Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы: История ХХ века.
К оглавлению
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА
Гитлер планировал покинуть Берлин и направиться в Оберзальцберг 20 апреля, в день, когда ему исполнялось 56 лет, чтобы оттуда, из легендарной горной твердыни Фридриха Барбароссы, руководить последней битвой третьего рейха. Большинство министерств уже переехали на юг, переправив туда в переполненных грузовиках государственные документы и охваченных паникой чиновников, отчаянно стремившихся вырваться из обреченного Берлина. Десятью днями ранее Гитлер отправил в Берхтесгаден большую часть домашней прислуги, чтобы она могла подготовить к его приезду расположенную в горах виллу Бергхоф.
Однако судьба распорядилась иначе и он уже больше не увидел своего излюбленного пристанища в Альпах. Конец приближался гораздо быстрее, чем рассчитывал фюрер. Американцы и русские стремительно продвигались к месту встречи на Эльбе. Англичане стояли у ворот Гамбурга и Бремена, угрожая отрезать Германию от оккупированной Дании. В Италии пала Болонья, и союзные войска под командованием Александера вступили в долину реки По. Овладев 13 апреля Веной, русские продолжали продвигаться вверх по Дунаю, а навстречу им вниз по реке шла американская 3-я армия. Они встретились в Линце, родном городе Гитлера. Нюрнберг, на площадях и стадионах которого на протяжении всей войны проходили демонстрации и митинги, что должно было означать превращение этого древнего города в столицу нацизма, теперь был осажден, а части американской 7-й армии обошли его и двинулись на Мюнхен - родину нацистского движения. В Берлине уже слышался гром русской тяжелой артиллерии.
"В течение недели, - отмечал в своем дневнике за 23 апреля граф Шверин фон Крозиг, легкомысленный министр финансов, стремглав бежавший из Берлина на север при первом же сообщении о приближении большевиков, - не произошло никаких событий, лишь нескончаемым потоком прибывали посланцы Иова {По библейским сказаниям, вестники беды. - Прим. ред. }. Судя по всему, нашему народу уготована страшная судьба".
В последний раз Гитлер выехал из своей ставки в Растенбурге еще 20 ноября, поскольку приближались русские, и с тех пор до 10 декабря пребывал в Берлине, который почти не видел с начала войны на Востоке. Затем он направился в свою западную ставку в Цигенберге, расположенную близ Бад-Наухайма, чтобы руководить колоссальной авантюрой в Арденнах. После ее провала он вернулся 16 января в Берлин, где и оставался до конца. Отсюда он руководил своими разваливавшимися армиями. Его ставка размещалась в бункере, расположенном на глубине 15 метров под имперской канцелярией, огромные мраморные залы которой превратились в руины в результате воздушных налетов союзников.
Физически он заметно деградировал. Молодой армейский капитан, впервые увидевший фюрера в феврале, позднее так описывал его внешность:
"Голова у него слегка тряслась. Его левая рука висела плетью, а кисть дрожала. Глаза сверкали непередаваемым лихорадочным блеском, вызывая страх и какое-то странное оцепенение. Его лицо и мешки под глазами создавали впечатление полного истощения. Все движения выдавали в нем дряхлого старика".
С момента покушения на его жизнь 20 июля он перестал кому-либо доверятьcя даже старым соратникам по партии. "Мне лгут со всех сторон", - возмущенно говорил он в марте одной из своих секретарш.
"Я ни на кого не могу положиться. Меня кругом предают. От всего этого меня просто тошнит... Если со мной что-нибудь случится, Германия останется без вождя. У меня нет преемника. Гесс - сумасшедший, Геринг несимпатичен народу, Гиммлера отвергнет партия, кроме того, он совсем неартистичен. Поломайте себе голову и скажите, кто может стать моим преемником".
Казалось, на данном историческом отрезке времени вопрос о преемнике чисто отвлеченный, однако это было не так, да иначе и быть не могло в безумной стране нацизма. Не только фюрер мучился этим вопросом, но и, как мы вскоре убедимся, ведущие кандидаты в его преемники.
Хотя физически Гитлер был уже полной развалиной и стоял перед лицом надвигающейся катастрофы, по мере того как русские продвигались к Берлину, а союзники опустошали рейх, он и его наиболее фанатичные приспешники, прежде всего Геббельс, упрямо верили, что в последний момент их спасет чудо.
Однажды, чудесным вечером в начале апреля, Геббельс читал Гитлеру вслух его любимую книгу "История Фридриха II" Карлейля. В главе рассказывалось о мрачных днях Семилетней войны, когда великий король почувствовал приближение гибели и сказал своим министрам, что если до 15 февраля в его судьбе не произойдет поворота к лучшему, то он сдастся и примет яд. Этот исторический эпизод, безусловно, вызывал ассоциации, а Геббельс, естественно, читал это место с особым, присущим ему драматизмом...
"Наш храбрый король! - продолжал чтение Геббельс. - Подожди еще немного, и дни твоих страданий останутся позади. Солнце твоей счастливой судьбы уже появилось на небе и скоро взойдет над тобой". Умерла царица Елизавета, и для Бранденбургской династии свершилось чудо".
Геббельс рассказывал Крозигу, из дневника которого мы узнали об этой трогательной сцене, что глаза фюрера наполнились слезами. Получив такую моральную поддержку, да еще из английского источника, они потребовали принести им два гороскопа, хранившиеся в материалах одного из многочисленных "научно-исследовательских" отделов Гиммлера. Один гороскоп был составлен для фюрера 30 января 1933 года, в день его прихода к власти, другой - был составлен известным астрологом 9 ноября 1918 года, в день рождения Веймарской республики. Геббельс сообщил позднее Крозигу результат повторного изучения этих удивительных документов.
"Был обнаружен поразительный факт - оба гороскопа предсказали начало войны в 1939 году и победы до 1941 года, а также последующую серию поражений, при этом наиболее тяжкие удары должны были обрушиться в первые месяцы 1945 года, особенно в первой половине апреля. Во второй половине апреля нас ожидает временный успех. Затем воцарится затишье до августа и тогда же наступит мир. В течение последующих трех лет Германии предстоит пережить тяжелые времена, но с 1948 года она вновь начнет возрождаться".
Ободренный Карлейлем и поразительными предсказаниями звезд, Геббельс обратился 6 апреля с призывом к отступающим войскам:
"Фюрер заявил, что уже в этом году должна наступить перемена в судьбе... Истинная сущность гения - это предвидение и твердая уверенность в предстоящих переменах. Фюрер знает точный час их наступления. Судьба послала нам этого человека, чтобы мы в час великих внутренних и внешних потрясений стали свидетелями чуда... "
Едва минула неделя, как в ночь на 12 апреля Геббельс убедил себя, что час чуда настал. В этот день пришли новые недобрые вести. Американцы появились на автостраде Дессау - Берлин, и верховное командование поспешно отдало приказ об уничтожении двух последних пороховых заводов, расположенных поблизости от нее. Отныне немецким солдатам придется обходиться боеприпасами, которые имелись у них в наличии. Весь день Геббельс провел при штабе генерала Буссе в Кюстрине на одерском направлении. Как рассказывал Геббельс Крозигу, генерал заверил его, что прорыв русских невозможен, что он "будет держаться здесь, пока не получит от англичан пинка в зад".
"Вечером они сидели вместе с генералом в штабе, и он, Геббельс, развивал свой тезис, что согласно исторической логике и справедливости ход событий должен измениться, как это чудесным образом произошло в Семилетней войне с Бранденбургской династией.
"А какая царица умрет на этот раз? " - спросил генерал. Геббельс не знал. "Но судьба, - ответил он, - располагает многими возможностями".
Когда поздно вечером министр пропаганды возвратился в Берлин, центр столицы полыхал в огне после очередного налета английской авиации. Пожаром были охвачены уцелевшая часть здания канцелярии и отель "Адлон" на Вильгельмштрассе. У входа в министерство пропаганды Геббельса приветствовал секретарь, сообщивший ему срочную новость: "Рузвельт умер". Лицо министра засветилось в отблесках пожара, охватившего здание канцелярии на противоположной стороне Вильгельмштрассе, и это увидели все. "Принесите лучшего шампанского, - воскликнул Геббельс, - и соедините меня с фюрером". Гитлер пережидал бомбежку в подземном бункере. Он подошел к телефону.
"Мой фюрер! - воскликнул Геббельс. - Я поздравляю вас! Рузвельт умер! Звезды предрекли, что вторая половина апреля станет для нас поворотным моментом. Сегодня пятница, 13 апреля. (Было уже за полночь. ) Это и есть поворотный момент! " Реакция Гитлера на эту новость в документах не зафиксирована, хотя ее нетрудно представить, учитывая воодушевление, которое он черпал у Карлейля и в гороскопах. Свидетельства же реакции Геббельса сохранились. По словам его секретаря, "он впал в экстаз". Его чувства разделял и известный нам граф Шверин фон Крозиг. Когда статс-секретарь Геббельса сообщил ему по телефону, что Рузвельт умер, Крозиг, если верить записи в его дневнике, воскликнул:
"Это снизошел ангел истории! Мы ощущаем трепет его крыльев вокруг нас. Разве это не есть дар судьбы, которого мы ждали с таким нетерпением? ! "
На следующее утро Крозиг позвонил Геббельсу, передал ему свои поздравления, о чем он с гордостью записал в дневнике, и, очевидно, не считая это достаточным, направил письмо, в котором приветствовал смерть Рузвельта. "Божий суд... Божий дар... " - так писал он в письме. Министры правительства вроде Крозига и Геббельса, получившие образование в старейших университетах Европы и долго находившиеся у власти, хватались за предсказания звезд и бурно радовались смерти американского президента, считая ее верным признаком того, что теперь, в последнюю минуту, всевышний спасет третий рейх от неизбежной катастрофы. И в этой атмосфере сумасшедшего дома, каким представлялась охваченная пламенем пожаров столица, разыгрывался последний акт трагедии вплоть до того момента, когда должен был упасть занавес.
