Зоя Масленикова

ЖИЗНЬ ОТЦА АЛЕКСАНДРА МЕНЯ

К оглавлению

Номер страницы после текста на ней.

Год 1990

29 января

За одну неделю святок сразу лавина крупных неприятностей.

Я позвонила Н. в Пушкино и продиктовала ей записку о. Александру с перечнем моих бед.

На другой день она привезла от него письмо:

Дорогая Зоя Афанасьевна!

Нелли мне передала о Ваших печалях. Но все равно, не отчаивайтесь. То, что создано — создано. И если нужно, найдет путь к людям.

Разумеется, все это проистекает от тех людей, о которых меня предупреждал Е. Б. П. еще тогда. Он говорил, что они будут противиться. И их влияние и роль, и сила таковы, что едва ли стоит тратить сбои силы и нервы ради них. И выступать^* я не стал бы. После того, что тогда было. Это значит подставлять себя, ставить в какое-то фальшивое положение. Зачем Вам это? Ради Б[ориса] Л[еонидовича]? Нет. Ради литературы? Стоит ли она того? Ради славы? Она проходит. Я хочу, чтобы Вы творили, «хвалу и клевету приемля равнодушно».

Хочу Вас видеть.

Храни Вас Господи.

Ваш пр. А. Мень.

P. S… К «Наг. проповеди»^** набросал. Надеюсь, что пойдет. Эти Слова пусть будут для Вас главными!!!

А «головы»^***   могут найти нежданные адресаты.

На наружной части сложенного листка с письмом написано: «ЗАМ с Праздником!» и нарисована елка со звездой и буквой «Р» (Рождество). У елки две ноги, которыми она попирает змея. Голубь с буквой «Н» (Нелли) несет в клюве письмо. Вверху и внизу страницы как бы разрезанная пополам голова, обозначающая, видимо, автора послания. Это последнее письмо, которое я получила от о. Александра.

* На юбилейных Пастернаковских чтениях.
** Речь идет о предисловии, которое написал о.  Александр к моим «Размышлениям на Нагорную проповедь» для сборника, готовившегося к печати в СП «Вся Москва».
*** «Головы» — мои четыре портрета Б. Л. Пастернака.

/541\

8 февраля

5-го февраля в Музее изобразительных искусств им. Пушкина состоялось открытие научной конференции, посвященной столетию Бориса Леонидовича. Уровень докладов мне понравился. Недругов моих на горизонте не было видно. Я подумала: почему бы мне не выступить, мой доклад включен в вечернюю программу 6-го февраля. В значимости темы я была уверена. Смущало лишь одно обстоятельство: о. Александр не советовал выступать. Но мне показалось унизительным проявить трусость.

Короче, я рискнула. Доклад назывался: «Таинственный портрет в неоконченной пьесе Пастернака».

И конечно, получила положенное за непослушание. Какая-то дама подняла скандал, кричала, что, говорят, портрет плохой, неудачный. Он стоял на выставке «Мир Пастернака» всего лишь этажом выше, могла хотя бы посмотреть, а не с чужих слов говорить. Начался шум. Ведущая еле успокоила зал.

Я досидела до конца. А ночью почувствовала себя плохо: видимо, грипп. Температура 38,3°. Слушаться надо батюшку!

17 февраля

Пять дней температура не падала ниже 38°, доходила до. 39°. За юбилейными событиями следила по телевизору.

А сегодня новая неприятность. В три часа предполагался «вечер» памяти Пастернака, задуманный мною чуть не год назад. О. Александр собирался делать доклад о религиозных мотивах в творчестве Пастернака, я — о таинственном портрете в «Слепой красавице», актриса А. приготовилась прочесть пролог из этой пьесы. Предполагалась живая музыка, голос Пастернака в записи. Я подготовила экспозицию из фотографий Пастернака.

И все это отменили за два часа до начала. С. Б. взялся дать объявление через «Московский комсомолец» и ничего не сделал, даже никого не поставил в известность. А афиш никаких не было: уповали на объявление в газете. Меня хоть предупредили об отмене, а о. Александр приехал — и зря!

Как будто Господь моей болезнью и отменой вечера Сам выводит меня из юбилейной суеты. Посмотрим, для чего Он меня освобождает.

/543\

18 февраля

Вчера после срыва пастернаковского мероприятия о. Александр позвонил в восемь вечера. Хочет все-таки провести этот вечер в Библиотеке иностранной литературы. Спросил, почему не приезжаю в Новую Деревню.

