СВЕТ СВЯТЫНИ
К оглавлению
( Заметки писателя в защиту поэзии)
Прошлый год наряду со множеством гуманитарных и политических сенсаций ознаменовался также событием культурным и духовным, которое, как мне кажется по своей значимости опережает многие другие, на первый взгляд более яркие и значимые. В 2002 году человечество на вопрос, какая книга для него является самой любимой за все времена (речь шла о художественной литературе) в лице своих писателей и читателей ответило – Дон Кихот. Роман Мигеля Сервантеса был признан любимейшей и лучшей книгой когда либо написанной на земле.
О чем это событие говорит мне как писателю и христианину? Во-первых, о том, что приоритет отданный Дон Кихоту неслучаен и указывает на какую-то особую любовь человечества, вышедшего из страшного и ослепительного двадцатого века в век двадцать первый к герою, который всегда считался образцом непрактичности, мечтательности, несвоевременности и символизировал любого поэта или философа, который продолжает жить в мире собственных, пусть и прекрасных, пусть и самых возвышенных, но не имеющих никакого отношения к практической жизни фантазий. Итак, век передовых технологий, глобальной стандартизации и «американского образа жизни» называет своим героем фантазера. Парадокс? Еще какой!
Странно, что на это никто не обратил до сих пор должного внимания. Странно, что когда мы говорим об оскудевании христианского духа и о закате поэзии перед натиском прагматизма, «клипового» сознания, стандарта, мы забываем о том, что нелепый всадник на тощем коне именно сегодня назван любимейшим героем? Какая тайна тут сокрыта? Как такое может быть вообще? Ведь признать Кихота любимым - это поставить под удар все те ценности, которые культивирует современная внерелигиозная цивилизация, расположившаяся на материке ситуации пост-модерна. Что же происходит? Постараемся ответить на этот вопрос.
«Дон Кихот написан по ошибке», - сказал один из знаменитейших отечественных литературоведов Виктор Шкловский. Сервантес и не думал создавать шедевр и «нетленку». Сервантес хотел развлечься и написать пародию на рыцарский роман, к тому времени уже набивший оскомину даже непритязательному читателю, но тем не менее пользовавшийся спросом. Он ее и написал. Смешную историю о том, как некий чудак из Ламанчи в век стяжательства и мошенничества вообразил себя рыцарем и носителем рыцарской чести.
Итак, первое, что я хочу здесь отметить – Дон Кихот – персонаж пародийный. Вторая его особенность заключается в том, что он действует не в свое время и занимает не свое место, ибо время и место настоящих рыцарей миновало. Человек, занимающий не свое время и не свое место, по моему разумению, вполне может быть назван самозванцем и обманщиком. Именно так и воспринимают Дон Кихота. А за высоту его рассуждений ( чрезвычайно глубоких, между прочим, что всеми серьезными читателями мира, между прочим, признано) и верность рыцарской любви к прекрасной даме и Богу наш рыцарь удостаивается звания безумца. Кажется, в оправдание именно этого персонажа Пушкин впоследствии скажет: «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Здесь сделаем на время паузу и откатимся на две тысячи лет назад.
З0-е годы новой эры, окраина Римской экумены, Иудея, Иерусалим. В течение трех лет здесь длится проповедь нового пророка из Назарета, число учеников , которого то увеличивается, то уменьшается в зависимости от тех странных и загадочных слов, которые он говорит. Так, например, это количество резко уменьшилось, когда он сказал, что он и есть хлеб, сходящий с неба и предложил есть его плоть и пить его кровь. «Кто может все это слышать?» – спрашивали бывшие его последователи и уходили. Итак, давайте попробуем взглянуть на личность нового пророка с точки зрения обыкновенного фарисея. Как воспринимался новый учитель из Галилеи, претендовавший на то, чтобы быть тем самым долгожданным Мессией? Во-первых, по мнению рядового фарисея, он таковым не являлся, ибо настоящий Мессия должен будет сойти «как роса», весьма таинственным образом на землю, и рождение его будет окутано тайной. «А этот – мы знаем, откуда он пришел. И мать его знаем и братьев». Во- вторых, истинный Мессия придет для того, чтобы завоевать Израилю военную славу и мировое господство – такова была общераспространенная точка зрения. В третьих, он должен быть велик и стать царем Израиля. Одним словом, ни по одному из этих параметров бездомный пророк из Назарета на роль истинного Мессии не подходил. С точки зрения среднего и официального религиозного сознания Израиля - Он занимал не свое время и не свое место. Одним словом, Он был самозванцем. А значит, по литературному счету, Он лишь пародировал истинного, «доброкачественного» Мессию.
Дальше. То, что говорил новый пророк, с одной стороны опиралось на Закон (точно также, как Дон Кихот опирался на канонический рыцарский роман), а с другой стороны этот закон переделывало, словно «выворачивало» наизнанку, предлагая например такие совершенно невыполнимые вещи, как молиться за своего врага, вместо того, чтобы воздать ему по понятному и рекомендованному Моисеем принципу справедливости – око за око. И в своей проповеди новый Учитель то и дело повторял: «В Законе сказано так и так, а Я говорю вам….» Одним словом, закон подвергался переосмыслению, а с точки зрения рядового фарисея становился предметом (представим себе, что фарисей знаком с теорией пародии) кощунственного пародирования.