Ева Браун приехала в Берлин, чтобы присоединиться к Гитлеру, 15 апреля. Лишь очень немногие немцы знали о ее существовании и мало кто - о ее отношениях с Гитлером. Более двенадцати лет она была его любовницей. Теперь, в апреле, она приехала, как утверждает Тревор-Роупер, на свою свадьбу и церемониальную смерть.
Ее роль в последней главе этой повести довольно любопытна, но как личность она не представляет особого интереса. Она не была ни маркизой Помпадур, ни Лолой Монтес {"Историков Ева Браун явно разочарует", - сказал Шпеер Тревор-Роуперу, а историк добавил: "И любителей истории тоже" (Тревор-Роупер. Последние дни Гитлера, с. 92). - Прим. авт. }.
Дочь небогатых баварских бюргеров, которые поначалу решительно возражали против ее связи с Гитлером, хотя тот и был диктатором, она служила в мюнхенской фотографии Генриха Гофмана, который и познакомил ее с фюрером. Это произошло спустя год или два после самоубийства Гели Раубал, племянницы Гитлера, к которой, единственной в своей жизни, он, очевидно, питал страстную любовь. Еву Браун ее любовник тоже доводил до отчаяния, правда по иной причине, чем Гели Раубал. Ева Браун, хотя ей и отвели просторные апартаменты на альпийской вилле Гитлера, плохо переносила длительную разлуку с ним и в первые годы их дружбы дважды пыталась покончить с собой. Но постепенно она смирилась со своей непонятной ролью - не жена, не любовница.
Последнее важное решение Гитлера
День рождения Гитлера, 20 апреля, прошел достаточно спокойно, хотя генерал Карл Коллер, начальник штаба ВВС, присутствовавший на праздновании в бункере, отметил его в своем дневнике как день новых катастроф на быстро разваливавшихся фронтах. В бункере находились нацисты старой гвардии - Геринг, Геббельс, Гиммлер, Риббентроп и Борман, а также уцелевшие военачальники - Дениц, Кейтель, Йодль и Кребс - и новый начальник генерального штаба сухопутных войск. Он поздравил фюрера с днем рождения.
Верховный главнокомандующий не был, как обычно, мрачен, несмотря на сложившуюся обстановку. Он все еще верил, как он заявил за три дня до этого своим генералам, что на подступах к Берлину русские потерпят самое жестокое поражение из всех, какие они терпели до сих пор. Однако генералы были не столь глупы и на военном совещании, состоявшемся после праздничной церемонии, стали убеждать Гитлера покинуть Берлин и двинуться на юг. "Через день или два, - объясняли они, - русские перережут последний на этом направлении коридор для отхода". Гитлер колебался. Он не сказал ни да, ни нет. Очевидно, он никак не мог осознать тот устрашающий факт, что столица третьего рейха вот-вот будет захвачена русскими, армии которых, как он уверял много лет назад, "полностью уничтожены". В качестве уступки генералам он согласился сформировать два отдельных командования на случай, если американцы и русские соединятся на Эльбе. Тогда адмирал Дениц возглавит северное командование, а Кессельринг - южное. В пригодности кандидатуры последнего на этот пост фюрер не был вполне уверен.
В этот вечер началось массовое бегство из Берлина. Два самых доверенных лица и испытанных сподвижника - Гиммлер и Геринг оказались в числе покидавших столицу. Геринг уходил с колонной автомобилей и грузовиков, доверху набитых трофеями и имуществом из его сказочно богатого поместья Каринхалле. Каждый из этих нацистов старой гвардии покидал Берлин в уверенности, что любимого фюрера скоро не станет и именно он придет ему на смену.
Им не довелось увидеть его снова, как, впрочем, и Риббентропу, который в тот же день, поздно вечером, поспешил в места более безопасные.
Но Гитлер все еще не сдавался. На другой день после своего рождения он приказал генералу войск СС Феликсу Штейнеру нанести контрудар по русским в районе южнее пригорода Берлина. Предполагалось бросить в бой всех солдат, каких только можно обнаружить в Берлине и его окрестностях, в том числе и из наземных служб люфтваффе.
"Каждый командир, который уклонится от выполнения приказа и не бросит в бой свои войска, - кричал Гитлер на генерала Кол-лера, оставшегося за командующего ВВС, - поплатится жизнью в течение пяти часов. Вы лично головой отвечаете за то, чтобы все до последнего солдата были брошены в бой".
Весь этот день и большую часть следующего Гитлер нетерпеливо ждал результатов контрудара Штейнера. Но не было предпринято даже попытки, чтобы провести его, поскольку существовал он лишь в воспаленном мозгу отчаявшегося диктатора. Когда же до него наконец дошел смысл происходящего, разразилась буря.
22 апреля обозначился последний поворот на пути Гитлера к краху. С раннего утра до 3 часов пополудни, как и предыдущий день, он сидел на телефоне и пытался выяснить на различных КП, как развивается контрудар Штейиера. Никто ничего не знал. Ни самолеты генерала Коллера, ни командиры наземных частей обнаружить его не сумели, хотя предположительно он должен был наноситься в двух-трех километрах к югу от столицы. Даже Штейнера, хотя он-то существовал, невозможно было обнаружить, не говоря о его армии.
Буря разразилась на дневном совещании, состоявшемся в 3 часа в бункере Разозленный Гитлер потребовал доклада о действиях Штейнера. Но ни у Кейтеля, ни у Йодля, ни у кого другого сведений на этот счет не было. У генералов имелись новости совсем иного свойства. Отвод войск с позиций севернее Берлина для поддержки Штейнера настолько ослабил там фронт, что это привело к прорыву русских, танки которых пересекли черту города.
Для верховного главнокомандующего это оказалось слишком. Все оставшиеся в живых свидетельствуют, что он полностью потерял контроль над собой. Так он еще никогда не бесновался. "Это конец, - пронзительно завизжал он. - Все меня покинули. Кругом измена, ложь, продажность, трусость. Все, кончено. Прекрасно. Я остаюсь в Берлине. Я лично возьму на себя руководство обороной столицы третьего рейха. Остальные могут убираться куда хотят. Здесь я и встречу свой конец".
Присутствовавшие запротестовали. Они говорили, что еще есть надежда, если фюрер отступит на юг. В Чехословакии сосредоточены группа армий фельдмаршала Фердинанда Шернера и значительные силы Кессельринга. Дениц, который выехал на северо-запад принять командование войсками, и Гиммлер, который, как мы убедимся, по-прежнему вел собственную игру, звонили фюреру, убеждая его покинуть Берлин. Даже Риббентроп связался с ним по телефону и сообщил, что готов организовать "дипломатический переворот", который все спасет. Но Гитлер уже никому из них не верил, даже "второму Бисмарку", как однажды в минуту расположения он, не подумав, назвал своего министра иностранных дел. Он сказал, что принял наконец решение. И, чтобы показать, что это решение бесповоротно, он вызвал секретаря и в их присутствии продиктовал заявление, которое следовало немедленно зачитать по радио. В нем говорилось, что фюрер остается в Берлине и будет оборонять его до конца.
Затем Гитлер послал за Геббельсом и пригласил его с женой и шестью детьми переехать в бункер из своего сильно пострадавшего от бомбежек дома, расположенного на Вильгельмштрассе. Он был уверен, что по крайней мере этот фанатичный приверженец останется при нем вместе с семьей до конца. Потом Гитлер занялся своими бумагами, отобрав те, которые, на его взгляд, следовало уничтожить, и передал одному из своих адъютантов - Юлиусу Шаубу, который вынес их в сад и сжег.
Наконец, вечером он вызвал к себе Кейтеля и Йодля и приказал им двинуться на юг и взять на себя непосредственное руководство оставшимися войсками. Оба генерала, находившиеся рядом с Гитлером всю войну, оставили довольно красочное описание последнего расставания с верховным главнокомандующим. Кейтель, который ни разу не ослушался приказа фюрера, даже когда тот повелевал совершать самые подлые военные преступления, промолчал. В отличие от него Йодль, лакействовавший в меньшей степени, ответил. В глазах этого солдата, который, несмотря на фанатичную преданность и верную службу фюреру, еще хранил верность военным традициям, верховный главнокомандующий бросал свои войска, перекладывая в момент катастрофы ответственность на них.
"Вы не сможете руководить отсюда, - сказал Йодль. - Если рядом с вами не будет штаба, как вы сможете вообще чем-либо управлять? "
"Что ж, тогда Геринг там примет руководство на себя", - возразил Гитлер.
Один из присутствовавших заметил, что ни один солдат не будет сражаться за рейхсмаршала, и Гитлер прервал его: "Что вы имеете в виду под словом "сражаться"? Сколько осталось сражаться? Всего ничего". Даже у безумного завоевателя спала наконец пелена с глаз.
Или боги на мгновение ниспослали ему просветление в эти последние дни его жизни, похожие на кошмар наяву.
Вспышки неистовой ярости у фюрера 22 апреля и его решение остаться в Берлине не прошли без последствий. Когда Гиммлер, который находился в Хоэнлихене, северо-западнее Берлина, получил от Германа Фегелейна, своего офицера связи из штаба СС, отчет по телефону, он воскликнул в присутствии подчиненных: "В Берлине все с ума посходили. Что же мне делать? " "Поезжайте прямо в Берлин", - ответил один из главных его помощников Готлиб Бергер, начальник штаба СС. Бергер был одним из тех простодушных немцев, которые искренне верили в национал-социализм. Он и понятия не имел о том, что его досточтимый шеф Гиммлер, подстрекаемый Вальтером Шелленбергом, уже установил контакт со шведским графом Фольке Бернадоттом относительно капитуляции немецких армий на Западе. "Я еду в Берлин, - сказал Бергер Гиммлеру, - и ваш долг состоит в том же".
