Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.
«Житие» протопопа Аввакума – памятник переломного времени и опыт первых русских мемуаров
Оп. в сборнике докладов междисциплинарного исследовательского семинара факультета философии НИУ ВШЭ (Москва, февраль - апрель 2011 г.) "Автор и биография, письмо и чтение". "Издательский дом Высшей школы экономики", Москва, 2013.
Духовный кризис середины 17 в. в России, связанный с проведением церковной реформы в Православной Церкви при патриархе Никоне, способствовал началу широких дискуссий на религиозные темы в стране и постепенному возникновению различных течений в старообрядчестве и не только. Чуть позднее в конце того же века появляются некоторые течения русского духовного христианства.[1] Все это привело к появлению независимого интеллектуального дискурса, прежде всего в старообрядческой среде.
Духовным лидером старообрядцев достаточно быстро становится протопоп Аввакум. Как представляется, этому содействовал ряд обстоятельств. Епископы в большей мере, чем простые священники зависели от священноначалия Православной Церкви (патриарха Никона) и царской власти (царя Алексея Михайловича) и старались не пренебрегать своим положением: им было, что терять. Известен лишь один епископ, – Павел Коломенский, – открыто выступивший против патриарха и его церковной реформы: он был заточен и 3 апреля 1656 г. сожжен в срубе. Были и другие епископы, не одобрявшие деятельности Никона, но они предпочитали молчать.
Следует отметить, что с самой ранней молодости протопоп Аввакум отличался несокрушимой смелостью в отстаивании своих взглядов и убеждений. Одно время он входил в кружок боголюбцев вместе с будущим патриархом Никоном и даже поддержал его избрание патриархом. Однако после начала церковной реформы перешел к нему в решительную оппозицию.
В 1667 г. протопоп Аввакум был сослан в Пустозёрск и прожил там вплоть до 14 апреля (по старому стилю) 1682 г., когда он вместе со своими соузниками священником Лазарем, иноком Епифанием и диаконом Федором был сожжен в срубе. В литературном отношении заточение в Пустозёрске было для старообрядческих арестантов весьма продуктивным. За эти годы они написали немало сочинений и челобитных, которые с помощью доверенных лиц рассылались по всей стране.
Что представлял из себя Пустозёрск? Город находился в нижнем течении Печоры недалеко от современного Нарьян-Мара. Он был основан осенью 1499 г. военной экспедицией во главе с воеводами С. Курбским, П. Ушатым и В. Заболотским-Бражником и был первым русским городом в Заполярье. В течение почти трех веков Пустозёрск был административным центром Печорского края, там находилось воеводство, часть населения занималась рыбной ловлей и промыслом морского зверя. Одновременно город служил местом ссылки и заключения. В 18-м веке Городецкий шар, рукав Печоры, на котором стоял Пустозёрск, начинает постепенно затягивать илом. В 1762 г. воеводство и воинский гарнизон из Пустозёрска переводятся в Мезень, расположенную в 45 км от Белого моря и 450 км от Архангельска. В 1924 г. Пустозёрск утратил статус города, он был окончательно покинут жителями в 1962 г. [2]
Как отмечает Н.В. Понырко, общаться узникам-старообрядцам «было первое время сравнительно легко. Их привезли зимой. Земляная тюрьма готова не была, да и не было возможности ее строить – из-за вечной мерзлоты, из-за неимения строевого леса, из-за отсутствия рабочих рук… По ночам они выбирались из своих узилищ и встречались в домах преданных им людей или, может быть в каком-то одном доме».[3] Вскоре после 1670 г. тюрьма была построена. Она «представляла собой четыре сруба, осыпанных землей. Каждый из них был обнесен тыном, и все вместе – общим острогом. От полу до потолка можно было достать рукой, и в самом верху находилось оконце, в котором подавалась пища и выбрасывались нечистоты. Весной срубы до лежанок затопляло водой, зимой печной дым выедал глаза и удушал». [4]
