«Печать моего апостольства — вы в Господе» (1 Кор. 9:2).
В православной традиции эти слова ап. Павла читаются в воскресенье, посвящённой Страшному суду, незадолго Великого поста, когда читается и евангельская притча о суде (накормивших голодного направо, не накормивших — налево, в вечные муки).
«Печать» означает доказательство, и потребность в доказательстве указывает на недоверие, недоверие к человеку. Человека пообещал — но нужно ещё печатью подтвердить. Печать — это прото-письменность. Отпечаток пальца, только сделанный другим. Письменность это та же печать, только всё подробно прописано. Недоверие же остаётся. Печать неспособна до конца уничтожить недоверие — просто оно смещается на мастера, изготавливающего печати. Вдруг он ещё одну сделает?
Есть чудесная новелла Фазиля Искандера о мудром жителе села Чегем, который задумался: одного за другим посадили двух бухгалтеров колхоза. Деньги из опечатанного шкафа исчезают, а печать не нарушена. Одного посадили — у него доступ к печати был, не помогло, опять исчезли. Неужели бухгалтера такие глупые?
Чегемец выясняет, что вообще-то печати обычно делают две. Но у них в колхозе — одна. И он идёт к односельчанину, который был бухгалтер при самом начале колхоза, а потом уволился, и просит одолжить сто тысяч рублей. Тот изображает удивление: большие деньги, откуда! Ну как, говорит чегемец, деньги-то, которые из опечатанного шкафа исчезали, они ведь у тебя, ты подставил бухгалтеров, а на самом деле ты, увольняясь, прибрал к рукам одну печать, подождал, пока о ней все забудут, а теперь пользуешься. Но я нашёл тайник, в котором ты её держал, вот она — видишь? Вор в ужасе, говорит: ладно, поделюсь с тобой. Ну, тут милиция входит, которая пряталась в кустах и всё слышала, наручники, шум… Бухгалтера уже уводят, но вдруг он останавливается как вкопанный и спрашивает сельского детектива: но если ты нашёл мой тайник с печатью, то что же ты деньги не взял, а просишь у меня, они ведь в том же тайнике? Мудрый чегемец грустно улыбнулся и сказал: «А это не твоя печать, это первая печать, я её попросил на день у председателя…».
Есть две печати, доказывающие, что мы хорошие люди. Одна печать у нас. Мы кому-то помогаем, кого-то поддерживаем, кому-то даём деньги, кому-то открываем Бога. Вау! Можно подумать, Бог это какая-то огромная чугунная форточка, не поможешь — не откроется. Бог, между прочим, не возражает и даже призывает, увещевает и грозит послать куда подальше, если у нас не будет доказательств нашей доброты.
Только это краденая печать. Всё равно вся доброта — Божия. И всякая жизнь, всякое вдохновение — тоже.
Есть и вторая печать — точнее, Первая и Последняя. Это Слово Божие. Живое, с руками и ногами. Убитое и ожившее. Да, есть Иисус, Который учит нас азбуке — мол, всякий человек есть цитата Бога, иероглиф Бога, фотография Бога, просьба обращаться с ним уважительно. А есть Иисус, которого эти цитаты с фотографиями взяли и убили.
Есть Иисус, Который отлично знает, что далеко не всякого, кто кормит голодного, можно за это пустить в рай. В Освенциме тоже кормили, и на Колыме кормили. Навести заключённого? А за что его посадили? Ах, он голубой? Оскара Уайльда навестили, а Тьюринга не успели? А женщин, посаженных за аборт, будем навещать? Антисоветчиков? Террористов?
Есть Иисус, Который не притчи рассказывал, а висел на кресте, задыхался, сердце разрывалось, и перед самым разрывом успел выдавить: «Прости им, ибо не ведают, что творят». Вот — наша печать на удостоверении святости. Вот — доказательство того, что мы достойны Царства Божия.
Есть метафоры — и что голодный подобен Богу это метафора. А есть реальность: Слово Божие живо и звучит постоянно, неслышно, неотступно в сердце каждого и вокруг каждого, внутри и снаружи, в счастье и в горе. Суд уже совершён, и все прощены, и дело за малым: стать созвучным Слову Божию и уже не делать добро, а посторониться и вернуть Богу, что украли у Бога, посторониться и не мешать Богу говорить, звучать, кормить, поить, творить и любить.