В тот же вечер Бергер, а не Гиммлер, отправился в Берлин, и поездка его представляет интерес благодаря описанию, оставленному им как очевидцем принятия Гитлером важнейшего решения. Когда Бергер прибыл в Берлин, снаряды русских уже рвались неподалеку от канцелярии. Вид Гитлера, который казался "сломленным, конченым человеком", потряс его. Бергер осмелился выразить восхищение решением Гитлера остаться в Берлине. По его словам, он сказал Гитлеру: "Невозможно покинуть народ после того, как он держался так долго и так верно". И снова эти слова привели фюрера в ярость.
"Все это время, - позднее вспоминал Бергер, - фюрер не произнес ни слова. Затем он вдруг выкрикнул: "Все меня обманули! Никто не сказал мне правды. Вооруженные силы лгали мне". И далее в том же духе все громче и громче. Затем лицо его сделалось фиолетово-багровым. Я подумал, что в любой момент у него может случиться удар".
Бергер был также главой администрации Гиммлера по вопросам военнопленных, и после того, как фюрер успокоился, они обсудили судьбу именитых английских, французских и американских пленных, а также таких немцев, как Гальдер и Шахт, и бывшего австрийского канцлера Шушнига, которых перемещали на юго-восток, чтобы не допустить освобождения их американцами, продвигавшимися в глубь Германии. В эту ночь Бергеру предстояло вылететь в Баварию и заняться их судьбой. Собеседники обсудили, кроме того, сообщения о сепаратистских выступлениях в Австрии и Баварии. Мысль о том, что в его родной Австрии и на его второй родине - Баварии может вспыхнуть мятеж, вновь вызвала у Гитлера конвульсии.
"У него тряслась рука, нога и голова, и он, по словам Бергера, продолжал повторять: "Расстрелять их всех! Расстрелять их всех! "
Означал ли этот приказ расстрелять всех сепаратистов или всех именитых пленных, а может, и тех и других, Бергеру было неясно. И этот недалекий человек, очевидно, решил расстрелять всех подряд.
Попытки Геринга и Гиммлера взять власть в свои руки
Генерал Коллер воздержался от участия в совещании у Гитлера 22 апреля. На нем лежала ответственность за люфтваффе, и, как отмечает он в своем дневнике, он бы не вынес, если бы его оскорбляли целый день. Его офицер связи в бункере генерал Эккард Кристиан позвонил ему в 6. 15 вечера и прерывающимся голосом едва слышно произнес: "Здесь происходят исторические события, решающие для исхода войны". Часа два спустя Кристиан прибыл в штаб ВВС в Вильдпарк-Вердер, расположенный на окраине Берлина, чтобы лично доложить обо всем Коллеру.
"Фюрер сломлен! " - задыхаясь произнес Кристиан, убежденный нацист, женатый на одной из секретарш Гитлера. Разобрать что-либо помимо того, что фюрер решил встретить свой конец в Берлине и сжигает бумаги, было невозможно. Поэтому начальник штаба люфтваффе, несмотря на сильную бомбежку, которую только что начали англичане, срочно вылетел в ставку. Он собирался разыскать Йодля и выяснить, что же произошло в тот день в бункере.
Йодля он нашел в Крампнице, расположенном между Берлином и Потсдамом, где лишившееся фюрера верховное командование организовало временную ставку. Тот поведал своему другу из ВВС всю печальную историю от начала до конца. По секрету он сообщил также то, о чем еще никто не говорил Коллеру и что должно было привести к развязке в ближайшие страшные дни.
"Когда дело доходит до переговоров (о мире), - сказал однажды Кейтелю и Йодлю фюрер, - Геринг больше подходит, чем я. У Геринга это получается намного лучше, он умеет гораздо быстрее поладить с другой стороной". Теперь Йодль повторил это Коллеру. Генерал ВВС понял, что его долг - немедленно лететь к Герингу. Объяснять сложившуюся обстановку в радиограмме было затруднительно, да и опасно, учитывая, что противник прослушивал эфир. Если Герингу, которого Гитлер еще несколько лет назад официально назначил своим преемником, предстоит вступить в переговоры о мире, как предлагает фюрер, следовательно, нельзя терять ни минуты. Йодль с этим согласился. В 3. 20 ночи 23 апреля Коллер поднялся в воздух на истребителе, который сразу взял курс на Мюнхен.
Днем он прибыл в Оберзальцберг и доставил известие рейхсмаршалу. Геринг, который, мягко говоря, давно с нетерпением ждал того дня, когда сменит Гитлера, проявил тем не менее большую осмотрительность, чем можно было ожидать. Он не хотел стать жертвой своего смертельного врага - Бормана. Предосторожность, как оказалось, была вполне оправданной. Он даже вспотел, решая вставшую перед ним дилемму. "Если я начну сейчас действовать, - говорил он своим советникам, - меня могут заклеймить как предателя. Если же я буду бездействовать, меня обвинят в том, что я ничего не предпринял в час испытания".
Геринг послал за Гансом Ламмерсом, статс-секретарем рейхсканцелярии, который находился в Берхтесгадене, чтобы получить у него юридическую консультацию, а также достал из своего сейфа копию декрета фюрера от 29 июня 1941 года. Декрет определял все четко. Он предусматривал, что в случае смерти Гитлера его преемником становится Геринг. В случае временной неспособности Гитлера руководить государством Геринг действует в качестве его заместителя. Все согласились с тем, что, оставшись погибать в Берлине, лишенный в свои последние часы возможности руководить военными и государственными делами, Гитлер неспособен выполнять эти функции, поэтому долг Геринга согласно декрету - взять власть в свои руки.
Тем не менее рейхсмаршал очень тщательно составил текст телеграммы. Он хотел быть твердо уверенным, что власть действительно передается ему.
Мой фюрер!
Ввиду вашего решения оставаться в крепости Берлин, согласны ли Вы, чтобы я немедленно принял на себя общее руководство рейхом при полной свободе действий в стране и за ее пределами в качестве Вашего заместителя в соответствии с Вашим декретом от 29 июня 1941 года? Если до 10 часов вечера сегодня не последует ответа, я буду считать само собой разумеющимся, что Вы утратили свободу действий и что возникли условия вступления в силу Вашего декрета. Я также буду действовать в высших интересах нашей страны и нашего народа. Вы знаете, какие чувства я питаю к Вам в этот тяжкий час моей жизни. У меня нет слов, чтобы выразить это. Да защитит Вас всевышний и направит к нам сюда как можно скорее, несмотря ни на что.
Верный Вам
Герман Геринг.
В этот же вечер за несколько сот миль отсюда Генрих Гиммлер встречался с графом Бернадоттом в шведском консульстве в Любеке на побережье Балтийского моря. "Верный Генрих", как часто приветливо обращался к нему Гитлер, не просил власти в качестве преемника. Он уже взял ее в свои руки.
"Великая жизнь фюрера, - сообщил он шведскому графу, - близится к концу. Через день или два Гитлер умрет". Затем Гиммлер попросил Бернадотта немедленно сообщить генералу Эйзенхауэру о готовности Германии капитулировать на Западе. На Востоке, добавил он, война будет продолжаться до тех пор, пока западные державы сами не откроют фронт против русских. Такова была наивность, или глупость, или то и другое вместе, этого эсэсовского вершителя судеб, который в данный момент, добивался для себя диктаторских полномочий в третьем рейхе. Когда Бернадотт попросил Гиммлера письменно изложить свое предложение сдаться, письмо было спешно составлено. Делалось это при свечах, поскольку налеты английской авиации в этот вечер лишили Любек электрического освещения и вынудили совещавшихся спуститься в подвал. Гиммлер подписал письмо.
Но и Геринг и Гиммлер действовали, как они это быстро поняли, преждевременно. Хотя Гитлер был полностью отрезан от внешнего мира, если не считать ограниченной радиосвязи с армиями и министерствами, поскольку к вечеру 23 апреля русские завершали окружение столицы, он все еще стремился показать, что способен управлять Германией одной лишь силой своего авторитета и подавлять любую измену, даже со стороны особо приближенных последователей, для чего достаточно одного слова, переданного по трескучему радиопередатчику, антенна которого была закреплена на аэростате, висевшем над его бункером.
Альберт Шпеер и одна свидетельница, весьма замечательная дама, чье драматичное появление в последнем акте в Берлине скоро будет обрисовано, оставили описание реакции Гитлера на телеграмму Геринга. Шпеер прилетел в осажденную столицу в ночь на 23 апреля, посадив крохотный самолетик на восточном конце автострады Восток - Запад - широкой улице, проходившей через Тиргартен, - у Бранденбургских ворот, в квартале от канцелярии. Узнав, что Гитлер решил остаться в Берлине до конца, который был уже недалек, Шпеер зашел попрощаться с фюрером и признаться ему, что "конфликт между личной преданностью и общественным долгом", как он это назвал, вынуждает его саботировать тактику "выжженной земли". Он не без основания полагал, что его арестуют "за измену" и, возможно, расстреляют. И все наверняка так бы и случилось, если бы диктатор знал, что два месяца назад Шпеер предпринял попытку убить его и всех остальных, кому удалось избежать бомбы Штауфенберга. К блестящему архитектору и министру вооружений, хотя он всегда гордился своей аполитичностью, наконец-то пришло запоздалое прозрение. Когда он понял, что его обожаемый фюрер намеревается уничтожить немецкий народ посредством декретов о "выжженной земле", он решил убить Гитлера. Его план состоял в том, чтобы подать ядовитый газ в систему вентиляции бункера в Берлине в момент крупного военного совещания. Поскольку на них теперь неизменно присутствовали не только генералы, но и Геринг, Гиммлер и Геббельс, Шпеер надеялся уничтожить все нацистское руководство третьего рейха, а также верховное военное командование. Он раздобыл нужный газ и проверил систему воздушного кондиционирования. Но затем обнаружил, как он рассказывал впоследствии, что воздухозаборник в саду защищен трубой высотой около 4 метров. Эта труба была установлена недавно по личному распоряжению Гитлера во избежание диверсии. Шпеер понял, что подать туда газ невозможно, поскольку этому сразу помешает эсэсовская охрана в саду. Поэтому он оставил свой план, а Гитлеру вновь удалось избежать покушения.