«Житие» было написано протопопом Аввакумом в тюремный период, как предполагается в 1672-73 гг. [5] Оно быстро распространилось и получило известность в старообрядческой среде и в течение длительного времени бытовало исключительно в виде рукописных списков. До наших дней дошли автографические рукописи «Жития», написанные самим Аввакумом. Одна из них была опубликована в «Пустозёрском сборнике», обнаруженном в Москве известным старообрядцем-книжником Иваном Заволоко. [6] Широкой образованной публике в России «Житие» не было известно до середины 1850-х гг., а впервые было опубликовано в сборнике «Летописей русской литературы и древностей» в 1861 году.[7]
«Житие» как литературный памятник стало по существу первым опытом автобиографии в русской литературе. Автор писал его, оказавшись в тяжелых условиях изоляции. Он хотел рассказать единомышленникам о своей жизни. Каких-то других образцов, кроме житийной литературы, для своей работы он не имел. «Житие» частично написано на церковно-славянском книжном языке, а частично на народном разговорном (нижегородском говоре, сохранившем, например, активное использование постпозитивных частиц). В этом смысле протопоп выступил реформатором русской литературной традиции, что, впрочем, оставалось практически не известным за пределами старообрядческой среды. Аввакум, разумеется, хорошо сознавал, что он писал не некое агиографическое сочинение об одном из святых, а старался донести до читателей личное свидетельство о своей жизни, изобиловавшей крутыми поворотами. К тому времени, когда он взялся за перо, протопоп накопил редкий по богатству жизненный опыт. Он начинал свою деятельность в Нижегородском крае, затем оказался в Москве, потом был сослан в Тобольск, участвовал в экспедиции в Даурию[8], вернулся из ссылки в Москву и был на короткое время обласкан царем, позже сослан в Мезень и после Большого Московского Собора[9] отправлен в Пустозёрск.
Аввакум отличался хорошей памятью и, когда он вспоминает, то делает это, как правило, точно. Он был человеком исключительной силы духа: один из немногих сторонников старой веры, кто смог до конца противостоять давлению иерархов на Большом Московском Соборе. Приведу знаменитую сцену столкновения с патриархами восточных церквей, красочно описанную в «Житии»: «Побранил их колко мог, и последнее рек слово: «Чист есм аз и прах прилепший от ног своих оттрясаю пред вами, по писанному: «Лутче един, творяи волю Божию, нежели тмы беззаконных!» Так на меня и пуще закричали: «Возьми, возьми его! Всех нас обезчестил!». Да толкать и бить меня стали; и патриархи сами на меня бросились грудою, человек их с сорок, чаю, было. Все кричат, что татаровя. Ухватил дьяк Иван Уаров, да и потащил меня. И я закричал: «Постой, не бейте!» Так оне все отскочили. И я толмачю архимариту Денису стал говорить: «Говори, Денис, патриархам, – апостол Павел пишет: «Таков нам подобаше архиерей: преподобен, незлобив», и прочая; а вы, убивше человека неповинна, как литоргисать станете?». Так оне сели. И я отшед ко дверям да на бок повалился, а сам говорю: «Посидите вы, а я полежу». Так оне смеются: «Дурак-де протопоп-от: и патриархов не почитает». И я говорю: «Мы уроди Христа ради! Вы славни, мы же безчестни! Вы сильни, мы же немощни». [10]
Исследователи и читатели «Жития» и других сочинений протопопа давно обратили внимание, что он нередко допускал ошибки в области высокого богословия. Аввакум был скорее лидером и практиком старообрядческого движения. В «Житии» явственно ощущается пророческий дух: автор живет в символическом пространстве, насыщенном чудесами, видениями, неожиданными исцелениями и искушениями со стороны злых сил. При этом он был чрезвычайно одаренным писателем, умевшим рисовать яркие образы и картины. Вот, одна из них: «Да я ж еще, егда был в Даурах, на рыбный промысл к детям шел по льду, зимою по озеру бежал на базлуках[11]: там снегу не живет, там морозы велики и льды толсты – близко человека намерзают [то есть почти в человеческий рост – М.Р.]. А мне пить зело захотелось. Среди озера стало. Воды не знаю где взять; от жажды итти не могу; озеро вёрст с восьм; до людей далеко. Бреду потихоньку, а сам, взирая на небо, говорю: «Господи, источивыи Израилю, в пустыни жаждущему, воду тогда и днесь! Ты же напои меня, ими же веси судбами». Простите, Бога ради! Затрещал лед, яко гром, предо мною, на высоту стало кидать, и яко река, разступился сюду и сюду, и паки снидеся вместо, и бысть гора льду велика.[12] А мне оставил Бог пролубку[13]. И дондеже строение Божие бысть, аз на Восток кланялся Богу, и со слезами припал к пролубке, и напился воды досыта». [14]
