Ольга Полянская

«Я ВАС НИКОГДА НЕ ОСТАВЛЮ...»

Оп.: Альманах «Христианос», вып. XIX, с. 368-375

Ольга Полянская окончила филфак МГУ, пела на клиросе. В настоящее время пишет и вышивает иконы. Живет в Москве.

См. библиографию.

Отец Александр Мень навсегда вошел в мою жизнь после горячей молитвы, обращенной к Господу: «Боже, может быть, живет на свете человек, который поможет мне спастись? И очень прошу, чтобы он представил Тебе моего сына!»

В ответ Бог послал мне образ Доброго Пастыря. Перед моими глазами возник священник в митре. Я видела его в полный рост и чувствовала, что он молится в Духе. Когда вскоре после знакомства с о. Александром я рассказывала ему об этом, то простодушно добавила: «Знаете, я Вас не сразу узнала, потому что в видении у Вас были черные волосы». Он как-то смутился и спросил: «А что же Вы не приехали сразу, когда они были у меня еще черными?»

Первое впечатление: из алтаря на солею быстро вышел священник и очень внимательно обвел взглядом всю свою паству. Его взгляд был полон дружелюбия, участия, понимания. Заметил новое лицо — меня, и сразу передал ощущение ясного покоя. Да, передо мной стоял человек, через которого Сам Господь давал защиту и силы жить ищущим Его Лица. Мы не произносили: «Христос посреди нас — и есть и будет», но всю службу Христос был с ним, в нем и со всеми нами. Он был донором творческой чистой энергии жизни, аккумулировал Свет Божий и передавал нам. Это был просто поток живой Любви и радости. Он умел сразу менять внутреннее состояние людей и постепенно менять их убеждения.

Как-то я приехала к нему в страшном гневе и раздражении, а он сказал: «Ну, этому горю мы поможем». И правда, как будто изменился химический состав крови — я увидела красоту мира и почувствовала гармонию. От обиды и следа не осталось. Бог дал ему дар низводить мир на тех, кто был рядом.

Однажды он попросил закрыть глаза и какое-то время не открывать их. Я зажмурилась, но очень уж хотелось подсмотреть. Приоткрыла, но ничего не увидела, кроме света, и снова ощутила тепло и защиту.

Почти о каждом избраннике Божием говорят, что он примирял людей с Богом. У отца Александра, без всякого сомнения, был и этот дар. Помню, примчалась к нему с ропотом: не хочу жить в мире лжи, клеветы, несправедливости, войн, предательств. («Повсюду ходят нечестивые, когда ничтожные из сынов человеческих возвысились». Пс 11:9.) И я возмущенно делала упор на «не хочу». И в ответ обескураживающе спокойная, ласковая интонация: «Правильно, ты меня радуешь, ты так и говори: Господь, я хочу жить (с упором на «хочу жить») в Твоем мире, по Твоим законам Любви и Божественного Милосердия». И в один миг эти слова снова примирили меня с Богом. Ведь сам он, наш пастырь, всегда жил по законам Любви и Божественного Милосердия, они были написаны в его сердце.

Он часто служил один, без дьякона и даже без алтарника. Запомнилось, как он произносил ектеньи: радостно, быстро, энергично. Иногда даже подпевал хору. Между возгласами и ектеньей принимал исповеди. Во время службы ему очень помогала София Рукова, и он во многом полагался на нее.

Зная, как тяжело приходится добираться в Новую Деревню из города, никому не отказывал в исповеди. То есть, он всё успевал, и на нем держалось всё.

