Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы: Россия, 1940.

Константин Молодецкий

ОСАДА ЛЕНИНГРАДА

К оглавлению

ГЛАВА XII

Историческая неизбежность гибели ленинградского населения

Один из крупных представителей прежнего военно-морского командования судился в открытом заседании Ленинградского суда вскоре после Октябрьского переворота по обинению в контр-революции. Проявив большое спокойствие, несмотря на предстоящий расстрел, он сказал в заключительной речи: «Я должен умереть. Я понимаю необходимость этого. Колесо истории захватило меня, а история сильнее нас». Мужество этого адмирала и его апелляция в объяснении причин своей смерти к истории не могли не произвести впечатления на более разумную часть присутствующих, причем и тех, которые были в самом составе суда. От одного из них, работавшего уже в значительно более скромном месте, нежели советский суд, я слышал рассказ об этом в годы ежовщины, сильно способствовавшей подобным воспоминаниям и заключениям. Однако, ни на заре советского государства, ни даже в годы ежовщины, нельзя было представить историческую неизбежность гибели населения Ленинграда, бывшей столицы Российской империи.

По официальным данным переписи 1939 г., население Ленинграда равнялось 3.191.304 человека. В июле-августе 1941 года, после начала войны, было эвакуировано 200-300 тысяч человек и соответствен-

225

ное число мобилизовано в армию. По частным сведениям служащих отделов, ведавших выдачей продовольственных карточек, на конец сентября 1941 года в Ленинграде оказалось замкнуто всё-таки около трех миллионов жителей. Объяснялось это двумя причинами: 1) превышением фактического числа жителей в 1941 году цифры 1939 года, 2) притоком беженцев из пригородов.

Летом 1942 года, когда я был уже на Кавказе, в Ессентуки приехал доктор, оставивший Ленинград в середине июля. Он, представляя по занимаемому положению «серьёзный источник», говорил, что на июль в городе выдано около 700.000 продовольственных карточек. Его данные подтверждаются сообщениями, какое советская цензура уже после войны* пропустила в дневнике писательницы Веры Инбер, посвященном осаде Ленинграда. В записи от 7-го августа 1942 года

мы находим:

города

одного

жителей»**. При всем напряжении сил и увеличения размеров эвакуации в летние месяцы, могло быть вывезено все же не больше 300 тысяч человек. Около 2 млн. людей умерло, таким образом, в первый же год осады88.

Вымирание населения на этом не остановилось, хоть уменьшилось в абсолютных цифрах. Было улучшено, правда, продовольственное положение города. Об этом рассказывал и приехавший в Ессентуки доктор. Увеличили несколько общее количество выдаваемых продуктов. Открыли специальные столовые для восстановления сил, где кормили хорошо, и куда мог

8гПри переиздании дневника Инбер (Сб. «Избранная про-за>, М. 1948) указание, что уже в августе 1942 года «население было меньше одного миллиона» выброшено. Оставлены только «Тишина и пустынность».

8* Помимо солдат армии и жителей пригородов (к северу от Ленинграда), где смертность от голода была также высокой.

226

рассчитывать попасть некоторый процент населения для проведения двух-трехнедельного курса лечения. Отдельные лица, как например, учителя средней школы, получили карточки рабочих (I категории). Всё это было, однако, ограничено и недостаточно даже для здоровых людей. «Съевшим же свои мускулы» ленинградцам, продолжавшим, кроме того, переносить невзгоды прифронтовой жизни, начиная с холода, при-ходилось продолжать умирать. Это можно видеть из того же дневника Веры Инбер. Единственным изменением явилось то, что в 1943 ^оду на место дистрофии третьей стадии приходит новая формула, — «болезнь от последствий голода». Кому она больше принадлежит — медицинской науке или органам административной власти, остается неизвестным, но в составе советской эмиграции есть люди, получившие в 1944 году официальное сообщение о смерти своих родных в Ленинграде по причине данной болезни.

Когда в самом начале 1944 года была снята осада Ленинграда, то председатель Горсовета Попков незамедлительно выступил в Москве с «итогами» на собравшемся как раз Верховном Совете РСФСР. В ряду рассчетов количества метров разрушенных стен и разбитых окон, он указал на тяжелые потери от бомбежек и артиллерийского обстрела, давших за время блокады 32 тысячи убитых и раненых ленинградцев. Здесь же было вскользь сказано, — «многие умирали от истощения»84. В период между его докладом и окончанием войны произошло еще одно печальное собы-тие — городтюдвергся нашествию крыс, по причине плохого «захоронения» трупов многих умерших от истощения. Некоторые районы города были опасны; пришлось вызывать для борьбы специальные команды. Это событие осталось все же мало известным. Сложнее оказалось после войны, когда восстановление ленинградской промышленности потребовало заселения го-

84 «Известияэ Ц. О. 3. Ш. 1944, № 53 (8355), стр. 3.

227

рода. Нужно было искать и свозить людей из всех районов страны. Скрывать гибель ленинградских жителей не было смысла, размеры происшедшей потери стали известны. На место формулы «многие умерли» приходит другая, — «сотни тысяч людей гибли от голода и холода»35. Соединение «сотен-тысяч» с несовершенным видом прошедшего времени глагола «гибнуть» само по себе достаточно определенно. Возможно, было бы всё же лучше сказать, что таких «сотен» оказалось не меньше 23-24. И это было только неизбежное, неотвратимое «колесо истории».

