Джованни Реале и Дарио Антисери

ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ ОТ ИСТОКОВ ДО НАШИХ ДНЕЙ

От романтизма до наших дней

К общему оглавлению - к оглавлению тома. Номер страницы предшествует тексту на ней.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
АБСОЛЮТИЗАЦИЯ ИДЕАЛИЗМА У ГЕГЕЛЯ

Вопросы, на которые философия не дает ответов, не должно ставить подобным образом.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель

Хвала Анаксагору, впервые сказавшему, что ну с, мысль, есть первоначало мира... Логику следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, какова она в себе и для себя, без покровов... это образ Бога, каков Он в своей вечной сущности до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель

Глава третья
Гегелевская абсолютизация идеализма

1. ЖИЗНЬ, СОЧИНЕНИЯ И ГЕНЕЗИС МЫСЛИ ГЕГЕЛЯ

1.1. Жизненный путь

Георг Вильгельм Фридрих Гегель родился в Штутгарте в 1770 г. Его отец был государственным чиновником, и доходы позволяли дать сыну высшее образование. В местной гимназии Гегель изучал греческую и латинскую классику. С годами интерес к греческому миру у него будет возрастать, и это прямо отразится на теоретических обобщениях.

В 1788 г. Гегель поступил в Тюбингенский университет, где сначала два года изучали философию, а три следующих — теологию. Академическая среда, пропитанная просветительскими идеями, не стала для него своей, зато установились дружеские отношения с Шеллингом и Гёльдерлином, влияние которых на Гегеля было достаточно сильным.

Разразившаяся во Франции революция 1789 г. взбудоражила и студентов в Тюбингене: Гегель вместе с Шеллингом и Гёльдерлином принял участие в церемонии посадки символического дерева свободы. Революционные страсти со временем поутихли, но Гегель по-прежнему связывал с французской революцией важный исторический этап, хотя консервативные и даже реакционные элементы в его философии все время нарастали.

После университета церковной карьере Гегель предпочел учительское поприще — сначала в Берне (1793—1796), а затем во Франкфурте (1797—1799). И хотя интерес к теологии не угасал, он погрузился в изучение политической и экономической истории: о плодотворности этих штудий говорят его неопубликованные работы.

Получив наследство после смерти отца в 1799 г., он отправился в Йенский, самый известный по тем временам, университет: Фихте и Рейнгольд читали там лекции. После ухода Фихте его место занял

Шеллинг, а братья Шлегели основали свой первый кружок. В Йене Гегель защитил диссертацию «Об орбитах планет», и в 1801 г. вышло в свет его первое сочинение «Различие между системами философии Фихте и Шеллинга», которым обнаруживает свои симпатии последнему. Вместе с Шеллингом в 1802—1803 гг. Гегель издает «Критический философский журнал», публикуя и свои работы. В этот период времени философ работал над первым крупным произведением «Феноменология духа», которое закончил в 1802 г. Образ Наполеона, гарцующего верхом на коне, не мог не впечатлить Гегеля: он готовился господствовать над целым миром.

Вызванные войной материальные затруднения подтолкнули Гегеля к переезду в Бамберг, где он занялся «Бамбергской газетой». Но через несколько месяцев он уехал в Нюрнберг, где до 1816 г. оставался директором местной гимназии. Самое сложное из своих произведений — «Науку логики» — он создает именно в это время (1812—1816). Затем работа в Гейдельбергском университете, здесь он закончил и опубликовал «Энциклопедию философских наук».

Наибольшее признание все же ожидало его в Берлине, куда он переехал в 1818 г. и где прожил до самой смерти в 1831 г. И хотя в Берлине он издал лишь «Философию права», его авторитет в глазах коллег и городских властей был неоспоримо высок. Его курсы лекций по истории, эстетике, религии и истории философии, опубликованные учениками, и сегодня удивляют нас.

Гегель смолоду был неутомимым и упорным исследователем, сведущим во всех областях знания. У него было все, чего не хватало романтикам с их бурным, но неустойчивым темпераментом. «Платон, — говорил Гегель, — учился у многих философов, упорно трудился, не жалея усилий, и много путешествовал; его гений, не будучи по-настоящему плодовитым и поэтическим, творил размеренно. Гениев Бог осеняет во сне, и то, что Он дает им во сне, не что иное, как грезы». Здесь много от автопортрета: романтики создавали свои шедевры в ранней молодости — Гегель шел к своей цели не торопясь. Творения иных романтиков и в самом деле напоминали ночные грезы: с наступлением утра они исчезают бесследно как утренний туман. Без гегелевских обобщений западная философия была бы, наверное, иной.

1.2. Сочинения Гегеля

Гегель был чрезвычайно плодовит. Широкие познания, легкость, с какой он усваивал и запоминал содержание книг, разнообразие интересов придали его творчеству необычайный масштаб. Возвращаясь к вышесказанному, мы можем составить панораму из наиболее значительных его сочинений.

Среди ранних работ бернского и франкфуртского периодов (1793— 1800) особенно выделяются богословские труды, изданные Ноэлем в начале нашего века и отмеченные некоторыми учеными в качестве важных для понимания того, как возникла гегелевская система Вот эти труды: 1) «Народная религия и христианство» (фрагменты); 2) «Жизнь Иисуса» (1795); 3) «Позитивность христианской религии» (1795—1796 , первая редакция); 4) «Дух христианства и его предназначение» (1798); 5) «Фрагмент системы» (1880) и вторая редакция (неоконченная) «Позитивности христианской религии».

В Йене Гегель написал (оставив неизданными) «Конституцию Германии» и «Систему этики». В 1801 г. им было опубликовано «Различие между философскими системами Фихте и Шеллинга». Из статей, напечатанных в «Критическом философском журнале», особо выделяются две: «Отношение скептицизма и философии», «Вера и Знание».

«Феноменология духа» знаменует собой решающий этап. Гегель отходит от Шеллинга, формируя совершенно оригинальный тип мышления со своим, присущим только ему, строем. Все труды, вышедшие вслед за «Феноменологией», — это выдающиеся произведения, явившие собой вершину гегелевской мысли, и о них мы уже частично упоминали: «Наука логики» (1812—1816), «Энциклопедия философских наук» (1817) и «Философия права» (1812). «Энциклопедия» была переиздана в 1827-м и в 1830 гг. в дополненном виде. Ее последующее посмертное издание в трех томах было осуществлено учениками в 1840—1845 гг. со вставками, содержащими пояснения, которые Гегель давал в курсе своих лекций. И, несмотря на свою объемность, это издание самое интересное и доступное по содержанию.

Лекции в публикации учеников имеют следующие названия: «Лекции по философии истории», «Эстетика», «Лекции по философии религии» и «Лекции по истории философии».

Какая же из всех этих работ наилучшим образом отражает мысль, метод и дух Гегеля? На данный вопрос нет ответа, с которым единодушно согласились бы все ученые. В зависимости от той или иной исторической и культурной эпохи, от принадлежности ученых к тому или иному направлению, ответ звучал и звучит по-разному. Некоторые считали и продолжают считать шедевром «Феноменологию духа», которая, однако, была задумана как некое «введение в систему», и даже если верно, что система там все-таки проявилась, несомненно и то, что она лишь намечена, потому что наряду с превосходными частями имеют место фрагменты, вызывающие вопросы, и незрелые.

В прошлом особо выделяли «Энциклопедию философских наук», как дающую полную картину мышления и метода нашего философа Однако, по мнению многих, сухость изложения в данном произведении делает его порой чересчур сжатым и лаконичным и оттого не всегда понятным. При этом подчеркивалось, что «Энциклопедия» излишне обнажает недостаток гегелевской концепции, а именно чрезмерную «систематичность», попытку толковать знание не как частное видение абсолюта, а как «абсолютную науку об абсолюте», и связанные с этим притязания гегемонистского и даже тоталитаристского характера.

В какой-то период особое значение приписывали «Философии права» за своеобразную концепцию этики и всем известную доктрину государства (концепция «объективного духа», на чем мы остановимся подробнее). Упомянутые точки зрения, однако, представляются сегодня значительно устаревшими и, по сути дела, малоприемлемыми.

С некоторых пор пользуется авторитетом «Наука логики», благодаря, в частности, тесной связи «логического элемента» с «языком», стоящим сегодня в центре философских интересов. Как бы там ни было, совершенно очевидно, что логика заключает в себе «все», будучи также «первой философией», иными словами «метафизикой», хотя она всеобъемлюща лишь в определенной перспективе, обозначающей «Идею как логос» (в чем мы убедимся), а логическая Идея должна в дальнейшем развиваться как «Природа» и «Дух». Следовательно, логика — всего лишь часть системы, по определению Гегеля.

Самый богатый и интересный материал содержится в больших лекционных курсах, прочитанных в Берлине и опубликованных посмертно. И это вполне понятно, так как их тема — философия духа, т. е. кульминационный момент гегелевской системы, который вобрал в себя в известном смысле и все остальное. Очевидно, однако, и то, что эти курсы лекций главным образом воссозданы по конспектам учеников и имеют в основном дидактический характер.

Каждый из упомянутых трудов имеет свои замечательные стороны, и это объясняет причину, по которой в разные времена и под разным углом зрения каждый труд считался шедевром. Возможно, мы будем недалеки от истины, утверждая, что «Феноменология», при всех своих недостатках, в известном смысле из них самое прекрасное и живое произведение. Но историко-теоретическая позиция Гегеля главным образом выражена в «Энциклопедии», и особенно в большой, трехтомной, охватывающей соответствующие включения из курса лекций, чрезвычайно обогащенных анализом и аннотациями, которые до сей поры заслуживают глубокого осмысления.

1.3. Теологические сочинения раннего периода и генезис гегелевской мысли

Лишь в начале нашего века, как мы уже упоминали, были по-настоящему оценены религиозно-теологические сочинения Гегеля, остававшиеся неизданными. В сущности, они свидетельствуют о пути, пройденном Гегелем к открытию того, что станет стержнем его системы, — пути углубления религиозно-теологической тематики, исследования вопроса сущности религии, попыток истолковать смысл различных форм, в которых она являлась в истории. Гегель сосредоточился в особенности на фигуре Христа, а также на христианстве, оценивая их поначалу негативно, в соответствии с просветительской ориентацией, однако впоследствии радикально изменив свои оценки в работе «Дух христианства и его предназначение» — наиболее значительной и зрелой из всей серии.

Вот основные идеи, развернутые Гегелем в теологических размышлениях. Между религиозностью греческого типа и иудейской религиозностью существует радикальное различие.

А). Греки воплотили глубокую гармонию между индивидом и обществом, человеческим (индивидуальным) и Божественным (всеобщим) , а значит, их жизнь была счастливой, коль не ведала никаких форм контраста и разрыва между «посюсторонним» и «потусторонним», между человеком и Богом, индивидуальным и всеобщим.

Б). Напротив, иудеи переживают разлад и глубокий контраст между человеческим (индивидуальным) и Божественным (всеобщим), отчего их религия и жизнь печальны. Для религии иудеев типично ощущение униженности человека перед чем-то посторонним: закон, диктуемый Богом, есть сам Бог, перед лицом которого человек чувствует себя объектом (рабом).

В). Итак, если в первый момент Гегель помещает Христа и христианство в одну плоскость с иудаизмом, то впоследствии он меняет свой взгляд, высвечивая черты своеобразия в религии, проповедуемой Христом. Он рассматривает ее как некое примирение двух предшествующих моментов, в частности, как примирение (или опосредование) свойственного иудаизму разрыва между частным (человеком) и всеобщим (Богом и законом). Это попытка вернуть человеку его целостность.

Христианство при этом не просто возвращает человеку счастливую невинность, типичную для греческого мира, но воссоздает единство, утраченное в мучительном раздвоении, через примирение на опосредованном, а значит, более сознательном и зрелом, уровне.

Примирение и опосредование индивидуального и всеобщего реализуется через любовь. Иисус посредством любви преодолевает закон в его форме (как то, что предписывается индивиду) и поднимается на ту ступень, где противоположности (индивидуальное и универсальное) опосредуются, теряя характер отчужденности. Любовь воссоединяет человека с Богом и ведет человека к Богу.

Таким образом, вырисовывается основное ядро, в котором мы увидим шифр гегелевской диалектики: раздвоение реальности на противоположности и «снятие» такого раздвоения в некоем высшем «синтезе». Следовательно, как признает большинство ученых, Гегель приходит к собственной системе путем размышлений о христианской религии.

