ОПЫТ НЕНАСИЛИЯ В ХХ СТОЛЕТИИ

К оглавлению

Е.Д. Мелешко

Толстовские земледельческие коммуны

Толстовство - представляло собой организованное общественное движение, объединяющее людей вокруг духовно-этических ценностей, основанных на учении Л.Н.Толстого. Оно возникло в 80-х годах XIX столетия и уже к началу XX века распространилось из Центральной России до Сибири и Кавказа. Сторонники этого учения исповедовали ненасильственный безгосударственный образ жизни, земледельческий труд, равноправие, свободу убеждений и верований.

Толстой и толстовство

Идеологически толстовство было несомненно оппозиционно государственной власти и выражало духовный протест против узаконенных этой властью насильственных форм жизни. Официальные власти видели в нем серьезную угрозу устоям государства и церкви. Если учитывать колоссальный нравственный и духовный авторитет Толстого, то угроза духовного переворота, духовной революции нельзя считать преувеличенной. В конце девяностых годов XIX в. правительство предприняло массированные нападки на Толстого, его учение и последователей этого учения. Со страниц массовой печати не сходили дискуссии. С резкой критикой учения Толстого выступали ученые духовной академии Гусев, Волков, Орфано . В суде прошли первые судебные процессы над сторонниками толстовского учения .

В 1897 году официальная церковь, признавая идеологию учения Толстого враждебной Церковным и Государственным установлениям, объявляет миссионерским съездом в Казани толстовство как секту. В 1901 году Толстой был отлучен от Церкви. Сохранились свидетельства замыслов государственной бюрократии об изоляции Толстого в Суздальский монастырь. Только заступничество графини А.А.Толстой перед государем Александром и его "нежелание делать из Толстого мученика" изменило эти немерения .

Толстой неоднозначно относился к толстовскому движению. С одной стороны он заинтересованно следил и всемерно способствовал его развитию: известна широкая гуманитарная деятельность писателя, его помощь духоборческим общинам, защита прав человека, свободы совести и свободы слова. С другой - Толстой постоянно подчеркивал свою личную непричастность к какому-либо объединению, связанному с его учением: "Говорить о толстовстве, искать моего руководительства, спрашивать моего решения вопросов - большая и грубая ошибка" . Эти признания, сделанные мельком в дневниках и письмах имели для Толстого принципиальное значение: "Никакого моего учения не было и нет, есть одно вечное, всеобщее, всемирное, истинное для меня, для нас, особенно ясно выраженное в Евангелиях. Учение это призывает человека к признанию своей сыновности к Богу" . Писатель считал себя членом великого "Божьего общества", к которому причастны все люди на земле, и главная цель которого - всемирное единение человечества на основе любви и разумности. Служить миру можно только находясь в состоянии постоянного духовного совершенствования. "Сущность же новой жизни должна состоять в стремлении к единению с другими людьми (преимущественно с людьми) и Богом, единению, проявляемому любовью. На воспитание, удержание в себе, увеличение, приучения себя к этой любви должны быть направлены все-все силы" . В последние годы жизни Толстой большое внимание уделял "внешним формам жизни", организующим человека в его внутренней духовной работе, в поисках единения. Отрицая государство как форму насильственного жизненного уклад, при котором не существует условий всеобщего единения на основе любви, Толстой критиковал капитализм как форму социального устройства, основанную на экономическом принуждении. Капитализм, как и любое другое общественное устройство, основан на насилии, и поэтому не имеет нравственного права на существование. Рассуждая о возможности перехода от капиталистической к социалистической форме общественного устройства, Толстой писал в дневнике: "Пожалуй и приведет (капитализм к социализму - Е.М.), но только к насильственному. Надо, чтобы люди работали свободно, сообща. Выучились работать друг для друга, а капитализм не научает их к этому, напротив, научает их зависти, жадности, эгоизму, и потому из насильственного общения через капитализм может улучшиться материальное положение рабочих, но никак не может установиться их довольство" .

Единственной формой совместной жизни, которая не подавляет человека и не провоцирует его на насилие, считал Толстой, является община . Социализм Толстого отличался от западноевропейского, в частности, в его марксистском варианте. Программа толстовского социализма основывалась на христианстве, имеющем своеобразную духовную интерпретацию. Ее главная особенность заключалась в категорическом отрицании всякого насилия и ориентации на "мирную, трудолюбивую земледельческую жизнь", "освобождение от всякой человеческой власти", взаимное уважение, "самоотречение, смирение и любовь ко всем людям и ко всем существам" .

По сути дела эти положения учения Толстого послужили источником толстовского движения и определили его социальную и духовную направленность. В этом движении можно выделить три этапа развития:

I этап (80-е гг. XIX в. - 1914 г.) формирование идеологии толстовства и широкого общественного движения, организвция пропагандистских и просветительских центров;

II этап (1914 - 1921 гг.) подъем толстовского общественного движения, развитие самостоятельных земледельческих коммун, гуманитарно-просветительская, правозащитная и пацифистская деятельность толстовцев;

III этап (1921 - 1938 гг.) дальнейшее развитие земледельческих коммун (20-е годы), ненасильственная борьба толстовцев-коммунаров за отстаивание своих убеждений и образа жизни (30-е годы).

Коммуны

Массовое создание земледельческих коммун началось после Февральской революции, которая положила начало либерализации и демократическим преобразованиям общества. Коммуны возникли в различных губерниях России: Московской, Тульской, Орловской, Полтавской, в Крыму, Екатеринодарском крае; отдельная коммуна была образована в Алма-Ате, коммуна "Трезвая жизнь" - Москве .

Коммуны создавались по принципу идейной приверженности учению Л.Н.Толстого. По признанию толстовца Б.В.Мазурина толстовцы "не составляли из себя ни партии ни секты. Они не хотели и не могли этого делать в силу самих идей Толстого, отрицавших ложные политические учения и религиозную штамповку и окостеневшие, застывшие в догматизме церкви и секты" . Основой практики толстовцев была идея ненасилия. Это "внутреннее отношение к жизни, ко всему миру и к себе проявлялось не в обрядах и культах, а в отношении к жизни, в поведении, вытекавшем из понимания жизни: отказ от оружия, вегетарианство, трезвость, честность". Это давало возможность воспринимать жизнь не как некую заданность, запрограммированность, подчиненность определенным авторитетам, а как "свободное принятие того понимания и того пути жизни, которое так сильно и так ярко выразил Л.Н.Толстой" .

Большое значение в деле создания толстовских коммун имели толстовские просветительские и пропагандистские центры в крупных городах России, возглавлявшиеся В.Г.Чертковым, И.И.Горбуновым-Посадовым, Н.Н.Гусевым, Н.Н.Апостоловым и другими друзьями, сподвижниками и последователями Л.Н.Толстого . Они оказывали большое идеологическое влияние на организацию и формирование толстовского движения в земледелии. Они содействовали коммунам политически при возникновении конфликтов с местными властями благодаря поддержке крупных государственных деятелей, в тмо числе и советских .

Обычно коммуны возникала из групп единомышленников Толстого, объединявшихся и вовлекавших в них свои семьи. В них входили люди из самых разных социальных слоев. Здесь находили себе место и бывший "барин", понявший весь стыд своей прошлой жизни, и забитый нуждой, придавленный церковью мужик, и студент, подходивший к диплому, и солдат, обовшивевший и чуть не погибвший в окопах мировой бойни, и рабочий оружейного завода, и следователь ЧК, под влиянием идей Толстого бросивший политическую деятельность и взявшийся за плуг . Толстовские земледельческие коммуны создавались и существовали как самостоятельные хозяйственные объединения, духовным стержнем которых было учение Л.Н.Толстого. Вокруг этого учения объединялись и жили бок о бок сектанты-малеванцы, субботники, адвентисты, баптисты, добролюбовцы и потомственные интеллигенты, такие как братья Тюрк, сестры Страховы, потомственные крестьяне - Д.Е.Моргачев, Г.Гурин, разночинец Б.В.Мазурин. В них входили люди разных национальностей. В коммунах было много молодежи. Они создавали в них семьи, обзаводились детьми; в коммунах как правило было много детей.

Главное правило, дающее любому человеку возможность проживать и трудиться в толстовской коммуне было закреплено в уставе коммуны - документе, официально зарегистрированном и дающем возможность коммуне существовать как юридическому лицу. Это правило гласило: "Членами коммуны могут быть трудящиеся, достигшие 18-летнего возраста, занимающиеся, а равно приступающие к занятию сельским хозяйством или связанным с ним промыслом; разделяющие взгляды Л.Н.Толстого, отрицающие всякое убийство не только человека, но и животного, а так же отрицающие употребление дурманов: водки, табака и др., а так же мяса" .

Таким образом, толстовские земледельческие коммуны - это не случайные объединения. Признанные государством как хозяйственно и юридически суверенные организации, они существовали на внегосударственной основе в полном согласии с духом толстовского учения, отрицаего всякое насилие, в том числе и государственное (воинскую повинность, государственные налоги и др.). И опыт толстовских земледельческих коммун, сумевших ужиться с советским режимом и выжить, фактически бесконфликтно сосуществуя с ним, представляет исключительный интерес.

Хозяйственную основу коммун составляло земледелие. Земля, жилища, труд, были обобществлены. Финансовые средства коммун состояли из вкладов их членов, а также из доходов от хозяйственных сделок, займов и т.д.

Высшим органом коммуны считалось общее собрание, которое утверждало все узловые вопросы организации и жизни коммуны. Исполнительным органом коммуны являлся Совет Коммуны, который избирался на общем собрании сроком на 1 год, количеством не менее 5 человек. Совет был обязан вести дела с государственными организациями, частными лицами, заключать договора, сделки и т.п., отвечая за все убытки коммуны, если они были понесены по его вине. Совет распределял членов коммуны на работы, давал отчеты о положении дел коммуны, определял хозяйственные планы.

Особенностью коммун было то, что все работы производились трудом ее членов. Наемный труд был недопустим. Исключение составляли только срочные хозяйственные работы. Физический труд был обязателен, от него не мог отказаться ни один член коммуны. Освобождение от труда допускалось лишь по постановлению общего собрания (по инвалидности, беременности или болезни). Труд в коммуне оплачивался деньгами. Критерием оплаты было количество трудодней. Содержание детей, членов коммуны, медицинской помощи, образования, культуры начислялось из общих доходов. В случае ликвидации коммуны членам возвращались их паи и вклады, а судьба общего неделимого капитала решалась общим собранием.

Главным условием земледельческого труда, его духовной установкой было работать честно, без ожесточения, а с любовью и желанием, с убеждением что физическая работа не только приносит пользу другим, но и оздоровительна для тела и ума, что физический труд - это необходимое условие, закон природы для каждого человека .

Не удивительно, что производительность труда в коммунах была высокой. Даже в артели ручников, т.е. приверженцев ручного земледелия. Ручники вручную, а некоторые даже не используя орудий труда, типа лопат или мотыг, обрабатывали по 5-7 гектаров зерновых и овощных культур, получая 8-10 пудов пшеницы с каждого гектара. Ручники принципиально не использовали рабочую силу животных, считая использование животных в производстве разновидностью эксплуатации и насилия. По этой причине они не только не употребляли в пищу мясо животных, но и отказывались от яиц, молока, не носили шерстяных и кожаных изделий. Опыт ручного земледелия, несмотря на понятные трудности, тем не менее имел впечатляющие результаты .

Хотя коммуны создавались на неудобьях, "на голом месте" постепенно благодаря энтузиазму, инициативе, беззаветному труду коммунаров, превращались в крепкие хозяйства. Продукция коммун имела неограниченный спрос, ведь в основном хозяйства коммунаров имели огородническую и животноводческую направленность. Коммунары снабжали молоком больницы, детские учреждения, безвозмездно отдавали молоко одиноким женщинам и старикам, жившим в близлежащих деревнях. Местное население сочувственно относилось к коммунарам, люди приходили к ним за советом, часто покупали продовольствие, животных и другое.

В коммунах были ясли, библиотека, свой оркестр, негосударственная школа, основанная на принципах ненасилия и любви. Так что неверно видеть в толстовских земледельческих коммунах секту, отгороженную от других людей собственным мировоззрением, устройством жизни и быта. Коммунары старались "соединиться со всеми людьми": "Мы, - писал один из коммунаров, - не сторонники монастырей ухода от жизни со всем ее злом и добром, страданиями и радостью. Именно среди потока жизни должны мы стремиться быть лучше, быть людьми, так что не лучшие условия совершенствования привлекают нас в коммуну" .

Коммуна по своим экономическим принципам и соответствующей структуре управления представляла собой общественное хозяйство, основанное на принципах равенства, равного распределения по труду, подчиняющееся системе планового хозяйствования.

Практическое осуществление идей Л.Н.Толстого было главным духовным фактором объединения людей в толстовские земледельческие коммуны. Коммунары исповедовали терпимость и заботу в отношении друг с другом: "...никого не давить и не перед кем не пресмыкаться, говорить открыто правду и поступать так, как хочешь, с тем только непременным условием, чтобы не повредить другому, жить радостно, без озлобления и без малейшего страха" . Ненасильственное отношение ко всему живому обусловливало и образ жизни толстовцев-коммунаров: они были строгими вегетарианцами, не употребляли табака и спиртных напитков, не ругались. В толстовских коммунах не было замков, двери были открыты любому человеку, питание - общее и бесплатное. Особое мироощущение жизненной полноты и счастья пронизывало все стороны бытия коммуны: "Не мир хорош, а хороша/Порой в тебе твоя душа/И не гармония природы/Звучит среди лесов и вод,/А сердце в чистый миг свободы/Само в груди твоей поет" .

Неучастие

Отношения коммунаров с государственной властью и правительственными чиновниками были непростыми. Коммуны пытались сосуществовать с государством таким образом, чтобы не нарушать государственных законов и в то же время жить согласно своим принципам. Такое мирное сосуществование оказалось возможным до тех пор, пока сельское хозяйство России, разоренное революцией, гражданской войной, национализацией и перераспределением земель не могло давать достаточно продукции. К тому же в 1917-1927 гг. советская власть еще сохраняла элементы демократичности и допускала некоторый плюрализм в формах хозяйственной и культурной жизни. Именно в этот период толстовское земледельческое движение достигло наибольшего расцвета и пользовалось относительной свободой .

Обрушившаяся в конце двадцатых годов крестьян коллективизация, ликвидировала коммуны юридически, передав их хозяйства в собственность колхозов. По различным искусственным причинам (отсутствие государственного кредитования, хозяйственное ослабление и пр.) коммуны распускались. Государственные чиновники предлагали коммунарам переходить в колхозы, даже возглавлять их. Однако, эти предложения не находили ответа в силу принципиальных расхождений коммунаров и власти по вопросу о проведении государственной коллективизации, которая по существу имела насильственный принудительный характер. Показателен в этом плане ответ толстовца Б.В.Мазурина председателю Кунцевского райисполкома Морозову на его предложение возглавить колхоз: "Да, мы за коллективный труд, но за добровольно коллективный по сознанию, а не против своего желания. Потом, у нас уклад жизни отличный от их уклада в отношении питания, вина, ругани, признания церкви и ее праздников и всяких обрядностей. Мы жили до сих пор коммуной и дальше думаем жить так, но сливаться в один коллектив, а тем более руководить этим делом мы не будем. Ничего из этого не выйдет. Что касается нашего опыта, то мы охотно будем делиться с теми, кому это будет нужно" .

С другой стороны, сам факт самостоятельного существования коммун доказывал возможность негосударственной формы организации хозяйства. Пример крестьянского земледельческого социализма не укладывался в общую концепцию государственной коллективизации, тем более, что коммунары, исходя из позиции принципиального ненасилия, отказывались платить государственные налоги, нести воинскую повинность, выполнять хозяйственные наряды, связанные с обеспечением армии.

Коммунары, не желавшие изменять своим принципам, переселялись в другие места . Многие коммуны, как например, коммуна "Всемирное братство", просто разгонялись, а их члены подвергались арестам и высылке. Известны судебные процессы над толстовцами, отказавшимися от исполнения государственной и воинской повинности. Однако, если в 20-е годы была возможность их освобождения прямо из зала суда, то в 30-е и 40-е годы коммунаров либо расстреливали, либо ссылали в лагеря без суда и следствия . Не считая для себя возможным подчиняться государству, толстовцы решительно отказывались от участия в государственных выборах. Сохранились следующие протокольные записи общего собрания коммунаров: "Мы, будучи единомышленниками Льва Толстого, отрицаем насилие и устройство общественной жизни людей путем насилия государственной власти и поэтому подчиняться и выполнять то, что от нас требуют, не противоречащее нашей совести, мы еще можем, но сами принимать участие в организации этого насилия мы не можем" . По свидетельству Д.Е.Моргачева, только в коммуне "Жизнь и труд" с 1936 по 1940 годы было арестовано и осуждено 65 человек, с 1941 по 1945 год за отказ носить оружие осуждено более ста человек. Большая часть из них была уничтожена.

Толстовцы были принципиальными и бескомпромиссными последователями непротивления злу насилием. Вслед за Толстым они считали невозможным участвовать в насилии и стремились исполнять ненасильственные действия повсеместно. Так, в 1931-1932 гг. началось экономическое давление властей на сибирскую коммуну "Жизнь и труд". Толстовцам давали непосильные сельскохозяйственные задания. Если они их не выполняли, то приезжали представители власти и отбирали львиную долю урожая или укоса сена. Естественно, провоцировался конфликт, который не возникал благодаря принципу толстовцев: "не раздувать зла", не озлобляться, "не вставать на путь взаимной злобы"28. В восьмом выпуске журнала "Истинная свобода" за 1921 г. опубликован эпизод из жизни толстовцев с.Раевка Орского уезда Оренбургской губернии. Крестьяне этого села были принципиальными последователями ненасилия. Исходя из этого принципа, они отказались избрать органы управления в своем селе. Во время восстания в 20-х годах восставшие призывали раевцев присоединиться к ним, от чего крестьяне отказались. Вместе с тем, когда вокруг убивали представителей власти, в этой деревне проживали солдаты продотряда, а когда восставшие потребовали выдать их, крестьяне им отказали. В других случаях ненасильственные действия толстовцев, выражавших протест действиям властей, демонстрировался в актах гражданского неповиновения. Например, толстовцы отказывались идти в суд или в тюрьму следующим образом: они ложились на землю и не двигались. Так что и арестованных их приходилось нести в суд на руках. Они устраивали голодовки, желая показать абсурдность и очевидную заданность обвинения, молчали, отказываясь отвечать на допросах не отвечали на вопросы и во время суде .

"Жизнь по совести", подчинение своих действий нравственным нормам и правилам, значили для толстовцев больше, чем материальное благополучие или исполнение государственных и судебных требований, когда они противоречили нравственным взглядам. Однажды на заработках, куда толстовцев приглашали с большой охотой как трезвых, деятельных и мастеровых работников, им приказали разобрать дома "раскулаченных семей", выбросив их на улицу. Толстовцы отказались это делать, и тем самым отказались от заработка . Другой случай произошел с одним из толстовцев, которого ранили ножом жители соседней деревни. После горячих споров коммунары решили не отдавать плененных ими пьяных крестьян в милицию, а затем отпустили, понимая, что осуждение тех по закону и заключение в неволю "добрых чувств у них не вызвало бы" .

Нравственный максимализм, верность принципам, своей совести толстовцы пронесли через всю свою жизнь. Даже в лагерях, в адских условиях невыносимого труда, голода и издевательств они жертвенно проповедовали идеалы добра, человечности, верности толстовскому учению.

А.Макарова

Норильское восстание. Май - август 1953 года.

Из тьмы встает свободная держава.

Огни Норильска не погаснут в ней!

(из "Гимна норильских заключенных")

События лета 1953 года в Горном лагере МВД СССР вошли в историю под названием "Норильское восстание". Мы сознаем неточность этого термина - восставшие не имели оружия, более того, добровольно отказались от различных попыток вооружить их. Сразу скажем, что нами отвергаются также названия "мятеж", "волынка" и "массовое неповиновение заключенных лагадминистрации" - термины, которыми пользовались суд, прокуратура и лагерная администрация, в соответствии с их желанием видеть в протесте заключенных лишь простой в работе и массовое хулиганство, беспорядок, анархию в брошенных надзирателями зонах.

Смысл и суть норильских событий не исчерпываются и словом "забастовка", хотя основной формой протеста против бесчеловечного режима Горлага летом 1953 года стал отказ заключенных выходить на работу, ибо зародившаяся в зонах ненасильственная оппозиция, вынужденная действовать в рамках советской законности, нашла еще множество (небывалых прежде) форм: митинги и собрания заключенных для выработки общих требований, массовая голодовка, письма, жалобы, заявления, просьбы, обращения в Советское правительство и многое другое, о чем пойдет речь ниже.

Можно сказать, что комитетам восставших, взявшим контроль зоны Горлага, удалось установить максимально демократическое правление, по сути - на короткое время (парадоксально, но факт) создать "республику заключенных".

И хотя термин "восстание" также предложен работниками МВД (во время следствия и суда над руководителями комитетов возникла идея квалифицировать их действия как "антисоветское вооруженное контрреволюционное восстание"), мы остановимся все же на нем, подразумевая не вооруженное выступление заключенных, а его противоположность - "восстание духа" - высшее проявление ненасильственного сопротивления бесчеловечной системе ГУЛАГа.

Предпосылки норильского восстания 1953 г.

К весне 1953 года в Норильске было 35 лаготделений и 14 лагпунктов исправительно-трудового лагеря (ИТЛ), а также 6 отделений Горного лагеря, причем количество заключенных в ИТЛ в 3,5 раза больше, чем в Горлаге. Число узников Горного лагеря, по разным оценкам, было 30-40 тысяч человек.

Если ИТЛ в Норильске существовал, со всеми традициями и постоянно расширяющейся географией, с 1935 года, с первых дней интенсивного строительства Норильского комбината, то Горный лагерь - детище послевоенных лет - был создан в результате реализации в 1948 году проекта Абакумова и Круглова, в соответствии с указаниями Сталина об организации особлагов "для содержания особо опасных государственных преступников". Тогда и появились на Воркуте - Речлаг, на Колыме - Берлаг, в Тайшете - Озерлаг, в Мордовии - Дубровлаг, в Казахстане - Песчанлаг и Степлаг. С августа 1948 года в Норильске начал свое существование Горлаг.

Предшественником его был каторжный лагерь (как и повсюду в СССР, лагеря каторжан были предшественниками особлагов).

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года, который не публиковался, был введен особый вид наказания - каторжные работы для фашистских убийц, предателей, пособников оккупантов. Осуждали на каторжные работы сроком от 10 до 20 лет военно-полевые суды. Однако война кончилась, а прерогативу военно-полевых судов взяли на себя Особые Совещания, решения которых никакому обжалованию не подлежали. И попасть в эти жернова могли уже не только полицаи, но и просто инакомыслящие, подозрительные.

