РАЗРУШАЮЩАЯ ЦЕРКОВЬ
Оп.: Епископ Михаил (Семенов), Сочинения, том 1, Маргарит, Москва - Ржев, 2011
Недавно епископ "господствующей церкви", Алексий Таврический заявил в своей речи, что в церкви все благополучно: "Храмы наши полны, усилия газетных прихлебателей внести разлад в церковь безуспешны".
Очевидно, владыка радуется тому, что еще не исполнилось пророчество одного из "прихлебателей", В.В. Розанова.
У этого писателя есть статья: "Тревожная ночь". Это сон. Видится писателю храм...
Освещен ярко... Ярко... Точно нарочно, чтобы отогнать тревогу и ужас, который "там внутри" храма... Священник служит всенощную. Он ходит с кадилом по храму и поет: "Хвалите раби Господа". И видно, что ему страшно.
"Хвалите раби..." Но рабов-то и нет... Храм пуст... Совсем пуст... И пустота это окончательная.
Навсегда пусто.
Этого еще нет. Храмы не пусты, и епископ радуется.
Еще нет крика:
— Прочь из этой церкви светлой снаружи и нечистой внутри!
Да, храмы еще не пусты совсем, но так ли они полны, как прежде?
А главное: не становится ли явной внутренняя "пустота" и мерзость запустения на святом месте?
I
Насилие и подлоги... Вот две опоры синодального православия.
Так можно коротко выразить суть послениконовской истории так называемого "православия".
Нам помнится, как ошеломил однажды на казанских прениях со старообрядцами "православных" Перетрухин, бросивши синодальной церкви обвинение в люциферианстве - испанской ереси людей-человеконенавистников, не умевших прощать, щадить и жалеть (1).
Когда старообрядец бросил это обвинение Никону, слушатели поняли, что здесь что-то новое, угрожающее и бесконечно христианское, справедливое.
Да, человек безжалостный и насильник — не может быть обновителем церкви: он может внести в нее только гангрену, разложение.
Чуткая морально совесть в своем обвинительном акте против синодальней церкви не может не начать с того же обвинения.
Синодальная церковь родилась в нетерпимости и насилии... Кровью опозорены ее первые шаги в истории.
Вспомним, как Никон без всякой вины и суда сорвал святительские одежды с Павла, епископа Коломенского, вспомним его подземные тюрьмы, битком набитые невинными людьми... Пытки в Воскресенском монастыре. Людей, замученных по повелению "святейшего"...
Все это должно было стать и стало семенем дьявола, из которого (семени) должно было вырасти религиозное насилие...
И оно выросло...
Изменения в обряде и богослужебном чине, сделанные Никоном, вызвали так называемый раскол - отпадение от государственной церкви целых тысяч и миллионов наиболее энергичных и верующих христиан.
Причины отпадения очень понятны...
Представьте себе, что святую икону, пред которой молилась ваша мать, хотят выбросить в грязь, чтобы поставить на место ее новую, лучшего письма...
Вы не захотите такого кощунства.
Вы скажете: "Моя старая икона дорога мне: около нее пролито так много слез, вознесено к Творцу всяческих так много вдохновенных и теплых молитв! Она мне дороже всякой другой!..
Мало того, вы, пожалуй, враждебно отнесетесь к новой иконе. Почему? Очень просто. Ее принесли кощунственные, злые руки, которые хотят бросить святыню в грязь, и прикосновением своим они запачкали святое...
И вы будете, очевидно, правы, если отнесетесь враждебно к людям, которые оскорбляют ваши верования и святыни.
Но именно в таком положении оскорбленных были приверженцы старого обряда в момент их ухода из никоновской церкви.
Ломали их св. перстосложение для крестного знамения, их обряды, изменяли богослужение...
Пусть новое (допустим на время) было так чисто, свято, как старое, но разве это старое худо? Чем? Докажите!.. Вы знаете, что нам все эти обряды, вся эта старина — дороги, как могилки наших отцов и матерей, как святые останки угодников Божиих... Вы ломаете... Пожалейте нашу привязанность к святыням, нашу душевную срощен-ность со "старым".
И чем отвечали на слезы и мольбы глубоко верующих людей?..
Кощунством!.. Вводители нового обряда не стыдились кощунственно издеваться над старым, смели писать на двух перстах крестного сложения имя духа тьмы, клеветника и человекоубийцы искони...
Зачем-то понадобилось пренебрежительно перевести почти бранным словом Святейшее имя "Исус"!
Вывод, сделанный отсюда защитниками старой святыни, был ясен: если новое вводится с кощунством и насилием, то, очевидно, проповедники этого нового — от "лукавого"...
Пусть даже их новое, повторяем, недурно - это новое становится злым, потому что принесено с клеветой, надругательством над святым.
И, естественно, чистые люди схватились за старое из боязни, что уступив здесь, они растратят весь свой душевный скарб, душу свою "обновят" по образу и подобию кощунников и святотатцев.
Они инстинктивно чувствовали опасность и пугались ее.
Очень жутко думать, будто обряд — что-то пустое, неважное. Он, как разъясняет "православный]" профессор] Ключевский, "одежда догмы".
