman E. M. Einige Bemerkungen zum Klassenkampf und zur Entwicklung des römischen Rechts. — Ibid., S. 7-16.

⁵⁰⁾ Stajerman E. M. Die ideologische Vorbereitung des Zusammenbruchs, der Produktionsweise der Sklavereigesellschaft. — Klio, 60, 1978, S. 225-234.

⁵¹⁾ Например, Apoll. Sid., Carm. 7, 6s.; 7, 18; 7, 602; 2, 65s.; золотой век возвращается см.: Carm. 2, 102-111.

⁵²⁾ Hahn I. Die soziale Utopie der Spätantike. — In: WZ Halle, 11, 1962, S. 1357-1362.

⁵³⁾ Manitius M. Geschichte der christlich-lateinischen Poesie bis zur Mitte des 8. Jahrhunderts, S. 176.

⁵⁴⁾ Vita Probi 23, 2-3; об Historia Augusta см.: Johne K-P- Kaiserbiographie und Senatsaristokratie. Berlin, 1976.

⁵⁵⁾ Schtajerman E. M. Die Krise der Sklavenhalterordnung..., S. 134-136.

⁵⁶⁾ Apoll. Sid. Carm. 2, 412.

⁵⁷⁾ Günther R. Von der antiken zur frühfeudalen christlichen Kirche. — In: WZ Leipzig, 24, 1975, Heft 1, S. 77; по общей проблеме гностицизма см.: Rudolph К. Die Gnosis. Leipzig, 1977; а также: Studien zum Menschenbild' in Gnosis und Manichäismus. Hrsg. von P. Nagel. Wissenschaftliche Beiträge der Martin-Luther-Universität. Halle-Wittenberg, 1979/39 (K5).

⁵⁸⁾ Энгельс Ф. К истории первоначального христианства. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 478.

⁵⁹⁾ Günther R. Der Untergang der Kultur der herrschenden Klasse Roms in der Spätantike. — Das Altertum, 23, 1977, H. 4, S. 239-244; Brunt P. A. The Romanization of the Local Ruling Classes in the Roman Empire. — In: Assimilation et résistance à la culture gréco-romaine dans le monde ancien. Bukarest—Paris, 1977, p. 161-174; Fittsehen К. Die Krise des 3. Jahrhunderts im Spiegel der Kunst. — In: Krisen in der Antike. Bewußtsein und Bewältigung (Geschichte und Gesellschaft). Hrsg. von G. Alföldy u. a. Bd 13. Düsseldorf,, 1975, S. 133-144.

⁶⁰⁾ Tertullian. Ad nationes 2, 1, 7.

⁶¹⁾ Günther R. Einige Bemerkungen zur Stellung von Klerikern und christlichen Schriftstellern in den Klassenverhältnissen des 4./5. Jahrhunderts. — In:. Das Korpus der griechischen christlichen Schriftsteller. Historie, Gegenwart, Zukunft. Hrsg. von J. Ir ms eher und K. Treu. Berlin, 1977, S. 21-27.

⁶²⁾ Lenzman J. Wie das Christentum entstand. Berlin, 1973, S. 292-298; Schtajerman E. M. Op. cit., S. 133f.; Winkelmann F. Probleme der Herausbildung der Staatskirche im römischen Reich des 4. Jahrhunderts. — Klio, 53, 1971, S. 283f.

⁶³⁾ Ср.: Ley H. Patristische Literatur als Quelle für die Geschichte von. Aufklärung und Atheismus. — In: Das Korpus der griechischen christlichen Schriftsteller, S. 77-89; Idem. Geschichte der Aufklärung und des Atheismus.. Bd 2/1. Berlin, 1970, S. 7, 10-15, 71 f., 89, 123-137; Goltz H. Antihäretische-Konsequenzen: «Monismus» und «Materialismus» in der orthodoxen Tradition. — In: Studien zum Menschenbild in Gnosis und Manichäismus, S. 253-274. [214]

⁶⁴⁾ Kulturgeschichte der Antike. Bd 2. Rom. Hrsg. von R. Müller. Berlin, 1978, S. 524k, 559-562.

⁶⁵⁾ Günther R. Die Volksbewegungen in der Spätantike und ihre Bedeutung für den gesellschaftlichen Fortschritt im Feudalismus. — In: Die Rolle der Volksmassen in der Geschichte der vorkapitalistischen Gesellschaftsformationen. Hrsg. von J. Herr mann, I. Sellnоw. Berlin, 1975, S. 167-174.

⁶⁶⁾ Herrmann J. Spuren des Prometheus, S. 196.

⁶⁷⁾ Вrissоn J. P. Autonomisme et christianisme dans l'Afrique romaine de Septime Sévère à l'invasion vandale, p. 325-358; Diesner H.-J. Kirche und Staat im spätrömischen Reich; Дилигенский Г. Г. Северная Африка в IV—V вв., с. 155-200; 215-236; Frend W. H. С. The Donatist Church; Mandouze A. Le donaiisme représente-t-il la résistance à Rome de l'Afrique tardive? — In: Assimilation et résistance à la culture gréco-romaine..., S. 357-366; Tengström E. Donatisten und Katholiken.

⁶⁸⁾ Diesner H.-J. Gildos Herrschaft und die Niederlage von Theveste. — Klio, 40, 1962, S. 178-186; Kotula T. Der Aufstand des Afrikaners Gildo und seine Nachwirkungen. — Das Altertum, 18, 1972, S. 167-176.

⁶⁹⁾ Напр., Augustin. Epist. 108, 6, 18; 185, 4, 15; cp. Diesner H.-J.: Studien zur Gesellschaftslehre und zur sozialen Haltung Augustins, S. 55-92; Willis G. G. Saint Augustine and the Donatist controversy. L., 1950.