К началу 1953 года в Норильске, в составе Горного лагеря, было шесть крупных (3,5 - 6 тысяч) лаготделений. Сильно изменился за эти годы состав лагерного населения: за колючей проволокой оказалось немало солдат и офицеров - участников Великой Отечественной войны, партизан, узников фашистских концлагерей - бывших военнопленных, жителей оккупированных немцами территорий, арестованных нередко "по подозрению" или "за намерение" и названных "изменниками Родины", "пособниками палачей". Смотревшие смерти в глаза, прошедшие через войну, перенесшие голод и множество тягот, они были совсем иным поколением, чем лагерники 30-х годов.

Начало. Агитаторы и провокаторы.

Карагандинский этап

История норильского восстания ставит перед ее исследователями множество вопросов. Первый из них: было ли восстание заранее подготовлено, организовано (лагерными активистами, агитаторами, забастовочными комитетами), скоординировано по срокам или вспыхнуло внезапно, стихийно? Есть еще версия - восстание было спровоцировано, и многие факты подтверждают это. Где же истина?

Попробуем разобраться, помня о том, что участники норильского восстания к моменту начала событий не были однородной массой - хватало сомневающихся, равнодушных ко всему, запуганных и подавленных. Считается, что "вирус мятежа", по выражению А.И.Солженицына, привез в Норильск карагандинский этап. В нем были собраны заключенные из Степлага и Песчанлага - особорежимных лагерей близ Караганды и Тайшета, 1200 человек. Среди них - участники лагерных восстаний, стычек с уголовниками, побегов. После подавления в карагандинских лагерях волнений заключенных в 1952 году арестованные и отправленные "для усмирения" в Заполярье, они считали своей задачей "нести дальше факел свободы", как написал один из них - Евгений Степанович Грицяк. В подготовке и проведении норильского восстания роль карагандинского этапа, безусловно, велика: им удалось изменить сам "климат" Горлага. Естественно, что одни из них (Евгений Грицяк, Тарас Супрунюк, Иван Воробьев и другие) стали членами забастовочных комитетов, другие - авторами лозунгов, обращений, требований, третьи - участниками переговоров с комиссиями МВД. "Работали" лучше всякой пропаганды и агитации рассказы прибывших в том же самом 1952 году заключенных Ухтижмлага - организаторов и подстрекателей там массовой голодовки, в которую было вовлечено свыше 1000 человек, активных участников групповых беспорядков на строительстве железной дороги Салехард - Игарка, тоже переведенных в Норильск в 1952 году, и заключенных из Омскстроя, где при нападении на лагерную администрацию были убиты надзиратель и офицер-оперативник.

Немалую тяжесть с покорных душ сняла смерть Сталина 5 марта 1953 года. В лагерях с нетерпением ждали ослабления режима, пересмотра дел невинно осужденных. Но амнистию в конце марта дали только уголовникам и заключенным с малыми сроками лишения свободы (а таких в Горлаге было очень мало: 2-3 человека в бригаде). Ожидания политических заключенных оказались обманутыми, и это вызвало разочарование, обиду, гнев, резко ускорило начало восстания.

Поводом послужили убийства лагерников солдатами охраны, стрельба по жилым зонам лагерей, провокации оперативно-чекистских отделов, решивших "организовать" восстание с целью выявления и изоляции активных лагерников. Тогда, в 1953 году, лучше многих других понял это заключенный 1-го лаготделения Иван Стефанович Касилов и сделал вывод: "Ни в одном из лаготделений Горлага заключенные не бастовали по собственной инициативе, а были втянуты в "волынку" при помощи мерзких провокаций и неприкрыто оголтелых террористических актов со стороны работников МВД".

Расстрел 26 мая в 5-м лаготделении стал поводом для начала забастовки. Ни ночная, ни утренняя смена заключенных на работу не вышли. Практически сразу поддержали мужчин женщины из 6-го лаготделения. Ночная смена 26 мая возвратилась в лаготделение и закрыла ворота, не выпустила утреннюю смену из зоны. А узнав о том, что бастующим вдвое уменьшается норма питания, женщины решили объявить общую голодовку: баланду вылили на землю, двери кухни забили досками крест-накрест. Вероятно, решение это было принято опрометчиво: ослабевшие от голода женщины - паек и без того был совсем невелик - во время забастовки лежали на нарах в своих бараках. Выдержать испытание оказалось очень трудно. Голодали женщины 7 дней, по другим воспоминаниям - даже 10 дней.

Норильское восстание началось стихийно и не одновременно. 4-е лаготделение (3,5 тысяч человек) и оставшиеся в оцеплении Горстроя 1,5 тысячи заключенных отказались от работы 25 мая. 5-я и 6-я зоны забастовали в ночь с 26 на 27 мая - после расстрела заключенных в жилой зоне 5-го лаготделения. Что касается 1-го лаготделения, то оно включилось в забастовку лишь во второй половине дня 1 июня, а каторжане (3-е лаготделение Горлага) - 4 июня, после инцидента у штрафного изолятора и расстрела заключенных в жилой зоне. Легенда об одновременном начале забастовки, якобы с разницей в несколько часов, не подтверждается, она была выгодна, скорее всего, "усмирителям" для доказательства умысла, заранее спланированного "антисоветского мятежа".

Требования заключенных. Комитеты

По-разному начавшись во всех лаготделениях Горлага, норильское восстание и продолжалось везде неодинаково. В два этапа протекало оно в 4-м, 5-м и 6-м лаготделениях, начавшись в конце мая и вновь возобновившись после двухнедельного перерыва с 22 - 24 июня. А в каторжном 3-м лаготделении забастовка, не прекращаясь ни на один день, длилась ровно два месяца - с 4 июня по 4 августа. Не было второго этапа забастовки в 1-м лаготделении на Медвежке - она длилась с 1 по 13 июня и не возобновлялась. Менее недели продолжалась забастовка во 2-м лаготделении Горлага - на Кайеркане. По воспоминаниям Б.С.Костинского, здесь "...узнали от вольнонаемных из поселка о забастовке на Медвежке. Дней через 5-6 и мы не вышли на работу. Был избран комитет, но почему-то не додумались до создания самоохраны. Просто не выходили на работу. Когда солдаты с двух сторон разрезали проволоку и вошли в лагерь, мы даже не успели толком понять, что произошло. Случилось это примерно на пятый день забастовки... буквально за два часа собрали наших активистов и человек 50 с вещами куда-то увезли. Потом оказалось, что их отправили на Колыму...".

В остальных пяти лаготделениях Горлага логика развития событий тоже подсказала в самом начале решение - создать руководящие центры забастовки. Чаще всего они назывались комитетами, а на Медвежке - представительством, поскольку в него входили представители от бараков, бригад, национальных групп. Первые комитеты были созданы уже в ночь с 25 на 26 мая - в оцеплении Горстроя, где осталась на объекте часть лагерников, и в 4-м лаготделении. До конца мая определились руководители комитетов и их состав в 5-м мужском и 6-м женском лаготделениях. На третий-четвертый день забастовки появились комитеты в 1-м и 3-м лаготделениях, то есть 4 и 8 июня.

Одинаковая черта всех избранных комитетов - их многонациональность. Благодаря этому можно было полнее учитывать интересы всех национальных групп и землячеств при выработке требований заключенных. Это стало первой задачей комитета.

Поскольку местное начальство к этому времени полностью скомпроментировало себя в глазах заключенных, лагерники требовали приезда московской правительственной комиссии. В том, что комиссия из Москвы прилетит, сомнений не было, общей была решимость на работу не выходить до приезда комиссии.

Ко времени ее прибытия нужно было выработать и четко сформулировать свои требования, чтобы сразу дать ответ комиссии на вопрос: "Чего хотят заключенные?" Но уже на первом этапе возникли разногласия: имеют ли право заключенные требовать или только просить? Воспитанные системой многолетнего террора, привыкшие к полному бесправию, старые лагерники осторожно советовали просить. Но задор первых дней забастовки одержал верх, главенствующим по началу было настроение "западников" - жителей Прибалтийских республик, западных областей Украины и Белоруссии, не знавших Советской власти с 1917 года и потому морально и физически не сломленных, несущих в себе и чувство человеческого достоинства, и христианскую веру, и демократическую убежденность: требовать имеет право любой человек. Потому первые лозунги, плакаты, обращения к властям имели именно форму требований, они жестче, непримиримее, чем последующие, когда верх возьмут осторожность и стремление действовать исключительно в рамках советской законности.

В женском 6-м лаготделении Горлага забастовка началась под лозунгом: "Свободу - народам и Человеку!"

В 3-м лаготделении Горлага после расстрела 4 июня (он произошел в 18 часов 45 минут) уже к 20 часам у клуба был прибит большой щит, на котором написано: "Москва, правительству. 1) Требуем правительственную комиссию. 2) Требуем сурового наказания виновников расстрела заключенных. 3) Требуем уважения прав человека!"

Но вскоре от первых лозунгов и плакатов, которые чекистами могли быть названы антисоветскими (например, "Долой тюрьмы и лагеря!", "Требуем возвратить нас к нашим семьям!" в 3-м лаготделении Горлага), от черных флагов, вывешенных в знак траура по погибшим товарищам и ставших символом отказа подчиняться местной власти, лагерники перешли к лозунгам и плакатам только советского содержания (например, "Слава Коммунистической партии!", "Да здравствуют мир и дружба всех народов" и т.д. в 1-м лаготделении).

Черные флаги заменены красными с черным крепом (например, в 3-м лаготделении, как сообщил Бенюс Балайка: "Флаг был сшит из шести простыней - четырех красных и двух черных. Поднятый над двухэтажным бараком на девятиметровую высоту, флаг был виден всему Норильску. Флаг этот я сам поднимал"). Чтобы дискредитировать забастовку заключенных в глазах вольнонаемного населения Норильска и солдат МВД, чекистами был пущен слух, что черно-красные флаги являются якобы опознавательными знаками для иностранных самолетов, прилета которых будто бы ожидают заключенные в зонах.

Решение о замене лозунгов и флагов принималось комитетами, ими же вырабатывались требования лагерников. Несмотря на споры (просить или требовать), смену заголовков и частичное редактирование первоначальных текстов требований ("Почему мы бастуем" в 1-м лаготделении, "Жалоба Советскому правительству" в 3-м лаготделении), они остались в памяти участников норильского восстания и в истории его именно как требования. В каждом лаготделении они состояли из 12-18 пунктов.

До сих пор некоторые считают, что требования заключенных носили, в основном, экономический характер , поскольку включали такие пункты, как уменьшение длительности рабочего дня (с 10-12 часов до 7-8 часов), выплата заработанных денег (половину на лицевой счет, половину на руки), применение зачетов, улучшение бытовых условий, медицинского обслуживания и культурно-воспитательной работы. Да, такие пункты включались в общий перечень требований, но главной роли не играли ни по удельному весу, ни по своему значению. Главные требования заключенных были не экономическими, а политическими. Общими для всех лаготделений стали такие пункты: пересмотреть дела политзаключенных, наказать виновников произвола - работников МВД-МГБ, отменить ношение номеров на одежде, снять с окон бараков решетки и с дверей замки, превращающие жилье в тюремную камеру, не ограничивать переписку с родными двумя письмами в год, а разрешить писать по желанию - кто сколько хочет, отправить на "материк" инвалидов, больных, женщин и стариков, вывезти на родину иностранцев, отменить бесчеловечные наказания (кандалы, "ледяной карцер") и "собачье вождение", гарантировать безопасность делегатам лагерников, ведущим переговоры с комиссиями МВД.

Кроме того, в 4-м лаготделении прозвучали требования сменить руководство Горлага, прекратить расстрелы и прочий произвол в лагерях и тюрьмах, отменить решения ОСО как неконституционного органа, прекратить избиения и пытки на следствии и практику закрытых судебных процессов, организовать пересмотр особых дел всех политзаключенных. В оцеплении Горстроя, где оставалась часть лагерников того же 4-го лаготделения, требовали освободить из лагерей и реабилитировать заключенных, являвшихся участниками или жертвами Великой Отечественной войны, отменить 25-летние сроки заключения, освободить осужденных за происхождение (дворян, детей кулаков и т.п.), а также всех тех, кто до 1939 года не имел советского подданства, осужденных за намерения, по подозрению, а не за действия и т.п. В 5-м лаготделении предлагали разрешить лагерникам свободный доступ к женщинам соседней зоны, право пользоваться книгами из городской библиотеки. В 1-м лаготделении добивались "ликвидации Особого Совещания как вопиющего беззакония" заключенные, оставшиеся в производственной зоне рудника "Медвежий ручей", а председатель комитета (представительства) заключенных в жилой зоне П.А.Френкель настаивал на том, чтобы превратить Норильск в поселение колониального типа, отодвинув километров на двадцать вышки, убрав проволоку и освободив заключенных для свободного проживания в пределах Норильска.

Как видим, единых требований в Горном лагере, общих для всех заключенных, не было, так как не существовало предварительной договоренности между зонами, и это - еще одно доказательство стихийного начала забастовки.

В окончательной редакции, после обсуждения на общих собраниях, сбора подписей лагерников по баракам и бригадам, после многократного переписывания в комитетах часть политических требований была снята или заменена более умеренными (например, в 1-м лаготделении требование ликвидировать Особое Совещание как вопиющее беззаконие заменено предложением превратить Норильск в колониальное поселение и т.п.). Как это ни парадоксально, комитеты сыграли не революционизирующую роль в выдвижении требований и претензий заключенных, а скорее наоборот - сдерживающую. Они стремились найти "золотую середину" между настроениями экстремистов, готовых к прорыву зоны чуть ли не голыми руками, и умеренной осторожностью едва пробудившейся от "спячки" общей массы. Очевидно, что комитетам удалось уловить этот настрой - с помощью смены лозунгов, флагов, требований. Это подтверждается тем, что основная масса лагерников не вышла из зон, когда каждому было предоставлено право самостоятельно обдумать происходящее и сделать выбор - уйти или остаться; во всех лаготделениях отказались от участия в забастовке по разным оценкам от одного до двадцати процентов заключенных, подавляющее же большинство осталось с комитетами в бастующих зонах.

Когда же во всех зонах лагадминистрация и надзорсостав вышли за вахту, оставив лаготделения на их собственном попечении, комитеты стали органами законодательными и исполнительными, охраняющими и карательными. Наличие этих проблем определило структуру комитетов. Как правило во всех лаготделениях члены комитета делили обязанности так: были избраны ответственные за информацию, агитацию и пропаганду, ответственные за работу кухни, бани, прачечной, ремонт бараков, уборку территории и прочие хозяйственные дела, ответственные за работу медчасти, ответственные за культурно-воспитательную работу (чаще всего ее продолжали вести ранее назначенные культоргами заключенные; в дни забастовки в лагерных клубах шли репетиции кружков, спевки хора, работали библиотеки, ставились концерты, организовывались спортивные соревнования; были даже спектакли, например, с большим успехом шесть раз подряд прошел "Назар Стодоля" Тараса Шевченко в 4-м лаготделении).

В 1-м, 3-м, 4-м, 5-м и 6-м лаготделениях были также созданы отделы самообороны лагеря - охрана из заключенных, посменно несущих караульную службу для предотвращения пожаров и прочих бедствий, а также для предупреждения провокаций со стороны лагадминистрации и оперативно-чекистских отделов (например, в 1-м лаготделении был предотвращен пожар больницы, взрыв трансформатора и рельсов железной дороги; там же в туманную ночь 6 июня была прорезана проволока и один из офицеров пытался зайти в зону необычным образом - задом наперед, оставляя следы на свежевыпавшем снегу таким образом, чтобы создать видимость чьего-либо побега из зоны. Эти провокации и многие другие предотвращены добровольной охраной лагеря).

Можно говорить о таком парадоксальном явлении, необходимом в тех условиях, как охрана заключенными начальников лаготделений и прочих представителей лагадминистрации: при обходе зоны любые лица из ведомства МВД обязательно сопровождались караулом из заключенных. Интересно, что даже лозунг соответствующего содержания появился, скажем, в 3-м лаготделении: "Товарищи! Будьте вежливы в обращении с лагадминистрацией и солдатами!".

Особенно четко была поставлена охрана порядка в 1-м лаготделении и каторжанском 3-м лаготделении: лагерь был разбит на четыре участка, назначены (более 80 человек) старшие секций, бараков, участков, указаны места круглосуточных постов и патрулей. Замечательной дисциплине в этих добровольных формированиях, организованных по типу воинских батальонов и рот, позавидовала даже комиссия МВД, прибывшая в лагерь.

Патрули и наблюдатели ничем не вооружались. Правда, в зонах всегда под рукой были кирпичи, ими обкладывались края дорожек. Лагерники опасались, и не без основания, что забастовка может быть подавлена с помощью переброски в зону колонны уголовников, вооруженных ножами и палками. На этот случай кирпичи стоило иметь под рукой, их разрешил даже комитет 3-го лаготделения, особенно заботившийся о том, чтобы избежать любых конфликтов, провокаций, беспорядков, чтобы не дать возможности лагадминистрации тут же ввести в зону войска. Но кирпич, заготовленный против ввода бандитов, в 3-м лаготделении не понадобился вообще. Функции патрулей (в 3-м лаготделении их называли самоохраной, в 1-м лаготделении отрядами самообороны и т.д.) сводились к круглосуточному наблюдению за подступами к лагерю, чтобы в случае опасности поднять тревогу, и ночному патрулированию внутри зоны. Они заботились о поддержании порядка, не давали распоясаться ворам и бандитам, оставшимся в зонах, выпущенным из изоляторов (некоторых в 3-м лаготделении даже запирали и охраняли от возможной мести лагерников, у которых раньше ворье отбирало или крало вещи и продукты).

Заключенные занимались ремонтом бараков, уборкой территории, ежедневно передавали справки, сводки для лагадминистрации, беспрерывно работали сапожная и ремонтно-пошивочная мастерские, баня, проводилась плановая санобработка бараков, других строений и помещений, функционировали амбулатория, больница, обслуживались прикованные к постели хронические больные и инвалиды, регулярно работал пищеблок. После истечения 40 дней со дня гибели 7 заключенных, расстрелянных у ШИЗО 4 июня, в клубе устраивались концерты силами художественной самодеятельности, словом, шла нормальная мирная жизнь. (В этом не было бы ничего удивительного, если только не знать, что в зоне с первого дня забастовки была отключена электроэнергия, паек заключенным вдвое сокращен, то есть люди по сути голодали, а охрана запретила вход в лагерь вольнонаемному медперсоналу).

Все это дает право говорить о "республике заключенных", как назвал ее один из участников норильского восстания Л.А.Пожарский, бывший заключенный Горлага, из карагандинского этапа. В своих воспоминаниях он также рассказывал о демократическом порядке и сознательной дисциплине во время забастовки .

Создавая отряды самообороны, наводя порядок в зонах, комитеты не могли не предвидеть возможных экстремистских выходок со стороны наиболее непримиримо, чересчур революционно настроенных заключенных. Например, в 4-м лаготделении бывший до ареста офицером Иван Стригин и литовец Витас Петрушайтис агитировали за прорыв зоны бульдозером. Горячие головы, предлагавшие начать "освобождение всего Норильска" с помощью вооруженного восстания, нашлись и в 1-м лаготделении. А в 3-м лаготделении сложилась непростая ситуация внутри комитета: председатель Борис Шамаев всеми средствами вел агитацию за протест в рамках советских законов, за мирное ожидание правительственной комиссии, а его заместитель Иван Воробьев (бывший участник Отечественной войны, танкист, Герой Советского Союза, прибыл в Норильск с карагандинским этапом, во время инцидента в ШИЗО 4 июня ранен в голову, после выхода из больницы вошел в состав комитета) тайком организовал в подвале барака кузницу, где уголовники изготовляли из бывших оконных решеток пики и ножи. Комитет закрыл и опечатал кузницу, но Воробьев с другими заключенными оборудовал с той же целью подвал в другом бараке. Уже после подавления восстания изготовленные ими две сотни пик и 6 ружей из опечатанной кузницы стали "вещественным доказательством" якобы "упорного двухчасового сопротивления заключенных" автоматчикам. (Впоследствии на суде, разумеется, не было учтено, что И.Е.Воробьева за этот поступок исключили из состава комитета. "Вещественные доказательства" усугубили вину не только Воробьева и Игнатьева, но и остальных членов комитета.)

Всеми силами стремились комитеты к сохранению единства заключенных, поддержанию спокойного настроения, уверенности, оптимизма в массах. Пожалуй, это и было главным - помочь людям преодолеть в душе страх, угнетенность от непривычной свободы в окруженной пулеметами зоне и тревожное ожидание неминуемой расплаты. Очень большую роль в этом сыграли агитационно-пропагандистские отделы. Это они разъясняли по баракам решения комитета и общих собраний, готовили концерты и проводили спортивные соревнования, переписывали требования заключенных, оформляли лагерь лозунгами и плакатами, выпускали листовки . Листовки - обращения к норильчанам, к солдатам войск МВД - выпускались по разным поводам, содержание их всегда было кратким и емким. Например, 27 июня выпущена первая листовка каторжан: "Нас расстреливают и морят голодом. Мы добиваемся правительственной комиссии. Просим советских граждан сообщить правительству о произволе над заключенными в Норильске. Каторжане Горлага". В обвинительном заключении следователь Ушацкий и затем судья Кокшаров в приговоре Красноярского краевого суда даже сетовали на то, что листовок заключенными было выпущено несколько тысяч, "в результате чего Норильск был наводнен листовками...".

Из истории норильского восстания известно, что московская комиссия и управление Горного лагеря от уговоров довольно быстро перешли к угрозам, рассчитывая запугать узников, заставить их смириться с положением рабов. Участились провокации в зонах, и это говорило о том, что поднимают голову оставшиеся в лаготделениях стукачи и прочие пособники лагадминистрации. Для борьбы с ними комитеты вынуждены были организовать отделы расследований, специальные комиссии, свою контрразведку - по-разному она называлась, но занималась, по сути дела, одним и тем же: поиском провокаторов, расследованием их черной деятельности, списков стукачей. В 1-м лаготделении отдел расследований был создан 4 июня, сразу после поджога стационара с больными. Устав от провокаций стукачей, которые попытались организовать резню между чеченцами и кубанскими казаками, а затем между украинцами и поляками, в 4-м лаготделении приняли решение создать специальную комиссию и вскрыть сейфы оперативного отдела в поисках списков стукачей. Как сообщает в своих воспоминаниях Г.С.Климович, специальная комиссия была создана 1 июня, она вскрыла сейфы оперотдела и была поражена результатами: в списках оказалось 620 человек - каждый пятый лагерник был завербован. Конечно, большинство не столько "работало", сколько числилось и даром ело хлеб оперчекотдела, стремясь не причинять вреда товарищам доносами. Но трое оказались настоящими сексотами, их следовало изолировать. Комитет решил вызвать стукачей на общее собрание заключенных и там решать судьбу каждого. Троих вывели за зону, остальные написали покаянные письма, объясняя, почему они стали стукачами (эти письма потом были переданы московской комиссии).

