Арнольд ТойнбиПОСТИЖЕНИЕ ИСТОРИИК оглавлениюЧасть шестаяГЕРОИЧЕСКИЕ ВЕКАКОНТАКТЫ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ В ПРОСТРАНСТВЕВ предыдущих частях настоящего исследования мы рассматривали природу и процесс распада цивилизаций, обращая внимание на группы, образующиеся в результате разложения социальной системы. В ходе анализа мы искали ответ на вопрос, поставленный в самом начале исследования, а именно: являются ли цивилизации умопостигаемыми полями исторического исследования? Суть ответа сводится к тому, что цивилизации могут считаться умопостигаемыми полями, пока они рассматриваются в процессах их генезиса, роста или надлома изолированно. В самом деле, на примере историй надломов цивилизаций мы замечали, что основная причина этих феноменов состоит в потере способности к самодетерминации, и только в редких случаях надлом являлся следствием внешнего удара. Однако, перейдя к изучению распадов, мы убеждались, что значительную роль здесь играют сторонние влияния. Например, на историческую арену выходит внешний пролетариат, находившийся ранее за границей цивилизации, но теперь постоянно тревожащий цивилизацию. Кроме того, невозможно не заметить чужеродное влияние, исходящее от внутреннего пролетариата, который был инкорпорирован цивилизацией в ходе ее завоевательных акций. При этом нельзя недооценивать важности того творческого вдохновения, что берет свое начало в чужеземных источниках, когда внутренний пролетариат начинает порождать высшую религию. Обнаруживается также, что универсальные государства, непреднамеренно и не отдавая себе отчета в этом, совершают свою работу не для себя, а для чужестранных потребителей. Наконец, высшие религии, создающие проект общества, принадлежащего виду, отличному от вида цивилизаций, собранных под эгидой универсального государства, являются как бы новыми обществами. И до тех пор, пока институты универсального государства продолжают функционировать на благо вселенских церквей, они трудятся на благо варваров или чужестранных цивилизаций. Эти чужестранные цивилизации, как и варвары за границей, оказались чужестранными лишь по тому простому и очевидному признаку, что место их происхождения находилось за границей государства. В период распада государства, ставшего к тому времени для них уже не столь чуждым, они проникали в распадающееся общество, нарушая его границы и оказывая на него влияние, но так и не принадлежа ему окончательно. Такая отчужденность являлась психологическим выражением того исторического факта, что вдохновение религии, зарождающейся внутри некоторой культурной традиции, изначально имело иностранное происхождение. Римская империя была колыбелью, изготовленной по эллинскому образцу для вдохновленного сирийским творчеством христианства, а кушанское варварское государство-последователь аналогичным образом являлось колыбелью, созданной эллинскими руками для махаяны, рожденной в индских сердцах. Хотя, с другой стороны, справедливо, что ислам и индуизм взлелеяны в своей собственной политической колыбели, но также истинно и то, что обе эти высшие религии зародились на предыдущей исторической фазе, когда в соответствующих регионах взаимодействовало более одной цивилизации. Ислам и его политическое лоно - халифат, представляли собой в религиозном и политическом планах сирийскую реакцию на длительное вторжение эллинизма в древнесирийский мир. А более позднее, хотя и более кратковременное, вторжение эллинизма в индский мир аналогичном образом вызвало как индуизм, так и империю Гуптов. Таким образом, можно видеть, что происхождение четырех высших религий, существующих в сегодняшнем мире, становится понятным только через расширение поля исследования, когда наблюдается столкновение двух и более цивилизаций. Роль, которую играют столкновения различных цивилизаций в процессах возникновения высших религий, весьма примечательный факт исторической географии. Если отметить на карте места рождения высших религий, можно заметить, что они тяготеют к двум небольшим, областям на территории Старого Света - бассейну Окса-Яксарта и Сирии (покрывая территорию, ограниченную Североаравийской пустыней, Средиземноморьем и южными отрогами Анатолийского и Армянского нагорий). Бассейн Окса-Яксарта был местом рождения махаяны в том виде, в каком эта религия распространилась по Восточной Азии. Еще раньше район этот был местом рождения зороастризма. В Сирии христианство, распространявшееся по эллинистическому миру в том виде, какой оно приняло в Антиохии, представляло собой разновидность фарисейского иудаизма, возникшего в Галилее. Сам иудаизм и его сестринская религия самаритян [+1] возникли в Южной Сирии. Монофелитское христианство маронитов [+2] и хакимская разновидность шиизма друзов [+3] выросли в Центральной Сирии. Если расширить горизонт рассмотрения, концентрация мест рождения высших религий становится еще более наглядной. Например, несторианская и монофизитская разновидности христианства возникли в Месонотамии, в районе Урфы [+4], а Хиджаз Южной Сирии увидел рождение ислама в Мекке и Медине. Шиитская ересь ислама возникла на восточном берегу Североаравийской пустыни. Если расширить сектор обзора в бассейне Окса-Яксарта, где зафиксировано место рождения махаяны на первый взгляд философская ветвь первоначального буддизма, - мы увидим, что истоки ее - на берегах Инда, а зарождение первоначального буддизма произошло на берегу Среднего Ганга, приблизительно там, где родился и постбуддийский индуизм. Всем этим примечательным фактам можно дать географическое объяснение. Сирия, как и бассейн Окса-Яксарта, представляет собой своеобразный поворотный пункт, как бы центр, где сходятся дороги со всех концов света. Природные условия способствовали превращению этих мест в международный перекресток. Бассейн Окса-Яксарта был ареной нескончаемой череды столкновений между иранской, евразийско-номадической, древне-сирийской, индской, эллинистической древнекитайской и русской цивилизациями начиная примерно с VIII в. до н.э. Евразийско-номадическое движение племен в VIII - VII вв. до н.