Анатолий Левитин, Владимир Шавров

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ

РУССКОЙ ЦЕРКОВНОЙ СМУТЫ

Том 2

К оглавлению

Между молниями. 1924 год

Оглушительный раскат грома, ослепительная вспышка молнии. Пауза. Только серые тучи нависли. Шум ливня. Хлюпанье под окнами. Это затишье, но тоскливое и мрачное затишье. Перед новым, еще более страшным ударом. Таким затишьем между молниями была эпоха нэпа. После тяжелых героических дней гражданской войны — плесень быта, мещанства, пошлость - пустота в сердцах.

Подернулась тиной

военная

мешанина.

И сразу полезло

из всех щелей

Мурло

советского

мещанина, -

восклицал В. Маяковский (стихотворение “О дряни”).

Революционные лозунги, еще недавно потрясавшие мир, становятся в это время составным компонентом мещанской фразеологии. Именно в это время антирелигиозная пропаганда приобретает тот жирный налет пошлости, который присущ ей и в наши дни.

Известная журналистка тех дней З.Рихтер очень тонко уловила эту новейшую фазу антирелигиозной “работы” в своей корреспонденции, присланной из подмосковной деревни.

“Канун Сретения. Ветвистые липы с лицемерной вдовьей скромностью прикрыли затейливым кружевом пылающий румянец заката. Белым голубем, срываясь с деревенской колокольни, плывет над снежными крышами благовест, - рисует она в начале статьи деревенский ландшафт. - А из “изобки” (избы-читальни) как буйный протест отжившим традициям, нарушая благочестивую тишину молитвенного часа, врывается гармонь. Перед освещенными окнами на снегу весело пляшут “карманьолу” световые зайчики. В избе темноликие “боги”, расставленные сообразно чину на полках, и не менее строгие, бородатые, с серебряной проседью, мужики и замужние бабы с младенцами на руках, снисходительно расправив жесткие морщины, смотрят, как по-новому веселится новая молодежь.

На лавках, вдоль стен, под вырезанными из газет и журналов фотографиями “Горок”, Ленина живого, улыбающегося, и в гробу, - сидят парни. Отдельно - девицы. Посреди избы, друг перед другом - красивая, молодая пара. В неуклюжих больших валенках, с непринужденной грацией, которая милее искусства босоножек, девушка то по-старинному плывет павой, глядя через плечо на парня, то по-новому, с комсомольской удалью выделывает мальчишечьи коленца.

Предложил мне Ванька брак,
Отказала Ване я.
Ванькин тятька есть кулак, -
Не нашего звания.

— Ай да девки пошли, не нам чета! Смотри - вприсядку откалывает.

Лучше буду я с Петрухой
Книжки разные читать,
Чем с мамашенькой-дурехой
В церкви свечки зажигать.

С печки свесила седые космы бабка. Смеется, показывая беззубые десны. “Мамашенька” не без гордости любуется “озорницей”.

— Ишь какая вылупилась. За косы бы тебя, девка! Девка запыхалась. Выходит парень, лихо тряхнул желтыми, как спелая рожь, кудрями.

Над овечкой поп кадил -
Умерла овечка.
Зря попу я заплатил,
Зря поставил свечку.

Лихо перевернулся турманом, пошел вприсядку. Гармонист заиграл что-то донельзя забытое, знакомое, но удивительно чуждое настоящей обстановке.

Неужели салонный кабаретный фокстрот?” (Рихтер 3. Крестьянский быт. - Известия, 1924, 11 марта, No 59, с. 3.).

Пошлость антирелигиозных частушек в этом отрывке выступает тем более ярко, что он написан рукой благожелательного автора, который не только не осуждает антирелигиозную молодежь, но, наоборот, вместе со старой бабкой, любуется ею.

Не лучше обстояло дело и в городе. Особенно разухабистой пошлостью отличалась в это время группа антирелигиозных литературщиков, объединившихся в это время вокруг газетки “Безбожник у станка”. Руководящую роль среди них играли Лонгинов и Полидоров. Статейки, напечатанные в этом органе, пестрели обычно следующими выражениями: “Религия - это сволочь” и т.д. “Не надо скупиться в борьбе с религией на крепкие выражения”, - теоретизировал Полидоров. Этим статейкам соответствовали хулиганские карикатуры художника Моора. В общем, этот листок, как две капли воды, был похож на черносотенные газеты, предназначенные для народа и издававшиеся под редакцией известного в дореволюционной литературе доктора Дубровина. Главный орган антирелигиозников “Безбожник”, редактором которого был Ем.Ярославский, а заместителем редактора Мих. Горев (Галкин), подвергся со стороны Полидоро-ва резким нападкам за свою “умеренность”. Ярославского и Горева Поли-доров критиковал (между прочим, в своей статье, напечатанной в журнале “Спутник коммуниста”) “за сочувствие “Живой Церкви”.

“Церковь приспосабливается, и каждый коммунист, марксист-ленинец, а не анархист, обязан дать себе отчет, все ли равно ему, все ли равно трудящимся, как будут держать себя церковные организации по отношению к советскому государству, — оправдывался Е. Ярославский, - будут ли они вести ярую политическую борьбу, как вел ее Тихон и руководившаяся им православная церковь в первые годы революции, или эта церковная организация будет “лояльна” по отношению к Советской власти, не будет выступать враждебно против советского государства. Всякий согласится что это не все равно”.

(Ярославский Е. Марксизм и анархизм в антирелигиозной пропаганде. По поводу статьи т. Полидорова в No 2-3 “Спутника коммуниста”. - Большевик, 1924,15-16 июля, с. б2.)

Среди интеллигенции наблюдался разнобой: в это время еще не замерла богоискательская волна, поднявшаяся в предреволюционные годы.

Религиозные мотивы пронизывали поэзию Н.Клюева, Сергея Есенина и других (их почему-то совершенно необоснованно называли “кулацкими” поэтами). Религиозные мотивы не вполне были чужды также и сугубо пролетарским поэтам группы “Кузница”.

В этом отношении характерно, например, стихотворение А.Платонова “Субботник”, входящее в сборник “Голубая глубина” (Краснодар, 1922):

Волей рожденный чудесной
Всечеловеческий труд...
Люди под ношею крестной
Счастье себе обретут.
Братские мощные руки
Кровью налиты одной...
Наши грядущие внуки
Будут семьею родной,
Мы под железными стонами
Счастье для мира творим.
Мы трудовыми подъемами
Землю сжигаем и сами горим.

Мысль о духовном очищении через страдание за правду воодушевляет многих пролетарских писателей, и в этом их не утерянная связь с христианством.

“Вы, рассуждая, не живете, - писал, обращаясь к своим эстетствующим критикам, тот же, тогда 23-летний, А.Платонов, - ничего не видите, даже Красоту, которая неразлучна и верна человеку, как сестра, как невеста.

... Мы растем из земли, из всех ее нечистот, и все, что есть на земле, есть и на нас.

Но не бойтесь, мы очистимся, мы ненавидим свое убожество, мы упорно идем из грязи. В этом наш смысл. Из нашего уродства вырастет душа мира.

Вы видите только наши заблуждения, а не можете понять, что не блуждаем мы, а ищем”.

(Платонов А. Избранные рассказы. Москва, 1958, с. 7.)

Троцкий писал в это время: “Было бы прекрасно, если бы нашелся ученый, способный охватить эти новые обобщения методологически и ввести их в контекст диалектически-материалистического воззрения на мир. Тем самым он дал бы взаимопроверку новых теорий и углубил бы диалектический метод. Но я очень опасаюсь, что эта работа - не в порядке газетных или журнальных статей, а в порядке научно-философской вехи, как “Происхождение видов” и “Капитал”, будет произведена не сегодня и не завтра”.

(Троцкий Л. Партийная политика и искусство. - Правда, 1923,16 сентября, No 209.)

“Средневековый человек находил полное удовлетворение в своих соборах и в своем театре, т.е. в христианском богослужении и мистериях. В чем найдет он удовлетворение сейчас?” - вопрошал прославленный советский дипломат Г.Н.Чичерин, занимавший тогда пост наркома иностранных дел. (Чичерин Г. Несколько поправок к последней статье. - Правда, 1923, 5 октября, No 245, с. 2.)

Впрочем, недостатка в попытках создать “новые мистерии” не было, начиная от первомайских карнавалов, кончая попытками Михаила Чехова создать религиозный театр, к чему он близко подошел в своем исполнении роли Гамлета, трагедия которого, в трактовке Чехова, должна была символизировать состояние души, оторвавшейся от тела.

Нетрудно себе представить, какая невероятная путаница создавалась от всего этого в голове среднего интеллигента, который жил в это время в каком-то угаре. Большинство интеллигентов находило выход в эклектике - в искусственном соединении религии с атеистической “наукой”.

Об этой противоестественной мешанине хорошо говорит знаменитый марксистский теоретик Любовь Исааковна Аксельрод (Ортодокс).

“Современная защита религии ведется поэтому почти что исключительно на субъективной почве, - отмечает она в своей статье “Карл Маркс и религия”. - Пусть, - говорит религиозный субъективист наших дней, - религия будет созданием творческой фантазии. Допустим, что Божество, - действительно, лишь гипотеза, и, допуская это, религия все-таки сохраняет всю свою силу, все свои права и все свое прежнее значение. Если созданная своеобразным творческим духом коллективного человечества, небес-чая, прекрасная и совершенная страна приносит мне наивысшее блаженство, если мое представление о ней придает истинный смысл моему сущес-вованию, если я, благодаря этому моему религиозному сознанию, подни-аюсь все выше и выше над текучей, изменчивой, убегающей от меня изнью, так отчего же, спрашивается, я должна отказаться от такой могу-[и] спасительной силы? И какое мне дело до критического отношения положительного знания к религии? Наука - мощный культурный факт борьбе за земное существование. Этого никто в наше время оспаривать не может и не должен. Но пусть наука займет подобающее место внещнего [ ]культурного исторического двигателя, а в сфере моей духовной, инти ной, сокровенной жизни ее немой, холодный и равнодушный разум сове шенно бессилен.

Людям недисциплинированной мысли, чуждым умственной привь чке разбираться до корней вопроса, представляются подобные сообоаж ния не только убедительными, но и чрезвычайно оригинальными. В леи ствительности же это в логическом смысле более чем шаткая, а с религиозной точки зрения кощунственная аргументация... Что бы там ни говорили философствующие теологи, а истинно верующему Бог вовсе не представляется отвлеченным Духом, а скорее в виде опытного, бравого капитана управляющего нашим кораблем, плывущим по бурному океану жизни' Древние пророки верили и видели желаемое будущее, когда сойдет на землю Иегова, уничтожит врагов Израиля и восстановит мир, справедливость и торжество избранного Им народа. И настоящим христианином может быть признан лишь тот, кто проникнут глубокой несокрушимой верой в Царство Божие, в существование милосердного Творца - Хозяина Вселенной и Сына Его - Спасителя, пришедшего на землю не от мира сего.

“Господь — наша несокрушимая крепость!” - повторял Лютер в опасные и тревожные минуты мятежного периода своей жизни.

И в этих немногих словах реформатор с точностью указал на психологический источник его религиозной энергии. Бог, как объективная реальность и надежный покровитель, а не гипотеза Божества, построенная на субъективной потребности, составляет психологическую основу религиозных переживаний”.

(Аксельрод-Ортодокс Л. Против идеализма. - Москва, 1924, с. 10.)

*

— Господь - наша несокрушимая крепость! - повторяли миллионы простых русских людей в эти опасные и тревожные минуты, когда Родина переживала переломную эпоху своей истории.

Между тем церковная жизнь шла своим чередом. Непрерывно, начиная с осени 1923 года, делались попытки примирить тихоновцев с обновленцами.

Во всех этих попытках чувствовалась направляющая твердая рука, рука Е.А.Тучкова, мечтавшего об объединении Русской Церкви под руководством послушного правительству церковного руководства.

Под магическим воздействием “обер-прокурора” претерпела знаменательные изменения позиция А.И.Введенского. После своего возвращения в Москву в августе 1923 года А.И.Введенский занял крайне агрессивную позицию по отношению к патриарху.

“Наш корреспондент беседовал в Москве с архиепископом Крутицким, упраявляющим Московской епархией Александром (Введенским), - ра-ким,У"Р читателей “Красная газета”.

— Кто идет за Тихоном?- За Тихоном церковь не идет. Около него группируются торговцы с Сухарева рынка, бывшие торговцы и крупные царские чиновники, меньшевики (?) и прочие контрреволюционеры. Высший Церковный Совет располагает рядом фактов, с несомненностью доказывающих реакционный, более того - контрреволюционный характер поддерживающих Тихона групп.

— Каково положение Обновления?

— Вполне твердое. Если нужна статистика, то из 50 000 православных приходов за Тихоном идет не более 1000. Таким образом, Тихон создал некую новую секту - снаружи она в “красных ризах” (Тихон распорядился молиться за Советскую власть), внутри - душа, исполненная ненависти ко всему новому. Все честное, вдумчивое отвернулось от Тихона. Ведь был Собор. Он осудил Тихона, но судил и Обновление. Явочный характер ВЦУ, о чем теперь кричит Тихон, был определенно отмечен мной лично в моей руководящей речи на Соборе.

Собор опрашивал деятелей Обновления, создал новое, вполне каноническое церковное управление, никакие бунты тоскующих о былой власти Белавиных и Иларионов положения в церкви не изменят. Нужно определенно различать нэпманов, продажных попов (вчера - обновленцы, сегодня тихоновцы), увы, такие нашлись и в Петрограде, и подлинную церковь.

Должен отметить, между прочим, что никакого Синода у Тихона нет, нет и никакого Собора. Он, как находящийся под судом, никакой организации созывать и не имеет права. Ваши петроградские толки обо всем этом лишены какой бы то ни было почвы.

— Ваше личное положение?

— Оно нисколько не соответствует тому, что обо мне говорят в Петрограде. Никто меня не увольнял. По-прежнему я ношу титул Крутицкого, являюсь старшим заместителем председателя Высшего Церковного Совета. Никто меня не арестовывал, никаких покушений на меня не было. Я привык к сплетням вокруг своего имени и считаю ниже своего достоинства на них реагировать. Но такие выступления, как ложь на меня лжеепископа Белкова (обвинение в двоеженстве), заставили меня принять определенные меры для защиты от инсинуаций моего имени, на что имеет право каждый гражданин республики. Надеюсь, что это отобьет охоту уподобляться названному господину среди многих, забывающих об Уголовном кодексе РСФСР. Я много работаю, пишу книгу об основах религии, получаю профессуру в Москве но, конечно, не сниму рясу), читаю лекции в Москве и по провинции, собираюсь скоро в Петроград к своим многочисленным друзьям”. (Красная газета, 1923, 1 августа, No 181, с. 2.)

Прошло два месяца, и Введенский резко меняет тон. Потеря обновленцаами почти всех храмов, полный провал в провинции, непрестанный нажим Тучкова сделали свое дело. Синод выступает с предложением нового Собора. В печати появляется следующее, инспирированное А. И Введенским, сообщение:

“Ближайшая сессия Всероссийского Поместного Собора созыв Синодом в конце ноября сего года. Главная задача Собора - разрешить окончательно спор между тихоновцами и обновленцами и положить конец[ ]расколу в церкви. Весьма вероятно, что вопрос о Тихоне, ввиду его раскаяния, будет пересмотрен и вновь поставлен на обсуждение. [

]Мнение архиепископа Введенского.

Архиепископ Введенский - член Синода и комиссии по выработ порядка соборной сессии - сообщил нашему сотруднику свое мнение пересмотре дела бывшего патриарха.

— Я считаю, что в результате длительных споров между тихоновцами и церковью выяснилось, что в основном, в существенных вопросах, между обоими течениями разногласий нет. Основные вопросы христианства и поа-вославия одинаково трактуются как Синодом, так и приверженцами Тихона. Позиция тихоновцев по отношению к гражданской власти в настоящее время вполне лояльна, и Декрет об отделении церкви от государства ими принят. Даже пресловутый новый стиль уже не составляет камня преткновения на пути к прекращению раскола, пагубно отражающегося на жизни церкви в целом.

Думается, что вопросы административного управления и другие безусловно второстепенные разногласия могут быть разрешены к обоюдному удовлетворению и что при искреннем желании со стороны тихоновцев прекратить губительные для церкви раздоры новый Собор сможет, наконец, внести столь необходимое спокойствие и ясность в церковную жизнь и восстановить ее нормальное течение. Декрет об отделении церкви от государства дал церкви свободу и возможность самостоятельного, чисто религиозного развития, без всякого загромождения его политическими страстями и без угнетения государством, как это было на протяжении всей русской истории до 1918 года. Теперь эта возможность дана, и церковь должна ее использовать”. (Красная газета, 1923, 31 октября, No 260, с. 3.)

Как выше указывалось, уже в ноябре стало ясно, что переговоры зашли в тупик. Патриарх и его окружение отклонили синодальный проект о восстановлении патриарха в сане, уходе его на покой и созыве нового Собора. Однако в 1924 году была сделана новая попытка примирить патриарха с обновленцами - попытка, на этот раз чуть не увенчавшаяся успехом. Это был сногсшибательный конкордат между патриархом Тихоном и (даже страшно вымолвить) Красницким.

*

“Это был один из самых счастливых дней моей жизни, когда я самолично сорвал с дверей кабинета надпись “Зам. председателя Священного Синода, протопресвитер В. Д. Красницкий” и прибил гвоздиками новое объявление: “Зам. председателя Священного Синода архиепископ А.И.Введенский”, - вспоминал через двадцать лет с блаженной улыбкой Александр Иванович.

Этот “счастливый момент” произошел в августе 1923 года - в сентябре Владимир Дмитриевич официально объявил о своем разрыве с Синодом, а в январе он вынужден был оставить Казанский собор и, казалось, вернулся в первоначальное положение - стал вновь обыкновенным приходским священником. В быстро меняющейся ситуации, в вихре событий, было Красницкого, и вчерашний “живоцерковный диктатор” был уже почти забыт, как вдруг в конце мая вся русская церковь ахнула от [уже] ления: 24 мая 1924 г. в “Известиях” появилось следующее сообщение:

“В связи с происходящими изменениями в церковных делах протопресвитер В. Красницкий заявил следующее:

— Сведения (какие сведения - никто ничего не знал) о том, что ятоиарх Тихон вошел в общение со мной и с некоторыми другими членами революционной группы духовенства и мирян “Живая Церковь”, совершенно справедливы. Группа “Живая Церковь” два года тому назад выступила против церковной контрреволюции и доказала возможность мирных и доброжелательных взаимоотношений между православной церковью и Советской властью при сохранении неизменности как догматов православной веры, так и декрета об отделении церкви от государства.

