Живая собака и воскресший лев
«и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (Мф. 10, 38).
Слова важнейшие, слова легко запоминающиеся благодаря своей абсурдной поэтичности (ведь ни о каком реальности кресте речь не идёт). Неудивительно, что у Матфея и Луки эта фраза встречается в двух разных вариантах, помягче — как у Марка (Мф. 16, 24 и Лк. 9, 23), и пожёстче (не может быть моим учеником тот, кто не возьмёт крест, Мф. 10, 38 и Лк. 14, 27). Разве это не безответственно? Можно жертвовать собой, но не другими, тем более, не учениками. Разве это не противоречит «я пришел не погубит, а спасти?» Что это за врач, который прописывает смерть?!
«Библия переводчика» (Нэшвиль, 1990, с. 375) об этом месте говорит: изречение повторяется дважды, второй раз в Мф 16, 24, что может подчеркивать его важность. Можно отрицать, что Иисус предвидел собственную смерть, но нельзя отрицать того, что Он призывал к мученичеству апостолов. W.M.Clow проводил различение между игом (бременем), жалом (2 Кор 12, 7 — «жало в плоть») и крестом. «Иго» — неизбежный груз, который жизнь накладывает на каждого человека, «жало» — острое страдание, с которым время от времени приходится сталкиваться всем, «крест» — добровольное самоотречение ради Христа . Человек несет не крест, а лишь перекладину — которая позднее будет приколочена к вертикальному столбу. Бессмысленно брать крест из мазохизма, ради самосовершенствования — лишь вера в Христа придает ему смысл и делает его частью любви к людям. Правда, если страдание принято из любви к людям, то это делает даже страдание нехристианина спасительным (ср. Мф. 25).
Кузнецова (2000, с. 149) анализирует эти слова в изложении Марка, как она переводит: «Подозвав к себе народ и учеников, Иисус сказал: «Кто хочет следовать за Мной, пусть забудет о себе, возьмет свой крест — и тогда следует за Мной». Разница существенная в том, что заповедь относится, следовательно, не только к ученикам, но ко всем «последователям». «Забыть» — дословно «сказать нет самому себе». Что означает, кстати, что есть с кем в себе разговаривать. Что до креста, то стоит ведь вспомнить и другие евангельские слова — «носите бремена друг друга» (Гал. 6, 2). «Свой крест» — это обычно чужое бремя. Разгрузить другого — вот лучшая нагрузка для души. Правда, другой норовит сесть тебе на шею, но человек ведь не робот, уж как-нибудь может и должен отличать крест от паразита.
Формулировка напоминает «погубивший себя спасётся» (Мк. 8, 35). Впрочем, этот призыв легко истолковать как «нищие духом», «раздай имение», совсем поэтически. «Сжёг я всё, чему поклонялся». Если человек отождествляет себя с внешним, с имуществом, с властью, то он живой труп, и чтобы ожить, он должен разорвать это отождествление. Отделаться от пиявок, которые сосут из него кровь. Не иметь, а быть. Не существовать, а жить. Убить себя-ложного, убить себя-мёртвого, чтобы высвободить из гроба себя-живого. Но здесь-то ты отдаёшь себя во власть другому, заведомому палачу!
Что ж, Иисус — безответственный. Он не отвечает за сказанное. Его собственный крест — не расплата за эти слова, а просто грех людей, которые убили Его, убивали и других. Иисус просто живёт так же, как призывает жить. Могли Его не распять? Ну конечно! Убить человека — это решение того, кто убивает. Даже если жертва просит себя убить, а Иисус совершенно не напрашивается на крест.
«Взять крест» это всего лишь быть готовым погибнуть. Не более, но и не менее. Ну вот если человек возьмёт пивную кружку и пойдёт по жизни с ею — всем будет ясно, что он не собирается умирать за какую-либо идею, и если что, сдаст эту идею с потрохами и тапочками. А сколько людей идёт по свету с виллами, яхтами, миллиардами и бриллиантами! На одного реального миллиардера приходится миллион идущих по жизни с воображаемым миллиардом, ради защиты которого эти нищие готовы на всё. Точно так же на одного реального человека, у которого есть ребёнок, приходится тысяча совершенно бездетных людей, которые идут по жизни с воображаемым ребёнком и во имя этого воображаемого готовы перестрелять всё человечество.
Вот чтобы из людей, воображающих себя с пивом или со слезинкой ребёнка, перейти к людям нормальным, и нужно вообразить себя с крестом. Применительно к современным реальностям — экстремистом, радикалом… В разных странах и в разных культурах за разное убивают. Есть, к счастью, страны, где уже не убивают, но нет ещё стран, где не презирают, не подвергают остракизму — вот и взять на себя быть подвергнутым остракизму. Быть готовым к этому. Не будь готов умереть в бою, как звучал первоначально лозунг скаутов, а просто будь готов не быть или быть в таком положении, что лучше не быть.
А как же ответственность за других? А так, что Иисус последний, Кто произнёс эти слова, и после Него никто никому не смеет таких слов говорить. А Он — может и должен не потому, что был готов умереть, а потому что даёт вечную жизнь. Кто не верит в то, что Иисус — это вечная жизнь для всех, тот, конечно, ничего воображать не должен. Но кто верует…
Альтернатива хорошо известна — быть готовым на что угодно, только не на гибель. Читать «быть ли не быть» вдохновенно, но не забывая изображать пальцами кавычки. Живая собака лучше мёртвого льва.
Правда, лучше ли собака, которая предала своего хозяина, чем воскресший лев…
Распятие Христа за две тысячи лет стало мифом, а было — казнью, причём совершенно ничтожной по меркам того времени, да и любого. Это был аналог нынешним казням в ходе «проверок паспортного режима». В оккупированной стране (Чечне) представители оккупационной власти (России) убили какого-то бродягу нищего. Никого это не волновало, кроме нескольких людей, которых потом тоже поубивали. Только государственное христианство в произведениях искусства так деформировало представление о Распятии, сделав его чуть ли не центром тогдашней истории — якобы и император Тиберий об этом беспокоился. Намного точнее написал один французский литератор: пожилого Пилата спрашивают, как он относился к Иисусу, а тот чешет в затылке говорит: «Что-то не помню такого». Наоборот, христианство начинается не там, где всё увешано крестами, где ходят крестные ходы, где на каждого вешают нательный крестик, а там, где один-единственный человек шепчет себе: «Они убили Его. Мы убили Его. Я убил Его». Вот последнее и есть — несение креста. Принятие на себя и только на себя ответственности за то убийство.