СТАРЫЙ ПОРЯДОК И РЕВОЛЮЦИЯ

Текст 1856 г. публикуется по изданию:
Токвиль А. де. Старый порядок и революция.
Пер.с фр. М.Федоровой.
М.: Моск. философский фонд, 1997.

Страницы этого издания в скобках;
номер страницы следует за текстом на ней.

К началу

КНИГА ТРЕТЬЯ

ПРИЛОЖЕНИЕ

О ПРОВИНЦИЯХ С СОСЛОВНЫМИ СОБРАНИЯМИ, В ЧАСТНОСТИ О ЛАНГЕДОКЕ

В мои намерения сейчас не входит рассмотрение каждой из провинций с сословными собраниями, еще существовавших в эпоху Революции.

Я хотел бы только указать их число, отметить те из них, где была еще оживленной местная жизнь, разъяснить их отношение с королевской администрацией; указать, в чем они отклонялись и в чем подчинялись правилам, изложенным мною выше; наконец, на примере одной из таких провинций посмотреть, во что они могли с легкостью превратиться.

Штаты существовали в большинстве французских провинций, иными словами, каждая из них управлялась - при сохранении общего королевского правления - людьми трех сословий, как говорили в ту пору, подразумевая под этим собрание, составленное из представителей духовенства, дворянства и буржуазии. Подобное устройство провинций, как и прочие средневековые политические институты, имело схожие черты почти во всех цивилизованных странах Европы, во всяком случае в тех из них, куда проникли германские нравы и понятия. Во многих немецких землях штаты существовали вплоть до французской Революции, а если в некоторых провинциях штаты и были разрушены, то это произошло только в XVII-XVIII веках. На протяжении двух столетий государи вели непрерывную войну с провинциальными собраниями то глухую, то открытую. Они не пытались улучшить государственное устройство в соответствии с требованиями времени, но прилагали все усилия, чтобы разрушать или уродовать его, когда к тому представлялся случай и когда не было возможности поступить еще хуже.

В 1789 г. во Франции сословные собрания существовали только в пяти крупных провинциях и в нескольких незначительных округах. Собственно же провинциальные вольности уцелели лишь в Бретани и Лангедоке. Во всех же прочих областях институт провинциальных собраний полностью утратил жизнеспособность и сохранял лишь свою видимость.

Я остановлюсь на Лангедоке и подвергну его особому анализу. (< стр.168)

Из всех провинций, в которых действовали сословные собрания, Лангедок был провинцией наиболее обширной и густо населенной. В его составе насчитывалось свыше 2 тыс. общин или, как тогда говорили, сообществ, объединявших около 2 млн. жителей, Более того, он был не только самой крупной провинцией такого рода, но и провинцией наиболее благоустроенной и благоденствующей. Таким образом, на примере Лангедока можно наглядно показать, чем могла обернуться свобода провинций при Старом порядке и до какой степени она оказалась подчиненной королевской власти даже в тех областях, где была наиболее сильна.

В Лангедоке штаты могли собираться не иначе как по специальному приказу короля и после приглашения, посылаемого им ежегодно лично каждому из членов собрания. Сей факт побудил одного тогдашнего фрондера сказать буквально следующее: "Из трех сословий, составляющих наши собрания, одно - а именно духовенство - участвует в них по назначению короля, поскольку именно король раздает епископские кафедры и бенефиции; да и два других находятся в сходном положении, потому что приказ короля может не допустить любого члена к участию в собрании, не прибегая для этого ни к ссылке, ни к возбуждению процесса: достаточно только не пригласить неугодного".

Сословные собрания должны были не только открываться, но и завершать свою работу в определенные дни, указанные королем. Обычно длительность сессии устанавливалась постановлением Совета в размере 40 дней. Король был представлен в собрании комиссарами, которые пользовались правом входа в любое время по их требованию и были уполномочены излагать там волю правительства. Кроме того, правительство держало собрания под строгой опекой. Без утверждения постановлением совета собрания не могли принять ни одной сколько-нибудь важной резолюции, ни провести какой-либо финансовой меры. Для того, чтобы ввести налог, заключить заем, начать процесс, они нуждались в особом дозволении короля. Все общие постановления вплоть до определения порядка заседаний, прежде чем вступить в силу, должны были получить подтверждение высшей власти. Ежегодному контролю подвергалась и вся сумма поступлений и расходов собраний или, как теперь говорят, их бюджет.

Впрочем, центральная власть в Лангедоке пользовалась теми же правами, что и повсюду. Здесь так же, как и в иных провинциях применялись издаваемые центральной властью законы, беспрестанно выпускавшиеся ее постановления и предпринимаемые меры. Равным образом она исполняла здесь все обычные правительственные функции: имела ту же полицию и тех же агентов, как и всюду, создавала множество мест для чиновников, которые провинция обязана была выкупать по очень дорогой цене. (< стр.169)

Как и иные провинции, Лангедок управлялся интендантом. В каждом округе интендант имел субделегатов, которые сносились со старшинами общин и руководили ими. Без особого постановления королевского совета ничтожная деревушка, затерянная в ущельях Севенн, не имела права на малейшую трату своих средств. Та часть судебной практики, именуемая ныне административными тяжбами, была в Лангедоке не менее обширной, чем во всей Франции. Интендант разрешал в первой инстанции все вопросы относительно путей сообщения, разбирал процессы, касающиеся дорог, и вообще рассматривал все дела, в которых правительство являлось заинтересованным или считало себя таковым. Впрочем, и здесь правительство защищало всех своих чиновников от не -скромных преследований со стороны притесняемых ими граждан.

В чем же заключались особенности Лангедока, отличавшие его от прочих провинций и являвшиеся предметом их зависти? Лангедок обладал тремя преимуществами, достаточными, чтобы сделать его непохожим на всю остальную Францию:

Во-первых, это - составленное из влиятельных людей собрание, которое пользовалось доверием граждан и уважением королевской власти и в котором не имел права принимать участие ни один чиновник центральной власти или, как говорилось в то время, посланник короля. Это собрание каждый год свободно и .серьезно обсуждало особые интересы провинции. Уже в силу своего соседства с таким источником света королевская администрация иначе пользовалась своими привилегиями и даже, сохраняя .здесь все те же интересы и тех же чиновников, вовсе не походила на то, чем была в других провинциях.

