К оглавлению

Глава 4

1. Еще скажу: наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба, хотя и господин всего:

2. он подчинен попечителям и домоправителям до срока, отцом назначенного.

Вы видите, с каким рвением и сколь дальновидно действует Павел, пытаясь призвать галатов назад, и как он представляет дело, подкрепляя свои слова вескими аргументами, основанными на опыте, на примере Авраама, на Писаниях, на хронологии и на аналогии. Он делает это так часто, что порою кажется, будто он повторяется. Вроде бы ранее он уже закончил дискуссию об оправдании, заключив, что люди оправдываются в глазах Божиих одною лишь верою. Но поскольку мирская [“политическая”] иллюстрация с молодым наследником пришла ему в голову позже, он приводит и ее также, в надежде убедить этим невежественных галатов. Итак, [Павел] использует своего рода “божественную хитрость”, он пытается их поймать, подстерегая их, словно в засаде, как он сам говорит (2Кор.12:16): “Будучи хитр, лукавством брал с вас”. Ибо простых людей легче убеждать аналогиями и примерами, нежели сложными и утонченными дискуссиями. Они скорее склонны смотреть на красиво нарисованную картинку, чем читать хорошо написанную книгу. Посему, после аналогии с человеческим завещанием и рассказа о темнице и попечителе [детоводителе], он, чтобы убедить их, приводит также очень хорошо всем знакомую аналогию с наследником. В процессе учения полезно приводить множество аналогий и иллюстраций. Так поступал не только Павел, но и многие пророки, да и Сам Христос. Далее, ближе к завершению Послания, он обратится к риторическим приемам.

“Вы видите, — говорит он, — даже в гражданском законодательстве наследник, владелец всего имения своего отца, все же бывает рабом. Конечно, у него есть благословение и обетование о наследстве. Тем не менее до времени освобождения от зависимости [до эмансипации, как называют это юристы], он удерживается попечителями и наставниками, подчиняясь им, совсем как ученик повинуется детоводителю. Попечители не доверяют ему управление его собственными благами, но заставляют его служить. Он живет на собственные средства и использует свою собственность так, словно является рабом. Таким образом, он не отличается от раба до тех пор, пока находится под властью своих “надсмотрщиков” и “надзирателей”. Это подчинение и этот плен действительно идут ему на благо, ведь в противном случае он промотал бы все свои блага. Но все же это порабощение не вечно. Оно заканчивается в день, назначенный отцом”.

3. Так и мы, доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира.

Так было и с нами, когда мы были детьми. Действительно, мы были наследниками, имея обетование о грядущем наследии, которое должно было быть даровано нам через Семя Авраамово, Христа, Который должен был благословить все народы. Но поскольку время еще не настало, пришел Моисей, наш страж, управляющий, опекун, который удерживал нас как бы “в плену”, не давая нам распоряжаться и полностью владеть нашим наследием. При этом, однако, как наследника питает надежда на грядущую свободу, так и Моисей питал нас надеждою на обетование, которому надлежало открыться в должное время, а именно — когда придет Христос. До Его пришествия было время Закона. Когда Он пришел, это время закончилось, и настало время благодати.

Сейчас время Закона завершилось. Прежде всего, оно завершилось по причине воплощения Христа во время, установленное Отцом. Ибо Христос однажды стал Человеком — когда пришла полнота времени, Он “родился от жены , подчинился закону, чтобы искупить подзаконных” (Гал.4:4-5). “Со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление” (Евр.9:12). Во-вторых, оно завершилось потому, что тот же самый Христос, Который явился [во плоти], когда пришла полнота времени, приходит к нам в Духе каждый день и каждый час. Конечно же, Своею Кровию Он искупил и освятил всех людей раз и навсегда. Но поскольку мы еще не совершенно чисты, и остатки греха все еще присущи нашей плоти, а плоть борется против духа — Он приходит к нам духовно каждый день. День за днем Он совершает установленное Отцом, все более и более отменяя и упраздняя Закон.

Так Он приходил в Духе к праотцам каждый день до Своего окончательного явления, когда пришла полнота времени. Они имели Христа в Духе и веровали в Него — в Того, Кто должен был быть явлен, как и мы веруем в Него — в Того, кто был явлен. И они были спасены Им, так же, как и мы, во исполнение сказанного (Евр.13:8): “Иисус Христос вчера и сегодня и вовеки Тот же”. Вчера — до времени Его пришествия во плоти. Сегодня — когда Он явился в установленное время. Ныне и вовеки Он все тот же Христос. Итак, одним и тем же Иисусом Христом все верующие — в прошлом, в настоящем и будущем — избавлены от Закона, оправданы и спасены.

Поэтому Павел говорит: “Так и мы, доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира”, то есть Закон владычествовал над нами и жестоко порабощал нас, как крепостных и пленников. Во-первых, он был политическою сдерживающею силою по отношению к некультурным и плотским людям, чтобы сдерживать их и не позволять им бросаться сломя голову во всевозможные преступления. Закон угрожает преступникам наказанием, и если бы они не боялись этого, то совершали бы только злые и порочные деяния. Те, кто сдерживаются Законом подобным образом, находятся под властью Закона. Во-вторых, Закон обвиняет, устрашает, умерщвляет и предает анафеме нас перед Богом духовно, или в богословском отношении. Таковой была основная власть Закона над нами. И как наследники, подчиненные наставникам, подвергаются поркам и вынуждаются подчиняться их правилам и исполнять их предписания, так и сердца людей до Христа угнетаются суровою тираниею Закона. То есть Закон их обвиняет, устрашает и порицает. Но это владычество, или скорее тирания Закона не вечна, ей надлежит продлиться только до прихода времени благодати. Итак, функция Закона действительно заключается в выявлении и умножении греха, причем и то и другое — для наступления праведности. Кроме того, Закон умерщвляет во имя жизни. Ибо Закон — это детоводитель ко Христу.

Таким образом, как попечители обращаются с молодым наследником сурово, распоряжаясь им и давая ему указания, и он вынужден подчиняться им, так и Закон обвиняет, смиряет и порабощает нас, и мы являемся рабами греха, смерти и гнева Божия, что, несомненно, является самою ничтожною и ужасною формою рабства. Но как владычествование наставников и рабское подчинение молодого наследника не вечны, а продолжаются только до дня, установленного отцом, когда он не нуждается более в защите попечителей и уже не подчинен им, но может использовать наследство, полученное от отца так, как ему угодно— так и Закон владычествует над нами, и мы должны быть его рабами и пленниками не вечно. Ибо здесь добавляются слова: “До срока, отцом назначенного”. И Христос, соответственно обетованию, пришел и искупил нас, угнетенных тираниею Закона.

С другой стороны, Христос не пришел к самодовольным лицемерам и тем, кто открыто презирает Закон. Равно как Он не пришел к пребывающим в отчаянии, полагая, что не осталось ничего, кроме испытываемых ими ужасов Закона. Он не был дан таким людям, и Он бесполезен для обеих этих групп. Однако Он полезен для тех, кто был опечален и устрашен Законом на протяжении некоторого времени. Ибо они не отчаиваются среди ужасов, порождаемых Законом, но твердо направляются к престолу благодати , ко Христу, Который искупил их от проклятия Закона, став проклятием за них. И здесь они обретают милость и находят благодать.

Таким образом, акцент здесь стоит на словах “были порабощены”, то есть Павел как бы говорит этим: “Наша совесть была подчинена Закону, который вовсю тиранил ее. Он порол нас, как деспот порет своего пленного раба. Он держал нас в плену. То есть он поверг нас в страх, печаль, слабость и отчаяние, угрожая нам вечною смертию и проклятием”. Это “теологическое рабство” весьма сурово, однако оно длится не вечно, а лишь до тех пор, пока мы являемся “детьми”, то есть покуда не приходит Христос. Покуда же Он отсутствует, мы являемся рабами, заключенными под Законом, не имеющими ни благодати, ни веры, ни других даров Святого Духа. Но после того, как приходит Христос, заточению и рабству Закона наступает конец.

...Вещественным началам мира.

Некоторые полагали, будто Павел говорит здесь о физических началах: об огне, воздухе, воде и земле. Но Павел выражается особо. Он упоминает здесь сам Закон Божий, который он называет “вещественными началами мира”, используя “умаляющий” образный способ выражения . Его слова выглядят полной ересью. Павел также в очень уничижающей форме повсеместно выражается о Законе. Он называет его “убивающею буквою”, “служением смертоносным буквам”, “силою греха” . Он преднамеренно выбирает эти отвратительные термины, показывающие силу и функцию Закона ясно и точно, чтобы отпугнуть нас от Закона в вопросе об оправдании. Ибо, будучи использован наилучшим образом, Закон не способен сделать ничего, кроме как заставить совесть ощутить чувство вины, умножить грех, пригрозить смертию и вечным проклятием.

Павел называет Закон “вещественными началами мира”, то есть пустою буквою и традициями, записанными в какой-то книге. Ибо хотя Закон и сдерживает от совершения зла, побуждая к добрым общественным делам, такое его соблюдение не избавляет от греха, не оправдывает и не направляет на небеса, но оставляет человека в этом мире. Ибо я не обретаю вечной жизни тем, что воздерживаюсь от убийства, прелюбодеяния и воровства. Такие внешние добродетели и такая “честная жизнь” не относятся к царству Христа и не являются небесною праведностью. Это праведность плоти и мира, которою обладают не только самоправедные люди, подобные тому фарисею из Лук.(18:11), но даже язычники. Некоторые люди производят в себе эту мирскую праведность, чтобы избежать наказаний Закона. Другие — чтобы считаться надежными, праведными и смиренными среди людей. Таким образом, данное явление следовало бы скорее назвать обманом и лицемерием, чем праведностью.

Следовательно, в своем высшем употреблении и силе Закон может лишь обвинять, запугивать, порицать и умерщвлять, и ничего другого. Итак, где присутствуют ужас и чувство греха, смерть и гнев Божий, там, конечно же, нет праведности, там нет ничего Божественного и нет Бога, но лишь то, что относится к миру. Мир — это не что иное, как отстойник греха, смерти, гнева Божия, ада и всех пороков, которые ощущают на себе устрашенные и опечаленные [своим грехом], но не замечают самодовольные и самоуверенные [люди]. Таким образом, даже в своем лучшем проявлении Закон может лишь производить знание о грехе и ужас смерти. Грех, смерть и другие пороки— это мирские явления. Отсюда следует, что Закон не порождает ничего жизнеутверждающего [дающего жизнь], спасительного, небесного или Божественного, но лишь мирское. Вот почему Павел правильно называет его “вещественными началами мира”.

Хотя Павел называет весь Закон “вещественными началами мира”, что ясно вытекает из сказанного, тем не менее он высказывается с таким неуважением прежде всего о церемониальных законах. Он говорит, что, даже если эти законы очень полезны, они применимы лишь в некоторых внешних сферах — таких, как пища и питье, одежда, предписанные места, времена, храм, праздники, омовения, жертвоприношения и т.п.,— которые являются исключительно мирскими и предписаны Богом для использования в этой жизни, а не как средства оправдания и спасения в глазах Божиих. Итак, термином “вещественные начала мира” он отвергает и порицает всякую праведность Закона, основанную на внешних церемониях, заповеданных и божественно предписанных до установленного времени. Он использует весьма презрительное имя, называя Закон “вещественными началами мира”. Так имперские законы являются вещественными началами [“элементами”, составляющими] мира. Ибо они относятся к мирским вещам, то есть имеют дело с тем, что присуще этой жизни, а именно — с деньгами, имением, вопросами о наследстве, с убийствами, прелюбодеяниями, ограблениями и тому подобными явлениями — со всем, чего также касается Вторая Скрижаль Декалога. Павел повсеместно называет папские декреталии и законы, запрещающие вступление в брачную жизнь и устанавливающие ограничения в еде “бесовскими учениями” (1Тим.4:1). Они являются “вещественными началами мира”, с тем лишь исключением, что устанавливают порочные заповеди, противоречащие Слову Божию и направленные против веры.

Таким образом, Закон Моисеев не порождает ничего, выходящего за рамки этих мирских вещей. То есть он лишь показывает с политической и богословской позиций пороки, существующие в мире. Своими ужасами он лишь подталкивает совесть к жажде и тоске по обетованию Божию и заставляет [человека] искать Христа. Но для этого необходим Святой Дух, чтобы сказать сердцу: “После того как Закон исполнил свою функцию в тебе, Бог не желает, чтобы ты [сердце мое] было лишь устрашено и умерщвлено, но [Он хочет], чтобы при помощи Закона ты признало свое ничтожное, безнадежное положение, а затем — не впадало в отчаяние, но уверовало во Христа, “потому что конец закона — Христос, к праведности всякого верующего” (Рим.10:4). Здесь явно не создается ничего мирского, но, напротив, все мирское приходит к завершению, равно как заканчиваются все законы, и начинается то, что Божественно. До тех пор пока мы находимся под “вещественными началами мира” — то есть под Законом, который ничего не говорит о Христе, но лишь открывает и умножает грех, порождая гнев, мы — рабы, подчиненные Закону, несмотря на то что имеем обетование о грядущем благословении. Закон действительно говорит (Втор.6:5): “Люби Господа, Бога твоего...”, но он не может обеспечить меня теми “средствами”, при помощи которых я мог бы исполнить это, то есть обрести Христа.

Я говорю это не для того, чтобы внушить презрение к Закону. Павел также не имеет такого намерения, напротив, он придерживается мнения, что Закон должен уважаться и цениться. Но поскольку Павел рассматривает здесь вопрос об оправдании, а обсуждение оправдания и обсуждение Закона — вещи совершенно разные, обстоятельства требуют, чтобы он говорил о Законе как о чем-то исключительно презренном. Поэтому и мы [говоря о Законе] также не сможем найти слов, которые были бы достаточно низкими и отвратительными [для него]. Ибо здесь сердце не должно ни принимать во внимание, ни знать ничего, кроме одного лишь Христа. Посему мы должны изо всех сил стремиться к тому, чтобы в вопросе об оправдании отвергать Закон, убирать его с глаз долой как можно дальше, и не принимать ничего, кроме обетования Христова. Это легко сказать, однако в испытаниях, когда совесть борется с Богом, чрезвычайно трудно достичь этого [на деле]. Особенно трудно, когда Закон устрашает и обвиняет вас, являет вам ваш грех и угрожает вам гневом Божиим и смертию, действовать так, будто никакого Закона или греха никогда и в помине не было, но всегда был один лишь Христос, чистая благодать и искупление. Трудно также, чувствуя ужас Закона, говорить: “Закон, я не собираюсь слушать тебя, потому что у тебя злой голос. Кроме того, время пришло, и теперь я совершенно свободен. Я не стану более терпеть твоего господства”. Тогда человек может понять, что самая трудная вещь на земле — это различение Закона и благодати. Что это просто божественный и небесный дар — иметь веру и “сверх надежды верить с надеждою” (Рим.4:18). И что утверждение Павла об оправдании одною лишь верою совершенно истинно.

Итак, вы должны научиться говорить о Законе презрительно, когда речь одет об оправдании, следуя примеру Апостола, который называет Закон “вещественными началами мира”, “убивающею буквою”, “силою греха” и т.п. Если вы позволяете Закону преобладать в вашей совести вместо благодати тогда, когда приходит ваше время победить грех и смерть в глазах Божиих — Закон есть не что иное, как остатки всяческих пороков, заблуждений и богохульств. Ибо он способен лишь умножать грех, обвинять, запугивать, угрожать смертию и представлять Бога гневным Судиею, предающим грешников анафеме. Посему, если вы обладаете мудростью, то отталкиваете Моисея — этого “шепелявого заику” — вместе с его Законом. И вы не позволите его страхам и угрозам хоть как-то коснуться вас. Тогда он должен быть для вас столь же подозрителен, как отлученный от церкви и преданный анафеме еретик, хуже, чем папа и дьявол, и поэтому вы не должны его слушать вовсе.

С другой стороны, когда не рассматривается вопрос об оправдании, мы, вместе с Павлом, должны думать о Законе почтительно. Нам следует воздавать ему высшую хвалу, называть его святым, праведным, благим, духовным, божественным и т.д. В вопросах, не относящихся к нашей совести, мы должны обожествлять его, но, проникнув в нашу совесть, он становится сущим дьяволом, ибо в малейших испытаниях он не может ободрить или утешить совесть, а делает совершенно противоположное, запугивая ее и лишая ее уверенности в праведности, отнимая у нее жизнь и все благое. Вот почему далее Павел называет Закон “немощными и бедными вещественными началами” (см. Гал.4:9). Итак, давайте не позволим ему господствовать над нашей совестью ни в чем, особенно потому, что Христос заплатил дорого за то, чтобы устранить тиранию Закона из совести [людей]. Ибо “Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою” (Гал.3:13). Посему пусть благочестивый человек знает, что Закон и Христос обоюдно противоположны и совершенно несовместимы. Когда присутствует Христос, Закону не следует править ни в чем, он должен отступить и оставить совесть, уступив ложе одному лишь Христу, потому что оно слишком узко для них обоих (Ис.28:20). Пусть Он правит один, праведно, безопасно, счастливо и жизнеутверждающе — так, чтобы совесть могла счастливо “уснуть” во Христе, не имея никакого представления о Законе, грехе или смерти.

Павел, как я уже говорил, преднамеренно использует это образное выражение: “Вещественные начала мира” — он сильно умаляет этим власть и славу Закона, чтобы пробудить нас. Ибо когда внимательный читатель видит, как Павел называет Закон “служением смертоносным буквам” и “убивающею буквою”, он сразу же думает: “Почему же он называет Закон такими отвратительными и, с точки зрения разума, даже богохульными словами, ведь Закон является божественным учением, открытым с небес?” Такому человеку, озабоченному, озадаченному и заинтересованному причиною использования таких слов [имен Закона], Павел отвечает, что Закон свят, праведен и благ, и т.д. — и одновременно он является служением смертоносным буквам [служением греховным и смертоносным], но разным людям он кажется различным. До Христа — он свят, после Христа — он смертоносен. Таким образом, когда приходит Христос, мы не должны знать ничего о Законе, кроме того, что он господствует над плотию, которую он сдерживает и притесняет. Пока мы не умрем, Закон и плоть, которой трудно переносить господство над собою Закона, будут находиться в противостоянии.

Павел — единственный из Апостолов, кто использует такую терминологию, называя Закон Божий “вещественными началами мира”, “немощными и бедными вещественными началами”, или “силою греха”, “убивающею буквою”. Остальные Апостолы не говорят о Законе таким образом. Поэтому пусть всякий, кто изучает христианское богословие, тщательно рассмотрит эту манеру изречения, присущую Павлу. Христос называет его “избранным сосудом” (Деян.9:15). Значит, Он дал ему превосходнейшую манеру выражаться и уникальную терминологию, отличную от той, которою пользовались другие Апостолы, чтобы он, как избранный сосуд, мог верно закладывать основы учения об оправдании и излагать его ясно.

4. Но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего (Единородного), Который родился от жены, подчинился закону ,

5. чтобы искупить подзаконных...

То есть: “После того, как кончилось время Закона, Христос ныне открылся и избавил нас от Закона, и обетование распространилось по всем народам и т. д.”.

Обратите особое внимание, какое определение Павел дает здесь Христу: “Христос, — говорит он, — это Сын Бога и женщины. Он был рожден под Законом ради нас, грешников, чтобы искупить нас, подзаконных.” Эти слова Павла заключают в себе и Личность, и дело Христа. А Личность Христа заключает в себе божественную и человеческую природу. Апостол ясным образом показывает это, говоря: “Послал Бог Сына Своего (Единородного), Который родился от жены”. Следовательно, Христос есть истинный Бог и истинный человек. Павел описывает Его деяние следующими словами: “Родившегося под Законом, чтобы искупить подзаконных”.

Кажется, что Павел оскорбляет Деву, матерь Сына Божия, называя ее просто “женою”. Это смущало некоторых отцов древней церкви, которые предпочли бы, чтобы он употребил здесь название “дева”, а не “жена”. Однако в этом Послании Павел обсуждает самый важный и возвышенный предмет: Евангелие, веру, христианскую праведность, определение Личности Христа, значение Его деяния, что Он предпринял и совершил ради нас и какие благословения Он принес нам, несчастным грешникам. Именно из-за величия этого внушающего благоговение предмета он не рассматривает вопрос о девственности. Вполне достаточно показать здесь бесценное и бесконечное милосердие Божие — Бог счел угодным, чтобы Его Сын родился от представительницы женского пола. Поэтому Павел не говорит о достойном положении этого пола, а указывает только на сам пол. Упоминая пол, он показывает, что Сам Христос сделался истинным человеком благодаря рождению от представительницы женского пола. Он как бы говорит: “Он родился не от мужчины и женщины, а только от женщины”. Поэтому, когда он упоминает только о представительнице женского пола, его фраза: “Родился от жены” — равнозначна тому, чтобы сказать: “Родился от девы”.

Далее, это место свидетельствует о том, что, когда завершилось время Закона, Христос не положил никакого нового закона вслед за ветхим Законом Моисеевым, но отменил его и искупил тех, кого Закон угнетал. Поэтому монахи и софисты жестоко заблуждаются, когда изображают Христа как нового законодателя после Моисея, подражая в этом туркам, заявляющим, будто их Магомед — это новый законодатель после Христа. Тот, кто изображает Христа подобным образом, в высшей степени оскорбляет Его. Он пришел отменить ветхий Закон не с целью установления нового, но, как здесь говорит Павел, Он был послан Отцом в мир, чтобы искупить тех, кто находился в плену у Закона. Эти слова изображают Христа верно и точно. Они не приписывают ему установление нового Закона — они относят на Его счет дело искупления подзаконных. Сам Христос говорит в Ин. 8:15: “Я не сужу никого”, а также в другом месте (Ин. 12:47): “Я пришел не судить мир, но спасти мир”. То есть: “Я пришел не для того, чтобы провозгласить какой-нибудь закон и по нему судить людей, как Моисей и другие законодатели. Я осуществляю задачу более высокую и лучшую. Я сужу и осуждаю Закон. Закон убивает вас, а Я, в свою очередь, убиваю Закон, и, таким образом, через смерть Я упраздняю смерть”.

Мы, взрослые, впитавшие пагубную доктрину папистов, до мозга костей ею пропитанные, усвоили такое мнение о Христе, которое совершенно отличается от того, что излагает здесь Павел. Сколько бы мы ни говорили на словах, что Христос искупил нас от тирании и рабства Закона, на деле мы в глубине сердца считали, что Он — законодатель, тиран и судья страшнее самого Моисея. Даже сегодня, при великом свете истины, мы не можем полностью выбросить из головы это нечестивое мнение. Сколь упрямо липнет к нам то, к чему мы привыкли смолоду! Вам, молодым, еще не испорченным и не зараженным этой вредной идеей, легче учить о Христе в чистоте, нежели нам, взрослым, выбросить из головы эти богохульные иллюзии о Нем. Впрочем и вы не совсем избегли козней дьявола. Ибо даже если вы и не впитали нечестивое представление о Христе, как о законодателе, вы по-прежнему имеете в себе источник этого представления, а именно — плоть, разум и греховность нашей природы, способной думать о Христе, только как о законодателе. Поэтому вы должны стремиться всеми силами к тому, чтобы научиться признавать и считать Христа таким, каким Павел изображает Его в этом фрагменте. Но если, вдобавок к нечестивости нашей природы, появляются еще и нечестивые учителя, коих в сегодняшнем мире полно — и старых, и новых,— то они усиливают нечестивость нашей природы, и это уже двойное зло. Потому что когда к и так уже растленной природе прибавляется еще и нечестивое наставление, то при этом просто не может не получиться лжехристос. Как я сказал, разум сам выдумывает его, а дурное наставление затем взращивает его и столь крепко внедряет в наше сознание, что без великого труда и усилия его невозможно искоренить.

Поэтому крайне важно не упускать из виду эти радостные, полные утешения слова и всегда размышлять над ними, а также и над другими, им подобными словами, которые определяют Христа правильно и точно, ибо тогда на протяжении всей жизни, при любой опасности, при исповедании нашей веры перед тиранами и в час смертный мы сможем с полной и твердой уверенностью сказать: “Закон, ты не имеешь надо мною никакой власти, так что ты напрасно обвиняешь и осуждаешь меня. Ведь я верую во Иисуса Христа, Сына Божия, Которого Отец послал в мир, чтобы искупить нас, несчастных грешников, угнетаемых тиранией Закона. Он излил Свою жизнь, щедро истратив ее на меня. Когда я ощущаю твои ужасы и угрозы, Закон, я погружаю свою совесть в раны, кровь, смерть, воскресение и победу Христа. Кроме Него я вообще ничего не хочу ни видеть, ни слышать”.

Эта вера — наша победа (1 Ин. 5:4), ею, хотя и не без великой борьбы, мы побеждаем ужасы Закона, греха, смерти и всякого зла. Кто воистину набожен, и кого каждый день терзают суровые испытания, тем приходится хорошенько над этим попотеть. Им зачастую кажется, что Христос хочет укорить нас, что Он хочет потребовать от нас отчета о том, как мы прожили свою жизнь, что Он хочет обвинить и осудить нас. Они не могут быть уверены в том, что Он был послан Отцом, чтобы искупить нас, угнетенных тиранией Закона. Причина этому вот в чем — святые еще не полностью избавились от плоти, а она противоречит Духу. Потому-то еще продолжают являться ужасы Закона, страх смерти и другие мрачные призраки, чтобы мешать вере, чтобы человек не держался с должной уверенностью за благословение Христа, искупившего нас от рабства Закона.

Но как Христос искупил нас? Тем, что Он родился под Законом. Когда Христос пришел, Он нашел нас находящимися в неволе у опекунов и попечителей, т. е. лишенными свободы и сидящими в заточении у Закона. Что же Он сделал? Сам Он является Господином Закона, следовательно, Закон не имеет над Ним власти и не может обвинять Его, потому что Он — Сын Божий. Тот, Кто не был под Законом, добровольно подчинился Закону. Закон сделал с Ним то, что он делал с нами. Закон обвинял нас и вселял в нас ужас. Закон поверг нас во грех, смерть и гнев Божий, а также Закон осудил нас своим судом. И у Закона было право на все это, ибо все мы согрешили. Но Христос “не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его” (1 Пет. 2:22). Следовательно, Он ничего не был должен Закону. И тем не менее на Него — столь святого, праведного и блаженного — Закон гневался так же, как на нас, проклятых и осужденных грешников, и даже еще более яростно. Закон обвинял Его в богохульстве и крамоле, Закон признавал Его виновным пред очами Божиими в грехах всего мира, наконец, Закон так опечалил и испугал Его, что у Него выступил кровавый пот (Лк. 22:44). В итоге Закон приговорил Его к смерти, и к смерти крестной (Флп. 2:8).

Это был воистину удивительный поединок, когда Закон— одно из творений — вступил в конфликт с Творцом, превысив свою власть, чтобы мучить Сына Божия тою же тиранией, какою мучил нас, сынов гнева (Еф. 2:3). Поскольку он столь ужасно и отвратительно согрешил против своего Бога, Закон вызван в суд, и ему предъявляется обвинение. Здесь Христос говорит: “Господин Закон, повелитель, жестокий и сильный тиран, стоящий над родом человеческим! Что Я совершил, что ты обвинял Меня, угрожал Мне и осуждал Меня при Моей невиновности?” Здесь Закону, когда-то осуждавшему и умерщвлявшему всех людей, нечем защитить или очистить себя. Поэтому он сам осужден и умерщвлен, так что теряет всю свою власть не только над Христом, на Которого Он все же напал и Которого умертвил, но и над всеми, кто верует во Христа. Здесь Христос говорит (Мф. 11:28): “Придите ко Мне, все труждающиеся под игом Закона. Я мог бы победить Закон Своею верховною властью, не получив при этом никаких ран; ибо Я — Господин Закона, и потому он не имеет надо Мною власти. Но ради вас, подзаконных, Я принял на Себя вашу плоть и покорился Закону. То есть не по обязанности Я сошел в ту же темницу, попал под тиранию и рабство Закона, под властью которых вы служили как пленники. Я позволил Закону господствовать надо Мною, его Господином, чтобы вселить в Меня ужас, подвергнуть Меня греху, смерти и гневу Божию — ничто из этого Закон не имел права делать. Таким образом, Я победил Закон двойным притязанием : во-первых, как Сын Божий, Господин Закона; во-вторых, в вашем лице, что равносильно тому, что вы сами победили Закон”.

Павел говорит об этом великолепном поединке во всех своих Посланиях. Чтобы сделать эту тему радостной и более ясной, он обычно изображает Закон, антропоморфизируя его, как некоего сильного человека, который осудил и убил Христа. А Христос затем, в свою очередь, победил смерть и одолел этого человека, осудив и убив его. Так в Еф. 2:15: “Упразднив вражду Плотию Своею”, и еще раз в 4:8 на основании Пс. 67:19: “Восшед на высоту, пленил плен”. Он использует тот же антропоморфизм в Посланиях к Римлянам, Коринфянам и Колоссянам: “За грех Он осудил грех” (Рим. 8:3). Своею победою Христос изгнал Закон из нашей совести, чтобы он более не смущал нас перед Богом, не приводил нас в отчаяние и не осуждал нас. Конечно, он не перестает показывать наш грех, обвинять и вселять страх, но если совесть крепко держится слов Апостола: “Христос искупил нас от Закона”, она воодушевляется верою и получает утешение. Тогда с определенною святою гордостью она бросает вызов Закону и говорит: “Меня совсем не пугают твои ужасы и угрозы, ибо ты распял Сына Божия и, распяв Его, совершил высочайшую несправедливость. Поэтому грех, который ты совершил против Него, непростителен. Ты утратил свою власть и, в конце концов, был побежден и подавлен не только за Христа, но также за меня, как за верующего в Него”. Он даровал нам эту победу. По этой причине Закон навсегда прекратил для нас свое существование, при условии, что мы пребываем во Христе. Поэтому “благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом” (1 Кор. 15:57).

Этим также подтверждается учение о том, что мы оправдываемся только верою. Ибо когда происходил этот поединок между Законом и Христом, туда не вмешивались никакие наши дела или заслуги. Там остается один Христос — облекшись в нашего человека, Он служит Закону и при абсолютной невинности сносит всю его тиранию. Поэтому Закон виновен в хищении, в святотатстве и в убийстве Сына Божия. Он теряет свои права и заслуживает проклятие. Везде, где присутствует Христос, или где, по крайней мере, упоминают Его имя, Закон вынужден уступать и бежать от этого имени, как дьявол бежит от креста. Следовательно, мы, верующие, свободны от Закона через Христа, Который “восторжествовал над ним Собою” (Кол. 2:15). Это славное торжество, совершенное для нас через Христа, обретается не делами, а одною лишь верою. Следовательно, оправдывает только вера.