Как-то раз он вышел с Евангелием и серьезно кивнул моему четырехлетнему сыну, призывая его к вниманию. Мой сын часто во время чтений и евхаристического канона устраивался перед солеёй и следил за каждым движением священника. Однажды о. Александр торжественно нёс перед собой Евангелие, и вдруг одна из прихожанок лет шестидесяти всполошилась, накинулась как ястреб на ребенка и принялась оттаскивать его от солеи. К сожалению, мой сын не отличался кротостью, и в тот же миг раздался его крик, подобный аварийной сирене. Я, было, кинулась к нему, но Соня Рукова, наш регент (я пела тогда на клиросе), меня остановила: «Нет, сами разберутся, ты на службе, это самое главное». Отец Александр, сразу оценив обстановку, кивнул Соне и изменил траекторию движения. С поднятым Евангелием в одной руке он подошел к борющейся в храме паре, молча перехватил детскую руку и прижал к себе. В тот же миг сирену будто выключили. Так же молча и твердо о. Александр вернул ребенка на прежнее место. Мой сын от неожиданности прошел этот путь на коленях. Он был ловкий и передвигался как угодно быстро в любом положении. Отец Александр, перед тем как отпустить его, еще положил ему свою руку на плечо и взглядом попросил слушать. Потом, словно не было этого эпизода, о. Александр встал перед алтарём и начал Евангельское чтение уже в абсолютной тишине.

Я верю, что когда-нибудь о. Александр с Неба возьмет моего уже взрослого сына за руку и приведет в храм, в общину, где звучит Слово. А тогда меня поразило его полное владение собой — ни тени гнева, возмущения, только доброта, защищающая душу ребенка, и исходящая от него сила безусловного служения Богу.

Как-то я подошла к о. Александру с просьбой благословить меня на работу, а сына помочь устроить в детский сад. Он подумал и отказался, объяснив свой отказ тем, что моим мальчиком нужно заниматься. «Тебе будет трудно, но вырастет очень хороший человек. Но ты должна быть рядом, а иначе — будет Пугачёв». — И сам рассмеялся от этого сравнения, а потом еще раз сказал: «Из ребенка может получиться толк, но только в том случае, если твое материнство станет для тебя самым важным делом. А что же ты хочешь? Это и есть настоящее материнство». На это я ему все-таки возразила: «Но тогда нам не на что будет жить и ребенку нечего будет есть». Отец Александр удивленно поднял брови и сказал: «Ну, этот вопрос мы решим». Он запустил руку в глубокий карман своей рясы и достал сложенные 50 рублей (на эти деньги мы могли прожить месяц). Я тогда еще не очень освоилась в храме и, вместо благодарности, возмутилась и начала категорически отказываться: «Что Вы, я совсем не для этого Вам сказала!» Он еще больше удивился и — как было для него характерно — поднял глаза вверх, к Небу. Небо будто преклонилось, повеяло тихим ветром, усилилось чувство Божественного Присутствия, и когда он повторно протянул мне эти же 50 рублей, мне стало легко принять их от него как от близкого друга. «Я тебе всегда во всем помогу», — сказал он медленно и чётко.

Мне кажется сейчас, что он почти не тратил на нас своего драгоценного времени, но внезапно появлялся рядом, давал прочитать книжку, что-то спрашивал или отвечал, брал блокнотик моего сына и рисовал в нем зверюшек. Один раз нарисовал под елкой зайца с огромными ушами и вытянутой мордочкой. Всё это даже не на ходу, а на лету, но каждое мгновение было насыщено Благодатью. И я часто мысленно повторяю: «Спасибо Вам, батюшка, Вы заменили мне родных в непростой период моей жизни!»

Незадолго до 9 сентября 1990 года он повторил: «Я вас обоих никогда не оставлю и всегда во всем помогу. Проси мужества». Последние слова он сказал с нажимом, чтобы дошло и запомнилось. Запомнилось, но не сразу стало понятно, о чем он говорил.

В конце августа 1990 года я уехала как паломница в монастырь. К тому времени я уже научилась общаться с о. Александром как по невидимому мобильному телефону. Вдруг получаю от него вопрос: «Ты где?» — «Я в монастыре». — «Срочно возвращайся, иначе не успеешь».

Я срочно вернулась, пришла 8 сентября на службу. Успела.

Вечером, накануне 9 сентября, перед тем как уснуть, я увидела длинный страшный темный коридор и в конце него, как в конце тоннеля, Свет, выход в ясное пространство Царства Небесного — и туда уходил о. Александр. Я попыталась усилием воли дотянуться до этого Света, но у меня ничего не вышло.