По этому пути пошла сначала передовая часть церковного общества, которая на Всероссийском Поместном Соборе 1923 года одобрила деятельность нашей группы и от имени Церкви заявила об отмене прежних анафематствований Собора 1917-18 гг. и о желании Церкви жить в мире с Советской властью. На этот же путь стал и патриарх Тихон, признав неправильной свою борьбу с социалистической революцией. Приступив в настоящее время к организации церковного управления при себе до созыва очередного Поместного Собора, патриарх Тихон счел необходимым пригласить к участию в нем членов нашей группы “Живая Церковь”, которой предложил половину мест в этом управлении и во всех епархиальных советах на территории всего СССР, если таковые будут разрешены властью, параллельно с уже существующими такими же советами.

В настоящее время при патриархе Тихоне уже организован Высший Церковный Совет, в который вместе со мной вступили члены Центрального комитета нашей группы, в количестве 6 человек.

На вопрос - какие цели намечают патриарх Тихон и В. Д. Красницкий на ближайшее время, Красницкий отвечал:

~ Мы ведем решительную борьбу с церковной контрреволюцией, раздирающей церковное единство ради своих, чисто политических целей. первую очередь намечается послание патриарха и Высшего Церковного правления о созыве очередного Поместного Собора с определенным признанием справедливости социалистической революции и решительным осуждением ее врагов как внутренних, так и внешних.

Дальше мы потребуем строгого церковного суда над заграничными церковными контрреволюционерами и отлучения их от церкви. Затем необходим пересмотр состава епископата и удаление из его рядов контрреволю ционно настроенных элементов, а также смены приходских советов называемых “двадцаток”, с той же целью.

Вообще мы будем проводить как политическую, так и церковно-каноническую программу группы “Живая Церковь”, установленную нашими двумя съездами”. (Известия ВЦИК, 1924, 24 мая, No 117.)

Читая этот документ, способный сбить с толку кого угодно, сейчас через 37 лет, чувствуешь некоторое головокружение. Что же должны были чувствовать современники, на глазах у которых всего несколько месяцев назад Красницкий с яростью людоеда требовал смерти патриарха и сажал в тюрьмы всех, кто осмеливался поминать имя патриарха, и давал на процессе митрополита Вениамина показания, явившиеся главной причиной смертной казни главных подсудимых?

Представьте себе Римского папу, который назначил бы кардиналом Емельяна Ярославского - эффект будет примерно тот же.

Однако история - эта “глупая сказка, рассказанная пьяным человеком” (как говорил Шекспир), - знает еще и не такие нелепости.

Следует прежде всего понять, что именно кроется за этой “декларацией Красницкого”.

А декларация Красницкого (или, как он говорил, “майское соглашение”) была лишь результатом сложной, многомесячной политической игры.

Е.А.Тучков с огромным недовольством воспринял отказ архиереев, окружавших патриарха, принять соглашение с Синодом. В ноябре Тучков вызвал к себе лично патриарха, до этого все переговоры велись Иларионом. Легко себе представить, с какими чувствами вновь переступил патриарх порог зловещего здания на Лубянке. Тучков был строг и решителен. В скупых и резких выражениях он предъявил ультиматум: патриарх должен немедленно принять Евдокима и выработать совместно с ним декларацию о примирении. Отказ патриарха от примирения будет рассматриваться как контрреволюционный выпад, и патриарх будет арестован вновь. Этому разговору предшествовал целый день томительного ожидания в приемной Тучкова, куда патриарха ввели под конвоем.

Однако патриарх Тихон неожиданно заговорил еще более резким тоном: категорически отверг требование Тучкова и заявил, что никто в мире не навяжет ему таких действий, которые отвергает его совесть. Видимо, в этот момент проявилась та природная вспыльчивость, которая порой делала неузнаваемым этого, обычно тихого и кроткого, человека. Вообще в это время патриарх Тихон часто говорил, что он никогда бы не стал выходить из заключения, если бы он знал, что обновленчество сделало столь малые успехи, и что теперь (когда он спокоен за судьбы Церкви) он с удовольствием пойдет в тюрьму.

Изумленный Тучков быстро сменил тон - стал осведомляться о здоровье патриарха, шутить и вежливо с ним простился.

Через несколько дней после этого был арестован архиепископ Иларион (Троицкий) - главный советник патриарха, наиболее популярный в Моске святитель, на которого Тучков возлагал, видимо, главную ответственность за срыв соглашения с обновленцами.

Осенью 1923 года закончилась навсегда деятельность этого талантливого широко образованного и деятельного архипастыря. В течение многих месяцев архиепископ Иларион сидел в тюрьме. Молва сохранила рассказ о м (об этом говорили сокамерники архиепископа), как Тучков однажды приехал в камеру, чтобы предложить свободу ценой “добрых услуг”. “Я хотя и архипастырь, но вспыльчивый человек. Очень прошу вас уйти. Я могу потерять власть над собой”, - ответил владыка.

В 1924 году он был сослан в Архангельск на 3 года. В 1926 году, по возвращении в Москву, тотчас был вновь арестован и сослан в Соловки на 3 года. В 1928 году “старое начинается вновь” - архиепископ в день возвращения в Москву вновь арестован и заточен в страшную Ярославскую каторжную тюрьму - “Коровники” (изолятор для уголовных преступников с особо строгим режимом).

В марте 1929 г. он умер в ленинградской тюрьме “Кресты” в тюремной больнице. Власти отдали тело умершего архипастыря, и он был торжественно, по архиерейскому чину, погребен митрополитом Ленинградским Серафимом и епископами Николаем, Феодосием и Сергием в Новодевичьем монастыре.

Несмотря на сравнительно малый срок своего святительства, владыка остался в памяти верующих людей со стойким эпитетом - “светильник Церкви”.

После исчезновения Илариона главную роль в окружении патриарха стали играть два епископа - Серафим Александров, архиепископ Тверской и Кашинский, и Петр Полянский, архиепископ Крутицкий.

Архиепископ Серафим - старый, многоопытный человек, проницательный, умный и дипломатичный. У него за плечами пролег длинный и трудный жизненный путь. Он был рукоположен в епископа из вдовых протоиереев. Большую часть своей жизни он провел в провинции, длительное время был епархиальным миссионером в Самаре.

Сохранив в годы смуты верность патриарху, архиепископ Серафим провел полтора года в заключении. Теперь он усиленно искал путей к “легализации”, к соглашению патриарха с властью. На этом основании многие не в меру подозрительные люди обвиняли архиепископа (вскоре он стал митрополитом) в непозволительных связях с ГПУ. На это, однако, чет никаких оснований: митрополит Серафим Александров, подобно митрополиту Сергию, был честным и убежденным сторонником реалистической политики. Именно поэтому он стал впоследствии ближайшим сотрудником митрополита Сергия, каким оставался до самой своей смерти - он в в 1936 году в сане митрополита Саратовского в заключении: митрополит был одной из жертв ежовщины.

Более сложным и своеобразным человеком был архиепископ Петр, занимающий по праву столь видное место в истории русской церкви. Особенностью митрополита Петра, которая проходит через всю его жизнь, была страшная способность изумлять людей: он всегда делал как раз обратное тому, чего от него ожидали.

Петр Федорович Полянский родился в 1865 году в семье священника. Здоровый, рослый семинарист, он был типичным сангвиником, среди своих сверстников он отличался физической силой и бесшабашной удалью которая порой переходила в чисто бурсацкое озорство. Никто никогда не ожидал от него никаких особых успехов ни в учебе, ни в жизни. Поэтому всех поразило, когда Петр Федорович неожиданно подал прошение в Духовную академию и блестяще выдержал труднейшие экзамены. Столь же поразительна была защита им диссертации.

В 1890 году Петр Федорович становится субинспектором Московской духовной академии в то время, когда ректором Академии был молодой блестящий архимандрит Антоний Храповицкий, а инспектором - архимандрит Сергий Страгородский.

Несмотря на усиленные советы Антония Храповицкого, молодой П.Ф.Полянский категорически отказывается от монашества и ведет светскую, открытую жизнь преуспевающего духовного чиновника. Революцию он встречает в чине действительного статского советника.

После революции - служба бухгалтером в кооперативной артели “Богатырь” (под Москвой). В 1921 г. Петр Федорович (с опозданием на 31 год) исполняет совет Антония Храповицкого: в конце года патриарх Тихон рукополагает его в священники и постригает в монахи. Еще два месяца - и он становится епископом Крутицким.

В 1922-1923 гг. епископ Петр скитается по тюрьмам, а осенью 1923 года, после очередного освобождения, является к патриарху, и с этого времени он до самой смерти Святейшего становится ближайшим к патриарху человеком.

Что можно сказать о митрополите Петре? Прежде всего это был человек настоящей русской складки. Какое бы то ни было позерство или аффектация были ему совершенно несвойственны. Это был жизнерадостный и веселый человек: хорошая шутка и звонкий смех были с ним неразлучны. Это был сговорчивый и уступчивый человек - отнюдь не фанатик и не изувер. Он любил хорошо покушать и не прочь был немного выпить. Он оказался самым непоколебимым и стойким иерархом из всех, которых имела русская церковь со времен патриарха Ермогена. 12 лет невероятных мучений (1925-1937), тюрьмы, пытки, ссылка в Заполярье, где он жил с эскимосам [4], - не могли ни на один вершок сдвинуть его с занимаемой им позиции, поколебать хотя бы в малейшей степени: десятки раз ему предлагали компромисс и возвращение к власти - с веселой улыбкой и шутками он отвергал все предложения.

Таким он оказался впоследствии, а теперь он спокойно и весело управлял Московской епархией. Не прочь был, казалось, договориться с Тучковым. Первой заботой этих двух людей была юридическая легализация патриарха. Для этого нужно было прежде всего снять с патриарха клеймо подсудимого, благодаря которому он мог быть в любой момент вновь водворен в тюрьму, а всякая попытка нормализовать положение церкви парализовалась возражением: “Лица, состоящие под судом, не могут никем править”.

Именно вокруг этого пункта - нормализации юридического положения патриарха Тихона - вертелись переговоры, которые от имени патриарха вели с Е.А.Тучковым архиепископы Петр и Серафим.

В начале 1924 года появилась первая ласточка. Общественное мнение стали готовить к “реабилитации патриарха”.

“Когда будут и будут ли судить Тихона? - спрашивала газета “Беднота”. - На такой вопрос председатель уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда т. Галкин сообщил:

Как известно, бывший патриарх, на основании постановления Верховного Суда, рассмотревшего в свое время заявление Тихона, был освобожден из-под стражи. В своем постановлении Верховный Суд не определил срока, на который откладывается судебное разбирательство этого дела.

Такое положение остается до сих пор без изменений. Вопрос о Тихоне, с момента его освобождения, на заседаниях Верховного Суда более не поднимался.

На вопрос, когда это дело может быть назначено к слушанию, тов. Галкин ответил, что, поскольку, во-первых, поведение Тихона соответствует сущности поданного им заявления, а во-вторых, не представляется каких-либо новых данных о деятельности бывшего патриарха, противоречащих его раскаянию, - постольку Верховный Суд, как не руководствующийся чувством мести, оставляет этот вопрос открытым.

Наблюдающиеся же взаимоотношения чисто церковного характера (старая и новая церковь), поскольку они не отражаются на судебном деле, Верховный Суд совершенно не интересуют”. (Беднота, 1924, 15 января.)

Наконец, после многих отсрочек, оттягивании, “собеседований” было опубликовано сообщение о прекращении дела б. патриарха Тихона и других, в следующей формулировке:

“В заседании Президиума ЦИК СССР от 21 марта 1924 г. под председательством тов. Нариманова вынесено следующее постановление:

Принимая во внимание, что гр. Белавин В.И., бывший патриарх ихон, публично раскаялся в своих контрреволюционных выступлениях РОТИВ власти рабочих и крестьян, что среди широких масс рабочих и Рестьян проявляется усиленная тяга от религиозных суеверий в сторону УКИ и просвещения, что тем самым влияние так называемой православ-и церкви на широкие массы рабочих и крестьян решительно ослаблено и о, вследствие этого, гр. Белавин, бывший патриарх Тихон, и привлеченные с ним граждане, не могут быть опасными для Советской власти, Президиум ЦИК Союза ССР постановил:

дело по обвинению граждан Белавина В. И. (б. патриарха Тихона), Феноменова И. Г., Стадницкого А. Г., Гурьева В. А. в преступлениях, предусмотренных ст. 62 и 119 Уголовного кодекса РСФСР - производством прекратить”. (Известия, 1924, 22 марта, No б7, с. 4.)

Этим случаем воспользовались также и для того, чтобы покончить еще с одним неприятным делом, которое отравляло отношения Советской России с европейскими странами.

Одновременно с прекращением дела патриарха Тихона появилась следующая заметка:

“Президиум ЦИК СССР постановил: определенное пост; постановлением ВЦИК 29 марта 1923 г. наказание гр. Яну Гиацинтовичу Цепляку - десятилетнее лишение свободы со строгой изоляцией - заменить высылкой из пределов Союза ССР”. (Известия, 1924, 22 марта, No 67, с. 4.)

Газеты поднесли прекращение дела патриарха Тихона как акт величайшего милосердия.

“Вчера утром сотрудник РОСТа посетил в Донском монастыре б. патриарха Тихона, — сообщали “Известия”. — Тихон еще не знал о решении Президиума ЦИК СССР. Прочтя постановление, он встал, перекрестился и сказал:

— Передайте Советскому правительству и Президиуму ЦИК СССР глубокую благодарность как от меня, так и от моей паствы за такое милосердное отношение к моей деятельности. Правительство может быть вполне уверено, что оно найдет во мне лояльнейшего гражданина Советского Союза, добросовестно выполняющего все декреты и постановления граждане и власти.

В дальнейшей беседе Тихон опроверг сообщение газеты “Накануне” о том, что с ним был удар. Врачи, лечившие его, нашли у него нефрит (болезнь почек) и предписали избегать переутомления. Касаясь планов своей дальнейшей деятельности, Тихон сказал, что он займется теперь организационной стороной своей церкви, считая, что рамки советского законодательства дают для этого широкий простор...

Относительно примирения с Синодом и той частью духовенства, которая стоит за ним, Тихон говорит, что его точка зрения на этот вопрос не изменилась, он по-прежнему ждет покаяния от Синода и молится о том, чтобы Бог вразумил и смягчил сердца его членов”.

“В беседе с сотрудником РОСТа управляющий тихоновской Московской епархией архиепископ Крутицкий Петр сказал, что на днях будут отслужены благодарственные молебны по поводу милосердного отношения Советской власти к патриарху Тихону”. (Известия, 1924, 23 марта, No 68, с. 4.)

Майское соглашение последовало тотчас после прекращения дела патриарха.

“Не было ли здесь какой-либо связи?”- задал один из авторов этой работы вопрос Красницкому в 1934 году.

“Еще бы...” - улыбаясь, ответил Владимир Дмитриевич.

В середине марта В.Д.Красницкий экстренно, под большим секретом, отбыл в Москву. Своим прихожанам и даже своей семье Владимир Дмитриевич объявил, что едет на Украину - выступать на диспутах.

На самом деле он прибыл в Донской монастырь, где для него была отведена келья (его уже здесь ожидали - все было заранее согласовано с Тучковым). Переговоры начались тотчас после прибытия Красницкого в

Москву.

Тотчас по прибытии в Москву Красницкий имел встречу с руководителями “тихоновщины”. Теперь, кроме двух митрополитов - Петра и Серафима, среди них находился еще третий - Тихон Уральский, также только что возведенный в митрополиты. Врач по образованию, кроткий, тихий старичок, он никогда не имел репутации активного человека и теперь всплыл на поверхность только благодаря полному отсутствию архиерейских кадров (все руководящие владыки были в ссылке).

На другой день Красницкий очутился лицом к лицу с патриархом. Он встретился с ним за последние полтора года в третий раз: первый раз -ночью, в Троицком подворье, во второй - в этой же комнате - десять месяцев назад, когда Владимир Дмитриевич вместе с Петром Блиновым вручил патриарху определение Собора о лишении его сана.

Что подумали, что почувствовали эти два человека, встретившись в столь схожей и столь резко отличной обстановке? Истории не дано знать сокровенных движений сердец - их знает только Бог.

Спокойный и сдержанный Красницкий, совершив обычное метание, подошел к Святейшему под благословение. Тот молча благословил его. Уселись. Митрополит Серафим Александров прервал неловкое молчание словами: “Отец Владимир прибыл вчера из Петрограда и желает изложить вашему Святейшеству свой план искоренения раскола”.

В своей обычной деловой манере, с привычными интонациями докладчика, Красницкий начал говорить [5].

Первая беседа патриарха с Красницким не дала никаких результатов. Решено было продолжать переговоры. В течение двух месяцев длились бесконечные дебаты Красницкого с митрополитом Серафимом. Излишне говорить, что при всех этих разговорах всегда невидимо присутствовал третий - Тучков.

Наконец 19 мая 1924 года Красницкий вновь переступил порог патриаршего кабинета и положил на письменный стол следующий документ:

“Его Святейшеству, Святейшему Тихону, Патриарху Московскому и всея Руси.

Ваше Святейшество!

Милостивый Архипастырь, Отец!

Прилагая при сем обращение к членам основанной мною группы православного белого духовенства и мирян “Живая Церковь”, прошу Ваше Святейшество принять меня и моих собратьев, которые пожелают последовать моему примеру, в молитвенно-каноническое общение и благословить потрудиться на восстановление церковного мира и по подготовке очередного Поместного Собора в организующемся при Вашем Святейшестве Церковном Управлении, покрыв своей архипастырской любовью все, чем я прегрешил в период церковно-обновленческого движения.

Российской Православной Церкви протопресвитер
Владимир Красницкий, председатель ЦК группы
“Живая Церковью.
Москва, мая 19 дня 1924 года”.

Вечером рукой патриарха на прошении Красницкого была наложена следующая резолюция:

“19 мая 1924 года. Ради мира и блага церковного, в порядке патриаршей милости, согласен принять в общение протопресвитера В. Красницкого. Священному Синоду предлагаю обсудить вопрос о включении его в состав образуемого Высшего Церковного Совета.

Патриарх Тихон”.

(Известия ЦИК и ВЦИК, No 147.) Через два дня было принято решение о сформировании Высшего Церковного Управления, на функционирование которого дал согласие Тучков. Официальное сообщение, опубликованное в газетах по этому поводу,

гласит:

“На заседании тихоновского Синода от 21 мая в Донском монастыре, по предложению Тихона о восстановлении нормальной деятельности Высшего Церковного Управления применительно к положению, установленному Поместным Собором 1917-18 гг., Синод постановил: организовать присутствие Высшего Церковного Управления в составе обоих органов сего Управления как Священного Синода, так и Высшего Церковного Совета.