Поэтому слова: “Родившегося под Законом” — исполнены большого смысла, и именно так к ним и следует относиться, ибо они показывают, что Сын Божий, родившийся под Законом, совершил не то или иное деяние Закона и подчинился ему не только политически, но испытал на Себе всю тиранию Закона. Ведь Закон совершил над Христом все свое действие — Закон вселил в Него такой ужас, что Он пережил душевную муку более тяжкую, чем кто-либо из людей. Убедительным подтверждением этому служит Его кровавый пот, утешение от ангела, Его возвышенная молитва в саду (Лк. 22:41-44) и, наконец, вопль мучения на кресте (Мф. 27:46): “Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?” Но Он претерпел это, чтобы искупить нас, пребывавших под Законом, т. е. пребывавших в скорби, в страхе, в отчаянии и отягощенных грехами. Все мы, впрочем, таковыми до сих пор и являемся, ибо по плоти мы до сих пор каждый день согрешаем против всех заповедей Божиих. Однако Павел велит нам сохранять надежду, говоря: “Бог послал Сына Своего”.

Таким образом, Христос — божественная и человеческая Личность, рожденный от Бога в вечности и от Девы во времени, пришел не для того, чтобы учреждать законы, но чтобы понести их на Себе и упразднить их. Он не стал учителем Закона, Он стал послушным учеником Закона, чтобы этим Своим послушанием искупить нас, подзаконных. Все это полностью отличается от учения папистов, превративших Христа в законодателя более сурового, чем Моисей. Павел здесь учит совершенно противоположному, а именно — что Бог послал Сына Своего под Законом, т. е. что Он заставил Его понести на Себе суд и проклятие Закона, грех, смерть и т. д. Моисей, являющийся действующей силой греха, гнева и смерти, пленил, заточил и убил Христа, и Христос это вынес. Христос действовал по отношению к Закону не активно, а пассивно. Поэтому Он не является законодателем и судьею по Закону, а, сделав Себя слугою Закона, стал нашим Искупителем от Закона.

Когда в Евангелии Христос произносит заповеди и учит Закону, или скорее толкует Закон, то это относится не к учению об оправдании, а к учению о добрых делах. К тому же учить Закону — это не та непосредственная функция Христа, ради которой Он пришел в мир, это дополнительная (“акцидентальная”—Прим. перев.) функция, так же, как [Его] исцеление больных, воскрешение мертвых, помощь бедным и утешение скорбящих. Разумеется, это славные и божественные дела, но они не являются специфическими свойствами именно Христа. Потому что пророки тоже учили Закону и совершали чудеса. Но Христос — это истинный Бог и человек. В столкновении с Законом Он испытал на Себе его крайнюю жестокость и тиранию. Исполнив и понеся на Себе Закон, Он победил Его Сам в Себе. И затем, воскреснув, Он осудил Закон, нашего заклятого врага, и упразднил его, так что тот уже не может осудить или убить нас. Следовательно, подлинная функция Христа, присущая только Ему,— бороться с Законом, грехом и смертью всего мира, причем бороться так, чтобы Самому пройти через них и, пройдя, победить их и упразднить в Самом Себе, освобождая нас таким образом от Закона и от всякого зла. Поэтому преподание Закона и совершение чудес — это особые блага Христа, которые не были главной целью Его пришествия. Ибо пророки, и в особенности Апостолы, совершали чудеса более великие, нежели те, которые совершал Сам Христос (Ин. 14:12).

Итак, поскольку Христос победил Закон в Своей собственной Личности, из этого непременно следует, что Он по природе — Бог. Потому что кроме Бога никто — ни человек, ни Ангел — не стоит выше Закона. Христос же находится выше Закона, потому что Он победил и подавил Закон. Следовательно, Он является Сыном Божиим и Богом по природе. Если ты понимаешь Христа так, как Его здесь описывает Павел, то никогда не ошибешься и не будешь постыжен. Тогда ты сможешь судить о различных образах жизни, о религии и вероисповедании всего мира. Но если это истинное видение Христа исчезает или же затемняется, то непременно наступает полная неразбериха, ибо недуховный человек не может судить о Законе Божием. Здесь недостаточно искусства философов, юристов и вообще всех людей. Ведь Закон правит человеком, поэтому Законом судится человек, а не человеком судится Закон. Только христианин может судить Закон. Каким образом? Говоря, что он не оправдывает. Тогда зачем соблюдать его, если он не оправдывает? Конечной целью послушания праведных Закону является не праведность в глазах Божиих, которая обретается только по вере, а спокойствие мира, благодарность Богу и добрый пример, который побуждает других поверить в Евангелие. Папа так перепутал обрядовые вопросы, нравственные вопросы и веру, что не устанавливал между ними никакого различия, только в конце концов он предпочел обрядовые вопросы нравственным вопросам, а нравственные вопросы — вере.

...Дабы нам получить усыновление.

То есть божественное сыновство. Павел делает более красивым место из Быт. 22:18: “...В семени твоем...” и т. д. Ранее он упоминал праведность, жизнь, обетование Духа, искупление от Закона, завет и обетование, как благословение, данное Семени Авраама. Здесь он говорит о сыновстве и наследовании жизни вечной, так как эти вещи вытекают из благословения. Как только проклятие, которое есть грех, смерть и т. д., было устранено этим благословенным Семенем, его место заняло благословение, которое есть праведность, жизнь и все доброе. Таким образом, вы видите, что Павел, когда хотел, мог растекаться мыслию по древу и говорить пространно.

За какую же заслугу мы получили эту праведность, сыновство и наследство вечной жизни? Ни за какую. Ибо что могли заслужить люди, плененные грехом, подвергнутые проклятию Закона и осужденные на вечную смерть? Следовательно, мы получили все это даром и незаслуженно, впрочем и не без заслуги. Что же это за заслуга? Не наша, а Иисуса Христа, Сына Божия, Который родился под Законом не за Себя, а за нас (как ранее сказал Павел [Гал. 3:13], что Он сделался за нас проклятием), и Который искупил нас, подзаконных. Потому мы получили это сыновство, только будучи искуплены Иисусом Христом, Сыном Божиим — нашею преизобильною и вечною добродетелью, будь то добродетель должная или добродетель истинная. Вместе с этим даром сыновства мы к тому же получили Святого Духа, посылаемого Богом через Слово в наши сердца и “вопиющего: Авва, Отче!”, о чем говорится далее.

6. А как вы — сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего...

Святой Дух посылается двумя способами. Первохристианской церкви Он был послан явным, видимым образом. Так Он сошел на Христа при Иордане в виде голубя (Мф. 3:16), а на Апостолов и других верующих — в виде огня (Деян. 2:3). Это был первый способ дарования Святого Духа. Он был необходим первохристианской церкви, которую следовало подкрепить видимыми знамениями ради неверующих, как свидетельствует Павел (1Кор.14:22): “Языки суть знамение не для верующих, а для неверующих”. Но впоследствии, когда церковь уже была собрана и укреплена этими знамениями, посылать Духа таким видимым образом уже не было необходимости.

Второй способ дарования — это когда Святой Дух через Слово посылается в сердца верующих, как и сказано в этом фрагменте: “Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего”. Это происходит безо всяких видимых проявлений, а именно — когда через устное Слово мы получаем огонь и свет, благодаря коим мы обновляемся и становимся другими, благодаря коим в нас возникают новые взгляды, новые чувства и новые побуждения. Эти перемены и новые взгляды не являются [продуктом] работой человеческого разума и не во власти человека, это дар и достижение Святого Духа, Который приходит вместе с проповеданным Словом, очищает наши сердца верою и производит в нас духовные побуждения. Поэтому между нами и врагами Слова, его извратителями, существует огромное различие. Мы, по благодати Божией, на основании Слова, способны с уверенностью проповедовать и судить о воле Божией по отношению к нам, обо всех законах и учениях, о своей собственной жизни и о жизни других. Паписты и духовные фанатики, напротив, неспособны с уверенностью судить о чем-либо. Последние искажают и извращают Слово, первые преследуют его и хулят. А без Слова невозможно вынести четких суждений вообще о чем-либо.

Конечно, обновились ли мы умом нашим и имеем ли мы Святого Духа, этого нельзя увидеть. Однако сама наша способность выносить суждения, наша речь и наше исповедание являются достаточными свидетельствами того, что в нас присутствует Святой Дух со Своими дарами. Ибо прежде мы были неспособны судить о чем-либо вообще. Мы не говорили и не исповедовали, что все наши дела грешны и осуждены, и что один лишь Христос является нашей должной и истинной добродетелью, как мы говорим и исповедуем сейчас, поскольку воссияло солнце истины. Поэтому нас не должно беспокоить, если мир, дела которого мы объявляем злыми, считает, что мы самые опасные еретики и смутьяны, ниспровергатели религии и нарушители общественного спокойствия, одержимые дьяволом, который говорит через нас и направляет все наши действия. Вопреки этому извращенному суждению мира, давайте будем довольствоваться свидетельством нашей совести, благодаря которому мы знаем наверняка, что это божественный дар — когда мы не только веруем во Иисуса Христа, но и открыто провозглашаем и исповедуем Его перед миром. Как веруем в сердце, так и говорим устами, как сказано в Псалме (115:1): “Я веровал, и потому говорил: я сильно сокрушен”.

Мы также упражняем себя в благочестии и избегаем греха, насколько возможно. Если же согрешаем, то непреднамеренно — мы грешим по невежеству и сожалеем об этом. Мы можем падать, ибо дьявол подстерегает нас день и ночь. Также и остатки греха липнут к нашей плоти. Поэтому по плоти мы являемся грешниками даже после того, как приняли Святого Духа. Внешне нет большой разницы между христианином и другим в общественном отношении порядочным человеком. Дела христианина мелки на вид — он исполняет обязанности согласно своему призванию, управляет государством, ведет хозяйство, пашет землю, помогает, поддерживает и служит своему ближнему. Человек недуховный не станет хвалить эти дела, он считает их столь заурядными и ничтожными, что их делают миряне и даже язычники. Мир не разумеет того, что от Духа Божия (1 Кор. 2:14), поэтому он выносит искаженное суждение о делах благочестивых людей. Мир не только восхищается суеверием лицемеров и их самочинными делами, но относится к ним с религиозностью и поддерживает их щедрыми дарами. И, с другой стороны, мир так далек от признания, что дела благочестивых людей добры (на вид они, конечно, мелки и скудны, но они добры и богоугодны, когда совершаются с верою, радостным духом, послушанием и благодарностью Богу), что осуждает и порицает их, как верх нечестия и неправедности. Поэтому менее всего мир верит в то, что мы имеем Святого Духа. Но во времена невзгод или креста и исповедания веры (которое верующим людям свойственно и которое является для них главным делом), когда человек должен либо оставить жену, детей, имущество и жизнь, либо отречься от Христа, становится очевидным, что мы исповедуем веру, Христа и Его Слово силою Святого Духа.

Поэтому нам следует не сомневаться в том, что Святой Дух пребывает в нас, но иметь уверенность и признавать, что мы, как говорит Павел, “храм Святого Духа” (1 Кор. 6:19). Ибо если человек ощущает любовь к Слову и если ему нравится слушать, говорить, думать, читать лекции и писать о Христе, то он должен знать, что это не является делом человеческой воли или разума, но это дар Святого Духа. Потому что такое не может происходить без Святого Духа. С другой стороны, там, где присутствует ненависть к Слову и презрение Слова, там царит дьявол, “бог века сего” (2 Кор. 4:4), ослепляя сердца людей и держа их в плену, чтобы не дать воссиять над ними свету Евангелия славы Христовой. Это мы и наблюдаем сегодня среди толпы — им нет никакого дела до Слова, они высокомерно презирают его, словно оно вообще к ним не относится. Те люди, которые имеют в себе некое горение и тягу ко Слову, должны с благодарностью признавать, что это чувство вселил в них Святой Дух. Ибо это чувство не врожденное, и никакие законы не могут научить нас, как обрести его. Мы изменены не чем иным, как десницею Всевышнего (Пс. 76:11). И когда мы с радостью слышим проповедь о Христе, Сыне Божием, Который вочеловечился ради нас и, чтобы искупить нас, подчинился Закону, тогда вместе с этой проповедью и через нее Бог несомненно посылает Святого Духа в наши сердца. Поэтому благочестивым [людям] крайне полезно знать, что они имеют Святого Духа.

Я говорю это, чтобы опровергнуть опасную доктрину софистов и монахов, учивших и веривших, что никто не может знать наверняка, находится ли он в состоянии благодати, даже если делает добрые дела сообразно своим способностям и ведет безупречный образ жизни. Это утверждение, которое повсеместно принимается и которому верят, было принципом и практически являлось артикулом веры во всем папстве. Этою своею нечестивою идеею они совершенно разрушили вероучение, ниспровергли веру, растревожили совесть людей, упразднили Христа и изгнали Его из церкви, скрыли и отвергли все благословения и дары Святого Духа, отменили истинное поклонение Богу и утвердили идолопоклонство, презрение к Богу и богохульство в сердцах людских. Ибо всякий, у кого есть такие сомнения в воле Божией о самом себе и кто не верует твердо, что находится в состоянии благодати — не может поверить, что он имеет прощение грехов, что Богу до него есть дело и что он может спастись.

Августин правильно и точно говорит, что всякий человек несомненно может видеть свою веру, если он имеет ее. Именно это они и отрицают. “Упаси Бог,—говорят они,—чтобы я твердо поверил, что нахожусь в состоянии благодати, что я свят и что имею Святого Духа, даже если действительно живу святою жизнью и делаю все, что следует”. От этой нечестивой идеи, на которой утверждено все царство папы, вы, молодые, должны бежать прочь и смотреть на нее с ужасом, как на опасную заразу, ибо она еще не проникла в вас. Мы, старшие, воспитывались в ней с детства и впитали ее так, что она вросла в самую внутренность нашего сердца. Поэтому не без труда нам приходилось познавать истинную веру, которой [мы] и учим. Нам непременно следует твердо верить, что мы находимся в состоянии благодати, что мы угодны Богу ради Христа и имеем Святого Духа. “Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его” (Рим. 8:9). К тому же всё, что мы думаем, говорим и делаем, сомневаясь — все это грех: “Всё, что не по вере, грех” (Рим. 14:23).

Поэтому всякий, кто занимает начальственное положение в церкви или на государственной службе, должен твердо верить, что его должность угодна Богу. Однако он никогда не смог бы поверить в это, если бы не имел Святого Духа. Но вы скажете: “Я не сомневаюсь в том, что эта должность угодна Богу, поскольку она Богом и установлена. Но у меня есть сомнения по поводу своей личности, угодна ли она Ему”. Тут следует обратиться за помощью к богословию, которое, главным образом, занимается приданием нам уверенности в том, что не только должность, занимаемая человеком, но и сам этот человек угоден Богу. Ибо именно человек был крещен, верует во Христа, очистился от всех грехов Его Кровью, живет в общении церкви, не только любит чистое учение Слова, но радуется его умножению и росту числа верующих и, с другой стороны, ненавидит папство и духовный фанатизм с их нечестивым учением, как сказано (Пс. 118:113): “Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю”.

Таким образом, мы должны твердо верить, что не только наша должность угодна Богу, но и наша личность. Все, что говорит, делает или думает наша личность, угодно Богу, хотя и не ради нас самих, но ради Христа, Который, как мы верим, родился под Законом ради нас. А в том, что Христос угоден Богу и свят, мы абсолютно уверены. В какой мере Христос угоден Богу и в какой мере мы держимся Его, в той мере и мы угодны Богу и святы. И хотя грех все еще липнет к нашей плоти и мы все еще ежедневно падаем, тем не менее благодать более изобильна и более сильна, нежели грех. Ибо милость и истина Господня царят над нами вечно. Поэтому грех не способен испугать нас и заставить нас сомневаться в благодати Божией, которая в нас. Христос, этот могучий исполин, упразднил Закон, осудил грех, уничтожил смерть и всякое зло. Поскольку Он находится одесную Бога и ходатайствует за нас, мы не можем иметь никаких сомнений в благодати Божией для нас.

Кроме того, Бог также послал в наши сердца Духа Своего Сына, как говорит здесь Павел. А Христос совершенно уверен в том, что в Своем Духе Он угоден Богу. Поскольку мы имеем тот же Дух Христа, мы тоже должны быть уверены в том, что находимся в состоянии благодати,— уверены благодаря Тому, Кто уверен. Это что касается внутреннего свидетельства, благодаря которому сердце должно твердо веровать, что оно находится в состоянии благодати и имеет Святого Духа. А внешние знамения, как я уже сказал ранее, таковы — любить слушать о Христе, проповедовать, благодарить, хвалить и исповедовать Христа даже ценою имущества и жизни, исполнять свои обязанности согласно своему призванию мужественно, в вере и радости, не находить удовольствия во грехе, не вторгаться в чужое звание, но служить своему, помогать нуждающемуся брату, утешать скорбящих и т. д. Эти знамения убеждают и утверждают нас a posteriori в том, что мы находимся в состоянии благодати. Нечестивцы тоже имеют эти знамения, но не в чистоте. Из этого вполне явствует, что папа со своим учением только лишает покоя совесть людей и, в конце концов, почти доводит их до отчаяния, ибо он не только учит их сомневаться, но даже приказывает им это [делать]. Поэтому, как сказано в Псалме (5:10): “Нет в устах их истины”, или в другом Псалме (9:28): “Под языком его — мучение и пагуба”.

Здесь мы также видим, сколь велика слабость веры у благочестивых. Ибо если бы мы твердо веровали, что пребываем в состоянии благодати, что грехи наши прощены, что мы имеем Дух Христов и что мы — сыны Божии, то мы были бы воистину счастливы и благодарны Богу за неизреченный дар Его (2 Кор. 9:15). Но, испытывая противоположные чувства, а именно — страх, сомнение, печаль и т. д., мы не дерзаем верить в это со всей твердостью. Наша совесть даже полагает, что приписывать эту славу самой себе было бы великою самонадеянностью и гордынею. Поэтому данный вопрос правильно понимается только тогда, когда переходит в практику, ибо без опыта этому никак нельзя научиться.

Поэтому пусть каждый приучит себя твердо веровать, что он находится в состоянии благодати и что его личность со своими [ее] делами угодна Богу. Но если он испытывает сомнение, то ему следует проявлять веру, бороться с сомнением и добиваться уверенности — так, чтобы суметь сказать: “Я знаю, что я угоден Богу и имею Святого Духа не по причине своей достойности или добродетели, а благодаря Христу, Который подчинился Закону ради нас и взял [на Себя] грехи мира (Ин. 1:29). В Него я и верую. Если я — грешник и если я заблуждаюсь, то Он — праведник и не может заблуждаться. К тому же мне нравится слушать, читать, петь и писать о Нем. Больше всего я хочу возвещать миру о Его Евангелии и обратить многих людей”.

Такие вещи несомненно свидетельствуют о присутствии Святого Духа. Ибо такие вещи не возникают в сердце благодаря человеческим способностям, а также нельзя их приобрести за счет каких-либо упражнений или усилий. Достичь этого можно через Христа. Сначала Он оправдывает нас, даруя познание Себя. Затем Он сотворяет [в нас] чистое сердце (Пс. 50:12), производит новые побуждения, дарует уверенность, благодаря которой мы веруем, что ради Него мы угодны Отцу, а также дарует верное суждение, благодаря которому мы одобряем то, чего прежде не знали или что совершенно презирали. Поэтому мы ежедневно должны стараться двигаться все дальше и дальше от неуверенности к уверенности и прилагать усилие, чтобы полностью искоренить вредную идею, поглотившую весь мир,— будто человек не знает, находится ли он в состоянии благодати. Ибо если мы сомневаемся в том, что находимся в состоянии благодати и угодны Богу ради Христа, то мы таким образом отрицаем, что Христос искупил нас, и совершенно отвергаем Его блага. Вы, молодые, способны с легкостью понять учение Евангелия и избежать этого опасного мнения, ибо вы не заражены им.

...вопиющего: “Авва, Отче!”

Павел мог бы сказать: “Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, молящегося: “Авва, Отче!”” Но он намеренно говорит: “вопиющего”, чтобы показать испытание христианина, который еще немощен и слабо верует. В Рим. 8:26 он называет это “воздыханиями неизреченными”. “Также,—говорит он,—и Дух подкрепляет нас в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными”.

Это великое утешение, когда Павел говорит здесь, что Дух Христа, посылаемый Богом в наши сердца, вопиет: “Авва, Отче!”, и когда он говорит в Рим. 8:26, что Он подкрепляет нас в немощах наших и ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными. Всякий, кто истинно поверил этому, не отпадет ни при каких бедствиях, как бы велики они ни были. Но этой вере мешают многие вещи. Во-первых, наше сердце родилось во грехе. Во-вторых, мы имеем в себе врожденное зло [заключающееся] в том, что мы сомневаемся в благорасположении Бога к нам и не можем твердо веровать, что мы угодны Богу. Помимо этого, “противник наш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить” (1 Пет. 5:8), и говорит: “Ты — грешник. Поэтому Бог гневается на тебя и погубит тебя навеки”. Ничто не может укрепить и поддержать нас против этих великих и невыносимых воплей, кроме одного лишь Слова, которое являет Христа, как Победителя греха, смерти и всякого зла. Но, чтобы твердо держаться этого среди испытаний и противоборств, когда Христос не делается видимым ни для одного из наших органов чувств, требуется усилие и труд. Мы Его не видим, и во время испытания наше сердце не ощущает Его присутствия и помощи. И кажется даже, будто Христос гневается на нас и оставляет нас в такой час. К тому же во время этого испытания человек чувствует силу греха, немощь плоти и свое сомнение, он ощущает раскаленные стрелы дьявола (Еф. 6:16), ужасы смерти, гнев Божий и Его суд. Все эти вещи издают против нас сильные и страшные вопли, так что кажется, будто нам не остается ничего, кроме отчаяния и вечной смерти.

Но среди этих ужасов Закона, громовых раскатов греха, смертного сотрясения и дьявольского рыка,— говорит Павел,— Святой Дух начинает взывать в нашем сердце: “Авва, Отче!” И Его вопль неизмеримо превосходит сильные и страшные вопли Закона, греха, смерти и дьявола, прорываясь сквозь них. Он пронизывает облака и небо, доходя до самых ушей Божиих.

Итак, этими словами Павел хочет показать ту немощь, которая еще присутствует в благочестивых, как в Рим. 8:26: “Дух подкрепляет нас в немощах наших”. Поскольку сознание противоположного столь сильно в нас, т. е. поскольку мы сознаем гнев Божий лучше, чем Его благорасположение к нам, потому-то Святой Дух и посылается в наши сердца. Он не шепчет и не молится, но очень громко вопиет: “Авва, Отче!” — и ходатайствует за нас по воле Божьей воздыханиями неизреченными. Каким же образом?

Среди великого страха и конфликтов совести мы действительно хватаемся за Христа и веруем, что Он — наш Спаситель. Но Закон все же вселяет в нас великий страх, и грех не дает нам покоя. Кроме того, дьявол нападает на нас со всевозможными своими кознями и раскаленными стрелами (Еф. 6:16), всеми силами пытаясь похитить у нас Христа и лишить нас всякого утешения. И тогда ничто не может помочь нам не сдаться и не отчаяться, ибо в такое время мы являем собой трость надломленную и лен курящийся (Ис. 42:3) . Тем временем, однако, Святой Дух подкрепляет нас в немощах наших и ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными (Рим. 8:26), свидетельствуя духу нашему, что мы — дети Божии (Рим. 8:16). Все это укрепляет душу среди этих ужасов, она воздыхает ко своему Спасителю и Первосвященнику Иисусу Христу, она преодолевает немощь плоти, вновь обретает утешение и говорит: “Авва, Отче!” Это воздыхание, которое мы едва сознаем, Павел называет воплем и воздыханием неизреченным — вздохом, наполняющим небо и землю. Он также называет его воплем и воздыханием Духа, потому что, когда мы немощны и подвергаемся искушениям, Дух издает этот вопль у нас в сердце.

Сколь бы велики и ужасны ни были вопли, испускаемые против нас Законом, грехом и дьяволом, хотя и кажется, что они заполняют собою небо и землю и совершенно превозмогают вздохи нашего сердца, все же они не могут причинить нам никакого вреда. Ибо чем больше эти враги теснят нас, обвиняя и муча своими воплями, тем крепче мы, воздыхая, держимся за Христа — сердцем и устами мы призываем Его, не отступаем от Него и верим, что Он родился под Законом ради нас, чтобы искупить нас от проклятия Закона и уничтожить грех и смерть. Когда мы вот так, верою держимся за Христа, мы взываем через Него: “Авва, Отче!” И этот наш вопль намного превосходит вопль дьявола.

Однако нам совсем не кажется, что воздыхание, которое мы издаем среди ужасов и в своей немощи,— это вопль. Мы так далеки от этой мысли, что даже едва осознаем это как вздох. Ибо, что касается нашего собственного осознания, то наша вера, воздыхающая ко Христу в искушениях, очень слаба. Вот почему мы не слышим этого вопля. У нас есть только Слово. Если в борьбе мы держимся за него, то немного дышим и воздыхаем. Воздыхание мы в какой-то степени осознаем, но вопля не слышим. “Испытующий же сердца,—говорит Павел (Рим. 8:27),—знает, какая мысль у Духа”. Для Испытующего сердца это воздыхание, кажущееся плоти столь слабым, является громким воплем и воздыханием неизреченным, по сравнению с которым великий и страшный рев Закона, греха, смерти, дьявола и ада ничтожен и неслышен. Недаром поэтому Павел называет это воздыхание благочестивого и сокрушенного сердца воплем и неизреченным воздыханием Духа, ибо оно наполняет все небо и всю землю, взывая столь громко, что Ангелам кажется, будто они кроме этого вопля ничего больше не слышат.

Тем не менее у нас внутри присутствует совсем противоположное ощущение. Нам не кажется, что это наше слабое воздыхание проникает сквозь облака так, что Бог и Ангелы на небе только его и слышат. На самом деле нам кажется — особенно если испытание продолжается дальше,— что на нас жутко рычит дьявол, небо издает рев, земля трясется, все вот-вот развалится, вся тварь угрожает нам злом, и ад разверзается, чтобы поглотить нас. Это ощущение — у нас в сердце, мы не слышим этих страшных голосов и не видим этого грозного лика. Именно об этом Павел и говорит во 2 Кор. 12:9, что сила Христова совершается в нашей немощи. Ибо Христос воистину всемогущ и воистину царствует и торжествует в нас тогда, когда мы, если можно так выразиться, столь “всенемощны”, что едва-едва можем издать стон. Однако Павел говорит, что в ушах Божиих этот вздох — могучий вопль, наполняющий все небо и землю.

Также и в Лк. 18:1-8, в притче о неправедном судье, Христос называет это воздыхание благочестивого сердца воплем, и таким воплем, который непрестанно взывает к Богу день и ночь. Он говорит: “Услышьте, что говорит судья неправедный. Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь? Будет ли Он долго медлить защитить их? Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре”. Сегодня, среди всех гонений и противодействий папы, тиранов и духовных фанатиков, нападающих на нас справа и слева, мы только и можем издавать такие воздыхания. Однако они — наша артиллерия и орудия брани, с их помощью мы расстраивали замыслы наших противников все эти годы и начали разрушать царство антихриста. Они побудят Христа ускорить день Своего славного пришествия, когда Он упразднит все начальства, власти и силы и повергнет всех врагов Своих под ноги Себе. Аминь.

Так в Исходе Господь говорит Моисею у Чермного моря (14:15): “Что ты вопиешь ко Мне?” Это последнее, к чему прибег Моисей. Он находился в крайней душевной муке и потому трепетал, будучи на пороге отчаяния. Казалось, что в нем царит не вера, а неверие. Ибо Израиль был так зажат горами, войском египтян и морем, что некуда было бежать. Моисей даже не смел ничего пробормотать. Как же тогда он вопиял? Отсюда следует, что мы не должны судить по ощущениям своего сердца; мы должны судить по Слову Божию, которое учит, что Святой Дух даруется сокрушенным, боящимся и отчаивающимся, так что Он ободряет и утешает их, чтобы они не согнулись под гнетом испытаний и прочего зла, а одолели их, хотя и не без великого страха и усилия.

Паписты вообразили, будто святые, благодаря тому, что имели Духа Святого, никогда не сталкивались с искушениями и никогда их не испытывали. Они рассуждают о Святом Духе лишь умозрительно, как сегодня говорят духовные фанатики. Но Павел говорит, что сила Христова делается совершенною в нашей немощи (2 Кор. 12:9) и что Дух Святой подкрепляет нас в немощах наших и ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными (Рим. 8:26). Поэтому когда мы совсем ослабеваем и совсем близко подходим к отчаянию, тогда мы больше всего и нуждаемся в помощи и утешении Святого Духа, и тогда Он к нам ближе всего. Если кто-то проходит через беды с мужественным и радостным духом, значит, Святой Дух уже совершил в нем Свою работу. Но Он непосредственным образом совершает Свою работу в тех, кто исполнен ужаса и приблизился, как сказано в Псалме, ко “вратам смерти” (9:14). Так, я уже сказал, что Моисей видел присутствие самой смерти в воде и везде, куда обращал взор. Вследствие этого он находился в глубочайшем смятении, отчаянии и несомненно чувствовал в своем сердце обращенный против него громкий вопль дьявола: “Сегодня весь этот народ погибнет, ибо им некуда бежать. Ты один виноват в этом великом бедствии, ибо ты вывел их из Египта”. Потом раздался вопль народа (Исх. 14:11-12): “Разве нет гробов в Египте, что ты привел нас умирать в пустыне? ...Ибо лучше быть нам в рабстве у Египтян, нежели умереть в пустыне”. Тогда присутствовал в Моисее Святой Дух — не умозрительно, а по-настоящему. Он ходатайствовал за него воздыханиями неизреченными, так что Моисей вздохнул к Богу и сказал: “Господи, по Твоему повелению я вывел народ. Посему Ты помоги!” Это воздыхание Он и называет “воплем”.

Я для того столь подробно обсудил это, чтобы показать, что такое работа Святого Духа и как Он ее обычно совершает. В искушениях мы ни в коем случае не должны решать эту проблему, полагаясь на собственные чувства или следуя воплю Закона, греха и дьявола. Если мы захотим при этом следовать своим чувствам или поверить этим воплям, то мы решим, что лишены всякой помощи от Святого Духа и изгнаны из присутствия Божия. Не лучше ли нам вспомнить поэтому, как Павел говорит, что Святой Дух подкрепляет нас в немощах наших и вопиет: “Авва, Отче!” То еесть Он производит, как нам кажется, некий всхлип или вздох нашего сердца, однако в глазах Бога — это громкий вопль, или воздыхание неизреченное. Поэтому во всяком искушении и во всякой немощи прильните ко Христу и воздыхайте! Он даст вам Духа, вопиющего: “Авва, Отче!” Потом Отец скажет: “В целом мире я не слышу ничего, кроме одного этого воздыхания, которое в Моих ушах звучит как вопль столь громкий, что он наполняет собою небо и землю и заглушает все остальные вопли”.

