К оглавлению Номер страницы после текста на этой странице. Глава 10Русская православная церковь в первое десятилетие после войныЦерковь и государство Предвестником будущих нападок на Церковь стало в сентябре 1944 г. постановление ЦК КПСС, "призывавшее к усилению антирелигиозной пропаганды через пропаганду научного мировоззрения". Членам партии напомнили о необходимости борьбы с пережитками невежества и предрассудков среди людей. Следующее постановление ЦК, призывавшее усилить атеистическую пропаганду в средствах массовой информации, появилось в 1945 г., вскоре после окончания войны1. Однако на этот раз атеистическая пропаганда пока не сопровождалась актами вандализма в отношении Церкви и верующих, как это было перед войной. Церковь старалась показать свою полезность советскому государству в делах внешней политики и до некоторой степени во внутренней. Уже упоминалось, что вскоре после избрания патриарха Алексия он был принят вместе с другими высшими иерархами Сталиным и министром иностранных дел Молотовым (10 апреля 1945 г.). Отчет митрополита Николая, несмотря на его подобострастную риторику в отношении Сталина, дает представление о предмете переговоров. Кроме уже существовавшей Московской богословской школы предполагалось открытие восьми других в разных городах. Церкви предоставлялся по приказу Сталина печатный орган, в связи с чем иерархи попросили Сталина дать им право построить или приобрести здания для издательства, академии и семинарии и т. д. "Сталин с одобрением отнесся ко всем нашим предложениям и обещал поддержку"2. Так что сразу же запланировано было открытие 9 семинарий и, по крайней мере, двух академий. По другим источникам, планировалось открытие 10 семинарий и 3 академий: 4 семинарии — на Украине, 5 — в РСФСР и 1 — в Белоруссии; а также академии в Москве, Ленинграде и Киеве. Этот план был осуществлен лишь отчасти. Приведем полный перечень семинарий с датами их открытия: Москва/Загорск — 1944 г., Одесса — 1945 г., Ленинград — 1946 г., Минск/Жировицы — 1946 г., Луцк/Волынь — 1946 г., Ставрополь — 1946 г. и Киев — 1947 г. Академии были в Москве/Загорске — 1944 г. и в Ленинграде — 1946 г. Планировалось открытие семинарий также во Львове и Новосибирске и академии 256 — в Киеве. В 1947 г. работало 8 семинарий и 2 академии, однако растущее давление на Церковь вынудило отложить планы дальнейшего расширения сети ее учебных заведений на неопределенное время. В дальнейшем в результате открытых преследований Церкви во времена Хрущева количество семинарий было сокращено до трех. Планы создания независимой прессы так никогда и не осуществились, хотя потребности в учебных помещениях были тогда удовлетворены с передачей Церкви в 1946 г. Троице-Сергиевой лавры3. Митрополит Николай не упоминает в своем отчете, что как услуга за услугу во время двух встреч со Сталиным в 1943 и 1945 гг. Церковь взамен относительной литургической свободы и некоторой терпимости государства обязалась служить государственным интересам в области внешней политики и пропаганды4. И Николай, как глава Отдела внешних сношений Церкви, становится главным действующим лицом в этой постановке, хотя и патриарх Алексий был вынужден в ней участвовать3. Позднее Николай говорил, что на возобновление пресле--дований Церкви в 60-е гг. он ответил проповедями против преследователей, "не теми проповедями, которые публикуются в Журнале Московской Патриархии, но теми, которые произносятся в храмах". Мы уже обсуждали выше паломничество Алексия на Средний Восток, скорее политическое, чем духовное, по своему характеру, как и поездку Николая в Западную Европу и успех его усилий по возвращению значительной части эмигрантской церкви под власть патриархии. Затем русские приходы в Венгрии были включены в патриаршую паству как Венгерское православное епископство. Однако для распространения сталинской автаркии на церковные дела требовалось иное. Существовала еще проблема православных церквей Эстонии и Латвии, формально подчинявшихся Константинополю, а также автокефальной Православной церкви Польши, связанной с Константинополем, от которого она получила свою автокефалию. Православная церковь Закарпатской Украины находилась под властью Сербского патриарха; русская эмигрантская церковь в Чехословакии, бывшая когда-то под властью митрополита Евлогия, теперь оказалась под началом Москвы. Наконец, существовали ярко выраженные националистические униатские церкви Западной и Карпатской Украины, находившиеся со своими 4 млн верующих под властью Рима; предстояло обеспечить также сближение с православными церквами на Балканах. Сталин, очевидно, рассчитывал, что в результате усиления советского влияния на Восточную Европу последует переход тамошних православных церквей под власть политически укрощенного Московского патриарха. Церковь действовала в этом духе, как могла. В течение года архиепископ Григорий (Чуков), будущий митрополит Ленинградский, реинтегрировал балканские церкви под руку 257 Московской патриархии. Еще до окончания войны он отправился в Болгарию, чтобы помочь взойти на престол экзарху Стефану, первому каноническому автокефальному главе Болгарской православной церкви, которая оказалась связана тесными узами с Русской церковью отчасти благодаря тому, что именно под давлением Русской церкви после восьмидесятилетней схизмы Константинополь наконец признал первоначально односторонне провозглашенную автокефалию Болгарской церкви. Русские приходы в Болгарии (первоначально карловацкие) с митрополитом Серафимом (Соболевым) перешли под юрисдикцию Московской патриархии. Через некоторое время Григорий побывал в Финляндии, где православная церковь пользовалась статусом автономной под властью Константинопольского патриархата, к которому она присоединилась, объявив в 1923 г. в одностороннем порядке о выходе из Московского патриархата. Митрополит Григорий не сумел вернуть Финскую церковь Москве, хотя и установил личные контакты с иерархами этой церкви и тесную связь с двумя русскими эмигрантскими приходами и Ново-Валаамским монастырем, остававшимися верными Московскому патриарху. Григорий вступил в переговоры с правящим архиепископом Финской церкви Германом, и через некоторое время Москва, наконец, признала статус Финской церкви как автономной ветви Вселенского патриархата, а также вернула в 1957 г. Ново-Валаамский монастырь под юрисдикцию Финской православной церкви6. Другие епископы Русской церкви удачно завершили свои миссии в Югославию и Румынию, так что русские приходы Белграда (в 1945 г.) и Бухареста (в 1948 г.) вернулись под юрисдикцию Москвы. Осенью 1945 г. миссии епископов в Чехословакию*, Австрию, аннексированную Закарпатскую Украину и Маньчжурию также завершились возвращением поместных православных церквей в Московский патриархат7. Ситуация с Православной церковью Польши была улажена несколько позднее, но гораздо более регулярным образом, поскольку инициатива исходила от самой этой поместной церкви. Мы уже упоминали, что митрополит Дионисий был фигурой непопулярной, поскольку он слишком часто менял соответственно политическому моменту свою ориентацию. Вскоре после окончания войны Дионисий вернулся в Польшу из Западной Германии, и новые власти Польши позволили ему возглавить * Церковная автономия предполагает независимость церкви в вопросах внутреннего управления, предоставляемую ей той или иной автокефальной церковью, в состав которой данная церковь входила ранее на правах экзархата или епархии. Глава автономной церкви избирается на поместном соборе с последующим утверждением патриархом автокефальной церкви. В настоящее время имеются 4 автономные православные церкви: Синайская (юрисдикция Иерусалимского патриарха), Финляндская и Критская (юрисдикция Константинопольского патриарха), Японская (с 1970 г. в юрисдикции патриарха Московского и всея Руси). 258 Православную церковь как автокефальную на основании статусов 1938 г. Дионисия поддерживало благодаря его проправительственной политике польское правительство, но не братья по вере, начавшие переговоры с Московской патриархией. В 1948 г. они обращаются к патриарху с просьбой даровать Польской церкви автокефалию, считая автокефалию, полученную от Константинополя в 1924 г., аннулированной. 22 июня 1948 г. Польская православная церковь получает от Московской патриархии акт о даровании автокефалии, который подписали члены патриаршего Синода, с одной стороны, а с другой — два епископа (исключая Дионисия, не участвовавшего в этом акте, и все члены консистории. Оставшийся в одиночестве Дионисий обратился спустя два месяца к патриарху с просьбой о прощении и о принятии его вновь в литургическое общение. Его просьба была удовлетворена, но он ушел на покой, а первым главой новой автокефальной Польской церкви стал митрополит Львовский Макарий (Окси-юк), советский украинец, высокообразованный человек8. В начале 20-х гг. Оксиюк, бывший тогда профессором Киевской духовной академии, перешел в светскую науку и работал в Украинской Академии наук. После смерти Макария во главе Польской церкви неизменно были поляки. Действия Московской патриархии по отношению к Польской церкви характеризуются канонической правильностью и экклеси-астической мудростью. Аналогичные действия были предприняты также в отношении Китая и Чехословакии. В 1946 г. православные приходы Чехословакии объединились под юрисдикцией Московского патриарха и были возглавлены присланным из Москвы митрополитом Елевферием экзархом. В 1951 г. с прекращением деятельности униатской (греко-католической) церкви, насильственно объединенной с Православной церковью Чехословакии, последней была дарована автокефалия, а Елевферий становится ее первым главой. В Китае после того, как последний русский епископ (митрополит-экзарх Виктор) был отозван в Москву, китайский клирик епископ Пекинский Симеон Ду, рукоположенный в епископа пятью годами раньше, был назначен главой Православной церкви Китая9. Вопрос об униатах был урегулирован не столь удачно, если бы не сказать больше. Трагедия "воссоединения" униатов с православием была вызвана тем, что соединение несовместимых взаимных интересов покончило с легальным существованием этой церкви. Если бы униатская церковь сохранилась, она могла бы со временем сыграть роль консолидирующей оппозиции в среде западных украинцев, как это было с римско-католической церковью в Польше и Литве. Униатская церковь как отдельная организация существовала в тех районах, где была особенно сильна националистическая подпольно-партизанская антисоветская агитация, и могла стать своего рода "вторым правительством", организующей силой антисоветской борьбы на Западной Украине. Такое предположение имело серьезные основания: 259 в 30-е гг. и во время войны униатская церковь благословила и поддержала украинский сепаратизм10. Наконец, подчинение униатской церкви Ватикану было особенно невыносимо для Сталина. Война еще не закончилась, а уже были арестованы правящий митрополит униатов в Галиции Иосиф Слипый и все четыре его епископа "за предательскую... деятельность в поддержку немецких оккупантов". Затем последовали массовые аресты наиболее активных униатских священников. В то же время в Галиции начинается создание групп по объединению с православием. К февралю 1946 г. из 1270 униатских священников, находившихся еще на свободе, 997 подписали прошения о присоединении к православной церкви11. Многие из них, возможно, были вполне искренними, так как Брестская уния 159оТГЪыла навязана украинскомуГбелорусскому и русскому населению Польско-Литовского государства иезуитами. На протяжении всего XVII в. большинство этого населения активно сопротивлялось унии, и это сопротивление было причиной многих восстаний, приведших в конечном счете к воссоединению с Московским государством. Кроме того, как уже упоминалось, массы униатов, эмигрировавших в Америку, присоединились там к православной церкви. В начале XX в. совершенно спонтанно стало распространяться движение за воссоединение с православием среди лемков в Карпатской Руси, которая после первой мировой войны стала частью Польши, а также среди самих галичан. Процесс продолжался и после первой мировой войны, хотя польское правительство преследовало Православную церковь Польши. Например, только в 1938 г. где-то около 107 действующих православных приходов были насильственно закрыты польским правительством и затем или превращены в римско-католические, или распущены. Согласно А. Свитичу, историку польского православия, несмотря на репрессии и наказания со стороны польских властей, "к началу 1928 г. в Галиции насчитывалось уже 40 православных приходов... Село за селом и уезд за уездом возвращались под родной кров Православной Церкви. В течение 1 года и 4 месяцев к Православию присоединилось свыше 50 000 галичан". Процесс, как известно, был остановлен польскими правительственными запретами и прямыми гонениями12. К искренним энтузиастам воссоединения с православной церковью, без сомнения, принадлежит Таврило Костельник, высокообразованный выдающийся священник из Львова, ставший одним из организаторов всего этого движения, который был убит партизаном-бендеровцем в 1948 г.13 Однако в сложившихся в то время условиях нарастающего террора советских секретных служб против униатов и невероятного давления с целью ликвидации этой церкви многие подписались просто из страха перед репрессиями. Избрание делегатов на собор (раду — по-украински), который должен был решить судьбу униатской церкви, проходило без всяких правил. В тех рай- 260 онах, где было слишком много противников воссоединения с православной церковью, выборы не проводились вообще: делегаты прямо назначались настоятелями храмов; в тех же случаях, когда и сами настоятели были сторонниками "униатства", делегаты назначались местными "группами действия". Никто не интересовался, насколько полно представляли делегаты общественное мнение, но все они получили право голоса, собрались в конце февраля 1946 г. в соборе Св. Юра во Львове. Итоги этого собора были предопределены: униатская церковь в Галиции (бывшая Западная Украина) упразднялась и соединялась с православной церковью. Результатом действительных тенденций к единению, а также террора со стороны униатов явилась ликвидация греко-католической (униатской) церкви в Румынии в 1948 г., в Закарпатской Украине — в 1949 г. и в Словакии — в 1951 г., где правящий епископ был осужден к пожизненному заключению14. Трудно согласиться с мнением Анатолия Левитина, что Патриарх Алексий не знал о насилиях НКВД в процессе "воссоединения" униатов с православной церковью13. Он был слишком хорошо знаком с методами НКВД, чтобы доверять сообщениям о всеобщем и добровольном переходе униатов в православие. Более обосновано мнение, бытующее cero")fR*— в кругах Московской патриархии, что, присоединив униатов, патриархия просто спасла Церковь на- униатских землях от полного уничтожения. В таком случае есть большая разница"^ между гонениями на униатов в 1946—1986 гг. и нынешними гонениями на православных в тех же районах: униаты гонимы были советской властью, ныне же православные гонимы непосредственно униатами и галицийской националистической общественностью. Единственным прямым актом Московской патриархии в направлении ликвидации унии было Послание патриарха Алексия к униатам Западной Украины, изданное непосредственно после его избрания на патриарший престол. В послании выражалась радость по поводу наконец достигнутого воссоединения исторических русских территорий и одновременно печаль о том, что не возносятся общие благодарственные молитвы Богу за это воссоединение, так как западные братья принадлежат другой вере, "отторгнуты от своей Матери — Русской православной церкви". Затем говорится о бесчеловечности гитлеризма и о том, что победа над ним есть знак Божьего благоволения в борьбе с гитлеризмом. Приводится также историлески неверное утверждение, будто руководители униатской церкви "призывали склониться под ярмо Гитлера. И куда ведет вас Ватикан, призывающий в своих посланиях к милости к фашистам и Гитлеру, этому величайшему преступнику, какого когда-либо знала история?" Алексий ссылается на только что завершившийся собор, избравший его, который в совместном заявлении за подписями двух восточных патриархов и представителей всех православных церквей "в противоположность Ватикану... свидетельствует о своем полном 261 единодушии в проклятии Гитлера, этого кровавого безумца. Молим вас, братья... порвите ваши связи с Ватиканом, который ведет вас во тьму и духовное падение своими ересями... Поторопитесь вернуться в объятия вашей истинной Матери — Русской православной церкви"16. Момент для такого воззвания был выбран, без сомнения, неудачно: оно совпало по времени с террором НКВД против священников-униатов и как бы оправдывало его. Понимал пат-рирах это или нет, он, конечно, знал характер и природу советского режима слишком хорошо, чтобы поверить, будто на этот раз обошлось без всякого насилия. Впрочем, что мог сделать предстоятель Русской православной церкви, если Сталин решил покончить с униатской церковью, как он расправился когда-то с гораздо более многочисленной Русской православной церковью, несмотря на позицию Московской патриархии. Однако выпады этого послания против Ватикана и кардинала Шептицкого* совпадают с государственно-репрессивной политикой. Что касается покойного Шептицкого, то о нем на львовском Соборе 1946 г. говорилось с похвалой, как о настоящем христианине с репутацией защитника православных в Польше, где ему "хватило смелости публично осудить уничтожение более 100 православных храмов на Холмщине в 1937-—1938 гг." польским правительством17. Как мы теперь знаем, униатскую церковь на Западной Украине уничтожить не удалось. Все эти десятилетия она продолжала существовать в подполье, о чем свидетельствуют и некоторые документы Совета по делам Русской православной церкви (Совета по делам религии). Так, в одном из документов даже дается статистика униатства и православия в этих областях между 1946 и 1959 гг. Из первоначальных 3431 приходов униатской церкви в 1959 г. зарегистрировано в качестве православных 3222 плюс незарегистрированные, но действующие в качестве православных — 67, незарегистрированные, но действующие в качестве униатских (т. е. катакомбных) — 18, недействующие, закрытые униатские церкви — 98. По этим же данным, на 1959 г. в западных областях Украины находилось еще 1643 бывших униатских священнослужителя, из коих 1243 присоединились к православию, 347 остались униатами, из них 91 служил в подпольной униатской церкви18. \ Секрет выживания унии там, где, казалось, до войны была естественная тяга к православию, объясняется не столько приверженностью к Ватикану, а тем более к римско-католическому богословию, сколько тем, что православие насаждалось насиль- Щептицкий сначала приветствовал немцев как освободителей, однако затем недвусмысленно проклял их за отношение к славянам и евреям, хотя и продолжал поддерживать украинское национальное сопротивление вплоть, до создания украинских антисоветских военных формирований под немецким командованием. 262 ственно, да к тому же атеистическим государством, и в еще большей степени тем, что православие в глазах националистически настроенных западных украинцев отождествлялось с руссификацией. Униатство же воспринималось ими — и не только униатами, но и украинскими националистами из православных — как национальная украинская религия, гонимая за свое украинство19. Но вся масштабность проблемы осознана была Московской патриархией (да и советскими властями) лишь во второй половине 80-х гг. В 1945—1948 гг. Московской патриархии, озабоченной проблемой выживания Церкви был необходим успех в деле подчинения униатов православной церкви и сохранение за собой ведущей роли в кампании против Ватикана, чтобы еще раз доказать Сталину свою полезность. Возвращение бывших униатов в лоно Русской православной церкви призвано было также способствовать интеграции внутри нее в прошлом независимых православных Западной Украины и Западной Белоруссии, Латвии, Эстонии и Молдавии. Для лучшего выполнения этой задачи Церкви следовало предоставить некоторую толику внутренней свободы, которая завоевала бы ей авторитет в глазах новой паствы. В том же свете следует рассматривать действия патриарха Алексия, направленные на то, чтобы завоевать для Русской церкви положение первой среди равных внутри православной ойкумены. Некоторые западные ученые (включая Флетчера) спорят, было ли соперничество Константинополя с Москвой причиной, почему патриарх во время паломничества на Восток не посетил Стамбул. Более вероятной причиной этого, однако, кажется отказ настроенных весьма антисоветски турецких властей выдать визу русскому патриарху. Он посетит Константинополь в другой раз. Тем временем небывалый размах, с каким Русская православная церковь планировала праздновать 500-летие своей автокефалии, указывал на то, что Москва надеялась стать инициатором и устроителем восьмого Вселенского собора. Программа торжеств включала консультации всеправославного значения, которые можно было рассматривать как предварительные консультации (просинод). Самый выбор даты — 1948 г., возможно, заключал в себе знак пренебрежения Константинополем: 500 лет назад Россия односторонне провозгласила свою автокефалию, но прошел еще 141 год, прежде чем Константинополь и другие восточные патриархаты признали ее. На этот раз Вселенский патриархат указал, что созывать всеправославные соборы и подготовительные к ним комиссии — только его прерогатива. Так что юбилейные торжества остались, как и можно было предположить, политизированными, с сильным антиватиканским привкусом. Тон был задан посланием патриарха Алексия при открытии торжеств. Затем последовали антикатолическое выступление Ермогена, архиепископа Казанского; отца Гаврилы Ко-стельника, инициатора "воссоединения" украинских униатов 263 с Русской православной церковью; болгарского митрополита Кирилла (впоследствии патриарх) и т. д. В основномэти выступления были политическими. Напротив, доклады об англиканстве носили более богословский характер и были отмечены определенной терпимостью, впрочем, тем не менее был сделан вывод, что англиканские рукоположения недействительны, поскольку и сами англикане не могут прийти к общему решению, является ли рукоположение таинством или нет. Одна из причин, почему проблема англиканства стала предметом обсуждения, состояла по-видимому, в том, что Москва хотела отвлечь англикан от эмигрантской и греческой церквей, предлагая себя, Московский патриархат, в качестве центра англикано-православного диалога. (Другая причина была чисто богословской: патриархи Константинопольский и Александрийский уже в 1931 г. признали действительность рукоположений англикан. В то время митрополит Сергий заявил, что этот вопрос является важным богословским вопросом для всех православных и разрешение его односторонне двумя патриархами недостаточно.) Сами торжества во всем их великолепии, как и обсуждаемые проблемы, должны были доказать Советам, что Русская церковь может быть полезна как международный форум, а также предупредить возможность возрождения советской антицерковной довоенной политики. Однако конференция не сумела произвести запланированное впечатление на православный мир, как и не привела мировое православие под власть авторитета Москвы. Из четырех восточных патриархов ни один не приехал, и представлены были только Константинопольский и Антиохийский. Более того, греки согласились участвовать в торжествах, но не в последующем совещании. Так что совещание собрало только церкви, находившиеся под властью коммунистических режимов (плюс Антиохийская церковь, получавшая в то время от Москвы большие субсидии)20. На наш взгляд, не сумев стать "православным Ватиканом", Московская патриархия потеряла свое значение в глазах Сталина. 