⁷⁰⁾ Diesner H.-J. Der Untergang der römischen Herrschaft in Nordafrika, S. 110.

⁷¹⁾ Czuth B. Die Quellen der Geschichte der Bagauden. Szeged, 1965; Кореунский А. Р. Движение багаудов. — ВДИ, 1957, № 4, с. 71-87; Szadeczky-Kardoss S. Bagaudae. — In: Pauly-Wissowa RE Suppl. Bd XL Stuttgart, 1968, Sp. 346-354.

⁷²⁾ Küppers J. Zum «Querolus» und seiner Datierung. — Philologus, 123, 1979, H. 2, S. 303-323.

⁷³⁾ Salvian. De Gubernatione Dei 5, 6.

⁷⁴⁾ Günther R. Die Epoche der sozialen und politischen Revolution beim Übergang von der antiken Sklavereigesellschaft zum Feudalismus..., S. 238, 244-246.

⁷⁵⁾ Кrüger B. Zusammenstoß und Auseinandersetzung zwischen römischer Sklavenhaltergesellschaft und germanischer Gentilgesellschaft in Mitteleuropa. Hrsg. von H. Grünert, H.-J. Dölle. Berlin, 1975, S. 23-40.

⁷⁶⁾ Günther R., Кöpstein H. Op. cit., S. 78-92.

⁷⁷⁾ Günther R. Zusammenstoß und Auseinandersetzung zwischen römischer Sklavenhaltergesellschaft und germanischer Gentilgesellschaft in Mitteleuropa von der Mitte des 4. bis zum Ende des 5. Jh. — In: Römer und Germanen in Mitteleuropa, S. 41-61; Günther R. Zur Entstehung des Feudalismus bei den Franken. Die römisch-germanische Auseinandersetzung im 4. und 5. Jahrhundert. — ZfG, 20, 1972, S. 427-443.

⁷⁸⁾ Demougeot E. Op. cit., vol. 2, p. 421-449.

⁷⁹⁾ Deraougeot E. Constantin III. l'Empereur d'Arles. — In: Hommages ,à André Dupont. Montpellier, 1974, p. 83-125.

⁸⁰⁾ Zоsimоs. Nea Historia IV, 59, 3.

⁸¹⁾ Оrientius. Commonitorium 2, 184.

⁸²⁾ Hieronymus. Epist. 128, 4.

⁸³⁾ Thraede K. Das antike Rom in Augustins De civitate Dei. — In: Jahrbuch für Antike und Christentum, 20, 1977, S. 90-148.

⁸⁴⁾ Fustel de Coulanges N. D. Histoire des institutions politiques de l'ancienne France. Vol. I-VI. P., 1875—1892.

⁸⁵⁾ Dopsch A. Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europäischen Kulturentwicklung von Cäsar bis auf Karl den Großen. 2 Bde. Wien, (2. Aufl.) 1923—1924.

⁸⁶⁾ Heuß A. Das Revolutionspioblem im Spiegel der antiken Geschichte. — HZ, 216, 1973, S. 1-72.

⁸⁷⁾ Heuß A. Aufstieg und Niedergang der römischen Welt. Bd 2/1, [West-]Berlin, 1974.

⁸⁸⁾ Ibid., S. 79.

⁸⁹⁾ Alföldy G. Römische Sozialgeschichte. [215]

⁹⁰⁾ Meier Chr. Kontinuität — Diskontinuität im Ubergang von der Antike zum Mittelalter. — In: Kontinuität — Diskontinuität in den Geisteswissenschaften. Hrsg. von H. Trümpy. Darmstadt, 1973, S. 53-94.

⁹¹⁾ Kulturbruch oder Kulturkontinuität im Ubergang von der Antike zum Mittelalter. Hrsg. von P. E. Hübinger. Darmstadt, 1968 (Wege der Forschung. Bd 201).

⁹²⁾ Günther R. Die Epoche der sozialen und politischen Revolution..., S. 243f.

⁹³⁾ Ср.: Zur Frage der Periodengrenze zwischen Altertum und Mittelalter. Hrsg. von P. E. Hübinger (Wege der Forschung. Bd 51). Darmstadt, 1969.

⁹⁴⁾ Vittinghoff F. Der Ubergang von der «Antike» zum «Mittelalter» und die Problematik des modernen Revolutionsbegriffes. — In: Zur Frage der Periodengrenze zwischen Altertum und Mittelalter, S. 298-321; цитата на S. 310.

⁹⁵⁾ Vogt J. Der Niedergang Roms.

⁹⁶⁾ Коpсунский А. Р. О социальных революциях в докапиталистических формациях. — В кн.: Проблемы теории социальной революции. M., 1978Р с. 30-49.

⁹⁷⁾ Утченко С. Л. Цицерон и его время. М., 1972, с. 27.

⁹⁸⁾ Маркс К. Критические заметки к статье «Пруссака» «Король Прусский и социальная реформа». — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 448.

⁹⁹⁾ Käser M. Vulgarrecht. — In: Pauly-Wissowa RE, IX A, 2. 1967, Sp. 1284—1302; Levy E. Weströmisches Vulgarrecht. Das Obligationenrecht, S. 4, 70-91, 241, 251-273; Wie acker F. Recht und Gesellschaft der Spätantike, S. 1 Of., 38-42, 135; Stühff G. Vulgarrecht im Kaiserrecht unter besonderer Berücksichtigung der Gesetzgebung Konstantins des Großen. Weimar, 1966, S. 118-123.