Олег Степурко

Мемуар 2008 г.

ТЫ - ЖИВОЙ

Оп. в кн.: Памяти протоиерея Александра Меня. М.: Рудомино, 1991 г. Номер страницы после текста на ней.

Когда жизнь на земле стала для меня бессмысленной и пустой и я пустился в духовные поиски, Бог, сжалившись, послал мне о. Александра.

Случилось это так... Один саксофонист, узнав о моих новых интересах, познакомил меня с джазовым пианистом Валерой У. Тот одно время снимал дачу у тещи о. Александра. Валера и привез меня в церковь в Тарасовке, где тогда служил отец. Было это в 1967 году.

Помню, начинается дневная служба, церковь полна народу, о. Александр идет от свечного ящика к алтарю, а я, не зная, что священнику нельзя подавать руку в храме, при знакомстве протягиваю ему ладонь. Не желая меня смущать, отец пожимает ее левой рукой.

Услышав о моем намерении креститься, он предложил сначала приехать к нему домой, побеседовать. В установленный день Валера привез меня в Семхоз. Беседа протекала довольно странно: больше говорил я, а о. Александр слушал, вставлял реплики.

Помню его простой, без пафоса, рассказ о преподобном Сергии. Когда в монастырь приехал князь и с почтением обратился к Сергию, крестьянин, не признавший в скромном монахе настоятеля, повинился перед ним, на что святой сказал: "Ты один правильно рассудил обо мне, а все прочие ошибались..."

В разгар нашей беседы вернулась с работы мать Наталия, спросила:

— Ты дал детям молока?

Преувеличивая свое раскаяние, как он это обычно делал, о. Александр схватился за голову и ответил, что забыл.

Мать Наталия промолчала и ушла к дочери и сыну. Тогда я еще не знал, что отец, отрывая время от семьи, все его отдает своим духовным детям.

Крещение состоялось 17 ноября. Отец подвел ко мне женщину:

— Это Ксюша. Она будет твоей крестной. — И с ударением на слове "хороший" добавил:

— Она очень хороший человек.

Перед тем, как полить мне голову водой, улыбнулся:

— Ну, крепись!

Приход в Тарасовке был невелик При церкви не было никакой сторожки, со своими прихожанами о. Александр общался по пути из церкви и в электричке. В купе сидели

164

не одни верующие, но всем было интересно, как священник объясняет смысл тропаря или какого-нибудь церковно-сла-вянского выражения.

Как-то я пригласил своих друзей отметить праздник Крещения. Жил я тогда в полуподвале на Трифоновской. О. Александр охотно откликнулся на мое приглашение. За столом он с юмором стал рассказывать, что летом отдыхал на Селигере, плавал на моторке по озеру, но, так как он всегда не в ладах с техникой, найти общий язык с лодкой удалось не сразу, только после того, как помог один абориген.

— Ну, и ты ему выдал индульгенцию? — неожиданно "пошутила" одна неофитка.

О. Александр взялся за лоб и сказал с явной театральностью:

— Я что-то не пойму...

После чего перевел разговор на другую тему.

Ему часто приходилось встречаться с хамством.

Был особый род начальственного хамства, безопасного для тех, кто пускал его в ход, и от этого еще более отвратительного.

Однажды мы шли к станции Тарасовская: о. Александр в окружении молодых ребят. Мимо везли на убогой детской тележке старуху-инвалида, местную блаженную. И тут с нами поравнялся один из тарасовских начальников, толстый здоровый мужик. Откормленный дядя при всех начал обличать отца, указывая на старушку: ей-то, мол, попы не помогают. Хотя блаженная жила на то, что собирала Христа ради у церкви, а не на материальную помощь поссовета.

Из тарасовского периода особенно запомнился один случай. О. Александр служил в совсем пустом храме; единственный псаломщик пел за хор. Причем пел он альтовую партию, совершенно не мелодичную. Как сейчас вижу и слышу: холодный пустынный храм, ледяной кафельный пол и возгласы священника, чередующиеся с отрешенным пением псаломщика.

В то время я по дикости своей не "врубался" в службу, и отец все время давал мне книги, просвещающие религиозных невежд. К стыду своему, несколько его книг я забыл в автобусе.

Еще одно воспоминание: крещение моего старшего сына Антона. Ради него отец приехал ко мне на новую квартиру в Медведково. Тогда я был студентом "консы", не имел никакой мебели. Ее заменяли кирпичи с досками, на которых лежали книги. Вешалку, деревянную, светлую, я затеял смастерить сам. Когда о. Александр увидел ее, тут же стал

165

рисовать по дереву. Крючки превратились в ножки симпатичных поросят, а сама вешалка приобрела вид летящей совы, на крыльях которой сидели поросята. Потом я подарил ее Валере У. Не знаю, сохранилась ли она у него.

Настоятелем тарасовской церкви был о. Серафим, прославившийся своими доносами. От него пошли сигналы в ГБ. Над о. Александром нависли тучи. По счастью, одна прихожанка разговорилась в электричке с О.Григорием, только что вернувшимся из Албании, откуда его выдворил вместе с другими советскими специалистами Энвер Ходжа.-О.Григорий стал настоятелем храма в Новой Деревне. Был он уже в преклонных годах и ему требовался молодой толковый помощник. Так о. Александр оказался в Пушкино. Любопытно: хотя о.Серафим на отца "стучал", его уход он воспринял с удивлением. Ведь свой донос он заканчивал фразой: "Б служебном отношении безупречен".

Прежде чем перейти к ново-деревенской жизни, хочу вспомнить те эпизоды детства и отрочества отца, о которых слышал лично от него. Оказывается, в детстве он был озорным и отчаянным мальчиком: однажды спрыгнул с крыши трамвая и так неудачно приземлился, что нога побаливала всю жизнь. Как-то мы говорили о детях в церкви, и отец рассказал: схиигумения Мария, бывшая его наставницей, не заставляла его отстаивать длинные монастырские службы. Провожая мальчика на всенощную, она говорила: "Постой, сколько захочешь". "И я, — вспоминал отец, — зная, что сам себе хозяин, в результате отстаивал всю службу".

Елена Семеновна говорила мне, что в юности ее сын был склонен к меланхолии и у него есть юношеские стихи, пропитанные этим настроением. Огромным внутренним усилием преодолел он меланхолию и стал таким, каким мы его знаем: полным оптимизма и надежды.

До Тарасовки о. Александр служил в Акулово (дьяконом) и в Алабино. Настоятеля акуловского храма он называл членом секты "типиконщиков" ("типикон" — церковный устав). Тому ничего'не стоило выбежать во время службы из алтаря и закричать на весь храм, обращаясь к певчим на хорах: "А где задостойник 8-го гласа?" Служба прерывалась, клирошане судорожно хватались за книги и начинали в панике разыскивать злополучный задостойник. И таких "великих выходов" из алтаря могло быть несколь-.ко... Посредственный бухгалтер, решивший, переменить счеты Havепитрахиль, так и остался бухгалтером, скрупулезно высчитывал дебет и креДит, пуще всего опасаясь отклониться от своего евангелия — типикона, где описан порядок служб. 166 . . •

За поддержкой люди обращались не к нему, а к двадцатитрехлетнему дьякону. Конечно, бухгалтер не оставил это без внимания. До печально знаменитого собора, на котором управление храмами передавалось поставленным исполкомом старостам, все деньги были у настоятелей. И вот аку-ловский счетовод положил сопернику оклад 700 руб, т.е. по, нынешнему курсу 70. Даже уборщица получала больше. Дьякона вместе с женой и только что родившимся ребенком поселил в доме, где так промерзала стена, что от пола до подоконника образовывалась огромная наледь, не таявшая до весны.

Хочу добавить, что о "счетоводе" о. Александр вспоминал с юмором, в лицах разыгрывая все роли, без малейшей горечи и обиды... Там, в Акулово, на барабане главного купола были нарисованы сцены из Евангелия. Рассказывая неофитам о жизни Христа, отец ходил вокруг храма. Постепенно его рассказ отлился в книгу "Сын человеческий".

Кстати, и об окладе, и о наледи в доме я узнал не от него, а от одной из прихожанок.

Не могу миновать эпизод с реставрацией храма в Алабино. Молодой священник стал его настоятелем, но, увы, ненадолго. Алтарник, хронический алкоголик, продал храму ворованные керамические плитки из музея, подставив таким образом о. Александра. И это в то время, когда газеты вели шумную кампанию против церкви, затеянную с благословения Хрущева. В стране беззаконно закрывались десятки церквей, в печати мелькали всевозможные "разоблачения" церковных деятелей.

Против о. Александра готовился громкий процесс. Его делом занялся генеральный прокурор Руденко, надеявшийся сделать на нем карьеру. Только Бог спас отца от тюрьмы. Власти, не сумев посадить активного священника, нашли способ с ним расправиться. В газете был напечатан пасквиль на о. Александра.

Но вернемся к ново-деревенскому периоду. Мне посчастливилось войти в катехизиционную группу, которую вел сам о. Александр. Катехизаторы должны готовить желающих креститься к этому важнейшему церковному таинству. Обычно после занятий отец давал нам список литературы, которую надо прочесть. Откуда брать книги? Да из его же библиотеки.

У меня сохранился конспект беседы, посвященной личности Христа. Приведу его в том обрывочном виде, в каком он записан.

"Если у Магомета есть элементы истерии, болезненности, то личность Христа — трезвость, ни одного намека на

167

экзальтацию. Обаятельность: призывает учеников и сразу идут. Без конца в пути. Полон сил. Загорелый. Плотник на востоке, где мало дерева, — скорее каменщик ("тектон"). Строитель. Встает рано. Гамма слов. Нежность к матери, забота об апостолах. Чужд сентиментальности. Элементы иронии. Элементы суровости (порождение ехидны — буквально гадючие яйца, змеиное отродье). Сатана — противник. Сомнение Иоанна Крестителя. Моисей, колеблющийся в решительный момент. Будда 7 лет шел по ложному пути. Апостол Павел — все они были раздираемы противоречиями. Но Иисус не таков: каждый раз как отрубает. Даже искушаемый в пустынечНе колеблется, ни с кем не советуется".

О Александр мог бесконечно говорить о Христе, как о близком человеке, всякий раз находя в нем новые живые черты. В наше время, когда все слова уже сказаны и перестали работать, отец умел находить свежие и действенные слова, волнующие душу и зажигающие сердце. Вообще речь его звучала первозданно. Каждый, кто с ним общался, знает этот эффект, когда приезжаешь подавленный, удрученный, и вот он скажет несколько слов, улыбнется — и все проблемы рассыпаются в прах и сердце успокаивается, как младенец, нашедший материнскую грудь.

Однажды отец призвал меня и Сережу М. пи больше ни меньше как... окультурить московское духовенство. Пригласив нас к себе, он рассказал трагикомическую историю. Оказывается, после войны загорские хулиганы забавлялись тем, что"раскачивали толпу, верующих в Успенском соборе. Набитые как сельди в бочку старушки против своей воли всю службу качались взад-вперед. ПИ вот я, четырнадцатилетний подросток, — вспоминал о. Александр, — останавливал эти волны. Тем, что изо всех сил упирался и нажимал в обратную сторону". Он говорил, что власти создали свою волну с целью обескультурить священство. Из программы семинарии были удалены светские предметы: физика, математика, химия. В семинарию принимались юноши с хуторов, которые до окончания школы паровоза в глаза не видели. Политически они абсолютно наивны. Их тут же вербуют, 4 года натаскивают на требоисполнительство и отправляют на приход. В Москве уже появился определенный тип священника: это человек, говорящий с украинско-белорусским акцентом, далекий от жизни современного горожанина, враждебный культуре, проклинающий христиан других конфессий. ОАлександр хотел, чтобы мы знакомились с молодыми священниками и попробовали просветить их... Но воплотить в жизнь эту идею не удалось.

168

В ново-деревенском приходе создалась уникальная форма работы с детьми. На праздники мы ставили библейские детские спектакли. Первый музыкальный спектакль, Тожественская мистерия", был поставлен в 1975 году на квартире у Тани Э. Осла сделали из одеяла — его "оживляли" двое детей. Стоило дернуть за ниточку — у осла шевелились уши; эти манипуляции сильно отвлекали внимание зрителей от священных персонажей. Роль Девы исполняла дочка хозяйки Олечка, а Младенец был живой — его "одолжила" для спектакля одна из зрительниц. Комнатное окно закрыли витражом: на прозрачной бумаге был нарисован интерьер пещеры и ярко светила Звезда. Второстепенные персонажи: пастухи, волхвы, жители Вифлеема, — включались в действие прямо на спектакле. Даже родители были задействованы: пели вместе с детьми, не пускали на ночлег святую Чету, прогоняя ее репликой: "Рады бы, да самим места мало!"

Принцип "вставных персонажей" сохранился и по сей день. Так на празднике Рождества в детской республиканской больнице, над которой шефствует наш приход, главные роли в мистерии исполняли дети прихожан, а пастухи и волхвы были взяты из маленьких пациентов отделения рака крови.

Вскоре после премьеры мы записали мистерию на кассету. Главную партию спела дочь известного регента Иляна У. Каким-то образом запись попала на Запад, и, к своему удивлению, я скоро услышал нашу "Рождественскую мис-герию" по Би-Би-Си. Попала она, как я узнал позже, и в

эссийскую глубинку. Ее переписали верующие, и она зву-зала на праздниках в их семьях. Только они решили, что сделали это баптисты. Интересно, что на Би-Би-Си несколько изменили звучание голосов, чтобы некоторые "поклонники" детского религиозного творчества не смогли идентифицировать исполнителей.

У нас сформировался детский коллектив, и мы с автором текста Сережей Б. решили поставить новый спектакль.

Приближалось 600-летие Куликовской битвы. Сережа соответствующим образом переработал житие прп. Сергия Радонежского и создал на его основе увлекательное действо. "Если "Рождественская мистерия" была написана на обще-

узыкальных интонациях, то действо — на интонациях знаменного и партесного пения. Премьера состоялась на квартире у Речного вокзала. Вместо декораций на задник 1роецировались слайды с видами природы и монастыря. Ьвестно из истории, что преподобный духовным зрением видел ход битвы и пересказывал его монахам. В музыке

169

действа это выражено так: сигналы трубы чередуются с молитвой о победе. Есть там и шуточная песня. Дети с удовольствием "рычали", изображая медведя, который дружил с преподобным.

Надо ли говорить, что оба спектакля были вдохновлены о. Александром? На обоих он присутствовал и после постановки действа обратился со словом к родителям:

— Будем молиться, чтобы если не мы, то наши дети смогли стать настоящими христианами.

Признаться, мне показалось, что его речь слишком пессимистична. Я подумал, что и мы ничего...

Вскоре мне удалось сделать рок-фонограмму двух песен из действа и на одной студии записать наложение голосов.

В 1984 году был юбилей Франциска Ассизского. Мы написали новую вещь и поставили ее на одной квартире на Остоженке. Хотя жил я тогда тесно, в маленькой квартире с маленькими детьми, Господь дал удивительные идеи. Позднее, когда я переделал арию Франциска "Когда-нибудь" в джаз-вальс для трубы, композитор Ю.Саульский высоко оценил некоторые находки.

После "Франциска" на наш след вышли "любители" детского христианского воспитания. Хозяина квартиры на Остоженке начали таскать в их контору. Ему пришлось оставить любимую работу в космическом институте, где он разрабатывал советский "Шатл" — "Буран".

Когда по предложению о. Александра мы сделали четвертый спектакль — по пьесе великого князя Константина Романова "Царь Иудейский", — мы решили не искушать судьбу: записали исполнителей на кассету и этим ограничились. А жаль! Отец очень любил эту пьесу. У него дома было роскошное издание "Царя", доставшееся ему от Елены Семеновны. Сережа Б. удачно адаптировал произведение К.Р. для подростков. Ведь участники "Рождественской мистерии" к тому времени выросли, превратились в подростков.

Но отец и сам не хотел ставить нас под удар. В приходе начались обыски, людей таскали на многочасовые допросы. О Александр считал, что наш враг — телефон. Те, кому надо, говорил он, достанут нас, как сосиски из котла: схватят одну — и потянется вся связка. И он делал выразительный жест.

Меня тоже начали выпирать с работы. В училище ходили слухи, что я участвую в подпольном христианском движении. Собирали комиссии, чтобы аттестовать меня как профнепригодного. Мой начальник получил инфаркт и ушел со службы.

170

Забегая вперед, скажу, что траурную арию из "Царя Иудейского" ("Пускай твои, закрылись очи") мне пришлось исполнять на фестивале "Пробуждение", посвященном памяти А. Меня. Специально для этого концерта был написан такой куплет:

Пускай приют могильный вырыт, Пускай ликует новый Ирод, Но он обманут лживою молвой: 'Ты вместе с нами, Ты — живой.

У меня начался разлад с женой, резко негативно относившейся к церкви. Отец, бывало, часами выслушивал мои жалобы, словами исцеляя боль сердца. О моей жене сказал так: "Понимаешь, поиск наслаждений — это как чесотка. Чем больше чешешь, тем больше чешется". Но и меня не освободил от ответственности. Как-то сказал одному прихожанину: "Вот Олег знает, что в разводе оба бывают виноваты".

После развода я не хотел жениться во второй раз. Отец не мог со мной согласиться. Тогда я пошутил: "Если есть невеста — женюсь". Мимо окна как раз проходила маленькая белокурая девочка. Отец показал на нее с улыбкой: "Да, есть одна девушка — вот с такими волосами". Случилось так, что его протеже действительно стала моей женой.

Пять лет длилась бюрократическая канитель с получением квартиры (наподобие той, что описана в "Иванькиаде" Войновича). Когда же, наконец, мы получили новую жилплощадь, на ее освящении отец Александр сказал: "Я так рад, как если бы сам получил квартиру".