Заметьте, что Павел не говорит, будто во время искушений Дух ходатайствует за нас долгою молитвою — Он ходатайствует воздыханием, и таким, какое не выразить словами. Он не взывает громко и слезно: “Помилуй меня, Боже!” (Пс.50:3) — Он просто произносит слово вопля и воздыхания: “Отче!” Это короткое слово, но в нем заключено все. Здесь говорят не уста, а чувства, так, словно человек говорит: “Хотя меня окружают тревоги и мне кажется, что я покинут и изгнан из Твоего присутствия, я тем не менее чадо Божие ради Христа, я возлюблен ради Возлюбленного”. Потому слово “Отче”, когда оно со смыслом произносится в сердце,— это такое красноречие, которого не могут достичь ни Демосфен, ни Цицерон, ни самые красноречивые люди, когда-либо жившие на свете. Ведь это то, что выражается не словами, а вздохами, которые нельзя услышать ни в каких словах, ни у каких ораторов, ибо они слишком глубоки, чтобы можно было выразить словами.

Итак, я разными способами показал, что христианин должен твердо веровать, что он пребывает в состоянии божественной благодати и что он имеет вопль Духа Святого у себя в сердце, в особенности тогда, когда совершает надлежащие деяния — исповедует [веру] или страдает за исповедание. Я показал это для того, чтобы вы полностью отвергли отвратительную идею всего папского царства — учение о том, что христианин должен быть неуверен в благодати Божией для него. Если это мнение верно, то Христос совершенно бесполезен. Ибо кто сомневается в благодати Божией для себя, тот обязательно должен усомниться и в обетованиях Божиих, и в воле Божией, а также в рождении, страданиях, смерти и воскресении Христа. Нет большей хулы на Бога, чем отречься от обетований Божиих и от Самого Бога, от Христа и т. д. Посему было верхом не только безумия, но и нечестия, когда монахи с таким рвением набирали молодежь обоих полов в монастыри — в свои религиозные и, как они их называют, “святые” ордены — как в верное состояние спасения, а потом, лишь только они были набраны, велели им сомневаться в благодати Божией. Таким же образом папа призвал и весь род человеческий к послушанию святой Римской Церкви, как к некому святому состоянию, в котором они непременно обретут спасение. Впоследствии же тем, кто слушался его законов, он повелел сомневаться. Так царство антихриста сначала хвастается и преувеличивает святость своих законов, порядков, правил и уверенно сулит вечную жизнь тем, кто их соблюдает; но потом, после того как несчастные долго умерщвляют свое тело, занимаясь, согласно человеческим традициям, бдениями, постами и т.д., их награда за все это состоит в том, чтобы не знать, угодно ли Богу это их послушание или нет. Сатана страшно радовался убиению душ папистами. Поэтому папство есть настоящая камера пыток для совести и подлинное царство дьявола.

Чтобы доказать и подкрепить это свое вредное заблуждение, они использовали высказывание Соломона в Еккл 9:1: “...Что праведные и мудрые и деяния их — в руке Божией, и что человек ни любви, ни ненависти не знает”. Некоторые из них отнесли эту фразу к ненависти Божией в будущем, другие — к ненависти Божией в настоящем. Но ни та, ни другая группа не поняли Соломона, который в этом месте говорит совсем не то, что они воображают. Более того, главная мысль всего Писания состоит в том, что нам надлежит не сомневаться, но надеяться, уповать и твердо веровать, что Бог милостив, добр и терпелив, и что Он не лжет и не обманывает, но верен и правдив. Он держит Свои обещания и ныне совершил, что обещал, предав Своего Единственного Сына на смерть за наши грехи, чтобы всякий, верующий в Сына, не погиб, но имел жизнь вечную (Ин 3:16). Здесь не может быть никакого сомнения в том, примирен ли Бог с нами, и благосклонен ли Он к нам, устранены ли ненависть и гнев Бога, ибо Он позволяет Своему Собственному Сыну умереть за нас, грешников. И все же, хотя и все Евангелие на каждом шагу показывает это, и столько раз оно этому учит, одна эта фраза Соломона, к тому же неправильно понятая, особенно среди ревнителей и монахов из тех, что построже, стоила больше всех обетований и всего утешения Писания, больше даже Самого Христа. Они злоупотребили Писанием на свою погибель и получили справедливое наказание за то, что презрели Писание и пренебрегли Евангелием.

Важно, чтобы мы все это знали. Во-первых, паписты сегодня создают такое впечатление, будто они никогда ничего плохого не делали. Поэтому их следует обличать на основании их же собственных мерзостей, которые они распространили по всему миру, как и свидетельствуют их собственные книги, которых по этой теме существует бесчисленное множество. К тому же мы таким образом можем обрести уверенность, что имеем чистое и истинное учение Евангелия,— такую уверенность, которою папство похвастаться не может. Если бы даже все прочее там было здраво, все равно это чудовище неуверенности хуже всех остальных чудовищ. И хотя очевидно, что враги Христа учат ненадежному, потому что приказывают совести сомневаться, они все же столь преисполнены безумства сатаны, что в своем самодовольстве осуждают и убивают нас, не согласных с ними, как будто еретики — это мы, а они совершенно уверены в своем учении.

Посему возблагодарим Бога за то, что мы избавлены от этого чудовища неуверенности и теперь можем твердо веровать, что Святой Дух вопиет и производит это неизреченное воздыхание в наших сердцах. И вот наше основание: Евангелие заповедует нам смотреть не на наши собственные добрые деяния или совершенство, а на Самого Бога обетующего и на Самого Христа Посредника. Папа же, напротив, велит нам взирать не на Бога обетующего, не на Христа, нашего Первосвященника, а на наши собственные дела и заслуги. Если идти по последнему пути, то там будут сомнение и отчаяние, а если по первому — уверенность и радость Духа. Ибо я верен Богу, Который не может солгать. Он говорит: “Я отдаю Собственного Сына на смерть, чтобы Кровью Своею Он искупил тебя от греха и смерти”. Я не могу здесь иметь никаких сомнений, если только вообще не хочу отречься от Бога. И вот почему наше богословие надежно — оно отбирает нас у самих себя и помещает нас вне самих себя, чтобы мы не рассчитывали на свою силу, совесть, опыт, личность или дела, а полагались на то, что находится вне нас, т. е. на обетование и истину Божию, которые не могут обмануть. Папа этого не знает, и именно потому у него и у его фурий имеет место это нечестивое представление, будто ни один человек — даже тот, кто праведен и мудр — не может знать, достоин ли он любви. Но если человек праведен и мудр, он знает наверняка, что Бог его любит, иначе такой человек не праведен и не мудр.

Более того, эта фраза Соломона вообще ничего не говорит ни о ненависти, ни о благосклонности Божией к людям. Это фраза государственного деятеля, произнесенная в укор человеческой неблагодарности. Ибо извращенность и неблагодарность мира столь велики, что он часто воздает злом тем, кто заслужил от него добра, и иногда даже очень грубо с ними обходится, а нечестивцев наоборот возвышает и почитает. Так и Давид, святой человек и очень хороший царь, был изгнан из своего царства; пророки, Христос и Апостолы были убиты. История всех народов свидетельствует о том, что многие люди, заслуживавшие от своей страны самого лучшего, своими же собственными согражданами были отправлены в изгнание, прожили там несчастную жизнь, а некоторые из них горестно кончили свои дни в тюрьме. Так что Соломон говорит здесь не об отношениях совести с Богом, не о благоволении Бога и о Его суде, а о судах и о волеизъявлениях людей среди них самих. Он как бы говорит: “Много есть праведных и мудрых мужей, через которых Бог делает много добра и сохраняет мир для людей. Но люди столь далеки от признания этого, что часто воздают таким мужам злом за их великие благодеяния. Поэтому сколько бы добра человек ни делал, он все равно не знает, чего он заслужит от людей своим усердием и верностью — ненависти или доброжелательности”.

Это и произошло в наши дни. Хотя мы думали найти в наших братьях доброе расположение за то, что проповедовали им Евангелие мира, жизни и вечного спасения, вместо доброго расположения мы нашли самую лютую ненависть. Много было таких, кто поначалу находил наше учение привлекательным и горячо поддерживал его. Мы думали, что они будут нашими братьями и друзьями, которые присоединятся к нам в единодушном согласии и будут насаждать и распространять это учение среди других. Но теперь мы на своем опыте видим, что они лжебратья и наши злейшие враги. Они насаждают заблуждения, искажают и ниспровергают то, чему мы учим правильно и добросовестно, распространяют в церквах самые злобные сплетни. Поэтому пусть всякий, кто благочестиво и добросовестно исполняет свой долг, какое бы место в жизни он ни занимал, и кто принимает неблагодарность и ненависть людскую за свои добрые деяния, не мучит себя из-за этого до смерти, но пусть он скажет вместе со Христом (Пс.108:3-4): “Вооружаются против Меня без причины; за любовь Мою они враждуют на Меня, а Я молюсь”.

Этим нечестивым учением, которым папа велит людям сомневаться в благорасположении к ним Бога, он удалил из церкви Бога и Его обетования, разрушил благословения Христовы и упразднил все Евангелие целиком. Затем неизбежно последовали бедствия, потому что люди полагались не на Бога с Его обетованиями, а на собственные дела и заслуги. Если такое происходит, человек никогда не может быть уверен в воле Божией, но обречен постоянно колебаться и, в конце концов, даже отчаяться. Понять, чего Бог хочет и что Ему угодно, нельзя ниоткуда, кроме Его же Слова. Это Слово уверяет нас в том, что Бог отложил прочь весь Свой гнев и ненависть к нам, когда отдал Своего Единственного Сына за наши грехи. Таинства, власть ключей и т. д. тоже дают нам уверенность, потому что если бы Бог не любил нас, Он никогда бы не дал нам их. Таким образом, мы осыпаны бесконечными свидетельствами доброго расположения Бога к нам. Теперь, когда изгнана зараза неуверенности, которою поражена вся церковь папы, давайте будем твердо верить, что Бог доброжелательно расположен к нам, что мы угодны Ему, что Ему есть до нас дело ради Христа и что мы имеем Святого Духа, Который ходатайствует за нас воплем и воздыханием неизреченным.

По форме эти вопль и воздыхание таковы, что во время испытаний вы называете Бога не тираном, не гневающимся судьей и не мучителем, а Отцом — притом воздыхание может быть столь слабым, что его едва можно почувствовать. Тот, другой вопль, напротив, весьма велик и ощущается очень сильно, когда в подлинном ужасе совести мы называем Бога злым, жестоким, гневливым тираном и судьей. Ибо тогда кажется, что Бог нас покинул и хочет ввергнуть нас в ад. Так святые часто жалуются в псалмах (Пс.30:23,13): “Отвержен я от очей Твоих”, “Я — как сосуд разбитый”. Это, конечно, не то воздыхание, которое говорит: “Отче” — это рев ненависти к Богу, который громко кричит: “Жестокий судья, лютый мучитель!” И вот тут наступает время отвратить очи от Закона, от дел, от своих собственных чувств и совести, крепко взяться за Евангелие и положиться исключительно на обетование Божие. И тогда раздастся легкий вздох, который заглушит и подавит тот неистовый рев, и в сердце не останется ничего, кроме этого вздоха, взывающего: “Авва, Отче! Сколько бы меня ни обвинял Закон, и сколько бы меня ни ужасали грех и смерть — тем не менее Ты, Боже, обещаешь благодать, праведность и вечную жизнь через Христа”. И таким образом обетование производит то воздыхание, которое взывает: “Отче!”

Я ничего не имею против, когда некоторые объясняют, что одно название греческое, а другое — древнееврейское, потому что Павел намеренно желал употребить и то, и другое по причине двоякой природы церкви, собранной из язычников и из иудеев; и что язычники и иудеи хоть и называют Бога “Отцом” на разных языках, но вопль и тех, и других одинаков, поскольку и те, и другие взывают: “Отче!”

7. Посему ты уже не раб, но сын...

Это риторическое восклицание и вывод, Павел как бы говорит: “Итак теперь, когда установлено, что мы получили Духа через слышание Слова и что мы можем взывать в своем сердце: “Авва, Отче!” — на небесах твердо определено, что рабства больше нет, но есть лишь свобода, усыновление и сыновство”. Кто это производит? Воздыхание. Каким образом? Через обетование Отца. Однако Он не будет мне Отцом, если я не буду отвечать как сын. Сначала Отец через Свои обетования предлагает мне благодать и отцовство — остается только, чтобы я это принял. Это происходит, когда я взываю через воздыхание и когда откликаюсь на Его голос сыновним сердцем и говорю: “Отче!” Затем Отец и сын сходятся вместе, и безо всяких церемоний и пышности заключается союз. При этом не возникает никаких помех — здесь не требуется никакого Закона, никаких дел. Ибо что может человек сделать среди этих ужасов и среди страшной тьмы испытаний? Здесь есть только Отец, обетующий и называющий меня Своим сыном через Христа, Который родился под Законом, а я, со своей стороны, принимаю, отвечаю воздыханием и говорю: “Отче!” Здесь нет никаких требований, но одно лишь воздыхание сына, который обретает уверенность среди бед, невзгод и говорит: “Ты даешь мне обетование и называешь меня “сыном” ради Христа. Я принимаю и называю Тебя “Отцом””. Так человек становится сыном вообще безо всяких дел. Однако всего этого нельзя понять, не пережив на своем опыте.

Слово “раб” Павел применят здесь не так, как ранее в Гал. 3:28, когда говорит: “Нет раба, ни свободного”. Здесь он имеет в виду раба Закона, т. е. человека, находящегося в подчинении у Закона, как он говорит немного ранее (4:3): “Мы... были порабощены вещественным началам мира”. Поэтому быть рабом, как здесь говорит Павел, означает быть приговоренным и заключенным под Законом, под гневом Божиим и под смертью. Это значит признавать Бога не как Бога или Отца, а как мучителя, врага и тирана. Это действительно означает жить в рабстве, в вавилонском пленении и жестоко в нем мучиться. Ибо чем больше человек совершает дел под Законом, тем больше его угнетает рабство Закона. Это рабство, — говорит он, — кончилось, оно более не насилует и не угнетает нас. Павел говорит конкретно: “Ты уже не раб”. Смысл, однако, будет еще более ясным, если мы выразим это отвлеченно следующим образом — во Христе нет рабства, но есть только сыновство, ибо рабство кончается, когда приходит вера, как он и говорит ранее, в Гал. 3:25.

Здесь Павел ясно показывает, что никакой ужас, гнев, потрясение или смерть — т. е. никакая функция или власть Закона — не должны допускаться в христианскую совесть. Тем более не должны допускаться чудовища и святотатства человеческой традиции. Ибо в том, что касается оправдания, я не должен ничего знать о божественном Законе и не должен позволять ему как-либо властвовать над моею совестью. Тем более я не должен позволять своей совести попадать под власть папского осквернения, сколько бы он ни “рычал, как лев” (Откр. 10:3) и ни грозил, что я навлеку на себя негодование Всемогущего Бога. Здесь я должен сказать: “Закон, послушание тебе не достигнет престола, на котором сидит Христос, мой Господь. Здесь я не буду слушать тебя. (Тем более, антихрист, я не буду слушать твоих чудовищных учений!) Ибо я свободный человек и сын, который не должен находиться в рабстве или быть подвластным какому-либо Закону рабства”. Поэтому не позволяйте Моисею, а тем более папе, входить в чертоги жениха и возлежать там, т. е. править совестью, которую Христос избавил от Закона, чтобы освободить ее от всякого рабства. Пусть рабы остаются в долине с ослом, а Исаак пусть взойдет на гору вместе с Авраамом, отцом своим. То есть пусть Закон осуществляет свое владычество над плотью и над ветхим “я” — это пусть будет под Законом, пусть позволит возложить на себя бремя, пусть позволит Закону дисциплинировать и изводить себя, пусть Закон предписывает ему, что делать, что исполнять и как общаться с другими людьми. Однако пусть Закон не загрязняет тот чертог, в котором один только Христос должен отдыхать и спать, т. е. пусть он не беспокоит совести, которая должна жить только со Христом, своим Женихом, в царстве свободы и сыновства.

“Если вы взываете: “Авва, Отче!”,— говорит он,— то, безусловно, вы уже не рабы, вы свободные люди и сыновья. Поэтому вы без Закона, без греха и без смерти, т. е. вы спасены и уже не имеете ничего злого”. Таким образом, сыновство приносит с собою вечное царство и все наследие небесное. Сколь велики масштабы и слава этого дара — человеческий разум в этой жизни даже не может себе представить, и тем более он не может этого выразить. Пока мы видим это как бы сквозь тусклое стекло (1 Кор. 13:12). Мы имеем это слабое воздыхание и эту крохотную веру, которая зависит только от слышания звука голоса Христа обетующего. Таким образом, если судить по восприятию разума, это только центр круга, однако на самом деле это огромная, бесконечная сфера. На самом деле христианин имеет нечто очень сильное и бесконечное, хотя на его взгляд и по его восприятию это что-то очень маленькое и ограниченное. Посему мы не должны мерить это человеческим разумом и человеческим восприятием, нам следует мерить другим кругом, обетованием Божиим — как Он бесконечен, так бесконечно и Его обетование, несмотря на то что пока оно заключено в эти узкие рамки и, если можно так выразиться, в Слово центра. Сейчас мы видим центр, в конце концов мы увидим и окружность. Поэтому не остается ничего, что могло бы обвинять, пугать и связывать совесть. Рабства уже нет; есть только сыновство, которое приносит нам не только свободу от Закона, греха и смерти, но также и наследие жизни вечной, как об этом говорится далее.

...А если сын, то и наследник Божий через (Иисуса) Христа.

Всякий человек, который является сыном, также должен быть и наследником. Ибо он заслуживает быть наследником благодаря уже тому, что он рожден. Не дела и не заслуги, но одно лишь его рождение дает ему наследство. Таким образом, он обретает это наследство не активным, а совершенно пассивным образом — т. е. наследником он делается просто потому, что родился, а не вследствие каких-то своих трудов, свершений или забот. Чтобы родиться, он не делает ничего — он просто позволяет этому произойти. Так что мы приходим к этим вечным благам — к прощению грехов, к праведности, к славе воскресения и к вечной жизни — не активно, а пассивно. Сюда ничто не вмешивается, одна лишь вера принимает предложенное обетование. Следовательно, как в обществе сын становится наследником по одному лишь своему рождению, так и здесь одна лишь вера делает людей сынами Божиими, рожденными от Слова, которое есть божественное чрево, в коем мы зачинаемся, вынашиваемся, рождаемся, взращиваемся и т. д. Благодаря этому рождению и этому терпению, или пассивности, делающей нас христианами, мы тоже становимся сыновьями и наследниками. Будучи наследниками, мы свободны от смерти и дьявола, имеем праведность и жизнь вечную. Это приходит к нам исключительно пассивным образом, т. к. мы ничего не делаем, а позволяем сделать и образовать из нас новую тварь через веру в Слово.

Это превосходит всякое человеческое разумение, когда, говоря о “наследниках”, Павел говорит не о наследниках какого-нибудь очень богатого и могущественного короля, императора, или мира, а о наследниках Всемогущего Бога, Творца всех. Поэтому наше наследство, как Павел говорит в другом месте (2Кор.9:15), это наследство “неизреченное”. Если бы нашелся тот, кто мог бы поверить, имея твердую и непоколебимую веру, и мог бы понять всю величину того, что он сын и наследник Божий, то он смог бы почесть все могущество и богатство всех царств мира за грязь и сор по сравнению со своим небесным наследством. Его бы тошнило от всего, что есть в мире грандиозного и славного. И чем большими были бы блеск и слава мира, тем большее отвращение это внушало бы ему. Другими словами, чем бы мир больше всего ни восхищался и что бы ни превозносил, в его глазах это было бы мерзко и ничтожно. Ибо что такое весь мир с его силою, богатством и славою по сравнению с Богом, наследником и сыном Которого такой человек является? Он тоже имел бы страстное желание разрешиться вместе с Павлом и быть со Христом (Флп.1:23). Для него не было бы ничего более радостного, чем преждевременная смерть, которую он приветствовал бы как самое счастливое успокоение, ибо тогда он знал бы, что это конец всех его зол и что через это он вступает в свое наследство. Человек, который целиком бы в это поверил, даже и не прожил бы долго, но скоро бы окончил свои дни от переполняющей его радости.

Однако закон в членах наших, противоборствующий закону ума нашего (Рим. 7:23), не дает вере быть совершенной. Вот почему нам необходимы помощь и утешение Святого Духа, Который ходатайствует за нас в тревогах наших воздыханиями неизреченными (Рим. 8:26), как было сказано ранее. Грех все еще не отстает от плоти, постоянно беспокоя совесть и мешая вере, чтобы мы не могли радостно видеть и желать вечного богатства, дарованного нам Богом через Христа. Когда сам Павел переживает такой конфликт плоти и Духа, он восклицает (Рим. 7:24): “Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?” Он обвиняет свое “тело”, которое он на самом деле должен был бы любить, и дает ему очень некрасивое имя, называя его своею “смертью”, он как бы говорит: “Мое тело мучит и терзает меня больше, чем сама смерть”. Даже ему это отравляло радость Духа. У него не всегда были приятные и счастливые мысли о своем будущем наследстве на небесах, но вновь и вновь приходилось ему переживать печаль духа и испытывать страх.

Отсюда можно видеть, какая трудная вещь вера. Ей не научиться и ею не овладеть так легко и быстро, как воображают себе эти пресытившиеся и полные презрения духовные фанатики, считающие, будто всё, что есть в Писании, они поняли, и понимать там больше нечего. Слабость плоти и ее борьба с духом у святых — это более чем достаточное свидетельство того, сколь еще слаба их вера. Ибо совершенная вера быстро внушила бы презрение к этой, нынешней, жизни. Если бы мы могли охватить умом и твердо уверовать, что Бог — наш Отец, а мы — Его сыновья и наследники, то мир сразу бы показался нам гадким вместе со всем, что он почитает драгоценным, как то: праведность, мудрость, царства, могущество, короны, золото, слава, богатство, удовольствия и тому подобное. Мы бы не заботились так о пище. Мы бы не привязывались сердцем к вещам физическим столь твердо, чтобы их присутствие придавало нам уверенность, а отсутствие производило уныние и даже отчаяние. Мы все делали бы с совершенною любовью, смирением и терпением. Конечно, всем этим хвастаются еретики, но в действительности нет людей более жестоких, гордых и нетерпеливых, чем они. Однако сейчас, пока наша плоть сильна, пока наша вера слаба и наш дух нетверд, мы делаем прямо противоположное. Поэтому Павел правильно говорит, что в этой жизни у нас есть только начаток Духа, а весь урожай будет потом.

...Через (Иисуса) Христа.

Христос всегда у Павла на устах, и он не может про Него забыть. Ибо он предвидел, что в мире, даже среди называющих себя христианами, ничто не будет столь малоизвестно, как Христос и Его Евангелие. Поэтому Апостол непрестанно внушает нам мысль о Нем и открывает Его нашему взору. Когда он говорит о благодати, о праведности, об обетовании, о сыновстве и о наследстве, он всегда прибавляет: “во Христе” или “через Христа”, в то же время искоса поглядывая на Закон, как бы говоря: “Эти вещи мы обретаем не через Закон и его дела, не, тем более, за счет своих собственных способностей или дел человеческих традиций, а через одного лишь Христа”.

8. Но тогда, не знав Бога, вы служили богам, которые в существе не боги.

9. Ныне же, познав Бога, или, лучше, получив познание от Бога, для чего возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя им?

Это завершение дискуссии Павла. Отсюда и до конца Послания он более не дискутирует, а дает заповеди этического характера. Но сначала он бранит галатов с великим негодованием за то, что они позволили так быстро и легко украсть из своих сердец это божественное и небесное учение. То есть он как бы говорит: “Те, кто являются сейчас вашими учителями, хотят увести вас назад, в рабство Закона. Я этого не делал, но своим учением я призвал ‘вас из тьмы в чудный... свет” (1Пет.2:9). Я освободил вас от рабства и укрепил вас в свободе сынов Божиих. Я не проповедовал вам дел Закона и человеческих добродетелей. Я провозглашал праведность и дар небесных и вечных сокровищ, обретаемых через Христа. Так почему же вы оставили свет и так легко вернулись во тьму? Почему вы позволяете так просто отвратить себя от благодати к Закону, от свободы к рабству?”

Здесь мы вновь видим, как я уже предупреждал ранее, что можно очень легко отпасть от веры. Об этом свидетельствует пример галатов, равно как в наше время это видно на примере сакраментариев, анабаптистов, и им подобных. С огромным рвением и усердием мы насаждаем и выделяем учение о вере, настаивая на нем изо всех сил в своих речах и трудах. Мы отличаем Евангелие от Закона совершенно явственно. Но все же нам удалось достичь очень малого. Причина этого заключается в происках дьявола, который изумительно искусен в обольщении людей. И нет ничего более невыносимого для него, чем истинное знание о благодати и вере во Христа. Стремясь удалить Христа от наших глаз и из сердца, он порождает различные темные силы, которыми постепенно уводит людей от веры и от познания благодати к дискуссиям о Законе. Если он достигает этого, Христос удален. Поэтому не случайно Павел настойчиво говорит о Христе почти в каждой строфе. И не случайно он, учреждая учение о вере во всей чистоте, приписывает праведность только ей [вере], умаляя Закон и показывая, что он имеет совершенно противоположное действие, а именно — что он порождает гнев и умножает грех. Он хочет убедить нас не позволять никому и никогда вырывать Христа из наших сердец. Пусть невеста не выпускает Жениха из своих объятий, но пусть она всегда льнет к Нему. Ибо покуда Он с нами, мы в безопасности, и нам ничего не угрожает, опасности нет, но есть только воздыхание (Рим.8:26), Отцовство, сыновство и наследие.

Но почему Павел говорит, что галаты возвращаются “опять к немощным и бедным вещественным началам”, то есть к Закону, если они никогда не слышали Закона, ведь они были язычниками (хотя, как мы увидим далее, он пишет это также и иудеям)? Или почему бы ему не сказать так: “Когда-то, еще не зная Бога, вы пребывали в рабстве у тех, кто по сути своей не являются богами. Но теперь, когда вы знаете Бога, почему вы оставляете истинного Бога и вновь возвращаетесь к служению идолам?” Является ли отступление от обетования к Закону и от веры к делам для Павла равнозначным служению лжебогам? Я отвечу так: “Всякий, кто отпадает от учения об оправдании, не знает Бога и является идолопоклонником. Поэтому нет никакой разницы — вернется ли он после этого обратно к Закону или же к поклонению идолам. Неважно, кем он будет называться — монахом, мусульманином, иудеем или анабаптистом. Ибо если это учение [об оправдании верою] подорвано, то не остается ничего, кроме сущего ужаса, лицемерия, беззакония и идолопоклонничества, каким бы святым все это ни казалось внешне.

И причина этого заключается в следующем — Бог не хочет, чтобы Его познали каким-то иным путем, кроме Христа. Равно как, согласно сказанному в Иоан.(1:18), он не может быть познан каким-то другим путем. Христос является Семенем, обетованным Аврааму. На Нем Бог основал все Свои обетования. Таким образом, один Христос является тем “средством”, тою жизнию и тем “зеркалом”, в котором [“посредством которого”] мы видим Бога и знаем Его волю.

Через Христа Бог объявляет о Своем благоволении и Своей милости к нам. Во Христе мы видим, что Бог является не гневным “надсмотрщиком” и Судиею, но добрым Отцом, Который благословляет нас, то есть Который избавляет нас от Закона, греха, смерти и всякого зла и Который наделяет нас праведностью и вечною жизнию через Христа. Это — истинное знание Бога и истинное упование на Бога , которые не вводят нас в заблуждение, но изображают [описывают] Самого Бога особым образом, в той форме [в таком виде], вне которой нет Бога.

Всякий, кто отказывается от этого знания, неизбежно приходит к следующим идеям и представлениям: “Я буду совершать такое-то служение. Я вступлю в тот или иной монашеский орден. Я изберу себе ту или иную работу. И этим я буду служить Богу. Несомненно, Бог заметит, примет эти деяния и дарует мне вечную жизнь [в награду] за них. Ибо Он милостив и добр, Он дарует всяческие блага даже недостойным и неблагодарным, тем более Он дарует мне Свою благодать и вечную жизнь за столь многие деяния и добродетели!” Это высшая мудрость, праведность и религия разума . Такая логика является общей для всех язычников, папистов, иудеев, мусульман и сектантов. Они не могут подняться выше фарисея из притчи, рассказанной в Евангелии от Луки (18:11-12). Они не знают праведности веры, или христианской праведности. Недуховный человек не понимает того, что относится к Богу (см. 1Кор.2:14). Кроме того, [мы читаем, что] “нет разумевающего; никто не ищет Бога” (Рим.3:11). Посему нет никакой разницы между папистом, иудеем, мусульманином или сектантом. Конечно, их облик, местопребывание, обряды, религии, дела и формы служения различны, но все они имеют одинаковый разум, одно и то же сердце, те же мнения и представления. Мусульманин думает так же, как и картузианец, а именно: “Если я совершаю то или иное дело, то Бог становится благосклонен по отношению ко мне. Если же я не совершаю этого, то Бог гневается на меня”. Между человеческими деяниями и познанием Христа нет никакой середины. Если это познание [Христа] затмевается, то неважно, кем вы становитесь после этого — монахом или язычником.

Итак, это полнейшее безумие, когда паписты и мусульмане ожесточенно спорят между собою о религии и служении Богу. Каждая из сторон утверждает, что именно она обладает истинною религиею и истинным служением Богу. Фактически даже монахи имеют разногласия между собою по этому поводу. Один хочет считаться более святым, чем другой только из-за каких-то глупых внешних церемоний, в то время как в их сердцах, внутренне, их мнения одинаковы, как две капли воды . Ибо и те и другие думают: “Если я совершаю это деяние, то Бог смилуется надо мною, а если нет— то Он будет гневаться”. Таким образом, каждый человек, отпадающий от познания Христа, неизбежно впадает в идолопоклонство, ибо он должен изобретать для Бога образ, которого нигде не существует — как, например, картузианец уповает на то, что он соблюдением монашеского устава, а мусульманин [полагает, что он] соблюдением Корана, угождает Богу и получит от Него награду за свой труд.