Вопрос о возможности спасения и причинах своей гибели пытались разрешить, прежде всего, сами ленинградцы. В те дни — конец 1941 года и первая половина 1942 года — об этом говорили во всех социальных группах населения.Было шесть основных вопросов,вокруг которых велись разговоры. Хронологический порядок их возникновения таков:

Уничтожение немецкой авиацией продовольственных запасов в Бадаевских складах.

Взятие Ленинграда немцами.

Удержание немецких войск под самым Ленинградом, а не в отдалении от него.

Недостаточные организационные способности П. С. Попкова — председателя Ленинградского горсовета, руководившего делом продовольственного снабжения.

Заключение мира с Финляндией и облегчение положения города.

Освобождение от немцев Северной железной дороги.

Остановимся на каждом из этих вопросов подробнее.

35БСЭ СССР, М. 1947 г., стр. 717.

228

Уничтожение немецкой авиацией Бадаевских складов послужило основанием для выдачи столь ограниченного продовольственного пайка, за которым должно было последовать, как известно, вымирание населения. Согласно официальному сообщению, в Бадаевских складах находились основные городские запасы продовольствия. На улицах действительно пахло некоторое время после происшедшей бомбардировки жженым сахаром и мукой. Однако, это слабое доказательство тому, что сгорели именно те запасы, утрата которых определила голод. Ряд соображений и просто фактов говорит против этого.

Прежде всего, трудно всё-таки заподозрить ленинградские власти в такой грубой ошибке, как сохранение основных запасов продовольствия в складах, которые при всех условиях должны были стать первоочередным объектом бомбардировки. Катастрофическое отступление армий на фронте создало для Ленинграда, находившегося в крайне северо-западном углу страны, оторванного от ее основных центров, исключительно тяжелое положение. Это заставило городские власти, хотя и присущими им топорными методами, но развить бешенную энергию; от создания народного ополчения, превышавшего в д в а раза ополчение Москвы36, до приведения в «боеспособное» состояние всех чердаков, хоть правда, и не перед войной, как намеревались, но через две-три недели после начала ее. Предусмотрительность ленинградских

военных властей достигла того, что в конце июля, еще до всяких бомбардировок, группа работников моего института, где-то под самым Ленинградом, в составе колонны из 300 или 400 человек, принимали участие

86 Число ополченцев Москвы в начале июля 1941 года равнялось 160 тысяч человек, Ленинграда — 300 тысяч человек. БСЭ СССР, 1947 г., стр. 704.

229

в рытье общих могил. Всем им было объяснено, что возможны налеты, неизбежны человеческие жертвы, то-есть трупы. В целях сохранения благоприятного санитарного состояния города необходимы данные могилы. Трудно допустить, чтобы в этих условиях забыли децентрализовать запасы продовольствия. И эти запасы были, конечно, децентрализованы. В Бадаев-ских складах сгорело возможно и порядочно продовольствия, но это были какие-то переходящие остатки. Основные запасы его развезли и скрыли заранее в различных пунктах города. Мы имеем этому объективные доказательства. Откуда взялся хоть и ограниченный паек, но выдаваемый в течение четырех месяцев 3 млн. населения и войскам, защищавшим город? Если из системы районных складов, то согласно обычной практике, запасы последних не превышали трех дней. Если допустить, что в октябре успели наладить какой-то подвоз продовольствия водным путем, то вряд ли бы его хватило только для одной армии. Продовольствие было, таким образом, децентрализовано. Второй вопрос, что его оказалось мало, но это обычное несчастье советского хозяйства, создающее продовольственные нарушения и без всякой войны. Ленинградские власти, как таковые, здесь не были виноваты.

Интересна в этом отношении реакция на уничтожение Бадаевских складов со стороны широких кругов населения. Конечно, после запахов на улицах жженого сахара, узнать о лишении не только сахара, но даже черного хлеба, было неприятно. Однако, никому в голову не приходило, чтобы действительно что то определилось уничтожением Бадаевских складов. Внимание всех в те дни было обращено, правда, на приближающиеся немецкие армии, возможность уличной борьбы, создания «второго Мадрида» и, следовательно, более непосредственную опасность для жизни близких людей и своей собственной. С другой сторо-

2ЯО

ны, в случае беспрепятственного занятия немцами города, всё должно было решиться само собой. Что именно «решиться» и как «решиться», к сожалению, в те дни не представляли себе. Самое же главное, большая часть населения просто не верила, чтобы в Бадаевских складах могли быть какие-нибудь значительные запасы продовольствия, решающие участь города.

«Как раз там припасено было» — крикнул раздраженно рабочий-сезонник, застрявший в городе, молодой девице, повидимому, комсомолке, пытавшейся объяснить ему — почему они оба стоят в очереди за хлебом. Решение продовольственного вопроса люди видели в связях Ленинграда с остальной страной, заготовках и наличии продуктов в местах*их производств, бесперебойной работе транспорта, своевременной подаче вагонов, их погрузке и разгрузке, во всем том, к чему приучила теория (газеты) и практика (реальное снабжение) советской жизни. Даже в мрачные дни голодной смерти мало кто пытался говорить, что сохранение «Бадаевских запасов» могло бы изменить или как-то облегчить положение.

