Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.
От редакции
Новый град, вып. 1. 1937.
Редакция.
Не легкомысленная жажда новизны, не слепая ненависть к старине соединила нас, искателей нового града: Нет, в старом городе просто становится невозможно жить. Полуразрушенный катастрофой войны, он живет в предчувствии нового — быть может, последнего для него — удара, раздираемый непрерывными внутренними противоречиями. Кризисы не страшны молодому обществу, полному сил и творческих возможностей. В кризисах мощно росла цивилизация XIX века. Современные кризисы сопровождают или отмечают процесс упадка. Война привела к истощению великие государства Европы и разрушила некоторый из них, в томчисле величайшее из них — Россию. Война ознаменовала начало упадка Европы перед лицом восстающих или борющихся за свою, независимость народов Востока. Сама Европа не выходит из состояния брожения, лихорадочных метаний и беспорядка. Кризис экономический, кризис политический, кризис социальный, кризис национальный. Огромная военная задолженность государств Запада, потеря восточных рынков, сужение внутренних обусловливает неустойчивость денег, биржевый бури, колоссальную безработицу. Демократия в целом ряде стран оказывается бессильной создать твердую власть, способную бороться с грозной бедой. Поколение, воспитанное на крови, верит в спасительность насилия и выдвигает идеал диктатуры против правового государства. Демократия вынуждена обороняться от предприимчивых захватчиков власти, и в рядестран уже разрушена новой небывалого типа тиранией. Рабочий класс, волнуемый экономическими бедствиями, сноваготовится к штурму капиталистического общества. Коммунизм восстановляет революционную доктрину и тактику 40-х годов прошлого столетия, мечтая раздуть ближайшую войну в классовую революцию.
И эта война уже затягивает горизонт кровавыми зорями. Уже репетируются грандиозные спектакли уничтожения городов газовыми и воздушными атаками. Народы вооружаются под
3
убаюкивающие речи омире дипломатов и филантропов. Все знают, что в будущей войне будут истребляться не армии, а народы. Женщины и дети теряют свою привилегию на жизнь. Разрушение материальных очагов и памятников культуры будет первой целью войны. Война тлеет под пеплом национальной ненависти, злопамятства и обиды. Мировая война не могла поделить и успокоить народы. Новые границы прошли по живому телу. Взамен разрушенных конгломератов наций образовались новые, насильственные соединения. Относительное культурное единство и общение старой Европы до сих пор не восстановлено. Народы окопались траншеями исключительных традиций и интересов. Путешествие по мирной Европе стало труднее, чем в средние века. «Европейский концерт», «республика ученых» и «corpus christianum» кажутся разрушенными до основания.
Тяжелее всех оказалась участь России. Она расплатилась и за свои собственные грехи, наследие своей трагической истории, и за грехи капиталистическая мира, вовлеченная в общий его пожар. В Европе экономический кризис, — в России безвыходная нищета и голод. В Европе борьба классов, — в России уничтожение их. В Европе насилие, — в России кровавый террор. В Европе покушения насвободу, — в России каторжная тюрьма для всех. В Европе помрачение культуры, — в России систематическое ее истребление. И Россия, жертва безумного самоубийства, готовится стать палачом всего мира, собирая взрывчатые материалы для последней катастрофы.
Серный дождь уже падает «на кровли и башни родного Содома». Нам не вернуться к былому уюту, к теплу отцовских очагов. Нам запрещено даже оглядываться назад, чтобы не застыть соляным изваянием отчаяния.
Многие начинают сродняться с мыслью, что мы присутствуем при последней гибели, если не человечества, то европейской культуры — той культуры, которая цепью звеньев связана — и на романо-германском Западе и на русском Востоке — с древней Грецией. Для нас, похоронивших отечество, мысль об апокалипсисе культуры, будящая столько отзвуков в русской душе, особенно искупительная. Она может быть источником мстительного и бессильного удовлетворения.
4
Не поддаваться ей! Быть с теми, кто готов бороться, готов странствовать — не в пустыню, а к новому Граду, который должен быть построен нашими руками, из старых камней, но по новым зодческим плацам. В чем источник нашего мужества и нашей надежды?
Прежде всего мы не видим исчерпанности ни духовных, ни материальных сил старого человечества. Гигантская трудовая машина расточает без устали свою непрерывно восстановляемую энергию. Даже экономические кризисы наших дней являются кризисами перепроизводства. Нигде ни признаков апатии, равнодушия или лени. Более, чем когда-либо, Европа — и продолжающие ее материки — бьется, как стальное сердце мирового двигателя. Механические силы техники, физическая силы спорта указывают на неистощимость моральных сил. Правда, падают ценности сострадания, зато растут фонды чистоты и мужества. Действительно, новая Европа во многом морально здоровее старой. Из скептического и эстетического декаданса довоенных десятилетий вырастает мощное религиозное движение. И это не только приют усталых, мистически изголодавшихся душ. Не только последнее убежище социального консерватизма. Христианские церкви наших дней развивают большую социальную энергию, ставят своею целью объединение и организацию разъединённого мира. Молодежь волнуется смутными идеалами нового порядка, новой организации. Идея реконструкции носится над хаосом.