э. расчистило путь из бассейна Окса-Яксарта в Индию и Юго-Западную Азию. Позднее этот регион был занят империей Ахеменидов и ее селевкидским государством-преемником в Азии. Последователями империи Селевкидов стали Бактрийское царство и Кушанская империя, которые политически объединили земли бассейна Окса-Яксарта с территорией в Северо-Западной Индии. Арабская империя вновь объединила его с Юго-Западной Азией и Египтом. Монгольская империя включила бассейн Окса-Яксарта в свое универсальное государство, которое на некоторое время объединило почти весь Евразийский континент. Тамерлан в XIV в. не смог, а русские в XIX в. сумели включить все окраинные районы Евразийской степи в единое неномадическое государство-преемник Монгольской империи. Если бы история отвела Тимуру больший срок для осуществления его имперских планов, то, возможно, бассейн Окса-Яксарта, а не бассейн Волги стал бы ядром империи, границы которой совпадали бы с территорией нынешнего Советского Союза. На деле же случилось так, что Россия разделила бассейн Окса-Яксарта с Афганистаном - государством, простершимся между Оксом и Индом. Политические превратности судеб государств этого региона дают представление о роли, которую сыграл данный район в культурном становлении ряда цивилизаций. Роль Сирии еще более необычна. Первоначально цивилизации сталкивались непосредственно вокруг Благодатного Полумесяца [+5]. Сирия располагалась между центрами двух древнейших цивилизаций - шумеро-аккадской в Ираке и древнеегипетской в долине Нижнего Нила. Успех сирийцев в создании собственной цивилизации был замечательным фактом, глубоко повлиявшим на ход мировой истории. Сирийские культурные достижения несоизмеримы с превратностями политической судьбы бассейна Окса - Яксарта. В III тыс. до н.э. империи, возникшие в шумеро-аккадском и древнеегипетском мирах, претендовали на земли Северной и Южной Сирии, не вступая при этом в серьезные конфликты. Во второй половине II тыс. до н.э. египтяне впервые заняли всю Сирию на северо-востоке вплоть до западного изгиба Евфрата. Они были вынуждены разделить Сирию с хеттами, и, хотя египтяне оказали на Сирию более сильное политическое влияние, чем аккадяне, культурное влияние со стороны аккадской цивилизации во II тыс. было неизмеримо сильнее. В течение тысячелетия тянулся мучительный процесс становления самостоятельной древнесирийской цивилизации. Наконец ее час пробил благодаря движению племен из Аравии, Европы и Северо-Западной Африки, захлестнувшему Левант. Египет, Ассирия и Вавилония временно оказались в бездействии, и в этом пространственно-временном вакууме стала набирать силы сирийская цивилизация. Будучи обладательницей богатого культурного наследия, почерпнутого из аккадского, древнеегипетского, эгейского и хеттского источников, она оказалась весьма творческой в культурном плане. Тем не менее она была очень разобщена в политическом плане, чем напоминала свою эллинскую современницу. Сирийцы изобрели алфавит. Кроме того, они были великолепными навигаторами и намного превзошли шумеров и египтян в умении совершать длительные морские экспедиции. В области религии они приблизились к монотеизму, что было крупным духовным и интеллектуальным завоеванием. Период политической независимости сирийской цивилизации был краток. Все сирийские общины, за исключением самаритян и евреев, утратили свою самобытность после разрушения эллинами империи Ахеменидов. Однако культурный слой, образовавшийся в результате смешения осколков сирийской и эллинистической цивилизаций, оказался в высшей степени плодородным. Он явился той почвой, на которой дали всходы семена православной, западнохристианской и мусульманской цивилизаций. А Сирии вновь пришлось платить непомерную политическую цену за свое ключевое положение на карте Старого Света. Начиная с VIII в. до н.э. Сирия постоянно подвергалась нападениям и захватам со стороны соседей. В разные времена истории ее территорию рвали на части то Ассирийская империя и ее нововалилонское государство-преемник, то империя Ахеменидов и ее птолемеевское и селевкидское государства-преемники, то Римская и Арабская империи, то Фатимидский халифат и Восточная Римская империя, то княжества крестоносцев и их исламские соседи, то Оттоманская империя и ее государства-последователи: арабы и израильтяне [+6]. И лишь две из империй-захватчиков - империя Селевкидов и империя Омейядов - управлялись из столиц, находившихся на территории Сирии. Однако при всех этих политических зигзагах и хитросплетениях Сирия продолжала играть лидирующую роль в мировой истории. Причем началось это с III тыс. до н.э., а возможно, и с последней фазы ледникового периода. Итак, история Сирии и государств бассейна Окса-Яксарта убедительно свидетельствует, что для успешного исследования высших религий умопостигаемое поле должно быть шире, чем область любой отдельно взятой цивилизации. Это должно быть поле, где встречаются, сталкиваясь и взаимодействуя, две или более цивилизации. Такие встречи выливаются в прямые контакты, когда цивилизации - современницы. Однако возможна и другая форма контактов, через так называемый ренессанс, когда цивилизации разделены во времени. Можно было бы рассмотреть также возможность сложного типа связи, когда контакт осуществляется и во времени, и в пространстве. Примером могло бы служить возрождение эллинистической цивилизации в западном мире. Но мы оставим пока феномен ренессанса и сконцентрируем наше внимание на контактах в пространственном измерении. Прежде чем обратиться к анализу некоторых примеров из истории общения современных друг другу цивилизаций, полезно бросить общий взгляд на интересующее нас поле исследования. Очевидно, что это поле представляет собой в высшей мере запутанный лабиринт. Максимальное число цивилизаций, которые нам удалось нанести на культурную карту, равнялось 37 [+7]. Географически их можно разделить на две группы - цивилизации Старого Света и цивилизации Нового Света. До сравнительно недавнего времени они были разделены между собой. Затем цивилизации Старого Света можно было бы подразделить по признаку поколений. Максимальное число установленных нами поколений равняется трем. Подобное разделение цивилизаций явно ограничивает возможное число географических контактов между современниками. Однако оно все же больше, чем общее число цивилизаций. Цивилизации-современницы могут иметь более одного контакта за свою историю. Наблюдаются, кроме того, хронологические пересечения цивилизаций, принадлежащих к различным поколениям, а сохранившиеся реликты или диаспора мертвой цивилизации, случается, сохраняют свои черты, будучи включенными в иное общество. Следует добавить, что фактором, чрезвычайно увеличившим число контактов и конфликтов между цивилизациями, стало взаимопроникновение цивилизаций Нового и Старого Света в результате открытия Америки в XV в. Это достижение западной цивилизации справедливо считается исторической вехой, и именно от нее мы двинемся в поисках входа в сложный исторический лабиринт интересующих нас явлений и процессов. Западноевропейский мир как отправная точка общемировой экспансии, конечно, в некоторой мере иллюзия западного наблюдателя. Он выпускает из поля зрения исторические процессы, имевшие место в других частях мира за пределами сравнительно узкого сектора средневекового западного общества. В Юго-Восточной Азии, например, китайские, индийские и арабские торговые и военные экспедиции создали целую сеть устойчивых