Анатолий Левитин, Владимир Шавров

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ

РУССКОЙ ЦЕРКОВНОЙ СМУТЫ

Том 2

К оглавлению

Избавляя человека от страха смерти, пристрастия к тленным вещам, оно делает его свободным и смелым. Чего бояться тому, кто презирает смерть? Чего страшиться тому, кто ничего не имеет?

Борьба за правду - главная жизненная цель христианина, и жгучая боль охватывает его при виде страданий людей. Не бояться! Искать правду!

Таковы основные принципы этой работы. Да проникнутся этим все церковные люди - в этом Преображение Церкви и исцеление ее язв.

Авторы.

24 марта 1961 г.

1922 год. Перед Собором

Он умер; был одно мгновенье
В веках; но дел его объем
Превысил жизнь, и откровенья
Его мирам мы понесем!

Этими словами Валерия Брюсова можно закончить описание каждого года из тех, которые следовали непосредственно за Октябрем. Каждый год был рывком в неведомое, каждый год рушил то, что создавалось тысячелетиями. Антирелигиозная пропаганда 1922-1923 гг. порой дышит подлинным революционным пафосом; когда комсомольцы того времени с энтузиазмом выкрикивают убогие и плоские антирелигиозные лозунги, пламенное воодушевление расцвечивает серую канву, и то, что выглядит комичным, мелким, отвратительным в писаниях нынешних чиновников от антирелигиозной пропаганды, потрясало своей искренностью и силой в устах тогдашних полуголодных и полуодетых безбожников. Так очень большой актер типа Мочалова или Ермоловой может потрясать зрителей, играя в пустой и художественно слабой пьесе.

Нельзя недооценивать огромных успехов антирелигиозной пропаганды тех лет. В эти годы церковь потеряла очень многих людей. Все слабые, неустойчивые, которые по традиции примыкали к церкви, теперь ее покинули. Все те, кто раньше из приличия признавали себя ее сынами, теперь отшатнулись от нее.

Это огненное испытание было необходимо для церкви: только благодаря ему кончился тяготевший веками кошмар, когда в сером тумане официальной церковности невозможно было отличить подлинных православных от тех, кто лишь по паспорту считался таким.

Внешние успехи безбожия производили ошеломляющее впечатление: пустующие церкви; молодежь, для которой кощунство превратилось в привычку; улюлюкание и свист, которые раздавались на улицах вдогонку жалким, робким священникам, - таковы типичные явления тех лет.

Как мы уже отмечали, в первые революционные годы во главе антирелигиозной пропаганды стоял развязный, говорливый и невежественный адвокат Шпицберг. Его непригодность стала, однако, вскоре совершенно очевидной. Беспардонная демагогия, пристрастие к левой фразе и крикливое невежество - таковы основные черты Шпицберга и как человека и как литератора.

“Гипотетически вполне возможно, что христизм, - заявлял Шпиц-берг, сочиняя новые словечки, - имел какую-то отдаленную связь с дохристианским культом солнечного бога Иисуса”. (Предисловие к книге Джона Робертсона “Евангелические мифы”, издательство “Атеист”, Москва, 1923, с. 12). При этом Шпицберга очень мало беспокоило то незначительное обстоятельство, что никакого дохристианского культа солнечного бога Иисуса никогда и нигде не существовало.

В том же предисловии мы находим весьма смелое утверждение, что Л.Н.Толстой был “величайшим ханжой, крепостником и реакционером XIX века, сознательно преследовавшим самые низкие цели”.

В 1923 году на антирелигиозном поприще выступают уже другие, гораздо более “солидные” фигуры.

Из них следует назвать прежде всего Скворцова-Степанова, старого революционера, выступившего в это время с рядом антирелигиозных брошюр.

Емельян Ярославский - “патриарх антирелигиозной пропаганды” -начинает в 1922 году свою деятельность. Так как этот человек в течение десятилетий был официальным вождем безбожников, следует несколько подробнее остановиться на его биографии.

Миней Израилевич Губельман, известный под псевдонимом Ярославский, родился в 1878 году в городе Чите и в юности работал аптекарским учеником. Увлекшись революционным движением, он с семнадцати лет подвергался многократным репрессиям, а в период колчаковщины был участником сибирского подполья.

В 1922 году, перебравшись в Москву, он избирает своей специальностью антирелигиозную пропаганду. В начале 1923 года, начиная с 5 января, на четвертой странице газеты “Беднота” начинает печататься его известная работа “Библия для верующих и неверующих”, выдержавшая с тех пор огромное количество переизданий. Это произведение бойкого и не лишенного литературного дара недоучки задумано как хлесткий памфлет против Библии - в стиле энциклопедистов XVIII века. Совершенно лишенная претензий на какую-либо научность, критика Ярославского сводится к дешевому зубоскальству, рассчитанному на дурной обывательский вкус. Однако как памфлетист автор слишком груб и неуклюж - у него совершенно отсутствует изящная легкость и тонкое остроумие памфлетистов XVIII века. Смеясь над Библией, Ярославский, видимо, не замечает того, что его собственные остроты и рассуждения совершенно карикатурны и производят впечатление литературной пародии.

Так, рассказав о сотворении мира, Ярославский вполне серьезно рассуждает о преимуществах пролетариата над “ветхозаветным Богом”: “Да будет свет! - говорит пролетариат и поворачивает рычажок, выключатель, штепсель”. (Ярославский Е. Библия для верующих и неверующих. М., 1958, с.22.)

Подобные рассуждения, которые кажутся заимствованными у какого-нибудь персонажа “Двенадцати стульев”, рассыпаны по всей книге.

“По еврейскому и христианскому вероучению, - заявляет Ярославский на с. 57, - ангелы занимаются тем, что всю ночь напролет поют славу Богу. Шум от этого, должно быть, стоит такой страшный, что старый Бог давно оглох и не слышит воплей раввинов и верующих, которые несутся к нему”. Тут же он с апломбом заявляет, что “ангелы безграмотны”, пророка Моисея Ярославский упрекает в том, что он женился на “поповской дочке” и т.д. и т.п.

Как известно, это произведение до сих пор является классическим образцом для нашей антирелигиозной пропаганды. Как не вспомнить тут Пушкина:

Фаддей роди Ивана,
Иван роди Петра.
От дедушки болвана
Какого ждать добра.

В 1923 году выходит также перевод книги американского епископа-безбожника Вильяма Монтгомери-Брауна “Коммунизм и христианство” с сенсационным подзаголовком “Гоните богов с небес и капиталистов с земли!”. Несмотря на скандал, вызванный этим выступлением Брауна (на это, главным образом, и бил автор), книга ни на Западе, ни у нас успеха не имела: демагогический и совершенно бездоказательный характер ее утверждений был слишком очевиден для всех. Никто не сомневался в искренности и добрых намерениях автора, и никто не придавал его “аргументам” никакой цены.

Усиление антирелигиозной пропаганды в 1923 году, между прочим, выражается в значительном увеличении антирелигиозной литературы: если в 1922 году было выпущено 15 антирелигиозных книг и брошюр, то только за первые три месяца 1923 года было их выпущено 27. Особым постановлением Наркомпроса издание антирелигиозной литературы было сосредоточено в издательстве “Красная новь” (ЭльцинБ. Год работы. “Журналист”. - М., 1923, No6, с. 31).

Антирелигиозная пропаганда бушевала на столбцах периодической печати. Особенно отличались провинциальные газеты в дни Пасхи, которая в 1923 году приходилась на 8 апреля. Газета “Калужская коммуна” вышла в этот день с ярко расцвеченной первой страницей. В центре был помещен броский плакатный рисунок, на котором рабочий парень властно перечеркивал надпись: “Христос Воскресе!”. Под рисунком аршинными буквами лозунг: “Долой богов!” Затем набранные жирным курсивом строки:

“Тысяча лет господствовала над миром черная поповская рать. Пасха была днем торжества церковной косности и невежества. Сделаем ее днем раскрепощения освобожденного пролетариата и крестьянства от цепей религии”.

Вместо передовой было помещено написанное по специальному заказу стихотворение Маяковского:

Товарищи крестьяне,

вдумайтесь раз хоть:

зачем

крестьянам

справлять

пасху?

На правой стороне - статья “Пасха и 1 мая”.

В тульской газете “Коммунар”, начиная с 3 апреля, антирелигиозный материал печатался под крикливой подборкой “Штурмуем небеса”.

Статьями дело не ограничивалось. В Саратове в пасхальные дни на антирелигиозном митинге железнодорожников “беспартийные рабочие с пением “Интернационала” массами сжигали снятые в своих квартирах иконы” (Коммуна, Самара, 1923, 12 апреля, No 1295, с. 1, “Сожжение богов”).

Нет ничего удивительного в том, что в одном железнодорожном поселке священник говорил верующим: “Прячьте иконы” (Калужская Коммуна, 1923, 1 апреля, No 72, с,5, “Поп-провокатор”).

Следует, однако, признать, что в рядах партийной интеллигенции находились люди, которые настаивали на более глубоком изучении религиозной проблемы. К числу таких людей принадлежал знаменитый историк-марксист М.В.Покровский, являвшийся в то время центральной фигурой в официальной исторической науке.

В феврале-марте 1923 года на страницах журнала “Под знаменем марксизма” протекала острая дискуссия между ним и Скворцовым-Степа-новым. В противоположность Степанову, отстаивавшему банальную точку зрения, Покровский высказывал интересные и своеобразные мысли.

“...Чтобы не работать на холостом ходу, - писал он в заключительной статье, — приходится держаться единственной научной гипотезы, какая была выставлена, что в основе религиозной психологии лежит страх смерти. Если бы не существовало явления, называемого смертью, религия не могла бы возникнуть. Тут в буквальном смысле “мертвый хватает живого”. И пока мы реально не преодолеем смерть, до тех пор костлявая рука мертвеца будет лежать на живом плече. Самое большое, что мы можем достигнуть, это доказать, что это мертвец, то есть нечто реально не существующее. Но это индивидуалистический и потому весьма несовершенный способ доказательства: мы это видели на примере российской интеллигенции. Массы верят только фактам, а не словам и словесной аргументации. В этом массы правы: ибо верно сказал тов. Степанов — вначале было дело. Реальное завоевание есть материальное завоевание. Говорить об “умственном” преодолении смерти могут не марксисты, а, в лучшем случае, фейербахианцы. Но, конечно, было бы грубым упрощением говорить, что страх смерти объясняет нам не только возможность возникновения религии, а и самую религию во всей ее сложности” (Под знаменем марксизма, 1923, февраль-март, No 2-3, с.209).

Вряд ли это высказывание знаменитого историка было случайностью. В этой связи нам хочется поделиться с читателем одним фактом, который нам стал случайно известен от крупного московского врача, умершего в 1935 году, Акима Яковлевича Шапиро.

В 1932 году М.В.Покровский, страдавший раковой опухолью и находившийся на излечении в одной из кремлевских больниц, после жестокого приступа под утро почувствовал некоторое облегчение, ему была введена двойная доза морфия. И неожиданно, к изумлению дежурного врача и санитаров, знаменитый марксист воскликнул: “Слава Богу, слава Богу, слава Богу”, и трижды перекрестился широким, истовым крестом. Затем смертельная бледность покрыла его лицо. Через несколько минут Михаил Васильевич умер.

В кругах Коммунистического Интернационала наделала много шума статья известного шведского коммуниста С.Хеглунда, вызвавшая бурную дискуссию в Коминтерне.

“Антирелигиозно ли коммунистическое движение, — спрашивал Хеглунд в своей статье “Коммунизм и религия”, - должна ли наша партия проповедовать войну с религией и должна ли она отказывать в приеме людям с религиозными воззрениями? На все эти вопросы мы должны ответить решительно: нет1

Коммунистическая партия не заставляет своих членов объявлять, что они не верят в Бога или в загробную жизнь. Она не требует, чтобы они покидали свои нынешние верования, христианские, буддийские или еврейские. Она не утверждает также, что верование контрреволюционно или является помехой для участия в пролетарской классовой борьбе. Партия требует лишь принятия и разделения программы деятельности и организационных уставов. Но эта программа и эти уставы занимаются лишь вопросами изыскания метода и средств освобождения пролетариата от капиталистического рабства, но не пытаются давать никакого объяснения вечной тайны жизни и смерти. Коммунизм стремится создать для всех достойную человека обстановку жизни здесь, на земле. Установить, какой распорядок будет на небе - это не входит в круг наших задач. Об этом каждый может думать, что ему угодно, лишь бы только забота о небе не мешала его работе по улучшению жизни на земле. Другое дело, что коммунистическая партия непримиримо воюет с обращением религии в классово-политическое учреждение, каким является государственная церковь. Государственная церковь является не чем иным, как духовной полицией правящего класса и не имеет ничего общего с настоящей верой и даже предпочитает расправляться с ней...

И другое дело, что мы протестуем против каждой попытки той или иной религии защитить рабство, эксплуатацию народных масс и несправедливость или, выражаясь библейским языком, освятить религией грехи мира и очески Господни.

Есть люди, ссылающиеся на марксизм как на защиту основоположения, что наша партия должна взяться за антирелигиозную агитацию. Но коммунистическая партия вовсе не требует от каждого сочлена марксистского миросозерцания. Мы требуем лишь, чтобы каждый сочлен принимал участие в революционной борьбе с капитализмом за социалистическую организацию общества. Все дело в практической борьбе, а не в философских или религиозных мировоззрениях”. (Молодая гвардия, М., 1923, No 4-5, с.202.)

Не подлежит сомнению, что все эти дискуссии и научные споры политиков и марксистских теоретиков были лишь повторением таких же споров, только простых и безыскусственных, которые велись в то время почти в каждой семье.

Вот, например, перед нами двое молодых сельских интеллигентов, парень и девушка. Во время прогулки между ними неожиданно возникает разговор о религии.

“Сергей взглянул на шагавшую рядом сестренку, повязанную белым платочком, насмешливо процедил:

— Фантазируешь!

— Я часто думаю об этом, закрою глаза, гляжу...

— Куда?

— В будущее... И знаешь, что мне представляется? Громадный, громадный дворец.

— На дворце - флаг?

— Ты только не смейся. Рядом с дворцом церквушка. Маленькая, маленькая, похожая на старуху, повязанную белым платочком.

— Выдумщица! Валерия остановилась:

— Я иногда делаюсь религиозной, иногда ни во что не верю. Почему это?

Сергей посмотрел на маленькое облачко, плывущее над колокольней.

— Религия - предрассудки”.

(Неверов А. Гуси-лебеди. М., Молодая гвардия, 1923, No 2, с. 9).

Диспуты, развертывавшиеся в это время по стране, привлекали огромное количество людей. В частности, билеты на диспуты с участием А.И.Введенского буквально рвали из рук, их раскупали по двойной, тройной цене. Следует отметить, что антирелигиозники шли на диспуты скрепя сердце.

“Вообще к устройству диспутов надо прибегать с крайней осторожностью, - писал известный в то время антирелигиозник А.Лукачевский. -Опыт показывает, что они дают обратный результат, например, разжигают религиозный фанатизм. Стоит только вдуматься в сущность религиозного диспута, и нам логически ясно будет видно, сколько предоставляется возможностей, чтобы диспут получил отрицательное значение. В каждом религиозном диспуте приходится оперировать понятиями и данными различных наук: гносеологии, сравнительного языкознания (например, по критике Библии), истории и археологии; критического отношения ко всему этому от аудитории, мало подготовленной, нельзя ждать... Вот почему Московский Комитет РКП в одном из своих циркуляров предлагает всем райкомам и укомам воздержаться от организации диспутов, допуская их лишь в исключительных случаях, не иначе как с согласия Агитотдела МК. Как правило, диспут можно организовать, коТда уже имеется подготовленная аудитория. Например, можно провести диспут при участии учащихся Совпартшколы в виде заключительной главы после лекции по истории материализма и религии”. (Агитатор-пропагандист, Владимир, 1922, No 5, с. 12-13.)

Тем не менее тяга публики к диспутам была так велика, что приходилось их устраивать. Они повторялись снова и снова во всех крупных городах РСФСР. Все эти дискуссии развертывались на фоне, который никак нельзя было назвать идиллическим: “не облачки”, как в повести Неверова, а черные тучи нависали над колокольнями.