1948 год стал поворотной точкой во внешней политике Сталина. Начиналась "холодная война", а блокада Берлина показала ему, что Запад готов сопротивляться, появились проблемы с Югославией. В такой обстановке Сталин решает ориентировать внешнюю политику страны на укрепление и консолидацию сил внутри СССР и всего восточноевропейского лагеря. Прибавьте к этому очевидный провал попытки патриаршей Церкви стать во главе мирового православия, и станет понятно, что в терминах сталинского мышления Церковь стала снова помехой, поскольку она оставалась несовместимой даже с "растяжимым" марксизмом Сталина, а также и с идеей полного тоталитаризма. Политическая целесообразность Русской православной церкви таяла. По словам Уильяма Флетчера, "над Восточной Европой успешно устанавливался советский контроль; влияние Московской патриархии могло быть полезно, но теперь уже не было так важно. И покуда не откроется какая-нибудь другая сфера приложения 264 услуг Церкви, период использования Русской православной церкви в интересах сталинской внешней политики подошел к концу"11. Такой сферой оказалась борьба за мир. Мир устал от войн, а холодная война постоянно напоминала, что растет новая угроза миру. Многие люди готовы были поддержать голоса в пользу мира, откуда бы они ни исходили. Со стороны Советов главным церковным деятелем в этой кампании защиты мира стал митрополит Николай. Советское правительство было озабочено военным неравновесием в 40 — 50-е гг. и опасалось прямой атаки. Флетчер считает, что между кампанией Московского патриархата 1945—1948 гг. по установлению связей с церквами, организацией антиватиканской пропаганды и кампанией борьбы за мир после 1948 г. — были принципиальные различия. В первой митрополит Николай был организатором, во второй -— только участником, хотя и полезным, но не необходимым. Представляется, однако, что Николай стремился показать властям, что и здесь есть область, в которой он и Церковь могут быть необходимы, — это обращение к западным церквам в хрн-стианско-богословском контексте: "Необходимо всем христианам понять... по-детски простое учение Христа... согласно которому агрессивная война не может быть христианской... и невозможно применение силы во имя якобы сохранения христианской цивилизации". "Как будто для жаждущих Истины ветхозаветный пророк сказал: "И делом правды будет мир, и плодом правосудия — спокойствие и безопасность вовеки" (Ис. 32, 17)... Дух Св. Писания свидетельствует, что война не является вечным и естественным явлением среди людей... Теперь мы выступаем против войны, потому что мы сами ее придумали..."22 В последнем высказывании присутствует чувство общей ответственности за грехи человечества, а не только грубые обвинения противника. Подобные заявления благодаря присутствовавшему в них духу откровенности могли помочь миссии Николая, что, возможно, и имело место: ведь Церковь, как и все советские граждане, после ужасов второй мировой войны, без сомнения, стремилась к сохранению мира почти что любой ценой и любыми средствами. Впрочем, для властей не было очевидным, что Церковь для выполнения своей роли в борьбе за мир нуждается в каких-то привилегиях внутри страны. Тот факт, что, несмотря на возобновившиеся гонения на Церковь, ее иерархи продолжали демонстрировать свою лояльность советскому режиму — вспомним хотя бы праздничную литургию по поводу 70-летия Сталина (декабрь 1949 г.) или возвращение патриархом Алексием и другими епископами в 1950 г. ранее полученных ими югославских наград, — должно быть, убеждал Советы, что позиции Церкви слабы и она будет исполнять все, что бы от нее ни потребовали, независимо от того, будет ли в дальнейшем проводиться государством политика веротерпимости или нет. До смерти Сталина некое соглашение (уже упоминавшееся выше) сохраняло силу. На деле же происходило, по-видимому, 265 следующее: в условиях строгой сталинской централизации ни один местный руководитель не решался отменить сложившиеся отношения церкви и государства, установленные лично Сталиным (никогда официально не объявленное положение никогда и не могло быть официально отменено). Так что главными объектами антирелигиозной пропаганды становятся Ватикан, Всемирный совет церквей как "поджигатели холодной войны" и антикоммунистические силы. На местах, однако, епископы, священники и верующие вели тяжелую борьбу за храмы, открытые во время войны или непосредственно после нее; и время от времени уполномоченные Совета по делам Русской православной церкви все-таки закрывали их и портили кровь, в особенности, епископам, препятствуя дисциплинарным взысканиям, наложенным на аморальных или провинившихся клириков и церковных деятелей23. Первые попытки ликвидации действующих церквей делались на территориях, бывших под оккупацией во время войны, под предлогом того, что до войны они принадлежали "другим организациям". Вот характерные случаи, рассматриваемые Советом по делам Русской православной церкви: Храм, отобранный у верующих, куплен в 1938 г. у райфо сельхозартелью за 22 тыс. руб. Во время оккупации храм возвращен верующим. В 1945 г. община зарегистрирована советскими властями. Теперь колхоз требовал от общины вернуть ему те 22 тыс., за которые он купил церковное помещение для хранения зерна. Никто не принимал во внимание, что верующие-то ничего не получили за отобранную у них церковь. Были и прямые случаи закрытия храмов. Так, в селе Ивнице Житомирской области колхоз отобрал у верующих в 1946 г. храм под колхозный клуб, выделив вместо этого участок для постройки верующими себе молитвенного дома (!), но райисполком запретил верующим продолжать уже начатое строительство. Надо сказать, что в эти годы Совет по делам Русской православной церкви еще в большинстве случаев заступался за Церковь, когда имело место явное нарушение законов со стороны советских органов. Так, ссылаясь на постановление Совета Министров РСФСР от 22 мая 1947 г. "Об охране памятников архитектуры" и на решение Московского облисполкома, 29 сентября 1947 г., московский облотдел по делам архитектуры в 1948 г. передал церковь в Кунцеве промкоооперативу металлических изделий под предлогом, что историческое здание будет в лучшей сохранности в ведении кооператива, чем у верующих! В ответ на жалобу верующих Совет по делам Русской православной церкви (РПЦ) указывает, что Постановление СНК от 1 декабря 1944 г. запрещает отбирать храмы у верующих без разрешения Совета по делам РПЦ, а храмы, числящиеся памятниками архитектуры, не могут отдаваться промышленным предприятиям без специального разрешения Совмина РСФСР. Более того, Постановление Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 декабря 1938 г. указывает, что неправильно использовать большие церковные 266 здания под склады, гаражи, хозяйственные предприятия, и допускает использование храмов для учреждений культуры. На основании этого СДРПЦ (его председатель Карпов) обратились к Председателю Совмина РСФСР с ходатайством вернуть храм верующим24. 1947 год был отмечен определенным усилением антирелигиозной борьбы. Впервые после войны "Комсомольская правда" заявила, что членство в комсомоле несовместимо с верой в Бога. "Учительская газета" писала, что верующий не может быть учителем, и восстала против "ложной" теории безрелигиозного образования — образование может быть только антирелигиозным. Главный идеологический орган КПСС журнал "Большевик" провозгласил, что борьба против религии — это борьба против реакционной буржуазной идеологии. Том Большой Советской Энциклопедии "СССР" вышел с утверждением о непримиримости КПСС по отношению к любой религии. Как и до войны, в авангарде этой борьбы встал комсомол с его органами — газетой "Комсомольская правда" и журналом "Молодой большевик". В том же году для популяризации научных и политических знаний учреждается общество "Знание", которое уделяет большое внимание антирелигиозным проблемам. Во многих городах были открыты "Дома научного атеизма". Прекратились (по свидетельству Н. Струве) епископские хиротонии. Внутренняя жизнь Церкви, 1945—1953 гг. Участие в пропагандистских кампаниях было той ценой, которую церковные власти платили за возможность исполнять свой пастырский долг и заботиться о душах верующих. Почти каждый епископ (в меньшей степени — священник) становится неким двуликим Янусом. Стоит прочитать собрание проповедей, посланий и речей патриарха Алексия или митрополита Николая, чтобы ясно увидеть трагическую разницу между политическими и пастырскими выступлениями двух иерарахов, в особенности это касается Николая. Проповеди Николая замечательно обобщены и разделены по темам в работе Флетчера "Николай". Внимательный читатель книги легко сам убедится в искренности веры, внимании к христианской этике и эсхатологическом видении мира, печального и грешного, наполняющих проповеди покойного митрополита, — за что его искренне любили русские верующие, только таким его и запомнившие. В этом и состояла трагедия иерархов: люди не винили их в произнесении пропагандистских речей, считая таковые неизбежным злом. Вспомним, что в 20 — 30-е гг. прихожане изгоняли клириков за малейшее высказывание или молитву в пользу советской власти. По случаю капитуляции Японии патриарх Алексий обратился с двумя противоположными по смыслу посланиями. Одно 267 — поздравительная телеграмма Сталину с уверениями в том, что Церковь молится за его здоровье и "многая лета", — заверяло, что его "военный гений и... неустанные труды на благо Родины привели наш народ к величайшей победе и миру". Другое —*- послание к верующим и клирикам Русской православной церкви, содержащее одухотворенные слова о мире на земле: "Давайте возблагодарим Бога за дарование нам небесной помощи в дни войны. Давайте возблагодарим Бога, даровавшего нам мир, этот дар Божий, — возблагодарим Создателя мира". Патриарх призвал затем нацию не забывать Бога в эти мирные дни, жить так, чтобы быть достойными мира и победы — этих даров Божиих. Лишь одна короткая строка в этом втором послании посвящена восхвалению "Верховного главнокомандующего". По случаю годовщины Октябрьской революции и дня рождения Сталина была совершена специальная литургия Московской и Грузинской патриархиями, и посланы послания и поздравления Сталину, затем опубликованные в Журнале Московской патриархии25. Обращаясь к вновь посвящаемым епископам, Алексий часто упоминает о нелегком пути, ожидающем архипастыря, великих трудах и страданиях, через которые уже прошел посвящаемый. Он говорит о трудностях, предстоящих священникам и епископам, потому что мирские люди часто пытаются захватить власть в церквах, которые им не принадлежат, пытаются критиковать пастырей... а когда пастыри налагают на них епитимьи, они распространяют о них сплетни и угрожают им". Он призывает епископов стоять твердо и поддерживать церковную дисциплину и христианскую мораль26. В посланиях епископам и священникам он призывает их сосредоточиться на духовном воспитании верующих, расширить проповедническую деятельность, работая над качеством проповедей и поучительными их аспектами, создавать в храмах молитвенный дух. Патриарх был против концертности, обмирщения и драматичности церковного пения, против пышности в убранстве — электричество считал допустимым только в паникадиле. В речах по случаю открытия занятий в семинарии Алексий возлагал большие надежды на духовность новой богословской школы. В дореволюционной семинарии "постепенно угасал религиозный пыл", поскольку она была не только пастырской школой, но и общеобразовательным учреждением для будущих клириков. Соответственно среди преподавателей попадались даже атеисты. "Теперь же в наши семинарии приходят учить и учиться только те, в ком бьется верующее сердце". И перед преподавателями богословских учебных заведений стоит задача перестроить их таким образом, чтобы они могли действительно называться "духовными... где обучение учащихся будет проходить главным образом в Духе", с упором на изучение Священного писания и произведений святых отцов, а не трудов тех светских авторов, на которых так часто полагаются проповедники27. В этих словах нельзя не заметить искренней и глубокой заботы о духовном 268 возрождении духовенства, поскольку, как заметил один наблюдатель, "лучшие священники ушли", а среди тех, которые уцелели или вернулись в Церковь непосредственно после войны, были худшие представители старого духовенства, которым Ежов и Берия дали выжить. Тот же источник продолжает: "Я содрогаюсь при мысли об этих бесстыдных, толстых, неряшливо одетых священниках сталинского урожая, которые копили деньги, покупали дачи и машины за счет бедных прихожан, несших им свою последнюю копейку". Тот же автор утверждает, что новое поколение священников, вышедших из семинарий после войны, были людьми более высокого духовного и морального качества28. Так что надежды патриарха Алексия не были напрасными, и это несмотря на то, что с самого начала восстановлению духовных школ чинились всевозможные препятствия, чтобы не допустить слишком большого притока студентов и чтобы последние не были слишком рьяными пастырями — борцами за веру. Так, в открывающуюся в 1947 г. Киевскую семинарию подали прошения о поступлении 48 кандидатов, а принято было только 15, и это при острой нехватке священнослужителей. Характерные примеры "усмирения строптивых" приводятся в документах Совета по делам Русской православной церкви. Например, в 1954 г. из Киевской семинарии отчислили двух студентов за то, что по возвращении с рождественских каникул они подали заявление на имя ректора о "гонениях на православных". Тут сразу нашли дополнительные причины избавиться от них: горделивы, не желают петь советские песни, проявляют "неумеренный мистицизм", да еще один из них с каникул вернулся с опозданием по болезни29. В первое десятилетие после войны Журнал Московской патриархии печатает время от времени некоторые сведения о деятельности Церкви и архиереев, отражая церковную жизнь того времени. Несмотря на то что работали 8 семинарий и 2 академии (каждая с четырехлетним обучением), недостаток в священниках был таким острым в связи с ростом числа действующих церквей, что епископы открывали время от времени помимо семинарий краткие пастырские курсы как для новых посвящений, так и для того, чтобы способствовать богословскому образованию религиозно малообразованных и поспешно рукоположенных священников. По большей части эти курсы были месячными. Так, например, мы читаем о курсах повышения богословского уровня служащих священников в Гродно в Западной Белоруссии в 1946 г., а потом снова в 1947 г.; в 1948 г. такие курсы проводятся в Жировицком монастыре, где расположена белорусская семинария, снова в Гродненской области30. Другой формой такого рода религиознообразовательной деятельности были конференции епархиальных священников. И если в 60-е гг. такие собрания стали по преимуществу политическими и организовывались уполномоченными Совета по делам религий, в 40—50-е гг. их программы состояли исключительно из церковных и богословских вопросов: "проповедническая деятельность священства... 269 и общее пение в храмах... отчеты с мест посещения церкви и приходской жизни... о сектантах, самозваных священниках и нарушителях церковной дисциплины... организация епархиального фонда поддержки беднейших приходов для ремонта и реконструкции храмов*... финансовая поддержка семинаристов... и старых священников''^ Конечно, такие конференции имели в программе хотя бы один политический вопрос, например "Об участии священников в предстоящих выборах в Верховный Совет РСФСР"**. Интересно, что один из вопросов конференции в Тульской епархии в декабре 1946 г. был следующий: "Об организации епархиальной библиотеки и читального зала"31. Все это было запрещено светскими властями во время хрущевских гонений на Церковь, поскольку позднее, с 50-х гг. не было ничего слышно о епархиальных курсах или библиотеках. Впрочем, далеко не все епископы так самоотверженно и плодотворно трудились на благо Церкви, как Ивановский или Тульский. Например, когда на Церковь обрушилось хрущевское гонение, митрополит Киевский и Украинский Иоанн (Соколов) и епископ Ставропольский поспешили сами закрыть Киевскую и Ставропольскую семинарии, не дожидаясь давления советских властей. С первых послевоенных лет лучшие епископы повели борьбу за открытие дополнительных семинарий и пастырских училищ, постоянно указывая на катастрофическую нехватку духовенства, так что по необходимости ускоренно рукополагали людей без соответствующего образования и богословских знаний. В основном такие усилия наталкивались на запреты и отказы со стороны СДРПЦ. Как мы уже говорили, помимо существовавших в 1947 г. восьми семинарий и двух академий предполагалось открыть семинарию во Львове. На это последовал окончательный отказ уполномоченного СДРПЦ по Украине Корчевого в 1955 г. Как ни странно, уполномоченный ссылался на митрополитов, Киевского Иоанна и Волынского Панкратия, утверждавших, что вполне достаточно Волынской семинарии, где из 93 воспитанников 60% из униатских областей, а 91% вообще из Западной Украины". Иными словами, на 3200 храмов "бывших" униатских областей Западной Украины приходилось всего 50 семинаристов в Волынской семинарии. Даже если допустить, что столько же галичан обучалось в других семинариях Союза, то все равно это даст не больше 20—25 рукоположений молодых людей, окончивших семинарии, ежегодно, т.е. максимум до 800 священников на продолжении служения одного поколения. Иными словами, при такой динамике в течение последующих 40 лет либо число храмов должно было сократиться на две трети, либо осталось бы по * Такая поддержка одного прихода другим была незаконной в терминах государственного законодательства от 1929 г. ** Напротив, перед войной священники подвергались нападкам за желание участвовать в выборах (см. выше гл. 6). 270 одному священнику на три храма. Вынашивал ли СДРПЦ именно такой план или нет, но, запрещая открывать новые семинарии, Совет рассчитывал сократить количество храмов и духовенства в будущем и особенно сократить численность образованного духовенства, чтобы свести влияние религии в обществе до минимума. В Центральном госархиве Октябрьской революции* в фондах СДРПЦ можно найти прошения епархиальных архиереев, поддержанные патриархом Алексием, об открытии семинарий в Черновицах, Краснодаре, Ростове-на-Дону, Ярославле, Смоленске и Таллинне. Реакция Карпова на все эти ходатайства: "Воздержаться". Тогда в 1954 г. патриарх Алексий просит у Карпова разрешения хотя бы допускать эстонцев-мирян в Эстонскую секцию заочного отделения Ленинградской духовной семинарии — обычно только священно-и церковно-служители допускались в заочный сектор. Патриарх обосновывает свою просьбу тем, что в Эстонии усиливается давление протестантов и там особенно необходимо просвещенное православное духовенство. Но Карпов с апломбом заявил, что никакого давления в Эстонии нет, и отказал в допущении такого исключения. Хотя в архиве Совета имеется длинный отчет эстонского протоиерея отца Н. Кокла с предложением именно такого сектора для эстонцев. Он описывает, как с 1920 г. идет в Эстонии систематическая агитация против православия и давление на православных эстонцев по переводу их в лютеранство. Процесс продолжается, и с 1945 г. по 1954 г. число православных приходов в Эстонии сократилось со 109 до 93, а эстонских священников — с 69 до 38. В 1954 г. раздаются все более настойчивые жалобы епархиальных архиереев на острую нехватку духовенства — старое духовенство вымирает, а выпуски семинарий недостаточны — и просьбы разрешить открытие одногодичных, шестимесячных или даже трехмесячных пастырских курсов, а также одномесячных курсов летом в семинариях для повышения квалификации приходского духовенства. На последнюю просьбу инспекторский отдел Совета, отдавая это дело на усмотрение Церкви, ответил, однако, что нельзя курсы делать постоянным явлением, так как они якобы не соответствуют Уставу РПЦ (?). Нет определенной реакции на вопрос о более продолжительных курсах, но тот факт, что они не привились, а к концу 50-х гг. прекратились и краткосрочные пастырские курсы, свидетельствует о том, что Совет их в конце концов запретил. Единственное ходатайство патриарха, которое увенчалось успехом, это прошение 1951 г. разрешить заочное отделение при московских духовных школах в дополнение к уже существовавшему при Ленинградских духовных академии и семинарии. Но это мотивировалось не столько признанием нужд Церкви, сколько планами СДРПЦ (что видно из документов 1954 г.) закрыть часть периферийных семинарий за счет расшире- * Ныне — Государственный архив Российской Федерации. 271 ния Московской духовной академии. Ведется нажим в направлении свертывания программ обучения в духовных школах. Так, Министерство высшего образования СССР в 1948 г. исключает из программ духовных школ логику, психологию, историю философии и педагогику — в соответствии с ленинским Декретом от 23 января 1918 г., запрещавшим преподавание общеобразовательных дисциплин в пастырских школах33. Так сколько же было учащихся в семинариях и академиях? Как мы видели, начинали духовные школы после войны с полу-тора-двух десятков студентов. Самой высокой численности учащихся они достигли, по-видимому, в 1958—1959 гг. Через год дают себя знать уже хрущевские гонения, а еще через год начинают закрывать семинарии. Численность учащихся Ленинградская духовная семинария Московская духовная семинария Киевская семинария Белорусская семинария Одесская семинария Волынская семинария (1957—1958) Саратовская семинария (1956—1957) Ставропольская семинария (1954—1955) Заочный сектор Ленинградской духовной семинарии Итого Московская духовная академия Ленинградская духовная академия Заочный сектор Ленинградской духовной академии Итого Таким образом, можно предположить, что к концу 50-х — началу 60-х гг. потенциал семинарий был до 300 рукоположений в год, т. е. 10—12 тыс. семинарски образованных священников, если проецировать на среднюю продолжительность жизни выпускника семинарии (средний возраст окончания семинарии — 25 + 30—40 лет активного периода жизни). Хотя и это число священнослужителей было бы недостаточным не только для многомиллионной православной части населения СССР, но даже для количества открытых храмов и обслуживающих их священников; это, однако, значительно больше, чем в умышленно заниженных расчетах СДРПЦ. Инспектор Совета Алимов исходит из 272 1956/57 г. 1958/59 1959/60 112 126 ? 146 169 160 97 116" 80 138 130" 95 140 159 109 148 138 130 102 159 ? 41 115 82 302 340" 320" 1226 1452 99 106 103 58 62 139 296 числа 150 семинаристов-выпускников 1957 г., но расчеты делает исходя из числа семинарских выпускников всего послевоенного периода, а мы видели, как численность учащихся все время возрастала — 1045 выпускников из общего контингента принятых за предыдущие годы 4 тыс. семинаристов (подававших заявления с просьбой о приеме было — 6 тыс.). Он делает вывод, что это количество выпускников пополняет ежегодно убывающие кадры священников только на 10—12% и составляет лишь 7—8% всех кадров духовенства, "но это самые образованные". Автор выражает беспокойство, что все это советская молодежь". Затем всякая статистика прекращается до конца 70-х гг. Обычно для Советов отсутствие статистики свидетельствует о невыгодных фактах. В особых условиях, в каких жила Церковь в СССР, рост числа учащихся богословских школ мог возбудить антирелигиозный пыл светских властей. И в самом деле, хрущевские гонения и закрытие большинства семинарий были спровоцированы ростом в молодом поколении интереса к религии*3*. В 1948 г. со страниц Журнала Московской патриархии исчезают сообщения о строительстве церквей. Но и до тех пор нам встретились сообщения о строительстве всего пяти церквей, но имеются многочисленные сообщения о ремонте, восстановлении и открытии вновь уже существующих церквей.. В каком состоянии государство передавало церкви, хорошо видно на примере церкви Ново-Девичьего монастыря в Москве/передача которой произошла в 1945 г. В алтаре пол был сорван, престол и иконостас пришлось возводить заново, а также капитально ремонтировать стены, потолок и систему отопления. Большинство других церквей были получены верующими тоже в разрушенном виде и восстанавливались исключительно за счет верующих37. Только с открытием в 1989 г. части архивов СДРПЦ стало ясно, что официальные цифры о существовании от 22 тыс. до 25 тыс. действующих православных приходов и до 35 тыс. духовенства в конце 40 — начале 50-х гг. были буквально высосаны из пальца. Как установил отец Сергий Гордун, на которого мы уже ссылались, цифра 22 тыс. взята из брошюры Карпова "О Русской православной церкви в Советском Союзе", вышедшей в 1946 г. на всех основных языках Восточной Европы (но не на русском или других языках СССР), чтобы успокоить там верующих граждан относительно насаждаемого в их странах политического строя. Поскольку в последующие три года храмы продолжали открываться, да еще был присоединен 2491 униатский храм, то позднее дутая карповская цифра была увеличена еще на 3 тыс. На самом деле на начало .1946 г. было 10 544 действующих храма, * Известно, что в 1961 г. заочные отделения были вообще закрыты постановлением Совмина СССР на том основании, что в свое время разрешены были только богословские стационары. 273 а в 1949 г. достигнута была предельная цифра — 14 477. Из этого числа 7547 было открыто за годы войны на территории, оккупированной неприятелем, 2491 храм перешел к РПЦ от униатов, 1270 храмов было открыто к 1947 г. (в 1941—1947 гг.) на территории, никогда не подпадавшей под оккупацию, 200—300 храмов никогда не закрывались на советской территории (те, что были еще открыты в 1939 г.), от 150 до 200 храмов могло быть открыто в 1947 и 1949 гг. и примерно 2500 были никогда не закрывавшимися православными приходами на территориях, отошедших к СССР в 1939—1945 гг. (Восточная Польша, Прибалтика, Молдавия и Закарпатская область). Обслуживалось это количество храмов следующим числом духовенства: 9254 в 1946 г. (на 10,5 тыс. храмов) и 13483 в 1950 г. (на 14 344 храма). Количество храмов начинает сокращаться уже с конца 1949 г., а численность духовенства, достигнув своего предела в 1950 г., затем неизменно сокращается38. Любопытно здесь рассмотреть критерии открытия и закрытия храмов в эти ранние послевоенные годы и проследить соотношение положительных и отрицательных решений СДРПЦ с количеством ходатайств верующих, а также их изменяющуюся динамику. В первые годы своего существования (1943—1944) Совет очень неохотно давал добро на открытие храмов. Так, по Горьковской (ныне Нижегородской) области, где был 1101 недействующий храм (из них почти 200 непереоборудованных и ничем не занятых) и всего 22 открытых храма, из 212 ходатайств об открытии приходов к 1945 г. удовлетворено было лишь 14, т. е. менее 7% просьб. Самая благоприятная пора для верующих приходилась на 1947—1948 гг. Так, протокол от 17 марта 1947 г. отмечает, что из рассмотренных 64 ходатайств удовлетворено 64. В протоколе от 20 мая 1947 г. говорится об удовлетворении всех 62 ходатайств, рассмотренных в этот день. Сама же процедура получения разрешения на открытие храма длилась 2—3 года с момента подачи первого заявления даже в эти лучшие годы. Вот характерные случаи: в г. Иланский Красноярского края верующие хлопотали об открытии храма с 1945 г., а ходатайство было удовлетворено 17 апреля 1948 г.; в одном из сел Горьковской области фактически действующая община с незарегистрированным священником и до тысячи верующих ходатайствовала о регистрации с 1945 г., а была зарегистрирована лишь в 1948 г. Последний случай — а таких очень много в документах СДРПЦ тех лет — пример катакомбной церкви, переходящей в легальную, — подтверждает наше предположение, что значительный процент храмов, открытых во время и вскоре после войны, приходился на фактически существовавшие, но неофициальные (катакомбные) православные общины, часто со своими священниками, выходившими в новых условиях из подполья. 