Народ, не ведущий книжного учения, именно через обряд мог и должен был входить "неумелой мыслью в смысл слова Божия, в образе искать духа. Догма для него сливалась с обрядом, как неписанным символом веры".
И вполне естественно было им держаться за мелочи обряда потому, что они боялись повредить скрытую за обрядом "истину веры".
Но вы могли поверить, что у них не отнимут сокровище веры?
— Кому поверить!
Вернемся чуть-чуть назад.
Прежде всего, кто принес реформу?
Что за человек вздумал ломать старое, рубить и бросать в печь святыни, освященные "трудами и слезами многих поколений".
Человек святой, сильный религиозным подвигом?
Нет, человек, может быть, с сильной волей, но с ничтожной и нравственно мелкой тщеславной душонкой.
Он менял двадцать саккосов за одной службой. В этой мелочи видна вся душа Никона — маленькая, обольщенная внешним величием сана.
А рядом с этими саккосами припоминаются письма его к Алексию после падения, где его жалобы о том, что он "один, как пес, лишен богатой трапезы", мешаются с гордым напоминанием, что по молитве его "многие от различных болезней освобождены" (Солов[ьев] XI. 257 стр.).
Свв. отцы называют такое состояние прелестью, развращением духа.
Что касается личной морали Никона, хотя в отношении заповеди "не прелюбы", то она слишком известна.
Кто не слышал о его связи с Марьей Ильинишной, супругой Алексия Михайловича, или позорного обвинительного свитка против него в наказе патриарха Иоакима к игумену Ферапонтова монастыря: "К тому же Никону, — читаем там, — приходят жонки и девки будто для лекарств, а он с ними сидит один на один и обнажает их до нага, будто для осмотру больных язв; а от его-де лекарств многие помирали. Он же, Никон, девок и молодых вдов называет дочерьми и уговаривает их замуж у себя в келье; а после венчанья приходят к нему в келью, а он-де их запаивает до пьяна и сидят у него до полуночи. Он же, Никон, жонку брюхатую, мужнюю жену, выдал замуж в неволю, а жених на ней не хотел жениться, и он, Никон того жениха бил плетьми и женил в неволю. К нему, к Никону, келейник его Микита Никитич приводил жену свою ночью. К нему, к Никону, дьякон Оброска Исаков подводил женку ночью же. Его же, Никона, видел с женкою в тайном месте служка Микитка Исаев. К нему же приезжали почасту маэора Алимпиева жена Валутина Настасья и сиживали с ней одни запершись, и напивались до пьяна. Он же, Никон, по преставлении блаженной памяти великого государя во всю четыредесятницу пил до пьяна, и напився, монастырских ьсяких чинов людей смутил безвинно; и по его приказу стрельцы служек и крестьян били плетьми; а иные сидят на цепях. Да по его же приказу старца Пафнутия били на правеже неделю, в четыредесятницу же.
Он же, Никон, бил своими руками Ферапонтовского служку Фомку Обросимова водоносным деревом (коромыслом) и от тех побоев он умре. По его же Никонову приказу келейные люди били палками конюшенного старца Лаврентия. И после того на светлой неделе он, Никон, того старца запоил вином сильно, и он от того пития умре. Он же, Никон, у себя в келье бил своими руками служку Ганку Микифорова" (2).
"О подобном же его вышеявленным безбожным действам исполнении поведа его поддиакон Федор глаголя, яко Никон еретик есть и содомлянин. Некогда бо видел бяше у Никона под постелью положен образ распятия Господня, и сие видев Феодор, ужаса великого испол-нися. Господь же, видя его Феодорово к любви Божией прилежание, не таи от него и прочих Никоновых студных содомских дел. Подпоив бо некогда подьяка ж своего Иова, зовомого Ладошку, и проблудив его содомски" (3).
Можно ли было доверять такому человеку? Конечно нет, тем более, что для него не было истины. Истина то, что сказал он, даже нечаянные обмолвки, нелепость, сказанная спьяну, становилась в его глазах истиной твердой, как Евангелие, потому что сказал "он".
И Никон скорее изломал бы всю церковь, сгноил сотни людишек, сожег тысячи, но не отрекся бы от своей обмолвки.
Собор 1666 года сказал, что он действовал, как дьявол. Собор, сам чуждый Бога и духа Христова, руководился в своем суде над Никоном человеческим лукавством и злобой, но он был прав в одном.
Никоном владела гордость диавола и потому он был ложь. Имел ли право народ доверять ему?
— Нет!
И еще и это главное...
В деле реформы явен был дух ереси, тот самый дух гордости, каким жил Никон.
Никон и собор 1666 года захотели изгнать из церкви народ.
В Церкви православной нет церкви, учащей особо от народа. Церковь — священство вместе с народом.
Народ церковный давал силу самим соборам. Изгнать его из Церкви, признать хранителем веры только епископов — значило разрушать дело Христово.
Это было покушение на жизнь Церкви, самую сущность ее.
И народ, "хранитель веры" и по новообрядческим символическим книгам, не пошел на грех вместе со своими епископами.
"Внешние", побуждающие меры, какими пользовалась сильная никоновская церковь, должны были сделать еще более подозрительными обрядовые реформы.
Кому неизвестны эти меры "вразумления" и "внушения"?..