По всей стране продолжалось изъятие церковных ценностей. Это будоражило массу верующих и травмировало духовенство. Дело осложнялось тем, что к Комиссии по изъятию ценностей примазались коррупцион-ные элементы. Наиболее характерным примером является процесс Павлиц-кого - бывшего контролера Гохрана, изымавшего ценности в Рогожско-Симоновском районе Москвы (Известия ВЦИК, 1922, 21 февраля, No 39, с. 5). Как выяснилось в процессе судебного следствия, большая часть ценностей, изымававшихся Павлицким и его товарищами, шла на черный рынок. Жулики в короткий срок нажили миллионное состояние. Если такие факты были возможны в Москве, то что говорить о провинции?

На протяжении зимы 1922/23 гг. по всей территории РСФСР проходили судебные процессы церковников. В это время выработался уже известный шаблон в этих делах: к суду за сопротивление изъятию обычно привлекался местный архиерей в том случае, если он не признавал обновленческого движения. Рядом с архиереем обычно сидело 10-12 человек (несколько почтенных священников и активных мирян).

2 ноября 1922 г. в Москве открылся так называемый “Процесс второй группы церковников”, в которую входило 116 человек. Среди обвиняемых находился весь причт храма Христа Спасителя, прот. Арсеньев, настоятель, известный проповедник прот. Хатовицкий, профессора Борисов и Турский. С громовой речью выступил А.Я.Вышинский, который требовал смертной казни главным обвиняемым. Суд, однако, воздержался от смертных приговоров и присудил обвиняемых к кратким срокам заключения, которые, ввиду амнистии, равнялись фактически их освобождению.

Московский процесс дал тон: примерно так же прошли процессы епископов Агапита и Иоаникия в Екатеринославе, Уфимского епископа Бориса, Екатеринбургского Григория, Рыльского Павлина, а также епископов Софрония, Аверкия и Пахомия (Известия ВЦИК, 1923, 27 февраля, No 44, с.6, “Владыки перед судом народа”).

Весной 1923 года прошел процесс орловских церковников (священники оо. Всеволод Ковригин, Павел Светицкий и др.) и процесс калужского епископа Феофана (Орловская правда, 1923, 10 мая, М'102 с. 5; Калужская коммуна, 1923, 4 апреля, No 72, с. 4).

Все это, однако, было лишь увертюрой: весной должен был состояться процесс патриарха Тихона.

21 марта 1923 года в Москве началось слушание дела петроградских католических церковников во главе с архиепископом Цепляком. Этот процесс, по общему мнению, был генеральной репетицией процесса патриарха Тихона. Аналогия, действительно, напрашивалась сама собою: архиепископ Цепляк (после высылки из РСФСР митрополита Роопа) был официальным главой католической церкви в России. Ему, как и патриарху Тихону, инкриминировалось воззвание с призывом не отдавать церковные ценности в руки атеистов, причем католический архиепископ даже ссылался на те же канонические правила, что и патриарх Тихон. Так же, как и воззвание патриарха, послание архиепископа Цепляка повлекло за собою ряд острых инцидентов.

Разбирал дело Цепляка Верховный Суд РСФСР, и дело слушалось под председательством Галкина (судьи были, таким образом, те же самые, перед которыми в ближайшее время должен был предстать патриарх). Для довершения сходства обвинителем был Н.Крыленко, будущий обвинитель патриарха, а в качестве защитника Цепляка выступал Бобрищев-Пушкин, о котором было официально объявлено как о будущем защитнике патриарха.

В Колонном зале Дома союзов в 12 часов утра начался судебный процесс, о котором писала вся мировая пресса. Выпрямившись во весь рост, перед судом стоял величавый старик в фиолетовой сутане - архиепископ Ян Цепляк. Ровным, спокойным голосом давал он свои показания. Заявив, что, согласно католическому кодексу, все имущество костелов является собственностью Святого Престола, архиепископ показал, что он не имел права отдавать что-либо из костелов в руки гражданской власти.

Вслед за ним допрашивался прелат (протоиерей) Буткевич. Во время его допроса выяснилось, что он действовал, будучи советским гражданином, в тесном контакте с органами польского правительства.

После трехдневного допроса обвиняемых начались прения сторон. Н.Крыленко выступил с двухчасовой блестящей речью, в которой, однако, как обычно, эмоциональные мотивы заменяли серьезный юридический анализ. Бобрищев-Пушкин выступил в спокойной академической манере. Суд приговорил к расстрелу двух главных обвиняемых: архиепископа Цепляка и прелата Буткевича - настоятеля собора св. Екатерины в Петрограде.

На другой день Президиум ВЦИК заменил Цепляку расстрел длительным сроком заключения (через полгода он был выслан в Польшу). В отношении прелата Буткевича приговор был оставлен в силе, так как прелату инкриминировалась государственная измена.

Сразу после приговора Цепляку началась широкая международная кампания в защиту Цепляка и Буткевича, процесс Цепляка стал международным фактором.

В Сенате Польской республики с беспрецедентно резкой речью выступил польский премьер Сикорский. Вслед за тем в дело вступило английское правительство: Р.М.Ходжсон - торговый агент (дипломатические отношения между Великобританией и РСФСР еще восстановлены не были) обратился в Наркоминдел со следующей нотой:

“Георгию Чичерину Народному Комиссару по Иностранным Делам. Милостивый Государь!

По поручению Государственного Его Величества секретаря по Иностранным Делам, имею честь обратиться к Вам по поводу смертного приговора, подтвержденного ныне Президиумом Центрального Комитета монсиньору Буткевичу с серьезным и окончательным призывом приостановить исполнение приговора. Я должен указать, что исполнение этого приговора не может не вызвать во всем цивилизованном мире чувство ужаса и негодования, что едва ли может быть желательно для Российского правительства, хотя бы с точки зрения его материальных интересов, помимо прочих соображений.

Пользуюсь случаем еще раз выразить Вам свое глубокое уважение.

Р.М.Ходжсон

30 марта 1923 года.

Ответ не замедлил. На другой день г. Ходжсону была вручена следующая нота:

Необходимо указать, что одновременно с Вашей нотой г. Чичерин получил телеграмму от представителя Ирландской республики во Франции по тому же поводу, в которой подписавший эту ноту, прося о помиловании Цепляка, указывает, что он делает это, несмотря на лицемерное вмешательство британского правительства, которое ответственно за хладнокровное убийство в Ирландии политических заключенных, где 14 000 человек, в том числе женщины и молодые девушки, подвергаются самому варварскому и нечеловеческому обращению по воле Великобритании, причем контроль британских властей над телеграфом препятствует осведомлению цивилизованного мира об ужасающих деталях этих зверств.

Если принять во внимание подобные же факты, имевшие место под британским управлением в Индии и в Египте, вряд ли будет возможно считать призыв британского правительства во имя гуманности и священности жизни достаточно убедительным.

Прошу позволения выразить Вам мое глубокое уважение.

г. Вайнштейн.

Заведующий подотделом стран Согласия 31 марта 1923 года, г.Москва”.

(Известия ВЦИК, 1923, 1 апреля, No 72, с.2.)

Это был не конец - это было начало. Волна протеста прокатилась по Европе, причем везде и всюду имена Цепляка и Буткевича сплетались с именем патриарха Тихона. Так неожиданно в 1923 году скрестились пути Римско-католической и Русской Православной Церкви.

“Странный интернационал образовался у могилы расстрелянного ксендза Буткевича, — констатировал “Бакинский рабочий” 20 апреля 1923 года. — Либеральный Эррио из Лиона. Неудачный русский концессионер и английский промышленник Лесли Уркарт. Архиепископ Кентерберийский. Пан Сикорский - начальник Польского государства”.

3 апреля в Ватикан была подана петиция, подписанная рядом крупных польских католических деятелей, с ходатайством о канонизации прелата Буткевича. 6 апреля 1923 г. в Варшаве произошла манифестация крайне правых организаций, вылившаяся в еврейский погром.

Перекинувшись через Ла-Манш, волна протестов охватила Англию - архиепископ Кентерберийский Томас Девизанан обратился с широковещательным воззванием по поводу предстоящего процесса патриарха Тихона и осуждения Цепляка.

“Не казните епископов: жизнь человека стоит дорого”, — писал известный лейборист Ленсбери в своем обращении в Совнарком. 9 апреля 1923 г. в Палате лордов выступил архиепископ Кентерберийский с запросом по поводу предстоящего суда над патриархом.

“С ответом от имени правительства выступил лорд Керзон. Глава Форейн Оффис проследил историю преследования католической церкви в России. Что касается патриарха Тихона, то если бы большевики согласились допустить к присутствию на суде британских представителей, правительство Его Величества сделало бы все от него зависящее для осуществления этой возможности”. (Петроградская правда, 1923, 11 апреля, No 78, с.2).

“Английское духовенство во главе с Фомой Девизананом, архиепископом Кентерберийским, выпустило воззвание “Против гонений на религию в России”, - писал в “Правде” прославленный острослов, считавшийся в то время непревзойденным мастером дипломатических прогнозов. - Доказательством существования этих гонений являлся для духовной английской братии процесс католического архиепископа Цепляка, предстоящий процесс православного патриарха Тихона и, - о ужас! - арест гомельского раввина, о котором мы еще не слышали, но о котором трубит вся английская пресса, чтобы показать: если гонят уже и трусливых еврейских раввинов то какое же может быть сомнение в том, что в России сражается Вельзевул с архангелами”. (Радек К. Лекции истории для архиепископа Кентерберийского. - Правда, 1923, 15 апреля, No 92, с.2.)

Предстоящий процесс патриарха Тихона делается все в большей степени узловым событием внутренней политики в РСФСР.

Со страниц газет не сходили резолюции митингов, в которых содержалось требование смертной казни патриарху. “Тихоновщину надо обезвредить”, - писала 16 марта в No 57 тульская газета “Коммунар”.

Наряду с антирелигиозниками выступал “митрополит всея Сибири” Петр Блинов.

“Московский Поместный Собор 1917 г. и 1919 г., идейно возглавляемый ныне бежавшим за границу карловацким “дельцом” митрополитом Антонием Храповицким с сонмом подручных ему архиереев-монахов и укомплектованный мистически склоненными фигурами бежавших царских холопов, - писал темпераментный и безграмотный сибиряк, - помещиков, князей, банкиров, гг. Бобринских, Олсуфьевых, Родзянко, Гучковых, Васильевых и прочих выброшенных революционным шквалом за борт жизни, дал русской православной церкви патриаршество, как живой и легальный центр побежденной, но не уничтоженной контрреволюции внешней и внутренней. Карловацкий “воин” и его черная рать не ошиблись в расчетах. Около поставленного ими патриарха Тихона сразу сгруппировалась кучка темных дельцов, мозгом и душой которых были черносотенные архиереи — Никандр Феноменов, Серафим Чичагов. Это единение старых, испытанных “политических” работников совместно с примкнувшими к ним единомышленниками породило черносотенное контрреволюционное выступление, завершившееся циклом патриарших воззваний. Патриаршие воззвания в связи с изъятием церковных ценностей вызвали в России 1414 кровавых эксцессов. Бывший патриарх Тихон, как главный виновник этих эксцессов, архиепископ Никандр и Серафим и другие его соратники должны, по мнению Сибирского Церковного Управления, понести должную кару”. (Известия ВЦИК, 1923, 15 апреля, No 82, с.6.)

Ровно через 14 лет после этого, в 1937 году, в воротах минской тюрьмы скрылась высокая, статная фигура Петра Блинова. Больше его не видел никто из ныне живущих. Быть может, в последние дни своей жизни “митрополит всея Сибири” понял, что жестокость и беспринципность - это обоюдоострое оружие.

20 апреля 1923 года было днем, когда антитихоновская кампания Достигла зенита.

“В 12 часов дня 24 апреля в Колонном зале Дома союзов начинается слушание процесса патриарха Тихона и его ближайших сподвижников”, сообщили в этот день “Известия” (No 86, с.6). И на той же странице, подвалом, была напечатана подборка “Обновленческая церковь о процессе Тихона”.

Под этим общим заголовком были напечатаны статьи Антонина Грановского, А.И.Введенского и В.Д.Красницкого. Антонин дал тон. Резко осудив контрреволюционную деятельность Тихона, Антонин тут же прибавил, что духовенство боится громко, во всеуслышание, отмежеваться от патриарха из опасения отяготить его участь.

“Процесс Цепляка предвосхищает приговор Тихону, так как Цепляк - миниатюра по сравнению с Тихоном”. Эта фраза звучит ужасно для современного читателя. Следует, однако, вспомнить следующее обстоятельство: в те дни вся читающая публика находилась под впечатлением неожиданного помилования Цепляка Президиумом ВЦИК, которое последовало за три недели до статьи Антонина. Помилование Цепляка официально мотивировалось его исключительным положением среди верующих польского происхождения и тем, что казнь Цепляка может произвести тяжелое впечатление на это нацменьшинство. Таким образом, выступление Антонина, при всей его грубости, объективно должно было лить воду на мельницу патриарха Тихона.

А.И.Введенский выступил еще более двусмысленно. Он вообще отрицал какую-либо выдающуюся роль патриарха Тихона. Патриарх Тихон, по его мнению, “безвольная, мягкая личность, никогда не пользовавшаяся никаким авторитетом. Он никогда не был известен как выдающийся оратор, - самодовольно смотрясь в зеркало, замечал знаменитый проповедник. - Вообще он совершенно случайный человек”.

За что же его тогда судить? - сам собою возникает вопрос у всякого, кто читал статью А.И.Введенского. Статья В.Д.Красницкого, бледная и бессодержательная, также отличалась сравнительно умеренным тоном.

“Вчера в Москве, в Судебной коллегии Верховного Суда началось слушание дела бывшего патриарха Тихона и целого ряда сподручных ему князей церкви”, - таким торжественным аккордом начал передовую статью в среду 25 апреля 1923 года редактор газеты “Калужская коммуна” А. Заревой. Статья называлась “Перед судом народа”. (Калужская коммуна, 1923, 25 апреля, No 90,с. 11).

Увы! Заревой поторопился: 24 апреля никто не предстал перед судом: совершенно неожиданно (всего за несколько часов) судебное заседание было отменено. Никаких официальных сообщений по этому поводу опубликовано не было.

“У нас еще нет антирелигиозного движения, - констатировал в интересной и умной статье известный азербайджанский деятель С. Ингу лов. -Пока антирелигиозная пропаганда была сначала антипоповской, потом антицерковной. Пропаганда против религии, как таковой, развивалась в очень узком кругу. И сейчас та волна антирелигиозного движения, которая делает возможным слушание дела патриарха Тихона при настежь открытых дверях, все же есть антицерковное движение, которое пришло на смену противопоповской травле.

В самом деле, если проверить пути, по которым крестьянство дошло до отдачи помещения церкви под комсомольский клуб, то бросается в глаза раньше всего частая сменяемость попов в этих деревнях. Можно безошибочно сказать, что священники менялись чаще, чем даже завгубполитпросвета. Эти поиски лучшего были следствием какого-то надлома в самом доверии к церкви. Это были поиски лучшей церкви.

Несоответствие между учением церкви и ее делами слишком било в глаза. Смутное искание этой гармонии жизни и веры и было тем стимулом, который так легко обратил верующее население на путь “Живой Церкви”, а сейчас от “Живой Церкви” толкает в сторону сектантства”. (Ингулов С. Зуб, который сидел крепко. - Бакинский рабочий, 1923,17 апреля, No 82, с. 2-3.)

Если отбросить ряд преувеличений, например, об обращении верующего населения к “Живой Церкви”, то надо будет признать, что бакинский журналист правильно отметил основную тенденцию развития.

Искание гармонии веры и жизни было характерно для очень многих верующих людей в те дни. Оно наложило свой отпечаток и на обновленческое движение. К его анализу мы сейчас возвратимся.

*

“Пережитый месяц после первого нашего съезда, - писал он в журнале “Живая Церковь”, - был особенно опасен для живоцерковного движения и его органа - Высшего Церковного Управления.

Твердое и решительное постановление съезда открывало дверь творческим силам церковным выйти на свободное поле работы по обновлению церковной жизни, по преобразованию омертвевшего церковного миросозерцания, по революционному преобразованию народного быта, согласно требованию Святого Евангелия и заветам апостольских времен. Но организованное единодушное и сильное выступление прогрессивного белого духовенства перепугало как темные массы церковной реакции, так и раздробленные кружки интеллигентской сектантщины.

