Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.
Новый град, вып. 3. 1932.
ВОЙНА С ВОСТОКА
Давно уже мировой воздух не был в такой степени насыщен грозой, как в эти дни. Двухлетний хозяйственный кризис еще не изжит, ему не видно конца, а перед миром встает уже новая опасность — войны. В Китае война, никем не объявленная, уже свирепствует — в то время, как в Женеве бессильно и безвольно заседают Лига Наций и Конференция о разоружении, подчеркивая своей беспомощностью развал Европы. Совершенно очевидно, что паралич Европы является причиной дальневосточной войны, ибо холодно обдуманное, лишенное всяких внешних поводов нападение Японии на Китай явно использует благоприятный — для Японии — момент всеобщего мирового хаоса. Никто, кроме Америки, не смеет вмешаться в дела Китая, Лига Наций — наций, недавно объявивших войну недопустимым средством национальной политики (пакт Келлога) — должна смотреть, как один из его членов подвергается откровенно-хищническому нападению, экспроприации, оккупации со стороны другого. Бессилие, как и бедность, не порок. Бессилие Лиги Наций прекратить войну и восстановить справедливость не так подрывает уважение к ней, как усилия соблюсти appearences, и сохранить иллюзию международной судебной тяжбы. Недавно в Женеве, на конференции по разоружению прозвучали очень сильные и смелые слова: Гендерсона, Вандервельде , и других. Но Лига Наций, возглавленная сейчас П. Бонкуром (вчерашний социалист), и Друммондом, предпочла путь лицемерия, набрасывая покров вежливых и пустых формул на льющуюся кровь. Китай этого не забудет. Единению народов мира нанесен жестокий удар — не только из Токио, но и из Женевы.
83
Лига Наций, нужно сказать откровенно, не пользуется большим уважением в среде русской эмиграции. Тому есть много причин; наш максимализм, гнушающийся малых дел, наша правдивость, не выносящая лицемерия, наш обостренный революцией национализм, презирающий все интернациональное, и, наконец, наш культ насилия, воспитанный гражданской войной. Не все эти мотивы равно почтенны. Их сочетание особенно противно у христиан. Злорадство по поводу провалов Лиги и попыток международного сговора отзывается духом провокации. Только революционер, поставивший ставку на мировые потрясения, имеет право торжествовать по поводу унижения Лиги. Она все же остается единственным зерном, из которого могло бы вырасти сверхрациональное единство мира или, по крайней мере, Европы. Конечно, правы те, кто полагает, что такая задача не решается методами дипломатии: что для нее требуется ни больше, ни меньше, как духовное перерождение человечества. Но, во-первых, духовное возрождение нуждается и в технических, правовых органах реформы. Современная демократия предлагает эту готовую форму. Во-вторых, не одна дипломатическая фраза и интересы великих держав заполняют ее. Через христианских политиков Англии, Германии (да и шире), христианство имеет сказать свое слово на этих съездах примирения. Едва ли церковные интер-конфессиональные конгрессы могли бы взять в руки дело примирения народов с большей надеждой на успех. Церкви и религиозные общины отражают страсти и интересы народов в той же мере, как чисто политическое представительство. Преодоление в себе этих религиозных искривлений заставит иначе отнестись и к бескорыстным усилиям даже безбожных миротворцев. Католическая церковь с сожалением и молитвой проводила в могилу миротворца Бриана, забывая тот страшный удар, который он нанес ей когда-то во Франции. Это единственно правильная и достойная позиция. Борьба с добром, потому ли что оно не наше добро, или потому, что оно слабое добро, рискует обернуться сатанизмом.
Дух провокации и есть дух сатанизма. Он рождается из злобы и отчаянии побежденных. Это всегда — ставка на зло, ради будущего торжества добра. Предпосылка: зло — сила, добро — слабость. Душа большевизма есть душа провокатора. В царской России, раздавленный в первой революции, бессильный для открытого восстания, он жил спекуляцией на разлагающие, болезненные силы режима, с особой ненавистью набрасываясь на все, что могло остановить смерть: на демократию, либерализм, умеренный социализм. Сейчас, бессильный воевать с капитализмом, он больше всего ненавидит силы, работающий для мирного выхода из кризиса: II Интернационал, Лигу Наций. В этом он совпадает с умонастроением широких кругов русской эмиграции.