Теперь, вечером 23 апреля, Шпеер признался, что не подчинился приказу и не осуществил бессмысленное уничтожение жизненно важных для Германии объектов. К его удивлению, Гитлер не выказал ни возмущения, ни гнева. Пожалуй, фюрера тронула искренность и отвага его молодого друга - Шпееру только что исполнилось сорок, - к которому он питал давнюю привязанность и которого считал "соратником по искусству". Гитлер, как отметил Кейтель, был странно спокоен в тот вечер, как будто решение умереть здесь в ближайшие дни принесло мир в его душу. Это спокойствие было не столько спокойствием после бури, сколько затишьем перед бурей.
Тем временем в канцелярию прибыла телеграмма Геринга. Продержав ее некоторое время, Борман, этот мастер интриги, наконец-то дождавшийся своего часа, принес ее фюреру, представив как "ультиматум", как изменническую попытку узурпировать власть. "Гитлер пришел в неописуемую ярость, - вспоминает Шпеер, - и в очень сильных выражениях отозвался о Геринге. Он сказал: для него не новость, что Геринг опустился, погряз в разврате и стал наркоманом", - заявление, которое чрезвычайно потрясло молодого архитектора, поскольку он удивился тому, что Гитлер мог так долго использовать на столь высоком посту подобного человека. Шпеера также озадачило, что, придя в себя, Гитлер добавил: "Хорошо, пусть Геринг вступает в переговоры о капитуляции. В конце концов, не имеет значения, кто этим займется". Но такой настрой длился у Гитлера всего несколько мгновений.
Прежде чем закончился разговор, он с подсказки Бормана продиктовал телеграмму, обвинявшую Геринга в совершении "государственной измены", наказанием за которую может быть только смерть, но, учитывая его долгую службу на благо нацистской партии и государства, жизнь ему может быть сохранена, если он немедленно уйдет со всех постов. Ему было предложено ответить односложно - да или нет. Однако подхалиму Борману и этого оказалось мало.. На свой страх и риск он направил в штаб СС в Берхтесгадене радиограмму, приказав немедленно арестовать Геринга за государственную измену. На следующий день, еще до рассвета, второй по положению человек в третьем рейхе, самый наглый и богатый из нацистских бонз, единственный рейхсмаршал в немецкой истории, главнокомандующий ВВС, стал узником эсэсовцев.
Три дня спустя, вечером 26 апреля, Гитлер высказался в адрес Геринга еще более резко, чем в присутствии Шпеера.
Последние посетители бункера
Тем временем еще два интересных посетителя прибыли в напоминавший сумасшедший дом бункер Гитлера: Ханна Рейч, отважная летчица-испытатель, которую отличала помимо прочих достоинств глубокая ненависть к Герингу, и генерал Риттер фон Грейм, которому 24 апреля было приказано. прибыть из Мюнхена к верховному командующему, что он и сделал. Правда, вечером 26-го, когда они подлетали к Берлину, их самолет был подбит над Тиргартеном русской зениткой и генералу Грейму раздробило ногу.
Гитлер пришел в операционную, где врач перевязывал рану генерала.
Гитлер: Вам известно, зачем я вас вызвал?
Грейм: Нет, мой фюрер.
Гитлер: Герман Геринг предал меня и фатерланд и дезертировал. Он установил за моей спиной контакт с врагом. Его действия нельзя расценить иначе как трусость. Вопреки приказу он бежал в Берхтесгаден, чтобы спасти себя. Оттуда он направил мне непочтительную радиограмму. Это был...
"Здесь, - вспоминает Ханна Рейч, присутствовавшая при разговоре, - лицо фюрера задергалось, дыхание стало тяжелым и прерывистым".
Гитлер: ... Ультиматум! Грубый ультиматум! Теперь ничего не осталось. Ничто меня не миновало. Нет таких измен, такого предательства, которых бы я не испытал. Присяге не верны, честью не дорожат. А теперь еще и это! Ничего не осталось. Нет такого зла, которого бы мне не причинили.
Я приказал немедленно арестовать Геринга как предателя рейха. Снял его со всех постов, изгнал из всех организаций. Вот почему я вызвал вас!
После этого он назначил обескураженного генерала, лежавшего на койке, новым главнокомандующим люфтваффе. Назначение это Гитлер мог бы объявить по радио. Это позволило бы Грейму избежать увечья и находиться в штабе ВВС - единственном месте, откуда еще можно было руководить тем, что осталось от ВВС.
Три дня спустя Гитлер приказал Грейму, который к этому времени, подобно фрейлейн Рейч, ожидал и желал смерти в бункере рядом с фюрером, вылететь на место и разобраться с новой изменой. А измена среди главарей третьего рейха, как мы видели, не сводилась к действиям Германа Геринга.
В течение этих трех дней Ханне Рейч представились широкие возможности наблюдать за жизнью безумцев в подземном сумасшедшем доме и, конечно, участвовать в ней. Поскольку эмоционально она была столь же неустойчива, как и приютивший ее высокопоставленный хозяин, ее записи носят зловещий и одновременно мелодраматический характер. И тем не менее в основном они, очевидно, соответствуют действительности и даже достаточно полны, поскольку подтверждаются свидетельствами других очевидцев, что делает их важным документом заключительной главы истории рейха.
Ночью 26 апреля после ее прибытия с генералом Греймом русские снаряды начали падать на канцелярию, и доносившиеся сверху глухие звуки взрывов и рушившихся стен только усугубляли напряженность в бункере. Гитлер отвел летчицу в сторону.
— Мой фюрер, почему вы остаетесь здесь? - спросила она. - Почему Германия должна вас лишиться? ! Фюрер должен жить, чтобы жила Германия. Этого требует народ.
— Нет, Ханна, - ответил, по ее словам, фюрер. - Если я умру, то умру за честь нашей страны, потому что, как солдат, я должен подчиняться своему же приказу - защищать Берлин до конца. Моя дорогая девочка, - продолжал он, - я не предполагал, что все так случится. Я твердо верил, что мы сумеем защитить Берлин на берегах Одера... Когда все наши усилия закончились ничем, я ужаснулся сильнее, чем все остальные. Позднее, когда началось окружение города... я посчитал, что, оставаясь в Берлине, подам пример всем наземным войскам и они придут на выручку городу... Но, моя Ханна, я все еще надеюсь. Армия генерала Венка подходит с юга. Он должен - и сумеет - отогнать русских достаточно далеко, чтобы спасти наш народ. Мы отступим, но будем держаться.
В таком настроении пребывал Гитлер в начале вечера. Он все еще надеялся, что генерал Венк освободит Берлин. Но буквально через несколько минут, когда обстрел русскими канцелярии усилился, он снова впал в отчаяние. Он вручил Рейч капсулы с ядом: одну - для нее самой, другую - для Грейма.
"Ханна, - сказал он, - ты из тех, кто умрет со мной... Я не хочу, чтобы хоть один из нас попал живым в руки русских, я не хочу, чтобы они нашли наши тела. Тело Евы и мое тело сожгут. А ты выбирай свой путь".
Ханна отнесла капсулу с ядом Грейму, и они решили, что, если "действительно придет конец", они проглотят яд и затем для верности выдернут чеку из тяжелой гранаты и плотно прижмут ее к себе.
28-го у Гитлера, судя по всему, появились новые надежды или по крайней мере иллюзии. Он радировал Кейтелю: "Я ожидаю ослабления нажима на Берлин. Что делает армия Генриха? Где Венк? Что происходит с 9-й армией? Когда Венк соединится с 9-й армией? "
Рейч описывает, как в этот день верховный главнокомандующий беспокойно ходил "по убежищу, размахивая картой автодорог, которая быстро расползалась в его потных руках, и обсуждал с любым, кто готов был его слушать, план кампании Венка".
Но "кампания" Венка, как и "удар" Штейнера неделей раньше, существовала лишь в воображении фюрера. Армия Венка была уже уничтожена, как и 9-я армия. Севернее Берлина армия Генриха {Гиммлера - Прим. пер. } быстро откатывалась на Запад, чтобы сдаться западным союзникам, а не русским.
Весь день 28 апреля доведенные до отчаяния обитатели бункера ждали результатов контратак этих трех армий, особенно армии Венка. Русские клинья уже были на расстоянии нескольких кварталов от канцелярии и медленно к ней приближались по нескольким улицам с востока и с севера, а также через Тиргартен. Когда от идущих на помощь войск не поступило никаких известий, Гитлер, подстрекаемый Борманом, заподозрил новые вероломства. В 8 вечера Борман направил радиограмму Деницу:
"Вместо того чтобы побуждать войска продвигаться вперед во имя нашего спасения, ответственные лица хранят молчание. Судя по всему, на смену верности пришла измена. Мы остаемся здесь. Канцелярия лежит в развалинах".
Позднее, той же ночью, Борман послал еще одну телеграмму Деницу:
"Шернер, Венк и другие должны доказать свою верность фюреру, придя к нему на помощь как можно скорее".
Теперь Борман говорил уже от своего имени. Гитлер решил умереть через день или два, а Борман хотел жить. Ему, наверное, не быть преемником Гитлера, но он хотел иметь возможность и в будущем нажимать на тайные пружины за спиной любого, кто придет к власти.
В ту же ночь и адмирал Фосс отправил телеграмму Деницу, известив его, что связь с армией нарушена, и потребовал срочно сообщить по радиоканалам флота о важнейших событиях в мире. Вскоре поступили некоторые новости, но не с флота, а из министерства пропаганды, с его постов прослушивания. Для Адольфа Гитлера новости оказались убийственными.