Первые испугались за церковные средства, которыми они пользовались для своих коммерческих оборотов и политической спекуляции, вторые перепугались восстановления церковного единства и окончательного падения своих надежд на церковное разложение. Образовался трогательный союз церковной реакции и общественного лицемерия, в раскрытые объятия которого пал московский митрополит Антонин. Первые поддержали его как монаха, как известного врага белого духовенства, открыто поносившего и позорившего среду, из которой он вышел и которая его возвысила. Вполне понимая, что открытие свободного доступа к епископскому званию наиболее выдающимся церковным работникам, независимо от их семейного состояния, положит действительный конец темному периоду монашеского господства, союз митрополита Антонина, грозя расколом и организацией другого, уже совершенно реакционного Высшего Управления, задержал рукоположение первого русского архиерея (Алексия Дьяконова), соответствующего апостольскому завещанию, т.е. женатого. “Анто-ниновщина” - это последняя попытка оживить монашество” (Живая Церковь, 1922, 1 октября, No 10).

В этом же номере журнала живоцерковники сделали остроумную попытку отплатить Антонину за его многочисленные личные выпады против живоцерковников и громовые обличительные тирады, бичующие моральное разложение “Живой Церкви”. На с. 4 помещена небольшая статейка о. Алексия Дьяконова “По поводу откликов из-за границы”. О. Дьяконов с наигранным негодованием, якобы обижаясь за Антонина, тем не менее полностью приводит следующий отзыв о нем митрополита Антония Храповицкого из его статьи в белоэмигрантском “Новом времени”: “Я вполне допускаю, что среди сорока тысяч русского духовенства нашлось несколько негодяев, восставших против Святейшего Патриарха, имея во главе известного всем пьяницу, развратника (никто никогда не видел Антонина пьяным и ничего не слышал о его разврате. — Авт.) и нигилиста, побывавшего клиентом дома умалишенных еще двадцать лет назад”.

Антонин не оставался в долгу. Всюду и везде он поносил живоцерковников, называя их с церковной кафедры шлюхами, публичными девками, продажными тварями и даже еще худшими эпитетами, начинавшимися со второй буквы русского алфавита.

Правда, теперь, соблюдая правила перемирия, он не называл собственных имен. Говорил так, вообще, однако все прекрасно понимали, о ком идет речь, когда грозный владыка, потрясая стены Заиконоспасского храма, говорил о людях, чьи рясы забрызганы кровью.

Отрицание “Живой Церковью” аскетизма и монашества есть, по словам Антонина, зловредная ересь, хула на Пречистую Матерь Божию, Иоанна Крестителя и преподобных отцов.

Вопрос о женатом епископате оставался самым острым вопросом, разделявшим Антонина и его коллег по ВЦУ. В декабре 1922 года начались (несмотря на упорное противодействие Антонина) рукоположения женатых епископов. Первым женатым епископом, рукоположенным в Москве, был протоиерей Николай Соловей, впоследствии сыгравший позорную роль в истории русской церкви. Врач по образованию, хозяин магазина в Замоскворечье по профессии, темный делец по призванию, Николай Соловей как-то странно и внезапно всплыл в это время. За несколько лет до этого он был рукоположен в священный сан, однако с появлением нэпа оставил священнослужение, увлекшись коммерцией. Кандидатура Николая Соловья в епископы всплыла как-то совершенно неожиданно, никто не мог указать, кто именно его выдвинул. Известно лишь было одно - что новый епископ предназначается для поездок за границу. Рукоположен он был во епископа Кашинского, т.е. с самого начала стал епископом без кафедры, так как в Кашине не было ни одного храма, который бы принимал обновленцев. Антонин решительно протестовал и категорически отказывался участвовать в его рукоположении. Новый епископ был хиротонисан 17 декабря 1922 года епископом Макарием Пятигорским и Александром, епископом Старобельским, в храме Гребневской Божией Матери на Лубянке.

В связи с этим в начале 1923 года разыгрался очередной скандал. 19 января 1923 года, в день Крещения Господня, Антонин возглавлял торжественное богослужение в храме Христа Спасителя. Во время Часов, когда митрополит стоял в полном облачении на кафедре, посреди храма, к нему подошел иподиакон и что-то шепнул ему на ухо. И вот изумленные богомольцы увидели, как митрополит стремительно сбежал с кафедры и пошел в алтарь. Чтец поперхнулся на полуслове. Вбежав в алтарь через северные двери, Антонин вихрем ворвался в дьяконник, к тому месту, где стоял облаченный в архиепископское облачение Николай Соловей.

“Если этот выйдет, - бешено крикнул Антонин, обращаясь к Красницкому, - я тотчас сойду с кафедры и уйду в облачении прямо в народ -мы пойдем в другой храм совершать литургию”.

“Хорошо, хорошо, владыко, все будет так, как вы говорите”, - отвечал наученный горьким опытом Красницкий, зная, что в таких случаях лучше не противоречить.

“И чтобы в алтаре его не было!” - воскликнул Антонин и затем, выйдя царскими вратами на солею, извинился перед народом за перерыв в богослужении.

“Я вынужден был прервать Божественную службу, чтобы изгнать из алтаря самозванца”, - заявил Антонин при полном одобрении молящихся. А затем спокойно прошел на кафедру, бросив по пути псаломщику: “Читай!”

Между тем изгнанный “самозванец” вышел из алтаря и простоял всю службу на клиросе.

Таким же образом Антонин категорически отказался иметь что-либо общее с прибывшим из Сибири “митрополитом” Петром Блиновым.

Все эти острые инциденты чуть было опять не привели к расколу, и только после новых длительных переговоров было достигнуто соглашение, причем Антонин, наконец, пошел на уступку: согласился признать женатый епископат в том случае, если будущий Поместный Собор примет соответствующее постановление. Между тем пора было, действительно, подумать о Поместном Соборе и вместе с тем и о положительной программе церковных реформ. В журнале “Живая Церковь” No 10 была опубликована программа, принятая еще 16-29 мая 1922 года и составленная при участии А.И.Введенского:

“Программа церковных реформ, намеченных группой духовенства и мирян “Живая Церковь” в развитие своих основных положений, принятых на учредительном собрании группы 16-29 мая 1922 года.

I. Реформа догматическая.

1. Восстановление евангельского первохристианского вероучения, с нарочитым развитием учения о человеческой природе Христа Спасителя и борьбе со схоластическими извращениями христианства.

2. Развитие христианского учения о Боге как об источнике правды, любви и милосердия в противовес древнееврейскому пониманию Бога, как грозного мстителя и карателя грешников.

3. Развитие учения о происхождении мира от творческой воли Бо-жией при участии производительных сил природы.

4. Развитие учения о человеке как венце и завершении премудрых актов творческих сил.

5. Развитие учения о спасении как восстановлении крестной любовью сыновства человека с Богом.

6. Церковь Христова как богочеловеческий союз для осуществления на земле Правды Божией.

7. Вечность, как органическое развитие и завершение нравственного устроения личности человеческой.

8. Страшный суд, рай и ад как понятия нравственные.

II. Реформа этическая.

1. Развитие нравственного учения о спасении в мире, в обычных условиях трудовой жизни человечества.

2. Опровержение монашеского учения о спасении личном, путем отрицания ими мира и попрания естественных потребностей человеческой природы, что ведет к нравственному разложению и уничтожению рода человеческого.

3. Святая Семья как залог общественности и нравственности. Нравственное и общественное равноправие женщины.

4. Труд как радостное проявление полноты жизни и залог общественного благосостояния.

5. Равенство всех трудящихся в пользовании благами мира как основа государственности.

6. Нравственная и материальная поддержка государственных мероприятий, направленных на пользу и улучшение быта обездоленных жизнью инвалидов, вдов и сирот.

7. Справедливость социальной революции и мирового объединения трудящихся для защиты прав трудящегося и эксплуатируемого человека.

III. Реформа литургическая.

1. Пересмотр церковной литургии и устранение тех наслоений, которые внесены в православное богослужение пережитым периодом союза церкви и государства, и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения.

2. Устранение обрядов, являющихся пережитками древнего языческого миросозерцания.

3. Борьба с суеверием, религиозными предрассудками и приметами, выросшими на почве народного невежества и монашеской эксплуатации религиозного чувства доверчивых масс.

4. Приближение богослужения к народному пониманию, упрощение богослужебного чина, реформа богослужебного устава применительно к требованию местных и современных условий.

5. Исключение из богослужений выражений и идей, противных духу всепрощающей Христовой любви.

6. Широкое вовлечение мирян в богослужение, до церковного учительства включительно.

7. Коренная реформа проповеди как обязательной части богослужения, изгнание схоластики и приближение к евангельской простоте.

IV. Реформа каноническая.

1. Выделение из книги правил тех канонов, которые отжили свой век или созданы были по требованию гражданской власти или содержат в себе резкое националистическое понимание христианства, и признание их необязательными в настоящее время, при современных условиях церковной жизни.

V. Реформа приходская.

Составление нового приходского устава на нижеследующих основаниях:

1. Приход как литургическое общество, объединяемое священником около своего храма.

2. Широкое участие мирян в делах церковно-общественной жизни, проявляющееся:

а) в первохристианском обычае выбора духовных руководителей общины совместно с представителями мирян и духовенства;

б) в распоряжении церковными суммами совместно с членами своего клира;

в) в восстановлении первохристианской общинной благотворительности теми же силами;

г) в христианском просвещении подрастающего поколения соответственно вышеизложенным веро- и нравоучительным принципам.

3. Открытие свободного доступа к епископскому званию пресвитерам, состоящим в брачном сожитии со своими супругами, применительно к практике первых веков христианства.

4. Окончательная ликвидация епископского деспотизма как чуждого первохристианской церкви и утвердившегося в Церкви Российской под влиянием монархического самодержавия.

5. Высшее и епархиальное пресвитерианское управление с участием епископов, клира и мирян - всех на равных правах.

6. Освобождение духовенства от современного унизительного способа содержания, отдающего его во власть кулацких элементов и оскорбляющего его пастырское достоинство. Весь клир, от епископа до причетника содержится общиной организованным путем.

Поместный Собор.

Поместный Собор Православной Российской Церкви созывается в г. Москве в храме Христа Спасителя в Фомине воскресенье 15 апреля нового стиля 1923 г.”

(Живая Церковь, No 10, с. 17-18 ).

Как видит читатель, в этой программе, очень четко и ясно составленной, нет ничего, что принципиально противоречило бы православию. Нареканиям подвергался лишь первый параграф - живоцерковников обвиняли чуть ли не в несторианстве, упрекая их в том, что они отрицают Божественное естество во Христе. Противники “Живой Церкви” объявили ее на этом основании еретической.

Это возражение противников “Живой Церкви” основано, однако, на печальном недоразумении. Никому из деятелей “Живой Церкви” никогда и в голову не приходило, к их чести, сомневаться в божественности Иисуса Христа. В параграфе первом лишь зафиксирован следующий несомненный факт: в обыденной церковной действительности для массы верующих (среди обрядов и благолепия) Христос запечатлевается в основном в ореоле Своего Божественного величия - человеческие черты Христа Спасителя как-то невольно затмеваются этим сияющим ореолом. В этой связи можно говорить о практическом уклоне в монофизитство - евангельский Христос, в Его Божественной, чарующей простоте, остается непонятным для рядового, неграмотного христианина. О необходимости донести до каждого верующего евангельский образ в Его человеческом обличий и говорит первый параграф программы. Этим нисколько не отрицается, разумеется, Божественная природа Христа.

Ввиду возникших недоразумений П съезд группы “Живая Церковь” внес в параграф 1-й, поправку после слов: “о человеческой природе Христа Спасителя” были поставлены слова: “в соединении с Его Божественной природой”.

Так или иначе опубликование программы в No 10 журнала “Живая Церковь” было, несомненно, положительным шагом. Наконец обновленческое движение выходило за рамки поповских склок и принималось за вопросы принципиального значения.

Эти вопросы также стояли в центре внимания вновь возникшей обновленческой организации, принявшей название “Союз общин древлеапостольской церкви” (СОДАЦ).

Летом 1922 года, сразу после раскола, в Москве появилось множество различных кружков, религиозных братств и группировок. Среди них была группа, принявшая пышное наименование “Союз общин древлеапостольской церкви”. Название было чистейшей фикцией, хотя бы потому, что никаких “общин” не было, и, следовательно, не могло быть никакого союза, а было просто несколько религиозно настроенных интеллигентов, задумавших соединить христианство с идеей трудовой кооперации, имела место попытка открыть на этих началах артель - по типу мастерской Веры Павловны в романе Чернышевского “Что делать?”.

Из всей этой затеи ничего не вышло, и Союз влачил к осени 1922 г. жалкое существование, находясь накануне распада. Но вот в октябре 1922 г. неожиданно к нему примкнул А.И.Введенский. Это было время, когда он находился на перепутье: после разрыва с “Живой Церковью” положение его было крайне неопределенным. “Союз церковного возрождения” (во главе с Антонином) закрыл перед ним двери — монашеская, аскетическая идеология, которую проповедовал Антонин, была противна Введенскому до глубины души. Самая личность Антонина, суровая и властная, подавляла мягкого, слабовольного, неврастеничного интеллигента, каким был А.И.Введенский.

Войдя вновь в ВЦУ, он первое время оглядывался по сторонам, не зная, что предпринять дальше. Между тем личная его популярность все возрастала: его ораторский талант в это время достиг своего зенита - как мыслитель и как деятель он находился в расцвете сил.

Введенский-оратор — это тема для специального исследования. Здесь укажем, что, как и всякий большой талант, Александр Иванович не укладывается в стандартные рамки. Все обычные правила гомилетики, риторики отбрасываются им решительно, целиком и полностью. Никаких вступлений, планов, конспектов - безоружный, без всяких вспомогательных средств, стоит он на трибуне, только общий, самому ему еще неясный план зреет у него в голове. Но вот нисходит на него нечто ему самому непонятное - аудитория исчезает из глаз - он ее не видит, не слышит гула голосов и аплодисментов, он только чувствует ее каждым своим нервом. Великая мысль преображает его лицо - он начинает. Без всякого вступления или пролога - прямо с самого главного - содержание определяет форму выступления. Иной раз это лекция; мысль о величии науки, познающей мир, раскрывающей тайны мироздания, приводящей к Творцу, владеет им. Он говорит о великих открытиях, о новых теориях - с поразительной ясностью, простотой и убедительностью. Даты, специальные термины, сложнейшие понятия высшей математики приводятся им легко, свободно, по памяти, без малейшего напряжения. Горячее увлечение, которое владеет оратором, передается в зал. Самые абстрактные, сухие, непонятные для широкой публики понятия становятся интересными, живыми, конкретными — как бы на волшебной ладье, вместе с этим чудесным, обаятельным кормчим, пускается слушатель в широкое, безбрежное море человеческого познания и слушает, как завороженный, чудесную повесть о том, как неустанным трудом человек через понимание видимых вещей приходит к Богу. И голос оратора крепнет, весь он устремляется вперед, как бы сознавая невидимое. Он говорит уже два часа, и ни в ком ни тени усталости, внимание все возрастает, все более яркой, образной, эмоциональной становится его речь. Глубокая, великая, могучая мысль все более овладевает им.

Но не всегда бывает так. Не всегда оперирует он логическими методами. Вдохновение, бурное и неудержимое, порой овладевает им - высокая страсть сотрясает все его существо, и тогда его речь — уже не лекция, это потрясающий взрыв народного трибуна, вулканическая тирада об обновлении церкви, о необходимости идти к свободе, к свету, к преображению, обновлению жизни во Христе...

А иногда им овладевает тяжелое раздумье о смысле жизни, облачко грусти сходит на аудиторию, и его речь — это задушевная исповедь: с бесстрашной откровенностью повествует он о своих сомнениях, раздумьях, с дрожью в голосе раскрывает он свои надежды, выворачивает наизнанку душу...

Амплитуда Введенского как оратора огромна — от научной лекции до митинговой речи и лирической исповеди, и во всех жанрах он достигает вершин ораторского искусства. Никто не умел так зажигать аудиторию, так овладевать ею и оставлять в слушателе такое неизгладимое впечатление. И мысль об обновлении мира, о Христовой весне, первое веяние которой уже ощущается во вселенной, красной нитью проходит через все выступления Введенского. Он говорил об этом всегда и всюду, мечтал о Царствии Божием, преображении жизни, с юношеской страстью до конца своих дней...