В состав Священного Синода, впредь до созыва очередного Поместного Собора, включить следующих лиц, под председательством его Святейшества, Святейшего Патриарха:

митрополита Сергия Нижегородского,
митрополита Кирилла Казанского,
митрополита Тихона Уральского,
митрополита Серафима Тверского,
митрополита Петра Крутицкого,
архиепископа Нафанаила Харьковского,
архиепископа Димитрия Томского,
архиепископа Павла Вятского,
архиепископа Григория Екатеринбургского,
архиепископа Евгения Благовещенского,
архиепископа Иосифа Одесского,
епископа Серафима Орловского.

В состав Высшего Церковного Совета на тот же срок, имея в виду резолюцию его Святейшества на заявлении протопресвитера В. Красницкого, под председательством его Святейшества, ввести нижеследующих членов: митрополита Тихона Уральского, митрополита Серафима Тверского, митрополита Петра Крутицкого, протопресвитера В. Красницкого [6], протоиерея А.Смирнова, прот. Иоанна Артоболевского, прот. Василия Виноградова, прот. В.Неелова, прот. Василия Архангельского, прот. Д.Боголюбова, прот. Любимова, архимандрита Ан¨мподиста, мирянина А.Рахманова, мирянина В.Белоликова, заместителями - гр. Грачева и Апарни-кова. Постановление это подписано патриархом Тихоном, митрополитом Серафимом и митрополитом Петром”. (Известия ЦИК и ВЦИК, No 147.)

Сейчас, через 37 лет, совершенно ясны побудительные причины этого странного, противоестественного братания: “майское соглашение” явилось платой, которую требовал Тучков за “прекращение дела гр. Белави-на” и за разрешение организовать Высшее Церковное Управление. Одновременно было получено разрешение на организацию епархиальных советов по местам.

По этому поводу патриарх Тихон опубликовал следующее воззвание:

“Великие расстройства жизни церковной, доходящие до открытой вражды между членами православной церкви, глубокой скорбью исполняют наше архипастырское сердце. Ныне, заботясь о мире церковном и соединении всех чад вверенной нам паствы Российской, призываем всех преосвященных архиереев и управляющих епархиями организовать епархиальные советы по положению, установленному Поместным Собором 1917-18 годов, которые, в первую очередь, озаботятся делом подготовки очередного Поместного Собора Российской Церкви.

В состав означенных епархиальных советов следует избрать представителей духовенства и мирян епархий, как доселе твердо стоявших на канонических основах Поместного Собора 1917-18 гг., так и вошедших ныне в общение с нами лиц, состоящих в революционной группе православного белого духовенства и мирян “Живая Церковь”.

Список избранных лиц надлежит представить на наше одобрение и местным органам власти для регистрации по закону”.

(Церковное обновление, 1924, No 4, с. 26.)

Таким образом, все как будто входило в свою колею: Тучков, введя “троянского коня” к патриарху, потирал руки, Красницкий - сиял от счастья, готовясь вновь стать властным диктатором, причем роль Иоанна Альбинского, декоративного царька при полновластном премьере, должен был на этот раз играть сам Святейший патриарх Тихон.

Красницкий был на седьмом небе от радости - ничего себе сюрприз Преподнес он своим обновленческим коллегам - он бил в литавры и с самоуверенным видом принимал репортеров.

“По поводу документов о примирении Тихона с Красницким, опубликованных в “Известиях” No 147, наш сотрудник имел беседу с Владимиром Красницким о фактическом ходе перемирия”, - писал один из журналистов.

Красницким он излагается так: в середине марта текущего года им было получено приглашение прибыть из Ленинграда в Москву для особой важности переговоров. В день его приезда состоялось первое совещание с членами Синода - митрополитом Петром Крутицким, Серафимом Тверским и Тихоном Уральским - по поводу ликвидации церковного раскола и создании единого, приемлемого для всех органа центрального церковного управления.

Им же был поставлен вопрос об основной цели всего дела — о созыве очередного Поместного Собора. На следующий день он был приглашен к Тихону. Тут Красницким было отмечено, что вопрос о Поместном Соборе объединил всех и речь была только о каноническом и юридическом оформлении новых органов церковного управления.

Во время переговоров, продолжавшихся шесть недель, выяснилось, что патриарх Тихон совершенно отказался от тех взглядов на отношение церкви к социальной революции, которых он держался до 1923 года и которые принесли церкви такой тяжелый и глубокий вред, что он не только раскаялся в своих прежних деяниях, о чем объявил в прошлом году в своем послании, но что он и члены его Синода полностью признают политические постановления Собора 1923 года о мирных отношениях церкви к Советской власти, об отмене анафематствования Советской власти, выражают желание продолжить и усилить в значительной степени начатую Поместным Собором 1923 года борьбу с заграничной контрреволюцией, не возражают принципиально и против белого епископата и второбрачия духовенства, ставя этот вопрос персонально в каждом отдельном случае. Видя в этом действительное основание для прекращения церковной распри и опираясь на общее и церковное доверие, выраженное мне Поместным Собором 1923 г., я решил взять на себя ответственность и признать патриарха Тихона главой церкви ради церковного мира и созыва очередного Поместного Собора, который один может только авторитетно разрешить все церковные вопросы.

В.Красницкий отметил, что примирение его с Тихоном он считает совершенно законченным и все внимание обращает исключительно на подготовку очередного Поместного Собора.

Далее В.Красницкий заявил, что организация нового Синода и Высшего Церковного Совета на началах его представительства обоих церковных течений оформлена с канонической и юридической стороны и открытие этих органов — только вопрос времени.

Что касается слухов о том, будто бы дело еще не завершено, говорит Красницкий, что между мною и патриархом Тихоном возникли недоразумения, то это исходит из антисоветских кругов, которые недовольны тем политическим направлением, которого держится теперь патриарх Тихон, и которые боятся очередного Поместного Собора, вполне понимая, что этот Собор возложит на них ту ответственность за церковную разруху, которая на прошлом Соборе была обращена на одного патриарха.

В заключение Красницкий сказал: “Среди широких кругов верующих почин патриарха Тихона встречает полное сочувствие. В Ленинграде церковные круги открыто ориентируются на наш блок. Многочисленное собрание духовенства и мирян 22 июня одобрило действия патриарха и мои и поручило мне просить его прибыть в Ленинград для служения в Казанском соборе. Из многих мест поступают запросы о времени и порядке открытия новых епархиальных советов. В Москве нашей группой организуются свободные беседы для широкого оповещения и свободного обсуждения намеченного пути к созыву Собора”. (Известия ВЦИК, No 1151.)

“В беседе с нашим сотрудником Тихон просит опубликовать на страницах нашей газеты, что он считает долгом опровергнуть все нелепые слухи, которые исходят из уст злонамеренных людей о недействительности его факсимиле (собственноручная резолюция Тихона, наложенная им на обращении Красницкого к Тихону), а также надпись его Синода и Высшего Церковного Совета, - писали в том же номере “Известия”. - “Оба эти акта подписаны мною, и я не намерен от них отказаться”, - твердо заявил Тихон.

Присутствовавший при беседе архиепископ Крутицкий Петр, со своей стороны, также подчеркнул, что документы эти были подписаны как патриархом, так и членами Синода.

Перейдя далее к изложению хода перемирия с Красницким, Тихон сказал: “Я пошел навстречу искреннему желанию Красницкого поработать со мной в деле водворения церковного мира, принял его покаяние, несмотря на отрицательное отношение верующих масс к прошлой его деятельности и назначил его в Высший Церковный Совет, но там он является лишь министром без портфеля, поскольку сам Совет не может функционировать ввиду объективных условий, а именно — отсутствия помещения. Хотя и вопрос о создании органов церковного управления урегулирован и разрешен, - сказал Тихон, - но эти органы не могут приступить к работе по той простой причине, что еще не найдено соответствующее помещение не только для ведения работы, но даже для размещения членов Синода”.

“Да, трудно теперь, - заявил архиепископ Петр Красницкому, - в прежнее время в распоряжении Синода находилось 50 миллионов, а теперь где их найдешь?” (Там же.)

Весть о “перемирии” патриарха с Красницким потрясла многих. Прежде всего эта весть повергла буквально в транс обновленческий Синод. В ночь на 25 мая, ломая карандаши и нервно покусывая губы, Введенский пишет истерическое воззвание, которое затем опубликовывается за подписями всех обновленческих архиереев. Самый тон воззвания, панический и злобный, обнаруживает тревогу автора. Приводим текст воззвания полностью.

“Обращение Священного Синода ко всем православным архипастырям, пастырям и мирянам.

Совершился новый, неожиданный акт для всех верующих. Бывший патриарх Тихон примирился с Красницким, примирился с “Живой Церковью”. Ее последователей он ставит в своем воззвании равнозначащими со своими последователями. И чтобы ни у кого не зародилось сомнения в искренности его примирения с “Живой Церковью”, он делает Красницко-го членом своего проектируемого управления. Кроме него, в том же управлении дает шесть мест живоцерковникам, не подвергая никого из них покаянию, как он это делал до сих пор.

На что же после этого не способен бывший патриарх Тихон? Вы, верующие, так пугались наименования “Живая Церковь”, вы гнали своих пастырей за принадлежность к ней. К этому побуждал вас сам бывший патриарх Тихон, когда с беспримерным унижением архипастырского и пастырского достоинства принимал в общение с собою каявшихся живоцерковников, когда по его приказу переосвящали церковь, где служили обновленцы.

Ужели теперь, только потому, что “Живую Церковь” признал Тихон и призвал ее прежних деятелей в свои соправители, и вы признаете “Живую Церковь” и снова будете ждать от бывшего патриарха Тихона спасения для церкви под флагом “Живой Церкви”.

Священный Синод еще 8 августа 1923 года упразднил всякие группировки в церкви и во всеуслышание заявил, что он верует в “Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь”. Он не раз подчеркивал, что спасти церковь может только соборный церковный разум, а не отдельные личности, часто своей близорукостью и самовластием расслабляющие ее. Это особенно оправдал своей деятельностью бывший патриарх Тихон. Пора же прозреть, пора понять, за кем вы идете, кого вы считаете главою церкви. Эта глава перестала уже мыслить, перестала отдавать отчет в своей деятельности. Тот, кого вы еще до сих пор считаете патриархом, всей своей деятельностью позором покрыл свое имя в истории церкви. Позором покроет себя и тот, кто отныне пойдет за ним. Придите же - и рассудимся. Спешите на великое всероссийское предсоборное совещание. На нем общим соборным разумом подведем беспристрастные итоги деятельности бывшего патриарха Тихона и Священного Синода.

Пора поставить церковь на правильный путь и положить конец бестактной, неразумной деятельности бывшего патриарха Тихона. Иначе нашей дорогой Матери-Церкви угрожает медленная, но верная смерть. От нее поневоле отойдет все мыслящее, честное и чистое, а останутся в ней лишь близорукие политиканы, ханжи и авантюристы.

Послушайте нашего голоса и кому дорога церковь — спешите спасать ее общими усилиями под водительством Священного Синода...

... Да просветит Господь ваш разум в познании истины и да соделает она нас свободными от увлечения высоким титулом патриарха, который, как подтверждает опыт, часто носят люди не по достоинству, а по случайному сцеплению обстоятельств.

Настоящее обращение подписывается членами Священного Синода и пятою частью архипастырей, долгие годы беспорочно служащих Святой Церкви, признавших вред деятельности бывшего патриарха Тихона и идущих за Священным Синодом”.

Под обращением 69 подписей. (Церковное.обновление, 1924, No 4, с. 26.)

Дело было, однако, не в воплях обновленческого Синода и даже не в оппозиции справа Данилова монастыря, который грозил новым расколом. Против майских соглашений решительно выступил народ, который, по слову известной символической книги, является “стражем православия”. Слишком были свежи в памяти у всех злодеяния Красницкого: аресты, доносы, предательство, зловещие речи во время суда над митрополитом Вениамином, чтобы простые люди могли признать Красницкого вновь руководителем церкви.

В Ленинграде епископ Венедикт, сменивший арестованного Мануила, отказался вступить в общение с Красницким. Народ не допускал его по-прежнему в храмы. Настроение в Москве было таково, что патриарх так и не решился ни разу допустить Красницкого к священнослужению. Он лишь дважды присутствовал в алтаре на патриаршем богослужении. Со всех концов России патриарх получал негодующие письма. “Как вы думаете, что делать, - принимать его или нет?” - с таким вопросом обращался в это время патриарх ко многим маститым протоиереям (в том числе и к покойному о. Димитрию Боголюбову).

Наконец, 26 июня патриарх Тихон подписал акт, который “аннулировал его резолюцию от 19 мая. Акт мотивировался отрицательным отношением православного народа к майским соглашениям. Таким образом, широко разрекламированный компромисс между патриархом и Красницким просуществовал всего лишь несколько недель.

Красницкий прожил еще два месяца после этого (все лето) в Москве. Е.А.Тучков употребил все свое влияние, чтобы добиться нового соглашения.

Все было тщетно. Не можем. Не можем. Не можем, отвечал Донской монастырь.

Лишь в сентябре Красницкий вынужден был открыто признать провал своей попытки. Это было сделано им в торжественной обстановке, в Большом зале Консерватории, где состоялся диспут на тему “О кризисе православной церкви”. На диспуте присутствовала вся Москва. Газеты опубликовали довольно подробный отчет об этом диспуте, которым закончилась карьера В.Д.Красницкого.

“С докладом на тему о кризисе выступает протопресвитер Красницкий. Остановившись подробно на внешних причинах, вызвавших кризис, Докладчик указывает, что за 7 лет церковь полностью потеряла все молодое поколение, которое растет без религиозного воздействия. Далее докладчик переходит к выяснению причин, создавших столкновение церкви с революцией.

— Церковь встретилась с революцией во время чрезвычайного Поместного Собора 1917-18 гг., на котором был представлен старый церковный слой. При выяснении отношений Собора к революции нужно подчеркнуть, что церковь не реагировала ни на установление гражданского брака, ни на отмену преподавания Закона Божия в школах. Отрицательно? отношение церкви к государству выявилось в двух основных моментах именно - когда декретом 1918 г. было национализировано недвижимое церковное имущество, а декретом 1922 года были национализированы движимые церковные ценности. И анафема патриарха Тихона приурочена как раз к этим двум моментам. Таким образом, сущность разногласий между церковью и государством основывалась на экономическом факторе [7].

Что касается до церковного раскола, - продолжал Красницкий, - то он получился в результате того положения, что белое духовенство, сочувствующее современному строю, определенно выявило свое отношение к экономической проблеме и признало справедливость социальной революции. Это движение среди духовенства возглавляла группа “Живая Церковь”, которая, тем не менее, в вопросах церковных сохраняет полное единство догматики.

Коснувшись вопроса о тихоновщине, докладчик говорит, что руководящая роль в церкви до освобождения патриарха Тихона принадлежала старой тихоновской партии, которая имела за собой абсолютное большинство верующих, располагала большим количеством храмов и имела на руках солидные суммы.

Эта партия после освобождения патриарха Тихона сгруппировалась вокруг него. Вопрос о создании церковного единства встал и перед старой тихоновской партией, и она стала вести тайные переговоры с Троицким подворьем. По всем пунктам они пришли к соглашению, причем Троицкое подворье охотно отказывалось от введенных им новшеств, но в конечном результате эти переговоры ни к чему не привели, так как главой церкви, с одной стороны, выдвигался патриарх Тихон, а с другой — митрополит Евдоким. После этого в церкви произошли события, известные под именем примирения патриарха Тихона с “Живой Церковью”.

— В признании патриарха Тихона “Живой Церковью”, - продолжает Красницкий, - нет никакой измены Собору 1923 года. Тихон и его архиереи признали политическую программу “Живой Церкви”. Сам Тихон официально заявил, что он “не враг” Советской власти. Примиряясь с патриархом Тихоном, “Живая Церковь” руководствовалась при этом желанием изжить церковный раскол и привести церковь к Поместному Собору. И майское соглашение преследовало ту же цель.

— В результате переговоров, - говорит далее докладчик, - были созданы новые органы церковного управления: Высший Церковный Совет и Священный Синод. Органы эти были юридически оформлены, но на долю “Живой Церкви” выпало новое испытание. Благодаря натиску старой церковной партии патриарх Тихон 26 июня аннулировал резолюцию соглашения. Старая архиерейская группа определенно знает, что ей придется отвечать на очередном Поместном Соборе, и хочет сорвать соглашение. Благодаря руководству массой верующих они вызвали отрицательное ношение к группе “Живая Церковь”, и патриарх Тихон, ссылаясь на это довольство со стороны верующих, написал свою резолюцию разрыва. Но этот шаг является ничтожным с канонической стороны. Согласно постановлениям Собора 1917-18 гг. патриарх не обладает правом ни приостановить, ни задержать постановления Синода. Протоколы высших церковных установлений обязательны для всех.

— Нашу группу обвиняют в ересях кому как вздумается, — говорит Красницкий, — но, в сущности говоря, мы в церковном отношении безукоризненны и безупречны. Мы знаем, что наше имя известно со скверной стороны не только в России, но и за границей. Это нам понятно. Ведь мы являемся первыми церковными пионерами, которые одни во всем мире признали экономические законы социальной революции. Наше отношение к собственности вооружает против нас. Тем не менее наша группа вызывает к себе интерес. Вселенским патриархом Григорием VII посылается специальная комиссия для выяснения характера и сущности “Живой Церкви”. Вселенским же патриархом предложено патриарху Тихону отойти на покой и передать церковное управление Священному Синоду, как органу коллегиальному, соборному,

Переходя к указанию пути для создания церковного единства, докладчик говорит:

— Руководящая роль Синода на Троицком находится в руках монахов. Синод этот существует год. Остановить тихоновское движение он не сумел. Вывести церковь из тупика может лишь белое духовенство. Черное духовенство отрицает социальный прогресс. Только при вынесении всей церковью определенного отношения к экономическим законам социальной революции, которые (экономические законы?!) должны быть поставлены на очередном Поместном Соборе, могут быть нормальные взаимоотношения между государством и церковью.

В прениях по докладу выступают сторонники старотихоновского направления и сектанты.

Гражданин Трифонов - тихоновец - заявил, что все церковные группы “перепутались”. Выступавшие сектанты констатировали, что русская Церковь идет к гибели.

~ У церкви есть свои приемы, - говорили старотихоновцы, — и пока есть молитва - церковь жива.

Свою неприязнь к “Живой Церкви” они объясняли отсутствием чувства доверия и симпатии.

Выступил и известный среди церковного и сектантского мира И.М.Трегубов, который, между прочим, в своей речи отметил, что Тихон в беседе с ним сказал, что между ним и Красницким нет деловых взаимоотношений”. (Известия, 1924, 21 сентября, No 210, с. 5.)

