Сказали мне, что хорошо бы у моего сайта развить функцию апологетики христианской демократии или демократического христианства. Я-то вижу своей первой целью проповедь Христа, а уже внутри этого и про свободу. Но ведь за 45 лет с моего обращения много изменилось.
Вокруг куча верующих, а главное, водораздел стал проходить не между верующими и неверующими, а между внутренне свободными и внутренне несвободными. Внешне-то мы все несвободные — ну, кроме эмигрировавших. Но эмигранты — отрезанный ломоть.
Даже русская эмиграция 1920-х годов — миллионы человек, и среди множество великолепно образованных! — ничего не породила. Бердяев — да, написал свои лучшие книги, но он бы их и без эмиграции написал бы. И эмиграция его в целом ненавидела за эти книги.
Христос важнее свободы? Знаете, а пожалуй — нет. Я же и к Богу пришёл в поисках свободы. Не своей — внутренне я был свободен, я искал подтверждения свободы вовне, подтверждения того, что я не сошёл с ума, считая, что нахожусь в сумасшедшем доме. А я был и остаюсь именно в сумасшедшем доме.
Что такое сумасшедший дом... Ну вот простой пример. Человек называет себя внутренне свободным, но считает «Пламенеющую готику» недопустимой. Он считает себя, видимо, умеренным либералом. Неумеренный либерал это я — я считаю недопустимым считать что-то недопустимым. «Недопустимо» — значит, запретить. А запрещать — нельзя. Надо защищать право на что угодно. И на аборт, и на матерщину. А вот права запрещать — такого нет.
Я очень устал от либералов, которые ничем, кроме ярлыка «либерал» не отличаются от нелибералов. Либералы, которые против всеобщего избирательного права...
Бог меня поставил в странное положение — я в сумасшедшем доме, но меня не трогают санитары. А если бы не поставил? Если бы я работал в архиве и знал, что меня вышибут сразу, если что? Ну, во-первых, я же работал в архиве и меня оттуда вышибли, хотя я к этому вовсе не стремился. Во-вторых...
Я не проповедую исход. Я даже резко против исхода. Против камингаута. Как отец Александр Мень был против того, чтобы я выходил из комсомола. «Каждый оставайся в том звании, в котором призван» — апостол Павел, 1 Кор 7:20. Я же в архиве писал антисоветчину в стол, не в стенгазету. Разговоры в курилке, не на профсоюзном или комсомольской собрании, где мы все благополучно лицемерили. Мне кажется, это было нормально. Зато мы внутри исповедовали свободу. Держались в стороне от мерзавцев. Были, к примеру, архиереи, которые внешне были с мерзавцами и ничем себя не выдавали, тайком, скажем, давали деньги отцу Глебу Якунину или Борису Саввичу Бакулину на его задорный «Богословский словарь» (Лемешевский давал).
А теперь... Человека никто за язык не тянет, но он рассказывает, что думает Кураев по такому-то вопросу. Ему это важно. Всё — для меня этот человек — чужой. Не свободный внутренне. Вы уж простите! Я могу с этим человек общаться, в радиопрограмме — ну, на радио я и Кураева периодически зову, а он периодически же отказывается. Радио-то — «Свобода» — оно место для свободных дискуссий всех со всеми. Как историк я писал и буду писать об очень малоприятных людях. Но — отчуждённо. А тут — нет отчуждения, и это очень грустно. У нас было отчуждение от Суслова, а теперь — нет отчуждения от тех, на кого раздробился Суслов, из которых Кураев, Быков, Павловский только малая часть.
Вот у католиков, говорят, был принцип (а может, и есть) — то есть, он точно был — священник старообрядческий, скажем, исповедовал тайком Папу главой Церкви и ему говорят: а ты служи по-прежнему, ты будешь крипто-католик, а про себя, мысленно, на службе Папу поминай.
В принципе я не против такого сценария. Но я о другом: скрывать свои убеждения — не стыдно, это моя беда, а не моя вина, это вина диктатуры. Стыдно и плохо, если в моих убеждениях есть место интересу к антисемиту и верному рабу ЧК. Или отрицанию всеобщего избирательного права — и тайного, кстати. Оно ведь почему тайное? А вот чтобы тайно человек мог быть свободным. Хотя бы тайно! Так и этого нет. Он и тайно — за цензуру, за законы, которые будут ограничивать зло. А значит — фьюить... Кто угодно, но внутренне — несвободен. Или даже мягче — ну, будь, но молчи. Не высказывай своего интереса к Кураеву. Читай его тайком, как «Плейбой». Застукают — говори, «изучаю врага»... Так ведь нет — прямо как назло, демонстрируют, что он — в ареале допустимого, приемлемого...
То есть... С одной стороны, не выпендриваться, не совершать демократический каминг-аут, прикинуться ветошью и не отсвечивать. С другой стороны, внутри, между собою — именно потому, что к полицейскому и закону считаешь стыдным прибегать — быть последовательнее, знать разницу между порядочным и непорядочным и т.п. Одно дело — идейные споры, другое дело — небрезгливость, неразборчивость. Быть разборчивыми — это очень многого я прошу? Слишком многого? Ну там, типа пиши ты для «Портала-кредо», но понимай, что этот портал нимало не за христианскую демократию, что это довольно крайняя правая...
Кстати, сказанное об эмиграции относится и к «зарубежному» православию. Казалось бы, греки там, или всякие православные в Западной Европе или США — источник надежды? Да нет. Безо всякого Кремля и помимо Кремля пропитаны национализмом, ханжеством, обрядоверием, и либерализм если и есть, то какой-то... ну не знаю — резиновый? имитационный? То есть, для меня в этом либерализме места нет, а для Чапнина, Кураева, Алфеева — есть. А если и нет, то всё равно — пишут доклады, ездят по красивым местам, конференции-монференции, кофе в кафе... Что-то вполне сытое и самодостаточное... Ну, так и мне это всё малоинтересно. Ну, может, когда в России будет свобода, тоже свободолюбие выльется в такое буржуазное шлёндранье... не знаю, какое ещё слово подобрать...
Это я к тому, что, наверное, хорошо бы что-то сделать, что было бы ареалом, где недопустимое — недопустимо, где свобода — свободная...
Буду думать. Делать одному, быть маяком — как-то и странно, и сил не очень. Сколачивать команду — ну, это я совсем не умею... Буду ждать у Бога погоды...
Проблема, наверное, в том, что несвободными я считаю не только тех, кто проповедует несвободу, но и тех, кто спокойно обходится без свободы. Спокойно! Ну вот весь кластер филантропов, религиозных и нет. Так у тех хотя бы отмазка — они «вне свободы», потому что «людей надо спасать». Они хотя бы оправдываются. А сколько и не оправдываются, но считают себя не несвободными... Да, вот эта пропасть между «я не несвободный» и «я свободный». И вторая пропасть — между «я свободный» и «я за свободу».