По сравнению с чекистскими методами методы работы комиссий и отделов расследования, созданных заключенными, поражают гуманностью, бережным отношением к человеку. Допросы стукачей - разумеется, без побоев, содержание в изоляторе (даже тех, чья вина перед товарищами вполне очевидна и велика) - не более суток, а затем - либо просьба оставить зону и выйти за вахту, или, в случае, если заключенный решил остаться в зоне, охрана его от возможной мести обиженных. Практически во всех лаготделениях общие собрания, обсуждавшие проступки стукачей, вынесли решения: "Старые грехи всем прощаются, новые - не простятся". При этом возможность наказания была у всех, и право - тоже, и доказательства чужой вины - налицо. Но не был никто даже избит, хотя чекисты усиленно стремились распространять слухи о "зверствах" заключенных.

Комитеты, стремившиеся предотвратить массовые расстрелы заключенных, не везде смогли этого добиться. Если в 1-м и 4-м лаготделениях заключенные, выполняя последний приказ комитетов, вышли из жилых зон и расстрел не состоялся, если против женщин 6-го лаготделения оружие применить не посмели, а пустили в зону пожарные машины с брандсбойтами, то в 5-м и 3-м лаготделениях кровопролития избежать не удалось. Жертвы были велики. В ночь с 3 на 4 августа, в 23 часа 45 минут, последний флаг восстания упал. Началось следствие по делу "об антисоветском вооруженном восстании, организованном извне", которое вели сотрудники Красноярского управления КГБ.

27 августа большой этап активных участников норильского восстания из Дудинки был отправлен в Красноярск. Арестованные члены комитетов, активисты попали во внутреннюю тюрьму МВД в Красноярске. Остальные были вывезены в различные лагеря: в Магаданскую область, Кенгир (Джезказган), Мордовию, в тюрьмы Иркутстка, Владимира, Кургана.

Расправа. Итоги. Выводы

Для подавления норильского восстания были сосредоточены немалые силы и средства: объединили свои усилия "краснопогонники" и "синепогонники" - охрана исправтрудлагеря и Горного лагеря. Есть сведения, что специально для этой акции были привезены в Норильск доставленные по Енисею два полка краснопогонников, которые заменили местных.

На штурм каторжанского лагеря (3-е лаготделение) были мобилизованы также гражданские лица - коммунисты и комсомольцы Норильска, руководители предприятий и цехов. По воспоминаниям С.Г.Головко, они шли вслед за двумя цепочками солдат третьей цепочкой. По свидетельству бывшего цензора 6-го лаготделения Горлага И.И.Киселева, к участию в подавлении восстания заключенных приглашали всех работников управления лагерей, но участвовали в акции только по желанию.

Методы расправы с бастующими были относительно однообразны: вначале уговоры и призывы выходить из лагеря, обращенные к малосрочникам и ко всем желающим, обещания частично ослабить режим, затем угрозы и использование военной силы и техники. Для того чтобы принудить к послушанию не вышедших из зоны заключенных, в нескольких местах прорезалась проволока, через эти прорезы въезжали на машинах или входили автоматчики, делившие лагерь на сектора и занимавшие один за другим бараки, где прятались лагерники. Тут же заключенных выгоняли за зону - по приказу "бегом, руки за голову"; в некоторых лаготделениях приказано было через "коридор" вооруженных автоматами солдат ползти к вахте на коленях. Широко использовались услуги уголовников при подавлении восстания. Избиения продолжались в изоляторах, куда отправили наиболее активную часть лагерников, особенно жестокие - в центральном ШИЗО Горлага.

Жертвы среди заключенных еще уточняются, их почти невозможно подсчитать. На сегодня известны цифры официального акта, составленного в 3-м лаготделении после "усмирения": убито 57 и ранено 98 человек, а также цифры потерь, подсчитанных при инвентаризации 5-го лаготделения: убито 58, ранено 128 человек. Необходимо присоединить к этим цифрам жертвы, появившиеся в мае-июне -застреленных солдатами накануне забастовки. Это один убитый и один раненый в 1-м лаготделении, неизвестное количество жертв во 2-м лаготделении, в 3-м лаготделении - шесть убитых и умерших от ран (плюс умерший от перитонита Андреюк) и пятнадцать раненых, один убитый в 4-м лаготделении, до десятка жертв - в 5-м лаготделении и одна убитая в 6-м лаготделении женщина. В кладбищенской книге, где обычно поименно записываются все похороненные, есть строка, относящаяся в 1953 году, о захороненных в общей могиле 150 безымянных мертвецах. Как сообщила К.И.Колесникова, работавшая в 1953 году на кладбище под Шмидтихой, жертвы восстания похоронены там, где находится часовня и воздвигнутый в 1990 г. "Мемориалом" крест.

Первые результаты норильского восстания заключенные ощутили еще в 1953 году. Они выразились в смягчении режима, возвращении им прав, отобранных в Горном лагере. Затем в 1954 году был ликвидирован и сам Горный лагерь, в Норильск приехала из Москвы комиссия по пересмотру дел политзаключенных, а после ее отъезда на месте создан ликвидком Норильского ИТП. Если в 1953-1954 гг. освобождение коснулось лишь самых "крупных величин" (известных ученых, партийных и комсомольских функционеров, крупных хозяйственников), то в 1955-1956 гг. освобождение пришло к абсолютному большинству бывших узников Горлага. А в годы после ХХ съезда КПСС процесс этот был завершен, Норильский комбинат перешел на вольнонаемную рабочую силу.

Это и был главный результат норильского восстания, подорвавшего непоколебимый до того фундамент лагерной системы. Не стало рабского труда многих тысяч заключенных, за счет которого процветала, создавая новостройки за новостройками, Страна Советов.

Если экономические требования заключенных были выполнены сразу, то политические - лишь со временем, да и то частично (полгода спустя было ликвидировано Особое Совещание, начался пересмотр дел политзаключенных, собраны для отправки за границу иностранцы, вывезены инвалиды и т.д.). Некоторые пункты, как, например, требование писать о жизни заключенных в прессе, снять паспортные ограничения и поражения прав освободившимся из лагеря политзаключенным, предоставлять более широкие права, равные с остальными гражданами страны, семьям заключенных и другие, стали осуществляться лишь в 80-90-е годы; а некоторые в полной мере так и не были выполнены (например, требование наказать бывших работников НКВД-МВД-МГБ за совершенные преступления, судить их всенародно). Демократические программы преобразования советского общества, в том числе его пенитенциарной системы, заложенная в требованиях заключенных Горлага, опередила свое время. Смелость ее поразительна, ведь комитеты при написании требований имели перед собой очень сложную задачу: они должны были и соответствовать принципам социалистической революции, и, не осуждая основных устоев тоталитарного режима, выражать волю и решимость масс - при этом тоже в рамках советской законности.

Норильское восстание доказало, что даже в самых тяжелых условиях угнетения можно бороться с тоталитарным режимом, причем не методами террора, противными человеческой природе и законам демократического общества, а легальными методами коллективного ненасильственного протеста. Для этого идеи восстания должны были поддержать массы, отбросившие многолетний страх перед системой. Тут куда нужнее было не оружие, а слово пропагандистов и агитаторов, обращение к широкой общественности. Как известно, именно неустанное разъяснение целей норильского восстания с помощью листовок, писем, обращений обеспечило ему поддержку, пусть ненадолго, некоторых лаготделений ИТП (бастовали в 9-м лаготделении, в 20-м и в других), сочувствие части вольнонаемного населения (в результате часть документов все же была передана в Москву, а информация о норильском восстании появилась в зарубежной прессе и прозвучала в передачах "Голоса Америки").

Значение норильского восстания, возможно, полностью еще не оценено. Это был первый после смерти Сталина протест заключенных против созданной им системы подавления личности. Это был массовый протест: в восстании приняло участие около 30 тысяч человек. Такого масштаба лагерная система прежде не знала. С этим уже нельзя было не считаться. Но можно сказать больше: с Норильского восстания началось раскрепощение страны, пусть еще и сегодня не завершенное. Будем же помнить о тех, положил начало этому обновлению 40 лет назад лагерными восстаниями.

Л.М.Алексеева

Движение за права человека.

Это движение называли по-разному: "демократическое", "либеральное", "гражданское сопротивление", пока, наконец, не утвердилось за ним название "движение за права человека", или "правозащитное движение". Это название наиболее близко к сути: защита прав личности и требования соблюдения законов - основа этого движения и его отличительный признак.

У правозащитников не было прямой преемственности с либерально-демократической традицией в русской истории. Не было и заимствований идей международного движения за права человека, - по причине плохой о нем осведомленности при зарождении правозащитного движения в СССР. Движение родилось главным образом из опыта людей, проживших жизнь в условиях беззаконий, жестокости и попрания личности в "интересах коллектива" или ради "светлого будущего всего человечества". Отказ от такого "коллективного" подхода означал отрицание основ официальной идеологии, защищаемой всей мощью советского государства. Требование соблюдения законности в советских условиях было революционным, так как это по существу было требованием к советскому государству перестать быть тоталитарным, стать демократическим. Соблюдение этого требования означало бы изменение характера власти, изменение всего жизненного строя. Между тем правозащитники принципиально отвергали насилие для осуществления какой бы то ни было цели, осуждали его и никогда к нему не прибегали. Каким же способом они действовали? - По словам одного из них, Андрея Амальрика, они "...сделали гениально простую вещь - в несвободной стране стали вести себя как свободные люди и тем самым менять моральную атмосферу и управляющую страной традицию... Неизбежно эта революция в умах не могла быть быстрой" .

По самосознанию и по характеру деятельности правозащитное движение было не политическим, а нравственным. Его активисты настаивали на "определяющем значении гражданских и политических прав в формировании судеб человечества". Эта точка зрения существенно отличалась от марксистской, а также от технократической, основанных на примате материальных интересов, экономических и социальных прав. Правозащитники исходили из убеждения, что только в стране, где имеются политические свободы, граждане могут эффективно защищать и свои материальные интересы.

Правозащитники явочным порядком осуществляли гарантированные советской конституцией гражданские права (свободу слова, печати, демонстраций, ассоциаций и др.). Они наладили сбор и распространение информации о положении с правами человека в СССР, оказывали моральную поддержку и материальную помощь жертвам преследований за убеждения.

Жестокие преследования затрудняют и без того сложную работу правозащитников. Видимая со стороны история правозащитного движения состоит из непрерывной цепи судов, помещений в психбольницы, насильственных выталкиваний в эмиграцию, увольнений с работы и т.п. В условиях тоталитарного режима открытость независимой общественной позиции при полной беззащитности от преследований грозит, казалось бы, немедленным крахом. Однако правозащитное движение именно вследствие открытости показало себя неожиданно эффективным - его призыв был услышан и внутри страны и за ее пределами, мир не только получил богатую информацию, но и поверил в свидетельство правозащитников. Правозащитное движение, начавшееся в Москве в узкой интеллигентской среде, вышло за ее пределы, распространилось по стране, проникло в другие социальные слои: его лозунги восприняли многие национальные и религиозные движения, гораздо более массовые, чем правозащитное; оно определило характер и методы зарождающегося движения за социально-экономические права.

Другое колоссальное достижение правозащитного движения - его выход из изоляции внутри страны на международную арену. Распространение информации о положении с правами человека в СССР способствовало разрушению на Западе мифа о "советской демократии". Открытые протесты правозащитников против нарушений прав человека в СССР привели к включению в арсенал западной общественности и дипломатии свободных стран в их отношениях с СССР требований соблюдения прав человека.

В советских условиях период утробного вызревания открытого общественного движения растянулся на целое десятилетие. Не могло быть иначе в обществе, которое четверть века подвергалось невиданному в истории давлению со стороны государства.

Тотальный террор прекратился после смерти Сталина. Стали массами возвращаться из лагерей осужденные по политическим статьям. Но общество оставалось в полуобморочном, шоковом состоянии. Главным тормозом самопознания общества было полное отсутствие у него знания о самом себе, поскольку средства обмена идеями и информацией были полностью монополизированы государством. Тотальность идеологического контроля создала невиданные возможности для дезинформации и манипулирования общественным мнением. В результате общество огромной страны утратило реальное представление о своем прошлом и настоящем, его заменили мифы, разработанные официальными идеологами.

Именно монополия правящей партии на распространение идей и информации обусловила огромную взрывную силу ХХ съезда КПСС (февраль 1956 года), который санкционировал изменение картины мира, десятилетиями преподносимой советским гражданам. Но ХХ съезд лишь слегка приоткрыл завесу в область запретного знания. Критика была строго ограничена сталинским периодом, и не допускалось ее распространение на послесталинское время и на политических деятелей, оказавшихся у кормила власти после Сталина. Поэтому осмысление общего опыта сосредоточилось в художественной литературе и публицистике, обращенной в прошлое.

Даже краткосрочного ослабления давления и расширения пределов дозволенного знания оказалось достаточным для необратимых изменений в умах людей и общественной жизни. За эти годы произошло частичное сгруппирование атомов, на которые прежде распадалось общество. Эти общности были разрозненны между собой. Цементирование каждой из них сделалось возможным с помощью счастливо найденного способа неподконтрольного распространения идей и информации, теперь известного под названием "Самиздат": "сам сочиняю, сам цензуирую, сам издаю, сам распространяю, сам и отсиживаю за это" .

Как массовое явление, как основное средство самопознания и самовыражения общества самиздат - явление уникальное. Оно характерно для послесталинской эпохи в СССР и странах со сходной социально-экономической системой. Начался самиздат со стихов. Страсть к стихам, вспыхнувшая в конце 50-х годов, породила впервые в советской столице не запланированные сходки под открытым небом, на площади Маяковского. Люди на них были самые разные. Некоторых действительно интересовало лишь искусство, они горячо настаивали на праве искусства оставаться "чистым от политики", что парадоксально приводило их в самую гущу общественной борьбы того времени. Но для многих участников сходок они были привлекательны именно своим общественным звучанием. Эти собрания продолжались до осени 1961 года, когда перед ХХII съездом партии их окончательно разогнали. Летом 1961 года были арестованы несколько завсегдатаев тех сходок и безвинно осуждены за антисоветскую деятельность.

В самиздатскую деятельность вовлеклись люди всех возрастов, всех поколений. "Взрослый" самиздат довольно быстро политизировался. Рой Медведев с 1964 г. по 1970г. ежемесячно издавал материалы, позже вышедшие на Западе под названием "Политический дневник".

Сначала самиздат был беден собственными произведениями и использовался преимущественно для переводов Хемингуэя, Кестлера, Оруэлла, Джиласа, др. Перепечатывали и произведения, изданные в СССР, но малодоступные из-за давности издания или маленького тиража. Из оригинальных литературных произведений первым широко распространился в самиздате роман Б.Пастернака "Доктор Живаго" (1958). По оценке Юрия Мальцева, автора справочника по самиздату, в тогдашнем самиздате ходили произведения более 300 авторов .

Нередки были в те годы и открытые выступления с критикой половинчатости решений ХХ съезда и требованиями реформ системы, которые сделали бы невозможным новый "культ личности". Чаще всего такие требования исходили от членов партии. В марте 1956 г. на открытом собрании в Институте физики Академии наук выступил молодой ученый Юрий Орлов, будущий создатель Московской Хельсинской группы. Он говорил об общем упадке чести и морали и о необходимости демократических преобразований в стране. Его поддержали еще трое. Эти выступления были встречены аплодисментами, но потом выступавшие были исключены из партии и уволены с работы. Известны такие же выступления генерала Петра Григоренко, начальника кафедры в Академии Генштаба (в Москве, а сентябре 1961 г.) и писателя Валентина Овечкина (в 1961 г. в Курске). Оба поплатились партбилетами и карьерой. Были в эти годы и политические аресты: в 1956 г. - группа молодых ленинградцев (Револьт Пименов и его товарищи), в 1957 - группа москвичей (Лев Краснопевцев и другие) за участие в подпольных кружках, распространявших листовки с критикой режима; в 1958 г. - группа С.Пирогова (Москва), в 1960 г. был арестован составитель журнала "Синтаксис" Александр Гинзбург, в 1961 г. - трое активистов сходов на площади Маяковского (В.Осипов, Э.Кузнецов, И.Бокштейн), в 1962 г. - участники подпольных московских групп - Юрий Машков и Виктор Балашов, в 1964 г. был помещен в психбольницу П.Григоренко. Однако информационных самиздатских изданий еще не было, и об этих увольнениях и арестах узнали лишь знакомые репрессированных.

Осенью 1965 г. были арестованы московские писатели Андрей Синявский и Юлий Даниэль. Они, как Борис Пастернак, опубликовали свои произведения за рубежом. Это был первый арест, о котором сообщили зарубежные радиостанции, вещавшие на Советский Союз. Сообщение сделало арест писателей довольно широко известным, и было воспринято как пролог к зловещим переменам. В этой обстановке тревоги и неопределенности 5 декабря 1965 г. на Пушкинской площади в Москве произошла первая за время существования советской власти демонстрация под правозащитными лозунгами. Этот день можно считать днем рождения правозащитного движения в СССР. За несколько дней до 5 декабря, который отмечался как День советской конституции, в Московском университете и нескольких гуманитарных институтах были разбросаны листовки с "Гражданским обращением", отпечатанным на пишущей машинке. В нем содержалось требование гласности суда над Синявским и Даниэлем. Автором обращения и инициатором демонстрации был Александр Есенин-Вольпин. По некоторым оценкам, к памятнику Пушкина пришло около 200 человек. Милиция задержала человек 20, но их отпустили уже через несколько часов. В большинстве это были студенты. Все они и замеченные на площади в тот вечер были исключены из институтов - примерно 40 человек.

Суд над Синявским и Даниэлем был объявлен открытым - возможно, его пришлось сделать таковым из-за огласки за рубежом и этой демонстрации. Суд завершился суровыми приговорами: 7 лет лагеря строгого режима Синявскому и 5 - Даниэлю. Но подсудимые и их доброжелатели чувствовали себя победителями. Осужденные не каялись и не осуждали свою "преступную" деятельность, а отстаивали право поступать так, как они поступили. Они оспаривали правомочность суда, выступая с позиций, прежде неведомых советскому обществу, а именно: требуя соблюдения конституционных прав, свободы творчества и уважения к личности.

Суд над Синявским и Даниэлем помог сделать важное открытие: власти отказались от бессудных расправ, от пыток и избиений во время следствия, от приписывания прямых террористических намерений тем, кого они обвиняли в "антисоветской агитации", и, следовательно, от смертных приговоров за словесный "антисоветизм".

И еще одно важное следствие этого суда: в самиздате появилась "Белая книга" , включавшая запись судебного заседания, газетные статьи о "деле" писателей и - письма в их защиту. Кампанию писем начали жены арестованных. В декабре 1965 г. жена Даниэля Лариса Богораз написала письмо генеральному прокурору - протест против ареста за художественное творчество и незаконных приемов следствия. Известно 22 таких письма. 20 из них написаны москвичами. Подписали эти письма 80 человек, в том числе более 60 членов Союза писателей. Письма о Синявском и Даниэле написали в основном их сверстники (то есть люди среднего возраста), а то и пожилые. Все они были с высшим образованием, некоторые - с учеными степенями; все имели работу в соответствии со своим образованием. Это был советский образованный "средний класс", что отличало авторов писем от заводил с площади Маяковского, начавших конфронтировать с властями смолоду и так и не вписавшихся в официальное общество.

Новый общественный круг, заявивший свои претензии власти, избрал для этого не демонстрации, а эпистолярную форму, дававшую больше возможностей для индивидуального самовыражения (интересно отметить, что никто из авторов писем в защиту Синявского и Даниэля, кроме Есенина-Вольпина, не был участником демонстрации 5 декабря 1965 г., хотя некоторые присутствовали на Пушкинской площади в качестве зрителей).

Письма в защиту несправедливо репрессированных писали и прежде, даже в годы сталинского террора. В те времена написать такое письмо было величайшей наивностью или актом величайшего мужества, так как это могло привести к аресту самого автора. Но эти письма не были правозащитными документами: их аргументация исчерпывалась уверениями, что репрессированный человек предан советской власти и арестован "по ошибке". Писавшие письма в защиту Синявского и Даниэля не рассчитывали, что власти прислушаются к их аргументам и откажутся от суда. Целью этих писем было заявить о неприятии официальной точки зрения на этот судебный процесс и на проблему взаимоотношений личности и государства. Эти письма были рассчитаны скорее не на чиновников, которым они были адресованы, а на читателей самиздата. Эти письма, как и вся "Белая книга", сыграли огромную роль в формировании нарождавшегося независимого общественного мнения, в распространении правосознания.

Суд над писателями был не единственным признаком курса нового советского руководства на ресталинизацию. Усилилось давление цензуры, ослабленное после ХХ съезда. Это вызвало многочисленные протесты, индивидуальные и коллективные. В них приняли участие и рядовые граждане и известные писатели, ученые и пр. Каждый такой протест становился событием общественной жизни: письма Лидии Чуковской (апрель 1966 и февраль 1968 гг.), обращение Александра Солженицына к IV съезду писателей (май 1967 г.) и отклики на это письмо более 80 писателей; письма Льва Копелева (декабрь 1967 г.) и Григория Свирского (январь 1968 г.); письмо в ЦК 43 детей коммунистов, репрессированных в сталинские времена (сентябрь 1967 г.); письма Роя Медведева и Петра Якира в журнал "Коммунист" с перечнем преступлений Сталина; письмо советским руководителям Андрея Сахарова, Валентина Турчина и Роя Медведева о необходимости демократизации советской системы и др. .

Наиболее представительными по составу подписавшихся были: обращение к депутатам Верховного Совета по поводу введения в уголовный кодекс статьи 190 (наказание лагерем до 3 лет за "клевету на советский общественный и государственный строй" и за "организацию групповых действий, нарушающих работу общественного транспорта") и письмо Брежневу о тенденциях реабилитации Сталина .

В начале 1968 г. письма с протестами против ресталинизации дополнились письмами против судебной расправы с молодыми самиздатчиками (Юрием Галансковым, Александром Гинзбургом, Алексеем Добровольским, Верой Лашковой). "Процесс четырех" был непосредственно связан с делом Синявского и Даниэля: Александр Гинзбург и Юрий Галансков обвинялись в составлении и передаче на Запад "Белой книги". Юрий Галансков, кроме того, обвинялся в составлении самиздатского литературно-публицистического сборника "Феникс-66", а Лашкова и Добровольский - в содействии Галанскому и Гинзбургу .

По форме протесты 1968 г. повторили события двухлетней давности, но в "расширенном" масштабе: демонстрация "недоучек", в которой участвовало около 30 человек; за эту демонстрацию были осуждены по новой статье 190 на трехлетние сроки Владимир Буковский и его друг Виктор Хаустов ; стояние у суда - но собралась не кучка друзей обвиняемых, как 2 года назад, а люди разного возраста и разного общественного положения. В день приговора у суда толпилось около 200 человек . Петиционная кампания тоже была гораздо шире, чем в 1966 г. "Подписантов", как стали называть участников письменных протестов против политических преследований, оказалось более 700. Андрей Амальрик в своей работе "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?" проанализировал их социальный состав. Среди них преобладали люди интеллигентных профессий: ученые составили 45%, деятели искусств - 22%, издательские работники, учителя, врачи, юристы - 9%. Заметную часть "подписантов" на этот раз дала техническая интеллигенция (13%); рабочих оказалось даже больше, чем студентов (6% и 5% соответственно). Правда, рабочие были "нетипичные" - главным образом из молодых "недоучек" .