274 Это может служить аргументом в пользу "Сергиевской" Церк- / ви, давшей" низмижяость таТёим общинам выйти на поверхность ' и стать центром притяжения людей, искавших веры и храма, для которых катакомбная церковь была недоступной (а часто и неизвестной) в силу своей конспиративности. Но возвращаясь к нашему анализу, рассмотрим критерии которыми руководствовался Совет принимая положительные решения об открытии храмов. Это: отсутствие действующих храмов во всем районе или удаленность ближайшего действующего храма на 7 — 20 и больше километров; наличие фактически действующей общины; крупное пожертвование общины на восстановление разрушенных войной городов; незаконное закрытие храма в 30-х гг., например "по решению советских органов" без одобрения верующих и т. п.; повторность, настойчивость ходатайств в течение нескольких лет и многочисленность подписей ходатайствующих. Как мы говорили выше, и в эти годы были случаи не только отказов в регистрации храмов, но и закрытия действующих, но это почти исключительно на территориях, находившихся под неприятельской оккупацией (если храм был открыт во время оккупации). Храмы снова отбирались под клубы и для использования в других целях под предлогом возвращения их "прежним хозяевам". Иными словами, Церковь по-прежнему не рассматривалась как естественный хозяин храма, а комсомол или колхоз, устроившие там клуб или еще что-либо после отобрания храма у верующих, считались "хозяевами"39. Абсолютное сокращение числа храмов (закрытие их местными властями с одобрения Совета) идет до 1955 г. включительно, когда осталось всего 13 422 действующих православных храма; затем снова наступает кратковременное увеличение их числа — до 13 477 в 1957 г., после чего снова идет сокращение, затем с 1959 г. начинается массовое закрытие церквей. Но даже в 1957 г. на 634 ходатайства об открытии церквей по РСФСР получено 618 отказов. На всей территории РСФСР в это время действовало 3790 храмов, обслуживавшихся 3694 священниками / (плюс 16 храмов, разрешенных за год)40. В 1953 г. появился первый епископ Русской православной церкви, окончивший восстановленную богословскую школу, Михаил Чуб. Он родился в 1912 г. и ко времени поступления в семинарию имел уже два университетских диплома (по метеорологии и иностранным языкам) и работал преподавателем иностранного языка. Некоторое представление о численности верующих можно получить, например, из того обнародованного факта, что за время Великого поста в главном соборе Ленинграда причастились 400 тыс. человек; в другом источнике приводится сходная цифра относительно Московского патриаршего собора за 1946 г.41. 275 Церковь и духовенство облагались всевозможными непомерными поборами и налогами. Об этом свидетельствуют многочисленные жалобы, сохранившиеся в документах СДРПЦ. Журналы заседаний Синода 1952 г. пестрят жалобами епископата на завышенные налоги. Так, епископ Курский Иннокентий жалуется, что при доходе 60 тыс. руб. в год налог ему начислен в 57 250 руб., так как в доход ему зачислены епархиальный дом, питание, коммунальные услуги. Решение Синода: налог епископ должен платить только с выплачиваемого ему содержания, все остальные налоги платит епархия. Это, конечно, ничуть не уменьшает общего размера налогов, взимаемых государством с Церкви, существующей на пожертвования верующих42. Церковное руководство пыталось добиться общего снижения налогов с доходов духовенства, в частности с пенсий престарелых церковно- и священнослужителей, и СДРПЦ в этом поддерживало Церковь. Так, в поддержку прошения патриарха Алексия от 7 апреля 1954 г. Совет обращается в Совмин СССР с ходатайством передать этот вопрос на рассмотрение Министерства финансов, а 6 мая 1957 г. СДРПЦ обращается в Совмин с предложением отменить налогообложение пенсий духовенства, указывая, что русское духовенство и так обложено сверхналогами, а пенсии у него мизерные: 1200 руб. в год у епископов и 225—500 руб. у духовенства за 50-летнее служение; члены семей скончавшихся священнослужителей получают по 175—300 руб. в год. Дальнейший ход этого ходатайства нам в документах ЦГАОР проследить не удалось. А вот по вопросу общего снижения налогообложения в СДРПЦ было специальное заседание 3 августа 1954 г., на котором ярым противником снижения выступил зампред Совета С. К. Белышев, с которым патриархом Алексием велась особенно интенсивная переписка по разным вопросам, всегда внешне весьма дружественная. Белышев заявил, что переквалификация налогообложения духовенства с 19-й* на 18-ю статью было бы равносильно признанию Церкви в качестве "какой-то общественно полезной организации в нашем социалистическом обществе". Он настаивал на сохранении 19-й статьи как "идеологического принципа". При голосовании большинством в 7 голосов против 3 СДРПЦ высказался за переквалификацию на 18-ю статью (в том числе и епископов, которые облагались по 5-й статье как советские служащие). 5-ю статью было решено оставить только мирским рабочим и служащим, работавшим по ремонту и строительству церковных зданий. Интересно, что проведено это решение в жизнь Совмином только с января 1981 г.43 * Статья 19 касалась частных коммерческих предприятий; статья 18 — доходов с частной практики врачей, педагогов, адвокатов и пр. В первом случае потолок был 81%, во втором — 69%. 276 Церковь и Совет по делам РПЦ В сентябре 1943 г. во время знаменитой встречи Сталина с иерархами Русской православной церкви Сталин, представляя им Карпова, сказал, что СДРПЦ — это не новая обер-прокуратура, а лишь орган связи между Церковью и государством. Но стоит ознакомиться с перепиской между представителями РПЦ (в том числе и патриархом) и руководителями Совета, чтобы убедиться в обратном: в унижениях Церкви, ибо даже патриарху приходилось считаться с "всемогущими" советскими чиновниками, начальственно раздававшими "советы" и "рекомендации", которые носили характер приказов. Командная роль Совета видна уже из того, что он всегда получал первые копии всех протоколов заседаний Синода. Трушин, уполномоченный Совета по Московской области, увидев в ректорском кабинете Троице-Сергиевской семинарии на стене под стеклом скопированную из книги отзывов запись патриарха Алексия, в которой говорилось, что советский государственный пединститут, находившийся в здании, "довел его до полного разрушения", а церковное хозуправление "в такой короткий срок восстановило здание не только в прежнем состоянии... до 1917 г., но даже значительно лучше...", приказывает убрать ее. В отчете Карпову Трушин выражает сожаление, что ему не удалось вырвать эту запись из самой книги отзывов, так как "присутствовал ректор Ружицкий". Такое действие Трушина никакой критики со стороны Карпова не встретило. Другое дело, когда Трушин непосредственно вмешался в назначение священника в патриарший (Елоховский) собор. По этому поводу Карпов извинился перед патриархом, указывая: "Уполномоченный располагает правами... регистрации, а что касается лиц уже зарегистрированных, то в вопрос их назначения, перемещения, продвижения... как и вообще в кадровые вопросы... Совет никогда не вмешивается". И тут же предлагает забыть об этом инциденте как о чем-то незначительном по сравнению с гораздо более важными для "нас с Вами" делами, связанными "с внешней деятельностью Церкви". Если же задуматься над письмом Трушина патриарху (через несколько дней), в котором он строго выговаривает сотрудникам патриархии за ничтожность собранной суммы в 51 340 руб. для государственного займа и требует от патриарха лично внести миллион рублей, то совершенно ясно становится, что Совет рассматривал Церковь только как один из рычагов советской внешней политики и как "дойную корову" дополнительных доходов в бюджет44. В этих вопросах церковное руководство старается выполнять свою роль самым тщательным образом45. Свои услуги советской внешней политике Церковь все время пытается использовать в своих интересах. Так, в 1947 г. патриарх предлагает Карпову созвать в Москве межправославный церковный собор, чтобы 277 обсудить (осудить. — Д. П.) Римско-католическую Церковь, Ватикан и вопросы экуменизма. При этом патриарх называет Москву центром православия и ради соответствующего впечатления на зарубежных православных считает необходимым немедленно передать Церкви здание бывшей духовной академии и трапезного помещения соответственно для размещения зарубежных иерархов и кормления их; а в Москве он просит о передаче бывшего Сербского подворья — храма Рождества на Путин-ках для сербской делегации. Афинская газета "Фис" осудила это совещание как "большевистскую затею" и заявила, что только Вселенский патриарх имеет право собирать межправославные соборы. Патриарх Алексий на это реагирует письмами к восточным патриархам с заверениями, что это не собор, а лишь совещание и оно будет не в 1947-м, а в 1948 г. и приурочено к 500-летию автокефалии РПЦ46. Под предлогом необходимости существования зарубежных патриарших подворий патриарх Алексий пытается добиться открытия дополнительных храмов в Москве и Киеве; в частности, в Москве — восстановить Иерусалимское подворье в действующем Воскресенском храме в Филипповском переулке47, но зато перевести русский причт в закрытый храм Большого Вознесения у Никитских ворот, т. е. с помощью такого маневра открыть большой храм в центре города*. Обращаясь к Карпову с просьбами, патриарх тем не менее всякий раз пользуется возможностью поставить на вид несправедливое отношение к Церкви, ходатайствует о реабилитации осужденного духовенства, хлопочет за семинарии и пр. Иногда такие напоминания сопровождаются абсурдными документами. Таковым является, например, письмо епископа Ташкентского Гурия, которое было приложено к письму патриарха Карпову, с выражением соболезнования по поводу кончины уполномоченного Совета по Узбекистану и Таджикистану. В нем говорится, что, хотя на гражданских похоронах уполномоченного Степанова больше половины присутствующих были верующими, ему, епископу Гурию, не была предоставлена возможность сказать слово от имени верующих. Тогда верующие с владыкой пошли в соседнюю кладбищенскую церковь и там отслужили панихиду по чину, составленному патриархом Сергием для "отпевания инославных". "За отпеванием я произнес слово о том... что усопший был верным сыном своей Партии, учению которой он следовал во всем..."48. Патриарх ничего не мог делать без одобрения Карпова. Даже когда глава Албанской православной церкви Паисий попросил прислать фильм о 500-летии автокефалии РПЦ, патриарх хода- тайствовал перед Карповым разрешить и осуществить передачу фильма49. В 1943 г. Сталин обещал предоставить патриархии типографию, но, по-видимому, обещание не было выполнено. В 1956—1957 гг. и митрополит Николай Крутицкий, и патриарх Алексий ходатайствуют о предоставлении Церкви типографии, так как одни государственные типографии заказы Церкви не выполняют, а другие выполняют с большим опозданием и часто неудовлетворительно. Карпов уговаривает обоих не поднимать вопроса о типографии перед правительством, а сам обращается в Агитпроп ЦК с просьбой более внимательно отнестись к заказам Церкви, исполнять их в типографиях точно и срочно. О печатании каких же церковных изданий шла речь в те годы? Это: Журнал Московской патриархии, который выходил мизерным тиражом 15 тыс. экз., Настольный церковный календарь — 50 тыс., Стенной календарь — 50 тыс., в 1952 г. вышел сборник — "Конференция всех Церквей и религиозных объединений в СССР по вопросам защиты мира" на пяти языках — тираж не указан. В 1953 и последующие годы — "Богослужебные указания" (15 тыс. экз.)... В 1953 г. отпечатано также 200 тыс. венчиков и разрешительных молитв. Совет отказался издать 3-й том речей и проповедей митрополита Николая. В 1955 г. было получено разрешение Совета издать Библию, Евангелие с Псалтирью и молитвословы50. Бесправие порождает произвол и безответственность. Не избежала, да и не могла избежать этого и бесправная Церковь, Церковь как кадровая структура. С жалобой на допущенную по отношению к нему несправедливость работник церковных учреждений должен был обращаться за помощью к тому же Совету. Так мы находим адресованные Карпову жалобы, например, преподавателей семинарий на патриархат, смещающий их, переводящий из одной семинарии в другую, не учитывая семейного положения и даже того, что, скажем, местная епархия и семинарская администрация согласны оставить человека на месте. *Как известно, этот храм удалось открыть лишь в 1990 г. Из приведенного документа видно, что Левитин не прав, когда в своих мемуарах утверждает, что государство предлагало патриархии этот храм, в котором венчался Пушкин, но патриархия от него якобы отказалась. 278 Глава 11Конец 50 — начало 60-х гг. Новые процессы: хрущевские гонения на ЦерковьПоначалу казалось, что смерть Сталина, открыла эру большей свободы и для Церкви. В 1954—1958 гг. Журнал Московской патриархии регулярно сообщает о восстановлении и открытии храмов. Но построено было1 незначительное число церквей. Большая часть церковных зданий продолжала оставаться полностью или частично разрушенными со времен войны2. С 1949 г. наблюдается осторожное сокращение количества действующих храмов. Рост их числа, начавшийся в 1955 г., был незначительным и закончился к 1957 г. С 1959 г. начинается массовое закрытие и храмов, и монастырей, и семинарий. Гонения Хрущева на Церковь не были громом с ясного неба. Уже в 1950 г. начинают появляться статьи, в которых говорится, что религия не отомрет сама по себе в социалистическом обществе, так что следует усиливать антирелигиозную пропаганду. Вскоре стало очевидным, что одной пропаганды мало. В Постановлении ЦК КПСС от 7 июля 1954 г. "О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения" отмечалось, что и Православная церковь, и сектанты успешно привлекают молодое поколение к Церкви умелыми проповедями, благотворительностью, обращением к каждому отдельному человеку и религиозной литературой. "В результате активизации деятельности церкви наблюдается увеличение количества граждан, ...отправляющих религиозные обряды". Постановление призывало Министерство образования, комсомол и профсоюзы усилить антирелигиозную пропаганду. Впрочем, разногласия в самом руководстве после смерти Сталина привели к тому, что спустя 4 месяца после названного постановления (10 ноября 1954 г.) появляется новое Постановление ЦК КПСС ("Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения"), осуждающее произвол, наклеивание ярлыков и оскорбление верующих и духовенства в ходе антирелигиозной кампании3. Нападки на церковь поутихли, и период 1955—1957 гг. можно считать самым "либеральным" для верующих после 1947 г., невзирая на тот факт, что в армии было введено атеистическое воспитание, а с 1957 г. начинает издаваться Ежегодник Ленинградского музея истории религии и атеизма объемом свыше 400 страниц. Ноябрьское постановление делало акцент на научности 280 атеистического воспитания (а не на пропаганде) и, вероятно, именно поэтому оно задержало появление журнала, специально посвященного пропаганде атеизма в массах: журнал "Наука и религия", обещанный еще в 1954 г., начинает печататься только в 1959 г. и к 1978 г. достигает тиража 400 тыс. экз.4 Небезынтересно отметить, что в более воинственном постановлении от июля 1954 г. церковная печать упоминалась как опасное оружие против атеизма в СССР, хотя в то время она ограничивалась одним ежемесячным журналом с тиражом 15 тыс. экз.' Ни одно из церковных изданий никогда не поступало в открытую продажу, и на них было почти невозможно подписаться, в то время как годовые тиражи атеистических изданий составили только в 1950 г. 800 тыс. экз. Постановление также обязывало "преподавать школьные предметы (историю, литературу, природоведение, физику, химию и т. д.) с позиций атеизма... усилить антирелигиозную направленность школьных программ". И в самом деле, любой школьный учебник, появлявшийся после постановления, становился еще более непримиримым к религии, чем прежде. Можно было встретить такие утверждения: "Религия — это фантастическое и искаженное отражение мира в сознании человека... Религия стала средством духовного закабаления масс"6. И как часто бывает с политическими системами, основанными на принуждении и несправедливости, не более мягкое ноябрьское постановление, а более жесткое июльское стало основой политики государства по отношению к Церкви. В результате государственная политика не удовлетворяется уже только многократным увеличением числа антирелигиозных лекций, введением специальных обязательных курсов по атеизму в школе и вузах, открытием Института научного атеизма, но расширяется так называемая "индивидуальная работа с верующими". Местные комитеты партии, комсомола, отделения общества "Знание", а также профсоюзы направляют своих членов-атеистов к известным им верующим, в большинстве случаев своим сотрудникам. Те посещают верующих дома, пытаются их переубедить, а в случае неудачи выносят рассмотрение "их дел" на общественный суд, где уже публично осуждают их "религиозную отсталость"7. Много усилий было положено на то, чтобы склонить некоторых священников к снятию сана. Приблизительно двести священников согласились на это и стали авторами брошюр и книг, содержащих нападки на религию, причем некоторые вскоре получили ученые степени в области атеизма и заняли соответствующие высокие посты в этой новой для них отрасли8. По крайней мере две измены были особенно болезненны для Церкви: профессор Александр Осипов из Ленинградской духовной академии и молодой богослов из Саратовской семинарии Евграф Дулуман. 30 декабря 1959 г. патриах издает указ об отлучении: "Бывший протоиерей... Осипов, бывший протоиерей Николай Спасский, бывший священник Павел Дарманский 281 и другие клирики, которые публично хулили имя Господа, отныне лишаются всякого общения с Церковью... Евграф Дулуман и все другие бывшие миряне — члены Православной церкви, публично хулившие имя Господне, отлучаются от Церкви"9. "Другие бывшие миряне — члены Православной церкви" — это, без сомнения, те советские руководители и члены КПСС, которые были крещены в детстве. По сути своей этот указ повторяет отлучение советского руководства, совершенное патриархом Тихоном в 1918 г., причем для отлученных тогда этот акт был ощутимо болезненным, поскольку возводил непреодолимую преграду между верующими и советским руководством, разделял всех на "них" и "нас", проводя границу на гораздо более глубинном уровне, чем она проводится между правительством и народом обычно. Режим ответил новым усилением религиозных преследований в 1960—1962 гг. После 1959 г. было закрыто около 7 тыс. церквей, а оба создателя послевоенной политики государства по отношению к Церкви — митрополит Николай и Карпов (председатель СДРПЦ) —- были в 1960 г. уволены. 10 января 1960 г. ЦК КПСС призвал к усилению антирелигиозной пропаганды, а позднее в том же месяце Брежнев, Косыгин, Суслов и Микоян посетили съезд общества "Знание"10. Любопытную картину борьбы верующих за Церковь и меняющегося отношения Совета по делам Русской православной церкви к этому вопросу дает сравнение сводных отчетов Совета за 1955 г. и за 1960—1962 гг. "За 1955 г. в Совет поступило 616 жалоб" верующих и духовенства на разного вида притеснения на местах, в том числе 137 ходатайств о восстановлении храмов — в большинстве отнятых у общин в последние годы под зерно, клубы и пр., — что "на 124 жалобы больше" общего количества жалоб в предыдущем году. Из 137 ходатайств об открытии или восстановлении храмов удовлетворено только 41, т. е. около 30% прошений. Часто повторяются и, как правило, получают удовлетворительное разрешение со стороны Совета жалобы на попытки местных властей вмешиваться во внутреннюю жизнь Церкви: запрещение священникам без особого разрешения служить на дому верующих по их приглашениям и там, где нет зарегистрированных храмов, запрещение верующим собираться на совместную молитву в одном из домов верующих и приглашать время от времени священника; требование, чтобы приходы представляли облисполкому списки своих верующих. Все эти требования СДРПЦ признает в 1955 г. незаконными и отменяет их. Как известно, в 60-х гг. и позже эти действия станут "законными". Говоря о волоките с разрешением некоторых конфликтов, автор Справки указывает на обструкции местных Советов. Например, в с. Поповка Сумской области местный уполномоченный разрешил верующим, собиравшимся на богослужение в частном доме, купить его и превратить в постоянный молитвенный дом. Райисполком потребовал перенести его на кладбище, так как рядом с домом находится школа, но облисполком отказал отвести земельный участок общине. Дело тянулось целый год, пока 282 не было положительно решено вмешательством местного уполномоченного и поддержкой центрального СДРПЦ. Другая картина наблюдается в 1959 и последующие годы. Общую отрицательную динамику этих лет мы уже приводили в предыдущей главе. Тут остановимся только на некоторых деталях. За один год, с 1 января 1960 г. по 1 января 1961 г. общее количество православных храмов по стране сократилось на 1392, с 12 963 до 11571. Пропорционально больше всего пострадала Белоруссия, где число действующих церквей сократилось на 212 — с 944 до 732; количественно — Украина — с 8207 до 7462. За весь год не было открыто ни одного храма. В РСФСР число храмов сокращено на 258 (2842 в 1960 г. и 2584 в 1961 г.), а еще больше в районах, не подвергавшихся фашистской оккупации; например, в Башкирской АССР -— с 40 приходов в 1960 г. до 27 в 1962 г., в Кировской области — с 79 до 56 и т. д. Справедливости ради надо добавить, что до 1959 г. сокращение действующих храмов — во всяком случае, в районах, где не могло быть речи о ликвидации "наследия оккупантов", — можно было оправдывать миграцией населения в города и сокращением сельского населения. Так что, если абсолютное сокращение сельских храмов возобновляется в 1957 г. (11 439 храмов на 1 января 1957 г., 11 363 в 1958 г. и т. д.), в городах и рабочих поселках число храмов растет еще два года, правда, не в соответствии с увеличением городского населения (1534 в городах и 571 в рабочих поселках к 1 января 1959 г.). Однако затем начинается абсолютное сокращение (соответственно: до 1530 и 559 на 1 января I960 г. и т. д.), хотя, как известно, миграция продолжалась и дальше. Еще катастрофичнее дело обстояло с духовенством. Помимо естественной убыли, которая, по словам патриарха Алексия, восполнялась лишь на 10—12% выпускниками семинарий и духовных академий, только за 1960 и 1961 гг. число зарегистрированных священнослужителей сократилось на 1432 и даже больше11. Ни сокращение числа действующих храмов, ни лишение духовенства регистрации не оправдывалось остальной церковной статистикой. Как показано в предыдущей главе, до начала принятия административных мер против потенциальных семинаристов и закрытия семинарий, численность семинаристов росла и достигла максимума в 1959 г. Статистика крещений, отпеваний и венчаний в 1961 г. оставалась приблизительно на уровне 1960 г., несмотря на сокращение числа храмов и другие виды давления. По 26 областям и автономным республикам РСФСР процент крещеных колебался от минимальной цифры 9,0% новорожденных в Курганской обл. до 60% в Ярославской; церковных погребений — от 7% в Архангельской обл. до 79% в Кировской; церковных венчаний — от 0,2% в Архангельской обл. до 11% в Горьковской. Это если доверять статистике СДРПЦ. На самом же деле тогда еще не была введена обязательная запись паспортов и прочего при совершении обрядов, а усиливавшиеся преследования верующих явно толкали последних на сокрытие ими по 283 мере возможности совершения церковных обрядов и таинств12. Это особенно касается бракосочетаний, так как речь шла в основном о молодежи, для которой огласка церковного венчания могла обернуться ощутимой травмой в дальнейшей профессиональной жизни. Более показательны многочисленные отчеты о паломничествах, росте притока верующих в храмы на Пасху и пр. Так, паломничество из Курска к признаваемому чудотворно-целительным источнику у Курской коренной пустыни (что в 35 км от города) привлекало от 8 тыс. паломников в 1951 г. (минимальное число) до 20 тыс. в 1956 г. и 15 тыс. в 1958 г., после чегр последовало запрещение райсовета от 26 января 1959 г., и затем паломники активно преследовались милицией (но окончательно паломничества прекратить так и не удалось, несмотря на срытие и даже цементирование источника)13. За что же лишали священников регистрации? Вот примеры. Священник В. И. Емельянов из г. Слободского, Кировская епархия, снят с регистрации местным уполномоченным в декабре 1957 г. за следующие "преступления": разрешал продажу в церкви фотокарточек пасхального крестного хода и богослужения в своем храме на память прихожанам, равно как и масла для соборования. По этому примеру можно сделать вывод о подлинной причине гонений и откуда они исходили. Оказывается, между 1929 и 1938 гг. В. И. Емельянов провел 8 лет в концлагерях и с 1939 г. был вынужден работать плотником, штукатуром и пр. Дочки у него — одна учительница, другая врач. Учительница-дочь священника в том же городе — не положено14. "Подмоченная биография" оказалась и у другого священника, рукоположенного в 1956 г. и снятого с регистрации в 1961 г., — он репатриант из Маньчжурии, родился и вырос в белоэмигрантской среде. Официальные предлоги абсурдны, и он их отводит в письме Карпову: "Окрестил насильно... шофера церковной машины. Дети ездили со звездой славить Христа. Сын прислуживает в алтаре". На самом деле шоферу 21 год и он письменно подтвердил властям, что крещен по собственному желанию и просьбе; дети священника действительно ездили со звездой в дома священников и дьяконов прихода, чтобы поздравить их с Рождеством; сын и еще один мальчик не прислуживали, а стояли литургию в алтаре по приглашению настоятеля — с него и спрос13. Реакция Совета неизвестна. В патриархию шли многочисленные жалобы с мест, групповые и индивидуальные. В архиве СДРПЦ есть такая жалоба "инициативной группы верующих" г. Москвы, призывающая патриарха "возвысить свой авторитетный голос, прося наше правительство пресечь все насилия, учиняемые повсеместно... уполномоченными [Совета] по делам Церкви и другими новоявленными инквизиторами над церковными общинами, у которых одно за другим отбираются и закрываются церковные здания... Мы собрали многочисленный материал об уже закрытых храмах, монастырях, духовных школах. Нами зафиксированы подроб- 284 ности и мельчайшие данные о "механизме" этих насильственных закрытий. ...