Помимо Бормана в бункере находился еще один нацистский деятель, желавший остаться в живых. Это был Герман Фегелейн, представитель Гиммлера при ставке, типичный образец немца, выдвинувшегося при правлении Гитлера. Бывший конюх, затем жокей, совершенно необразованный, он являлся протеже пресловутого Кристиана Вебера, одного из старых товарищей Гитлера по партии. После 1933 года посредством махинаций Вебер сколотил солидное состояние и, будучи помешан на лошадях, завел большую конюшню скакунов. При поддержке Вебера Фегелейн сумел высоко подняться в третьем рейхе. Он стал генералом войск СС, а в 1944 году вскоре после назначения офицером связи Гиммлера при ставке фюрера он еще более укрепил свои позиции в верхах, женившись на сестре Евы Браун Гретель. Все оставшиеся в живых главари СС единодушно отмечают, что Фегелейн, сговорившись с Борманом, не раздумывая предал Гитлеру своего эсэсовского шефа Гиммлера. Этот пользовавшийся дурной репутацией неграмотный и невежественный человек, каким был Фегелейн, казалось, обладал удивительным инстинктом самосохранения. Он умел вовремя определить, тонет корабль или нет.
26 апреля он потихоньку покинул бункер. На следующий вечер Гитлер обнаружил его исчезновение. У фюрера, и без того настороженного, возникло подозрение, и он немедленно выслал группу эсэсовцев на розыски пропавшего. Его обнаружили уже в гражданской одежде у себя дома в районе Шарлоттенбурга, который вот-вот должны были захватить русские. Его доставили в канцелярию и там, лишив звания обер-группенфюрера СС, посадили под арест. Попытка Фегелейна дезертировать породила у Гитлера подозрения относительно Гиммлера. Что замышлял шеф СС теперь, покинув Берлин? Известий не поступало с тех пор, как его офицер связи Фегелейн оставил свой пост. Теперь новости наконец прибыли.
День 28 апреля, как мы убедились, выдался для обитателей бункера тяжелый. Русские подходили все ближе. Долгожданного известия о контратаке Венка все не поступало. В отчаянии осажденные запросили по радиосети ВМС о положении за пределами осажденного города.
Пост радиоподслушивания в министерстве пропаганды поймал переданное радиостанцией Би-би-си из Лондона сообщение о происходящих за пределами Берлина событиях. Агентство Рейтер передало вечером 28 апреля из Стокгольма настолько сенсационное и невероятное сообщение, что один из помощников Геббельса, Гейнц Лоренц, стремглав бросился через изрытую снарядами площадь в бункер. Он принес своему министру и фюреру несколько экземпляров записи этого сообщения.
Известие, по словам Ханны Рейч, "обрушилось на общество как смертельный удар. Мужчины и женщины кричали от бешенства, страха и отчаяния, их голоса слились в одном эмоциональном спазме". У Гитлера он был намного сильнее, чем у остальных. По словам летчицы, "он бесновался как сумасшедший".
Генрих Гиммлер, "верный Генрих", тоже бежал с тонущего корабля рейха. В сообщении агентства Рейтер говорилось о его тайных переговорах с графом Бернадоттом и о готовности немецких армий сдаться на Западе Эйзенхауэру.
Для Гитлера, который никогда не сомневался в абсолютной преданности Гиммлера, это был тягчайший удар. "Лицо его, - вспоминала Рейч, - стало багрово-красным и буквально неузнаваемым... После довольно продолжительного приступа гнева и возмущения Гитлер впал в какое-то оцепенение, и на некоторое время в бункере воцарилась тишина". Геринг по крайней мере попросил у фюрера разрешение продолжить его дело. А "верный" шеф СС и рейхсфюрер вероломно вступил в контакт с врагом, ни словом не уведомив об этом Гитлера. И Гитлер заявил своим приспешникам, когда немного пришел в себя, что это - подлейший акт предательства, с каким он когда-либо сталкивался.
Этот удар наряду с известием, полученным несколько минут спустя о том, что русские приближаются к Потсдамерплац, расположенной всего в квартале от бункера, и, вероятно, начнут штурм канцелярии утром 30 апреля, то есть через 30 часов, означал, что конец наступает. Это вынудило Гитлера принять последние в его жизни решения. Перед рассветом он вступил в брак с Евой Браун, затем изложил свою последнюю волю, составил завещание, отправил Грейма и Ханну Рейч собирать остатки люфтваффе для массированной бомбардировки русских войск, приближавшихся к канцелярии, а также приказал им двоим арестовать предателя Гиммлера.
"После меня во главе государства никогда не станет предатель! - сказал, по словам Ханны, Гитлер. - И вы должны обеспечить, чтобы этого не произошло".
Гитлер сгорал от нетерпения отомстить Гиммлеру. У него в руках был офицер связи шефа СС Фегелейн. Этого бывшего жокея и нынешнего генерала СС тотчас доставили из камеры, тщательно допросили на предмет измены Гиммлера, обвинили в соучастии и по приказу фюрера вывели в сад канцелярии, где и расстреляли. Фегелейну не помогло даже то, что он был женат на сестре Евы Браун. А Ева и пальцем не шевельнула, чтобы спасти жизнь своего зятя.
В ночь на 29 апреля, где-то между часом и тремя, Гитлер вступил в брак с Евой Браун. Он исполнил желание своей любовницы, увенчав ее законными узами в награду за верность до конца.
Последняя воля и завещание Гитлера
Как и желал того Гитлер, оба эти документа сохранились. Подобно другим его документам, они имеют важное значение для нашего повествования. Они подтверждают, что человек, который железной рукой правил Германией более двенадцати лет, а большей частью Европы - четыре года, ничему не научился. Даже неудачи и сокрушительное поражение ничему его не научили.
Правда, в последние часы жизни он вернулся мысленно к дням своей бесшабашной юности, прошедшей в Вене, к шумным сборищам в мюнхенских пивных, где он клял евреев за все беды на свете, к надуманным вселенским теориям и сетованиям на то, что судьба вновь обманула Германию, лишив ее победы и завоеваний. Эту прощальную речь, адресованную германской нации и всему миру, которая должна была стать и заключительным обращением к истории, Адольф Гитлер составил из пустых, рассчитанных на дешевый эффект фраз, надерганных из "Майн кампф", добавив к ним свои лживые измышления. Эта речь была закономерной эпитафией тирану, которого абсолютная власть совершенно развратила и уничтожила.
"Политическое завещание", как он назвал его, делится на две части. Первая представляет собой обращение к потомкам, вторая - его особые установки на будущее.
"Прошло более тридцати лет с тех пор, как я, будучи добровольцем, внес свой скромный вклад в первую мировую войну, навязанную рейху.
За эти три десятилетия всеми моими помыслами, действиями и жизнью руководили только любовь и преданность моему народу. Они дали мне силу принимать самые трудные решения, которые когда-либо выпадали на долю смертному...
Это неправда, что я или кто-либо другой в Германии хотел войны в 1939 году. Ее жаждали и спровоцировали те государственные деятели других стран, которые либо сами были еврейского происхождения, либо работали во имя интересов евреев.
Я внес слишком много предложений по ограничению вооружений и контролю над ними, чего потомки никогда не смогут сбросить со счетов, когда будет решаться вопрос, лежит ли ответственность за развязывание этой войны на мне. Далее, я никогда не хотел, чтобы вслед за ужасной первой мировой войной возникла вторая мировая война, будь то просив Англии или против Америки. Пройдут века, но из руин наших городов и памятников всегда будет восставать ненависть к тем, кто несет полную ответственность за эту войну. Люди, которых мы должны благодарить за все это, - международное еврейство и его пособники".
Затем Гитлер повторил ложь о том, что за три дня до нападения на Польшу он предложил британскому правительству разумное решение польско-германской проблемы.
"Мое предложение отвергли только потому, что правящая клика Англии хотела войны, частично по коммерческим соображениям, частично потому, что поддалась пропаганде, распространяемой международным еврейством".
Он возложил всю ответственность, причем не только за миллионы погибших на полях сражений и в разбомбленных городах, но и за массовое истребление евреев по его личному приказу, на самих евреев.
Потом последовали призывы ко всем немцам "не прекращать борьбы". В заключение он был вынужден признать, что с национал-социализмом на время покончено, но тут же заверил соотечественников, что жертвы, принесенные солдатами и им самим, посеют зерна, которые однажды дадут всходы "возродившегося во славе национал-социалистского движения истинно единой нации".
Во второй части "политического завещания" рассматривается вопрос о преемнике. Хотя третий рейх был охвачен огнем и сотрясался от взрывов, Гитлер не мог позволить себе умереть, не назвав преемника и не продиктовав точного состава правительства, которое тот должен будет назначить. Но прежде он постарался ликвидировать бывших преемников.
"На пороге смерти я изгоняю из партии бывшего рейхсмаршала Геринга Германа и лишаю его всех прав, которые предоставлялись ему декретом от 20 июня 1941 года... Вместо него я назначаю адмирала Деница президентом рейха и верховным главнокомандующим вооруженными силами.
На пороге смерти я изгоняю из партии и со всех государственных постов бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Гиммлера Генриха".
Руководители армии, ВВС и СС, как он считал, предали его, украли у него победу. Поэтому единственным его преемником может стать лишь руководитель флота, который представлял весьма незначительную силу, чтобы играть большую роль в захватнической войне. Это была последняя насмешка над армией, на которую легла основная тяжесть сражений и которая понесла наибольшие потери в войне. Это было и последним поношением двух лиц, которые наряду с Геббельсом были его наиболее близкими приспешниками с первых дней существования партии.
"Не говоря уже о вероломстве по отношению ко мне, Геринг и Гиммлер запятнали несмываемым позором всю нацию, тайно вступив в переговоры с врагом без моего ведома и вопреки моей воле. Они также пытались незаконным путем захватить власть в государстве".