Они такого свойства, что никогда, никакими изворотами церкви не удастся смыть позора этих мер, запятнавших кровью страницы, которые должны бы были быть чистыми, как крещальные одежды, — страницы "церковной" истории.
И у синодальной церкви нет возможности сложить вину на частных лиц... Нет, она лежит на всей церкви потому, что первовиновником насилий был "собор", даже "великий собор", а продолжателем "постоянный собор" церкви российской, именуемой Синодом...
Мы видели, как проповедал новую правду Никон. После него было не лучше.
Собор 1666 года грозит "телесным озлоблением" за любовь к обычаю отцов и дедов.
Ссылаясь на власть, данную им "от святого и животворящего духа", святители приказали отрезать языки диакону Феодору, попу Лазарю, и держали их и еще многих "в ужасных заточениях".
Просфорни, печатавшие просфоры с осмиконечным крестом, отсылались по распоряжению Питирима, митр[ополита] Новгородского, в Тихвинский монастырь и там держались в цепях...
В Пустозерске сожжен "волею того же духа" горящий религиозным огнем Аввакум; в Москве гнила в тюрьме искренняя, душевно чуткая женщина с глубокой и прозрачной верою — Морозова, обезглавлен Никита...
А по "богоспасаемым градам" архиереи заставляли заливать на морозе водой "сысканных" старообрядцев и расставляли их аллеи по дорожкам своих дворов, зарывали живых в землю, вытягивали жилы, жгли на овинах и в срубах" (Самарин. Соч., т. V, стр. 239).
Кого не приведет в дрожь изданный Пыпиным старообрядческий синодик, более страшный, чем синодик Грозного... Сожжено 2000 человек... Сожжено 5000 чел., и. т. д.
А с Петром Великим с синодального благословения издано "истинно христианское" толкование на Златоуста в Камне Веры Стефана Яворского: "И Златоуст святый с прочиими татей и разбойников толкует быти еретиков... Но что творит суд татем и разбойником... Не убивает ли тыя... Такого и еретиком творити достоит... Инаго на еретиков врачевания несть паче смерти..." (См. еще стр[аницы] ниже).
И врачевали, как Талицкого, которого закоптили живым...
Удивительно ли, что народ с ужасом отшатнулся от "православных", увидев за их делами не Христов лик, а лик антихриста — великого Люцифера, отца лжи...
А этот лик выступил в новой приличной ему форме — в клевете и подлоге.
II
В 1721 году окончательно умерла патриархия и родился Синод...
История рождения нового учреждения была очень, поучительна для старообрядцев. Они очень остроумно и по-своему основательно связывали новую церковную власть с петровским одиннадцатым патриаршеством. Это оригинальное патриаршество жило после патриарха Андриана... Как известно, Петр выдумал безобразное и кощунственное увеселение. Он создал так называемый всепьянейший собор...
Это была шутовская пародия на патриаршество...
Здесь был и патриарх, и митрополит, и епископы... Титулы их составлялись каждый из двух или трех матерных слов... Шутовская иерархия ругалась над народной верой, даже над св. таинствами.
И близкое участие в кощунстве принимали архиереи, особенно ловкий, не верующий ни в Бога, ни в беса Феофан Прокопович,
И, наконец, совершилось великое торжество... Шутовского патриарха повенчали. Заставили совершить это кощунство 90-летнего старика - Благовещенского протопопа, а затем стали готовить нового патриарха.
Тому же Феофану поручено было сшить кафтан на нового патриарха, по выражению Петра, т. е. составить устав Синода — регламент.
Понятно, каков должен был стать этот кафтан и каков будет "носитель кафтана" - Синод...
Старообрядцы увидели в детище Феофана своего рода преемника всепьянейшего одиннадцатого патриарха — того же антихриста.
Конечно, Синод антихристом не был, - это была "добрая канцелярия", т. е. просто чиновнически присутственное место — со взятками и "добрым" офицером в качестве государева "ока"... Но, конечно, ничего христианского кощунник портной сделать не мог.
Достаточно указать на одну частность: регламент даже из исповеди делает орудие полицейского сыска. Очевидно, это не Христово дело, и народ не мог отнестись с доверием к новой власти.
С Петром, его "новым патриархом", надвинулась и новая тяжкая ересь. Никон изгнал из церкви народ; Петр и его Синод — Христа, главу Церкви.
Синод присягнул (и после того присягают все епископы) признавать "крайним судьею веры" императора.
Что это значило? А то, что изгнан из церкви Христос — высший Судия Церкви и на его место встал Кесарь, хотя он был автором комедии о "всепьянейшем соборе".
Церковь бросила службу Христу и поступила на кесареву службу...
На службу кесарю поступила даже исповедь.
И что удивительного, что старообрядцы окрепли, усилились.
С этим сильным движением нужно было бороться. Но как?
И Синод нашел средство, достойное во всяком случае не церковного учреждения, а только разве Феофана Прокоповича и всепьянейшего собора...
Петр Великий приказал Синоду написать нечто против раскола "и сказать на Дмитрия с братнею", т. е. приказал учинить подлог, приписав новое сочинение авторитетному покойнику.
Синодские решили быть более католиками, чем Папа: они рассуждали, что если делать подлог, то с широким размахом во всю, и сочинили документ XII века.