Для решения вопроса, — зачем же Жданов и Ворошилов возвели на себя такое тяжелое обвинение, как, утрата городских продовольственных запасов по непредусмотрительности — нужно вспомнить обстановку тех дней. В конце августа немцы перерезали Северную железную дорогу, являвшейся последней линией, обеспечивавшей подвоз продовольствия в Ленинград. Советские военные власти бросили все возможные силы, были «спешены» даже моряки Ладожской военной флотилии, но восстановить положение не удалось. В первых числах сентября стало очевидным, что окружение принимает затяжной характер. В Ленинграде, между тем, запасов продовольствия по мало-мальски удовлетворительным нормам было не больше, чем на 5-6 недель. Приходилось начать его растягивать.... В месяцы первой войны СССР с Фин-

231

ляндией меня попросили как-то поехать и прочесть в общественном порядке (бесплатно) лекцию у могильщиков одного из ленинградских кладбищ. Направляясь туда, я повстречал в трамвае полупартийную учительницу, знавшую этих могильщиков. Смеясь, она сказала, — «Ну, смотрите, не попадите в беду... аудитория

исключительно тяжелая. На заем их подписать — жизнь потеряешь. К тому же все они старики-пенсионеры... Да и работа у них хоть и с землей, но такая, что много себе позволяют... А чуть что, представляются политически несознательными». Тема моей лекции была весьма академического порядка и никакого отношения к событиям текущей жизни не имела. Слушали ее около двадцати человек «политически несознательных стариков-пенсионеров» с каким-то живым интересом и как бы одобрением. По окончании лекции всё с той же живостью, начав с моих же материалов, они приступили к обсуждению — ни много, ни мало как создавшегося по случаю войны продовольственного положения в Ленинграде. По форме изложения могильщики оставались вполне корректны к власти, по содержанию же дискуссия была такова, что некоторое время я был очень обеспокоен и за них и за себя. Дело кончилось всё же благополучно. А заключительное выступление одного из присутствующих запомнилось навсегда. Это был крупный старик с ясными голубыми глазами, окладистой бородой и большой

белой бляхой кладбищенского сторожа на груди. От него веяло чем-то основательным, хозяйственным, начиная' с хорошо подогнанного по фигуре и тщательно зачиненного старого тулупа. Держался этот человек с изумительным достоинством и говорил блестяще, обнаружив к тому же начитанность, полуцерковного, полу-светского характера еще от до-революционных времен. Разобрав обстоятельно вопросы возможного наличия продовольственных запасов сель-ско-хозяйствениых районов, вопросы транспорта и

232

уровень ленинградских цен, он сделал заключение: «итак, почитай что, кроме хлеба, ничего мы не имеем и не имели. Причиной этому не транспорт и не война, а прежде всего, цены на товары. Хлеб черный он есть, против этого ничего не скажешь». В сентябре 1941 года население Ленинграда осталось и без «хлеба черного», по причине транспорта и войны. Это было так ужасно, что потерявшиеся Жданов и Ворошилов, боясь сказать настоящую правду, предпочли версию о Бадаевских складах. Их счастье, что население не поверило. Если бы поверили этому, то положение органов власти, дискредитированных и так, ухудшилось бы много больше.

III

На взятие Ленинграда немцами возлагались населением, как нам известно, большие надежды. Даже жены ИТР, рискнувшие зимой 1942 года просить правительство о прямой сдаче города, видели в этом спасение. Между тем, среди них были, конечно, и члены партии и жены членов партии. Лучшим вариантом взятия Ленинграда немецкими войсками, какое ожидалось осенью 1941 года, могли явиться их беспрепятственное вступление в город. Это было возможно при оттеснении сражавшихся советских войск на восток или их изоляции и просто уничтожении в окрестностях Ленинграда. Последний демарш был в планах немецкого командования. Создав «слоеный пирог» в ряде участков Ленинградской области, 16 или 17 сентября, оно вывело свои передовые части непосредственно к городской черте. Ленинградские военные власти оказались захваченными врасплох: какие либо серьёзные прикрытия отсутствовали. Город в этот день был фактически открыт. Мне известно совершенно точно, что в Штабе Ленинградской Обороны недоумевали, почему же немцы не входят. На следующий день это поло-

233

жение было и£прйвленО. Военные влй£тй йрйнйли отчаянные меры и заслонили Ленинград всеми армейскими частями, которые были под рукой, матросами и более надежными отрядами народного ополчения. Напряжение еще продолжалось некоторое время, большой процент мужчин оставался на казарменном положении, но уже были готовы к созданию «второго Мадрида», в случае, если не удастся удержать противника за чертой города. Беспрепятственное вступление немцев в Ленинград, ликвидация сил, из которых создалась его последующая оборона и предотвращение уличной борьбы, таким образом, были всё-таки возможны. Остается вопрос, как бы это сказалось на участи населения. Здесь мы должны обратиться уже не к военной, а к политической стороне дела. Задачи германского национал-социализма в вопросе «востока» хорошо известны. Менее известной остается всё же его специальная оценка ленинградского, бывшего петербургского, населения. Между тем, последняя представляет исключительный интерес. В России оказывается, два мира — Москва и Петербург. Москва это олицетворение полуазиатской или просто азиатской русской деревни, способной как следует догадываться, при известном воздействии, стать «навозом», давно необходимым германскому государству. Совсем другое дело Петербург с его жителями. Это они из «навоза» создали империю, стремившуюся на запад. Отсюда вывод — Петербург, ныне, так называемый, Ленинград, и его жители должны быть уничтожены. При всей глубине теоретических оснований данной концепции, возникает вопрос — не внесли ли последние 24 года хотя какие-нибудь изменения в историю России? По мнению «фюрера» — нет, так как и держится это государство той социально-политической инерцией, какую сообщили ему цари немецкой крови.