Я ему рассказала про свою последнюю поездку на Рождество. Мне очень нужно было поговорить с ним, и я приехала задолго до всенощной в Рождественский сочельник. А мне сказали, что о. Александр занят, и не пустили в домик. В январский мороз целый час сидела на дворе в ожидании батюшки и, окоченев, пошла в храм. Ради того, чтобы поговорить, переночевала в Пушкино. Исповедь из-за нехватки времени ограничилась наклонением головы под епитрахиль. У креста о. Александр спросил: «Все хорошо?» Я отрицательно покачала головой. Тем дело и кончилось. А в результате я заболела.

—   Мне не говорили, что вы заходили в домик и ждали меня, — сказал он.

—  Вот поэтому, не сговорившись заранее, я не буду приезжать.

—  Лучше в будни, — сказал он, — по будням я там долго остаюсь. Вот скоро будет пост, я там буду по средам и пятницам.

26 февраля

День Ангела

Ну, вот. Не соскучишься! Позвонил Б. Е. и сообщил новость: о. Александр вдруг решил, что «Сын Человеческий» в СП «Вся Москва» должен выйти отдельной книгой, а не в сборнике вместе с трудом покойного его друга о. Сергия Желудкова и моими «Размышлениями». А Б. Е. уже заключил договор с издательством на сборник как составитель. Таким образом выйдет книга отца, а мы с о. Сергием скорей всего не будем изданы вообще: в отличие от «Сына Человеческого» наши труды коммерчески не выгодны для издательств.

12 марта

6-го марта позвонил о. Александр и предложил приехать 10-го, в субботу. Никто, мол, не знает, что он утром служит, народу не будет, и мы сможем поговорить.

Народу, конечно, было полно. С недавнего времени о. Александр — настоятель, впервые после Алабина. Он усадил меня в
/544\
своем новом настоятельском кабинете и принялся решать с людьми разные проблемы: интервью, статьи для журналов, публикацию Словаря, строительство крестильни и проч. и проч.

Наконец мы остались одни.

Он говорил, что в сердце у него ничего не переменилось, просто «такой период». Осязал: у него такое чувство, что ему мало осталось времени и потому он спешит много сделать.

Попросил приехать в ближайшую пятницу.

19 марта

В пятницу о. Александр поводил меня по требам, а когда мы ненадолго остались одни, сразу заговорил о рабочих планах.

С сентября работает экспериментальный класс для верующих детей в московской школе, некоторые наши прихожане там преподают. Есть предложения открыть подобные классы при других школах. Но надо готовить педагогов, программы, разрабатывать методику. Он уже договорился о таком центре подготовки педагогов. Не хотела бы и я принять участие?

На 29-е апреля назначил собрание с целью обсудить новые формы духовной деятельности, в том числе издательской. При новодеревенском храме будет строиться большое двухэтажное здание, где помимо крестильни с церковью будут помещения для воскресной школы, библиотеки, лекций, встреч и тому подобное.

Относительно изданий его книг сказал, что большая часть гонораров пойдет на новые начинания. Собирается оплатить из них и всю мою редакторскую работу.

Я говорила о том, что настало время профессионализации. Нужно, чтобы люди при необходимости могли оставить изматывающую светскую работу и перейти на духовную и при этом кормиться самим и содержать семью. Например, преподавателям воскресных школ могли бы платить родители учеников. Иначе никто ни за что отвечать не станет, будет хаос и дилетантство.

Поговорили о сборнике. Это С. Б. мутит воду. Батюшка легко внял доводам и согласился на издание сборника в том же составе.

Говорит, что к нему пришло много нового народу.

/545\

4 апреля

О. Александр горячо увлечен возможностью выступлений, открывшейся вдруг после гонений, недоверия, изоляции на протяжении всей его жизни. Ему действительно есть что сказать людям. Как к еврею РПЦ относится к нему недоброжелательно, часто с открытой враждебностью. Ему не давали печататься и вообще пальцем пошевелить, и его огромные дарования были сжаты под прессом. Возможность открытой проповеди Христова учения — великое благо и для всех, кто его слушает, и для него тоже.

26 апреля

Создано Библейское общество, при нем будет выходить журнал, посвященный библеистике. О. Александр хочет включить меня в штат редакции. Но библеистика меня не слишком интересует, это наука, а не живая жизнь.

Вот если б это был религиозный журнал широкого профиля, дело другое!

