Мф. 5, 19. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном.

№50 по согласованию (Нагорная проповедь). Стих предыдущий - последующий.

Нарушивший и самую малую заповедь будет самым малым в Царстве Небесном... (Мф. 5, 19). «Лио» - глагол этот похож на толстенный бумажник, в который напихали всего разного. Синодальный перевод дает «нарушить» (заповедь). Вишенчук предлагает «отставить заповедь как мелочь» и добавляет кучу других вариантов: нарушать, выпускать, разрушать (Ио 2,19), отмыкать, отвязывать, освобождать, развязывать (сандалии – Мк. 1,7), аннулировать, ликвидировать, отменять, опустошать, упразднять. Неопределенность понятна, ведь и «освободить» - двусмысленно. Машина без груза – свободна, но машина без груза и пуста. Пришел Мессия освобождать заключенных – как будто неизвестно, какую опасность представляет заключенный, освободившийся внезапно, просто так? Все равно, что резкое высвобождение энергии на атомной электростанции – это же попросту атомный взрыв. Уравнение блуда и поглядывания на красавицу, сказанного в запальчивости «дурак» с убийством – вот что нужно, чтобы не взорвался человек. Или, точнее, не измельчал – потому что Иисус дает четкий образ граблей: не мельчи – не будешь мелочью. Не пожимай плечами: подумаешь, пустяк! А то и Бог пожмет плечами, и ты скатишься… В античной риторике это называлось «парономазия»: одно слово повторяется в двух разных, даже противоположных ситуациях. А можно поставить рядом антонимы, слова с противоположным значением, как здесь: в стихе 17 говорится о том, что закон стоит, пока не «пройдут» - точнее, «выйдут» - небеса и земля, а в стихе 20 – что соблюдшие заповедь «войдут» в Царство Небесное (не соблюдшие – не войдут). Такое вот Царство Небесное – чтобы оно стало доступно, нужно небесам обрушиться. Небо не поддерживает Бога, а загораживает Его от нескромных (точнее, беспутных) взоров. Человек такое великое существо, что в Боге нет места одновременно и человеку, и небу. Правда, человек только еще должен стать великим. Чтобы войти в Царство, человек должен выйти за свои пределы – в стихе 20 употреблен глагол, обозначающий «переполняться, подобно реке, выходящей из берегов. Обычные святые (фарисеи) – в берегах закона, последователи Христа – в берегах и более берегов. Конечно, как наводнение бывает разрушительно, так и соблюдение Закона по Христу может быть разрушительно, и не только для соблюдающего, но и для окружающего. Попробуйте никогда не сердиться, никогда не решать проблемы силой. Много чего разрушится, не только небо и земля. Зато откроется Царство.

*

Студит: "Меньшими же нарещись, по св. Златоусту, не другое что значит, как подпасть вечному мучению" (Cтудит Феодор. Беседа 51 // Добротолюбие. 2-е изд.: М., 1901. Т. 4. С. 117). Понять ли это как безумный трагизм - достаточно не соблюсти одну заповедь, и ты в аду - или как безумный оптимизм: даже вечные муки - в Царстве Небесном, значит, не такие уж они мучительные?

ОДНО ЦАРСТВО ДЛЯ ВСЕХ РАЗМЕРОВ

Жизнь по Евангелию, по Новому Завету, жизнь с Христом - кажется революцией по сравнению с Ветхим Заветом. Безграничная свобода поступка, ответственность качественно иного уровня, новый смысл таких слов как "наказание", "милосердие". Но Сам Господь не видит в этом революции и утверждает, что пришел не нарушать Закон, но исполнить. Он видит связь, ускользающую от нашего зрения. Он говорит об исполнении не в привычном нам смысле слова - как о завершении одного действия перед началом другого, а в смысле первичном: "сделать полным", "долить доверху". Чаша представлений о добре, нравственности, любви была неполна - и вот, Он, не выплескивая ни капли, доливает, дополняет, исполняет ее до самого верху.

Именно исполнение Закона таит в себе высшее милосердие. Заповедь не только не отменяется: "Кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном". Ведь это - индульгенция всем ханжам, лицемерам и фарисеям, всем, кто нарушает заповеди, то учит людей соблюдать их. Мы с удовольствием вычитываем из этой фразы слово "малейшие", но Господь-то подчеркивал - что малейшими они будут не где-нибудь, а в Царстве Небесном. А там - Господи Боже мой, ну какая разница какого мы будем размера у Христа за пазухой, лишь бы там! И оказывается, если понимать эти слова как ответ на вопрос о том, кто попадет в Царство Божие, что в Царстве-то будет значительнее более многолюдно, чем нам кажется. Ибо где такой изверг рода человеческого, где такой палач, подонок и мерзавец, который не учил бы своего ребенка, что убивать нехорошо? или, по крайней мере, что надо чтить отца и мать? И вот он, за одно то, что учил заповеди, нарушая ее, - войдет в Царство Небесное? Войдет, хотя, по словам апостола Иакова, "кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем" (Иак 2.10)? Неужели действительно без всяких дел, просто с одним пустопорожним морализаторством можно ужом проскользнуть в Царство Божие?

Да, да, да! До тех пор, пока мы не углубимся в эту тайну заповеди, в тайну святости морали, святости Божьей - абсолютной и непререкаемой, пока мы не ощутим эту святость всем сердцем, мы не поймем и тайны Божьей строгости к тем, кто нарушает заповедь хотя бы мысленно, и тайны Божьего милосердия ко всем, кто соблюдает заповедь хотя бы ханжески. Ведь слова Иисуса о заповедях начинают евангельскую нравственность, начинает дополнение Закона. Убийца и тот, оказывается - с точки зрения Бога! - кто говорит брату своему "безумный" (а мы-то в наивной своей скверне полагаем, что "дурак" - это самое мягкое из ругательств, что это прощение; мы считаем, что признавая человека невменяемым и посылая его в сумасшедший дом, а не на плаху, мы делаем ему величайшую милость - а Господь считает это той же смертью!). Прелюбодей и тот, кто посмотрел на женщину с вожделением - значит, в мире вообще нет целомудренных людей! Нет людей, которых не за что осудить Богу!

И спустившись до этого дна вместе с Иисусом, мы вместе с Иисусом обнаруживаем, что здесь начинается бездонность прощения. Ибо самым тяжелым грехом оказывается осуждение, а главной заповедью: любовь - любовь к врагам, благословение проклинающих нас, благотворение ненавидящим нас и молитва за обижающих нас и гонящих нас. Господь физически - такой же человек, как и мы - кроме греха! И вот Он физически и психологически не может понять то, что понятно любому человеку после грехопадения: от осуждения до приговора - огромная дистанция. Прокурор обвиняет, судья приговаривает, тюремщик сторожит, палач расстреливает. Или: я осуждаю, Господь казнит. Или: я осуждаю, закон нравственного воздаяния отмщает. Иисусу все это непонятно. Кто осудил - тот расстрелял. Наши уловки затмевают эту истину только для нас самих, не для Спасителя. Так из сверхпочтения к заповеди, к Закону, рождается сверхсправедливость - невынесение приговора, непротивление злому. Из непререкаемости добра рождается непререкаемость любви: "Да будете сынами Отца вашего небесного; ибо Он повелевает Солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных" Мф 5:45).