никакая бесчестная макулатура с намалеванными "подписями", насильственно взятыми у малодушных, запуганных епископов, не обелит их [т. е. инквизиторов]... и если Вы бессильны оградить Церковь нашу от уничтожения, то мы вынуждены будем предать все эти фактические данные о физическом истреблении нашей Церкви... на форум ООН". Патриарх не молчал. Он пытался действовать — ходатайствовал о прекращении гонений, по крайней мере с 1958 г. В том же направлении пытались действовать и другие епископы, особенно митрополит Николай Крутицкий (Ярушевич), но безуспешно. Мудрый и достаточно дипломатичный митрополит Николай, заметив сгущение антирелигиозных туч и, по-видимому, предвидя новую волну гонений, ставит еще в январе 1958 г. перед Карповым вопрос, почему власти не допускают избрания духовенства в Советы, как это имеет место в других странах "народной демократии". Говорит, что об этом спрашивают и иностранцы, и рисует перспективу выгодности для советского правительства выступлений духовенства с трибуны Верховного Совета в защиту мира, в поддержку советской внешней политики. Карпов удивляется, с чего бы это вдруг? Ведь никогда раньше этот вопрос церковниками не поднимался17. А ответ достаточно ясен: властям было бы труднее развернуть кампанию интенсивного гонения против Церкви, когда ее представители находятся в законодательных органах, у всех на виду. Патриарх несколько лет добивался встречи с Хрущевым, чтобы поднять вопрос о гонениях. По всем данным, в том числе и по высказываниям патриарха в 1959—1961 гг., встреча не состоялась. Но вот в отчете Карпова о беседе с патриархом на его даче в Одессе 10 сентября 1958 г. сказано, что патриарх спросил, "можно ли ему ожидать положительного разрешения тех вопросов, которые он оставил на приеме у Н. С. Хрущева в мае с. г.?". Речь идет о передаче Церкви типографии, так как ее заказы государственные типографии исполняли не в срок и нехотя; о переселении жильцов из Троице-Сергиевой лавры, так как строительство для них домов на церковные средства затягивается; и об открытии ряда храмов, о которых, по-видимому, патриарх обещал верующим похлопотать, так как, по его словам, это "вопрос самый острый, ставящий его... в неудобное положение". Карпов сходу отказывает в типографии, но обещает, что церковные заказы будут исполняться пунктуальнее. Переселение мирян обещает начать через полгода. Касательно храмов, отвечает очень туманно, что "выбрано 10—12 мест, в отношении которых идет согласование с советскими органами на местах". Из этого ничего не вышло. В документе 1959 г. говорится: "Просьба п. Алексия об открытии 13 церквей по СССР отклонена"18. 285 И тут же Карпов переходит в наступление. Обвиняет архиереев и подчиненные им церковные мастерские в сокрытии доходов, снижении доходов от свечей и отпускных на них цен, якобы чтобы платить меньший налог государству. Требует сокращения количества монастырей (число которых со скитами — 63, что на 38 меньше, чем в 1946 г.). Обвиняет Церковь "в погоне за количеством рукоположений... ставят священниками и... лиц... вернувшихся из ссылки и лагерей", как бы подготовляя на будущее предлоги к лишению священников регистрации. Требует, чтобы в монастыри не принимали 20-летних, под предлогом якобы нужды в молодых работниках для обработки монастырских полей. Обращает внимание, что за последнее время такие случаи участились. Предлагает для этого принимать в монастыри не моложе 40 лет. Патриарх соглашается на нижний предел в 30 лет. Патриарх говорит, что встревожен слухами о надвигающейся на Церковь грозе, намеками Карпова на закрытие Киево-Печерской лавры. И просит сохранить хотя бы ее — самый древний и почитаемый русский монастырь. Говорит о желании уйти на покой: "У меня интересов оставаться патриархом нет". > Предлагает на свое место митрополита Лшшлая: И наконец, чгросит разрешить вопрос об отводе участка земли для постройки зданий Киевской семинарии, которая находится в ужасных условиях, о чем речь идет уже 6 лет. Эти обращения патриарха повисают в воздухе. Он выступает в роли просителя, а Карпов позволяет себе поучать: "Следовало бы патриарху и Синоду навести порядок, подтянуться..."19 В 1958—1959 гг. Церковь еще надеется чего-то добиться и приостановить наступление властей. Епископы с мест жалуются на Совет по делам РПЦ — ив письмах, и в личных беседах: учителя в школах угрожают детям, посещающим церкви, тем, что их будут отбирать от родителей и отправлять в интернаты. Об этом, например, говорит епископ Ташкентский Ермоген. Он получил много писем от родителей школьников и от самих школьников. Совет отвечает, что такие угрозы недопустимы, и обещает, что будут приняты меры, а директора школ — предупреждены. Особое волнение вызвало в 1958 г. Постановление Совета Министров СССР от 16 октября о введении больших налогов на продажу свечей, что грозило подрывом экономического состояния храмов, церквей, приходов, да и свечных заводов. Интересна последовавшая после этого решительная угроза со стороны управляющего делами Московской патриархии пресвитера Колчиц-кого и епископа Пимена, будущего патриарха, в Совете по делам Русской православной церкви 28 октября 1958 г., что если Совет л не примет меры к ограничению налогов на продажу свечей, то, |как сказал Колчицкий, "придется информировать иностранцев J о положении нашей Церкви". Митрополит Николай Крутицкий говорит прямо о начавшемся походе на Православную церковь, подкрепляя в беседе с Карповым свои слова примерами: правительственное постановление о налогах на свечное производство, 286 у монастырей отбирают земли, молодых монахов не принимают в монастыри, не прописывают. Он говорит об усилении так называемой научно-атеистической работы, которая является не чем иным, как травлей Церкви и духовенства. Митрополит Николай жалуется, что антирелигиозная пропаганда общества "Знание" искажает статьи в Журнале Московской патриархии, используя их для грубых выпадов против Церкви, и грозит, что он вообще или закроет Журнал Московской патриархии, или превратит его в издание чисто информационно-фактическое, исключит из него все богословские материалы и статьи, ибо они используются только для того, чтобы нападать на Церковь20. В 1959 г. Совет по делам Русской православной церкви явно переходит в наступление на церковь, требует слияния епархий, например ликвидацию Ульяновской епархии и соединения ее с соседней Куйбышевской. Патриарх уступает; Совет требует сокращения монастырей, требует от патриарха распоряжения, чтобы не принимали в монастырь людей моложе 30 лет. Патриарх нехотя соглашается. Он заявил, что даст такое указание епархиальным архиереям. На требование о том, чтобы закрыть 28 монастырей и скитов и оставить только 35, в 1959 г. патриарх говорит, что он в принципе не возражает против этого предложения; но это — запись Совета по делам религии. Возможно, что термины, слова, которые использовал патриарх, были совсем иными, так как несколько раз он сам и митрополит Николай говорили, что ужасно трудно принимать антицерковные решения, что на патриарха жалуются, будто бы он потакает властям и соучаствует в закрытии храмов и монастырей.21 Патриарх просит Карпова о передаче письма, которое он и митрополит Николай оставили для Хрущева с жалобами на гонения на Церковь. Карпов отвечает, что хотя он воспринимает это письмо как жалобу на себя и на свой Совет, но, мол, письмо будет передано. В том же ходатайстве патриарх говорит, что сперва они хотели добиваться встречи с Никитой Сергеевичем, его приема, но затем решили все изложить в письме, в докладной записке., с просьбой передать ее. Насколько известно, никакой реакции Хрущева на докладную записку не было. Давление Совета выражается также в повторных требованиях прекратить всякую благотворительность, даже выдачу дополнительных сумм к мизерным пенсиям священников, и все в таком духе. Требуют, чтобы патриархия прекратила перечислять денежные суммы в виде дотаций действующим монастырям и приходам на ремонт. Патриарх склоняется к этому и обещает распорядиться, чтобы дотации больше епархиальным управлениям и монастырям не передавали. Так руководство Церкви все больше и больше отступает перед натиском Совета по делам РПЦ22. Патриарх приводит конкретные примеры самых вопиющих гонений и преследований: например, в городе Череповце Вологодской епархии местный уполномоченный требует снятия и перевода в другой приход священника Парамонова, очень 287 популярного, за которого хлопотали тысячи верующих, обещавшие собрать 5 тыс. подписей в его защиту. Вызвано это тем, что священник получил анонимное письмо, в котором автор письма требовал от него 3 тыс. рублей, угрожая в противном случае убийством. Священник сообщил в милициию, и автора этого письма, вымогателя, обнаружили. Оказалось, что это директор средней школы города Череповца Козлов. Однако вместо того, чтобы наказать Козлова, священника снимают с прихода и требуют его перевода в другую епархию. Как говорит патриарх, причина единственная — разоблачение священником директора школы. Конкретные случаи приводят епископы в своих письмах патриарху. Например, епископ Киевский, будущий митрополит Филарет, жалуется, что семинаристов куда-то вызывают — явно в КГБ, — там давят на них, чтобы они покидали семинарию, отбирают у них паспорта, заставляя уйти из семинарии23. Пожалуй, самым решительным действием во внутренних переговорах между руководством Церкви и Советом по делам Русской православной церкви было выступление в этом Совете митрополита Николая Крутицкого 24 ноября 1959.J., когда он заявил, что патриарх Алексий очень плохо себя чувствует в связи с тем, что, "давая согласие на ликвидацию епархий и монастырей, он был вынужден это делать, потому что просьбу Совета он считал и считает приказом советского правительства". Эти слова очень интересны, они характеризуют традицию, к сожалению, восторжествовавшую в Православной русской церкви со времен Иосифа Волоцкого*: распоряжениям правительства подчиняться беспрекословно. Николай дальше говорит, что патриарх получил много жалоб со стороны правящих архиереев, духовенства и верующих граждан. В результате патриарх оказался в таком положении, когда фактически он как глава Церкви, призванный защищать интересы Церкви, стал сторонником ее ликвидации. Патриарх поэтому считает, что ему целесообразно сейчас уйти в отставку, с тем чтобы не быть свидетелем ликвидации Церкви и не нести ответственности за это перед верующими и духовенством. "Пусть это сделает, — заявляет патриарх, — мой преемник". Опять Николай упоминает о письме Хрущеву, о желании патриарха лично встретиться с Хрущевым и жаловаться ему на ликвидацию епархий, храмов, монастырей и прочего. Так что ясно, что между патриархом и Хрущевым все-таки встречи не было, и тут Совет по делам РПЦ явно лжет или ошибается, говоря о том, что встреча была24. *Речь идет об основателе и игумене Волоколамского моиасгыря, церковном деятеле, богослове и публицисте (в миру — Санин Иван, 1439/1440 1515). Он отстаивал идею богоустановленности великокняжеской власти и признавал за ней первенство в решении не только гражданских, но и церковных вопросов. Канонизирован Русской православной церковью. 288 В начале 1960 г. церковное руководство решает вынести вопрос о гонениях на Церковь на суд общественности. В качестве последних козырей самозащиты Церковь использует аргументы ее значения в истории и культуре России, положительную роль Церкви в годы второй мировой войны. Уже с 1958 г. появляются статьи в Журнале Московской патриархии, оперирующие именно этими аргументами — патриотической ролью Церкви на протяжении всей ее истории. 16 февраля 1960 г. в Кремле состоялась конференция советской общественности за разоружение. На этой конференции выступил патриарх Алексий. Свою речь он использовал для вынесения на суд общественности трагического положения Церкви. Вот главные мысли из этой исторической речи: "Я здесь стою пред вами как голос Русской православной церкви, представляющей миллионы граждан этого государства... Как свидетельствует история, это та Церковь, которая при зарождении русской государственности помогала установлению гражданского порядка на Руси... укрепляла законные основы семьи, утверждала положение женщины как юридического лица, осуждала ростовщичество и рабство, развивала чувство долга и ответственности в человеке и нередко при помощи собственных канонов заполняла пробелы государственного законодательства. Это та же Церковь, которая создала замечательные памятники, обогатившие русскую культуру, которые по сей день являются предметами национальной гордости нашего народа. Это та Церковь, которая в эпоху феодального дробления Руси содействовала воссоединению страны, защищая значение Моск-' вы в качестве духовного и гражданского центра русской земли. Это та Церковь, которая в трудные годы татарского ига умиротворяла ханов, защищая русский народ от новых нашествий и разорений. Это она, наша Церковь, укрепляла дух народа своей верой... в свободу, поддерживая в народе чувство национального достоинства и нравственной силы. Она была поддержкой Русскому государству в его борьбе против иностранных завоевателей и в Смутное время, и в Отечественную войну 1812 г. Она осталась с народом и в последнюю Великую Отечественную войну... Словом, это та самая Русская православная церковь, которая все эти столетия служила прежде всего нравственному становлению нашего народа. Эта же Церковь... в 1948 г. призвала христиан всего мира к борьбе за мир. И сегодня наша Церковь осуждает все формы вражды, все виды антагонизма и вражды между народами, стоит за разоружение и благословляет все стремления народов к разоружению; ибо христианству, как религии любви и милости, абсолютно чужды любые формы насилия. [Призыв советского правительства] "перековать мечи на орала"... принадлежит пророку Исайи, которого мы, христиане, 289 называем ветхозаветным евангелистом, ибо он предсказал рождение нашего Спасителя мира задолго до этого события. Так, Библия, которая является сборником священных книг Христианской Церкви, представляет собой источник идеи мира во всем мире, которая ввиду развития самых опасных видов оружия, должна быть признана, вероятно, с;.мой важной идеей для человечества нашего времени. Однако, несмотря на все это, Церковь Христова, которая стремится ко всеобщему благополучию, подвергается оскорблениям и нападкам от людей. Тем не менее она не отрекается от своего долга, призывая человечество жить в мире и любить друг друга. Утешение в своем нынешнем положении Церковь находит в... словах Христа о непобедимости Церкви, когда Он сказал: "Врата адовы не одолеют Церковь". По окончании речи патриарха последовали яростные нападки на него из зала: "...вы хотите уверить нас, что вся русская культура была создана Церковью... это неправда!" Разразился настоящий скандал, когда митрополит Николай заявил, что он был автором речи. И это, возможно, стало причиной его вынужденной отставки в июне того же года с поста председателя .Отдела международных сношений РПЦ. Другая причина корени-1лась в его неопубликованных проповедях, содержащих нападки на атеистов: "Люди слушали мои проповеди и одобряли их. А это именно то, что неприемлемо для наших властей. Они хотят молчаливых епископов, которые бы только торжественно служили. Они не выносят тех, которые борются с безбожием"25. Хотя после речи патриарха в Журнале Московской патриархии появилось несколько хвалебных статей, наступление на Церковь в 1960—1961 гг. и уход в отставку мужественного и красноречивого Николая, казалось, заставили патриарха Алексия уступить давлению. Самым трагичным для Церкви стало изменение Церковного положения, проведенное от имени Собора епископов, собравшегося в Троице-Сергиевой лавре 18 июля 1961 г. Это совещание с трудом может быть названо собором, поскольку епископы приехали по телеграммам от патриарха, в которых ничего не говорилось о цели вызова. Епископы прибыли накануне памяти Св. Сергия во время всенощного бдения. На следующий день они совершили продолжительную литургию, затем обедали и после этого были препровождены в зал заседаний, все еще не имея представления о повестке неожиданного для них обсуждения: 1) расширение состава постоянного Священного синода введением в него епископа-секретаря патриархата и епископа, ответственного за внешние сношения, ex officio в добавление к 6 епископам-членам (3 главных митрополита ex officio и 3 епископа, избираемые Синодом, на одну сессию); 2) изменения к положению о приходах; 3) вступление Русской православной церкви во Всемирный совет церквей; 4) об участии Церкви во Всемирном христианском конгрессе за мир, прошедшем в Праге 13—18 июня 1961 г.26 290 Нас здесь интересуют перемены в статусе и организации приходов, которые лишили приходского священника всякой власти, передав ее приходскому совету, на деле же исполнительному комитету из трех человек: старосты, помощника старосты и казначея, выбираемых приходским советом из числа прихожан. Собрания приходского совета созываются по необходимости с разрешения местного или районного Советов. Другими словами, если данная тройка удовлетворяет местный Совет, последний может по своему усмотрению отменять приходские собрания на неопределенный срок из страха, что такое собрание не одобрит деятельности тройки или потребует ее отставки. Такие случаи стали обычными27. Интересы же Церкви и Совета, обычно состоявшего из коммунистов-атеистов, мягко говоря, не совпадают. Секретный циркуляр28, направленный местным властям Советом по делам РПЦ, относительно функций "Вспомогательных комиссий по введению Законодательства о культах" на деле предписывал этим новым органам постепенно заменять существующие "двадцатки" новыми, образованными из "таких граждан, которые будут честно исполнять советские законы, а также ваши предложения и требования... Пусть "совет двадцати" изберет свой исполнительный орган. Желательно, чтобы вы приняли участие в избрании членов этого органа, так чтобы в него вошли те, кто будет проводить нашу линию"*. Все финансовые, экономические, бухгалтерские виды деятельности, включая добровольные взносы в епархию и патриархию на поддержание семинарий и т. д., были полностью изъяты из ведения духовенства и переданы исполнительным тройкам. Священник теперь отвечал только "за духовное руководство прихожанами... за благоговейное служение и удовлетворение всех религиозных потребностей прихожан". Священник отвечал также за моральный облик служащих в церкви. Однако как он мог выполнять эту роль, если новое законодательство даже не упоминало его как участника общего собрания или исполнительного органа? Как мог он изложить позицию Церкви в возможном конфликте или выступить как пастырь, когда исполнительный орган существовал и собирался совершенно в стороне от него и не был перед ним ответственен, т. е. когда он не подчинялся ни церковной дисциплине, ни даже на практике местному епископу? И лишь по вопросам исключительно богослужебного характера или в случае спора по такого рода вопросам между священником и общиной следовало обращаться к епископу, "который один компетентен * Автор располагает этой "Новой инструкцией представителям местных Советов о том, как обращаться с православными христианами". Когда этот документ был показан Никодиму, он заявил, что не знает о нем, но прибавил, что речь идет, по-видимому, об одной из типичных секретных инструкций 1961 г. и что упомянутые комиссии были созданы в хрущевскую эру, но к 1968 г. уже не имели влияния. Тем не менее все доступные советские документы, касающиеся этих комиссий, относятся к 1965—1967 гг. 291 в этих вопросах". Даже выбор священника для прихода становится компетенцией приходского совета, конечно, "по благословению" епископа и после регистрации в административных органах. Все это было представлено в послании патриарха архиерейскому собору как возвращение к древнерусским и апостольским традициям соборности, т. е. к расширению самостоятельности и прав общины. Это и в самом деле могло бы быть так, если бы не тот факт, что для собрания общины необходимо было разрешение откровенно враждебных гражданских властей в каждом отдельном случае; если бы речь шла действительно об общине, а не о тройке, которой передавалось управление приходом и которая была всецело во власти уполномоченных СДРПЦ; если бы под общиной подразумевалось собрание прихожан, а не двадцатка; и, наконец, если бы приходской священник был главой приходского совета и его моральным и духовным руководителем, как это установлено канонами. Патриарх заявил, что необходимость перемен продиктована якобы многочисленными жалобами в патриархат и Совет Министров СССР. Священники критикуют церковные советы; церковные советы критикуют священников; "и те, и другие жалуются, что патриарх и Синод не обращают внимания на их жалобы". Патриарх напомнил своим слушателям, что год назад Синод обращал внимание епископов на случаи "нарушения советского законодательства о религиозных объединениях". В апреле 1961 г. правительство проинформировало патриархат, что священнослужители продолжают нарушать советские законы о религии. В самом деле, в уже цитированном письме отец Всеволод Шпиллер жаловался на то, что упразднение всех административных прав священника в его собственном приходе постановлением Синода от 18 апреля объясняется расхождением церковных постановлений не говоря уже о канонах с советскими законами. В этом плане июльский собор епископов представлялся ему шагом вперед в том смысле, что хотя бы на словах упоминались соборность и каноны2'. Возвращаясь к собору, заметим, что это было беспокойное время для священников, время процессов, когда к тюремному заключению были приговорены, по крайней мере, два епископа и множество священников по лживым обвинениям в присвоении церковных средств, сокрытии доходов и т. д.-10. В этих условиях (как признает даже язвительно-критический самиздат) многие епископы надеялись, что лишение священников всякой финансовой ответственности оградит их от обвинений хотя бы в финансовых злоупотреблениях31; к тому же, требование Советов изменить церковные постановления косвенно свидетельствовало, что власти не планировали немедленного уничтожения всей Церкви, как в 30-е гг., но лишь ее дальнейшее порабощение. Оставалась, таким образом, надежда, что со временем появится и возможность улучшения положения. Патриарх, стремясь отдалить перемены, уступил". Без сомнения, многие присутствовавшие на соборе епископы знали об этом и разделяли позицию патриарха33. 292 Кадры Посвящением в 1953 г. Михаила Чуба, первого епископа-выпускника послевоенной богословской академии, начинается совершенно новое поколение епископов, выросших и получивших образование при советском режиме, поколение, пришедшее на смену старым кадрам. К концу 60-х гг. почти все правящие епископы принадлежали к этому поколению. Аналогичный процесс проходил, конечно, в среде приходского духовенства. Московский священник отец Всеволод Шпиллер, реэмигрант, получивший образование в Болгарии, имевший, таким образом, опыт жизни и церковного служения как в некоммунистической стране, так и в Советском Союзе, в своем отчете для внутреннего пользования следующим образом характеризует это поколение "советских" епископов: "В нашей Церкви, возможно, больше людей... пришедших в Церковь через личный опыт той или иной формы "обращения" (чем в любой другой Церкви). У них в детстве... окружение было активно нерелигиозным и часто антирелигиозным... Вдруг они увидели Церковь в ее правде и красоте... и присоединились к ней". Дальше отец Всеволод Шпиллер замечает, что они понимают Церковь совершенно иначе, чем традиционно верующие. Не употребляя самого этого слова, он утверждает, что они внутренне настолько смирились с секулярным тоталитаризмом, что просто не могут представить себе терпимое общество, с двумя типами законов: секулярным и церковным.