Дискуссии и столкновения с другими философскими системами придут позже. В теологических сочинениях, о которых мы ведем речь, вершину духовной жизни составляет не философия, а религия. Вскоре после этого Гегель переставит роли, и Разум примет на себя роль, отведенную первоначально любви. И все же религия будет всегда считаться той формой духа, которая улавливает и выражает те же истины, что и философия, пусть даже иным способом. Более того, главные догмы христианства Гегель позднее трактовал как выражение фундаментальных истин собственной системы.

Здесь, однако, следует уточнить, что христианство в понимании Гегеля — это с самого начала глубоко искаженное христианство. Ведь он отрицает как раз главное реальное и историческое событие — воплощение Христа, а значит, не признает Христа как Мессию и Спасителя, т. е. истинного человека и истинного Бога со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Гегель возложил на иудейский мир ответственность за искажение образа Иисуса, полагая, что на последующую историю христианства оно легло тяжким бременем. Становится понятным, как в итоге он определил задачу философии и, в частности, своей собственной философии. Эта задача — открытие последней истины и, следовательно, толкование и оценка истин самого христианства, что привело к вызывающим недоумение результатам, что мы проиллюстрируем в ходе изложения. Кто-то метко сказал по этому поводу, что Гегеля можно считать первым «модернистом» (в более поздней терминологии), так как он системно адаптировал традиционную христианскую догму к мышлению иной эпохи.

2. ОСНОВЫ ГЕГЕЛЕВСКОЙ СИСТЕМЫ

2.1. Необходимость предварительного определения первооснов философии Гегеля

Гегель активно противостоял притязаниям дать предварительную формулировку отправных точек или доктринального ядра, от которых выводится и на которые должно опираться все здание философии. Объяснялась подобная установка тем, что первоосновы, даже признанные сами по себе как истинные, были бы искажены в момент, когда они предпосланы системе, а не определены в конкретном действии внутри нее.

Заметим, что данное утверждение Гегеля имеет сильный заряд парадоксальности (напомним, что Гегель был швабом и, как все швабы, любил быть неожиданным в суждениях). Отстаивая данную концепцию, сам Гегель, тем не менее, писал предисловия и вступления, в которых по-своему пытался предложить читателю исходные истины. Вступление к «Феноменологии» и введение к «Энциклопедии» следует отнести к прекраснейшим страницам из всего написанного философом. Без предварительного разъяснения ключевых понятий гегелевские работы, по большей мере, могли бы показаться криптограммами.

Полная схема основных идей гегельянства достаточно объемна. Речь идет об одной из богатейших и сложнейших (а также и труднейших) философских концепций. Тем не менее она целиком может быть сведена к следующим трем исходным пунктам. 1. Реальность как таковая есть бесконечный Дух. («Дух» есть то, что все в себя вбирает и преодолевает, об этом говорили, в частности, Фихте и Шеллинг.) 2. Структура, или, лучше сказать, сама жизнь Духа, а значит, и процесс, в соответствии с которым развивается философское познание, есть диалектика. (Можно утверждать, что духовность есть диалектичность.) 3. Особенностью, ярко отличающей эту диалектику от всех предшествующих ее форм, является то, что Гегель назвал «спекулятивным» элементом, который, как мы убедимся, является ключом к разгадке мышления философа.

Разъяснение этих трех пунктов укажет на цель и границу философских суждений Гегеля, а также тот путь, которым он следовал, чтобы их достичь. Полное понимание вышесказанного, как верно отметил Гегель, возможно, лишь если конкретно следовать за развитием системы до ее завершения, т. е. если пройти весь путь до конца (в философии, говорил Гегель, нет коротких путей).

2.2. Действительность как Дух: предварительное определение гегелевского понятия Духа

Для понимания Гегеля необходимо усвоить главное: реальное и действительное — это не «субстанция» (т. е. более или менее застывшая сущность, как традиционно считалось), а Субъект, Мысль, Дух. Со всей ясностью он это утверждает в «Феноменологии»: «В соответствии с моим мировоззрением, лишь в процессе изложения система доказывает себя: все зависит от понимания и выражения действительного не как субстанции, а как субъекта». В таком подходе Гегель усматривает особенность современной эпохи.

Утверждать, что реальность не субстанция, а субъект, Дух, равносильно положению, что она есть деятельность, процесс, точнее, самодвижение. Нечто подобное уже было у Фихте, но Гегель идет дальше. У Фихте собственное Я полагает самое себя, ибо его суть в деятельности самополагания. В бессознательном полагании не-Я дан его предел, который в динамике преодолевается. Фихтеанское Я не достигает завершенности, ибо граница отодвигается в бесконечность. Такой род бесконечности в виде незавершенной прямой Гегель называет «дурной» бесконечностью. Ее порок — в разобщенности сущего и должного, следовательно, говорит Гегель, структурное противоречие остается для Фихте непреодолимым препятствием.

Шеллинг сделал попытку преодолеть указанное противоречие. Философия тождества, казалось, сводит вновь «разбежавшиеся» было Я и не-Я, субъект и объект, конечное и бесконечное. Однако вскоре Гегель разочаровался в шеллингианстве, «размывающем все то, что имеет различимость и определенность». После сбрасывания продуктивных различий «в бездну вакуума» ничего другого не остается, как абстрактно-безразличное тождество. Абсолют Шеллинга, пошутил Гегель, подобен «ночи, в которой все кошки серы».

Так позиция Гегеля начала проясняться: Дух в самопорождении создает и преодолевает собственную определенность, становясь бесконечным. Дух как процесс последовательно создает нечто определенное, а значит, и отрицательное («Omnis determinatio est negatio» — «Всякое определение есть отрицание»). Бесконечное — позитивность, реализуемая через отрицание отрицания, свойственное всему конечному. Конечное как таковое имеет чисто идеальную, или абстрактную, природу, ибо его нет в чистом виде, в противовес бесконечному (вне его). Это, по мнению Гегеля, основное положение любой философии. Гегелевский бесконечный Дух кругообразен, начало и конец совпадают в динамике: частное всегда разрешается во всеобщем, сущее — в должном, реальное — в разумном.

Здесь очевидна новизна гегелевской мысли относительно Фихте и Шеллинга. Дух — вовсе не «unum atque idem» («одно и то же»). Он — «unum», которое воплощается в вечно меняющихся формах, непрерывно воссоздающееся равенство. Иначе говоря, это единство-множественно-создающее-себя. Покой понят как целостность, покой без движения был бы покоем смерти. Сохранение — истина умиротворения, но никак не фиксация и не инерция.

Все вышесказанное имеет силу как для Абсолюта в целом, так и для каждого отдельного момента реальности. «Уплотненность» Абсолюта такова, что требует безусловного присутствия всех частей, через каждую из которых он реализует себя как целокупность. Возьмем для примера вегетативную структуру: цветок, бутон и плод. «Бутон исчезает, когда распускается цветок, и мы спешим с выводом, что он опровергается цветком. Как и появление плода делает цветок ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые. Однако текучая природа заставляет их быть в то же время моментами органического единства, где они не только не противоречат друг другу, но один не менее необходим, чем другой, и только эта одинаковая необходимость и составляет жизнь целого». Как видим, позитивным является сам процесс прогрессирующего самообогащения.

Есть еще один важный момент. Движение как свойство Духа, подчеркивает Гегель, — это движение самопознания. В циркулярном движении духовной основы философ различает три момента: 1) бытие-в-себе; 2) инобытие, бытие-для-другого; 3) возвратное бытие-в-себе-и-для-себя. Гегель иллюстрирует схему примером «эмбрион—человек». Последний момент, когда личность не просто дана в себе, но и для себя, наступает вместе с моментом созревания разума, который и есть ее подлинная реальность.

Те же процессы можно наблюдать и на других уровнях реальности. Вот почему Абсолют у Гегеля выступает как некий круг кругов. Абсолют проходит три стадии: Идея, Природа, Дух. Идея (Логос, чистая рациональность, субъективность) содержит в себе принцип саморазвития, в силу которого она в самоотчуждении сначала объективируется в Природу, а затем, через отрицание отрицания, возвращается к себе самой в Духе.

Теперь нам понятно гегелевское деление философии на: 1) логику; 2) философию Природы; 3) философию Духа.

Завершим эту предварительную характеристику гегелевского Абсолюта некоторыми существенными и уже известными выводами.

В «Философии права» Гегель писал: «Все действительное — разумно, и все разумное — действительно». Это означает, что Идея неотделима от реального и действительного бытия, причем реальное или действительное есть само развитие Идеи, и наоборот. Чтобы смягчить парадоксальную окраску своих утверждений, Гегель пояснял, что данное положение придает философскую форму тому, что говорит религия, когда утверждает, что миром правит Божественное провидение, что все происходит по воле Божьей и что нет ничего более реального, чем Бог.

Абсолют
1. Идея-в-себе (=Логос), изучаемая логикой
2. Идея-в-ином (=Природа), изучаемая философией природы
3. Идея-в-себе-и-для-себя (=Дух), изучаемая философией духа

Смысл этого важнейшего положения станет понятнее, если усвоить, что, по Гегелю, ничто не случается, помимо Абсолюта, но все есть его неустранимый момент. Точно так же утверждение «сущее и должное совпадают» означает: есть то, что должно быть, ибо все существующее не что иное, как момент Идеи и ее развития. (То, что происходит, всегда «заслуживает» того, чтобы произойти.)

Теперь очевиден и смысл так называемого гегелевского «панлогизма»: «Все есть мысль». Он не означает, что все предметы обладают присущей нам мыслью (или сознанием), но предполагает, что все разумно, поскольку есть определение мысли. Данный тезис, полагает Гегель, соотносится с утверждением древних о Нусе (Разуме), управляющем миром.

Наконец, необходимо осветить ту роль, которую играет «отрицание» в гегелевской концепции Духа. Жизнь Духа состоит не в том, чтобы избегать смерти, а в том, чтобы «противостоять смерти и сохранять себя в ней». Дух «достоин Истины, лишь вновь обретая себя в абсолютном опустошении», — говорит Гегель и добавляет, что мощь его такова благодаря умению «смотреть в лицо негативному и утверждаться в противостоянии ему». «Эта способность утверждаться есть та магическая сила, которая обращает отрицание в бытие».

Рассудок, совершив ряд аналитических операций, дает представление о субстанции как о замкнутом в себе круге. «Но оторванное от своей сферы акцидентальное только в связи с другим обретает собственное наличное бытие и особую свободу, — в этом огромная сила негативного, это энергия мышления, чистого "я". Смерть, если так мы назовем упомянутую недействительность, есть самое ужасное, и, чтобы удержать мертвое, требуется величайшая сила. Бессильная красота ненавидит рассудок, ибо от нее он требует того, к чему она неспособна. Но не та жизнь, которая страшится смерти и только бережет себя от разрушения, а та, которая претерпевает ее и в ней сохраняется, есть жизнь Духа. Он достигает своей истины, лишь обретая себя в абсолютном распаде. Дух силен не в качестве того положительного, которое отвращает взоры от негативного, подобно тому как мы, называя иное ничтожным или ложным, тут же кончаем с ним, отворачиваемся и переходим к

другому: Дух силен, когда он смотрит в лицо негативному, пребывая в нем. Это пребывание и есть та магическая сила, переплавляющая негативное в бытие... эта сила — субъект, который, сообщая определенности наличное бытие, снимает абстрактную, то есть вообще сущую непосредственность, тем самым становясь подлинной субстанцией, бытием, непосредственностью, которая не опосредуется извне, но которая сама есть это опосредование». Для понимания этого основополагающего суждения требуется перейти к разъяснению диалектики в ее новом содержании.

2.3. Диалектика как высший закон реального и как способ развертывания философской мысли

Отношение Гегеля к романтизму вызывало горячие споры. Гегелевская концепция реальности и Духа выросла из романтического мировоззрения, но последнее получило окончательную завершенность и было преодолено. Бесконечное романтическое «Streben» (или «устремление») обретает положительный смысл посредством гегелевской концепции движения Духа как саморефлексии. Гегель освобождает «устремление» от неопределенности. Оно совпадает с самореализацией и самопознанием Духа.

Однако более всего Гегель преодолевает романтизм в методологическом аспекте. Он резко полемизирует с претензией романтиков на непосредственное постижение Абсолюта. Парадигматическим представляется оспаривание им «веры», которую, как уже было сказано, Якоби считал способом непосредственного достижения Абсолюта. Для Гегеля, напротив, постижение истины «абсолютно обусловлено опосредованием», и «неверно, что существует непосредственное знание без опосредования». Правы романтики в стремлении перешагнуть границы собственного ума, который, несмотря на все свои аналитические приемы и дедуктивные возможности, неспособен одолеть пределы конечного, а значит, и не может удержать бытие и истину, которые бесконечны. Но ведь бесконечное не постигается чувством, интуицией или верой, которые ненаучны. Следовательно, преодолев «неметодичность» чувства и душевного порыва, нужно найти тот «метод», который сделает возможным постижение Абсолюта именно «научным» путем.

