ОБРЕТЕНИЕ БОГА - ЭТО ОДНОВРЕМЕННО ОБРЕТЕНИЕ СЕБЯОп.: Приходские вести [Космодемьянского храма]. - №3. - Август 1997 г. С. 13-14. Алексей Сергеевич Давыдов, р. 1941, скрипач, преподаватель Гнесинского училища, племянник о. Николая Педашенко, у которого часто бывал о. А.Мень. В своем письме, Алеша, Вы ставите столь важные и коренные вопросы, что двух-трех слов в ответ не скажешь. Что ж? Молчать? Не для этого же пути наши пересеклись. Я очень понимаю Вас и безусловно одобряю в том, что касается мотивов поиска миросозерцания. Искать Бога лишь как какой-то подпорки — если и не кощунство, то по крайней мере, принижение того великого вечного, что связано с Ним. Истина сама по себе есть предмет, благоговения. Не она для нас, а мы для нее. Только она и дает смысл нашему существованию. В нашем кратком разговоре я уже сказал Вам, что убежден, что неверующих нет, и Вы сами в письме эту мысль поддерживаете. Вера, действительно, рождается не из доказательств в обычном, рациональном смысле слова. Бог, бытие которого можно было бы доказать, как теорему, не был бы истинным Богом. Вместо доказательств в вере действуют свидетельства. Свидетельства и разума, и интуиции, и жизненного опыта, и опыта внутреннего. Вера есть видение. И каждый человек, который честно и серьезно всматривается и вдумывается в окружающие его бытие, в природу, в человека, в прошлое и настоящее, всегда встречает Его, Того, кого мы можем назвать Единым, Целым, Высшим, Всем, последней Реальностью. Но задача человека заключается в том, чтобы увидеть Его Лик в подлинности (доступной нам), а не в обличьи лже-бога или идола. В этом очистительная и суровая миссия религиозной веры. Она зовет нас увидеть в относительном Абсолютное, во временном — Вечное, в текучем — Подлинное. Вы невольно и естественно ставите вопрос о сравнении христианства с так называемыми эгалитарными движениями. И сами отмечаете, что они трансформировались из него (т.е. христианства). Они генетически связаны между собой, это имеет очень глубокий смысл. Христос дал миру нечто такое, что человечество не могло осуществить ни в три века, ни в двадцать. Это бесконечная задача. Его история еще только началась. Заряд Евангелия, внесенный в мир, действует, как замедленная бомба. И если христиане отказываются выполнять то, чего ждет от них Христос, Его призыв оказываетс'я подхваченным другим. Не "христианство — не удалось", но христиане еще не научились быть самими собой. И, как Немезида, выплывают на поверхность силы, которые подхватывают некоторые (лишь некоторые) из его задач. Христос, пришел в мир не для того, чтобы механически его изменить, но для того, чтобы открыть для нас возможность быть подобными Ему, идти за Ним, преобразуя себя и тем самым мир. Вспомните притчи о зерне, закваске, пшенице. Все это символы роста, созревания, процесса. Но если эгалитарные движения, шедшие под знаком атеизма, являлись как Божие возмездие христианам, то и сами эти движения пожали горькие плоды и посеяли страшные семена благодаря своему отказу от Евангелия. Мир, ввергнутый в войны, нацизм, лагеря и прочее, увидел, что люди могут быть братьями лишь тогда, когда являются детьми одного Отца. Те, кто говорили о примате экономики, именно в этой области несли самые жестокие поражения. И это вовсе не случайность . Вы вспоминаете инквизицию. Да, пусть ее зверства бледнеют (в качественном и количественном отношении), если их сравнить с ужасами XX века, она (и ей подобные явления) были гнуснейшей изменой христианству, Евангелию, Христу. Можно ли говорить то же о другой вере? Не знаю. Она с самого начала ставила человека ниже массы, личность подчиняла экономике, политике, государству. Она, родившаяся в недрах христианской этики, ее быстро отвергла. А это плохой путь делать людей счастливыми. Приведу два места из собрания соч. классиков /т. 33/. Один из них обвиняет коммунаров, что они были "слишком честными" и не хотели насилия /стр.168/, а другой пишет с замечательной откровенностью /стр.317/: "Я не знаю вещи более авторитарной, чем революция, и мне кажется, когда посредством бомб и ружейных пуль навязывают свою волю другим, как это происходит в любой революции, то осуществляют авторитарный акт. . . После победы делайте с авторитетом и т.д., что хотите, но для борьбы необходимо соединить все наши силы в один кулак". И тут же он говорит, что люди, осуждающие централизацию и авторитарность, "либо не знают, что такое революция, либо являются революционерами 13 только на словах . Думается, что в дальнейшем никто не изменял этим заветам и не был им гораздо более верен, чем инквизиторы Евангелию. Братство, построенное на истреблении кулаков, евреев, коммунистов, попов или буржуев — сомнительное братство. Все это я говорю в качестве комментария к тезису о трансформации и отступлениях. В одном случае они были явно, в других явно - нет (я не касаюсь пропагандистских фраз, они не в счет). Сейчас мировое христианство начинает осознавать свой грех. Оно активно включается в борьбу за человеческие права, против голода, подавления, несправедливого распределения имущества. Об этом пишут много и в нашей литературе. Ведется диалог коммунистов и христиан. Обнаруживаются общие практические цели всех людей, озабоченных мировым злом. Но это вовсе не значит, что все решено. "Дело" Христа было иным. Этика в христианстве лишь практическое приложение к религии (а социальная борьба есть лишь часть этики) . Еще Соловьев говорил о "правде социализма". Сама же религия есть ось человеческой души. Она связует человека с Высшим. И в этом смысле она "удавалась" в истории всегда, в каждой душе, обретшей единение с Богом: и героев, провидцев и в душах самых неизвестных людей, которые встречали Бога на своем пути. Не хлебом единым будет жив человек. Пример Швеции здесь страшное "мементо мори", и вообще мир потребления, общество комфорта на Западе, который задыхается в своем благополучии, есть куда большее свидетельство против экономического материализма, чем все остальное. Вспомните толстовскую "Исповедь". Вот он достиг всего: имеет дом, семью, богатство, славу, но душа его чудовищно пуста. И живым он себя чувствует только тогда, когда ощущает Бога. Идолы оказываются развенчанными и все порывы оказываются обращенными к Абсолюту, то есть тому, чего нет в мире вещей. Это чудо и тайна. Животное не знает этой духовной жажды. Кргда оно спокойно, сыто и удовлетворено, оно счастливо. Не то — человек. Весь смысл "Фауста" именно в этом. Мефистофель хотел его "купить", но все оказалось как дым в руках. НЕ ПОИСКИ КОСТЫЛЯ, НО ЭТА СВЯЩЕННАЯ ЖАЖДА ВЫСШЕГО должна руководить тем, кто ищет истину. Я мог бы еще многое сказать, но предмет нашей беседы безграничен. Кое-какие конкретные стороны я разобрал в нескольких книгах, которые Вам дам, чтобы между нами не было неясностей. Да, конечно, я буду о Вас молиться, и молиться не о "тихой пристани", а о том, чтобы Вы нашли то, чего ищете. Часто мы даже не отдаем себе отчета, куда рвется дух. Он знает больше разума (хотя разум — не пасынок). Недавно, кстати, вышла книга коммуниста Гароди, бывшего члена французского ЦК. Он пишет, что после долгих лет атеизма открыл в себе христианина, который в нем всегда "жил". Обретение Бога — это одновременно обретение себя. До встречи. Ваш А. /Октябрь 1975 г./ |