Изгнав предателей и назначив преемника, Гитлер принялся наставлять Деница в отношении того, кто должен войти в его новое правительство. Все это, по его утверждению, "достойные люди, которые выполнят задачу продолжения войны всеми возможными средствами". Геббельс должен был стать канцлером, а Борман занять новый пост министра партии. Зейсс-Инкварт, австрийский квислинг и недавний палач Голландии, должен был стать министром иностранных дел. Имя Шпеера, как и Риббентропа, в составе правительства не упоминалось. Но граф Шверин фон Крозиг, который с момента назначения его Папеном в 1932 году оставался министром финансов, и теперь сохранил свой пост. Человек этот был глуп, но, надо признать, обладал удивительным талантом самосохранения.
Гитлер не только назвал состав правительства при своем преемнике, но и дал последнее, типичное для него наставление относительно его деятельности.
"Превыше всего я требую, чтобы правительство и народ максимально защищали расовые законы и беспощадно противостояли отравителю всех наций - международному еврейству".
И затем прощальное слово - последнее письменное свидетельство о жизни этого безумного гения.
"Все усилия и жертвы германского народа в этой войне так велики, что я даже не могу допустить мысли, что они были напрасны. Нашей целью по-прежнему должно оставаться приобретение для германского народа территорий на Востоке".
Последняя фраза взята прямо из "Майн кампф". Гитлер начал свою жизнь как политик с навязчивой идеей, что для избранной немецкой нации необходимо завоевать территории на Востоке. С этой же идеей он свою жизнь и заканчивал. Миллионы убитых немцев, миллионы разрушенных бомбами немецких домов и даже сокрушительное поражение немецкой нации не убедили его, что грабеж земель славянских народов на Востоке, не говоря уже о морали, это тщетная тевтонская мечта.
Смерть Гитлера
29 апреля, во второй половине дня, из внешнего мира в бункер поступило последнее известие. Собрат по фашистской диктатуре и партнер по агрессии Муссолини нашел свою погибель, которую разделила с ним его любовница Клара Петаччи.
26 апреля их поймали итальянские партизаны. Произошло это в тот момент, когда они пытались бежать из своего убежища в Комо в Швейцарию. Через два дня их казнили. Субботним вечером 28 апреля их тела были перевезены на грузовике в Милан и выброшены из кузова прямо на площадь. На следующий день их подвесили за ноги на фонарных столбах. Затем веревки перерезали, и остаток выходного дня они лежали в сточной канаве, отданные на поругание итальянцам. Первого мая Бенито Муссолини был похоронен рядом со своей любовницей на миланском кладбище Симитеро Маджиоре, на участке для бедных. Достигнув последней степени деградации, дуче и фашизм канули в Лету.
Насколько подробно были сообщены Гитлеру обстоятельства столь позорного конца дуче, осталось неизвестно. Можно лишь предположить, что, если бы он узнал о них, это лишь ускорило бы его решимость не допустить, чтобы ни он сам, ни его невеста ни живыми ни мертвыми не стали частью "спектакля, разыгранного евреями для развлечения еврейских истеричных масс", как он только что написал в своем завещании.
Не таков был Борман. У этой темной личности осталось еще немало дел. Его собственные шансы уцелеть, по всей видимости, уменьшились. Промежуток времени между смертью фюрера и приходом русских, в течение которого он имел бы возможность бежать к Деницу, мог оказаться совсем непродолжительным. Если же шансов не представится, то Борман, пока фюрер оставался в живых, мог отдавать приказы от его имени и имел время по крайней мере отыграться на "предателях". В эту последнюю ночь он направил еще одну депешу Деницу:
"Дениц, с каждым днем у нас усиливается впечатление, что дивизии на Берлинском театре военных действий уже в течение нескольких дней бездействуют. Все доклады, которые мы получаем, контролируются, задерживаются или искажаются Кейтелем... Фюрер приказывает вам действовать немедленно и беспощадно против любых изменников".
И затем, хотя он знал, что Гитлеру осталось жить считанные часы, добавил постскриптум: "Фюрер жив и руководит обороной Берлина".
Но оборонять Берлин было уже невозможно. Русские заняли почти весь город, и вопрос мог стоять только об обороне канцелярии. Но и она была обречена, как о том узнали Гитлер и Борман 30 апреля на последнем совещании. Русские подошли к восточной окраине Тиргартена и ворвались на Потсдамерплац. Они находились всего в квартале от бункера. Настал час, когда Гитлер должен был осуществить свое решение.
У Гитлера и Евы Браун в отличие от Геббельса не было проблем с детьми. Они написали прощальные письма родным и знакомым и удалились в свои комнаты. Снаружи, в проходе, стояли в ожидании Геббельс, Борман и еще несколько человек. Через несколько минут раздался пистолетный выстрел. Они ждали второго, но воцарилась тишина. Подождав немного, они вошли в комнату фюрера. Тело Адольфа Гитлера лежало распростертым на диване, с которого стекала кровь. Он покончил с собой выстрелом в рот. Рядом лежала Ева Браун. Оба пистолета валялись на полу, но Ева не воспользовалась своим. Она приняла яд.
Это произошло в 3. 30 пополудни в понедельник 30 апреля 1945 года, через десять дней после того, как Гитлеру исполнилось 56 лет, и ровно через 12 лет и 3 месяца после того, как он стал канцлером Германии и учредил третий рейх. Последнему было суждено пережить его всего на неделю.
Похороны прошли по обычаю викингов. Речей не произносили: молчание нарушали лишь разрывы русских снарядов в саду канцелярии. Камердинер Гитлера Гейнц Линге и дежурный у входа вынесли тело фюрера, завернутое в армейское темно-серое одеяло, скрывавшее изуродованное лицо. Кемпка опознал фюрера лишь по торчавшим из-под одеяла черным брюкам и ботинкам, которые верховный главнокомандующий обычно носил с темно-серым кителем. Тело Евы Браун Борман вынес не прикрыв в коридор, где передал Кемпке.
Трупы перенесли в сад и во время затишья положили в одну из воронок, облили бензином и подожгли. Прощавшиеся во главе с Геббельсом и Борманом укрылись под козырьком запасного выхода из бункера и, пока языки пламени поднимались все выше и выше, стояли вытянувшись и вскинув правую руку в прощальном нацистском салюте. Церемония была короткой, поскольку снаряды Красной Армии вновь начали рваться в саду, и все, кто еще оставался в живых, укрылись в бункере, доверив пламени костра полностью стереть следы пребывания на земле Адольфа Гитлера и его жены {Впоследствии обнаружить останки не удалось, и это породило после войны слухи, будто Гитлер остался в живых. Но допросы нескольких очевидцев офицерами английской и американской разведок не оставляют сомнений на этот счет. Кемпка дал достаточно убедительное объяснение, почему не были обнаружены обуглившиеся останки. "Все следы были уничтожены полностью, - сказал он допрашивавшим, - непрекращавшимся огнем русских". - Прим. авт. }.
У Геббельса и Бормана еще оставались нерешенные задачи в третьем рейхе, лишившемся своего основателя и диктатора, хотя задачи эти были разные.
Прошло слишком мало времени, чтобы посыльные могли добраться до Деница с завещанием фюрера, в котором он, Дениц, назначался его преемником. Теперь адмирала предстояло известить об этом по радио. Но даже в этот момент, когда власть ускользала из рук Бормана, он все еще колебался. Вкусившему власть было непросто расстаться с ней так быстро. Наконец он отправил телеграмму:
Гросс-адмиралу Деницу
Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначает своим преемником вас. Письменное подтверждение вам направлено. Вам надлежитъ немедленно предпринять все необходимые меры, которые диктует сложившаяся обстановка.
И ни слова о том, что Гитлер умер.
Адмирал, который командовал всеми вооруженными силами на севере и потому перенес свой штаб в Плен в Шлезвиге, был поражен этим назначением. В отличие от партийных главарей у него не было ни малейшего желания стать преемником Гитлера. Ему, моряку, эта мысль никогда не приходила в голову. За два дня до этого, считая, что преемником Гитлера станет Гиммлер, он отправился к шефу СС и заверил его в своей поддержке. Но поскольку ему в равной степени никогда бы не пришло в голову ослушаться приказа фюрера, он отправил следующий ответ, считая, что Гитлер все еще жив:
Мой фюрер!
Моя преданность вам беспредельна. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы прийти вам на помощь в Берлин. Если, однако, судьба повелевает мне возглавить рейх в качестве назначенного вами преемника, я пойду этим путем до конца, стремясь быть достойным непревзойденной героической борьбы немецкого народа.
Гросс-адмирал Дениц
В эту ночь у Бормана и Геббельса возникла новая идея. Они решили попытаться вступить в переговоры с русскими. Начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Кребс, находившийся в бункере, в свое время был военным атташе в Москве и немного говорил по-русски. Может, ему удастся добиться чего-нибудь от большевиков. А если конкретно, то Геббельс и Борман хотели заручиться гарантией собственной неприкосновенности, что позволило бы им занять предназначавшиеся им по завещанию Гитлера посты в новом правительстве Деница. Взамен они были готовы сдать Берлин.
Вскоре после полуночи 1 мая генерал Кребс отправился на встречу с генералом Чуйковым {А не с маршалом Жуковым, как утверждается в большинстве свидетельств. - Прим. авт. }, командующим советскими войсками, сражавшимися в Берлине. Один из немецких офицеров, сопровождавших его, записал начало их переговоров.
Кребс: Сегодня - Первое мая, большой праздник для обеих наших наций 2.
Чуйков: Сегодня у нас большой праздник. А как там у вас - сказать трудно.
Русский генерал потребовал безоговорочной капитуляции всех находившихся в бункере Гитлера, а также всех оставшихся в Берлине войск.