Интересно, как в этом отрывке неразрывно переплетаются явления мира естественного с ощущением божественного миропорядка, присущим автору. Подобные отрывки отнюдь не редкость в автобиографии протопопа. Так, он первым из русских авторов оставил описание шаманского камлания: «Отпускал он [воевода Афанасий Пашков – М.Р.] сына своево Еремея в Мунгальское [Монгольское – М.Р.] царство воевать, – казаков с ним 72 человека да тунгусов [эвенков – М.Р.] 20 человек. И заставил иноземца [видимо, даура – М.Р.] шаманить, сиречь гадать, удастся ли им поход и з добычаю ли будут домой. Волхв же той мужик близ моего зимовья привел живова барана ввечеру и учал над ним волхвовать, отвертя голову прочь, и начал скакать и плясать, и бесов призывать, крича много; о землю ударился, и пена изо рта пошла. Беси ево давили, а он спрашивал их, удастся ли поход. И беси сказали: «С победою великою и з богатством большим будете назад». [15] Очевидно, что как глубоко верующий христианин Аввакум мог оценивать шаманскую деятельность исключительно в негативном плане. Тем не менее сам ритуал описан в «Житии» коротко, но вполне ясно и реалистично. Нужно ли удивляться, что поход Еремея закончился вскоре полным провалом: «Таже Еремей, со отцем своим поклоняся, вся подробну рассказал: как без остатку войско побили у него, и как ево увел иноземец пустым местом раненова от мунгальских людей, и как по каменным горам в лесу седм дней блудил, не ядше – одну белку съел – и как моим образом человек ему явился во сне, и благословил, и путь указал, в которую сторону идти». [16] Опять мы видим тесную взаимосвязь между миром реальным и символическим пространством чудесного: эта взаимосвязь пропитывает все автобиографическое повествование Аввакума.
Еще на один важный аспект «Жития» как памятник эпохи зарождения старообрядческой мысли хотелось бы обратить внимание. В истории западного, главным образом англо-американского, протестантизма, существует такое явление, которое называют ревивализмом (от английского слова revival – возрождение), представляющее собой движение за духовное возрождение посредством усиления религиозности. Очевидно, что старообрядчество в том виде, в каком оно оформилось ко второй половине 17 века представляло собой классическое ревивалистское движение только не в протестантизме, а в недрах русского православия. Если взглянуть под этим углом на «Житие» протопопа, то нельзя будет не заметить в нем черты краеугольного ревивалистского документа для старообрядческого дискурса второй половины 17 в. Естественно при этом надо учитывать разницу протестантской и православной традиций, в каждой из которых борьба за духовное возрождение проходила со своими характерными особенностями. Старообрядцы во главе с Аввакумом стремились вернуться к той классической практике православного богослужения, которая бытовала на Руси до внедрения церковных реформ, связанных с именем патриарха Никона. Человек, согласно Аввакуму, созданный по образу и подобию Божию, должен быть привержен, в первую очередь, духовным, а не мирским ценностям. Добровольно принимая принцип необходимости повиновения царской власти, протопоп отвергает ее право силой навязывать поддерживаемые ею убеждения: «Чюдо, как то в познание не хотят прийти: огнем, да кнутом, да висилицею хотят веру утвердить! Которые-то апостоли научили так? – не знаю. Мой Христос не приказал нашим апостолом так учить».[17] Впоследствии в основных течениях старообрядчества пророческий дух огнепального протопопа был довольно быстро утрачен, но в конце 17-го и 18-м вв. возникают новые ревивалистские движения среди старообрядцев. К ним можно отнести согласия федосеевцев, филипповцев и странников.