Иногда он жаловался, что прихожане таскают его на разные премьеры как свадебного генерала, усмехался: "Берут меня в зубы и приносят". Так недавно, по его словам, принесли его на спектакль "Мастер и Маргарита", где из собачьей конуры читают текст, который он знает наизусть. Хорошо, место было рядом со стеной, и он хорошо выспался, прислонившись к стенке.

Однажды о. Александр собрал актив прихода и неожи-| данно выступил с такой речью:

— В нашей стране очень трудно проявить себя и реализовать свой творческий потенциал. Есть опасность сделать Церковь таким средством для самореализаций. Нельзя быть профессиональным верующим. Нельзя прятать свою несостоятельность за Евангелие. Церковь не может из цели превращаться в средство...

ОАлександр высмеивал людей, которые, обратившись, бросали писать диссертации и шли работать сторожами. Помню его фразу:

171

— Не знаю, как они там охраняют социалистическое имущество, но Церковь никогда не отвергала и не боялась мысли и знания. "Возсия... свет разума" поется в тропаре Рождества...

Конечно, мне в жизни безумно повезло. Миллионы людей мечтали бы увидеть то, что я увидел, и услышать то, что я услышал. Не сомневаюсь, что другой на моем месте, получив меньше, чем я, стал бы во много раз лучше, чем я. Слава Тебе, Господи, за безмерную благость Твою.

Олег Степурко

Как то раз ко мне обратился Володя Ф. С просьбой написать воспоминания кроме тех, которые уже напечатаны в книге «И БЫЛО УТРО».

И тогда я завел тетрадь в которую стал записывать слова о.А. которые так, с ходу припомнить трудно. Но, вот возникает какая-либо ситуация и на ум сразу приходит то, что сказал по этому поводу о. Александр. Так родились эти заметки, которые конечно не выстроены хронологически и которые, к моему собственному удивлению открыли мне то, как много мыслей о. А. вошли в подсознание и в нужный момент сразу приходят на ум, как будто наш диалог с Ним, никогда не прекращался.

1. Часто вспоминается, какой сильной и живой мимикой обладал о. А. Иногда он мог, только с помощью одной мимики разрушить любую твою негативную проблему. Бывало приедешь к нему обиженный на весь мир, а он скажет какую-нибудь шутку и скорчит такую смешную рожу, что невозможно удержаться от смеха и вся проблема куда-то улетучивается. У меня сейчас есть его фотография, где он так картинно закатывает глаза и так преувеличенно высоко поднимает брови, как бы говоря: «Ну что тут такого? Неужели это может иметь значение, когда с нами Христос?» - что понимаешь, что он мог быть блестящим актером. Помню, как однажды я приехал совсем удрученный и расстроенный. А о. А. мне говорит : «А ты плюнь на все это». «Как, -удивился я?» «А вот так, - говорит о. А. - ты представь себя в высокой башне и плюнь на все из окна». И тут он нарисовал в воздухе квадрат окна и так смачно плюнул (конечно только сделал вид), что я от неожиданности и комизма ситуации вообще забыл зачем сюда приехал и что у меня есть какие то проблемы, такими смешными они вдруг мне показались.

2. Как то в Новой деревне, летом на одной даче встречалась молитвенная группа. Пришел о. А. и начал говорить о том, что Бог ждет от нас, чтобы мы принесли плод. Вдруг он обратился к Розе: «Ну хотя бы вот такой маленький апельсинчик». И он пальцем показал какой это может быть крошечный плод.

3. Однажды, когда мы жили на даче в Новой Деревне, ко мне пришла одна прихожанка и сказала, что о. А. сильно стер ноги, хромает и что ему срочно нужно купить специальные ортопедические ботинки. (Надо сказать, что о. А. не знал об этой инициативе). Ну я поехал в Москву, нашел этот завод, изготовлявший ортопедические ботинки для инвалидов, и купил ботинки, по указанному прихожанкой размеру. Ботинки, выглядели чудовищно, какие-то кривые с выступами, наверно для людей у которых шишки на ноге. Привез я о. А. эти ботинки, он, не говоря ни слова, отдал мне за них деньги, но я ни разу его в них не видел. Интересно, что в то время, когда любая одежда была в дефиците о.А одевался очень стильно. Фирменные ботинки, красивый костюм и шляпа, которая ему очень шла. А о его профессии говорил лишь маленький серебряный значок в виде креста, который он носил на лацкане пиджака. Вообще, для нас, его духовных детей, было большой радостью что-либо сделать для него. Мы, как бы заочно соревновались, чем можно ему помочь в то коммунистическое время бесконечных очередей, и тотального дефицита. Я помню все время приставал: «Чем могу Вам помочь?» И он, как правило, отвечал одно и то же: «Для меня будет самой лучшей помощью то, чтобы вы были на высоте». Хотя несколько раз он меня просил о помощи. Так он не хотел, чтобы его письма перехватывал местный КГБ, который пристально за ним следил и просил нас опускать его корреспонденцию в почтовый ящик в Москве. Несколько раз он попросил меня отправить телеграмму с поздравлением. Текст был всегда одним и тем же: «Поздравляю, обнимаю, целую. отец Александр». Или, когда о. А. сильно страдал от псориаза, (он начался у него после того, как назначили настоятелем о. Серафима и тот начал сживать его со света), он попросил привести меня несколько пузырьков тройного одеколона, которым смазывал руки, чтобы избавиться от зуда. Конечно, одеколон не был дефицитом, но в то время в разных местах, вдруг могли исчезнуть самые простые товары, и видимо так случилось в Пушкино, в котором одеколон с раннего утра, мгновенно скупался местными алкоголиками.

Еще один случай был, когда о.А. попросит меня купить мясо. А тогда, в СССР, это был наверное самый дефицитный товар. И хотя я работал в престижном ресторане гостиницы «Россия», мне самому не удавалось для себя ничего достать из продуктов. Все обещали помочь, но так никогда до дела не доходило. И вот я, безо всякой надежды, пошел к шеф повару с просьбой продать мясо, (а там были смешные внутренние цены). К моему неописуемому удивлению она пошла к какому-то дальнему холодильнику, достала большой кусок вырезки, аккуратно завернула в целлофан и продала мне по себестоимости. В связи с этим вспоминается случай в о. Серафимом Битюговым, который послал монахиню на загорский рынок, когда ему, в уже последние дни перед его смертью, захотелось рыбы. Была война, голод и полное отсутствие продуктов на рынке. И сестра пошла безо всякой надежды, исключительно из-за послушания, но, к своему удивлению, она там встретила старика, который только ей, хотя было много желающих, продал рыбу. После, когда она описала внешность старика, о. Серафим сказал: «Это был святой Спиридон, пришел мне с неба с подарком». А тот день был его памяти. У святых контакт с небожителями начинается уже здесь.

Республиканская больница Покрова Божией Матери

Когда я думаю о нашей приходской больнице, то понимаю, что у меня, как ни у кого другого, есть возможность увидеть рост динамику и больничной группы.

Дело в том, что там я появляюсь только раз в год, на новогоднюю елку, в костюме Деда Мороза с трубой, и развлекаю детей на празднике.

И получается, как в убыстренной съемке, когда камера включается лишь раз в час. И потом, когда показывают с нормальной скоростью, становятся видны процессы, которые невозможно увидеть в жизни.

Например, как распускаются цветы, как растет растение, и как у него образуются листочки. И я, каждый раз замечаю такие листочки, ветки и даже целые деревья.

Первый раз я был в больнице лет 9 назад, когда приходская группа, во главе с Линой Салтыковой, размещалось в одном отделении в маленькой игровой комнате, в которой работала воспитателем Наташа - индуистка, последовательница гуру Шри Ауробиндо. Я помню, в этой игровой комнате был маленький алтарь с живыми цветами и фотографий индийского гуру.

Самым сильным впечатлением было то, что дети были, как Маугли, совершенно дикими, их было трудно втянуть в игру или хоровод. Они висели на мне, любой ценой стараясь удержать внимание на себе и что-нибудь выпросить.

Еще более чудовищными были «мамашки», как называют мам, которые находятся в отделении со своими больными детьми. Я поразился, что они смотрели на нас, как на монстров - вампиров. Самое смешное, что так оно и было. Женщины советского менталитета, в голову которых никогда не могла проникнуть мысль о том, что люди могут просто так, ради Бога, бескорыстно помогать другим, решили, что мы приходим в больницу затем, чтобы «сосать астральную энергию у больных детей».

После праздника, они предложили мне бутылку, и когда я отказался, они окончательно утвердились в своих страшных подозрениях.

И вот, каждый год я замечал, как оттаивали детские сердца, как разрушалась стена подозрительности, как очеловечивались дети и как, все больше и больше в их глазах зажигалась любовь, мир и надежда.

Но самый большой перелом случился тогда, когда была освящена больница и когда дети смогли открыто выражать любовь Тому, кто является Источником Любви.

Меня стали поражать мужество и самоотверженность детей, когда смертельно больной ребенок, испытывающий страдание, забывает о своей болезни и говорит: «У меня все в порядке, я чувствую себя нормально», думая не о себе, а о других.

Запомнился рождественский праздник, когда Оля Ерохина привезла спектакль «Рождественскую мистерию», в котором основные роли играли дети прихода, а второстепенные - волхвы, пастухи, - прямо сразу на празднике играли больные дети, которые выучили всего по одной реплике.

Вообще, каждый праздник неповторим, отличается от другого. Так, я запомнил одну девочку, которая выучила модный танец «ламбада», и станцевала его, будучи подключенной к капельнице. И одна сестра возила за ней штатив на колесиках, на котором висела бутылка с физраствором. Или как мы проводили конкурс красоты в отделении рака. И как одна совершенно лысая девочка без ноги в инвалидной коляске безутешно зарыдала, что ее не приняли к участию в конкурсе. Мы, конечно, ее допустили, она отвечала на все вопросы вместе со всеми, и даже танцевала на коляске вальс. И, конечно, заняла первое место. А я подумал, может быть, в очах Божиих, она действительно самая прекрасная, самая очаровательная девушка в мире.

Или как нас с баянистом без всякой антисептики и спецкостюмов допустили в отделение реанимации, в котором меня поразило то, что трехлетние дети смотрят взглядом взрослого человека. И когда я с ними говорил и дарил подарки, я уже знал, что жить им осталось несколько дней. Но только то, что веришь, что можно встретить этих детей в Вечности, давало смысл таким визитам.

После больницы совершенно по-другому начинаешь оценивать свои беды и неудачи, которые становятся ничтожными и мелкими по сравнении с тем страданиям, которые встретил там. И наоборот, начинаешь ценить самые мелкие радости и возможности, которые возможны здоровому человеку. Никогда не забуду, как мы ходили по боксам, в которых поддерживается избыточное давление, ибо у детей абсолютно отсутствует иммунитет. Они едят стерилизованную еду, пьют только стерилизованную воду, и избыточное давление не позволяет проникнуть в бокс ни одной бактерии, ибо им подается в бокс стерилизованный воздух. И вот, видишь за двойным стеклом ребенка, которого нельзя погладить, взять за руку, и вся жизнь которого ограничена тремя метрами бокса, понимаешь радость общения и контакта с близкими.

Но особый разговор - о творчестве больных детей. Это, наверное, единственная православная церковь в мире, в которой иконы написали больные дети. И даже то, что они вынуждены рисовать пастелью из-за того, что с больными почками их ограничивают в воде, и дети от жажды выпивают акварельные краски.

Но самое важное - это свидетельство того, сколько у нас добрых и отзывчивых людей. Всегда удручает то, что в СМИ новости - это, как правило, плохие новости. (взорвали, подожгли, убили…). И вот вдруг узнаешь от Лины о фактах, которые вселяют оптимизм и надежду, после которых хочется жить. Потрясающий факт, что большую часть лекарств и препаратов доставала группа через западных христиан, а сейчас - и через наш приход. Или то, что когда был создан в интернете больничный сайт, то просто лавиной на него обрушились пожертвования. Когда в последний раз я был на празднике, и увидел огромную икону святителя Николая, услышал потрясающую историю об этой иконе. Оказывается, крупный кремлевский чиновник инкогнито, представляясь адвокатом, со своей женой приходил помогать больным детям. И когда ему кто-то подарил эту икону, он передал ее больничному храму.

Парадоксально, как я встретил в больнице сына своего приятеля-композитора, Бориса Тобиса, умершего в прошлом году. Его сын ведет видеолетопись больничной группы.

На празднике я часто откалываю «джазовые» номера. Это и эпатирующие розыгрыши, или знойное танго с Линой Салтыковой. Но я понимаю, что людей, запертых в замкнутых пространствах наедине со своей страшной болезнью нужно вывести из этого состояния, порой даже путем шока. И когда мне это удается, я вижу, как в глазах зажигается надежда и радость.

Когда я прощаюсь с детьми, я объявляю, что больше никогда к ним не приду сюда, потому что в следующий раз мы встретимся, и спрашиваю: «Где?» - и они отвечают : «Дома!!!!». Но на самом деле, я надеюсь и верю, что мы встретимся Дома у Небесного Отца. И за это мы каждый раз молимся и именно за это пролил свою кровь отец Александр Мень, который организовал больничную группу.

Всем им «Многая лета», а я сыграю больничный блюз на новой встрече в Новом году!

Композитор Олег Степурко.

Встреча прихода, посвященная молитве за Россию.

Сначала все было против того, чтобы эта встреча состоялась. Ирочка Языкова пожаловалась на то, что все, кто может подготовить такую встречу: Лиля Ратнер и прочие Черняки за рубежом, а ей Бог ничего не открывает, и на все молитвы молчит.

И когда стали предлагать разные темы, то Ира резонно возразила: «Ну вот, вы предлагаете эту тему, а можно еще эту, или ту. А когда Бог предлагает, то сразу становиться ясно, что только эта тема и никакая еще».

И тогда, спасая ситуацию, о. Александр решил взять огонь на себя: «Духовенство подготовит выступления, разобьемся на малые группы и затем молебен за Россию с акафистом Державной иконе Божией Матери». И когда кому-то не понравилось название встречи о. Александр сказал: «Ну почему же мы должны отдавать патриотическую тему радикалам типа Анпилова? Православные христиане во все времена были примером любви к своей Родине». Все вопросы отпали, и мы стали разрабатывать технические детали встречи.

Традиционно встреча началась с молитвы и в перерывах между выступлениями докладчиков, о. Александр читал молитвы о России из специального сборника молитв. Запомнилась молитва св. Иоанна Крондштатского. Прошло больше 100 лет, а христианам России приходиться молиться за те же проблемы.

Первым было выступление отца настоятеля. Когда я шел на встречу, то приблизительно прикидывал, о чем может сказать о. Александр. Но когда он начал говорить, то я был удивлен тем, что Дух всегда творит новое, парадоксальное, и непредсказуемое.

О. Александр начал со стиха Тютчева: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Он сказал, что это блаженство состоит в том, что человек своим жизненным подвигом может повлиять на мир в дни кризиса. Меня очень удивило то, что о. Александр защитил работников ФСБ от нападок прессе в том, что мол они сами устроили взрывы в Москве. «Только человек, который потерял способность отличать добро от зла, может сделать такие чудовищные выводы», - сказал он.

Так же он отметил справедливость войны в Чечне. «Да, гибнут мирные жители и есть масса беженцев, - это безусловное зло, - сказал о. Александр, но если террористов не обезвредить, то горя будет значительно больше всем, в том числе и самому чеченскому народу. И функция государства, - продолжил о. настоятель, - это наказывать преступников». - И привел цитату из апостола Павла, где тот говорит о воинах, которые со строгостью следят за выполнением законов. И совсем уж удивительно было слышать о том, что в других странах есть люди, заинтересованные в том, чтобы Россия не смогла выбраться из экономического тупика. Настолько мы свыклось с тем, что это основной постулат левых. Хотя, каждому понятно, что никто не хочет иметь конкурента на рынке.

Я подумал, что вот, наконец, мы, христиане, можем слышать мнение Церкви (пускай на приходском уровне) по тому, или иному актуальному вопросу нашей жизни. Раньше такой привилегией обладали только западные христиане, всегда знавшие мнение своей Церкви по любой жизненной ситуации, а теперь и мы можем иметь такое мнение. (К случаю хочу заметить, что в нашей молитвенной группе сразу кончились споры о войне, после того, как все слышали о. Александра)

В выступлении о. Иоанна запомнился пример пр. Сергия Радонежского, жизнь которого о. Иоанн привел, как образец для подражания нам в сегодняшней ситуации. Мне показалось очень актуальным его мысль о том, что бесконтрольное смотрение телевизора парализует волю.

Как всегда интересно выступил Е.Б. Рашковский, который через литургическое мышление дал картину Божественного строительства Духом Святым, Христовой Церкви. Мне запомнилось пожелание Е. Б. , чтобы были созданы короткие литургии для работающих людей, чтобы можно было посещать службу перед работой.

Отец Георгий говорил о структурах (о небольших ассоциациях), в которые могли бы объединяться люди для решения своих задач, тем самым, отбирая часть функций у государства и повышая уровень своего самосознания и ответственности.

Затем начались малые группы. Как всегда, это бывает самым интересным и запоминающимся, ибо здесь встречаешься с конкретным присутствием Бога в жизни людей. Так одна сестра рассказала, что очень ругалась с дочерью и ее мужем из-за их веры. И речи не могло быть о том, чтобы ей самой придти в Церковь. Но мудрая дочь, сославшись на то, что некому вести внука на занятия в воскресной школе, уговорила бабушку прийти в храм. «И вот, - рассказала нам сестра, - отдав ребенка в группу, я пошла вниз, где выступала Арина Ардашникова. И то, что она говорила, так потрясло меня, что даже когда у внука кончились занятия, и он спустился вниз, я не смогла уйти, не дослушав всего до конца. И в результате, - закончило сестра, - я уже три года здесь».

Одна сестра, лютеранка, случайно зайдя в наш храм, вдруг наткнулась на просьбу приехать и помочь больным детям. «И вдруг я, - рассказала нам она, - поняла, что не смогу не придти к этому метро, где встречаются люди, желающие помочь детям. Но что мне делать, - продолжила она, - у меня как раз конец квартального отчета, и что я скажу начальнику? Но я начала молиться и случилось чудо: начальник не только отпустил меня, но и подвез на своей машине до того самого метро, а в тот день как раз был жуткий ливень».