Одновременно началось “бегство мышей с тонущего корабля”: почтенные протоиереи, профессора богословия — сторонники Красницкого ~ покидали его один за другим. Через неделю в его группе осталось 5 человек. Большинство живоцерковников бросилось к обновленческой церкви. “19 мая 1924 г. б. патриарх Тихон (теперь он опять стал “бывшим”) включил меня в состав организуемого им по положению 1917-18 гг. Высшего Церковного Совета представителем от мирян, - писал проф. В.Бело-ликов. - Наблюдая за деятельностью патриарха Тихона в течение трех с половиной месяцев, я пришел к непреклонному убеждению, что он не может отказаться от самодержавно-монархического управления в Русской Церкви, вопреки положению Собора 1917-18 гг., что, составив и утвердив список Синода и Высшего Церковного Совета, каковой был опубликован в “Известиях” 1 июня 1924 г., он в течение трех с половиной месяцев не может по неизвестным причинам открыть деятельность этих учреждений или, по крайней мере, дать объективное объяснение этому. Что патриаршие круги как в Москве, так в особенности в провинции, настраивают широкие массы в том, что будто бы указанные выше учреждения и не будут функционировать, потому что патриарх-де отказывается от них, что, следовательно, и Тихону, несмотря на его высокое положение, доверять особенно нельзя, - я настоящим заявляю, что выхожу из состава Высшего Церковного Совета и никакой работы вместе с Тихоном вести не буду. Вместе с тем заявляю, что, стоя всецело на платформе Собора 1923 г. и будучи идейным обновленцем, я считаю, что Священный Синод Российской Православной Церкви является единственно каноническим органом церковного управления, как по соборному избранию своему, так и по соборному составу”. (Известия, 1924, 5/18 сентября, No 214.)

*

“Если бы патриарху тогда не отсоветовали принять Красницкого, раскола, может быть, и не было бы”, - сказал в разговоре со мной Н.Ф.Колчицкий летом 1943 года.

Действительно не было бы?

Нет, был бы. Был бы, потому что настоящей причиной раскола была бы не борьба за власть, не те или иные личности, стоящие у кормила церкви, а этические принципы.

Народ русский бесконечно мягок и долготерпелив, он может простить и прощает многое. Не простил он одного: грязных методов - предательства и вероломства.

“Всякий грех простит Господь, но иудов грех не прощается!” Печальной иллюстрацией Божественного Правосудия является дальнейшая жизнь Красницкого, о которой кратко расскажем здесь.

После прибытия в Ленинград о. Владимир вновь водворился в Князь-Владимирском соборе. Храм посещался так мало, что Красницкому пришлось обходиться без диакона и даже без псаломщика (Шестопсалмие читали прихожане); ввиду отсутствия отопления Красницкий должен был оборудовать под богослужение подсобное помещение. В соборе служили только по воскресеньям.

К чести Красницкого надо сказать, что он никогда не прекращал проповеди: три раза в неделю в пономарке после вечерни устанавливались скамьи, сам Красницкий садился за небольшой столик. Начиналась духовная беседа (нечто вроде урока Закона Божия). Беседы всегда были интересными и насыщенными материалом. После беседы Красницкий всегда охотно отвечал на вопросы.

Для “кормления” Красницкому была дана часовня у Гостиного двора которая посещалась многочисленными богомольцами (при ней было два монаха), и Серафимовское кладбище в Новой деревне. Эти три храма (Князь-Владимирский собор, Серафимовское кладбище и Спасская часовня) считались принадлежащими к группе “Живая Церковь”. Изредка в соборе служил архиепископ Иоанн Альбинский, получавший от Красницкого 200 рублей в месяц.

В 1925 году Красницкий принял участие в редактировании “Переписки Николая и Александры Романовых”. Красницкий составил указатель имен лиц духовного звания, упоминавшихся в переписке, с их краткой биографией.

В 1926 году Красницкого постиг новый удар: ввиду аварийного состояния (храм не ремонтировался с 1914 года) был закрыт Князь-Владимирский собор (вскоре он был передан староцерковникам). В распоряжение Красницкого был передан небольшой храм св. Иоанна Милостивого по Геслеровской улице (раньше это была церковь при богадельне).

Водворение там Красницкого ознаменовалось грандиозным скандалом: народ упорно не допускал Красницкого в храм: его выталкивали из церкви, выволакивали за полы. Не обошлось без вмешательства милиции. Он служил в этом храме в течение 4 лет, а в 1931 году храм также пришел в аварийное состояние и был закрыт (в церкви рухнул потолок). Одновременно была закрыта Спасская часовня на Невском проспекте (в это время власти перестали делать особое различие между церковными течениями).

Последние пять лет своей жизни Владимир Димитриевич провел в качестве единственного священника на Серафимовском кладбище. Каждый день в 6 часов утра он отправлялся на кладбище, служил литургию, а затем в епитрахили, с книжкой в руках, усаживался за ящик (а летом - на кладбищенском дворе) и ждал приглашений на “могилки” - служить панихиды.

Он охотно беседовал в это время с людьми - пережитое заставило его многое переоценить. Неизменным осталось лишь его отрицательное отношение к обновленчеству. О митрополите Сергии он говорил, наоборот, с

теплым сочувствием. Теперь он, видимо, был готов придти к православной церкви, но уже не с “блоком”, а с искренним сердечным покаянием.

Он умер в марте 1936 года, когда в Ленинграде стояла сырая промозглая весна и в городе свирепствовала эпидемия гриппа. Как верный часовой, он остался на своем посту: уже будучи больным, он неизменно дежурил при церкви (не будучи в состоянии сидеть, он лежал в сторожке, однако тотчас же вставал, как только приносили покойника). Вскоре он тяжело занемог. Врачи констатировали воспаление легких, и он умер в кругу своей семьи, причастившись Святых Тайн. Перед смертью он громко и проникновенно молил Бога простить ему его грехи и соединить русскую церковь, а также призывал Божие благословение на свою, горячо им любимую семью.

Он похоронен у церкви Серафимовского кладбища, рядом со своей самой верной прихожанкой (один из авторов знал ее как Лизу - фамилии не помню).

На могильном кресте надпись: “Протопресвитеру Владимиру Димит-риевичу Красницкому - стойкому борцу за дело Христа Спасителя” [8].

*

О 1924 годе принято говорить в марксистской литературе как о годе, когда началась стабилизация капитализма.

На самом деле это год мировой стабилизации: всюду и везде входило в свои берега взбаламученное войной и революцией море. Устанавливалась мирная жизнь и в Советском Союзе.

Смерть В.И.Ленина, которой открылся 1924 год, - это один из тех символов, которыми так богата история. Смертью великого революционного вождя величайшей революции из всех, какие знал мир, начинается послереволюционная эра в развитии Советского государства.

Смерть В. И. Ленина была воспринята миллионами людей как символическое завершение эпохи “бури и натиска”.

Время,

ленинские лозунги

развихрь!

Нам ли

растекаться

слезною лужею.

Ленин

и теперь живее

всех живых,

Наша

сила,

знанье

и оружие, -

полемизируя с “маловерами”, утверждал В. Маяковский.

Откликнулись на смерть Ленина и все религиозные течения того времени. Колоритное послание Священного Синода М.И.Калинину по поводу смерти Ленина, написанное рукой митрополита Евдокима, было напечатано на видном месте в “Известиях”.

“Священный Синод Российской Православной Церкви выражает Вам свое искреннее сочувствие по случаю смерти великого освободителя нашего народа из царства векового насилия и гнета, на пути полной свободы и самоустроения, - говорилось в послании. - Да живет же непрерывно в сердцах оставшихся светлый образ великого борца'и страдальца за свободу угнетенных, за идеи всеобщего подлинного братства, и ярко светит всем в борьбе за достижение полного счастья людей на земле. Мы знаем, что его крепко любил народ. Пусть могила эта породит миллионы новых Лениных и соединит всех в единую, братскую, никем не одолимую семью. И грядущие века да не изгладят из памяти народной дорогу к могиле - колыбели свободы всего человечества. Великие покойники часто в течение веков говорят уму и сердцу оставшихся больше, чем живые. Да будет же и эта, отныне безмолвная могила неумолкаемой трибуной из рода в род для всех, кто желает себе счастья.

Вечная память и вечный покой твоей многострадальной доброй и христианской душе.

Председатель Синода
митрополит Евдоким”.
(Известия ВЦИК, 1924, 25 января, No 20.)

В противоположность этому цветистому и многословному посланию (искренность которого трудно гарантировать - чего стоит попытка объявить убежденного атеиста обладателем “христианской” души) другие соболезнования более кратки и звучат более искренно.

“Объединение верующих Союза Церковного Возрождения почтительно склоняется перед широтой социальной идеи, воплощенной в жизнь почившим Владимиром Ильичом, - писал Антонин, - и соболезнует неожиданной остановке сердца, которое билось за трудящихся бедняков.

Председатель СЦВ
епископ Антонин”.
(Там же.)

Достаточно сравнить два вышеприведенных документа, чтобы стала ясна разница между поверхностными фразерами из Троицкого подворья и суровым бунтарем Антонином.

Интересно также послание сектантов, движение которых приобретает в это время широкий размах. Приводим его здесь полностью.

Коллегия Всероссийского Союза баптистов, от лица миллионов трудящихся, входящих в Союз, выражает свою глубочайшую скорбь в сознании тяжелой утраты, понесенной со смертью Владимира Ильича, которого русские сектанты, угнетавшиеся царями и попами, чтут как великого борца за славные достижения, в числе которых им особенно ценна религио ная свобода.

Председатель Г.Павлов,
Член коллегии Б.Силадин,
Секретарь В. Горина. (Там же.)

Резко отличается своим тоном краткое соболезнование патриарха-“Прошу через вашу газету, - лаконично говорится в послании, - выразить мое соболезнование Правительству Союза Советских Республик по поводу тяжелой утраты, понесенной в лице неожиданно скончавшегося Председателя Совета Народных Комиссаров В.И.Ульянова (Ленина). 24 января 1924 г.

Патриарх Тихон.

Это письмо было отправлено Донским монастырем в редакцию “Известий”, но появилось оно (неожиданно для патриарха) в газете “Безбожник” (No 4, с. 9), на последней странице, в издевательском оформлении рядом с антирелигиозными карикатурами.

Такое отношение к патриарху не было случайным: органы советской прессы занимали по отношению к патриарху демонстративно пренебрежительную позицию.

Положение патриарха и его ближайшего окружения было нелегким: теснимое властью, не признанное правительством, обливаемое грязью обновленцами - Церковное Управление, находящееся в Донском монастыре, было окружено как бы правительственной блокадой. После аннулирования патриархом резолюции о мире с Красницким отпала возможность организации Синода, стало невозможным функционирование епархиальных советов. Вся “тихоновская” церковь представляла собой с внешней стороны совершенно бесформенную массу народа, управляемую на местах случайными епископами (архиереи обычно арестовывались каждые полгода, и их место занимали люди совершенно случайные). В противоположность “Синодальной церкви” (так стали теперь называть обновленчество), которая являлась организацией без массы, “тихоновщина” являлась религиозной массой без организации. Единственным духовным центром являлся в это время патриарх Тихон.

Что делал в это время патриарх, каково было его окружение? Корреспондент газеты “Безбожник”, проникший за ограду Донского монастыря, дает тенденциозную, проникнутую ненавистью, но все-таки острую и интересную зарисовку патриарха и его окружения.

“В сторону от линии трамвая, в сторону от жизни и шума большого города, глухими переулками направо, налево, через площадь, пробираемся к воротам Донского монастыря, - пишет А.Иркутов в статье “День в черном царстве”. - Первое впечатление какой-то игрушечной крепости. Розовые крепостной архитектуры стены с башенками и бойницами. Глубокие ворота с почерневшими от старости иконами. Пересекаю площадь, отделяющую монастырь от ряда окраинных, типично местечковых домишек - и вот я у “врат обители святой”.

Было бы странно, если бы жизнь отдала в полное пользование прошлого эту игрушечную крепость. Как она ни мала, места в ней хватит для многих полезных и нужных учреждений настоящего. Так и есть. Справа бросается в глаза надпись “Детская трудовая колония” а слева смеются красные буквы: “Районный подотдел по борьбе с огородными вредителями”.

В ограде сталкиваюсь с двумя жирными монахами.

— Как пройти к патриарху?

Монахи полуудивленно, полуиспуганно изучают меня. Подумав, показывают. Сворачиваю куда-то налево и подхожу к флигелю, на дверях которого записка сообщает мне, что “Патриарх Тихон принимает ежедневно кроме воскресных и праздничных дней, от десяти до двух часов”. Поднимаюсь по маленькой деревянной лестнице. Попадаю в крохотную прихожую, пропитанную келейным запахом, который бывает в домах небогатых мещан, где на окне клетка с канарейкой, на окнах - герань, а на стуле - толстый, откормленный кот.

Да, вот и кот здесь. Жирный, сибирский. Жмурит глаза и ласково тянется навстречу посетителю...

Кроме меня, в приемной уже несколько человек. Двое толстых упитанных попов, один из них тут же переодевается в принесенную им новую шуршащую рясу. Монахиня со странным именем “Катована” и бедно одетый узколобый попик, невыносимо нервничающий в ожидании приема. Все еще не усид елись, не приспособились друг к другу. Поэтому молчат, ожидая очереди. Священник, принесший с собой новенькую рясу, кончил переодеваться, застегнул свой наряд на три пуговицы и, достав откуда-то серебряный крест, просунул свою голову в звенящую цепь...

Узколобый попик с вожделением поглядывал на крест, на шуршащую рясу, на счастливого обладателя того и другого. На лице попика написано какое-то сдерживаемое желание. Он несколько раз порывался подойти к своему собрату, делал несколько робких шагов и всякий раз возвращался вспять. Наконец, попик все-таки взял себя в руки.

— У меня просьбица к вам. Крест не одолжите ли? На минутку только. А то без креста к Святейшему, оно как-то не того выходит. Священник с крестом покровительственно помахал рукой.

— Сие совершенно неважно. Официальности никакой не требуется. И креста не дал.

Сидим мы уже с одиннадцати часов утра, время перевалило за три, а патриарх все еще с кем-то беседует. Собравшиеся понемногу начинают роптать. Когда нетерпение начинает проявляться слишком громко, из покоев паттриарха выбегает маленький сухонький попик с умным живым лицом. На его груди эмалевая панагия. Попы встают и один за другим подходят к нему, склонив головы, сложив чашечкой руки. Быстрым привычным жестом он благословляет их, подставляет для поцелуя руку, ответным поцелуем касается лба (?) благословляемого, потом подставляет для поцелуя плечо (?) и так далее, по очереди со всеми.

Во время благословения сыплет налево и направо шутками задает вопросы, выслушивает ответы и, наконец, хитро улыбаясь и потирая руки обращается к ожидающим:

— Не волнуйтесь, господа, мы не зря болтали. У нас дела, можно сказать, государственные решаются, да-с!

И, продолжая улыбаться, скрывается...

— Великого ума человек, - сообщает монахиня. - Владыка Серафим это, член патриаршего совета, и недаром его патриарх так возвеличил.

— А за что патриарх его возвеличил, позвольте узнать? - спрашивает кто-то.

— За то и возвеличил, что великого ума человек, правильный человек, заслужил.

— А чем же он заслужил? - не унимается спрашивающий.

— Пятнадцать месяцев на Лубянке сидел, шутка?

— А что это - Лубянка? - наивно вопрошает какой-то провинциал. На него смотрят, вытаращив глаза.

— Лубянки не знаете? Ну и ну.

Здесь, в ожидальне патриарха, хорошо знают Лубянку. Долгие “государственные” дела патриарха кончились. Серафим и еще какой-то лоснящийся от жира член патриаршего совета (архиепископ Петр) появляются в дверях и объявляют, что патриарх утомился и больше принимать не будет. Среди ожидающих поднимается ропот.

— Господа! Господа! — усовещивает ропщущих жирный епископ. -Креста на вас нет! Замучили его Святейшество!

Ожидающие, что называется, напирают. Жирный епископ довольно бесцеремонно защищает позицию патриарших дверей. Он груб и резок. Серафим, более политичный, ехидно вежлив. Он, вероятно, хороший специалист по улаживанию всяческих конфликтов. Успел нырнуть за дверь и вернуться с согласием принять тех, которые под благословение только.

Человек пять, один за другим, переступают порог. С размаху падают на колени так, что из полуоткрытой двери торчат подошвы их ног, что-то бормочут и выходят обратно. Наконец, очередь дошла до нас. Жирный епископ упирается. Я и сотрудник “Бедноты” наседаем на него вдвоем. Он принимает нас за ищущих благословения. Недоразумение выясняется. Узнав, что мы представители печати, жирный епископ сразу меняет тон и вежливенько уговаривает нас придти завтра. Мы настаиваем на немедленном приеме.

Серафим бегает от нас к патриарху, от патриарха к нам.

В полуоткрытую дверь видна фигура высокого священника, капризно топающего ногами, машущего рукой и по-детски тянущего:

— Не надо! Не надо! Не хочу!

Однако дипломатия Серафима делает свое дело. Нас впускают. Тихон дововольно высокий старик с одутловатым лицом. Говоря, старчески шамкает добродушно улыбается и хватает собеседника рукой за плечо. Руки пухлые, цепкие. Оба члена его совета стоят рядом с ним и не дают - отвечать на вопросы. Тихон то и дело говорит: “Вот вам владыка

Серафим расскажет”.

Когда мой товарищ сообщает, что он из “Бедноты”, лицо патриарха сжимается в хитренькую улыбочку:

— Беднота? Это не Демьян Бедный? А то, если Демьян Бедный... -Тихон хмурит брови и грозит куда-то пальцем.

На вступительные вопросы о здоровье отвечает с готовностью.

— Здоров, слава Богу! Молитвами православных. Но едва спрашиваешь его о видах на будущее, как он поворачивается спиной и, не отвечая, пристально смотрит в окно своей комнаты. В окно виден маленький монастырский дворик, стена, а за стеной полоса заснеженного поля.

Так и не ответил патриарх, каковы у него виды на будущее. Об отношении к обновленцам патриарх много не разговаривает.

— Пусть придут и покаются. Никаких переговоров с ними, никаких соглашений до полного раскаяния.

Члены патриаршего совета жалуются на нечестность и злокозненность обновленцев.

— Напишите вы, пожалуйста, что врут они, обновленцы. Врут! Насчет нового стиля патриарх Григорий его Святейшеству письмо прислал, а не им. Им только справочку.

— Да, да, только справочку, - радостно кивает головой Тихон и добавляет: - Вот мы созовем Вселенский Собор восточных церквей... Последний вопрос:

— Скажите, как вы относитесь к постановлению о прекращении вашего дела?

— А? - Тихон наклоняется ко мне и трубочкой прикладывает ладонь к уху. - А?

До сих пор он мне не казался глухим. Я повторяю свой вопрос, и отец Серафим сбоку тянет меня за руку:

— Патриарх очень рад и очень благодарен, - отвечает он за Тихона. -Очень, очень благодарен.

Больше спрашивать не о чем”. (Безбожник, 1924, No 15, с. 8.)

*

Что из себя представлял в это время патриарх?