-Он ссылается на опыт югославско-русского специалиста по каноническому праву Троицкого, приехавшего читать элементарный курс канонического права в Московской духовной академии: он обнаружил, что его студенты просто не понимают, о чем идет речь. Они не могли представить себе возможность существования независимых учреждений, с их собственными отдельными законодательными системами, в обществе, которое управляется иными законами. Другими словами, тот факт, что Церковь в Советском Союзе не имела статуса юридического лица, казался совершенно нормальным студентам 40-х тт., т. е. тому поколению, которое родилось и выросло при Сталине. Соответственно они не воспринимали и Церковь как общественный институт. Они рассматривали ее в очень узком смысле как "собрание верующих", что полностью исключает юридический контекст. Шпиллер дальше ссылается на конкретных епископов нового поколения, имеющих тот же менталитет, и полагает, что следствием этого будет в дальнейшем полное подчинение гражданским властям — их требованиям, законам и порядку — не просто из страха, но по убеждению, что в государстве может быть только одна власть и один закон34. Перемены, навязанные Церкви в 1961 г., следует рассматривать в контексте общего гонения на Церковь при Хрущеве. В этом контексте наблюдения отца Всеволода помогут нам 293 оценить некоторые аспекты преследований и избежать упрощений, характерных для многих самиздатовских документов, рассматривавших епископов исключительно как агентов КГБ и сознательных разрушителей Церкви35. Дополнительные подробности гонений Официально хрущевская администрация провозглашала своей целью восстановление ленинской "социалистической законности" после сталинских злоупотреблений. Однако Ленин сам считал, что "закон должен служить целям диктатуры пролетариата, каковые не ограничиваются законами, ею созданными"36. Так что преследование Церкви могло осуществляться и осуществлялось во имя восстановления "законности". Сталина обвиняли в том, что он извратил советские законы о религии37. И в самом деле, постановления 1945 г. по Церкви противоречили законодательству 1929 г. "О религиозных объединениях". Они признавали приходского священника хозяином прихода, а законодательство признавало только "двадцатки" мирян. Так же и закон, упразднявший решения оккупационных властей во время войны, использовался для закрытия большого количества церквей и монастырей на бывших оккупированными территориях. Специальной инструкцией от 16 марта 1961 г. вводилось законодательство 1929 г. в той его части, которая запрещала организовывать в приходах какую бы то ни было благотворительную деятельность и "религиозные центры", а также "предоставлять финансовую помощь приходам и монастырям, которые не пользуются поддержкой местного населения". Постановление Совета Министров фактически запрещало колокольный звон, употребляя более скромные слива — "принять решение об ограничении колокольного звона", пробовало провести в 1961 г. учет религиозных объединений, молитвенных зданий и имущества (как известно, такого рода учеты использовались для закрытия церквей). Оно подтверждало налогообложение духовенства и всех церковных доходов по статье 19 указа Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1943 г., т. е. с максимальным налогом в 81%. Единственное облегчение в этом постановлении — это пункт 6, освобождающий от обложения подоходным налогом пособия на лечение, выдаваемые религиозными объединениями один раз в год в сумме, не превышающей месячного дохода, а для лиц старше шестидесяти лет, — двухмесячного дохода, из чего следует, что где-то с 1958—1959 гг., с началом гонений, взимались налоги даже с пособий на лечение. Подписано постановление Хрущевым, помечено "не для печати". Тот факт, что этот документ оставался какое-то время неизвестным для верующих и даже для руководства Церкви, подтверждается справкой о беседах с патриархом Алексием 9—10 апреля 1961 г., подписанной В. Фуровым, заместителем председателя Совета по делам РПЦ. 294 Там есть такие слова: "Не исключена возможность, что патриарх знает о постановлении Совета Министров СССР от 16 марта сего года, но сказать об этом открыто не хочет"38. В этих условиях Церковь постановила, чтобы приходы, которые не могут себя обеспечить, сливались с соседними церквами. Злоупотребляя этой инструкцией, уполномоченные СДРПЦ на местах и уступчивые епископы закрыли множество сельских храмов, включая и вполне обеспеченные39. Этому способствовало также быстрое сокращение сельского населения, особенно в Центральной России, на Волге, Урале и в некоторых районах Сибири. Логично было бы ожидать соответственного роста числа церквей в городах, куда мигрировало сельское население, однако этого не происходило, несмотря на многочисленные петиции верующих40. Законы, запрещавшие религиозное воспитание молодежи, теперь не только соблюдались строже, но и толковались весьма расширительно, вплоть до запрещения детям и молодежи ходить в церковь. И хотя не имелось письменных распоряжений, но по устным распоряжениям уполномоченных священникам запрещалось начинать службу, пока в церкви находились дети, а также причащать молодежь и детей. И с этим вынуждены были согласиться некоторые епископы и большинство священников41. Все это сопровождалось соответствующей кампанией в прессе, а также местными запрещениями мальчикам прислуживать в алтаре на том основании, будто это нарушает закон, запрещающий детям работать в церкви42. В некоторых случаях у верующих родителей отнимали детей под предлогом "фанатичного религиозного воспитания" и помещали их в интернаты43. В одном документе встречаем интересное наблюдение, что хотя "в двух сборниках партийных и государственных постановлений о религии", опубликованных в 1959 и в 1965 гг., "даже не упоминается Совет по делам религий", он за период 1957—1964 гг. радикально изменил свои функции, превратившись в неофициальный и незаконный орган контроля над Московским патриархатом44. То же самое подтверждает патриарх Алексий в беседе с Фуровым: "Уполномоченные, выполняя волю местных органов власти, стали командовать епархиями, не считаясь с желанием верующих сохранить церкви и молитвенные дома. Правящим в епархии считается архиерей, но архиерей в настоящее время не управляет, а архиерействует, а уполномоченный управляет". На отговорку Фурова, что, мол, закрываются церкви на Украине, где за время немецкой оккупации, по его утверждению, их было открыто слишком много, и что якобы имеется масса заявлений от самих священников с просьбой закрыть такие, не окупающие себя церкви, патриарх ответил, что многие церкви закрыты без особых оснований, а верующие и духовенство сообщают о притеснениях, просят защитить Церковь, доложить об этом правительству. Далее он жаловался, что не может попасть на прием к главе правительства и лично рассказать о закрытии церквей, так что 295 в верующем народе считают его, патриарха Алексия, плохим главой Церкви. "Я не информирую, мол, и не вхожу в правительство с просьбой поддержать Церковь". Фуров доносил, что главной опорой патриарха в сопротивлении Совету по делам Русской православной церкви и в выполнении решений Совета о закрытии церквей и монастырей является его личный секретарь Даниил Остапов. За сопротивление закрытию церквей Фуров назвал Остапова "наглым человеком": "Остапов — злобный человек и пытается оказывать сопротивление всем нашим мероприятиям. Наглость этого человека проявляется во всем. Остапов всячески поддерживает политически сомнительных лиц". К ним Фуров отнес епископов Симона и Андрея (Сухенко), который вскоре оказался в концлагере, а также игумена Почаевской лавры Сева-стьяна. "Он использует всякую клеветническую и заведомо ложную информацию, идущую со стороны наиболее оголтелых мракобесов, для того чтобы подогреть патриарха, восстановить его против Совета и мероприятий местных советских органов и государства", — пишет Фуров и добавляет, что по возвращении патриарха в Москву после отдыха в Одессе надо с ним в Совете провести беседу и "рекомендовать патриарху освободить от руководства епархиями такие одиозные фигуры, как епископ Новосибирский Донат, архиепископ Винницкий Симон, епископ Черниговский Андрей, игумен Почаевской лавры Севастьян. Всему этому мешает Остапов. Интересно, что когда с патриархом шел разговор о перемещении духовной семинарии, — доносит Фуров, — Остапов влез в разговор и выступил с возражениями. Остапов возражает против закрытия Михайловского монастыря в Одессе, борется за сохранение Глинской Пустыни, против закрытия Лип-чанского монастыря. Наконец, он возражает против требования Совета по делам Русской православной церкви возвести Никоди-ма из звания епископа в звание архиепископа". Он еще очень молодой, поясняет Фуров, недавно стал епископом, но поскольку едет во главе делегации Русской православной церкви на заграничную конференцию, то для престижа нужно, чтобы был архиепископом. Как мы знаем, требование Совета было выполнено, епископ Никодим стал архиепископом в 1961 г., так что Совет оказывал давление на принятие патриарших решений в отношении не только перемещения, но и повышения в звании, возведения в сан епископов. Более того, Фуров настаивал на том, чтобы патриарх закрыл ряд монастырей. На это патриарх ответил, что ему как главе Церкви крайне тяжело выпустить такой указ, но что он даст соответствующие указания правящим архиереям другим путем — устно или через Синод. Заканчивая беседу, Фуров потребовал смирить Остапова и пригрозить ему, что противодействие Совету по делам Русской православной церкви приведет к "соответствующим последствиям"; и совершенно выходят за всякие рамки откровения Фурова о том, что дни Церкви сочтены: "Страна строит коммунизм, партия и государство заботятся о воспитании человека нового общества, свободного от 296 религиозных предрассудков, и разве не ясно, какова перспектива Церкви лет через 20—30, когда люди будут атеистами? Пусть патриарх не обижается, что люди рвут с религией и закрывают церкви"45. Любопытно, что руководители Совета по делам Русской православной церкви в беседах с патриархом и с другими представителями Церкви все время заверяли их, что они действуют строго в соответствии с законом. Но мы уже видели, какой это закон: например, постановление от 16 марта 1961 г., которое нигде не было опубликовано и распространялось только для служебного пользования. Шафаревич в уже цитировавшейся брошюре указывает, что помимо этого постановления 29 новых статей было введено указом Верховного Совета РСФСР от 19 октября 1962 г. в законы 1929 г. о религиозных объединениях, другими словами "верующие отвечали по этим статьям, даже не зная их содержания". Такова была восстановленная "ленинская социалистическая законность"! Ситуация несколько изменилась к лучшему в послехрущевс-кую эпоху, когда впервые было опубликовано в 1966 г. Положение о Совете по делам религий (СДР) после упразднения Совета по делам Русской православной церкви и передачи его функций СДР 8 декабря 1965 г.; а также когда в 1975 г. появилась новая редакция законов о религиозных объединениях 1929 г.* Эти вопросы будут рассмотрены в 13-й главе. Судьбы семинарий Спустя восемь лет после возобновления работы духовных школ в Советском Союзе вопросы богословского воспитания и образования все еще не были решены. Это видно из речи патриарха Алексия при открытии совещания ректоров, инспекторов и наставников академий и семинарий 18 июля 1953 г. В своей речи патриарх говорил, что в связи с тем, что в течение без малого тридцати лет не было в стране богословской науки, она не развивалась, некому было двигать ее вперед, уровень духовных школ и преподавателей оказался весьма низким, большинство преподавателей не имели специального богословского образования и не были по профессии преподавателями или учеными в области богословия. Он призвал не снижать, а повышать уровень богословского образования, не упускать из виду главной цели — "подготовлять пастырей, дать ученику основные понятия о пастырстве, вооружить его прежде всего тем, что потребуется ему завтра как священнослужителю Православной церкви, как проповеднику". Он говорил также о беспрецедентной неподготовленности студентов и воспитанников — ведь они поступали из * Имеется в виду постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 г. с изменениями и дополнениями, внесенными Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 23 июня 1975 г. 297 гражданских школ без всякого даже элементарного понятия о Церкви, поэтому в сжатые сроки, за 4 года, приходилось восполнять то, что в дореволюционное время преподавалось в течение всей учебы в начальной и средней школе, и в семинарии. Патриарх Алексий призвал к углубленному изучению творений отцов церкви и анализу Священного писания, которое в семинарии проходится слишком поверхностно. Эти предметы можно изучать более интенсивно за счет сокращения изучения расколо- и сек-товедения, которые были острой темой в дореволюционной России, но в некоторой степени, по мнению патриарха, утратили свою остроту в новое время. Несколько иронически звучали его заверения в том, что сейчас, наконец, у Церкви есть полная свобода, которой у нее не было до революции при обер-прокуро-рстве. Патриарх призвал развивать церковную науку, воспользовавшись новой свободой, которой раньше не было. Конечно, патриарх вынужден был считаться с присутствием на этом совещании Карпова и говорить о "свободе и благополучном состоянии" школ46. Как обстояло дело со "свободой семинарий и академий", на деле видно из доклада Карпову инспектора Ленинградской духовной академии Парийского в том же 1953 г., где он сообщал о чрезвычайном происшествии. Неожиданно в духовную академию в Ленинграде явилась группа студентов 3-го курса горного института и пожелала осмотреть ее. Как их Парийский ни отговаривал от этого, заверяя, что в академии ничего интересного нет, они все-таки настояли на том, чтобы провести экскурсию. Пришлось отвечать на вопросы (в докладе перечисляется ряд вопросов), и хотя студенты духовной академии не показывались во время осмотра, но, когда гости уходили из здания, за ними следом вышли сначала один, а затем другой и третий ее воспитанники (в докладе они названы по имени и по курсу). "Их окружили гости, и завязалась на дворе общая беседа. Я велел швейцару вызвать Зубкова, одного из этих студентов, якобы к телефону, а потом сказал Зубкову, чтобы он вызвал остальных как будто бы на спевку". Студенты академии тут же были опрошены инспектором, какие им задавали вопросы. В заключение Парийский сообщил: "О происшедшем мною также сообщено в Ленинградский обком КПСС". Вот один из примеров "свободы"47. Некоторое волнение представителей Совета по делам РПЦ по поводу роста количества слушателей духовных школ замечается с 1955—1956 гг., когда он становится особенно заметным. В отчетах Совета по делам РПЦ указывается, что в 1956 г. число студентов и слушателей духовных школ по сравнению с 1952 г. увеличилось почти вдвое. Заметно растет уровень учебной подготовки молодежи, поступающей в семинарии. Так, в 1956 г. 91% состава учащихся в семинариях имели полное среднее светское образование. Растет число молодежи. В одном из отчетов говорится, что четыре года назад в семинариях и академиях об- 298 учалось в возрасте от 18 до 20 лет только 126 человек, а теперь 311, или 30% всего состава. Все это беспокоит Совет. Указывается на то, что подают прошения в семинарии комсомольцы и люди с высшим образованием, со светскими профессиями или со средними рабочими специальностями, как, например, шлифовальщик Минского тракторного завода, 1935 г. рождения, член ВЛКСМ. В Саратовскую семинарию был принят учащийся 2-го курса Саратовской консерватории и подали прошения два комсомольца. Просеивание абитуриентов видно из следующей статистики: "В очередной набор в духовные учебные заведения — т. е. на 1957 год — поступило 765 заявлений о приеме. По сравнению с прошлым годом количество поданных заявлений увеличилось на 168, а среди принятых на 42". Вот каким высоким был процент отсеивания, и этим, конечно, занимались работники Совета по делам РПЦ. Немало было абитуриентов, на которых Совет рекомендовал обратить особое внимание, т. е. как-то не допустить их к получению богословского образования. Например: студент 4-го курса медицинского института, студент 4-го курса пединститута, инструктор райсовета и бывший заведующий клубом в сельсовете. Это смущает власти. Любопытна докладная записка, составленная по ленинградским духовным учебным заведениям на 1955—1956 гг. Совету по делам РПЦ, где выражалось большое беспокойство по поводу того, что в духовную семинарию митрополит Григорий принимает таких лиц, как сын баптистского пастора, проживавшего на оккупированной территории, другое лицо — с судимостью по 58-й статье. Особенно занимал уполномоченного Совета бывший военнослужащий 35 лет, приславший длинное письмо, в котором пишет, что на войне, где воевал и был награжден, он пришел к заключению о бессмысленности жизни без Бога и стремится попасть в духовную академию или семинарию, чтобы, наконец, получить богословское образование и всю свою жизнь посвятить служению Богу. Кончается это письмо следующими словами: "Я обращаюсь к Вам не только за советом, но и за покровительством, за помощью. Я обращаюсь к Вам, потому что Ваши старания на пользу Церкви не остаются безызвестными". Письмо адресовано ректору Ленинградской духовной академии. Хотя митрополит Григорий вынес резолюцию: "Совету академии на рассмотрение", инспектор Парийский, видимо под давлением уполномоченного Совета, отклонил это ходатайство. Уполномоченный жалуется на митрополита Григория, что тот слишком широко принимает такого рода кандидатов в духовные школы. Иными словами, в духовные школы следует допускать, по мнению Совета, только посредственности, ничего не обещающие в будущем48. Уже к 1959 г. Совет стремится пресечь попытки увеличить число студентов в семинариях и академиях, расширить их помещения. Так, Карпову уполномоченный Совета по Ленинграду Чернов пишет: "Стремления расширить контингент учащихся нельзя считать оправданными с точки зрения Совета. Более того, Совет 299 настаивает на немедленном закрытии Ленинградского заочного отделения в связи с открытием такового в Москве". Докладная записка члена Совета Сивенкова, посланного на инспекцию Ленинградских духовных школ в том же 1959 г., адресованная Карпову, — уже явное свидетельство непосредственного вмешательства Совета в учебный процесс духовных школ. Так, он считает недопустимым кандидатские и дипломные работы семинаристов и студентов академии на нравственные темы, в которых они развивают мысли о том, что родители должны активно воспитывать детей в религиозном духе, и комментирует: "...эти сочинения авторов являются прямым нарушением ленинского декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Авторы не признают и осуждают постановку коммунистического воспитания подрастающего поколения в советской школе". Не нравится ему и постановка изучения Конституции и советского законодательства о Церкви в духовных школах, так как оба предмета подаются там так, "чтобы подготовить служителей Церкви к лучшему приспособлению религиозной идеологии и церковной деятельности к условиям социалистического строя"49. Окончательная расправа с семинариями начинается в 1960 г. Дела о духовных учебных заведениях за 1960 г. полны постановлений руководителей Совета по делам РПЦ о недопущении того или иного кандидата в семинаристы, уже после их принятия семинарским начальством. Предлоги, используемые в этом случае Советом по делам РПЦ, были таковы: отсутствие рекомендации правящего архиерея — как будто это дело Совета, а не академического начальства; моральная нестойкость, а отсюда — сомнение уполномоченного в том, что из кандидата выйдет хороший пастырь. Но что имеется в виду под моральной нестойкостью? Опять же разве это дело Совета, епископа и руководства семинарии? Другие причины недопущения в семинарию — это бывшее членство в КПСС или ВЛКСМ. На 1960 г: приходится немало дел священников и выпускников семинарии, посланных на епархии по просьбе местного епархиального архиерея, но не получивших регистрации. Епископ разводит руками: 25 вакансий в Краснодарской епархии, а ни одного выпускника семинарии он не может прописать — уполномоченный СДРПЦ не дает. Характерный пример в Курской епархии, где секретарь Курского обкома Архипова заявила, что она не желает, чтобы в Курскую епархию посылались молодые священники — выпускники духовных школ. Епископ Леонид Курский, который выписал 5—6 таких молодых священников, не смог их прописать, когда они приехали. Местный уполномоченный пишет в Совет, чтобы указанные лица не посылались в распоряжение епископа Леонида. В 1960 г. закрывается Ставропольская духовная семинария, что было довольно нелогично. Этому акту предшествовала пропаганда в печати — с доносами, с письмами колхозниц, работников швейной фабрики, группы студентов университета — против Саратовской, а не Ставропольской семинарии. И вдруг 300 в 1960 г. закрывается не маленькая Саратовская семинария, а гораздо большая и более благоустроенная Ставропольская, официально сливавшаяся с Саратовской. По этому поводу епископ Ставропольский Антоний направил протест, в котором говорилось, что логичнее было бы закрыть Саратовскую, слить ее со Ставропольской. Ставропольская семинария имела 4 здания, купленные у частных лиц и построенные Церковью, за что епархия уплатила 1 300 888 руб. Теперь власти отбирали 3 из 4 зданий. Патриархия протестовала, ссылаясь на Постановление Совета Народных Комиссаров от 22 августа 1945 г., давшее Церкви частичное право юридического лица на приобретение и владение домами. В ответ юрисконсульт Совета по делам РПЦ указывал, что по этому постановлению право владения у Церкви только целевое; здания приобретены под семинарию, семинария закрывается, следовательно, здания переходят государству совершенно безвозмездно. Опять государство грабило Церковь, причем даже забрало грузовую машину50. В том же 1960 г. закрылись Киевская и немного позже Саратовская семинарии. .Минская семинария формально не была закрыта, просто после 1959 г. в нее не допускали новых воспитанников, власти не прописывали студентов, не пропускали их в Жировичи, где находилась семинария. Таким образом, в 1963 г. после последнего выпуска семинария перестала функционировать. В последнем выпуске в ней числилось 5 учащихся, переведенных из 3-го в 4-й класс. Уже в 1962 г. предпринимались активные усилия по закрытию семинарии. Гордун в уже цитировавшейся работе приводит интересный документ, составленг ный уполномоченным Совета по УССР Г. П. Пинчуком: "В соответствии с постановлением ЦК КП Украины духовная семинария в городе Луцке Волынской области должна в 1963 г. прекратить свое существование". О прекращении деятельности духовной семинарии в Луцке и Минске говорил председатель Совета по делам РПЦ при Совете Министров СССР Куроедов на всесоюзном семинаре и совещании уполномоченных Совета в июле 1963 г. "Товарищ Куроедов сказал, что нужно принять меры в этом году, чтобы желающих поступить в семинарию не было, как и за последние 3 года". Уполномоченный Совета по Волынской области 26 сентября 1963 г. писал (цитирую по Гордуну): "Всего в семинарию о поступлении в первый класс было подано 12 заявлений со всеми требуемыми документами. Кроме того, было 8 запросов об условиях приема и учебы... Ряд лиц сразу после подачи документов в семинарию поспешили сняться с учета по месту жительства и выехать, чтобы их не нашли по указанному адресу. Есть основания полагать, что все это не было случайностью, а делалось по совету руководства семинарии. Из 12 оформленных документов семинария по нашей рекомендации по различным причинам 6 заявлений возвратила обратно. Из оставшихся 6 человек на приемные экзамены прибыли трое... Несмотря на все наши усилия, полностью сорвать 301 набор не удалось. В дальнейшем если семинария будет продолжать свою работу, не допустить нового набора будет еще более трудно". Гордун комментирует, что после этого власти отобрали у семинарии второй этаж здания, сняли номерные знаки с принадлежащей ей машины, на которой доставлялись продукты в семинарию, не прикрепленную ни к какой пищевой базе, и к 1965 г. семинария фактически перестала существовать51. Гонения на духовные школы, на студентов богословия, на наиболее интеллигентных абитуриентов, поступавших в семинарии, — все это ничуть не мешало властям использовать семина- ристов и молодое духовенство для пропаганды советской вне- шней политики. Речь идет о 6 молодежном фестивале, состояв-у шемся в Москве в 1957 г. Тут и семинаристы, и молодые священ-^ ники весьма пригодились для пропагандистских встреч с западной молодежью. События развивались примерно таким образом: С. Романовский, председатель подготовительного комитета Международного фестиваля молодежи за мир и дружбу, направил письмо Карпову, в котором сообщалось, что ожидается больше 30 тыс. молодежи разных политических и религиозных взглядов. Многие захотят пойти в церкви, познакомиться с религиозной жизнью в СССР, провести встречи по религиозным убеждениям. Поэтому надо привлечь Церковь'и подготовить ее к таким встречам. 