Молодая супружеская пара рассказала своем опыте прихода в наш храм. Сначала начала ходить жена. Она никого не знала, лишь знали только имя Лиды Маянц, будучи совсем с ней не знакомой. Но каждый раз сообщали мужу после службы: «Сегодня Лидочка грустная, а сегодня радостная, а сегодня ее совсем не было. И вот теперь, - закончила свой рассказ сестра, - я в молитвенной группе Лидочки».

Странно было слышать опыт людей, которых давно знаешь и вдруг они открылись совсем неизвестной стороной. Володя Ш., вдруг начал рассказывать о том, что он 7 лет ходил мимо Новой Деревни, когда жил в Заветах, и как Господь, все же помог ему встретить о. Александра Меня.

Но больше всего порадовали свидетельства людей, которые никогда не видели о. Александра и пришли к Богу, через чтение его книг. И таких людей становиться с каждым годом все больше и больше.

Конечно, о. настоятель имеет большую прозорливость, чтобы начать такие встречи, на которых мы смогли очиститься от диссидентского презрения к своей стране, которое было вызвано скорее тем, что наши коммунистические безумцы сеяли во всем мире от нашего имени войны, и поддерживали за наши деньги всех негодяев земли. Что не могло не заставить нас дистанцироваться от СССР, и от дел его. Но сейчас, когда мы живем в России, мы можем своей жизнью и, прежде всего молитвой, повлиять на ситуацию.

Надо сказать, что на группе не обошлось без спора. Когда ведущий попытался сказать, что он находит много положительных моментов, за что любить эту страну и, что особенно это хорошо становиться видно за рубежом, в странах, где западный прагматизм ему, русскому человеку, иногда непонятен. Например, когда законопослушные граждане доносят на соседей в полицию за мельчайшие нарушения (ночью на 10 минут поставил автомобиль в неположенном месте) и там это считается нормальным, а у нас же, слава Богу, это считается стукачеством, что родители детям дают деньги в долг под проценты и т. д. Это вызвало бурные возражения людей, которые это восприняли, как восхваление своей страны, за счет унижения других стран.

Но мне кажется, что раз Бог есть Любовь, то особенную любовь к нам он проявил именно тем, что призвав нас в мир в это время, в этой стране. И нам нужно научиться увидеть эту любовь, понять, что хотел нам сказать Господь тем, что призвал нас к жизни не в Америке, Африке или Аляске, а в России? С какой целью Он поселил нас здесь? Может потому, что нашей уникальной и неповторимой душе, почему-то легче всего будет спастись, именно в стране пр. Сергия Радонежского, св. Серафима Саровского и отца Александра Меня?

И когда мы сможем ответить на этот вопрос, нам будет легко радоваться и благодарить Бога за этот дар, беречь его и молиться о нем. И вот как раз все это, мы и попытались сделать все вместе, 8 ноября, в нашем храме. И я думаю, что каждый почувствовал в этот день, как Господь, в нашем сердце, претворил воду национальной трагедии, в вино молитвы, прощения и благодарности.

Композитор Олег Степурко.

Прошлой осенью на христианской конференции, которая проходила в подмосковном Кратове, я как то раз, возвращался после очередного доклада с Лилей Ратнер.

Тогда я высказал несколько мыслей о ее библейском графическом цикле, который я увидел на выставке в литературном музее. И, вдруг, к моему удивлению, она предложила написать об этом статью.

В нашей стране, возразил я, уже сложилась дурная традиция, когда генсеки были «специалистами» и в области живописи и музыки, учили художников рисовать, а композиторов сочинять, зачем же мне им уподобляться?

«Нет, нет, - возразила Лиля, - как раз очень интересен взгляд джазмена на эту графику». И все же я решил посоветоваться со знаменитым искусствоведом Ирой Языковой, она сказала: «Сейчас такое время, которое можно назвать «перекресток", ибо самые интересные, события в искусстве часто происходят на пересечении разных жанров, и может быть именно твой джазовый взгляд, поможет по новому увидеть некоторые моменты в графике. Лили Ратнер». И после этого, я решился на эту статью.

Попробую повторить то, что я тогда сказал.

Судя по всему, сейчас в музыкальном искусстве происходят процессы, которые можно назвать «созданием джазовой энергетики».

Это произошло после того, эволюция гармонического развития привела к такому усложнению гармонического языка, что в творчества А. Скрябина, гармонический конфликт уже перестал двигать музыкальную мысль. Можно сказать, что Скрябин закрыл гармоническую страницу истории музыки.

И тогда музыка пошла по двум путям: Первый - это нововенская додекофонная система А. Шенберга, в которой совсем отказались от функциональной гармонии. (В живописи его можно сравнить с авангардом).

А второй путь, - это создание другого конфликта: - ритмического. Когда аккомпанемент, из лакея и слуги мелодии, превратился в равноправного участника музыкального диалога. Больше того, он стал конфликтовать с мелодической линией. И в результате мелодическая линия неузнаваемо изменилась, - в ней появились синкопы, разные смещения и оттяжки. Вот как об этом пишут сами джазмены:

ДЖАЗОВАЯ ТРАКТОВКА МУЗЫКИ.

Цель джазовой игры состоит в том, чтобы «накачать» во фразу энергию, которую джазмены называют «свинг». Свинг получается из-за взаимодействия двух линий: мелодической, и линии аккомпанемента,

В результате такого взаимодействия появляются синкопы, и возникает джазовая фразировка.

синкопы.

Синкопы получаются оттого, что сильные доли аккомпанемента, «выдавливает» ноты мелодической линии в междолевое пространство. Скажем, была такая мелодия:

Но если ее сыграть с джазовым аккомпанементом, то его давление начнет «выдавливается» часть нот в междолевое пространство:

и образуются синкопы:

Любую мелодию можно превратить в джазовую, сыграв ее с джазовым аккомпанементом, (барабаны, бас), и от этого взаимодействия она станет синкопированной, появятся акценты, она сильно измениться, и будет излучать энергию свинга.

Для того, чтобы понять конфликт мелодии с аккомпанементом можно привести такой пример, - вот вы идете в магазин по бульвару, - это один стиль ходьбы, но если вам надо добраться до того же места по простреливаемой местности, то ваш стиль ходьбы резко измениться. Он тоже станет синкопированным, - маленькие перебежки от одного укрытия до другого.

И самое главное, это то, что энергия, которая получается от ритмического конфликта и выражается в мельчайших смещениях и акцентах, не поддается нотной записи. Но именно они, эти синкопы и акценты, дают этой музыке, в которую входят блюз, джаз, рок, особую энергию. Ее невозможно объяснить словами, но сразу можно почувствовать, - есть она, или нет.

И, возможно, именно те музыканты, и художники, которые могут из столкновения двух временных миров создать силовое поле высокого напряжения, могут быть услышаны в наше время. Причем это происходит не только в музыке, в джазе.

Такое «джазовое» противостояние двух линий, появилось и в литературе. В ней, силовое поле возникает от столкновения двух временных пространств или двух сюжетных линий. Причем, чем больше разность потенциалов, временная, психологическая, тем больше энергия поля.

Двойное пространство можно увидеть в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита», у Ю. Полякова «100 дней до приказа» а так же у М. Семашко в его повести о «штрафниках» - «Гу - га».

В театре, этот же прием использовал М. Розовский в спектакле «Убийство в храме. Репетиция», когда на сцене параллельно движутся две истории, два жития двух христианских мучеников: - Томаса Беккета, жившего в ХШ веке и отца Александра Меня, - нашего современника.

Откуда же можно взять вторую линию в живописи? Во что должен «упереться» художник, что бы у него получились «синкопы» на картине или на гравюре?

Лиля нашла такую «точку опоры» в Небесном, Горнем мире. И как в Библии, на ее графических работах Главное Действующее Лицо, - это Господь, проявляющий Свою Божественную силу в нашем материальном мире. И эта сила, внедряясь в мир, заставляет его идти таинственными, нетореными путями.

Драматическое взаимодействие двух миров, - Божественного и материального, - вот главный сюжет Лилиных работ.

Особенно это заметно в работе «Падение Иерихона», когда трубящим израильтянам, вторит небесный ангельский оркестр труб. И между этими двумя полями, возникает такое энергетическое напряжение, что стены, и дома этого несчастного города разваливаются, как карточный домик, и чудовищной силы, бешеное вращение этих стен, как воронка смерча, затягивает зрителя.

Сразу вспоминается московская буря двухлетней давности, когда слепая сила урагана одновременно вызывала ужас, и гипнотически манила великолепием бешеной пляски воды. Это было, как бы морской шторм на суше.

И, действительно, в работах Лили, каким то фантастическим образом, преодолевается статичность графики, - и персонажи начинают двигаться.

Особенно это заметно в ее графической работе на известные библейские слова: «Скакаше и плясаше Давид перед Ковчегом».

Статичности Керубов, охраняющих Ковчег, (сразу по ассоциации вспоминаются персидские сфинксы) противостоит экстатический, взрывной танец Давида, радующийся и ликующий о Господе.

Отдельно хочется сказать о графической линии Ратнер.

Она совсем не похожа на безвольную, аморфную линию некоторых графиков, которая похожа у них на алюминиевую проволоку, легко принимающую любую форму. Ее линия - это скорее стальной прут, который подобно тетиве лука, сопротивляется изгибу и «выстреливает», словно стрелой, заключенной в нем энергией, в зрителя, заставляя его еще и еще раз смотреть на картину, в попытке разгадать тайну этого стремительного переплетения линий, завораживающих своей силой и энергией.

И в этом легко убедиться, посмотрев на ее графическую картину «Неопалимая купина». Огонь, словно взрыв, несет в себе «Пламя Живое, которое куст терновый не сожжет», как поется в современной молодежной христианской песне. Динамика разлетающихся всполохов огня заставляет нас вспомнить определение христианства, как «нравственный атомный взрыв». Коленопреклоненная фигура Моисея с поднятыми в молитвенном жесте руками, как бы источает из себя пламя молитвы и, внезапно начинаешь понимать, что этот божественный огонь, который зажег его сердце, скоро охватит целый народ, и поведет его, на Божественные пути, через испытания и чудеса.

Воистину художники в наше время, становятся Апостолами, через работы которых люди опять начинают слышать Божественный призыв.

Я знаю, что так было с моими знакомыми. Через музыку Баха, Колтрейна и Уэбера, через икону, через книги Достоевского и Булгакова они возвращались в Отчий Дом к Небесному Отцу.

Но особенно хочется сказать о такой удачной находке художницы, как включение в картину шрифтовой графики.

На каждой работе есть строчка на иврите, которая, как японская каллиграфия для японца, несет особый, таинственный смысл для каждого верующего. Ибо этот шрифт похож, на божественный шифр, который разгадывает каждое поколение верующих, подбирая к нему ключ любви и смирения.

Один литературный критик, описывая современную поэтическую ситуацию, посетовал на употреблении всуе имени Бога: «Если в советское время в печатных изданиях беседы с Богом не поощрялись. Зато в конце 80-х Богу не стало отбоя от русских рифм. Поэзия захлебнулась молитвенными стилизациями и библейской риторикой - неофитскими упражнениями, как совершенно искренними, так и написанными в дань новой модной «теме».

Невольно стала наведываться крамольная мечта, чтобы хоть кто-нибудь нарушил этот тон скорби и благодати, надерзил, бросил вызов, тем более, что последнее вполне в духе Библии. Как не верилось, что Иона и Иов не могут не возбуждать поэтическое вдохновение».

Ну, вот дерзости и вызова у Ратнер хватает, пространство в ее работах, вращается как авангардные мобили, скачет как серны и разбегается во все стороны. Это я о фантастической работе «Господь выводит Лота с дочерьми из Содома». Позади Лота проваливается в тартарары город, окаменела жена, превратившаяся в соляной столб, и на переднем плане идут три фигурки в божественной сфере. Говорят, что внутри воронки смерча царит полный штиль, так и на этой работе, Божий мир и человеческий грех при встрече порождаю взрыв, но три фигурки излучают мир, защищенность и покой.

Отец Александр Мень, чтобы описать Божий гнев, рассказал о таком природном феномене. - Когда поток лавы из извергающегося вулкана доходит до горного озера, то вода, миную парообразное состояние, сразу переходит в газообразное и происходит взрыв. Такой взрыв мы видим на этой картине.

Очень интересно, как Лиля работает с масштабом. Огромный, во весь лист Моисей, и ритмические, как удары барабана ряды крошечных израильтян, выходящих из Египта. Причем каждый, как слепец Брейгеля, держится рукой за плечо впереди идущего человека. Вспоминается мысль одной монахини, что человек - это сжатая пружина, и когда он отвечает на призыв Бога - эта пружина взрывается и Божий Посланник превращается в Небесное, Космическое существо подобно Той, под ногами Которой луна, а на главе венец из двенадцати звезд.

И все же, если бы Бог у Лили Ратнер был лишь в энергиях, всполохах и взрывах, не стоило заводить этот разговор, ибо главное, что проступает через эти работы - это Бог Любви. Потому, наверно центральной работой этого цикла можно назвать «Жертвоприношение Авраама».

Авраам, обнимающий связанного мальчика, и крыло закрывающее их, это лучший символ Бога Любви, милующего нас жертвенной любовью. И падающий кинжал из руки Авраама и Агнец в верхнем углу картины - это как бы прообраз Того, Кто будет принесен в жертву за нас. Но все равно, в картине нет сентиментализма, она пронизана драматизмом этого трагического мира, купленного дорогой Ценой.

Каждый, пишущий об искусстве, явственно ощущает бессилие своего пера. Действительно, сколько не написано о Троице Рублева, - это не заменит встречи с самой иконой. И всякое великое произведение - это тайна, которую каждое поколение пытается разгадать по-своему.

И, конечно эта статья не может заменить встречи с работами Лили Ратнер. Но только я, как джазовый музыкант, услыхал эти графические картины, как джазовые импровизации, на гармонию, которую сыграл Главный Небесный Композитор. И как здорово, что Лиля смогла так классно сымпровизировать, под Его аккомпанемент, сымпровизировать джазовые графику, полную силы, виртуозности и любви.

УМЕРЛА БАБА ВЕРА.

28 сентября Господь призвал к Себе Веру Алексеевну Корнееву. Ей исполнилось в этом году 94 года.

Она была одним из основателей общества «Мемориал», за участие в катакомбной церкви, 8 лет отсидела в сталинских лагерях и ссылках. С ней дружил Александр Соложеницин, в Архипелаге он приводит ее фамилию, описывая один лагерный случай. Вместе с В.А., к той же катакомбной церкви, принадлежала Елена Семеновена Мень, мать отца Александра.

Так случилось, что перед самой ее смертью Оля Ерохина успела опубликовать в «Вестнике» цикл статей о ее жизни. (№ 7,8,9. за 99 год)

Мне посчастливилось познакомиться с этим замечательным человеком еще в 70-х годах. Когда она приезжала в Новую Деревню к отцу Александру Меню. Мы тогда с женой снимали там дачу и В.А. часто бывала у нас, много рассказывала. Мы ее прозвали «Ежик». (Так ее звала больная гидроцифалией дочка племянницы В.А. - Олечка, с которой В.А. сидела многие годы. Оля из-за болезни почти не видела и узнавала В.А. проводя рукой по ее жестким волосам).

Это был человек замечательный. Дворянка из рода Рагозиных, в юности стала молиться, чтобы не быть богатой. Потом Павел Мень шутил: «Вера Алексеевна перестаралась - богатых не стало совсем». После прихода к власти большевиков, «баба Вера», не захотела «молиться за царя Ирода», и у себя дома, в Лосинке, устроила подпольную церковь, в которой служили литургию и совершали все таинства. (Павел Мень был крещен именно там). В обычной комнате натянули марлевые занавески, на которые прикрепили бумажные иконки - это был иконостас и служили очень тихо, чтобы не услышали соседи. Бедный отец Иеракс, который днем оставался в доме один, в жуткую летнюю жару, чтобы не скрипнула половица и не услышали соседи внизу, (а В.А. жила на втором этаже) ползком подползал к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха.

У меня сохранилось копия письма о. Серафима Батюкова, которое он написал В.А.

Баба Вера жаловалась о. Серафиму на хамство «шариковых», которых наплодила новая власть и с которым ей приходиться встречаться на работе, в мастерской по починке бытовой технике, где она работала и В.А. спрашивала, зачем Господь огорчает ее такой работой? На что отец Серафим ее отвечал, что Господь Иисус Христос явился на землю не затем, чтобы огорчать, а затем, чтобы спасать. И предлагал в любом посетителе увидеть Иисуса, пусть распятого и полюбить его. Принимать работу, как тренировку в любви, как Божий дар.

Человек необычайно радостный и светлый, пройдя ад Гулага, она не имела ни грамма озлобленности и ненависти к властям. Вспоминала только хороших надзирателей. Так в ссылке, которая была сельхозлагерем, начальник разрешил приехавшей на свидание матери, встретиться с будущим мужем дочери. «Ну и мы,. зеки - вспоминала В.А., - разве не могли не дать план, за такое человечное отношение?» В лагере она пасла овец. И из-за несоблюдения лагерной администрацией правил гигиены, заразилась тяжелой болезнью, которая передается людям от овец - бруцилезом, вызывающим чудовищные боли в суставах. «И я - подшучивала над собой баба Вера, - всю ночь вою, и еще денежки за это получаю - целых 70 рублей».