Глядя на то, как равнодушно и спокойно принимал он все безмерные славословия и ядовитейшие ругательства, сыпавшиеся ему на голову, могло показаться, что патриарх по существу отошел от дел, является лишь подставной фигурой в игре, которую ведут другие. Нет ничего более невеп ного, чем такое представление.

Выше (в первой части нашей работы) мы сравнивали патриарха Тихона с Кутузовым, как он изображен Л.Н.Толстым в романе “Война мир”. Сходство патриарха с персонажем из прославленного романа делается еще более ярким в эти последние годы жизни патриарха Тихона. Подобно Кутузову, патриарх Тихон не говорил никаких громких слов даже это драматическое время. Подобно Кутузову, он не придавал никакой цены словам. И, подобно Кутузову, патриарх глубоко верил в русскую народную церковь. Он понимал, что в то смутное время самым важным является сохранить единый центр, объединяющий церковь, и он сам был этим центром. И в этот последний год своей жизни патриарх не утратил своего темперамента и эмоциональности.

“Тут служит паршивый Введенский!” - воскликнул он однажды проезжая на извозчике мимо одного из московских храмов, где служил в это время знаменитый проповедник. “Ты что опаздываешь?” - воскликнул патриарх, больно хлопнув ладонью по лбу настоятеля одного из московских монастырей, рукополагаемого во епископа Могилевского, когда тот заставил себя ждать, опоздав на свое наречение.

Одним из знаменательных эпизодов, характеризующих покойного патриарха, является его примирение с бывшим Московским митрополитом Макарием, жившим на покое в Николо-Угрешском монастыре под Люберцами.

Митрополит Макарий, уволенный на покой в первые дни февральской революции, благодаря той одиозной репутации “распутинца”, которой он пользовался в дореволюционное время, дожил до глубокой старости -он умер лишь в 1926 году. Последние годы своей жизни он провел в Николо-Угрешском монастыре, разбитый параличом, лишившийся дара речи. С патриархом его связывали очень сложные и запутанные отношения: старые знакомые, они разошлись после того, как архиепископ Тихон был назначен митрополитом Московским, т.е. занял место, с которого митрополит Макарий был незаконно, по его мнению, устранен. После избрания Тихона на патриарший престол митрополит Макарий ни разу его не видел и не вступал с ним ни в какие отношения'.

И вот в августе 1924 г. патриарх неожиданно сказал своему иподиакону Саше Б.:

— Еду в Угрешский монастырь к митрополиту Макарию. Поезжай и предупреди...

24 августа 1924 года патриарх прибыл к воротам монастыря. Встреченный настоятелем, в сопровождении архимандрита Анемподиста и шестнадцатилетнего иподиакона, патриарх в куколе и мантии, войдя в храм и поклонившись престолу, проследовал в покои заштатного митрополита. Как всегда в минуты волнения, движения патриарха стали порывистыми и быстрыми. В небольшом зале навстречу патриарху выкатили в колясочке больного митрополита, чисто вымытого и одетого в белый клобук. Подои-

Уже после написания работы в наши руки попала переписка двух иерархов, относящаяся к периоду 1918-1921 гг. митрополиту, патриарх поклонился старику до земли - из глаз больного катилась слеза... Все присутствовавшие поспешили покинуть комнату. п тоиарх оставался наедине с митрополитом Макарием полтора часа - все рмя иподиакон, находившийся в соседней комнате, слышал не умолкавший ни на минуту голос патриарха.

После посещения митрополита Макария патриарх казался успокоен-ым' медленно обошел он стены древнего монастыря, построенного еще пои Димитрии Донском, затем заходил в келью схимницы Михаилы, жившей около монастыря, пил у нее чай с вареньем и тихо беседовал...

Это был один из немногих хороших и спокойных дней за последний год жизни патриарха.

“У Святейшего есть только одна человеческая слабость - он любит чай с лимоном”, - острили в церковных кругах. Действительно, несмотря на все старания, ни один антирелигиозный агитатор (их в то время по одной Москве числилось около тысячи человек), ни один газетчик из “Безбожника”, ни один обновленческий поп - никто не мог откопать хотя бы один факт, который мог бы бросить тень на репутацию патриарха. Зато своей единственной слабости - чаепитию - патриарх предавался до конца своей жизни.

Его постоянным собеседником во время этих чаепитий был Яков Сергеевич Полозов - известный всей Москве патриарший келейник. Яков Сергеевич был своеобразным человеком, непохожим на обычный тип архиерейского келейника. Очень религиозный и интеллигентный юноша, мечтавший о монашестве, Яков Сергеевич поселился при патриархе еще в то время, когда тот в сане архиепископа Виленского и Литовского жил в Москве, будучи эвакуирован из своей епархии. Знакомство с княжной Д. и влюбленность в нее несколько охладили его стремление к монашеству. Революция, разрушившая сословные перегородки, сделала невозможное: в ноябре 1917 года молодой “кутейник” женился на княжне. Однако и будучи женатым, Яков Сергеевич продолжает жить при патриархе в качестве его секретаря и иподиакона, именуясь по-прежнему келейником. На самом деле его следовало назвать другом патриарха. Лишенный семьи и общества, престарелый инок патриарх Тихон привязался к Якову Сергеевичу как к сыну - его семья (в 1924 году у Якова Сергеевича было двое детей) стала родной семьей патриарха.

Яков Сергеевич со своей семьей жил в нижнем этаже того помещения, которое занимал Святейший. Целый день он проводил у Святейшего, ведя прием, а вечером участвовал в патриарших чаепитиях.

Однажды вечером, в 11 часов, Яков Сергеевич находился у патриарха, когда в передней кто-то ключом снаружи отпер дверь, и чьи-то торопливые шаги прошли в патриаршие комнаты. На пороге показалось двое иужчин. Один из них остановился на пороге, другой, держа руку в кармане брюк, устремился к патриарху. Яков Сергеевич бросился наперерез, Успел загородить своим телом обожаемого им патриарха. Грянул выстрел. Яков Сергеевич рухнул на пол. Дальше все было страшно быстро и необъяснимо. После убийства Якова Сергеевича двое ворвавшихся неожидан (вместо того, чтобы прикончить патриарха) бросились стремглав в обод ном порядке в переднюю. Один из них схватил с вешалки шубу, и зат оба, толкая друг друга, побежали вниз по лестнице. Но что самое непонятное: патриарх бросился за ними в погоню, крича: “Вернитесь, вернитесь) Вы человека убили!” И возвратился к себе только тогда, когда внизу хлоп нула дверь. Тут он склонился к телу своего верного друга: пуля прощда почти навылет в предсердье - Яков Сергеевич был убит наповал.

“Известия” изобразили все дело в юмористическом виде, поместив заметку о краже шубы у патриарха Тихона, и не обмолвились ни единым словом об убийстве. Неожиданная потеря близкого человека страшно поразила патриарха.

Во время отпевания он сказал краткую, но глубоко прочувствованную речь.

Покойного похоронили около наружной стены малого собора Донского монастыря, таким образом, чтобы только стена отделяла могилу Якова Сергеевича от того места внутри собора, которое патриарх избрал для своей могилы. Е.А.Тучков попытался вмешаться в это дело, запретив хоронить Я.С.Полозова в Донском монастыре и предложив похоронить его на Ваганькове, но (как и в ряде других случаев) наткнулся на резкий отпор. “Он будет лежать здесь”, - кратко ответил патриарх, когда ему доложили о распоряжении Тучкова.

После сентября 1924 года здоровье патриарха, как и его моральное самочувствие, резко ухудшилось. Новый келейник Иван Пашкевич (бывший келейник митрополита Евсевия, погибшего в 1919 году от отравления рыбой) ни в коей мере не мог заменить Якова Сергеевича. У патриарха стали учащаться болезненные припадки и обмороки. Ничто, однако, не предвещало близкой кончины — патриарх по-прежнему занимался делами и неутомимо работал над консолидацией церкви. В его ближайшем окружении, помимо трех митрополитов - Петра, Тихона Уральского и Серафима, появляется в это время молодой энергичный епископ Борис Рукин (в будущем - крупный деятель григорианского раскола).

Бывший ректор Рязанской семинарии, архимандрит Борис был рукоположен патриархом во епископа Можайского в начале 1924 г. в храме Иоанна Воина на Якиманке. Епископ Борис становится управляющим Московской епархии. Человек блестящих административных способностей, хороший проповедник, он в известной мере (как иерарх и народный деятель) заменял собой незаменимого Илариона. Заменить его в полной мере он не мог благодаря ряду особенностей своего характера. Человек неуравновешенный, честолюбивый, очень ревнивый ко всему, что касалось его авторитета, владыка Борис нуждался сам в постоянном и систематическом руководстве. Выбор патриарха, однако, оказался правилен: молодой епископ был широко популярен в народе.

В последние месяцы жизни патриарха церковная обстановка несколько стабилизировалась: обновленческий раскол как бы остановился в своем развитии и большая часть церкви шла за патриархом.

*

Между тем руководители обновленчества, официально признанные в качестве руководителей православной церкви, укрепившись в Троицком подворье, развивали лихорадочную деятельность. С приходом к власти митрополита Евдокима многое изменилось в обновленчестве - изменился и быт Троицкого подворья: исчезла безалаберщина, бестолковая толчея в приемных, окурки. Вновь появились ковры, швейцар в вестибюле - все стало инимать нормальный вид. Старый “международник” (бывший экзарх в Амеоике) Евдоким обратил свое внимание, главным образом, на “ международные связи” Обновленческой церкви и в основном - на связь с патриархом Константинопольским.

Тотчас после своего вступления в должность митрополит Евдоким обратился в Фанар (резиденция патриарха) со следующим посланием:

“Сердца наши давно были преисполнены глубокой скорбью от прекращения общения с нашею Великою Матерью Вселенской Константинопольской Церковью, просветившею нас светом христианского учения.

Причиною тому были катастрофические потрясения в нашей политической и церковной жизни. Ныне, к великой нашей радости, грозные тучи на нашем небосклоне рассеяны, и мы можем снова обратиться со словами привета, мира и любви к Вам.

Сообщаем Вам кратко пережитое нами в это время. Наш бывший Святейший патриарх Тихон не по интригам, а силою вещей, благодаря своим непростительным ошибкам, политическим и церковным, 12 мая 1922 года потерял власть. Грубое, открытое вмешательство его в политику принесло море слез, страданий и горя всей Русской земле. Самовластное, под конец единоличное, и совсем незаконное управление церковными делами привело к полному потрясению всей нашей церковной жизни. Благодаря недальновидной политике патриарха многие из лучших наших архипастырей и мирян преждевременно умерли или оставили свое служение Церкви. Церковная жизнь без надежных руководителей и надлежащего руководства пришла почти в анархическое состояние. Всеми церковными людьми, в особенности нашими пастырями, были вспомнены в это время вековые потрясения и неправды, перенесенные ими от своих непосредственных начальников. Печать лишь в слабой мере отразила бурю негодования, объявшего весь церковный мир, - церковный корабль наш стал как бы объят пламенем буквально сверху донизу.

Когда корабль церковный, объятый весь пламенем, бросаемый из стороны в сторону по волнам бушующего моря, остался без кормчего, небольшая группа духовных лиц, состоящая из епископов, пресвитеров и мирян, твердо взяла церковный руль в свои руки. Что пришлось перенести им кормчим в течение одного только года управления, чтобы умиротворить мятущихся, сгладить социальную неправду, залечить раны от таких несправедливостей, восстановить отношения с государственной властью когда разгоревшиеся страсти, подстрекательство злонамеренных людей изнутри и извне пытавшихся разрушить созидательную работу, - об этом скажет правдивое слово беспристрастная история.

В настоящее время наш церковный корабль уже недалек от тихой безмятежной пристани. Собор 1923 г. в значительной степени умиротворил взволнованные умы. Ныне наши обновленческие группы принципиально признали делом первой необходимости полное примирение, и наша Церковь есть по-прежнему “Российская Православная Церковь”, покоющаяся на незыблемом основании Священного Писания и Священного Предания.

Высшим органом управления ныне по-прежнему является Священный Синод, возглавляемый старейшими и лучшими архипастырями, вместе с лучшими пресвитерами и мирянами.

Восстановлен беспартийный, совершенно объективный орган нашего Священного Синода под названием “Вестник Священного Синода Российской Православной Церкви”. Восстанавливаются сношения со всеми Восточными православными церквами, а также с православными управлениями церквей, находящихся во всех странах мира. В Москве снова открывается Православная Академия, по местам - пастырские школы, организован учебный комитет, хозяйственное управление. Монашество реформируется на основе преданий древних лучших святых обителей.

Возбуждено ходатайство о возвращении пострадавших архипастырей и пастырей к служению. Восстановлено сношение с гражданской властью, которое отныне дает возможность улучшить социальное и материальное положение духовенства и весь наш церковно-общественный быт. Церковные реформы будут производиться только соборным путем, на незыблемом основании Священного Писания, Священного Предания и материалов, давно уже разработанных нашими лучшими архипастырями и знаменитыми учеными, общественными деятелями в Предсоборном совещании (см.: Церковные ведомости с 1906 г.) и принятых к проведению в жизнь через Собор.

Успокоенная в значительной степени наша церковная жизнь месяц тому назад подверглась новому тяжелому испытанию. Бывший патриарх Тихон, освобожденный до суда из-под ареста, несмотря на полное лишение его Собором 1923 года, состоящим из 73 архипастырей, 500 пресвитеров и мирян, прав священнослужения, начал открыто служить в храмах и раздирать снова Хитон Христов. Около него начали собираться или темные люди или явно вожделеющие возврата прежнего гражданского правления, или даже злонамеренные, или, наконец, совсем недальновидные люди. Всякий благоразумный человек ясно видит и понимает, что эта затея патриарха кончится снова применением ко всем определенной гражданской меры. Тихон покаялся в первой половине своих ошибок, предъявленных ему, когда признал открыто перед всем миром Советскую власть. Пусть так же открыто он признает и вторую половину своих ошибок, предъявленных ему (полное расстройство церковных дел), и обратится ко всем - от архипастыря до мирянина словами покаяния, просьбою о прощении и примирении со всеми.

Только тогда наша церковная жизнь может умиротвориться и церковный корабль совсем войдет в тихую покойную жизнь. Если слабовольный старец со своими немногими приспешниками не поймет этого и будет продолжать раздирать Хитон Христов, мы встретим это мужественно и выйдем победителями из этого положения потому, что за нами очевидная правда, точное и ясное понимание происходящих общественных и международных событий. Невозможно реки заставить течь вспять, горы превратить в равнины, моря - в сады и огороды.

Доводя обо всем этом до Вашего сведения, мы сердечно просим Вас помолиться за нас, чтобы Господь помог нам свято, честно, самоотверженно исполнить наш долг перед Церковью и Родиной.

Мы - верные сыны Святой Православной Церкви и никогда ни за что не сменяем веры отцов наших, дедов и прадедов ни на какие другие новые веры и никогда не оторвемся от православного Востока. Наш Священный Синод командирует на Восток и в Европу своего полномочного представителя, который подробно изложит перед Вами и всем миром все пережитое нашей Церковью с 1918 года по настоящее время.

Примите его с любовью и выслушайте с должным вниманием. Мир и любовь и общение между нами да сохранятся нерушимо навеки, как они сохранялись до сих пор уже две тысячи лет”. (Вестник Священного Синода, 1923, 18 сентября, No 1.) Это послание, написанное митрополитом Евдокимом, было переслано в Ангору через турецкое посольство, а оттуда уже в Константинополь.

Послание Евдокима прибыло в древний город в бурные и опасные времена. Особенно тяжелым было это время для древнего Константинопольского Патриаршего Престола. Даже в летописях многострадальной Константинопольской церкви найдется не много страниц более смутных, более кровавых, более унизительных, чем история пяти лет, прошедших с 1918 по 1923 гг.

Поражение Турции в мировой войне, занятие Константинополя союзными войсками, кемалистская революция и свержение султаната - все эти события так или иначе затрагивали и Церковь. Наиболее болезненно сказалась на положении Вселенского патриархата греко-турецкая война. Военное выступление Греции под лозунгами: “Малая Азия - эллинам”, “Отомстим за пятисотлетние страдания христиан”, “Вернем Константинополь грекам”, победоносное продвижение эллинских войск, всколыхнувшее всех греков, населяющих Турцию, национальный подъем в Турции -неожиданная победа Турции, воспрянувшей из праха, - все эти события потрясли Фанар (резиденцию Вселенского патриарха).

Достаточно сказать, что за пять лет сменилось шесть патриархов. Несколько раз патриарх был выселен насильственно из Константинополя. Неоднократно Фанар осаждался разъяренной толпой. Кемаль и его правительство разговаривали с Патриархией твердым тоном и властно диктова ли ей свою волю. В сентябре 1923 года патриарший престол только что занял престарелый патриарх Григорий, водворенный в Фанар вместо изгнанного турками Константина. Патриарх Григорий вел осторожную лавирующую политику.

Его кратковременное святительство имело, однако, важное значение в истории Православия. Под влиянием совершившегося за последние годы в области международных событий, а также изменений в положении Константинополя, патриарх Григорий VII и его окружение решительно стали на путь сближения с Западом.

Этапная линия Вселенского престола была намечена еще в 1918 году во время оккупации Стамбула союзными войсками. Патриарх Мелетий лишенный престола Кемалем, но продолжавший оказывать большое влияние на дела Фанара, был главным вдохновителем этой новой политики. Перемены, происшедшие в этом направлении за несколько лет, были поистине удивительны.

Как известно, в течение почти 500 лет турецкого господства (1451-1918) Фанар как бы окостенел в традиционном самосознании. Вплоть до XX века в Греции практиковалось перекрещивание христиан западного исповедания как еретиков. Решение Святейшего правительствующего Синода Русской Православной Церкви принять (в середине прошлого века) английского диакона Пальмера через миропомазание чуть не вызвало отлучения Русской Православной Церкви как еретической.

Не только болгарская церковь официально рассматривалась Фанаром как схизматическая, но и сама русская церковь была в Константинополе под подозрением, как не вполне православная: Фанар сносился с Россией крайне неохотно. Послания, направленные в Россию, никогда не выходили за рамки строго официальной вежливости.

И вот при патриархе Мелетий и Григории VII Фанар полностью порвал с этой вековой традицией. Оживленные связи с англиканской церковью, назначение экзарха в Лондон, усиленные контакты с протестантскими церквами, следствием которых было вхождение Греческой Православной Церкви в экуменическое движение - таковы новые вехи Константинопольского престола. В конце 1923 года Вселенский патриарх выступил с двумя грандиозными проектами, которые должны были значительно сблизить Восточную церковь с Западом: переход Православного Востока на новый стиль и созыв Вселенского Собора восточных православных церквей.