Правда, непосредственного успеха подписантская кампания 1968 г. не имела. Гинзбург был осужден на 5 лет лагеря, Галансков - на 7 (в 1972 г. он умер в заключении после неудачной операции язвы желудка). Сами "подписанты" подверглись гонениям. За редким исключением члены партии изгнаны из партии, что автоматически вело к увольнению с работы. Многих беспартийных тоже уволили или перевели на более низкие должности. Студентов исключали из институтов. Художников и писателей - из творческих союзов; их перестали выставлять и публиковать. Ученые, ожидавшие защиты диссертации, не были допущены к защите. Эти люди, до тех пор благополучные, оказались изгоями .

При зарождении "петиционной кампании" исключительно важным было обращение протеста именно к властям. Это было революционным шагом по сравнению с десятилетиями, когда критика властей была лишь для разговоров с друзьями, а в официальных выступлениях те же люди не решались ее высказывать, повторяли казенные штампы. Одновременно это служило примером, помогало формированию нарождающегося общественного мнения.

Среди писем по поводу "процесса четырех" выделялось обращение Ларисы Богораз и Павла Литвинова - оно было адресовано не советским официальным инстанциям, а "мировой общественности". Это было преодолением общего комплекса против "вынесения сора из избы". Авторы письма призвали требовать освобождения подсудимых из-под стражи и назначения повторного судебного разбирательства в присутствии межднародных наблюдателей . Это письмо получило широкий резонанс; его опубликовали многие газеты; лондонская Times опубликовалао нем передовую. Зарубежные радиостанции, работавшие на СССР, многократно передавали его полный текст, благодаря чему это письмо стало широко известно и в СССР.

В перипетиях 1966-1968 гг. сформировался круг правозащитников. "Отбор" происходил не по признаку сочувствия либеральным идеям (сочувствие это, в Москве во всяком случае, было весьма широким), а по признаку готовности к открытому отстаиванию этой позиции от попыток реставрации "сверху".

Первым туром "отбора" было участие в петиционной кампании. В советских услвоиях это - серььезная проверка на гражданственность. Однако нельзя ставить знак равенства между участниками эпистолярной кампании 1968 г. в поддержку "курса ХХ съезда" и правозащитниками. Значительная часть "подписантов" 1968 г. действовала с той или иной степенью надежды, что советские руководители примут в расчет открыто высказанное общественное мнение, и если не прекратят, то уменьшат напор на общество. Власти ответили репрессиями. К чести "подписантов" всего несколько человек согласились на "признание ошибок" и самоосуждение, хотя оно выжималось под угрозой утраты жизненных позиций.

Однако репрессии, начавшиеся весной 1968 г., и особенно советское вторжение в Чехословакию несколько месяцев спустя ясно показали не только опасность, но и бесперспективность открытых обращений с гражданскими требованиями. Стало очевидным, что советский строй по-прежнему оставался тоталитарным, и противостояние ему не принесет быстрого успеха.

Убедившись в этом, большинство "подписантов" отказались от открытой борьбы и вернулись в привычную жизненную колею, ограничившись пассивным осуждением поворота властей к сталинизму. Среди прочих прекратили попытки влиять на власть почти все наиболее видные и поэтому наименее уязвимые участники петиционной кампании 1968 г., имена которых придавали ей особую значимость.

Лишь небольшая часть "подписантов" не пожелала расстаться с внутренней свободой, обретенной в открытых гражданских выступлениях. Пережитое духовное очищение сделало для них невозможным возвращение к двоемыслию, неизбежному при участии в советской официальной жизни. Эти немногие остались на позициях открытого противостояния, хотя они и не питали надежды на успех в близком будущем. Обязательная плата за такую гражданскую позицию - изгойство, в возможно и лагерный срок. Опыт 1966-1968 гг. помог людям, готовым к таким испытаниям, найти друг друга. Свойственная всем им гражданственность, общность нравственных принципов и общее изгойство сплотили их. Это содружество на первых порах и составило правозащитное движение, а впоследствии, при его расширении, оказалось его ядром.

У правозащитников не было формальных связей - ни внутри ядра движения, ни между ядром и "периферией". У них не было ни лидеров, ни подчиненных, никто никому не "поручал" никаких дел, никто не имел каких-либо обязанностей, кроме налагаемых собственной совестью. Эта неформальная структура оказалась наиболее пригодной и эффективной в советских условиях (во всяком случае, на первых порах). Координировалась работа на основании дружеских связей, что обеспечивало глубокое взаимное доверие.

Отсутствие формальных связей между участниками движения не означало отсутствия у него структуры. Каркасом правозащитного движения стала сеть распространения самиздата. Правозащитникам удалось резко увеличить распространение самиздата, принципиально изменив этот процесс. Единичные случаи передачи рукописей на Запад они превратили в систему, отладили механизм "самиздат - тамиздат - самиздат". Возвращаясь с Запада домой очень сложными путями, эти книги не могли удовлетворить колоссального спроса на них. Поэтому тамиздат не только читали, но и воспроизводили - чаще всего с помощью фотоаппарата. С начала 70-х годов для размножения самиздата стали использовать и множительные машины.

Многолетним кропотливым и опасным трудом многих людей каналы самиздата (а значит, и связи правозащитников) упрочились. Одно из свидетельств этого - история информационного бюллетеня правозащитного движения "Хроники текущих событий", которую А.Сахаров спустя 10 лет назвал самым большим достижением правозащитников.

"Хроника текущих событий" появилась в том же насыщенном важными для правозащитного движения начинаниями 1968 г. Ее первый выпуск вышел 30 апреля, в разгар репрессий против "подписантов". ХТС - источник добросовестной информации о положении с правами человека в СССР. Издание констатирует нарушения прав человека в СССР, правозащитные выступления и факты осуществления гражданских прав "явочным порядком". Фактологичность определила принцип подачи материала: "Хроника" принципиально воздерживается от оценок. ХТС - самоценная часть правозащитного движения, поскольку "Хроника" создала постоянную связь между разделенными расстояниями островками нарождавшегося правозащитного движения, а также между правозащитниками и участниками других диссидентских направлений, помогла распространению идей и влияния правозащитного движения. Контакты ХТС с инакомыслящими разных толков начинались с обоюдного желания поместить в "Хронику" полную и достоверную информацию об этих движениях: активисты религиозных и национальных движений узнавали о ХТС благодаря передачам зарубежного радио и искали пути к ней. Их личные контакты с правозащитниками помогли взаимоузнаванию - взаимопониманию - взаимопомощи.

Постоянная тема "Хроники" - положение политзаключенных. Вести из мест заключения есть в каждом выпуске, начиная с первого.

По тому же принципу, что и распространение самиздата, была организована правозащитниками материальная помощь политзаключенным - механизм в этом случае действовал в обратную сторону, от дарителей к сборщикам.

Сначала желающие помочь политзаключенным отдавали деньги их женам - для мужей и их солагерников, нуждающихся в помощи. При этом не делалось различий из-за убеждений, что отличало помощь москвичей от ранее существовавшей (участники украинского движения помогали своим соотечественникам, баптисты - своим единоверцам и т.д.).

Помощь политзаключенным стала постоянной заботой правозащитников. К 1968 г. она была упорядочена и расширена. Фонд составлялся из небольших ежемесячных взносов (от 1 до 5 рублей с человека). Деньги собирали по группам знакомых или сослуживцев и отдавали эти взносы - непосредственно или по установившейся цепочке - нескольким постепенно определившимся сборщикам. Такие сборщики были в писательской среде, в научно-исследовательских институтах, в вузах и т.д. Таким образом собирались довольно значительные суммы, дополняемые нерегулярными, но более крупными пожертвованиями сочувствующих писателей, ученых, артистов и т.п. Были случаи передачи денег в помощь политзаключенным из наследства - не в официальном завещании, а через доверенных лиц. Кроме продовольственных посылок и бандеролей, на собранные деньги выписывались газеты и журналы для каждого лагеря, оплачивались услуги адвокатов, а также поездки родственников на свидания и покупались продукты для этих свиданий.

Кроме помощи политзаключенным, с 1968 г. были случаи покупки домов для ссыльных на время ссылки. Позднее, с 1969 г. отдельно был создан фонд помощи детям политзаключенных. Этот фонд существовал на средства от домашних благотворительных концертов и т.п. пожертвований. Оба эти фонда - для самих политзэков и для их семей - то расширяясь, то сокращаясь, просуществовали до 1976 г., когда стал действовать основанный А.Солженицыным Русский фонд помощи политзаключенным, и средства стали поступать в основном из-за рубежа.

Открытые выступления. В 1968 г., кроме протестов против ресталинизации и в связи с "процессом четырех", многочисленные протесты вызвало советское вторжение в Чехословакию. Наиболее распространенным способом таких протестов был отказ проголосовать в поддержку этих акций на собраниях и митингах, проводившихся по всей стране. Таких случаев было много. Как правило, за этот скромный протест увольняли с работы.

Наиболее известным выступлением в защиту Чехословакии была демонстрация 25 августа 1968 г. на Красной площади в Москве с участием Ларисы Богораз, Павла Литвинова, Константина Бабицкого, Натальи Горбаневской, Виктора Файнберга, Вадима Делоне и Владимира Дремлюги. Протесты прошли не только в Москве, но и в Ленинграде, и в русской провинции, и в нерусских республиках.

После демонстраций против советского вторжения в Чехословакию в Москве проводились демонстрации участников различных национальных движений (еврейского и немецкого, крымскотатарского и др.) Демонстрация правозащитников происходила ежегодно, начиная с 1965 г., в День конституции, 5 декабря, на площади Пушкина. Но изменилась их первоначальная форма. С 1966 г. демонстранты не использовали лозунги - они снимали шапки и минутой молчания выражали свою солидарность с жертвами беззаконий. Изменился и состав демонстрантов. С 1966 г. в этой демонстрации принимал участие А.Д.Сахаров и близкие к нему активные правозащитники. Обычно собиралось от 20 до 50 человек. Каждый раз кагебисты в штатском наблюдали за демонстрацией, но до 1977 г. ее не разгоняли.

Правозащитные ассоциации. В начальной стадии правозащитного движения не заходило и речи о создании какой-либо организации. Большинство правозащитников было против организационных затей. Однако в 1969 г. все-таки появилась на свет первая правозащитная ассоциация. Она выросла непосредственно из самой распространенной формы совместных выступлений правозащитников - коллективных писем. 28 мая 15 активных "подписантов" отправили письмо с жалобой на нарушение гражданских прав в Советском Союзе. Это письмо отличалось от прежних адресатом - в Организацию Объединенных Наций . Подписавшие это письмо назвали себя "Инициативной группой защиты прав человека в СССР". Большинство среди них составили москвичи (Татьяна Великанова, Наталья Горбаневская, Сергей Ковалев, Виктор Красин, Александр Лавут, Анатолий Левитин-Краснов, Юрий Мальцев, Григорий Подъяпольский, Татьяна Ходорович, Петр Якир, Анатолий Якобсон), но несколько человек было из других городов (Владимир Борисов - Ленинград; Мустафа Джемилев - Ташкент; Генрих Алтунян - Харьков; Леонид Плющ - Киев). У Инициативной группы не было ни программы, ни устава, ни какой-либо организационной структуры.

После того, как пять обращений в ООН остались безответными, группа стала делать попытки найти другие адресаты. Обращения в январе 1972 г. об узниках совести и о психиатрических репрессиях были адресованы: V Международному съезду психиатров в Мехико, Международной лиге прав человека и - еще одна попытка обращения в ООН - новому генеральному секретарю Курту Вальдхайму. Все эти письма тоже остались безответными, и поредевшая Инициативная группа (к этому времени лишились свободы 8 ее членов) прекратила обращения в международные инстанции.

В ноябре 1970 г. в Москве был создан Комитет прав человека в СССР. Инициатором этой организации был Валерий Чалидзе. Кроме него членами-основателями Комитета были Андрей Твердохлебов и академик Андрей Сахаров. Позже к ним присоединился Игорь Шафаревич, член-корреспондент Академии наук. Экспертами Комитета стали Александр Вольпин и Борис Цукерман, корреспондентами - Александр Солженицын и Александр Галич { Документы Комитета прав человека. Нью-Йорк: The International League for the Rights of Man, 1972.}.

В учредительном заявлении указывались цели Комитета: консультативное содействие органам государственной власти в создании и применении гарантий прав человека; разработка теоретических аспектов этой проблемы и изучение ее специфики в социалистическом обществе; правовое просвещение, в частности пропаганда международных и советских документов по правам человека. Однако деятельность Комитета свелась к изучению состояния этих прав в советской практике и к теоретической разработке проблем прав человека в советском законодательстве. И то и другое было первым шагом на этом пути, так как ни советские правоведы, ни правозащитники этими проблемами в теоретическом аспекте не занимались. Комитет прав человека был первой независимой общественной ассоциации с разработанным регламентом и правилами членства (эти правила, в частности, гласили, что членами Комитета могут стать лишь лица, не входящие в какую-либо политическую партию или другую общественную организацию, претендующую на участие в государственном управлении. Эта установка подчеркивала неполитический характер Комитета, с одной стороны, а с другой - закрывала доступ в него членам правящей в СССР партии).

Комитет прав человека бы основан как ассоциация авторов, что согласно советским законам, не требовало не только разрешения власте, но даже регистрации. Комитет стал первой независимой общественной ассоциацией в Советском Союзе, получившей международное членство: в июне 1971 г. он стал филиалом Международной Лиги прав человека - неправительственной организации, имеющей консультативный статус при ООН, ЮНЕСКО и МОТ. Члены Комитета поддерживали регулярные отношения с международными организациями по телефону, получали их доаументы и передавали свои. Этот эксперимент явочным порядком утверждал право на независимые ассоциации, подавая пример такого объединения на строго законном основании.

Среди конкретных проблем, которыми занимался Комитет, были следующие:

1. Сравнительный анализ обязательств СССР по международным пактам о правах человека и советского законодательства.

2. Право на защиту в советском суде.

3. Права лиц, признанных психически больными.

4. Определение понятия "политзаключенный".

5. Определение понятия "тунеядец". Преследование за "тунеядство" в СССР.

6. Проблема так называемых "переселенных" народов (крымские татары и др.) и т.п. { См. Общественные проблемы. Вып. 5. М., 1970; Хроника текущих событий. Вып. 24. С. 379-380.}.

В конце 1972 г. Комитет прав человека замолк. В сентябре 1972 г. вышел из Комитета Валерий Чалидзе. В ноябре он получил разрешение на выезд в США для чтения лекций и почти сразу же был лишен гражданства (это был первый прецедент избавления от неугодного гражданина таким способом). В декабре вышел из Комитета Андрей Твердохлебов. В Комитет был кооптирован Григорий Подъяпольский. В этом составе Комитет заслушал в январе 1973 г. доклад И.Шафаревича о религиозном законодательстве в СССР {Хроника защиты прав в СССР / Под ред. В.Чалидзе. Нью-Йорк: Хроника, 1974. Вып. 2. С. 48-50; вып. 3. С. 49-50; вып. 4. С. 39-40}. К октябрю 1973 г. Комитет выпустил еще три документа, и на этом практически прекратил свою деятельность.

Единственной формой открытых выступлений, как и в самом начале движения, опять стали индивидуальные и коллективные письма (но они были редки и с очень небольшим числом подписей).

Наступление властей, предпринятое на правозащитное движение в 1972-1973 гг., имело целью разрушение механизма неподконтрольного распространения идей и информации. Видимую часть этого механизма удалось разрушить почти полностью: было устранено большинство ведущих деятелей правозащитного движения, была прервана работа правозащитных ассоциаций, прекратилась "Хроника текущих событий". В эти годы о правозащитном движении стали говорить в прошедшем времени не только его враги, но и доброжелатели - оно почти не проявлялось вовне.

Перемещение большей части правозащитников в места заключения сказалось на атмосфере в политических лагерях. Правозащитники и там требовали соблюдения законности, протестовали против самодурства начальства и жестокости. Наравне с ними стали выступать и участники национальных движений и другие политзаключенные. Создалось парадоксальное положение: в годы, когда на воле правозащитное движение переживало кризис, в политлагерях оно, напротив, бурно усилилось. Оттуда в разные инстанции шел поток жалоб на бытовые условия, на медицинское обслуживание, на грубость и самоуправство начальства и т.д. Эти жалобы попдали не только в инстанции, куда были адресованы, но и в самиздат, а оттуда - на Запад. Зарубежное радио, по свидетельству Буковского, отбывавшего тогда срок, слушали и надзиратели, и их начальники {Буковский В. И возвращается ветер. С. 28}. Обычными стали прежде чрезвычайно редкие выступления политзаключенных не только на лагерные, но и на общеполитические, в частности, национальные, темы. В 1975 г. в мордовских лагерях был разработан Статус политзаключенного. Он включал следующие требования:

— отделение политзаключенных от военных преступников и от уголовников;

— отмена принудительного труда, обязательной нормы выработки;

— отмена ограничений в переписке, в том числе с заграницей;

— улучшение медицинского обслуживания;

— обеспечение творческой работы политзэкам - литераторам, художникам, ученым;

— разрешение говорить на родном языке в лагере и на свиданиях с родными и т.д.{Хроника текущих событий. Вып. 30. С. 97; вып. 41. С. 39-40.}

И в кризисные для правозащитного движения 1972-1973 гг. система помощи политзаключенным продолжала функционировать и совершенствоваться, в нее вовлекались все новые люди.

Продолжалась напряженная работа и в другой "невидимой" сфере - в самиздате. Многочисленные изъятия на обысках 1972-1974 гг. не отразились существенно на объеме циркулирующей литературы. В самый разгар наступления КГБ против самиздата появился "Архипелаг ГУЛАГ" А.И.Солженицына - книга, вызвавшая самый сильный резонанс за всю историю самиздата и сыгравшая огромную роль в привлечении внимания международной общественности к одной из кардинальных проблем, поднятых правозащитниками, - к политическим преследованиям в СССР и условиям содержания политзаключенных. В отместку за "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицын был арестован, лишен советского гражданства и 13 февраля 1974 г. выслан на Запад.

Самиздат послужил не только сохранению русской литературы для русской и мировой культуры, но и самопознанию советского общества и формированию его представлений о своем настоящем и будущем. Многолетний обмен мнениями в самиздате помог его авторам и читателям (а через них - и более широким слоям советского общества) определить свой подход к проблемам современности, выработать представление о возможном и желательном направлении изменений в СССР.

В 50-е - начале 60-х годов поиск альтернативы велся почти исключительно по марксистской схеме, так как в течение полувека это была единственная для всех школа мышления. Большинство тогдашних критиков советской системы были приверженцами "настоящего социализма", отличавшегося в их представлении от советского казенного как социализм демократический, от этого зависели и предлагавшиеся реформы. Все это были варианты "социализма с человеческим лицом" на чешский манер. "Пражская весна" была встречена с горячим сочувствием, на успех чехословацкого эксперимента возлагались надежды по оздоровлению советской системы. Выразителем этого реформистского направления был Рой Медведев. И Сахаров, и Солженицын в 60-е гг. испытали на себе его идейное влияние, имея с ним личные контакты.

Лишь в 70-е годы инакомыслящие, единые в осуждении пороков советской системы, стали расходиться в объяснении ее природы и особенно - в способах исцеления страны. Тяжелый удар нравственной привлекательности социализма нанесло советское вторжение в Чехословакию. Помыслы обратились к другим социальным системам, прежде всего к западному свободному миру.

Первым "западником" в самиздате стал А.Д.Сахаров. В июне 1968 г. появились его "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе". Сахаров заявил себя сторонником конвергенции, то есть мирного сближения социализма и капитализма, слияния их в единое открытое плюралистическое общество со смешанной экономикой. В начале 70-х гг. определилось еще одно направление общественной мысли - "неославянофильское", или "почвенническое". В сентябре 1973 г. А.Солженицын написал свое "Письмо вождям Советского Союза". Оно сразу же стало программным для складывавшегося в то время русского национально-религиозного направления. В дискуссии, вызванной "Письмом вождям", произошло размежевание между последователями этого направления и сторонниками превращения советского общества в демократическое и правовое. Большинство активистов правозащитного движения оказалось среди этих последних. Однако теоретическое размежевание по вопросу о желательном будущем для СССР не привело к отходу сторонников национально-"почвенного" направления от правозащитной работы, поскольку сам по себе приоритет национального или религиозного факторов не нарушает правозащитной концепции - она к этим проблемам нейтральна.

С 1974 г. стала снова регулярно выходить "Хроника текущих событий". За год до этого, с марта 1973 г., в Нью-Йорке в издательстве "Хроника Пресс" на русском и английском языках стал выходить информационный журнал "Хроника защиты прав в СССР". Главным редактором ХЗП стал В.Чалидзе, после лишения гражданства поселившийся в Нью-Йорке, редакторами - известные деятели "Международной амнистии" англичанин Питер Реддавей и американец Эдвард Клайн. В 1974 г. в редакцию вошел эмигрировавший к тому времени Павел Литвинов. "Хроника Пресс" превратилась в издательство правозащитного движения на Западе. После возобновления "Хроники текущих событий" "Хроника Пресс" стала печатать ее выпуски и пересылать их обратно в Советский Союз.

Возобновление ХТС можно считать показателем преодоления кризиса правозащитного движения, наступившего в 1972 г. Были и другие подтверждения выхода из кризиса. Еще до заявления о возобновлении "Хроники", в феврале 1974 г., на следующий день после ареста Солженицына в его защиту выступили ведущие правозащитники (так называемое Московское обращение). Они требовали освобождения писателя и расследования по материалам "Архипелага ГУЛАГ". Это выступление было одним из первых проявлений начавшегося возрождения правозащитной активности. Инициативная группа защиты прав человека в СССР тоже ожила после двух лет почти полного молчания. С января 1974 г. появилось несколько ее заявлений. 30 октября 1974 г. ее члены провели пресс-конференцию под председательством А.Д.Сахарова. Это была новая форма деятельности Инициативной группы и вообще первая в СССР пресс-конференция независимой общественной группы.

Хельсинский период (1976-1981 гг.). 12 мая 1976 г. на пресс-конференции, созванной Сахаровым, профессор Юрий Орлов объявил о создании Группы содействия выполнению Хельсинских соглашений в СССР (или, как ее стали называть, Московской Хельсинской Группы). Появление МХГ и волна поддержки ее в СССР и на Западе задали правозащитному движению новый период, который можно назвать "хельсинским".