Кто победит? Новый ли строй восторжествует над хаосом или хаос поглотит еще нерожденный строй? Будущее, к счастью, скрыто от нас. Исход завязавшейся духовной битвы не предрешен. Наша свобода и наша воля входят в этот исход, как одна из существенных его предпосылок. Вот почему для всех, кто видит возможность спасения, борьба за него — общий долг.
Мы не одни, кто в этот решающий исторический день выходит в путь в поисках Нового Града. И мы обязаны точнее определить, что отделяет нас от других искателей.
Вместе со всеми живыми людьми нашего века мы убеждены, что наше поколение вплотную поставлено перед социальным вопросом — не для теоретического анализа, а для практического его решения. Для нас это вопрос столько же спра-
5
ведливости, сколько существования. Внести разумность вхозяйственный хаос и справедливость в мир, где эксплуатация и борьба классов — такова не утопия, а задание нашего времени. У нас нет готовых рецептов. Социализм понятие слишком многосмысленное. Едва ли это слово способно определить смысл открывающихся в тумане очертаний будущего хозяйственного строя. Мы готовы назвать его трудовым, ибо труд, а не капитал займет в нем почетное место. Но мы не прельщаемся мечтой об абсолютном государственном принуждении в организации труда. Мы хотим сохранить начало свободы и творчества в хозяйственном процессе. В этом вся трудность и своеобразие современной социальной проблемы.
Против фашизма и коммунизма мы защищаем вечную правду личности и ее свободы — прежде всего свободы духа. Вынужденная поступиться многим в своей экономическойсвободе ради спасения целого, ради возможности общего дела, личность сохраняет свое нравственное достоинство в глубине своей совести, своей мысли, своего духовного творчества. Это признание свободы личности отделяет нас от большинства так называемых пореволюционных течений русской политической мысли, с которыми нас роднит общее понимание политическая кризиса и воля к новой организации жизни. В охране свободы, как драгоценного завещания XIX века, мы занимаем позицию консерваторов. Но мы не удовлетворены буржуазным пониманием свободы и ищем для нее новых обоснований.
Начала нового свободного порядка и справедливости, утверждаемые в государственном общежитии, должны быть обеспечены и в отношениях между нациями. Нации — великие личности — должны сохранить во всей полноте свободу своего творчества, но поступиться долей политической и экономической свободы, чтобы войти в общечеловеческое общение. Какой смысл работать над созданием мира и порядка в своем собственном доме, когда этот дом обречен на разрушение в борьбе внешних сил? Изолированное существование наций стало давно невозможным. Более, чем когда-либо, мир, при всей раздирающей его ненависти, живет связанной жизнью. Друзья и враги спаяны цепью общей судьбы. Уже Европа становится тесной для нового понятия политического человечества. Наше
6
внимание приковывают к себе и Запад и Восток и на рубеже их — Россия.
России отдаем мы наши самые заветные мысли. Образ мира, среди которого мы живем и который лучше видим, не заслоняет в наших глазах далекого, трудно уловимого, но всегда близкого лица России. Ненавидя ее палачей, вглядываясь пристально в ее усилия к освобождению, мы отдаем себе отчет во всей сложности материальных и духовных процессов, в ней совершающихся. Мы стремимся мысленно отделить внешне навязанное и внутренне переживаемое ей. Мы хотим уловить образ подлинной — это не значит чистой и безгрешной — России, и определить основы, на которых должна сложиться ее историческая жизнь. Если хоть некоторый из наших страниц дойдут до нее и помогут кому-нибудь там в мучительном деле национального и социального самоопределения, мы будем сторицей вознаграждены за наш труд.
Свобода личности и правда общежития, национальное и вселенское начала — где могут они быть примирены, внутренне и органически, вне христианства? Современное развитие «позитивной» мысли, консервативной, либеральной н социалистической — разбивает единство христианской правды в осколки. Каждый из них становится кривым зеркалом мира и односторонне-опасным орудием действия. Лишь христианство не эклектически, а целостно утверждает равенство целого и части, личности, и мира, Церкви и человеческой души. Христианство бесконечно выше социальной правды, христианству, в его трагическом развитии на путях истории, случалось тяжко погрешать против социальной правды, и все-таки осуществление социальной правды возможно лишь в христианстве: как общественное выражение абсолютной правды Христовой. Но мы не связываем приходящих к нам никакою исповедною формулой, довольствуясь наличностью известного духовного единства. Мы спрашиваем не о том, во что человек верует, а какого он духа. Под этим знаменем соединились мы в борьбе за правду Нового Града.
7