«Ежик» имела фантастическую смелость и бесстрашие. Помню ее рассказ о том, как в зоне, проститутки-сифилитички из соседнего барака украли единственный на весь барак (а это 300 женщин) тазик. Нам трудно понять смысл конфликта, но в зоне, без тазика, в котором можно стирать, мгновенно заводились паразиты, приносящие чудовищные страдания. Все боялись сифилитичек из-за того, что они были вооружены заточками, но баба Вера, одна не испугалась и пошла в соседний барак за тазиком. Ни слова не говоря, она нырнула под нары и, схватив тазик, кинулась назад. «Верка, убьем!»- закричали рассверипевшие женщины, но она, чудом увернувшись, сумела выбежать из барака с добычей. И все же, ее не убили еще и потому, что она пользовалась огромным уважением среди барака сифилитичек по той причине, что не боялась давать этим несчастным женщинам пользоваться своей миской и ложкой.

И такой геройство В. А, проявляла постоянно. Это и жизнь, с каждодневной возможностью быть арестованной НКВД за подпольную Церковь. (А когда это случилось, чекисты во дворе сожгли всю утварь и иконы. И одна девочка сумела выхватить из костра лампадку и книжку, которую хранит до сих пор). И поездки к жениху Коленьке в зону с риском быть арестованной или изнасилованной? Ежедневное геройство, которое нам невозможно понять.

«Ежик» была открыта миру, всему, что есть в нем прекрасного. Так она нас однажды несказанно удивила тем, что рассказала о том, как ходила на конское шоу на стадионе. «Лошадок я, грешница люблю», - говорила она, улыбаясь и потирая руки, с необычайным энтузиазмом. Слушать ее без улыбки было невозможно.

На похоронах была супруга А. Соложеницина с огромным букетом цветов от Александра Исаевича, который тогда неважно себя чувствовал. И, признаюсь, что я в то миг подумал: «Как же так? Вот умер человек, 8 лет проведший в лагерях за Церковь и ни один священник не нашел времени, чтобы проводить такого человека в последний путь?» Но потом я понял, что через смерть такого человека Господь нам хочет сказать что-то очень важное. Наверное, то, что главное в этой жизни не ждать, того, чтобы кто-то сделает что-либо для нас, а начинать это делать самим. Сама В.А. никогда не от кого ничего не ждала и всегда первой начинала делать Божие дело. Так, когда власть начала уничтожать церковь, В.А. у себя дома создала Церковь.

В Казахстане она была единственной христианкой на 300 километров, и там она была церковью. К ней приходили люди и получали знание о Боге, о молитве о церкви. Кстати, именно там к ней пришел один мужчина, с просьбой перевести житие Иосифа Прекрасного со старославянского на русский. И В.А. вдруг поняла, что у Иосифа такая же жизнь, как у нее. Он так же пас овец и так же не по своей воле оказался на чужбине. И начала молиться этому святому и, чудесным образом была освобождена задолго до массовой реабилитации Хрущева.

В последние годы она работала уборщицей - мыла лестницы в подъезде и через нее весь дом знал обо всех церковных праздниках и передавал записки в церковь за здравие и за упокой.

Такая ответственность проявилось в одном случае. Как-то раз, отец Александр Мень говорил о том, что было бы здорово восстановить один храм. И В.А., которая присутствовала при этом разговоре сказала: «Ну а что, мы соберем» Она имела в виду весь народ - на властей нет надежды. Как, например, собрали поляки деньги на восстановление королевского замка в Варшаве.

Молодое поколение почти не знает В.А., потому, что в последние годы она взяла на себя подвиг: постоянно меняясь с племянницей Марианной, сидеть с больной Оленькой, которая страдала сильными болями. Из-за того, что племянница работала, В.А. вынуждена была посещать ближайший храм в Лосинке и, в отличие от Марии Витальевны Тепиной, ее подруги, почти не появлялась в Новой Деревне. И, конечно, низкий поклон Оле Ерохиной, которая сумела записать ее рассказы и много помогала бабе Вере.

И во время того, как мы в квартире пели панихиду, а небо было пасмурное, вдруг вышло солнце и природа начала ликовать. Это был триумф души, которая идет к Богу. Мы вдруг поняли, что нас Господь сподобил присутствовать на грандиозном, космическом событии. Мы можем поздравить себя и нашу Церковь с тем, что у нас появился НОВЫЙ ПРАВЕДНИК И НЕБЕСНЫЙ ЗАСТУПНИК. Мы радовались за В.А., что она, наконец, встретилась со своим любимым Коленькой, отцом Серафимом, Иераксом, Александром, которые пригласят ее на ПИР С АГНЦЕМ. Ради Которого она прошла лагеря, тюрьмы, страдания и муки и вышла из этих испытаний непобежденной. И что с того, что ее провожает горстка людей, которые ее любили, ведь и Тайная Вечеря и Благовещение прошли для мира не заметно. Когда гроб опускали в могилу, мы запели: «Христос воскресе». И каждый в сердце чувствовал как Ангельский хор отвечал: «Воистину воскресе!»

композитор Олег Степурко.

Небесный человек из Новой деревни

Мемуар 2008 года

Я заметил, что если попробуешь с ходу что-то вспомнить об о.Александре, то не получается. Но, вот возникает какая-либо ситуация и на ум сразу приходит то, что сказал по этому поводу о. Александр. И тогда я завел тетрадь, в которую стал записывать слова, которые в той или иной ситуации сказал о.А.. Так родились эти заметки, которые конечно не выстроены хронологически и которые, к моему собственному удивлению, открыли мне то, как много мыслей о. А. вошли в подсознание и в нужный момент сразу приходят на ум, как будто наш диалог с Ним, никогда не прекращался.

Но я так долго собирался их записать, что нашелся добрый человек – Нина Веснина, которая смогла их расшифровать с диктофона, на который я наговорил эти воспоминания. И большая благодарность Павлу Меню, который любезно просмотрел эти строки и поправил разные неточности.

Как известно, в наше время, вышло несколько совершенно роскошных воспоминаний об отце Александре Мене. Это воспоминания Гриши Зобина, это Миши Завалова, и нашего новодеревенского регента, замечательной Нины Фортунатовой. Когда я читал эти воспоминания, я был потрясен. Такое впечатление, что мы отца Александра совсем не знали. Он с каждым человеком общался какой-то необычной гранью, которая нам была неизвестна, он был как terra incognita. Это настолько необычно. Я заметил, что когда мы говорим с кем-то, мы употребляем одни и те же образы, а о.А., мог с каждым человеком говорить на своем языке, мгновенно настроится на его волну. Он, как бы всегда, попадал в тональность. Мы не попадаем в тональность, тут фа мажор, а мы в соль мажоре играем, то в фа диез мажоре. Он же всегда чувствовал, как сейчас надо реагировать, и эта живая настоящая реакция делала его самым живым человеком, которого я знаю.

Вот в Евангелии написано про Иисуса: «Он говорил с силой». Вот и о.А. говорил с силой, как отрезал. Он умел попадать. Есть такое бронированное стекло, которое даже пулемет не пробивает, и есть такой странный эффект: если находишь у этого стекла какую-то критическую точку, то иголочкой стукнешь - и как песок сыплется все. Так о.А. чувствовал, когда надо сказать, когда промолчать, когда поругать. И все рассыпалось в песок – препятствия, злоба, безумие, глупость. Отец Александр - человек космического масштаба, такой, как Сергий Радонежский, как Серафим Саровский. Любая информация о нем нужна в веках, чтобы укреплять веру. Поэтому на всех, кто его знал, лежит огромная ответственность. Мы не имеем права ничего забыть и унести с собой в могилу. Я записал несколько воспоминаний, о которых я сейчас расскажу.

Я познакомился с. о. А. в 67 году, когда тот служил в Тарасовке. Дело в том, что мне безумно повезло, что я стал заниматься джазом. Это такая живая музыка, которая развивает личность и превращает человека из винтика, в независимо мыслящее существо. Музыка, которую ненавидят коммунисты. Они выжигали джаз каленым железом. Шансов услышать, сыграть джаз не было. Были полуподпольные «сэйшена», фестивали раз в год, на которые невозможно было попасть.

Я даже хотел поступать после окончания училища не в консерваторию, а в ВУЗ, чтобы быть как Егоров, как Зубов, как Гаранян и другие звёзды московского джаза, которые закончили МВТУ им. Баумана и не были зависимы от заработка денег музыкой. Они работали инженерами и играли джаз для удовольствия в свободное время, чтобы не пришлось играть «Конфетки-бараночки», всю эту кабацкую ерунду.

Для этого я ходил в оркестр МАИ, где мне обещали сделать протекцию, как спортсменам и музыкантам делали, и я даже занимался с Юрием Павловичем Козыревым физикой. Помню, он какие-то особые учебники достал, мы ездили к нему домой заниматься физикой. Он хотел меня определить в МФТИ.

Я учился в муз. училище, а поскольку с училищным дипломом не брали в технический ВУЗ, мне нужно было параллельно окончить вечернюю школу. А документы для школы получить тогда было невозможно, их просто не выдавали.

Но я был такой авантюрист, пришел в военкомат и говорю: «Вы знаете, я всю жизнь смотрю военные фильмы, только в войну играю, читаю только военные книги, а есть бюрократы, которые не понимают, что для войны нужна техника, что надо окончить среднюю школу». Военком прослезился, дал мне справку. Я пошел и окончил вечернюю школу. Очень забавно. Я учился в одном классе вместе с Толиком Ракузиным, (художник, сейчас живёт во Франции). Он был «мажором», а я хулиганом. Я с хулиганами все время пиво пил, а он с «мажорами» где-то в стороне стоял, «ботаники» такие. И когда я, вдруг неожиданно встретил Толю в храме Тарасовки, то боялся к нему подойти, не знал, что Христос всех принимает: и «ботаников», и хулиганов.

Вдруг в последний момент я сообразил, что не смогу освоить математику и физику, не смогу учиться в техническом ВУЗе, и пошел в консерваторию. Сейчас не жалею об этом.

Путь безбожника связан с бесконечной скорбью, с пустотой и унынием. Как все нормальные и мыслящие люди, я видел, что правят бал невежество и троечники, они подхалимничают власти, занимают ведущие посты, а таланты, гении, как Товмасян, спиваются, ибо им перекрывают кислород. А бездарность, которая мимикрировала под коммунизм, хотя на самом деле это была для них кормушка, а партбилет - хлебная книжка, она заправляет балом. И делает все, чтобы таланты не проходили. Участвовать в этом театре абсурда - было безумием, и я решил из этого абсурда уйти, потому что жизнь безумная, абсолютно бессмысленная.

Один мой ученик достал мне чудовищно ядовитый лак, который даже вдыхать нельзя. Я не стал его использовать для лакировки трубы. Я понял, что это выход. Всегда можно принять яд и уйти из этого мира абсурда, пустоты, где правят бал троечники, бездари, негодяи и демагоги - приспособленцы, которые надевают коммунистические одежды.

Я начал активный поиск духовных идей. Одна знакомая пианистка принесла мне учебник по Закону Божьему. Он был так кондово и дубово написан, что я понял, почему Ленин, получив «отлично» по Закону Божьему, стал одним из самых главных гонителей Церкви. Я там не очень разобрался, но я все равно старался поднимать церковные темы.

Валерий Матвеев, саксофонист, с которым мы играли, говорит: «У меня есть знакомый, который пропагандирует Бога», - и познакомил меня с пианистом Валерой Ушаковым. Валера Ушаков повез меня в Тарасовку на знакомство с отцом Александром Менем. Жена Валеры – Лиля, (родная сестра Ноны Борисовой), и она снимала дачу в Семхозе у тещи о. Александра. Там Валера познакомился с отцом Александром, и в итоге стал христианином. Потом он стал одним из лучших регентов храма Николы в Кузнецах, сочинял потрясающие современные церковные песнопения, очень красивые. Он меня привез к отцу Александру, и о.А. пригласил меня к себе домой, дал литературу, побеседовал со мной.

В 69 году, я пригласил о. Александра ко мне на освящение дома. Я только что развелся, в церкви совсем недавно и был совершенно дикий человек. Я остался как-то в Москве без друзей, а о. Александр назначил освящение на утро, когда никого и не позовешь. Это было в Медведково, на улице Широкова.

Сначала я решил, что надо подготовить программу, надо выучить христианскую песню. А песен таких тогда было не найти, и я начал учить песню, которую нашёл в журнале «Америка». Священник приезжает, а у меня левая рука не получается, такая сложная. Ужас какой.

Раз православный священник, то, наверное, нужна водка. Меня научили, как водку очистить. Я насыпал марганцовку, положил на батарею, три дня ее очищал, и потом слил, сверху получилась очень чистая водка.

Когда он приехал, я заметил такой странный эффект. У меня было голодное детство, мы все время недоедали, все время о еде думали. Когда были праздники, родители покупали хорошую еду и торт. И вот я съел кусочек торта, а он очень сытный. Торт вот он, стоит, а есть-то уже невозможно. Это была такая трагедия. То же самое я испытал с отцом: вот он приехал – спрашивай. А моя душа, как маленькая рюмка, уже наполнена и больше информации и не вмещает. И уже никаких вопросов не возникает. Я спел ему песню, мы выпили по рюмке водки, и я когда я понял, что больше ничего не могу вместить, повез его домой. После второй женитьбы, сын из-за болезни не мог посещать детсад, работал я один, денег не хватало. Жена была в очень тяжелом состоянии. У нас вспыхивали бесконечные, ссоры. Отец Александр мне сказал: «Ты знаешь, когда идет такая ссора без остановки, ты неожиданно хватай авоську и беги из дома, говори, что за хлебом».

Как-то я приехал в о.А. и стал жаловаться на жену. Мол, то не делает, это. Он ответил: «Знаешь, мы все тащим чемодан без ручки, тащить тяжело, а бросить жалко».

Помню также интересный эпизод. О.А. умел отказывать очень деликатно, никого никогда не обижая. Он находил какие-то неожиданные причины, что ты не должен идти этим путем. Когда я был у архимандрита Т., он всех молодых людей агитировал идти в священники. В церкви не хватало священников, в провинции закрывались храмы. «Давай, иди в священники». Я не собирался быть священником, но, думаю, может надо идти по благословению старца. Пришел к о.А. О.А. говорит: «Что ты? Как, священник? Будешь ходить и махать кадилом».

Я подумал, а действительно, жуть какая-то - кадилом махать, засмеялся и понял, что мне не нужно махать кадилом и быть священником.

В другом случае я, по настоянию отца, поехал на христианский рок-фестиваль в эстонском городе Хапсула, туда приехали рок-группы из Прибалтики и Украины, в Эстонии тогда была относительная свобода. И вот я решил спросить у отца, а можно поехать на фестиваль А., который, узнав об этом фестивале, стал просить меня взять его с собой? О. А. сказал: «Ну что ты, это полуподпольный фестиваль, а А. такой длинный, его сразу все заметят». И я понял, что А. не следует туда ехать. После этого я крестился, стал постепенно ходить в церковь. Мне больше всего помогло то, что о.А. организовал подпольный семинар, который был у него дома один раз в месяц, куда ходили мы вчетвером: Михаил Аксенов, будущий клирик американской церкви (сейчас протоиерей Михаил), Марина Бессонова, знаменитый искусствовед из музея Пушкина (к сожалению, 5 года назад она умерла), Миша Горелик, известный журналист, который выпустил роскошную книгу «Беседы со Штайнзальцем».

Мы к о.А. ездили, и он провел курс катехизации. Я постоянно ездил в церковь в Тарасовке, старался войти в этот ритм, но было очень трудно. О.А. посоветовал прочитать книжки, в основном самиздатовские, «Сын Человеческий», «Истоки религии», которые он сам где-то печатал и сам иллюстрировал картинками, фотографиями.

У нас организовалась небольшая община, которая группировалась вокруг церковного пения. Ее организовал отец Николай Ведерников, настоятель храма Иоанна Воина (он сейчас на покое по здоровью), который окончил консерваторию по двум факультетам: композиции и фортепиано. Матушка его также окончила консерваторию по классу фортепиано. Отец его был редактором ЖМП, который первым стал печатать о.А. С приходом владыки Питирима отца Александра печатать перестали.

О. Николай содержал кружок пения у себя дома, где собиралась московская интеллигенция, был Миша Аксенов, Валера Ушаков, очень многие наши прихожане. Учили гласы, обиход, было потрясающее общение. После пения мы пили чай, общались, обсуждали современную жизнь.

Я помню, там была архитектор, которая рассказывала, что в горкоме партии серьезно ставился вопрос о том, что похоронная жизнь вышла за рамки коммунистической идеологии. Один человек предлагал хоронить в середине коммуниста, а вокруг беспартийных. Или в центре членов горкома, потом членов райкома, потом рядовых коммунистов - как бы расходящиеся лучи. Такие невыполнимые идеи. Тогда же, отец Николай приводил на беседу митрополита Антония (Блюма). Это был, конечно, пир. Я помню, мы были абсолютно дикие в духовной области, мы ничего не понимали, но мы как бы чувствовали эту энергию святости, исходившую от владыки. Я помню, Миша задавал вопросы, как самый умный. Мы просто слушали и смотрели. Митрополит Антоний весь светился и говорил о живом христианстве.

Помню, как-то я решил найти акафист святому Олегу Брянскому. Мне о. Николай сказал, что есть такой священник о.А., который собирает акафисты, у него такое хобби. Я приехал к этому священнику в Химки, и тот позвал меня домой. Он меня чудовищно напоил, и всё подливал и подливал, я потом, поняв что перебрал, чтобы не было лужи на полу, стал выливать вино на брюки. Я понял, что я сейчас умру. В итоге я потом еле дотащился до дома «на бровях», меня выворачивало три дня. Я потом понял, что он специально это сделал, чтобы больше к нему не ходили. Он молодежь боялся как огня. С такими батюшками общаться было невозможно.

О. Николай - удивительно интеллигентный человек, умница. Но и к нему, тогда он служил в Измайлово, мы ходили только на праздники, на Рождество, так тяжело было въехать в старинную православное богослужение. Если в детстве не было церковного воспитания.

И конечно, самое главное событие, что о.А. организовал малые группы, чем богато протестантство. Пир духовный начался, потому что христианство стало реальной жизнью, реальным братством. Малые общины сохранились до сих пор. Есть фотографии нашей молитвенной группы. Некоторые люди еще при жизни о.А. ходили в нее, потом она делилась, несколько человек уходили-приходили, но группа до сих пор живет, мы встречаемся в этой молитвенной группе. Без такой общины, которую он организовал, вхождение в церковь было очень трудным или даже невозможным.