Бога, Который так прощает грехи и так оправдывает, вы нигде не найдете. И все это — тщетные вымыслы и мечты, изобретение идола в сердце. Ибо нигде Бог не обещал, что собирается оправдывать людей и спасать их за религиозные ордены, обряды и формы поклонения, выдуманные и учрежденные людьми. Фактически, как свидетельствует все Писание, ничто столь не отвратительно Богу, как эти дела и формы поклонения, избранные самими людьми. Он даже низвергает царства и империи за такие вещи. Таким образом, все, полагающиеся на собственные способности и свою праведность, служат богу, который по сути своей никаким Богом вовсе не является, то есть богу, которого они выдумали сами. Ибо истинный Бог говорит так: “Мне не угодна никакая праведность, мудрость или религиозный обряд, кроме тех, которыми Отец прославляется через Сына. Для всякого, кто прочно держится верою за Сына и за Меня, или за Мое обетование о Нем, для того Я Бог, для того Я Отец, того я принимаю, оправдываю и спасаю. Все остальные остаются под гневом, ибо они служат тому, кто по сути своей не является Богом”.

Всякий, кто отклоняется от этого учения, неизбежно впадет в неведение Бога, в неведение праведности, мудрости и надлежащего служения Богу. Он будет идолопоклонником, остающимся под Законом, под грехом, смертию и правлением дьявола. И все, что он делает, будет утрачено и осуждено. Посему когда анабаптист воображает, будто он угождает Богу тем, что перекрещивается, когда он покидает свой дом, жену и детей, когда он умерщвляет плоть, когда он испытывает множество скорбей или даже саму смерть, в нем нет даже крошечного знания Христа. Отвергнув Христа, он становится пленником собственных мечтаний и грез о добрых делах, об оставлении всего и о самоумерщвлении. В духе и в сердце он ничем не отличается от мусульманина, от иудея или паписта, разве что по внешнему виду, по обряду или тому делу, которое он сам себе выбрал. Итак, все монахи одинаково уповают на дела, хотя они и различаются по одеждам и другим внешним признакам.

Так в наши дни существует много других людей, которые хотят, чтобы их считали богословами-евангелистами, и которые на словах учат, что люди избавлены от своих грехов смертию Христа. Однако при этом они наносят Христу тяжкие оскорбления, искажая и извращая Его Слово мерзким и порочным образом. Вдобавок, они проповедуют о вере то, что скорее относится к любви, чем к вере. Ибо они воображают, будто Бог считается с нами и принимает нас за счет той любви, которою мы любим Бога и ближнего своего после того, как мы уже примирились [с Ним]. Если бы это было правдою, то мы нисколько не нуждались бы во Христе. Так они служат не истинному Богу, но идолу своего собственного сердца — идолу, которого они сами для себя создали. Ибо истинный Бог не считается с нами и не принимает нас за счет нашей любви, добродетельности или обновленной жизни (Рим.6:4). Он принимает нас за счет Христа. Но они возражают: “Все же Он заповедует, чтобы мы любили Его всем сердцем своим”. Хорошо, но если Бог заповедал это, то отсюда не следует, что мы делаем это. Если бы мы любили Бога всем своим сердцем и т.д., то, конечно же, мы были бы оправданы и жили бы за счет этой покорности, соответственно утверждению (Лев.18:5): “Соблюдайте постановления Мои и законы Мои, которые исполняя, человек будет жив”. Но Евангелие говорит: “Ты не исполняешь этого, посему ты не будешь жив этим”. Ибо заповедь: “Возлюби Господа”— требует совершенной покорности, совершенного страха, упования и любви к Богу. По развращенности своей сущности люди не исполняют, да и не могут исполнить этого. Посему заповедь: “Возлюби Господа Бога своего...”— не оправдывает, но обвиняет всех людей и предает их анафеме, соответственно сказанному в Рим.(4:15): “Закон производит гнев”. Но “конец закона — Христос, к праведности всякого верующего” (Рим.10:4).

Итак, иудей, соблюдающий Закон ради того, чтобы сделать себя угодным Богу посредством этого послушания, не служит Богу своих отцов. Напротив, он является идолопоклонником, служащим какому-то видению и идолу собственного сердца, не существующему реально. Ибо Бог его отцов, которому он якобы служит, обещал дать Аврааму Семя, в Котором благословятся все народы. Так что Бог познается и благословение даруется не через Закон, но через Евангелие Христово.

“Но тогда, не знав Бога, вы служили ...” — строго говоря, Павел адресует эти слова галатам, которые были язычниками [по происхождению], однако теми же словами он порицает иудеев. Ибо, хотя внешне они отвергали идолов, внутренне они поклонялись им в еще большей мере, чем это делали язычники, как он говорит о них в Рим.(2:22): “Гнушаясь идолов, святотатствуешь?” Язычники не были людьми Божиими, и они не имели Слова. Потому их идолопоклонство было явным и нескрываемым. Но иудеи, которые [также] были идолопоклонниками, приукрашивали [прикрывали] свое порочное поклонение именем и Словом Божиим, как обычно делают все самоправедные люди. И своим благочестивым видом они произвели впечатление на многих людей. Итак, чем более святым и более духовным кажется идолопоклонство, тем больший вред оно приносит.

Но как можно согласовать между собою оба эти противоречивые утверждения Павла: “Вы не знали Бога” и “Вы служили Богу”? Я отвечаю на это так — по сути своей, все люди имеют общее знание о том, что Бог существует, соответственно сказанному в Рим.(1:19-20): “Ибо, что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы...” и т.д. Кроме того, формы поклонения и религии, которые были и остаются среди всех народов, представляют собою достаточное доказательство того, что когда-то все люди обладали общим знанием о Боге. Откуда оно возникло, то есть свойственно ли оно людям по природе, или же оно передалось им с традициями отцов — этот вопрос я сейчас не обсуждаю .

Но здесь опять кто-то может возразить: “Если все люди знают Бога, то почему Павел говорит, что галаты не знали Бога до того, как им стало возвещаться Евангелие?” Я отвечаю так — существует двоякое познание Бога: общее и частное. Все люди обладают общим знанием, а именно — что Бог существует, что Он сотворил небо и землю, что Он праведен, что Он наказывает беззаконных и т.д. Но что Бог думает о нас, что Он хочет дать и соделать для того, чтобы избавить нас от греха, смерти и спасти нас — это есть частное и истинное знание Бога, и вот этого как раз люди не знают. Ведь может быть так, что чье-то лицо знакомо мне, но на самом деле я этого человека не знаю, потому что я понятия не имею,— о чем он помышляет. Так и в рассматриваемом случае люди, конечно, знают, что Бог существует, но они не знают, чего Он хочет и чего не хочет. Ибо написано (Рим.3:11): “Нет разумевающего; никто не ищет Бога”. И повсюду сказано (см. Иоан.1:18): “Бога не видел никто никогда”, то есть никто не знает, какова воля Божия. Но какая вам польза знать, что Бог существует, если вы не знаете, какова Его воля по отношению к вам? Здесь разные люди думают по-разному. Иудеи полагают, что воля Божия заключается в том, чтобы они служили Ему согласно заповеди Закона Моисеева. Мусульмане — что они должны соблюдать Коран. Монах — что ему следует делать то, чему его научили. Но все они заблуждаются и, как говорит Павел в Рим.(1:21): “Осуетились в умствованиях своих”. Не зная, что угодно Богу и что Ему неугодно, они поклоняются плодам воображения собственного сердца, словно эти вымыслы являются истинным Богом, хотя по сути своей они [вымыслы] — полнейшее ничтожество.

Павел показывает это, когда говорит: “Но тогда, не знав Бога — то есть когда вы не знали, какова воля Божия, — вы служили богам, которые в существе не боги, — то есть вы были в рабстве измышлений и ложных представлений собственного сердца [плодов собственного воображения], в результате чего у вас возникло представление, что Богу следует служить, исполняя тот или иной обряд”. От принятия этой главной предпосылки: “Бог существует” — происходит все идолопоклонство людей, и его не было бы без знания о Божестве [точнее — о Его существовании]. Но так как люди имеют это естественное знание о Боге, они порождают суетные и порочные помыслы о Нем — помыслы, которые находятся вне Слова и которые противоречат ему. Они же принимают их за саму истину и, опираясь на них, создают для себя образ Бога, совершенно отличный от Него по сути. Так монах выдумывает себе Бога, который прощает грехи, даруя благодать и вечную жизнь по причине соблюдения монашеского устава. Такого “бога” не существует нигде. Итак, монах не служит и не поклоняется истинному Богу. Он служит и поклоняется тому, кто по сути своей не является Богом, а именно — вымыслу, идолу собственного сердца, своему собственному ложному и пустому представлению о Боге, которое, по его мнению, верно и истинно. Но даже сам разум вынужден признать, что человеческое мнение не является Богом. Поэтому всякий, кто хочет поклоняться Богу или служить Ему без Слова, служит не истинному Богу, но, как говорит Павел, тем, “которые в существе не боги”.

Посему нет большой разницы, называете ли вы здесь “вещественными началами” Закон Моисеев или же какие-то традиции язычников, хотя Павел говорит главным образом о “вещественных началах Моисея”. Ибо тот, кто отпадает от благодати к Закону, ничем не лучше того, кто лишен благодати, впав в идолопоклонство. Вне Христа нет ничего, кроме сущего идолопоклонства — только идол и ложное представление о Боге, как бы оно ни называлось — Законом Моисеевым, папским законом, или мусульманским Кораном. И потому он говорит с некоторым удивлением:

9. Ныне же, познав Бога...

Этим он как бы говорит: “Меня действительно удивляет чрезвычайно, что вы, знающие Бога на основании проповеди веры, столь неожиданно отпадаете теперь от истинного познания воли Божией. Ибо я полагал, что вы придерживаетесь этого познания столь прочно и твердо, и почти не боялся за вас, что вы будете опрокинуты так просто. И все же теперь, из-за смущения, внесенного лжеапостолами, вы опять вернулись к немощным и нищенским вещественным началам, рабами которых вы снова хотите стать. Но на основании того, что я возвещал вам, вы приняли и стали почитать за волю Божию то, что Он хочет благословить все народы не через обрезание или соблюдение Закона, а через Христа, обетованного Аврааму. Верующие в Него благословлены вместе с Авраамом, имевшим веру (Гал.3:9). Они являются сынами и наследниками Божиими. Вот как вы пришли к познанию Бога, говорю я вам”.

...Или, лучше, получив познание от Бога...

Это риторическое уточнение. Павел подправляет свою первую фразу (“Ныне же, познав Бога”), или вернее переворачивает ее таким образом: “Или, скорее, будучи познаны Богом” . Ибо он боялся, что они могут полностью потерять Бога. Этим он как бы говорит: “Увы, дело дошло до того, что вы даже не имеете правильного знания о Боге, потому что вы отворачиваетесь от благодати — назад к Закону. Тем не менее Бог все же знает вас”. Фактически наше знание более пассивно, нежели активно. То есть постановка вопроса такова, что мы скорее познаваемы, чем познаем сами. Наша “активность” заключается в том, что мы позволяем Богу совершать Свою работу в нас. Он дарует Свое Слово, и, когда мы ухватываемся за него верою, которую также дарует Бог, мы становимся сынами Божиими. Посему утверждение: “Получив познание от Бога” — означает: “Вас посетило Слово, вам были дарованы вера и Святой Дух, Которым вы были обновлены”. Итак, даже словами “Получив познание от Бога” он умаляет праведность Закона и отрицает, что мы достигаем познания Бога по достоинству своих дел. Ибо “Никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть” (Мат.11:27). И еще (Ис.53:11): “Чрез познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих и грехи их на Себе понесет”. Таким образом, наше знание о Боге исключительно пассивно.

И Павел чрезвычайно удивлен, что люди, уже знающие Бога через Евангелие, поддались обольщению лжеапостолов и отвратились столь быстро “к немощным и бедным вещественным началам”. Аналогичным образом, я очень удивился бы, если бы наша церковь, которая по благодати Божией имела прекрасное наставление в здравом учении и чистой вере, была бы низвергнута какой-то проповедью фанатика или чем-то подобным и не захотела бы более признавать меня своим учителем. И когда-то это произойдет — если не во время нашей жизни, то после того, как мы умрем. Тогда восстанут многие, желающие быть учителями. Под благочестивым видом они станут преподавать извращенные учения и за короткое время разрушат все, что мы строили долго и старательно. Мы ничем не лучше Апостолов, еще при жизни ставших свидетелями разрушения церквей, которые они насадили своим служением. Посему нет ничего удивительного в том, что в наши дни мы вынуждены взирать на такое же зло, процветающее в церквях, где правят сектанты. А после нашей смерти они овладеют всеми церквями, внесут туда свою заразу и разрушат их своим ядом. Тем не менее Христос будет продолжать царствовать до конца мира, но чудесным и удивительным образом — так, как Он это делал во времена папства.

Итак, Павел выражается здесь о Законе, как он это уже делал в начале четвертой главы (стих 3), в оскорбительном тоне, называя его “вещественными началами”, причем не просто “вещественными началами”, а “немощными и бедными вещественными началами”. Не являются ли такие слова о Законе Божием богохульными? По своему надлежащему употреблению Закон должен служить поддержкой для обетований и благодати. Если он противоречит или противодействует им, то он не является более святым Законом Божиим, но представляет собою ложное, дьявольское учение, которое лишь порождает отчаянье, по причине чего от него необходимо отречься и отвернуться. Посему когда Павел называет Закон “немощными и бедными вещественными началами”, он говорит о таком употреблении Закона, которое свойственно надменным и самонадеянным лицемерам, которые хотят получить через него оправдание, а не о Законе в духовном смысле, то есть не о Законе, порождающем гнев. Ибо по своему надлежащему употреблению, как мы уже неоднократно говорили, Закон сдерживает порочных, но устрашает и смиряет надменных. В этом отношении он является не только “могущественным и изобильным [богатым] вещественным началом”, но он всесилен и чрезвычайно изобилен — фактически его могущество и изобилие безмерны и непреодолимы. Ибо если бы вам надо было сравнить Закон с совестью, то именно совесть является “немощной и бедной”, в то время как Закон чрезвычайно могуществен и изобилен, он имеет больше силы и богатств, чем могут вместить небо и земля. Таким образом, одна иота или черта (см. Мат.5:18) Закона могла бы умертвить весь род человеческий, о чем свидетельствует рассказ о том, как Закон давался народу, в Исх.19 и 20. Совесть — вещь столь чувствительная, что она трепещет и бледнеет даже от весьма незначительного греха. Таково истинное и богословское употребление Закона, но Павел обсуждает здесь не это.

Павел говорит о лицемерах, которые злоупотребляют Законом, то есть которые отпали от благодати или еще не пришли к благодати и стремятся к оправданию Законом, изнуряя себя денно и нощно делами Закона. Так Павел свидетельствует об иудеях в Рим.(10:2-3): “Ибо свидетельствую им, что имеют ревность по Боге, но не по рассуждению. Ибо, не разумея праведности Божией и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией”. Такие люди уверены, что они могут быть столь усилены и обогащены Законом, что смогут напрячь собственные силы и достичь праведности, которую они имеют от Закона, вопреки гневу и суду Божию, и что они будут способны умиротворить Бога и спастись. В этой связи вы были бы правы, назвав Закон “немощными и бедными вещественными началами”, то есть чем-то таким, что ничем не может помочь.

Всякий, кто хотел бы поупражняться в риторике, мог бы здесь развивать эти слова далее, придавая им активный, пассивный и нейтральный характер . В активном отношении Закон представляет собою “немощные и бедные вещественные начала”, потому что он ослабляет и обедняет людей. В пассивном отношении сам по себе он не имеет силы и способности даровать или присуждать праведность. И в нейтральном отношении сам по себе он является немощью и нищетою, огорчающею и поражающею немощных и бедных все более и более. Попытка оправдаться Законом может быть проиллюстрирована следующим примером — представьте себе, что некто, и без того уже хилый и больной, хочет обрести еще больше бед и несчастий, могущих окончательно убить его, но при этом он утверждает, что намерен исцелить свою болезнь именно таким образом. Или это похоже на то, как если бы какой-то человек, уже страдающий от эпилепсии, вдобавок получил бы еще и язву. Или как если бы некий прокаженный пришел к другому прокаженному на помощь, или один нищий — к другому нищему, чтобы сделать его богатым. Пословица гласит, что один из них доит козла, а второй — держит сито!

Это очень милое [полезное] умаление , которым Павел хочет показать, что желающие оправдаться посредством Закона становятся немощнее и беднее день ото дня. Они и сами по себе уже немощны и бедны, то есть они “по природе чада гнева” (см.: Ефес.2:3), приговоренные к смерти и к вечному проклятию. И теперь они, пытаясь стать сильными и богатыми, хватаются за то, что является сущею немощью и нищетою. Итак, всякий, обращающийся от обетования к Закону, от веры к делам, лишь возлагает невыносимое иго на себя, пребывая [уже и без того] в немощи и нищете (Деян.15:10). Делая это, он становится в десять раз слабее и беднее, и в конце концов — впадает в отчаяние, если Христос не приходит и не освобождает его.

То же самое показано в Евангельской истории (Марк.5:25-26) о женщине, страдавшей кровотечением двенадцать лет и немало потерпевшей от многих врачей, на которых она растратила все, что имела. Но никто из них не мог исцелить ее, и состояние ее становилось все хуже. Так и те, кто совершают дела Закона, желая этим получить оправдание, не только не обретают праведности, но становятся вдвое неправеднее. То есть, как я говорил выше, посредством Закона они становятся немощнее, беднее и теряют способность к совершению каких-либо добрых дел. Я испытал это на себе и также видел, как многие другие испытывают это. Во времена папства я видел многих монахов, с огромным усердием совершавших многочисленные великие дела, для того чтобы обрести праведность и спасение. И все же в мире не было никого более нетерпимого, более немощного и более жалкого, чем они, и никто не мог явить большего неверия, страха и отчаянья, чем они. Государственные правители, вовлеченные в важнейшие и труднейшие дела, не были столь нетерпимы и женоподобно немощны, не проявляли такого суеверия, безверия и страха, как эти самоправедные люди.

Итак, всякий, кто стремится к праведности посредством Закона, своими повторяющимися деяниями лишь закрепляет первое представление [обретает привычку к этому первому представлению], суть которого заключается в том, что Бога во гневе Его следует умиротворять добрыми делами. Полагая так, человек начинает совершать добрые дела. Однако он никогда не может совершить столько дел, сколько, по его мнению, было бы достаточно для того, чтобы совесть его была спокойна. Но он продолжает искать все больше и больше, и даже в совершаемых им делах он находит грех. Посему его совесть никогда не может обрести уверенности, и он вынужден пребывать в постоянных сомнениях, размышляя таким образом: “Ты неправильно совершил жертвоприношение, ты молился неправильно, ты что-то упустил, ты совершил тот или иной грех”. Тогда сердце трепещет и в конце концов обнаруживает, что оно обременено непомерным грузом грехов, который все увеличивается и увеличивается, и конца этому не видно — так что сердце все больше и больше удаляется от праведности, пока, наконец, оно не впадает в “хроническое” отчаяние . Многие из тех, кто впали в такое отчаяние, жалобно восклицали в предсмертных муках: “Ничтожный я человек! Я не смог соблюсти правил [устава] моего монашеского ордена. Куда мне деться от лика Христа, гневного Судьи? О, если бы я был только свинопасом или самым обыкновенным человеком!” Итак, в конце жизни монах становится еще немощнее и беднее, имеет меньше веры и больше страха, чем в начале, когда он вступил в орден. Причина этого заключается в том, что он пытался укрепить себя посредством немощи и обогатить себя посредством нищеты. Предполагалось, что Закон, человеческие традиции или устав [правила] его монашеского ордена должны исцелить и обогатить его в его болезни и нищете, но он стал еще немощнее и беднее, чем мытари и падшие женщины. Ибо эти люди не имеют такой ничтожной “привычки” к делам и не испытывают зависимости от нее, но прекрасно осведомлены о своих грехах и при этом могут сказать вместе с мытарем (Лук.18:13): “Боже! будь милостив ко мне грешнику!” С другой стороны, монах, наставленный в “немощных и бедных вещественных началах”, обретает привычку к следующему заблуждению: “Если ты соблюдаешь монашеский устав, то будешь спасен”. Он доведен до такого безумия и настолько пленен этим ложным представлением, что из-за этого не способен понять благодати или даже помнить о ней. Посему ни прошлые, ни настоящие его дела — какими бы они ни были по количеству и качеству — не кажутся ему достаточными. Но он постоянно выискивает новые дела, которыми пытается умиротворить гнев Божий и оправдать себя — до тех пор, пока в конце концов он не впадает в отчаяние. Таким образом, всякий, кто отпадает от веры и следует Закону, подобен собаке из басни Эзопа, попытавшейся схватить тень и потерявшей мясо.

Итак, люди, желающие обрести спасение посредством Закона — к чему склонны все люди по сути своей,— не могут даже пребывать в мире. Фактически они лишь громоздят заповедь на заповедь, муча себя и остальных и так терзая свою совесть, что многие из них умирают преждевременно из-за чрезмерных сердечных мук. Ибо один закон обычно порождает десять новых, и так до тех пор, пока они не умножаются до бесконечности. Это иллюстрируется бесчисленным множеством Summae [“Сумм”], в которых собираются и истолковываются такие законы, особенно в той дьявольской “Сумме”, которая названа “Ангельскою” .

Говоря другими словами, всякий, стремящийся оправдаться Законом, пытается сделать то, чего он никак не может совершить. Здесь уместны поговорки просвещенных и мудрых людей о бесполезной работе, такие, как поговорка о “перекатывании камня [с места на место]” и “черпании воды решетом”. Я полагаю, что этими историями и притчами отцы хотели привлечь внимание своих учеников к различию между Законом и Евангелием, дабы показать, что те, кто оставили благодать, действительно могут изнурять себя тяжким и мучительным трудом, но они совершают бесполезную и ненужную работу. Посему о таких людях справедливо говорят, что они “перекатывают камень [с места на место]”, то есть трудятся в поте лица, но напрасно, как поэты говорят о Сизифе — каждый раз он закатывал камень от подножия горы на ее вершину, откуда тот скатывался вниз” . И “черпание воды решетом” означает обременение себя тяжким и бесполезным трудом. Так поэт говорит о дочерях Даная, которые в преисподней таскали воду в бездонный сосуд, используя для этого дырявые кувшины.

Я хочу, чтобы вы, студенты, изучающие Священное Писание, запомнили такие притчи [сравнения], дабы лучше видеть различие между Законом и Евангелием, понимая, что попытка оправдываться Законом подобна подсчету денег в пустом кошельке, еде и питью из пустой тарелки и чашки, поискам силы и богатства там, где нет ничего, кроме немощи и нищеты, возложению ноши на того, кто уже нагружен и угнетен до предела, стремлению растратить сотню золотых слитков, не получив [взамен] даже жалкой подачки, лишению голого одежды, возложению еще большей немощи и нищеты на того, кто и так уже болен и нуждается и т.д.

Итак, кто и когда поверил бы, что галаты, принявшие чистое и верное учение от великого Апостола и учителя, могут быть столь неожиданно уведены прочь от него, совершенно опрокинуты и уничтожены лжеапостолами? Я неслучайно напоминаю вам столь часто о том, как легко отпасть от истины Благовествования, ибо даже благочестивые люди до конца не понимают, насколько драгоценным и необходимым сокровищем является истинное знание Христа. Посему они не проявляют должной заботы и необходимого усердия к тому, чтобы обрести и надежно удержать это знание. Кроме того, большинство тех, кто слышат Слово, не несут свой крест и не борются с грехом, со смертью и с дьяволом. Напротив, они живут самодовольно, безо всякой борьбы. Так как эти люди не вооружены Словом Божьим для противостояния хитрым проискам дьявола, они не проверены в искушениях. Они никогда не испытывали также и силы Слова. Разумеется, они следуют за современными богословами, будучи убеждаемы их словами, что они веруют правильно относительно оправдания, однако когда те [богословы] уходят и приходят волки в овечьих шкурах (Мат.7:15), с этими людьми случается то же самое, что произошло с галатами, а именно — они обольщаются и уничтожаются быстро и легко.

Итак, Павел имеет собственную, весьма специфическую фразеологию, которой не пользовались остальные Апостолы. Ибо никто из них, кроме Павла, не называл Закон “немощными и бедными вещественными началами”, подчеркивая его бесполезность для оправдания. И если бы Павел первым не сделал этого, то я никогда не посмел бы называть Закон такими словами, но скорее считал бы их верхом богохульства. Однако я говорил об этом достаточно подробно раньше, подчеркивая, в каком отношении Закон немощен и беден и в каком отношении он могуществен и изобилен.

Если Закон Божий немощен и бесполезен для оправдания, то тем более законы папы немощны и бесполезны для этого. Я не собираюсь отвергать и порицать его законы целиком и полностью. Ибо я говорю, что многие из них полезны для внешнего назидания, для поддержания порядка в церквях, для предотвращения вражды и ненависти, точно так же, как имперские законы полезны для управления и поддержания общественного благополучия. Однако папа не удовлетворен такою похвалою и таким применением его законов, но требует от нас веры в то, что мы оправдываемся и обретаем спасение соблюдением этих законов. В этом мы ему отказываем. И с такою же уверенностью и убежденностью, с которою Павел выступает против Закона Божия, мы провозглашаем — вопреки всем декреталиям, обрядам и законам папы, — что, когда речь заходит о праведности, они являются не только немощными, бедными и бесполезными вещественными началами, но также достойными всяческого осуждения и проклятия, да к тому же еще и демоническими, ибо они хулят благодать, извращают Евангелие, разрушают веру и упраздняют Христа.

Поскольку папа требует соблюдения этих законов для спасения, он является антихристом и наместником сатаны. И все те, кто поддерживают его и принимают эти его мерзости и богохульства или соблюдают их, стремясь заслужить этим прощение грехов, являются рабами антихриста и дьявола. Итак, на протяжении многих веков вся папская церковь преподавала и соблюдала эти законы, как нечто необходимое для спасения. Следовательно, именно о папе сказаны эти слова: “Противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога” (2Фессал.2:4). Ибо люди боялись законов и предписаний папы, почитая их больше, чем Слово и заповеди Божии. Таким образом, он стал господином неба, земли и преисподней, и он носил тройную корону . Таким образом, кардиналы и епископы, папские ставленники , стали царями и принцами мира. Если бы он не обременял сердца своими законами, то ему не удалось бы удержать долго этой огромнейшей власти, этого священства, и всего этого достояния, но все его царство было бы вскоре повержено.

Тема, к которой здесь обращается Павел, исключительно важна и достойна самого тщательного рассмотрения, а именно — что отпадение от благодати Божией — это то же самое, что утрата познания истины. Посему те, кто отпадают от благодати, не знают собственного греха или Закона, которому они следуют, они не знают самих себя, и вообще они не знают ничего. “Они хотят быть учителями Закона, — говорит Павел, — но сами не понимают, что и о чем они говорят. Ибо без познания благодати, то есть Благовестия Христова, человек не может понимать, что Закон — это ‘немощные и бедные вещественные начала’, бесполезные для праведности”. Фактически такой человек представляет себе Закон совершенно противоположным образом, а именно — что он не только необходим для спасения, но что он укрепляет немощных и обогащает бедных, то есть что соблюдающие его заслуживают праведность и вечное спасение. Пока имеет место такое мнение, обетование Божие отвергается и Христос отодвигается прочь, а на их месте учреждается ложь, беззаконие и идолопоклонство. Папа, вместе со всеми своими епископами, школами и всей своей “синагогой “, учит, что его законы необходимы для обретения праведности. Значит, он является учителем “немощных и бедных вещественных начал”, которыми он сделал церковь Христову во всем мире крайне немощною, болезненною и бедною. То есть, затмевая Христа, скрывая и зарывая Его Евангелие, он обременил церковь и навлек на нее страдания своими порочными законами. Итак, если вы хотите соблюдать папские законы, не оскверняя совесть, вам следует соблюдать их без какого-либо упования на праведность, ибо последняя даруется только через Христа.

...И хотите еще снова поработить себя им?

Павел добавляет это, дабы показать, что он говорит о надменных и самонадеянных людях, как я уже объяснял ранее. Ибо повсюду он называет Закон святым, благим и т.д. Например, в (1Тим.1:8): “А мы знаем, что закон добр, если кто законно употребляет его”, то есть законно с государственной точки зрения — для сдерживания беззаконных — и с богословской точки зрения— для устрашения и смирения надменных. Но всякий, кто использует Закон для обретения праведности в глазах Божьих, не знает, что и о чем он говорит. И он делает благой Закон ужасным и отвратительным .

Итак, Павел порицает галатов за то, что они хотят снова стать рабами, он осуждает их рабство. Ибо если кто-то хочет быть рабом Закона, то Закон становится для него — и без того уже слабого и бедного — немощью и нищетою. Тогда два “больных и нищих” собираются вместе и ни один из них не способен помочь другому. Один сильный человек способен поддерживать десять слабых, но из этого не следует, что десять слабых могут поддерживать одного сильного. Имеющий терпение человек может сносить многих людей, действительно — целое царство. Нетерпеливый же и невыдержанный человек не в силах переносить даже одного. Будучи сильными людьми, мы были бы очень рады поддерживать Закон, но [лишь] в той сфере, где он силен и изобилен, то есть покуда он властвует над телом. В этом смысле, говорю я вам, мы были бы рады соблюдать все законы, опубликованные папой и его законниками. Ибо таким образом мы служили бы законам только телом и его членами, но не совестью. Но папа требует, чтобы его законы соблюдались по иным соображениям: “Если ты соблюдаешь их,— говорит он,— то ты праведен, если не соблюдаешь — ты проклят”. В таком случае Закон превращается в “немощные и бедные вещественные начала”. Итак, где имеет место такое порабощение совести, там не может быть ничего, кроме немощи и нищеты. Посему основной акцент в рассматриваемой фразе ставится на слове “поработить”. Павел подчеркивает это для того, чтобы совесть могла избежать рабства, пленения Законом, имела бы свободу и была бы не рабом, но господином Закона. Ибо Закон мертв для нее, а она — для Закона, о чем мы подробно рассказывали выше, во второй главе (стих 19).

10. Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы.

Этими словами Павел ясно показывает, чему учили лжеапостолы — они призывали соблюдать дни, месяцы, времена и годы. Почти все богословы, толкуя данный фрагмент, ссылаются на астрологические дни халдеев — язычники соблюдали специально установленные дни и месяцы при планировании своих дел и для предсказания событий своей жизни, и галаты, побуждаемые лжеапостолами, тоже делали это. Августин, за которым последовали более поздние истолкователи, объяснял эти слова Павла, как упоминание о языческих обрядах, хотя впоследствии он также стал истолковывать их, как упоминание о днях, месяцах и т.д., соблюдаемых иудеями. Дискуссия по поводу этой достаточно сложной проблемы приводится в “Декретах”.