События на Дальнем Востоке неожиданно вскрыли всю болез-
84
ненность этого провокационного нарыва. Эмиграция раскололась надвое, не в действии, которое для нее пока невозможно, но в мысли и в воле.
В чем дело? Чистый и ясный вопрос о японской оккупации Китая осложнился для нас возможностью русско-японской войны. Захват Манчжурии и Восточно-Китайской дороги продвинул японские силы к русской границе. Владивосток оказался под ударом, Приморье почти отрезано от России. Захват Приморской области стоит в программе японских националистов. Не двинется ли Япония на СССР и не послужит ли это сигналом к падению гнусной тирании? Этой мысли было достаточно, чтобы японофильские настроения широко разлились среди нас, чтобы бывшие воины стали готовиться к походу — против России, — политики сочинять планы «буферного» государства, под японским протекторатом, оторванного от России.
Какое детское фантазерство и какая опасная игра с огнем! Будем рассуждать логично. Одно из двух. Или СССР не в силах защищать свои границы и отдаст Японии без боя берега Великого Океана. Дело трех столетий русской колонизации погибнет, и какие-то русские люди приложат свою руку к этому позору. Удовлетворенная Япония не подумает свергать большевиков и, напротив, приложить все усилия, чтобы поддержать власть, так плохо охраняющую интересы России. Или война. Но кто может предусмотреть ее исход? Мысль эмиграции прикована к одному внутреннему русскому процессу и склонна верить, что война вызовет революционный взрыв. Неизвестно. К сожалению, мы так оторваны от России, именно сейчас, что не знаем даже, как отнесется население России к войне. Вернее, оно расколется, как раскололись мы в зарубежье, и в то время, как ограбленное крестьянство будет мечтать о поражении власти, актив Красной Армии, комсомол, а, пожалуй, и городской пролетариат в отчаянном патриотическом подъеме сомкнутся вокруг партии.
Но можно ли в наше время предполагать локализацию войны на Дальнем Востоке? Не будет ли это началом мировой войны? Останутся ли Польша и Румынии нейтральными? Не ударит ли Германия в тыл Польше? А Франция? А Италия? А Соед. Штаты, уже без того раздраженные японской экспансией? В мировой войне СССР не останется без союзников. Более того, при вероятном нейтралитете Англии, большинство великих держав будет с ним — против Франции. Но самое главное, на чью бы сторону ни склонился перевес оружия, в этой войне не будет победителей. Социальные революции — неизбежный спутник войны, в стране победителей и побежденных. Какой неожиданный реванш для чахнущего III Интернационала! Даже разбитый в России, коммунизм воскресает, как мировая сила. Война и коммунизм одно. Когда русскаяэмиграция научится понимать это?
С ребяческой, но преступной радостью раскапывают сейчас уго-
85
лья еще не потухшего пожара, который грозит сжечь все, что еще уцелело от первой катастрофы. Превратить войну в революцию — да это старая тактика Ленина. С той разницей, что сейчас мечтают о революции национальной. Как будто в мире есть сила, способная обуздать стихию разрушения. Сказать огню: остановись здесь, в Советском Союзе, послушно отступив перед буржуазными рубежами... Кориолановская измена России, принесенная в жертву мировой революции и хаоса, — не есть ли это свидетельство полного внутреннего обольшевичения озлобленных и измученных людей?
Трудно в наши дни сохранить власть над нервами. Вести из России так мрачны. Там не видно борьбы, в которую можно было бы вложить наши усилия. 15 лет обманутого ожидания способны сломить кого угодно. Но психологически понятное остается безумным и непростительным, морально и политически. Наша борьба с большевизмом есть ставка на нервы — и дух. Кто погибнет прежде, кто первый поплывет по течению? Весь смысл нашего бездейственного изгнания — в стоянии на твердом камне: любви к России и неприятия преступления, как фундамента государственной стройки. Отказ от этих двух начал — это внутренне обольшевичение, полное поражение. Для нас это тоже, что буржуазное перерождение для коммунистической партии, Измена себе и утрата всякого смысла своего дела и жизни.
Г. Федотов.