Задача, которую Гегель ставит перед собой, в отличие от романтиков и предшественников идеалистов, состоит в «содействии восхождению философии к высотам науки» через открытие и применение «нового метода». Такой метод Гегель находит в диалектике. Диалектика становится тем орудием, с помощью которого наш философ придает строгую форму безотчетным порывам романтиков. Иначе говоря, диалектика превращается у него в систему научного метода.

Диалектика, как мы знаем, является открытием древних. Рожденная в лоне элейской школы (в основном благодаря Зенону), она достигла своих вершин в трудах Платона. В Новое время ее использовал Кант в «Критике чистого разума», но ограничил ее уровнем систематического развития антиномий, остающихся неразрешенными, и лишил тем самым ее познавательного значения. Пробуждение интереса к греческим мыслителям придало новый вес диалектике как высшей форме познания, что уже было с Платоном. (Именно Гегелю, между прочим, принадлежит заслуга выдвижения на передний план так называемых диалектических диалогов Платона — «Парменида», «Софиста» и «Филеба», — на которые до того почти не ссылались и которые после Гегеля были признаны основополагающими.)

Тем не менее, между классической и гегелевской диалектикой имеется как немаловажное совпадение, так и существенное различие. Древние, говорит Гегель, далеко шагнули в поиске научного подхода, сумев подняться от частного ко всеобщему. Платон доказал ущербность чувственного познания как просто «мнения» и возвысился до мира Идей; Аристотель, между тем, указал путь приведения всего частного ко всеобщему понятию. Впрочем, Гегель считал Идеи Платона и аристотелевские понятия застывшими и затвердевшими. Учитывая, что реальность — это становление, движение и динамика, он показал необходимость реформировать диалектику, дабы повысить ее действенность.

Необходимо было наделить движением сущности и всеобщее мышление, что знали уже античные писатели. «Через такое движение, — пишет Гегель, — чистые идеи превращаются в понятия и лишь тогда становятся тем, чем действительно являются: самодвижением, кругами духовных начал. Это движение чистых сущностей также составляет в целом природу научности». Так сердцем диалектики становится движение. Причина этого ясна, ведь мы знаем, что движение — это сама природа Духа, движение — «удержание от распада», жизненная сила бытия. Из вышесказанного о Духе следует, что подобное диалектическое движение не может быть ничем иным, как определенного рода круговым или спиралевидным движением с триадическим ритмом.

Понимание «трех сторон», или моментов диалектического движения, прояснит для нас глубинную, подлинную основу мышления Гегеля. Эти три момента принято обозначать в упрощенной форме терминами: 1) «тезис»; 2) «антитезис»; 3) «синтез». Гегель пользуется ими в редких случаях и отдает предпочтение более сложному языку. Первый момент назван Гегелем «абстрактной, или рассудочной, стороной»; второй определен как «диалектическая (в узком смысле), или негативно разумная, сторона»; третий обозначен как «спекулятивная, или позитивно разумная, сторона». Рассмотрим эти три пункта более детально.

1. Рассудок — это главным образом способность, которая абстрагирует определенные понятия и фиксируется на определенности последних. Он различает, разграничивает, останавливаясь на определениях, которые находит в какой-то степени окончательными. В «Большой энциклопедии» Гегель пишет: «Работа рассудка вообще заключается в придании его содержанию формы всеобщности, причем всеобщее, обоснованное рассудком, есть абстрактное всеобщее, которое в таком качестве жестко противопоставляется частному, но в то же время и само по себе определяется как частное. Рассудок, действуя в плане разграничения и абстрагирования своих предметов, выступает как противоположность непосредственной интуиции и ощущениям, которые по своей сути относятся к конкретному и не выходят за его рамки». Гегель не скупится на похвалы рассудку за его удивительные возможности к абстрагированию от частного ко всеобщему. Поэтому философия не может обойти своим вниманием работу рассудка и должна начинать именно с нее. При всем при том рассудок дает неадекватное познание, замкнутое в границах конечного (либо, самое большее, «дурной бесконечности»), в застывших абстракциях, вследствие чего становится жертвой противоречий, которые сам же создает в процессе различения и разграничения. Следовательно, философское мышление должно выйти за пределы рассудка.

2. Выход за грани рассудка есть особое свойство «разума», имеющее как «отрицательный», так и «положительный» момент. Отрицательный момент, называемый Гегелем диалектическим в узком смысле (диалектика в широком смысле охватывает все три описываемых момента), состоит в расшатывании окостеневшего рассудка и его продуктов. Однако размягчение рассудочных понятий выводит на свет целый ряд противоречий и противоположностей, которые первоначально были подавлены рассудком. Всякое его определение обращается, таким образом, в свою противоположность (и наоборот). Понятие «единого» при выведении его из абстрактного состояния застылости сразу же показывает свою тесную связь с понятием «множественного» (нельзя четко и адекватно мыслить единое вне связи со многим), равно как и понятия «схожего» и «отличного», «равного» и «неравного», «частного» и «общего», «конечного» и «бесконечного» и т. д. Более того, каждое из этих диалектически рассмотренных понятий на поверку обращается в свою противоположность и почти растворяется в ней. По этому поводу Гегель пишет: диалектика «является тем имманентным выходом за пределы, в котором односторонность и ограниченность определений рассудка выражаются через суть, т. е. в собственном отрицании. Всякое

конечное выступает как отрицание себя самого. Вот почему диалектика — это движущая сила научного развертывания мысли и тот единственный принцип, который вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость, так что в нем заложена подлинная, а не кажущаяся способность подняться над конечным (т. е. над каждым отдельным определением конечного)». Гегель при этом подчеркивает, что диалектический момент присутствует в каждом состоянии бытия и вовсе не является прерогативой философского мышления. «Коль скоро рассудок взывает к диалектике, вовсе не следует считать, что диалектика есть нечто, присутствующее только в философском сознании; скорее диалектический процесс уже заложен и во всякой другой форме сознания, и в обобщенном опыте. Все, что нас окружает, может быть осмыслено как пример диалектики. Мы знаем, что любое конечное изменчиво и преходяще, а это не что иное, как диалектика конечного, посредством которой конечное как вещь в себе выталкивается из своего непосредственного состояния и превращается в собственную противоположность». (Семя должно превратиться в свою противоположность, т. е. умереть как семя, чтобы стать побегом, дитя должно прекратить существовать как дитя, обратившись в свою противоположность, чтобы стать взрослым и т. д.) Отрицательное, возникающее из диалектического момента, состоит в «ущербности», которую каждая из противоположностей выявляет, когда соизмеряет себя с другой. Но именно эта «ущербность» действует как пружина, направляющая свой толчок от границ противоречия к высшему синтезу, являющемуся спекулятивным моментом, т. е. кульминацией диалектического процесса.

3. «Спекулятивный», или «положительно-разумный», момент есть постижение единства противоположных определений, или положительное, возникающее в результате разрешения противоположностей (синтез противоположностей). «Спекулятивный элемент в его истинном смысле, — пишет Гегель, — содержит в себе уже разрешенными те противоречия, на которых останавливается рассудок (включая и противоречие между субъективным и объективным); тем самым он доказывает свой конкретный и всеобщий характер».

Диалектика как реальность вообще, а значит, как истинное представляет собой описанное здесь неустанное круговое движение. Негативное лишь в абстракции кажется ложным. Феномен, возникающий и исчезающий, не уничтожает и не родит сам себя, он просто момент в движении живой истины, «вакхической оргии, где нет трезвых». А поскольку всякий момент, не успев отделиться, тут же распадается, то «это празднество есть в то же время и покой, и прозрачная ясность».

2.4. Пространство «спекулятивного», значение «Aufheben» и «спекулятивное» утверждение

Античная мысль, как уже было сказано, овладела первыми двумя ступенями, т. е. рассудочной и разумно-отрицательной, или диалектической, свидетельством чему в значительной мере являются знаменитые аргументы Зенона Элейского. При этом ей не был известен «спекулятивный» момент, который философы-идеалисты, предшественники Гегеля, лишь обозначили. Он принадлежит к типично гегелевским открытиям. «Спекулятивное» есть повторное утверждение положительного через отрицание отрицания в собственно диалектических антитезах, а значит, и возведение позитивного тезиса на более высокий уровень.

Если мы возьмем в качестве примера состояние чистой невинности, то оно представляет собой момент (тезис); рассудок фиксирует ее в себе и противопоставляет ей в качестве антитезиса познание зла, выступающего отрицанием невинности (ее противоположность). Таким образом, добродетель является точным отрицанием отрицания антитезиса (зла) и восстановлением невинности на более высоком уровне. Это возможно лишь путем отрицания ее фиксированности, а значит, преодоления антитезиса, что приобретает положительное значение в той мере, в какой преодолевается ее фиксированность.

Следовательно, «спекулятивный» момент есть некое «снятие», сочетающее в себе одновременную функцию «устранения-и-сохранения». Для выражения «спекулятивного» момента Гегель использует ставшие широко известными даже в техническом плане термины «aufheben» («снимать») и «Aufhebung» («снятие»). Приведем его собственное пояснение, взятое из «Большой энциклопедии»: «Уместно напомнить о двойном значении нашего немецкого выражения «aufheben» («преодолевать»). «Aufheben», с одной стороны, означает «устранять»: например, какой-то закон или институт могут быть устранены («aufgehoben»). С другой стороны, «aufheben» также означает «сохранить», и в этом смысле с помощью слов «wohl aufgehoben» мы скажем, что-то хорошо сохранилось. Эта двоякость языкового употребления, когда одно и то же слово имеет отрицательный и положительный смысл, не должна считаться ни случайностью, ни путаницей; напротив, эту двоякость следует признать спекулятивным духом нашего языка, который не ограничивается простой альтернативой "или-или", свойственной рассудку».

«Спекулятивное» — та вершина, которая достигается разумом, это измерение Абсолюта. В «Большой энциклопедии» Гегель позволяет себе сравнить «спекулятивное» (высшую ступень разумного) с тем, что в прошлом называли «мистическим», иными словами, с тем, что схватывает Абсолют за пределами рассуждающего рассудка.

На одной из интереснейших гегелевских страниц читаем: «Относительно значения спекулятивного необходимо еще раз напомнить, что под спекулятивным следует понимать то, что в прежние времена обычно называли мистическим, особенно в отношении религиозного сознания и его содержания. Когда сегодня говорят о мистическом, то затем, чтобы рассматривать данный термин как эквивалент загадочного и непонятного, причем это загадочное и непонятное одни, в зависимости от собственного воспитания и собственных понятий, считают истинным и подлинным, другие же — предрассудком и иллюзией. В данном случае нужно прежде всего отметить, что все мистическое несомненно загадочно, но только для рассудка, и просто потому, что абстрактность есть принцип рассудка, хотя все мистическое как эквивалент спекулятивного есть конкретная совокупность тех определений, которые для рассудка имеют значение лишь как отдельно взятые и противопоставленные друг другу [...]. Как мы теперь видим, абстрактная мысль в столь малой степени постоянна и окончательна, что скорее доказывает собственное непрерывное самоотрицание и превращение в свою противоположность; при этом назначение рационального — удерживать в себе противоположности как мыслительные моменты. В итоге все рациональное следует в то же время определить как мистическое, что означает не более чем способность выходить за рамки рассудка, но что отнюдь не должно расцениваться как недоступное и непостижимое для мысли».

После всего сказанного нетрудно понять и те мысли Гегеля, согласно которым философские предложения должны быть «спекулятивными» утверждениями, а не суждениями, в которых к субъекту прилагается предикат в смысле традиционной логики. Предложение, выражающее суждение в традиционном смысле, на самом деле выражает тип суждения, осуществляемого рассудком, а значит, предполагает наличие искусно отшлифованного и готового субъекта, который дополняется ab extrmseco (извне) предикатами как своими свойствами, или акцидентами. Эти предикаты также являются тщательно отделанными и готовыми сущностями в нашем представлении (на основе моделей, по которым действует рассудок). Такое присоединение предиката к субъекту есть сугубо внешнее действие.

«Спекулятивное» утверждение, напротив, не должно заключать в себе жесткого разграничения субъекта и предиката и, соответственно, должно быть в определенном смысле пластичным. Грамматическая связка «есть» выражает диалектический переход субъекта в предикат (в спекулятивном утверждении она как бы опускается, снимая разницу между субъектом и предикатом). «Это движение... есть диалектическое движение самой пропозиции», — говорит Гегель. И далее: «Только наглядность самого движения является спекулятивным представлением».