Во-вторых, в Лангедоке производилось множество общественных работ за счет короля и при помощи его чиновников. Существовали здесь и другие работы, часть средств для которых выделялась центральным правительством, которое и руководило в значительной степени их проведением. Но большинство подобных работ проводилось за счет самой провинции. Как только король утверждал план и смету расходов работ, они велись служащими, специально избираемыми сословным собранием, под наблюдением комиссаров, выделяемых из членов собрания.

Наконец, в-третьих, провинция обладала правом самостоятельно собирать часть королевских налогов и налогов, которые ей дозволялось устанавливать для удовлетворения собственных нужд. Причем способ сбора налога также определялся самой провинцией.

Посмотрим теперь, какие выгоды Лангедок смог извлечь из своих привилегий. Вопрос этот заслуживает особого внимания.

Что больше всего поражает в обычных провинциях, так это почти полное отсутствие здесь местных повинностей. Общие налоги (< стр.170) зачастую подавляют своим бременем, но сама провинция ничего не тратит на себя. В Лангедоке же, напротив, стоимость ежегодных общественных работ огромна: в 1780 г. она превышала 2 млн. ливров. Центральное правительство иногда приходит в ярость при виде таких затрат. Оно опасается, что истощенная непосильными расходами провинция будет не в состоянии выплатить падающие на ее долю налоги. Оно упрекает провинциальное собрание в неумеренности. Я прочел записку, содержащую ответ на эту критику. Приводимые мною дословные выдержки обрисуют ярче, чем я смог бы это сделать, дух, коим проникнуто провинциальное самоуправление.

В этой записке говорится, что, действительно, провинция предприняла и проводит огромные работы. Но собрание не только не признает в этом своей вины, но, напротив, заявляет, что если король тому не воспротивится, оно и далее будет следовать тем же путем. На территории провинции были очищены и выпрямлены русла основных рек, приступили к продлению лангедокского канала, вырытого при Людовике XIV и недостаточного для нужд провинции; новое русло канала должно пересечь нижний Лангедок, через реки Сетта и Агда к Роне. В провинции открыт для коммерции порт на Сетте, и на его содержание расходуются значительные средства. Все эти затраты, отмечает собрание, важны не столько для провинции, сколько для государства в целом; тем не менее провинция взяла все расходы на себя, потому что именно ей канал приносит наибольшую выгоду. Кроме того, она собирается осушить болота Эг-Морт и сделать их пригодными для земледелия. Но в особенности она намеревается заняться дорогами: в провинции уже проложены или приведены в хорошее состояние пути, ведущие в другие части королевства, исправлены даже дороги, соединяющие между собою города и отдельные местечки Лангедока. Все эти дороги находятся в превосходном состоянии даже зимой и составляют полную противоположность тряским, ухабистым и плохо содержащимся дорогам большинства соседних провинций, например, Дофине, Керси или Бордо. Собрание приводит мнение коммерсантов и путешественников. И здесь оно не ошибается, ибо Артур Юнг, исколесивший страну десять лет спустя, отмечает в своих заметках: "Лангедок, провинция с сословными штатами; прекрасные дороги, обустроены без барщины".

Если королю угодно будет позволить, продолжает собрание в своей записке, сословное собрание на этом не остановится: оно возьмется отремонтировать проселочные дороги, представляющие не меньший интерес для населения. "Ибо если провиант не может быть доставлен из амбаров владельца на ближайший рынок, то какая польза от того, что его можно доставить на более дальнее (< стр.171) расстояние?" - "Относительно общественных работ собрание всегда придерживалось того мнения, - отмечается далее, - что нужно учитывать не столько их размах, сколько их полезность". Реки, каналы, дороги сообщают ценность продуктам земли и промышленности и позволяют торговле проникать во все уголки провинции. Они дают возможность перевозить грузы куда следует в любое время и с небольшими издержками, а также способствуют обогащению страны вопреки всем затратам. Более того: подобные работы, предпринятые одновременно в различных частях страны, повсюду поддерживают уровень заработной платы и приходят на помощь беднякам. "Королю нет надобности устраивать в Лангедоке благотворительные мастерские, как он делает это на всей остальной территории Франции, - заканчивает собрание с некоторой долей гордости. - Мы не просим для себя такой милости у нас благотворительные мастерские заменены общественными работами, что мы ежегодно проводим, давая всем желающим возможность производительного труда".

Чем больше я изучаю общие установления, изданные собраниями Лангедока в предоставленной им части общественного управления с позволения короля, но, как правило, без его инициативы, тем больше я восхищаюсь мудростью, справедливостью и кротостью, тем значительнее кажутся мне действия местного самоуправления по сравнению с тем, что мне довелось видеть в прочих провинциях, управлявшихся одним королем.

Провинция делится на общины (городские или сельские), на административные округа, называемые диоцезами, наконец, на три. больших департамента или сенешальства. Каждая из этих составных частей имеет собственное представительство и небольшое отдельное управление, действующее под руководством либо штатов, либо короля. Если в интересах какой-либо из этих маленьких политических коллегий затеваются общественные работы, то они предпринимаются не иначе, как по ее требованию. Если работы общины могут принести пользу диоцезу, то округ вносит свою долю в общую сумму расходов. Если же заинтересованным оказывается сенешальство, то и оно вносит свою лепту. Наконец, и диоцез, и сенешальство, и провинция приходят на помощь общине, даже если речь идет о ее частных интересах, но необходимые работы превышают ее возможности, поскольку штаты без устали повторяют: "Основное начало нашего устройства состоит в полной солидарности и взаимопомощи всех частей Лангедока".