Кребс задерживался. На выполнение миссии у него ушло немало времени, и, когда он не вернулся к 11 утра 1 мая, нетерпеливый Борман направил еще одну радиограмму Деницу:
"Завещание вступило в силу. Я прибуду к вам, как только смогу. До тех пор рекомендую воздержаться от публичных заявлений".
Эта телеграмма также была двусмысленной. Борман просто никак не мог решиться сообщить, что фюрера нет в живых. Он хотел во что бы то ни стало первым проинформировать Деница об этой важнейшей новости и тем самым заручиться расположением нового верховного главнокомандующего. Но Геббельс, готовившийся вскоре умереть вместе с женой и детьми, не имел оснований скрывать от адмирала правду. В 3. 15 дня он направил Деницу свою депешу - последнюю радиограмму, переданную из осажденного бункера в Берлине.
Гросс-адмиралу Деницу
Совершенно секретно
Вчера, в 15. 30, умер фюрер. По завещанию от 29 апреля вы назначаетесь рейхспрезидентом... (Затем следовали имена основных членов правительства. )
По приказу фюрера завещание выслано вам из Берлина... Борман намерен отправиться к вам сегодня, чтобы проинформировать об обстановке. Время и форма сообщения для прессы и обращения к войскам - на ваше усмотрение. Подтвердите получение.
Геббельс.
Геббельс не счел нужным информировать нового главу государства о своих собственных намерениях. Он осуществил их в конце дня 1 мая. Было решено вначале отравить ядом шестерых детей. Их игру прервали, и каждому сделали смертельную инъекцию. Очевидно, это сделал тот самый врач, который накануне отравил собак фюрера. Затем Геббельс вызвал своего адъютанта, гауптштурмфюрера Гюнтера Швегермана и дал ему указание найти бензин. "Швегерман, - сказал он ему, - произошло величайшее предательство. Все генералы изменили фюреру. Все потеряно. Я умираю вместе со своей семьей. (Он не сказал адъютанту, что только что убил своих детей. ) Сожгите наши тела. Вы сможете это сделать? "
Швегерман заверил его, что сможет, и отправил двух дневальных раздобыть бензин. Несколько минут спустя, примерно в 8. 30 вечера, когда уже начало смеркаться, д-р и фрау Геббельс проследовали через бункер, прощаясь с теми, кто находился в этот момент в коридоре, и поднялись по лестнице в сад - здесь по их просьбе дежурный эсэсовец прикончил их двумя выстрелами в затылок. На их тела вылили четыре канистры бензина и подожгли, но кремацию до конца не довели. Все, кто еще оставался в бункере, не имели времени дожидаться, пока сгорят мертвые. Они бросились спасаться, присоединясь к массе бегущих людей. Уже на следующий день русские обнаружили обуглившиеся тела министра пропаганды и его жены и сразу же опознали.
Около 9 вечера 1 мая загорелся бункер фюрера, и примерно 500 или 600 человек из свиты Гитлера, оставшиеся в живых, преимущественно эсэсовцы, начали метаться по служившему им укрытием зданию новой канцелярии в поисках спасения, "подобно цыплятам с отрубленными головами", как выразился позднее портной фюрера.
Ища спасения, они решили двинуться пешком по туннелям метро от станции под Вильгельмсплац, напротив канцелярии, к станции "Фридрихштрассе", чтобы пересечь реку Шпре и просочиться к северу от нее через позиции русских. Многим это удалось, но некоторым, в том числе и Мартину Борману, не повезло.
Когда генерал Кребс возвратился наконец в бункер с требованием генерала Чуйкова о безоговорочной капитуляции, партийный секретарь Гитлера уже пришел к выводу, что единственный шанс спастись для него - слиться с массой беженцев. Его группа попыталась следовать за немецким танком, но, как рассказывал потом находившийся здесь же Кемпка, он был подбит прямым попаданием противотанкового снаряда русских и Бормана почти наверняка убило. Там же находился и главарь "Гитлерюгенда" Аксман, который, желая спасти свою шкуру, бросил на произвол судьбы батальон подростков на мосту Пихельсдорф. Позднее он показал, что видел тело Бормана лежащим под мостом, в том месте, где Инвалиденштрассе пересекает железнодорожные пути. На его лицо падал лунный свет, но Аксман не заметил следов ранения. Он высказал предположение, что Борман проглотил капсулу с ядом, когда понял, что шансов пробраться через русские позиции нет.
Генералы Кребс и Бургдорф не присоединились к массе беглецов. Считают, что они застрелились в подвале новой канцелярии.
Конец третьего рейха
Третий рейх пережил своего основателя ровно на семь дней.
Вскоре после 10 вечера 1 мая, когда тела д-ра и фрау Геббельс догорали в саду канцелярии, а обитатели бункера толпились в поисках спасения у входа в туннель метро, радио Гамбурга прервало трансляцию торжественной Седьмой симфонии Брукнера. Раздался бой военных барабанов, и заговорил диктор:
"Наш фюрер Адольф Гитлер, сражаясь до последнего дыхания против большевизма, сегодня днем пал за Германию в своем оперативном штабе в рейхсканцелярии. 30 апреля фюрер назначил своим преемником гросс-адмирала Деница. Слушайте обращение к немецкому народу гросс-адмирала и преемника фюрера".
Третий рейх, начав свое существование с откровенной лжи, с ложью же сходил со сцены. Не говоря о том, что Гитлер умер не в этот день, а накануне, что само по себе не существенно, он вовсе не пал, "сражаясь до последнего дыхания". Однако распространение этой лжи по радио было необходимо, коль скоро его наследникам предстояло увековечить эту легенду, а также удержать контроль над войсками, которые все еще оказывали сопротивление врагу и которые наверняка посчитали бы, что их предали, если бы узнали правду.
Сам Дениц повторил эту ложь в 10. 20 вечера, выступая по радио, и назвал смерть фюрера "героической". В этот момент он еще не знал, как встретил свой конец Гитлер. Из радиограммы Геббельса он лишь знал, что фюрер умер накануне вечером. Но это не помешало адмиралу, прибегнув ко лжи, как и в других случаях, утверждать именно это. Он сделал все, что мог, чтобы в час трагедии еще больше сбить с толку и без того находившийся в смятении немецкий народ.
"Моя первейшая задача, - сказал он, - спасти Германию от уничтожения наступающим врагом - большевиками. Во имя одной только этой цели вооруженная борьба будет продолжаться. До тех пор пока достижению этой цели препятствуют англичане и американцы, мы будем вынуждены продолжать оборонительные бои и против них. В сложившихся условиях, однако, англо-американцы будут вести войну не в интересах своих народов, а исключительно ради распространения большевизма в Европе".
Пустые слова. Дениц знал, что сопротивление немцев на исходе. 29 апреля, за день до самоубийства Гитлера, безоговорочно капитулировали немецкие армии в Италии. Известие это из-за нарушений связи не дошло до Гитлера, что, вероятно, избавило его от излишних переживаний в последние часы жизни.
4 мая немецкое верховное командование отдало приказ всем немецким войскам на северо-западе Германии, в Дании и Голландии сдаться войскам Монтгомери. На следующий день капитулировала расположенная севернее Альп группа армий "G" Кессельринга в составе немецких 1-й и 9-й армий.
В тот же день, 5 мая, адмирал Ганс фон Фридебург, новый главнокомандующий немецким флотом, прибыл в Реймс, в штаб генерала Эйзенхауэра, для переговоров о капитуляции. Цель немцев, как об этом ясно свидетельствуют последние документы их верховного командования, состояла в том, чтобы затянуть переговоры на несколько дней, выиграть таким образом время и дать возможность максимальному количеству войск и беженцев избежать русского плена и сдаться западным союзникам.
На следующий день в Реймс прибыл и генерал Йодль, чтобы помочь своему коллеге, главнокомандующему флотом, затянуть переговоры об условиях капитуляции. Но уловки немцев были тщетны. Эйзенхауэр видел их игру насквозь.
"Я попросил генерала Смита, - писал он позднее, - информировать Йодля, что, если они не прекратят искать отговорки и тянуть время, я немедленно закрою весь фронт союзников и силой остановлю поток беженцев через расположение наших войск. Я не потерплю никаких дальнейших проволочек".
В 1. 30 ночи 7 мая Дениц, узнав от Йодля о требованиях Эйзенхауэра, радировал генералу из своей новой ставки во Фленсбурге, на датской границе, что ему даются все полномочия подписать документ о безоговорочной капитуляции. Игра окончилась.
В небольшой красной школе в Реймсе, где Эйзенхауэр расположил свой штаб, 7 мая 1945 года, в 2. 41 ночи, Германия безоговорочно капитулировала. От имени союзников акт о капитуляции подписали: генерал Уолтер Беделл Смит, генерал Иван Суслопаров (в качестве свидетеля) за Россию и генерал Франсуа Севез за Францию. От Германии его подписали адмирал Фридебург и генерал Йодль {Акт о капитуляции вооруженных сил фашистской Германии был подписан в ночь на 9 мая 1945 года в Берлине (Карлсхорст). По согласованию между правительствами СССР, США и Великобритании была достигнута договоренность считать процедуру в Реймсе предварительной. Тем не менее в западной историографии подписание капитуляции германских вооруженных сил, как правило, связывается с процедурой в Реймсе, а подписание акта о капитуляции в Берлине именуется его "ратификацией". К сожалению, все это делается с целью принизить решающий вклад СССР в достижение победы над агрессорами. День победы в Европе отмечается в западных странах 8 мая. - Прим. тит. ред. }.
В ночь на 9 мая 1945 года в Европе прекратился орудийный огонь и перестали рваться бомбы. Впервые после 1 сентября 1939 года на континент опустилась долгожданная тишина. За прошедшие 5 лет 8 месяцев и 7 дней миллионы мужчин и женщин были убиты на сотнях полей сражений, в тысячах разбомбленных городов. Еще миллионы погибли в нацистских газовых камерах или были расстреляны у края рвов командами спецакций в России и Польше. И все это во имя неуемной жажды завоеваний Адольфа Гитлера. Большинство самых древних городов Европы лежали в руинах, и, по мере того как прогревался весенний воздух, из-под обломков начал исходить нестерпимый смрад от бесчисленных непогребенных трупов.