Религиозных центров в Москве было мало. Была еще экуменическая община Сандра Риги, который жил возле платформы Маленковская. О нем всегда ходили легенды. У него был шифоньер какой-то жуткий, чайник медный, который только в фильмах о войне показывают, стол с помойки, а вместо столешницы чертежная доска. И больше ничего.

К нему приходили молодые христиане и христианки. Он жил в коммунальной квартире, и пришел сосед, стал трогать стол: «Как же не падают девки, которые голыми танцуют на столе?» По его мнению, была только одна причина, чтобы приходить - чтобы голыми танцевать на столе. Было очень смешно, и мы очень смеялись. Сандр умел о Боге говорить совершенно парадоксально и фантастически, умел вводить Его в контекст нового времени.

Такие люди как о. Николай и Сандр – это, конечно, событие. Однажды, я был у Сандра, тогда у него были музыканты из Латвии. Они очень хвалились, что в ресторане во время работы проповедуют Евангелие. Я с восторгом рассказал об этом отцу Александру. Он сказал: «Бесполезно. Пьяный проспится и все забудет».

Мне также очень повезло, что я сильно сдружился с Мишей Аксеновым. Первые попытки создания группы были сделаны при Мише Аксенове. Моя жена как раз была в его группе. После его отъезда, группы из-за отсутствия лидеров, на несколько лет это распались, а потом о.А. опять смог организовать группы.

Как то в Новой деревне, летом на одной даче встречалась молитвенная группа. Пришел о. А. и начал говорить о том, что Бог ждет от нас, чтобы мы принесли плод. Вдруг он обратился к Розе: «Ну, хотя бы вот такой маленький апельсинчик». И он пальцем показал какой это может быть крошечный плод.

Еще один случай был, когда о.А. попросит меня купить мясо. А тогда, в СССР, это был наверное самый дефицитный товар. И хотя я работал в престижном ресторане гостиницы «Россия», мне самому не удавалось для себя ничего достать из продуктов. Все обещали помочь, но когда доходило до дела, все сразу отказывали. И вот я, безо всякой надежды, пошел к шеф повару с просьбой продать мясо, (а там были смешные внутренние цены). К моему неописуемому удивлению она пошла к какому-то дальнему холодильнику, достала большой кусок вырезки, аккуратно завернула в целлофан и продала мне по себестоимости. В связи с этим вспоминается случай с о. Серафимом Битюговым, который послал монахиню на загорский рынок, когда ему, в уже последние дни перед его смертью, захотелось рыбы. Была война, голод и полное отсутствие продуктов на рынке. И сестра пошла безо всякой надежды, исключительно из-за послушания, но, к своему удивлению, она там встретила старика, который только ей, хотя было много желающих, продал рыбу. После, когда она описала внешность старика, о. Серафим сказал: «Это был святой Спиридон, пришел мне с неба с подарком». А тот день был его памяти. У святых контакт с небожителями начинается уже здесь.

Как-то мы с о.А. ехали на такси по МКАД на освящение моей квартиры, с нами ехали Елена Семеновна и Нина Волгина. Отец Александр повернулся к Нине, сидящей на заднем сиденье и стал принимать ее исповедь. Он говорил какие-то необычные слова, использовал такие образы, что Нина понимала, о чем он её спрашивает, а я ничего не понимал. Он мог каким-то образом сказать так, что человек как бы все рассказал, а окружающие, свидетели ничего не поняли – как это у него выходило, - Нина понимала, а я не понимал, совершенно не понятно.

Я удивлен был, что простые люди как-то чувствовали, что о. А. необыкновенный человек и вдруг начинали рассказывать ему о себе. Так шофер такси, неожиданно стал рассказывать отцу Александру свою армейскую историю.

Когда он приехал впервые в армию, всех новобранцев построили на плацу, и капитан спросил: «Кто здесь художники?» Двое-трое парней решили «косить» под художников и думают: «Как же быть, рисовать мы не умеем, может по клеточкам как-нибудь?» Подходит капитан: «Ну вот, художники, вот вам лопаты, нарисуйте нам большие канавы для тактических занятий, а остальные пошли смотреть фильм». Это, видимо, так его задело, что он хотел рассказать о. А. свою историю, этим поделиться. Конечно, мы понимали, чувствовали что о.А. - величайший гений. И всегда, когда возникает такой человек, начинается борьба между его духовными детьми. Я вспоминаю, что была такая женщина, которая хотела, чтобы вся информация отцу шла только через нее.

Однажды о.А. послал нас к монахиням в Загорск, у которых скрывался отец Серафим Батюков. Монахини показали нам иконы, показали машинку «Зингер», которую ставили на подпол, где прятался о. Серафим, когда кто-то приходил, милиционер или почтальон, например. Они многое рассказали, повезли нас на кладбище и показали могилу о. Серафима. Там еще была похоронена духовная дочь о. Серафима, которая нашла его гроб. После смерти о. С., его гроб, который был зарыт в подвале дома, где скрывался о. Серафим, отвезли в КГБ, а потом выкинули. Она проходила мимо, увидела гроб, сунула в него руку и наткнулась на парчу, (его похоронили в облачении) побежала, рассказала сёстрам и монахини сразу его увезли и похоронили на кладбище. Я приехал и думал, что отец нас позовет, чтобы мы пообщались, побеседовали с о. Александром об этой встрече, которую он организовал. А эта женщина встретила нас на подходе к Новой-Деревне, все выспросила у нас, (т.к. она должна была все знать). И потом, мы вдруг поняли, что она сама расскажет обо всем о.А., и наша встреча с ним из-за неё сорвалась. Мы так рассердились на эту женщину, убить были готовы.

Я пошел жаловаться на нее о.А. О., а он мне говорит: «Что же, ты хочешь, чтобы мы её сожгли под пение тропаря, - Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое». Эта картина, которую о.А. нарисовал, была такая смешная, что я, рассмеявшись, тут же простил эту женщину.

Я был удивлен, настолько о.А был очень хорошим актером, у него была необычно живая мимика, он мог состроить такую гримасу, так поднять высоко брови, сделать такое необычное лицо, что этой актёрской маской, как бы «выдавить» все твои обиды, все твои горечи. Сразу понимаешь, что все эти проблемы - ерунда. Как-то я пришел к о.А. расстроенный и стал жаловаться: «Денег нет, жена из-за болезни сына не работает, на работе узнали, что верующий и собирают комиссии, чтобы уволить, как профнепригодного. Как быть?». Он говорит: «А ты представь себя в высокой башне и сверху в окошко, (он показал окошко руками) и наплюй на всё это». Я не понял: «Как наплевать?» «Вот так» и о. А, просунув голову в нарисованное окошко, - и так смачно сказал: «Тьфу!». Что я, совершенно ошарашенный этой фантасмагорической пантомимой, тут - же позабыл все свои горести, настолько они показались смешными, после этого миниспектакля.

Должен сказать, что о. А. очень любил, когда люди снимали дачи в Новой Деревне. Не все могли выдержать многочисленные молебны, акафисты, отпевания после службы. Надо было, чтобы люди где-то попили чай, согрелись немножко и подождали, когда он освободится.

Сначала там снимала жилье Зоя Афанасьевна Масленникова, низкий ей поклон, это человек, который посвятил всю жизнь отцу Александру. Она там жила, чтобы принимать людей, чтобы помогать ему. Она была настолько бедной, что однажды ей совсем нечего было есть. Она пошла в поле и нашла четыре замороженных свеклы, была так рада, сварила и съела. Или как-то на Новый год в 12 часов она, оставшись совсем одна, пошла бродить по деревенской улице и почувствовала, что в мире разлита благодать, когда люди желают друг другу здоровья, счастья, радости в новом году. Эти пожелания, эти мыслеформы, меняют весь мир, весь космос меняют. Зоя Афанасьевна на свои нищенские деньги купила полмешка кукурузной крупы. На ней исполнялось пророчество евангельское, когда Иисус Христос двумя хлебами накормил 5 тысяч. Мы ели эту кашу, а она не кончалась.

Мы ходили к ней как манкурты, не понимая, что это человек без денег, что надо помочь. Нам казалось, что так должно быть. Мне так стыдно сейчас за это, но нас так воспитали. Мы были оторваны от реальности, от жизни семьи, жили беспризорниками. Как говорил Сережа Б., «сироты при живых родителях». Зоя Афанасьевна всегда кормила нас этой кукурузной кашей, мы ее ели, а она никак не кончалась.

Я помню, Андрей М. снял дом на улице Центральной. Так вот, к Андрею все время приходили люди от отца Александра. Хозяйка стала постепенно сходить с ума. Все-таки Новая Деревня – не ближний свет. Добраться туда трудно, нужно ехать на электричке до Пушкина, а потом на жутком автобусе, который надо штурмом брать, или идти 3 км. Хотя бы чай попили, в лес сходили, а тут приходят на 10-15 минут, раз – и ушли. Толпой, один за другим. Она поняла, что это явочная квартира ЦРУ. Ее напугали по телевизору, что кругом одни шпионы. Но доконал её Володя Лаевский, он был немножко не в себе, пришел и сказал: «А можно я на клумбе полежу?» И тут же лёг на клумбу.

Это было последней каплей. Хозяйка говорит: «Я вам деньги отдам, только съезжайте от меня сейчас же». Такой точки, куда могли бы прийти люди, у о.А. потом долго не было.

Очень смешной случай был, связанный с Андреем Мановцевым. У Андрея был маленький совершенно разбитый «Запорожец», и он решил его починить, покрыть антикоррозийным средством, чтобы не гнил. Он позвал нас, своих друзей, которые снимали дачу рядом в «Заветах Ильича» (мы называли этот посёлок «Новые заветы») помочь. Когда мы пришли, начался дождь, а в дождь красить нельзя. Я пришел, и все напрасно. А я же хулиган, и говорю из хулиганских побуждений: «Все, я сейчас разгоню облака». Перекрестил облака и говорю: «Пошли направо и налево». И облака пошли направо и налево. Я понял, что это у меня порой получается. Иногда не получается, а иногда получается. Я понял, что у нас не хватает дерзновения, это каждый может. А Андрей потом всем об этом рассказывал.

И еще произошел такой любопытный случай. Когда построили ново-ярославское шоссе в обход Новой Деревни, стало очень плохо, было мало машин, невозможно было поймать машину для о. А.. Ибо он, после службы почти всегда ехал на требы в Москву. И вот стоишь, стоишь по 40 минут, голосуешь, машин почти нет, но только он выходит из ограды церкви, неожиданно тут же появляется машина, и он уезжает в Москву. И так много-много раз было.

И когда о.А. погиб, мне стало некуда возить детей, но мать мне отдала сарайчик на отцовской даче в Фирсановке, жутко холодный, спать было нельзя, и я решил утеплить его стекловатой, которую отдала одна прихожанка из новой Деревни.

Я приехал за рулонами стекловаты и сообразил, что сегодня суббота, транспорта нет, уже темнеет и что я не смогу поймать грузовик, а на частнике не увезешь. И тут я сказал: «Отец Александр, я тут стоял много раз, Вам машину ловил, а теперь Вы мне машину поймайте, у Вас теперь есть такая возможность». – И вдруг, приезжает крытый грузовик и везет мою стекловату. Откуда он взялся - совершенно непонятно. О.А. обладал каким-то фантастическим даром, мог показать все, не говоря ни единого слова. В начале перестройки, мне в издательстве «Сов. композитор», предложили выпустить книгу из 4 частей, огромный труд. Я сутками, с утра до ночи, не выходя, работал с редакторами, с корректорами и перестал ездить в Новую Деревню. А видимо о.А. как-то сильно рассчитывал на меня, хотел, чтобы я в это время новых возможностей ему помог. (Кстати, эта затея с книжкой из-за экономического хаоса лопнула, часть из нее я издавал потом на свои деньги. Так всегда получается, когда мы «не в Бога

богатеем»). Я подхожу после литургии к кресту, хотел с ним перекинуться парой слов. О. А. говорит: «А, Олег!» - и тут же даёт крест кому-то другому и начинает с ним разговаривать, демонстративно меня игнорируя. Я сразу понял, что видимо он на меня рассчитывал и очень жалел, что в важный момент я подвел его и не смог быть рядом.

Или такой еще случай. Одна девушка нашего прихода была очень активна, регулярно припиралась без приглашения на его именины, нагло приезжала с подругой, а потом куда-то исчезла. Я спросил о.А.: «Что же она не бывает на службе?»

Отец сказал: «Мы с тобой вдвоем останемся, я тебе обязательно расскажу», - хотя мы были фактически вдвоем. Я сразу понял, почему она ходит только с подругой, а мужчин не признает, и почему она не может быть в приходе. Сразу понял, что он имел в виду. Он удивительный человек, он не сказал, что она «розовая», еще какая-то, а всё стало ясно.

Отцу Александру многие люди старались помогать. Люди относились к нему фантастически. Во время Горбачева, когда вообще все из магазинов пропало, он мне показал чайный сервиз, который ему летчики привезли с… Дальнего Востока. Японцы по бартеру поставляли ширпотреб, и чтобы угодить нашему вкусу поставляли кондовую посуду, и он показал мне, как аляповато были расписаны чашки. Никогда не подумаешь, что это японские вещи, сначала я решил, что это какая-нибудь подольская фабрика.

Удивительно, многие вещи, которые я встречал в журнале «Наука и религия», проходили мимо, а вот отец Александр все умел в жизни применить, (например он брал из упомянутого журнала иллюстрации природы для своих самодельных книг). А у нас так не получалось и половина жизни проходит мимо.

Надо сказать, что о.А. о нас всех помнил как-то очень практически. Я хотел узнать про своего святого Олега Брянского. Однажды я сижу, жду его в домике, вдруг выходит отец Александр и выносит большую толстую книгу, дореволюционный журнал «Странник», где была огромная статья про святого Олега Брянского. Он вспомнил моё желание и дал мне эту статью.

Там я прочел, как брянские колдуны схватили маленького Олега, и решили принести его в жертву Перуну. Роман, его отец, поклялся, что если они отобью Олега, посвятить его Богу. И Роману удалось спасти сына. Они смогли пробраться по болотам в языческое капище, и в самый драматический момент, когда жрецы уже занесли ритуальный нож для заклания Олега, дружинники смогли меткими выстрелами из луков перебить жрецов и освободить мальчика. Оказывается, русские воины обладали фантастической меткостью, известны случаи, когда они попадали стрелой рыцарю в щель железного шлема. Олег Брянский, вместе со своим отцом Романом, был свидетелем гибели своего дедушки Михаила Тверского, которого в Орде за отказ отказаться от Христа пытали, и содрали кожу. В конце жизни, он ушел с княжения в монастырь. Редчайший случай. Все можно бросить - и девушек, и вино, а власть никто не бросает. О.А. по этому поводу тоже говорил: «Какой самый сильный инстинкт? Нет, не секс, а власть. Наши кремлёвские геронтократы еле-еле до туалета доходят, а за власть держатся мёртвой хваткой».

И еще. О.А посылал нас помогать одной женщине-дефектологу, В.С. Ежовой, которая училась на одном факультете с тётей о.А, В.Я. Василевской. Мы приходили, что-то ей покупали. Она была беспомощная, парализованная, ездила на коляске и очень боялась, что цыгане придут и все унесут. Валентина Сергеевна была фантастическим педагогом. Благодаря своему необычайному таланту, она смогла вступить в кооператив и купить 1-комнатную квартиру, что при коммунистах было практически невозможно, но ей помогли это сделать за то, что учила дебилов, детей партбоссов читать. Оказывается, что у членов ЦК, часто рождались дети-дебилы. Как бы Господь их наказал. И хотя невозможно дебилов, микроцефалов выучить читать, В.С. это удавалось.

Вдруг о.А. про нее сказал: «Вы ей не подражайте, потому что у нее железная воля, которая вам и не снилась». В. С. нам рассказывала, что когда в Москву, в 1930 г. приезжал знаменитый дирижер Курт Фуртвенглер, она пошла в Большой театр, и у нее вместо ботинок были подпорки из автомобильных шин, подвязанные веревочками. Бедно жила, но ходила на концерты. Она мне все время говорила: «Моя цель - собрать духовную элиту». Я ей сказал: «А разве Церковь это не делает?» Она очень удивилась и ничего не ответила. Когда о.А. сказал: «Не берите с нее пример», наверное, он имел в виду то, что В. С. может быть человеком за счёт своей железной воли, а у нас за счёт воли не получится, только по благодати.

О.А. обладал фантастической способностью не ныть. Интеллигенты без конца страдают, приходишь - начинают все поливать грязью: все-все плохое, правительство, в церкви ничего не разрешают. Действительно, любое правительство есть за что критиковать, и наша церковь была в чудовищном состоянии. О.А. говорил, что мы не делаем даже того, что нам разрешают, например, создать хор. Так поют, что хоть святых выноси. Никто нам не запрещает сделать хотя бы приличную роспись, чтобы не было таких чудовищных дедушек Саваофов. Мы даже не делаем то, что нам разрешено. Что не кто-то, а мы сами косые, кривые, горбатые.

Был в нашем приходе врач, который потом стал священником, отец В., он любил приезжать к отцу Александру, но никогда его не слушался. Если о.А. не разрешал что-то, то он ехал к старцу в Лавру. Если тот ему не разрешал, то он шёл ко второму, к третьему, пока не находил священника, который всё же разрешал сделать В. по его желанию. Фантастический дядька, очень забавный. Такие странные люди украшают мир. Еще помню такой очень интересный случай. Бывают такие ситуации, когда мы молимся из последних сил, ну, может, не до кровавого пота, но эта молитва нам запоминается на всю жизнь. Таких моментов в жизни может быть один, может быть два. Мы собирались у Зои Афанасьевны. Там была переводчица, которая умерла недавно, еще одна прихожанка. Мы молились, воспаряли. Вдруг звонит отец Александр: «Я иду на допрос». Все, воспарения кончились. Изучение Библии кончилось. Мы начали молиться своими словами, чужими словами, какими угодно, но я помню, что молитва была такой силы, такого сосредоточения, как человек перед смертью молится. Помогли мы или не помогли, наверное, помогли, но эту молитву я запомнил на всю жизнь. Было такое желание помочь о.А., чтобы Господь оградил его от расправы. Пасквиль уже был опубликован в газете «Труд», его готовили на «посадку».