Но Павел назидает совесть. Поэтому он говорит не о языческой практике соблюдения дней и т.д. — то есть не о чем-то, относящемся только к плоти,— но о Законе Божием и о соблюдении дней, месяцев и т.д. согласно Закону Моисееву. Говоря другими словами, он ведет речь о религиозных днях, месяцах и временах, которые соблюдали галаты, следуя наставлениям лжеапостолов и стремясь тем самым получить оправдание. Ибо Моисей заповедал иудеям такие религиозные обряды, как соблюдение Субботы, новомесячие, первый и седьмой месяцы [седьмое новомесячие], три времени года, или [великих годовых] праздника — Пасху, Пятидесятницу и Поставление Кущей [или “праздник сбора плодов”], а также Субботний и Юбилейный годы. Лжеапостолы принуждали галатов соблюдать все эти обряды, как нечто, необходимое для обретения праведности. Вот почему он говорит, что они утратили благодать, христианскую свободу и вернулись в рабство немощных и бедных вещественных начал. Лжеапостолы убедили их, что эти законы необходимо соблюдать, что соблюдение этих законов приносит праведность, а несоблюдение и пренебрежение ими влечет за собою проклятие. Однако Павел совершенно не позволяет связывать и пленять совесть людей Законом Моисеевым, но повсюду он освобождает ее от этого Закона. “Вот, я, Павел, — провозглашает он далее, в главе 5 (стих 2), — говорю вам: если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа”. В Кол.(2:16) он говорит: “Итак никто да не осуждает вас за пищу, или питие, или за какой-нибудь праздник, или новомесячие, или субботу”. Так и Христос говорит (Лук.17:20): “Не придет Царствие Божие приметным образом” . Тем более не следует обременять и уловлять совесть соблюдением человеческих традиций.

Здесь кто-то может сказать: “Если галаты грешили тем, что соблюдали дни и времена, то почему вам не грешно делать то же самое?” Я отвечаю так: мы соблюдаем День Господень, Рождество, Пасху и подобные праздники совершенно добровольно. Мы не обременяем совесть людей соблюдением этих обрядов. Равно как мы не учим, как это делали лжеапостолы и делают паписты, что данные обряды необходимы для оправдания, или что их соблюдением мы можем принести искупление за наши грехи. Но цель их заключается в том, чтобы в церкви все совершалось в порядке, без путаницы и смущения, без нарушения внешней гармонии, в духе же мы имеем иную гармонию. Так однажды Виктор, римский первосвященник, предал анафеме все церкви Малой Азии только за то, что они праздновали Пасху не в то время, когда это делала Римская церковь. Ириней осудил этот поступок Виктора, и он действительно был достоин порицания. Ибо верхом сумасшествия было предать церкви Востока в руки дьявола из-за такого пустяка. Итак, это знание о соблюдении дней и времен было редким явлением даже среди великих людей. Иероним не имел этого знания, и Августин не понимал бы этого, если бы его не тревожили и не побуждали к этому пелагиане.

Более всего, однако, мы соблюдаем такие праздники для поддержания служения Слова, чтобы люди могли собираться в определенные дни и в установленные времена, дабы послушать Слово, учиться познанию Бога, принимать Святое Причастие, молиться вместе за все нужды и благодарить Бога за Его как духовные, так и мирские [преходящие] благословения. И я полагаю, что в этом заключалась основная причина, по которой отцы учредили День Господень, Пасху, Пятидесятницу и т.п.

11. Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас.

Данными словами Павел свидетельствует о своей глубочайшей озабоченности тем, что галаты отпали [от учения]. Он хотел бы отчитать их более строго, но боится, что слишком суровое порицание не исправит их, а лишь станет причиною еще большего раздражения и отчуждения. Поэтому, как он сам пишет, он смягчает свои упреки и практически всю вину переносит на самого себя, говоря так: “Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас”. То есть: “Меня очень огорчает, что я проповедовал среди вас Евангелие так старательно и верно, но безрезультатно”. Итак, он обращается с ними чрезвычайно мягко, с истинною отеческою заботою. При этом он упрекает их довольно резко, но как бы “косвенным образом”. Ибо, говоря, что трудился напрасно, то есть — что проповедовал среди них Евангелие безрезультатно, он подразумевает, что они либо упрямы в своем неверии, либо отпали от учения о вере. И в том и в другом случае — независимо от того, не веруют они, или же отпали от учения о вере — они все равно являются грешниками, беззаконниками, неправедными и осужденными. По существу, им ничего не дает подчинение Закону, соблюдение дней, месяцев и т.д. Это является своего рода полным и безоговорочным отлучением, потому что, говоря это, он показывает, что они отделены от Христа до тех пор, пока не вернутся к здравому учению. Но тем не менее он не произносит приговор в окончательной, однозначной и резкой форме. Ибо он чувствует, что более суровым их порицанием он ничего не добьется, и поэтому смягчает тон и обращается к ним очень любезно:

12. Прошу вас, братия, будьте, как я, потому что и я, как вы.

Данный фрагмент предназначен не для назидания, он наполнен выраженными риторически чувствами и переживаниями. До сих пор Павел наставлял галатов, и в процессе этого назидания он, будучи движим великим негодованием, порою выходил из себя и порицал галатов довольно резкими словами, называя их безумными, очарованными, неверующими истине, распинающими Христа людьми. Теперь, закончив наиболее убедительную и действенную часть своего Послания, он почувствовал, что обращался с галатами слишком сурово. Будучи озабочен тем, что своею резкостью он мог причинить больше вреда, чем блага, он говорит им, что его суровые упреки происходят от отеческого и воистину апостольского духа. Он становится поразительно красноречивым и буквально “заваливает” их любезными и мягкими словами — так чтобы, если он обидел кого-то своим резким осуждением и порицанием, а он несомненно задел за живое многих, кротость и мягкость его языка исправили бы ситуацию и все поставили на свои места.

Он учит также [нас] своим примером, что пасторы и епископы должны иметь отеческое попечение о людях — не о лютых волках (Мат.7:15), но о несчастных, заблудших овцах — с терпением снося их немощи и падения, обращаясь с ними мягко и кротко. И их невозможно призвать обратно каким-то другим образом, ибо более строгое порицание скорее разозлит их, чем приведет в чувство.

И позвольте мне добавить здесь мимоходом еще одно увещевание — сущность и результат здравого учения таковы, что когда его преподают и изучают надлежащим образом, оно объединяет умы людей, создавая между ними высшее согласие. Но там, где люди пренебрегают верным учением и встают на ошибочный путь, эта гармония умов разрушается. Как только братья или ученики вводятся в заблуждение духовными фанатиками и отпадают от учения об оправдании, они сразу же начинают гнать благочестивых людей, питая к ним ненависть, хотя раньше они горячо любили их.

Мы видим это сегодня на примере наших лжебратьев — сакраментариев и анабаптистов. Когда евангелическое движение еще только начиналось, они с удовольствием слушали нас или, по крайней мере, читали наши труды. Они признавали в нас дар Святого Духа и потому имели к нам почтение. Некоторые из них даже жили среди нас, как часть нашей семьи, ведя себя очень скромно и умеренно. Однако, оставив нас и будучи обольщены духовными фанатиками, они стали самыми злобными врагами нашего учения и нашего имени. Они ненавидят также и папистов, но не столь злобно, как они ненавидят нас. И я часто удивлялся — как такая злобная и горькая ненависть могла столь неожиданно войти в сердца тех, кто принимал нас с такой любовью. Ведь мы ничем не оскорбили их и не дали им ни малейшего повода преследовать нас с такою ненавистью. Фактически они вынуждены признать, что наша основная цель заключалась в том, чтобы вынести на свет благословение и славу Христову и в чистом виде преподавать истину Благовествования, и теперь, в эти последние дни, Бог явил ее через нас неблагодарному миру. Так почему же они столь ненавидят нас? Не существует другой причины, кроме той, что они слушали лжеучителей. Зараженные их ядом, они так распалились против нас, что дымятся и пылают в своей непримиримой ярости.

Но мне кажется, что такова судьба Апостолов и всех верных учителей, как и сами Апостолы свидетельствуют в своих Посланиях, что их ученики и слушатели “вознаграждают” их за все их старания тем, что, будучи заражены порочными мнениями фанатиков, отворачиваются от них. Немногие из галатов остались верны учению Павла. Все же остальные, будучи введены в заблуждение лжеапостолами, не признавали более Павла своим учителем. Фактически, ничто не казалось им более отвратительным, чем имя и учение Павла. И я боюсь, что очень многих из них ему так и не удалось призвать назад этим своим Посланием. Если бы мы оказались в подобной ситуации, то есть если бы во время нашего отсутствия церковь наша была уничтожена фанатиками и мы вынуждены были бы писать не одно, а многие послания в это место, то мы достигли мы немногого или вообще ничего. Наши последователи, за исключением разве что нескольких самых стойких, относились бы к нам точно так же, как сегодня к нам относятся люди, введенные в заблуждение сектантами. Да они скорее станут поклоняться папе, чем прислушаются к нашим предостережениям или одобрят наше учение. Никто не убедит их, что, утратив Христа, они теперь вновь порабощены “немощными и бедными вещественными началами” и служат “богам, которые в существе не боги”. Ничто не кажется им более невыносимым, чем слова о том, что их учителя — извратители Евангелия Христова, разрушители сердец и церквей. “Лютеранином, — говорят они, — становится только тот, кто не имеет никакого понятия, кто не проповедует Христа, кто не имеет Святого Духа, дара пророчества и верного понимания [истолкования] Писания. Наши теологи ничуть не ниже их [не подчинены им и не хуже их]. Фактически во многих отношениях они превосходят их, потому что они следуют Духу и преподают духовные вещи. Лютеране же, дескать, напротив, еще не достигли правильного богословия, но, прилипнув к букве, учат только катехизису, вере, любви и тому подобному”.

Таким образом, как я уже неоднократно повторял, вероотступничество является делом столь же тяжким и прискорбным, сколь и простым. Оно — как падение с небесных высот в глубины преисподней. Это не человеческое падение — такое, как совершение убийства или прелюбодеяния. Но это падение сатанинское. Ибо исцеление тех, кто падает таким образом, дело непростое. Если они упрямо пребывают в этом заблуждении, то их последнее состояние становится хуже первого. Как говорит Христос (Лук.11:24-26): “Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и, не находя, говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел; и, придя, находит его выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там, — и бывает для человека того последнее хуже первого”.

Итак, Дух Святой предостерег Павла, чтобы, в своем благочестивом порыве называя их безумцами и т.п., резкими упреками он не причинил галатам больше вреда, чем блага. Это было опасно, особенно потому, что лжеапостолы действовали среди них — он знал об этом — и они могли бы истолковать его упрек, происходящий от отеческой заботы, самым неприглядным образом, воскликнув: “Вот теперь-то Павел, которого многие из вас так прославляли, продемонстрировал истинный дух, в котором он действует. В вашем присутствии он хотел создать впечатление, что является вашим отцом. Но теперь, когда его нет среди вас, его послания показывают, что он — самый настоящий тиран”. Итак, отеческие чувства и забота настолько переполняли Павла, что он просто не знал — что и как написать им. Ибо очень трудно и опасно письменно защищать свое дело перед людьми, которые находятся далеко от вас и уже начали питать к вам ненависть, будучи убеждаемы другими, что ваше дело не является правым. Поэтому он говорит немного далее с испугом (Гал.4:20): “Я в недоумении о вас”, то есть: “Не знаю, что с вами и делать”.

Прошу вас, братия, будьте, как я, потому что и я, как вы.

Эти слова не надо понимать так, будто они относятся к учению, но они касаются позиции Павла, и именно так их следует понимать. Следовательно, этими словами Павел не говорит: “Становитесь как я, то есть думайте об учении, как я [относитесь к учению как я]”. Нет, значение слов Павла таково: “Относитесь ко мне так же, как я отношусь к вам”. Он как бы говорит: “Возможно, что я упрекал вас слишком резко. Но простите мне мою резкость. Не судите мое сердце на основании моих слов, но судите о моих словах на основании отношения моего сердца. Мои слова кажутся суровыми, и наказание кажется строгим. Но сердце мое по-отечески мягко и кротко. Посему принимайте мои упреки соответственно. Ибо обсуждаемый вопрос требовал от меня сурового вида”.

Наши упреки также суровы, и стиль изложения резок. Но наши сердца, конечно же, не озлоблены, не враждебны и не питают мстительных чувств по отношению к нашим оппонентам. Напротив, мы испытываем благочестивое волнение и печаль духа. Во мне нет такой ненависти к папистам и к другим заблуждающимся духовным фанатикам, чтобы я желал им зла или погибели. Нет, я хотел бы, чтобы они вернулись на путь истинный и были спасены вместе с нами.

Учитель наказывает своего ученика не для того, чтобы причинить ему вред, но во благо ему. Конечно, палка сурова, но дисциплина чрезвычайно необходима мальчику, и намерение наказывающего является дружественным и искренним. Так отец наказывает своего сына не для того, чтобы уничтожить его, но для того, чтобы сделать его лучше. Порки суровы и болезненны для мальчика, конечно. Ибо: “Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности” (Евр.12:11). Но отношение отца является честным и искренним. Если бы он не любил своего сына, то он и не наказывал бы его. Он просто послал бы его прочь, утратив надежду на его спасение, и позволил бы ему погибать. Когда отец наказывает сына, это является признаком его отеческого чувства по отношению к сыну и действует сыну во благо. “Вот и вы также должны рассматривать мои упреки подобным образом. И тогда они не покажутся вам суровыми. Вы посчитаете их полезными и благотворными. Относитесь ко мне так же, как я отношусь к вам. Мое сердце имеет дружеское расположение к вам. И я ожидаю от вас того же”.

Итак, Павел говорит с галатами в подчеркнуто утешительном тоне, чтобы смягчить и уменьшить раздражение, которое он вызвал в них своими резкими упреками. Но при этом он все же не отказывается от своих упреков. Он признает, что слова его были резкими и суровыми. “Но я был вынужден, — как бы говорит он, — упрекать вас в довольно резкой форме. Я смягчаю укор, при этом напоминая вам, что столь резкие слова происходили из [и по причине] очень доброго и мягкого сердца. Врач дает больному человеку очень горькое лекарство не потому, что хочет навредить ему, но потому что хочет помочь ему таким образом. И если больному дается что-то горькое, то винить в этом следует не врача, но лекарство и болезнь. Вы должны думать о моих резких упреках точно так же”.

Прошу вас, братия... вы ничем не обидели меня...

Это что же, такая “просьба” в [особом] стиле Павла, что ли, когда он называет галатов очарованными, непокорными истине и распинающими Христа людьми? Я скорее назвал бы это оскорблением. Но он расценивает это не как оскорбление, но как просьбу, или мольбу. И фактически это так и есть. Он как бы говорит: “Воистину, я упрекал вас чуточку резковато. Но принимайте это надлежащим образом. Тогда вы поймете, что мои упреки были вовсе не упреками, но скорее просьбами [мольбами]”. Так, если отец порет своего сына, он как бы говорит ему этим: “Сын мой, я тебя прошу, веди себя прилично”. По виду это действие кажется наказанием, но если вы взглянете на сердце отца, то [увидите, что] это мягкая просьба.

...Вы ничем не обидели меня.

Павел как бы говорит этим: “Почему я должен на вас сердиться, или с печалью в духе третировать вас, если вы не сделали мне ничего плохого?” “Тогда почему ты называешь нас очарованными безумцами, извращающими твое учение и т.п.? Это является веским доказательством того, что мы обидели тебя”. “Нет, вы обидели не меня, но самих себя. Поэтому я так расстроен, но не из-за себя, а из-за вас. И не думайте, будто причиною моих упреков является озлобление сердца, гнев, или какая-то другая боль. Ибо Бог мне свидетель, что вы не сделали мне никакого зла, но фактически — наоборот, вы сделали мне много одолжений”.

Успокаивая галатов таким образом, Павел подготавливает их к принятию отеческих упреков с сыновним чувством. Это похоже на то, как полынную водку, или горькое лекарство, смягчают медом и сахаром для того, чтобы снова сделать их сладкими. Так, например, родители, отшлепав своих детей, успокаивают их, предлагая им печенье, пирожные, груши, яблоки и небольшие подарки, в результате чего дети понимают, что хотя наказание и было суровым, родители производили его им во благо.

13. Знаете, что, хотя я в немощи плоти благовествовал вам в первый раз ,

14. но вы не презрели искушения моего во плоти моей и не возгнушались им, а приняли меня, как Ангела Божия, как Христа Иисуса.

Павел раскрывает подробнее, в чем заключалась та любезность и благорасположенность, которую проявляли к нему галаты. Он как бы говорит: “То, что я считаю высшею любезностью, проявленной вами по отношению ко мне, заключается в том, что, когда вначале я стал проповедовать Евангелие среди вас, делая это в [по причине ] немощи плоти и пребывая в великих скорбях, тот крест, который я нес, не обидел вас. Но вы были так благи, так любезны и великодушны, и проявили ко мне такую любовь, что немощи моей плоти, мои скорби и угрожавшая мне смертельная опасность ничуть не оскорбили и не смутили вас, и вы ухаживали за мною с величайшей любовью и приняли меня как Ангела Божия, или даже как Самого Иисуса Христа”.

То, что галаты приняли Евангелие от человека столь презираемого и страдающего, каким был Павел, несомненно, является огромною похвалою им. Павел проповедовал среди них Евангелие, невзирая на гнев и неистовство как иудеев, так и язычников. Ибо все могущественные, мудрые, просвещенные и религиозные люди ненавидели и гнали Павла, плевали в него, переступали через него и клеветали на него. Галаты не возгнушались ничем этим. Закрыв глаза на его немощи, скорби и те опасности, которым он подвергался, они не только слушали Павла, пребывавшего в нужде, позоре, уничижении и скорби, и не только признавали себя его учениками, но они приняли и выслушали его даже как Ангела Божия, фактически — как Самого Христа Иисуса. Это является высшею похвалою галатам. Несомненно, Павел не воздавал такой хвалы никому другому из тех, кому он писал, кроме галатов.

Иероним и некоторые другие из отцов древности объясняют эту немощь плоти Павла, как какую-то физическую болезнь или искушение половым влечением. Эти благочестивые отцы жили в благополучные и успешные времена, когда церковь еще не подвергалась гонениям. В те времена епископы начали богатеть, получая общественное признание и мирскую славу. И многие из них тиранили людей, находившихся у них в подчинении, о чем свидетельствует церковная история. Очень немногие из них исполняли свои обязанности, и даже те, которые хотели создать такую видимость, пренебрегали благовествованием, но проповедовали собственные заповеди. Итак, когда знание, обучение и чистое истолкование Слова отсутствуют среди пасторов и епископов, они не могут избежать самодовольства. Ибо они не испытаны скорбями, крестом и гонениями, которые неизбежно сопутствуют чистой проповеди Слова. Таким образом, Павел не мог найти среди них понимания. Однако, по благодати Божией, мы имеем чистое учение о вере, которое добровольно исповедуем. Поэтому мы вынуждены сносить суровую и жестокую ненависть и гонения со стороны дьявола и мира. Если бы мы не подвергались наказаниям [не дисциплинировались] властью и коварством тиранов и еретиков, а также не страдали от сердечных ужасов и раскаленных стрел лукавого (Ефес.6:16), то Павел был бы настолько же непонятен и незнаком нам, как он был непонятен и незнаком всему миру в прошлые века и как он непонятен и незнаком по сей день нашим оппонентам — папистам и фанатикам. Итак, содержание [Посланий] Павла и всех Писаний открыли нам дар пророчества и наши собственные устремления в совокупности с внутренними и внешними испытаниями.

Под “немощью плоти” Павел не подразумевает здесь болезни, или полового влечения, но он имеет в виду страдания и скорби, которые он переносил физически, телом своим, противопоставляя их силе и власти [которых не имел]. Но для того, чтобы никому не казалось, будто мы неверно истолковываем эти слова, давайте послушаем самого Павла. Во 2-ом Послании к Коринфянам (12:9-10) он говорит: “Я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен”. И в одиннадцатой главе (стихи 23-25) он пишет: “Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение...” Эти страдания, перенесенные им физически, телесно, а не плохое здоровье или плотские проблемы он называет “немощью плоти”. Этим он как бы говорит: “Когда я проповедовал среди вас Евангелие, меня одолевали различные бедствия и проблемы. Мне угрожали со всех сторон. Иудеи, язычники и лжебратья плели интриги и устраивали заговоры. Я страдал от голода и всяческих лишений. Я был как  и , “как сор для мира, как прах, всеми попираемый” (1Кор.4:13). Он упоминает об этой своей немощи довольно часто, например — в 1Кор.4, во 2Кор.4,6,11,12 и др.

И отсюда достаточно ясно следует, что Павел называет “немощью плоти” те скорби, которые перенес не только он, но и другие Апостолы. Хотя они были немощны по плоти, но сильны в духе. Ибо сила Христова обитала в них, постоянно направляя их и торжествуя через них. Павел сам свидетельствует об этом во 2 Кор.(12:10) словами: “Когда я немощен тогда силен”. И еще раз (в стихе 9): “И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова”. И во 2-ой главе (стих 14) он говорит: “Но благодарение Богу, Который всегда дает нам торжествовать во Христе...” Этим он как бы говорит: “Сколь бы жестоко дьявол, неверующие иудеи и язычники ни свирепствовали против нас, мы остаемся непобежденными, и все их нападки тщетны. Нравится им это или нет, но наше учение существует и побеждает”. Таковы были сила и храбрость Апостольского духа, с которыми он [Павел] сравнивает сейчас их немощь и рабство их плоти.

Эта немощь плоти в благочестивых людях кажется исключительно оскорбительной для разума. Поэтому Сам Христос говорит (Мат.11:6): “Блажен, кто не соблазнится о Мне”. И Павел говорит в 1Кор.(1:23): “А мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие”. Посему весьма значительно и замечательно то, что вы признаете Господом всех и Спасителем мира того, о Ком говорили, что Он — самый ничтожный из всех, малейший из людей и что Он — “поношение у людей и презрение в народе” (Пс.21:7) — говоря другими словами — презренный всеми и в конце концов преданный на крестную смерть Своим собственным народом, особенно теми, среди которых Он был лучшим, мудрейшим и святейшим. То, что вы не смущаетесь сими оскорблениями и способны не замечать их всех, то, что вы можете вознести сего Христа — Того, на Коего плевали, Того, над Коим насмехались и Коего распяли — [вознести Его] над всеми богатствами и сокровищами, над всеми силами и могуществами, над мудростью всех просвещенных, над венцами всех царей, над религией всех святых, — [то, что вы можете так Его вознести] это, говорю я вам, является весьма значительным и великим делом.

Итак, было чем-то весьма значительным и существенным то, что галаты не были шокированы или смущены оскорбительною немощью и ужасным видом того креста, который они видели в Павле, но приняли его, как Ангела, или как Христа Иисуса. Как Христос говорит, что Его ученики оставались с Ним в Его напастях (Лук.22:28), так и Павел отмечает, что галаты не презрели тех напастей [“искушений”], которые он понес во плоти своей. У него есть все основания похвалить их столь щедро, как он это делает.

Однако Апостолы, и особенно Павел, переносили не только внешние скорби и напасти, которые мы только что обсудили, но также внутренние, духовные искушения, подобные тем, которые Христос испытывал в [Гефсиманском] саду. Таким было искушение, о котором он сетует в 2Кор.12:7, “жало в плоть, ангел сатаны” для его удручения. Никто из удрученных столь тяжкими искушениями и скорбями не может иметь еще и скорбей, связанных с сексуальным влечением. Я напоминаю вам об этом мимоходом, ибо паписты, на основании латинского перевода “побудитель в плоть”, истолковывают эти слова как “возбудитель полового влечения”. Однако греческое слово  обозначает очень острый кол, или шип. Следовательно, это было духовное искушение. И неважно, что он добавляет здесь слово “плоть”, говоря: “Дано мне жало в плоть”. Он преднамеренно говорит о том, что это жало во плоти. Ибо галаты и другие, с кем Павел общался, часто видели, что он побуждается великою печалью, в трепете, устрашен и сокрушен невыразимым горем и печалью.

Итак, Апостолы переносили не только физические, но и духовные напасти и искушения. Павел сам свидетельствует об этом во 2Кор.(7:5), где он говорит такие слова: “Но мы были стеснены отовсюду: отвне — нападения, внутри — страхи”. В последней главе Книги Деяний (28:15) Лука рассказывает, что после того, как Павел долго боролся [за свою жизнь] в штормящем море, и после многих духовных скорбей он ободрился, увидев братьев, пришедших из Рима к Аппиевой площади и трем гостиницам, чтобы встретить его. И в Филип.(2:27) Павел признается, что Бог помиловал его при исцелении больного Епафродита, который был уже почти при смерти: “Чтобы не прибавилась мне печаль к печали”. Таким образом, помимо внешних физических испытаний, Апостолы часто страдали от духовных напастей и искушений.

Но почему Павел говорит, что галаты “не возгнушались “ им? Конечно, они презрели его, ведь они отпали от его Благовестия! Павел объясняет это сам: “Когда я впервые проповедовал вам Евангелие, — как бы говорит он, — вы не сделали того, что сделало большинство других людей, которые столь возгнушались немощами и искушениями, бывшими во плоти моей, что презрели и оплевали меня”. Разум человеческий очень легко оскорбляется ужасным видом креста. Он считает безумцем всякого, кто пытается утешать других, помогать им и заботиться о них, или того, кто хвалится своими богатствами, праведностью, властью и победою над грехом, над смертью и всяким злом, а также [хвалится] своим счастьем, спасением и вечною жизнью — в то время как этот же самый человек кажется нуждающимся, немощным, печальным и презренным, когда его гонят и убивают, как врага государства и веры, и делает это не только сброд и чернь, но люди достойные и уважаемые как в государственной, так и в богословской сфере. Всякий, убивающий таких людей думает, что он этим служит Богу (Иоан.16:2). И когда они обещают вечные благословения другим, хотя сами кажутся ничтожными и погибают на глазах всего мира, их высмеивают и они слышат (Лук.4:23): “Врач! исцели Самого Себя”. Это является источником сетования на протяжении всей Книги Псалмов (Пс.21:7,12): “Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе... Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет”.

Посему это действительно великая похвала галатам — что они не презрели немощи и искушения Павла, но приняли его, как Ангела Божия, даже как Самого Христа Иисуса. Это, конечно, великая и выдающаяся добродетель — слушать Апостола. Но еще большая, и воистину героическая добродетель — слушать такого человека, который был жалок, немощен и презрен настолько, насколько Павел считает, что он был жалок, немощен и презрен среди галатов, и принимать [его] такого, как Ангела с небес, или ценить его так, словно он — Сам Иисус Христос, нисколько не смущаясь его великою немощью и его крестом. Итак, этими словами он воздает величайшую хвалу добродетельности галатов, говоря, что этого он никогда не забудет и что это доставляет ему такое удовлетворение, что он хочет, чтобы об этом знали все.

Однако, щедро прославляя их доброту и благость, он мягко намекает на то, как сильно они любили его раньше, до прихода лжеапостолов. И в то же время он увещевает и призывает их принимать его, как своего Апостола, с тою же любовью и тем же почтением, как и раньше. Из этого вполне очевидно, что лжеапостолы, похоже, имели большее влияние среди галатов, чем имел сам Павел. Поэтому галаты по преимуществу предпочитали их Павлу — тому Павлу, которого раньше они не только горячо любили, но принимали, как Ангела Божия.

15. Как вы были блаженны!

Этим Павел как бы говорит: “Сколь же блаженны вы должны были быть [по замыслу]! Как славны и благословенны вы были бы тогда!” Подобное выражение встречается в “Величании” Марии (Лук.1:48): “Ибо отныне будут ублажать Меня все роды”, то есть благословят меня. Слова “Как вы блаженны были!” очень выразительны и эмфатичны. Он как бы говорит: “Вы были не только блаженны, но блаженны и достойны всяческой похвалы”.

Так Павел пытается смягчить и “подсластить горькое питье”, то есть резкий упрек. Ибо он боится обидеть галатов, особенно зная, что лжеапостолы будут злословить его и истолкуют его слова наихудшим образом. Ведь вся сила и суть этих вероломных людей в том и заключается, чтобы оспаривать слова, исходящие из благочестивого и искреннего сердца, и извращать их ловко и коварно, придавая им совершенно противоположное значение. Они — большие мастера этого искусства, превосходящие в этом деле гениальность и мастерство всех ораторов. Ибо они побуждаются и направляются злым духом, который так запутывает их, что они разжигаются против благочестивых людей, брызжа сатанинским ядом, и не в состоянии истолковывать их слов и трудов иначе как злобным образом. Они действуют как пауки, которые высасывают яд из самых лучших и самых прекрасных цветов, но не по вине цветов, а по собственной вине. Итак, своими мягкими “медовыми” словами он хочет лишить лжеапостолов возможности оклеветать его и злобно извратить его слова, представив, например, все так: “Павел обращается с вами совершенно бесчеловечно, называя вас безумными, очарованными и непокорными истине людьми. Это — верный признак того, что он не заинтересован в вашем спасении, но считает вас уже осужденными и отвергнутыми Христом”.

Свидетельствую о вас, что, если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне.

Павел прославляет галатов сверх всякой меры. Он как бы говорит: “Вы не только относились ко мне с величайшею человечностью и глубоким почтением, принимая меня, как Ангела Божия, но, если бы этого потребовали обстоятельства, вы исторгли бы собственные глаза и отдали бы их мне, да, вы отдали бы за меня свои жизни”. И, несомненно, так и было, галаты [наверняка] отдавали за него жизни. Ибо приняв и поддержав Павла — Павла, которого весь мир считал опаснейшим и достойным всяческого проклятия человеком, — они, приверженцы и защитники Павла, заслужили негодование и ненависть как со стороны язычников, так и со стороны иудеев. Так и в наши дни имя Лютера презирается в мире. Всякий, кто хвалит меня, грешит больше, чем любой идолопоклонник, богохульник, клятвопреступник , блудник, прелюбодей, убийца или вор. Таким образом, галаты, должно быть, прочно стояли в учении и вере Христовой, ибо они, подвергая себя такой опасности, приняли и поддержали Павла, презираемого [тогда] всем миром. В противном случае они никогда не приняли бы на себя эту ношу, вступив во вражду со всеми людьми.

16. Итак, неужели я сделался врагом вашим, говоря вам истину?

Здесь Павел показывает причину, по которой он говорит с галатами в столь мягком и утешительном тоне. Он опасается, что они считают его своим врагом, потому что он упрекал их столь резко. “Умоляю вас, — как бы говорит он, — отделите эти упреки от моего учения. И тогда вы увидите, что я делал это не для того, чтобы [просто] упрекать вас, но для того, чтобы научить вас истине. Мое послание написано в резком тоне, я признаю это. Но такою резкостью я намереваюсь призвать вас обратно к евангельской истине, от которой вас увели, и удержать вас в этой истине. Посему вам следует относить эту суровость и это “горькое питье” не к своим личностям, но к болезни. Не считайте меня своим врагом из-за того, что я сурово бранил вас — считайте меня своим отцом. Ибо если бы я не любил вас, как собственных детей, и не знал бы, что я был любим и ценим вами, то я не стал бы отчитывать вас столь сурово.