Не отзовутся более улицы Германии эхом кованых сапог марширующих гусиным шагом штурмовиков, одетых в коричневые рубашки, эхом их торжествующих воплей, истошных выкриков фюрера, разносимых репродукторами.
После 12 лет 4 месяцев и 8 дней эпоха мрачного средневековья, обернувшаяся для всех, кроме немцев, народов Европы, а теперь и для немцев ночным кошмаром, кончилась. "Тысячелетний" рейх перестал существовать. Он вознес, как мы видели, эту великую нацию и этот талантливый, но, увы, легковерный народ к вершинам власти и побед, неведомых им дотоле, и потерпел такой стремительный и полный крах, которому почти нет параллелей в истории.
В 1918 году, когда, потерпев последнее поражение, бежал кайзер, рухнула монархия, но все традиционные институты, поддерживавшие государство, остались. Правительство, избранное народом, продолжало функционировать, как и ядро германских вооруженных сил и генерального штаба. Но весной 1945 года третий рейх действительно перестал существовать. Ни на одном уровне не осталось ни одного немецкого органа власти. Миллионы солдат, летчиков и моряков стали пленными на своей собственной земле. Миллионами граждан вплоть до жителей деревень теперь управляли оккупационные войска, от которых зависело не только поддержание законности и порядка, но и обеспечение населения продовольствием и топливом, чтобы оно могло пережить предстоящее лето и суровую зиму 1945 года. До такого состояния довело их сумасбродство Гитлера, да и их собственное. Ведь они слепо следовали за ним, а подчас и с энтузиазмом. И тем не менее, возвратившись той же осенью в Германию, я почти не встречал немцев, осуждавших Гитлера.
Остались люди, и осталась земля. Люди - ошеломленные, обессиленные и голодные, а с приходом зимы - дрожавшие в лохмотьях и укрывавшиеся в развалинах, в которые превратились в результате бомбежек их дома. Земля - обширная пустыня, покрытая грудами развалин. Немецкий народ не был уничтожен, как того хотелось Гитлеру, который стремился уничтожить множество других народов, а когда война оказалась проиграна, и свой собственный. Но третий рейх ушел в небытие.
Краткий эпилог
Той же осенью я возвратился в эту некогда гордую страну, где провел большую часть времени недолгого существования третьего рейха. Ее трудно было узнать. Я уже рассказывал об этом возвращении. Сейчас же остается поведать о судьбе некоторых из оставшихся в живых лиц, которые занимали значительное место на страницах этой книги.
Остатки правительства Деница, учрежденного во Фленсбурге, были распущены союзниками 23 мая 1945 года, а все его члены арестованы. Генрих Гиммлер был выведен из правительства 6 мая, накануне подписания капитуляции в Реймсе. Дениц рассчитывал, что этот шаг позволит ему снискать расположение союзников. Бывший глава СС, который так долго распоряжался жизнью и смертью миллионов людей в Европе, бродил в окрестностях Фленсбурга до 21 мая, пока не задумал вместе с одиннадцатью офицерами СС, пройдя через расположение английских и американских войск, пробраться в родную Баварию. Гиммлер при всем его самолюбии решился сбрить усы, натянуть черную повязку на левый глаз и надеть форму рядового. Компанию задержали в первый же день на английском контрольно-проверочном пункте между Гамбургом и Бремерхафеном. На допросе Гиммлер назвал себя капитану английской армии, который направил его в штаб 2-й армии в Люнебурге. Здесь его обыскали, переодели в английскую военную форму на тот случай, чтобы он не смог отравиться, если спрятал в одежде яд. Но обыск не был тщательным. Гиммлер сумел спрятать ампулу с цианистым калием между зубами. Когда 23 мая второй офицер английской разведки прибыл из штаба Монтгомери и приказал военному врачу проверить рот арестованного, Гиммлер раскусил ампулу и через двенадцать минут умер, несмотря на отчаянные попытки вернуть его к жизни путем промывания желудка и введения рвотного препарата.
Остальные приспешники Гитлера прожили немного дольше. Я направился в Нюрнберг, чтобы снова увидеть их. Я не раз видел их в пору могущества на ежегодных съездах нацистской партии, проводившихся в этом городе. Теперь на скамье подсудимых перед Международным трибуналом они выглядели совсем иначе. Произошла удивительная метаморфоза. Одетые в довольно потрепанные костюмы, ссутулившиеся и нервно ерзающие на скамье, они совсем не походили на наглых главарей прошлого. Они казались каким-то бесцветным сборищем ничтожеств. Трудно было даже представить, что подобные люди еще совсем недавно обладали такой чудовищной властью, которая позволила им подчинить себе великую нацию и большую часть Европы.
Сидевших на скамье подсудимых оказалось двадцать один {Д-р Роберт Лей, глава Трудового фронта, который также должен был сесть на скамью подсудимых, повесился в своей камере еще до начала процесса. Он изготовил петлю из разорванного на полосы полотенца и привязал ее к канализационной трубе. - Прим. авт. }.. Среди них - Геринг, похудевший фунтов на восемьдесят в сравнении с тем, каким я видел его последний раз, одетый в поношенную форму люфтваффе без знаков различия и, очевидно, удовлетворенный этим, занимал на скамье подсудимых первое место - нечто вроде запоздалого признания его первенства в нацистской иерархии, когда Гитлера уже не было в живых. Рудольф Гесс, некогда, до полета в Англию, человек номер три, с изнуренным лицом, глубоко запавшими глазами и отсутствующим взором, симулирующий потерю памяти, но несомненно сломленный человек; Риббентроп, утративший свою наглость и помпезность, побледневший, согнувшийся, побитый; Кейтель, утративший былое самодовольство; "партийный философ" Розенберг - путаник, которого происшедшие события наконец-то вернули к действительности. Юлиус Штрейхер, нюрнбергский ярый антисемит, также находился среди обвиняемых. Этот садист, обожавший порнографию, которого я видел однажды вышагивавшим по улицам старинного города и угрожающе размахивавшим хлыстом, очевидно, совсем пал духом. На скамье сидел лысый дряхлый старик, который сильно потел и, злобно уставившись на судей, убеждал себя, о чем мне рассказал охранник, что все они евреи. Был там и Фриц Заукель, босс подневольного труда в третьем рейхе. Маленькие глазки-щелочки придавали ему сходство со свиньей. Он, вероятно, нервничал и потому раскачивался из стороны в сторону. Рядом с ним сидел Бальдур фон Ширах, первый предводитель гитлеровской молодежи, а позднее гаулейтер Вены, по происхождению больше американец, чем немец, похожий на кающегося студента, выгнанного из колледжа за хулиганство. Был там и Вальтер Функ - ничтожество с плутоватыми глазками, сменивший в свое время Шахта. Был и сам д-р Шахт, проведший последние месяцы по распоряжению некогда обожаемого им фюрера в концлагере и страшившегося казни, которая могла произойти каждый день. Теперь он пылал негодованием из-за того, что союзники собираются судить его как военного преступника. Франц фон Папен, который более, чем кто-либо другой в Германии, нес ответственность за приход Гитлера к власти, попал в облаву и также оказался в числе обвиняемых. Он выглядел сильно постаревшим, и на его сморщенном как печеное яблоко лице, казалось, застыло выражение старой лисы, которой не раз удавалось выбраться из западни.
Нейрат, первый министр иностранных дел Гитлера, представитель старой школы, человек неглубоких убеждений, не отличавшийся щепетильностью, казался окончательно сломленным. Не таков был Шпеер, производивший впечатление человека наиболее откровенного из всех. В ходе длительного процесса он давал честные показания, не делая попыток снять с себя ответственность и вину. На скамье подсудимых находились также Зейсс-Инкварт, австрийский квислинг, Йодль и два гросс-адмирала - Редер и Дениц. Преемник фюрера в своей спецодежде походил ни дать ни взять на подмастерье сапожника. Был там и Кальтенбруннер, кровавый преемник Гейдриха-Вешателя, который во время дачи показаний отрицал за собой всякую вину, и Ганс Франк, нацистский инквизитор в Польше, частично признавший свою вину и покаявшийся в грехе после того, как, по его словам, вновь обрел господа, которого молит о прощении, и Фрик, такой же бесцветный на пороге смерти, каким был всю жизнь; и, наконец, Ганс Фрицше, сделавший карьеру в качестве радиокомментатора благодаря тому, что его голос напоминал голос Геббельса, который и взял его на службу в министерство пропаганды. Никто из присутствовавших на суде, включая самого Фрицше, не мог понять, почему он, будучи слишком мелкой сошкой, там оказался, и его оправдали.
Были оправданы также Шахт и Папен. Позднее всех троих немецкий суд по денацификации приговорил к длительным срокам заключения, хотя в конечном счете в тюрьме они пробыли всего неделю.
К тюремному заключению в Нюрнберге приговорили семерых обвиняемых: Гесса, Редера и Функа - пожизненно, Шпеера и Шираха - к 20 годам, Нейрата - к 15, Деница - к 10. Остальных приговорили к смерти. Риббентроп взошел на помост виселицы в специальной камере нюрнбергской тюрьмы в 1 час 11 минут ночи 16 октября 1946 года. Через короткие промежутки времени за ним последовали Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Штрейхер, Зейсс-Инкварт, Заукель и Йодль.
Но Герман Геринг виселицы избежал. Он обманул палача. За два часа до своей очереди он проглотил капсулу с ядом, которую ему тайно доставили в камеру. Вслед за своим фюрером Адольфом Гитлером и своим соперником по наследованию власти Генрихом Гиммлером он избрал в последний час их путь, чтобы покинуть землю, на которой он, подобно им, оставил такой кровавый след.