Для советских граждан текст Заключительного Акта, и в первую очередь его гуманитарных статей, стал настоящим потрясением. Многие впервые узнали о такого рода международных обязательствах своего правительства. Они стали ссылаться на Хельсинские соглашения при обращениях к официальным лицам, если те отказывали в удовлетворении какого-либо права просителя, подтвержденного в Заключительном Акте. Большинство же правозащитников в оценке Заключительного Акта стояли ближе к западным комментаторам, чем к своим неискушенным в вопросах прав человека соотечественникам. Правозащитники видели в Заключительном Акте шаг назад по сравнению с Всеобщей декларацией прав человека, международными пактами о правах и другими конвенциями. Но нашлись среди них люди, усмотревшие в этом документе новаторский смысл. Прежде всего это относится к профессору Юрию Орлову. Он считал, что естественным союзником правозащитного движения является общественность стран свободного мира, так как его нравственные ценности совпадают с традиционными ценностями западных демократий, а органический плюрализм и политическая нейтральность движения за права человека в СССР ставит его вне борьбы политических сил на Западе, делая возможной его поддержку и "левыми" и "правыми".

В Заключительном Акте, за его громоздкими формулировками и нарочито усложненным языком, Орлов разглядел возможность подтолкнуть Запад на такое сотрудничество. Заключительный Акт указывал партнерам на правомочность посреднических функций в сфере прав человека, поскольку прямо исходил из нерасторжимой связи с главной целью Хельсинских соглашений - сохранением мира. При такой постановке вопроса степень свободы граждан, информационная открытость каждого государства приобретали международную значимость и из внутреннего дела законно превращалась в общую заботу. При нарушении гуманитарных статей Заключительного Акта, как и при нарушении любой другой статьи, естественным было соответствующее давление партнеров. По мысли Орлова, права граждан, перечисленные в гуманитарных статьях Заключительного Акта, следовало рассматривать как минимальный международный стандарт, минимальный норматив обращения с гражданами для правительств, подписавших Хельсинские соглашения.

В учредительном заявлении МХГ значилось, что она ограничивает свою деятельность гуманитарными статьями Заключительного Акта. Группа заявила, что она будет принимать от граждан информацию о нарушениях этих статей, составлять на этой основе документы и знакомить с ними общественность и правительства стран, подписавших Заключительный Акт. Под учредительным документом МХГ подписались 11 человек (Людмила Алексеева, Михаил Бернштам, Елена Боннэр, Александр Гинзбург, Петр Григоренко, Александр Корчак, Мальва Ланда, Анатолий Марченко, Юрий Орлов, Виталий Рубин и Анатолий Щаранский). Большинство основателей группы были давними участниками правозащитного движения. Рубин и Щаранский - активистами еврейского движения за выезд в Израиль (МХГ стала первой правозащитной группой, в которую вошли евреи-отказники).

Документы, разработанные МХГ, можно разделить тематически на несколько разделов, соответствующих обязательствам по гуманитарным статьям Заключительного Акта:

1) о равноправии и праве народов распоряжаться своей судьбой;

2) свобода выбора места проживания;

3) свобода выезда из страны и право возвращения в нее;

4) свобода совести;

5) право знать свои права и действовать в соответствии с ними;

6) политзаключенные;

7) контакты между людьми;

8) право на справедливый суд;

9) социально-экономические права, подтвержденные Всеобщей декларацией прав человека и международными пактами о гражданских и политических правах, одобренными Советским Союзом;

10) предложения МХГ Белградской и Мадридской конференциям по улучшению контроля за выполнением гуманитарных статей Заключительного Акта.

9 ноября 1976 г. была объявлена Украинская хельсинская группа, 25 ноября - Литовская, 14 января 1977 г. - Грузинская и 1 апреля - Армянская. Все эти группы составились в основном из участников соответствующих национальных движений. На Украине, в Литве и в Армении хельсинские группы были первыми открытыми общественными ассоциациями.

5 января 1977 г. при МХГ была объявлена Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии а политических целях.

27 декабря 1976 г. выпустил первый документ Христианский комитет защиты прав верующих в СССР. В свою очередь, Христианский комитет стал прототипом Католического комитета защиты прав верующих в Литве.

Таким образом, правозащитное движение в короткий срок обросло сетью открытых ассоциаций. Конечно, и в это время их было немного и входило в них всего несколько десятков людей, но благодаря им правозащитное движение стало видно со стороны, в него устремились новые люди, толчком расширился круг вовлеченных в правозащитную работу и многократно усилился ее резонанс. Правозащитное движение стало видней и с Запада. МХГ регулярно проводила пресс-конференции с иностранными корреспондентами. Участники национальных и религиозных движений стали участвовать в этих пресс-конференциях и таким образом наладили собственные связи с Западом.

Власти отреагировали на создание МХГ немедленно. Через три дня после объявления Группы ее руководитель Юрий Орлов был предупрежден, что если МХГ начнет действовать, он и "связанные с ним лица" ответят по всей строгости закона. Но арестов не было до февраля 1977 г., когда даже открытая поддержка Запада не предотвратила репрессий против Хельсинской группы. Однако именно эта поддержка вынудила отложить до более удобного времени уже подготовленную расправу с Сахаровым и сузить масштабы намечавшихся репрессий против его единомышленников.

4 октября 1977 г. открылась Белградская конференция по проверке выполнения Хельсинских соглашений, к которой более всего адресовались Хельсинские группы. Позиция демократических стран не была твердой. Европейские страны не решились поддержать американскую делегацию, обвинявшую СССР в нарушении гуманитарных статей, и ослабили ее усилия. Но все-таки это была первая международная встреча на правительственном уровне, где Советскому Союзу предъявили обвинения в области прав человека. Беспрецедентной была и постановка вопроса: на Белградской конференции использовались материалы независимых общественных ассоциаций - Хельсинских групп, то есть претензии советских граждан к своему правительству.

Это была большая победа правозащитников. Это был первый шаг правительств демократических стран Запада навстречу силам либерализации в СССР. Но в Советском Союзе Белградская конференция не могла не вызвать разочарования. Уже перед конференцией выяснилось со всей очевидностью, что, оказавшись перед дилеммой: потеря престижа на Западе или ослабление контроля за собственными гражданами, советские правители предпочитают пожертвовать престижем.

Создание Хельсинских групп не дало результата, ради которого они были созданы - умерить репрессивность власти с помощью посредничества Запада. Профессор Орлов получил за свой "просчет" 7 лет лагеря строгого режима и 5 лет ссылки. Его судьбу разделило большинство его товарищей по хельсинским группам. Но при этом как бы сам собой был достигнут результат, о котором специально не помышляли. Произошло объединение правозащитного движения с национальными и религиозными под лозунгом, выдвинутым Московской Хельсинской группой: гражданские свободы, перечисленные в гуманитарных статьях Заключительного Акта. Вырисовывалось нечто вроде народного фронта под хельсинским флагом. Правозащитная идеология продемонстрировала способность стать основой организованного движения, включающего все социальные слои советского общества.

В 1976-1978 гг. дооформилась структура сил противостояния, стихийно сложившаяся в предшествовавшие годы. Открытые общественные ассоциации стали общим каркасом правозащитного движения и сотрудничавших с ними национальных и религиозных движений.

В течение 1978-1979 гг. в Москве появилось несколько новых независимых ассоциаций. В отличие от МХГ, занимавшейся всем комплексом прав человека, их можно назвать специализированными: их целью была защита определенной группы граждан или какого-то одного или нескольких конкретных гражданских прав. Это - Инициативная группа защиты прав инвалидов в СССР (была объявлена в марте 1978г.), Свободный профсоюз (февраль 1978 г.) и после его почти немедленного разгрома - Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся (СМОТ); в середине 1979 г. была создана группа "Право на эмиграцию", разработавшая проект "Положения о порядке выезда граждан из СССР". Большинство из независимых общественных ассоциаций, возникших в эти годы, родились и действовали вне сложившегося круга московских правозащитников и - за редким исключением - без его поддержки. Эти начинания осуществили новички. Их появление на общественной арене было результатом открытой работы правозащитников в предшествовавшие годы, возбудившей новый слой прежде непричастных к независимой общественной активности людей. Но правозащитники стали примером не только родственным им по духу согражданам, но и для весьма поверхностно усвоивших их идеи и совершенно чуждых по складу ума правозащитному движению с его принципиальным отказом от любого вида насилия, терпимостью и интеллигентностью. К тому же к концу 70-х гг. ядро московских правозащитников составляли зачинатели этого движения, по преимуществу рассматривавшие его как чисто нравственное противостояние, не имеющее каких-либо политических целей, в том числе целей вербовки сторонников. Они не ставили перед собой и цели расширения движения, распространения его в другие социальные слои, как это имело место в Польше, а когда это произошло само собой, не оценили этого и отшатнулись от чужаков. История взаимоотношений ветеранов правозащитного движения, его ядра в 1977-1979 гг., с пополнением показала, что обе стороны не были готовы к встрече и тем более к сотрудничеству, не нашли общего языка.

Началом "генерального наступления" на инакомыслие можно считать 1 ноября 1979 г. Но не сразу массовые аресты были осознаны как решительный поворот от сравнительной сдержанности к тотальному, последовательному искоренению любого проявления гражданской независимости. Поначалу они были восприняты как всплеск репрессий, неизбежный в связи с приближением Московской олимпиады. Однако вторжение советских войск в Афганистан в декабре 1979 г. и высылка А.Сахарова в Горький в январе 1980 г. не оставили сомнений, что это - не очередной зигзаг политики разрядки, а крутой поворот внешней и внутренней политики СССР в сторону от нее.

Отличие репрессий, начавшихся в 1979 г., от всех прежних - в одновременном наступлении сразу на все направления инакомыслия, причем всюду репрессии распространялись в первую очередь на открытые общественные ассоциации и всюду метили прежде всего по ключевым фигурам, а также по "связным" в неподконтрольном властям механизме распространения идей и информации. Такая стратегия репрессий обусловила их направленность на ведущих правозащитников, на ядро движения в Москве и его "ответвления" по стране.

В 1980 г. попали в заключение 23 москвича, к концу 1981 г. - еще 11 самых уважаемых, самых опытных, самых активных участников правозащитного движения. Вследствие обрушившихся на него репрессий правозащитное движение перестало существовать в том виде, каким оно было в 1976-1979 гг.

Критики правозащитного движения часто указывали как на его основной недостаток на отсутствие организационных рамок и структуры подчинения. В годы активизации движения это действительно отрицательно сказывалось на его возможностях. Но при разгроме ядра именно это сделало движение неистребимым и при снижении активности работы все-таки обеспечило выполнение его функций. Продолжала выходить "Хроника текущих событий". Стали выходить "Вести из СССР" (под редакцией Кронида Любарского) - информационный бюллетень на 6-8 машинописных страницах. Продолжалась работа Фонда помощи политзаключенным, хотя его сотрудники тоже находились под постоянным давлением.

Таким образом правозащитное движение и после разрушения его ядра оказалось способным выполнять свои основные функции, хотя активность его снизилась до уровня дохельсинского периода. Работа эта легла на плечи немногих участников движения, избежавших ареста.

В хельсинский период правозащитное движение выдвинулось в сложном конгломерате оппозиционных сил, заинтересованных в демократизации советского общества, на роль их собирателя, объединителя. Хотя его ведущие деятели вовсе на это не претендовали, другие движения стихийно сгруппировались именно вокруг правозащитных открытых ассоциаций на общей идеологической основе, которой стало требование соблюдения гражданских прав. Но хельсинский период продемонстрировал также, что стихийно сформировавшиеся организационные формы работы правозащитников, хорошо приспособленные для выживания движения в периоды усиления репрессий, недостаточны для успешного осуществления его объединительной роли в период активизации независимой общественной жизни.

Беззащитность открытых ассоциаций перед репрессиями не могла не породить разочарования в открытости и мирных методах независимой общественной деятельности, всегда проповедовавшимися правозащитниками, и не вызвать сомнений в разумности ориентации на поддержку Запада.

Установка на объединительную роль правозащитного движения в благоприятный для инакомыслящих период в будущем требовала соответствующей корректировки идеологии, ее конкретизации и в то же время расширения: разработки подхода к национальным проблемам, большего внимания к экономическим проблемам советского общества и т.д.

Здесь нова сама постановка проблемы. Зачинатели правозащитного движения постоянно подчеркивали, что оно - "вне политики", что их цель - не какой-то результат в будущем, а лишь продиктованное возмущенным нравственным чувством нарушение рабьего молчания сейчас, по каждому случаю попрания человеческих прав и достоинства человека, несмотря на отсутствие надежды на преодоление зла в данном конкретном деле и безотносительно к тому, возможен ли успех в будущем.

Правозащитное движение в начале 80-х гг. изменилось не только в персональном плане, но и по социальному составу: в хельсинский период новый приток дала в основном техническая интеллигенция, "белые" и "синие" воротнички. Эти новые люди в большинстве не удовлетворялись лишь нравственным противостоянием; они хотели пусть не немедленного, но практического результата своей борьбы. Это привело к изменению духа движения, его изначальных импульсов, установок; явно ощутимому снижению нравственного и интеллектуального уровеня движения.

К началу 80-х годов стало очевидным, что требования правозащитников "преждевременны": власти оставались бесконечно далеки от осознания жизненных потребностей общества, породивших правозащитное движение. Они не намеревались идти на диалог с правозащитным движением и тем самым подрывали его установку на мирное преобразование общества. Твердость властей оказалась дополнительным фактором кризиса достижения.

Однако правозащитники преподали обществу беспрецедентный пример "непротивозаконного свободомыслия" (В.Чалидзе), их жертвенная верность своему идеалу оздоровила нравственный климат советского общества. Более того, именно выдвигавшиеся на протяжении двадцати лет правозащитниками принципы и аргументы стали идейной основой начавшейся в конце восьмидесятых годов в СССР по инициативе М.С.Горбачева либерализации политического режима, которая обернулась вскоре крушением социализма как государственного строя.

Р.Г.Апресян

Народное сопротивление августовскому путчу.

Три смены отстояли. И добыли

себе - свободу, ну а тем - победу.

Но тут, как говорится, или - или.

Андрей Чернов

Об августовском путче проще всего было рассуждать сразу же после него, т.е. осенью 1991 г., когда политические итоги трехдневного противостояния легко воспринимались в словах популярных газетно-журнальных заголовков конца августа - начала сентября: "падение авторитарного режима", "исторический поворот к демократии" "народная ненасильственная революция". Был путч, устроенный группой высших советских руководителей - было разностороннее противодействие ему. Путч провалился, и этот провал воспринимался как выражение полнейшей несостоятельности коммунистического режима. Но революционная эйфория довольно быстро спала. Суровые экономические трудности осени 1991 г., распад СССР, либерализация цен, обернувшаяся разорением простых людей, кривотолки и склоки внутри власти, еще воспринимавшейся людьми как демократической, ожесточенное противостояние двух ее ветвей и мини-гражданская война в центре Москвы на виду у всего мира, - все это заставляет пересмотреть политический смысл и действительные итоги так легко доставшейся победы над путчистами в августе 1991 г. Характерно, что уже во вторую годовщину слова "путч" и "ненасильственное сопротивление" почти никто не упоминал - они были неуместными. Аморфное "августовские события" повсеместно стало удобной заменой их.

Предметом данного очерка являются не "события" тех трех дней в августе 1991 г., не политическая подоплека организации путча и не внутренние пружины разрешения действительного политического - внутривластного конфликта (между традиционной центральной властью и народившейся в результате выборов Съезда народных депутатов РСФСР российскими властными структурами, все более и более претендовавшими на роль центральной власти, что, в частности, выразилось в декларации Съездом суверенности России - в отношении традиционной центральной власти). В очерке, как это видно из его заголовка, будет рассмотрено народное сопротивление путчу. Как ни оценивать последствия августовских событий, нельзя забывать, что народное сопротивление путчу было одним из существеннейших факторов его поражения, и историческое и социокультурное значение самого факта возникновения такого сопротивления в центре СССР трудно переоценить1.

Динамика путча

Итак, в ночь на 19 августа группа высших советских руководителей, образовав Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), отстранила от власти Президента СССР М.Горбачева, находившегося на отдыхе в Форосе, в Крыму, и объявила чрезвычайное положение в стране. Указами ГКЧП были отменены все законодательные акты и решения республиканских и местных органов власти, "не соответствующие Конституции СССР", была запрещена какая-либо политическая деятельность, были приостановлены все печатные издания, считавшиеся оппозиционными, была восстановлена жесткая политическая цензура. В Москву были введены мотострелковые и танковые войска, которые заняли центральные площади и основные магистрали города; движение транспорта в центре было закрыто. Центральный телеграф и телефон (по известной большевистской схеме) были взяты "под охрану", т.е. закрыты, воинскими подразделениями. Под контроль военных и КГБ были взяты Останкинский телецентр и издательства основных газет. Правда, ни московская, ни междугородняя, ни международная телефонная и факсовая связь не была нарушена, работала электронная почта. Хотя были составлены списки на интернирование лидеров демократических сил и потенциальных противников "чрезвычайки", этот план не был приведен в исполнение.

После полудня специальные подразделения приступили к выявлению и подавлению несанкционированных радиостанций. Было принято решение о закрытии демократических изданий. В 16 час. был подписан указ о введении чрезвычайного положения в Москве.

Воздушно-десантная дивизия была направлена к Ленинграду. В прибалтийских республиках армейские подразделения провели ряд демонстративных захватов, в частности, Каунасского телецентра (в довершение январской атаки на Литву) и двух литовских пограничных постов, зданий МВД Латвии и латвийского Народного фронта в Риге, были блокированы ключевые порты.

Предпринимая первые действия по установлению режима чрезвычайного положения, члены ГКЧП, по всей видимости, рассматривали их как главным образом административные и надеялись, что их проведение будет бескровным2. ГКЧП пытался вести себя как полноправная власть, что и должна была продемонстрировать пресс-конференция. Возможно, неявно гэкачеписты воспроизводили схемы (с соответствующими духу времени вариациями) антибериевского 1953 г. или антихрущевского 1964 г. политических переворотов, в которых коллективные действия высших руководителей воспринимались как легитимные именно потому, что это были действия высших руководителей. Возможно, действительно, они были уверены, что передачу президентских полномочий Г.Янаеву будет легко провести через Съезд и тем самым придать перевороту законный характер, что, заняв выжидательную позицию, можно будет спровоцировать российское республиканское руководство на оппозиционные действия и на основе этого обвинить его в "антиконституционности". Однако советско-партийная государственно-административная машина не сработала. Или не заработала. Учитывая, что у гэкачепистов не было четкого и всеохватывающего тактического плана действий3 и что реализация заговора фактически не была организационно-технически проработана, удивляться этому не приходится. Объявив 19 августа о взятии всей полноты власти в стране, члены ГКЧП только и смогли, что обеспечить оккупацию центра Москвы.

Заговорщики не сумели, не проявили достаточно воли или в конце концов просто не решились на задержание Ельцина и других лидеров демократического4 движения, хотя намерения такие у них были5, а вопрос об аресте Ельцина был официально поставлен вечером 20 августа на расширенном заседании ГКЧП и возражений не получил. Это дало возможность российскому руководству и демократически настроенным депутатам ряда региональных центров повернуть течение событий в необходимое им русло. Хотя председатели Верховных Советов таких крупных республик, как Украина и Казахстан, вначале заняли уклончивую позицию, ссылаясь на недостаток информации, никто из республиканских руководителей путч не поддержал, апеллируя к необходимости рассмотрения этих вопросов на чрезвычайных заседаниях парламентов. Большинство исполнительных структур занимали нейтральную или "вялую" позицию по отношению к указаниям ГКЧП. В целом государственный и административный аппарат Союза был организационно и морально-психологически не готов проводить в жизнь какие бы то ни было экстренные меры, требующие высокой исполнительской дисциплины. По сути дела ГКЧП столкнулся с массовым, пусть даже не всегда намеренным и отнюдь не демонстративным, саботажем.

К концу дня членам ГКЧП стало ясно, что взять власть им не удалось. Ситуация в особенности усугубилась обнародованием указа Ельцина, предписывающего всем подразделениям армии, МВД и КГБ, расположенным на территории России, исполнять только распоряжения Президента РСФСР. 20 августа был опубликован ряд постановлений ГКЧП, вводившего меры чрезвычайного характера в информационной, финансовой, торговой сферах. Очевидно, что члены комитета поняли необходимость изменения своей тактики и перехода от хотя и жестких, но политико-административных мер к силовым, военно-политическим мерам. Сменой тактик обозначается граница в двух этапах развития собственно путча.

Однако с тем, чтобы нейтрализовать политическое руководство России и подавить центральный очаг сопротивления, решение о применении силы необходимо было принять. Каков бы ни был действительный статус Янаева в ГКЧП, сделать это мог только он. Но насколько можно судить, он не взял на себя бремя такой ответственности. Операция захвата Белого дома силами армии, КГБ и МВД, получившая название "Гром" была разработана днем 20 августа. Для поддержания этой операции два воздушно-десантных полка были направлены с Украины в Москву. Однако уже во время разработки операции в Министерство обороны прибыл от Белого дома генерал А.Лебедь, заявивший, что атака не обойдется малыми жертвами среди гражданских защитников Белого дома. В самом деле, если в ночь с 19 на 20 августа вокруг Белого дома было несколько тысяч человек (а по иными оценкам и гораздо меньше), то на следующую ночь во внешних заслонах Белого дома находилось около 50 тыс. (по некоторым оценкам больше). По данным КГБ, на площади и внутри Белого дома находилось около 5 тыс. вооруженных защитников6. Проводившие рекогносцировку вокруг Белого дома начальники отделений группы "Альфа" также пришли к выводу, что попытка захвата Белого дома может превратиться в "мясорубку". От штурма отказались и сотрудники группы "Б". Наконец, не стал выдвигаться со своими войсками командующий ВДВ П.Грачев; главнокомандующий ВВС Е.Шапошников призвал маршала Язова вывести из столицы войска. Операция "Гром" была сорвана. Тем самым судьба заговора была решена.

Между тем, политическая оппозиция уже с утра 20 августа перехватила инициативу у заговорщиков. А.Руцкой, И.Силаев и Р.Хасбулатов встретились с Председателем Верховного Совета СССР А.Лукьяновым (который лишь формально не входил в ГЧКП) и имели с ним полуторачасовую беседу, в результате которой Лукьянов фактически отмежевался от ГКЧП7. В это время и Янаев был внутренне готов отступить.

Вначале несколько невнятная позиция ведущих политических лидеров мира 20 августа вполне определилась в отношении к происшедшему в СССР как государственному перевороту. Фактически ГКЧП признали только Ливия, Судан, Ирак, а также Организация Освобождения Палестины. Такое признание было более, чем красноречивым.