2 января 1957 г. состоялась встреча в Совете по делам РПЦ при участии митрополита Николая Крутицкого, ректора Московской духовной академии Ружицкого и др. Постановления этой встречи: в патриархии создать специальную комиссию по подготовке к фестивалю, издать сборник о положении и деятельности РПЦ, специальные альбомы Троице-Сергиевой лавры и других святынь для раздачи на фестивале, изготовить иконы, крестики и другие религиозные предметы, подобрать комплекты литературы, Библий для раздачи молодежи; комиссии обсудить вопрос и представить свои соображения по запросам английского комитета комиссии христианской молодежи о целесообразности проведения собрания христианской молодежи, посещения церквей в Москве и деревнях; подготовить группу студентов Московской духовной семинарии и академии для встреч и бесед с участниками фестиваля; обсудить желательность проведения духовного концерта для участников фестиваля. В своем докладе Романовский подчеркнул, что главная тема и смысл фестивалей молодежи — это мир и дружба; на это должен быть сделан упор. Молодежь приезжает, напичканная антисоветской пропагандой, и в этом ее надо разубедить52. Церковь предложила организовать посещение гостями фестиваля Троице-Сергиевой лавры и других храмов и церквей в Москве и различных городах. С этой целью в поездку по стране был направлен священник, который в отчете на имя митрополита Николая сообщил, в каких городах, по его мнению, какие храмы можно предложить посетить иностранцам, что нужно сделать, чтобы привести их в надлежащий вид, какие для этого потребу- 302 ются затраты и т. д. Церковь пыталась кое-что из этого выгадать. Например, Ведерников, редактор Журнала Московской патриархии, хотел использовать открывшуюся возможность издания книг и альбомов для раздачи иностранцам, чтобы напечатать их большим тиражом, чем требовалось для фестиваля, мотивируя это перед Советом по делам РПЦ тем, что "книги нам будут нужны и в дальнейшем". Митрополит Николай безрезультатно пытался добиться возвращения Церкви храма на Калужской площади, используемого под кинотеатр, что, по его мнению, может произвести нехорошее впечатление на иностранцев. На специальном заседании духовенства Московской епархии и актива патриархии 29 января 1957 г. было определено, какие из действующих церквей могут принять и сколько делегатов. Из числа студентов Московской духовной академии выделялось до 20 человек в качестве гидов по Троице-Сергиевой лавре, 12 молодых священников — для встреч и бесед с молодежью. Предлагалось прочитать доклад для молодежи о положении религии в СССР, об устройстве и жизни Русской православной церкви, ее связи с православными и инославными церквами и объединениями. В программу входили духовный концерт хора Елоховского собора, организация в Московской духовной академии просмотров фильмов о жизни Церкви и выставки. Журнал Московской патриархии открыл специальную рубрику о фестивале, его значении и задачах. Издавались альбомы , сувениры тиражом до 25 тыс. каждый. Патриархия опять же пытается из этого что-то выкроить для Церкви, требуя от властей, чтобы они привели в порядок находившиеся в ужасном состоянии кладбища при храмах, которые подчиняются государству. Окончательная цифра представителей Церкви для встречи с зарубежной молодежью была определена — 260 студентов и воспитанников академий и семинарий; 35 преподавателей семинарий и академий, 40 мирян-прихожан, отобранных поименно. Среди церковных представителей были: будущий митрополит Ленинградский И. М. Снычев; известный молдавский депутат в Верховном Совете, будущий протоиерей Петр Дмитриевич Бубуруэ; студент митрополит Минский; Рожков, будущий священник и настоятель Николо-Кузнецкой церквиГ'Свислун, будущий архиепископ Макарий. В обязанность встречавшихся с иностранцами было вменено составление подробнейших письменных отчетов53. Когда дело дошло до проведения конкретных лекций о религии и Церкви для иностранной молодежи, за исключением общего официального доклада о положении Церкви в СССР, который содержал только общие формальные сведения, все остальные доклады, касающиеся религии, богословия, были поручены молодым философам-марксистам, преподавателям или аспирантам вузов и научно-исследовательских институтов, профессиональным атеистам, которые потом будут широко известны своими работами, печатавшимися в "Науке и религии" и "Вопросах 303 научного атеизма". В их числе Мчедлов, Мосолов и другие. Именно они, а не профессора духовных академий читали на фестивале богословские лекции. Тем не менее удалось ввести в заблуждение иностранцев. Группа мексиканских журналистов, посетив Троице-Сергиеву лавру, записала в книге отзывов: "Благодаря советскому режиму, народу и правительству религия в стране очень уважаема"54. Монастыри Особенно пострадали при Хрущеве монастыри. Количество монастырей сократилось с 90 в середине 50-х гг. до 18 спустя десятилетие. Процесс ликвидации монастырей начался в 1958 г., когда значительно повысился налог на здания и монастырские угодья, установленный в 1945 г. Теперь монастыри должны были платить ежегодно 40 тыс. руб. (старыми) или 4 тыс. руб. (новыми) за одну сотку земли. Так, Почаевский монастырь должен был выплачивать 400 тыс. руб. (новыми) за свои 10 га пахотной земли55. Кроме того, все монастыри, исключая Троице-Сергиеву лавру, находились на территориях, подвергшихся вражеской оккупации, и были открыты с одобрения оккупационных властей, что облегчало их "законное" закрытие. Постановлением Совета Министров от 16 октября 1961 г. были сокращены земельные участки монастырей, обеспечивавшие их продуктами питания. Поскольку же размеры сокращений не были установлены этим документом, последовали административные злоупотребления. Так, у Почаевского монастыря, где в 1961 г. находилось 140 монахов, были конфискованы в 1962 г. и поля, и сады. Тем же постановлением было запрещено монастырю нанимать рабочих для мастерских или для сельскохозяйственных работ. Поскольку одновременно местным органам были даны секретные указания отказывать в прописке молодым людям, желающим поступить в монастырь, произвольно выселять, арестовывать или призывать в армию молодых монахов, то легко понять, что оставшиеся, в основном престарелые, монахи попросту не могли себя обеспечить и заплатить драконовские налоги. Упомянутый документ предписывал также монастырям обязательно заключать арендные соглашения на все постройки, кроме самих храмов. Таким образом, с течением времени местная администрация могла сократить число монастырских зданий или даже конфисковать их. В Почаеве к 1966 г. были конфискованы все здания, кроме монашеских келий: гостиница для паломников была превращена в государственную больницу, другие монастырские строения были переданы различным гражданским учреждениям. Наконец, в связи с уже упоминавшимся запрещением поддерживать беднейшие приходы и монастыри из средств других приходов и епископов монастыри стали полностью зависеть от доброхотных пожертвований богомольцев. Впрочем, и этот последний источник средств был удачно сокращен тем же постановлением 1961 г., запрещавшим организованное "паломничество к святым местам", допуская конфискацию гостиницы и запрещая ночевать в монастырских церквах'*. Все эти меры легко превращали монастыри в неплатежеспособные учреждения, которые затем правительство закрывало за неуплату налогов. Однако в борьбе с национальной святыней — Почаевским монастырем в 60-е гг. власти просчитались. В течение этих пяти лет светские паломники и горстка монахов^смогли привлечь всеобщее ^"н'^^шй^^йe~tв'RJlючaямиpoиyкro'бщecт^eннocть) к судьбе монастыря и к концу 1966 г. добились отмены большинства запрещений и насильственных мер. Монастырь существует и по сей день, хотя количество его насельников сократилось со 146 до 35*. Почему именно монастыри подверглись таким нападкам? Это объясняется тем, что они традиционно являлись национальными центрами духовной жизни и местами массовых паломничеств. В монастырях властям было трудно контролировать и ограничивать контакты с верующими. Люди приходят в монастырь специально для совета и духовного руководства, и множество священников и просто верующих стремились проводить свой отпуск в монастыре или поблизости от него. В условиях, когда полностью отсутствовали средства церковной информации, монастыри были также местом обмена информацией о церковной жизни между паломниками, приезжими священниками и монахами. Все это совершенно не устраивало советскую власть. Приходские церкви Главные источники информации о произволе в закрытии приходских церквей и о преследованиях священников и епископов, сопротивлявшихся этим закрытиям, — это самиздатовские документы покойного Бориса Талантова, учителя математики и пра- *По данным на 1993 г. братия Успенской Почаевской лавры насчитывает около 80 человек. Лавра — один из древнейших монастырей Русской православной церкви. Расположена в г. Почаеве Тернопольской области, в 200 км. от г. Львова. Основан в конце IX века учениками святителя Мефодия. Около 1240 г. в монастыре появились иноки из разоренного Батыем Киева, которые дали ему название — Почаевский. Монастырь окреп при настоятеле Иове (1551—1651). Содействие в возрастании роли монастыря оказал киевский воевода, князь К. К. Острожский. Обители становится центром духовного просвещения и проповеди православия у западной границы Русской земли. После смерти Иова с 1721 по 1831 г. монастырь находился в руках униатов. Граф Н. Потоцкий построил в нем грандиозный собор Успения Пресвятой Богородицы в стиле позднего барокко (архитектор Готфрид Гофман). В 1831 г. монастырь был возвращен православным верующим, а в 1833 г. ему было присвоено наименование лавры. В 1911 г. в лавре по проекту А. В. Щусева был построен большой собор в древнерусском стиле в честь Живоначальной Троицы. Его портал украшен мозаичным образом Спаса Нерукотворного, автором мозаики является Н. К. Рерих. Главной святыней в лавре считаются запечатленный на камне след правой стопы Богородицы, рака с мощами настоятеля Иова и икона Божией Матери Почаевской. — Прим. ред. 305 вославного верующего из Вятки (Киров), а также обращения священников Глеба Якунина и Николая Эшлимана. Мы уже упоминали, как устанавливалась "законность" на ранее оккупированных землях: в Одесской епархии, например, было закрыто 210 церквей из 400, на Волыни — 180, в Житомирской епархии — 68, 43 — в Полтавской, 40 — в Черкасской епархиях, 18 из 25 в одном Липканском районе Молдавии... 12 в Новгородской епархии, в Киеве из 25 церквей осталось 8, в Одессе — 9 из 23, в Измаиле — 1 из 5, в Ростове-на-Дону — 4 из 12. В Орле, Брянске, Чернигове, Риге, Каунасе были закрыты кафедральные соборы". В Белоруссии из 1250 православных церквей, действовавших в 1945 г., к концу 1964 г. оставалось чуть больше 40058. Однако произвол с закрытием и разрушением церквей имел место также и на тех территориях, где никогда не было вражеской оккупации. В Вологодской епархии из 800 приходов, действовавших до революции, к середине 60-х гг. оставалось 17. В Пермской епархии на Северном Урале к началу 60-х гг. было, закрыто более 15% приходов. Из 75 приходов Кировской епархии (до революции их было 500) к 1965 г. оставалось только 35, и это несмотря на тот факт, что некоторые церкви были построены на средства самих прихожан и начали действовать легально не далее как в 1956 г.59 Как это осуществлялось? В некоторых случаях советские законы предписывали, чтобы человек работал там, где он прописан, о чем объявлялось приходскому священнику, который не всегда был прописан в том месте, где служил. Священников не хватало, так как закрывались семинарии и пастырские курсы и одновременно ширилась практика лишения священников регистрационного разрешения60. Тогда по прошествии 6 или более месяцев уполномоченные СДРПЦ обычно закрывали церковь и часто разрушали ее, чтобы она не открылась и в будущем61. Вопреки утверждению Струве, священники никогда не платили налоги наравне с советскими служащими. В послевоенный период по отношению к духовенству применялась ст. 19 Положения о подоходном налоге от 30 апреля 1943 г., по которой священники облагались налогом как частные предприниматели, т. е. минимальный налог составлял 81% дохода при доходе свыше 7000 руб. в год (тот же доход у советского служащего облагался налогом в 13%). В лучшем случае этот закон применялся до 1960 г.". Более того, с 1962 г. священники обязаны были получать от своих приходов установленную плату в противоположность прежней практике материальной поддержки священнослужителя в зависимости от взносов прихожан. Фиксированная зарплата означала, что львиная доля взносов прихожан уходила государству в виде налогов. А более бедные приходы, которые не могли позволить себе выплачивать зарплату священнику были обречены оставаться без постоянного священника, что вело к закрытию храма. 306 В 1960 г. в прессе началась кампания против продажи в храмах свечей. Заявлялось, что 75% дохода Церкви составляет прибыль от продажи свечей. Однако Талантов в открытом письме советскому правительству убедительно доказал, что доход церкви от продажи свечей зависит от соотношения количества свечей, потребных для служебных целей, и количества свечей, непосредственно проданных верующим. Когда соотношение 50 на 50, церковь зарабатывает примерно 10 руб. на килограмме, но в маленьких сельских храмах, где освещение по большей части свечное, храм фактически торгует свечами в убыток. Если соотношение 75% для нужд храма и 25% — верующим, то храм теряет на каждом килограмме 5 руб.63 Тем не менее церквам было запрещено зарабатывать на свечах под тем предлогом, будто такая прибыль равноценна "взиманию обязательных пожертвований" церковью, что запрещено законом64. Очевидно, этот запрет распространился не всюду и позднее был отменен, поскольку по свидетельству русских клириков, церкви по-прежнему зарабатывают на свечах. Все перечисленные меры были направлены на то, чтобы как можно большее число приходов лишились самообеспечения и, таким образом, дали повод к их закрытию. В других случаях, например, созывалось общее собрание колхозников, и, если даже вопреки давлению партийных функционеров оно принимало решение против закрытия церкви, в протоколе записывалось решение о закрытии, которое затем и приводилось в исполнение65. Таким образом, из 13 400 православных церквей, действовавших в 1958 г., к 1965 г. осталось открытыми менее 8 тыс. Подобным образом сократились и другие религиозные объединения66. Священники также лишались "регистрации", т. е. права служить легально, и даже арестовывались за "попытку привлекать молодых людей", за смерть новокрещеных младенцев или просто за то, что пользовались популярностью и привлекали народ в церковь67. Почему возобновились преследования Церкви? Навязанные Церкви перемены в статусе священников сами по себе являются безусловным свидетельством того, что новая широкая кампания против Церкви не была всего лишь "злоупотреблением местных административных органов", как об этом заявляли на пресс-конференциях некоторые руководители Церкви, когда их прижимали вопросами информированные западные журналисты. Преследования были организованы центральной властью и оттуда направлялись. Примечателен тот факт, что развязанная кампания не подвергалась никакой критике, но, напротив, в прессе она открыто поддерживалась такими, например, заявлениями: "Борьбу с религией нужно не только продолжать, 307 но усилить всеми возможными средствами" (курсив мой — Д. П.). Характерно, что спустя два года после начала новых преследований в цитируемой статье признавалось, что религиозность продолжает расти. Более того, в ней отмечалось новое распространение язычества и дохристианских религий в тех районах, которые недавно обратились к христианству, — Сибири и Дальнем Востоке68. Об определенном оживлении религиозных настроений свидетельствует и автор работы, опубликованной в 1958 г. в Москве: "Теперь ни одна служба не обходится без оживления интереса к религии... Епископы в последнее время объезжают свои епархии, служа... в местных церквах чаще [чем раньше]; существенно выросли хоры, многие церкви восстановлены". Тот же процесс, по его словам, наблюдался и у сектантов, мусульман и евреев69. Любопытный факт об одном из посещений епископом собора в Херсоне приводится в церковном источнике: "Весь собор наполнен до отказа... на галереях, ступеньках, во дворе собралось около семи тысяч человек. Епископ произносит по две—четыре проповеди в течение одной службы. После литургии духовенство обедало у меня дома; обед был приготовлен и для хора, гостей и для бедных паломников..." Из толпы к ногам епископа бросали цветы, приветствуя его с восторгом, преданностью и любовью70. Очевидно, такие праздничные богослужения не были исключительными, поскольку многочисленные подобные факты отмечаются ив атеистических публикациях. Например: "...в некоторых церквах на Пасху около 100—150 детей, одетых в специально приготовленные костюмы, шли в голове крестного хода, неся иконы и посыпая дорожку цветами... В специально отведенные дни проводятся службы для детей... Многие священники запрещают детям петь советские песни и вступать в пионеры..." Священники организуют походы с молодежью, во время которых "ведут с ними разговоры о счастье и добродетели". Некоторые священники были в это время посажены в тюрьму за попытки привлечь молодежь в Церковь71. В то же время выяснилось, что большинство монахов и монахинь, по крайней мере в некоторых монастырях, — вовсе не старики или не были таковыми при пострижении72. Это чувствительно затронуло советские власти и повлекло за собой уже упомянутое антимонастырское постановление 1958 г. и отчаянные усилия закрыть как можно больше монастырей. Постановлением Совмина от 16 октября 1961 г. республиканским правительствам предписывалось "представить в течение шести месяцев отчет о сокращении числа действующих монастырских общин"73. Очевидно, в предчувствии суровых времен патриархат в 1960 г. выступает с серией статей о необходимости укрепления церковной дисциплины, большей преданности Церкви и скромности духовенства. Одна из статей ссылается на послание патриарха Алексия от 1953 г. и другие послания, призывающие священников и епископов не вводить мирскую практику ежегодных отпусков, 308 потому что пастырь не может быть в отпуске от своей паствы. Осуждались также богатые застолья и другие роскошества, поскольку деньги на них — это доброхотные приношения верующих на церковные нужды, а не на физические удовольствия духовенства. Духовенство — слуги, а не'князья Церкви. В другой статье священников призывают наставлять верующих в церковной дисциплине и культивировать частое приобщение74. Из атеистических брошюр мы узнаем в то же время, что многие священники и приходы занимались подпольной благотворительностью среди бедных, организовывали бесплатные обеды после литургии для нуждающихся прихожан, особенно прибывших издалека; что священники в своих проповедях "нападают на атеистов и атеистические организации"75. Вообще атеисты начинают проявлять усиленное внимание к содержанию проповедей с конца 50-х гг. Отмечалось, что в большинстве церквей проповеди произносятся несколько раз в неделю, хотя традиционно проповеди полагались после воскресной или праздничной литургии. В то время как религиозные авторы (например, Левитин, Желудков, Талантов) жаловались на низкий уровень проповедей, атеисты оценивают большинство проповедей как эффективное средство привлечения людей в Церковь и укрепления их в вере. Советские источники иногда обращаются даже прямо к анализу предмета проповеди в отдельных городах или епархиях. Так, обзор, проведенный в начале 60-х гг. в Астрахани, отмечает следующие предметы проповедей: спасение — 33%; экклесиология и таинства — 23, апологетика — 11, церковное учение о Боге и Спасителе — 15%76. Очевидно, обязательные темы защиты мира и советская социальная система, занимавшие ведущее место в проповедях, опубликованных в Журнале Московской патриархии, составляли ничтожную долю в общем содержании устных проповедей духовенства. Было ли этр возрождение Церкви результатом того, что духовенство пополнилось священниками, освобожденными из лагерей в 1956 г., и новыми выпускниками возрожденных семинарий, которые сменили робких и деморализованных представителей старшего поколения, переживших сталинский террор? Массовое закрытие семинарий в 1960—1964 гг. подтверждает наше предположение о том, что режиму не нужны были новые священники. Но если за священниками в целом велось государством такое пристальное наблюдение, что они были вынуждены ограничиваться в своей духовной деятельности пределами храма, миряне продолжали вести миссионерскую работу, привлекая людей к Церкви, о чем свидетельствуют и советские атеистические источники, и духовенство. Вырисовывавшаяся картина меньше всего говорила об умирании религии. А это уже было несовместимо с постулатом — процветающей Церкви нет места в коммунистическом обществе. Соответственно, как сообщают неофициальные источники того 309 времени, после XXI съезда партии в 1959 г. ЦК КПСС было принято секретное решение "в основном" решить судьбу Церкви в годы выполнения семилетнего плана социального и экономического развития. На массовое закрытие церквей и страх верующих перед "неприятными последствиями" посещения храма Церковь ответила тем, что советские религиоведы назовут позднее "модернизацией". Сюда относится новая практика заочного отпевания и даже заочного венчания, а также исповедь по переписке. Как свидетельствует советский источник, в 1963 г. в одной церкви 63% (а в другой — 89%) всех частных религиозных обрядов было совершено в отсутствие самих верующих, на основании письма или просьбы. Другим нововведением, вызванным сокращением числа храмов, стало совершение двух и более литургий в день в одном храме, а также использование пожилых женщин или монахинь для работы алтарницами77. Упомянутые исследования продемонстрировали также, что административное давление не сократило числа верующих, как это показывало количество крещений: 40—60% новорожденных78. Также сообщали о нововведении в совершении литургии: перед службой священник разъяснял верующим наиболее трудные для понимания моменты службы, а затем даже переносил в некоторые моменты службы совершение литургии из алтаря на середину храма, чтобы верующие непосредственно могли в ней участвовать. Это, несомненно, возврат к литургическим экспериментам обновленческого епископа Грановского. Вскоре после падения Хрущева советские профессиональные атеисты начали осторожную переоценку пяти лет преследований. По общему мнению, суровые преследования не оправдались: гражданская и политическая лояльность многих верующих была подорвана этими мерами. Лишившись зарегистрированных церквей, верующие уходили в подполье. А тайная, неконтролируемая религиозная жизнь, по общему признанию, представляла для советской власти большую угрозу, чем легальная (а значит — контролируемая) Церковь. Более того, преследование верующих и их страдания привлекали к ним "нездоровые" симпатии со стороны тех, кто иначе остался бы вне религиозной сферы. Также и огромные усилия, по вербовке на сторону атеизма ренегатов-священников принесли неожиданные плоды: верующие были убеждены, что эти изменники служили Церкви за деньги, а теперь будут по тем же причинам служить атеизму, так что чем большее их число покинет Церковь, тем для нее лучше. В целом же с падением Хрущева кампания преследования Церкви прекратилась, хотя очень немногие из закрытых церквей были тогда открыты вновь; их открытие и восстановление началось лишь после 1987 г. 310 Митрополит Нйкодим и внешние сношения РПЦ Все, кто знал о размахе хрущевских преследований Церкви, в особенности поражались тем заявлениям, которые делались представителями патриархата за границей и на пресс-конференциях для иностранных журналистов в Москве. Не следует забывать, что даже митрополит Николай, возглавлявший внешнюю политику патриархата, хотя и лишился своего поста в 1960 г. из-за столкновений с государством, поддерживал ложные заверения сотрудников Отдела внешних сношений патриархата, будто "Церковь в России свободна и не подвергается преследованиям". Николай однажды сказал с горькой улыбкой: "Будь я на их месте... я, возможно, говорил бы то же"79. Однако митрополит Николай не был на их месте: хотя и более молодой, чем патриарх, он был принужден уйти со своих ключевых позиций в Церкви в 1960 г. В частной беседе всего лишь три недели спустя после его ухода (21 июня) с поста председателя Отдела внешних церковных сношений митрополит сказал, что так государство отреагировало на его смелые проповеди против только что начавшейся дикой антирелигиозной пропаганды, полной оскорблений и лжи. Он еще верил, что патриарх и епископы смогут противостоять прямому вмешательству государства во внутренние дела Церкви. Митрополит уверял своего собеседника, что власти могут уволить его только с этого поста, скорее политического, чем церковного значения, хотя формально он сам просил Синод об освобождении. Один из членов Синода сначала заявил, что никогда не подпишет увольнение Николая. Однако сам митрополит Николай ответил: "Это необходимо". Патриарх подтвердил свое согласие, и вопрос был решен. Николай пребывал в уверенности, что власти не станут и не смогут принуждать Церковь уволить его с поста митрополита Крутицкого, самого престижного в Церкви после патриарха. Николай сказал: "Они не посмеют. Синод не согласится". Но они посмели. В сентябре следующего года Николай был смещен и с этого поста. А менее чем через год он умер, официально — от сердечного приступа. Близкий митрополиту человек предполагал, что он потому решился просить у Синода своего увольнения, что "ему совесть не позволяла согласиться на требования, предъявленные ему Советами"80. Было ли одно из требований — ни при каких обстоятельствах не признавать, что в СССР преследуют Церковь? Судя по поведению сменившего Николая на посту главы Отдела внешнецерковных сношений молодого (ему исполнился 