Отдельный сюжет – влияние «Жития» на русских писателей. Оно начинает проявляться только со второй половины 19 века, когда «Житие» уже было издано и стало доступно широкому кругу читателей. Его очень ценил Иван Сергеевич Тургенев. По словам писательницы А. Лукониной, автобиография Аввакума сопровождала Тургенева за рубежом. Она вспоминала: «Иван Сергеевич встал, порылся в книжном шкафу и достал «Житие Аввакума». "Вот она, – сказал он, – живая речь московская… Так и теперешняя московская речь часто режет слух, а между тем, это речь чисто русская…»[18]
Высоко ценил «Житие» Алексей Николаевич Толстой: «Только раз в омертвелую словесность [17 века – М.Р.], как буря, ворвался живой, мужицкий, полнокровный голос. Это были гениальные «житие» и «послания» бунтаря, неистового протопопа Аввакума, закончившего литературную деятельность страшными пытками в Пустозёрске. Речь Аввакума – вся на жесте, канон разрушен вдребезги, вы физически ощущаете присутствие рассказчика, его жесты, его голос. Он говорил на «мужицком», «подлом» языке». [19] На мой взгляд, следы влияния языка Аввакума заметны в романе А.Н. Толстого «Петр I».
Поэт Максимилиан Волошин (1877 – 1932) бережно переложил текст «Жития» и выдержки из посланий Аввакума в белые стихи. Так появилась его замечательная поэма «Протопоп Аввакум», впервые напечатанная в его сборнике «Демоны глухонемые».[20]
О жизни протопопа Аввакума написано немало исторических романов и повестей. Отмечу последний по времени роман «Гарь» Глеба Пакулова (1930 – 2011). Автор в течение 25 лет тщательно собирал материалы и писал свою книгу. [21]
В настоящее время «Житие» переведено на английский, французский, немецкий, итальянский, польский, венгерский, турецкий, шведский и японский языки. Особенно выделяется высоким литературным качеством перевод Пьера Паскаля (1890 – 1983) , тонкого знатока творчества Аввакума. В 1922 г. Паскаль работал в одном из московских научных институтов и случайно прочитал «Житие». Книга его потрясла. Позднее он писал: «Передо мной живо вырисовывался Московский XVII век! Каким он представлялся мне разнообразным, то удивительно далеким, то столь близким ХХ веку! И передо мной вырисовывалась душа исключительного человека с глубоким чувством совести, несокрушимая вплоть до самой смерти. В нем, в этом гениальном человеке обитала удивительная духовная свобода, питаемая глубокой верой в провидение и постоянным погружением в сверхчувственный мир».[22] Действительно, Аввакуму удалось послать из пустозёрского подземелья очень сильный сигнал современникам и потомкам, свидетельствующий о самых основах человеческого существования.
[1] Атмосфера религиозных поисков, возникшая после церковного раскола, хорошо показана Дмитрием Мережковским в историческом романе «Пётр и Алексей». М., «Вече», 2011.
[2] См. подробнее: Окладников, Н.А. Острог на Печоре: о государевой крепости, протопопе Аввакуме и его соузниках. Архангельск, Сев.-Зап. КН. Изд-во, 1999.