Бесстыдства достало даже на то, чтобы сочинить целую историю открытия документа.
Рассказывали, как 1717 года в августе послан был в Киев ради взыскания деяния оного архимандрит монах Феофилакт, и преосвященный Иоасаф Краковский, митр[ополит] Киевский, велел по всем книгохранилищам оного соборного деяния прилежно искать. Но вот...
"По немногом времени оная книга помощию Божию обретеся Ни-колаевскаго монастыря пустыннаго хранилищи, и книга в полдесть на пергаменте писанная, плесенью аки сединою красящаяся, и на многих местах молием изъеденная, древним характером писанная, и преосвященный Иоасаф соборне оную книгу свидетельствовал и в Москву прислал... Стефан же Яворский велел соборное оное деяние принять для лучшего хранения в типографскую палату, а Питириму со всего онаго деяния дать список и объявительную во всем грамоту за печатью и подписанием рук всех архиереев, присутствовавших в Москве".
И подложное деяние, написанное, правда, на пергаменте, изъеденном молью, на подчищенном очень неискусно, и написанное не древним характером, а почерком 18 столетия (Докл[ад] Мельникова Александру II) — пустили в оборот...
Само собою разумеется, против подлога тотчас протестовали, и Синод закрепил истинность документа... кровью протестантов.
Седина святой плесени скреплена смертью диакона Александра. Ему отсекли голову. И тело его сожгли.
Таким же путем позже был подделан Феогностов требник...
II истина "ста, яко на твердом камени"...
III
Эго было давно... Теперь параллели из недавнего прошлого.
Исчез за двести лет дух "антихриста", или жив?
Приходится сказать: "Жив"!
Но прежде один вопрос:
Можно ли назвать церковь синодскую православной?
В ней, в ее делах суд ее...
Церковь должна иметь свое исповедание, свой Символ веры.
У синодской церкви — его нет.
"Православная" церковь не знает, как она верует. У ней есть "православный катехизис", но его вполне основательно считали неправославным в некоторых его частностях.
Когда нет чистой воды, пьют и канавную, говорит о катехизисе знаменитый Фотий, выражая мнение очень многих.
Есть "Православное догматическое богословие" Макария, по которому обучаются будущие священники, но эту книгу считал неправославной Филарет, называл богохульной дрянью Хомяков. И авторитеты теперешней церкви, напр[имер] Антоний Волынский, — присоединяются к этому отзыву...
Но разве позволительно вместо чистой истины воспитывать священническое сознание в "богохульной дряни"?
В ученых академических исследованиях убедительно и не раз доказывали, что системы русских послениконовских богословов, вроде системы не веровавшего ни в Бога, ни в беса Феофана, были простым переводом с протестантских, а Стефана Яворского — с латинских, т. е. католических учебников (Будде), у одних преобладали "негодные мнения папистов" (ineptum opinions papistarum, по отзывам Феофана о Стефане и других), "нарекания и блядословия лютеран" (отзыв Стефана о Феофане).
Лучшими выразителями "православного" церковного сознания считают Хомякова, Самарина, но фактически их гнали, считали еретиками, их сочинения не могли появиться в России. Но самое главное, "православная" церковь считает православными свои т. н. символические книги... Но что это такое?
Известно ли, как фабриковались наши символические книги?
Протасов под влиянием католика Сербиновича ищет какого-нибудь документа в католическом духе для того, чтобы еще подкрасить и без того католическое "православие".
Находят "Послание восточных патриархов". Оно нравится и Филарету, но его нужно подчистить. И начинается чистка... С документом, представляющим акт всей Восточной церкви, расправляются беззастенчиво.
И, наконец, дело сделано. Филарет сообщает Муравьеву, что акт "стал достаточно недиким".
Вот почтительный отзыв о послании патриарха. И хороша символическая книга, которая была "дикой", пока ее не исправил один митрополит...
Или катехизис митр[ополита] Филарета, кто знает, что он исправлялся и дополнялся по прихоти любого сановника, особенно Шишкова и его "лакеев". Недаром и либерал А.И. Тургенев, и консерватор Н.И. Ильинский согласно пишут, что в православной церкви катехизисы меняются с министрами и обер-прокурорами, что она "вдается между католичеством и протестантством".
Старообрядцы говорят о греках, что у них православие "пестро". О синодской церкви они могут сказать, что здесь нет православия. Истина веры здесь служит государству, его интересам... Книга свящ[енника] Аквилонова "О церкви" признана была православной - целой академией; ее отстаивал благонамереннейший ученый Катанский, но она оказалась опасной "для миссионеров", выгодной для старообрядчества — и ее объявили негодной, еретической.
С православной истиной здесь делают тоже, что со св. Анной Кашинской... Св. Анна была признана святой, но вот оказалось, что ее персты сложены по-старообрядчески, и грешные люди лишили святую ей Богом данного нимба, разжаловали святую за церковную неблагонадежность. ..
Очевидно, что при этих условиях не может быть православия в церкви.
Истина не может быть на службе у кого бы то ни было... Что такое представляют собою отношения церкви (синодальной) к грекам и болгарам?
"Православная церковь" поправляет послания восточных православных патриархов. Разве это допустимо?