Выполняемые провинцией работы готовятся заблаговременно и первоначально подвергаются анализу со стороны низших коллегий, которым предстоит принять в них участие. Работы оплачиваются только деньгами - барщинный труд исключен. Я уже упоминал, что в обычных провинциях владельцам земель, отобранных (< стр.172) под общественные работы, всегда платили мало и с опозданием, а нередко не платили и вовсе. Это было одним из главных предметов жалоб, обращенных к собранным в 1787 г. провинциальным собраниям. Среди жалобщиков встречались и такие, что утверждали, будто бы они были лишены даже возможности выплатить наделанные таким образом долги, так как объект их приобретения был разрушен или лишен своих природных свойств еще до его оценки. В Лангедоке же каждая частица забираемой у собственника земли подлежала тщательной оценке еще до начала работ и оплате в первый же год их производства.

Регламент проведения общественных работ, из которого я заимствую эти подробности, показался центральному правительству настолько удачным, что оно пришло в восхищение, однако не последовало ему. Королевский совет, разрешив ввести регламент в действие, приказал отпечатать его в королевской типографии и разослать всем интендантам для ознакомления.

Все, что я говорил об общественных работах, еще более применимо и к другой не менее важной стороне управления провинцией - к сбору податей. В этом отношении различие между Лангедоком и всем остальным королевством просто поразительно.

Я уже имел случай рассказать, каким образом используемые в Лангедоке способы распределения и сбора тальи частично воспроизводили методы, которыми мы сегодня пользуемся в деле налогообложения. Укажу только, что провинция настолько хорошо осознала превосходство своих методов, что всякий раз, как король устанавливал новые налоги, штаты, не колеблясь, выкупали право взимать их по-своему и через своих чиновников.

Несмотря на перечисленные мною расходы, дела Лангедока находились в таком образцовом порядке, а кредит его был настолько прочен, что к нему часто прибегало центральное правительство и от имени провинции занимало деньги, которых ему самому не дали бы на столь выгодных условиях. Я обнаружил, что Лангедок в последнее время занял по своим собственным поручительствам, но за счет короля, 73 млн. 200 тыс. ливров.

Однако же правительство и его министры косо поглядывали на эти местные вольности. Ришелье сначала изуродовал их, а затем и вовсе уничтожил. Ненавидел их и вялый и ленивый Людовик XIII, который вообще ничего не любил. По свидетельству Буленвилье, король испытывал такое отвращение к привилегиям провинций, что при одном только упоминании о них приходил в ярость. Трудно себе представить, сколь горячо слабые души ненавидят все то, что принуждает их к каким-либо усилиям. В эту ненависть они вкладывают весь остаток своего мужества и всегда выказывают здесь твердость, сколь бы слабы они ни были в остальном. По счастливой случайности во времена детства Людовика XIV (< стр.173) была восстановлена прежняя конституция Лангедока, и этот короля уважал ее, считая собственным детищем. Людовик XV приостановил ее действие на два года, но потом вновь восстановил ее.

Учреждение продажи муниципальных должностей грозило конституции Лангедока не столь явными, но не менее серьезными опасностями. Это презренное установление имело своим следствием не только уничтожение городского самоуправления, но и было направлено также против провинциальных собраний. Мне не известно, избирались ли с этой целью депутаты от третьего сословия, но я знаю, что это давно уже перестало практиковаться - городские муниципальные сановники стали там единственными представителями буржуазии и народа.

Отсутствие специального полномочия, учитывающего интересы данного момента, было мало заметно, пока города сами избирали своих должностных лиц - свободно, всеобщим голосованием, чаще всего на очень короткий срок. В те времена мэр, консул или синдик настолько точно представляли в собрании волю населения, от имени которого они выступали, как если бы они были специально избраны им. Понятно, что когда человек за деньги приобретал право управлять своими согражданами, дело обстояло иначе. Такой человек представлял только самого себя или, в крайнем случае, мелкие интересы своих близких. Тем не менее за чиновниками, приобретшими свою должность с торгов, сохранялись те же права, что и за избранным магистратом. В силу этого характер правления тотчас же изменился. Дворянство и духовенство, заседавшие ранее в провинциальном собрании лицом к лицу с представителями народа, обнаружили теперь перед собой лишь нескольких одиноких буржуа, робких и бессильных. Третье сословие занимает в делах управления все более подчиненное положение, хотя с каждым днем богатеет и укрепляет свое положение в обществе. В Лангедоке положение было иным, поскольку провинция всегда заботилась о выкупе у короля должностей, как только они учреждались. Заем, сделанный провинцией в этих целях, только в 1773 г. составлял 4 млн. ливров.

Иные, более могущественные причины способствовали проникновению нового духа в старые институты и придавали штатам Лангедока неоспоримое преимущество перед всеми остальными.

В этой провинции, как и вообще на значительной части южной Франции, талья носила реальный, а не личный характер, то есть размер ее определялся ценностью имущества, а не условиями жизни собственника, правда, существовали и некоторые земли, освобожденные от этой подати. Такие земли некогда принадлежали дворянству, но с течением времени и с развитием промышленности случилось так, что часть этих имений перешла в руки простолюдинов. С другой стороны, дворяне приобрели много (< стр.174) земель, обложенных тальей. Таким образом, перенесение привилегий с людей на вещи было, разумеется, абсурдным; но такая привилегия была менее ощутимой, поскольку, хоть и стесняла по-прежнему, не была унизительной. Она уже не была неразрывно связана с определенным классом, не создавала для него особой заинтересованности, совершенно чуждой и противоположной интересам других классов, и в силу этого она не препятствовала более тому, чтобы все в равной степени занимались делами управления. И действительно, в Лангедоке классы смешивались и были близки к совершенному равенству.

. В Бретани все дворяне обладали правом лично появляться в провинциальном собрании, отчего то часто напоминало польский сейм. В Лангедоке дворяне участвовали в работе Штатов через своих представителей - 23 дворянина представляли всех остальных. Духовенство также представляли 23 епископа провинции, но что особенно примечательно, так это то, что города имели столько же голосов, сколько и два первых сословия вместе взятые.