Приведем пример. Когда мы говорим: «Действительное разумно», — в гегелевском «спекулятивном» смысле, мы подразумеваем не то (как в прежней логике), что «реальное» — это жестко устойчивый субъект (субстанция), а «разумное» — это предикат (или акциденция этой субстанции), но, напротив, что «всеобщее выражает смысл реального».

Таким образом, субъект переходит в предикат (и наоборот). Утверждение «спекулятивного» плана, очевидно, призвано сказать, что реальное разрешается в разумное, а предикат — такой же существенный элемент утверждения, как и субъект. Более того, в «спекулятивном» утверждении субъект и предикат взаимозаменяемы в той степени, в какой составляют динамическое тождество. Гегель формулирует вышеупомянутый тип утверждения так: «Все действительное разумно; все разумное действительно»; здесь то, что первоначально было субъектом, стало предикатом, и наоборот (утверждение диалектически удваивается).

Короче, в рамках старой логики утверждение было замкнуто в жестко очерченных границах конечного рассудка. «Спекулятивное» утверждение, напротив, является свойством разума, снимающего эту жесткую фиксированность. Утверждение призвано выразить диалектическое движение, следовательно, быть структурно-динамичным настолько, насколько динамична действительность, которую оно выражает, и в той степени, в какой динамична мысль, ее формулирующая.

3. «ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ДУХА»

3.1. Значение и направленность «Феноменологии духа»

Из всего вышесказанного естественно вытекает тот факт, что в момент философствования человек поднимается над уровнем обыденного сознания, а точнее, на высоту чистого разума в абсолютной перспективе (т. е. он обретает точку зрения Абсолюта). Гегель говорит об этом со всей ясностью: «Разум превращается в философскую спекуляцию, когда возвышается над самим собой до абсолютного». Чтобы «построить абсолют в сознании», требуется устранить и преодолеть конечность сознания и, тем самым, возвести эмпирическое «я» в «я» трансцендентальное, в степень Разума и Духа.

Все это не может произойти ex abrupto, т. е. сразу. Гегель вынес решительный приговор проблеме метода как в картезианском варианте, так и кантианском, безжалостно засвидетельствовав кончину.

Не может быть «введением» в философствование (как на то претендовала прежняя постановка проблемы метода) то, что не является философствованием. Не может быть «введением» в науку то, что уже не является наукой. Претендовать на разработку введения в философию, которое бы ей предшествовало, комментирует Гегель, равнозначно заявлению, что можно научиться плавать, не погружаясь в воду. Несмотря на это Гегель убежден, что переход от обыденного сознания к философскому должен осуществляться опосредованно, а не романтически внезапным образом, и, стало быть, сам Гегель признает существование некоего «введения в философию».

Итак, «Феноменология духа» была задумана и написана Гегелем как раз с целью очистить эмпирическое сознание и «опосредованно» возвысить его до абсолютного Знания и Духа. По этой причине о «Феноменологии» говорилось именно как об определенного рода «введении в философию». Необходимо сразу уточнить, что речь идет не о пропедевтике или введении, которое предшествует науке, но о пропедевтике, которая есть наука уже сама по себе. Посвящение в философию есть уже сама философия. Более того, чтобы понимать «Феноменологию» (сочинение Гегеля, вызывающее и поныне наибольший интерес), нельзя ни на минуту забывать о главной установке гегелевской системы, намеченной выше в общих чертах.

Согласно Гегелю, философия есть познание Абсолюта в двух смыслах: а) Абсолют как объект и б) Абсолют как субъект. Ведь философия — это Абсолют, познающий сам себя (самопознание через философию). Если это так, то Абсолют не только цель, к которой стремится феноменология, но, по мнению многих ученых, также и сила, возвышающая сознание.

Можно утверждать, что «Феноменология» отводит человеку не менее значимую роль, чем самому Абсолюту. В самом деле, у Гегеля не существует конечного в отрыве от бесконечного, частного — отдельно от всеобщего. Стало быть, и человек неотделим от Абсолюта, являясь определяющей частью его структуры, ведь гегелевское Бесконечное есть бесконечно-саморазвивающееся-посредством-конечного. Абсолют же есть «сущее, вечно возвращающееся к себе из инобытия».

Следовательно, речь идет о «введении», или пропедевтике, составляющей принадлежность как человеческой жизни, так и жизни Абсолюта; Феноменология духа есть путь, который ведет конечное сознание к бесконечному, он совпадает с тем путем, которым следовал и следует Абсолют, дабы достичь самого себя (возвращение к себе из существования в ином). Отсюда следует, что «Феноменология» знаменует необходимый переход, а ее методология не может не быть в высшей степени строго научной, иными словами, диалектической.

Вышеизложенное облегчает понимание гегелевской трактовки термина «феноменология». (Он использовался И. К. Ламбертом, другом Канта, самим Кантом и К. Л. Рейнгольдом, а сегодня обозначает определенное движение философской мысли.) Термин происходит от греческого «phainomenon», что означает «проявляющееся», «являющееся», и, соответственно, подразумевает «науку о явлениях и проявлениях». Это проявления самого Духа на различных этапах, который, начиная от эмпирического сознания, поднимается шаг за шагом на все более высокие уровни. Следовательно, феноменология — это наука о Духе, который проявляется в форме как определенного бытия, так и множественного бытия, и который через ряд последовательных воплощений (фигур), иначе говоря через ряд диалектически связанных между собой моментов, достигает аболютного Знания.

В «Феноменологии духа» имеются два сопряженных и взаимопересекающихся плана: 1) план движения Духа в русле самопостижения через все исторические перипетии окружающего мира, который, согласно Гегелю, есть путь самоосуществления и самопознания Духа; 2) план, относящийся к отдельному эмпирическому индивиду, который должен пройти и освоить тот же путь. Поэтому история сознания индивида есть не что иное, как повторное прохождение истории Духа. Феноменологическое введение в философию — освоение этого пути.

Подведем черту под этими рассуждениями о гегелевской концепции феноменологии с помощью некоторых выводов философа, выраженных в необычайно емкой форме, несмотря на некоторую резкость языка: «Индивид должен пройти по стадиям формирования всеобщего Духа, включая их содержание, и не иначе как через его фигуры, уже апробированные как этапы выровненного и накатанного пути». Эти стадии являются вехами истории цивилизации, которые индивидуальное сознание должно «распознать» и вновь завоевать «почти в проекции». «Это пережитое существование есть достояние всеобщего Духа; Духа, который, будучи сущностью индивида и внешне принадлежа ему, составляет, таким образом, его неорганическую природу». «С точки зрения индивида, культура поэтому состоит в овладении тем, что он находит перед собой, затрачивая собственную неорганическую природу и овладевая ею. Но это может учитываться также и со стороны всеобщего Духа, поскольку это субстанция с собственным самосознанием, становлением и собственным отражением».

Рассмотрим, какова же схема пути следования Духа в его проявлениях.

3.2. Схематика и «фигуры» «Феноменология»

3.2.1. Этапы феноменологического пути

Дух в самоопределении и проявлении есть сознание в широком значении данного термина, подразумевающем осознание чего-то иного (в любой форме — как внешней, так и внутренней). Сознание всегда указывает на определенную связь «Я» и объекта, на соотношение субъект — объект. Отсюда противоречие «субъект — объект» является отличительной чертой сознания. Так что итинерарий «Феноменологии» состоит в прогрессирующем опосредовании этого противоречия, вплоть до его полного снятия. Можно также отметить, что цель, которую преследует Гегель в «Феноменологии», заключается в устранении разрыва между сознанием и объектом и в доказательстве того, что объект есть не что иное, как «само» сознание, т. е. самосознание, которое со времен Канта занимало центральное место в философии и которое Гегель пытается научно обосновать. В то же время он стремится получить окончательные выводы на этот счет.

В целом феноменологический путь предполагает следующие этапы: 1). Сознание (в узком смысле); 2). Самосознание; 3). Разум. 4). Дух; 5.) Религия; 6). Абсолютное Знание. Тезис Гегеля состоит в том, что любое сознание представляет собой самосознание (самосознание есть истина сознания); в свою очередь, самосознание раскрывается как Разум (Разум есть сущность самосознания); наконец, в полной мере Разум реализует себя как Дух, который через Религию достигает своей вершины в абсолютном Знании.

Каждый из этих этапов образуется рядом различных моментов, или «фигур». Гегель представляет каждый отдельный момент (или каждую отдельную «фигуру») так, чтобы показать, что ее определенность неадекватна, и, следовательно, заставляет перейти к ее противоположности. Последняя отрицает отрицание предыдущей, но, в свою очередь, показывает уже на более высокой ступени, что и она определена, а значит, неадекватна, чем вынуждает идти дальше по тому же пути в соответствии с ритмом диалектики. Гегель уточняет, что пружина данной феноменологической диалектики заключена в неравенстве или в разности уровней Сознания, Я и его объекта (как негатива) и в прогрессивном снятии такого неравенства. Кульминационный момент этого процесса совпадает с моментом, когда Дух становится объектом себя самого.

Попробуем подытожить и дать краткое толкование упомянутых вех «Феноменологии».

3.2.2. Сознание (чувственная достоверность, восприятие и рассудок)

1). Начальная стадия представлена «сознанием» в гносеологическом смысле (более узком), для которого характерно созерцание и познание мира как иного по отношению к себе и не зависимого от себя. Эта стадия развертывается в трех последовательных моментах: а) чувственной достоверности; б) восприятия; в) рассудка. Каждый из них диалектически подводит к последующему.

А). На стадии ощущений единичное кажется истиной, но очень скоро в ней появляются внутренние противоречия, так что для понимания единичного необходимо перейти к общему. Б). На стадии восприятия объект может показаться истиной, но и он тоже противоречив, так как предстает единым и множественным одновременно, иными словами, предстает как объект со множеством свойств. В). На стадии рассудка объект выступает как феномен, являющийся продуктом деятельности сил и законов: именно здесь чувственное разрешается в силу и закон — производные рассудка. Так сознание приходит к пониманию того, что объект зависит от чего-то иного, т. е. от рассудка, а значит, в некотором смысле от него самого (объект разрешается в субъекте). Таким образом, сознание становится самосознанием (знанием себя).

3.2.3. Самосознание (диалектика господина — раба, стоицизма — скептицизма и несчастного сознания)

2). Второй этап феноменологического пути состоит в самосознании, которое посредством ряда моментов учится познавать, что оно из себя представляет. В начальном проявлении самосознание характеризуется аппетитами и желаниями, стремлением обладать предметами, ставить их в полную зависимость от себя и «устранять чуже-родность, выступающую в виде самостоятельной жизни». Сначала самосознание абстрактно исключает из себя всякую чужеродность, оценивая «иное» как несущественное и отрицательное. Но вскоре оно вынуждено отказаться от этой позиции. В результате столкновения с другими самосознаниями оно вступает в «борьбу не на жизнь, а на смерть», ибо только через нее самосознание реализует себя (меняет абстрактное положение «в себе» на положение «для себя»). «Индивид, не подвергающий опасности собственную жизнь, — пишет Гегель, — вполне может быть признан личностью (в абстракции); при этом он не достигает истинности подобного признания как независимого самосознания». Согласно Гегелю, каждое самосознание структурно нуждается в другом самосознании и их борьба должна иметь исходом не смерть одного из них, но подчинение одного другому.

А). Так рождается различие между «господином» и «рабом» — со своей диалектикой, которой Гегель посвятил всем известные страницы, многократно цитируемые, особенно марксистами, и действительно являющиеся самыми глубокими и прекрасными во всей «Феноменологии». В поединке «господин» подвергся смертельному риску и, победив, стал хозяином. «Раб» убоялся смерти и, потерпев поражение, спасая свою жизнь, согласился с положением раба и превратился в некую «вещь», зависимую от господина. Господин эксплуатирует раба, принуждая его работать на себя, и довольствуется потреблением тех предметов, которые производит для него раб.