Учитель из Назарета предлагал чудесные, но невыполнимые вещи – любовь, которой не может быть, верность, которая возможна для великих пророков, таких, как Моисей или Авраам, но для нас, обыкновенных смертных, невозможна, близость к Богу, которая тоже прекрасна, но, к сожалению, опять же невозможна для такой мелочи, как мы. Ведь мы горды тем, что признаем именно низкие истины. Пусть они низкие, говорим мы, но они – истины, но они – реальность, нам среди них жить и поэтому нам с ними надо считаться. Нам к ним надо уметь адаптироваться. А пророк из Назарета предлагает нам вместо «тьмы низких истин» «обман», пусть возвышающий нас на время, но не перестающий быть от этого обманом. А следование такому возвышенному обману неминуемо приводит к катастрофе. И все мы это хорошо знаем. Прекрасное но, по большому счету, невыполнимое учение. Христианство.
Рассуждения подобного рода – вне времени. Они абсолютно современны. Они есть симптом и15 и 16 и 20 и 21 века.
Итак. Мне кажется, я достаточно ясно определил ту область смыслов в котором совпадают два великих образа – один реальный, второй – литературный: Иисус Христос - в восприятии средне-бытового сознания и Дон Кихот в том же восприятии. Самозванство, безумие (Иисуса Христа не раз пыталась представить сумасшедшим новейшая медицина) , утопичность идей. И теперь я хочу заметить одну важную вещь: Дон Кихот – не Иисус Христос, но меня прежде всего интересует тот аспект, то смысловое поле, где эти два образа совпадают. А оно, как мы видим, существует и существует достаточно прочно. Это смысловое поле и этот аспект я бы и решился назвать – поэзией.
Причем той поэзией, которую принято называть гениальной.
Хочу объяснить этот несколько неожиданный вывод. Владимир Соловьев так определял прекрасное в поэзии. Та поэзия прекрасна, говорил он, в которой присутствует свет Царства Небесного. Она единственно и реальна, потому что именно Царство Небесное есть единственная реальность, по сравнению с которой все наши бытовые ценности – деньги, власть, желание престижа, собственность – не большая реальность, чем дым. Суета сует – сказал об этой бытовой реальности, так сильно почитаемой во все века (будь то динарии, доллары, замки, буцефалы, гаремы, «лексусы» или владение шоу-бизнесом), сказал Экклезиаст. Итак, по мнению Соловьева, этого Дон Кихота в восприятии современников, поэзия – есть реальность несомненная и реальность большая, чем реальность средне-бытовая, но лишь в том случае, если она опирается тайно или явно на Евангелие и окутана тем же Духом, что и Евангельский. Тем самым, Который дышит, где хочет.
Итак, оказывается, стишки, эти вымыслы и придумки, это несерьезное занятие может стать в один ряд со столь же несерьезными и самозванными персонажами, как Дон Кихот и пророк из Назарета, в один ряд с теми высокими, но неосуществимыми идеалами любви и чести, которые они проповедовали. Мы-то, конечно, знаем, что и Кихот обманщик, и пророк из Назарета – «обманщик, который говорил, что он на третий день воскреснет» (слово «обманщик» Евангелие сохранило – так назвали Иисуса фарисеи, пришедшие к Пилату с просьбой опечатать гробницу). Мы-то знаем, что стишки – они и есть стишки – нас возвышающий на время обман, который может взволновать душу на какой-то миг, но кто же примет этот обман как руководство к действию, как образ жизни? Да вы с ума сошли!
Самое поразительное в христианстве не то, что оно высоко – самое поразительное в нем то, что оно выполнимо. То, что это не просто нас возвышающий обман, а – путь, который осуществим, если следовать за Тем, Кто дает силы для этого пути, Кто Сам есть Путь, – за Христом. Невозможное становится единственно разумным, нереальность становится единственной реальностью, и «ложь» становится Божественной Правдой.
История с признанием «Дон Кихота» лучшей книгой всех времен и народов на самом деле история о том, что есть надежда на то, что «обманщик из Назарета» может оказаться и не обманщиком. Немного страшно сказать, что прав Дон Кихот. Страшнее сказать, что права поэзия. Еще страшнее признать, что прав Христос, и что его правда – единственная. Но уже никогда нельзя отказаться от магии этого образа. И вот почему человечество несколько пугливо, чтобы не иметь никаких страшных обязанностей по отношению к христианству (а точнее сказать - к его Основателю) с его высшей любовью и верой – вещам, как мы уже выяснили, страшным и, кажется, что нереальным, тем не менее отважилось признаться в любви к Иисусу Христу и поэзии, закрывшись от их ослепительного света печальным и смешным образом великого рыцаря из Ламанчи. Ибо признание любви к нему есть всего-навсего замаскированная фраза человечества к своему Создателю: «Господи, мы знаем, что то, что Ты сказал, скорее всего, для нас невыполнимо, но…мы любим Тебя». Но есть и такие, которые говорят: «Невыполнимо, но с Тобой все возможно, Иисусе».
И вот 21 век, век безверия, гуманитарных и экологических катастроф, век компьютеров и виртуальной реальности, век утраты «сакральной вертикали» и век конца святынь – признается в любви к Иисусу, вверив свое послание Дон Кихоту Ламанчскому.