По отношению к русской церкви Вселенский престол занял осторожную дипломатическую позицию. В то время как представитель Вселенского патриарха в Москве распинался в своих чувствах к Синоду, в чем значительную роль играло турецкое посольство в Москве, представлявшее в то время правительство, связанное дружбой и союзом с РСФСР - Вселенский патриарх в течение нескольких месяцев не отвечал на послание Евдокима.

Наконец, в марте 1924 года архимандрит Василий вручил митрополиту Евдокиму копию послания Вселенского патриарха о введении нового стиля. Не подлежит сомнению, что это было очень дипломатическим шагом со стороны Вселенского патриарха: этот акт мог означать, если угодно, признание Вселенским патриархом обновленческого Синода. Мог не означать и ровно ничего.

Вся советская пресса, равно как и обновленческий Синод, подняли страшный шум вокруг этого послания, расценив его как полное признание патриархом обновленцев. При этом скромно умалчивалось, что точно такое же послание было вручено и патриарху Тихону. Немалую роль во всем этом сыграл Василий Димопуло - архимандрит - патриарший саккелион

(посол) в Москве.

Архимандрит Василий является характерным, трагикомическим персонажем этого смутного времени.

Как указывалось выше, Вселенский патриарх в течение веков поддерживал с Россией самые холодные отношения и никогда не имел здесь никаких представителей. Появление архимандрита Иакова в роли патриаршего саккелиона в Москве в 1917 году не произвело ни на кого никакого впечатления и осталось совершенно незамеченным даже и церковными кругами. Тихо и мирно проживал обладатель пышного титула на Петровке, служа в греческой церкви около Петровского монастыря, и в Москве никто почти не подозревал его существования. В 1923 году, после кончины престарелого грека, в роли его преемника выступил его племянник, привезенный им из Греции - архимандрит Василий Димопуло.

Собственно говоря, Василий назначил саккелионом сам себя, так как в это время в Константинополе было междупатриаршество. Лишь через несколько месяцев Григорий VII санкционировал его назначение.

Ловкий грек великолепно ориентировался в московских делах и плавал, как рыба в воде, в мутных волнах церковной смуты. Обновленцы уцепились за этого, никому дотоле не ведомого монаха, как за якорь спасения. Они осыпали его почестями, преподнесли бриллиантовый крест на клобук, сделали почетным членом Синода, возили его по всей России как представителя Восточной Церкви - при этом обновленческие иерархи вдруг совершенно забыли, что Русская Церковь с 1448 года является автокефальной, и делали вид, что Константинопольский патриарх является вершителем ее судеб.

Архимандрит Василий с важным видом принимал все эти почести, постоянно служил в обновленческих храмах, раздавал интервью, причем все послания Вселенского патриарха, уклончивые и туманные, толковались им в угодном обновленцам смысле. Впрочем, архимандрит Василий был неглупым человеком. Сильно обрусев, он много читал, говорил проповеди по-русски и с похвалой отзывался о Введенском, называя себя его верным поклонником.

О вручении первого послания Вселенского патриарха митрополиту Евдокиму в “Вестнике Священного Синода” было опубликовано следующее официальное сообщение:

“По распоряжению Святейшего Вселенского Патриарха Григория VII представитель его саккелион Василий Димопуло 23 марта 1924 года вручил Высокопреосвященному Евдокиму, митрополиту Одесскому, патриаршее послание по вопросу о введении нового стиля.

Григорий VII, Милостью Божией Архиепископ Константинополя Нового Рима и Вселенский Патриарх - Преосвященным митрополитам, архиепископам и епископам Святей шего Апостольского и Патриаршего нашего Вселенского трона.

Возникшие для православной паствы затруднения, ненормальности и путаница, вызванные официальным введением в последнее время во всех православных государствах в гражданский обиход так называемого нового календаря, побудило великую Христову нашу Церковь и другие братские Церкви по долгу обязанности заботиться о надлежащем церковном разрешении календарного вопроса.

Вследствие сего, заботами Святейшего Патриарха Вселенского трона, летом прошлого года было созвано здесь так называемое Всеправославное совещание, которое после серьезного исследования вопроса с церковной и научной точки зрения пришло к единогласному решению, что для общих нужд народа необходимо немедленно согласовать и церковный календарь с употребляемым уже в православных государствах новым гражданским календарем, определяя днем такого слияния календарей 1 октября прошлого года.

Однако, ввиду краткости оставшегося времени, необходимого для общего согласования вопроса и различного обмена мнениями между автокефальными православными церквами, введение нового церковного календаря и определенное совещанием и уже принятое Великою Христовою Церковью, по синодальному постановлению, оказалось тогда невозможным.

Но так как с введением нового гражданского календаря для православной паствы с каждым днем возникали все большие и большие затруднения и наносили ей и церкви существенный ущерб, Священный наш Синод, имея в виду нужды Церкви православного народа и побуждаемый согласным голосом большинства церквей, пришел после недавнего нового обсуждения этого важного вопроса к единогласному решению:

В настоящее время постановляем и синодально определяем, чтобы в каждой епархии, подведомственной нашему Святейшему Вселенскому Патриаршему Трону, с 10 числа текущего месяца марта гражданский календарь, в отношении неподвижных праздников, обязательно был соединен с церковным православным календарем и только Пасхалия должна ныне оставаться как есть, до имеющего быть в будущем определенного установления ее Церковью.

Известив уже об этом циркулярной телеграммой всех возлюбленных во Христе братьев, подтверждаем и настоящим синодальным посланием, решение уже принято в согласии с Элладской Церковью в надежде, что это решение принято, как мы не сомневаемся, и всем остальным большинством братских автокефальных церквей, уже принявших принципиальное решение этого вопроса Всеправославным Совещанием.

...Желая, чтобы благополучно совершившееся это календарное исправление послужило источником благополучия для Святейшей нашей "^ и и православного народа, испрашиваем вам от Бога благодать и безраздельную Милость Его, которая да будет со всеми вами.

1924 года февраля 28 дня
Вселенский Патриарх Григорий VII”.
(Церковное обновление, 1924, 27 мая.)

*

В ответ на это, чисто деловое послание немедленно последовал синодальный ответ, выдержанный в красочном “евдокимовском” стиле, немедленно опубликованный во всех газетах. Приводим его здесь полностью:

“Грамота Священного Синода Вселенскому Патриарху Григорию VII

Священный Синод РПЦ [9] извещение Вашего Святейшества о введении с 10 марта нового стиля в церквах Православного Востока выслушал с чувством глубочайшей радости.

Трудно изобразить словами человеческими те неисчислимые страдания, какие перенесли наши архипастыри и православные миряне от колебаний церковной власти на Православном Востоке в области этого вопроса.

Твердое и бесспорное слово Вселенской Церкви о введении нового стиля положило конец всем нашим страданиям и смуте церковной, развившейся на почве календарных недоразумений. Все вздохнули теперь облегченно. Тысяча тысяч благодарностей отовсюду понесется к подножию трона Вселенского патриарха за этот акт мудрой, решительной и дальновидной церковной политики. И наша гражданская власть, имея немалый ущерб от церковной неупорядоченности в области календарного вопроса, встретит этот мудрый акт Вашего Святейшества с чувством признательности и одобрения.

Поэтому шлем Вашему Святейшеству земной поклон и выражение самых глубоких чувств искренней благодарности всей Руси православной, получившей свое Святое крещение от Вселенской Матери Церкви великого града св. апостола Андрея Первозванного и св. Константина Равноапостольного.

Будьте же и впредь мудрым вождем всего Православного Востока. Одни из православных уже ищут спасения у исконного врага православия - папы Римского. Другие - у английской церкви, третьи - даже у протестантской.

Возвысьте Ваш высокоавторитетный голос на защиту обуреваемой со всех сторон Церкви Православной. Положите конец всем внутренним смятениям, укажите пути православного церковного строительства среди новых условий современной действительности, совсем неизвестной нашим предшественникам, а потому ставящей перед нами трудноразрешимые вопросы.

В горячих заботах об умиротворении церковных нестроений и спасения церкви Священный Синод Российской Православной Церкви 11 мая текущего года в г. Москве собирает Великое Соборное совещание Русский Священный Синод просит Вас, Ваше Святейшество, прислать на это совещание полномочных депутатов, которые помогли бы нам внести глубокий мир в нашу многомятежную жизнь церковную.

Может быть, Господь поможет собравшимся приготовиться к открытию давно и горячо ожидаемого всеми верующими нового Вселенского Собора.

На подлинном подписались:

Митрополит Евдоким Одесский и Херсонский. Митрополиты: Вениамин Ленинградский, Тихон Воронежский, Макарий Новгородский; архиепископы:Серафим Владимирский, Иннокентий Курский, Виталий Тульский, Алексий Казанский, Александр Таврический, Корнилий Ярославский, Герасим Саратовский и Анатолий Астраханский”. (Там же.)

Приведенный документ является характерным образчиком обновленческого пустословия. Здесь все неверно, от начала до конца. Прежде всего никаких “неисчислимых страданий” от календарных неурядиц никто в русской церкви не терпел, так как вопрос о “новом стиле” во всей церковной смуте имел совершенно второстепенное значение. Сам патриарх несколько раз признавал “новый стиль”, и вся эта проблема не стоила, грубо выражаясь, выеденного яйца.

Далее, никаких “вздохов облегчения” ни у кого после послания Вселенского патриарха в России не вырвалось. Что касается тысячи тысяч благодарностей, то их также никто в России не выражал. Во-первых, Вселенский престол был почти фантастическим понятием для духовенства, а народ и вообще не знал, что это такое. Во-вторых, “проблема календаря” была к этому времени для русской церкви разрешена на долгие годы.

В самом начале раскола некоторые отдельные священники пытались вводить новый календарь. Однако всякий раз эти попытки наталкивались на обструкцию со стороны народа. Молящиеся просто не являлись в праздники по новому стилю. Майский Собор 1923 года принял по докладу епископа (тогда митрополита) Антонина новый календарь. Однако практически это решение не проводилось в жизнь опять-таки благодаря резкой оппозиции верующих.

Патриарх, по выходе из заключения, как известно, признал новый стиль. В сентябре 1923 г. патриарший совет, несмотря на упорное противодействие Петроградского епископа Мануила и нескольких других иерархов, пришел к решению о переходе на новый стиль. В течение двух месяпев патриарх служил по новому стилю (Петроград на новый стиль так и не перешел). Однако, ввиду повсеместных протестов, в декабре патриарх Тихон вернулся к старому стилю.

Обновленческая церковь также вынуждена была, чтобы не отпугивать верующих, вернуться к старому стилю. К 1924 году за новый стиль еше держалась группа Красницкого (в 1929 году и он перешел на старый стиль) и “Союз церковного возрождения” с епископом Антонином во главе. Кроме того, следует назвать еще несколько обновленческих приходов, где новый стиль был введен в порядке эксперимента (в Ленинграде по новому стилю до 1928 года служили в двух храмах: Захарие-Елизаветинском и Пантелеймоновском). Так что все “восторги” Евдокима по поводу признания нового стиля Константинополем оказались, по меньшей мере, необоснованными.

Более интересна вторая половина послания, где речь идет о предполагаемом Вселенском Соборе.

В 1923 году в Константинополе открылось Предсоборное совещание. Вселенский Собор был назначен на 1925 год.

Когда читаешь об этих проектах, как-то внезапно, точно Афродита из морской пены, появившихся на берегах Босфора, невольно чувствуешь какой-то странный пробел. Если бы в 1913 году кто-нибудь предсказал, что через десять лет Константинопольский патриарх выступит с предложением о созыве Вселенского Собора, то такого фантазера приняли бы, по меньшей мере, за шизофреника. Самое понятие “Вселенский Собор” было столь основательно забыто на православном востоке, что для его объяснения надо было бы обратиться к энциклопедическому словарю [10].

Однако мировая война открыла все шлюзы, перемешала все фигуры, неожиданно всплыли на поверхность понятия, казавшиеся похороненными навсегда.

Мировая революция, которую с замиранием сердца ожидали тогда многие, в действительности уже произошла, так как мир стал другим после событий 1914-1918 гг., стала другой и Вселенская Церковь. Это изменение не было медленным и постепенным - оно было быстрым и мгновенным, как вспышка молнии. Говоря словами Гегеля, изменение произошло путем резкого скачка.

И в этом внезапно обновленном мире Церковь впервые за 1100 лет ощутила потребность во Вселенском Соборе.

25 ноября 1924 года в Москве архимандритом Василием Димопуло был получен следующий документ:

“Извещение о Вселенском Соборе

Ваше Высокопреподобие!

Отец архимандрит Василий, настоятель Патриаршего в Москве подвория св. Сергия и представитель Вселенского Престола в России, Ваше Высокопреподобие от души благословляем.

Согласно с решением собравшегося здесь, в прошлом году, Всеправославного съезда нашею Великою Христовой Церковью было определено и сообщено ею остальным православным церквам решение о том, чтобы в будущем 1925 году в память 1600-летия 1-го Никейского Собора собрался по общему желанию, выраженному уже единогласному мнению всех братских автокефальных православных церквей, Вселенский Собор для рассмотрения разных вопросов первостепенной важности, разрешение коих является спешным и абсолютно необходимым. Причем местом Собора, согласно с выраженным мнением Святейших патриархов Александрийского, Анти-охийского и Иерусалимского, определен церковью святой град Иерусалим.

Сообщая об этом вам и посылая при сем копию программы подлежащих рассмотрению вопросов, выработанных уже нашею церковью и сообщенных уже и другим церквам, поручаем Вашему преподобию довести об этом до сведения тамошних надлежащих церковных кругов и желаем Вам многих лет здравия и спасения.

1924 года ноября 25 дня. Председатель Священного Синода Митрополит Никейский Василий. Вселенская патриархия. No4500”. (Церковное обновление, 1925, No 2, с. 10.)

К этому документу были приложены следующие тезисы:

“Программа работ

будущего Вселенского Собора 1925 года во Святом граде Иерусалиме (Перевод с греческого).

Общие вопросы.

1. Обозрение всего церковного законодательства, канонического права и применение его к настоящему положению церкви.

2. Стремление всеми мерами к общению и соединению в Христовой любви со всеми христианскими церквами.

Частные. I. Догматические.

1) Догматы 7 Вселенских Соборов остаются незыблемыми.

2) Критика богословов на догматы веры.

3) Символические книги православия (Исповедание Митрофана Критопуло, Петра Могилы, Синода в Яссах, в Иерусалиме и др.), так как они содержат толкования и взгляды на догматы, сложившиеся после Вселенских Соборов, то они требуют точного определения и утверждения Вселенского Собора.

4) Такого же утверждения требуют и различные учения Православной Церкви, до и после падения Константинополя (напр. таинства, о Пресуществлении и др.)

5) Определение официального исповедания православной веры.

6) Крещение еретиков.

II. Административная организация церкви.

1) Значение Вселенского Собора православной Церкви и определение времени созыва такового.

2) Административные и местные соборы поместных церквей.

3) Обмен мнений между поместными церквами относительно возникающих чрезвычайных вопросов и способ выполнения (?) их.

III. Богослужение.

1) О богослужебных и церковных книгах.

2) Божественная проповедь.

3) Типикон.

4) Время молитвы.

5) Посты (вид и продолжительность их).

6) Священные одежды и сосуды.

7) Иконопись и пение. IV. Священный клир.

1) Образование и хиротония его (достоинства, возраст, авторитет и прочее).

2) Подробнейшее определение обязанностей и прав каждой из трех степеней священства.

3) О браке клириков.

4) Одеяние клириков в церкви и вне церкви.

5) Священные монастыри и монахи.

V. Календарь.

1) Определение Пасхалии и календаря на основании совершившихся уже научных работ.

VI. Разные.

1) Национально-канонические церковные вопросы. Вселенская патриархия.

С подлинным верно.

Представитель Вселенского патриарха архимандрит Василий Димопуло^. (Там же, с. 11.)

Стоит лишь прочесть вышеприведенную программу для того, чтобы убедиться в ее совершенной неудовлетворительности.

Авторы программы точно писали ее, находясь в безвоздушном пространстве. Так, совершенно непостижимо, каким образом умудрились они забыть о существовании Российской Церкви. Создается впечатление, что в своем “прекрасном далеке” они совершенно забыли о России и Российской Церкви. Характерно, например, что в параграфе о символических книгах (пункт 3 раздела I) даже не упоминается катехизис митрополита Филарета - наиболее известная символическая книга русской церкви. Тщетно было бы искать во всей программе какого бы то ни было намека на специ

фические проблемы, волнующие самую многочисленную поросль православной церкви.

Тем не менее в Троицком подворье уцепились за этот проект и подняли вокруг него невероятную шумиху. Совершенно неожиданно митрополит Евдоким решил сделать будущий Вселенский Собор орудием для грандиозной политической спекуляции в целях возвышения обновленчества.

С осени 1923 года непрерывно носились слухи о новой сессии Поместного Собора, официально не распущенного. Сессия неоднократно назначалась и каждый раз вновь откладывалась: помимо ряда чисто формальных обстоятельств (уход главных руководителей Собора - Антонина Красницкого и др.), Собор был настолько дискредитирован в общем мнении, что всякое возвращение к нему имело бы самые отрицательные последствия для Синодальной церкви.

И вот митрополиту Евдокиму пришла в голову остроумная мысль -созвать новый обновленческий Собор в Москве под именем Великого Предсоборного Совещания. Это было эффектно и оригинально: ведь во всей истории Русской Церкви еще не было столь высокого собрания. Кроме того, по самому характеру совещания от него тянули бы многоразличные нити за границу, и прежде всего это был значительный повод для того, чтобы укрепить связь с Константинополем.

Великое Предсоборное Совещание было назначено на июнь 1924 года; в предвидении совещания началась лихорадочная деятельность в Стамбуле. Советское посольство, архимандрит Василий Димопуло, митрополит Евдоким исписывали вороха бумаги, чтобы побудить Вселенского патриарха признать Синод и прямо и недвусмысленно выступить в поддержку обновленческого движения.

После долгих письменных сношений, экстренных депеш Василия Димопуло, широковещательных “личных” посланий Евдокима и т.д. и т.п. 6 мая 1924 года Константинопольский Синод вынес особую резолюцию по “русскому вопросу”.

Увы! Резолюция снова не удовлетворила обновленцев. Синод с сожалением констатировал, что в Русской Церкви происходят “нестроения и смуты”. Далее в резолюции говорилось, что “Святейшему патриарху Тихону, как любвеобильнейшему пастырю, следовало бы (в целях прекращения смуты) уйти на покой”.

Наконец Синод выразил желание послать в Москву комиссию в составе нескольких иерархов для изучения на месте “Живой Церкви” [11], выразил желание поддерживать связь с “церковными кругами в Москве, в том числе и с Синодом”, а также порицал тех иерархов-эмигрантов, которые используют церковную кафедру для политических выступлений.

Без сомнения, это был большой крен в сторону обновленцев, но все же это не было тем, чего с таким рвением добивались в Троицком подворье.