21 августа в первом часу на пересечении Садового кольца и Калининского проспекта произошло трагическое столкновение между небольшой колонной бронетехники (то ли осуществлявшей патрулирование, то ли в порядке смены частей выходившей из города), протаранившей в подземном тоннеле баррикаду, и ее защитниками. В ходе этого столкновения погибли три защитника (из них один был застрелен офицером) и несколько было ранено8. Поскольку в осуществление комендантского часа началось патрулирование города войсками, сами члены ГКЧП могли уже его непосредственно не контролировать. Но ответственность за случившееся, безусловно, ложилась на них. Утром этого дня перед началом заседания коллегии министерства обороны Язов заявил по телефону Крючкову, что принимает решение о выводе войск из Москвы9, а сам выходит из игры.

В 13 час. президиум Комитета министров СССР, проходивший под председательством первого заместителя премьер-министра А.Щербакова принял на своем заседании заявление о незаконности ГКЧП. В 14 час. пресс-конференцию провел ЦК КПСС; на ней было зачитано заявление Секретариата о непричастности руководящих органов партии к ГКЧП и недопустимости использования чрезвычайного положения для решения политических проблем10. Тем самым ЦК "сдавал" путчистов, отмежевываясь от своей причастности к перевороту.

Приняв решение срочно лететь на встречу к М.Горбачеву в Форос, члены ГКЧП фактически капитулировали.

Неудавшаяся, да и с самого начала обреченная на провал попытка ГКЧП под видом восстановления порядка в стране вернуть партийно-государственной номенклатуре уже почти выскользнувшую из ее рук власть, в полной мере продемонстрировала исчерпанность властного потенциала КПСС и советского режима.

Если, говоря о народном сопротивлении путчу, предполагать, что речь идет и о факторах поражения ГКЧП, то следует признать, что одной из существенных предпосылок неудачи заговора были сами его члены. Чтобы ни говорили впоследствии о тех, кто составил ГКЧП и его окружение, очевидно, что там собрались не способные к решительным, самостоятельным и продуманным действиям люди. Возможно, среди них были хорошие управляющие и функционеры, но не нашлось ни одного политического руководителя адекватного задуманному. За гигантское дело изменения политического курса огромного государства они взялись вооруженные лишь черновыми заготовками, не имея ни достоверной социально-экономической концепции, ни внятного оперативного плана по захвату власти, ни проекта осуществления заявленных целей (или каких-то других, может быть их собственных тайных целей), ни убедительной идеологической программы, ни, что главное, политической и личной воли к проведению замысла взятия власти. Ничего из задуманного им не удалось осуществить. А то, что удалось, было бессмысленным, неуклюжим, претенциозным, глупым. Номинально у них были все рычаги государственного управления. Однако воспользоваться ими для осуществления своих замыслов они не смогли, и переворот провалился.

Впоследствии и сами гэкачеписты, и противники новой власти в России пытались доказывать, что организацией ГКЧП Конституция СССР не была нарушена. Для этого им приходится затушевывать историю с отстранением Горбачева от поста Президента СССР. Однако Конституция, безусловно, была нарушена тем порядком, который избрали заговорщики для введения режима чрезвычайного положения. Более того, они нарушили "внутренний устав" принятия решений Политбюро ЦК КПСС, они нарушили сложившийся уже к тому времени порядок принятия решений Верховным Советом СССР. Под лозунгами стабилизации экономики, предотвращения голода и борьбы с преступностью ГКЧП предпринял попытку смены политического курса, свертывания политики либерализации, реставрации режима неограниченной власти центрально-номенклатурной олигархии. Таково было существо политических амбиций членов ГКЧП. Именно это позволяет охарактеризовать их действия как попытку государственного переворота. Именно это и вызвало активное сопротивление народа.

Динамика сопротивления

Основные силы сопротивления. Что бы ни декларировали гэкачеписты в своих официальных документах и как бы они ни оправдывали впоследствии свои решения, но путч, как говорилось, был направлен против либерализации советского режима в целом. Не подкрепленный демократическими социально-политическими и правовыми реформами, процесс либерализации сопровождался ростом анархии в обществе, падением уровня производства и уровня жизни. Однако консервативная верхушка правящей олигархии не могла не воспринимать ее именно как предпосылку изменений в области властных отношений и перераспределения власти в пользу народившихся или перегруппировавшихся и обновившихся республиканских политических элит, которые все более претендовали на всю полноту власти (другой вопрос, насколько они были готовы ее взять). Наиболее мощная из этих новых групп власти была представлена в формирующихся органах российской власти. Российские высшие политические руководители первыми и приняли удар заговора.

В то время как члены ГКЧП демонстрировали свою несостоятельность в качестве политических руководителей, их основной противник - обновленные российские государственно-политические структуры (прежде всего Президент, Верховный совет, Правительство РСФСР) - сумели мобилизовать все политические ресурсы и организовать интенсивное сопротивление путчу. Исключительная роль в сопротивлении принадлежала Б.Ельцину, который благодаря своей последовательной и непримиримой оппозиционности партийно-номенклатурной олигархии приобрел имидж несгибаемого борца. В дни путча Ельцин в глазах всего мира стал символом гражданской стойкости и политического сопротивления.

Первой решительной акцией протеста против путча было обращение "К гражданам России" руководителей РСФСР - Президента Б.Ельцина, Премьер-министра И. Силаева и и.о. Председателя Верховного Совета Р. Хасбулатова. Действия ГКЧП, в частности, отстранение от власти законно избранного Президента СССР, были охарактеризованы в Обращении как "правый, реакционный, антиконституционный переворот", ГКЧП объявлялся вне закона; в нем содержался призыв к народу "дать достойный ответ путчистам" и начать "всеобщую бессрочную забастовку". Тем самым заговору была противопоставлена не менее мощная политическая сила, причем ее конституционная и нравственная легитимность ни у кого не вызывала сомнений. Обращение не просто призывало к сопротивлению, оно само было знаком сопротивления, его политическим и психологическим фактором. В течение всего первого дня, 19 августа, именно Обращение было для многих людей светом надежды в тени нависшего над страной призрака реставрации тоталитаризма.

Именно Обращение явилось пружиной самомобилизации буквально тысяч людей, их объединения вокруг российского руководства, направления их активности. Десятки депутатов Российского парламента по телефонам передавали тексты Обращения в свои регионы. Руководящие органы движения "Демократическая Россия" и Христианско-демократической партии, хотя и подготовили собственные воззвания протеста против путча, в первую очередь бросили все свои силы, организационные и технические средства на распространение Обращения российских руководителей. К полудню листовки с Обращением стали появляться на стенах домов, в метро. Распространением Обращения занимались не только политические активисты. С помощью факс-аппаратов Российской товарно-сырьевой биржы, размещенных на Центральной станции связи Министерства путей сообщения, обращение было передано на все биржи страны. Кооператив "Демос", используя свою обширную компьютерную связь, организовал передачу по стране текста обращения и указов Президента и сбор информации о положении дел в различных регионах. Центр по подготовке кадров "ТРЭК" истратил всю имеющуюся у него бумагу чтобы размножить первые официальные документы российского руководства. В Ленинграде фирма "Рубикон" доставила в Мариинский дворец (где располагался Ленсовет) несколько копировальных аппаратов для размножения Обращения. Активисты профсоюза летчиков распространяли обращение по стране. В Ленинграде активисты Свободной демократической партии России выезжали с пачками размноженного Обращения и с листовками своей партии в аэропорт, чтобы через уезжавших передать информацию на периферию. Тираживание Обращения было организовано и на местах - в областных и районных центрах; кое-где средства на тиражирование Обращения собирались автивистами прямо на площадях в ходе митингов.

19 августа было опубликовано и обращение мэра Москвы к гражданам столицы, подписанное исполнявшим обязанности мэра Ю.Лужковым. В этом обращении все решения, принимаемые ГКЧП, который был назван "хунтой", объявлялись незаконными, а москвичи призывались прекратить работу и приступить к бессрочной забастовке до полного отстранения хунты от власти11. Мэрия (расположенная тогда в здании Моссовета) стала одним из политических и организационных центров сопротивления. В кабинете Лужкова разместился депутатский штаб сопротивления ГКЧП в Москве, возглавляемый Ю.Шарыкиным. Отсюда координировалась работа по обеспечению защиты Белого дома материальными и техническими ресурсами.

Мэр Ленинграда А.Собчак убедил командующего Ленинградским военным округом генерала Самсонова не допустить ввода в город войск и отказаться от подчинения постановлениям и приказам ГКЧП. Вечером 19 августа Председатель Ленсовета А.Беляев обратился к военнослужащим округа, работникам МВД и КГБ с призывом не запятнать честь мундира кровью; его призыв поддержала сессия Ленсовета, в котором демократическая фракция была очень сильной. Ленсовет стал центром сопротивления ГКЧП в Ленинграде.

Интересная ситуация сложилась, к примеру, в Рязани. Хотя первый секретарь Рязанского обкома КПСС, председатель облсовета Л.Хитрун одним из первых в стране засвидетельствовал поддержку ГКЧП, председатель Рязанского горсовета В.Рюмин решительно отказался подчиниться областному начальству и выступил по местному телевидению, назвав Хитруна и его пособников преступниками. На созванной 21 августа сессии облсовета Хитрун также не смог собрать большинство голосов для поддержки ГКЧП. Впрочем, через час после окончания сессии поддерживать было некого. Так же в Архангельске президиум горсовета осудил действия ГКЧП, а облсовет попытался создать местный чрезвычайный комитет.

Важным элементом противодействия путчу было личное воздействие на его руководителей. 19 августа кабинет министров в целом поддержал ГКЧП. Однако первые вице-премьеры Щербаков и Догужиев от поддержки уклонились; министр природопользования Воронцов отказался признать ГКЧП, министр культуры Губенко прямо квалифицировал организацию ГКЧП незаконной и вскоре объявил о своей отставке. В Кремле в своих кабинетах продолжали выполнять свои обязанности не поддержавшие ГКЧП члены Совета безопасности Бакатин и Примаков. Насколько можно судить, они держали российских руководителей в курсе относительно того, что происходило в Кремле. 21 августа они собрали пресс-конференцию, на которой выступили против ГКЧП.

Утром 20 августа российское руководство выдвинуло ГКЧП ультиматум, потребовав предоставить возможность встречи с Президентом СССР в присутствии Янаева, организовать международный медицинский консилиум для установления его диагноза, обеспечить возможность Президенту нормально функционировать в случае, если его здоровье это позволяет, отменить ограничения на средства массовой информации, отвести войска в места постоянной дислокации, распустить ГКЧП и т.п. 20 августа, как выше уже говорилось, Лукьянову нанесли визит Руцкой, Силаев и Хасбулатов с требованием немедленно собрать Президиум Верховного Совета и принять решение о противоправности действий ГКЧП.

В этот же день Лукьянова посетили пятнадцать депутатов, представлявших демократическое крыло всесоюзного парламента, которые потребовали признать действия ГКЧП незаконными и немедленно созвать сессию Верховного совета СССР. На пути беззакония встал Комитет Конституционного надзора - единственная структура Верховного Совета, представители которой выступили против ГКЧП. Написанное председателем Комитета А.Алексеевым заявление, поддержанное некоторым его коллегами, было опубликовано ТАСС с поправками, выхолащивающими его смысл; однако предводители путча не могли не знать его действительного содержания.

В ночь на 21 августа с Янаевым связался по телефону Президент Казахстана Н.Назарбаев и настоятельно попросил не применять силу. Одновременно он направил в ЦК КПСС заявление о своем выходе из состава Политбюро и ЦК КПСС.

Политически наиболее активной силой противодействия ГКЧП были народные депутаты всех уровней исполнительной власти. Во многих советах (как правило не выше городского и районного уровней) после прошедших выборов доминировали демократические силы. Местные советы многих городов выступили с заявлением о поддержке российского руководства. Советы стали эффективными координационными и организационными центрами на местах. Именно депутаты Верховного Совета РСФСР и Моссовета, главным образом из оппозиционных советскому режиму движений и партий сыграли особую роль в организации сопротивления путчу и защиты Белого дома.

19 августа Верховный совет Эстонии обратился к народам и правительства с призывом поддержать Россию. Верховный совет Литвы ратифицировал договор с РСФСР. Верховный совет Латвии принял Закон о государственном статусе республики. Президиум Верховного совета Армении объявил ГКЧП незаконным.

Утром 21 августа открылась сессия Верховного совета РСФСР, вынесшая на повестку дня вопрос о политической ситуации в стране, сложившейся в результате государственного переворота. Тем самым было официально подтверждено непризнание законности ГКЧП. Президиум Верховного совета Украины постановил не вводить чрезвычайного положения и не признавать законными постановления ГКЧП. Соответствующие заявления опубликовали президиумы Верховных советов Молдавии, Казахстана и Киргизии.

Патриарх Алексий II выступил с посланием, в котором поставил под сомнение законность новообразованного ГКЧП, заявил о необходимости публичного выступления Горбачева, и выразил надежду, что Верховный Совет СССР даст принципиальную оценку случившемуся, и призвал всех воздержаться от кровопролития. 21 августа, после известия о трагической гибели трех защитников Белого дома, Патриарх в специальном обращении предупредил об отлучении от церкви организаторов, инициаторов и исполнителей гражданской войны. В те дни Церковь смогла действительно приблизиться к людям; тысячи невоцерковленных людей смогли почувствовать гражданскую роль Церкви. Видя священников, о. Глеба (Якунина), пр. Георгия (Ю.Докунина) и других, люди у Белого дома жаждали благословения, уповали на то, что священники смогут удержать от насилия. Все время среди людей у Белого дома был имам Хазрат Хавиз и представители московской мечети. Общая угроза способствовала межконфессиональному единению; различие вероисповеданий отступало на задний план.

Противодействие ГКЧП не всегда носило только политический характер. Например, из Свердловска предложили прислать в Москву местный ОМОН и добровольцев. Помощь предлагалась или предполагалось и из других городов. Например на сессии тульского облсовета обсуждался вопрос о поддержке российского руководства оружием со складов оружейных заводов; из Чечено-Ингушетии предлагали мобилизовать тысячу бойцов и прислать для защиты Белого дома; из Азербайджана предлагал свою помощь начальник вневедомственной охраны; группа спорстменов-борцов готова была вылететь из Грузии. Председатель горсовета Еревана позвонил в Ленсовет и сообщил о готовности выслать в Ленинград в случае необходимости самолет с продовольствием и медикаментами.

Соответствующим образом отреагировали на путч бизнесмены. На Российской товарно-сырьевой бирже (РТСБ)12 торги, едва начавшись, в начале первого были прекращены13. Брокеры РТСБ приняли заявление, в котором однозначно выразили свое отношение к происшедшему как государственному перевороту. На следующий день они создали отдельный отряд самообороны у Белого дома и готовы были вступить в вооруженное сопротивление. Они внесли существенный вклад в организацию продовольственного (к вечеру 20 августа у Белого дома продовольствия было более, чем достаточно) и медицинского обеспечения обороны Белого дома. Демонстративно приостановила торги Московская биржа. Союз частных собственников и другие организации предпринимателей выделили средства на финансирование сопротивления ГКЧП; через представителей Социал-демократической партии деньги были переданы в Белый дом14. Председатель ЦК профсоюза работников малого и среднего бизнеса В.Алафинов организовал доставку трех тысяч противогазов, когда стала известна возможность газовой атаки, и полиэтиленовой пленки для защиты людей от дождя.

Руководители ряда крупных промышленных предприятий Москвы материально и организационно поддержали развертывание обороны Белого дома. Некоторые из них в самые тревожные часы лично находились в Белом доме.

Все эти акции, действия и шаги разрушали то политическое пространство, которое задал своим появлением ГКЧП, препятствовали его легитимизации, и становились фактором мощного психологического давления на членов ГКЧП.

Обнародование Обращения резко обострило ситуацию для путчистов. ГКЧП откликнулся на него Заявлением и развернул пропагандистскую кампанию, призванную обосновать образование "нового советского руководства" и показать его "первые успехи". Сохраняя инициативу в своих руках, российское руководство приняло ряд решений, призванных укрепить его власть, что в тот критический момент значило прежде всего усиление военной и общественной обороны против переворота. В то время, как гэкачеписты стремились усилить военную группировку в столице, перебросив к ней воздушно-десантные силы, - российское руководство через МВД республики вызвало в Москву курсантов и преподавателей из различных школ милиции, расположенных в областных центрах России. ГКЧП специальным постановлением ввел комендантский час в Москве - генерал К.Кобец, назначенный в дни путча министром обороны РСФСР, его отменил и т.д.

В Париж был направлен министр иностранных дел России В.Козырев с миссией информировать международную общественность о происходящих в России событиях и позиции российского руководства и полномочиями создать при необходимости российское правительство в изгнании. Одновременно депутатам Лобову и Красавченко было поручено организовать резервное подпольное правительство, которое должно было разместиться на одном из секретных военных объектов в Свердловской области. В полдень 19 августа Ельцин провел импровизированную пресс-конференцию в Белом доме. Затем пресс-конференции проводились каждый день в 10 и в 17 час. С помощью оборудования, предоставленного НПО "Кросна", через спутниковую связь оперативная информация из Белого дома передавалась зарубежным информационным агентствам. Телефонная связь была установлена с ведущими политиками мира15.

Борьба шла не просто между центрами власти. Борьба шла за общественное мнение. Это было гораздо важнее, учитывая изменившуюся общественную атмосферу под влиянием - проводившейся (пусть и непоследовательно) в годы перестройки политики либерализации. Эту борьбу ГКЧП сразу проиграло. Свою поддержку Президенту России выразили различные общественные организации - Клуб избирателей при АН СССР, московский и новосибирский союзы ученых, Институт экономической политики, Центр экономических и политических исследований, Союз театральных деятелей РСФСР и др. Новокузнецкий рабочий комитет на экстренном заседании горсовета выступил с осуждением ГКЧП, потребовав от городских властей и руководителей предприятий не выполнять его распоряжения16. Российское руководство было поддержано рядом общественных организаций казачества; для защиты Белого дома был сформирован казачий заградотряд. 20 августа с осуждением ГКЧП выступили ЦК ВЛКСМ, Движение демократических реформ, Всеобщая конфедерация профсоюзов СССР и комитеты многих отраслевых профсоюзов, Комитет солдатских матерей, Научно-промышленный союз, Союз объединенных кооперативов, Союз журналистов СССР, Союз кинематографистов СССР и др.17.

Десятки популярнейших деятелей культуры и искусства выразили свою поддержку российскому руководству, придя в Белый дом. Они выступали на митингах. Артисты выступали перед защитниками в Белом доме. Целым событием стал неожиданный приезд из Парижа М.Ростроповича, который посчитал своим гражданским долгом быть в тот трагический момент среди защитников российской демократии.

СМИ. Наивная установка членов ГКЧП на то, что они будут "автоматически" поддержаны всеми структурами власти вначале проявилась и в отношении к средствам массовой информации, в частности ТВ. Программа оставшегося одного канала телевидения, выстроенная как бы в соответствии с происходившей в стране переменой, многими была воспринята как один из первых знаков возвращения старых времен. Действительно, объем значимой и событийной информации был сужен до минимума; все, как новостное, так и прочее пространство телевещания занял официоз. Тональность вещания была навязчиво минорной. Несмотря на рекомендации из ГКЧП дать патриотические программы, на телевидении с самого начала задействовали, по свидетельству заместителя председателя Всесоюзной государственной теле- и радиовещательной компании В.Лазуткина, те "резервные программы, которые были рассчитаны на траурные и трагические события"18. Главный редактор студии информационных программ О.Какучая отменил все развлекательные программы, хотя была рекомендация только видоизменить их. Одежда и интонация дикторов новостей были мрачными.

Программы новостей и, главное, "Время", передавая официальные сообщения, конечно, работали на ГКЧП. Однако специально никто из членов ГКЧП или их сподвижников в первый день телевидение не проконтролировал19; так что во "Времени" удалось дать репортаж С.Медведева о том, что происходит вокруг Белого дома, его блиц-интервью с теми людьми, которые пришли туда продемонстрировать свою поддержку российскому руководству20. В ней была кратко изложена суть Обращения и Указа Президента РСФСР, были даны кадры CNN с Ельциным на танке, информация из Ленинграда, а также первые, осуждавшие попытку переворота, или хотя бы нейтральные отклики ведущих западных политиков. Хотя 20 августа контроль за ТВ усилился (к этому подключился секретарь ЦК КПСС А.Дзасохов), в 15.00 "Новости" дали настолько откровенно оппозиционный ГКЧП материал, что Председателя государственной телекомпании Кравченко предупредили о возможной замене журналистов и дикторов другими людьми. В утренних передачах 21 августа давалось сообщение о гибели трех защитников Белого дома - с призывом одуматься и предотвратить новую кровь.

Наконец, при подготовке к показу пресс-конференции членов ГКЧП редактор программы Е.Поздняк намеренно проигнорировала указание из аппарата Янаева "чисто" смонтировать весь материал, чтобы не было трясущихся рук Янаева и платка в его руках, смеха журналистов в зале. Телевизионный показ пресс-конференции нанес ГКЧП непоправимый моральный урон. Он способствовал тому, чтобы окончательно снять с людей мрачную подавленность, вызванную первыми сообщениями ГКЧП, и сразу же сделал его членов предметом множества задиристых, хотя и не всегда остроумных, насмешек и карикатур.

Ленинградское телевидение предоставило (правда, не без трений) возможность мэру Ленинграда А.Собчаку выступить с энергичным призывом не подчиняться хунте. Текст Обращения передало местное Тюменское областное телевидение. В ряде мест для распространения правдивой информации было задействовано районное кабельное телевидение21. На Камчатке независимая телевизионная студия "ТВК", обычно вещавшая не больше трех часов в сутки, в те дни работала без перерыва, передавая новости из Москвы, из Белого дома22.

Документы российского руководства были переданы по радиостанции "Маяк", первой Всесоюзной программе радио. Ленинградская радиостанция "Балтика" постоянно передавала информацию из Ленсовета, комментировала события в Москве. И как в былые годы, вновь объектом особого внимания людей стали "Свобода" и "Голос Америки".

20 августа в Москве появились экстренные выпуски запрещенных газет - "Российской газеты" (вышло шесть подпольных номеров), "Курантов", "Московского комсомольца", "Московских новостей" "Независимой газеты" и др. - порой набранные, а то и просто отпечатанные на стандартных листах писчей бумаги и размноженные с помощью копировальной техники. "Куранты", располагавшие своим полиграфическим оборудованием, предложили свою помощь другим изданиям. Там, в частности, печатались экстренные выпуски "Московских новостей"23, а также два выпуска газеты "Деморосс". Указы Ельцина опубликовала свердловская молодежная газета "На смену", чебоксарская газета "Очаг" (выпуск которой 21 августа пришлось печатать в другом городе из-за отказа типографии обкома КПСС; этот выпуск распространялся за счет редакции). Газета "Вечерний Челябинск" опубликовала Обращение "К гражданам России", другие указы российского Президента, а также обращение Координационного совета Челябинского отделения "Демократической России".

В те дни возникло особое братство журналистов, которые работали вместе независимо от того, какие издания или агентства они представляли. Символом этого братства стал выпуск "Общей газеты", объединившей материалы журналистов одиннадцати различных изданий.