В бытность мою в Берлине я слыхал (немцы — болтливый народ) об одном пункте секретной ин-

234

струкции членам национал-социалистической организации. Указывалось, в частности, на необходимость большой осторожности в разговорах с русскими. «Последние от природы хорошие диалектики и обладают способностью убеждать в самых невероятных вещах». Словесно же добавлялось, что наиболее опасными людьми в этом отношении являются жители бывшего Петербурга, создавшего Восточную империю.

Оставался, разумеется, вопрос о возможности сознательного уничтожения миллионных масс населения. В наше время этот вопрос, к сожалению, бесспорен. До войны по этому поводу еще спорили. Свидетелем подобного спора между дочерью и отцом мне пришлось быть, например, в одноц, еврейской семье в июле 1941 года, когда уже наступала немецкая армия. Дочь — весьма квалифицированный сотрудник Публичной библиотеки, осторожно сказала об опасности уничтожения евреев немцами. Ее отец, из маленьких ремесленников, человек вообще очень кроткий, пришел буквально в ярость, накричав на дочь, как она может повторять такую «опасную» глупость. Его сознание абсолютно исключало возможность физического уничтожения людей, кто бы они ни были; другое дело —

ограничение прав, всяческие ущемления, просто унижения. Между тем наступающие немецкие армии несли смерть не только евреям, но всему населению Ленинграда, который должен был быть и сам разрушен.

Начало войны с СССР и военные успехи немцев явились временем безудержной вакханалии физического уничтожения неугодных и неудобных им групп населения. Первой жертвой явились евреи. Их поголовно, не исключая детей и глубоких стариков, во всех занятых городах и местечках загоняли в рвы и канавы, где устраивали массовый расстрел из пулеметов. Это в те месяцы не скрывалось от остального населения. Вторую жертву представили советские военнопленные. Их, правда, не расстреливали, хотя иногда для «развлече-

235

ния и воспитания своих солдат» забивали на смерть. Главным методом уничтожения являлось лишение пищи и достаточного количества воды. В целом ряде случаев военнопленным, заключенным в лагерях, расположенных у самой реки, не разрешали брать воду, даже когда некоторые люди умирали от жажды. Это происходило прямо на глазах окружающего населения, которое нужно было, повидимому, «воспитывать». Уничтожение советских солдат явилось одной из задач восточной программы, предусматривавшей численное сокращение «навоза», во всяком случае, ослабление его потенциала.

В Берлине в 1943 году, в кругах старой русской эмиграции, связанной с немецким Главным Штабом, говорили о докладе Гитлеру одного генерала. Последний счел необходимым указать на смерть 60% красноармейцев, находящихся в лагерях военнопленных. В ответ Гитлер крикнул — zu wenig. Можно, конечно, сомневаться за отсутствием прямого источника в том, был ли именно такой доклад. Остается всё же несомненным для каждого знакомого с вопросом советских военнопленных — гибель большинства их и неудержимое национал-социалистическое — zu wenig.

В оккупированных немцами областях СССР начали проводиться также частичные мероприятия по «сокращению» самого населения. Во всех городах, куда приходили немецкие войска, Киев, Харьков и другие, население лишалось первое время всякого продовольственного снабжения (пайка). Одновременно запрещались и разгонялись базары. Было бы ошибкой думать, что причина этому только стремление отправить всё возможное продовольствие домой, или дать его своей армии. Последнее имело место само собой. Однако, во многих местах в окрестностях городов оставались большие поля неубранных и погибших хлебов. Достаточно было разрешить органам местного самоуправления убрать их и население получило бы кое-какое

236

голода на все, и одним своим видом свидетельствовавшие о том, что творится в Ленинграде. Над самым го-

продовольствие, не нарушая интересов «победителя». Политика, однако, великое дело и в оккупированных городах была большая смертность от голода. Здесь дело шло всё-таки о «навозе», который в основном должен был быть сохранен, как источник рабской силы Велико-Германии. Позже положение в некоторых местах даже улучшили. В том же Киеве разрешили базар и начали выдавать по 200 грамм хлеба из пшена в день на человека. Здесь сказалась также начавшаяся партизанская борьба населения при общей, ухудшающейся, военной обстановке. С Ленинградом всё произошло бы проще. Его население в случае занятия города, было бы оставлено, как Харьков, как Киев без всякого продовольственного снабжения... и только. Были бы также запрещены базары. А может быть, наоборот, разрешены. Однако, они не удовлетворили бы и одной сотой потребности этого города-великана. Был бы запрещен населению выход из города, а может быть, наоборот, разрешен. Но куда бы могли дойти обессиленные, голодные люди в лесном безлюдном, разоренном войной, крае. Получилось бы нечто более кошмарное, чем самостоятельные попытки эвакуации по льду Ладожского озера. К концу января — началу февраля 1942 года от населения города ничего бы не осталось. В случае же попыток восстания голодного населения эта задача могла быть разрешена еще раньше. В составе немецких войск находилось достаточно специалистов по организации массовых расстрелов в канавах и рвах. Широкие улицы Ленинграда с его каменными и асфальтовыми мостовыми были для этого много удобнее. Немцам не удалось взять Ленинград, но осуществление своей программы — уничтожение его населения — они могли наблюдать. В Ленинграде, несмотря на все строгости, были немецкие шпионы. К немцам прорывались перебежчики, люди пошедшие от