контактов и взаимосвязей между обществами задолго до появления западных захватчиков. Африканский континент был в не меньшей степени местом встречи различных культур. Однако даже если не принимать в расчет эти данные, очевидно, что западная цивилизация захватила приоритет в области культурного и политического проникновения в другие регионы Земли лишь в последние пятьсот лет. Когда в XV в. западноевропейские мореходы овладели приемами навигации открытого моря, это дало материальные возможности овладения заокеанскими землями. Таким образом, покорение океана привело к установлению регулярных контактов между Западом и Новым Светом, между цивилизованными и нецивилизованными обществами. Глобальное значение Запада стало реальностью истории планеты, а "западный вопрос" стал в некотором смысле роковым. Наступление Запада коренным образом повлияло на облик современного мира. Причем не только в доцивилизованных обществах рушились хрупкие социальные структуры. Вполне развитые незападные цивилизации также конвульсировали и деформировались под влиянием этой в прямом смысле слова мировой революции, инспирированной Западом. Неудача второй оттоманской осады Вены в 1683 г. положила конец эпохе решающего влияния незападных обществ на западную цивилизацию. Политическое значение западного мира с тех пор неуклонно возрастало, и к нашему времени роль его в мировом масштабе столь велика, что ни отдельно взятое общество, ни группа незападных обществ уже не в силах реально угрожать ему. На современном историческом этапе такие незападные державы, как, например, Россия или Япония, способны сыграть определенную роль в западной политике, но лишь в той мере, в какой они сумели вестернизироваться. В течение двух с половиной столетий западные государства практически не принимали во внимание чьих-либо интересов за пределами своего собственного мира. До конца второй мировой войны судьбы всего человечества практически определялись взаимоотношениями между западными государствами. Однако с 1945 г. западная монополия на власть закончилась. На мировую арену выступили Япония, Советский Союз и Китай. Эти державы обрели всемирное значение не только потому, что сумели в короткий срок вестернизироваться, но и благодаря собственным успехам и достижениям. Мировую политику с 1945 по 1972 г. в основном характеризует политическое, экономическое и идеологическое состязание между группами обществ, представленными Советским Союзом, Соединенными Штатами Америки, Китаем и Японией. На первый взгляд может показаться, что подобное развитие - это результат хитросплетений мировой политики. Однако тщательный анализ ситуации показывает, что перераспределение политических сил, происшедшее после 1945 г., качественно отличается от исторических процессов такого рода начиная с 1683 г. После окончания второй мировой войны, впервые с 1683 г., незападные державы вновь получили главные роли на арене мировой политики, причем не в рамках западного мира, а проводя в жизнь свои собственные решения. Столь радикальное изменение ситуации выдвинуло на передний план конфликт в сфере культуры, конфликт, который первоначально не был воспринят как политический. Приблизительно два с половиной столетия культура считалась делом сугубо внутренним, а политические разногласия между державами воспринимались как споры между членами единого современного западного культурного круга. Однако к моменту появления трех главных незападных держав, отчетливо демонстрирующих свою собственную культурную окраску, и в других частях мира начинают прослеживаться аналогичные тенденции. Государства Юго-Восточной Азии, Индии и Африки, также подвергшиеся мощному натиску Запада, в послевоенный период начинают отстаивать свое право на независимый политический и культурный статус. Если мы прибавим к ним национальные государства в центре исламского мира, то еще более ясно увидим, что новое соотношение сил на международной арене, сложившееся после 1945 г., выдвинуло проблему контактов между цивилизациями, проблему, которая отсутствовала в течение двухсот пятидесяти лет. Итак, памятуя о вышесказанном, начнем изучение контактов между цивилизациями с отношений современного Запада с другими живыми цивилизациями. Затем, вероятно, целесообразно будет обратиться к истории ныне мертвых цивилизаций, ибо их судьбы также несут на себе отпечаток влияния других цивилизаций, что вполне может быть сравнимо с влиянием Запада на своих современников. Этот пример особенно нагляден и полезен при изучении психологии межкультурных контактов. Время - лучший судья, и поэтому надежнее и вернее всего проследить интересующий нас процесс с момента зарождения контактов до последних всплесков его на примере истории отношений мертвого общества со своими современниками. СОВРЕМЕННЫЙ ЗАПАД И РОССИЯМы датировали начало современной главы западной истории приблизительно рубежом XV - XVI вв., а создание Московией русского универсального государства - концом XV в. Таким образом, можно сказать, что это крупное событие в политической судьбе России свершилось до того, как она стала испытывать на себе давление со стороны западной цивилизации. Однако "западный вопрос" в том виде, в каком он тогда существовал, уже был знаком русским. В XIV и XV вв. западнохристианское польско-литовское правление распространилось на значительные исконно русские области, превратив Москву в пограничную крепость, противостоящую экспансии западного христианства. Политическое наступление Запада на русские владения подкреплялось церковным вторжением путем заключенной в 1594-1596 гг. унии с римскими католиками в областях с первоначально православным населением [+8]. Эти две институциональные структуры - политическая и религиозная - склонили на сторону Запада часть населения России и открыли пути западному культурному влиянию. Исконно русские территории, подвергшиеся облучению западноевропейской культурной радиацией, стали предметом неутихающего военного спора между русским универсальным государством и западноевропейскими державами. В ходе борьбы России удалось вернуть под свой суверенитет земли, которые долгие годы находились под западным правлением. Однако военные и политические победы еще не гарантировали возвращения этих территорий в лоно былой культуры. Более того, благодаря последовательной пропаганде западной культуры вестернизации начинали подвергаться даже внутренние земли Московии. Другим - и, пожалуй, более значительным - полем столкновения между Россией и современной западной цивилизацией являлось побережье Балтийского моря. Прибалтийский регион заселяли воинственные народы, которые издавна владели приемами навигации. Еще на рубеже XV-XVI вв. они отняли у итальянцев первенство в экспансионистских предприятиях западной цивилизации. Балтийское побережье