Гражданское участие. Без сомнения, основой сопротивления стало участие в нем сотен тысяч людей в обеих столицах и по всей стране. Индивидуальные решения отдельных личностей, как бы они ни выражались ("не быть быдлом", "по зову совести") сплелись в мощное гражданское движение, которое в конечном счете и предопределило исход столкновения. Вот как выразил свои чувства один из защитников Белого дома, инженер-электрик Виктор Заплатин: "На баррикады я пришел из принципиальных соображений. Мне надоело, что власть имущие все время держали нас за бессловесную скотину. Решили, что мы все проглотим"24. Один небольшой эпизод тех дней в полной мере раскрывает это настроение. На Московском машиностроительном заводе им. Хруничева, всемирно известном выпускаемой на нем космической техникой, начальник сборочного цеха В.Петрик призвал на оперативном заседании 20 августа поддержать президента Ельцина и объявить символическую двухчасовую забастовку. Не получив поддержки, он объявил индивидуальную забастовку: для него этот шаг был не только протестом против антиконституционного переворота, но еще и знаком обретенности свободы - "окончательной, не прикрытой никаким социализмом"25.

Даже людей политически индифферентных возмутила наглость, с какой новоявленные самозваные вожди нации, ни один из которых не пользовался популярностью в народе, вознамерились изменить положение в стране. Свидетелей и участников тех событий поражало, как много молодежи и студентов было вовлечено в массовое движение протеста против ГКЧП. Никогда прежде не наблюдалось столько молодых людей на частых тогда митингах, организуемых демократическими силами, сколь бы многолюдными они ни были.

Москвичам уже была знакома картина непарадного вывода войск на улицы Москвы. 28 марта 1991 г. под предлогом защиты от беспорядков в столицу были введены войска для предотвращения массового митинга, организованного "Демократической Россией" на Манежной площади. Можно увидеть в том вводе войск генеральную репетицию путча, демонстрацию силы. Но и состоявшиеся митинги на площадях Маяковского и Арбатской продемонстрировали решимость москвичей отстоять демократический выбор страны. В отличие от марта, в августе отчуждение между войсками и горожанами было быстро преодолено. Здесь сыграл роль ряд факторов: а) введение войск было внезапным, массовым и демонстративно политическим (в то время, как в марте ввод войск представлялся как административно-правоохранительная мера), б) очевидной стала грозящая обществу и конкретным людям опасность от ввода войск, в) задачи, поставленные подразделениям, носили неправдоподобный или неоправданный характер. До большинства младших офицеров задания вообще не были доведены26. Некоторые подразделения не были готовы технически и организационно к действиям в городе27.

Люди шли к занявшим позиции военным: некоторые граждане набрасывались на военнослужащих с руганью, стыдили их. Но большинство пытались усовестить их, добиться от них признания, что оружие не будет использовано против своего народа. Солдаты были раздражены. Раздражение усиливалось еще от того, что уходили одни и приходили другие, и все начиналось сначала. Правда, солдат не только пропагандировали, их угощали сигаретами, пирогами и сладостями, жители из близлежащих домов приносили горячий чай, кофе, бутерброды28. Бригада из Евангелической церкви разъезжала по Москве и раздавала солдатам "Новый Завет" (впрочем, нередко книги тут же изымались офицерами).

Одними из первых начали целенаправленное распропагандирование войск депутаты Верховного Совета РСФСР и Моссовета. Как официальные представители российского руководства они имели возможность добиваться общения с офицерами. Когда было необходимо, они оказывались посредниками между военными и особенно возбужденными людьми, предотвращая возможные эксцессы. Специально образованные небольшие группы депутатов выезжали в места постоянного расположения войск в Москве - в училище им. Верховного Совета РСФСР, дивизию им. Дзержинского, спецназ КГБ и т.д. Ночью 21 августа на собрании народных депутатов были сформированы пятерки, которым поручена работа на различных направлениях предполагаемого продвижения войск29.

Это общение мирных граждан с военнослужащими было очень важно. Ведь не только солдаты, но и многие офицеры не знали и не понимали из-за отсутствия достоверной информации, что, собственно говоря, произошло. Реакция военных была разной. Офицеры старались вообще не входить в контакт с населением. Некоторые солдаты бравировали: "какой приказ нам дадут, тот и выполним". Но многие солдаты виновато отмалчивались или прямо заверяли, что и не собираются стрелять по своим30. Типичной в этом отношении была позиция генерала П.Грачева: "Не стрелять в народ"31. В то же время, по предположениям членов штаба обороны в Белом доме, около 50% офицеров московского гарнизона были готовы выполнить любой приказ и только 20-25% могли бы перейти на сторону Ельцина32.

Важным моментом в отношениях с армией была правовая работа по конституционному обеспечению "вывода" военных из-под подчинения ГКЧП. Специальная группа юристов под руководством С.Шахрая подготовила соответствующие указы Президента России. Депутатские агитационные группы распространяли эти указы среди военных. Когда была возможность, разъясняли военным, в чем ГКЧП нарушил Конституцию постатейно33. Тексты этих указов распространялись и по шлемофонной связи.

Митинги. Уже в 9.00 19 августа координационный совет "Демократической России", используя налаженную и отработанную во время предвыборной кампании сеть оповещения, смог собрать митинг у памятника Юрию Долгорокому (на Советской площади). Параллельно велась организация по проведению митинга на Манежной площади, который начался около полудня. Манежная площадь частично была занята войсками и спецподразделением КГБ, и митинг шел у гостиницы "Москва". Чтобы предотвратить конфликты и тем более провокации между митингующими и военными была организована живая цепь, выполнявшая роль буфера, в которую встали многие народные депутаты. Оттуда начиная с 12.45 людей группами и колоннами отправляли к Белому дому. Активисты "Демократической России" (а среди них было много женщин) с трехцветными российскими флажками в руках в одиночку отправлялись оттуда различными маршрутами к Белому дому, призывая людей по пути присоединяться к ним и собираться у Белого дома для защиты Российского парламента и демократии. Митинг на Манежной площади шел чуть ли не весь день 19 августа. 20 августа Манежная площадь была полностью блокирована войсками, и от идеи проведения на ней митинга организаторам пришлось отказаться, тем более что организовать его там уже не было возможности. В полдень начался митинг у Белого дома, на котором присутствовало около 200 тысяч человек. Одновременно около ста тысяч собралось и на Советской площади напротив Моссовета. После небольшого митинга собравшиеся широкой мощной колонной, скандируя: "Долой хунту!", "Когда мы едины, мы не победимы!" и т.п., направились к Белому дому. На митингах выступали Ельцин, Силаев, Хасбулатов, Руцкой, А.Н.Яковлев, Г.Попов, Э.Шеварднадзе, Е.Боннэр, о. Глеб (Якунин), Л.Пономарев, В.Калугин, С.Федоров, К.Боровой, Е.Евтушенко, Г.Хазанов и др. Митинг у Белого дома длился несколько часов. По его окончании началась ускоренная запись в формируемые отряды-сотни самообороны под командованием офицеров для защиты Белого дома. В полдень 21 августа на митинге у Белого дома вновь выступил Ельцин. Во второй половине дня Союз журналистов СССР провел перед зданием КГБ заранее объявленный митинг в защиту гласности.

Митинги прошли в Ленинграде (собравший сотни тысяч человек), Свердловске, Кишиневе, Воркуте, Челябинске, Нижнем Новгороде, Воронеже, Вятке и других городах.

В Москве митинги сопровождались демонстрациями. Днем 19 августа это были большие и малые группы людей, которые продвигались от Манежной площади к Белому дому, ведомые людьми с трехцветными флажками. 20 августа брокеры РСТБ провели митинг на бирже и с огромным (125 на 6 метров) полотнищем трехцветного российского флага в руках двинулись шествием через весь центр, мимо комплекса зданий КГБ, к Белому дому. Над Лубянкой разносилось: "Долой КПСС", "Позор КГБ". Трехцетное полотнище с биржи украсило балкон Белого дома. Вся эта акция имела мощное символическое значение и сама по себе явилась важным моментом идейного и нравственно-психологического противодействия путчу. В ночь на 20 августа над Белым домом подняли аэростат с российским флагом. А утром 21 августа Верховный Совет РСФСР принял закон о новом государственном флаге - трехцветный российский флаг был поднят и над Белым домом.

Следует обратить внимание и на такое обстоятельство, что перекрытие улиц в центре Москвы для движения транспорта позволяло людям разгуливать по проезжей части. 20 августа тягостное настроение подавленности, царившее в первый день путча, было вытеснено легкой эйфорией от проходивших митингов, демонстраций, от раскидывающихся тут и там листовок. Временами атмосфера, возникавшая на площадях по ул. Горького, могла ассоциироваться с праздничными гуляниями. Это раскрепощало людей.

Забастовки. В обращении "К гражданам России" российские руководители выступили с призывом начать бессрочную всеобщую забастовку. Однако этот призыв не нашел прямого отклика у народа. К тому же за него ухватились гэкачеписты, обвиняя Ельцина в обострении обстановки. Так что на следующий день от идеи начала всеобщей забастовки пришлось под благовидным предлогом отказаться.

Впрочем, "Демократическая Россия" пыталась организовать 20 августа забастовки в Москве. В Ленинграде было объявлено о проведении предупредительной забастовки. 19 августа на Кузбассе, в Новокузнецке бастовали три шахты и завод металлоконструкций; утром следующего дня в Киселевске объявили забастовку все шахты. 20 августа забастовали горняки Воркуты; водители троллейбусов в Мурманске, водители автобусов в Нижнем Новгороде. Стачкомы были образованы в Челябинске, и к вечеру 19 августа там вроде бы тоже бастовали два предприятия34. Забастовочные комитеты были созданы в Свердловске (где, по некоторым свидетельствам, 20 августа не работало около трети предприятий35), на всех крупных предприятиях Перми (к вечеру 19 августа там была приостановлена работа нескольких цехов на крупных предприятиях; власти были предупреждены о возможности всеобщей городской забастовки36). В предзабастовочную готовность были приведены и предприятия нефтяной промышленности г.Оса Пермской области. В ночь на 21 августа забастовал Горьковский автозавод37.

Несотрудничество, полное или частичное служебное неподчинение можно было наблюдать на всех уровнях и во всех секторах государственной машины. Наибольшее значение здесь имела позиция военных. Благодаря поддержке командного состава армии в Белом доме была развернута полевая радиостанция, а к исходу вторых суток в распоряжении штаба обороны было несколько радиостанций.

Свою солидарность с российским руководством выразил командир авиационного полка аэродрома "Кубинка" (подтвердив при этом готовность оказать авиационную поддержку в случае штурма Белого дома). По неподтвержденной информации, сторонников Ельцина готова была поддержать Академия химической защиты. Открыто против ГКЧП выступил личный состав Ленинградской военно-морской базы. Многое значило и публичное заявление командующих Тихоокеанского и Балтийского флотов о том, что вверенные им силы несут ответственность исключительно за охрану морских рубежей страны.

Говорили, что на подходе к Ленинграду по Киевскому шоссе некоторые военные заваливали бронемашины в кювет, чтобы не участвовать в позорном деле. 20 августа весь четвертый курс Военно-юридического института в Москве готов был отправиться на защиту Белого дома. В ответ на запрет начальника института покидать территорию института, курсанты вместе с некоторыми преподавателями забаррикадировались в одном из зданий, в котором хранилось свыше двухсот стволов и боеприпасов, и послали одного из курсантов к Белому дому38.

По свидетельству В.Уражцева, арестованного на несколько часов 19 августа и подвергнутого допросу в штабе Воздушно-десантных войск, к концу допроса, который длился с 9.30 до 12.00, поведение офицеров штаба изменилось - перестало быть жестким, можно сказать, стало гуманным. Также и по свидетельству Т.Гдляна, арестованного в первый же день, уже вечером 19 августа офицеры войсковой части, где он содержался под арестом, принесли в камеру приемник, по которому можно было слушать передачи "Голоса Америки" и "Свободы"39.

Удивительную для всех лояльность проявляла милиция, хотя министр внутренних дел Б.Пуго был одним из наиболее активных участников заговора. Сотрудники московского ОМОНа приняли решение о нейтралитете и все время оставались в месте своей постоянной дислокации. Что касается милиции, то, казалось, ее главной заботой, в частности, во время сопровождения колонн демонстрантов и проведения митингов, было предотвращение беспорядка и охрана безопасности граждан. Возможно, здесь сказалась позиция заместителя министра внутренних дел Б.Громова, не согласного с политикой и методами ГКЧП. Именно он пытался всячески нейтрализовать возможные катастрофические последствия действий ГКЧП. В частности он лично связался по телефону с командиром Особой мотострелковой дивизии и попросил его не выдвигаться в центр Москвы, а в случае получения приказа о прибытии в Москву, входить в столицу без оружия и на колесном, а не гусеничном ходу40. На работе органов милиции сказывалось и то, что они получали приказы как от российского руководства, так и от ГКЧП; во избежание неприятностей многие из них старались не выполнять ни тех, ни других. В ряде отделений Москвы участковые получили устное распоряжение срывать со стен домов листки с Обращением, однако фактически оно не выполнялось.

21 августа согласно указанию МВД России на защиту Белого дома выступили вооруженные отряды Орловской, Владимирской, Рязанской школ милиции. Когда орловскому отряду преградил путь заслон УВД Московской области (подчинявшегося ГКЧП), его начальник заявил, что будет пробиваться к Белому дому в любом случае и если понадобиться, с применением оружия; лишь после этого отряду освободили дорогу. Поздно вечером 22 августа к Белому дому прибыла московская бригада внутренних дел.

Ночью 20 августа в Москву прилетело более полутора сотен тяжелых транспортных самолетов. Однако диспетчеры центра полетами "Аэрофлота" отказались управлять в небе военными самолетами. Посадка самолетов и выгрузка десанта были перенесены на аэродром "Кубинка", что задержало операцию.

Министерство связи по требованию представителей КГБ выключило передатчик "Эха Москвы", однако под нажимом разных представителей Моссовета утром 20 августа станцию включили, и в течение суток ее работа поддерживалась при содействии заместителя министра связи России.

В аппарате ГКЧП и рядом с ним были информаторы российского руководства. В одном из интервью, данном в Белом доме сразу после подавления путча А.Яковлев обмолвился о том, что о всех действиях гэкачепистов сразу становилось известно в Белом доме. Информацию о приготовлении к штурму и назначенном часе передал в Белый дом через Лебедя Грачев41; через "афганцев" - Громов; со своей стороны такую же информацию передали в Белый дом и из КГБ42. В результате бойцы "Альфы" узнали о времени начала операции сначала из передачи радионовостей, а потом от своего непосредственного начальника. К.Кобец поддерживал постоянную личную связь с коллегами из Министерства обороны и Генеральным штабом (по-видимому, со своим хорошим другом генералом А.Калининым, назначенным военным комендантом Москвы) и получал необходимую информацию.

При всем при том надо отметить и факты другого рода. В работе технического персонала Белого дома в дни путча обнаруживались такие неувязки и бюрократические проволочки при выполнении распоряжений руководителей Верховного совета, которые наводили на мысль о скрытом саботаже43.

Оборона Белого дома. Гражданское сопротивление путчу началось стихийно. В первые часы люди буквально бросались на перерез бронетехнике и ложились под танки. Затем передвижению бронетехники пытались препятствовать более существенными средствами: где-то в гусеницы вставляли железные прутья, где-то перед вставшими машинами укладывали бетонные блоки. Люди не позволяли машинам маневрировать и делали все, чтобы их блокировать44.

В формировании первичной защиты Белого дома важную роль сыграл вильнюсский опыт 11-13 января 1991 г. Тогда в ответ на угрозу разгона парламента и военно-коммунистической узурпации власти тысячи людей вышли в Вильнюсе на улицы и окружили правительственные здания с тем, чтобы своими телами защитить избранную народом власть, проводившую политику независимости. В ночь на 13 января части воздушно-десантной дивизии при поддержке танковых подразделений совместно с спецгруппой КГБ захватили здание телерадиокомитета и телебашни. Среди гражданского населения были значительные жертвы. Организаторы переворота не смогли довести операцию до конца. Вокруг литовского парламента были возведены бетонные укрепления. Тысячи людей дни и ночи несли вахту общественной обороны, готовые не допустить захвата парламента. И они выстояли.

Пришедшие к Белому дому москвичи хорошо помнили трагический опыт Тбилиси (апреля 1989 г.) и Баку (января 1990 г.), где под саперными лопатками и пулями советских солдат погибли сотни мирных граждан, решившихся заговорить своим голосом. Победа безоружных литовцев над вооруженной армией вдохновляла. Для многих людей непримиримое гражданское противостояние наглой попытке военного изменения политического курса и ситуации в республике стало символом должного отношения к безнаказно-насильственной власти, подсказкой, как противодействовать ей. Мужественная готовность встать на пути грубой военной силы переборола страх быть ею раздавленной.

Конечно, в создании хотя бы минимально эффективной защиты российского парламента не сразу удалось побороть неразбериху и разобщенность, наладить дисциплину в формирующихся группах обороны. Однако организация рождалась в объединении усилий отдельных людей для решения конкретных задач. Для наблюдавшего со стороны за "людскими страстями" актеру происходившее лишь подтверждало отсутствие у народа навыков самоорганизации; а семнадцатилетний парень, участвовавший в возведении баррикад, был "поражен степенью самоорганизации людей"45. На уровне координации самоорганизующихся групп, конечно, потребовались специальные усилия - людей из Белого дома или уполномоченных Белым домом. Поначалу был использован координационный потенциал организаций, возникших и окрепших на волне выборов, главным образом в Верховный Совет РСФСР, они были более готовы к слаженному групповому действию. Особенно выделялись здесь "Демократическая Россия" и "Демократический выбор". Налаживанию дисциплины в рамках организации собственно обороны Белого дома содействовал опыт офицеров, а также военнослужащих запаса, в особенности прошедших через Афганистан, работников КГБ и МВД, вставших на защиту Белого дома. Добровольцев объединили в десятки и сотни; каждому отряду была определена задача, проводился инструктаж. Постоянное объявление тревоги во время второй ночи натренировали людей. Так что в ночь на 22 августа (когда несмотря на фактическую капитуляцию ГКЧП и арест большинства его участников еще допускалась возможность атаки Белого дома) в ответ на объявленную тревогу в 4 часа утра (оказавшуюся последней) люди организовали живое кольцо всего за несколько минут.

По многим свидетельствам известно, что организаторы обороны следили за тем, чтобы вокруг Белого дома не было пьяных. 19 августа в близлежащих магазинах по обыкновению того времени алкоголя практически не было. Однако с началом организации обороны Белого дома в них появилась водка. Когда штаб обороны потребовал закрыть магазины, водку кто-то стал подвозить на машинах. Нельзя исключать, что были провокации (но можно допустить, что кто-то из предприимчивых просто решил нажиться на ситуации). Были замечены "добренькие мужички", пытавшиеся угощать защитников водкой. Впрочем, во многих отрядах у Белого дома люди по собственной инициативе вводили сухой закон, следя за тем, чтобы пьяных не было на баррикадах. Среди молодежи, а также на баррикадах внешней линии обороны выпивших было больше. Не следует при этом забывать, что почти все ночи лил дождь, было необычно для августа холодно, от усталости люди валились с ног; - им надо было как-то поддержать себя, снять немыслимое напряжение.

Около трех часов дня 19 августа на защиту Белого дома прибыло подразделение ОМОНа. В семь часов вечера в оборону включился танковый взвод майора С.Евдокимова. Шесть его танков из десяти встали вокруг Белого дома46.

Утром 20 августа был укомплектован и начал эффективно работать штаб обороны (в составе пятнадцати человек) под командованием генерала К.Кобеца47. Сформированным отрядам самообороны, или "ополчения" была поставлена задача строительства баррикад и завалов на двух рубежах: на внешнем, на удалении 1-1,5 км от Белого дома, было возведено 12 баррикад, на внутреннем, на удалении 700 м - 6 баррикад. В каждый сектор обороны входило 4-10 сотен, которые возглавлялись руководителями зон, подчиненных штабу обороны. Численность ополчения колебалась от 6 до 12 тысяч. Был создан также резерв из 5 групп численностью 20-50 человек каждая, укомплектованных молодыми мужчинами, служившими в десантных войсках, морской пехоте, прошедшими через войну в Афганистане. Со стороны Москвы-реки подходы прикрывались специально прибывшими (при содействии главного диспетчера пароходства и председателя бассейного профсоюза) буксирами, баржами и теплоходами48.

По собственной инициативе некоторые офицеры - члены сотен стали готовить специальные группы для борьбы с танками. Молодые ополченцы с одной из баррикад, перекрывавшей Калининский проспект, захватили военный автомобиль, а также останавливали проезжавшие мимо грузовики и служебные машины, самочинно употребляя их в качестве усиления баррикады. Милиция этому не препятствовала. Действительно существенную роль в возведении баррикад сыграли руководители одного из автокомбинатов столицы, выделивших более 70 тяжелых грузовиков, из которых были организованы подвижные отряды заграждений. Поздним вечером строительство баррикад на пяти направлениях было в целом завершено, и в ожидании атаки штаб отдал распоряжение о закрытии проходов. Был предусмотрен вариант водяной защиты участников обороны в случае газовой атаки, а также проверена и подготовлена система тушения пожаров.

В периоды обострения опасности штурма (а в течение ночи с 20 на 21 августа тревога - обоснованно и необоснованно - объявлялась несколько раз) люди на внутренней линии защиты вокруг Белого дома вставали в цепочку живого кольца, готовые своими телами задержать возможных нападающих.

Трагедия. В начале первого ночи 21 августа баррикада в тоннеле на пересечении Садового кольца и Калининского проспекта была протаранена колонной бронетехники. Защитники баррикады (как и штаб обороны) расценили это как начало штурма Белого дома (тем более, что по полученным сведениям, как говорилось, ожидался штурм) и попытались блокировать в тоннеле часть колонны. При этом двое молодых парней - Дмитрий Усов и Владимир Комарь - погибли. Военные открыли предупредительный огонь - выстрелом в упор был убит Илья Кричевский. В ответ на это был подожжен с помощью бутылок с бензином БМП. Подоспевшие депутаты (М.Арутюнов, А.Дерягин, С.Юшенков и др.) смогли локализовать конфликт, умиротворив толпу и нейтрализовав военных и, тем самым разрядить обстановку, не допустить новые жертвы. Подошедшая несколько позже группа депутатов вынудила или убедила военных передислоцироваться к Белому дому.

Некоторые участники обороны Белого дома указывали впоследствии, что ранним утром 21 августа на защиту Белого дома прибыло еще девять БМП. Однако это была часть именно той колонны БМП, которая после трагедии в тоннеле была фактически захвачена депутатами.

Напряжение резко возросло. Ждали штурма в три часа ночи, затем в четыре. Из Белого дома связывались с Янаевым, Крючковым, требуя не допустить нового кровопролития.

Утром была достигнута договоренность о выводе войск.

Все время путча ливший дождь к трем часам прекратился. Над Москвой неожиданно засияла радуга.