Поскольку собрание было нераздельным, и голосование в нем происходило не по сословиям, а поголовно, то третье сословие, естественно приобрело в нем большой вес и мало помалу сообщило всему собранию свои характерные черты. Более того, трое сановников, именуемых генеральными синдиками, от имени собрания уполномоченные вести повседневные дела, были юристами, то есть простолюдинами. Дворянство, еще достаточно сильное, чтобы сохранить собственное достоинство, не находило в себе сил для единоличного правления. Духовенство, со своей стороны, хотя и состоявшее большей частью из дворян, жило в полном согласии с. третьим сословием, оно горячо поддерживало большинство из его проектов, согласно трудилось вместе с ним над поднятием материального благосостояния всех граждан, над развитием торговли и промышленности и таким образом часто оказывало третьему сословию услуги своим глубоким знанием людей и своим редким умением ведения дел. Когда нужно было послать кого-нибудь в Версаль для обсуждения с министрами спорных вопросов, порождающих конфликт между королевской властью и Штатами, выбор почти всегда падал на священнослужителя. Можно сказать, что в течение последнего столетия Лангедоком управляла буржуазия, которую контролировало дворянство и которой помогало духовенство.

Благодаря особому политическому устройству Лангедока дух нового времени мог спокойно проникнуть в старые институты провинции и преобразовать их, ничего не разрушая. (< стр.175)

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА, ОТНОСЯЩИЕСЯ ОДНОВРЕМЕННО К НЕСКОЛЬКИМ ПАССАЖАМ ТЕКСТА.

Феодальные права, существующие еще и в эпоху Революции
(по изложению современных знатоков феодального права) .

Я не собираюсь писать трактат о феодальных правах или разбирать вопрос об их происхождении. Я только хотел бы указать те из этих прав, что продолжали еще существовать в XVIII веке. Они играли тогда столь важную роль и занимали столь значительное место в представлениях даже тех людей, которые уже не страдали от них, что мне показалось весьма любопытным выяснить, что же представляли собой эти права, когда их разрушила Революция. С этой целью я изучил сначала известное число поземельных росписей и реестров сеньорий, выбирая из них новейшие. Но этот путь мало что мне дал, поскольку феодальные права, хотя и регулировались общим для всей феодальной Европы законодательством, множились до бесконечности в своих формах в зависимости от провинций и даже кантонов. Поэтому я выбрал единственно правильную систему, которая показалась мне способной хотя бы приблизительно подвести меня к предмету моих поисков. Она состояла в следующем. Феодальные права давали повод ко всякого рода спорным делам. Значит, речь должна была идти о том, чтобы выяснить, каким образом феодальные права приобретались и как они утрачивались, в чем именно они заключались, какие из феодальных повинностей взимались лишь в силу королевского патента, какие устанавливались в частном порядке, а какие, напротив, не нуждались в формальных документах и могли взиматься в силу местных обычаев или даже в силу давности действия. Наконец, при продаже феодальных (< стр.238) прав следовало знать способы их оценки, определить, какой капитал представляет собой каждое из них в зависимости от его важности. Все эти моменты затрагивали множество финансовых интересов и были предметом множества споров. Образовалась даже целая когорта легистов, единственным занятием которых было внесение ясности в спорные вопросы о феодальных правах. Некоторые из них составляли свои труды во второй половине XVIII века, а кое-кто - и в самый канун Революции. Эти люди не были юрисконсультами в собственном смысле слова - они были практиками, и единственной их целью было указать профессиональным юристам правила, коими следовало руководствоваться в области этого столь специального и столь привлекательного с точки зрения извлечения выгоды отдела права. В процессе внимательного изучения трудов федистов у меня постепенно складывалось довольно обстоятельное и ясное представление о предмете, масштабы и запутанность которого в начале поражают всякого. Ниже я привожу по возможности более сжатое изложение результатов моих трудов. Эти заметки извлечены главным образом из работ Эдна де Фреминвиля, писавшего около 1750 г., и Ренодона, чье сочинение, датированное 1765 г., называется "Исторический и практический трактат о сеньоральных правах".

Чинш (т. е. постоянное обложение натурой и деньгами, которое феодальные законы связывают с земельными владениями) в XVIII веке оказывает значительное влияние на положение значительного числа собственников. Чинш продолжает оставаться нераздельным, иными словами, по желанию можно обратиться к любому владельцу сданной в аренду недвижимости и потребовать с него уплаты полной суммы чинша. Выплату его нельзя просрочить. Владелец сданной в аренду недвижимости не может продать ее без условия чиншевого выкупа, т. е. без обязательства обратного выкупа собственности по продажной цене. Но этот момент имеет место лишь в обычном праве, действующем в отдельных областях; например, наиболее распространенное Парижское право его не признает.

Доход сеньора с наследства. Это - общее правило для страны с обычным правом и заключается оно в том, что всякое подчиненное наследство влечет за собой налог на продажу наследства: владельцам должны быть выплачены пошлины с продажи. Величина данных пошлин разнится в зависимости от местных обычаев, но, как правило, она довольно значительна. Такие пошлины существовали и в странах с писаным правом; здесь они составляли шестую часть продажной цены и именовались lods. Но в таких странах право устанавливать пошлины принадлежит владельцу имения. Как при писаном, так и при обычном праве чинш дает владельцу привилегию перед всеми прочими кредиторами. (< стр.239)

Полевая подать (терраж или шампар) -это определенная доля урожая, получаемая собственником со сданного в аренду наследства; величина этой подати изменяется сообразно с договорами ;я с обычными правами. Мы еще часто встречаем ее в XVIII веке. .Я полагаю, что даже в странах с обычным правом терраж всегда имел в своем основании документ. Терраж бывает сеньоральным или поземельным. Здесь нет нужды излагать признаки, различающие эти подати. Достаточно сказать, что полевой поземельный налог, как и поземельные ренты, погашается за 30 лет, тогда как "сеньоральный не подлежит погашению. Обложенная этим налогом .земля не может быть заложена без согласия владельца.

Борделаж. Это право существовало только в провинциях Ниверне и Бурбонне; оно состояло в ежегодных выплатах с чиншевого владения деньгами, зерном и домашней птицей. Борделаж имеет очень тяжелые последствия: невыплата данного налога в течение трех лет приводила к конфискации земли в пользу се владельца. Кроме того, на должника накладывалось множество ограничений в его праве владения: в некоторых случаях владелец мог наследовать имение, хотя существовали и другие правоспособные наследники. Договор такого рода был наиболее тяжелым во всем феодальном праве; и в конечном итоге судебная практика ограничила его действие одними сельскими наследствами, поскольку, как говорит автор указа, "крестьянин всегда представляет собой мула, готового вынести на себе все тяготы".