от Курляндии до Финляндии в XVIII в. перешло под русское правление и стало служить центром излучения западной культуры. Безусловно, западногерманские бароны и бюргеры, колонизировавшие балтийские провинции, не могли не влиять на русскую жизнь, но это была капля в море по сравнению с влиянием, передававшимся непосредственно через морские порты, которые усиленно строило на побережье русское имперское правительство. Одним из таких морских ворот, распахнутых навстречу современной западной цивилизации, был город в устье Северной Двины на берегу Белого моря. Это был первый русский северный порт, принявший в 1553 г. английский корабль. Московское правительство с тех пор расширяло и укрепляло порт Архангельска, и вскоре носители западной культуры устремились этим путем в глубь России. В предместье Москвы было целое поселение иностранцев, так называемая слобода [+9]. Таким образом, прямой контакт между Западной Европой и Россией был установлен в XVI в. по инициативе западноевропейских моряков, овладевших к тому времени искусством навигации открытого моря. Интенсивность западного влияния существенно возросла к началу XVIII в., когда морской путь в Россию из Западной Европы через Архангельск был сокращен основанием Санкт-Петербурга. Одновременно поле, внутри которого официально допускалось иностранное влияние, расширилось за узкие границы немецкой слободы. Постепенно оно распространилось на всю территорию России, которая во времена Петра Великого простиралась от Балтики до Тихого океана. В затянувшемся акте этого воздействия, продолжавшемся более 250 лет, самым драматическим моментом было непрекращающееся балансирование между стремительным развитием технологии на Западе и упорным желанием России сохранить свою независимость и, более того, расширить свою империю в Центральной и Восточной Азии. Вызов Запада породил две противоположные реакции. Немногочисленное и не имеющее политического веса "зилотское" меньшинство оказывало сопротивление западному вторжению, отстаивая исключительную и неповторимую Святую Русь, которая, по их вере, была Третьим Римом, последним стражем истинного христианского православия. Это были фанатически настроенные староверы, порвавшие с московской официальной церковью и государством из-за своего упорного нежелания признать реформированный московский православный ритуал, приведенный к норме греческой церкви в XVII в. Они ни на йоту не желали отступить от устоявшегося местного московского обычая в церковной практике. Непримиримость староверов из этой, казалось бы, "семейной ссоры" переросла в политику их абсолютного неприятия всего, что исходило из западного мира. Они полностью отрицали западную технологию и западное оружие. Их не могли сломить даже доводы о возможной потере Россией независимости перед лицом более сильного врага. Тоталитарный "зилотский" ответ на давление современного Запада был логичным и искренним. Староверы беззаветно верили в Бога и были готовы поставить на карту существование православно-христианской России, полагая, что Бог защитит Свой народ, пока тот соблюдает Его закон. Их вера в данном случае не подверглась испытанию практикой в силу малочисленности старообрядцев. И хотя старообрядчество было подавлено, оно, несомненно, оказало некоторое внутреннее влияние. Например, славянофильское движение - один из культурных феноменов послепетровского режима - режима "иродианского" [+10] толка - обладало определенной двойственностью. Его можно объяснять и как движение, схожее с современными романтическими движениями на Западе, и как своеобразное выражение местной русской "зилотской" враждебности к западной культуре - враждебности, весьма широко распространенной в эпоху вестернизации и направленной главным образом против индустриализма. Петровская политика ставила своей целью превращение русского православного универсального государства в одно из местных государств современного западного мира, с тем чтобы русский народ мог занять определенное место среди других западных наций. Стратегия Петра Великого была направлена на то, чтобы при включении России в западное сообщество в качестве равноправного члена сохранить ее политическую независимость и культурную автономию в мире, где западный образ жизни уже получил широкое признание. Это был первый пример добровольной самовестернизации незападной страны. Призывно играла сладкозвучная музыка Запада, под которую учились танцевать русские. Иродианская политика Петра Великого и его последователей представляла собой импровизированный ответ на западное давление, которое принимало болезненную форму военных ударена. Уже первые столкновения продемонстрировали относительную слабость России и насущную необходимость освоения ею западной техники. Однако время показало, сколь поверхностной была эта политика вестернизации. Серия военных столкновений началась в XVI-XVII вв., когда Московия, пытаясь расширить и объединить свои западные территории, вступила в конфликт со Швецией и польско-литовским воинством. Хотя русское государство и добилось в ходе этих войн некоторых территориальных приобретений, реальное соотношение сил было не в пользу России. Явное технологическое превосходство западных армий не позволяло России уверенно чувствовать себя на своих обширных территориях. Неудовлетворительное состояние русской военной техники явилось тем вызовом, ответом на который счала петровская революция. Петр поставил перед собой нелегкую задачу приблизить гражданское и военное устройство России к западному уровню и стандарту тех времен. Успех этой политики увенчался разгромом шведской армии на Украине в 1709 г., а позже, век спустя, изгнанием из России армий Наполеона. После разгрома Наполеона Россия оказалась на вершине успеха и власти. Однако это была лишь иллюзия, ибо череда войн 1792-1815 гг. завершала период, который можно назвать доиндустриальным. В Крымской войне (1853-1856) Россия еще могла противостоять своим западным противникам более или менее на равных, да и то лишь в силу консерватизма французских и британских военных стратегов. Однако Гражданская война в Америке и агрессивные войны Пруссии (1861-1871) [+11] уже велись на новой индустриальной основе, с применением новейшей техники. И очень скоро обнаружилась неспособность России к перевооружению на уровне западных технологий, что вылилось в унизительное поражение 1905 г. в войне с вестернизированной Японией. Полное крушение постигло Россию, когда она столкнулась с военной машиной Германии в первой мировой войне. Все это подтверждало недостаточность петровских реформ для успешного противостояния быстро индустриализирующемуся миру. Ответом явилась русская коммунистическая революция. Неудачная революция 1905 г. была реакцией на поражение империи Петра в русско-японской