С 1872 года болгары отлучены греками от церкви, объявлены раскольниками...
Кто прав: болгары или греки, которые в Македонии топчут ногами св. иконы Кирилла и Мефодия, судить не нам...
Но церковь? Должна она или нет подать свой голос по вопросу.
Она, подчиняясь интересам министерства иностранных дел, потихоньку, контрабандой, посылает миро болгарам и не допускает (иначе как опять контрабандой) болгар священников к священнослужению вместе с православными епископами как раскольников.
Разве церковь может хромать на обе "плесне"?
Не подлежит ли такая "двойная игра" анафеме по правилам св. отец?
Церковь не уважает себя. Это значит, что Дух Святой покинул ее.
Обер-прокурор издает приказы не мешать беглым от православной церкви попам потому, что их деятельность менее опасна, чем деятельность "австрийщины"...
С каких пор церковь выдумала такое мерило своего суда? А история единоверчества, которое из знамени единения, обратилось в хитротупую ловушку загнанной падчерицы "православной" церкви?
Но пока довольно о том, имеет ли право церковь называться православной при такой мере уважения к своей правде...
Вернемся к старой теме. Сбросила ли с себя церковь "вину лжи и насилия"? Живо насилие. Оно даже не изменило своих форм.
Недаром "Камень Веры" Стефана Яворского при Протасове и Филарете был издан 2-м изданием; там были такие прекрасные строки: "На еретиков иного врачевания несть, паче смерти... Еретиков убива-ти достойно и праведно... И самим еретикам полезно есть умрети..."
Недавно на страницах] "Старообрядца" был рассказан со слов крестьянина с. Зыбкой Херсонской губ. Якова Шалыманова ужасный факт.
Семь старообрядцев, представителей села, за отказ перейти в "православие", за которым, может быть, они были записаны — прогнаны как бунтовщики "сквозь строй" 400 человек. Шестеро было забито на смерть и бесформенные куски мяса брошены в яму... Седьмой еще был жив и (страшно сказать) по рассказам был зарыт живым... Разве подобные случаи редки? Это было при Николае I. Но вот картинка совсем новая... Возьмите две-три странички из "Павла Руденко" Кравчинского.
Сторож отворил большим ключом кованую дверь и толкнул его, Лукьяна, "в какую-то темную смрадную нору. Дверь захлопнулась. Щелкнул железный засов — и Лукьян очутился в совершенной темноте. Он ощупал стены холодные, покрытые какой-то мягкой слизью. Пол был скользкий от нечистот. Воздух был до того удушлив и пропитан зловонием, что с непривычки у Лукьяна закружилась голова. Но все это было ничто в сравнении с тем, что он увидел несколько минут спустя. Вверху дверь не совсем плотно прилегала к косяку, и свет узкой полоской просачивался в эту нору. Когда глаз Лукьяна привык к темноте, этого чуть брезжащего света было достаточно Лукьяну, чтоб разглядеть кусочек потолка и один из задних углов своей страшной клетки. Она буквально кишела насекомыми. То, что он принял за слизь на стенах, были тысячи серых, мягких, отвратительных мокриц, которые покрывали их, точно тисненые обои. Но потолок был еще ужаснее: на нем медленно двигались целые стада клопов, которые налезали друг на друга, цеплялись и висли вниз отвратительными гроздьями, от которых ежеминутно отпадали куски, шлепаясь об пол, и могли упасть ему на голову, в лицо, за шею. Лукьян весь задрожал: он не мог выносить насекомых, а тут он отдавался им живьем на съедение, точно был завязан с головой в мешок, ими наполненный. Почуяв добычу, вся эта голодная гадость зашевелилась. Что-то уже поползло по его телу, облепляло и грызло его. Не помня себя, Лукьян бросился к двери и стал колотить ее кулаками, требуя смотрителя. Гробовое молчание было ему ответом.
Утомившись от бесплодных усилий, Лукьян вздумал присесть на пол, выбрав чистое место. Но новые фаланги паразитов ринулись на него снизу. Он вскочил, и надвинув шапку на уши, чтобы предохранить по возможности голову, принялся ходить взад и вперед: это было единственное средство сколько-нибудь защищаться от его жадных врагов".
А вот сцена после первого увещания "еретика".
Дверь Лукьяновой калитки отворили, и оттуда повеяло таким смрадом, "что Лукьян с ужасом отшатнулся. Неужели он целых десять дней прожил в этой клоаке?
— Не пойду! - закричал он... - Сажай меня в такую клетку, где людей держать можно. Я к смотрителю хочу.
— А этого не хочешь? — сказал сторож и ударил его ключом по голове.
Лукьян вырвал ключ и отбросил его шагов на двадцать по коридо-
РУ-
Арефьев бросился на него с кулаками... К нему прибежало два других сторожа... Все трое набросились на Лукьяна, колотя его кулаками, ключами по голове, по шее... В минуту он был опрокинут и смят, и Арефьев.., не помня себя, топтал его ногами".
Наконец Лукьяна всунули в клетку.
Арефьев взялся за скобу тяжелой дубовой двери... Арефьев "не заметил или сделал вид, что не заметил, что арестант не вполне втащен в камеру". Правый его носок торчал наружу.