В отношениях такого типа развивается диалектическое движение, которое в конечном счете приводит к перестановке участников. Действительно, господин становится зависимым от вещей, утратив прежнюю независимость, потому что теряет навык делать то, что делает раб; тем временем раб становится не зависимым от вещей, так как он их производит. При этом господин не способен полностью реализовать свое самосознание, в силу того что раб, низведенный до положения вещи, не в состоянии быть диалектическим полюсом, с которым его хозяин мог бы себя адекватно соотнести (справедливо замечено, что быть только господином значит намного меньше, чем быть личностью, наделенной самосознанием). В то же время раб имеет в лице господина диалектический полюс, позволяющий обнаружить в нем сознание, ибо как раз сознание господина повелевает, а слуга делает то, что велит господин. Так Гегель прекрасно обозначил необычайную диалектическую потенцию, таящуюся в труде. По словам Гегеля, рабское сознание «именно в труде обретает самое себя, стремясь найти собственное значение, хотя труд, как казалось, делал это значение отвлеченным».

Самосознание достигает полного знания о себе только через последующие стадии: б) стоицизма; в) скептицизма; г) несчастного сознания.

Б). Стоицизм представляет собой свободу сознания, признает себя в форме мысли, которая выше власти и подчинения. Последние рассматриваются стоиками как полностью «индифферентные» (с моральной точки зрения, быть господином или слугой — одно и то же). Стоическое сознание, согласно Гегелю, «негативно по отношению к власти и подчинению, поскольку оно не совпадает ни с деятельностью господина, истина которого заключается в рабе, ни с деятельностью раба, чья истина лежит в воле его господина и в услужении ему. Оно в том, чтобы быть свободным на троне (как Марк Аврелий) и в цепях (как Эпиктет), при любой зависимости от чего бы то ни было...» Однако, желая освободить человека от всех порывов и страстей, стоицизм изолирует его от жизни, отчего, по словам Гегеля, его свобода остается абстрактной, уходит вовнутрь, не снимая иного по отношению к себе.

В). Стоицизм диалектически переходит в скептицизм, который преобразует отрешенность от мира в установку отрицания мира. При этом, отрицая все то, что сознание полагало несомненным, скептицизм в некотором смысле опустошает самосознание и приводит его к противоречивости и разладу с собой. Действительно, скептическое самосознание отрицает то, что вынуждено создавать, и наоборот: отрицая ценность восприятия — воспринимает, отрицая ценность мысли — мыслит, отрицая моральные ценности — действует сообразно последним.

Г). Признаки разлада, скрытого в противоречивости скептицизма, становятся явными в «несчастном», или «раздвоенном», сознании, «еще более запутавшемся в противоречиях». Такое раздвоение имеет два аспекта: постоянный и изменчивый. Первый соотносится с трансцендентным Богом, второй — с человеком. По Гегелю, несчастное (даухмирное) сознание главным образом характерно для средневекового христианства. Это «надломленное сознание», ищущее свою цель исключительно в недостижимом, потустороннем мире: оно живет в этом мире, но всецело обращено к другому (недостижимому); всякое приближение к трансцендентному Божеству несет несчастному сознанию умерщвление и ощущение собственной ничтожности.

(Напомним, что если марксисты прославили страницы, посвященные диалектике раба и господина, то тему несчастного сознания сделали известной экзистенциалисты, подвергнув ее глубокому осмыслению. Некоторые усмотрели в этой «фигуре» ключ к прочтению всей «Феноменологии», ведь ее диалектическое движение зиждется на «разладе» сознания на всех уровнях, а разлад есть главная отличительная черта несчастного сознания.) Снятие отрицания, свойственного этому разладу (согласно Гегелю, признание, что трансценденция, в которой несчастное сознание видело единственную и истинную реальность, лежит именно внутри разлада, а не за его пределами), ведет к высшему синтезу, который реализуется на уровне «Разума» — третьего важнейшего этапа феноменологического пути.

3.2.4. Разум

Разум рождается в момент, когда сознание обретает достоверность быть любой реальностью. Такова суть философии идеализма. Прослеживая феноменологические этапы диалектического пути Разума, мы пришли к достоверному выводу, что он есть всякая вещь, — т. е. к единству бытия и мышления. В процессе верификации заявленной определенности (certum) обозначиваются три этапа: 1) Разум, созерцающий природу; 2) действующий Разум; 3) Разум, делающий сознание Духом.

1. Разум, созерцающий природу, конституируется наукой о природе, при этом само собой разумеется, что мир прозрачен для разума, т. е. рационален. «Разум ищет свое иное (alterratio), зная, впрочем, что не найдет ничего другого, кроме собственной бесконечности». Чтобы найти самого себя в другом, Разум вынужден преодолеть «наблюдательный» (пассивный) момент и перейти к активному, или практическому, т. е. к моменту, когда разум действует нравственным образом.

2. Действующий Разум на более высоком уровне (уровне определенности = быть чем угодно) повторяет момент самосознания. Сначала он проявляет себя в индивиде, чтобы затем возвыситься до уровня духовного единения индивидов. Этапов, как обычно, три:

а) человек поначалу стремится к счастью, понимая его как комфорт и наслаждение. Это тип характера гётевского Фауста. Он полагал, что овладевает жизнью, на самом же деле постигал лишь смерть;

б) на втором этапе сознание открывает в себе закон сердца и следует ему. Возможно, это случай Руссо. Негативность «сердечной» универсальности, полагает Гегель, заключена в ее поспешности, ибо здесь не достает момента опосредования. Кроме того, «закон сердца» у каждого свой, в этом источник несговорчивой субъективности и несовпадения с «поступью мирового Духа»; в) немногие дают пример универсальной добродетели, хотя на этом этапе она еще абстрактна, в том смысле что герои (типа Дон Кихота или, из другой серии, Робеспьера) хотят переломить ход истории, реформировать мир. Ясно, что они терпят рано или поздно поражение.

3. Разум, синтезирующий первые два момента, представлен самосознанием, нашедшим собственное содержание. И здесь есть свои три момента: а) сначала человек посвящает себя делу, отождествляя себя с делаемым. Однако в таком совместном делании не хватает абсолютно реального содержания в качестве цели; б) такое содержание есть в законодательном Разуме в виде универсальных императивов. Но именно потому что они универсальны и абсолютны, недостаток их — в абстрактности; в) критический разум находит свое максимальное выражение в этическом формализме (кантианского типа), однако и он страдает абстрактностью.

Заключительный момент самосознания подтверждает, что этическая субстанция есть не что иное, как этос, социальная среда, в которую погружен народ. «У свободного народа разум — актуализо-ванная истина Это дух, живой и присутствующий, в котором индивид находит свое предназначение (универсально особую сущность) и реализует его».

3.2.5. Дух

Разум, реализованный свободным народом, внутренне соединенный с «этической субстанцией», — это Дух. Дух есть индивид, конституирующий мир, который реализуется в жизни свободного народа. Дух, следовательно, есть единство самосознания в совершенной свободе и независимости и целое в его опосредованной оппозиции. Дух — это «Я, которое есть Мы, и Мы, которое есть Я». Нельзя понять Гегеля без того, чтобы не усвоить это существеннейшее для его концепции «интерсубъективное социальное измерение Духа».

Понятно, что с этого момента феноменологический итинерарий размечен «мировыми фигурами» и историческими вехами. «Отчужденный во времени» Дух, реализуясь, находит и познает себя. Три феноменологические ступени поименованы так: А). Дух в себе как этичность; Б). Дух, отчужденный от себя; В). Дух, достигший собственной достоверности.

А). Первый момент Духа; а). «Высокая этическая жизнь» греческого полиса прекрасна, но его равновесие нестабильно; б). Отсюда неизбежный конфликт между законом Божественным и законом человеческим. Яркий тому пример — Антигона, героиня трагедии Софокла. По человеческому закону она не должна была хоронить брата, но по закону Божественному не могла отказать ему в последнем пристанище. Креонт наказывает ее, поправшую человеческий закон. Зато Судьба наказывает их обоих: его — за неуважение Божественного закона, ее — за попрание человеческого; в). Из этих конфликтов рождается общность: триумфом индивидуального начала можно считать Римскую империю (времен Антония и Юстиниана). «Юридическая персона» — новое понятие, означавшее, что каждый мог стать римским гражданином именно как «юридическая личность». Но мы уже знаем: когда исчезают различия, проступает абстрактный дух; из обладания всеми правами вытекает бесправие. Эту ситуацию мы находим в истории Цезаря, «хозяина мира», отчужденного (в антитезисе) от этической субстанции.

Б). Кульминацией раскола стала новая Европа, потерявшая средневековый дух единства: эпоха фатовской и легкомысленной культуры таила в себе саморазрушительное начало. Понятен реванш веры, противопоставляющей единству культурного мира «мир иной» (тема «несчастного сознания»). Вере противостоит чистая «интеллекция», настаивающая на правах разума. Просвещение, несмотря на заслуги перед разумом, Гегель сравнил с «исчезающей фурией», спасшей одно полезное. Абсолютная свобода просветителей пуста, как пуст эгалитаризм, следствие того и другого — террор как реакция на упраздненные социальные различия.

В). Примирения с собой Дух достигает в стадии «моральности»: а). Сначала это кантианский долг ради долга, но на содержание долга он не указывает; б). Отсюда возникает структурная деформация, когда вводятся de facto содержания и цели, не имеющие отношения к чистому долгу во имя долга; в). Из этой ситуации диалектически возникает «фигура» «сознательности» — простое действие, согласное долгу, — то, что конкретным образом правильно делать. Этому соответствует «прекрасная душа» философов-романтиков. Эта душа настолько сознательна, что не желает компрометировать себя действием, и вообще она не выносит реальности, а значит, кончает сумасшествием (намек на Гёльдерлина, Новалиса?) или чахоткой.

Конфликт между Я осуждающим и Я осужденным готов перейти в новую фазу синтеза «прощения», или «примирения». «Примирительное "Да" двух сущих Я есть здесь бытие Я, расширенное до дуальности, Я, которое остается равным самому себе, которое в полном отчуждении находит свою определенность. Это Бог, являющийся тем, кто осознает себя как чистое знание».

3.2.6. Религия и абсолютное Знание

Феноменология содержит еще один этап — религию, через которую приходят к цели, к абсолютному Знанию. В религии и ее различных проявлениях Дух осознает сам себя с точки зрения сознания, понимающего абсолютную сущность. Можно сказать, что религия — самосознание Абсолюта, но пока несовершенное, т. е. в форме представления, а не понятия.

В Феноменологии религии Гегель выделяет три ступени: а) восточную религию, представляющую Абсолют в виде природных элементов (звезд, животных); б) греческую религию, представляющую Абсолют в форме человеческого, конечного; в) высшую, христианскую, религию. Воплощение, Царство Духа, Троица суть основные понятия и его, гегелевской, философии. Самообладание Духа выражается в удержании себя при синтезировании противоположностей.

Познание религии в форме представления преодолевается в чистом понятии. Система наук, логика, «философия Природы» и «философия Духа» по-разному решают эту задачу.

3.3. Поливалентная природа и двусмысленность «Феноменологии духа»

Смысловая поливалентность «Феноменологии» проявлена до такой степени, что ее можно поставить в связь с Bildungsromane (романов вроде «Эмиля» Руссо, «Вильгельма Мейстера» Гёте, «Генриха Офтердингена» Новалиса, «Гипериона» Гёльдерлина). Герои этих романов через серию испытаний и горьких разочарований, преодолевая трудности, достигают в конце концов истины. Путь философского формирования показывает «Феноменология духа», герой которой уже не эмпирический индивид, а сам Дух.

«Чтобы прийти к собственному содержанию, у Духа не было другого, более легкого, пути, — пишет Гегель, — так индивид не может достичь собственной субстанции, срезав путь. Тем не менее его ноша не так непосильна, ибо все это в себе уже consummatum est (исполнилось). Содержание сведено к простой мысленной детерминации и редуцировано к памяти».

Нечто подобное мы встречали в платоновской «Федре», когда при «anamnesis» душа человека попадала в бытие средь богов (в «долину истины»). В «Феноменологии» речь идет о переходе сознания из эмпирической перспективы в перспективу Абсолюта Именно в этой перспективе мы изложили гегелевскую «систему Истины».

4. ЛОГИКА

4.1. Новая концепция логики

В «Феноменологии» от эмпирического познания мы подошли к точке зрения абсолютного Знания. Этапы и фигуры феноменологии — еще не наука во всей ее истине. На уровне абсолютного Знания упразднена какая бы то ни было разница между достоверностью (certum) — элементом субъективности — и истинностью (verum), которое всегда объективно, между знанием как формой и знанием как содержанием. Абсолютное Знание есть, в точном смысле, абсолютное совпадение формы и содержания. И «Логика» начинается именно на этом дефинитивном уровне, подготовленном «Феноменологией».

После кантианской революции, идеалистических разработок Фихте и Шеллинга гегелевская логика не могла не быть решительно иной по сравнению с аристотелевской. Она не могла быть «чистым органоном», инструментальным методом в том смысле, в каком функционирует любая формальная логика. Гегелевская логика — «каркас» целого. В динамическом смысле это самоструктурирование универсума.