войне. Катастрофа 1914-1918 гг., сделавшая очевидной и общепризнанной промышленную и социальную отсталость России, способствовала приходу к власти большевиков, определив в некоторой степени и их программу. Таким образом, позитивные результаты иродианства в России оказались весьма ничтожными, и, хотя политика эта проводилась более двух веков, она привела Россию Петра Великого к полному краху. Одно из объяснений подобного развития событий видится нам в том, что процесс вестернизации не затронул всех сторон жизни России и был жестко ограничен определенными рамками. Собственно, Запад так и не оказал глубокого влияния на жизнь и культуру России. "Отсталая страна осваивает материальные и интеллектуальные достижения развитых стран. Но это не означает, что она раболепно следует чужим путем, что она воспроизводит все стадии их прошлого... Возможность перешагнуть через несколько ступеней, разумеется, ни в коей мере не абсолютна и в значительной степени определяется всем ходом экономического и культурного развития страны. Отсталая нация, кроме того, нередко вульгаризирует заимствованные извне достижения, приспосабливая их к своей более примитивной культуре. При этом сам процесс ассимиляции приобретает противоречивый характер. Таким образом, усвоение некоторых элементов западной науки и техники, не говоря уже о военных и промышленных заимствованиях, привело при Петре I к усилению крепостничества. Европейское оружие и европейские займы - продукты более высокой культуры - привели к усилению царизма, который становился тормозом развития страны" [*1]. Таким образом, вестернизация некоторых сторон русской жизни на деле лишь помогала силам, сдерживающим прогресс. Мощные традиционные культурные пласты оказывали сопротивление процессам вестернизации. Петровские реформы были половинчатыми, ибо царский режим не мог допустить полной либерализации русской политической и социальной жизни, хотя принятие западной индустриальной техники могло потребовать этого в качестве цены за сохранение русской независимости и военного паритета с Западом. Когда конфронтация отсталой России с обществом, которому она столь неудачно пыталась подражать, достигла апогея, была выработана альтернативная политическая модель, причем также западного образца, подчинившая себе русское революционное движение. Марксизм появился как форма западной футуристической критики индустриальной западной жизни, тогда как романтическое направление мысли атаковало индустриализм с архаических позиций. Русская революция 1917 г. представляла собой сочетание как субъективных, так и объективных факторов. Восстание против царской автократии, как момент субъективный, соединилось с объективной необходимостью пролетарского движения против капитализма. Иными словами, радикальные формы политической оппозиции, выработанные на Западе, проникли в русскую жизнь столь глубоко, что борьба за политические свободы в России вполне может считаться движением западного происхождения. Революция была аптизападной только в том смысле, что Запад в определенной мере отождествлялся с капитализмом. Однако в любом другом проявлении враждебность по отношению к Западу или какой-либо иной цивилизации отсутствовала. Марксистское учение не признает наличия границ между нациями или между обществами по вертикали, но проводит четкие горизонтальные линии, разделяя общество на классы, которые в свою очередь не знают межнациональных и культурных границ. Подобно историческим высшим религиям, марксизм содержит в себе некоторое вселенское обетование. Коммунистическая Россия была, пожалуй, первой незападной страной, признавшей возможность полного отделения сферы промышленного производства от западной культуры, заменяя ее эффективной социальной идеологией. Петровская Россия пыталась посеять семена западного индустриализма на неблагодатную почву русского православно-христианского общества, однако потерпела неудачу, ибо программы модернизации проводились половинчато. Марксизм пришел в Россию, обещая превратить ее в развитую промышленную державу, но не капиталистическую и не западную. Будущее покажет, сможет ли коммунизм на практике предложить гуманное решение тех проблем индустриализма, которые капитализму до сих пор были не по плечу. Однако будет ли такое решение найдено именно в коммунистической России - это отдельный вопрос. Накануне пролетарской революции она неожиданно оказалась охваченной возрожденным зилотизмом. Нетрудно заметить, что изоляционизм России после гражданской войны явился логическим продолжением событий. Однако интернациональная идеология марксизма с трудом сочетается с этим русским зилотским движением. Коммунизм для марксистов всех капиталистических обществ на определенной ступени их развития был "волной будущего", но сталинская Россия продемонстрировала уникальный исторический опыт диктатуры пролетариата. Будучи первопроходчиком, она попыталась приспособить марксистскую идеологию исключительно для себя. В секуляризованном варианте повторив метод староверов, русский коммунистический режим объявил себя единственной истинной марксистской ортодоксией, предполагая, что теория и практика марксизма могут быть выражены в понятиях только русского опыта. Таким образом, приоритет в социальной революции вновь дал России возможность заявить о своей уникальной судьбе, возродив идею, которая уходит корнями в русскую культурную традицию. К славянофилам она перешла в свое время or русской православной церкви, хотя никогда ранее она не получала официальной секулярной санкции. Русская коммунистическая доктрина несет в себе идею русского первенства, что признается и блоком коммунистических стран Восточной Европы, находившихся ранее под западным влиянием, однако оказавшихся в орбите влияния России. Серьезность, с которой Россия играет роль лидера, можно оцепить по вызывающим горечь фактам расправы над "инакомыслящими", будь то отдельные лица или даже целые народы. Таким образом, послереволюционная Россия представляет собой парадоксальную картину общества, которое получило иностранную иродианскую идеологию, чтобы использовать ее как движущую силу в проведении зилотской политики культурной самодостаточности. СОВРЕМЕННЫЙ ЗАПАД И ВОСТОЧНАЯ АЗИЯРусская цивилизация уже имела некоторый опыт контактов с западным обществом до начала всеобщей западной культурной экспансии. Однако жителям Китая и Японии самое существование Запада, напротив, было совершенно неизвестно вплоть до того момента, когда первые западные мореплаватели достигли их берегов. Полное незнание западного мира, возможно, в какой-то мере объясняет тот парадоксальный факт, что эти отдаленные цивилизации при первой встрече проявили большую готовность к контакту и гостеприимству, чем непосредственные соседи Запада. Иудеи, православные христиане