Надо сказать, что к отцу Александру приезжали очень странные люди. Этого человека я заметил еще на вокзале в Москве. Тогда священники не ходили в облачении, а тут мало, что в облачении, какой-то архимандрит, у него крест с огромным количеством камней, как ожерелье, как мониста, какая-то яркая камилавка розовая. Чуть ли не с посохом. Я его заметил в электричке, я не знал, куда он едет, а он приехал к о.А. После службы я понял, что архимандрит не был доволен беседой с о.А.

Отцу Александру надо было ехать причащать больных прихожан. И когда пришел переполненный 24 автобус, и о.А. полез через головы, чтобы доехать до этих больных. Архимандрит был очень недоволен. Тогда священники кормились из кассы, все на машинах ездили. Первое, что сделал наш настоятель, о. Стефан, стал строить гараж для «Волги», куда машину поставил. Второй настоятель тут же построил огромный дом, поставил на территории храма гараж. А отец Александр научился ходить мимо ящика. Архимандрит говорит: «Что же машины у вас нет?» Отец Александр посетовал: «Да вот осла не дали» и декоративный архимандрит сразу замолчал. Дело в том, что мы все советские люди, мы закомплексованы, и, конечно, мы считаем, что мы все кривые, косые, горбатые. Тогда вышла уникальная, редчайшая книга «Письма Чаадаева», впервые за всю историю России. И вдруг я получаю эту книгу на 40-летие в подарок от отца Александра с надписью: «Любимому Олегу». Я так удивился. Оказывается, меня могут любить, я достоин любви. Его любовь нас как-то поднимала. Открытость всему миру была фантастическая.

А недавно я нашел открытку. Я обратился к о.А. с дурацким вопросом, чтобы он придумал название для моей рок-группы. Казалось бы, священник, зачем ему заниматься такой ерундой? Но он прислал мне открытку и придумал названия.

Дорогой Олег! Вот возможные названия для ансамбля:

Скворцы, Орфей, Ну погоди, Гусляры, Журавли, Садко.

Это пока всё что пришло в голову.

Ваш Александр

Его утверждённость на добре, на позитиве, на солнце, на Боге имела безграничную способность. Я помню, как мы все были в шоке, как нам было противно, когда сбили корейский самолет. Это была чудовищная провокация. Там погибло более 300 людей, совершенно невинных. Самолет никому не угрожал. И мы слышали, что трупы потом уничтожало специальное судно-крематорий, чтобы не было останков.

Я вдруг собираюсь ехать в «Заветы». А по шоссе идти плохо, машины могут обрызгать жду 24 автобуса. Вдруг подходит о.А. Я говорю о.А. что слышал порадио-голосам, про все эти гадости. Вот самолет корейский сбили, 300 человек погибло. Вдруг он говорит: «А что ты хочешь? Мир во зле лежит» - и перевёл разговор на другую тему. Т.е. он умел не ковырять в ране булавкой и не любоваться злом мира. Он умел говорить всегда о хорошем.

Я помню, в советское время, из-за столкновения нелепой коммунистической идеологии с жизнью возникало много смешных историй. Один человек приехал в наш храм и рассказал отцу Александру, что лектор по марксизму-ленинизму стал говорить, что воровство, пьянство, проституция – это пережитки капитализма, а вот студент из Монголии спросил: «У нас в Монголии был феодализм, капитализма не было, а воровство, и пьянство есть. Какие же это тогда у нас пережитки?» Лектор не нашелся что сказать. О.А.: «Надо было ответить: «Мифического капитализма».

Однажды я увязался с ним пройтись. Там были лужи, грязь, кое-где положены хилые доски и нужно было с доски на жердочку перепрыгивать. (Кстати, на дороги из Заветов была большая, незасыхающая лужа, и я взял за правило, каждый раз, когда иду на службу, приносить один камень, и за лето я эту лужу закрыл. Наверное, эта каменная дорога сих пор осталась). Так вот, мы с о.А. прыгали через лужи, и я спросил о.А: «А как же так, Елена Семеновна была такая праведница, воспитала Вас, такой верующий человек, а так тяжело умирала». Он, ничуть не смутившись, сказал: «Ну, знаешь, наш Спаситель тоже не очень комфортно умирал».

Я тогда стал спрашивать о его режиме. «Ты знаешь, я с утра стараюсь писать, потому что утром творческая жилка лучше работает. А после обеда не работаю, убираюсь по дому».

Думаю, как же так? А потом понял, что о.А. понимал, что жену надо отпустить, чтобы она с ума не сошла в поселке с пьяными аборигенами, в четырех стенах. Она работала методистом в Пушкино, где был филиал Химкинского института Лесного хозяйства. И о. А. участвовал в домашнем хозяйстве, он готовил, покупал еду. Возил белье всей семьи в рюкзаке в американскую прачечную в Загорск. Заправлял, сушил, гладил, а пока машина работала, он читал, писал. Вся мужская работа по дому была на нем. Он не роптал. Иногда мы ругаемся, что нам не хватает времени, а как же он? Огромный дом, который все время надо содержать в порядке.

Меня удивило вот что. Говорят, что православные священники проходят три стадии: 1 – старообрядческая, когда они с утра до вечера протирают лампадки в алтаре, моют, иконы расписывают. Наводят благолепие, никого не видят; 2 – протестантская, когда они занимаются только общиной и Словом Божьим, а церковь зарастает пылью; и третий период связан со всякими отклонениями – алкоголь, еще что-то. Так вот, когда о.А. служил в Алабино, он произвел грандиозный ремонт в храме, проявляя при тотальном дефиците чудеса изобретательности, организовал роспись иконостаса, провёл тепло, сделал роскошные светильники, которые сам смастерил из чешского стекла, достал списанные двери, которые не берет ни жара, ни холод, - из метро. Сделал картинку из храма. Только закончил реставрацию и его чуть не посадили из-за плитки, которую какой-то негодяй-алкоголик воровал в музее. Был процесс, который генеральный прокурор СССР Руденко лично на себя взял. Господь разрушил этот процесс, и из-за того, что сняли Хрущёва и борьба с религией стала неактуальна, от о.А. отстали.

И вот после того, как о. А. стал служить в Новой Деревне, роспись которого называли «смерть эстетам», там он был вторым священником. А по уставу все храмовые работы лежат на настоятеле, но всё равно, при желании он мог организовать хотя бы роспись, но практически ничего не сделал, а ведь у него половина прихожан были художники. Я вспомнил такую картинку. Вот о. Александр идет в Новой Деревне мимо свечного ящика, мимо старосты Ольги. Протекла крыша и прямо на Престол капает вода. Он только спросил: «Так раньше когда-нибудь было?» Она отвечает:- «Нет». И пошел. Всё. То есть Господь, сделав о.А. вторым священником, оградил его от забот по ремонту храма, и он перестал вкладывать силы в камни, в крыши. А начал вкладывать в людей, и это все осталось. Кто несет сейчас его имя - его ученики, а что осталось от трудов о.А. в храме Алабино? Наверно ничего.

Насчет того, что с утра лучше работает творческая жилка. Володя Н., который стал католическим священником, заказал мне мессу. Пришел ночью как к Моцарту, и заказал мессу, не траурную, а нормальную. Я ночью писал эту мессу. А утром проснулся, стал смотреть и вижу - какая чушь! Потом прочел у Толстого, что ночью невозможно работать, потому что ночью спит критик. А когда просыпаешься, просыпается и критик и видишь - чушь собачья! Никуда не отдал. Все оказалось ночным полубредом. Конечно, о. Александр использовал каждого человека по максимуму. Я как-то от безделья научился писать уставом, полууставом, я умел писать шрифтом как в книгах церковных. Он всегда использовал этот момент. По просьбе отца (у меня сохранилась его записка) я писал расписание на Рождество и на Пасху всегда очень красиво - уставом, полууставом, этими буквицами. Он каждого человека в церкви старался использовать по максимуму.

И еще. Я был на одной свадьбе, куда меня позвали ребята-музыканты. Там какая-то баба-алкоголичка стала собирать деньги на свадьбе, а мы уже собрали и отдали жениху деньги, но поскольку это было прилюдно, пришлось забрать у жениха и снова положить на тарелку. Было так стыдно. Я не знал, куда провалиться от стыда. Она нас подставила. Так же не делается, и жениху было как-то неловко. Я побежал жаловаться о.А. Он сказал: «Ничего подобного. Очень хороший обычай. Молодоженам деньги очень нужны». И даже хотел записать кассету с примерным сценарием свадьбы, где был бы и момент сбора денег.

Еще история, которая меня очень удивила. Дело в том, что св. Максимилиан Кольбе говорил своим ученикам: «Вот сейчас я, как в трамвае должен одной рукой держаться за поручень, чтобы не упасть, только одной рукой вам помогаю, а когда умру - буду помогать двумя руками».

Я сильно заметил эту разницу, когда о.А. одной рукой мог помогать, а когда он стал помогать двумя руками. В начале перестройки было создано общество «Духовное возрождение», которое должно было заниматься христианскими программами.

Я помню, в ДК им. Горького стали обсуждать проблему организации духовного выступления, и кто-то договорился в Зеленом театре в Сокольниках, чтобы кто-то спел, кто-то прочитал стихотворение. О.А. сказал: «Давайте я буду выступать, все готово». Тогда я встал и сказал, что это чудовищное место. Я как-то там выступал, мы пригласили тьму гостей, и они не могли найти это место. Гости часами блуждали по парку, и когда мы шли с концерта, они попались нам навстречу. Настолько заколдованное место. Если хотим, чтобы все провалилось, давайте в Сокольниках. Более запутанное место трудно представить в мире. И потом, кто будет арендовать аппаратуру для певцов? Когда я сказал такие вещи, все стушевались. На таких площадках всё настолько бестолково, ни микрофонов, ни усилительной аппаратуры. Такие вечера с наскока не выходят. В общем, тогда, так ничего и не вышло, а о. А. стал сам выступать по разным Д.К.

И вот как только о.А. погиб, 30 сентября – в день памяти мц. Веры Надежды и Любови - состоялся грандиозный концерт, который Таня Диденко организовала с подачи о.А. в концертном зале гостиницы «Россия». И я должен выступать. У меня ничего нет, ни фонограммы, ни музыкантов, ни денег на студию. И вдруг, мгновенно все организовалось. Группа «Обряд», Саши Лаврова бесплатно, в своей студии записала минусовую рок-фонограмму, нашлась солистка – Люда Ульянова.

Мы выступали с рок-песнями из кантаты «Действо о пр. Сергии», и «Царь Иудейский», причём, знаменный распев, как оказалось, «в ноль» ложился в стилистику хард рока. Просто «Led Zeppelin» какой то получался. И всё это было настоящим чудом.

И в итоге мы, с Людой смогли выступить, причём в арию Прокулы из спектакля «Царь Иудейский», я начинал тем же погребальным спиричуэлом, который играл па похоронах о. А. в Новой Деревне. На этом фестивале духовной музыки, посвящённым о. А. были академические и рок-коллективы. Академические пели церковные песни, а рокеры играли рок-мейнстрим. И я оказался таким мостиком, который связал эти два явления, потому что в моих песнях меня был сплав церковных академических песнопение с рок-идиомами.

Я сразу вспомнил, что когда о.А. был жив, он не мог так помочь, а когда погиб, то все это произошло чудесным образом. Он, как бы всё организовал «двумя руками» - и записи, и фонограммы. Я долго потом выступал со своей группой, которую мы назвали «Тропарь», на разных площадках, даже в Кремлёвском дворце съездов.

Так же мне помог о. А. приобрести дорогущий японский синтезатор, для записи фонограммы оперы по мотивам повести В. Соловьёва, «Три разговора», сюжет которой мне предложил о. А. Конечно, со своей педагогической зарплатой, я и мечтать не мог об этом инструменте. Вдруг на 5-тилетие со дня гибели о.А. американские христиане устраивают грандиозное действо на «Олимпийском стадионе». На огромном экране проецировался портрет о.А., а справа горел Крест, вокруг которого развивались события. Тогда я написал практически час музыки, в том числе мини-оперу по евангельскому сюжету. И что вы думаете, мне заплатили ровно столько, сколько стоил синтезатор, ни больше, ни меньше. Еще была такая Елена Александровна, она очень быстро говорила, потому что она переболела энцефалитом. Она писала иконы. Она написала «Трех святителей» для алтаря и жаловалась о.А.: «Ну как я могу увидеть свою икону, меня же не пускают в алтарь». О. А. ответил: «Ну вот, если бы только одну Елену Александровну не пускали, а всех других женщин, - пожалуйста, это действительно было бы как-то странно». Она как-то стушевалась и перестала жаловаться.

Я был на дне рождения у о.А., и он показывал мне фотографии Алабинского храма. Оказывается, Алабинский храм входил в ансамбль дворянской усадьбы. Говорит: «Вот как интересно - ничего не осталось, по кирпичику разнесли, остался храм и галереи, которые окружали храм, поскольку аборигены там сушили дрова». Приехал наследник этого имения туристом, он помнил усадьбу. Огромное здание, но ничего не осталось, только дрова и храм. У тех, которые не в Бога богатеют, ничего не остается. А те, кто в Бога богатели, как, скажем Поленов, там все осталось, или тот же самый Останкинский театр.

Я как-то заехал к Зое Афанасьевне, туда приехал о.А. Она стала говорить про подругу Даши, которая была наркоманкой. О.А.: «Ты знаешь, у наркоманов психика как тонкое стекло, с ними надо очень бережно, иначе оно разобьется». Я до сих пор запомнил это выражение.

Одно время за о. А. стали следить, иногда даже присылали к храму машину с подслушивающей аппаратурой. А о.А. была большая переписка и он не хотел, подставлять своих адресатов, чтобы письма бросались в Пушкино и попадали в Пушкинское КГБ. Он нас просил письма бросать в Москве. Помню, он давал большие пачки писем разбрасывать по почтовым ящикам. Он давал мне деньги, чтобы я отправлял поздравительные телеграммы, не помню, по каким случаям. Текст всегда был один и тот же: «Поздравляю, обнимаю, целую. Ваш отец Александр».

Помню, когда я стал собирать документы, чтобы поступить в Союз композиторов, мне говорили: «Ну, зачем поступать? Цензурная организация, один из барьеров для того, чтобы не пропускать живых людей». А о.А. сказал: «Так мало в стране у людей привилегий, так мало благ, что даже если одно лишнее будет - уже хорошо». Тогда члену союза, за квартиру можно было меньше платить, еще какие-то блага.

О.А. всегда обманывал мои ожидания, предположения. Была одна учительница, очень странная женщина, которая пробавлялась джазом, даже пыталась петь, она стала собирать группу изучения английского языка. Я сказал о.А., что вот меня приглашают в группу, надеясь, что о.А. скажет: «Зачем ходить к этой дуре, тем более денег нет». А о.А.: «Нет, я тебе денег дам, иди учи». Дал мне денег. Парадоксально решает наши проблемы. Всегда очень неожиданный, непредсказуемый человек. Джазмену конечно необходимо знать английский.

Рассказывали, что когда о.А. готовили на посадку, во время допросов у о.А. достаточно часто менялись следователи, и каждый следователь начинал по-новому. Это такой приём, чтобы при сравнении со старыми показаниями можно было подловить и уличить. Мой приятель сказал: «Да следователи не читают все тома дела о.А. Прочли бы все тома – может изменились бы и стали бы другими людьми, такой океан информации получили бы».

Я несколько раз приезжал на Сергиев день 18 июля в Лавру, и всегда там встречал о.А. Он приезжал туда, очень красиво одет, в черных очках и общался со священниками. Мы однажды приехали с одним моим приятелем-трубачом, не церковным человеком и там встретили о.А. Мы даже не подходили. Он с кем-то разговаривал, мы не договаривались о встрече. Он с духовенством беседовал. И он видимо всегда очень почитал этого святого. Когда бы я ни был в этот день в Сергиевом Посаде, всегда встречал о.А. Мой приятель сделал на плохенькую «Смену» его фото и получилось неважно, с разводами, но зато такого фото больше ни у кого нет.

Рассказывают, что о.А. любил в самые застойные годы ходить в облачении в музеи, скажем, в Третьяковскую галерею. «Чтобы знали, что мы живы».

Я сейчас прослушал запись на освящении квартиры. Я послушал – у меня волосы дыбом встали. О. А. что-то хочет сказать, а я все время перебиваю, и он ничего не говорит, просто ждет, как-то терпит. Какое же у него терпение! Я бы давно уже по голове дал. Как же он нас терпел? Он всегда умел человека не смущать.

Вот кусок записи, которую я тогда сделал. Отец А.. после окончания освящения квартиры, обращается ко всем присутствующим (1979 год) :

Ну, поздравляю вас!

Сейчас я бы хотел пожелать маленькой Лене, её братцу и её сверстникам (потому что присутствующие здесь уже много нарожали детей), чтобы они были не просто нашими детьми, чтобы у них возникла какая-то внутренняя общность.

Вот я подумал совсем недавно, глядя на Иру, Розину дочку. Еще немножко, и она будет одной из вас. Сколько ей сейчас, восемь? Значит, через 8 лет вы все еще будете в цвету, а она будет уже девушкой. Ну, это всё в порядке вещей. Понимаете, у нас уже возникает второй этаж из наших детей и наших внуков.