И вот здесь совершился гениальный по беззастенчивости трюк, равный которому трудно найти во всей истории церкви.

1 июня 1924 г. в “Известиях ЦИК” появилось следующее сообщение пол сенсационным заголовком: “Вселенский патриарх отстранил бывшего патриарха Тихона от управления Российской Церковью”.

“Московский представитель Вселенского патриарха архимандрит Василий Димопуло сообщил представителю РОСТа следующее, - говорилось в сообщении. - Мною получено только что из Константинополя сообщение о том, что Константинопольский патриарший Синод, под председательством Вселенского патриарха Григория VII, вынес постановление об отстранении от управления Российской Православной Церковью патриарха Тихона, как виновного во всей церковной смуте. Постановление это вынесено на заседании Синода при Вселенском патриархе 6 мая и принято единогласно.

По словам архимандрита Василия, это постановление является результатом неоднократных советов Константинопольскому патриарху со стороны восточных патриархов, и в частности Сербского патриарха.

Вместе с тем Константинопольский патриарх посылает в Москву авторитетную комиссию из виднейших восточных иерархов для ознакомления с делами Российской Православной Церкви. В состав комиссии, выезжающей в СССР, входят: митрополит Никейский Василий, митрополит Феатирский Герман, являющийся управляющим всеми греческими церквами в Западной Европе, митрополит Сартский Герман, являющийся обер-секретарем Константинопольского Патриаршего Синода, и начальник канцелярии Вселенского патриарха Христо Папанну.

Одновременно Вселенский патриарх признал Российский Синод официальным главой Российской Православной Церкви и запретил к священнослужению всех иерархов, бежавших из России в эмиграцию, во главе с Антонием Храповицким. Все эти иерархи предаются церковному суду”.

(Известия ЦИК, 1924, 1 июня, No 124.)

Для того чтобы уяснить себе всю “гениальность” проделки Евдокима - Василия Димопуло, следует вспомнить, что резолюция Константинопольского Синода нигде не была опубликована. Мало того, она даже не была переведена с греческого на русский язык.

Фальсификация была настолько грубой, что ей не мог поверить ни один сколько-нибудь богословски грамотный человек. Как известно, Российская Церковь с 1448 года является автокефальной и совершенно независимой от Константинопольского патриарха: “отстранить русского патриарха” Константинопольский патриарх имел примерно столько же прав, сколько английский король - отстранить председателя Совнаркома. Что касается “комиссии восточных иерархов”, то она так и осталась на берегах Босфора: из всех перечисленных в Синодском послании лиц только один -Герман Феатирский - прибыл в СССР, однако прибыл с небольшим опозданием - на 21 год: он прибыл в 1945 году, по иронии судьбы, чтобы принять участие в выборах патриарха Алексия.

Тем не менее на неосведомленную в церковных делах публику это сообщение должно било, по мысли инициаторов проделки, произвести совершенно ошеломляющее впечатление. Понятно, это впечатление могло быть очень непродолжительным. Но этого и не требовалось. Следовало лишь сделать открытие Великого Предсоборного Совещания помпезным, произвести фурор, а там всегда можно было сослаться на неофициальный характер сообщения (газетчик перепутал, телеграф соврал и т. д.), на неточность перевода и т.д.

Одержав эту грандиозную газетную победу, синодалы ринулись во весь опор к открытию Великого Предсоборного Совещания...

*

Для того чтобы уяснить себе характер и значение Совещания, интересно проанализировать его состав, сравнив с Собором 1923 г.

На Предсоборном Совещании было представлено 400 депутатов. На Соборе 1923 г. - 476 человек. Зато на Предсоборном Совещании было 83 епископа, тогда как на Соборе 1923 г. - архиереев было всего 62.

Так же, как перед Собором 1923 года, перед Предсоборным Совещанием происходили выборы по епархиям. Епархиальные съезды избирали по 2 человека на Собор. Архиереи считались членами Совещания, назначенными Синодом, из 83 архиереев восемь носили титул митрополита, 29 -архиепископов, остальные 46 - епископов.

Таким образом, перед нами не “Великое Предсоборное Совещание”, а новый обновленческий Собор.

Еще больше это подтверждается порядком дня Предсоборного Совещания. В порядке дня были следующие вопросы:

1. Положение в Русской Православной Церкви. Докладчик - митрополит Евдоким.

2. Тихоновский вопрос. Докладчик — архиепископ Александр Крутицкий (Введенский).

3. О соборности, митрополитанском строе и патриаршестве — проф. Покровский.

4. О борьбе с атеизмом. Докладчик - архиепископ Александр.

5. О борьбе с сектантством. Докладчик - проф. В.З.Белоликов.

6. Доклад о каноничности Собора 1923 года и Синода. Проф.Попов.

И прочие мелкие вопросы.

Уже из этого перечня вопросов, занимающих Предсоборное Совещание, видно, что меньше всего члены Совещания думали о Вселенском Соборе. Если можно употребить сравнение из геометрии. Константинопольское Предсоборное Совещание и Московское - это две параллельные линии, и трудно было думать, что они пересекутся, даже в бесконечности.

10 июня 1924 года распахнулись ворота 1-го Дома Советов. Это уже в пятый раз за последние два года они раскрылись перед духовенством:

начиная с августа 1922 года в 1-м Доме Советов происходили два съезда группы “Живая Церковь”, один съезд СОДАЦа, Собор 1923 года и вот - Великое Предсоборное Совещание. О его открытии официальный обновленческий журнал повествует в торжественно-эпическом стиле.

“10 июня 1923 года в Москве открылось Предсоборное совещание. Утром в Храме Христа Спасителя совершено было моление Христу Спасителю 38 епископами и многочисленным духовенством. Вечером же собравшиеся депутаты приглашены в здание бывшей Духовной семинарии.

В двухсветном зале, на возвышенной эстраде, находились все митрополиты, несколько избранных епископов и два греческих архимандрита - представители Вселенского патриарха Константинопольского и патриарха Александрийского. Весь зал заполнен депутатами. На таррасах и у входных дверей теснились посетители.

Председатель Священного Синода митрополит Евдоким открыл Совещание такими словами: “Именем Великого Архиерея и Господа нашего иисуса Христа объявляю Великое Предсоборное Совещание открытым”. Почетным председателем Совещания провозгласили Вселенского патриарха Константинопольского Григория VII. Председатель Священного Синода пригласил всех присутствующих к исповеданию веры. Все громко пропели Символ Веры.

Письменных и телеграфных приветствий к Предсоборному Совещанию, полученных из России и других стран, оказалось так много, что невозможно все прочесть.

Приветствие от Константинопольского патриарха Григория VII читал представитель его архимандрит Василий по-русски. Затем огласили приветствия от Грузинской церкви, от Сербской, американских церквей и обществ и много других. Первое совещание началось и закончилось молитвою”.

(Церковное обновление, 1924, No 7-8.)

Об обстановке, царившей на Совещании, повествует в гораздо менее почтительной форме наш старый знакомый А.Иркутов из газеты “Безбожник”, реплику которого о дне, проведенном в покоях патриарха, мы приводили выше.

На раз в своей статейке “Живой труп” Иркутов дает столь же тенденциоpye. и пропитанную ненавистью, острую и потому не лишенную интер'. совку Совещания.

“Евдоким, председательствующий на Совещании, - живой символ обновленчества. Он с гордостью носит белый клобук с бриллиантовым крестом, важно подставляет руки для поцелуев и уезжает с заседаний на лихаче. Все как раньше! Председательствуя, неимоверно актерствует, подпускает слезу. Битых шестнадцать минут стараюсь вытянуть из него что-нибудь определенное. Куда там! Ни да, ни нет. В глаза прямо не смотрит. Норовит схватить рукой за плечо (у Тихона та же привычка).

— Как вы полагаете, тихоновшина умерла?

— Да… да… конечно…

— Но тихоновщина сильна?

— Несомненно... да... да...

— Ваше совещание будет иметь большое значение?

— О да.

— Но все-таки не решит дела?

— Разумеется.

Что “да”, что “разумеется” — никак не поймешь. Петр Сибирский. Высокий крепкий мужик с умным и хитрым кресть янским лицом. Широкоплечий, здоровый, как бык. Ему бы землю пахат Во время заседания поглядывает в сторону представителей печати и пол мигивая, улыбается нам. Особенно ехидны и часты его улыбочки во воемя “ученого” трактата Введенского. Когда я его расспрашиваю, встречаю полную готовность и определенные ответы. Нет. В совещание он не верит Никакого толка! Да, тихоновщина сильна. Особенно в массах. Обновленцы сделали здесь большую ошибку. Они поставили ставку на белых попов Зря. Они в Сибири сразу построили все на “мирянах”. А в общем он здесь так - для виду. Не обновленец он и не тихоновец. Просто хороший, хозяйственный мужик. Крепко держится за свою богатую маслом и мясом, широкую, привольную Сибирь.

Миряне.

Спор идет горячий. Толпа попов окружила двух мирян. Одного старого, лысого, с лицом почечника, другого - молодого, зло посматривающего на поповские рясы. Спор идет о том, о чем совещание и не говорило вовсе, но что верующее крестьянство интересует крепко. Нужно ли согласие прихода при назначении попа? Старик за то, что нужно. Попы, разумеется, против. Молодой молчит и только посматривает. Аргументы старика простые и умные. Приход должен знать, кого ему дают. А то сунут всякую сволочь.

Спорят горячо, шумно, и вдруг старик не выдерживает:

— Что вы мне тычете - благодать, благодать! Христа вы продали, вот что! Никакой благодати на вас, христопродавцы вы длиннорясые!

Попы, как стая воронья, разлетаются во все стороны. Старик посылает им вслед нелестные словечки, а молодой, до сих пор молчавший, совершенно неожиданно прибавляет:

— Да что там! Только одна есть власть советская, только советская. - И злые глаза его пронизывают чернорясников, отлично понимающих всю уместность, на первый взгляд, неуместной фразы.

По последнему слову техники.

Был в порядке дня Великого Совещания вопрос о борьбе с неверием. Под таким названием значится официальный доклад епископа Введенского, и думалось, что посвящен этот доклад будет безбожным агитаторам, коммунистам, комсомольцам и методам борьбы с ними. Но не так склалось, як годилось. О коммунистах и комсомольцах, равно как и об антирелигиозной пропаганде осторожный епископ-обновленец предпочел помолчать. Его трехчасовой доклад был посвящен тому, как научным путем, с помощью математики, астрономии и медицины можно доказать существование Бога и историчность Иисуса. Наполнившие зал попы с величайшим вниманием ловили каждое слово докладчика и усердно записывали почти весь доклад целиком. Они, против которых выступают до зубов вооруженные знанием лектора и докладчики, они, для которых наука - могила, учились искусству передергивать, подтасовывать и фальсифицировать научные истины в своих поповских интересах.

Епископ Введенский.

Странный вид у этого человека. Высокого роста, какой-то несуразный развинченный весь, с нервно подергивающимся лицом. Гладко выбрит. Едва заметная крохотная остренькая бородка и черные квадратики на месте усов. Волосы коротко острижены и кокетливо взбиты сбоку. Белая ряса болтается на нем, как на вешалке, а из-под рясы кокетливо выглядывают острые носки модных белых туфель и франтоватые, наутюженные, “со складкой” синие брюки. Вместо огромной панагии у него на золотой цепочке изящный медальончик.

Говорит, как хороший актер в сильной драматической пьесе. То возвышает голос до крика, то понижает его до шепота. В нужные моменты подпускает слезу. Порой доходит до истерики, порой долго, долго молчит, закатывая глаза к небу, прикрывая лоб рукой. Во все время доклада руки его в широких рукавах рясы ни одной секунды не остаются без движения. Они мечутся вокруг туловища, описывают встречающиеся и расходящиеся круги, взмывают над головой, вытягиваются по направлению к залу. Словом, епископ Введенский учит не только рассказом, но и показом.

Его научный багаж, несомненно, обширен. Епископ Введенский - человек с высшим образованием. Епископ Введенский говорит на нескольких европейских языках. Епископ Введенский читал массу книг и обладает недюжинными познаниями в философии, математике и медицине...

(Далее следует целый абзац грубой ругани Иркутова по адресу А.И.Введенского, который мы, по чувству элементарной брезгливости, опускаем. - Авт.)

Когда епископ кончил, попы чествовали его как нового апостола. Поднесли ему титул доктора богословия, просили его открыть для попов школу, выразили пожелание напечатать и распространить епископскую галиматью. А Введенский, человек с высшим образованием, знающий несколько иностранных языков, сведущий в философии, математике, астрономии, медицине, ответил буквально следующее:

~ Я одно скажу, отцы и братие. Когда я предстану на Страшном Суде - а все там будем - то скажу Богу: может, я был самым ничтожным из творений Твоих, но я любил Тебя, о Господи!”

Это после трехчасового доклада с математическими формулами и выдержками из сочинений европейских писателей. Вот уж подлинно сумасшедший дом”. (Безбожник, No 23-24, с. 6-7.)

В действительности на Совещании происходило следующее: в первый день своей работы, по сложившемуся уже шаблону, Совещание приняло приветствие Советскому правительству. Так как это приветствие было написано Евдокимом, то оно отличалось особо высокопарным и напыщенным стилем.

“Великое Всероссийское Предсоборное Совещание Православной Российской Церкви, открывая свои работы, обращается к Правительству СССР со словами привета, чувствуя в этом моральную потребность, особо усугубляемую ныне открытым признанием Правительства СССР Вселенским патриархом Григорием VII.

Скованная по рукам и ногам гнетом царизма, Русская Православная Церковь лишь Октябрьской Революцией возвращена в родную стихию свободного развития, которой была лишена многие века. Декрет об отделении церкви от государства дал юридическую и фактическую возможность стоящей на почве безусловной лояльности Церкви создать новые формы жизни Церкви, сохраняя свою вечную сущность. Перед Совещанием стоят многие весьма сложные проблемы. Одной из главнейших является полное и безусловное отмежевание от Тихона и контрреволюции, опасных для правильного развития подлинной христианской работы Церкви.

Православная Церковь, еще на Соборе 1923 года безусловно и окончательно разорвавшая связь со всякими видами реакции (религиозной и политической), никогда не сойдет с этого единственно правильного и канонами Церкви предуказанного пути чисто религиозного своего развития.

Великое Российское Предсоборное Совещание отмечает перед церковно-общественным русским и зарубежным миром, что всему этому оно обязано великим принципам советской государственности, предоставившей впервые за всю Русскую историю действительную свободу совести. Поэтому с глубоким удовлетворением Великое Всероссийское Предсоборное Совещание приветствует Рабоче-Крестьянскую власть трудящихся, единственную во всем мире подлинно давшую своим великим декретом об отделении церкви от государства, планомерно и твердо проводимым в жизнь, ту свободу, которой не имела Церковь при изжитом самодержавии”.

(Известия, 1924, 23 июля, No 166, с. 6.)

Это было очень мило: журналисты благосклонно, хотя и несколько насмешливо улыбались в своих ложах, и никто не думал о том сверхнеожиданном сюрпризе, который поднес Евдоким в последний день Совещания.

До последнего дня Совещания было, однако, еще далеко, и день 11 июня 1924 г. прошел гладко и спокойно.

Все шло по заранее намеченной программе: митрополит Евдоким сделал доклад об общем положении Церкви. Доклад митрополита начался, как это можно ожидать, ругательной характеристикой патриарха.

Касаясь личности Красницкого, митрополит Евдоким характеризует как отщепенца, изменившего своему делу, и указывает, что в то время, как Красницкий только думает организовать епархиальные управления, Синод их организовал.

“Отсутствие политиканства и интриган ства, характеризующее деятельность Синода, дают ему возможность с успехом проводить те или иные Ходатайства перед гражданской властью”.

Далее Евдоким выкинул такой фортель, какой буквально ошеломил собрание.

“Так, например, получено разрешение возвратить из Соловецкого монастыря раскаявшихся в своей контрреволюционной деятельности священнослужителей. Митрополит отметил при этом, что уже получено прошение от Илариона, в котором он кается в саоих заблуждениях, а также признает Синод”. -

(Церковное обновление, 1924, 15 июля, No7-8, с. 1.)

В то время имя Илариона в Москве был: о у всех на устах. Каждый в Москве, когда произносили имя Илариона, понимал, что это идет речь о знаменитом богослове и иерархе - Верейском архиепископе. Весть о присоединении к Синоду одного из столпов “тихоновщины” потрясла съезд, немедленно вышла за стены 1-го Дома Советов и обошла всю Москву. При этом почти никто не заметил, что митрополит Евдоким, говоря об Иларионе, опустил его титул, назвав его просто по имени.

Как выяснилось впоследствии, речь шла всего лишь о совершенно безвестном старообрядческом архимандрите Иларионе, написавшем покаянное письмо из Уфимской пересыльной тюрьмы в Синод.

В протоколе, напечатанном в обновленческом журнале, под именем Илариона появилось сокращенное обозначен.и.е титула: “арх.” (что можно понимать и как “архиепископ” и как “архимандрит”). Весть о “покаянии” Илариона продолжала гулять по Москве в течение месяца.

У читающих эти строки может сложиться впечатление, что митрополит Евдоким был беспринципным человеком, шулером и авантюристом. Однако сложна душа человеческая, и нет ничего ошибочнее, как судить о человеке на основании отдельных его поступков. По словам К.С.Станиславского, “важны не отдельные куски жизни:, а сквозное действие, которое проходит через жизнь”.

“Я, может, только по вторникам и четвергам дурак, а по пятницам я умнее его”, - говорит Федька Каторжный у Достоевского. Тот же Евдоким проявил себя через несколько дней как смелый и честный человек, составив документ с требованиями к правительству, не утратившими значения и сейчас, и затем прожил 12 лет в бедности и забвении, упорно

отказываясь пойти на уступки, несовместимые с велениями совести.

Чем, однако, объяснить, что этот образованный и честный человек пускался порой на такие недостойные приемы? Объяснения следует искать в том “американском” периоде жизни Евдокима, о котором он всегда так охотно и часто вспоминал. “По существу, я русский американец — Америка для меня так же дорога и близка, как Россия”, - говорил он неоднократно. И если внимательно читать полемические выступления Евдокима, то очень легко заметить их “американский” стиль. Любая его речь, если изменить собственные имена, могла бы быть с успехом произнесена где-нибудь в Калифорнии или Техасе местным конгрессменом, кандидатом в сенаторы или претендентом на президентское кресло. Отсюда патетика, позерство, неумеренное хвастовство достижениями своей партии. И приемы дискредитирования своих противников такие же, какие употребляются в Америке во время избирательных кампаний, где “блеф” - сеяние сенсационных слухов, которые потом опровергаются, считается (разумеется, в известных пределах) дозволенным делом.

В своем докладе на Предсоборном Совещании “московский конгрессмен” не преминул похвалиться достижениями. Надо сказать, что он имел некоторые основания хвалиться.