31 год) архимандрита Никодима, вскоре рукоположенного в епископы, затем в архиепископы и, наконец, в митрополиты, — возможно, такова и была причина смещения Николая. В самом деле, Нйкодим (Ротов Борис Георгиевич) был очень осторожен, никогда не делал и намека на преследования в официальных заявлениях и даже в частных беседах признавал лишь отдельные случаи, да и то только тогда, когда его припирали 311 к стенке фактами. Его администрация положила начало новой эре внешней политики Московского патриархата. Николай подчинялся требованиям советской внешней политики. Никодим, выросший в годы советской власти, сын первого секретаря Рязанского обкома, неофит, воцерковившийся в отрочестве, обладал теми чертами нового епископа, на которые указывал о. Всеволод Шпиллер. Во внешней политике он повел себя изобретательнее своего предшественника и стал более независимым партнером советского режима. Политика Никодима, конечно, вполне соответствовала хрущевской политике мирного сосуществования, расширения и укрепления внешних связей Советского Союза, — короче, попыткам выйти из изоляции. Именно Никодим привел Московский патриархат во Всемирный Совет церквей (хотя принципиальное решение было принято его предшественником)81. Никодим принимал участие в организации, а затем и в работе Пражской мирной конференции, а также и в других межконфессиональных встречах, прошедших на Западе. Он прекратил нападки на Ватикан и установил с ним тесные контакты. Наконец, при нем и по его инициативе Православной церкви Америки была предоставлена автокефалия. Он организовал специальную секцию афро-азиатских студентов Ленинградской духовной академии и развернул программу обмена студентов с Ватиканом и вообще с римско-католической церковью. В противоположность Николаю, который в заграничных поездках пытался поддерживать советские внешнеполитические интересы и тем способствовал дальнейшей изоляции Русской православной церкви от всего мира и мирового христианства, Никодим стремился к установлению постоянных связей, контактов, взаимного обмена в объеме, который был необходим Церкви, чтобы выжить внутри советского организма, а не вне его — так, чтобы Церковь смогла сыграть активную роль в обществе тогда, когда государство осознает ее необходимость. Он глубоко верил, что такой момент настанет, даже "если тем временем от нас останется две-три церкви на всю страну". Что же касается тех ложных заявлений, которые делали православные епископы (не исключая и его самого), то он однажды заметил автору этой книги с горькой усмешкой: "Только вы там, на Западе, с такой готовностью реагируете на ложные заявления... Советские люди к ним привыкли... Я не говорю, что это хорошо или плохо. Я лишь констатирую факт, что то, что шокирует вас, не вызывает подобной реакции в нашей стране". Обстоятельства разговора не позволяли усомниться в полной искренности собеседника. Как неофит, пришедший к христианству в условиях воинствующего атеизма, он был менее чувствителен к богословским различиям между православием и другими христианскими конфессиями, в особенности римско-католической. Как однажды он сказал автору этой книги, объясняя причины, почему Московский 312 патриархат (под его прямым нажимом) решил допускать католиков к причастию, когда отсутствуют католические священники: "В нашем современном мире агрессивного атеизма различия между христианами гораздо меньше того, что объединяет их в противостоянии материализму и атеизму, и мы должны подчеркивать нашу общность, а не противоречия". Можно, пожалуй, предположить, что в католичестве с его централизованной структурой и авторитарной властью Никодим мог видеть сильного противника тоталитарной, централизованной власти Коммунистической партии и, возможно, это привлекало в нем Никодима. Николай же, выходец из Белоруссии, где довольно непримиримо сталкивались православие и католичество, никогда бы не смог подобным образом строить отношения с западным христианством вообще и с католичеством в частности. Так что политика Никодима в отношении Запада носила отпечаток действительной искренности и доброй воли, чего нельзя сказать о всегда вынужденных контактах с Западом Николая. Возможно, в этом следует видеть важную причину чрезвычайной популярности и престижа Никодима в церковных кругах Запада, включая Всемирный Совет церквей, хотя сам владыка был весьма разочарован секуляризацией этого органа82. Связи и авторитет Никодима поднимали международный авторитет Церкви, которую он представлял, что, в свою очередь, побудило советское правительство оказывать ей больше уважения. И хотя продолжались преследования отдельных лиц, в особенности молодых интеллигентов, обращавшихся в христианство, нападки на патриархат и патриаршую Церковь в целом после Хрущева стали редкостью. Главa 12Катакомбная церковь: "истинно православные" и другие теченияПринято считать, что "катакомбная церковь" (или те движения внутри Русского православия, которые отказывались иметь литургическое или административное общение с Московским патриархатом из-за его подчинения советскому режиму) является следствием Декларации митрополита Сергия от 1927 г. о лояльности, но это не совсем так. Катакомбный феномен известен также как "Истинно православная церковь" (ИПЦ) и/или "Истинно православные христиане" (ИПХ). В советской атеистической литературе так и не был решен вопрос, являются ли "Истинно православная церковь" и "Истинно православные христиане" двумя течениями или одним. Наиболее убедительно мнение, что это одно движение, но наименование "Истинно православные христиане" употребляется по отношению к тем общинам, которые не имеют священников. Поскольку же очень редко удавалось заменить арестованного или ликвидированного священника, все большее число катакомбных церквей превращалось в группы мирян, "истинно православных христиан". Авторы подчеркивают, что догматически и литургически между двумя группами нет различий, как их нет и между "истинными" и легально действующей Православной церковью1. Не следует, однако, примешивать сюда "Истинно православных христиан странствующих" (ИПХС), которые представляют катакомбную ветвь старообрядцев, во всем параллельную ИПХ2. Как показывают конкретные исследования (1959—1961 гг. и 1971—1972 гг.), а также материалы милиции довоенного и послевоенного времени (следственные и судебные)3, возникновение указанных двух групп и многочисленных связанных с ними сект относится ко времени гораздо более раннему, чем 1927 г. До некоторой степени этот вопрос уже был рассмотрен нами в главе VI. Специальные советские публикации, если отбросить их идеологическую и пропагандистскую риторику, дают некоторую информацию и позволяют более или менее восстановить историю их развития и распространения. Одной из ранних "полусект", ставшей позднее ветвью ката-комбного православия, была, кажется, группа "иоаннитов", по- 314 лучившая свое название по имени Иоанна Кронштадтского*. При его жизни было засвидетельствовано несколько сот чудотворений по его молитве. "Иоанниты" избрали о. Иоанна объектом своего поклонения еще при его жизни, самовольно превышая почитание святых, принятое в Православной церкви. Впрочем, они никогда не порывали с Церковью, как и Церковь, которая хотя и порицала их поведение, но не принимала решения о том, являются ли они сектой или экстремистским движением внутри Церкви. О. Иоанн (умерший в 1908 г.) предсказывал будущее падение монархии и эру Антихриста в России. Так что "иоанниты" не приняли советского режима и не были ему лояльны. Таким образом, они прямо и активно влились в оппозицию митрополиту Сергию после 1927 г. Как пишет советский автор, "не существует ритуальных или догматических различий между "иоаннитами" и "истинно православными". Единственное оригинальное отличие... обожествление Иоанна Кронштадтского... исчезло, поскольку культ Иоанна проник во все направления "истинно православных" без исключения... Многие из них имеют рукопись "Видение Иоанна Кронштадтского"; у многих в домах портреты этого священника черносотенцев висят рядом с иконами"4. Религиоведы-марксисты пытались объяснить тот факт, что "истинно православные" сосредоточились в основном в Центрально-черноземном районе (Воронеж, Тамбов, Курск, Липецк, Мичуринск), социальными и религиозными особенностями этого региона: более высокий, чем в других местах, процент сельского населения (90,5% населения в 1927 г. составляли сельские жители), сильное снижение жизненного уровня и падение урожаев после гражданской войны (обрабатываемые земли сократились на 44% по сравнению с дореволюционным временем); низкий уровень грамотности (при среднем показателе по стране 39,6% — в 1926 г., в Центрально-черноземном районе — 37,8%); полный провал деятельности обновленцев в этом регионе (так, и в 1925 г. на 7778 тихоновских приходов было всего 259 обновленческих); а также упорное сопротивление местного населения советской власти, что выливалось в массовые крестьянские восстания 1921—1923 гг. под руководством Антонова, Колесникова и других. Весьма сомнительно, что два последних явления были следствием тех же социально-экономических факторов. Во-первых, гражданская война и наступление белой армии достигли этого региона в 1919 г. Во-вторых, в этих районах крепостное право было меньше распространено, чем в других районах Европейской России: фактически до конца XVIII в. здесь не было * Иоанн Кронштадтский (Сергиев Иоанн Ильич, 1829—1908) был настоятелем собора Андрея Первозванного в Кронштадте. На рубеже XIX и XX веков он являлся одним из самых знаменитых людей России. В Кронштадте им были основаны "Дом трудолюбия" с детской библиотекой, бесплатной начальной школой и мастерскими, ночлежный и странноприимный дома и др. Гробница с мощами Иоанна Кронштадтского находится в Иоанновском женском монастыре в Санкт-Петербурге. Канонизирован на Соборе РПЦ в 1990 г. 315 крепостного права и даже в XIX в. большинство крестьян оставались государственными, т. е. более свободными, чем крепостные, по-прежнему пользовавшимися некоторыми формами выборного сельского самоуправления5. Так что их сопротивление советскому режиму может с большим основанием объясняться здесь более глубокой традицией свободы и независимости. Именно здесь родилось религиозно-монархическое движение "федоровцев" в 20-е гг. Речь идет о последователях местного монаха Федора Рыбалкина, предсказывавшего возвращение белых и неизбежное падение советской власти. Согласно советским источникам в 1928 г. в Воронежской области это движение было в основном ликвидировано, а его активисты предстали на массовом процессе. Однако "федоровцы" и аналогичные движения сумели распространиться в другие районы, а в 30-е гг. и после войны — прокатились по всей стране. В 30-е гг. подобные движения возникли также на Северном Кавказе, на Кубани и Украине — в районах особой концентрации белых и других антибольшевистских сил во время гражданской войны. Этими движениями поддерживалось убеждение, что царская семья чудом спаслась и со временем вернется к власти. Экстремистские антибольшевистские религиозные движения не ограничивались, однако, периферийными районами. Подобные секты и группы, уже принявшие название "истинно православных", появились предположительно в 20-е гг. в Татарской и Мордовской республиках, на Волге и в Брянске, Вологде и других областях. Все они называли советский режим царством Антихриста и в целом исповедовали эсхатологические воззрения. В 20-е гг. — еще до Декларации митрополита Сергия — они хотя и составляли экстремистское крыло "тихоновской" Церкви, но находились под предводительством монахов и священников этой Церкви и продолжали оставаться ее членами. И лишь после Декларации Сергия они формально порвали с "тихоновской" Церковью. Легализация серги-евского Синода поставила все указанные движения в нелегальное положение, т. е. толкнула их в катакомбы. Так началась история "Ленинградской автокефалии" с митрополитом Иосифом во главе, о которой уже говорилось в главе V. Временная автокефалия того же толка была и в Ярославской епархии под руководством митрополита Агафангела. Затем подобные автокефалии возникали и существовали некоторое время на Урале, Нижней и Средней Волге, в Горьком, Иваново, Курске, Барнауле, Иркутске и в других епархиях. Все эти самопровозглашенные автокефалии основывались на послании патриарха Тихона от 20 ноября 1920 г. Очевидно, самой влиятельной антисергиевской автокефалией была так называемая "буевщина", получившая свое название по имени викарного епископа Воронежской епархии Алексия (Буя). Советские источники указывают, что движение распространилось не только по всему Центрально-черноземному району, но и перекинулось на Украину, Кубань, Дон и Северный Кавказ. Пред- 316 положительно духовенство, примыкавшее к этому движению, призывало крестьян бойкотировать колхозы и многих побудило выйти из колхозов. Многие антиколхозные выступления связываются с "буевской пропагандой". И хотя советский автор утверждает, что эта схизма была ликвидирована в 1932 г., по-видимому, террором ОГПУ, несколькими строками ниже он пишет, что "благодаря арестам лидеров и священства наступило затишье в деятельности "истинно православных"... к концу тридцатых годов, однако к концу сороковых годов вновь наблюдается подъем движения. Некоторые же последователи активны и по сегодня". Автор признает, что аресты подавляли движение лишь на время и обычно они восполнялись его возникновением в другой части страны. В целом же не наблюдалось "роста антисоветской активности групп и направлений "истинно православных" в тридцатые годы". Но автор замечает, что, покуда оставались надежные тихоновские священники, которым "истинно православные" доверяли, в большинстве своем они ходили в патриаршие церкви вплоть до их закрытия. Когда же в 40-х гг. церкви начали открываться вновь и духовенство обновилось, "истинно православные" не вернулись в церкви6. Противостояние советской системе выражалось даже в том, что ИПХ не позволяли своим детям посещать советские школы или позволяли посещать их до третьего—пятого класса, чтобы только получить минимум грамотности, достаточной для чтения религиозной литературы. В советской литературе утверждается, что в последнее время* это положение изменилось и теперь дети "истинно православных" наконец посещают среднюю школу. Однако тем не менее грамотность и образование общин ИПХ оставались довольно низкими благодаря практике прошлых лет7. Общины ИПХ состояли почти целиком из крестьян, поскольку семьи священников, бывшие в общинах, оставили их и примкнули к официальной Церкви (это относится, очевидно, ко времени легализации Церкви после 1943 г.). Крестьяне ИПХ в основном отказывались вступать в колхозы и соглашались подписать лишь временные контракты как наемные рабочие Л При всей уязвимости деления советскими религиоведами верующих на такие категории, как фанатики, убежденные верующие, традиционно верующие и колеблющиеся, тем не менее небезынтересны данные конкретных исследований о том, что общины ИПХ на 80% состояли из женщин, 44% из которых религиоведы причисляли к традиционно верующим и только 30% — к фанатикам; в то время как среди мужчин на первом месте были убежденно верующие — 38% и на втором колеблющиеся — 23%'. Однако в советских работах об "истинно православных" многое не сказано, не выявлено. С одной стороны, и советские, и независимые источники указывают, что ИПЦ и даже ИПХ * То есть — в 40-е гг. 317 вымирают; с другой стороны, в 1975 г. советские авторы упоминали о существовании в Сибирской тайге десятков подпольных монастырей и общин "истинно православных", при которых имелись пастырские курсы и семинарии |0. Представляется, что в катакомбном православии — возвращающемся или не возвращающемся к общению с восстановленной (после того, как начали вновь открываться церкви) патриаршей Церковью — есть нечто разделяющее все направления внутренней оппозиции от ИПХ. Мы уже говорили в главе V о том, какое действие произвело возвращение епископа Афанасия в патриаршую Церковь в 1945 г. Так что "истинно православные" представляли, по-видимому, только часть первоначальной ката-комбной церкви. Следующий документ показывает, что довоенные "катакомбники", несмотря на всю свою непримиримость, оставляли двери открытыми для воссоединения с патриаршей Церковью, по крайней мере это подразумевалось (очевидно, при некоторых условиях). В 1937 г. случайно или по Божьему промыслу в пересыльном лагере возле Иркутска встретились на несколько часов два митрополита, четыре епископа, два священника и шесть мирян-активистов катакомбной церкви. Встретившиеся увидели в этом уникальную возможность провести тайный собор. Один мирянин следовал оттуда не в тюрьму, а в ссылку, так что ему было поручено запомнить решения собора и передать их катакомбным христианам. Среди решений собора были следующие: 1. Собор запрещает верующим причащаться у духовенства, узаконенного антихристианским правительством... 2. Все ветви Церкви, произрастающие из экклесиастического древа — ... а древом является наша дореволюционная Церковь, — суть живые ветви Церкви Христа. Пусть пребывает молитвенное и литургическое общение между духовенством всех этих ветвей... м Документ, если он подлинный, демонстрирует двойственную и противоречивую позицию. С одной стороны, собор осуждает ту часть Церкви, которая была узаконена государством; с другой стороны, называет ее одной из ветвей Русского православия и поддерживает общение с ней. Так как дальше осуждаются те, кто считает себя самой Русской церковью, а не ее ветвью (речь идет, по-видимому, о Сергии), документ можно рассматривать как путь к примирению с патриаршей Церковью при соблюдении указанных условий. Что же касается советских свидетельств об оставшихся "истинно православных", то в послевоенные 40-е гг. они отмечают даже появление среди них молодежного движения. Отсюда и достаточно высокий процент молодых людей в ИПЦ с конца 40-х до обследований 1959 г.: от 40 до 60% составляли люди до тридцати лет. Эти молодые православные сектанты были даже более нетерпимыми к установившемуся советскому порядку, чем старые: "Большинство их них клянутся оставаться безбрачными. 318а службу в советской армии считают смертным грехом. Во многих отношениях они пересматривают умеренну. политику старших и в некоторых группах даже берут на себя руководство "истинно православными"... некоторые замешаны в террористических актах". Они проповедуют близкий конец света и даже несколько раз назначали даты. Провозглашенный Хрущевым в 1959 г. семилетний план, сопровождавшийся наступлением на официальную Церковь, они считали началом правления Антихриста перед Страшным судом. С 1955 г. на все движение распространилось требование целибата (т. е. безбрачия)... так что чрезвычайно упала рождаемость среди "истинно православных"12. Эти направления оформились в такие экстремистские секты, как молчальники и седминцы. Они отказывались участвовать в советском производстве или пользоваться его продуктами и жили, собирая ягоды и грибы — летом, а зимой подрабатывали шитьем и вязанием. Некоторое время они принимали еду, произведенную до 1959 г., т. е. до "дьявольской" переписи населения, и разрывали отношения даже с другими ИПХ, если они были заняты в производстве. Проповедь приближения конца света привела к тому, что их численность сократилась на 50%: сообщалось, что самые истовые замучили себя голодом до смерти, другие же начали понемногу отходить, обнаружив, что предсказание не сбывается, а еды, произведенной до 1959 г., становится все меньше13. Возможно также, что, как и в 30-е гг., усиление хрущевских гонений на религию сблизило все оттенки православного христианства. Преследования, которым подвергалась официальная Церковь, подняли ее авторитет в глазах "истинно православных" и вышедших их них сект. Несмотря на определенное недоверие к работам советских религиоведов, нельзя совершенно игнорировать некоторые их выкладки, основанные на повторении в 1971—1972 гг. исследований 1959—1961 гг. По этим данным, за десятилетие "истинно православные" наполовину утратили свою силу по сравнению с 1959 г., причем оставшиеся общины на 70% состояли из пожилых людей свыше 50 лет14. И ослабление и старение "истинно православных" подтверждает эмигрировавший из СССР Александр Чернов, в прошлом активист ИПЦ — ИПХ и смертельный враг Московской патриархии. Рассказывая о себе, он нарисовал картину исключительно широкой, хорошо организованной и весьма эффективной сети нелегальных религиозных общин, которым удавалось скрывать его от карательных органов в течение пятнадцати лет. Само же движение, по его свидетельству, хотя численно и сокращается, но становится все более и более радикальным. Он признавал, что движение почти полностью лишилось священства". И такой недостаток постоянного и образованного духовенства сам по себе способен порождать фанатизм. Так, в 1981 г. в связи с обменом паспортов наблюдались едва ли не последние вспышки неповиновения среди верующих 319 в провинциях России. верующие бойкотировали обмен паспортов на том основании, что новая формулировка гражданства. "Гражданин СССР" каким-то образом совпадает с апокалипсическим "числом зверя" — 666. Отказ от получения новых паспортов приобрел такой размах на периферии, что провинциальные средства информации предупреждали об уголовном наказании таких "отказников" и лишении их пенсии16. Роль священников среди ИПХ, согласно советским источникам, с течением времени стали выполнять пожилые женщины, известные как монахини или "чернички", тайные монашеские общины которых были сердцевиной ИПХ. Неясно, кто их постригал (или они были своего рода "самопостриженками"?). Они отпевали и крестили, а иногда даже исповедовали и венчали17. Таким образом, как это часто бывает у схизматиков, движение, бывшее вначале наиболее консервативным, трансформировалось в самую радикальную секту: у ИПХ едва ли не стало узаконенным женское "священство", против которого безусловно выступает весь православный мир по каноническим и богословским причинам. Советские источники довольно неопределенно высказываются о численности ИПЦ—ИПХ. С одной стороны, даже в Центрально-черноземном районе в 50-е гг. насчитывалось около 3 тыс. последователей ИПХ, а в 70-е — меньше 1,5 тыс., с другой стороны, "истинно православные" называются третьей крупнейшей религией в регионе". Несомненно, тогда следует предположить, что в регионе с населением 8 млн в 1972 г. "истинно православных" было больше, чем указывают советские авторы. Тем более что о ИПХ и в особенности о многочисленных апокалипсически-эсхатологических сектах и течениях говорится, что они не вступают в контакт, особенно в контакт с представителями советских властей. Так что у нас нет возможности даже приблизительно оценить численность ИПЦ—ИПХ по советским источникам и атеистическим обзорам". Уже цитировавшийся выше Чернов утверждает, что общее количество катакомбных христиан составляет миллионы, и ссылается на неопубликованную речь одного высокопоставленного партийного функционера на закрытом совещании учителей в 1972 или 1973 г. Тогда этот чиновник заявил, что 52 млн человек — православные христиане официальной Церкви, а 48 млн — ка-такомбной церкви20. Впрочем, эти подсчеты больше нигде не приводятся. Без сомнения, если бы вне официальной Церкви действительно было так много хорошо организованных православных христиан, верующие встречали бы и находили их, несмотря на всю конспирацию. Этого же не происходило, за исключением встреч в тюрьмах, где действительно попадались заключенные члены общин ИПХ, в основном старики. Единственный советский гражданин, близко знавший "катакомбных", с которым удалось встретиться автору, это монах патриаршей Церкви, сам проведший много лет в катакомбах и сохранивший к ним 320 сочувствие. Его свидетельства представляются нам гораздо более достоверными, чем приведенные выше подсчеты. Он считал, что в конце 60-х гг. в катакомбах было столько же священников, сколько и в официальной Церкви. Но по его признаниям, эти священники были уже стары и из-за скрытного образа жизни имели очень маленькие паствы, насчитывавшие часто менее десятка верующих. Находясь в "глубоком подполье", они не занимались распространением веры и потому не привлекали "новой крови". Поскольку последний "катакомб-ный" епископ, чтобы прекратить схизму, отказался посвятить новых епископов, у "катакомбных" не было иного пути получить нового священника, как только от патриаршей Церкви. Это было неприемлемо для ИПХ, отрицавших благодатность официальной Церкви; так что последние из "катакомбных", по свидетельству как этого монаха, так и Чернова, были самыми радикальными и экстремистским»21. По этому вопросу, однако, в дальнейшем был достигнут компромисс. Принимая за достоверное свидетельство монаха, мы должны несомненно считать рост числа священников среди "катакомбных" в 60-е гг. прямым результатом гонений Хрущева, когда чуть ли не 6 тыс. священников между 1957 и 1965 гг. были лишены регистрации22. Несомненно, что многие из этих священников решили уйти к катакомбным", а не обмирщаться. Возможно, однако, катакомбные православные — это не только ИПХ—ИПЦ и родственные секты. Даже Чернов признает это, когда говорит, что существовали "катакомбы различной степени" — от ИПХ до тех, кто отчасти принимая официальную Церковь, ходил на службы в действующие церкви, но не приобщался23. Подсчет упомянутым монахом числа подпольных монастырей показывает, что он объединяет термином "катакомбы" разные вещи. По данному свидетельству (и другим источникам), тысячи тайных монахинь были пострижены