Если ваш друг ошибается, то ваша дружеская обязанность заключается в том, чтобы усиленно увещевать его. А тому, кого увещевают, следует не сердиться на своего друга за его дружеские увещевания и правдивые утверждения, но напротив — благодарить его. В миру, конечно, очень часто истина порождает ненависть, а того, кто говорит правду, считают врагом. Этого не происходит среди друзей, тем более — среди христиан. Поскольку я бранил вас исключительно из любви, стремясь содержать вас в истине, вам не следует сердиться на меня или уклоняться от истины из-за моих отеческих упреков. Равно как вы не должны подозревать, будто я — ваш враг”. Все это сказано Павлом в подтверждение его слов из стиха 12: “Вы ничем не обидели меня”.

17. Ревнуют по вас...

Теперь Павел атакует лесть и хитрость лжеапостолов. Ибо сатана обычно производит впечатление на простых людей, действуя через своих слуг посредством чудесных трюков и хитрых уловок, как Павел говорит в Рим.(16:18), “ласкательством и красноречием”. Во-первых, они клянутся всем святым, что у них нет иных намерений, кроме умножения славы Божией. Они говорят, что Дух показывает им, как учить истине, и что они видят, как другие пренебрегают несчастными людьми, не уча их Слову правильным и надлежащим образом. Они предлагают избавить избранных от заблуждений и вывести их на свет, к познанию истины. Вдобавок они обещают верное спасение тем, кто принимает их учение. Под таким предлогом праведности и в такой овечьей одежде (Мат.7:15) эти лютые волки наносят великий ущерб церквям, если их не защищают бдительные и верные пастыри.

В этом фрагменте Павел предчувствует возможное возражение. Ибо галаты могли бы сказать: “Почему ты выступаешь столь резко против наших учителей за то, что они льстят нам? В конце концов, они делают это из благочестивого усердия и чистой любви. Конечно же, это не должно обижать тебя!” “Они действительно льстят вам, — говорит Павел, — но не из добрых намерений”. Так в наши дни мы вынуждены выслушивать от сакраментариев, что, отвергая их учение о Святом Причастии, мы своим упрямством разрушаем любовь и согласие в церквях. “Гораздо лучше было бы, — говорят они, — если бы мы хотя бы чуточку прикрыли на это глаза, тем более что здесь скрывается опасность из-за одного этого учения создать огромный разлад в церкви. Ведь, в конце концов, они не расходятся с нами ни в каком другом артикуле христианского учения, кроме одной единственной доктрины о Святом Причастии”. На это я отвечаю: “Да будут прокляты такая любовь и такое согласие, ради поддержания которых приходится подвергать опасности Слово Божие!”

Так лжеапостолы утверждали, что они горячо любят галатов и что они были движимы божественным усердием по отношению к ним. Однако [истинное] усердие является “гневною любовью”, или, так сказать, “благочестивою ревностию”. В 3-й Книге Царств (19:14) Илия говорит: “Возревновал я о Господе Боге Саваофе...” В этом смысле муж ревнует о своей жене [“движим усердием по отношению к своей жене”], отец по сыну и брат по брату — то есть он горячо любит его, но таким образом, что ненавидит его недостатки и пытается исправить их. На такое усердие по отношению к галатам претендовали и лжеапостолы . Павел согласен допустить, что они пылают огромною любовию по отношению к галатам, что они заинтересованы в них и ревнуют о них, но все это — с недобрыми намерениями. Простые люди вводятся в заблуждение притворствами и показными деяниями, когда самозванцы демонстрируют свою горячую любовь и заботу по отношению к другим. Поэтому Павел предупреждает нас и призывает различать благую и порочную ревность. Благая ревность, конечно же, достойна всяческой похвалы, чего нельзя сказать о ревности порочной. “Я тоже ревную о вас, — как бы говорит Павел, — и ничуть не меньше, чем они. Но рассудите, чья ревность лучше — моя или их. Какая ревность является благою, а какая — порочною и плотскою. И поэтому не позволяйте им обмануть себя так легко их ревностию по вам”. Ибо:

Ревнуют по вас нечисто, а хотят вас отлучить, чтобы вы ревновали по них.

Этим он как бы говорит: “Они действительно испытывают по вам огромную ревность и любовь, но их цель состоит в том, чтобы вы со своей стороны [“в ответ”] ревновали по ним, и чтобы закрыть дорогу мне. Если бы их ревность была верною и искреннею, то они позволили бы вам любить нас вместе с ними. Однако они ненавидят наше учение. Посему они хотят, чтобы оно было полностью забыто среди вас и чтобы на его месте воцарилось их собственное учение. Дабы легче достичь этого, они стремятся заставить вас отвернуться от нас этой своей лестью и взрастить в вас вражду [к нам] — так чтобы вы могли ненавидеть нас и наше учение и чтобы вы ревновали только по ним, стремились только к ним, любили только их и принимали только их учение”. Так он призывает галатов не доверять лжеапостолам, предупреждая их, что те лишь создают хорошее внешнее впечатление и “сидят в засаде”, дожидаясь удобного случая. Таким же образом Христос предупреждает нас, говоря (Мат.7:15): “Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде...”

Павел переносил те же невзгоды, с которыми мы сталкиваемся в наши дни. Он был глубоко огорчен пренебрежением к его прекрасному учению, приведшим к возникновению многих сект, потрясений, общественных беспорядков и революций, и каждое из этих явлений влекло за собою бесконечные проблемы и пререкания. Иудеи обвиняли его в пагубном влиянии и подстрекательстве по всему миру, называя его “язвою общества, возбудителем мятежа между иудеями, живущими по вселенной, и представителем [зачинщиком] Назорейской ереси [секты]” (Деян.24:5), как бы говоря: “Он является мятежником и богохульником, не только проповедующим весть, разрушающую благоденствие иудеев, столь чудно учрежденное иудейскими законами и опирающееся на них, но он также отменяет Декалог, нашу религию, наше служение и наше священство. Он распространяет по всему миру так называемое Благовестие, порождающее бесконечные неурядицы, мятежи, злословие и сплетни и ереси [секты]”. Он был вынужден выслушивать то же самое от язычников, кричавших в Филиппах, что он “возмущает их город” и защищает традиции [проповедует обычаи], которые у них незаконны и которые они не могут ни принять ни исполнить (Деян.16:20-21).

Как иудеи, так и язычники приписывали возмущение общественного спокойствия, а также и всяческие другие бедствия, голод, войну и дух разделения учению Павла и других Апостолов. И поэтому они подвергали их гонениям, как врагов общественного спокойствия и врагов религии. Однако Апостолы не оставляли своего служения по этой причине, но исполняли его ревностно, проповедуя и исповедуя Христа. Ибо они знали, что им следует более повиноваться Богу, нежели человекам (Деян.5:29), и что лучше допустить, чтобы вся вселенная вверглась в хаос, смятение и раздоры, чем отказаться от проповеди Христа или допустить, чтобы погибла хоть одна душа.

При том, однако, сии оскорбления неизбежно повергали Апостолов в великую печаль, ведь в конце концов они не были железными. Их глубоко трогало, что народ, ради которого Павел имел готовность сам быть отлученным от Христа (Рим.9:3), шел на погибель во всем своем великолепии и расцвете. Они видели эти великие перевороты и грандиозные революции, которые порождало их учение, и бесчисленные секты, возникавшие еще при их жизни, и это было для них — особенно для Павла — горче смерти. Очень печальной вестью для Павла было то, что коринфяне отвергли воскресение мертвых (1Кор.15:12), не говоря уже о прочем. Также он сильно опечалился, услышав, что церкви, основанные его служением, были разрушены, что Евангелие было искажено лжеапостолами и что вся Асия и многие великие мужи отвернулись от него (2Тим.1:15). Но он знал, что не его учение было причиною сих скандалов и ересей. Потому он не впал в отчаяние и не оставил своего призвания, но устремился вперед. Он знал, что проповедуемое им Евангелие “есть сила Божия ко спасению всякому верующему” (Рим.1:16), сколь бы безумным и оскорбительным ни казалось это учение язычникам и иудеям. Он знал, что те, кто не были оскорблены этим Словом о кресте [не впали в соблазн от этого Слова], обрели благословение, независимо от того, кем они являлись — проповедниками или слушателями, как и Сам Христос говорит (Мат.11:6): “Блажен, кто не соблазнится о Мне”. С другой стороны, он знал, что люди, считавшие его учение безумным и еретическим, были осуждены. Таким образом, будучи полностью уверен в своей правоте , он восклицает вместе со Христом по поводу иудеев и язычников, раздраженных и оскорбленных его учением (Мат.15:14): “Оставьте их: они — слепые вожди слепых...”

В наши дни мы вынуждены выслушивать то же самое, что приходилось слышать Павлу и другим Апостолам в их времена — что от нашего Благовествования произошл множество неприятностей и бед, мятежей, войн, разделения и бесчисленных злоупотреблений. Нас винят сегодня во всех переворотах. Но, конечно же, не мы посеяли эти ереси и безбожные догмы. Мы проповедуем Евангельскую весть о том, что Христос — наш Оправдатель и Спаситель. Кроме того, если наши оппоненты хотят до конца придерживаться истины, то они вынуждены все же признать, что своим учением мы не подали никакого повода для мятежа, переворота или войны. Напротив, мы учили, что по Божественной заповеди к правительству следует относиться с уважением и почтением. Равно как мы не являемся зачинщиками злоупотреблений и соблазнов. Но когда порочные люди соблазняются — это их собственная вина, и мы в этом не виноваты. Мы имеем заповедь от Бога — преподавать евангельское учение, невзирая ни на какие соблазны или злоупотребления. Наших оппонентов это учение раздражает потому, что оно порицает их учение и их идолопоклонство. Таким образом, они сами порождают для себя соблазн. В школах это называется “осквернением”, которого не следует, да и невозможно избежать. Христос проповедовал Евангелие, не обращая внимания на то, что иудеи соблазнялись и оскорблялись этим. Он говорит: “Оставьте их: они — слепые...” (Мат.15:14). Чем сильнее первосвященники запрещали Апостолам учить во имя Иисуса, тем больше они свидетельствовали, что тот самый Иисус, Которого они распяли, есть Господь и Христос (Деян.2:36), и что всякий, кто обратится к Нему, будет спасен (Рим.10:13), “Ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись” (Деян.4:12).

В наши дни мы с такою же уверенностью проповедуем Христа, не обращая ни малейшего внимания на восклицания порочных папистов и всех наших оппонентов, сетующих на то, что наше учение мятежно и богохульно, что оно нарушает стабильность, разрушает религию [веру], сеет ересь и, короче говоря, является источником всякого зла. Когда проповедовали Христос и Апостолы, подобные же сетования раздавались со стороны порочных иудеев. Вскоре после этого пришли римляне и, в полном соответствии с их же пророчеством, уничтожили и разрушили как святое место, так и весь народ (Иоан.11:48). Посему пусть в наши дни враги Евангелия остерегаются, как бы им самим не стать жертвою тех самых пороков, которые они предсказывают. Они преувеличивают соблазн, порождаемый вступлением священников в брак или тем, что мы едим мясо в пятницу. Но когда они вводят в заблуждение и губят бесчисленное множество душ своим порочным учением, когда они вводят в соблазн немощных своим порочным примером, когда они хулят и порицают Благовестие о славе великого Бога, когда они гонят и убивают тех, кто поддерживает здравое учение — все это кажется им не оскорблением или соблазном, а покорностью и служением, в высшей мере угодным Богу! Так давайте же оставим их, ибо “они — слепые вожди слепых” (Мат.15:14). “Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится” (Откр.22:11). Но, поскольку мы веруем, мы будем говорить (См.: 2Кор.4:13), до последнего вздоха снося гонения со стороны наших оппонентов, пока Христос, наш Первосвященник и Царь, не явится с небес — мы надеемся, что произойдет это скорее — и пока Он, как Праведный Судия, не совершит “отмщение не познавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа” (2Фессал.1:8). Аминь.

Соблазны, упоминаемые порочными людьми, совершенно не касаются благочестивых. Ибо они знают, что дьявол злобно ненавидит это учение о спасении и что он искажает его бесчисленными злоупотреблениями, стремясь полностью искоренить его. Раньше, когда человеческие традиции преподавались в церквях, дьявол так не свирепствовал. “Когда сильный с оружием охраняет свой дом, тогда в безопасности его имение [и тогда в доме его царит мир]; когда же сильнейший его нападет на него и победит его, тогда возьмет все оружие его, на которое он надеялся, и разделит похищенное у него [и тот начинает свирепствовать] “ (Лук.11:21-22). Это верный признак того, что учение, выдвигаемое нами, является Божественным. В противном случае чудовище будет спать, скрываясь в тени, в тростнике и тине (Иов.40:21-22). Но теперь то, что он бродит вокруг как лев рыкающий (1Пет.5:8) и приносит нам столько хлопот, свидетельствует о том, что он чувствует силу нашей проповеди.

Кроме того, когда Павел говорит: “Ревнуют по вас нечисто, а хотят вас отлучить, чтобы вы ревновали по них”, он показывает мимоходом — кто же породил сектантство, а именно— [что это были] те духовные фанатики, которые всегда стремились к разрушению истинного учения, нарушали общественное спокойствие и мир. Движимые безумною ревностью, они воображают, будто обладают какою-то особою святостью, скромностью [воздержанностью], терпением и познанием. Посему они уверенны, что могут добавить что-то полезное ко спасению всех людей, что они могут преподавать учения более тонкие и целительные и что они могут учреждать лучшие формы служения и обряды, по сравнению с другими богословами, которых они презирают, чей авторитет они стремятся преуменьшить и чьи благие учения они искажают. Не только в Галатии, но повсюду, где проповедовали Павел и другие Апостолы, люди, движимые такою безумною ревностью, создавали секты и ереси, а за этим следовали бесчисленные злоупотребления и великие потрясения. Ибо, как говорит Христос (Иоан.8:44), дьявол есть лжец и убийца. Поэтому он не только постоянно возмущает сердца лжеучениями своих слуг, но также провоцирует мятежи, войны и т.д.

В наши дни в Германии много таких фанатиков. Они притворяются людьми набожными, умеренными, учеными, терпеливыми, и т.д. Но в действительности они волки лютые (Мат.7:15), и в своем лицемерии они хотят лишь затенить нас и полностью заткнуть нам уста — так чтобы люди почитали лишь их одних и исповедовали только их учение. За этим неизбежно следуют сектантство, разногласия, противоречия и бунтарство. Но что мы можем поделать? Мы не можем воспрепятствовать этому в большей мере, чем это удавалось Павлу. Однако он завоевал некоторых — тех, кто внял его предупреждениям. Посему я надеюсь, что и нашими предупреждениями тоже некоторые будут возвращены от своих сектантских заблуждений.

18. Хорошо ревновать в добром всегда, а не в моем только присутствии у вас.

Этим Павел как бы говорит: “Я хвалил вас за усердие, проявленное по отношению ко мне , и за то, что вы столь горячо любили меня, когда я проповедовал Евангелие среди вас в немощи плоти моей. Теперь же, когда меня нет с вами, вы должны относиться ко мне с такою же любовью и с тем же усердием, как если бы я никогда не уходил. Ибо хотя я отсутствую плотью, у вас все же остается мое учение, которое вам как прежде следует соблюдать, поскольку через него я принял Святого Духа. И вы должны думать, что Павел всегда присутствует, до тех пор, покуда вы имеете это учение. Таким образом, я не критикую вашу ревность [ваше усердие], а прославляю его. Но все же я восхваляю ее, только если она является ревностью Божией, или ревностью Духа, а не ревностью плоти. Ревность Духа всегда является благою, поскольку Он ревнует о чем-то благом, а ревность плоти таковою не является”. Итак, он хвалит ревность [усердие] галатов, чтобы успокоить их и приготовить к более терпимому принятию его упреков. Он как бы говорит: “Поймите мои упреки правильно, ибо они происходят не от духа злобы, не от духа негодования, но лишь от сожаления и глубокой заботы о вас”.

Это риторическая иллюстрация того, как верный пастырь должен заботиться о своих овцах, предпринимая все от него зависящее, чтобы укорами, утешениями и уговорами удерживать их в здравом учении и ограждать их от тех, кто вводит их в заблуждения.

19. Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!

Это также является риторическим приемом, используя который Павел налагает наказание на дух галатов мягкими и утешительными словами. Он называет их малыми детьми, располагая их к себе и завоевывая их симпатию. Все слова выбраны так, чтобы расчувствовать [галатов] и обрести их благорасположенность.

“Для которых я снова в муках рождения”. Это аллегория. Апостолы — как и все учителя, хотя и несколько особым образом — выступают как бы в роли родителей. Как последние дают жизнь телу , так первые — формируют разум. Формою же христианского ума является вера, сердечное упование, которое держится за Христа, которое льнет к Нему и только к Нему одному. Сердце, обладающее такою уверенностью, воистину сформировано Христом, и эта “форма Христа” обеспечивается служением Слова. В 1Кор.(4:15) мы читаем: “ Я родил вас во Христе Иисусе благовествованием”, то есть в Духе, так, чтобы вы могли знать Христа и веровать в Него. Во 2 Кор.(3:3) мы находим такие слова: “Вы показываете собою, что вы — письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живого”. Ибо Слово проходит через уста Апостола и достигает уха слушающего. И там [в нем] присутствует Святой Дух, Который как бы “отпечатывает” это Слово в сердце так, что оно становится услышанным Словом. Посему каждый проповедник является “родителем”, посредством служения Слова производящим и создающим истинную форму христианского ума.

При этом Павел мимоходом наступает на лжеапостолов, как бы говоря: “Через Евангелие я воистину становлюсь вашим отцом. Но эти совратители пришли и учредили новый образ в вашем сердце — образ не Христа, но Моисея, так, что вы не полагаетесь более на Христа, но уповаете на дела Закона. Это чуждая и совершенно дьявольская форма [ума], форма ложная и не Христова”.

Павел не говорит: “Я снова в муках рождения, доколе не изображусь в вас!” Нет, он говорит: “Доколе не изобразится в вас Христос!” То есть: “Я тружусь для того, чтобы вы могли вновь обрести образ и подобие Христовы, а не Павловы”. Этими словами он вновь упрекает лжеапостолов. Ибо они упразднили образ Христов в умах верующих и создали другой образ — свой собственный. Они “хотят, чтобы вы обрезывались, — говорит он в Гал.(6:13), — дабы похвалиться в вашей плоти”.

Апостол говорит об этом образе Христовом в Кол.(3:10): “И облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его”. Таким образом, Павел хочет восстановить образ Бога, или Христа, в галатах. Он был деформирован, искажен лжеапостолами, и [неискаженный] он состоит в том, что они чувствуют, думают и хотят именно того, что делает Бог, а Его замысел и Его воля заключаются в том, чтобы мы обрели прощение грехов и вечную жизнь через Иисуса Христа, Его Сына, Которого Он послал в мир, дабы Он стал умилостивлением за наши грехи и за грехи всего мира (1Иоан.2:2) — так чтобы через Сына мы могли признать Его своим Отцом, умилостивленным и благорасположенным к нам. Те, кто веруют в это, подобны Богу. То есть они думают о Боге именно то, что Он чувствует в сердце Своем, и они имеют тот же образ ума, которым обладает Бог, или Христос. Это, согласно Павлу, и значит “обновиться духом ума... и облечься в нового человека, созданного по Богу” (Ефес.4:23-24).

Посему Павел говорит, что он снова “в муках рождения” для галатов, но происходит это так, что образом детей становится не образ Апостола, то есть сыны обретают образ не Павла или Кифы (1Кор.1:12), но образ иного Отца, а именно — Христа. Павел как бы говорит: “Он есть Тот, образ Кого я хочу создать в вас — так, чтобы во всем вы имели такое же мироощущение, что и Христос . Короче говоря, я в муках рождения для вас, то есть я очень обеспокоен и все делаю для того, чтобы снова призвать вас назад, к вашей первоначальной вере, которую вы утратили, будучи введены в заблуждение хитрыми и коварными лжеапостолами и повержены назад — к новому Закону и делам. Таким образом, новая и трудная работа возложена на меня — направлять вас обратно, от Закона к вере во Христа”. Это он и называет “быть в муках рождения”.

20. Хотел бы я теперь быть у вас и изменить голос мой...

Это проявление исключительно апостольского интереса и участия. Общеизвестная поговорка гласит, что “письмо — мертвый посланник” , потому что оно не может дать ничего более того, что содержит. Ни одно письмо не написано так, чтобы в нем было все и ничего не было упущено. Обстоятельства меняются, равно как время, место, личность, традиции и отношение — и ничто из этого письмо не способно отразить в полной мере. Поэтому оно трогает читателя по-разному. Иногда оно печалит его, а иногда осчастливливает — все зависит от того, как чувствует себя читатель. Живой же голос, в свою очередь, способен истолковывать, смягчать и исправлять все, что было сказано грубовато или резко. Таким образом, Павел хотел бы присутствовать среди них, чтобы “изменить свой голос” соответственно тому, как этого требовали реальные обстоятельства на месте. Так, если бы он увидел, что некоторые из них чрезмерно расстроены или обеспокоены, он мог бы смягчить свои слова, дабы слишком не огорчать их. С другой стороны, если бы он увидел, что они слишком уж спокойны или жизнерадостны, то мог бы использовать более резкие слова в своих упреках, дабы предотвратить их чрезмерное самодовольство, а в итоге — неуважительное и презрительное отношение.

Итак, Апостол пребывает в некотором замешательстве и не может определить — как лучше поступить [какой тон выбрать], общаясь с ними не непосредственно, а “на расстоянии”, в эпистолярной форме. Он как бы говорит: “Если мое послание чуточку резковато, то я боюсь, что могу скорее обидеть многих из вас, чем исправить. Если же оно слишком деликатно, то возможно, что оно не произведет должного воздействия на черствых и бесчувственных людей, ибо мертвые буквы дают только то, что в них содержится. Живой же голос по сравнению с буквой — как царица. Он может добавлять и отнимать, он может подстраиваться под все образы, отношения, под любое время, место и личность. Другими словами говоря, я хотел бы обратить вас буквою [посланием], то есть призвать вас обратно от Закона к вере во Христа. Но боюсь, что я не достигну этого при помощи мертвой буквы. Вот если бы я присутствовал среди вас, то я мог бы менять тон, браня упрямцев и утешая немощных, как того требовали бы обстоятельства в каждом конкретном случае”.

...потому что я в недоумении о вас.

То есть: “Я так расстроен, что не знаю — как поступать с вами и как общаться с вами на расстоянии, в письменной форме”. Здесь описаны воистину апостольские чувства. Он ничего не упускает. Он бранит галатов, уговаривает их, утешает их, восхваляет их веру прекрасными словами и как истинный оратор представляет свое дело с огромною заботою и верою — все это для того, чтобы призвать их назад, к истине Благовествования и “отвоевать” их у лжеапостолов. Его слова не холодны, но, напротив, ревностны и горячи. Таким образом, их следует воспринимать самым внимательным и тщательным образом.

21. Скажите мне вы, желающие быть под законом: разве вы не слушаете закона?

Павел хотел бы закончить свое Послание здесь. Он больше ничего не собирался писать. Нет, он хотел бы присутствовать лично и говорить с галатами. Но, будучи озабочен данным делом, он представляет сейчас эту аллегорию. Вероятно, она пришла ему на ум в последний момент. Аллегории и притчи очень глубоко впечатляют простых людей. Поэтому Христос также часто использует их. Их можно сравнить с картинками, которые выставляются прямо перед глазами людей и которые по этой причине глубоко врезаются в память — особенно простым и малообразованным людям. Итак, сначала Павел воздействует на галатов словами и письмом, то есть через слух, а затем, используя данную аллегорию, он искусно изображает то же самое перед их взорами.

Павел был большим мастером аллегорий. Ибо он применял их для раскрытия учения о вере, о благодати и о Христе, а не о Законе и делах, как это делали Ориген и Иероним. Последние заслуживают критики, потому что они превратили простые и ясные утверждения Писания в неуклюжие и глупые аллегории там, где использование аллегорий совершенно неуместно. Посему подражание им в использовании аллегорий было бы неблагодарным и возможно даже опасным делом. Ибо если человек не обладает совершенным познанием христианского учения, он не сможет представить правильной аллегории.

Но почему Павел называет “Законом” Книгу Бытие, из которой он пересказывает историю об Измаиле и Исааке, хотя эта Книга не является “Книгою Закона”, тем более что цитируемый им фрагмент не содержит никакого закона, но лишь простое повествование о двух сыновьях Авраама? Павел, соблюдая иудейскую традицию, называет первую Книгу Моисееву “Законом”. Хотя она и не содержит никакого закона, кроме того, что относится к обрезанию, и главным образом эта книга учит вере, свидетельствуя, что патриархи были угодны Богу благодаря своей вере — все же иудеи называют Книгу Бытие, вместе со всеми остальными книгами Моисеевыми, “Законом”, из-за единственной содержащейся там заповеди об обрезании. Павел, который и сам был [когда-то] иудеем, поступал аналогично. А Христос в понятие “Закон” включал не только книги Моисеевы, но также и Псалмы. Мы читаем в Иоан.(15:25): “Но да сбудется слово, написанное в законе их: возненавидели Меня напрасно (Пс.34:19)”.

22. Ибо написано: Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной.

23. Но который от рабы, тот рожден по плоти; а который от свободной, тот по обетованию.

То есть Павел как бы говорит: “Вы оставили благодать, веру и Христа. Вы отпали под Закон, желая покориться ему и получить от него мудрость. Посему я буду говорить с вами о Законе. Я прошу вас взглянуть на него внимательно. Вы увидите, что Авраам имел двух сынов: Измаила от Агари и Исаака от Сарры. Оба они были истинными сынами Авраама. Измаил был таким же сыном Авраама, как и Исаак. Потому что оба они имели одного и того же отца, ту же плоть и происходили от того же семени. Тогда в чем заключалось различие между ними? Различие, — говорит Павел, — заключается не в том, что мать одного из них была свободною женщиною, а мать другого — рабынею, хотя в этом заключается аллегория, но в том, что Измаил, рожденный от рабыни, был рожден по плоти, то есть не по обетованию и не по Слову Божию, в то время как Исаак был не только рожден от свободной женщины, но кроме того — по обетованию”. “Ну и что? Все равно Исаак был рожден от семени Авраамова, так же как и Измаил”. “Допустим. Оба они были сыновьями одного отца. И все же между ними существует различие. Хотя Исаак и родился во плоти, его рождению предшествовало обетование Божие, и он получил имя от Него”. Никто кроме Павла никогда не понимал этого различия, основывающегося на тексте Книги Бытие.

Когда Агарь зачала и родила Измаила, не было Слова Божия, которое предсказывало бы это. Но Авраам вошел к служанке Агарь с позволения Сарры — она по бесплодию своему позволила ему сделать это, дав в жены Агарь, о чем свидетельствует Книга Бытие. Ибо Сарра слышала, что по обетованию Божию Авраам должен был иметь потомство от своей плоти, и она [поначалу] надеялась стать матерью этого потомства. Однако, прождав с волнением и тревогою много лет после обетования, она разочаровалась в своей надежде. Посему эта святая женщина отдала всю честь своему мужу, уступив свое право другой, то есть рабыне. Но все же она не позволила своему мужу жениться на другой женщине вне их дома. Она дала ему свою рабыню, чтобы он женился на ней, а она могла получить детей от рабыни. Ибо так об этом сказано в Книге Бытие (16:1-2): “Но Сара, жена Аврамова, не рождала ему. У ней была служанка Египтянка, именем Агарь. И сказала Сара Авраму: вот, Господь заключил чрево мое, чтобы мне не рождать; войди же к служанке моей: может быть, я буду иметь детей от нее”.

Для Сарры такое унижение было актом величайшего смирения, и она перенесла это испытание очень сдержанно и уравновешенно. Она думала про себя: “Бог не лжет. Он непременно исполнит то, что обещал моему мужу. Но, возможно, Бог не хочет, чтобы я была матерью потомства. Я не буду ревновать из-за того, что Агарь удостоится этой чести. Пусть мой господин войдет к ней. Может быть я смогу иметь детей от нее”. Таким образом, Измаил был рожден не по Слову, но лишь по настоянию самой Сарры. Это не имело отношения к Слову Божию, обещающему Аврааму сына. Все произошло случайно, на что указывают слова Сарры: “Может быть,— говорит она,— я буду иметь детей от нее”. Поскольку не было никакого Божия обетования, как это произошло, когда Сарра родила Исаака, но было лишь утверждение самой Сарры, совершенно ясно, что Измаил был сыном Авраама только по плоти, но не по Слову. И значит, он был выношен и рожден случайно, как любой другой ребенок.

Павел обратил на это внимание. И в Рим.(9:7) он выдвигает этот аргумент, который он повторяет здесь, как часть аллегории. И он приходит к очень существенному выводу — не все сыны Авраама являются сынами Божиими. Ибо Авраам имел две разновидности сынов — тех, кто рождены от него и от Слова, или обетования Божия, каковым был Исаак, и тех, кто рождены от него без Слова Божия, каковым был Измаил. Этим доводом, напоминающим аргумент Христа из Мат.(3:9) и Иоан.(8:37), Павел затыкает уста надменных иудеев, хвалящихся тем, что они — семя Авраамово и дети его. Он как бы говорит этим: “Если я являюсь истинным семенем Авраамовым, то отсюда еще не следует, что я — чадо Божие. Исав был истинным чадом, был ли поэтому он наследником? Нет, те, кто хотят быть сынами Авраамовыми, должны быть детьми обетования, помимо плотского происхождения от Авраама — они должны веровать. В конечном счете, те, кто имеют обетование и веруют, являются истинными сынами Авраама, а следовательно, и Бога”.

Но так как Измаил не был обетован Аврааму Богом, он был сыном только по плоти, а не по обетованию. Таким образом, он был выношен и рожден случайно , как все другие дети. Ибо ни одна мать не знает — родит ли она ребенка. И если даже она чувствует, что беременна, то все равно не знает, кто это будет — мальчик или девочка. Но об Исааке было сказано вполне определенно в Быт.(17:19): “Бог же сказал [Аврааму]: именно Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак”. Здесь совершенно определенно названы как сын, так и мать. Таким образом, за то смирение, с которым Сарра уступила свое право, перенеся презрение со стороны Агари (Быт.16:4), Бог даровал ей честь быть матерью обетованного сына.

24. В этом есть иносказание...

Иносказания, или аллегории, не дают прочных доказательств в богословии. Но, подобно картинкам, они украшают и иллюстрируют предмет. Ибо если бы Павел не доказал учения о праведности верою, вопреки [учению о] праведности дел, используя более существенные аргументы, он ничего не добился бы этим своим иносказанием. Но так как он уже укрепил свое дело более основательными аргументами — аргументами, основанными на опыте, на случае с Авраамом, на свидетельствах Писания и на аналогии ,— то теперь, завершая аргументацию, он добавляет иносказание в качестве своего рода “украшения”. И это прекрасно, когда основание положено надлежащим образом и дело прочно укреплено — добавить еще и иносказание. Подобно тому, как картина является украшением уже построенного дома, так и аллегория является своего рода освещением речи, или рассматриваемого дела, которое уже было укреплено на других основаниях.