Раздирающий крик раздался изнутри камеры... Ступня была раздроблена ударом тяжелой двери...
Через несколько дней Лукьян умер.
Вы спросите, почему я беру выдержки из повести. Очень просто. Это буквально передала корреспонденция из России. Она без преувеличения передает факт, о котором у нас молчали.
Если нужно еще подтверждение, то вот перечень засвидетельствованных фактов. И это было всего в 90-х годах прошлого века!
11 сентября 1892 года была изнасилована Бебенецким старшиной сектантка Ксения Лисова. Это не было просто преступление. Нет, это почти факт "миссионерского" устрашения.
В том же году были избиты штундисты в деревне Кишиневце Уман-ского уезда Киевской губернии. 30 декабря 1899 года в селении Кон-стантиновском Херсонской губ. и уезда Гурьевской волости произведен погром в доме сектантов.
На Пасху 1903 г. — избиение сектантов в Бутурлиновке В-й губ. 7 февраля 1904 г. убит крестьянин-сектант в местечке Вязовке Черкасского уезда.
А деяния с духоборами на Кавказе?..
Или Исидор — теперь епископ, который взрывал и бесчестил старообрядческие могилы!
Я не хочу уже говорить о мелочах вроде нижеследующих.
Протоиерей Охотин, консисторский заправила в Симбирске, распорядился пригнать в Симбирск за 200 верст 350 старообрядцев для увещания. Как скот их согнали на площадь, в результате распоряжение: "По два рубля с рыла"... и в обратный путь.
Или еще более мелочь...
Старообрядца, записанного православным, хоронят по старому обряду. Священник с урядником вырывают покойника и силой вселяют его в обители "настоящих православных"...
Что толковать об этих мелочах, когда на миссионерском съезде проектируют отнимать у неправославных родителей их детей...
Или вот полуюмористический рассказ.
В декабре 1848 года по случаю тезоименитства государя Николая Павловича у тамбовского губернатора П.А. Булгакова был парадный обед. Между разговорами во время обеда преосвященный высказал, что теперь с правилами, преподаваемыми Синодом, трудно обращать в "православие" "раскольников". "В настоящем году, например, -заявил он, — мы обратили всего троих раскольников".
На это заявление преосвященного вдруг послышался с другого конца стола тоненький, визгливый голос полковника, командира батальона внутренней стражи: "А я был счастливее вашего преосвященства: я в 10 лет, командуя батальоном, успел обратить в православие до двухсот раскольников".
— Это очень интересно, господин полковник, — отвечал архиерей, — расскажите каким это средством?
— Мы, ваше преосвященство, люди военные и не имеем времени для увещаний, - это все равно, что воду толочь, а я употребил домашние средства. Вот, например, после набора приводят ко мне партию рекрутов; я сейчас говорю: "Раскольники, вперед!" Выйдет человек 5—6, и даже до 20, я спрашиваю: "Что, братцы, вы раскольники?" — "Точно так, ваше высокоблагородие". — "Ну, ладно, Максимов! (говорю фельдфебелю) — с завтрашнего дня представляй мне по одному из тех раскольников". На следующее утро является Максимов и приводит одного раскольника. Я говорю ему: "Ну, что, любезный, ты православный?" — "Никак нет, раскольник". — "Ну, хорошо. Максимов, дайте ему 250 розг".
На следующий день другому очередному то же самое. Наконец, опять приходит первая очередь. "Ну, что, любезный, — спрашиваю, — ты православный?" - "Никак нет, раскольник!" — "Ну, хорошо, дать ему 500". Таким образом, очередь снова доходит до первого. "Ну, что, любезный, ты православный?" — "Точно так, ваше высокоблагородие, православный!" — "Ну, хорошо, отвести его к священнику, и когда отговеет, представить ко мне". Является вновь обращенный. "Ну, что, мой милый, ты православный?" — "Имел счастие, ваше высокоблагородие, приобщиться св. тайн". - "Ну, поздравляю, вот тебе рубль и дать ему чарку водки". Но один, ваше преосвященство, был упрямый раскольник, так что, когда ему дали 750 розг, он пролежал в больнице с месяц. Опять приводят ко мне. "Ну, что, любезный, ты православный?" - "Никак нет, ваше высокоблагородие". - "Ну, делать нечего; дать ему 1000!" Ну, после этого он пролежал месяца два. Наконец опять ко мне приводят. Я со страхом спрашиваю: "Ну, что милый, ты православный?" — "К моему счастию, — говорит, — православный". Я так обрадовался, что дал ему рубль и две чарки водки. Вот такими домашними средствами я, ваше преосвященство, обратил до 200 раскольников и за такое усердие к службе удостоился Высочайшей награды: получил Анну на шею, и что удивительно, это то, что ни один из обращенных не обращался в раскол!..
Ах, виноват, ваше преосвященство! Раз мне докладывает фельдфебель, что один солдатик, обращенный в православие, который получил 750 розг, уже другой год не был у причастия; я сейчас его к себе — спрашиваю: "Правда ли, что ты два года не говел?" — "Виноват, ваше высокоблагородие. Правда, я был в отпуску и родные меня уговорили от православия". — "Ну, хорошо, милый! Максимов! Дай ему 1000". После месячного лежания в госпитале этот отщепенец и домой не ходил и сделался самым усердным православным. "Русск[ая] мысль, кн. 10, стр. 229—231, перепечатано] в "Сл[ове] пр[авды]" 1897 г. № 10).