Марикаж. Это особый налог, взимавшийся в очень немногих местностях с владельцев сданных в аренду имений или наследных земель. Оч состоял в выплате известной суммы лишь в случае естественной смерти сеньора или владельца наследных земель.

Феодальные десятины. В XVIII веке существовало еще много такого рода десятин. Как правило, их выплачивали на основе договора, и сеньор не мог требовать их выплаты на основе одного только факта господской власти.

Парсир. Так назывался налог, взимаемый со сбора плодов, разводимых на наследных землях. Он схож с полевым сбором и феодальной десятиной и практиковался главным образом в Бурбонне и 'Оверни.

Карпо. Распространенный в Бурбонне, этот налог по отношению к виноградникам является аналогичным полевому налогу по отношению к пахотным землям и представляет собою право изъятия определенной части урожая. Обычно он составлял четвертую часть всего сбора винограда.

Крепостные отношения. Обычные права, сохраняющие еще некоторые следы крепостного состояния, называются крепостным правом; количество их незначительно. В провинциях, где действует это право, практически нет земель, где бы не было заметно (< стр.240) следов былого крепостничества (эти слова написаны в 1765 г.) . Крепостничество, или порабощение, как его называет автор, носило либо личный, либо реальный земельный характер.

Личная зависимость была неотделима от человека и преследовала его повсюду. Куда бы ни ушел крепостной, в какое бы место ни перенес он свое имущество, сеньор всегда мог востребовать его по праву наследования. Авторы приводят множество указов, подтверждающих это право, среди которых, в частности, указ от 17 июня 1760 г., которым суд отказывает некоему сеньору из Ниверне в иске о наследовании по крепостному праву после Пьера Трюше, умершего в Париже. Этот Трюше был сыном крепостного подлежащего преследованию по обычному праву Ниверне. Крепостной женился в Париже на свободной женщине и скончался, так же, как и его сын. Но постановление суда по всей видимости основано на том, что Париж является местом прибежища, где не распространяется право преследования. Но если право прибежища препятствовало сеньору завладеть имуществом, которым владел его крепостной в месте убежища, то оно не ставило никаких препятствий для перехода в руки господина имущества, оставленного в его сеньории.

Земельное прикрепление было следствием владения землей и" могло прекращаться в связи с оставлением земли и переменой места жительства.

Барщины. Так называлось право господина по отношению к его подданным, в силу которого он мог использовать в своих интересах определенное число их рабочих дней, либо их самих, либо их волов и лошадей. Барщина по воле, то есть по усмотрению сеньора, уже полностью отменена; уже давно она сводится к нескольким дням отработки в год.

Барщина могла быть личною либо земельною. Личная барщина исполнялась проживающими на земле сеньора рабочими людьми в соответствии с их ремеслом. Земельные барщины были связаны с обладанием определенными наследными владениями. От барщины освобождались дворяне, священники, церковнослужители, судебные чиновники, адвокаты, врачи, нотариусы и банкиры, а также вообще именитые граждане. Автор приводит указ от 13 августа 1735 г., освобождающий от барщины нотариуса, которого сеньор хотел принудить являться к нему в течение трех дней для бесплатного составления документов, касавшихся имения, где проживал тот нотариус. А вот указ от 1750 г., провозглашающий, что выбор формы отбытия барщины - личная отработка либо замена ее денежными выплатами - предоставляется лицу, отбывающему барщинную повинность. Всякая барщина должна быть основана на письменном документе. Сеньоральная барщина в XVIII веке представляла собой крайне редкое явление. (< стр.241)

Право на доход с имущества за обязательное пользование оным. От сеньоральных монополий были свободны только такие провинции, как Фландрия, Артуа и Гиннегау. Парижское обычное право очень строго следит за тем, чтобы сеньоральные монополии .действовали только при наличии документа. Этому праву подчинялись все, имеющие оседлость в черте действия данной монополии, и чаще всего дворяне и священники. Помимо монополии на мукомольные мельницы и хлебные печи - существовало и множество других монополий:

1. Монополия на промышленные мельницы - сукновальни, дубильни, мельницы для выделки пеньки. Эти монополии устанавливались обычным правом многих провинций, в частности, таких, как Анжу, Мэн, Бретань.

2. Монополия на виноградный пресс. Мы сталкиваемся с нею в обычном праве всего нескольких провинций, среди которых Лотарингия и Мэн.

3. Монополия на быка. О ней не говорится ни в одном обычном праве, но мне доводилось читать некоторые документы, ее устанавливающие. То же относится и к господской скотобойне.

Вообще второстепенные барщины, которые мы только что перечислили, встречаются довольно редко, и право относится к ним наименее благосклонно: они могут быть основаны только на очень ясном тексте обычных прав или, за их отсутствием, на очень четко составленном документе.

Привилегия по виноградному сбору. По мнению авторов, этим правом пользуются еще многие сеньоры - либо в силу обычного права, либо по особым документам. Эта привилегия заключается в праве сеньора на продажу производимого в его владениях вина в течение определенного времени (обычно в течение месяца или 40 дней) раньше всех других. Из наиболее крупных провинций привилегию на продажу вина устанавливает и регулирует обычное право Тура, Анжу, Мэна, Ла Маршала. Постановлением суда по делам о налогах от 28 августа 1751 г. содержателям кабаков в виде исключения дозволяется продавать вино в течение монопольного срока, но только приезжим людям; кроме того, - продавать следует только вино сеньора, произведенное на его земле. Обычное право, устанавливающее и регламентирующее эту монополию, как правило, требует, чтобы она была оформлена в виде документа.