“Касаясь церковно-просветительной работы, митрополит Евдоким констатировал, что восстановлен учебный комитет, указал на наличие в Москве и Ленинграде высших духовных семинарий, отметил работу издательского отдела, который уже выпускает два журнала: “Вестник Священного Синода” и “Христианин”. Оба эти органа являются беспартийными.

Что касается лекционной работы, то, по словам митрополита Евдокима, ее вел архиепископ А.И.Введенский, который за десять месяцев объездил две трети больших городов России и провел 150 лекций. Далее митрополит Евдоким констатировал создание иностранного отдела и рассказал об успехах обновленчества в Америке (создание особой епархии из 115 приходов во главе с епископом Иоанном Кедровским)”.

(Известия, 1924, 5 июня, No 127, с. 6.) [12]

После доклада Евдокима, которого слушали невнимательно, так как трескучий пафос первоиерарха быстро надоедал и утомлял, Совещание приняло соответствующую резолюцию, которую мы печатаем в приложении к настоящей главе, и, замирая от предвкушения грядущего наслаждения, перешло ко второму пункту порядка дня “Тихоновский вопрос”, докладчиком по которому был А.И.Введенский. Впрочем, этот первый доклад Введенского (через несколько дней был второй - о борьбе с атеизмом) также не отличался особым блеском. Эти два доклада Введенского, сделанные им на съезде, как бы две половины его души: второй доклад - гениальное прозрение и космические глубины. Первый (о Тихоне) - образцовое изложение затрепанных обновленческих пошлостей. Правда, и этот доклад люди слушали, затаив дыхание, но уж таков был этот человек, - делать что-либо неталантливо он просто органически не мог и не умел.

В прениях по докладам Введенского выявились определенные разногласия среди членов Совещания.

“Введенский находит, - гласит газетный отчет о докладе, - что вопрос о ликвидации тихоновщины и выяснение взаимоотношений с той группой которая идет за Тихоном, является самым животрепещущим в решениях Совещания. Введенский указывает, что одна часть внутрисоборной группы обратилась к президиуму Совещания с запиской, в которой требует возвращения Тихону титула патриарха и предлагает посадить его на место председателя Синода “временно... до самой смерти”.

От нас ждут мира с Тихоном, продолжает Введенский, но мы не хотим мира с ним.

Введенский констатирует, что желание мира с Тихоном диктуется скорее мотивами экономического характера, нежели церковного. Тихоновские нэпманы, очевидно, привлекают шатающихся обновленцев. Но истинные церковники, по словам Введенского, не могут поступиться истиной, которая для них дороже всего.

Далее Введенский дает следующую оценку общественно-церковной деятельности Тихона:

Будучи епископом царского времени, Тихон всегда пользовался особой симпатией правительственных кругов. Рядовой епископ, с достоинствами и недостатками рядового же епископа, он заслужил эти симпатии своей верностью царю, и не по интеллектуальному развитию, не по моральным качествам он выдвигался, а лишь своей принадлежностью к “Союзу русского народа”. Революционным жребием он был вынесен на патриарший престол.

Что было за прикрытием этого престола, об этом надлежащую оценку дал Собор 1923 года, который лишил его всех великих титулов и возвратил в первобытное состояние. Но так было в мае прошлого года, а через месяц-два Тихон кается, условно прощается, лишенный сана патриарха, надевает на себя все его знаки.

Введенский констатирует, что за время его поездок по СССР ему приходилось на диспутах сталкиваться с б. меньшевиками и б. эсерами, которые, будучи людьми нецерковными, горячо ратовали за Тихона [13].

— Но весь секрет полишинеля, - продолжает Введенский, - заключается в уверенности бывших людей, что старое вернется.

— Нас уверяют, что мы красные, - продолжает Введенский, - в таком случае, тихоновцы вдвойне красные.

Однако, несмотря на все перекрашивания, он остается той же самой фигурой, вокруг которой группируются те же графы и князья, правда, несколько вылинявшие и загоревшие. Поэтому мы не можем питать доверия ни к Тихону, ни к тихоновцам.

В прениях по докладу Введенского приняли участие две группы. Первая в подавляющем большинстве выразила сочувствие положениям докладчика, а другая предлагала выискать пути примирения с тихоновщиной.

В заключительной речи Введенский указал на всю несостоятельность выдвинутого положения “шатающихся обновленцев”, мотивируя тем, что тихоновщина неразрывно связана с Тихоном, а сам Тихон - с Карловацким Собором, Антонием Храповицким и Кириллом Владимировичем, “А обновленцы, — говорит Введенский, — не питают любви к идеологам реакционных вожделений, и ничего общего между ними быть не может”.

Далее Введенский, ввиду обращения к нему членов Совещания с просьбой характеризовать личность Красницкого, дал ему следующую оценку:

— Красницкий - бывший член “Союза русского народа”. Во время дела Бейлиса он заявил, что евреи пьют кровь христиан. Будучи студентом Духовной академии, он написал доклад на тему “Социализм — от дьявола”. И теперь нет ничего удивительного, если один бывший член “Союза русского народа” подал руку другому.

По докладу А.И.Введенского Предсоборное Совещание постановило обратиться ко всей Православной Церкви с воззванием...”

(Известия ЦИК, 1924, 13 июня, No 133.)

После того как было прочитано и принято длинное, блестящее по форме и отвратительное по содержанию воззвание - настоящий политический донос на тихоновскую церковь, Совещание перешло к второстепенным вопросам. В полупустом зале профессор-канонист Покровский читал по конспекту доклад “О соборности, митрополитанском строе и патриаршестве”.

“Предсоборное Совещание должно заявить, - предлагал профессор, - что в основу строительства церковного должно быть положено в качестве его незыблемого догматического канонического фундамента соборное начало, которое, будучи построено по принципу активного участия всех элементов церкви (епископата, клира и мирян), должно последовательно и открыто проникать во все церковно-правительственные органы, начиная с “малой церкви” в пределах одного уездного викариата и кончая Поместным Собором целой Русской Церкви.

Исходя из этого, Предсоборное Совещание считает необходимым восстановить древнеканонический митрополитанский строй с его регулярными ежегодными соборами, требуемыми церковными канонами”.

Далее предлагалось отменить навсегда патриаршество, как институт, восходящий своими историческими корнями к идеалам языческого Рима, и “коросту на теле церкви”.

Члены Предсоборного Совещания остались, однако, довольно холодными к митрополитанскому строю, так и к “коросте на теле церкви” и большую часть доклада в подавляющем своем большинстве провели в прогулках по Москве, так что когда дело дошло до голосования резолюции, в зале осталась столь ничтожная кучка делегатов, что митрополит Евдоким объявил резолюцию принятой без голосования, ввиду отсутствия возражений.

Несколько больший интерес вызвал доклад проф. Попова “О каноничности Собора 1923 г. и Синоде”.

По этому докладу разгорелись очень жаркие прения, и здесь выступили с открытым забралом представители различных группировок. Ленинградский протоиерей о. Евгений Запольский (из Казанского собора), иде-лог “умеренных обновленцев”, выступал с пламенным призывом к миру и говорил о необходимости использовать все возможности для ликвидации раскола.

Идеологами крайне левого направления оказались сибиряки - Петр Блинов и Георгий Красноярский. Сибиряки упрекали членов Предсоборного Совещания в реакционности по отношению к Собору 1923 года и поедлагали членам Совещания быть более решительными, так как “обновленческое движение подготовлено историей”.

Наконец, наступили последние дни Совещания: 16 июня выступил архиепископ Александр Введенский с докладом “О борьбе с атеизмом”. Стенограмма этого доклада - одного из самых сильных произведений русской апологетики, к сожалению, не уцелела, как и многие другие произведения (ненапечатанные) Александра Ивановича - стенограмма исчезла в недрах МГБ в 1937 году во времена Ежова, при аресте В.З.Белоликова, который был хранителем и редактором произведений А.И.Введенского.

Исходной точкой концепции знаменитого апологета была система Анри Бергсона.Как и модный тогда французский философ, русский богослов усматривал в основе мира творческий импульс, который познается через интуитивное “знание”. Самое понятие “творческого импульса” было у Введенского шире и глубже, чем у Бергсона.

Вселенная является сплетением противоположных, действующих с лихорадочной быстротой, перекрещивающихся и отталкивающихся токов. Сумма этих многообразных токов есть динамика бытия. Оперируя общей и частной теорией Эйнштейна, Александр Иванович математически (в высшей математике он также был представителем своеобразной концепции) показывал, как из переплетения многоразличных энергетических лучей созидается материя. Основой науки является поэтому высшая математика - она вскрывает высшую закономерность, лежащую в основе природы. Пифагорейство, с его знаменитым тезисом “в основе мира лежит число” - оживало и наполнялось у А.И.Введенского новым содержанием. Высшая математика, по Введенскому, это промежуточное звено между творческим импульсом, который познается лишь интуитивно, и его реалистическим отражением, каким является эмпирическая наука. Математика - не эмпирика и не метафизика - это пограничная область человеческого знания - она имеет дело не с материей и не с духом. Число это нечто среднее между чистой абстракцией и конкретным понятием. Символ и реальность, динамика и статика. Далее идут естественные науки, которые вскрывают оболочку видимого мира, препарируют ее относительность, бренность.

Соприкасаясь с Шопенгауэром, Введенский рассматривает природу как покрывало Майи - светлую лазурь, покрывающую внутренность океана.

С огромной эрудицией, на бесчисленном количестве примеров из физики, химии, биологии (причем привлекались все разделы этих наук, и работы крупнейших ученых Европы Введенским к этому времени бьт проштудированы, как это видно из его конспектов, - около 2000 работ четырех европейских языках) Введенский показывает, как естественны науки в конечном итоге упираются в “число” - в нематериальную закон мерность — в высшую математику.

“Именно в силу своей всеобщности, универсальности понятие “Бог безгранично. Всякое логическое определение Бога, - говорил Введено кий, - мы отвергаем потому, что оно было бы ограничением Бога”.

“Всюду и везде мы упираемся в бесконечность - и бесконечность есть Бог. Однако, если нельзя логически расшифровать идею Бога и дать логическое определение (логически можно лишь подойти к идее Бога) - то возможно глубинное, интуитивное познание Бога. Богословие, как математика и музыка, является пограничной областью между абсолютной статикой и динамикой бытия, и дальше начинается сама высшая динамика бытия, которая открывается человеку лишь в религии”.

Человеческое сознание бессильно проникнуть в эту сферу - туда ведет лишь религиозная интуиция. Бессмысленно отрицать религию, говорил А.И.Введенский, так же как бессмысленно отрицать музыку. Можно опровергать логическое определение - нельзя опровергать интуицию - она является высшей несомненной реальностью.

И далее Введенский переходит к христологии. Иисус Христос есть перекрестная точка Вселенной: живое воплощение Бога. Все пути сходятся в нем: Божественное и человеческое, бесконечное и конечное, абстрактное и конкретное, интуиция и сознание, религия и философия.

И закончил свой грандиозный доклад А.И.Введенский мастерским изложением всех доказательств историчности Иисуса Христа, не оставив буквально камня на камне от “мифической теории”.

*

И вот настал последний день Предсоборного Совещания. Большой день.

Митрополит Евдоким после молитвы снял с себя белый клобук, положил на председательский стол, надел пенсне, развернул мелко написанные листки:

— От себя лично имею честь внести проект петиции в Совнарком.

И начал читать.

После преамбулы, составленной в обычных общих выражениях, последовали следующие абзацы:

“Великое Предсоборное Совещание находит, что наступил момент для пересмотра в законодательном порядке взаимоотношений между церковью и государством соответственно изменившимся условиям и выдвинутым самой жизнью требованиям. Наши ходатайства по их содержанию и юридической природе распадаются на две главные группы:

А. Введение того, чего еще нет.

Б. Поправки к тому, что уже существует.

А

1 Дополнение к нормальному уставу религиозных общин в том его

где говорится о праве общин избирать себе служителей культа. Предсоборное Совещание ходатайствует обусловить это право следующим дополнением: “в согласии с внутренним уставом данного религиозного [доп0] тес согласия епархиального или викариального управления Звание-разъяснение НКЮ от 25 августа 1922 г. No 512).

2 Для ограждения двадцаток и приходских советов от вторжения в их тав кулацких и других отрицательных элементов двадцатки и приходские рты утверждаются лишь с визой епархиального и викариального управлений.

3 Никто из граждан СССР во имя свободы совести за свои религиозные убеждения не подвергается никаким ограничениям, в частности:

а) принятие на себя гражданином СССР обязанностей служителя культа не лишает его общегражданских прав;

б) учащиеся в вузах и других учебных заведениях не исключаются из них за свои религиозные убеждения (основание: мысль незабвенного Владимира Ильича Ленина, нашедшая отражение в письмах председателя ВЦСПС ко всем профорганизациям). (Революция и церковь, 1924, No 1-2.)

4. В согласии с пунктом 3 нашей петиции служители культов и члены их семей имеют право:

а) состоять членами приходских советов;

б) состоять членами профсоюзов;

в) обучать своих детей в государственной школе, наравне со всеми трудовыми гражданами;

г) состоять членами кооперативов, сельскохозяйственных и ремесленных артелей, просветительных кружков и других дозволенных для граждан СССР трудовых объединений;

д) организовывать кассы взаимопомощи;

е) открывать епархиальные и викариальные попечительства для бедных духовного звания.

5. Необходимо в срочном порядке пересмотреть и законодательно урегулировать больной и острый вопрос о так называемых церковных домах и квартирах для священнослужителей, а также и о сторожах при церквах. Вопрос этот не имеет до сих пор единообразной практики, почему на местах разрешается произвольно и служит источником неудовольствия широких масс. В означенных домах крайне нуждаются и органы епархиальных и викариальных управлений.

6. Налоговая система в отношении к церковным общинам и служителям культа должна быть радикально переработана. До настоящего времени налоговая система не считается с действительными поступлениями как в Церковных общинах, так и с доходностью служителей культа, игнорируя массовую отчетность и запись братских пожертвований, чем и объясняется непомерное взыскание и совершенно неправильные ставки обложения общин и Духовенства. Установление ставок фининспекция должна производить в общегосударственном порядке, т.е. с привлечением общин и духовенства, как обычно практикуется в отношении других свободных профессий. Применительно к государственным налогам взимаются сборы на местные нужды.

7. Присутствие детей до 18-летнего возраста вместе с родителями за богослужением и участие их в качестве певчих, прислуживающих в алтаре и т.п. не рассматривается как нарушение принципа свободы совести и потому допускается беспрепятственно. Инструкционное разъяснение о преподавании Закона Божия на дому и об исключении псаломщиков из категории служителей культа (Известия ВЦИК, 1924, No 131) необходимо оформить в общегосударственном законодательном порядке.

8. Открытие пастырских школ и издание духовных книг и журналов, по постановлению епархиальных съездов, допускается беспрепятственно.

9. Для успокоения широких народных масс в распоряжение Всероссийского Священного Синода возвращается обратно Троице- Сергиева Лавра, а равно чудотворные иконы и мощи, взятые в музей.

Б

1. Все граждане СССР за одну лишь принадлежность к числу религиозных общин и приходских советов не должны подвергаться никаким незакономерным ограничениям и в своих общегражданских и профессиональных правах. Сюда входят:

а) увольнение со служб и работ;

б) лишение избирательных прав;

в) исключение из профсоюзов;

г) лишение прав на пенсию;

д) лишний налог на посевы.

Незаконное ограничение граждан, избираемых в приходские советы и двадцатки, имеет своим последствием подневольный уход из приходских советов лучших людей и отдает руководство церковной жизнью в руки кулацких, нэпмановских и других отрицательных элементов.

2. Служители культов и члены их семейств получают право:

а) поступления на гражданскую службу (основание: НКЮ и НКВД, 1923 г., 14);

б) на социальное обеспечение (Революция и церковь, 1922, с. 47);

в) на нарезку земельного надела (циркуляр НКЗ No 20 от 23 февраля 1923 г.);

г) освобождение от принудительного привлечения к трудовой повинности (декрет СНК от 10 декабря 1918 г. и циркуляр НКЮ от 3 января 1919 г.)

3. Необходимо строго подтвердить всем органам власти на местах беспрепятственном отправлении публичных религиозных обрядов и церемоний, которые строго вытекают из потребности культа и основываются обычаях верующих. Сюда относятся:

а) крестные ходы при проводах покойников на кладбище, крестные ходы к рекам, прудам и колодцам в особые установленные дни, как то: Крещение, Преполовение, первый Спас, а также хождение причта по домам прихожан с молитвою перед Рождеством и Пасхою, в праздники Рождества и Пасхи и другие местные праздники;

б) совершение богослужений в ночное время, т.е. от 12 часов ночи до 6 часов утра в праздники Рождества, Крещения, Пасхи, Нового года, Страстного четверга и субботы;

в) совершение треб и молитвословий по домам прихожан, что уже по ходатайству Всеукраинского Православного Синода осуществлено в пределах УССР (циркуляр Укр.НКВД от 11 марта 1924 г. за No788).

4. На основании постановления ВЦИК от 6 октября 1924 г. освобождаются от гербового и местного сбора все первичные справки из ЗАГСов о рождении, браке, смерти и разводе.

5. Служители культов и приходские советы беспрепятственно ведут приходскую книгу записей церковных актов: крещение, венчание и отпевание умерших.

6. Постановления власти на местах о закрытии храмов производятся не раньше, как они будут утверждены ВЦИК.

7. Согласно действующим узаконениям, днями отдыха считаются воскресные дни и замена их другими днями не допускается.

Празднование Пасхи и других церковных праздников происходит одновременно с Православной Церковью, согласно с распоряжениями Всероссийского Священного Синода.

8. Сборы на содержание храма и за отправление культа, производимые особо уполномоченными от религиозных общин лицами, согласно инструкции НКВД и нормальному уставу, допускаются беспрепятственно (циркуляр НКВД УССР от 11 марта 1924 г. No777, § 4).

9. Церковные библиотеки находятся в ведении группы верующих, без их согласия, произвольно, не могут быть отчуждаемы.

10. Церковь и служители культа в законодательном порядке ограждаются от публичных оскорблений и издевательств (основание - Инструкция НКЮ и НКВД 1923 г.)”. (Церковное обновление, 1925, No1, с.46-47.)

*

Спокойным и размеренным тоном, без обычного пафоса, читал первоиерарх петицию.

По широкому охвату вопросов, по глубокому пониманию церковной жизни, по смелой постановке насущных вопросов эта петиция была действительно выдающимся документом.

Принятием этой петиции закончилась работа Великого Предсоборного Совещания.

От А.Краснова-Левитина.

Выражаю сердечную благодарность пастору Евгению Фоссу, без чьей инициативы не могло бы быть осуществлено настоящее издание, а также Сергею Баньковскому за дружескую помощь.