Да, насилие живо.
Еще более жива ложь. Мы никогда не кончили бы, если бы захотели только перечислить все случаи лжи "словом и делом". При Петре Великом открыли обманную плачущую икону. Вы думаете, это было только тогда?
Всего 15 лет назад в трапезной церкви Задонского монастыря (с мощами Тихона) висела "слезотечащая икона"... Ее фабриканты были даже остроумнее тех, что при Петре. Они мочили губку позади глаз Пречистой не водой, а маслом, которое не стекало.
Там же монах носит бальзамированный перст своей любовницы и около этого кощунства создается легенда о новых мощах некоего Па-хомия...
Все это факты, засвидетельствованные консисторией, а обманы "словом"?..
Я говорил о том, как "заградили" уста истине, невыгодной для "Ведомства православного исповедания", ставшего на место церкви. Нужно сознаться, что место спрятанной правды с избытком заполняется ложью.
С.М. Соловьев — известный историк — рассказывает, как относился Филарет к полемике "с расколом".
Ему приносят книгу, основанную целиком на подлоге. Указывают, что пропустить эту книгу, значит, от имени Синода пустить в оборот подлог.
Филарет клал резолюцию: "Это не вредно". А он был центр церкви, так сказать, первенствующий носитель ее истины.
И во имя иезуитского принципа заполняли даже предисловия к Часослову и Псалтыри заведомо ложными "свидетельствами св. руки Андрея Первозванного" и т. п.
На другой раз Филарету показывают выгодную для старообрядцев надпись (резолюцию) митр[ополита] Платона — на какой-то бумаге... Филарет приказал ее "изгладить" и так ото всюду "изглаживает правду".
Последние годы прошлого столетия и начало нового особенно позорны для господствующей церкви.
Открытие мощей св. Серафима было апогеем позора церкви.
Мы лично глубоко благоговейно относимся к памяти отца Серафима, человека с глубоко христианской чистой душой, но история его прославления, конечно, недостойна памяти старца.
Одно то, что канонизация вышла из охранного кабинета В.К. Плеве, достаточно, чтобы определить характер дела. Святого ищут, выдумывают, в целях политического гипноза изобретают комбинацию для того, чтобы отвлечь народную мысль от мысли о свободе.
Мощи ищут вопреки постоянной практики Церкви открывать мощи не иначе, как тогда, когда Сам Бог укажет каким-нибудь "знаком", что "время приспе".
Когда оказывается, что мощей в смысле нетленного тела нет, — этот факт для чего-то скрывают и торжество празднования нового святого оскорбляют ложью.
И для чего все это? Только для того, чтобы путем церковного торжества отуманить в угоду "власти" общественную мысль.
Но ведь это кощунство!
Рептильные газеты наполняются небывалыми чудесами.
В нашем распоряжении есть, напр[имер], утвержденный нотариусом документ, где человек, по сообщениям "Московских] ведомостей]", "Православного] путев[одителя]" и специально изд[анных] брошюр, пораженный смертью за кощунство по отношению к св. Серафиму, пишет, что он жив и здоров (Як[ов] Ив[анович] Ситнов). Письма, где мнимо исцеленные сообщают, что они не болели и не исцелялись.
Зачем это? Разве это не оскорбление памяти чистого, хотя, быть может, и не святого покойника?
Но оставим это... Возьмем мелочный жизненный пример, смешной и грустный.
Россия гибнет от пьянства и вот...
Владыка В-ий по всем селам проповедует, что "нехорошо, дескать, что вы пьете в шинках... Есть казенки, оттуда берите".
А из шинков грех...
А Смоленская консистория пошла дальше... Она поняла, что шинки полезны монополии, и указом осудила решение одного приходского совета не служить молебнов по домам, где тайно торгуют водкой. Такое решение, дескать, есть дерзкая критика распоряжений правительства, значит почти бунт...
Архиереи на страже интересов винной торговли...
Неслыханное скорбное явление, по виду смешное, а по существу глубоко трагическое.
И снова "истина ста на подлоге, как на твердом камени".
Наконец наступают дни освобождения. Какую роль играет официальная церковь? Она гонит свободную мысль. Хоругви "Союза русского народа" становятся в соборах.
Епископ Никанор пугает муками ада и на коленах просит выбирать "помещиков".
Восторгов объезжает Россию с проповедью крестового похода против свободы.
Иеромонах Арсений сам отправляется в Иерусалим и оттуда вывозит св. икону, как знамение убийств и погромов.
Иеромонах Илиодор проповедует во имя Христа уставить виселицами дорогу из Москвы до Петербурга и сладострастно описывает обряд казни.
А высшая иерархия... В то время как председатель Союза русского народа Дубровин обливает помоями первосвятителя русской церкви, обвиняя его (и клеветнически ложно) во всем, о чем "не леть глаго-лати", этот святитель, принимая икону, с подлогами и плутовством вывезенную из Иерусалима, целует Дубровина...