Налог на пастбища. Владелец, обладающий высшим судом. имеет право взимать сбор за разрешение местным жителям пасти их скот на землях, расположенных в черте судебной компетенции владельца либо на необрабатываемых землях. Это право не существует в провинциях с писаным правом, но широко распространено в провинциях, управляемых обычным правом. Под разными наименованиями мы находим его особенно в Бурбонне, Ниверни, Оверни, (< стр.242) Бургундии. Это правило предполагает, что первоначально право собственности на всю землю принадлежало сеньору, так что после раздачи ее лучших частей в ленное или чиншевое владение или в другие виды земельного пожалования за известные оброки владелец уступает на время в пользование оставшиеся у него земли, используемые для выгона. Этот сбор устанавливается обычным правом некоторых провинций, но претендовать на него могут только сеньоры с правом верховного суда, и взимается он в соответствии с особым документом или по крайней мере на основе старых показаний, подкрепленных фактом долгого пользования.

Дорожные пошлины. Авторы утверждают, что изначально существовало поразительное множество сеньоральных пошлин на мостах, реках, дорогах. Людовик XIV уничтожил многие из них. В 1724 г. комиссия, назначенная специально для изучения всех документов, связанных с дорожными пошлинами, упразднила 1200 таких пошлин; упразднение их продолжается и по сей день (авторы пишут об этом в 1765 г.) . Как говорит Ренодон, первым принципом в данной области было требование документа на дорожную пошлину, причем документа, исходящего от суверена. Удостоверяющий право на дорожную пошлину документ имеет подзаголовком слова "Именем Короля". Одним из условий установления дорожной пошлины является присоединение к ней тарифа сборов, подлежащих уплате с каждого товара. Тариф всегда утверждался указом королевского совета. Автор пишет, что регулярное пользование дарованным правом начиналось только после выдачи жалованной грамоты. Однако, несмотря на предпринятые законодателями предосторожности, в последнее время наблюдалось значительное повышение дорожных пошлин. Я знаю одну заставу, прибавляет автор, которая 100 лет тому назад была сдана в аренду за 100 ливров, а приносит сегодня 1400 ливров; другая, отданная на откуп за 39 ливров, приносит 90000 ливров. Право взимания дорожных пошлин определяют такие основные постановления, как глава 29-я указа 1669 г., а также эдикты 1683, 1693, 1724, 1775 гг.

Авторы, на которых я ссылаюсь, вопреки своему благосклонному отношению к феодальным правам, признают существование крупных злоупотреблений при взимании дорожных пошлин.

Паромы. Между паромным сбором и дорожной пошлиною существует весьма ощутимое отличие: дорожная пошлина взимается только с товаров, паромный сбор - с людей, животных, повозок. На пользование этим правом также требуется королевское дозволение, и размер взимаемых сборов должен определяться постановлением совета, его устанавливающим и утверждающим.

Право лейда (имеет еще несколько местных названий) - налог, взимаемый с товаров, привозимых на ярмарки или рынки. Как утверждают цитируемые нами федисты, большинство владельцев (< стр.243) несправедливо считают этот сбор чисто сеньоральным и как бы связанным с правом верховного суда - несправедливо, ибо этот налог подлежит утверждению со стороны короля. Во всяком случае это право принадлежит только сеньорам, наделенным верховным судом, которые и взимают причитающиеся по закону полицейские пени. Тем не менее, хотя право лейда по теории могло исходить только от короля, в действительности же оно по всей вероятности очень часто основывалось на феодальной грамоте или длительности пользования им.

Достоверно известно, что ярмарки могли устанавливаться с королевского дозволения.

Для установления единиц меры и веса, какими должны пользоваться их вассалы на ярмарках и рынках сеньории, сеньоры не нуждаются ни в специальном документе, ни в разрешении со стороны короля. Вполне достаточно, чтобы это право было основано на обычае или длительности пользования. По словам авторов, все короли, желавшие ввести единообразие мер и весов, потерпели неудачу на этом поприще. Все оставалось таковым, каким и было в эпоху составления обычного права.

Дороги. Права владельцев по отношению к дорогам. Крупные дороги, называемые еще королевскими, в действительности принадлежали только суверенам. Их прокладка, содержание, совершающиеся на них преступления - вне правомочий сеньоров и их судей. Что касается частных дорог, пролегающих в пределах сеньории, они бесспорно принадлежат сеньорам, наделенным правом верховного суда. Эти сеньоры пользуются по отношению к дорогам всеми правами дорожного ведомства и полиции, и их судьи ведут дела по поводу всех совершаемых на дорогах преступлений, за исключением случаев, находящихся в ведении короля. Некогда сеньорам было вменено в обязанность содержание пролегающих через их владения дорог и в целях покрытия расходов по исправлению дорог владельцам было предоставлено право сбора пошлинных сборов, установки межевых знаков и заграждений. Но со временем король вновь взял в свои руки общее управление крупными дорогами.

Воды. Все судоходные и сплавные реки, даже протекающие через сеньоральные владения, принадлежали королю не взирая ни на какие грамоты противоположного содержания (указ от 1669 г.) . Единственные права, какие могли иметь на них сеньоры, - это доходы с рыбной ловли, с мельниц, паромов, мостовые сборы и т.д., обязательно пожалованные королем. Отдельные сеньоры высказывают притязания на право суда и полиции в отношении таких рек, но это либо явная узурпация, либо выпрошенные полномочия.

Малые реки, бесспорно, принадлежат сеньорам, через чьи владения они протекают. Сеньоры имеют в отношении этих рек те же права собственности, правосудия, полиции, что имеет король по (< стр.244) отношению к судоходным рекам. Все сеньоры, обладающие правом верховного суда, являются полными владельцами несудоходных рек, протекающих через их владения. Для получения права собственности на них сеньоры не нуждаются ни в каком ином документе, кроме грамоты, предоставляющей им право верховного суда. Обычное право некоторых провинций, например, Берри, разрешает частным лицам без дозволения сеньора возводить мельницу на сеньоральной реке, протекающей через их наследственные земли. Бретанское обычное право предоставляет эту привилегию лишь очень знатным лицам. В общем праве однозначно сказано, что один только сеньор с правом верховного суда может разрешать постройку мельницы в пределах своих судебных полномочий. Без дозволения сеньоральных судей никто не может устраивать на реке заграждения для защиты своих наследных земель.