и мусульмане испытали на себе всю силу западного религиозного фанатизма в эпоху, предшествующую секуляризации западного общества. Признание и принятие их обществами западной культуры началось только тогда, когда западный образ жизни предстал в обновленной и заманчивой форме - с технологией, вытеснившей религию и поставленной на вершину западной пирамиды ценностей. Китайское и японское общества, а также местные общества Нового Света к моменту встречи с западным пришельцем имели совершенно иной исторический опыт. Они не испытали западного религиозного фанатизма и поэтому встретили гостей с открытой душой и распростертыми объятиями, не ведая, что они несут с собой отнюдь не иссякший еще запас религиозной агрессивности и нетерпимости. Несмотря на то, что китайское и японское общества были весьма слабы в первой половине XVI в., когда замаячили на горизонте первые западные мореплаватели, им удалось устоять, отразив западное давление. Они сумели распознать намерения Запада, изгнать его, вооружиться и в дальнейшем последовательно проводить политику строгого ограничения контактов. Так выглядит первая глава истории этого общения; но далее начинается нечто совершенно иное. В начале новой истории, порвав отношения с Западом, китайцы и японцы не закрыли тем самым "западный вопрос" окончательно. Секуляризация западной культуры открыла на рубеже XVII-XVIII вв. новую главу в западной истории. Вытеснение религии технологией как высшей западной культурной ценностью вновь поставило перед Китаем и Японией "западный вопрос". Сняв традиционное требование, согласно которому иностранцы обязаны были принять одну из форм западной религии, чтобы чувствовать себя на равных в западном обществе. Запад стал понятнее и доступнее китайцам и японцам, которые раньше попросту боялись контактов с ним. Технологическое превосходство Запада на ранней ступени общения было чрезвычайно привлекательным моментом для Китая и Японии. Однако, подняв на достаточно высокий уровень свой собственный потенциал, восточноазиатские народы, как и народы индийского, исламского и православно-христианского миров, оказались перед необходимостью выбирать между двумя возможными путями развития - пытаться овладеть достижениями Запада или подчиниться им. Реакция китайцев и японцев в серии последовательных столкновений с Западом в чем-то идентична, однако есть и различия. Общее можно усмотреть в том, что в период второй встречи с Западом инициатива принятия секулярной западной культуры шла не сверху вниз, а снизу вверх. С другой стороны, вестернизация Японии в XIX в. не встречала столь откровенного и яростного сопротивления официальных правительственных кругов, как это было в Китае. Отличало процессы вестернизации в этих двух странах также и то, что в китайском обществе инициатива шла сверху вниз, а в японском - снизу вверх. Если попытаться графически представить пути реакций двух обществ на западное воздействие, начиная с первой половины XVI в. до настоящего времени, обнаружится, что китайская кривая относительно плавно ползет вверх, тогда как японская линия выглядит весьма ломаной. Китайцы никогда не отдавались столь безоговорочно западной культуре и никогда не восставали столь решительно против общения с Западом, как это случалось в разные периоды японской истории. В обоих обществах первые западнохркстианские миссии сумели обрести последователей, которые верили столь искренне, что готовы были пожертвовать жизнью своей, сопротивляясь правительству, отвергающему экзотическую веру. И тем не менее нельзя сказать, что основным мотивом, предопределившим принятие современной западной христианской культуры в обоих обществах, стала религия. Как китайское, так и японское общества терпимо относились к пропаганде чуждых религиозных идей только благодаря материальным выгодам, которые сулило общение с Западом. В этой главе истории китайский императорский двор относился к росту числа иезуитов в стране менее утилитарно или более поверхностно - этот процесс можно оценивать двояко, - чем японские официальные круги. Главным стимулом китайцев, побуждающим их к заимствованиям, была любознательность. И хотя в области вооружений как китайцы, так и японцы руководствовались вполне практическими соображениями, стремление режима Мин укрепить при помощи западного оружия свой покачнувшийся авторитет было не столь очевидным, как желание японской военщины того времени перевооружиться любой ценой в преддверии предстоящей борьбы за власть. Ни Мин, ни маньчжурское императорское правительство не усматривали явных преимуществ в торговле через западных посредников, тогда как японцев это чрезвычайно возбуждало. К концу XVI в. могло показаться, что принятие японцами западных методов ведения войны и оживление торговли с Западом перевели Японию из узкой сферы местных контактов на международную орбиту, которая благодаря трансокеанским связям стала всемирной. И до появления в Японии западных моряков японцы знали мореплавание и имели достаточный военный флот, чтобы отражать попытки монголов захватить Японию, что, например, имело место в 1274 и 1281 гг. Кроме того, японцы совершали пиратские набеги на китайское морское побережье. А в конце XVI в. японские мореходы быстро освоили опыт западных пришельцев и развернули свою заморскую торговлю. Однако следствием подобной активности явилось то, что на рубеже XVI-XVII вв. Япония, политическое единство которой не в полной мере гарантировалось местными вооруженными силами, оказалось перед угрозой иностранного вмешательства в ее внутренние дела. Захват Филиппин испанцами в 1565-1571 гг., присоединение Португалии к Испанской Короне в 1581 г. [+12] и завоевание Формозы голландцами в 1624 г. преподали урок и предостерегли от повторения горестной судьбы тех тихоокеанских островов, на которых португальцы утвердили свое правление в середине XVI в. Обширный Китайский субконтинент, напротив, перестал к XVI-XVII вв. опасаться нашествия западных пиратов, как он опасался японских пиратов на протяжении XIV и XV вв. Западные моряки того времени не представлялись китайцам потенциальными завоевателями, хотя, возможно, они и вызывали раздражение в определенных кругах общества. Китайское имперское правительство того времени куда серьезнее относилось к угрозе местных народных восстаний и вторжений обитателей Евразийской степи и маньчжурских лесов. Когда в XVII в. на смену ослабленной династии Мин пришла полуварварская могущественная маньчжурская династия, боязнь восстания и вторжений отступила и не появлялась на китайском политическом горизонте в течение последующих двух столетий. Различие в геополитической ситуации Китая и Японии в самом начале западной заокеанской экспансии хорошо объясняет, почему в Китае не наблюдалось преследований римско-католической