29-го апреля о. Александр собирает свой приход в одном из московских клубов. Разговор пойдет о том, что мы можем сделать для Церкви в новых условиях ее жизни, когда перед ней открылись большие возможности.

Хочу выступить и попробовать найти единомышленников для создания «школы евангельской жизни». Сейчас, когда Церковь в моде, особенно опасно уйти в одну внешнюю, поверхностную деятельность.

12 мая

29 апреля в малом зале клуба «Серп и молот» собралась часть нашего прихода. Вел это собрание о. Александр. Он предложил выступить руководителям общений с отчетом.

Присутствовали два гостя. Из Швейцарии приехал наш старый знакомый — церковный писатель и диссидент Анатолий Эммануилович Краснов-Левитин, а из Штатов один — церковный деятель, прекрасно говорящий по-русски. Оба выступили с приветствиями.

Я объяснила цели и задачи «школы евангельской жизни» и сообщила свой номер телефона.

Через три дня после собрания о. Александр уехал почти на месяц в ФРГ: сначала на католический симпозиум, потом на протестантский.

/546\

27 мая

Даша ездила с ночевкой в Заветы — отдать залог за дачу и поговорить с о. Александром, который только что вернулся из ФРГ. Привезла известие, что он собирается ко мне.

Мы принимали батюшку вместе с Дашей. Но сначала он предложил помолиться вдвоем перед иконами в маленькой комнате. Молился он горячо. Был такой родной, домашний, уютный. Рассказывал подробно о впечатлениях от поездки. Поразили его порядок и ухоженность каждого клочка земли в Германии, ограды и дома, всегда сверкающие свежайшей окраской, чего нет, по его словам, в других странах.

Рассказал, как без визы ездил в Брюссель и встречался с Ириной Михайловной Посновой и о. Антонием, столько лет печатавшими его в издательстве «Жизнь с Богом».

Я его кормила на кухне жареной уткой. Чтобы не запачкался, подвязала ему вместо салфетки хорошенький фартучек, «слюнявчик», — смеялся он.

А через несколько дней он уезжал в отпуск в Италию, где поселилась его дочь Ляля с мужем и ребенком.

22 июля

Впервые после отпуска, проведенного в Италии, о. Александр служил на Петра и Павла, то есть 12-го июля, а 15-го, в воскресенье, я поехала в наш храм.

Второй священник в отпуске, о. Александр служил один. Народу было много, поэтому он провел общую исповедь и объявил, чтобы просто подходили под разрешительную молитву.

У креста попросил дождаться его.

Пока ждала несколько часов, познакомилась с французским журналистом Ивом Аманом и поговорила с С. К.. С. горячо и толково борется за отмену смертной казни, а Иву поручено написать об этом для какого-то журнала. Я их соединила, и они договорились об интервью, чему С. очень рад.

Когда мы остались с о. Александром наедине, он ввел меня в некоторые приходские проблемы и попросил подумать о материалах для первых номеров журнала Библейского общества.

В следующую затем пятницу мы более двух часов обсуждали вдвоем состав этих номеров, авторов, редколлегию и т. п. Составили дельный, достаточно реальный план. Это должен быть не бюллетень, как сначала намечалось, а именно тот ре-
/547\
лигиозный журнал широкого профиля, о котором я говорила раньше о. Александру.

Сегодня, в воскресенье, в храме оказались Т. Ж., которую я прочила в ведущие поэтической рубрики, А. Б., которому предполагалось поручить статью о библейской теме в кино, а сверх того живущий в Париже внук писателя Бориса Зайцева Петр Андреевич Соллогуб с семьей.

У креста я заручилась согласием о. Александра на переговоры с ними. Т. Ж. и А. Б. охотно согласились, а с Соллогубом я обговорила уйму полезных дел. Во-первых, у Бориса Зайцева множество неопубликованных работ и П. А. посмотрит, нет ли статей на нужные нам темы. Во-вторых, поговорит с сыном о. Александра Ельчанинова о возможности печатать «Записки» его отца без копирайта. В-третьих, он дал адрес о. Алексея Князева, ректора Православного Богословского института в Париже, и я напишу ему письмо с просьбой содействовать нашему журналу.

А жена его оказалась племянницей Софьи Куломзиной, автора прекрасных книг по религиозному воспитанию детей, и обещала связаться с теткой на предмет безвозмездного использования ее книг для воскресных школ и издания их у нас.

В-пятых, они обещали прислать нужные журналы и книги.