Фонтаны, колодцы, мочальни для льна, пруды. Дождевые воды, стекающие по крупным дорогам, принадлежат сеньорам, обладающим правом верховного суда, - они имеют исключительное право распоряжаться ими. Наделенный правом верховного суда сеньор может устроить пруд в пределах своих полномочий даже на наследственных землях подчиненных его суду лиц, выплатив последним стоимость их затопленных владений. Об этом свидетельствует обычное право многих провинций, в частности, Тура и Ниверне. Частные же лица могут устраивать водоемы только на принадлежащей им земле; кроме того, во многих местностях обычное право обязывает собственника в данном случае спрашивать разрешения у сеньора.. Кутюмы, принуждающие испрашивать дозволения у сеньора, требуют, чтобы последний в случае положительного ответа давал разрешение бесплатно.

Рыбная ловля. Право рыбной ловли на судоходных или сплавных реках принадлежит королю, который один только может его кому-либо пожаловать. Только королевские судьи могут судить о проступках в области рыболовства. Тем не менее немало сеньоров пользуются правом рыболовства на крупных реках, но право это либо пожаловано им, либо они его узурпировали. Что же касается несудоходных рек, то без разрешения сеньора с правом верховного суда, через чьи пределы протекает река, на ней запрещается ловить рыбу даже на удочку. Указ от 30 апреля 1749 г. осуждает рыболовов за подобные нарушения. В остальном же даже сеньоры обязаны строго следовать общим уложениям о рыболовстве. Сеньор с правом верховного суда может передать право рыболовства на своей реке в ленное или чиншевое владение.

Охота. Право на охоту не может быть отдано на откуп подобно праву на рыболовство. Это личное право. Обычно считают, что охота является королевской привилегией, коей дворяне пользуются в пределах своих владений или на своем лене не иначе, как с дозволения (< стр.245) короля. Такое положение дел устанавливает 30-ая глава указа от 1669 г. Разбирательству сеньоральных судов подлежат все происшествия на охоте, за исключением охоты на красного зверя (каковыми, я полагаю, являются крупные звери: олени, лани) , дела о которой находятся в ведении короля.

Право охоты - самое запретное для простолюдина из всех существующих прав; его не дает даже сеньоральное владение, принадлежащее недворянину. Король не дарует его при своих пожалованиях, сеньор не может позволить охотиться на своей земле; круг людей, пользующихся этим правом, необычайно узок, применяемые здесь принципы чрезвычайно строги. Однако мы то и дело видим, что сеньоры дают разрешение на охоту не только дворянам, но и простолюдинам. Обладатель права верховного суда может охотиться в пределах своих полномочий, но только он один. На этой территории он может издавать различные правила и запрещения, касающиеся факта охоты. Все ленные владельцы, даже не обладающие правом верховного суда, могут охотиться в пределах своих ленов. Не имеющие ни права суда, ни лена дворяне также могут охотиться на принадлежащих им землях в окрестностях их жилищ. Я читал приговор суда, в соответствии с которым простолюдин, имеющий парк в черте владений сеньора с правом верховного суда, должен держать его открытым для забав господина. Но этот указ относится к весьма отдаленному времени - он датирован 1668 г.

Кроличьи садки. Их устройство в XVIII веке невозможно без соответствующей жалованной грамоты. Содержание кроличьих садков может быть дозволено как дворянам, так и простолюдинам, но хорьков держать могут только дворяне.

Голубятни. В некоторых местностях обычное право дозволяет постройку голубятен на опорах одним только владельцам верховного суда, другие кутюмы признают его за всеми ленными владельцами. В Дофине, Бретани и в Нормандии простолюдинам запрещено иметь голубятни и птичники; держать голубей здесь могут только дворяне. Очень строги наказания за убитых голубей; часто они выносятся по приговору суда.

Таковы, по мнению названных авторов, основные феодальные поборы, еще взимавшиеся во второй половине XVIII века. Они добавляют: "Права, о которых до сих пор шла речь, являются общими установлениями. Но существуют и многие другие, менее известные и менее распространенные, действующие лишь в некоторых местностях или даже сеньориях в силу особых жалованных грамот". Количество этих редко встречающихся или ограниченных по распространению прав, о которых говорят и которые перечисляют в своих работах авторы, достигает девяносто девяти. Большей частью они касаются непосредственно земледелия, предоставляя сеньорам право на определенные поборы с урожая, на установление дорожной (< стр.246) пошлины с продажи съестных припасов, равно как и с их провоза. Авторы утверждают, что в их время многие из этих прав уже вышли из употребления, но я полагаю, что в отдельных местностях значительное число поборов продолжало взиматься вплоть до 1789 г.

Изучив по сочинениям фсдистов XVIII века основные феодальные поборы, бывшие в употреблении в то время, я хотел бы выявить значимость этих прав с точки зрения их современников, по крайней мере, с точки зрения дохода, который они приносили своим обладателям, а также с точки зрения расходов плательщиков.

Об этих моментах говорит один из приведенных мною авторов Ренодон. Он излагает правила, коим должны были следовать законоведы при оценке по описям различных феодальных сборов, существовавших еще в 1765 г., то есть за 24 года до Революции. По словам легиста, в этом деле надлежало соблюдать следующие правила:

Судебные права. "В некоторых местностях наше обычное право, - говорит он, - оценивает отправление высшего, среднего и низшего правосудия в одну десятую часть дохода с земли. В те времена сеньоральный суд имел большое значение. Эдм де Фроминвиль полагает, что в наши дни стоимость суда должна оцениваться не выше одной двадцатой части земельных доходов, но я считаю и эту оценку слишком высокою".

Почетные права. Как бы ни было трудно оценить эти сборы, осторожность сведущих людей побуждает установить для них очень умеренную сценку, - утверждает наш автор, человек весьма положительный и не придающей большого значения внешней стороне дела.

Сеньоральные барщины. Автор называет правила оценки этих барщин, что говорит в пользу некоторой действительности данных прав. Один день работы вола оценивается в 20 су; один день труда работника равен 5 су плюс пропитание. Данные расценки прекрасно характеризуют уровень заработной платы в 1765 г.