А потом он сходил с трибуны, и пошлые, мелочные, тщеславные интересы овладевали им. Жизнь захлестывала этого слабого человека, наделенного могучим, чудесным, самому ему не вполне понятным даром.

В октябре 1922 г. он раскопал “Союз древлеапостольской церкви”, находившийся при последнем издыхании, и увлекся им. Его привлекла к этой группе интеллигентность, отсутствие косности, “поповского элемента”, как он выражался впоследствии.

В конце октября он официально вступает в Союз, и вслед за этим к Союзу присоединяется петроградская обновленческая организация во главе с Боярским. В ноябре к нему присоединяются московские обновленцы, отхлынувшие от Красницкого. Союз начинает расти, как снежный ком, к концу года его отделения имеются во всех епархиях. Он имеет в своем распоряжении несколько журналов, по количеству членов он превосходит группу “Живая Церковь” - из мелкой фракции, состоявшей из 10 человек, он превращается на протяжении двух месяцев в мощную церковную партию, возглавляемую самым популярным деятелем обновленческого течения. В соответствии с этим меняются его цели и задачи.

СОДАЦ, как было сказано выше, становится в последние два месяца 1922 г. самой многочисленной обновленческой организацией. Это объясняется не столько особыми симпатиями, которые он вызывает в духовенстве, сколько тем отвращением, которое вызывает у всех “Живая Церковь”. Духовенство и миряне льнут к СОДАЦу, видя в нем меньшее зло по сравнению с живоцерковниками. Интеллигенция бросается в его объятия, привлеченная обаятельной фигурой великого оратора, многие лидеры “Живой Церкви” вступают в СОДАЦ. Одно время начинает казаться, что СОДАЦ вытесняет “Живую Церковь” со всех ее позиций.

Этот прогноз оказался, однако, преждевременным: Красницкому удалось удержать ряд своих позиций в столице и провинции благодаря строгой централизации, организованности и железной дисциплине, которая объединяет всех его сторонников. СОДАЦ, наоборот, был всегда рыхлой интеллигентской организацией - со слабой связью между членами, неопределенной программой, с идейным вождем во главе, который был совершенно неспособен к административному руководству.

Примкнув к СОДАЦу, Введенский тут же написал программу. Скорее, это наброски, задушевные мысли талантливого человека, изложенные без всякой системы и связи между собой. Помещаем ее здесь полностью:

1. Христианство есть религиозное движение, а не стояние. Оно -динамика, а не статика. Творческий принцип есть единственный принцип христианства. Из зерна горчичного вырастает гигантское дерево. Незыблема лишь земля (основа), куда брошено зерно это. А зелень жизни дает все новые и новые побеги.

2. Христианство есть религия благодатного труда для устроения жизни на земле. Человечество есть единая семья. Один Отец - Христос, все -братья. А у братьев все общее: вера, душа, любовь, кусок хлеба - отсюда коммунизация (обобществление) жизни согласно идейному примеру апостольской общины. Христианский коммунизм мыслится нами не только как коммунизм потребления, но и как коммунизм производства.

3. Христианство есть религия роста. Поэтому она не может быть задерживающим моментом в общекультурном развитии человечества. Необходима борьба с религиозными суевериями, поскольку они препятствуют общечеловеческому прогрессу. Все современное, так называемое нравственное богословие должно быть пересмотрено с высоты незыблемых норм великой евангельской истины. Этот пересмотр разрушает, может быть, многое привычное, но человеческое, а зато выявит подлинное божественное.

4. Христианство есть религия любви, а не эксплуатации. Решительная борьба против возможности одной частью верующих (духовенства) эксплуатации другой части (мирян). В церкви все равноправны. Служение в церкви есть радость, а не наемничество. Невозможна и самая мысль об единой церковной кассе. Трудовой принцип обязателен для всех верующих.

5. Христианская церковь принадлежит одному Христу. Она не красная, не белая — она Христова. Посему Церковь лояльна к государственной власти, не входя в рассмотрение формы данной власти. Поэтому русская церковь, решительно разрывая с контрреволюцией, безусловно лояльна к Советской власти. Но более, поскольку в принципах Октябрьской революции нельзя не усмотреть принцип первохристианства, церковь религиозно принимает нравственную правду социального переворота и активно, доступными ей церковными методами, проводит эту правду в жизнь.

6. Необходима борьба за сплочение всех верующих во Христе в единую семью. Нельзя не видеть, что религиозно-классовое (?) разделение человечества на католиков, православных, лютеран и т.д. есть дело рук человеческих. Надо найти общий язык, который поможет понять всем христианам, что они единая семья. Посему, исходя из вышеизложенных оснований, Союз ставит своей целью:

В основу жизни должно быть положено:

а) принцип равенства, братства и свободы. Равенство мыслится как равноправие всех членов общины во всех проявлениях жизни общин церкви. Вовлечение всех верующих в непосредственное совершение богослужения, чтецы - наиболее грамотные, певцы - наиболее искусные в пении, проповедники — миряне-ораторы. Выборность пастыря.

б) братское отношение верующих не только к одинаково верующим, но и ко всем людям, обязывает нас стремиться к обобщению имуществ.

в) в управлении делами общины, а также и их объединений (епархиальных, уездных, районных) участвуют на равных правах пресвитеры, клирики и миряне.

г) правом председательства на съездах и соборах общин верующих пользуются в равных степенях духовенство и миряне.

д) принадлежность к организации на началах добровольного выхода и входа в нее, а также свободное подчинение братской дисциплине. Для осуществления намеченных целей Союз стремится все свои силы приложить к проведению в жизнь следующих мероприятий:

1. Очищение христианства от всего языческого, наслоившегося в процессе почти двухтысячелетнего существования христианства, борьба с обрядоверием, предрассудками, борьба с темнотой и невежеством, выявление верующим причин тех явлений природы, которые породили многие суеверия и обряды.

2. Пересмотр догматики, этики Собором с целью выяснения подлинных евангельских и апостольских принципов веры, нравственности, затемненных средневековой схоластикой и школьным богословием.

Это будет делом грядущего Собора, но широкое обсуждение этих вопросов должно начаться неотложно на страницах духовной печати и в ряде дискуссий.

3. С этой целью мы стоим за очищение и упрощение богослужения и приближение его к народному пониманию. Пересмотр богослужебных книг и месяцесловов, введение древнеапостольской простоты в богослужение, в частности, в обстановке храмов, в облачении священнослужителя, родной язык взамен обязательного языка славянского, институт дьяконисс и т.д.

4. Выборность всех пастырей, начиная с дьяконов и кончая епископами. При избрании община руководствуется призванием, одаренностью и талантливостью избираемых.

5. Отмена всех наград как несоответствующих духу христианского учения.

6. Не должно быть никаких принудительных сборов на нужды культа.

7. Устранение религиозного профессионализма, т.е. отделение труда от заработка - священнослужение.

8. Широкая общественная благотворительность.

9. Признавая, что принципы монашества преследуют задачи самоусовершенствования нравственного и развитие духовных сил, а потому, не отрицая аскетизма как пути к достижению высшего христианского совершенства, Союз заявляет, что современное монашество ничего общего с этими условиями не имеет, но имеет лишь стремление к достижению власти, возможность устраивать свое благополучие за счет эксплуатации религиозных чувств верующих, результатом чего является уход в монашество худшей части верующих, монастырский разврат, невежественное толкование учения Господа нашего Иисуса Христа, сеяние суеверий, укрепление языческих обрядов и т.д. Поэтому Союз признает необходимым закрытие всех городских и сельских монастырей, оставив лишь те из них, кои построены на принципе трудового начала и носят характер аскетически подвижнический, например, Оптина Пустынь, Соловки и др.

Монахи отреклись от мира, а потому и не могут править миром. Белый епископат.

10. Признавая, что в основе церковной организации должна лежать соборность, выявляющаяся в форме письменных волеизъявлений (канонов), Союз в то же время считает, что эти волеизъявления, закрепленные в форме канонов (правил), являются продуктом человеческого творения, а потому и не могут признаваться незыблемыми. Союз определенно заявляет, что те, кто стоит за руководство-каноничество, являются потомками фарисеев, предавших Христа на распятие за нарушение подобного рода омертвевших правил иудейской веры.

Пересмотр всех церковных канонов и отмена из них тех, которые потеряли свою жизненность.

11. В вопросе о признании справедливости социальной революции и об отношении к власти Союз всецело разделяет принципы и других обновленческих групп, но в то же время заявляет, что Церковь должна быть совершенно аполитична. Все свои идейные задания в области основных принципов программы Союз предлагает проводить в жизнь не приказами, Циркулярами и другими мерами принуждения, а путем показательным, организуя теперь же общины верующих христиан на началах, указанных в программе.

“Вера без дел мертва” (Иак. 2,26).

“Покажи веру от дел твоих” (Иак. 2,18)”.

(За Христа, Пермь, 1922, 15-30 ноября, No 1-2, с.22-24 ).

*

К январю 1923 г. в Троицком подворье организовался ЦК СОДАЦа.

ЦК состоял из 6 человек: архиепископа Иоанна Альбинского (Нижегородского), протоиереев: Введенского, Эндека, Вдовина, Федоровского, и мирянина А.И.Новикова.

Самым интересным из руководящих деятелей СОДАЦа (после А.И.Введенского) является Александр Павлович Эндека - человек морально чистый, бессребреник, энтузиаст-проповедник. Уроженец Крыма, грек по происхождению, Эндека принял священный сан по призванию, уже в довольно зрелом возрасте. До раскола он был священником Скорбя-щенской церкви в Симферополе. В первые дни раскола он возглавил обновленческое движение в Крыму и поместил несколько статей в журнале “Живая Церковь”. Однако, пораженный методами Красницкого, о. Эндека категорически отказывается принять должность уполномоченного “Живой Церкви” по Крыму и вскоре перебирается в Москву, к дочери.

После отречения от веры Сергия Калиновского Антонин назначает о. Эндека настоятелем Гребневской церкви. Если митрополит хотел показать прихожанам, что в православной церкви и в обновленческом движении есть не только продажные ренегаты, но и порядочные люди, то он достиг своей цели. Чтобы убедиться в этом, достаточно упомянуть о том образе жизни, который тот вел. Не желая стеснять дочь, жившую с семьей в кошмарных квартирных условиях, о.Эндека обычно во все времена года, кроме сильных морозов, принимал на московских бульварах. Москвичам примелькалась маленькая фигурка пожилого священника, который до позднего вечера бродил от храма Христа Спасителя до памятника Пушкину, погруженный в глубокую задумчивость. В церкви о. Александр обычно оставался целый день. Только в 2 часа дня он переходил Лубянку, чтобы пообедать в вегетарианской столовой.

Каждую службу (утром и вечером) он проповедовал. Беседы о. Эндека привлекали много слушателей. В начале проповеди он обычно читал целиком главу из Евангелия, а потом начинался своеобразный и вдумчивый анализ прочитанного, с большим количеством примеров из жизни. Все свободные от службы часы о. Александр проводил за чтением (сидя у свечного ящика) или в беседах с прихожанами.

Этот человек примкнул к СОДАЦу, надеясь на то, что теперь начнется настоящее, евангельское обновление церкви.

Александр Эндека в 1929 г. был расстрелян за спекуляцию (!). Он организовал мастерскую, в которой делались крестики.

Протоиерей Вдовин (из Царского Села) и Федоровский (из Подмосковья) были порядочными интеллигентными людьми, которые покорно следовали во всем за Введенским.

Колоритной была личность А.И.Новикова. Человек талантливый, великолепный администратор, А.И.Новиков был прирожденным общественным деятелем. Уроженец и житель Ярославля, А.И.Новиков в течение долгого времени был крупным приходским деятелем. Летом 1922 г. Красницкий, встретясь с ним, оценил его способности и перетащил в Москву. С июля он делается управделами ВЦУ. Красницкий, желавший сделать из Новикова слепое орудие, однако, просчитался. Новиков оказался человеком самостоятельным и волевым. В сентябре Новиков примыкает к Антонину, оставаясь в то же время членом ЦК “Живой Церкви”. Вместе с несколькими священниками он организует так называемое “левое крыло” “Живой Церкви”. Так как практически Новиков всегда в ВЦУ шел вразрез с Красницким, тот видел в нем своего смертельного врага и добился в декабре его исключения из группы “Живая Церковь”. После это-то Новикову оставался лишь один путь - в СОДАЦ.

Вызывает недоумение тот весьма странный факт, что СОДАЦ номинально возглавлялся архиепископом Иоанном Альбинским - наиболее преданным другом Красницкого. Этот парадоксальный факт имеет, однако, очень простое объяснение. Сразу после организации СОДАЦа его руководящие деятели столкнулись с роковым препятствием: в их рядах не было ни одного епископа. После тщетных попыток убедить хотя бы одного архиерея к ним примкнуть (СОДАЦ не пользовался методами Красницкого, поэтому его аргументы не были столь неотразимы, как у “Живой Церкви”) Введенский обратился в ВЦУ с просьбой “дать им архиерея”. Этим и воспользовался Красницкий, чтобы навязать СОДАЦу Иоанна Альбинского, которого он, видимо, рассматривал как своего троянского коня. Впрочем, вряд ли архиепископ оправдал его надежды: он и здесь был такой же бесцветной фигурой, как и в “Живой Церкви”. Вся его “деятельность” ограничивалась тем, что он подписывал различные документы и служил молебны перед открытием совещаний.

А.И.Боярский, возглавлявший петроградское отделение СОДАЦа, в Центральный комитет не вступил, продолжая держаться по-прежнему особняком.

Сразу после организации Центрального комитета была опубликована декларация, несколько больше напоминавшая программу, чем первый документ, написанный А.И.Введенским, но все же очень неконкретная, хотя и содержащая интересные, оригинальные мысли. Именно поэтому документ этот представляет собой интерес и для современного читателя. Приводим его здесь полностью:

“Союз Общин Древле-Апостольской Церкви. Союз общин ставит своей задачей показать современности красоту и силу христианства в подлинном его виде. Основы положения Союза Общин Древле-Апостольской Церкви следующие:

1. Христианство, наиболее чистое и правильное его явление - православие, сейчас переживает глубокий кризис. Из религии творчества оно превратилось в неподвижную закоснелую организацию, не имеющую полноты духа и жизни.

Крайним выражением этого является старообрядческий принцип: “до нас оно положено и лежи во веки веков”.

2. Между тем христианство есть жизнь. А жизнь есть движение, прогресс, творчество. Верны, истинны, незыблемы лишь божественные основы христианства, что определенно изложено православным символом веры. Из этих священных зерен истины вырастают многие и разнообразные цветы Господни. Как сказано в Евангелии: Царство Божие подобно зерну горчичному, выросшему в дерево, птиц укрывающему. А дерево ведь нисколько не похоже на зернышко - сущность же одна и та же. Поэтому Союз объявляет определенную борьбу пониманию христианства как священной рутины и мертвечины. Христианство есть жизнь и жизнью быть должно.

3. Осуществляя живую жизнь первохристианства в современной жизни, мы не думаем механически копировать апостольскую церковь. Первохристианские идеи должны быть воплощены в современной оболочке. Обновление жизни должно начаться с решительного осуждения не только уклонений от теории, но и на практике. Современный приход должен в образец строительства церковной жизни взять первоапостольскую общину, по имени которой назван и весь наш Союз вообще.

4. Необходимо изгнание из богослужения магизма, превращающего его в механическое воздействие на Божество в целях оказания человеку тех или иных услуг. Оно должно быть понятно народу до конца, прозрачно в своей символике.

5. Но живое и одушевленное, современное по форме, глубокое по своему содержанию богослужение не является исчерпывающим содержанием приходской жизни.

С молитвою должен сочетаться и труд.

Трудовой принцип на общечеловеческие нужды есть благословенный Богом принцип.

Приход должен стать трудовой религиозно-нравственной коммуной. Коммунизация жизни на христианских началах - вот лозунг приходской общины.

Во всей организации церкви как таковой должен господствовать принцип христианской любви и смирения.

Как в идейной, так и в практической жизни все человеческое, все традиции, расходящиеся с подлинным учением, должны уступить место божественному.