Это два завета: один от горы Синайской, рождающий в рабство, который есть Агарь,

25. ибо Агарь означает гору Синай в Аравии...

Авраам является в этой аллегории как бы “образом “ Бога, который имеет двух сыновей, то есть два народа, представляемые Измаилом и Исааком. Они были рождены от Агари и от Сарры, которые символизируют два завета — Ветхий и Новый. Ветхий Завет, заключенный на горе Синай — рождение детей для рабства. Это Агарь. Ибо ту же самую гору, которую иудеи называют Синай — похоже, что это имя ей дано из-за того, что на ней имеются заросли и произрастают кусты ежевики,— арабы на своем языке называют “Агарь”, что отмечает не только Павел, но и Птолемей, а также греческие комментарии . Таким же образом и другие горы имели разные названия у различных народов. Например, гору, которую Моисей называет “Ермон”, жители Сидона называли “Сирионом”, а амореяне — “Сениром” .

Итак, очень кстати, что гора Синай по-арабски означает “рабыню”, и я полагаю, что это сходство имен навело Павла на мысль об использовании такого иносказания. И как Агарь-рабыня действительно родила Аврааму сына, но не наследника, а раба, так и гора Синай — аллегорическая Агарь — воистину родила Богу сына — плотский народ. И как Измаил был истинным сыном Авраама, так и народ Израиля имеет истинного Бога, Который является их Отцом и Который дал им Свой Закон, Своих пророков, религию, служение и Храм, как сказано в Пс.(147:8): “Он возвестил слово Свое Иакову”. Тем не менее существовало различие — Измаил был рожден от рабыни по плоти, то есть без обетования, поэтому он не мог быть наследником. Таким образом, “мистическая Агарь”, то есть гора Синай, на которой был дан Закон и учрежден Ветхий Завет, “родила” народ Богу, великому Аврааму, но родила без обетования, то есть плотских и порабощенных людей, которые не являются наследниками Божиими. Ибо к Закону не добавлялись обетования о Христе и о Его благословениях, об избавлении от проклятия Закона, от греха и смерти, и о даре прощения грехов, праведности и вечной жизни. Но Закон гласит (Лев.18:5): “Соблюдайте постановления Мои и законы Мои, которые исполняя, человек будет жив”.

Таким образом, обетования Закона условны. Они не обещают жизни даром, они обещают ее лишь тем, кто исполняет Закон. Таким образом, они оставляют совесть людей терзаться в сомнениях, ибо никто не исполняет Закона. К обетованиям же Нового Завета не присовокупляется никаких условий. Они не требуют от нас ничего. Они не зависят от нашей “достойности” — она не является условием. Вместо этого они приносят и даруют нам прощение грехов, благодать, праведность и вечную жизнь даром, ради Христа. Это мы уже рассматривали весьма подробно.

Таким образом, Закон, или Ветхий Завет, содержит только физические [плотские] обетования, к которым всегда присовокупляется какое-нибудь условие: “Если бы вы ныне послушали гласа Его” (Пс.94:7), “Если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой...” (Исх.19:5), “Поставит тебя Господь [Бог твой] народом святым Своим, ...если ты будешь соблюдать заповеди Господа Бога твоего и будешь ходить путями Его”. Иудеи не обращали внимания на это, они ухватились за эти условные обетования и превратили их в абсолютные и безусловные, полагая, что Бог никогда не отменит их, но обязан исполнить. И поэтому когда они слышали, как пророки — которые могли надлежащим образом отличать физические обетования Закона от духовных обетований о Христе и Его Царстве — предрекают разрушение и уничтожение Иерусалима, Храма, царства и священства, гнали и убивали их, как еретиков и богохульников, ибо они не замечали условия, присовокупленного к обещанию: “С вами будет так, если вы исполните Мои заповеди”.

Таким образом, рабыня Агарь родила никого иного, как раба. И, несмотря на то что Измаил был истинным сыном Авраама, он не был наследником, но остался рабом. Чего же не хватало? Обетования и благословения Слова. Так и Закон, данный на горе Синай, которую арабы на своем наречии называют “Агарь”, порождает лишь рабов, ибо к Закону не было присовокуплено обетования о Христе. “Итак, о галаты, если вы оставите обетование, веру и вернетесь назад, к Закону и делам, то вы останетесь рабами навеки. То есть вы никогда не освободитесь от греха и смерти, но навсегда останетесь под проклятием Закона. Ибо Агарь не рождает детей обетования, или наследников — то есть Закон не оправдывает, не дарует сыновства и наследия, но скорее препятствует этому и порождает гнев”.

... И соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он с детьми своими в рабстве;

Это чудная аллегория. Как Павел ранее сравнивал Синай с Агарью , так теперь он хотел бы превратить Иерусалим в Сарру. Но он не смеет, да и не способен сделать этого. Вместо этого он вынужден связать Иерусалим с горою Синай. Ибо он говорит, что это относится к Агари, поскольку гора Агарь простирается на протяжении всего пути в Иерусалим. И действительно, на протяжении всего пути из Горной Аравии в Кадес-Варни в Иудее простираются горы. Таким образом, он [как бы] говорит: “Настоящий Иерусалим, то есть земной, преходящий город,— символизирует не Сарру, но Агарь. Ибо в нем царит Агарь. В нем живет Закон, порождающий рабство. Там есть служение, Храм, царство, священство. И все, что было утверждено на Синае на основании Закона, как источника, все это происходит в Иерусалиме. Таким образом, я связываю его с Синаем и объединяю их обоих одним и тем же словом, а именно — Синай, или Агарь”.

Что касается меня, то я никогда не осмелился бы обходиться с этою аллегориею подобным образом. Я скорее сказал бы, что Иерусалим символизирует Сарру, или Новый Завет,— особенно потому, что именно там началась проповедь Евангелия, был дарован Святой Дух и появился новозаветный народ. И я думал бы, что придумал очень подходящую аллегорию. Таким образом, не все обладают умением манипулировать аллегориями [придумывать и использовать аллегории]. Ибо красивый внешний вид производит на человека такое впечатление, что он идет на погибель — ведь, например, любой из нас легко поверил бы, что Синай символизирует Агарь, а Иерусалим — Сарру. Но Павел “превращает” Сарру в Иерусалим, однако не физический Иерусалим, который он просто присовокупляет к Агарь, а духовный, Небесный Иерусалим, где Закон не правит и плотские люди не порабощены своими детьми, как это имеет место в Иерусалиме, но где правит обетование и духовные люди свободны.

Для того чтобы совершить полное упразднение Закона и царства, учрежденного Агарь, земной Иерусалим, со всеми своими украшениями, со своим храмом, со всеми формами служения и т.п., был, с Божьего соизволения, низложен ужасным образом. Хотя Новый Завет был начат именно там и оттуда стал распространяться по всему миру, земной Иерусалим все же по-прежнему символизирует Агарь. То есть это царство Закона, это формы поклонения, и священство, учрежденные Моисеем. Другими словами [образно] говоря, он был рожден от рабыни Агарь, и поэтому он пребывает в рабстве, вместе со своими детьми. То есть он остается в делах Закона и никогда не достигает свободы Духа. Он вечно остается под Законом, под грехом и гнетом порочной совести, под гневом и судом Божиим, под приговором смерти и ада. Конечно, он обладает свободой плоти. Он имеет физическое царство, суды [городские правления], богатство, имение и т.п. Но мы говорим о свободе Духа, где мы живем и царствуем, как свободные люди в благодати, прощении грехов, праведности и вечной жизни. Земной Иерусалим не может достичь ничего этого. Таким образом, он остается с Агарь.

26. А вышний Иерусалим свободен: он — матерь всем нам.

“Земной Иерусалим, — говорит Павел, — который внизу и который во власти Закона — это Агарь, он находится в рабстве вместе со всеми своими детьми. То есть он не освобожден от Закона, греха и смерти. Но вышний Иерусалим [Иерусалим, который наверху], то есть духовный Иерусалим — это Сарра”, хотя Павел не использует имени “Сарра”, а указывает на нее прилагательным “свободный”. Она воистину свободная госпожа, и она — мать наша, рождающая не к рабству, как это делает Агарь, но ко свободе. Сейчас Небесным [вышним] Иерусалимом является Церковь, то есть все верующие, рассеянные по миру и имеющие одно и то же Евангелие, одну и ту же веру во Христа, один и тот же Святой Дух и одинаковые Таинства.

Посему вы не должны истолковывать термин “свыше” фигурально, как это делают софисты, применяя его к тому, что они называют “церковью, торжествующею на небесах”. Вы должны применять его к церкви, воинствующей на земле. В этом нет ничего странного, ибо сказано, что благочестивые пребывают [обитают] на небесах, Флп.(3:20): “Наше же жительство [] — на небесах...” — не в смысле [физического] расположения, но в той мере, в какой христианин верует, в той мере он находится на небесах. И в той мере, в какой он исполняет свои обязанности в вере, в той мере он исполняет их на небесах. В Ефес.(1:3) мы читаем: “Благословивший нас во Христе всяким духовным благословением в небесах...” Таким образом, духовное и небесное благословение следует отличать от благословения земного, которое заключается в том, что люди имеют доброе и хорошее правительство, хозяйство, детей, мир, благосостояние, пищу и другие физические выгоды. Небесное же благословение состоит в том, что люди освобождаются от Закона, греха и смерти; в том, что они получают оправдание и оживотворяются; в том, что они имеют милосердного Бога, уверенность в сердце, радость в сознании и духовный покой; в том, что они знают Христа, дар пророчества и откровения Писаний; в том, что они обладают дарами Святого Духа; в том, что они радуются в Боге и т.д. — вот каковы небесные благословения Церкви Христовой.

Таким образом, Небесный Иерусалим является церковью здесь и сейчас. Он не является, по аналогии, нашим отечеством в жизни грядущей, он также не является “победоносной церковью”, как ошибочно полагали праздные и необразованные монахи и доктора-схоласты. Они учили, что Писание может истолковываться четырьмя способами: в буквальном смысле, в тропологическом смысле, в аллегорическом [иносказательном] смысле и по аналогии — и этим они извратили [превратно истолковали] почти каждое слово в Писании . Если следовать их утверждению, Иерусалим в буквальном смысле означает “город с названием ‘Иерусалим’”, в тропологическом смысле — это чистая совесть, аллегорически — это воинствующая церковь, и по аналогии — это наше Небесное Отечество, или победоносная Церковь. Столь уродливыми и безумными небылицами они разрывают Писание на части, лишая его определенности и однозначности, и тем самым они сами отнимают у себя способность давать твердые назидания человеческим сердцам. Но Павел говорит здесь, что старый, земной, Иерусалим соответствует положению рабыни Агарь, что он вместе со своими детьми находится в рабстве, что он был упразднен и что новый, Небесный, Иерусалим — великолепный и свободный — был учрежден божественным образом, не на небесах, но на земле, дабы быть всем нам матерью, от которой мы рождены и рождаемся ежедневно. Посему необходимо, чтобы эта наша мать, как и рождение, которое она дает, имели место на земле, среди людей. Но при этом она дает рождение в Духе, посредством служения Слова и Таинства, а не физически.

Я говорю это для того, чтобы не позволить нашим “возвышенным и небесным” помыслам направить нас на погибель. Нам следует знать, что Павел противопоставляет Небесный Иерусалим Иерусалиму земному не в пространственном отношении, но духовно. Духовное отличается от физического или земного. Духовные явления — “свыше”, земные — “внизу”. Так вышний Иерусалим отличается от физического, преходящего Иерусалима, который “внизу”, как я уже говорил, не пространственно, но духовно. Ибо духовный Иерусалим, берущий свое начало в Иерусалиме физическом, не имеет определенного физического места, как тот [физический], который расположен в Иудее. Он рассеян по всему миру и может присутствовать в Вавилонии, в Турции, Татарии, Скифии, Индии, Италии или Германии, на морских островах, в горах или долинах и повсюду в мире, где есть люди, имеющие Евангелие и верующие во Христа.

Таким образом, Сарра, или [небесный] Иерусалим, наша “свободная мать”, является Церковью, невестою Христовою, дающею рождение всем. Она рождает детей непрерывно, до конца мира, до тех пор, пока она отправляет Служение Слова, то есть до тех пор, пока она проповедует и распространяет Евангелие. Ибо так она рождает. Итак, она преподает Евангелие таким образом, что мы освобождаемся от проклятия Закона, от греха, от смерти и других пороков не посредством Закона и дел, но через Христа. Таким образом, вышний Иерусалим, то есть Церковь, не подчиняется Закону и делам, но она [Церковь] свободна и является матерью без Закона, греха или смерти. И как существует мать, так существуют и дети, которых она рождает.

Итак, эта аллегория замечательным образом учит, что церковь должна лишь верно и чисто проповедовать Евангелие, давая рождение детям, и ничего более. В этом отношении мы все являемся отцами и детьми друг по отношению ко другу, ибо мы рождаемся друг от друга. Я был рожден от одних через Благовестие, и теперь я являюсь отцом другим, которые, в свою очередь, станут отцами следующим. И таким вот образом этот процесс рождения будет осуществляться до конца света. Но я говорю не об Агари, рождающей рабов через Закон, но о свободной Сарре, которая рождает наследников, не обремененных Законом, делами и другими собственными стараниями и устремлениями. То, что Исаак является наследником, а Измаил — нет, хотя оба являются истинными сынами Авраама, определяется Словом обетования, а именно (Быт.17:19): “Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак”. Сарра поняла это очень хорошо, и поэтому она сказала (Быт.21:10): “Выгони эту рабыню и сына ее...” — слова, которые Павел цитирует ниже (стих 30). И как Исаак имеет наследство от своего отца только на основании этого обетования и своего рождения, без Закона или дел, так и мы рождены наследниками Саррою, свободною женщиною, то есть Церковью. Она учит, вынашивает нас и заботится о нас в утробе своей, во чреве своем и на руках своих. Она формирует и совершенствует нас по образу Христову, “доколе все придем... в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова” (Ефес.4:13). Таким образом, все происходит через служение Слова. В этом состоит обязанность свободной женщины — не останавливаясь продолжать рождать детей, то есть сынов, которые знают, что они оправданы верою, а не Законом.

27. Ибо написано: возвеселись, неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, не мучившаяся родами; потому что у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа.

Павел цитирует этот фрагмент — фрагмент совершенно аллегорический — из пророка Исаии. “Написано, — как бы говорит он, — что мать многих детей, имеющая мужа, должна зачахнуть и погибнуть, в то время как бесплодная и нерождавшая должна иметь очень много детей”. Анна в своем гимне восклицала об этом же, и как раз это послужило источником пророчества Исаии (1Цар.2:4-5): “Лук сильных преломляется, а немощные препоясываются силою; сытые работают из хлеба, а голодные отдыхают; даже бесплодная рождает семь раз, а многочадная изнемогает”. “Удивительно, — говорит Анна, — что плодовитая [“многочадная”] будет бесплодною, а бесплодная — плодовитою. Те, кто были могущественны, насыщены [довольны], живы, праведны, благословенны, богаты и прославлены, будут немощны, голодны, обречены [приговорены] на смерть, грешны, прокляты, нищи и опозорены. И с другой стороны — немощные и голодные будут могущественны и сыты”.

Этою аллегориею, взятою у пророка Исаии, Павел показывает различие между Агарью и Саррою, то есть между Синагогою и Церковью, или между Законом и Евангелием. Он как бы говорит: “Закон, муж многочадной [плодовитой] женщины, то есть Синагоги, рождает очень многих детей”. Ибо люди всех веков — не только невежественные, но также и мудрейшие и наилучшие, говоря другими словами, весь род человеческий, кроме детей “свободной женщины” — не видят и не понимают никакой другой праведности, не говоря уже о праведности более совершенной, чем праведность Закона. (Теперь в понятие “Закон” я включаю все законы — как человеческие, так и божественные.) Посему они полагают, что являются праведными, если следуют Закону и совершают внешне праведные дела. Все такие люди являются рабами, а не свободными людьми, ибо они — сыны Агари, рождающей в рабство. Если они рабы, то они не получают наследства, но изгоняются из дома. “Раб не пребывает в доме вечно...” (Иоан.8:35). Фактически они изгнаны из царства благодати и свободы. “Неверующий уже осужден” (Иоан.3:18). Таким образом, они остаются под проклятием Закона, под грехом, под смертью и во власти дьявола, под гневом и судом Божиим.

Итак, если даже этический Закон Божий, Декалог, рождает только рабов — то есть не оправдывает, но лишь устрашает, обвиняет, осуждает и повергает сердца на грань отчаяния,— то как же, спрашиваю я вас, могут оправдывать законы папы, то есть человеческие традиции? Поэтому всякий, кто учит или настаивает на том, что Закон Божий или человеческие традиции необходимы для обретения праведности в глазах Божиих, лишь рождает рабов. И все же такие богословы почитаются за лучших. Они пользуются одобрением мира и являются “самыми многочадными матерями”, то есть имеют бесчисленное множество учеников. Поскольку разум не понимает, что такое вера и истинное благочестие, он пренебрегает ими и презирает их. Естественно, на него производят впечатление предрассудки и лицемерие, то есть праведность дел, выглядящая столь блестяще и благополучно, что ей удается благополучно править во всем мире . Посему те, кто учат праведности дел на основании Закона, рождают многих сынов, но все они — рабы, которые будут изгнаны из дома и осуждены.

С другой стороны, кажется, что свободная женщина Сарра, то есть Церковь, бесплодна. Ибо Евангелие, Слово о кресте, которое проповедует Церковь, выглядит не столь великим и блистательным, как учение о Законе и о делах, и поэтому у него мало учеников, преданных ему. Кроме того, о Евангелии говорят, будто оно запрещает добрые дела, делая людей вялыми и бесплодными, будто оно порождает ереси и бунтарство и будто оно вообще является причиною всякого зла. Внешне не кажется, что оно имеет какой-то успех или что оно хоть в чем-то преуспевает, но кажется, будто оно бесплодно, тщетно и полно отчаяния. Посему порочные люди совершенно уверены, что Церковь вскоре погибнет вместе со своим учением. Иудеи были совершенно уверены, что учрежденная Апостолами церковь вскоре придет в запустение. Они дали ей презренное имя — “секта”. Ведь именно так они говорили Павлу в Деян.(28:22): “Ибо известно нам, что об этом учении везде спорят”. Подобным же образом и в наши дни, сколь часто, спрашиваю я вас, наши противники ликовали в ложной надежде на то, что мы несомненно будем сокрушены в то или иное время? Христос и Апостолы были [физически] уничтожены, но после их смерти евангельское учение распространилось еще более широко, чем в те времена, когда они были живы. Так и наши оппоненты могут уничтожить нас, “но слово Господне пребывает вовек” (1Пет.1:25). Посему, независимо от того, насколько бесплодною и покинутою кажется Церковь Христова, или сколько говорят о том, что она, дескать, преподает еретические и бунтарские учения, лишь она одна рождает детей и наследников посредством служения Слова.

Таким образом, пророк допускает, что Церковь вовлечена в конфликт, иначе он не призывал бы ее радоваться. Он допускает, что в глазах мира сего она бесплодна. В противном случае он не называл бы ее “неплодною и нерождающею”. Но он говорит, что она плодовита в глазах Божиих. Он призывает ее возвеселиться, как бы говоря: “Покинутая и бесплодная, у тебя нет мужа-Закона. Потому у тебя нет также и детей. Но возвеселись. Ибо, хотя ты лишена мужа-Закона — подобно покинутой деве на выданье (он не называет ее вдовою), которая имела бы мужа, если бы он не покинул ее или не был бы убит,— ты, говорю я, оставленная мужем-Законом и не подлежащая браку с Законом, будешь матерью бесчисленного множества детей”. Таким образом, народ, или Церковь Нового Завета, совершенно не имеет Закона, если речь идет о совести [сознании]. В глазах мира она кажется покинутою, но, хотя она и кажется бесплодною, не имея Закона или дел, все же в глазах Божиих она очень плодовита и рождает бесчисленное множество людей, причем детей свободных. Как? Не при помощи мужа-Закона, но посредством дарованного через Евангелие Слова и Духа Христова она зачинает, вынашивает и создает своих детей.

Итак, при помощи этой аллегории Павел очень точно показывает различие между Законом и Евангелием: во-первых, когда он называет Агарь Ветхим Заветом, а Сарру — Новым; затем, когда он называет первую рабынею, а последнюю — свободною женщиною; и наконец, когда он говорит, что та, которая имеет мужа и является плодовитою, зачахнет и будет изгнана из дома вместе со своими детьми, но та, которая бесплодна и покинута, станет плодовитою и произведет бесчисленное множество детей, причем все они будут наследниками. Таковы наиболее существенные различия между народом веры и народом Закона. Народ веры не имеет мужа-Закона. Он не находится в рабстве. Нынешний Иерусалим не является его матерью. Но он имеет обетование. Он свободен. И он рожден от Сарры, свободной женщины.

Таким образом, Павел отделяет духовный народ Нового Завета от Закона, говоря, что эти люди не являются детьми Агари, имеющей мужа, но они — дети Сарры, свободной женщины, не знающей Закона. Так он ставит народ веры намного выше Закона и вне его. Но если он выше и вне Закона, то он оправдывается не Законом и делами, а исключительно посредством [своего] духовного рождения, то есть верою. Ибо духовное рождение — есть не что иное, как вера. И как народ благодати не имеет Закона, да и не может его иметь, так и народ Закона не имеет благодати, и не может ее иметь. Ибо Закон и благодать не могут сосуществовать. Либо мы должны оправдываться верою и потерять праведность Закона, либо мы должны оправдываться Законом и утратить благодать и праведность веры. Это горькая и трагическая утрата, когда мы соблюдаем Закон и теряем благодать. С другой стороны, это очень счастливая и спасительная утрата, когда мы сохраняем благодать и теряем Закон.

Видя, сколь тщательно это излагает Павел, мы [также] должны уделить особое внимание тому, чтобы ясно показать различие между Законом и Евангелием. На словах все это очень просто. Ибо, кто не видит, что Агарь — это не Сарра, а Сарра — не Агарь, или что Измаил — это не Исаак, и что он не имеет того, что имеет Исаак? Это все можно установить без особого труда. Но в ужасах и муках смерти, когда совесть сражается с судом Божиим, сказать твердо и уверенно: “Закон не имеет ко мне никакого отношения, потому что моя мать — Сарра, а она рождает не рабов, но свободных детей и наследников” — это самое трудное, что только может быть.

Этою цитатою из Книги Исаии Павел доказывает, что Сарра есть истинная мать, рождающая свободных детей и наследников. И с другой стороны — что Агарь действительно рождает много детей, но они — рабы, которые должны быть изгнаны из дома. Кроме того, поскольку данный фрагмент говорит об отмене Закона и о христианской свободе, он должен быть рассмотрен тщательным образом. Ибо как наше наивысшее и наиважнейшее учение заключается в знании того, что мы оправдываемся и спасаемся через Христа, так, используя антитезу, [можно заключить, что] очень важно иметь правильное понимание отмены Закона . Знание того, что Закон отменен, имеет огромное значение для подтверждения нашего учения о вере и для обеспечения твердого утешения сердец, особенно когда они пребывают в смятении и тревоге.

Я уже неоднократно говорил ранее и повторяю теперь— ибо подчеркнуть это лишний раз никогда не помешает — что тот христианин, который верою держится [ухватывается] за благословения Христовы, вообще не имеет Закона, но полностью свободен от него. Фрагмент из Книги Исаии, в котором говорится о свободной матери, рождающей свободных детей, учит тому же самому, а именно — что для верующих во Христа весь Закон, со всеми его ужасами и скорбями, был отменен. Итак, это воистину великий и утешительный фрагмент, призывающий возрадоваться бесплодную и покинутую, хотя, согласно Закону, она скорее должна высмеиваться или вызывать сострадание. Ибо по Закону бесплодные женщины были прокляты . Но Святой Дух переворачивает этот приговор вверх дном и провозглашает бесплодную достойною похвалы и блаженною, а плодовитую и имеющую детей Он провозглашает проклятою. Независимо от того, насколько покинутою и бесплодною Сарра, то есть Церковь, может казаться в глазах мира, поскольку она не имеет Закона,— она, согласно свидетельству пророка, является многочадною матерью бесчисленного множества детей в глазах Божиих. И напротив, независимо от того, насколько плодовита Агарь — от нее не остается детей. Ибо дети рабыни изгоняются из дома вместе со своею матерью, и они не получают наследства вместе с детьми свободной женщины, о чем Павел говорит ниже (стих 30).

Итак, поскольку мы являемся детьми свободной женщины, Закон, наш бывший муж (Рим.7:1-6), упразднен. До тех пор пока он владычествовал над нами, мы не могли рождать в Духе детей, знающих благодать, и они оставались рабами. Когда владычествует Закон, люди отнюдь не праздны. Они трудятся в поте лица и переносят “тягость дня и зной” (Мат.20:12). Они вынашивают и рождают многих детей, но как родители, так и дети являются незаконнорожденными и не принадлежат свободной матери. Посему в конце концов их изгоняют прочь и лишают наследства вместе с Измаилом. Их предают анафеме, и они умирают. Следовательно, люди не могут получить оправдания и спасения через Закон. Конечно, Закон связан со многими “предродовыми муками и родами”, но все это не дарует наследия. Таким образом, Закон со всеми своими детьми должен быть изгнан, то есть да будет предано анафеме всякое учение, всякая жизнь или религия, пытающиеся достичь праведности в глазах Божиих посредством Закона или дел.

Когда Фома и другие схоласты обсуждают вопрос об отмене Закона, они говорят, что после Христа гражданские и церемониальные законы являются вредными и гибельными, и потому теперь они отменены, но это не относится к законам этическим [моральным]. Эти люди не знают, что говорят. Когда вы хотите говорить об отмене Закона, обсуждайте главный Закон, в прямом [основном], то есть духовном смысле этого слова. Включайте в это понятие весь Закон, не внося различий между гражданским, обрядовым и этическим [моральным] законами. Ибо когда Павел говорит, что Христом мы освобождены от проклятия Закона (Гал.3:13), он, конечно же, говорит обо всем Законе, и особенно — о Законе моральном. Он один действительно обвиняет, осуждает и проклинает совесть людей; две другие разновидности Закона этого не делают. Таким образом, мы говорим, что Закон Декалога не имеет права обвинять и устрашать сердце, в котором Христос царствует благодатью , ибо Христос лишил его сего права.

Это не означает, что сердце вообще не чувствует ужасов Закона. Конечно, оно чувствует их. Но это означает, что совесть не может быть осуждена и повергнута в отчаяние этими ужасами. Ибо: “Нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе” (Рим.8:1), или еще: “Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете” (Иоан.8:36). Независимо от того, насколько устрашен христианин Законом и насколько он признает свой грех, он не впадает в отчаяние. Ибо он верует во Христа, в Которого он был крещен и через Которого он получает прощение грехов. Итак, если наш грех прощен через Самого Христа, Господа Закона, и прощен в результате того, что Он Сам предал Себя за нас, то Закон, этот раб, не имеет более права обвинять и осуждать нас за наш грех. Ибо этот грех был прощен, и мы стали свободными, будучи избавлены Сыном. Таким образом, весь Закон был отменен для верующих во Христа.

“Но я не сделал ничего хорошего, да и сейчас ничего не делаю!” Здесь вы не можете и не должны ничего делать. Лишь слушайте эту радостную весть, которую Дух приносит вам через пророка: “Возвеселись, неплодная, нерождающая...” Этим он как бы говорит: “Почему ты так печальна, ведь у тебя нет для этого никакой причины?” “Но я бесплодна и покинута”. “Как бы ты ни была бесплодна и покинута, поскольку ты не имеешь праведности на основании Закона, Христос по-прежнему является твоею Праведностью. Он стал проклятием за тебя. Он искупил тебя от проклятия Закона (см. Гал.3:13). Если ты веруешь в Него, Закон мертв для тебя. Насколько Христос больше Закона, настолько большую праведность ты имеешь по сравнению с праведностью Закона. Более того, ты не бесплодна вовсе, потому что у тебя больше детей, чем у той, которая имеет мужа”.

Вторая разновидность отмены Закона, отмена внешняя, заключается в том, что политические Законы Моисеевы вообще никоим образом не относятся к нам. Посему нам не следует возвращать их в зал судебных заседаний, или приковывать себя к ним цепями каким-то суеверным образом, как некоторые люди, не знающие об этой свободе, поступали некоторое время назад. Тем не менее, хотя Евангелие не подчиняет нас гражданским законам Моисея, оно не освобождает нас полностью и совершенно от покорности политическим законам. Но в этой плотской жизни оно подчиняет нас законам государства, в котором мы живем, и заповедует всем повиноваться своему суду [городскому правлению] и своим законам “не только из страха наказания, но и по совести” (1Пет.2:13-14, Рим.13:5). При этом никаким грехом не было бы, если бы император использовал некоторые из гражданских Законов Моисея. Фактически, если бы он поступил так, это было бы неплохой идеей. Таким образом, софисты заблуждаются, полагая, будто после [прихода] Христа гражданские законы Моисея гибельны для нас.

Мы также не связаны церемониями Моисея, а уж тем более — церемониями папы. Но так как в этой жизни, во плоти, мы не можем обойтись без обрядов и церемоний, поскольку должна быть какая-то дисциплина, Евангелие позволяет учреждать в церквях обряды, относящиеся к праздникам, определенным [предписанным] временам, местам и т.д. — так, чтобы люди могли знать, в какой день, в какое время и в каком месте им следует собираться, чтобы слушать Слово Божие. Оно допускает назначение определенных уроков, как в школе — особенно ради детей и малообразованных людей — так, чтобы их можно было легче научить. Однако оно позволяет устанавливать эти вещи для того, чтобы в церкви все совершалось “благопристойно и чинно” (1Кор.14:40), а не для того, чтобы соблюдающие такие установления и обряды могли заслужить себе этим прощение грехов. Кроме того, эти обряды могут быть пренебрегаемы безо всякого греха, если это не соблазняет немощных [в вере]. Также неверно и то, что после пришествия Христа обряды Моисеевы стали гибельными. Если бы это было так, то христиане согрешали бы, отмечая Пасху и Пятидесятницу — праздники, учрежденные древнею церковью на основании примера, взятого из Закона Моисеева, хотя это [празднование] совершается иначе и с иною целью.