Отец сказал, что на издаваемых его книгах будет стоять мое имя как редактора, чтобы я получала за проделанную работу. Тогда мне можно будет давать меньше уроков и больше времени посвящать церковной работе.

Наверно, в этом журнале мне надо взять работу с авторами, уж очень как-то само пошло.

На этом кончаются прижизненные записи об о. Александре в моем дневнике. Но были еще не записанные в дневнике две встречи, которые я хорошо помню.

Первая из них состоялась перед самым моим отъездом в Прибалтику в конце июля.

Несмотря на все обещания уменьшить количество лекций, о. Александр набрал их на следующий сезон еще больше, чем в прошлом. Оставшись с ним наедине в его кабинете, я стала ему выговаривать с горячностью:

— Вы совсем себя не бережете, вы уже не мальчик! Такие нагрузки и быка убьют! Вы не одному себе принадлежите!
/548\

Он заглянул мне в глаза, ища понимания, и сказал то, что говорил еще в марте.

— Я должен торопиться. У меня совсем мало времени осталось. Надо успеть еще что-то сделать.

Я похолодела от страха.

—  Что-то с сердцем?

—  Нет, это не со здоровьем связано, с сердцем сейчас все в порядке. Но это так, поверьте мне, я это знаю.

Мы обсудили текущие дела, кто-то вошел к нему в кабинет, а я стояла в большой комнате и разговаривала с Т. Ж.

Он вдруг вышел из кабинета и отвел меня к окну. Вполголоса сказал с волнением и очень настойчиво:

—  Вы не должны на того человека сердиться. Вам нельзя на него сердиться!

—  Да я не сержусь, просто очень за него беспокоюсь. Он благословил меня и поцеловал в голову.

На другой день я уехала в Палангу.

На Успенье, 28-го августа, я была на службе в Новой Деревне, молилась вместе с батюшкой. Батюшка был в этот день очень занят, спросил только у креста, приду ли я 2-го сентября. Я кивнула.

На 2-е сентября 1990 года в клубе МЗАЛ (Московского завода автоматических линий) был назначен вечер, посвященный матери Марии (Кузьминой-Караваевой), а затем собрание актива «Культурного Возрождения». Перед началом я безуспешно пыталась разыскать батюшку в служебных помещениях. Он вышел из какой-то двери, догнал, легко, воздушно обнял меня со спины и потом как-то особенно нежно улыбнулся.

—  Надо поговорить, — сказала я ему.

—  Хорошо. Сейчас пора начинать, поговорим перед собранием.

Он вел вечер и выступал с вдохновением, вкладывал всю душу в каждое слово. Говорил он о подвиге м. Марии, отдавшей жизнь за други своя, как о чем-то кровно ему близком.

В том помещении, где должно было проходить наше собрание, его обступила густая толпа и никак не отпускала. Я стояла у окна в другом конце комнаты. Он прорвал кольцо, взял меня за руку и увел в соседнее помещение.

Я ему рассказала, что сборник в СП «Вся Москва» под угрозой срыва: С. Б. опять добивается, чтобы «Сын Человеческий»
/549\
вышел у них отдельной книгой, без книги о. Сергия Желудкова и моих размышлений на Нагорную проповедь. Никакого отношения к сборнику С. Б. не имел, но сбивал с толку издателей.

—  Ну, кто будет слушать С. Б.! — отвечал батюшка. — Не волнуйтесь, все будет в порядке, я вам обещаю.

Потом я напомнила ему, что никак не оформлено его намерение обозначить меня редактором на вновь выходящих его книгах. Он позвал Андрея Еремина, которому поручил свои издательские дела, а я Борю Евсеева, и при них он ясно и твердо сказал, чтобы на всех его книгах стояло мое имя как редактора и чтобы со мной при всех изданиях заключался отдельный договор на редактуру.

Еремин, как солдат, повторил его указание.

Затем началось наше собрание. Батюшка сидел в публике. Когда было предложено избрать его президентом, я потребовала, чтобы кандидат изложил программу. Он перешел за стол президиума и действительно изложил программу работы общества. Я не унималась, мне было почему-то весело. Задала вопрос: «Общество называется просветительско-благотворительным, а изложенная программа относится только к культурной деятельности. А где благотворительная?» Он разъяснил, что часть средств от издательской и лекционной работы пойдет на нужды детской республиканской больницы, над которой шефствует приход.

Стали избирать совет «Культурного Возрождения». Зачитывали список кандидатов (в котором меня не было).