Дорожные пошлины. По поводу оценки дорожных пошлин автор говорит следующее: "Дорожные пошлины подлежат самой низкой оценке из всех сеньоральных прав; их размер носит крайне случайный характер. Поскольку в настоящее время содержание важнейших для торговли дорог и мостов находится на попечении короля, многие дорожные заставы не приносят дохода и их постоянно снимают".

Право рыбной ловли и охоты. Право рыбной ловли может быть отдано на откуп и потому поддается оценке. Право охоты носит исключительно личный характер и на откуп не отдается; оно, таким образом, принадлежит к числу почетных, а не доходных прав, и оценщики не могут включать его в свои расчеты. (< стр.247)

Затем автор говорит особо о пошлинах с продажи вина, о ярмарочном и рыночном сборе, о налоге с пастбищ, что означает, что поборы эти взимались чаще всех прочих и имели большую важность. Он прибавляет: "Существует еще множество встречающихся порой сеньоральных прав; перечислять их все было бы слишком долго и даже невозможно. Но из приводимых ниже примеров знатоки смогут извлечь общие правила, могущие регулировать права, о которых мы здесь не говорим".

Оценка чинша. В большинстве местностей чинш оценивается в 30 денье. Такая высокая его оценка обусловлена тем обстоятельством, что это право предоставляло помимо непосредственных чиншевых выплат еще и выплаты с продажи поместий.

Феодальные десятины, хлебная подать. Феодальные десятины оцениваются не ниже, чем в 25 денье, поскольку они не требуют ни забот, ни расходов. Если хлебной подати сопутствует пошлина с продажи именья, то есть если поле, обложенное хлебным оброком, не может быть продано без уплаты владельцу, имеющему верховную ленную власть, пошлины с отчуждения, - то в этом случае оценка повышается до 30 денье. В противном случае оценка такая же, как и при десятине.

Поземельные ренты, которым не сопутствуют никакие пошлины с продажи, ни право первенства при покупке имения, то есть ренты, не имеющие сеньорального характера, оцениваются в 20 денье.

Оценка различных видов наследственных владений, существовавших во Франции перед Революцией

Во Франции, как известно, говорит наш автор, существовало только три вида имущества.

1. Внесеньоральное владение. Это наследное владение, свободное от всех повинностей, неподчиненное никаким сеньоральным правам - ни доходным, ни почетным.

Существуют дворянское и недворянское внесеньоральное владение. Дворянские владения наделены либо правом суда, либо зависимыми ленами или чиншами. При разделе они подчиняются законам феодального права. Недворянские внесеньоральные владения не имеют ни суда, ни ленов, ни чинша; они делятся, как принято среди простолюдинов. Только владельцев внесеньоральных имений автор признает за полноправных земельных собственников.

Оценка наследства при внесеньоральном владении. В этом случае оценка наивысшая. Обычное право Оверни и Бургундии определяют ее в 40 денье. Автор полагает, что точнее будет оценить наследство при внесеньоральном владении в 30 денье.

Следует отметить, что дворянское внесеньоральное владение, расположенное в черте сеньоральной подсудности, подчиняется (< стр.248) последней. Но в данном случае речь идет о подчинении не лично сеньору, но его юрисдикции, заменявшей государственное судопроизводство.

2. Второй разряд имущества составляют наследства на ленном основании.

3. Третий разряд состоит из имущества на правах чинша, на языке права называемом простонародным.

Оценка ленного наследства. Эта оценка понижается по мере увеличения феодальных повинностей, отягощающих наследство.

1) В провинциях с писаным правом, равно как и во многих местностях с обычным правом, ленное владение не обязывает ни к чему, кроме уст и рук, то есть клятвенного обещания верности сеньору.

2) В иных видах обычного права, как, например, в Бургундии, лены связаны еще с так называемой опасностью и подвергаются феодальной конфискации в том случае, если вступающий в права владения наследник не приносит присяги и клятвы на верность сеньору.

3) В прочих видах обычного права - например, в парижском и некоторых других - ленное владение помимо присяги и клятвы на верность подчинено обязательству уплаты 5%-го налога и продажных пошлин с феода.

4) Наконец, в других местностях, например, в Пуату и некоторых других, лен подчинен оброку и обязательству предоставлять лошадей для перевозки тяжестей и т. д.

Владения первой категории оцениваются выше остальных. Парижское обычное право определяет его оценку в 20 денье, что кажется автору достаточно соразмерным.

Оценка чиншевого владения. Чтобы произвести оценку такого имущества, его следует разделить на три разряда:

2. Владения, которые, помимо чинша, подчинены другим видам повинностей.

3. Владения, находящиеся в неотчуждаемом пользовании, платят поземельные подати и борделаж.

Из указанных здесь видов недворянской собственности первый и второй были весьма обычным явлением в XVIII веке; третий вид встречался реже. По словам автора, оценка владений понижается по мере приближения ко второму и в особенности к третьему виду. Обладатели наследств последней категории собственно даже и не являются владельцами, поскольку не имеют права на отчуждение земли без разрешения сеньора.

Поземельная роспись наследственного имения. Федисты, на которых я ссылался выше, приводят правила составления и возобновления сеньоральных реестров, о которых я неоднократно говорил в (< стр.249) тексте книги. Как известно, такой реестр был единственным списком, в котором упоминались все грамоты, подтверждающие права, принадлежащие сеньории, - права собственности, права почетные, поземельные, личные и смешанные. Сюда включались все показания чиншевиков, обычаи сеньории, чиншевые договоры. Как утверждают наши авторы, парижское обычное право дозволяло сеньорам возобновлять их реестры каждые 30 лет за счет чиншевиков. Они прибавляют: "Тем не менее огромным счастьем является обнаружение одного такого реестра в столетие". Возобновить реестр (а это было весьма обременительным делом для всех зависимых от сеньора лиц) можно было только в случае получения на то полномочия, именуемого реестровой, грамотой. Эту грамоту можно было получить либо от главной канцелярии, если дело касалось сеньорий, расположенных в пределах ведомства различных парламентов, либо, в противном случае, - от парламента. Судом назначался нотариус, к которому должны были явиться все вассалы - как дворяне, так и простолюдины - чиншевики, эмфитевты и лица, подлежащие сеньоральному суду. К поземельной росписи должен был быть приложен план сеньории.