Союз русского народа и синодальная церковь стали синонимами. Это едино в своем богохульстве и богоборчестве. Недаром саратовские крайне правые отделились от православного братства, основанного еп. Гермогеном, потому что оно "из монархистов хочет сделать погромщиков хулиганов" (Речь одного монархиста).
Страшно сказать, но на счет церкви, по ее адресу можно отнести, чуть-чуть изменивши, обличительную речь... о. Феодора из рассказа Телешова, обращенную к союзникам, расставившим свои знамена с медведями и рыбами в православных соборах.
Она произносится в мелочной лавочке, уставленной иконами, перед "истинно русскими людьми", собравшимися совершить крестный ход, и затем, как чудовищный, кощунственный pendant (4) к святому делу, учинить погром.
Вождь предположенного погрома указывает на св. Георгия, который поражает дракона.
Так, по его мнению, нужно раздавить крамолу.
— Вижу, вижу, — сказал Феодор. — Да кто дракон-то? Как это понимать надобно?.. По сказанию, это был кровопийца: из городов и селений выхватывал девушек и юношей, самый цвет молодежи, и терзал их, пока Георгий святой не растоптал его. Вот что такое - дракон!
— Да, - твердо проговорил он, оглядывая сверху донизу магазин.
— Со всех стен, со всех полок, из всех углов и сторон глядят на вас пречистые лики угодников Божиих. Они лучше меня ответят вам, сударь, на все ваши слова, на все намерения ваши. Вот они! Смотрите! Вот страстотерпцы, великомученики, защитники правды Божией
— кроткими очами своими глядят на вас и спрашивают вас: место ли им рядом с лисицами, рыбами и оленями погромных знамен?
Это вы взяли ключи разумения, вы связали бремена тяжелые, не-удобоносимые и навалили их на плечи людям. Горе вам, лицемеры!.. Вот они, святые великомученики и страстотерпцы!
Мы чтим страдания их, мы молимся им, заступникам нашим в бедах и в горе, павшим за истинное Христово учение; а Господь наш И[сус] Христос заповедал людям душу свою положить за други своя и возлюбить ближнего, как себя самого.
— А вы, верные, прикрываясь именем и знаменем церкви, говорите во имя в ней живущего Христа: бей ближнего своего, топчи его, как червя, ибо он познал, где правда, и готов за чужое счастие, за народ свой, обиженный и обездоленный, идти на страдание и даже на смерть.
И идут, и идут, как мученики, отважные люди и несут чашу воды жаждущему народу. А вы вырвали у них эту чашу и расплескали ее. Не христиане вы, верные слуги! Не люди вы, а волки в овечьей шкуре, лисицы вы хитрые, змеи вы и драконы! Это вы целителя Пантелеймона в котле кипятили, железными бороздами колючими тело его стругали. Максимильяна-царя обманывали и гнев его распаляли
— это вы!... Это вы царя Дадиана наущали святого Георгия зверями травить да живым в могилу закапывать. Это вы, слуги царские, Варвару великомученницу огнем пытали, Веру, Надежду, Любовь терзали и мучили, головы им рубили, святую Ирину предавали постыдству и поруганию — это все вы!..
Покровом церковным вы хотите покрыть свою мерзость, но что тогда церковь ваша, которая Христову правду на службу отдала вам, насильникам, и иконы святые позорить. Вот они глядите: все здесь!
— воскликнул Федор, поднимая вверх руку и опять указывая на иконы. Нет им числа, замученным вами.
Вот и сам Спаситель наш, призывающий к себе всех труждающихся и обремененных.
Он пришел исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу! А вы распяли Его! Вы две тысячи лет распинаете Его своими делами! И ваши знамена рядом с ликом Его, кощунники! И во имя Христа, чтобы не позорить его — даже темные люди бегут от ваших окровавленных хоругвей (Н. Телешов. Крамола. XV сб. "Знания" 186-8 стр.).
Все преступления, которые лежат на совести кощунственного антихристова союза, наполовину должна принять на себя церковь, продавшая Божие за Кесарево.
Не ужасно ли это?
Церковь ли это? Не сменяла ли она крест на лисицу и медведя?...
Последние пятьдесят лет церкви — это полвека ее умирания...
Строятся великолепные храмы в Киеве и Москве и на Севере и на Кавказе, присоединяют, обходя моря и земли, чехов и урмийцев, и истлевают без Духа Святого...
Жалкая позолота - на ветоши. Покраска истлевших гробов.
"Раздувается в историческое событие ничтожное усовершенствование в церковном пении, выдумываются чудеса и делаются святые, но это не может скрыть и закрасить ложь, жестокость, окончательный упадок живой веры - и "мерзость запустения ста на месте святе" — вполне очевидная для всех и несомненная!.."
-------------
1 Есть еще антиохийские люцифериане, не следует смешивать. И те и другие одно по своему происхождению, но на антиохийской почве люциферианство было чисто практическим. Автор.
2 Дело о патр. Никоне, 349-5, изд. археологической] комиссии.
3 См. "Старообрядец", №8 1906 г., стр. 896.46 Статьи из журналов "Старообрядец" и "Старообрядцы", 1906-1908 гг.
4 Здесь - довесок. В др. значениях - подвеска, кулон (фр.). Прим ред.