6. Христианская церковь не есть мертвая (государственная или общественная) организация, но живой, духом водимый организм. С этой точки зрения принцип централизации должен быть доведен до минимума. Епископат исключительно белый. Монашество, по самому своему понятию, должно отстраниться от мира, а тем самым и от управления церковью. Епископат должен быть не “деспотией”, но каждый епископ, подобно апостолам, есть раб и слуга своего стада.

7. В великой русской революции Союз видит осуществление человеческими методами великой первохристианской правды. Поэтому Союз не только лоялен к Советской власти, но оказывает и активную, всемерную религиозно-нравственную поддержку в государственной работе Советской власти.

Союз имеет ряд ответвлений по всей России. Центральный Комитет находится в Москве и состоит из архиепископа Иоанна Нижегородского, протоиерея Александра Ивановича Введенского, протоиерея Александра Павловича Эндека, протоиерея Вдовина, протоиерея Федоровского и мирянина А.И.Новикова.

Адрес Центрального Комитета: Москва, Самотека, Троицкое подворье. В члены Союза принимаются духовные и миряне обоего пола”. (Пятигорский епархиальный вестник, 1923, 1 февраля, No 1, с. 12.) Другим программным документом, который был принят новым Центральным Комитетом, был содержательный и интересный “Проект реформ Церкви на Соборе, выдвигаемый Центральным Комитетом Союза Общин Древле-Апостольской Церкви”, который мы также рекомендуем вниманию читателя:

“Проект реформ Церкви на Соборе, выдвигаемый Центральным Комитетом Союза Общин Древле-Апостольской Церкви.

Общие положения.

1. Исходя из основной мысли Союза - вернуть подлинное христианство мира в чистейшей его форме первых веков, Союз на Соборе определенно и до конца поведет в этом направлении работу. ' Основные вопросы веры. '

2. Полная незыблемость Никео-Цареградского Символа Веры. Союз, однако, решительно выдвигает необходимость пересмотра догматики, в которой не только царствует неоплатонизм, но и современный капитализм, перенеся ненормальные отношения классов на самое Небо. Христос, Его небесно-византийский двор, святые в качестве министров и т.д. - вот иллюстрация современного капиталистического устройства неба.

Между тем Евангелие и Апостолы в иных, простых и глубоких чертах говорят нам о горнем клире. Надо вернуться к их пониманию, отбросив человеческие богословские фантазии.

3. Необходимо учесть все завоевания отрицательной критики в смысле филологического, исторического расшифрования евангельского текста. От грубо вербального понимания Евангелия необходимо перейти к более духовному, соответствующему фактической (а не религиозно-политической) истории христианства.

Основные вопросы морали.

4. Современная мораль церкви насквозь пропитана духом рабства мы же не рабы, но сыны Божий. Изгнание духа рабства, как основного принципа морали, из системы этики есть дело Собора.

5. Также должен быть изгнан капитализм из системы морали, капитализм есть смертный грех, социальное неравенство недопустимо для христианина.

Основные вопросы внешнего положения Церкви.

6. Собор в отношении власти должен поставить Церковь не только в положение лояльной к Советской власти, но и тем более (?) открытое признание того, что эта власть мирскими методами проводит лучшие Христовы идеалы социальных отношений - должно быть религиозно-нравственным делом Церкви.

7. Во внутренней своей жизни Церковь должна до конца проводить принцип апостольского коммунизма. Каждая приходская община есть трудовая коммуна прежде всего.

8. Молитва неразрывно связана с трудом на благо ближнего. Этот принцип должен пройти через все церковное деление. Основные принципы богослужения.

9. Уничтожение всей шумихи и сложности богослужения. В простоте сердца, в простых одеждах, в храмах бедных внешне, но богатых красотой и любовью ко Христу, должно совершаться богослужение, воспитывающее в членах общины не дух веры в волшебство и магию, но силу быть полезным членом общества, достойным высокого своего наименования христианина.

Введение музыки в богослужение (орган, фисгармония и т.д.). Положение духовенства.

10. Уничтожение монархического принципа администрирования.

11. Епископы женаты, согласно Апостолу, отцы, а не владыки.

12. Профессионализм, платы за требы должны быть отменены. Каноны.

13. Каноническое устройство церкви есть неевангелическое устройство церкви. Христос не знает юридических норм.

14. Поэтому должен быть, на основании апостольских традиций, а также требований современной жизни, выработан действующий комплекс правил, которым и надлежит руководствоваться взамен устаревшей “книги правил”.

Суд над виновниками церковной разрухи.

15. Все иерархи и другие лица, смешавшие задачи церкви с задачами контрреволюции, подлежат церковному суду в высшей мере. Центральный Комитет”. (Там же, с. 13.)

После опубликования этих документов и сформирования ЦК организационный период СОДАЦа готовиться к съезду.

Съезд новой обновленческой организации открылся 15 марта 1922 г. во 2-м Доме Советов, там, где происходил и I съезд “Живой Церкви”.

Следует признать, что делегаты съезда значительно отличались от живоцерковников. Прежде всего здесь совершенно не было бывших черносотенцев, зато много было священников с академическими и университетскими значками. Интеллигентный, либеральный городской священник -таков превалирующий тип среди членов СОДАЦа.

По местам содацевцы пытались вводить прогрессивные реформы - проводили духовные беседы, внедряли пение акафиста нараспев, вводили фисгармонию, привлекали к богослужению женщин в качестве чтецов (это тогда было новшеством), организовывали религиозные братства и сестричества. Большинство содацевцев были честными людьми, и никто из них не запятнал себя политическими доносами или темными связями. Главным недостатком СОДАЦа была бесхребетность: они отмежевались от живоцерковников, решительно обходили острые углы, избегали конкретных шагов, предпочитая парить в области высокой теории.

В соответствии с давними установками Введенского и Боярского съезд должен был заняться, главным образом, вопросом социальной роли христианства. “Возглавить социализм христианством” - таков конечный вывод, к которому приходили Введенский, Боярский и Егоров во время своих бесед на веранде, на даче Боярского.

В данный момент перед съездом СОДАЦа выяснилось, что между двумя старыми друзьями появилась трещина, которая все более и более углублялась. По мнению Введенского, христианский социализм в данной ситуации должен был выражаться в тесном контакте с советской государственностью. Церковь должна была приближаться к социальным проблемам, “плывя на корабле советского государства”. “Я очень далеко пошел по этому пути и пошел бы еще дальше, но жизнь показала, что все это не дает результатов”, - говорил Введенский через 20 лет.

А.И.Боярский имел совершенно другие установки. “Церковь ни при каких условиях не должна обезличиваться, ее контакт с марксистами может быть лишь временным, случайным, скоропреходящим. Христианство должно возглавлять социализм, а не приспосабливаться к нему. Для этого христианство должно всеми мерами бороться за массы, задушу народа -оно должно вести самостоятельную линию и быть более социалистичным, чем все социалисты и коммунисты, вместе взятые”. “Церкви незачем плыть на каком бы то ни было корабле, когда она может ходить по водам”, -перебил он Введенского, когда тот в узком кругу повторил свою фразу о “корабле советской государственности”.

Так как Боярский не мог, разумеется, полностью развернуть свою платформу в тех условиях, то победила точка зрения Введенского.

В четверг 15 марта открылся съезд. Осведомленный об основных проблемах, которые должны были быть поставлены на съезде, митрополит Антонин, открывая съезд, заявил:

“Церковь не должна быть неподвижной, аполитичной, по пословице “моя хата с краю, ничего не знаю”. Аполитичность - своего рода саботаж. Подобно политическому социальному сдвигу, для водворения правды на земле, Церковь также должна двигаться к той же правде и со своей стороны воплощать ее среди своих верующих”. (Трегубое И Всероссийский съезд Союза Общин Древле-Апостольской Церкви. - Известия, 1923 21 марта, No 62, с.4)

Выступавший затем Введенский сделал большой доклад о церкви как старой, так и обновленческой. В своей речи он отметил, что решил примкнуть к Союзу Общин Древле-Апостольской Церкви, так как он более отвечает его духовным запросам и отличается более широкими взглядами, чем “Церковное возрождение”, хотя в то же время он находится в полном контакте с последним и работает в полной гармонии с ее главой митрополитом Антонином.

После прений по поводу доклада А.И.Введенского была принята следующая резолюция:

“В великой мировой борьбе труда с капиталом, когда человечество поставлено вплотную к вопросу о необходимости определенно встать на сторону либо труда и правды, либо капитализма и эксплуатации - съезд решительно становится на сторону труда. Христианство не может быть безучастным зрителем в титанической борьбе современности. Церковь должна определенно всему миру сказать: капитализм и связанное с ним угнетение трудящихся масс осуждается Христовым учением. Все верующие во Христа Спасителя должны решительно и безоговорочно разорвать с капитализмом.

Советская власть - сейчас единственная власть в мире, которая в самом деле борется за социальную правду. Поэтому и съезд определенно, всей силой своего нравственного авторитета, поддерживает великие принципы Советской власти, ее начинания, направленные к благу России и всего трудящегося человечества, и зовет к тому же всех верующих Православной Церкви и всего мира.

Нужно определенно церковным людям разорвать с контрреволюцией. Надо бросить все полупризнания власти. Власть Советов мирскими методами выполняет экономическую правду Христову, поэтому Церковь, не вписываясь в партию, всемерно, с высоты своего религиозного авторитета, поддерживает Советскую власть в ее борьбе за правду на земле. Тихоновская церковность, нарушившая все основы подлинной христианской морали, осуждается определенно и до конца, как смешавшая церковные задачи с целями контрреволюционными. Тихоновская церковь стала на стороне эксплуататоров - белогвардейцев, врагов трудового народа, прикрывая Именем Христа Спасителя все свои выступления, вплоть до отказа в хлебе голодающим. Поэтому настоящий съезд осуждает именем Христа Спасителя эту церковность, ничего общего, кроме имени, с церковью Христа Спасителя не имеющую.

Съезд выражает уверенность, что и Собор разделит эту точку зрения по высказанным вопросам”. (Там же.)

Приняв большинством эту резолюцию, съезд перешел к другим вопросам.

Следующим докладчиком был А.И.Новиков. Темой его доклада был

“Вопрос о мирянских организациях”. По этому вопросу съезд принял следующую резолюцию:

“I. Признать необходимым роспуск и реорганизацию всех церковноприходских советов немедленно, так как большинство членов этих приходских советов проникнуто ненавистью к существующему политическому строю и тайной надеждой, что этот строй рухнет.

2. Признать, что во главе церковноприходских советов должны стать лица, не живущие за счет эксплуатации чужого труда”. (Безбожник, 1923, 18 марта, с.3.)

Последним докладом, который прослушал съезд, был доклад ярославского протоиерея Красотина “Духовенство и его положение в церкви”.

На заключительном заседании разыгрался своеобразный эпизод. С приветствием от имени евангельских христиан выступил Иван Степанович Проханов. Превосходный оратор и человек сильной убежденности, Иван Степанович произнес темпераментную и краткую речь, призывая съезд “найти в себе мужество откинуть исторические наслоения и вернуться к чистому Евангелию”. Речь Проханова произвела на съезд большое впечатление. Смущенное молчание воцарилось в зале.

Это молчание было прервано А.И.Боярским. Войдя на трибуну, спокойно и твердо А. И. Боярский сказал:

“Приветствие брата Проханова съезду общин приняло оттенок пропаганды на съезде идей евангельских христиан, а молитва того же брата Проханова в конце речи придала съезду характер объединения с сектантами. Петроградское отделение по этому поводу подчеркивает, что выступление Проханова принимается только как приветствие христианам, а Союз является идейным объединением Святой Православной Церкви.

Сохраняя мир и любовь к христианам всех толков и объединений, Союз Общин не вступает на путь солидаризации в работе с какими бы то ни было сектантскими объединениями”.

Съезд принял следующую резолюцию:

“Заслушав заявление петроградской группы, что баптисты под видом приветствия начали свою пропаганду, съезд постановляет: заявить, что съезд есть съезд православный, что мы идейно отгораживаемся от всякого сектантства”. (Безбожник, No 17.)

Съезд СОДАЦа был генеральной репетицией Собора - его целью было “сесть на пароход советской государственности”.

Он представляет интерес для историка и в другом отношении: появление таких организаций, как СОДАЦ, показывало, что в недрах обновленческого движения имеются люди, стремящиеся к действительному обновлению Церкви. Стремления этих людей, однако, заглушались и здесь, хотя в меньшей мере, чем в группе “Живая Церковь”, ибо политическое приспособленчество это такая почва, на которой не возрастают благоуханные цветы церковного обновления.

*

Обновленческое движение Русской Православной Церкви 20-х годов - это навозная лужа (сикофантство, шкурничество, приспособленчество). Однако, приглядевшись, мы находим в ней “золотые рыбки” - стремление к истинному духовному обновлению. “Союз общин древлеапостольской церкви”, наряду с политическими приспособленцами, объединял в своих рядах многих людей, охваченных искренним религиозным порывом. Много подобных людей было в двух мелких церковных группах, развивавших свою деятельность в те дни в Москве и в Петрограде - в “Свободной трудовой церкви” и в “Союзе религиозно-трудовых общин”.|

“Свободная трудовая церковь” организовалась в Москве в конце 1922 года. Формально ее главой был архиепископ Иоанникий Смирнов. Однако ее подлинным основателем и вождем был довольно известный тогда в литературных кругах поэт-анархист Алексей Святогор.

Оба эти деятеля очень характерны для того времени - они как бы символизируют те две противоположные тенденции, о которых говорилось выше. О. Иоанникий Смирнов начал свою деятельность как типичный представитель ученого монашества. Окончив Московскую духовную академию, он уже на третьем курсе принимает монашество. Ко времени его учебы относится также его знакомство с епископом Владимиром (Путятой), которого мы называли в первой части настоящей работы одной из самых омерзительных фигур в истории русской церкви. В годы первой мировой войны иеромонах Иоанникий сопровождает Владимира Путяту после его назначения архиепископом Пензенским к месту его служения. Он является секретарем и самым близким к Преосвященному человеком. В конце 1917 года, когда недостойный владыка за безнравственные поступки был извержен из сана Собором епископов, о. Иоанникий сохранил верность своему патрону и был главным его подстрекателем и помощником в организации сопротивления патриарху.

В возникшем “пензенском” расколе иеромонах Иоанникий является центральной фигурой. Выступая на собраниях, произнося проповеди, издавая листок, являвшийся главным органом группы, о. Иоанникий, по его собственному выражению, вертелся, как бес перед заутреней, чтобы сохранить и упрочить раскольническую группировку. Он был (вместе со своим патроном) одним из первых церковников, нашедших путь в ГПУ. Политический донос был одним из главных методов этого “борца за обновление”.

В 1919 г. иеромонах... женился на местной учительнице, своей однофамилице Смирновой. А через некоторое время происходит его хиротония во епископа. Эта “хиротония” была произведена единолично архиепископом Владимиром в Пензе. Характерно, что Владимир Путята рукоположил своего сподвижника в “епископа” с большой, неохотой, лишь уступая воздействию влиятельных друзей Смирнова. Опасения Владимира были вполне обоснованы: через несколько месяцев он был уволен “на покой” собранием своих сторонников и вынужден был уехать из Пензы. Его преемником стал “епископ” Иоанникий.

Деятельность Иоанникия в Пензе была, однако, тоже недолговечной: после появления в Пензе живоцерковников Иоанникий, не признанный обеими сторонами, которые не могли ему простить его неблагодарности Владимиру, оказывается банкротом. После того как Пензенское епархиальное управление “добровольно” постановило отдать местный собор на культурно-просветительные нужды (Безбожник, 1923, 7 марта), Иоанникий потерял свою главную базу в Пензе. Впрочем, еще раньше он перенес свою деятельность в Москву, где началось его сближение со Святогором.

Алексей Святогор был также носителем бурной и запутанной биографии. Сын священника, он еще семинаристом увлекся анархизмом, вступил в подпольный кружок, принимая участие в экспроприациях, и неоднократно сидел в тюрьме. Святогор был талантливым поэтом в футуристическом духе. После революции, сблизившись на короткое время с Мамонтом Даль-ским, Святогор примыкает затем к более мирной фракции анархистов — к так называемым биокосмистам, которые считали главным путем к анархии культурно-просветительную работу. В то же время Святогор является основоположником нового литературного направления — “вулканизма” (увы! он, кажется, так и остался единственным сторонником этого “течения”).