Фундаментальный тезис гегелевской логики состоит в том, что мышление и бытие совпадают, следовательно, логика совпадает с онтологией (метафизикой). Парменидовский тезис: «Одно и то же — мыслить и существовать» и после кантианской революции не утратил основного, по Гегелю, смысла: мышление в процессе роста реализует само себя и собственное содержание. «Как наука истина есть чистое развивающееся самосознание».

Большая «Логика» Гегеля синтезирует аристотелевские идеи «Метафизики» и «Органона». Несомненно, гегелевская логика, в аристотелевском смысле, «первая философия», а значит, теология или метафизика. Вопреки Канту, доказывавшему невозможность создания метафизики как науки, Гегель уверен в обратном: «Народ без метафизики — что храм без алтаря».

По Гегелю, различные категории, посредством которых развивается логика, могут быть поняты как последовательные дефиниции Абсолюта От первой триады, выражавшей тождество в «спекулятивном» смысле (о чем уже шла речь) — тождества и нетождества как бытия и небытия, — он переходит к более высоким триадам, более богатым дефинициям Абсолюта. «Логика — царство чистого мышления... истина, как она есть в себе и для себя... Божественное в его вечной сущности до сотворения природы и конечного духа», — пишет Гегель.

Абсолют — это процесс, максимум которого явлен не в Боге как логическом объекте, а в Боге, завершившем творение, Боге, которого мы узнаем в философии Духа. Он — не тезис, а синтез пройденного пути. Гегелевский Бог — не аристотелевский «неподвижный двигатель» (мышление о мышлении), не поэтический космос Плотина, не августиновский Творец. Это только Дух, диалектически реализующийся в Логосе. Логика изучает Идею-в-себе, в то время как философия Духа занята Идеей-в-себе-и-для-себя, после периода отчуждения в природе.

Логическая идея — это тотальность ее концептуальных определений в процессе диалектического развертывания (вспомним платоновский мир Идей со всеми его сложными позитивными и негативными связями или Логос стоиков с его «разумными семенами»). Чтобы дать хотя бы бледный образ грандиозной гегелевской конструкции, воспользуемся следующей схемой.

Можно сказать, что в логике бытия мысль скользит по горизонтали, в логике сущности мысль прорастает на глубину, в логике понятия мысль достигает полноты в круговом движении.

4.2. Логика бытия

Логика бытия подразделяется на логику: 1) качества, 2) количества, 3) меры. 1). Качество — понятийное определение, непосредственно совпадающее с вещью. 2). В понятии количества качество игнорируется и мыслится как индифферентное. 3). Мера есть синтез, снимающий и удерживающий два предыдущих момента, единство качественного и количественного, т. е. это «квалитативное количество», или иначе — «правило» любой операции измерения (в самом деле, мера — это качественно-количественный синтез).

Абсолютное начало «Логики» образуется первой триадой, состоящей из бытия, небытия и становления. Здесь Гегель суммирует положения античной метафизики (досократиков, Парменида, Гераклита), первые попытки мыслить и говорить об Абсолюте. Если я мыслю чистое бытие (лишенное определений), то мыслю и нечто, что не есть ничто (определенное). Чистое мышление не есть истинное. Мышление — это движение, и как таковое оно проявляется в становлении. Становление предполагает непрерывный переход от бытия к небытию (и наоборот). Внимательный исследователь гегелевских сочинений Гадамер заметил, что становление — истина мышления так же, как и истина реальности.

«Нечто» отсылает от своего определенного бытия к «иному», другому нечто, то нечто — к другому, и так далее до бесконечности. Бесконечное нельзя понять здесь иначе, как бегство от конечного, что описывается прямой без предела Но такое бесконечное ложно, ибо оно проистекает от рассудка, «надуманно». «Истинная бесконечность» — разумная бесконечность, и она кругообразна, точнее, это циркулярный процесс, цель которого — достичь самого себя через иное.

Но есть и другой ошибочный способ мыслить бесконечное, как в старой метафизике, уносившей его за пределы конечного, т. е. в духе бесконечной трансцендентной субстанции. Бесконечность, по Гегелю, — это непрерывное диалектическое преодоление конечности (конечным же).

По поводу негативности конечного Гегель пишет: «Конечное не просто молчит, как нечто оно вообще исчезает, и не просто в возможности, но его не было бы и как неисчезающего. Бытие конечного таково, что внутри себя оно уже содержит семя разложения: час рождения — это и час смерти конечного».

Философия, приписывающая истинную реальность конечному, не заслуживает и называться философией. «Положение, что конечное идеально (не имеет реальности в себе), конституирует идеализм. Философский идеализм не признает конечное за истинное бытие. Любая философия сущностным образом — идеализм или как минимум идеализм в основе. Вопрос только в том, до какого пункта этот принцип реализован. Философия — идеалистична, как идеалистична религия. Ведь и религия не признает конечное как истинное бытие... Оппозиция идеалистической философии и реалистической, следовательно, лишена смысла. Философия, которая приписывает конечному существованию истинное бытие, определенное и абсолютное, не заслуживала бы имени философии».

4.3. Логика сущности

Чтобы найти корни бытия, следует идти вглубь, этим и занимается логика сущности. Следует вспомнить, что слово «сущность» в немецком — «Wesen» — происходит от причастия глагола «быть», «gewesen». В определенном смысле это значит «отраженное в мысли бытие», свернутое в понятии бытие, конденсированное в себе. Греческое понятие «сущность» («to ti en einai») латиняне переводили как «quod quid erat esse» («то, что было бытием»), подчеркивая смысл «бытия как отраженного в мысли и конденсированного в себе». Стало быть, логика сущности изучает мысль, идущую в основание бытия, желающую видеть, что скрывается за его поверхностью.

Посредством трех основных категорий — 1) рефлексии, 2) феномена и 3) актуальной реальности — Гегель указывает три ступени углубления в основание бытия: кажимое, являемое и полностью манифестируемое. Ясно, что между чистой видимостью и полной проявленностью — диалектическая связь взаимообратимости.

Принципы тождества и непротиворечия, сформулированные Аристотелем, и лейбницианский принцип достаточного основания, с точки зрения Гегеля, суть законы рассудка, а не разума. «Что все тождественно себе (А = А) и, в негативе, А не может быть в одно и то же время А и не-А, — это принцип не истинного мышления, а абстрактного рассудка». Истинное тождество сохраняет в себе различия, пусть и в снятом виде.

Не так просто понять роль противоречия в системе Гегеля. «Все противоречиво в себе... в этом истина и суть вещей». «Один из самых тяжелых предрассудков старой логики состоит в непонимании, что противоречие — такая же сущностная детерминация, как и тождество... Если и необходимо удерживать две эти детерминации как раздельные, то именно противоречие следует считать более глубоким и более существенным. Ибо тождество есть не иначе как определение простой непосредственности, мертвого бытия; напротив, в противоречии — пружина любого движения и витальный корень. У всего живого есть инстинкт активности, постольку поскольку оно противоречиво изнутри». Это можно выразить и таким образом, что бесконечное непротиворечиво только в смысле неустанного преодоления противоречивости конечного.

В этом месте логики Гегель подтверждает известное еще со времен Ансельма онтологическое доказательство существования Бога. Критику Кантом этого доказательства он находит несостоятельной: «Если исходить из положения Гегеля о совпадении мышления и бытия, то думать о Боге без мысли о Нем как сущем невозможно. В привычных нам силлогизмах в основание Абсолюта, как кажется, помещается конечное бытие: если есть конечное, значит, есть Абсолют. На самом деле истина — в противоречивой природе конечного, которое потому несамостоятельно, а значит, Абсолют есть».

В этой части «Логики» Гегель рассматривает знаменитые теоретические фигуры. «Истину» пары «субстанция—акциденция» он видит отраженной в паре «причина—следствие». Отсюда он двигается ко всем последующим выводам логики сущности. Всякое следствие имеет, в свою очередь, причину, и так до бесконечности. Но это не прямолинейный прогресс, а замкнутый на себя круг. Мы имеем дело со взаимодействием, в котором причина и следствие, активное и пассивное отождествляются.

Таким образом, из сферы необходимости мы переходим в сферу автономии, а значит, свободы (ведь взаимодействие подразумевает автокаузальность, а не гетерокаузальность). Так совершается переход от сущности к понятию.

4.4. Логика понятия

В части, посвященной логике понятия, Гегель говорит о «субъективной логике» после двух разделов «объективной логики». Субъективное, таким образом, понимается в сугубо позитивном смысле: это логика, которая вводит Субъекта в высшую сферу. Подобно тому, как истина бытия — в сущности, так истина сущности — в разуме. Вспомним рассказ Новалиса об ученике в Саисе, захотевшем увидеть лик богини, скрытый вуалью, но услышавшем: «Открой самого себя».

В логике понятия становится ясно не только то, что реален лишь Субъект (что следует уже из «Феноменологии»), но выясняется также, почему это так. Вся реальность рассматривается как диалектическое саморазвертывание Субъекта.

Так что же значит, по Гегелю, «понятие» («Begriff»)? Под понятием Гегель понимает весь результат логического движения, вплоть до самого конца. Понятие — это мыслящее Я, которое создает самое себя и, тем самым, логические определения. Из чего следует, что мы находимся уже на уровне разума, а не рассудка.

Приводим ниже следующий отрывок, устраняющий всякие двусмысленности. «Рассудок трактует понятие как простую форму мысли или, точнее, как всеобщее представление. Такое понятие отсылает к утверждению мертвому, пустому и абстрактному, на что жалуются те, кто взывает к сердечным чувствам. В действительности все как раз наоборот. Именно понятие — принцип любой жизни, стало быть, и самого времени, абсолютно конкретного... Что же касается оппозиции формы и содержания, как будто понятие есть нечто только формальное... то следует сказать, что именно понятие

содержит в себе как преодоленные все определения предшествующей мысли. Конечно, понятие мыслится как форма, но только как бесконечная форма, творящая, включающая в себя все богатство содержания, само время и разрешающая самое себя. Оно абстрактно, если под конкретным понимать нечто чувственное, все, что непосредственно воспринимается. Ясно, понятие нельзя взять в руки, все видимое, осязаемое остается позади... Понятие абсолютно конкретно: оно есть, постольку поскольку включает в себя идеальное единство бытия и сущности и, стало быть, все богатство этих двух сфер». Абсолют конкретен как понятие, если мы в состоянии усвоить его более высокий смысл, чем тот, что доступен рассудку.

Понятие — это то, что формирует и создает, продолжает Гегель. Оно — абсолютная негативность в значении преодоления, отрицание любой определенности и конечности. Стало быть, в нем абсолютная негативность совпадает с абсолютной позитивностью. Наконец, философ квалифицирует понятие как «свободную потенцию» и даже «неиссякаемое блаженство».

Ясно, что на уровне Разума меняют свой смысл суждение и умозаключение, тесно связанные с понятием. В контексте гегелевской логики Разума суждение совпадает со «спекулятивным утверждением». В нем дано динамическое тождество субъекта и предиката. А поскольку именно предикат выражает всеобщее (субъект, напротив, индивидуализирует), то на первом плане у Гегеля — предикат. Суждение выражает индивидуальное, становящееся всеобщим.

Умозаключение дает единство трех моментов: всеобщности, особенности (специфичности) и индивидуальности (единичности). Гегель трактует умозаключение как всеобщее, которое посредством частного (вида) индивидуализирует себя, либо наоборот: индивидуум, который через частное (вид) становится всеобщим. В контексте гегелевской логики «всякая вещь есть умозаключение». Форма силлогистически связывать общее с единичным посредством среднего элемента — особенного (партикулярного = species) — есть универсальная форма всего сущего.

Но это не все. Гегель понимает свою систему как одно гигантское умозаключение, три момента которого — логическая Идея, Природа и Дух — динамически опосредуют себя. «Абсолютная Идея — не что иное, как самосознание, раскрытое в Абсолюте, следовательно, содержание, которое логика обрела на долгих маршрутах диалектики. Это путь знания Абсолюта о себе». Идея представляет собой тотальность категорий логики и их развернутых отношений.

5. ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ

5.1. Природа, ее место и значение в гегелевской системе

Прочитав всю «Логику», мы спрашиваем себя: чего же не хватает в концепции Гегеля после подробного изложения логики и онтологии? После того как представлены вся мысль и вся реальность, тот же Гегель дал понять, что логика — это «представление Бога, как он есть в вечной сущности до сотворения природы и конечного духа». Значит, не хватает именно «сотворенной природы» и «конечного духа».