Утром я еще не встала с постели, когда о. Александр предупредил: «Сегодня не приезжай. Иди в Елоховский». Я так и сделала. Но когда писала в храме записки, «нечаянно» написала его имя — «об упокоении». Спохватилась и исправила «ошибку». Вечером отправилась с сыном в Клязьму, где мы жили тогда. Мы еще были в пути, когда о. Александр попросил прямо сейчас поехать в один дом, к своим близким духовным чадам. Я мысленно возразила: «Что Вы, уже поздно, они могут спать ложиться». — «Сегодня там спать не будут». Мы все-таки сошли на нашей остановке и пошли к дому. За поворотом уже должно было появиться наше крыльцо, и вдруг я почувствовала сильное волнение, исходящее от о. Александра. Я недоумевала: в чем дело? И тут он мне сказал с беспокойством, но тихо и ясно: «Сейчас ты увидишь что-то страшное. НЕ БОЙСЯ! ЭТО СОВСЕМ НЕ СТРАШНО!» У меня заколотилось сердце: что там может быть такого страшного? К ручке двери была прикреплена записка. Разворачиваю и читаю: «О. Александр убит». — Он очень испугался моей реакции. И я снова услышала: «Уложи ребенка. Не уходи. Будь дома. Молись. Я рядом». Но куда там! Я помчалась выяснять обстоятельства, все еще надеясь на ошибку...

Когда я стояла перед гробом о. Александра, услышала вдруг его голос: «Возьми кусочек моего гроба». Мне представилась сцена, как я у всех на глазах отламываю кусок дерева от гроба, и я подумала, что это уж слишком, и всё это происходит только в моем воображении. Но я снова услышала: «Опустись на колени». Ну, это уже легче — я опустилась на колени. — «Протяни руку» — и в этот момент рядом со мной от гипсового украшения гроба отломился кусочек и повис как на ниточке. Я протянула руку и легко взяла этот кусочек, потом зашила его в ладанку, но, к сожалению, через несколько лет потеряла.

У меня в этот момент был шок и ясное осознание: смерти нет. То есть я знала, что жизнь продолжается, но что будет продолжаться общение, — это трудно было себе представить.

Первое время после 9 сентября мне особенно часто казалось, что о. Александр предвосхищает все события, по мере сил облегчая наш Путь.

Надо сказать, что каждый раз, когда мне удавалось послушаться его, происходило что-то промыслительное, а если нет — шли напасти. Но оказалось, что иногда это бывает очень трудно, — послушаться.

Через некоторое время после гибели о. Александра мы с сыном отправились в Семхоз. Меня всё время тянуло туда после ухода нашего пастыря. Там всегда восстанавливалась с ним духовная связь, умолкала разноголосица дьявольского хора искушений, он подсказывал молитвы, и я часто видела там вместе с ним архимандрита Серафима (который крестил в младенчестве о. Александра). Как бы ни было тяжело, там появлялись силы для преодоления зла, и состояние менялось к лучшему. Как будто там находится ключик, рычаг, формирующий положительные жизненные ситуации. Молитва уносится прямо к нему и возвращается мгновенно.

Мой сын там притихал, мы молились вместе. Однажды усталый ребенок вдруг сказал: «Тело страдает, зато душа в раю». Тогда ему было лет пять или шесть. В тот раз он вдруг сказал: «Мам, я хочу прокатиться в кабине машиниста». А надо сказать, что мой дедушка был железнодорожником и, бывало, во время войны один вёл под огнем поезда с ценным грузом. Наверное, в моем сыне внезапно заговорили гены, и я подумала: а вдруг получится, как бы это укрепило его веру! Говорю сыну: «Ну, я-то тебе не могу в этом помочь, сам понимаешь, а ты попробуй попросить отца Александра, он святой, вдруг когда-нибудь и прокатишься». Помечтали об этом. Ребенок искренне попросил, я присоединилась («где двое или трое...», а тут с нами сам о. Александр, на месте его памяти, его Подвига!). Вдруг что-то будто кольнуло: пора, нужно идти! Мы поспешили на электричку, и на всякий случай пошли по соседней платформе в сторону первого, головного вагона в сторону Москвы. (Надо же дать шанс свершиться чуду, хоть и слабо верилось.) А тут как раз и электричка подошла. Мы побежали изо всех сил, чтобы на нее успеть, нужно было еще перебраться через пути, а она уже затормозила. Я оступилась, но побежала дальше. И тут мы услышали: «Двери закрываются». Эх, все-таки не успели! Вдруг из кабины выходит молодой человек (подумалось: ну, сейчас будет ругаться, что перед поездом перебегали пути) — он улыбается, прикладывает руку к сердцу и так вежливо и сердечно говорит: «Извините, пожалуйста, но мы двери уже закрыли. А вы, если хотите, можете проехать у нас в кабине», — и приглашает войти, рыцарски пропуская нас вперед. Я иду, затаив дыхание, мой малыш радостно запрыгивает, а молодой человек, оказавшийся помощником машиниста, обращается к моему сыну: «Мальчик, а ты можешь сесть на мое место». Ему не пришлось повторять приглашение. Это было чудесно! Небо за окном быстро темнело, в полностью застекленной кабине под огромными яркими звездами, на скорости, которая казалась космической, мы со свистом неслись в пространстве, как в межпланетном корабле. Мелькали огни, купы деревьев — это был миг счастья.