Я послала о. Александру записку с предложением включить в совет директора дома культуры Московского завода автоматических линий, где все это происходило. Он нам много помогал, охотно предоставлял зал, был явно заинтересован в нашей деятельности, к тому же присутствовал на этом совещании. Прочитав записку, батюшка тут же выдвинул его кандидатуру, и директора избрали.

Затем он предложил мою кандидатуру. На это я ответила:

—  А я предлагаю Леню Василенко.

—  А я вас, Зоя Афанасьевна!

—  А я Леню Василенко.

—  Леня Василенко, это понятно. А вы? Хотите вы работать или нет? — в голосе его зазвучали грозные нотки.

—  А как вы думаете? Конечно, хочу!

/550\

У служебного входа его ждала машина. Мне почему-то не хотелось уходить, я встала в сторонке. Он вышел в плотном кольце людей. Поговорил с ними, потом прорвался сквозь окружение. Уже садясь в машину, увидел меня и улыбнулся. Я сложила руки, показывая, что прошу благословения. Он издали, все так же улыбаясь, благословил, дверца захлопнулась, и машина тронулась.

Я стояла, глядела вслед и думала, чувствовала, что увезти батюшку от меня невозможно, наша живая связь нерасторжима. Она представилась мне в виде тонкого луча, протянутого между нами. Луч был похож на тот, который соединил меня со Средоточием всего, что есть, 23-го января 1969 года, в тот час, когда батюшка молился о даровании мне веры.

Девятого сентября я причащалась в Антиохийском подворье. Молилось мне хорошо, особенно о батюшке, причастие было благодатным, полновесным, радостным. Я добиралась домой с этим тихим немерцающим светом в душе.

В два часа дня позвонила Г. К. Она только что вернулась из Новой Деревни. Батюшка не приехал на Литургию. Несколько прихожан кинулись в Семхоз. Я знала, что накануне он читал лекцию и был здоров.

Отец никогда не пропускал своих богослужений, даже если был тяжко болен. Я знаю только один такой случай, много лет тому назад, на Покров. Когда я примчалась в Семхоз, он лежал в жару, бредил…

На четыре часа была назначена его лекция в клубе на Волхонке. Звоню туда в четыре, его нет. В четверть пятого, нет. В полпятого, нет. Я понимаю, что случилось что-то ужасное, говорю это в ответ на непрерывные звонки, но ничего ужасного не чувствую. После причастия я все еще окружена облаком благодати, в сердце полное доверие к Богу.

В полседьмого мне сообщают по телефону: батюшку убили! А я уже готова к любой вести, не удивляюсь, в сердце тот же мир, та же тихая радость о Господе. Отец со Христом, им хорошо вместе. Все идет, как надо. Опускаюсь на колени и благодарю Бога, принимая Его волю, которая всегда блага.

Ну, вот и все. Потом была суета с некрологом, снятием посмертной маски, с похоронами, следствием, статьями о батюшке, фильмами, радиопередачами.

Я и сейчас веду свое общение, выступаю на вечерах памяти,
/551\
пишу о нем, работаю в «Культурном Возрождении».

[вверху стр. фото: [Могила о. Александра.]]

А в душе покой и радость от того, что батюшка не только был в моей жизни, но и есть. И в каком-то новом качестве. Это не только присутствие и та живая связь между нами, которую я так явственно почувствовала в нашу последнюю встречу, когда смотрела вслед увозившей его машине. Конечно, он ходатай и заступник, и молитвы к нему необычайно действенны. Но тут есть нечто большее: он вовлекает меня в свою тамошнюю блаженную жизнь, приобщает к своему счастью быть со Христом. Теперь эта нерасторжимая совместность стала такой, какою задумана от века.

Батюшка, простите меня. Спасибо Вам.

26 января 1992 г.

/552\

---

Живее этой могилы
нет места на всей земле,
исходят отсюда силы
и светится свет во мгле.

Оставь здесь сирень иль астры.
Лицом прислонись к кресту,
послушай, что скажет пастырь,
если невмоготу.

Поведай ему вначале,
как прежде, свои грехи,
и он утолит печали
благословеньем руки.

Не стой у креста упрямо,
болит душа или плоть,
полшага отсюда до храма,
где встретит тебя Господь.

Не думай про гнев и мщенье,
не надобно мелодрам.
Убитый живой священник
тебя отсылает в храм.

/553\

[на стр. 554 фото: [Доска с именем на могиле.]]