Такой переход от Идеи к Природе многим интерпретаторам кажется наиболее проблематичным и необъяснимым как в теоретическом, так и экзегетическом смысле, ведь в философии Гегеля ничего нет вне Идеи и отдельно от нее. Резонность такой проблемы была очевидна и для Гегеля, который в своей диалектической схеме пытался унифицировать, не всегда умея разрешить, возникающие апории разного генезиса.

1. Во-первых, он прибегает к диалектике неоплатонизма, понимавшей развитие реальности в триадичном ритме как «топе» («пребывание»), «proodos» («выход») и «epistrophe'» («возвращение»). Идея у Гегеля соответствует первой ступени, Природа — второй (Природа — это Идея, которая отчуждается от самой себя), Дух — третьей (гегелевский Дух представлен как возвращение Идеи в себя и для себя).

2. Христианская идея творения служит опорой, когда Гегель говорит об Идее и ее свободном решении стать Природой.

3. Догмы воплощения, страдания, смерти и воскресения Гегель трактует как космические разумные истины. Дух, говорит он, должен принять смерть, чтобы сохранить свое бытие в смерти. Получается, что воскресшая в смерти (Природе) Идея обретает новую жизнь в Духе.

4. Природа в каком-то смысле — самообман Идеи, но позитивность такой иллюзии в том, что она путь к самосознанию и самореализации. Этот момент — из романтической концепции.

5. Единство указанных посылок дает схему, где Идея фигурирует как тезис, Природа — как антитезис (самоотрицание Идеи) и Дух — как синтез, в котором реализуется максимум позитивности.

Не раз мы встречаем суждения о негативности Природы, «отпадении Идеи-от-себя» (эхо античного гностицизма), ее бессилии. Но напомним, что в «Большой энциклопедии» Гегель пишет: «Этот возврат к началу есть и прогресс в то же время. Мы начали с абстрактного бытия, а пришли к Идее в качестве бытия», объекта. Двусмысленная неопределенность позиции Гегеля в этом вопросе прояснится, возможно, после следующих уточнений.

5.2. Преодоление возрожденческого и романтического взгляда на Природу

Возвышенные интонации Гёте, Гёльдерлина и Шеллинга, воспевающих природу, как можно догадаться, не получают у Гегеля отклика Сентенциям о былинке или цветке, дающим представление о Боге и Истине, Гегель противопоставляет иную точку зрения. Даже самое малое событие Духа позволяет постичь Истину и Бога гораздо более совершенным образом. Незначительное зло, допущенное человеком, бесконечно важнее, чем отклонение в движении звезд, поскольку любой грех — это акт свободы, образующей сущность Духа.

Приводимый ниже отрывок следует прочесть полностью, поскольку он в полной мере демонстрирует революционную идею Гегеля. «Природа, взятая в отношении к ее формам существования, не подлежит обожествлению. Однако природа в себе — как идея — божественна, но как бытие она не соответствует понятию. Более того, она — неразрешимое противоречие. Для нее характерно быть установленной, быть отрицанием, недаром древние трактовали материю вообще как "поп ens" («небытие»). Так природа стала пониматься как отпадение Идеи от себя, ибо Идея во внешней форме неадекватна самой себе. Только сознанию, изначально себе внешнему и непосредственному, чувственному сознанию, природа кажется первой, непосредственной реальностью, тем, что есть. Как бы то ни было, природа — представление Идеи, и в ней следует изумиться мудрости Бога... В Природе не только игра форм — добыча беспорядочной случайности, но и каждой ее форме как таковой не достает понятия. То, что движет Природой, — это жизнь, но и ей как идее естества суждено быть жертвой внешне иррационального. Индивидуальная витальность в любой момент своего существования зажата тисками другой индивидуальности. В духовном проявлении всегда есть момент свободной всеобщей связи. Лишь по недоразумению духовные связи в меньшем почете, чем природные... словно духовная форма не содержит витальности более высокой, чем материальная... как будто факты морали, даже если их называть материальными, не принадлежат исключительно духу... Природа, несмотря на всю экзистенциальную случайность, подчинена вечным законам. Но и вечных законах господствует самосознание: это познается в вере, в провидении, управляющем делами человеческими. Или, может статься, определения провидения в области человеческого всегда случайны и иррациональны? Но и в случае духовной случайности, произвола, ведущего к умножению зла, — и тогда зло будет бесконечно выше правильных звездных орбит и невинности растений, ибо тот, кто так ошибается, — все тот же Дух».

5.3. Ступени и диалектические моменты философии Природы

Разделы философии Природы отражают деления логики, согласно схеме умозаключения, в новом, гегелевском смысле: всеобщее (универсальное) — особенное (партикулярное) — единичное (индивидуальное). Соответственно имеем: 1) «механику», изучающую универсальную телесность, внешнюю пространственность; 2) «физику», идущую дальше понятия механической массы, вникающую в магнитные, электрические и химические процессы; 3) «органику», изучающую, как рождается жизнь.

Того, кто читает эту часть гегелевской системы, оставшуюся наименее развитой и наименее приемлемой даже для наиболее верных ее последователей, поражают три вещи: 1) беспрецедентная осведомленность Гегеля в научных доктринах того времени; 2) не менее поразительная свобода их трактовки; 3) возврат к догалилеевским и доньютонианским исследовательским мотивам.

Среди множества интересных парадоксов упомянем два. Во-первых, Природа, понятая как лестничная система, на деле не эволюционирует, ибо ее формы остаются стабильными. Эволюционирует лишь Дух, стоящий за этими формами. «Одна не вытекает из другой натуральным образом, но как продукт внутренней Идеи одна рождает другую, что и образует смысл Природы. Метаморфоза отражает понятие как таковое, и только изменение есть его осуществление».

Во-вторых, неприятие Ньютона, идеи которого Гегель называл варварскими. Еще в йенский период это негативное отношение отразилось в его диссертации «De orbitis planetaram». О яблоке, якобы упавшем на голову ученого, отдыхавшего под деревом, Гегель упоминает так: «Человечество обязано яблоку тремя бедами: грехопадением Адама и Евы, Троянской войной (известное яблоко раздора) и законом гравитации». Эта шутка помогла сбежать с ньютонианского урока, и великий смысл ньютонианства Гегель так и не постиг.

6. ФИЛОСОФИЯ ДУХА

6.1. Дух и три его момента

Из сказанного в предыдущих параграфах следует, что Дух — это Идея, вернувшаяся к себе из своего иного. В Духе в особенной мере проявляется та диалектическая «циркулярность», на которую многократно обращает внимание Гегель. Как заключительный этап, результат диалектического процесса, Дух — высшая манифестация

Абсолюта. «Абсолют — это Дух, самая высокая дефиниция Абсолюта». Понять его содержание — значит понять абсолютную тенденцию любой культуры и философии, на это направлены усилия любой религии и любой науки, этот импульс объясняет мировую историю.

«Слово и представление (но не понятие) духа найдены достаточно быстро. Смысл христианской религии в том, чтобы узнать Бога как Духа. Но то, что в религии дано в форме представления, следует понять в его собственном элементе, концептуально. Это задача философии».

Возвращаясь к триаде Идея—Природа—Дух, можно сказать, что Идея есть лишь познавательное понятие и потому логическая возможность Духа. А Дух — актуализация и реализация этой возможности.

Дух — живая актуализация и самопознание Идеи. Дух в действительности не последний, а первичный момент. Логическая Идея и Природа в этой перспективе предстают как идеальные моменты Духа, нераздельные и неслиянные. Они суть диалектические полюсы Духа как живого синтеза.

Философия Духа структурирована, как и другие части гегелевской системы, в виде триад: 1) субъективный Дух, 2) объективный Дух и 3) абсолютный Дух как Бог, он — полнота жизни и познания.

6.2. Субъективный Дух

Идея возвращается к себе из Духа, который поначалу был еще связан с конечным. Как бесконечный Дух связан с конечным, Гегель объясняет это так: не Дух проявляет себя в конечном, а наоборот, именно конечность проявляется внутри Духа. Речь идет о кажимости, которую Дух допускает по отношению к себе как барьер, чтобы познать и овладеть свободой в ее сущности. Трудно не услышать в таком пассаже отзвуки фихтеанства.

Этапы субъективного Духа таковы: 1) антропология, изучающая раннюю стадию роста души, понятую как сон Духа, или как аристотелевский потенциальный ум; 2) феноменология, ведущая от сознания через самосознание к Разуму (Разум, знающий себя как бытие всех вещей, есть Дух, хотя и не полностью развернутый); 3) психология, изучающая теоретический Дух (который знает предметы как отличные от себя), практический Дух (как деятельность, изменяющая предметы) и свободный Дух как синтез первых двух моментов.

Этот раздел интересует Гегеля меньше, чем два последующих, тем не менее необходимо сказать и о нем несколько слов. В первой части Гегель высоко оценивает трактат Аристотеля «О душе», полагая его едва ли не единственно достойным спекулятивного интереса. Поэтому Гегель подхватывает многие аристотелевские темы, вставляя

100

их в «спекулятивную» ткань своей системы. По примеру Аристотеля он трактует ощущения как интериоризацию телесного. Однако аристотелевское «Нет ничего в уме, чего бы не было в чувствах» Гегель меняет на «Nihil est in sensu quod non fuerit in intellectu» («Нет ничего в чувстве, чего бы не было в уме»), поскольку именно Дух есть причина чувственного (а потому и ощущения).

101

В таком подходе налицо панлогизм. Примечателен гегелевский взгляд на природу языка. Язык в потенции божествен и естественным образом несет в себе логическую структуру. Язык — воплощение всеобщего, поэтому слово, значение и выражение образуют компактное единство.

Выше было сказано, что субъективный Дух завершается появлением свободы. Идея человека как реально свободного существа, по мнению Гегеля, родилась не на Востоке, не в Греции, не в Риме: она принесена «христианством, в рамках которого бесконечно ценен человек как таковой, и, будучи предметом любви Господа, ему суждено быть связанным с Богом как с абсолютным Духом, ибо этот Дух в нем. Стало быть, человек в себе обречен на высшую свободу». С Духом, входящим в мир как в свою сущность, мы переходим от Духа субъективного к Духу объективному.

6.3. Объективный Дух

6.3.1. Гегелевская концепция объективного Духа

Едва ли не самое интересное в рассуждениях Гегеля, на что указывают многие исследователи, это то, как объективный Дух раскрывает себя в институтах семьи, общества, государственных законах — словом, в истории как она есть.

Вот как разъяснил гегелевскую концепцию объективного Духа Николай Гартман. Это «жизнь, внутри которой мы все находимся, вне чего нет существования, так сказать, духовный воздух, которым мы дышим. Универсальное "quid" культуры, нравов, языка, форм мышления, предрассудков и оценок выступает как сверхуниверсальная, но все же реальная потенция, без нее индивид почти бессилен и беззащитен, ибо она проникает и характеризует его сущность, как и всего прочего. Это удивительное "quid" — medium, через который мы видим, понимаем, судим, используем... то, что дает структуру, форму и направление... Не менее заметен объективный дух в жизни, "знании о нашем времени". В этом знании индивид участвует, научаясь, ориентируется. Но такое знание никогда не разрешается в знании отдельного человека... это нечто всеобщее, реальность с собственным порядком и законами. В любом отдельном сознании нет такого пространства. Но все же речь идет об элементе специфически духовном, существенно отличном от материального измерения. И вместе с тем это абсолютно реально, оно наделено всем, что принадлежит реальности: рождение во времени, рост, развитие, кульминация и декаданс. Его носители — индивиды. Его реальность не индивидуальна, но его жизнь и продолжительность та же, что у человека».

102

Объективный Дух — момент реализации свободы в интерсубъективном порядке, диалектические его моменты таковы: 1) право; 2) Поралыюсть; 3) нравственность. Понимание этих моментов позволит лучше понять суть гегелевского объективного Духа

6.3.2. Три момента объективного Духа и смысл истории

1. Свободная воля, чтобы не остаться чисто абстрактной, должна «приобрести существование», т. е. конкретизироваться; материя, в которой это непосредственно происходит, образуется вещами и внешними предметами. Так рождается «право» и то, что с ним связано. «Первый образ свободы, — говорит Гегель, — который нам суждено узнать, — это собственность, сфера формального и абстрактного права, контракт, преступление и наказание. Субъект свободен в себе и для себя и дает существование вещам».