Как вы все убедились, довольно трудно что-то детям передать, что-то в них вложить, но, тем не менее, это необходимо. По крайней мере, мы все этого очень желаем, молимся об этом, надеемся на это. Есть одно мудрое наблюдение старинное, что всё закладывается в детей с малолетства. Успеем – хорошо, нет – нет. Если заложено с малолетства, значит, даже если потом ребёнок уедет куда-нибудь на сторону далече, потом это всплывет, и возвращение к Богу будет для него возвращением к детству, возвращением к лучшему тому, что сохранило его подсознание.

Да, и поскольку почти у всех из вас дети маленькие, это надо помнить. Это не воспитание, а что-то другое, я назову это питанием. Питанием, потому что есть органическая взаимосвязь между родителями и детьми именно сейчас. Потом вырастают отдельные люди, обособленные как-то. Сейчас всё это перекачивается. Вот если сумеете перекачать - дай Бог, дай Бог, чтобы так было! Во всяком случае, это возможно. Очень хотелось бы, чтобы они были бы как-то духовно /росли,/ и вы видели, как они растут.

А то, чего человек очень хочет, а, тем более, действительно стремится - это почти всегда исполняется, если об этом думать, на это нацелиться, очень желать, а потом сделать знак рукой.

Я: Отец, я хотел сказать, что эта мощная струя приходской помощи Елене Семёновне, она не пропала, она переключилась на нас. Мне тоже очень бы хотелось, чтобы такая деятельность не только в отношении меня, и нашей семьи, она как-то стала хронической, постоянной. И вообще низкий поклон всем, кто нас питает, если не физически, то молитвами. Мы все это чувствуем. Мы давно знакомы, но такого никогда у нас не было в нашей общине, не чувствовали такого напора…

О.А: Я рад, что у тебя какой-то прогресс есть. Но, конечно, уже были всплески, уже были предтечи. Но все зависит от вас, чтобы вы не потеряли друг друга, не потеряли себя…, появилось желание, которое выразилось в словах. И то хорошо!

Спасибо всем.

Я помню, в тот день о.А. сделал от меня несколько звонков, как всегда в Москве, чтобы не звонить из Семхоза, телефон там стоял на прослушке. Он договорился с художником о запрестольном образе Христа на стекле, причём, художник настаивал на том, что бы Иисус был с флажком, как мы видели во многих Московских храмах, а о.А настоял, чтобы рука Иисуса благословляла. Сейчас это образ светится из-за подсветки лампочками на каждой службе в Новодеревенском храме.

Однажды, в 79-е годы, я и Валера Ушаков ехали с о.А. на требы – сначала мы поехали к одной прихожанке, потом к другой, объехали несколько человек. Иногда заходили в дом, иногда на улице стояли и ждали о.А.. Целый день мы с ним болтались, и очень захотелось по малой нужде. А стыдно священнику говорить об этом, мы ведь закомлексованы. Тогда туалетов на улице вообще не было. Мы жмемся-жмемся, а сказать не можем. О.А.: «В чём дело? А, побрызгать? Да вот за углом».

Еще помню одну Пасху в Новой Деревне. Это был редчайший случай, когда совпадали католическая и православная пасха. О.А. весь светился, сиял, сказал вдохновенную проповедь: «Какое счастье, какая радость, Божья любовь, милосердие, что весь мир сегодня может встречать Пасху, наверное, кроме Албании и Китая. Но я верю, что и там люди встретились и отмечают Пасху тайно». Это была совершенно фантастическая проповедь. Полет, полет. Господь Воскрес! Очень смело говорил.

Помню, он говорил, что если вы чувствуете какую-то связь с ушедшим человеком – обязательно молитесь. И если вы чувствуете, что он помогает, молитесь ему, не дожидаясь официальной канонизации.

Я сейчас часто вспоминаю эти слова, ибо всегда, когда лечу зубы, молюсь Марии Витальевне, которую очень люблю, ведь она была зубным врачом.

Была очень интересная форма молодежной тусовки. В певческом, который сняли в Деревне домике тусовались «прихрамывающие», т.е. те, которые работали при храме, например, пели. Эти люди создавали новодеревенский фольклор, частушки. Например, вспоминаю такую частушку: «Как пойду на солею – вижу Мишу с Олею». Это про Мишу Завалова и его жену - Олю.

В этом домике о.А. проводил катехизацию перед Пасхой. Однажды я был свидетелем такой беседы, тогда он говорил: «У нас космическое предназначение. Мы призваны управлять галактиками». Я, да пожалуй, все были потрясены такой грандиозной перспективой, которую он разворачивал перед нами.

О.А всегда хотел, чтобы общались старые и новые поколения. Он к нам домой послал «Ежика» (Веру Корнееву). Она пела нам песни, рассказывала о лагере, рассказывала о своей жизни. И она была очень рада, что мы можем общаться. Она говорила: «Мы были уверены, что мы умрем - и Церковь умрет».

Такая смешная история. У о.А. была сильная травма ноги, он страдал, он ходил еле-еле, на службе чуть не падал. Одна женщина-прихожанка послала меня на фабрику инвалидов где я купил там чудовищные ортопедические ботинки для людей с деформациями ноги, с шишками. Когда я принес эти ботинки, он, ни слова не говоря, заплатил мне деньги. Но я ни разу не видел его в этих ботинках, он ходил красивый в итальянской обуви, которую ему откуда-то привозили.

Отец Александр умел во время бесед устраивать диалог. Он не любил монолог. Например, однажды я его спросил: «Объясните притчу о неверном домоправителе?» Вдруг о.А., ни слова не говоря, поворачивается к Толе Ракузину и говорит: «А пусть Толя расскажет. Толя, как ты думаешь, что означает эта притча?» И Толя начинает рассказывать.

Какой то человек хотел приехать к нему домой и намекал ему, чтобы он его пригласил. А он видимо не хотел, чтобы тот приезжал и говори: «Вот, представьте, я приду к Олегу, а у него маленькие дети на горшках сидят, пеленки не стираны. Ну, как, скажет он мне спасибо, что я пришел? Так неудобно». Всегда задействовал какой-то образный ряд и всех, кто рядом стоял.

У о.А. начался чудовищный псориаз. Ему помогал тройной одеколон, а тогда был дефицит спиртного, весь тройной одеколон скупали алкоголики. Он меня просил, и я привез ему 6 или 7 флаконов. В Москве все-таки больше аптек, чем в Пушкино, поэтому алкоголики все смести не могли. После перестройки ко мне домой приехали телевизионщики, чтобы снять обо мне передачу. Но вот невероятно, впервые за много лет, у них не записался звук и они договорились со мной, что приедут ещё.

Я это воспринял, как знак и побежал к отцу за советом, но подойти и поговорить с ним в 89 году, из-за нашествия многих людей, уже не было никакой возможности, и я передал в алтарь записку с перечнем тем, которые можно обсуждать, чтобы он подчеркнул ответ – да, или нет. Он ответил: «Всё можно, кроме больницы на Юго-Западе». И лишь недавно я узнал причину такого запрета. О.А. только начал посылать прихожан для работы в больницу. И надо же было такому случиться, что один из них, после больницы написал резкую критическую статью, опубликованной одной газетой. Конечно, то, что он написал – было правдой, но у о. А. была цель не критиковать больничные порядки, а помочь больным детям. И он потом, огромными усилиями, еле-еле погасил этот конфликт с больничным начальством, и теперь он стал боятся, как бы я тоже чего не ляпнул.

Неофиты обладают странной особенностью: они путают сакральное, (хотя в церкви все сакральное), скажем, церковное и светское. Я пришел и решил воспользоваться, попросил: «Освятите мне трубу». Он сказал: «Давай». Какой-то был странный момент.

Как люди чувствуют о. Александра Меня как носителя добра, так и люди, которые ненавидят его, тоже его чувствуют и его прихожан. Я помню, мы с женой и маленькими детьми, перед 1-м сентября, ездили в Лавру к Сергию, чтобы весь школьный год прошел хорошо. Мы приехали, а там поставили дружинников с зелеными повязками. Дружинник меня остановил, стал спрашивать документы, паспорт, допрос мне устроил как в КГБ, обыскал сумку, – мне так стало противно. Просто, как сатана, испортил настроение. Мы подошли к Сергию, побыли немного, постояли. И уехали домой, не стали задерживаться. Я говорю: «А что, вот у нас свой Сергий». И мы поехали на место убийства о. А. в Семхоз. Когда меня сейчас спрашивают, почему я не еду в Иерусалим, я говорю, что мой Иерусалим в Семхозе, и в Новой Деревне.

Как-то 9 сентября я был в ауте. У меня болело сердце, и я не мог приехать как все, с утра. Потом к трем часам отпустило, и я к 5 часам приехал. Я осматривал старые места, до боли знакомые. В храме ни одной новой лампадки, ни одной новой иконы, ничего нового, все старое. Каждое дерево, каждая тропинка - все осталось. Тут я ходил с детьми плавать, тут то случилось, тут - это.

Все на месте, а жизни-то нет. Зашел в храм. Все священники уехали на конференцию, и там служил чужой священник, было 4 человека прихожан. Мы пошли на могилу Елены Семеновны и тоже еле-еле нашли. Я ехал, мне было так это жутко: все на месте, а жизни нет.

Мы с Володей Шишкаревым переписывались СМС такими маленькими стихами, и я послал ему такое стихотворение:

Здесь всё та же топография,

Но не та уже история.

Лишь по старой фотографии

Вспомнишь что за территория.

Там только дороги заасфальтировали, потому что построили новорусские коттеджи. Где была помойка, там огромный 3-этажный коттедж. А все на месте. Я понимаю, почему в первые годы не было паломничества в Иерусалим, это началось потом. Они чувствовали Бога везде, и в Семхозе, и в Новой Деревне.

У меня был еще странный эпизод. Я поехал с Валерой Ушаковым в пионерский лагерь, повез туда оркестр из детского дома, мы играли на линейке, еще на каких-то мероприятиях. И я взял с собой церковные книжки почитать. Ребята были очень тяжелые, столько крови попортили, такие тяжелые дети. Например, у одного отец топором зарубил мать и бросился под поезд, а у них осталось 5 детей. У другого парня мать - алкоголичка, и он всё время придумывал, что она приезжает, его встречает, привозит ему подарки. А она не встречала, пьяная валялась в канаве. В общем, очень тяжелые ребята, курили.

Я решил ходить с ними на рыбалку. Мы ходили в 5 часов утра до подъема, ничего не ловили, но у них было счастье. И однажды я опоздал с этой рыбалки, а надо играть подъем. Мы побежали, и я забыл авоську с церковными книгами. Ее нашли, позвали Ушакова: «Что такое? Это ваш протеже». Он говорит: «Он же православный, он не баптист», они баптистов очень боялись.

Я когда рассказал о.А., он говорит: «Ну, зачем ты так сделал, зачем нужно было брать эти книжки? У нас такая христианская русская литература – ну почитай Толстого, Лескова. Почитай Пушкина – такой христианский поэт. Какая благодать и не надо было все это брать».

Вот еще. Он умел задействовать как людей, так и пейзаж. Однажды мы ехали на такси в Новую Деревню по проспекту Мира, по Ярославке. Вдруг о. А. говорит: «Видите этот дом? Вот здесь альтист Данилов уходил в иные миры». Тогда была очень модная книжка «Альтист Данилов».

Или когда я Антона, сына от первого брака, (ему было 7 лет), привел как-то в Новодеревенскую церковь. Мы вошли в алтарь. Жена отдала его в интернат, он никогда не видел священников. Отец Александр уже облачался. Антон спросил показал на рукав и спросил: «Что это такое?» – «Это поручень». Я думал, что он по-детски что-то скажет, придумает какую-то легенду. А он по-взрослому говорил с Антоном. Я не ожидал от него. Как-то он всегда обманывал мои ожидания. Умел говорить с детьми по-взрослому.

О.А. мне еще говорил, что когда его вызывали на допросы, спрашивали: «Какие вы высказываете критические замечания по поводу государства, режима, правительства своим прихожанам?». Он отвечал: «Меня занимают исключительно вопросы церковной самокритики». У нас столько проблем в церкви, что хорошо бы со своими проблемами разобраться.

О.А. умел входить во все – даже в очень сложную проблему. Помню, мне один человек рассказал о Рерихе, когда через него махатмы послали Ленину письмо о том, что хорошо, что уничтожили мракобесие, православие. Какая-то полная бредятина! Он сказал: «Ты знаешь, он гениальный художник, посмотри на его картины, а на всё остальное не обращай внимания».

И еще. Про о. Владимира В., который написал о.А. скандальное письмо, он вызывал жуткое недоумение у всех прихожан. Вдруг о.А. неожиданно про него сказал такую вещь, что есть два стиля поведения священников. Когда человек рукополагается, человек меняется, начинает говорить на птичьем языке: «Спаси Господи», «Ангела-хранителя в дорогу», церковные прибаутки, байки. Начинается театральное действие. Другие священники, наоборот, этого не делают. Он рассказал, что когда отца Антония Блюма хиротонисали во епископа, он пригласил своих друзей и сказал: «Как я тебе был Тоня – зови меня Тоня, был для тебя Антон – зови меня Антон». Всё, никаких «владык». Так оставался до самой смерти со своими друзьями, как в детстве звали. А эти, говорит, наоборот. Сразу переходят на птичий язык: «Благослови, батюшка», «спаси, Господи».

О.Александр никогда не говорил о своих трудностях, переживаниях. Только однажды, когда мы шли до перекрестка, он вдруг сказал: «Знаешь, какая-то типа рака опухоль возникла». К счастью не было рака, оказался жировик. Маруся В., которая жила как раз напротив церкви и очень любила о. А. Она во время службы всегда стояла возле ящика. Однажды я решил зайти на всенощную, встал около ящика и слышу, она всю службу поет. Она пела, как поют фольклорные певцы, с глиссандо и придыханием, но настольно потрясающе, что я просто оцепенел. Тогда я подумал, что наверное, до неба только её сердечный голос и доходит, а не хористов-профессионалов, которые поют за деньги. Хорошо, что у меня осталась плохенькая фотография этого замечательного человека, которую я сделал на венчании. А за Марусей стоит м. Нона и висит моё расписание, написанное уставом.

Любопытно было бы собрать и записать то, как о. А. и сейчас общается со своими прихожанами через сны. Вот Оля П. рассказала мне фантастический сон. После гибели о.А. плакала с утра до вечера без остановки. На девятый день о.А. ей приснился. Он стоял в кабинете, в котором было много книг. Оля спрашивает: «Чем вы занимаетесь?» О.А. сказал: «Сейчас я тебе покажу. Видишь, я пишу «Книгу судеб детей моего прихода». И когда он открыл эту книгу, то зазвучала божественная музыка, эта музыка стала входить в каждую клеточку ее тела и наполнять ее радостью. И она почувствовала такую степень блаженства!

Тут он сказал: «Слушай, про тебя тоже написано, я могу показать». Она пошла ему навстречу. И когда музыка превратилась в многоголосную, вдруг она поняла: «Я сейчас умру, просто не выдержу счастья, блаженства, я не в состоянии эту радость перенести». Тут о.А., как бы спохватившись, говорит: «А, ну да, тебе еще рано, стой на месте». Она после этого проснулась. Он пишет «Книгу судеб детей своего прихода».

Еще один сон про о. А. рассказал наш прихожанин-переводчик. У него была сложная ситуация дома с разводом. Все разрушилось, и ему сниться, что он сидит за штурвалом вертолёта, который летит над землёй, и вдруг вертолет начинает терять высоту и падает. Он в ужасе, но ничего не может сделать. Вдруг сзади просовывается рука, берется за штурвал и выводит вертолет на курс. Он оборачивается – это отец Александр. Образ очень яркий.

Одна мать мне рассказала, что она очень боялась за своих детей. Школьникам продают наркотики, девочек воруют. Там живут одни чеченцы, они избивают школьников, милиция куплена. Она так волновалась за детей, была в ужасе, ужас ее парализовал. И ей снится сон: снежная горка сделана возле реки, дети едут прямо в прорубь, могут погибнуть. У самой проруби стоит отец Александр, хватает и отводит санки от проруби, хватает и отводит, не дает никому из детей погибнуть. Я понимаю, что это образ, но она это видела своими глазами и она поняла, что нельзя бояться, потому что страх притягивает беды.

Я думаю, рай начинается здесь. В последнее время я все время думаю о том, что мы живем уже как бы одной ногой в раю. Будяшек - очень известный польский барабанщик знаменитой группы «Скальды», сейчас проводит молодежные христианские рок-фестивали. Он пишет церковную музыку (у меня есть его записи - только рок-барабаны и церковный хор, потрясающее сочетание). Он рассказывал, что однажды простоял всю ночь перед иконой Ченстоховской Божией Матери и уже под утро услышал слова: «Все твои проблемы оттого, что ты не благодаришь. Надо благодарить за все: за страдание, за боль, за радость, за все, и тогда ты увидишь, что все преобразится». Я все время сейчас об этом думаю. Рай - это благодарение за все: за болезнь, за операцию, но понять что беды – это Божия любовь, дело творческое, это бывает также трудно, как стихотворение или как песню написать.

Вот я недавно чудовищно поругался с женой. Я знал, что она была неправа. Думаю, за что же благодарить судьбу, если она на 100% не права. Потом вдруг понял, что женщина с природой связана, она проводник природы. Я понял, что я с природой не дружу. Я не умею вовремя спать ложиться, у меня тормозов нет, и природа мне через жену выговаривает, что я не берегу свое здоровье, свой дар Божий, тело, которое Господь Бог мне подарил, и я стал благодарить, что природа мне через жену сигналит.

Когда находишь, за что благодарить, то жизнь превращается в рай. Тяжёлое событие есть, но оно не имеет жала. «Смерть, где твое жало?»- поётся в пасхальной заутрене. А раз нет жала, все превращается в рай, все, все. Конечно же, рай – это жить на максимальной возможности, как жили Прокофьев или Шостакович, и я думаю, что у таких людей, как о.А. такая полнота жизни и творчества, что для них рай во многом уже здесь.

