«Когда же созреет плод, немедленно посылает серп, потому что настала жатва» (Мк 4:29).
Иеремиас (Притчи, 22) отмечает, что здесь Марк цитирует пророка Иоиля (3:13), описание Страшного суда: «Пустите в дело серпы, ибо жатва созрела». Тот же Иеремиас считал, что притча вовсе не о суровости Божьего суда, не о возмездии вообще, а об ожидании, о терпении: Царство Божие не от воли человека зависит, как и урожай. Не надо дёргаться — и многие комментаторы считали, что притча была призвана остудить энтузиазм тех, кто рвался сбросить римское иго, хотя бы огнём и мечом.
Кстати, Иеремиас считает, что Иисус редко цитировал Ветхий Завет, что в Евангелии цитаты вторичны (и считал доказательством то, что Ветхий Завет цитируется по греческому переводу). Да и точно ли в этом месте цитата, а не аллюзия? Ведь Иоиль говорит о серпе, который должен будет положит конец открытому правлению зла, а Иисус — о серпе, который должен будет положить начало открытому правлению добра.
Разумеется, притча не призывает отказаться от творчества, добрых дел и прочей активности, а просто лежать на печи и ждать, когда созреют Божьи калачи. Притча призывает исключить всякое насилие в себе, даже в виде нетерпения, раздражения, нытья.
Тонкость в том, что притча не называет самоочевидного: всегда есть сорняки. Это римляне, греки, оккупанты? Или это – евреи богачи, евреи – тираны, евреи – лжецы?
При этом евангелист не говорит, кто держит серп. В Апокалипсисе – это Иисус, точнее, некто, «подобный Сыну Человеческому», а с Ним ещё два ангела с серпами. Сын Человеческий срезает пшеницы, ангел жнёт виноград и бросает ягоды в давильню, которая – гнев Божий, и оттуда течёт кровь. Кровь грешников, разумеется. Так что тут как овцы противопоставлены козлам, так пшеница противопоставлена винограду, хлеб – вину. При этом именно виноградник – символ Израиля у пророков, и в Евангелии тоже. Образы переплетаются друг с другом, мешая подменить веру – самоуверенностью, и обещая главное – ни секунды сверх необходимого ждать не придётся. Насилие всегда – особые отношения со временем, желание повелевать временем, тогда как это и невозможно, и не нужно, а нужно жить в уже пришедшей вечности.