237

родом летали немецкие разведывательные самолеты, с которых можно было не только любоваться, но и фотографировать столь оригинальное зрелище, как тянувшиеся вереницы покойников на детских саночках, которые везли замученные люди по бесчисленным улицам и проспектам, с каждым днем всё больше и больше. Немцы не могли не знать, что только за первый год осады умерло около 2 миллионов людей от голода. Они знали, но предпочитали много об этом не говорить. Немецкая пропаганда не использовала те «обильные материалы» Ленинграда, какие могли ярко свидетельствовать об успехах «воспрявшей арийской расы». Между тем, их военное счастье, начавшее изменять в декабре 1941 года, совсем пошатнулось в декабре 1942 года. Нужны были факты и факты, способные поднять боевой дух армии и населения. Газеты писали о скучной, безрадостной жизни в Москве ссылаясь на свидетельства посетивших ее иностранцев. Одна из газет, едва ли не Volkischer Beobachter, говоря о тяжелой жизни в Советском Союзе, поместила даже фотографии истощенных детей города Куйбышева (!). И в это же время ничего о действительном положении Ленинграда. В чем же дело?

— Ленинградское население должно было быть не

только стерто с лица земли, но и забыто. Оно должно было быть забыто так же, как 60% красноармейцев, умерщвленных в немецких лагерях для ослабления физического потенциала народов востока, забыто, как вся русская государственность, как всё русское. Приговор, какой самим ленинградцам и в голову не мог прийти: ни тем, кто смотрел, что приход немцев благо, ни тем, кто считал, что это большое зло.

Мы рассмотрели вариант «беспрепятственного вступления» немецких войск в город. Что бы ждало население при создании «второго Мадрида» и уличной борьбе, полагаю, особых комментариев не требует.

238

Изоляция Ленинграда от Москвы и русских черноземных районов не обязательно должна была вылиться в форму осады, при которой войска противника дислоцированы непосредственно у внешней границы города.

Об этом много говорили во всех слоях ленинградского населения, когда осада начала принимать устойчивый характер и людям, запертым в каменные стены, листья, а также кожура деревьев казались чем-то съедобным, дающим продление жизни. «Ворошилов или его преемники, должны были задержать немцев в растоянии нескольких сот километров, или, на плохой конец сотни километров»... Ворошилов и его преемники сделали,, конечно, всё, что было в их силах, и пытались задержать немцев где-то в отдалении от города. Доказательством является один только размах трудовых работ. Однако, обстоятельства оказались сильнее их. Немецкие дивизии не только пришли в Лигово, Пушкин (Царское Село), Гатчину и другие пригороды Ленинграда, но и укрепились там, создав так называемый «северный вал»/, столь основательно, что было бесполезно пытаться прогнать их.

По этому поводу в Ленинграде ядовито говорили: «немцы сделали, собственно, то, что должны были сделать наши войска, но, конечно, не у ворот Ленинграда, а в отдалении от них». Заключение, вообще говоря, верное. Однако, оно представляло соломинку, за какую хватаются обычно обреченные на гибель люди. Допустим, действительно, что Ворошилов, или какой-нибудь другой генерал, сумел бы зарыться в землю и создать аналогично немцам непроходимую линию, удержав в своем распоряжении какую-то, быть может, даже большую часть территории Ленинград-

239

ской области. Предотвратило ли §ы это голодную смерть ленинградского населения? Простой географи-ческо-арифметический расчет показывает, что нет.

Сельское хозяйство Ленинградской области подорванное, кстати, опытами коллективизации, должно было всегда импортировать для себя отдельные виды продовольствия, начиная с того же хлеба. Одним из главных видов ее «избыточного» продовольствия являлись овощи, и прежде всего, картошка. Но и в обычное время доля этого вида местного продовольствия в снабжении трех миллионов жителей Ленинграда

была весьма небольшой. В условиях же полного голода «ленинградская картошка» как-либо изменить

положение не могла. Кроме того, создание фронтальной защиты Ленинградской области потребовало бы и большего числа войск, на снабжение которых пошло

бы всё возможное наличие местных овощей и картошки. На их снабжение пошло бы и поголовье молочного скота, известным количеством которого обладали ленинградские колхозы. Большой процент этого поголовья пошел на снабжение советских войск и отчасти Ленинграда даже без создания фронтальной линии обороны. Частично скот был угнан, частично уничтожен на месте в тех районах области, где советские войска оказались отрезанными и продолжали бороться (Петергоф, Ораниенбаум и другие).

Разговоры о недостаточных способностях П. С. Попкова — председателя Ленинградского горсовета, руководившего делом продовольственного снабжения, возникли у части рядовых коммунистов в начале октября месяца 1941 года. Начавшийся голод заставил их вспомнить, что в течение первых недель войны продо-