2. Но эта форма непосредственного существования неадекватна свободе именно как непосредственная и внешняя. Непосредственность и внешность отрицается и снимается, т. е. опосредуется и интериоризируется. Так рождается мораль, второй момент объективного Духа. В морали, поясняет Гегель, «Я больше не свободно в непосредственном, ибо элиминирована непосредственность, Я таково внутри себя, в субъективной сфере. В этой сфере внешние вещи становятся безразличным, единственно значимое — это мое моральное суждение, моя воля, форма всеобщности, которой вдохновляется правило действия». Это сфера субъективной воли, ее парадигматическим образцом является кантианская этика Гегель находит ее односторонней, замыкающей человека в его внутреннем мире. Конкретность реализующей себя воли призвана преодолеть эту однобокость.

3. Когда субъекту удается реализовать себя в конкретных целях посредством объективного, мы — в царстве этического. Семья, общество и государство суть три диалектических момента нравственности. «Первое — нечто естественное в форме любви, чувства — семья. В ней аннулирована персональность, чтобы найти свое сознание в тотальности. Когда элементы распадаются, один становится не зависимым от другого, то возникает гражданское общество. Государство — нравственность в модусе Духа, небывалое единство автономных индивидуальностей и универсальной субстанциональности. Следовательно, государственное право выше других ступеней. Это свобода в ее конкретной формации, она уступает только высшей абсолютной истине всеобщего Духа». Через государство реализуется история, которая, по Гегелю, есть настоящая теофания, т. е. реализация объективного Духа.

103

6.3.3. Природа государства и истории и философия истории

Государство как синтез права и морали, как оправдание семьи и общества есть сама Идея, проявляющаяся в мире. Государство, говорит Гегель, есть «вступление Бога в мир», оно — «реальный Бог». «Государство в себе и для себя есть этическая тотальность, реализация свободы, абсолютная цель Разума, самая реальная свобода. Государство — это Дух, стоящий в мире, реализующий себя с сознанием, в то время как в Природе он реализуется в ином, подобно спящему Духу. Только как существующий в сознании, осознающий себя как существующий объект, он есть государство. В свободе нельзя отталкиваться от индивидуальности, отдельного самосознания, но только от сущности самосознания... Основание государства — потенция Разума, реализующегося как воля... нельзя держаться особых государств, особых институтов, следует исходить из Идеи для себя, реального Бога. В любом государстве можно найти тот или иной дефект... но, поскольку куда проще найти дефект, чем понять утверждающееся, легко впадают в ошибку забвения целостности государственного организма, подменив ее отдельными аспектами. Государство не произведение искусства; мирское, оно находится в круге произвольного, случайности и ошибочности. Порочное поведение может исказить его со многих сторон. Одиозная личность, монарх, больной, урод — все же живые люди, поэтому жизнь как утверждающее начало существует, несмотря на дефекты, именно это здесь важно».

При таком подходе не государство существует для гражданина, а наоборот, гражданин для государства. Гражданин существует не иначе как в качестве члена государства. Возобновленная здесь греческая трактовка доведена Гегелем до крайности в контексте его идеализма и панлогизма. Через государство разум входит в мир. История, рождающаяся из диалектики государств, есть не что иное, как развертывание этого самого Разума «История есть самораскрытие Духа во времени, так же как Природа есть раскрытие Идеи во времени и пространстве» — таков вывод Гегеля.

История — это «суждение» о мире, а философия истории — познание и концептуальное раскрытие этой разумности и этого суждения. Философия истории есть видение истории с точки зрения Разума (а не традиционной точки зрения рассудка).

Мировая история имеет свой «разумный план» (известный религии под именем Провидения), а философия истории — научное познание этого плана. Философия истории становится, таким образом, «теодицеей», оправданием Божественной справедливости и зла перед лицом абсолютной власти Разума. Все кажущееся злом — на деле только негативный момент, пружина диалектики. Смерть, закат

104

конечного — лишь моменты постоянного становления всеобщего. В войне философ видит момент антитезиса, который движет историю, регистрирующую без этих войн лишь белые страницы. «В войнах становятся крепче народы и нации, внутренний раздор, вытолкнутый в военные действия на стороне, сменяется умиротворением. Конечно, войны небезопасны для собственности, но и это как момент движения необходимо».

Как видим, наш философ не останавливается ни перед чем. Раз установив, что история — это раскрытие природы Бога в определенной конкретной стихии, Гегель приходит к выводу, ставшему знаменитым: «Все действительное разумно, все разумное действительно», — сформулированному в «Философии права». Подобно тому, кто утверждает единство Бога и природы («Deus sive natura», что значит: «Любая вещь необходима и обладает абсолютным смыслом»), Гегель считает, что «Бог есть история» — «Deus sive historia», — все необходимо и каждое событие имеет абсолютный смысл.

Так как же объективный Дух раскрывает себя в истории? «Мировой дух» («Weltgeist») особым образом дает себя знать в «народном духе» («Volksgeist»). «Дух народа существенно партикулярен, в то же время он не что иное, как абсолютный универсальный дух, Единое. «Weltgeist» — дух мировой, как он выражается в человеческом сознании. Люди относятся к нему так, как отдельная реальность относится к тотальности, ее субстанции. Этот мировой дух соответствует Духу Божественному, абсолютному. Поскольку Бог вездесущ, он близок каждому человеку, является всякому сознанию, а потому это мировой дух. Партикулярный дух отдельного народа может исчезнуть: он составляет звено в цепочке, образованной движением мирового духа, а этот дух исчезнуть не может. Получается, что дух одного народа есть всеобщий дух в форме особенного».

Как моменты мирового духа можно рассматривать героев, всемирно-исторических индивидов. Их действия не продиктованы изнутри, через них дух реализует свои замыслы. В этом подлинное отношение индивида с универсальной субстанцией, единственной целью, единственной силой. Именно в этом состоит их мирская сила. Такие люди имеют целью то, что адекватно цели духа в себе и для себя. «На их стороне абсолютное право, которое вместе с тем еще и природное, поистине особое право».

Не будем долго останавливаться на возможных и реальных злоупотреблениях, возникавших из этих гегелевских слов. Напомним лишь слова историка Гвидо де Руджеро: «Люди такого образца (идеализированные нездоровым романтическим вкусом) иногда бывали похожи на манекенов Абсолюта, неживых и неподлинных». Не тот ли самый Дух, использовав, скажем, Наполеона в своих целях, после поражения бросил его на произвол судьбы на Богом забытом острове?

105

Как объяснить жалкие страсти, движущие людьми и их частными целями? Как объяснить случайности разного рода, ставящие под сомнение рациональность мировой истории? Частное, отвечает Гегель, «изнемогает» в изматывающей борьбе с другим частным (известно, что частное всегда конфликтно). Так и происходит, что оно, не выдерживая, разрушается, а на его обломках неколебимо сохраняется всеобщее.

«Хитростью Разума» называет Гегель эту его способность не препятствовать игре иррациональных страстей и при случае пользоваться ею. «Частное для него не слишком важно, по сравнению со всеобщим. Идея как бы платит дань экзистенции за ее бренность не из собственного "кармана", а рассчитывается людскими страстями. Цезарь не мог не довершить того, что было необходимо, покончив с одряхлевшей свободой. Он сгинул в этой борьбе, но необходимое достигнуто: идея свободы затаилась в глубине, скрытая от внешних событий».

Мировая история проходит диалектические этапы, отмечающие рост разумности и свободы, от восточного общества к греко-римскому и от него — к германо-христианскому. В этой последней фазе Дух достигает полной реализации, сохраняя в своей глубине прошлое как память и реализуя в настоящем свое понятие на исходе этого пути. Возникает вопрос: означает ли германо-христианская фаза остановку диалектического процесса?

6.4. Абсолютный Дух: искусство, религия и философия

Реализовавшись в истории как свобода, Идея возвращается к самой себе в абсолютном самопознании. Таким образом, абсолютный Дух — это Идея, познавшая себя абсолютным образом. Это и самопознание Бога, где, впрочем, человеку отведена существенно значимая роль. Бог, в трактовке Гегеля, максимально приближен к человеку, а человек поднят до высоты Бога. «Бог является Богом, лишь поскольку сознает Себя Самого. Его знание, более того, есть Его самосознание в человеке и знание, которое есть у человека о Боге, которое продвигает человека к Богу». Так Гегель, как он полагал, окончательно примирил конечное с бесконечным.

Знание Духа о самом себе не является мистической интуицией, а реализуется в диалектическом триадичном процессе: 1) Искусство; 2) Религия; 3) Философия. Это три формы, посредством которых мы познаем Бога, а Бог познает Самого Себя: 1) через чувственное созерцание (эстетику); 2) представление веры; 3) посредством чистого понятия.

106

«Искусство, поскольку оно занято истиной как абсолютным объектом познания, принадлежит к абсолютной сфере духа, но находит свое содержание в религии в особом смысле слова, затем в философии. В самом деле, у философии нет другого предмета, кроме Бога, потому она является рациональной теологией, и, поскольку на службе у истины, — вечным культом».

Будучи равными по содержанию, эти три царства абсолютного Духа различаются по форме. Первая форма — непосредственное знание, а потому чувственное; знание с формой и фигурой чувственно-объективного. Абсолютное открыто интуиции и чувству. Вторая форма — субъективное знание представления, третья — свободное мышление абсолютного Духа.

1. Форма чувственного созерцания, искусство несет в сознание единство понятия и индивидуального, что и является сутью прекрасного. Но подобно тому как искусство берет свое начало в природе и в сфере конечного, так его конец — в познании и проявлениях абсолютного Духа. В культурном развитии любой народ достигает возраста, когда искусство перерастает само себя. Исторические события, религия питали по-разному искусство. Но стоило проявиться импульсу к познанию, потребностям во внутренней духовности, вызвать Реформацию, — и религиозное представление отдалилось от чувственного, двинулась в сторону чистого мышления.

2. Религия имеет форму представления, поскольку, как говорит Гегель, абсолют перемещается из объективности искусства во внутренний мир субъекта. Если произведение искусства чувственным образом представляет истину, дух как объект, то религия добавляет к этому внутреннюю преданность души и сердца. Усердие не принадлежит искусству, оно рождается тогда, когда человек принимает близко к сердцу то, что для искусства остается объективным.

3. Третья форма абсолютного Духа — философия. Интимность религиозной преданности не есть самая высокая форма духовного. Ее превосходит свободная мысль как самая чистая из форм познания. С ней наука приходит к собственному содержанию, соединяющему понятие с чувственными представлениями, объективность искусства и субъективность религии. В самом деле, мысль, с одной стороны, — самая внутренняя субъективность и, с другой стороны, — самая объективная и действенная всеобщность.

Напомним, что, классифицируя этапы искусства, Гегель выделяет: 1) восточный; 2) классический; 3) романтический. В формировании религии он отмечает: 1) восточную религию; 2) греческую; 3) христианскую. В истории философии выделены три этапа: 1) антично-греческий; 2) средневеково-христианский; 3) современный, германский.

107

Вся история философии от Фалеса до Гегеля предстает в виде грандиозной теоремы, последний вывод из которой, надо полагать, остается за самим Гегелем и его системой.

7. НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ

После анализа основных положений гегелевской философии нельзя не отметить, что не все они логически равно обоснованы. Некоторые из них выражают, скорее, дух времени, романтическую культуру. Неслучайно поэтому ученики Гегеля никогда не были единодушны в оценке наследия учителя. Правые гегельянцы сделали акцент на системе, радикализировав ее, левые задались целью целиком переосмыслить диалектику и ее основания.

Некоторые ученые называют последующий этап развития философии «гигантомахией» (платоновское выражение), своеобразной реакцией на гегелевский панлогизм. «Деструкцией разума» не раз нарекали этот вид философского абсолютизма (аналог политического тоталитаризма). Теряя меру, ниспровергатели сами пошли по пути деструкции, опасность которой таится в любой форме абсолютизации. У нас будет повод увидеть подобные превращения диалектики.

Но несмотря на теоретизацию избранного народа, переоценку роли государства, Гегель обрел вторую жизнь в XX веке, в близком нам прошлом. Даже противники сохранили к нему нечто похожее на яростную любовь, или любовь-в-ненависти.

И мы вместе с Бенедетто Кроче можем попытаться ответить на вопрос: что мертво и что живо в философии Гегеля? Мертво в ней все, что связано с претензией человека на обладание абсолютным знанием. Но живы и останутся живыми страницы, где мысль анализирует сложнейшие проблемы в самых разных областях знания. «Работать для философии, которая приближается к форме науки (абсолютной), в целях достижения ступени, когда ей можно дать имя любви к знанию, чтобы быть истинным знанием» — такую цель, сформулированную самим Гегелем, нельзя не признать благородной и отчасти достигнутой.