церкви вплоть до XVII-XVIII вв. И наоборот, в Японии христианство последовательно и жестоко подавлялось. Были обрезаны все нити, связывающие Японию с западным миром, кроме единственной уцелевшей - голландской. Вновь созданное японское имперское правительство распоряжением о запрете деятельности в Японии западнохристианских миссий от 1587 г. открыло серию ударов, кульминировавших в законах 1636 и 1639 гг. Эти законы запрещали японским подданным путешествовать за границу, а португальцам - оставаться в Японии. Как в Японии, так и в Китае победа прозападных настроений исподволь подготавливалась инициативами, идущими снизу. Эти инициативы вдохновлялись чисто интеллектуальным интересом к современной западной науке, позволившей Западу обрести беспрецедентную экономическую и военную мощь. Подобно первым японцам, принятым в лоно римско-католической церкви в XVII в., страстные и бескорыстные адепты западной светской науки XIX в. демонстрировали свою приверженность ей зачастую с риском для жизни. Режим Токугавы в последние годы своего существования прославился запретом всех исследований, проводимых голландцами, исключая область медицины. Официально это мотивировалось непрактичностью подобных изысканий. Однако эта политика была лишь косвенным результатом общей культурной стратегии. Стремясь законсервировать общественную жизнь страны в традиционных формах, сёгуны нащупали альтернативные сферы приложения энергии японцев. Поощряемая им дисциплина ума способствовала возрождению неоконфуцианства, представлявшего собой культурное наследие эпох Сун и Мин. Если вестернизующее движение в Японии XIX в., шедшее снизу вверх, питалось западной секулярной научной мыслью, аналогичный процесс в Китае опирался на западную протестантскую идею, поскольку именно протестантские миссионеры сопровождали британских и американских торговцев, наводнивших к тому времени китайские порты. Тайпинское восстание 1850-1864 гг. [+13], чуть было не свергнувшее маньчжурский режим, представляло собой не просто местный зилотский протест против усиливающегося влияния Запада: это был своеобразный перевод протестантизма на местные китайские понятия. В последние десятилетия XIX в. китайские зачинатели движения за секулярную политическую реформу также подпали под влияние западных протестантских миссий. Сунь Ятсен, основатель Гоминьдана, был сыном протестантского священника, из протестантской семьи была и его жена. Таким образом, китайское движение вестернизации с самого начала отличалось от аналогичного движения в Японии. В Китае оно базировалось на протестантской идейной основе, тогда как в Японии - на секулярно-научной. Кроме того, наблюдались существенные различия и в политическом плане. Оба движения столкнулись с задачей ликвидации местного ойкуменического режима, который доказал свою несостоятельность в условиях растущей необходимости достойно ответить на давление со стороны Запада. В столь непростых политических обстоятельствах японские вестернизаторы проявили себя как более гибкие, дальновидные и деятельные - по сравнению с китайскими - политики. Китайцам потребовалось 118 лет, чтобы получить хотя бы негативный политический результат, тогда как японцам для этого потребовалось всего 15 лет [+14]. Потрясение, которое обрушилось на восточноазиатские народы в XIX в., было вызвано появлением нового высокоэффективного западного оружия. Успешный рывок Японии в ее состязании с Китаем за экономическую и политическую вестернизацию обеспечил военное превосходство Японии над Китаем. Начиная с китайско-японской войны 1894-1895 гг. и вплоть до второй мировой войны Китай был зависим в военном отношении от Японии. Хотя захват всего Китая в конце концов оказался не по зубам японской военщине, совершенно очевидно, что, если бы японская военная машина во время второй мировой войны не рухнула под воздействием Соединенных Штатов, китайцы без сторонней помощи никогда не смогли бы вернуть себе захваченные Японией порты, промышленные районы и железные дороги, игравшие ключевую роль в промышленном развитии Китая. Казавшиеся поначалу легкими победы японцев над Китаем лишь поощряли милитаризм Японии, который уже через полвека привел страну к полной военной и политической катастрофе. Поначалу Япония извлекала военные дивиденды из процесса технологической вестернизации с виртуозностью, затмившей, даже успехи петровской России, которых та достигла после победы в Северной войне 1700-1721 гг. Победоносно завершив русско-японскую войну 1904-1905 гг., Япония заявила о себе как о великой державе и была признана таковой в западном содружестве государств, как два столетия тому назад была признана Россия, победившая Швецию. Япония совершила рывок, став одной из трех ведущих морских держав XX в. Последний всплеск ее мощи проявился в попытке уничтожить флот Соединенных Штатов в Пёрл-Харборе и захватить все колониальные владения западных держав в Юго-Восточной Азии. Однако все это закончилось для Японии катастрофой. Прострация охватила и Китай и Японию после второй мировой войны, однако проявлялась она в каждой стране по-своему. Япония приняла западный образ жизни столь основательно и глубоко, что вскоре вновь стала состязаться с западными державами в сфере как экономики, так и политики. Китай же стал выступать против западной политической модели. С 1945 г. китайское общество начало вырабатывать новые подходы к проблеме отношений с Западом. Катастрофа, постигшая Японию в ее войне с Западом, увенчалась превращением этого региона в испытательный полигон новейших западных военных технологий. В дальнейшем это привело Японию к отказу от своего собственного наследия. Все силы нации были сосредоточены на достижении экономического превосходства над Западом. Крайнее напряжение внутренней жизни всего японского общества можно проследить по политическим выступлениям японских лидеров начала 60-х годов. Все это нашло отражение в целом спектре экологических и психологических проблем, возникших в ходе форсированного роста промышленного производства. Возможно, кто-нибудь возьмется утверждать, что так называемое японское чудо - это не более чем результат растерянности западного общества, обнаружившего, что его культурная экспансия обернулась непредсказуемыми результатами. Покоренная и, казалось бы, обезоруженная Япония в свою очередь обезоружила своего обидчика. Суждено ли современной японской культуре развиваться в направлении слияния западных и местных традиций? На этот вопрос трудно ответить определенно, ибо давление Японии на мировое сообщество еще только набирает силу. Китай предстал перед еще более сложным вызовом, чем Япония. Коммунистическому Китаю приходится учитывать "западный вопрос" в его русском обличье, а кроме того - "западный вопрос", который ставит собственно Запад. Мы