240

вольственные карточки отсутствовали. Когда же их ввели, то снабжение оставалось до начала сентября столь удовлетворительным, что по карточкам было возможно получать даже сладкие белые булки. Кроме того, целый ряд деликатесов, — черная икра, вино, конфеты, печенье, какао, кофе, шоколад, отдельные сыры и некоторые другие виды продовольствия оставались вообще в свободной продаже, не будучи нормированы и продаваясь по высоким ценам. С точки зрения рядового партийного состава это представляло, конечно, ошибку. Подобное заключение подтверждало, кстати, также их неверие в то, что главные фонды наличного продовольствия не были рассредоточены. Обратясь к данному обвинению, надо сказать, прежде всего, что ответственность за позднее введение карточек нес не Попков, а Жданов. По всей вероятности, это помнили и рядовые партийцы, но имя первого, хоть и на голодный желудок, было безопаснее называть, чем имя второго. Что касается самого существа обвинения, то трудно сказать была ли это ошибка. Конечно, какой-то добавочный излишек продовольствия мог оказаться в распоряжении городских властей после окружения города. С другой стороны, во время тяжелых дополнительных работ по проведению оборонительных мероприятий, население питалось обычно, в меру своих средств. Введение ограничительных продовольственных норм привело бы к их двойному «износу» и по причине чрезмерных работ и по причине голода. Кроме того, был бы создан психоз голода, явление, как показывает опыт советской жизни, крайне опасное. Результатом явилось бы, что ко времени, когда никакие случайные остатки продовольствия не могли иметь значения, а приходилось только голодать и жить за счет своих мускулов, население было бы еще более изношенным и менее стойким.

Второй раз имя Попкова, по тем же мотивам и

241

опять в партийных кругах, появилось в начале марта
1942 года. Пошли слухи, что Попков должен быть
снят с работы за то, что допустил большую смертность
в Ленинграде. Это было типично по-советски. Голод
в Ленинграде, потому что продовольствия нет; про
довольствия нет, потому что немцы осадили; немцы
осадили, потому что армия не защитила; армия не за
щитила, потому что командный состав был плох; ко
мандный состав был плох, потому что подбирался не
по деловому признаку, а по признаку особой полити
ческой преданности, и т. д., и т. д., но смертность до
пустил всё-таки Попков.... и даже не Жданов. Было,

правда, два вопроса, за которые можно обвинять Попкова. Во-первых, очереди в месяцы сентябрь-январь во

всех продовольственных лавках. Во-вторых, нарушение работы хлебных фабрик в конце-января 1942 года. Что касается последнего, то это явилось действительно чем-то кошмарным, дав одно время, как известно, увеличение смертности. Попков, или служащие того отдела, которым он руководил, должны были, видимо, предвидеть и предупредить данную аварию. Что касается обычных очередей в продовольственных лавках, то, конечно, это явление исключительно тяжелое, представившее один из факторов, содействовавших смертности населения. Однако, такие же очереди характеризовали все советские города. Даже в маленьких местечках Северного Кавказа, изобилующих, казалось бы, благами земными, население становилось в очередь за своей порцией хлеба с 4-5 часов утра. Ликвидировав очереди в середине февраля 1942 года, Попков, или служащие его отдела, показали даже какие-то исключительные организационные способности.

Во второй половине ноября 1941 года, когда на-icb смертность, появились слухи о возможном за-

242

ключении мира с Финляндией и провоза через нее английского продовольствия в Ленинград. Большие надежды возлагали на Англию, участвовавшую, как говорили, в данных переговорах. В беседе на эту тему с одним очень интеллигентным офицером технических войск на меня повеяло даже каким-то западным духом, в условиях которого подобное спасение трех миллионов людей, было более, чем естественным. Успехи советских войск под Москвой в декабре 1941 года выдвинули, однако, первоочередным лозунгом, не спасение своих граждан,, а истребление «фашистских извергов». Разговоры о мире с Финляндией смолкли. Люди чересчур хорошо знали свфе правительство, чтобы понять, что спасение может прийти не в результате уступок и гарантий, какие пришлось бы сделать Финляндии, а только на основе победы советских войск, чего бы она ни стоила.

VII

Наилучшим и более возможным решением вопроса спасения Ленинграда казалось освобождение от немцев Северной железной дороги, соединяющей с Вологдой. На это возлагали надежды не только жители, но и

сами власти (письмо Жданова коммунистическим организациям в декабре 1941 года). Войска генерала Мерецкова оказались, однако, бессильны выбить немцев

со станции Мга и продвинуться до Ленинграда. Это было сделано только в начале 1944 года, когда немецкая армия отступала уже по всему фронту. Что осталось за прошедшие два года от ленинградского населения — нам известно. Но была ли бы много отличной его участь при освобождении Северной железной дороги, не в начале 1944, а в начале 1942 года, когда в середине января генерала Мерецкова уже жда-

243

ли в Ленинграде. Ответ на данный вопрос требует более внимательного обращения к военной обстановке, сложившейся в Ленинграде и общим условиям хозяйственной жизни СССР. Необходимо напомнить, что полного замыкания города в кольцо войск противника не было. Наиболее тяжелым временем явились месяцы сентябрь-декабрь, когда его транспортные связи сократились до минимума. Взятие генералом Мерецковым города Тихвина в декабре 1941 года положение исправило. На Северной железной дороге оказался потерянным только участок Назия-Ле-нинград, протяжением 60-55 километров. Его оказалось, однако, возможным объезжать по Ладожскому озеру, которое обладало значительным грузовым флотом. Тогда же зимой, в декабре 1941 года, была сооружена так называемая «ледяная дорога», использующая автомобильный транспорт. Ее трасса начиналась на станции Войбокола (между Мгой и Волхов-строем), шла по озеру к его восточному берегу, где была станция Ладожское озеро, и оттуда в Ленинград. Протяжение «Ледяной дороги» равнялось 140 км,, причем, большая часть пути падала на территорию между Ленинградом и Ладожским озером. Переезд по льду озера требовал не больше как 1%"!% часа. Станция «Ладожское озеро» была связана с Ленинградом также железной дорогой.