Святогор был всегда богоискателем. Увлечение Ф.Сологубом, Д.С.Мережковским и другими мистическими литераторами сочеталось у него, как и у самого Сологуба, с анархической идеологией. Наш анархист никогда не переставал быть религиозным человеком и вызывал всеобщее изумление своих товарищей тем, что тщательно соблюдал все православные обряды и говел несколько раз в год.

В 1922 году Святогор решил коренным образом реформировать церковь. Безработный “епископ” Иоанникий Смирнов, встретившийся с ним в то время, оказался подходящим компаньоном. Старый “искатель по верам” Жилкин, полусектант, полустарообрядец, с наружностью эфиопа (как их рисовали в древней Руси), присоединился к этим двум. Затем Святогор написал радикальную программу, провозгласив главной целью новой “Церкви” примирение религии с наукой (колокольни должны были быть обращены в обсерватории), борьбу с суевериями и предрассудками и примирение религии с социализмом.

Сказано - сделано. Святогор облюбовал один из московских храмов - Никола Красный Звон в Юшковом переулке, — водворился там со Смирновым, власти санкционировали этот захват. Затем начала свою деятельность Свободная Трудовая Церковь.

Литургия служилась здесь лишь изредка, 2-3 раза в неделю. Основным же было вечернее воскресное “богослужение”. “Епископ” Иоанникий служил краткий молебен, а затем читал сочиненную им самим молитву за Советскую власть. Затем, сняв с себя облачение и рясу, он садился у свечного ящика. Святогор открывал собрание - и здесь начиналось нечто действительно любопытное, или, во всяком случае, необычное. Всякий, кто пожелает, мог войти на кафедру и произнести речь - и кто-кто здесь ни высказывался: поэты-футуристы, студенты, рабочие-самоучки, сектанты, анархисты, актеры, газетчики... “Прения” затягивались до полуночи. После этого выступал Святогор с очередной сумбурной речью и в заключение читал свои последние стихи.

Изредка Святогор выступал со своими декларациями на столбцах столичной прессы. Эти документы представляют собой поразительную смесь экстравагантности, приспособленчества с довольно интересными и глубокими мыслями.

“Массовый голод ликвидирован, - писал он в статье “Свободная Трудовая Церковь”, - но тяжкие последствия голода - массовое обнищание, хозяйственная разруха и пр. стоят перед нами и требуют длительной борьбы. Свободная Трудовая церковь в этой борьбе усматривает одну из важнейших задач, вставших перед революционной страной.

Начало коллективной борьбы с враждебными силами природы отвечает, по мысли СТЦ, трезвому евангельскому идеалу в смысле освобождения человека от власти природы.

Эти средства частично можно получить изъятием всех золотых, серебряных и ценных предметов культа и передачей их в соответствующие учреждения. Необходимо помнить, что эти ценности образовались путем принесений, как результат проявления мещанского благополучия... Эти ценности представляют собой не собственность церковников, а достояние трудового народа и поэтому должны быть употреблены на народное дело. Кроме того, наличие ценностей в домах молитвы означает фетишизм, способствует эксплуатации темного религиозного сознания, утверждает и впредь мещанское благополучие лавочников. Во имя освобождения сознания от пут фетишизма и магии, во имя правильного понимания разума и совести Свободная Трудовая Церковь обращается к мирянам и духовенству церкви православной и других вероисповеданий с горячим призывом реально проявить поддержку Советской власти в ее борьбе с последствиями голода, путем передачи всех церковных ценностей, до колоколов включительно, в соответствующие учреждения. Для осуществления этой задачи СТЦ постановила:

1. Из всех храмов, поступивших или поступающих в ведение СТЦ, передать все ценности (включая и колокола) и предложить научным учреждениям использовать храмовые башни (колокольни) под метеорологические пункты для изучения погоды.

2. Обратить внимание мирян, духовенства и церковных обновленческих групп на то, что изъятие представляет удобный повод к борьбе с языческим фетишизмом и тем самым представляется возможность оправдать выкинутые ими лозунги.

3. Обратить внимание прогрессивного духовенства на то, что для него изъятие представляет удобный повод принять общечеловеческий вид — снять свои средневековые одежды и присоединить их к ценным предметам культа.

4. Обратиться в ВЦУ с призывом не ограничиваться половинчатыми мерами, а действовать решительно”.

(Известия, 1923, 11 февраля, No 31, с.3.)

Наряду с этим подхалимским документом, от которого веет пошлостью, можно привести одно “откровение” Святогора, имеющее характер программного документа; этот документ носит название “Бездельная вера и реальное дело”.

“В христианстве, - пишет Святогор, - как миропонимании и мироотношении необходимо различать две стороны: область веры и область дела. Предмет веры составляет внеразумное, сверхъестественное. Предметом дела является разумное, естественное. Забота веры - в личном спасении души через примирение с реальной смертью. Положительное дело ставит целью коллективную борьбу с натуральным гнетом. Историческая церковь, уйдя в схоластику, мистику, обрядоверие, став на сторону имущих классов, т.е. отказавшись от трезвого евангельского идеала, требующего положительного дела в смысле коллективной борьбы с социальным злом и натуральным гнетом, тем самым стала церковью бездельной, глубоко антихристианской, враждебной миру и жизни, стала, по словам апостола Иакова, мертвой и потому излишней в жизни. И всякие попытки оживления ее на основе бездельной веры безнадежны, вредны. Наследие старой церкви в форме схоластики, мистики и тенденции к сохранению господства отживших классов еще не изжито и требует решительной борьбы - последняя возможна при необходимом условии, что основу новой церкви будет составлять не бездельная вера, но положительное дело. Поэтому новая церковь должна искать опору не в далеком прошлом, а в океане живой действительности, должна проникнуться революционным пафосом современности.

СТЦ в основу полагает реальное дело в смысле евангельского идеала любви и борьбы со смертью, но так как всеобщая борьба с натуральным гнетом требует объединения всего человечества, то СТЦ необходимо приходит к активному принятию идеи всемирной революции, имеющей целью через устранение классовых и других разделений слить человечество воедино. Выдвигая на первый план реальное дело, СТЦ тем самым утверждает необходимость знания, как верного источника теоретической и практической власти над природой.

Ведя борьбу с основными тенденциями старой церкви, СТЦ считает, что догматические различия как результат бездельной веры не должны препятствовать объединению мирян, духовенства и сектантов. Объединение должно происходить на основе знания, борьбы с натуральным злом при активном принятии идей всемирной революции”.

(Известия, 1923, 10 января, No 5, с.5).

Мы привели этот документ полностью, несмотря на небольшой удельный вес Святогора в созданной им группировке, так как он необыкновенно характерен для этой эпохи. Стремление к делу, к активному участию в изменении мира, которое типично для революционных эпох, проявляется в это время у многих религиозных людей. При этом многие из них совершают ту же ошибку, которую в наши дни совершает Джонсон [1]: они совершенно вычеркивают из христианства благодатно-мистическую стихию, отчего оно становится беспредметным и превращается в простой придаток к коммунизму.

Но на самом деле нет и не может быть “бездельной веры” - она деятельна, если она истинна.

И не может быть “безверного дела” - настоящее большое дело, направленное на освобождение людей - приведет к вере в Бога или останется бесплодной смоковницей навсегда.

Вера и Дело, Дело и Вера - органически слиты во Христе Иисусе, Единородном Сыне Божием и Первородном Сыне Человеческом. Ему же слава без конца!

*

“Захариевская религиозно-трудовая община.

(Фурштадтская ул., 38.)

1. Накануне воскресных и праздничных дней совершается всенощная на русском языке. Начало в 7 часов вечера.

2. По воскресеньям в 7 часов вечера — акафист Пресвятой Деве Марии на русском языке и после него — беседы на темы о жизни в Боге (Вера и жизнь).

3. По четвергам в 7 часов вечера - акафист Иисусу Христу на русском языке и после него - евангельские беседы (Евангелие в жизни).

Совершает богослужение и ведет беседы о. Евгений Белков”.

Такие объявления, отпечатанные в типографии, можно было прочесть в январе 1923 г. на заборах в Петрограде. Текст этого объявления воспроизведен также в журнале “Соборный разум” (1922, No 1-2, с. 24.).

Отец Евгений Белков - ближайший сторонник А.И.Введенского -третий священник в Захарие-Елизаветинской церкви, настоятелем которой был Введенский, - поднял в декабре 1922 года знамя восстания против Александра Введенского.

В свое время Белков отошел от “Живой Церкви”, так как она не удовлетворяла его стремлениям к обновлению церкви и являлась бюрократической, кастовой организацией. Не удовлетворил его и СОДАЦ, так как трудовой принцип, который декларировала его программа, оказался фикцией.

Носителем религиозно-трудовой идеи в чистом виде должна была стать организация Белкова. И вот он организует из прихожан Захариевс-кой церкви такую общину и тут же публикует в журнале “Соборный разум” следующий документ :

“Устав религиозно-трудовой коммунальной общины.

Общие положения.

2. Целью своей община ставит воспитание в своих чадах жажды и любви к соборной (коммунальной) жизни и ко всякого рода трудам. Причем возвышает труд до молитвы, считает его равноценным последней. Молитву же очищает от ханжески-лицемерного антихристианского элемента, внося в нее истинно христианский, который есть высшая культура земного существования, как веры в Бога, труда над землей и соборности людей в единой совместной жизни.

3. Для осуществления этой цели община развивает деятельность, направленную к созданию единой трудовой семьи (коммуны), подобной общинам первохристианских времен.

Деятельность общины.

4. Деятельность общины прежде всего направлена к обоюдной помощи членов воспитанию себя для новой соборной (коммунальной) жизни в труде и молитве. Отсюда и для всех членов обязательны:

а) общая молитва по воскресным и праздничным дням;

б) личные келейные молитвы на дому по особому правилу;

в) посильное участие в разведении огородной и садовой культуры и в другом соборном труде, различные мастерства;

г) воспитание в себе любви и жажды усовершенствования в том труде, которым занимается каждый член вне общины;

д) собрания, общие и групповые, на которых все члены соборно трудятся над изучением первоисточников христианского знания. Состав общины.

5. Членами общины могут быть все члены обоего пола с 18 лет, согласившиеся на проведение в свою жизнь начала истинного христианства, о которых сообщается каждому при вступлении в общину, после чего он и допускается на все собрания и работы.

6. Каждый, согласившийся быть членом общины, обязан принимать участие во всех родах деятельности общины (см. § 46). Управление делами общины.

7. Управление делами общины принадлежит общему собранию, правлению, хозяйственному совету и духовным руководителям.

8. Общее собрание решает дела, касающиеся всей общины, все продвижение вперед, как в духовном, так и материальном смысле. Собирается оно каждое воскресенье, ввиду пункта 6 считается всегда действительным.

9. Правление состоит из трех членов: председателя, его товарища и секретаря, избираемых общиной на один год. В их обязанности входят всякого рода сношения с гражданской властью.

10. Хозяйственный совет состоит из семи человек, избираемых общим собранием на год. Его обязанности - следить за порядком в общине и вести всю материальную сторону ее жизни.

11. Духовные руководители избираются общим собранием на все время пребывания их в общине. Их долг следить за духовной работой и жизнью общины.

Хозяйственная сторона.

12. Община состоит на принципе бессребренности, а потому не имеет ни членских взносов, ни имущества. Все необходимое принимается членами общины во временное пользование, а все расходы оплачиваются по мере надобности в той сумме, которая необходима.

13. В случае распадения общины избирается группа лиц, которая ведет все сношения по сдаче имущества государству, если такое будет взято у него в пользование”.

Произошло резкое столкновение с Введенским, который в качестве настоятеля, опираясь на приходский совет, отстранил о. Белкова от службы в Захарие-Елизаветинском храме. Однако Белков подал жалобу в Петроградское епархиальное управление, которое восстановило его в должности.

“ПЕУ поставило на вид члену ВЦУ настоятелю Захариевской церкви в Петрограде прот. А.И.Введенскому незаконное устранение из этой церкви им и реакционным советом члена ПЕУ прот. Е.Белкова”, - сообщалось в журнале “Соборный разум” (с. 24).

Будучи учеником О.Егорова, о. Белков питался его идеями. Записки о христианском жизнестроительстве, написанные о. Иоанном Егоровым незадолго до смерти, в 1920 году, были главным источником программы новой организации. Идеи о. Егорова легли в основу воззвания временного совета “Союза религиозно-трудовых общин”, опубликованного под названием “О выявлении православия (К пастырям и верующим)”.

“Основа православия - богочеловечность, - говорится здесь, - органическое соединение божественного и человеческого в жизни. Мы декларируем соборность в молитве и труде. Приход есть трудовая община, и богослужение — методология жизни, вводящая каждого человека во вселенское церковное действие.

Единая же цель всего - богочеловечество людей в соборности, что и есть православие.

Еще надо сказать, почему мы не можем работать ни с одной из существующих церковных групп.

Можем ли мы работать с так называемыми “автокефалистами”? Нет. Они явно стоят за застой, за то, чтобы Церковь оставалась в хвосте жизни, чтобы все в ней было по-старому, без движения в росте. Мы же хотим, чтобы в Церкви кипела жизнь, чтобы все человеческие таланты и силы в ней развивались и раскрывались, чтобы вся жизнь - и наука, и искусство, и общественность - влились в Церковь. Почему же не можем мы идти с так называемыми обновленцами? Да потому, что у них старый подход к церкви - бумажный: хотят они циркулярами создать Церковь Христову. Но знаем мы, что живое от живого... Нельзя циркулярами ничего сделать. Достаточно это было доказано, начиная с “царизма” и кончая последней группировкой обновленцев.

Циркуляры задушили их, митры и награды не дают им спокойно работать на Истину. Страх и трепет лишиться теплых местечек, а также погоня за этими местечками и заставляют их гасить свои лучшие порывы и не переходить от слов к делу.

Мы же за дело, а не за слова...”

(Соборный разум).

Этим декларациям о. Белкова нельзя отказать ни в искренности, ни в проникновенности. Тем не менее и его течение не выходило из русла тогдашнего обновленчества, дискредитировавшего себя в глазах широких масс. Поэтому народные массы, которые толпами текли к самарскому дворнику Ивану Чурикову, не пошли за образованным, талантливым, культурным человеком, каким был О.Евгений Белков. И это предопределило печальный конец его группировки. Основатель “Союза религиозно-трудовых общин” так и остался генералом без армии. Не признав обновленческого Собора, О.Евгений в июне 1923 г. опубликовал еще более радикальную декларацию:

“Союз осуждает политику руководителей современной Русской Церкви, - писал он в этом документе, - приведшую к церковно-реакционному Собору, не произведшему радикальной реформы Русской Церкви. Церковники стремились к использованию власти в целях поповского карьеризма и организации эксплуатации религиозного чувства верующих и вообще к неиспользованию демократических возможностей в организации Русской Церкви.

Далее Союз выступает против церковного централизма, считая это пережитком византизма и империализма. Вместо митрополий, епархий, приходов как торгово-промышленных предприятий Союз организует религиозно-трудовые общины, при этом каждая община имеет своего епископа.

Выполнять функции последнего в управлении общины могут пресвитеры и даже диаконы. Общественно-церковная платформа Союза - обязательство членов соединить религиозную жизнь с общественно полезным трудом, развитие общежития на основах равенства в общности имущества. В области чисто культовой Союз не производит никаких реформ, за исключением введения русского языка. Вместо существования замкнутых богословских институтов и академий Союз выдвигает общинное самообразование и опытное изучение первоисточников христианства. Борьба с религиозно-империалистическими предрассудками — главная задача честного религиозного сознания”.

(Известия, 1923, 18 июля).

Таким образом, как видно из этого документа, о. Белков пришел к крайнему нигилизму - к разрушению церкви. Однако и это не привлекло к нему людей. Чего-чего только не делал о. Белков, чтобы расширить деятельность своего Союза: добился передачи его в ведение Спасо-Преображенского собора (на Литейном), объявил себя осенью 1923 г. епископом, какие-то случайные архиереи совершали хиротонию, сблизился с Антонином, под конец даже признал патриарха Тихона - ничто не помогало: массы к нему не шли. Один, с небольшой кучкой своих сторонниц (интеллигентных женщин), служил он в холодном и пустом соборе. Наконец в 1925 году распалась и эта община.