Мы одной ногой должны жить в раю. Если у нас не получается, значит, мы сами виноваты. Нам все для этого дано. У нас есть таинства, жизнь, община, а мы просто не хотим жить творчески. Как о. Александр мог творчески переломить любую ситуацию, любое событие, что бы ни случилось. Как-то мы ехали в Заветах по улице Пугачева. Ксюша сказала: «Вот, улицы называют именами разбойников и бандитов». А о. Александр: «О, улица Аллы Пугачевой». Мы стали смеяться до слез. Он любую ситуацию мог превратить в рай. Это такой творческий подход к жизни.

В последнее время я стал благодарить за все. Вот я, такой бомж вонючий, прихожу в храм и воняю грехом, как бомж в метро. Как меня Господь поганой метлой не гонит? Когда начинаешь благодарить, понимаешь, что всё рай. Мы незаслуженно счета выставляем, что-то нам недодали, что-то недоплатили, а когда понимаешь, что мы мразь, что сотни тысяч людей, которые лучше нас, не имеют дома. Каждую минуту умирают бездомные, нищие, голодные, как в провинции люди живут на три тысячи, а у нас все есть, мы просто поросята. И вот, когда это поймёшь, то тогда всё становится рай.

Закончу я воспоминание стихом из нашей переписки с Володей Шишкарёвым:

Не лечит время и года,

Хоть перевёрнута страница.

Открылась рана и всегда

Из этой раны кровь сочиться.

22.01.08.

(день рождения о. Александра)

Истина и Жизнь 2/2002

Рай находится в Братовщине

Если внимательно вчитаться в Евангелие, станет видно, что главная идея его — Царство Божие. Христос настойчиво пытается донести до нас эту мысль. Вот Он сравнивает Царство с человеком, который посеял доброе семя на поле своём, Он пытается показать его в притчах о горчичном зерне, о закваске. С какой-то удивительной настойчивостью Иисус возвращается к этой теме: и когда сравнивает его с сокровищем, скрытом на поле, и когда рассказывает притчу о купце, который ищет хороших жемчужин.

Опять и опять Он пытается достучаться до нас. Говорит, что Царство подобно неводу, закинутому в море, что оно — как царь, который захотел сосчитаться с рабами своими. Наконец, Царство, оказывается, в чём-то похоже на женщину, потерявшую монету.

Складывается такое впечатление, что для Него необычайно важно, чтобы Его последователи хорошо представляли себе эту субстанцию, — ведь половина притч посвящена тому, чтобы слушатели почувствовали это самое Царство. Если читать их подряд, видно, как Христос подходит к этому образу то с одной, то с другой стороны, пытаясь объяснить человеку необъяснимое.

Когда же все словесные образы были исчерпаны, а люди так и не поняли идею Царства, Иисусу ничего не оставалось, как просто показать Царство Небесное избранным ученикам. Это случилось на горе Фавор. Преображение и есть наглядная иллюстрация Царства Небесного, когда все предметы вдруг приобрета-

Олег Степурко

ют необыкновенный вид и становятся как бы пришельцами из другого мира.

В нашей жизни тоже бывают мгновения, когда ты сам сталкиваешься с проявлением Царства Небесного. В какой-то момент всё вокруг внезапно преображается, и ты видишь, что эта ситуация — ещё одна притча Христа, которую Он нам рассказал, только не на страницах Книги, а в жизни. И становится понятно, что Евангелие не кончилось, что оно продолжается сегодня. И тогда возникает огромное желание поделиться этим опытом, ибо он похож на прекрасные цветы, которые хочется подарить всем.

Но тут натыкаешься на несовершенство языка и понимаешь: у тебя выходит какой-то невнятный лепет, вроде «как на земле белилыцик не может выбелить»; ты не можешь передать того великолепия и торжества, которое было в душе и от которого «горело сердце».

Нечто подобное случилось со мной на встрече памяти Гриши Крылова. Через музыку, через его стихи, через природу, через его друзей вдруг открылось то, что так потрясло апостолов на горе Фавор и что так важно понять любому христианину. И хотя, наверное, словами описать этот опыт невозможно, я всё же попробую это сделать, прибегнув к помощи Гришиной поэзии.

Некто сказал: «Рай — это другой человек». Райским было общение с о. Александром Менем. Но не только с ним: вокруг него собира-

лись, наверное, лучшие люди страны, и я не удивлюсь, если после смерти узнаю, что так оно и было.

Забавно рассказал об этом наш друг, физик Саша А., который после долгих уговоров снял вблизи от новодеревенской церкви дачу для своей семьи. «Выхожу я, — говорит, — как-то поздно ночью вылить помои в уличную канаву и вдруг слышу, как в темноте двое прохожих рассуждают о проблемах санскрита. И тогда я понял, что попал в центр Вселенной».

Одним из тех ночных собеседников был Гриша Крылов, который жил в посёлке Заветы Ильича (мы называли его «Новые Заветы»). Он был душой нашей колонии дачников, снимавших летом жильё в окрестностях новодеревенской церкви, чтобы быть поближе к о. Александру. Гриша тогда устраивал в Заветах домашние поэтические вечера и концерты церковных бардов. Помню, он попросил меня спеть свои песни и обещал прийти ко мне с друзьями. Каково же было удивление моей хозяйки, когда ко мне в тот вечер явилось сорок человек!

Хотя Гриша окончил Институт Гне-синых (интересно, что с ним на одном курсе учились Юра Пастернак и Володя Шишкарёв; всей стране известны их христианские песни) и был гитаристом, он оставил гитару и переквалифицировался в индолога — переводил с санскрита. Любопытно, как он к этому пришёл. В детстве он нашёл под диваном учебник санскрита, принадлежавший его бабушке, воспитаннице Смольного института. И самостоятельно (!) выучил этот сложнейший язык.

— 40 -

Кроме того, Гриша был поэтом. После Гришиной смерти друзья опубликовали его стихи небольшим тиражом. Любовь и вкус к звуку, которые были у него как музыканта, слышны и в стихах:

ПРЕДЗИМНИЙ ЗВУК

Звук рассеянный, поздний, пустой Просвистел над подмёрзшей листвой. То ли кнут пастуха перещёлкнул, Толи это сурок полевой...

Я в замёрзшее гляну окно

И холщовое выну рядно.

Всё: и дом, и крыльцо, и деревня

Мелким снегом запорошено.

Выйду в маленький глохнущий двор, Где скривился дощатый забор, И скажу ем слышное слово Этой выси свинцовой, Вскользь летящему снегу в упор.

Смерть и время стоят во дворе, Рвут свинцовую нить в декабре, Закрывая меня снегопадом И сурка в его сирой норе.

Этот удивительный человек обладал фантастическим талантом соединять людей, раскрывать их творческий потенциал. Все его безумно любили за умение парадоксальным образом взорвать любую ситуацию, показать любое явление с неожиданной стороны, заставить человека оторваться от суеты и задуматься над Вечностью. Ему ничего не стоило в летнем семейном походе, когда дети выбились из сил и отказались идти, вдруг встать на голову посреди улицы. И это так рассмешило детей, что они вмиг забыли о своей усталости и дошли до дома.

У него был талант организатора. Достаточно сказать, что на заре «перестройки» именно Гриша смог устроить первое публичное выступление о. Александра Меня в клубе «Новых Заветов». Его стараниями там же выступали джазовая группа «Три о» и академический пианист Владимир Бунин.

В грязном подмосковном посёлке со спившимися аборигенами Гриша был звуком небесной валторны, будящей память о Горнем мире:

Наполнен день заботами. Нет денег. Строительный посёлок разворочен Дождями вдрызг, и никуда не деться От его грязных ямин и обочин.

I

Но мы, въезжая в зимние квартиры, Найдём работу, обретём опору, Долги заплатим и ответим, миру Валторной ноября, предзимним горном.

Я повторяю: «Твоё иго-благо». Зима - и снег летит на двор осенний, Где осень варит огненную брагу, А зимний ветер её рвёт и пенит.

Как любой настоящий поэт, Гриша был пророком, и сейчас стало ясно, что это стихотворение он написал о своей смерти:

Корми слезою деревянной, Орехом осени сухой Или обшаривай карманы, Листвой набитые, трухой.

Но ветер, сорванный с высоких Холмов, с пригорков и плетней, Летит на высохшие щёки Пустых откинутых полей,

Где облака у горизонта Опять, наплакавшись, сошлись, Как бабы, и рядят негромко Про мою смерть, про твою жизнь.

Каждый год мы, друзья Гриши, собираемся на годовщину его гибели у Вики Ш. в посёлке Братовщина, который расположен недалеко от Новой Деревни. Но в этом году был особый повод: стихи Гриши наконец были опубликованы в престижном поэтическом журнале «Арион», и я должен был привезти 10 авторских экземпляров вдове Гриши — Ире.

Редактор «Ариона» выбрал для публикации лишь одно стихотворение, но, перечитав его, я вдруг понял, что это — молитва, а «хлеб и винцо», которых просит поэт, — Причастие.

Дай мне серого холста, Травы зелёной, воска с талой свечки, И я слеплю тележку, человечка, Оглоблю, обод и село под вечер. Она со скрипом въедет в воротца.

Дай мне немного маслица, сырца, Чтобы заткнуть тряпицею утечку, Где кот сидит, зажмурившись под вечер, Как шкалик у цветного изразца.

Дай мне картечи и свинца, Чтобы залечь с солдатами за речкой

И ждать врага, который недалече, Сдувая снег с худого ружьеца. Дай хлеба мне и кислого винца.

Русская пословица говорит: «Труднее всего молиться и долги отдавать», и каждый знает, как трудно себя понудить на какое-либо хорошее дело. Но в этом году возникло столько препятствий, что всё шло к одному: встреча сорвётся. Тот, кто должен был всех обзвонить, не смог этого сделать. А тех, кто всё же знал дату встречи, вдруг скрутила простуда, и они отказались приехать.

И вот я тащусь из Москвы с работы с тяжёлой сумкой журналов в Братовщи-ну. Сил нет, да и ясно к тому же, что никого не будет. В голове зудит мысль: «Ну вот, опять соберутся те же люди, опять будут вспоминать те же ситуации, много раз переговорённые».

Но когда я наконец дошёл до дома Вики, началось что-то необычное. Во-первых, чудесным образом получилось, что приехали все друзья Гриши. Во-вторых, оказалось, что недавно появившийся у меня в джазовом ансамбле пианист Миша П. не только живёт в по-

— 41 -

сёлке Заветы Ильича — к нему накануне своей гибели заходил Гриша. Да только вот я всё перепутал и назвал ему не ту улицу: не Полевую, а Парковую. Но Миша, проплутав больше часа по посёлку, смог-таки найти нас по звуку моей трубы. Это тоже было чудо.

Мишина жена Оксана оказалась профессиональной исполнительницей русских романсов, а сам Миша — ещё и блестящим гитаристом. Он принёс с собою палисандровую гитару, сделанную одним из лучших мастеров России. (По странному стечению обстоятельств, проживавшему там же, в Заветах.)

Весь вечер мы почти ничего не говорили, а только пели и играли. И через эту музыку Гриша так много сказал нам о своей жизни, о любви к нам!

Началось с того, что Оксана запела старинные цыганские романсы под аккомпанемент Миши. А надо сказать, что нет в мире ничего более антиджазового, чем городской романс. Если в джазе солист постоянно взаимодействует с ритмической линией аккомпанемента и ведёт с ней диалог, то в романсе певец сосредоточен на своих эмоциях и постоянно рвёт ритм паузами. А аккомпанирующий инструмент вынужден бегать за ним, как лакей с подносом за пьяным барином. Очень интересно размышлял Алик Зорин о жестоком декадентском романсе. Неисповеданный грех человек, как в глиняный сосуд, переливал в романс, причём не каясь, а, наоборот, любуясь грехом...

Когда я учился в консерватории, мне приходилось ездить в фольклорные экспедиции, и если мы привозили из них городские романсы, фольклористы называли их музыкальным мусором.

Но в тот день в «Новых Заветах» случилось чудо: Оксана пела, и все вдруг отчётливо почувствовали, что это наш Гриша через романс говорит со своей Ирой. Конечно, сейчас я могу лишь приблизительно вспомнить слова, но смысл был таков: «Я далеко от тебя, но моя любовь будет вечно, как свет звезды, идти к тебе из моей страны и наполнять твоё сердце миром и покоем».

Об этом же Гриша написал в стихотворении:

Отныне мне имени нет.

Я с тихою вечностью связан.

И осени серый кисет

С листвою душистой развязан.

Развязаны злые узлы, И прошлое просто забыто, Просеяно горстью золы Сквозь осени звёздное сито.

Хрустит под стопою листва. И тусклое небо, и ветер, Прохладная мягкая тьма Сплетаются в светлые сети.

И лица прохожих светлей, Загадочней и отдалённей Сквозь пёстрой листвы благовонъе И чёрные свечи ветвей.

И тогда меня осенило: на этом свете нет ничего бесполезного, и даже романс может иметь смысл. Правда, для этого нужно, чтобы рядом была вдова, а на небе — ушедший друг.

Но потом случилось ещё интересней. Виктор 3., земляк Гриши по Росто-ву-на-Дону (там Гриша родился), океанолог по профессии, на наших встречах никогда не пел. А тут неожиданно для всех спел песню культовых рокеров 1960-х — Саймона и Гарфункеля, гармонию которой помог «снять» Гриша. В мелодии этой, чистой, как горный ручей, мы услышали какую-то очень важную мысль о жизни Гриши, которая проходит теперь в таких же, как эта песня, мирах высокого духа и красоты. Быть может, там, на заоблачных вершинах, струится тот самый «голубой, и розовый, и синий снег»?

СНЕГ

И голубой, и розовый, и синий

Струится снег. В замёрзшее стекло

Я всё слежу сколъженье лёгких линий.

Сверкает иней. Холодно. Светло.

И жить дано в торжественном молчанье

И ничего вокруг не замечать.

Так в сумраке симфонии «Прощальной»

В серебряном подсвечнике свеча

С потрескиваньем лёгким догорает.

Один скрипач, склоняясь в полусне,

Ещё играет, всё ещё играет.

Последним звуком снег скользит в окне.

И нам в тот миг дано было почувствовать «жизнь в торжественном молчанье». Это было говорящее безмолвие, наполненное любовью и миром.

Однако чудеса этого вечера продолжались. Миша П. сыграл на гитаре ри-чикар XVI века, причём феноменальной техникой: двумя пальцами играя тремоло мелодию, а остальными тремя аккордовый перебор аккомпанемента. И эта небесная, волшебная музыка погрузила нас в мир тихой радости, которая бывает только в детстве, когда жизнь наполнена воспоминаниями души о рае. И явственным стало присутствие нашего друга, который говорит нам через музыку и хочет всех обнять:

Как будто мёртвые хотят обнять Живущего - трепещущие тени Летают вокруг яркого огня И падают на плечи и колени.

Это ладони или ветер? Кто Как лист летит, в словах лица касаясь? И каждый новый роковой повтор Прикосновенье лёгкое срезает.

Поэзия - изорванная связь Случайных слов, внезапных междометий. К лицу прикосновений скрытых страсть. Скажи, это ладони или ветер?

Когда я предложил пустить по кругу чашу, чтобы каждый сказал что-нибудь о Грише, и очередь дошла до художницы Жени Г., она сказала: «Я не понимаю, о каком Грише вы все говорите». Мы поняли, что действительно говорим о другом Грише, о том, который за эти годы очень изменился. И я вдруг ясно осознал, что как земная жизнь — это постоянное изменение, так и жизнь в Царстве Божием — тоже постоянное изменение.

Об этом же говорил французский писатель Ж. Бернанос. Герой его романа, священник, предупреждает свою прихожанку, что если она не изменится и не покается, то не сможет после смерти встретиться со своей умершей дочерью. «Вы её, — говорит герой "Дневника сельского священника", — просто не узнаете».

После встречи мы вышли во двор и увидели, что небо торжествует салютом из миллионов звёзд, а снег искрится, как бриллиантовые россыпи. И я вспомнил, когда видел такое небо.

Много лет назад, когда дети были маленькими и сильно болели, мы с женой не смогли выбраться в церковь на

— 42 -

И вот такая же ночь великолепием сияла над Братовщиной, передавая нам благую весть о том, что любовь рождает любовь, что смерти нет и что у Бога все живы.

Недавно один христианин рассказал о посещении югославского села Меджугорья этим летом. Это место известно всему верующему миру: здесь Божия Матерь явилась местным детям-пасту-

хам. И хотя они выросли, стали взрослыми, Богородица и сейчас приходит к ним. Так случилось, что одна девушка заболела раком, и, когда к ней пришла Святая Дева, она попросила исцелить её от болезни. «Хорошо, — ответила Богородица, — Я исцелю тебя, но тогда Я не буду приходить к тебе. Я даю месяц на размышление, после чего ты скажешь Мне своё решение». «Этот месяц, — рассказала больная девушка, — был самым чёрным и несчастным в моей жизни».

Так, значит, рай — это не место, а ВСТРЕЧА: там, где любовь, — там рай. И мы в тот день были в раю, и он тогда был в Братовщине, где мы собрались на встречу с нашим другом.

Но ещё со времён Данте о рае лучше всех говорят поэты. Поэтому закончу стихотворением Константина Лунёва, который учился у Гриши Крылова в «новозаветской» школе, а сейчас стал прихожанином нашего храма Свв. Космы и Дамиана. Константин Лунёв посвятил эти стихи своему учителю:

ПАМЯТИ ГРИГОРИЯ КРЫЛОВА

Я пришёл к вам из смерти, Из пустыни и мглы, От бальной круговерти И объятий зимы.

Кто вдыхал эту стужу, Кто поил этот зной ?

— Как разбитые лужи, Твоё сердце со мной.

Чахла память надгробий. Это - место в душе. Словно горние сходни На пустом этаже.

И спускается сумрак На непознанный день:

— И как будто не умер, А взошёл на ступень.

А в приютной прихожей -Твоей шапки венец: Златошвейный, погожий, Дождевой бубенец, t