Всё это произошло так естественно и легко, как будто только так и могло быть. А перед моим внутренним взором стоял улыбающийся отец Александр.

В другой раз мы попросили у о. Александра радости, праздника, и в тот же день вечером нас пригласили на репетицию евангельских сценок. Моему сынишке дали роль отрока Иисуса, отвечающего в Храме на вопросы мудрецов, а мне — роль Марии. Я три дня зубрила текст на иврите: «Чадо, что ты сделало с нами?..» Так мы познакомились с людьми, с которыми дружим до сих пор.

Стоя перед гробом о. Александра, все плакали — и я тоже. И вскоре мне приснился наш пастырь в солнечной комнате, улыбающийся. Я не находилась рядом, смотрела на него со стороны, а он стоял у дальней стены и вдруг обратился ко мне: «Ну что все вы всё время плачете? Смотри, для меня, в сущности, мало что изменилось!» Он обвел рукой комнату: «Вот это мой кабинет. Я здесь работаю. Вот книги. — Вся комната была в книжных полках. — Тут есть книга, над которой я больше всего работаю. Это книга судеб людей моего прихода. Хочешь, покажу? Там и о тебе кое-что есть». Он подошел к центральной полке и указал двумя пальцами на огромный фолиант в бархатном переплете. Потом достал книгу, раскрыл ее, и я увидела две с половиной строчки, посвященные мне. Я стала всматриваться. Видела буквы, но прочесть их не могла. Он сделал шаг мне навстречу с открытой на этой странице книгой — и в этот момент зазвучала дивная мелодия, очень добрая. Она ласкала сердце. Я подумала: надо запомнить — звучит как ручей в своем истоке и омывает чистой радостью. Он сделал второй шаг, и к этой мелодии присоединилось несколько голосов — кажется, четыре, и музыка взметнулась вверх — в ней была дивная гармония. Голоса были очень разные, но вместе создавали полифонию — будто прозрачный купол над пространством Любви. Отец Александр сделал еще шаг — и зазвучало больше ста голосов. Это была музыка духовного космоса, стремящаяся к Единому и заполняющая собой всё внутри и снаружи. Я подумала: «Ах, вот откуда Бах брал свою музыку, — он это слышал!». Отец Александр хотел сделать еще шаг, и я поняла, что мое тело этого не выдержит, — усиливающееся полифоническое звучание стало таким мощным, плотным, пропитало весь воздух, а оболочка моего тела уже и так напряглась и истончилась до предела. Вот и хорошо, подумала я, вот это dolce morte1 — ну и пусть. Умереть от такой красоты и вырваться в этот дивный мир! Я уже внутренне приготовилась к этому, но о. Александр внимательно на меня посмотрел и сказал: «Э, нет, тебе еще рано». И вместо того чтобы шагнуть вперед, сделал шаг назад. Музыка смолкла — и я проснулась.

Я вспомнила так много, связанного с о. Александром, что поняла — всего не опишешь. Поэтому заканчиваю, но хочу еще только сказать, что наш пастырь у тех, кто ищет его помощи, пробуждает творческую энергию и направляет ее к Источнику Любви, открывает Небо и призывает послужить Богу всей душой, всеми помышлениями. И душа при этом переживает такой подъем, такое вдохновение!

Москва, апрель 2010 г.