Необходимость пользования ледяной, а в летние месяцы водной дорогой, конечно, усложнило транспорт, но вход и выход из города были обеспечены на всё время войны. С февраля 1942 года в Ленинграде начинают появляться даже отдельные командировочные лица, представители различных Наркоматов. Некоторые прилетают, правда, на самолетах, но большая часть прибывает по вновь созданной дороге. Они наводят порядки, снимают нерадивых, или потерявшихся хозяйственников, назначают новых лиц и т. д. В день эвакуации из Ленинграда администрация мо-

244

его института просила профессорско-преподавательский состав и студентов прийти на вокзал в более приличном виде и, хотя бы, побриться. Часть этих людей была уже в таком состоянии, что не только побрилась, но даже умерла по дороге. Были всё же веские основания для подобной просьбы. На вокзале хотел присутствовать при нашем отъезде представитель КВШ37. Он приехал из Москвы и был очень энергичен, воспрепятствовав даже выезду некоторых лиц в транспорте-ученых — за прошлые политические грехи, обнаруженные им как раз в эти дни. Администрация моего института боялась, что называется, «ударить лицом в грязь» и стремилась показать своих работников не только чистыми политически, но и внешне.

В исторических описаниях больших и малых войн нередко встречается слово «чудо». Один крупный коммунист, еще в годы НЭГТа, рассказывал, что подобный грех случился даже с таким ярким представителем материалистической философии, как Ленин.

Это было глубокой осенью 1919 года, когда белые армии двигались к Москве и положение советского правительства становилось исключительно шатким. У Ленина, выслушавшего поздней ночью какие-то особенно тяжелые известия с фронта, вырвалось: «да, теперь нас может спасти только чудо».

В части литературы после Второй Мировой войны насчитывается несколько чудес, чудо под Москвой,

чудо под Сталинградом и чудо под Ленинградом. При всем скептическом отношении к «чудесам» Второй Мировой войны, общий ход которой был буквально точно предсказан двумя-тремя представителями старой русской интелигенции, оперировавшими весьма

реальными категориями, я все-таки одно «чудо» со-

*7 Комитет по Делам Высшей Школы, в последнее время министерство Высшей Школы.

245

хранил в своем представлении. Оно произошло на очень скромном месте у самого побережья Ладожского озера, невдалеке от проходящего параллельно участка Северной дороги Ленинград-Мга. Железнодорожное движение на последнем было нарушено. Крупнейшая станция этого участка Мга находилась в руках немцев с августа 1941 года. Город Шлиссельбург, расположенный непосредственно на побережьи, был тоже взят ими. И, тем не менее, на оставшемся крохотном участке земли немцы встретили такое отчаянное сопротивление, что ледяная дорога вдоль южного берега Ладожского озера функционировала. По ней шли не только боеприпасы и продовольствие для населения и войск, защищающих Ленинград, но сами дополнительные войска. Немцы знали это, пытались воспрепятствовать, но безуспешно. В Ленинграде говорили, что обе стороны пролили безумно много крови. Выбить советские войска всё же не удалось и они дали известный реванш. Если немцы показали образец искусства, окопавшись против осажденного Ленинграда, то советские войска, еще более высокий класс искусства, защищая водный бассейн, утратив сушу.

Возвращаясь к вопросу снабжения Ленинграда, следует констатировать, таким образом, наличие транспортной линии, начавшей действовать в конце декабря 1941 года. Попытки немецкой артиллерии пробивать Ладожский лед могли создавать только отдель-ные нарушения — здесь приходилось бороться с.самой природой. На заседании Верховного Совета РСФСР председатель Ленинградского Горсовета Попков говорил даже о создании, благодаря использованию ледяной дороги, продовольственных запасов38. Перевозки по ней определялись тремя факторами: 1) Рабочей силой, необходимой для перегрузки транспортируемого продовольствия на станциях Войбокола и, частич-

ке «Известия> ЦО, 3 марта 1944 г., № 53 (8355). Стр. 4,

246

но, Ладожское озеро. 2) Наличием грузовых автомобилей. 3) Горючим. Говорить о недостатке рабочей силы трудно. Власти имели право мобилизовать население любого пункта, начиная с того же Ленинграда, для работы по 8 часов и больше в день. Кроме того, были воинские команды. Разрешался вопрос с грузовыми автомобилями, какие помимо советского хозяйства и Ленд Лиза, просто дали остановившиеся в большом числе предприятия Ленинграда. Вопрос горючего должен был решаться в обычном порядке текущих потребностей советского государства. Всё складывалось, таким образом, более, чем благополучно, вплоть до самого пути — Ледяного поля, пропускная (провозная) способность которого могла быть очень велика. И, тем не менее, ленинградское население умирало от голода. Что же было причиной? Ответ на этот вопрос требует обращения, прежде всего, к Северной железной дороге. Пропускная способность железных дорог представляет в Советском Союзе, обладающем большими географическими расстояниями, вообще больное место. Между тем, во всей своей жизни Ленинград зависит только от привоза. В этом отношении поучительна история гражданской войны. В стране было плохо с .продовольствием и транспортом, что сказалось, конечно, на жизни всех больших городов. В Ленинграде же это привело к сокращению населения почти на %. По официальным советским данным, от числа жителей, составлявшего в 1917 году 2.500.000, осталось в 1920 году только 763.000. Была в то время

и смертность от голода, но основная масса людей просто поднялась и ушла в другие районы страны. Эту зависимость от привоза можно было ощутить и все последующие годы. Ленинград был, правда, предметом большой заботы правительства. Однако, достаточно было в 1939-1940 г.г. произойти войне с маленькой Финляндией и его продовольственное положение нарушается. Между тем, основная магистраль, какой

247

является Октябрьская (бывш. Николаевская) ж. д., как и все прочие дороги, работали обычным нормальным путем. В 1942 году основной и единственной линией, транспортирующей продовольствие для Ленинграда и защищающих его войск, становится Северная железная дорога, бывшая ранее в этом отношении только дополнительной магистралью. Она должна кооперировать с другими ветками, пропускная способность которых также недостаточна, а продовольственные грузы для Ленинграда — неожиданная и просто чрезмерная нагрузка...