зарегистрированными епископами и получили от них благословение жить общинами в квартирах и зарабатывать себе на жизнь работой в больницах, поскольку канон разрешает монахиням пропускать службу только ради оказания жизненно важной помощи или спасения жизни. Эти монахини, без сомнения, оставались в патриаршей Церкви, где посещали службы, но их монашество было тайным, т. е. принадлежало "катакомбам"24. Другой источник свидетельствует, что, как правило, священник патриаршей Церкви, если он лишался регистрации по произволу уполномоченного СДРПЦ, переезжал в другую епархию. Однако, если уполномоченный не прекращал преследований, священник обычно становился неофициальным "странствующим священником" и посвящал себя служению в отдаленных деревнях, где не было церкви; там крестил, венчал и отпевал, что устраивало и самих верующих, избегавших совершения этих таинств в действующих церквах. Такие священники не порывали 321 литургических связей с патриархатом, хотя и действовали как "катакомбное" священство25. На деле советские источники дают даже более яркие иллюстрации такого двойственного понимания термина "катакомбный". Так, автономная республика Коми на крайнем северо-востоке Европейской России, имевшая до революции несколько сотен церквей, к середине 60-х гг. сохранила только три официально зарегистрированные церкви. Однако там же находилось около двадцати незарегистрированных православных общин с "неофициальными священниками", которые, однако, не были членами какой-нибудь раскольнической группы, поскольку автор упоминает их наряду с двумя общинами ИПЦ—ИПХ в той же республике26. В сводных таблицах Совета по делам РПЦ часто приводится численность незарегистрированных религиозных обществ и групп, которые не относятся ни к ИПХ, ни к ИПЦ. Количество этих незарегистрированных православных общин становится особенно внушительным в годы хрущевских гонений, отражая процесс ухода в подполье недавно официально закрытых православных приходов. Так, на 1 июня 1962 г. по автономным республикам РСФСР было 170 открыто действующих православных приходов и 199 неофициальных ("незарегистрированных") — последних было особенно много в Татарской АССР: 167 и 13 официально действующих. По остальной части РСФСР наибольшее количество незарегистрированных приходов приходилось на Горьковскую область: 136 и 50 зарегистрированных; затем на Ульяновскую — соответственно 95 и 15; Оренбургскую — 64 и 16 и Пензенскую — 52 и 29. В остальных местностях превалировали зарегистрированные общины. В целом по РСФСР было 2305 зарегистрированных и 684 незарегистрированных прихода27. Если аналогичная пропорция существовала и в других республиках, то можно предположить, что по всему СССР таких "катакомбных" приходов было около 2,5 тыс. Но перед тем как причислять незарегистрированные общины к ИПЦ, а тем более к Карловацкой ориентации, пусть читатель задумается над тем, что одним из главных "поставщиков" нового поколения "катакомбных" священников в 60-е гг. был митрополит Никодим, глава Отдела внешних церковных сношений РПЦ, чья открытая церковная политика и официальные выступления не оставляли никакого сомнения в его преданности официальной политике советской власти и законопослушности. Опасаясь, что хрущевские гонения обернутся всеобщим уничтожением видимой Церкви, как в 30-х гг., митрополиты Никодим и Иоанн (Вендлянд) Ярославский рукоположили несколько сот тайных священников. Возможно, этим занимались и другие епископы Московской патриархии, но автору этих строк были конкретно названы именно эти два архиерея, с утверждением, что лично митрополит Никодим рукоположил не меньше 150 тайных священников, многие из которых остаются 322 в "подполье" со своими миниатюрными общинками, опасаясь, что нынешняя церковная свобода будет недолговечной*. То, что была разница между ИПХ и неофициально действовавшими православными общинами, поддерживавшими канонические связи с патриархатом (хотя, по-видимому, остававшимися вне администрирования патриархата), подтверждается разным отношением патриархии к подпольному православию по официальным заявлениям и в действительности. Флетчер приводит, с одной стороны, нападки патриарших епископов на "людей, которые называют себя христианами, но на самом деле самозванцы... они клевещут на современную православную Церковь и злословят святейшего патриарха"28. С другой стороны, он ссылается на митрополита Сергия (Воскресенского) Балтийского экзарха, говорившего о "катакомбных" 30-х гг., что это лишь тайная ветвь официальной Церкви или, по крайней мере, таковой этой Церковью признается. "В действительности тайная религиозная жизнь была очень активна — тайные монахи и священники, катакомбные храмы и службы, крещения, исповеди, евхаристия, венчания, тайные богословские курсы, тайные запасы церковной утвари, богослужебные книги, тайные сношения отдельных приходов, епархий и патриаршей (!) администрации. Чтобы уничтожить "катакомбный патриархат", надо было бы также казнить всех епископов... И если даже вообразить невозможное — полное разрушение всей церковной организации, то и тогда все же осталась бы вера, и атеизм бы ничего не завоевал"2'. Это свидетельство подтверждается словами упоминавшегося выше монаха патриаршей Церкви о том, что патриарх Алексий уважительно отзывался о "катакомбах". Когда покойный митрополит Киевский Иоанн (Соколов) однажды пожаловался патриарху на то, что в его архиепископии особенно активна катакомбная церковь, патриарх (в присутствии этого монаха) ответил: "Вы должны не жаловаться, а благодарить Бога, что в вашей епархии так много мужественных христиан, не подклонивших выю атеизму, как это сделали мы. Их молитвы однажды спасут нашу Церковь". Если бы "катакомбные" состояли из одних воинствующих ИПХ и ИПЦ, патриарх вряд ли был бы так к ним благосклонен. Оценивать секретные данные властей следует с учетом всех этих обстоятельств: в СССР в то время было 100 млн активных православных христиан, из которых 52% при- I *Эта информация была получена мною из совершенно достоверных внутрицерковных источников — от активных пастырей патриаршей Церкви, один из которых — профессор духовной академии и сам выходец из ИПЦ, другие два — деятели тогда еще подпольных церковных братств. Будучи весьма критически настроены по отношению к прошлой политике патриархии и к ее епископату, они, однако, критиковали подпольных батюшек за их нынешнюю келейность, когда священников так не хватает для огромных приходов и новооткрывающихся церквей. 323 надлежали официально зарегистрированным приходам, а 48% — незарегистрированным приходам и общинам. Из этих последних лишь немногие входили в число ИПЦ — ИПХ и их секты' Катакомбное православие или секты? Советские авторы намеренно или по непониманию путают два разных направления: непримиримых, ставших теперь сектантами "истинно православных" и "катакомбных" вообще. В свете приведенных свидетельств "катакомбы" оказываются собирательным термином, включающим не только ИПЦ — ИПХ, но также 1) православных христиан, которые не смогли получить разрешение на регистрацию официальной церковной общины и вынуждены были перейти на нелегальное положение; 2) тех, кто признавал необходимым поддерживать нелегальную жизнь церкви, считая отношения между государством и патриархией слишком хрупкими, а статус последней ненадежным, кто боялся не сохранить Церковь в ее легальном виде; и 3) тех, кто вообще не принимал официальную политику патриархии, но признавал бла-годатность священства легальной Церкви и окормлялся у тех пастырей, которым лично доверял. Такое впечатление складывается при чтении основного документа катакомбной церкви от 1970 г., начинающегося следующим эпиграфом: "В одно время вера падет в России. Сияние земной славы ослепит разум: Словеса правды будут разрушены. Но люди, неизвестные миру, возникнут и!, среды верных, и они восстановят то, что было разрушено". Порфирий, монах Глинской пустыни в "Православная Церковь о почитании Имени Божьего и молитве Иисусовой". Спб., 1914. Этот документ самиздата, созданный анонимными членами катакомбной церкви, как они сами себя называют, проклинает Московскую патриархию как нового Иуду, лобзанием предающего Иисуса. В этом документе прежде всего утверждается, что Декларация Сергия 1927 г., провозглашающая полную лояльность "новому политическому, социальному и экономическому строю государства", не принимает во внимание... значение идеологии в новом государстве. Авторы с большим основанием заявляют, во-первых, что попытки Московской патриархии отделить Советское государство от Коммунистической партии абсолютно искусственны, поскольку партия направляет деятельность правительства и доминирует в нем, а ее идеология — воинствующий атеизм. Следовательно, и лояльность режиму без всяких границ * Поскольку Чернов не говорит, присутствовал ли он лично на упомянутой выше конференции, он, возможно, сльншл эту историю в несколько искаженном виде, говоривший, возможно, называл :2% и 48%, а они превратились в 52 и 48 млн. 324 есть лояльность идеологии, ставящей себе целью разрушение Церкви. Во-вторых, всякий верующий, и неофит в особенности, живя в СССР, остро чувствует разлад между заповедями Христа и поведением духовенства или шире — политикой Московской патриархии. Это приводит или к разочарованию в Церкви, или к приятию двойной жизни, что несовместимо с христианским сознанием. В-третьих, поскольку епископы первыми делают ложные заявления о свободе религии в СССР и призывают мирян поддерживать советский режим в его борьбе за мир и т. д., "паства... часто не доверяет епископам". Священники вынуждены открыто взывать в своих проповедях: "Не ваше дело — судить епископов... Ваше дело — молиться, и все". Такая постановка вопроса находится в прямом противоречии с основами самого православия, всегда призывавшего "мирян активно участвовать в жизни Церкви и ее управлении". Эта двойственность проникла даже в жизнь высшего епископата: декларируя полную лояльность и совершенно подчиняясь режиму, они напрочь отказывались называться "советской церковью" или "советским епископом", полагая, что существует только Русская церковь и русский епископат — таким образом также утверждая дихотомию жизни и несовместимость Церкви и советского государства. Авторы документа подчеркивают также, что официальными заявлениями об отсутствии религиозных преследований в СССР патриархия на деле предает мучеников советской эпохи и даже самого Христа, за чье имя эти мученики пострадали. В 1927 году, принимая делегацию верующих из Ленинграда, митрополит Сергий горделиво заявил: "Да, я спасаю Церковь". Документ подвергает сомнению истинность этого утверждения, поскольку, во-первых, не организация епископов, но сам Господь спасает Церковь в России, где только чудом могла выжить религия и где чудом появляются новые верующие в молодом поколении. Этот документ повторяет старый спор "сергиан" и их оппонентов: Сергий считал, что необходимо сохранить хотя бы скелет централизованной организации, для того чтобы Церковь выжила. Его оппоненты считали, что для выживания Церкви необходима сила и чистота веры христиан и воля Божья — Церковь может выжить без всякого административного организма, консолидируясь общностью верующих в вере. Это главное — для катакомбной церкви. Второй аргумент состоит в том, что в условиях подчинения гражданским властям и их приказаниям, направленным на разрушение Церкви, духовенство не исполняет своего пастырского долга даже в малейшей степени. Церковь и духовенство были настолько лишены всякой религиозно-воспитательной или просветительной деятельности, что "простой советский человек сегодня не знает, кто такой Христос; а уж о Троице он никогда даже не слыхал". Вовсе не спасая 325 Церковь, "двойственность патриархии стала барьером для многих простых душ на их пути к Церкви". Наконец, документ рассматривает такое самооправдание представителей патриархии: "Если все уйдут в подполье, кто позаботится о верующих?" На деле же, возражает документ, "иерархия, отказавшись уйти в "катакомбы", оказалась в изоляции. Она чужда народу. Современный советский человек, оглушенный водкой и политическим доктринерством, смотрит на церкви равнодушно, не ожидая от них ничего, что бы могло согреть его или открыть правду. Нет того голоса, которого жаждет человек, уставший от окружающей его лжи. Эта изоляция духовенства от народа и политика уступок и подчинения привели к серьезным богословским искажениям. Церковь отождествляется с иерархией, то есть с понятием организации; а иерархи оправдывают свое бездействие словами: "Наше Царство не от мира сего". Но "когда появляются возражения против компромиссов с князем мира сего, отвечают, что это необходимо для сохранения иерархической преемственности, действующих приходов, то есть внешней организации Церкви". В документе утверждается, что даже сами представители официальной Церкви признают двоедушие иерархов как мост, который позволит Церкви войти постепенно в условия свободы. Однако, говорится здесь же, двоедушие не может длиться долго: "Или восторжествует цельное религиозное сознание, или церковное сознание как таковое вообще исчезнет". Авторы документа заявляли, что придет день свободы и обе: Московская патриархия и катакомбная церковь —. представят свои аргументы на Всероссийском соборе. В документе подчеркивается: "Мы не идеализируем ни синодальную Церковь, ни Церковь Московии, ни Византийскую Церковь... Церковь и государство различаются самой своей природой и всегда останутся чуждыми друг другу, как чужды Церковь и мир. Так что всякий альянс Церкви с государством неестествен". Следует отметить бросающиеся в глаза противоречия этого документа: с одной стороны, самый тон документа исключает возможность компромисса с патриаршей Церковью. С другой стороны, говорится, что, если бы Коммунистическую партию не удерживала необходимость демонстрировать перед миром свою терпимость, она бы "в один миг... уничтожила (даже) митрополитов Пимена и Никодима". Из чего следует, что, несмотря на все компромиссы, епископы официальной Церкви "трудятся для Церкви, а не для коммунистов"30. В официальной Церкви есть приличные епископы, и "церковное сознание стремится найти своих достойных выразителей среди высших иерархов". Признается также, что неофиты воцерковляются, ища крещения и духовного руководства у священников официальной Церкви, которые хотя и "проводят политику патриархии, лояльной к государству, но, с другой стороны, подвергают себя всяческим опасностям... 326 тайно помогая привести людей в Церковь, давая им религиозную литературу. Так что истинная религиозная жизнь принимает "катакомбные формы"31. Итак, противореча остальному тексту, приведенные высказывания признают за официальной Церковью не только роль Иуды. Признается, что в поисках веры люди обращаются к священникам официальной Церкви (как единственно заметной?) и, по крайней мере, некоторые священники отвечают духовным потребностям этих людей. Другими словами, невольно документ отводит "сергианской" Церкви положительную роль в обществе. Уже говорилось о том, что к началу 60-х гг. из-за растущей нехватки священников в катакомбной церкви некий епископ, очевидно, под влиянием митрополита Кирилла, посоветовал верующим искать честных духовников среди ревностных священников официальной Церкви32. То есть через двадцать лет после того, как епископ Афанасий (Сахаров) призвал "катакомбных христиан" вернуться в Церковь под руководством патриарха Алексия, неизвестный "катакомбный" епископ дает тот же совет, хотя и в более осторожной форме. "Катакомбным" предлагалось сохранить свою тайную организацию на случай новых преследований Церкви и/или сохранить неформальные зачаточные христианские общины взамен истинной приходской жизни, которая, по мнению этого епископа, была невозможна при существовавших советских законах. Приведенный документ косвенно свидетельствует, что в действительности в начале 70-х гг. происходило частичное взаимопроникновение катакомбной и официальной Церкви. Другим подтверждением этого процесса являются три письма из самиздата, из которых два адресованы прямо Синоду в эмиграции, или Русской православной церкви за границей, как он официально назывался. Вообще это единственные "катакомбные" документы, где заграничный Синод признается высшим церковным авторитетом. Этот факт сам по себе бросает сомнение на приводимые здесь слишком оптимистические оценки численности катакомбной церкви, тем более что декларируемая этими документами каноническая связь катакомбной церкви с эмигрантским Синодом была сомнительна. Вернемся, однако, к самим документам, один из них подписан "Христиане Русской православной церкви", подразумевая, по-видимому, современную патриаршую Церковь, поскольку подписавшиеся говорят о патриаршем епископате как о своем собственном, хотя и критикуют его за слабость в противостоянии атеистическому режиму. Они упоминают Московскую богословскую академию как институт Русской православной церкви. В документе ничего не говорится о подпольной церкви, но русская патриаршая Церковь и Русская церковь за границей рассматриваются как единая Русская православная церковь33. Другое же письмо превозносит эмигрантский Синод и его епископат именно как епископат Русской православной церкви. За этим следует утверждение, что между карловац-кой и патриаршей церквами — только внешний разрыв34. 327 Однако все документы свидетельствуют, что большинство "катакомбных христиан" находились внутри официальной Русской православной церкви в СССР, образуя скорее внутреннюю оппозицию политике патриархии, чем внешнюю, и никак с ней не связанную35. Иначе и не могло быть, потому что, как бы ни были скрыты "катакомбы", будь они действительно институтом, совершенно отдельным от патриаршей Церкви и в пропорциях, указанных Черновым (52:48), среди эмигрантов новой волны непременно были бы представители "катакомбных". На деле же, насколько нам известно, из нескольких тысяч православных христиан, в последнее время эмигрировавших из СССР, Чернов единственный принадлежал к действующей тайной церкви. Другие же решительно отрицают самое существование катакомбной церкви или заявляют, что никогда не слышали о ней в СССР36. В 1990 г. в условиях сложившегося в ходе перестройки климата, когда стали возможными и безопасными поездки русских эмигрантов в СССР, а советских граждан — к эмигрантам, карловчане решили воспользоваться и этой возможностью, и давними предложениями церковных диссидентов внутри СССР. Незадолго до того в России объявились два "катакомбных" епископа: Лазарь (Журбенко) — чуть ли не 80-летний старец, отсидевший около 15 лет в лагерях и ссылках, — и некий Викен-тий (Чекалин). Оба ездили в Джорданвилль, где карловацкое руководство признало епископат Лазаря, но не Викентия. В мае 1990 г. в Джорданвилле собрался собор епископов Русской православной церкви за границей, в котором участвовал и епископ Лазарь. Собором были приняты два документа о создании приходов и епархий карловчан на территории СССР: Положение о свободных приходах от 15 мая и Послание Архиерейского собора Русской православной церкви за границей. Положение обвиняет Московскую патриархию в следующих грехах: 1. Отвержение духовенства, не принявшего Декларации митрополита Сергия 1927 г., что якобы обрекло это духовенство на "массовый террор и убийства... со стороны безбожной власти"; будто бы духовенство, оставшееся верным патриархии, не пострадало в такой же степени. 2. "Попрание памяти... новомучеников и исповедников". Как мы знаем, и это полуправда, так как молитвы за заключенных и гонимых возносились в патриарших храмах все время (см. гл, VI). 3. "Сотрудничество с безбожной властью... подобострастное служение ей и общественное моление за укрепление власти, борющейся против веры и Церкви". Тут можно было бы только напомнить карловчанам моление за Гитлера и его власть в их храмах во время войны. 4. "Искажение Таинств (? — Д. П.)... отказ от катехизации...", будто этот отказ был добровольным! 328 5. "Участие в экуменическом движении, в созидании всемирной "церкви"... Откуда взято последнее утверждение — непонятно. 6. "Подчинение мирским безбожным властям и допущение их... прямого управления..." Тут бы стоило карловчанам вспомнить синодальный период и управление Церковью таких агностиков в числе обер-прокуроров, а то и прямых врагов церковной иерархии, как Голицын, Д. Толстой и другие. 7. "Отрыв иерархии и клира от паствы..." (?) 8. "... распущенность и сребролюбие духовенства". И тут бы не мешало карловчанам заглянуть в тот самый Синодальный период, который они так превозносят; хотя бы в книгу священника И. С. Беллюстина — "Описание сельского духовенства" (1958 г.). 9. "Антиканонические перемещения... архиереев, а также священников". И тут не мешало бы вспомнить о дореволюционной практике, когда редко какой епископ задерживался на епархии больше семи лет; да и сами карловчане перемещают своих архиереев весьма произвольно. В Положении также говорится о принятии духовенства Московской патриархии в юрисдикцию Заграничного синода только "через письменное и публичное покаяние... за следование заблуждениям Московской патриархии". Без покаяния принимаются только клирики катакомбной церкви. "Послание" от 16 мая пытается как бы дать историческое оправдание существованию и последним действиям Карловац-кого синода. Как и предыдущий документ, оно смешивает истину с полуправдой и прямой ложью, начиная с утверждения, что патриарх Тихон считал карловчан своими, в то время как на самом деле он их запрещал с 1922 г. по крайней мере четыре раза. Ложно и утверждение, что митрополит Петр — первый местоблюститель после смерти патриарха — осудил митрополита Сергия и прервал с ним общение. Как мы видим, Карловацкий синод отождествляет себя с "ката-комбным" духовенством, которое, во всяком случае, в лице названных двух иерархов как бы начало всплывать на поверхность в это же время. Но тут оказалось все не так просто, и еще не ясно, признает ли оно Зарубежный синод в качестве своего возглавителя. Так, появилось сообщение о регистрации в Москве по крайней мере одной общины из "катакомб" во главе с неким священником Алексеем Власовым под именем Российской православной свободной церкви, без какого-либо упоминания ее связи с карловчанами или с их иерархом в России — епископом Лазарем. По другому сообщению, епископ Лазарь только "ведет переговоры с "катакомб-ными" об их вхождении в состав РПЦЗ. И тут же утверждается, что "на территории Сибири и Татарии" их около 750 общин", "в которых около 80 тысяч верующих" (т. е. чуть больше 100 на приход, что подтверждает малочисленность "катакомбных" церквей). К тому же произошел полный конфуз с Викентием. Мы уже сказали выше, что даже Джорданвилль не признал его епископства. Тогда, вернувшись в Россию (в Тулу), он выступил 329 с обращением, чтобы "истинно православные" не шли в патриаршую Церковь и, если нет другой, пусть обращаются к католикам. Затем он принял участие в хиротонии епископов для самозванно образовавшейся Украинской автокефальной православной церкви (о чем см. в гл. XIV), утверждая, что его хиротонисал в 1986 г. покойный митрополит Калининский и Кашинский Алексий, однако ближайшие сотрудники покойного митрополита это решительно отрицают. А Московская патриархия официально сообщает, что Викентий был диаконом в Туле и был лишен сана в 1988 г. "за нарушение 26-го Апостольского правила". И тут, согласно агентству Интерфакс, "епископ" Викентий объявил себя греко-католиком, т. е. униатом. Так первый выход "истинно православных" на поверхность омрачился скандалами и смутой. В связи с этим "Московский церковный вестник" обращается "ко всем "катакомбным православным": не настало ли время сообща защитить общие святыни от незаконных посягательств?" Обращение это разумно и церковно, ибо выше указанное внедрение Зарубежного синода в Россию, вносящее раскол, и скандальная история с Викентием, а также с неким о. Константином Васильевым — настоятелем собора в Кашире, который вдруг объявил себя еще одним "истинно православным епископом Лазарем", которого с его 20 приверженцами пришлось удалять из собора через суд, — показывает еще раз, что всякий затяжной раскол, сколь бы благородными ни были его первоначальные мотивы, не только ослабляет Церковь изнутри, деморализует ее и вооружает ее противников против Церкви, но и неизбежно ведет к сектантскому дроблению и нравственному вырождению отколовшихся37. А надежды на создание кадров независимого духовенства через рукоположения из-за рубежа не оправдались по двум причинам: во-первых, оно началось тогда, когда в таком параллельном духовенстве надобность отпала в связи с полной легализацией Церкви в 1990 г. и обретением ею значительной степени независимости от гражданских властей; во-вторых, источниками этого параллельного духовенства явились раскольнические течения — как в стране, так и за рубежом, — цель которых не вспрыснуть здоровую струю в жизнь существующей Церкви, а расколоть, уничтожить или по крайней мере ослабить ее как раз в тот момент, когда она становится на ноги, обретает "второе дыхание". Разделение церквей исключает возможность оздоровительного влияния "карловацкого" внедрения. К таким же результатам приведет и выход на поверхность "катакомбных", если они сольются с карловчанами или даже если они образуют отдельную церковную структуру, непримиримую к официальной Церкви. "Катакомбные" могут принести пользу Церкви, только если они войдут в состав Московской патриархии, предпочтительно сохраняя статус отдельных самостоятельных приходов, по крайней мере на переходное время. |