[3] Понырко, Н.В. Узники пустозёрской земляной тюрьмы//Древнерусская книжность: по материалам Пушкинского Дома. Лен-д, «Наука», 1985, С. 247.
[4] Там же, С.249-250.
[5] См. подробнее: La date//La Vie de L'Archiprêtre Avvakum écrite par lui-même (traduite du vieux russe en français avec introduction et commentaires par Pierre Pascal). Paris, «Gallimard», 1938, p. 36-38.
[6] «Пустозёрский сборник», Лен-д, «Наука», 1975.
[7] См. об обстоятельствах этой публикации в книге La Vie de L'Archiprêtre Avvakum écrite par lui-même, Р., 1938, р. 18-19.
[8] Даурией или Даурской землей в то время называлась часть территории Забайкалья и западной части Приамурья ввиду того, что тогда эта территория была преимущественно населена даурами. См. подробнее о даурах http://russian.china.org.cn/russian/32450.htm
[9] Большой Московский Собор 1666-67 гг. выступил в поддержку церковных реформ, начатых патриархом Никоном, хотя и осудил деятельность самого Никона и сместил его с поста патриарха. Как отмечает О.В. Чумичева, «собор повелел всем чадам Русской Церкви придерживаться исправленных книг и обрядов, старые русские обряды были названы неправославными, об отцах Стоглавого Собора, кодифицировавшего самобытную русскую литургическую традицию, в постановлении Большого Московского Собора было записано, что они «мудрствоваша невежеством своим безрассудно, якоже восхотеша сами собою». Всех, не повинующихся соборному повелению (имелись в виду старообрядцы), отцы Большого Московского Собора предали «анафеме и проклятию… яко еретиков и непокорников». Анафема по отношению к старообрядцам была отменена на Соборе РПЦ в 1971 г.» (О.В. Чумичева. Большой Московский Собор 166-1667 гг. // Православная энциклопедия. Том V. М., Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2002, С. 682; см. также электронную версию http://www.pravenc.ru/text/149721.html
[10] Житие протопопа Аввакума//История субъективности: Древняя Русь (сост. Ю.П. Зарецкий). М., «Гаудеамус», 2010, С. 211.
[11] Базлуки (слово, употребляемое сибиряками) – скобы с шипами, которые надевают на обувь, чтобы ходить по льду.
[12] Такое явление нередко имеет место в зимнее время на различных озерах. Точность наблюдений Аввакума представляет интерес для географов. См. Савицкий П.Н. «Житие» протопопа Аввакума как географический источник//Научные труды русского народного университета в Праге, т.II, 1929, C.218-231.
[13]Пролубка, пролуб – прорубь, проруб, отверстие во льду, пробитое для добычи воды. Есть народная загадка: У пролубки сидят две голубки? Ответ: ложки в миске щей.
[14] Житие протопопа Аввакума//История субъективности: Древняя Русь, С.200.
[15] Житие протопопа Аввакума, С.194.
[16] Там же, С.196.
[17] «Житие протопопа Аввакума им самим написанное». М., Гослитиздат, 1960, стр. 109. См. также ссылку на текст «Жития» http://historydoc.edu.ru/catalog.asp?cat_ob_no=12294&ob_no=12295 В Пустозёрской рукописи «Жития» это место отсутствует.
[18] А. Л(уконина). Мое знакомство с И.С. Тургеневым.//Северный вестник, СПб.,1887, №2, С.57.
[19] Толстой, А.Н. Собрание сочинений, т. 10. М., 1961, стр. 263—264.
[20] Максимилиан Волошин. Демоны глухонемые. Харьков, «Камена», 1919.
[21] Пакулов Г. И. Гарь. Новосибирск, «Слово», 2006.
[22] Пьер Паскаль. Аввакум и начало раскола. Перевод С.С. Толстого, рукопись из личного архива автора, С. 1-2. В 2010 г. этот перевод был опубликован московским издательством «Знак».