В течение нескольких лет затем проживал о. Евгений Белков в Петрограде, на квартире у одной из своих сторонниц. Древний русский недуг - запой - поразил его под влиянием неудач. Оборванный, опустившийся, бродил он по Петрограду, изредка заходил в церковь (большею частью в Вознесенский собор). Здесь молился он жарко и мучительно. “Душа моя скорбит смертельно”, - вырывались у него иной раз слова... Так прошло несколько лет.

Однажды в 11 часов вечера по Марсову полю шел очень известный уже тогда в православной церкви человек - Преосвященный Алексий [2], епископ Хутынско-Новгородский. Вдруг он услышал за собой чьи-то быстрые шаги. Обернувшись, он увидел - стоит перед ним, пошатываясь, пьяный, оборванный человек. “Вы, я знаю, епископ Алексий, а я - епископ Евгений. Дайте мне денег”. Действительно, это был Евгений Белков.

И вот, стоят они друг против друга - сдержанный, изящный, внутренне собранный князь церкви - и расхристанный, оборванный литератор и церковный бунтарь. Епископ Алексий вынул кошелек и протянул 3 рубля (это было в 1928 году). Евгений Белков исчез во тьме... Через год он умер.

Так погиб этот талантливый русский человек с чутким сердцем. Мы проследили все сколько-нибудь заметные обновленческие течения, существовавшие в 1923 году. Все эти течения, рассыпанные и анархические, разрывали обновленчество, и без того слабое, на части. Необходимо было соединить обновленцев воедино. Для этого нужно было созвать Собор. О непосредственной подготовке к Собору и о самом Соборе пойдет речь в следующей главе.

*

Когда обновленческим лидерам указывали на незаконность ВЦУ, они отвечали магическим словом “Собор”.

Когда жаловались на отсутствие подлинных реформ и церковную неразбериху, в ответ раздавалось то же слово - “Собор”.

Когда говорили о назревшей необходимости разрешить социальные проблемы христианства — в ответ снова и снова раздавалось слово “Собор”.

И великая вещь слово: у всех становилось как-то спокойнее на душе, и все чего-то ожидали от Собора, как будто что-то могло измениться от того, что “красные” батюшки соберутся в Москве и будут произносить здесь те же речи, которые они ежедневно произносят с церковных кафедр по всем городам и весям земли Русской.

Первоначально Собор был назначен на август 1922 года. Однако вскоре эта дата была забыта. Решено было произвести сначала “чистку” епископата.

“Собор, состоящий из епископов старого поставления - это новый Карловац”, - писал в “Рабочей правде” Мих.Горев (Горе-реформаторы. -Рабочая правда, 1922, 1 августа).

Епископские хиротонии, посыпавшиеся с августа 1922 г. как из рога изобилия, должны были подготовить “кадры” будущего Собора.

С сентября 1922 г. требования Собора становятся все более настоятельными. Для всех ясно, что только Собор может спаять распадающийся фундамент обновленческой церкви.

25 декабря 1922 года в Троицком подворье Всероссийский съезд ВЦУ и членов Московского епархиального управления принял следующие решения:

“а) созвать Собор на Фоминой неделе в 1923 году;

б) просить ВЦУ в ближайшее время создать и опубликовать избирательный закон;

в) считать допустимым немедленное проведение по постановлениям ВЦУ некоторых церковных реформ”. (Известия, 1923, 5 января, No 3, с. 1). Вскоре появился следующий официальный документ:

“Постановление ВЦУ о выборах на Собор.

Выборы в приходах были назначены на 25 марта 1923 г. — в первую неделю Великого поста. Каждый приход избирал по несколько представителей на благочинническом собрании. Благочиннические собрания избирали, в свою очередь, представителей на епархиальное собрание, и только здесь избирались, наконец, делегаты на Собор в количестве пяти от каждой епархии. Делегация от каждой епархии состояла из местного архиерея, двух клириков и двух мирян. Такая многоступенчатая система выборов обеспечивала возможность разнообразных трюков, которые могли быть использованы против нежелательных для ВЦУ элементов.

С февраля начинаются всевозможные предвыборные собрания. Эти собрания представляют собой характерное зрелище - в них, как в зеркале, отражается тогдашняя церковная жизнь.

Вот, например, перед нами интересная и довольно объективная зарисовка, сделанная корреспондентом “Известий”: “Небольшой зал Троицкого подворья... Предсоборное собрание, созванное по инициативе руководителей “Живой Церкви”, с внешней, бытовой и исторической стороны - зрелище довольно любопытное, так и просится на полотно. Какие типы! Древние старцы, со спутанными, с желтизной и зеленью, седыми космами, с иконными испитыми лицами. Тучные, краснолицые, шумно веселые отцы, многие с академическими значками и наперсными крестами. В громадных валяных сапогах, в сермяжных мужицких полушубках, к которым пристала солома - священники из епархий. Прохаживаются коротко подстриженные священники в крахмальных воротничках. Некоторые из них в штатском платье. Новое духовенство — возрожденцы и живоцерковники. Здороваясь, отцы по-родственному лобызаются, но исподтишка внимательно и недоверчиво поглядывают друг на друга. Под внешним смирением и простодушием чувствуется среди духовенства большая смута и церковный раскол. Реакционное духовенство. Автокефалисты перешептываются, ядовито посмеиваясь в бороды, перемывают косточки новому епархиальному начальству и священникам-новаторам. Впрочем, это не мешает им протискиваться вперед и с заискивающими лицемерными улыбочками, вместе с другими, пожимать руку “уважаемому” и “дорогому” о. Красницкому. Большое впечатление производит на рядовое духовенство появление некоторых престарелых и пользующихся большим авторитетом протоиереев. Уже одно то, что они пришли на это собрание и проявляют интерес к Собору - большая уступка современности. Своего рода церковный переворот.

Кто пришел пораньше - расселся по диванам и креслам. Остальным приходится выстоять все собрание на ногах. За столом председателя, рядом с о. Красницким и о. Соловьевым, секретарем ЦК “Живой Церкви”, какой-то штатский, бритый, корректный, в коротком заграничном пальто.

Он вызывает всеобщий интерес и всевозможные догадки: агент ГПУ, авторитетно утверждает кто-то из толпы духовенства.

— А в книжечку-то он что же записывает? - наивно интересуется провинциальный попик.

— Вешний сон, чтобы не забыть, отче, — язвительно шутит кто-то. Штатский оказывается американским протопресвитером. Злословящие о нем священники смущены: своя своих не познаша.

— Отцы и братие, - провозглашает о'. Красницкий. - Днесь благодать Святого Духа нас собра...

Все идет, как полагается на духовном собрании, чинно и благополучно. Но после молитвы о. Красницкий, надо отдать ему справедливость, с большим революционным темпераментом произносит “зажигательную” речь, ярко политическую. Он говорит о тяжелом для православной церкви периоде империи, когда она была подчинена дворянскому и военному классу, о Святейшем Синоде - учреждении, направленном к эксплуатации религиозных чувств, о монастырях - рассадниках темноты, и властолюбивых архиереях, о церковном регламенте, введенном вооруженной силой при Петре I, оплотом которого были созданные для духовенства тюрьмы -Суздальская крепость, Флорищева пустынь, Соловецкий монастырь и др., в которых томились и умерли тысячи лиц духовного звания: Чернышевский (?), Добролюбов, Щапов и другие.

— Вспомните ваших пострадавших отцов и свои семинарские годы, -с большим подъемом заканчивает о. Красницкий. - Ваш долг вспомнить тех, кто погиб в революционном движении, и приветствовать Великую Социальную Революцию. Вечная память людям, которые открыли нам дорогу к свету. Многие лета современному нашему революционному строю Советской России.

Невозможно передать — надо было видеть — впечатление от этой речи. Почтенные духовные отцы совершенно растерялись в новой, с такой смелостью им навязанной роли “революционеров”. Но тем не менее, озираясь на других и подбодренные примером стариков, довольно дружно, а некоторые даже с энтузиазмом, пропели и “Вечную память” и “Многие лета”.

О. Красницкий предлагает приступить к выработке наказа на предстоящий Собор, взяв за основу главные положения, выдвигаемые “Живой Церковью”. Снова льется его плавная речь, необычная в устах духовного лица, приводящая почтенное собрание в немалое смущение. О. Красницкий утверждает, что при старом режиме члены (?) Церкви играли унизительную роль слуг капитализма, помогали эксплуатировать трудящиеся массы. Самый кардинальный вопрос, по его мнению, для духовенства сейчас - социальный.

— Духовенство, — говорит он, - должно встать, наконец, на твердую почву, не отговариваясь беспартийностью, выявить свои убеждения. Справедливо ли, что народ берется за оружие, отстаивая свои права? Мы оправдывали, когда народы шли друг на друга, оправдывали бесцельные войны, а этих вопросов почему-то не можем решить...

Интересно выступление о. Боголюбова [3], бывшего петроградского миссионера, сосланного в один из монастырей за свободолюбие и вредную агитацию среди рабочих.

— Мы, церковники, - говорит он, - до тонкости изучили разные науки: логику, догматику и пр., но ни малейшего понятия не имеем о социологии. За малейшие попытки в этом направлении раньше нас гнали. Пора нам приобрести христианскую социологию.

С трудом поднимается, опираясь на посох, престарелый, пользующийся большим авторитетом среди реакционного духовенства, отец Соболев.

— Вот и я хочу говорить, - начинает он когда-то сильным, но старческим, разбитым голосом.

С ненужными извинениями, подчеркнутым смирением, о. Соболев возражает о. Красницкому на его утверждение, что священство служило капитализму.

— Я думаю, - говорит он, обращаясь к священству, - выражу ваше мнение, если скажу, что мы всегда были аполитичны.

— А колчаковцы? А всем нам известные документы, из которых видно, что духовенство поддерживало белогвардейцев, - раздаются голоса из рядов нового, молодого духовенства...

— Вы забыли, ваше преподобие, как нам правительство запрещало бороться с винной монополией, даже упоминать об этом предмете на проповедях. А на фронтах? Разве нас не вызывали генералы и не указывали нам, о чем и в каком духе говорить?

О. Красницкий напрасно призывает отцов к спокойствию. Страсти разгорелись. Речи становятся все смелее, нападки на живоцерковников -резче. Кажется, еще немного - и духовные отцы, засучив рукава, с Божьей помощью начнут по-бурсацки колошматить. О. Красницкий спокойно ожидает, когда утихнет буря. И, действительно, атмосфера быстро разряжается. Разгоряченные и уставшие, отцы обмахиваются платочками. Неожиданно легко, почти без возражений и единодушно, принимается резолюция, предложенная о. Красницким, которой собрание московского духовенства приветствует Великую Русскую Революцию за низвержение старого помещичьего самодержавия, одобряет главную задачу предстоящего Поместного Собора - преобразовать православную церковь соответственно с современными условиям русской государственной жизни, одобряет основное направление группы “Живая Церковь” и т.д. И т.п.

Собрание закрывается пением “Достойно есть”.

Молодые провинциальные священники обступили отца Красницко-го. Один из них смущенно о чем-то совещается с его преподобием.

— За чем же дело стало, - смеется отец Красницкий, - поди к соседу и проси повенчать. Архиереи по три любовницы имели, а ты боишься благодать потерять, взяв законную жену.

Слышит это и престарелый иерей с тяжелым наперсным крестом и трясущейся не то от старости, не то от раздражения головой и, вероятно, думает о кознях антихриста”.

(Известия, 1923, 13 марта, No 50, с. 5).

В апреле прошли епархиальные собрания, избравшие 500 делегатов на Собор.

На этих съездах не было острой борьбы между обновленческими группировками. Две основные партии, “Живая Церковь” и СОДАЦ, заключили между собой соглашение: в епархиях, где церковная власть удерживалась живоцерковниками, проходили кандидаты “Живой Церкви”, там, где превалировал СОДАЦ, - проходили содацевцы. Группа “Церковное возрождение” с Антонином во главе по существу отказалась от борьбы за голоса вследствие идейной установки своего вождя, который стремился к созданию небольшого, но тесно сплоченного религиозного течения (типа секты), состоящего из пламенных, морально чистых энтузиастов.

“Мне вовсе не надо попов - пусть попы идут под юбку к живоцерковникам и содацевцам - туда им и дорога, - говорил со свойственным ему грубым юмором Антонин. - Мне надо людей, а не попов”.

Результаты выборов были, таким образом, в значительной степени предопределены: голоса на Соборе распределились почти поровну между живоцерковниками и содацевцами (при небольшом крене в сторону “Живой Церкви”).

Борьба на епархиальных съездах была напряженной: так называемые “беспартийные” (автокефалисты) храбро сражались против обновленцев и подчас переходили в наступление.

В Нижнем Новгороде “беспартийные” (“тихоновцы”, как злобно называли их обновленцы) действовали так дружно, что провалили обновленческие резолюции и не избрали на Собор ни одного обновленца. Уполномоченный ВЦУ тут же распустил съезд как контрреволюционный и самолично назначил делегатов на Собор от Нижегородской епархии.

Довольно энергично (хотя и с меньшим успехом) действовали “тихоновцы” и в других местах. В самой Москве Красницкому пришлось вести напряженную борьбу, чтобы провести своих кандидатов.

Продолжавшийся два дня, 23-24 апреля, Московский епархиальный съезд ознаменовался скандальным выступлением.

“В первый день съезда в Троицком подворье состоялось собрание тихоновцев, выступавших на съезде под маской “беспартийных”, на котором произносились черносотенные погромные речи, - писал корреспондент “Известий”, присутствовавший на съезде. - После этого собрания тихоновцы на съезде уже выступили организованно. Когда утром 24 апреля на обсуждение съезда была поставлена резолюция, выработанная группой “Живая Церковь”, тихоновцы устроили в храме Христа Спасителя, где происходил съезд, настоящую обструкцию. В течение целого дня, собрание продолжалось с 10 часов утра до 7 часов вечера, тихоновцы каждую четверть часа пели молитвы и заставляли съезд вместо обсуждения резолюции обращаться к иконостасу и молиться.

Когда дело дошло до резолюции, осуждающей Тихона за контрреволюционную деятельность, то припертые к стене тихоновцы устроили такой шум, что председателю съезда прот. Красницкому пришлось прервать заседание.

Поздним вечером обструкция кончилась тем, что тихоновцы в количестве 47 человек ушли со съезда. Громадное большинство съезда (до 250 человек) осталось в храме и огромным большинством приняло резолюцию, предложенную группой “Живая Церковь”. (Известия, 1923, 26 апреля, No91, с. 5.)

В другой статье, напечатанной в те дни в “Известиях”, содержащей интересные зарисовки, расшифровывается, каким образом было сколочено “огромное большинство”.

“В современной церкви, - говорит автор статьи “Резьба на иконостасе” И.См., - налицо все атрибуты парламента: от программы до прогрессивного блока. Церковь революционизируется. Церковь демократизируется. Выступивший на происходившем на днях епархиальном съезде Московской губернии бывший прокурор Святейшего Синода гр-н Львов так и сказал: “Церковь должна быть демократической”.

А прот. Красницкий, обращаясь к аудитории, несколько раз начинал со слова: “беспартийный”; беспартийных, кстати, на этом съезде было довольно много. В кулуарах, т.е. на ступеньках церковной лестницы и во дворе, можно было слышать густые, по-семинарски тяжеловесные слова:

— Объединение нужно, отцы, объединение.

— Необходимо, братья, согласовать все наши программы. Объединения и согласованности, кажется, все же не получилось. Перед началом одного из заседаний у входа в ВЦУ выступил мирянин, взлохмаченный, нервный и порывистый, напоминающий сектанта из Мельникова-Печерского: купальский огонек в сумасшедших фанатических глазах:

— Нельзя подвергать перемене то, что узаконено веками. В толпе зашумели. Сельские попики (широкополая шляпа, ветхий, бобриковый, цвета вороного крыла, подрясник и мешочек с хлебом в руке) смущенно переглядывались. Некоторые одобрили:

— Правильно.

Когда успокоились, мирянин продолжал:

— Согласовать церковь с социальной революцией можно постольку, поскольку революция не противоречит христианским началам.

Опять зашумели в толпе. Один из попиков, дососав ароматную трубку, сплюнул:

— Глумной он какой-то.

Другие отошли в сторону, занялись хозяйственными разговорами. Третьи, только что пришедшие, оглядывались, целовались, сердечком вытянув губы, со знакомыми, прислушивались. Оратор, наконец, успокоился. выступил новый - из священников. Его прервал вышедший на крыльцо представитель мандатной комиссии, покрутил усики, улыбнулся и широко развел руками.