На ряду с возможностями доставки продовольствия по Северной железной дороге встает вопрос и о самом наличии этого продовольствия. Частые заявления советского правительства о полной готовности к войне, и, наряду с этим, общих хозяйственных успехах, давало надежды на какие-то запасы сахара, шоколада, всевозможных консервов и ряда других компактных и питательных продуктов. Перед началом войны даже наибольшие пессимисты думали, что в случае изоляции Ленинграда, на первое время окажутся такого рода продукты для поддержания жизни населения. Изоляцию Ленинграда они представляли в виде систематического разрушения авиацией противника железных дорог, связывающих с внешним миром. Жизнь превзошла представления этих «наибольших пессимистов». Единственно, что они предвидели, это изоляцию Ленинграда, но и то в лучших формах. Что же касается компактных питательных веществ, которые можно легче доставлять, то это были всего лишь надежды, вызванные, видимо, пережитым голодом в опустошенном Ленинграде (тогда Петрограде) в годы гражданской войны. Осенью 1941 года выдали по карточкам, как я говорил, 2-3 раза шоколад, из тех запасов, которыми обладала торговая сеть для магазинов люкс и мобилизации финансовых ресурсов. Выдали его уже не только в системе люкс, а везде, где только можно,

248

но цены оставили прежние — Очень Высокие. Для населения, правда, это уже не имело значения. Дальнейшее же положение в вопросе питательных веществ характеризуют два события тех дней. Во-первых, выделение англичанами осенью 1941 года, части своего сахара для СССР. О столь трогательной помощи говорит Черчиль. Об этом сообщают также московские газеты, печатая его речь. Было не только горько без собственного сахара, но и удивительно... Не то, что сахара нет, а то, что печатают такие вещи. Второе, до создания «ледяной дороги», для облегчения продовольственного положения города выделили небольшую группу самолетов, которые, должны были возить, конечно, высококалорийное продовольствие, взятое хотя бы из последних остатков городов и местечек, расположенных за линией фронта. Ввиду отсутствия каких-либо высококалорийных остатков, возили на самолетах только мешки с рожью. Мне это было известно от моего большого друга, технического инженера, летавшего регулярно по делам службы в подобном транспорте. Каким-то путем было осведомлено об этом и население.

Печальную картину давало и общее продовольственное положение страны, имея в виду снабжение хлебом, минимальным количеством круп, каких-либо жиров, мяса и сахара. Оно не было блестящим и ранее. Война и захват немецкими войсками ряда южных рай-онов ухудшили положение. Запасов, разумеется, не

оказалось. Количество продуктов, выдававшихся по карточкам, обеспечивало всего лишь голодное прозябание, начиная с самой Москвы и даже сражающейся армии. Известно мнение части советских солдат и офицеров, говоривших, что войну выиграли не так при помощи американского оружия, как при помощи американских консервов. Отсутствие продовольствия и тяжелые условия его доставки явились основной и, собственно, единственной причиной гибели Ленинград-

249

ского населения. Для всех нас участок дороги, идущей по льду до Войбокола, представлял роковую черту между жизнью и смертью. Все мы думали, что здесь используется каждая возможность, чтобы перебросить лишний кусок хлеба и спасти лишнюю человеческую жизнь. Велико же было мое изумление, когда в день собственного переезда этой роковой черты я узнал, что большая часть автомобилей, приходящих из Войкобола за эвакуированными, идет оттуда порожняком. Было ли это обычным положением, не удалось установить, но, что в тот день им нечего было везти, осталось очевидным. Наряду с общим продовольственным и транспортным положением, сказывались, конечно, и обычные методы управления страной, где на первом месте— машина, на втором или третьем человек. В собрании Верховного совета РСФСР сразу же по снятии осады, Попков признался, что по ле-дяной дороге вывозилось из Ленинграда большое количество заводского оборудования89. А в это же время там умирали десятки тысяч людей, жаждавших спасения. Какое то количество их можно было спасти, вывезя вместо машин, которые так охотно начали поставлять по Ленд Лизу США.

4p--W

Взятие генералом Мерецковым станции Мга и создание прямой связи с Ленинградом положение не спасло бы. «Ледяная дорога» обладала даже большей пропускной способностью, чем одноколейный путь Войбокола-Рыбацкая40. Вопрос заключался только в количестве продовольствия, какое мс^ло быть собрано и транспортировано по Северной железной дороге, в глубоком тылу советского государства.

250

89 Указанное выступление.

40 Станция Рыбацкая в 20 минутах езды от Ленинграда.

Катастрофическое отступление советских армий и вторжение немецких войск в центральные районы страны создало ряд вариантов возможной участи Ленинграда. При каждом из них была неизбежной смерть ленинградского населения. Население и приняло ее, уподобившись во время осады тому спартанскому мальчику, у которого лисица прогрызла под одеждой живот, но он умер, не проронив ни слова и не выдав своих страданий.

251