Но здесь Павел говорит главным образом об отмене морального [этического] Закона, и это требует внимательного рассмотрения. Возражая против праведности Закона ради учреждения праведности веры, он делает такой вывод: “Если оправдывает одна лишь благодать, то есть вера во Христа, то весь Закон был полностью отменен”. Он подкрепляет это фрагментом из Исаии, в котором бесплодной и покинутой церкви предлагается возрадоваться. Кажется, что у нее нет собственных детей и нет никакой надежды иметь детей. То есть у нее нет учеников, и она не вызывает никакого одобрения, потому что она вопреки всякой мудрости плоти проповедует Слово о кресте, весть о Христе распятом. “О, бесплодная, — говорит пророк, — пусть все это не беспокоит и не тревожит тебя. Лучше возликуй и восторжествуй, ибо покинутая имеет больше детей, чем та, которая имеет мужа”. То есть: “Та, которая имеет мужа и множество детей, будет чахнуть. Но ты, бесплодная и покинутая, будешь иметь множество детей”.

Павел называет Церковь бесплодною, потому что ее дети рождаются не посредством соблюдения Закона, не путем совершения добрых дел и не путем осуществления каких-то человеческих устремлений, но [они рождаются] в Святом Духе, через Слово веры. Это исключительно проблема рождения, а не совершения каких-либо дел. С другой стороны, те, кто плодовиты, трудятся до седьмого пота в родовых муках. Здесь все сводится к совершению дел, а не к рождению . Но те, кто пытаются достичь положения сынов и наследников посредством праведности Закона, то есть своею собственною праведностью, являются рабами, и они никогда не обретут наследства, несмотря на тяжкий и изнурительный труд, доводящий их почти до смерти. Ибо они пытаются вопреки воле Божией достичь своими собственными делами того, что Бог желает даровать верующим исключительно по милости, ради Христа. Верующие совершают добрые дела. Но они становятся сынами и наследниками не через дела, ибо это [наследство] было даровано им посредством рождения. Теперь, став сынами ради Христа, они прославляют Бога своими добрыми делами и помогают ближнему своему.

28. Мы, братия, дети обетования по Исааку.

Этим он как бы говорит: “Мы не являемся сынами по плоти, как Измаил. И мы не подобны народу Израиля, который также хвастался тем, что является семенем Авраамовым и народом Божиим, но услышал в ответ от Христа (Иоан.8:39-40): ‘Если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы. А теперь ищете убить Меня, Человека, сказавшего вам истину’. И еще (Иоан.8:42-44): ‘Если бы Бог был Отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что Я от Бога исшел и пришел; ибо Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня. Почему вы не понимаете речи Моей? Потому что не можете слышать слова Моего. Ваш отец диавол...’ Мы не являемся такими детьми, как они — им надлежит остаться рабами и быть изгнанными из дома. Мы же, подобно Исааку,— дети обетования, то есть благодати и веры, рожденные от одного лишь обетования”. Этот вопрос был достаточно подробно рассмотрен выше, в третьей главе (стих 8): “В тебе благословятся все народы”. Таким образом, мы провозглашены праведными не на основании Закона, или дел, или нашей собственной праведности, но исключительно по благодати. Павел настаивал на обетовании столь решительно и подчеркивал это столь часто потому, что он видел, сколь это необходимо. Итак, довольно об аллегории, к которой он в качестве своего рода истолкования присовокупил фрагмент из истории Исаака. Далее он использует рассказ об Измаиле и Исааке для нашего назидания и утешения.

29. Но, как тогда рожденный по плоти гнал рожденного по духу, так и ныне.

Данный фрагмент содержит очень сильное утешение. Все рожденные и живущие во Христе и все хвалящиеся своим рождением и наследием от Бога будут гонимы Измаилом. Мы познаем это сегодня на собственном опыте. Мы видим, что повсюду смятение и гонения, секты и злоупотребления [соблазны]. Если бы мы не укрепляли свои умы этими и подобными утешительными словами Павла и если бы мы не держались прочно и непоколебимо учения об оправдании, то нам было бы не под силу переносить мощь и злобные выпады сатаны. Ибо кого не коснулись бы ужасные гонения со стороны наших оппонентов и со стороны сектантов и кто остался бы в стороне от бесконечных злоупотреблений, совершаемых в наши дни духовными фанатиками? Особенно печально, когда нам приходится слышать высказывания, будто до прихода Евангелия все было тихо и спокойно, но с тех пор, как открылось Благовествование, все пребывает в смятении, и весь мир бунтует. Когда душевный [недуховный] человек (1Кор.2:14) слышит это, он тут же соблазняется и приходит к выводу, что непокорность подчиненных властям, призывы к мятежу, войны, чума, голод, падение государств и царств, сектанство, злословие и бесчисленное множество подобных пороков — все произошло от сего учения.

Мы должны укреплять и поддерживать себя против столь великого соблазна сладкозвучным утешением, что в мире благочестивые всегда вынуждены переносить то, что их считают бунтарями, раскольниками и нарушителями спокойствия. Вот почему наши оппоненты полагают, будто у них есть праведные основания для того, чтобы ненавидеть, гнать и убивать нас — они даже думают, что этим служат Богу (Иоан.16:2). Посему иначе и быть не может: Измаил будет преследовать Исаака. Но Исаак не станет преследовать Измаила в ответ. Если кто-то не желает терпеть гонений со стороны Измаила, то пусть он и не утверждает, что является христианином.

Но я спрашиваю наших оппонентов, столь преувеличивающих эти пороки в наши дни, какие благие явления последовали за проповедью Христа и Апостолов? Разрушение Иудейского царства, падение Римской империи и переворот всего мира! В этом не было виновато Евангелие, которое Христос и Апостолы проповедовали для спасения, а не для уничтожения людей. Но, как говорится во 2-ом Псалме, в этом были виноваты народы и племена, цари и князья, одержимые дьяволом и не желавшие слушать Слово о благодати, о мире, о жизни и о вечном спасении, но презревшие и осудившие его, как учение, опасное и для церкви, и для государства. Задолго до того Святой Дух, глаголя через Давида, предрек это словами: “Зачем мятутся народы, и племена замышляют тщетное?”

Такие смятения и волнения наблюдаются и в наши дни, и наши оппоненты обвиняют в этом наше учение. Но учение о мире не порождает сих проблем. Это, как говорит Псалом 2: “Народы, и племена... цари земли, и князья... замышляют тщетное, восстают... совещаются вместе”,— причем не против нас и не против нашего учения, как они полагают, обвиняя наше учение в том, что оно ошибочно и способствует бунту, но “против Господа и против Помазанника Его [Христа]”. Посему все их замыслы и старания тщетны и таковыми останутся. “Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им”. Пусть они кричат сколько угодно, будто эти проблемы породили мы. Псалом утешает нас, говоря, что только они в ответе за эти проблемы. Они не верят в это, и тем более они не верят в то, что они сами порождают смятение, заговоры и совещания против Господа и против Его Христа. Фактически они полагают, будто стоят на стороне Господа и защищают Его славу, и будто, преследуя нас, они служат Богу (Иоан.16:2). Но Псалом не лжет, и последствия это докажут. Мы, в свою очередь, лишь страдаем и кроме этого ничего не совершаем, в то время как наша совесть свидетельствует нам в Святом Духе. В конце концов, учение, породившее такое смятение и такие злоупотребления — не наше учение, но Христово. Мы не можем отвергать это учение или не защищать его. Ибо Христос говорит (Марк.8:38): “...Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий...”

Таким образом, всякий, желающий проповедовать Христа и исповедовать, что Он — наша праведность, немедленно услышит [в свой адрес], что он — “язва общества” (Деян.24:5), возбуждающий все эти порочные явления. “Эти всесветные возмутители, — кричали иудеи о Павле и Силе,— пришли и сюда... и все они поступают против повелений кесаря” (Деян.17:6-7). И в Деян.(24:5): “Найдя сего человека язвою общества, возбудителем мятежа между иудеями, живущими по вселенной, и представителем Назорейской ереси...” Подобным же образом язычники сетуют в Деян.(16:20): “Сии люди... возмущают наш город”. Так и меня они обвиняют сегодня в создании волнений в папстве и в Римской империи. Дескать, если бы я хранил молчание, то все имение, которым обладал сильный (см. Лук.11:21), было бы в мире и безопасности. И папа не гнал бы меня более. Но тогда Евангелие Христово было бы затуманено и замутнено. С другой стороны, если я говорю, то это тревожит папу и способствует его падению. И, таким образом, человек должен либо потерять папу, который смертен и преходящ, либо утратить Христа, Который вечен, а вместе с Ним — потерять вечную жизнь. Но человеку из двух зол разумней выбирать меньшее. Пусть уж лучше будет ниспровергнут плотский и смертный папа, чем Тот, Кто вечен и обитает на небесах!

Христос, предвидя в Духе, что Его проповедь породит в мире великое возмущение и перевороты, утешил Себя следующими словами (Лук.12:49): “Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!” И в наши дни мы видим, что по причине гонений и хулы со стороны наших оппонентов, презрения и непочтительного отношения со стороны мира, за проповедью Евангелия последовали многие пороки. Это столь сильно досаждает нам, что мы часто думаем по плоти, будто было бы лучше, если бы учение о благочестии никогда не распространялось, и сохранялся бы мир и спокойствие, чем, как было до сих пор, общественный мир нарушался бы. Но по Духу мы смело провозглашаем вместе со Христом: “Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!” Как только этот огонь возгорается, сразу же возникают великие потрясения. Ибо это раздражает не какого-то царя или императора, это досаждает самому “богу века сего” (2Кор.4:4), а он — могущественный дух и господин всего мира. Сей великий противник подвергается нападению со стороны “слабого “ Слова, проповедующего Христа распятого. Ощущая Божественную силу и мощь этого Слова, чудовище размахивает всеми своими щупальцами, потрясает хвостом, и “из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла” (Иов.41:12). Это и является причиною [источником] смятения и волнения в мире.

Итак, нас ничуть не впечатляет, когда наши оппоненты оскорбляются [соблазняются] и кричат, что ничего хорошего не будет от проповеди Евангелия. Они слепы, неверны и упрямы. Посему они не могут видеть пользы и результатов Евангелия. С другой стороны, мы, верующие, видим огромные и неисчислимые благословения и плоды Благовествования, хотя внешне нас временно угнетают многие пороки, мы презираемы и обираемы, оклеветаны и прокляты, мы  — “как сор для мира, как прах, всеми попираемый” (1Кор.4:13), умерщвленные и внутренне сокрушенные осознанием нашего греха, и демоны досаждают нам. Ибо мы живы во Христе, в Котором и через Которого мы становимся царями и господами над грехом, смертью, плотью, миром, адом и всяким злом. Через Него мы попираем ногами этого дракона и василиска , который является царем греха и смерти. Как? В вере. Ибо наше блаженство еще не открыто. Но мы ожидаем его терпеливо, хотя, несомненно, верою мы уже имеем его.

Итак, учение об оправдании должно изучаться усердно. Оно одно может укрепить нас против всех бесконечных злоупотреблений и утешить нас во всех испытаниях и гонениях. Ибо мы видим, что иначе не может быть — мир должен быть оскорблен учением о благочестии и постоянно вопить, что ничего хорошего из этого учения не выйдет. “Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия...” (1Кор.2:14). Все, что он видит — это внешние проблемы и беды, потрясения, революции, кровопролитие, сектантство и т.д. Он оскверняется и соблазняется, видя все это, он становится слепым, начинает презирать и хулить Слово.

Мы же при этом должны чувствовать себя утешенными, ибо наши оппоненты не обвиняют и не порицают нас за явные преступления — такие как прелюбодеяние, убийство, ограбление и т.п. — они поносят нас за наше учение. Итак, чему же мы учим? Что Христос, Сын Божий, искупил нас от наших грехов и от вечной смерти Своею крестною смертию. Итак, они подвергают нападкам не нашу жизнь, но наше учение. А учение это не наше, но Христово. Следовательно, это из-за Христа они нападают на нас, и тот “грех” , за который наши оппоненты преследуют нас, был совершен не нами, а Христом. И пусть они сами решают, изгонять ли им нашего единственного Оправдателя и Спасителя Христа с небес за этот “грех”, и порицать ли Его как еретика и революционера! Мы доверим это дело Ему и, пребывая в безопасности и блаженстве, будем пристально наблюдать — кто победит: Христос или они. По плоти, конечно, мы печалимся о том, что они, наши “измаильтяне”, ненавидят и гонят нас столь яростно. Но по Духу мы хвалимся своими скорбями, так как, во-первых, мы знаем, что переносим их не по причине наших грехов, но из-за Христа, чью благость и славу мы провозглашаем, а во-вторых,— Павел укрепляет нас здесь, говоря, что Измаил должен надсмехаться над Исааком и преследовать его.

Фрагмент из 21-ой главы Книги Бытие об Измаиле, преследующем Исаака, истолковывался иудеями в том смысле, что Измаил понуждал Исаака к идолопоклонству. Я не хочу сказать, что осуждаю их истолкование. И все же я не верю, что это идолопоклонство было таким полным и грубым, как иудеи это себе представляют, а именно — что Измаил создавал образы из праха [грязи], как это делают язычники, и понуждал Исаака служить им. Авраам никогда не поддержал бы этого. Я полагаю, что Измаил был внешне святым и безгрешным человеком, как Каин, постоянно преследовавший своего брата и в конце концов убивший его. Причина его неприязни не была материальной — он сделал это, прежде всего, видя, что Бог предпочел ему его брата (Быт.4:4-5). Итак, Измаил был предан своей религии, принося жертвы и совершая многочисленные добрые дела. Он надсмехался над своим братом Исааком и стремился к превосходству над ним в двух областях — в служении и религии, а также в миру и в наследстве. Казалось, он имеет право на это претендовать, ведь он полагал, что, поскольку он является первородным, постольку и священство и царский сан принадлежат ему по Божественному праву. Таким образом, он преследовал Исаака как духовно, из-за религии, так и физически, из-за наследства.

Всякий раз, когда учение Евангелия расцветает в Церкви, непременно происходит такое преследование — сыны по плоти преследуют сынов по обетованию. В наши дни мы переносим гонения со стороны наших “измаильтян”, папистов и духовных фанатиков по одной единственной причине — мы учим, что праведность приходит через обетование, а не через дела. Паписты преследуют нас потому, что мы не служим их идолам. То есть мы не проповедуем, что праведность, дела и обряды, выдуманные и учрежденные людьми, способствуют обретению благодати и прощению грехов. Они также пытаются “изгнать нас из дома”. То есть они хвалятся, что Церковь, сыны Божии, народ Божий — это они, и что наследство принадлежит им. С другой стороны, они отлучают нас от церкви, как еретиков и бунтарей. И если бы они могли, то убили бы нас, стремясь угодить Богу (Иоан.16:2). Итак, они насколько могут изгоняют нас из этой жизни, равно как и из жизни грядущей. Духовные фанатики, в свою очередь, люто ненавидят нас за то, что мы критикуем и отвергаем те заблуждения, ереси и новшества, которые они насаждают в церкви. Эти люди — особенно анабаптисты — считают, что мы хуже папистов. Поэтому они ненавидят нас еще сильнее, чем их.

Как только где-то появляется Слово Божие, дьявол начинает буйствовать, во гневе своем он изо всех сил преследует и стремится полностью уничтожить его. Таким образом, а иначе просто и быть не может, он порождает бездну сект, злоупотреблений, гонений и клеветы. Ибо он — отец лжи и убийца (Иоан.8:44). Через лжеучителей он насаждает свою ложь в этом мире и убивает людей, используя для этого тиранов. Так он присутствует в обеих областях — как в духовной, так и в мирской. В первой он поддерживает свое присутствие через ложь беззаконных учителей, не говоря уже о том, что он постоянно подталкивает каждого человека к ересям и безбожным представлениям, осыпая его своими огненными стрелами (Ефес.6:16). В мирской же сфере он поддерживает свое присутствие при помощи меча тиранов. И, таким образом, с обеих сторон отец лжи и убийца возбуждает духовные и физические гонения против “детей свободной женщины”. Духовные гонения, которые мы испытываем со стороны фанатиков в наши дни, являются более досадными и невыносимыми из-за тех злоупотреблений, которыми дьявол искажает наше учение. Ибо нам приходится выслушивать, что наше учение якобы породило секты анабаптистов, сакраментариев и всевозможные другие порочные явления. Физические преследования, проявляющиеся в том, что тираны только и ждут удобного случая, дабы нанести ущерб нашим владениям и нашим телам, переносить значительно легче, потому что это причитается нам [мы должны все это переносить] не за наши грехи, но за наше исповедание Слова Божия. Посему давайте посмотрим на само имя дьявола, которое дал ему Христос в Иоан.(8:44) — “отец лжи и убийца”, и запомним раз и навсегда, что до тех пор, пока процветает Евангелие и царствует Христос, неизбежно возникают такие гибельные секты, и мир наполнен свирепствующими убийцами, преследующими истину. Всякий, кто не знает этого, очень легко соблазняется, оставляет истинного Бога и истинную веру, возвращаясь к своему старому “богу” и своей старой “вере”.

Таким образом, Павел укрепляет здесь благочестивых, дабы они не соблазнялись [не осквернялись и не оскорблялись] этими преследованиями, сектами и злословием. Он говорит: “Как тогда рожденный по плоти гнал рожденного по духу, так и ныне”. То есть это можно понимать так: “Если мы являемся сынами, рожденными по Духу, то мы непременно должны ожидать преследований и гонений со стороны своих братьев, рожденных по плоти. То есть нас преследуют не только те, кто явно и несомненно являются порочными людьми и нашими врагами. Но [нас гонят] даже те, кто поначалу были нашими дорогими друзьями, те, с кем мы жили одною семьею в одном доме, те, кто приняли учение о Евангелии от нас — даже они в конце концов становятся нашими злейшими врагами, преследующими нас безжалостно, ибо они являются нашими братьями по плоти и должны преследовать своих братьев, рожденных по духу”. Так и Христос сетует по поводу Иуды в Пс.(40:10): “Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту”. Но наше утешение заключается в том, что мы не дали нашим “измаильтянам” никакого иного повода, чтобы преследовать нас. Паписты гонят нас за наше благочестивое учение. Если бы мы отреклись от него, то они сразу же перестали бы нас преследовать. Подобным же образом, если бы мы одобряли порочные заблуждения фанатиков, то они рукоплескали бы нам. Но так как мы питаем отвращение к порочности тех и других, им ничего не остается, как ненавидеть и преследовать нас самым злобным образом.

Но, как я уже говорил, не только Павел укрепляет и поддерживает нас в этих преследованиях и соблазнах. Сам Христос сладкозвучно утешает нас в Иоан.(15:19): “Если бы вы были от мира, — говорит Он, — то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир”. То есть Он как бы говорит: “Я являюсь причиною всех гонений, которые вы терпите. И если вас убьют, ответственность за вашу смерть ляжет на Меня. Ибо если бы вы не проповедовали Мое Слово и не исповедовали Меня, то мир не преследовал бы вас. Но с вами поступали надлежащим образом. Раб не больше своего господина (Иоан.13:16). Если они гнали Меня, то они также будут преследовать и вас за Мое имя”.

Этими словами Христос возлагает всю вину на Себя и освобождает нас от всякого страха, как бы говоря: “Причина, по которой мир преследует вас столь неистово и изощренно, заключается не в вас самих, но в Моем имени, которое вы проповедуете и исповедуете. ‘Но мужайтесь: Я победил мир’ (Иоан.16:33)”. Нас поддерживает эта уверенность. И мы нисколько не сомневаемся, что Христос обладает достаточным могуществом не только для нашей поддержки, но и для победы над всею силою притеснителей и любыми коварными проделками еретиков. Он привел достаточно тому доказательств на примере иудеев и римлян, чьи жестокости и преследования Он некогда понес на Себе. Он вынужден был сносить также и коварные уловки еретиков. Но когда пришло время, все они были повержены и уничтожены, а Он остался Царем и Победителем. Независимо от того, сколь люто неистовствуют сегодня паписты, или от того, насколько сектанты искажают и извращают Евангелие Христово, Христос навеки останется Царем, и Слово Господне пребудет вовек (1Пет.1:25), а все Его враги будут уничтожены. Кроме того, весьма утешительно то, что преследования Исаака Измаилом не вечны, они продлятся лишь недолгое время, и в конце этого будет произнесен приговор, как сказано далее:

30. Что же говорит Писание? Изгони рабу и сына ее, ибо сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной.

Это требование Сарры, конечно же, огорчило Авраама. Несомненно, когда он услышал это, “взыграли” его отцовские чувства к Измаилу, потому что тот был рожден от него, то есть он был плоть от плоти Авраама. Писание свидетельствует об этом в (Быт.21:11-12) следующими словами: “И показалось это Аврааму весьма неприятным ради сына его [Измаила]. Но Бог сказал Аврааму: не огорчайся ради отрока и рабыни твоей; во всем, что скажет тебе Сарра, слушайся голоса ее, ибо в Исааке наречется тебе семя”.

Здесь “измаильтяне” слышат приговор себе, и этот приговор низвергает и уничтожает иудеев, греков, римлян и т.п. — всех, кто преследует Церковь Христову. Он уничтожит также папистов и прочих самоправедных людей, кем бы они ни были — всех, хвастающихся в наши дни, будто они являются народом Божиим и Церковью. Они полагают, что наверняка получат наследство, и думают, будто мы, полагающиеся на обетование Божие, не только бесплодны и покинуты, но являемся еретиками, изгнанными из Церкви и не могущими быть сынами и наследниками. Но Бог переворачивает это их суждение вверх дном и выносит им приговор — так как они сыны рабыни, преследующие сынов свободной женщины, им надлежит быть изгнанными из дома и не разделить наследства вместе с сынами обетования, ибо только последним, как сынам свободной женщины, принадлежит обетование. Этот приговор является законным и неизменным, ибо “не может нарушиться Писание” (Иоан.10:35). Посему это несомненно произойдет, и наши “измаильтяне” непременно утратят не только власть, которой они обладают в церкви и в государстве, но также и вечную жизнь. Ибо Писание предрекло, что сыны рабыни должны быть изгнаны из дома, то есть из царства благодати, потому что они не могут наследовать [ничего] вместе с сынами свободной женщины.

Далее следует отметить, что Святой Дух оскорбляет людей Закона и дел, называя их здесь “сынами рабыни”. Этим Он как бы говорит: “Почему вы хвалитесь праведностью Закона и дел, бахвалясь, что за счет этого всего вы являетесь народом и чадами Божиими? Если вы не знаете, от кого происходите, то я вам скажу. Вы рождены рабами и происходите от рабыни. Какими рабами? Рабами Закона, греха, смерти и вечного проклятия. Раб не является наследником, он изгоняется из дома”. Таким образом, папа со всем своим строем и все другие самоправедные люди, уповающие на обретение благодати и спасения через человеческие или божественные законы — какими бы святыми эти люди ни казались внешне — все они сыны рабыни, которые ничего не наследуют вместе с сынами свободной женщины, но будут изгнаны из дома. И я не говорю сейчас о неблагочестивых монахах, служивших своему брюху, как богу (Филип.3:19), совершая ужасные грехи, о которых я предпочел бы вообще не упоминать, но [я говорю] о лучших из них, к которым принадлежал я сам и многие другие, о тех, кто жил святою жизнью и изо всех сил старался умиротворить гнев Божий, заслужить прощение грехов и вечную жизнь, исполняя религиозные обряды своего ордена. Этим людям придется теперь услышать приговор, что сыны рабыни должны быть изгнаны из дома вместе с самою рабынею, их матерью.

Такие приговоры, при их внимательном рассмотрении, дают нам уверенность в [нашем] учении и праведности веры, в противовес учению о делах и праведности дел. Мир принимает и прославляет последнее, презирая и порицая первое. Это, конечно же, беспокоит и оскорбляет робкие души, которые, хотя они и видят явную порочность и неописуемые преступления папистов, не могут быть легко убеждены в том, что все это множество [людей], называемых “церковью”, находится в заблуждении, и что лишь некоторые правильно понимают учение о вере. Если бы папство все еще сохраняло ту святость и тот аскетизм, которыми оно обладало во времена таких отцов, как Иероним, Амвросий, Августин и другие, когда духовенство еще не имело порочной репутации из-за своей симонии, сумасбродства, роскоши, изобилия, прелюбодейства, мужеложства и бесчисленного множества других грехов, но жило в соответствии с канонами и декретами отцов, будучи внешне религиозным и святым, и даже действительно практикуя целибат, то что, спрашиваю я вас, мы могли бы сделать против папства?

Целибат, который во времена отцов духовенство соблюдало строго и неукоснительно,— это очень важное явление в глазах мира. Обет безбрачия возводил человека чуть ли не в ранг Ангела. Посему Павел называет это в Кол.(2:18) “служением Ангелов”, и паписты поют о девственниках так: “Он вел ангельскую жизнь во плоти, ибо он жил вне плоти” . И так называемая “созерцательная жизнь”, которой усердно придерживалось тогда духовенство, принося в жертву свои гражданские и семейные обязанности, также внешне выглядит весьма впечатляюще и свято. Таким образом, если бы папство сохранило тот внешний вид, которым оно обладало в древности, мы добились бы очень немногого, противостоя ему своим учением о вере, [хотя бы] потому, что мы и сейчас мало чего добиваемся в этом противостоянии — сейчас, когда исчезла добрая слава о якобы присущих этому явлению благочестивости и строгой дисциплине, и когда стало очевидно, что папство — это сплошная мерзость и скопище всевозможных пороков.

Но даже если бы былая религиозность и дисциплина папства сохранились до нынешних времен, мы все равно должны были бы последовать примеру Павла, который критиковал лжеапостолов, невзирая на их внешнюю святость и добродетельность, и сражался против самоправедности папского царства, говоря: “Независимо от того, сколько обетов безбрачия вы дадите , или как смиренно вы выглядите, или каким ангельским служениям вы себя посвящаете, или сколь частыми епитимьями вы изнуряете тела свои, все равно вы являетесь рабами Закона, греха и дьявола. И вы будете изгнаны из дома, потому что ищете праведности и спасения в своих собственных делах, а не во Христе”.

Таким образом, нам следует обращать внимание не столько на грешный образ жизни папистов, сколько на их порочное учение и их лицемерие, и именно это мы подвергаем критике главным образом. Давайте предположим, что религиозность и дисциплина древнего папства процветают сейчас и соблюдаются с тем же усердием, с каким они соблюдались отшельниками Иеронимом, Августином, Григорием, Бернаром, Франциском, Домиником и многими другими. И все равно мы должны были бы сказать: “Если вы не можете противопоставить гневу Божию ничего, кроме собственной святости и целомудренности своей жизни, то вы совершенно определенно являетесь сынами рабыни, которой надлежит быть изгнанной из царства небесного и преданной анафеме”. Сатана тоже не защищает порочную жизнь папистов, которую наиболее здравомыслящие из них также презирают, но он решительно отстаивает и поддерживает их лицемерие и праведность дел. Здесь он ссылается на авторитет соборов и примеры святых отцов, которых он провозглашает основателями святых [монашеских] орденов и законов. Потому мы сражаемся в наши дни не против очевидных пороков и беззаконий папства, но против его вымышленных святых, которые полагают, что ведут ангельскую жизнь, соблюдают не только Заповеди Божии, но также и наставления Христовы, и исполняют дела, которые не требуется исполнять, или так называемые “избыточные” дела. Мы утверждаем, что это бесполезная трата времени и сил, если они не постигли того, что, как говорит Христос, “одно только нужно”, и если они не “избрали благую часть, которая не отнимется у них”, как это сделала Мария (Лук.10:42).

Именно так поступал Бернар. Он был настолько богобоязненным, святым и целомудренным человеком, что, по моему мнению, заслуживает того, чтобы стоять впереди всех монахов. Однажды он тяжело заболел и потерял всякую надежду выжить, и в этой ситуации он возлагал свое упование не на целибат, который он соблюдал столь целомудренно и верно, и не на добрые и благочестивые дела, которых он совершил огромное множество. Нет, он отбросил все это прочь и верою ухватился за обетование Христово, произнеся следующие слова: “Я прожил жизнь, достойную проклятия. Но Ты, о Господь, Иисус Христос, имеешь право на Царство Небесное по двум причинам: во-первых, потому что Ты — Сын Божий; во-вторых, потому что Ты завоевал [заслужил] это Своими страданиями и смертию. Первое Ты сохраняешь для Себя по праву первородства. Последнее же Ты даровал мне, но не по делам [моим], а по благодати” . Он не прикрывался своею монашескою жизнью, или “ангельским служением”, от гнева и суда Божия, но ухватился за то, что “одно только нужно”, и потому был спасен. Я полагаю, что Иероним, Григорий и многие другие отцы и отшельники обрели спасение таким же образом. Несомненно, что в ветхозаветные времена многие израильские цари и другие идолопоклонники были спасены подобным же образом, в свой смертный час отбросив прочь тщетное упование на идолов и ухватившись за обетование Божие о грядущем Семени Авраамовом, Христе, Который должен [был] благословить все народы. И если кому-то из папистов надлежит спастись в наши дни, они должны уповать не на свои собственные дела и добродетели, но всецело на милость, которую Бог предлагает нам во Христе. Они должны сказать вместе с Павлом (Филип.3:9): “Не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере”.

31. Итак, братия, мы дети не рабы, но свободной.

Здесь Павел завершает аллегорию. “Мы,— говорит он,— дети не рабы...” То есть: “Мы не под Законом, который рождает в рабство, который устрашает, обвиняет и ведет к отчаянию. Но мы свободны от него через Христа”. Посему Закон не может устрашать и проклинать нас, как мы подробно выяснили выше. Более того, хотя дети рабыни и преследуют нас на протяжении некоторого времени, мы по-прежнему имеем утешение, что в конце концов они будут брошены “во тьму внешнюю” (Мат.8:12) и будут вынуждены оставить наследство, принадлежащее нам, как детям свободной женщины.

Как мы уже видели, в словах “дети свободной женщины” и “дети рабы” Павел находит прекрасную возможность выступить в защиту учения об оправдании. И он умышленно ухватился за эти слова — “свободная женщина” — настаивая на них и развивая их впоследствии. Опираясь на это, он говорит о христианской свободе, понимание которой чрезвычайно необходимо. Ибо папа полностью уничтожил ее, ввергнув церковь в ничтожное и жалкое рабство при помощи человеческих традиций и обрядов. Дарованная нам Христом свобода в наши дни является нашею главною защитою против тирании папы. Посему учение о христианской свободе должно быть рассмотрено самым тщательным образом — как для того, чтобы поддержать учение об оправдании, так и для того, чтобы ободрить и утешить наши сердца в борьбе со многими беспокойствами и соблазнами, которые, как утверждают наши оппоненты, якобы происходят от Евангелия. Итак, христианская свобода — это совершенно духовное явление. Недуховный [“душевный”] человек ее не понимает (1Кор.2:14). Фактически даже людям, имеющим начаток Духа (Рим.8:23) и способным рассуждать об этом пространно, трудно сохранить ее [христианскую свободу] в сердце своем. Разуму она кажется чем-то несущественным. И если Дух не увеличивает ее и не делает ее более весомой, то ею пренебрегают.