— Отцы и братия, пожалуйте, пожалуйте, не задерживайте... Но “отцы и братия” расшумелись. Выкрикивали предложения. Прерывали оратора. Получилось что-то вроде многоголосной декламации, причем главная роль принадлежала отцам, а “братиям” (мирянам) много говорить не приходилось. Если “брат” приехал из деревни, он, в большинстве случаев, одет в нищую сермягу, но у него упитанное лицо и пышная борода. Если же “брат” печется о благосостоянии городского храма, он обычно носит старомодное, с бархатным воротником, пальто, сияющие калоши.

Пришлось мне поговорить с деревенским попиком. Сначала смущался, потом застенчиво потупился: “Мы все хотим нового... Только вот миряне больно жмут на нас. Взять, к примеру, проповедь. Читай так, как они хотят. То же и во всем прочем...”

Заседания происходили в смежной с приемной ВЦУ церкви. Попики, входя, истово крестились, прикладывались к кипарисово-смуглому кресту, группировались согласно убеждениям и наклонностям. В церкви встречались уже иные “миряне”: тихие “мальчики”, прозрачные синие глаза, похоронные морщинки у губ, бледнолицые “сестрицы” в скромных косыночках, несколько монашествующих, горсточка сектантского облика крестьян. Деловую часть заседания открыл митрополит Антонин - дряхлый, темнолицый, в белом библейском клобуке, с кряжистым новгородским выговором. Смысл речи: старая церковь умерла - нужна церковь новая. Ее можно создать единственным путем - революционным путем. На такой путь и встало обновленческое движение. Стоящий невдалеке от меня “брат” (угрюмые глаза и суровое лицо) крепко сжал губы и потом поморщился.

— Мда-а-а...

— Ведь и Христос, — продолжал Антонин, - действовал революционным путем, иначе Он не был бы распят.

— Договорился до дела, - поперхнулся мирянин и, поворотясь к иконе, быстро перекрестился.

— Экое богохульство, Господи...

Когда же Антонин, заканчивая, обратился к заседанию:

— Все мы должны стать друзьями Советской власти, - мирянин с несколькими друзьями направился к выходу.

Прот. Красницкий выступил с речью о текущем моменте. Он недурной, очень гладкий, очень спокойный оратор. Часть съезда встретила его возгласами: “Вы бы надели красную ризу!” Но сразу смолкли. Слушали внимательно. Попики, поглаживая волосы, перешептывались. Ну и говорун! Красницкий - безоговорочный революционер церкви. Он сказал в своей речи: “Наш живоцерковный голубь уже перелетел за Черное море”. Выступивший вслед за ним священник Боголюбов, искусно прикрывшийи тихоновские “заповеди” “сафьяновым переплетом” канонических правил, внес маленькую поправочку:

— Только этому голубю надо бы привязать записочку. В записочке, как объяснил Боголюбов, следовало бы написать о некотором “нестроении” в церкви, т. е. о нарушении “канонической преемственности” и просьбу к современным корсунским “святителям”: “Благословите (на предмет правомочности) Поместный Собор”. Но это в скобках.

Вернемся к Красницкому. Речь Красницкого пересыпана незнакомыми на амвоне словами: революция, Советская власть, иностранный капитал.

— Мы должны служить Советской власти. Мы - народная церковь, должны поддерживать народную власть.

В резолюции, предложенной Красницким, находится пункт, признающий Тихона контрреволюционером. Резолюция в целом вызвала массу выступлений. Многоголосная декламация повторилась в более широком размере.

— Наш съезд, - поднялся на амвон пепельно-седой, снятый с суриковского полотна священник, - не имеет права судить Тихона. Судить его будут в другом месте...

В толпе задрожала фосфорическая зыбь. Некоторые подвинулись ближе, священник взмахнул руками, трубно прогудел:

— Ведь если он будет осужден, кровь его будет на нас и на детях наших.

Зыбь перелилась волной. Волна зашумела. Плеснулась исступленно-истерическим “Хри-сто-с воскре-е-се-е!”

(Известия, 1923, 29 апреля, No 94, с. 4.)

В результате всех этих речей, выступлений, возражений о. Красницкому удалось, после ухода “беспартийных”, навязать съезду следующую резолюцию:

“ 1. Предстоящий Поместный Собор должен ясно и определенно окончить двухсотлетний период подчинения церкви дворянскому самодержавию и положить начало действительной церковной свободе в условиях революционной Советской России.

2. В течение двухсот лет дворянского самодержавия религиозное чувство русского народа систематически эксплуатировалось прежним синодским и консисторским строем в определенных политических целях, и пятилетнее управление церковью патриарха Тихона имело определенную цель сохранить в церкви старый синодальный и консисторский быт в надежде восстановления павшего самодержавия.

А потому Московский епархиальный съезд духовенства и мирян постановил признать контрреволюционную политику патриарха Тихона вредной и разрушительной для церкви, повлекшей за собой великое множество жертв и со стороны духовенства, и со стороны мирян”.

(Известия, 1923, 26 апреля, No 91, с. 5.)

Членами Поместного Собора от Московской епархии были избраны: от духовенства - профессор протоиерей Попов, магистр богословия Добронравов, профессор богословия С.В.Богословский, протодиакон С.Доб-ров, протоиереи С.Орлов, Лебедев и Цветков и псаломщик Радонежский. Из мирян В.Н.Львов, Н. К. Опарников, А.М.Коновалов, Н.С.Жемахов. Кандидатами к ним: Торопов и Мамонтов. Все избранные Москвой делегаты были членами “Живой Церкви”.

Петроград избрал содацевцев. Здесь царила полная неразбериха. С января 1923 г. Петроградской епархией правил епископ Артемий, заявивший при вступлении в должность, что он намерен организовать комиссию для объединения петроградской церкви. В комиссии должен был участвовать и епископ Николай Ярушевич. Епископ Николай, однако, не пошел в комиссию, и ничего из этой затеи не вышло.

За несколько месяцев до этого, 24 ноября 1922 г. живоцерковники попытались взять реванш. В этот день в Петроград прибыл из Москвы протоиерей В.Д.Красницкий. Выступив в Князь-Владимирском соборе с широковещательной речью, он затем развил бешеную энергию для того, чтобы восстановить в Петрограде живоцерковную организацию. Поставив дело “на широкую ногу”, он вовлек в кампанию влиятельных “друзей” с Гороховой улицы. В результате многие священники, отошедшие в сентябре от “Живой Церкви”, вернулись вновь в ее лоно. Боярский с трудом отбивал яростные атаки.

Эта смутная беспокойная зима 1922/23 годов ознаменовалась также появлением на исторической авансцене известного Н.Ф.Платонова, который затем на протяжении десятков лет был главным обновленческим лидером в Петрограде.

30 ноября 1922 г., во время очередного приезда в Питер, А.И.Введенский выступил с докладом о церковном расколе на диспуте в филармонии. Одним из самых яростных его оппонентов был Н.Ф.Платонов - настоятель Андреевского собора. Протоиерей Платонов выступил с резкими нападками на обновленческих вождей, обвиняя их в карьеризме, интриганстве, в полном отсутствии подлинного стремления к обновлению церкви. Говорил ярко и смело - ему долго и громко аплодировали.

Через три месяца Николай Платонов становится ярым живоцерковником и столь же горячо, ярко и смело защищает обновленцев. Такая стремительная метаморфоза удивила даже петроградцев, которые к тому времени уже давно отвыкли удивляться чему-либо. Впрочем, те, кто знал, что из этих трех месяцев пламенный проповедник провел полтора месяца в тюрьме на Гороховой, удивлялись гораздо меньше.

“Я по молодости лет струсил”, - сказал он сам однажды в минуту откровенности. Впрочем, такие минуты бывали у него очень редко. Платонов выступал обычно как обновленческий Савонарола - с яростным обличением старой церкви. С этого времени он становится крупнейшей фигурой в расколе - в его истории он оставил заметный след.

Николай Платонов еще на студенческой скамье обнаружил незаурядный талант, проповедуя в петербургских храмах. Он строил свои речи оригинально и смело. Впоследствии, в противоположность Введенскому, Платонов был специфически народным проповедником, - какие бы то ни было религиозные “изыски” были ему чужды: он говорил горячо и свободно (иногда на протяжении 2-3 часов), умея держать аудиторию в состоянии напряжения, однако все его проповеди были обращены к рядовому среднему слушателю. “Церковь не место для особо утонченных религиозных переживаний, - любил он говорить, - она должна давать простую, здоровую пищу”.

Следует отметить, что Платонов являлся до революции деятелем с ярко выраженной консервативной окраской: в его статьях то и дело встречаются такие словечки, как: “всемирный кагал”, “подозрительная свистопляска, поднятая мировым иудейством вокруг Бейлиса”, “либеральные шабесгои” и т. д.

В 1918 г., после революции, Платонов стяжал себе громкую известность в церковных кругах своей речью в Исаакиевском соборе на патриаршем богослужении. В этой проповеди Платонов воспевал патриаршество - тут же молодой священник был награжден камилавкой, которую он получил лично из рук патриарха Тихона. Превратившись в 1923 году из Савла в Павла (или, пожалуй, наоборот, — из Павла в Савла), василеостровский Савонарола примыкает к “Живой Церкви” и быстро усваивает ее методы: первой его задачей является завоевание для “Живой Церкви” Васильевского острова, который отличался тогда обилием храмов.

Эту задачу ему удалось разрешить довольно легко: серьезное препятствие он встретил только в одном храме — в церкви Великомученицы Екатерины, настоятелем которой был протоиерей о. Михаил Яворский. Смелый, глубоко религиозный человек и также прекрасный проповедник, отец Михаил пользовался огромным авторитетом среди народа. Он резко выступил против Платонова и в течение года отстаивал свой храм. Тут впервые проявилась новая “стратегия” Платонова: послав в Екатерининский приход своего агента, некоего Балашова, Платонов начал строчить один за другим доносы и добился ареста и высылки мужественного священника Петрограда (о. Михаил Яворский провел в заключении долгие годы и погиб в дальних лагерях во время ежовщины). Это была первая жертва Платонова - за ней последовали другие: Николай Платонов на протяжении долгих лет был одним из самых деятельных и беспощадных агентов ГПУ.

Благодаря своей энергии, административным способностям, авторитету, который он имел в широких массах, Платонов в короткий срок становится одним из самых главных лидеров обновленчества в Петрограде, уступая по своему влиянию лишь Боярскому. Эти месяцы он примыкает к группе “Живая Церковь”. Его методы, его явное ренегатство восстанавливают, однако, против него многих. Не говоря уже о старых друзьях, родная сестра публично от него отрекается и даже перестает здороваться с ним при встрече. Многие обновленцы смотрят на него с брезгливостью и отвращением. К числу таких людей относятся, между прочим, Введенский и Боярский. Этим и объясняется то, что на епархиальном съезде Платонов потерпел полный провал: его кандидатура на Собор была отклонена подавляющим большинством - Петроград послал содацевцев с Боярским.

Так или иначе, несмотря на все усилия Красницкого и Платонова, “Живая Церковь” потерпела в Петрограде полное поражение. Такой же провал постиг ее в ряде других городов.

В некоторых городах (там, где выборы происходили в сравнительно спокойной обстановке) на Собор были избраны “беспартийные”. Примером может служить Самара, от которой были выбраны два консервативных протоиерея проф. Смирнов и о. Ахматов. (Волжская коммуна, 1923, 20 апреля, No 1382.)

Следует отметить, что органы власти отнюдь не всегда оставались безучастными зрителями во время выборов на Собор. Характерный, хотя и анекдотический случай произошел в поселке Александровском Кустанайского уезда (на Урале), где в президиуме епархиального собрания появились представители Укома - Сухарев и Жихарев (Беднота, No 1511, с. 3).

В других местах представители партийных органов на собраниях не появлялись; однако их незримое присутствие ощущалось всеми и всюду.

Как бы то ни было в начале апреля Собор был избран. Он должен был состоять из 500 делегатов от 72 епархий. Кроме того, членами Собора считались 25 специалистов - богословов, по назначению ВЦУ (члены ВЦУ были на Соборе по должности, как и представители центральных комитетов обновленческих группировок “Живая Церковь”, СОДАЦ и “Союз церковного возрождения”).

На Светлой Седмице в стенах Троицкого подворья стали появляться отцы Собора. Здесь их ожидала объемистая анкета в 12 вопросов следующего содержания:

1. Отношение к Советской власти.

2. Отношение к деятельности патриарха Тихона и к его запрещению изъятия церковных ценностей.

3. Взгляд на лишение сана патриарха Тихона.

4. Не принадлежал ли к какой-либо политической партии и какой сочувствует?

5. Не был ли членом Собора в 1918 году?

6. Взгляд на деятельность Собора 1917-18 гг.

7. Не подвергался ли репрессиям со стороны патриарха.

8. Взгляд на послание патриарха Тихона в 1918 году об анафематствовании большевиков.

9. Участвовал ли в демократических союзах духовенства, просветительных кружках и проч. в дореволюционное время?

10. Является ли ныне членом какой-либо обновленческой группы?

11. Не подвергался ли наказаниям по суду за уголовное преступление и за политическое во время Советской власти?

12. Не был ли судим по делу об изъятии церковных драгоценностей?

*

Нет, само собою разумеется, не может. В данном случае, больше чем когда-либо в другой раз, молчание означало бы знак согласия. Молчание церковного Собора о прошлой работе церкви, о преступлениях ее патриарха трудовые массы примут за одобрение патриаршей деятельности”. (Коммунар, Тула, 1923, 4 мая, No 95).

“На весенней сессии Собора вопрос о кардинальной реформе русской православной церкви, - говорил, беседуя с интервьюером “Известий” А.И.Введенский, - едва ли будет поставлен; ввиду краткости сессия займется только разрешением вопросов, так сказать, более острых, вопросов текущего момента: об отношении к Советской власти, патриарху Тихону, о создании нового административного аппарата и т.д.

Однако вопросы самой реформы церкви, конечно, если не так срочны, то не менее важны, и на них должно быть обращено внимание Собора. Современное передовое церковное сознание стоит перед несомненным расхождением догматов веры и достижений человеческого разума. Верующий человек не хочет быть слепым человеком. А между тем современное состояние церковности представляет собой невообразимый хаос, где, наряду с подлинно евангельской традицией, навалена грязная куча человеческих измышлений и суеверий. Необходимо критически пересмотреть все церковное учение. Здесь и догматика, и этика. Богослужебная реформа необходима нисколько не меньше. Часто теперешнее богослужение - всего-навсего переодетый в христианские одежды языческий магизм. Уничтожение всего этого язычества, превращение омертвленного богослужебного обряда в живой и творческий процесс - вот основа предлагаемой реформы богослужения.

Должна реформа коснуться и положения женщины в церкви. Сейчас женщина в церкви на положении парии. И идеологически, и фактически в церкви над женщиной тяготеет гнет религиозных суеверий мрачного средневековья. Уравнение женщины в религиозных правах с мужчиной - также важная часть данного вопроса.

Инициатором в вопросе о подлинной реформе церкви является руководимый мной “Союз общин древлеапостольской церкви”, поставивший своей задачей борьбу с современной буржуазной церковностью и введение в жизнь церкви подлинных, забытых всеми верующими принципов христианства, каковые особенно ярко и чисто выражены в апостольские времена.

Реформа церкви одними обновленческими группами приветствуется. Другие от всякой подлинной реформы, совершенно неожиданно, открещиваются, - такова теперешняя позиция церкви, правда, не всех ее членов.

Конечно, тихоновская церковь тоже не желает реформы: косная по психологии, реакционная политически, она реакционна и в религиозной области.

“Союз общин древлеапостольской церкви”, приобретающий с каждым днем новых приверженцев из среды церковников, уверен, однако, что никакие обоснования уже изжитого невозможны и что реформа церкви, реформа самая радикальная, неизбежна”.

(Реформа церкви и Поместный Собор. Беседа с протоиереем А.И.Введенским. - Известия, 1923, 28 апреля, No 93, с. 5).

Таким образом, Поместный Собор интересовал многих и вселял во многих большие надежды. О том, как эти надежды он оправдал, пойдет речь в следующей главе.

[2] В будущем патриарх Алексий.

[3] Умер в 1954 г. профессором Московской духовной академии.