К вечеру из столицы были выведены все 45 танковских частей и другие войска. По договоренности мэрии с Язовым остались лишь подразделения инженерных войск - для разбора баррикад .

Заговор ГКЧП потерпел фиаско. Массовое сопротивление народа сыграло в этом решающую роль.

Августовские события еще имели продолжение 22 и 23 августа. Но это было развитие уже другого, перспективно оказавшегося более значимым, исторического сюжета.

Уроки сопротивления

Ненасилие - сила. В сопротивлении путчу отчетливо прослеживаются две тенденции - мирная и вооруженная. Обе тенденции обнаружили себя как на уровне собственно общественной обороны, так и на уровне властного противодействия. Причем на уровне гражданского сопротивления ненасилие носило во многом принципиальный характер: как говорил один из участников сопротивления, "надо было только путем ненасильственного противостояния остановить навязанный нам вал ненависти. И это чувство было главным, объединяющим людей, собравшихся у Белого дома. Только так можно почувствовать себя человеком свободы" . Со стороны же российских правительственных структур использование ненасильственных методов защиты носило прагматический, вынужденный характер: на вооруженное сопротивление не хватало средств, о чем прямо свидетельствовал генерал К.Кобец .

Если оборона вокруг Белого дома организовывалась в основном как ненасильственная, а точнее, как невооруженная, то внутри Белого дома она была полностью военизированной. Это естественно, так как к ненасильственной обороне никто готов не был и руководили обороной кадровые военные. В Белом доме шло наращивание вооружения: если 19 августа там было только 120 стволов, то к вечеру 20 августа количество стволов было доведено до 600, включая гранатометы. У находившихся во внешней обороне могло быть раза в два-три больше единиц стрелкового оружия; к этому следует добавить и газовые пистолеты . При анализе возможностей обороны даже рассматривался вариант (предложенный генеральным директором "Мосфильма") использовать двести единиц приданной киностудии бронетехники. Утром 21-ого планировалось доставить к Белому дому мощные пожарные брандсбойты. Помимо штатной службы безопасности в Белом доме несли дежурство пришедшие туда "афганцы", десантники, милиционеры, бойцы из частного охранного бюро "Алекс", молодежно-правового объединения "Колокол" и др. При этом строго имелось в виду прибегнуть к оружию лишь в случае штурма.

На другой день после победы над путчем, когда фактически удалось воздержаться от применения оружия, победная эйфория оказалась соединенной с пафосом философии ненасилия. Гражданский характер противодействия путчу является фактом. Ненасильственный характер этого противодействия имел свои границы. По следам путча ненасильственный элемент сопротивления был, как и многое другое в тех августовских событиях, мифологизирован.

Фактически ненасилие проявилось в решимости безоружных людей противостоять путчу, в их демонстративном бесстрашии перед силой государственной машины.

Здесь следует учесть два существенных обстоятельства. Во-первых, большинство людей реально не было психологически готово практически оказать ненасильственное сопротивление. В тех критических условиях не было ни времени, ни сил подготовиться. В этом состояло существенное отличие общественной обороны Белого дома от январского противостояния армейскому вторжению в Вильнюсе, где в целом при такой же диспозиции ненасильственная компонента сопротивления была более активной, последовательной, организованной (что было возможно благодаря высокому патриотическому духу собравшихся вокруг литовского парламента людей: они распевали народные песни, предавались коллективной молитве, Костел проводил регулярные службы, кто-то объявил политическую голодовку). Вокруг Белого дома при всем физическом и психическом напряжении витала атмосфера тусовки.

Во-вторых, оборона фактически осталась ненасильственной, поскольку сами путчисты не прибегли к вооруженным средствам борьбы с российским руководством и поддержавшим его народом. Стоило им отдать приказ о начале штурма Белого дома, как военные отряды, находившиеся в Белом доме, открыли бы ответный огонь, а потенциально они могли быть поддержаны и рядом воинских подразделений, выразивших готовность выступить на их стороне. Это помимо того, что в некоторых сегментах гражданского сопротивления оборона имела явную тенденцию к военизации, физически ограниченную лишь отсутствием оружия. "Сейчас говорят, что все защитники были паиньки и собирались останавливать войска добрым словом. Мы же приготовили бутылки с бензином, а мат у нас всегда с собой" , - вспоминал о тех днях двадцатичетырехлетний студент.

Характерна смена задач на оборону отрядам. В начале ночи на 20 августа предполагалось, что первые линии обороны должны были задержать атакующих, а вторые, ополченцы которых были оснащены палками, - остановить их. Но в середине ночи инструкция сменилась: было рекомендовано выбросить палки, в случае перестрелки защитники должны были лечь на землю, а в случае атаки на удары не отвечать и стоять плотными рядами. Отряду у 6-ого подъезда также объяснили, как защищаться от дубинок, подставляя под них палки. Но в то же время просили не демонстрировать агрессивности, прятать палки за спину . В целом офицеры штаба обороны Белого дома, "инструктируя защитников баррикад, настаивали на демонстрации морального превосходства" . Эта инициатива шла от Белого дома, от депутатов, в частности от Г.Бурбулиса, обратившегося ко всем защитникам перед Белым домам с призывом не бросаться под танки и пропускать технику: "Мы должны победить морально!" . В то же время, непродуманные призывы в духе принципов ненасильственной обороны могли подрывать моральный дух защитников: так, когда уже было ясно, что на баррикадах заготовлена масса бутылок с бензином и зажигательной смесью, по репродуктору из Белого дома заявили о полученных сведениях, что среди защитников много провокаторов, и у них зажигательные бутылки; каждый с зажигательной бутылкой объявлялся провокатором. Требования не выкрикивать оскорбления в адрес атакующих и не чинить препятствия продвижению техники воспринимались защитниками баррикад как насмешка, и мало кто придавал им серьезное значение.

За всеми проследить, у каждого отнять палку или железяку было, конечно, невозможно. Скульптор А.Соколов всю ночь ходил вокруг Белого дома с арматурой в руках; на чей-то вопрос: "Ну и что ты будешь с ней делать?" - ответил: "Хотя замахнуться успею свободным человеком". Многими, очень многими сама возможность защитить свое гражданское достоинство любыми средствами воспринималась как выражение свободы.

Между тем, сами по себе идеи ненасилия уже были к тому времени достаточно известны. Проблемы ненасильственного разрешения конфликтов, в частности политических конфликтов, конфликтов между властью и народом, обсуждались в прессе и публицистике в рамках как переосмысления прошлой советской истории, так и в порядке обсуждения трагических событий (в Алма-Ате, Сумгаите, Тбилиси, Баку, Вильнюсе) времен собственно перестройки. Так, даже после трагического столкновения ночью 21 августа, унесшего три жизни, в напряженнейшем ожидании штурма оставшийся безымянным командир одного из участков обороны, инструктируя, настоятельно требовал: "Пропускать технику, если она пройдет, уговаривать солдат не применять силу против мирного населения, не оскорблять, не кидать палок, камней. Никаких бутылок с бензином, только гражданское неповиновение и словесные убеждения поддержать законную власть" . Именно после столкновения было принято решение изъять у защитников внешнего кольца обороны все бутылки с зажигательной смесью и холодное оружие. В дни путча листовки с перечнем методов ненасильственной борьбы были вывешены на одной из стен Белого дома активистами центра гуманитарной инициативы "Голубка".

Вечером 20 августа на дальних баррикадах создавались "цепочки матерей" - с тем, чтобы первыми встретить солдат и танки "словами добра". Одну из них координировала историк, председатель Российского общества мира Р.Илюхина, которая всячески пыталась придать сопротивлению принципиально ненасильственный характер хотя бы на том небольшом участке (на Кутузовском проспекте у гостинцы "Украина"), на котором она находилась . Перед последней баррикадой на Калининском проспекте цепочка женщин стояла с плакатом: "Солдаты, не стреляйте в своих матерей"; в случае атаки на них первых должны были бы натолкнуться атакующие. Ночью 21 августа Р.Илюхина написала заявление Российского общества мира "Нет - насилию" .

По прошествии длительного времени после Августа кто-то из бывших гэкачепистов в одном из интервью насмешливо указывал на то, что защитники Белого дома составляли мизерное количество по сравнению с населением Москвы, не говоря уже о Союзе в целом . Если подходить с военной меркой необходимых сил для предстоящей операции или с политической меркой проведения референдума по некоторой проблеме - да, людей в процентном отношении было немного. Несущественно мало для действенной обороны, и может быть лишь достаточно для незначительного препятствования атаке здания Белого дома специалистами. Но есть и другая, гражданская, мерка - в августе 1968 г. на Красную площадь пришло 8 человек выразить свой протест против вторжения армий Варшавского договора в Чехословакию. В августе 1991 г. только записавшихся в отряды обороны Белого дома было с десяток тысяч. А сколько еще никуда не записывались, сколько приходили к Белому дому только для того, чтобы выразить свою солидарность. Вместе с тем, в те дни нигде не было зафиксировано или хотя бы засвидетельствовано ни одного митинга, пикета или публичного жеста в поддержку ГКЧП со стороны рядовых граждан . Эффективность ненасильственных акций во многом определяется массовостью их проведения. Но их символическое значение не менее важно, чем прагматическая действенность.

Факторы провала путча. Помимо отмеченных выше причин поражения ГКЧП, заключавшихся в нем самом, следует указать еще на одно обстоятельство. Путч, во многом спровоцированный конфликтом внутри власти, обострил и другие, более глубокие политические противоречия. С самого начала августовское противостояние приняло "вертикальный" характер, а столкновение политик и политиков трансформировалось в противостояние власти и народа. Упрощенная трактовка августовских событий сводит все к расколу власти, к "разборке" старой и новой номенклатуры и, стало быть, разрешение конфликта - к сговору между ними. Таким образом игнорируется реальное массовое включение неорганизованных, спонтанно действующих индивидов (только становящихся гражданами и организовывавшихся в процессе сопротивления) в макрополитическое событие. Августовский конфликт драматизировался тем, что власть изначально заявила о себе бряцанием оружием и намерением реставрации, народ же утверждался в демонстративном отказе от насилия и требованием свободы и демократии.

Исход путча был во многом предопределен активным сопротивлением ему. В этом сопротивлении отчетливо прослеживаются два вектора: это - (а) верхушечное, властное сопротивление, в котором развивались тенденции, наметившиеся уже в предшествующем противоборстве новых государственно-политических структур России и Союзного центра - сопротивление, в котором, одновременно, обеспечивались позиции для последующих активных шагов в этом противоборстве, и (б) низовое, народное сопротивление, в котором отразились искреннее возмущение людей наглостью и глупостью гэкчепистов, нежелание вновь оказаться заложником тоталитарного государства, стремление к нормальной, свободной и честной жизни. Люди, вставшие в "живое кольцо", не представляли, случись в первый день путча атака, серьезного препятствия для атакующих, но проявленная решимость гражданского сопротивления сама по себе стоила многого. Это именно два вектора, временами совпадавшие, а в конечном счете, конечно же, распавшиеся. Совпадение определялось сопротивлением путчу; - распадение определилось различием доминирующих мотивов, реализовавшихся в ходе сопротивления. Соответственно, когда путч был подавлен, низы ринулись низвергать символы коммунистического режима, верхи же принялись за обустройство и расширение собственной власти. Последнее проходило под знаком свержения всевластия КПСС и утверждения демократии. И как таковой этот процесс прошел достаточно гладко, без новых столкновений и протестов. Но это не значит, что и внутренне безболезненно, в правовом отношении безукоризненно. В тенденции к декабрьским решениям в Беловежской Пуще это было утверждением российских органов власти не только как суверенных, но и как приоритетных.

Три дня августовского путча речь шла о восстановлении свергнутого ГКЧП порядка, но в результате победы над ГКЧП в СССР произошло изменение расклада политических сил в пользу новых российской и других республиканских элит, чем они и не преминули воспользоваться. Как в окуджавской песенке, "пряников сладких всегда не хватает для всех", так и плодами той победы, достигнутой в ходе отчаянного противостояния, сумели воспользоваться немногие. Народное сопротивление путчу придало победе ореол ненасилия, демократизма, торжества духовности, сердечной искренности. Режим, установленный в России в результате победы над ГКЧП, не выдерживает по этому счету критики. Но если судить об августовских событиях ретроспективно - лишь имея в виду характер происшедших социально-политических перемен, то есть опасность утратить вовсе тот исключительный социальный и духовный опыт, который дало тысячам людей то единение в борьбе.

Сопротивление путчу явилось важным нравственным событием - по крайней мере в жизни тех людей, которые включились в него. В те дни политика стала делом простых людей. Она не просто выплеснулась на улицы. Она индивидуализировалась (и для высших руководителей). Десятилетиями люди приучались к мысли: "от меня ничего не зависит". Родившееся в те тревожные дни и ночи у Белого дома чувство приобщенности, сопричастности происходящему позволило многим понять, что и от них что-то зависит. И в этом плане слова одного из участников обороны Белого дома: "Эти три дня прекрасны" , - в полной мере раскрывают эмоциональное и духовное состояние людей, прошедших через нелегкий опыт Августа 1991 г.

Примечания

1 Очерк написан главным образом на материале воспоминаний самих участников сопротивления (в первую очередь опубликованных в почти "самиздатовском" сборнике "Живое кольцо" (М., 1992), а переизданных год спустя: В августе 91-го: Россия глазами очевидцев / Сост. В.Маслюков, К.Труевцев. М.: СПб: Лимбус-Пресс, 1993), газетных и журнальных публикаций (в первую очередь августа-октября 1991 г.) личных наблюдений автором некоторых событий тех дней.

2 Впрочем, уже 18 августа КГБ привело в боевую готовность спецподразделение (N 35690), которое было размещено ранним утром 19 августа в Доме культуры им. Дзержинского и было готово при необходимости взять под контроль здание Верховного Совета России (См. Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор: Версия следствия. М.: Изд-во "Огонек", ОГИЗ, 1992. С. 124).

3 См. Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор: Версия следствия. С. 102. См. также (?) Рабочая трибуна, 1994, 20 августа.

4 Строго говоря, "демократическим" было принято называть это движение, которое по существу радикально выступало против существовавшего советского режима. Позитивная идейная программа этого оппозиционного движения была расплывчата, а его реальный политический спектр - достаточно широк; что не преминуло обнаружить себя вскоре после прихода лидеров этого движения к власти.

5 Известно о существовании списка примерно 70 человек, подлежащих аресту в первые же дни путча. Для содержания арестованных была подготовлена казарма в воинской части воздушно-десантных войск в поселке Медвежьи озера недалеко от Москвы (См. Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор: Версия следствия. С. 110).

6 Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор: Версия следствия. С. 172.

7 Об этом свидетельствует и реакция Лукьянова на просьбу Л.Кравченко 20 августа выступить на ТВ. Свой отказ он мотивировал не только тем, что нет времени, но и тем - и это весьма показательно, - что "к этой истории никакого отношения не имеет" (См. Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор: Версия следствия. С. 160).

8 В другом месте случайной жертвой военных стал чешский фотокорреспондент, получивший ранение в голову. На следующий день он вылетел в Прагу, и этот факт прошел незамеченным

9 Некоторые наблюдатели указывали на то, что уже ночью, после трагического столкновения, из Москвы стали выводится части Таманской и Кантемировской дивизий. По-видимому, это не вполне соответствует действительному положению дел. Эти части выводились, но к Москве одновременно направлялись новые колонные бронетехники и автомашин с солдатами. Так что, очевидно, производилась смена состава. Вопрос о выводе войск самими членами ГКЧП ночью еще не ставился.

10 Заявление это было, конечно, лицемерным. Секретной шифротелеграммой N36/III, разосланной Секретариатом ЦК КПСС утром 19 августа, первым секретарям ЦК компартий союзных республик, рескомов, крайкомов, обкомов партии предписывалось принять меры по участию коммунистов в содействии ГКЧП. Предполагалось проведение пленума ЦК КПСС. (См. Лужков Ю.М. 72 часа агонии. Август 1991-го. Начало и конец коммунистического путча в России. М.: Магистериум, 1991. С. 3). На экстренное совещание собрал хозяйственников Москвы первый секретарь Московского горкома КПСС; на многих крупных предприятиях прошли "производственные" совещания, инициированные партийными органами и призванные поддержать ГКЧП.

11 Лужков Ю.М. 72 часа агонии. Август 1991-го. Начало и конец коммунистического путча в России. С. 17.

12 Характерно, что председатель РСТБ К.Н.Боровой узнал о происшедшем в 4 утра от начальника соответствующей службы биржы.

13 Следует отметить, что в целом показатели деловой активности в стране 19-21 августа существенно не изменились.

14 В. Щекочихин // В августе 91-го. С. 102. [Здесь и далее (в нарушение принятого порядка библиографического описания) не выделенная курсивом при ссылке или цитировании фамилия обозначает автора воспоминаний (высказывания, оценки) далее через две косые черты указывается издание]

15 Duffy M. Let's Stay in Touch // Time, 1991, September 2. P. 36.

16 Н.Медянцев // В августе 91-го. С. 81.

17 В августе 91-го. С. 90.

18 В августе 91-го. С. 19.

19 Офицер КГБ, приставленный к Лазуткину, не стал вмешиваться в содержание программы "Время", хотя вроде бы хорошо понимал, что было подготовлено к показу.

20 Вместе с тем, телевидение, конечно, оставалось государевым. Показывая людей, собирающихся вокруг Белого дома и воздвигавших баррикады, "Время" назвала их "экстремистами". На следующий день в официальных сообщениях люди вокруг Белого дома были представлены как возбужденные алкоголем и наркотическими средствами. То, что сами телевизионные дикторы пытались представить как сдержанность тона или даже выражаемое интонацией голоса внутренее осужение происходящего, многими телезрителями воспринималось как жесткость и суровость, выражавшие существо политики ГКЧП. (После поражения путчистов все дикторы были надолго отстранены от работы в эфире, и у самой программы новостей сменили название и стиль).

21 В.Белов // В августе 91-го. С. 84.

22 С.Засухин // Григорьев С.М. Истина момента. М.: Республика, 1992. С. 181.

23 Экстренный выпуск "Московских новостей" от 21 августа был опечатан в Таллинне.

24 В.Заплатин // В августе 91-го. С. 46.

25 Мороз О. Бунт в стане ВПК // Литературная газета, 1991, 1 января. С. 10.

26 Один из танкистов из колонны танков, первой подошедшей к Белому дому, утверждал, что им было сказано, что они идут на подготовку к празднику. Другим были даны задания охраны объектов в связи с готовящимся подписанием Союзного договора. Даже подразделению "Альфа" вначале было приказано обеспечетиь дополнительную охрану Президенту РСФСР и даставить его для подписания Союзного договора (смысл в таком камуфляже пропал после официального объявления о создании ГКЧП).

27 По свидетельству очевидца, у командира одного из танковых подразделений Таманской дивизии в районе Киевского вокзала не было карты, и он пытался найти план города в киосках печати (Н.Матюшкин // В августе 91-го. С. 53). (Три с половиной года спустя российские танкисты будут входить с боями в Грозный с картами 1953 г. выпуска...).

28 Это тем более важно отметить, что ситуация с продовольствием летом 1991 г. уже была очень плохая.

29 В.Лукашин // В августе 91-го. С. 133.

30 Мральный дух солдат падал на глазах не только под влиянием пропаганды граждан; их пребывание в столице практически не было обеспечено в бытовом отношении: питание, как это водится, задерживалось, не были организованы туалеты (пребывание такого количества войск в столице могло иметь крайне отрицательные последствия санитарного характера, и в ГКЧП это понимали).

31 Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор: Версия следствия. С. 175. Генерал-майор Грачев получил известность в январе 1991 г., после сделанного в Литве заявления, что подчиненные ему ВДВ не должны участвовать в политических процессах в Прибалтике. Впрочем, 3 октября 1993 г. его позиция оказалась иной...

32 А.Цыганюк // В августе 91-го. С. 108. По свидетельству командира взвода бригады специального назначения КГБ капитана О.Невзорова, около 80% личного состава его роты были готовы выйти на защиту Белого дома (См. Григорьев С.М. Истина момента. С. 26). По некоторым оценкам, более 50% управлений и комитетов КГБ так или иначе противодействовали ГКЧП или по крайней мере не поддержала его (С.В.Степашин // Григорьев С.М. Истина момента. С. 123)

33 Б.Немцов // Григорьев С.М. Истина момента. С. 195.

34 А.Маркелов // В августе 91-го. С. 83.

35 Л.Емельянов // В августе 91-го. С. 163.

36 В.Шеметюк // В августе 91-го. С. 85.

37 В августе 91-го. С. 89. К сожалению, автор не располагает данными о требованиях, которые выдвигали бастующие, и обстоятельствах начала забастовок. Можно допустить, что в ряде случаев трудовые коллективы уже находились в предзабастовочном состоянии, и путч сыграл лишь роль катализатора для их объявления и придания им политического значения.

38 В августе 91-го. С. 211.

39 В августе 91-го. С. 23, 24. На это же указывает Н.Проселков, председатель радикального демократического движения, арестованный 19 августа (Россия, 1991, N 34. С.1).

40 Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор: Версия следствия. С. 174.

41 Там же. С. 175.

42 Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор: Версия следствия. С. 169-170. Офицеры КГБ предупредили и г.Попова и Ю.Лужковы о готовящемся в ночь с 20 на 21 августа аресте (Лужков Ю.М. 72 часа агонии. Август 1991-го. Начало и конец коммунистического путча в России. С. 40).

43 См. С.Филатов // Григорьев С.М. Истина момента. С. 50.

44 Некоторые представители иностранных фирм, проживавшие на Кутузовском проспекте выставили свои машины на середину проезжей части, как бы перекрывая ее, но в действительности лишь демонстрируя свое отношение к путчу. Также сотрудники американского посольства перекрыли личными и служебными автомобилями прилегающие к посольству улицы и переулки с целью воспрепятствовать прохождению бронетехники.

45 См. В августе 91-го. С. 52, 53.

46 Около 10 вечера к Белому дому подошла колонна бронетехники ВДВ, под командованием А.Лебедя с тем, чтобы взять здание Верховного совета РСФСР "под охрану". Хотя БМД встали в ряд на площади за Белым домом, многими пришедшая колонна была воспринята как перешедшая на сторону защитников Белого дома, тем более, что сам Лебедь был проведен в Белый дом. (Само по себе такое впечатление тоже было важно для поднятия морального духа ополченцев. Однако утром 20 августа, когда на заседании ГКЧП было принято решение о штурме, эта колонна покинула расположение Белого дома, что продемонстрировало еще раз, что "взять под охрану" это не то же самое, что встать на зищиту).

47 Спонтанность организации и не всегда достаточная координация действий различных структур Верховного Совета привели к тому, что в Белом доме действовало фактически несколько штабов - при Ельцине, при Руцком, при Хасбулатове, при Бурбулисе; что, разумеется, не способствовало повышению эффективности сопротивления.

48 К.Кобец // В августе 91-го. С. 104-106.