еще коснемся возможного пути развития Китая, а пока отметим лишь то, что в настоящее время Япония и Китай отстаивают альтернативные общественные формы-капитализм и коммунизм, - причем обе эти формы можно рассматривать как заимствования у Запада. КОНТАКТЫ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВАВремя Александра Великого было своего рода рубежом, положившим начало новой эллинистической истории, что почти в точности соответствует, с точки зрения современного историка, периоду перехода от средневековья к Новому времени - периоду, отмеченному серией открытий и изобретений на рубеже XV-XVI вв. Эти исторические главы объединяет явная недооценка достижений прошлого, подкрепляемая неожиданно мощным ростом успехов в области науки, техники, технологии, что было вызвано не только милитаризацией общества, но и серией географических и естественнонаучных открытий. "Конкистадоры" Александра Македонского, разрушившие империю Ахеменидов, напоминают в чем-то испанских конкистадоров, разрушивших империю инков [+15]. Если горстка военных авантюристов может одним ударом подкосить универсальное государство, то общество, давшее миру этих смельчаков, может показаться колыбелью будущего Человечества. А в самом факте разрушения гиганта можно усмотреть проявление закона мирового порядка. Однако если бы эллин III в. до н.э., равно как и житель Запада XVI в. н.э., попытался описать обуревающие его чувства, вернее, предчувствие наступления новой эры, он скорее всего оставил бы без внимания материальную мощь его общества, придав решающее значение расширению своих интеллектуальных интересов и познаний. Чувства, пробужденные в эллинском мире прозрениями Аристотеля и Теофраста, а в западном мире - открытиями Коперника и Галилея, были осознанием силы, рожденной удивительным приращением нового знания. Сравнение эллинистического мира с современным западным миром справедливо в самых общих понятиях, однако необходимо уточнить частности, указав при этом и на принципиальные различия. Контакт современной западной цивилизации с ее современницами совпал с периодом, когда на Западе господствовало христианское мировоззрение. Культура, излучаемая Западом, включала религиозный элемент, который, собственно, и составлял ее изначальную суть. Однако к концу XVII в. западное общество вступило в процесс самосекуляризации. Таким образом, культура, которую распространял Запад, оказалась секулярной частью прежней интегральной культуры. Эллинистическая история не знала подобной проблематики, ибо эллинистическая цивилизация успела освободиться от религиозного элемента в более ранний период. Эллинское просвещение пришлось на конец V в. до н.э., то есть к эпохе Александра оно уже насчитывало сто лет. Одной из возможных причин столь ранней зрелости эллинистической цивилизации могла быть бедность религиозного наследия Эгейского общества доэллинского периода в сравнении с богатством христианского наследия, переданного западному обществу эллинизмом, который сам обратился к христианству на своем смертном одре. Сравнительная малозначимость религиозного наследия эллинской истории имела двойственный эффект. С одной стороны, это ускорило рост рационализма, но, с другой стороны, интеллектуально просвещенный эллинистический мир никогда не демонстрировал, подобно секуляризованному западному миру, склонность к интеллектуальной гордыне. Рационалисты западного мира упорствовали в своей долгой и изнурительной борьбе с хорошо вооруженной институционированной церковью. Победа, доставшаяся в результате затяжной и мучительной борьбы, вскормила их гордый и высокомерный дух. Хотя, по иронии судьбы, надменность современного западного просвещенного мира частично восходит к духу иудейской религии, которая столь решительно отвергалась. Во второй фазе своей экспансии западный мир обрел склонность игнорировать любые нехристианские религии, подобно тому, как западные рационалисты игнорировали в свое время учение христианства. Рационалисты рассматривали религию в лучшем случае как иллюзию и заблуждение, а в худшем - как умело сконструированную ложь. Незападные религии привлекали рационалистов как предмет интеллектуальных упражнений. Христиане же изучали их с полемическими целями. Но ни рационалисты, ни западные христиане не относились к этим религиям серьезно. Они не искали и не видели в них духовных откровений, способных обладать внутренней самоценностью. Эллинистический опыт был совершенно иным. Когда мощная волна военных и интеллектуальных завоеваний изменила мир настолько, что эллинам пришлось вступать в контакт с неэллинскими религиями, эллинское общество, пожалуй, охватила зависть, что не им принадлежит духовная жемчужина столь высокой ценности. В конце концов эллинистический мир был обращен в религию еврейского происхождения, которая как была, так и осталась по сей день иудейской по своему духу и принципам, несмотря на сближение с эллинизмом и известные компромиссы в области теологии и атрибутики. Принятие эллинистическим миром христианства положило конец эллинистической цивилизации. В результате этого процесса эллинизм утратил все свои специфические черты и признаки самостоятельности. Таким образом, насколько об этом позволяет судить современный уровень знания, эллинистическая цивилизация распалась в отличие от Запада именно в результате тесного контакта с современниками. Сирийская цивилизация фактически захватила своего завоевателя, опутав его тонкими сетями культурного взаимодействия. Обоюдное влияние двух цивилизаций продолжалось в течение длительного периода, все сильнее и сильнее нарастая со временем. Окончательным результатом стало разложение каждой из цивилизаций. Однако разрушенные ткани, регенерировав, дали новые формы, причем формы эти выглядят столь органичными, что трудно теперь вычленить их составные элементы. По крайней мере в VIII в. до н.э., за 400 лет до кампании Александра, сирийская цивилизация произвела сильнейшее воздействие на эллинскую, дав ей финикийский алфавит. В VII в. до н.э. она распространила финикийский стиль в искусстве, стиль, представлявший собой смешение египетского и аккадского стилей. В IV в. до н.э. она дала финикийский свод этических правил и систему космологии, то есть стоическую философию, основатель которой, Зенон, был гражданином кипро-финикийского города-государства [+16]. Культурное общение между сирийским и эллинским мирами было взаимным, причем эллинизм воздействовал на Сирию задолго до походов Александра Великого. В V в. до н.э. в Сирию ввозились эллинские гончарные изделия, многочисленные товары и произведения искусства. Кроме того, в Сирии был принят аттический стандарт чеканки монет. "К середине IV в. греческие монеты воспроизводились персидскими царями, а также местными правителями Киликии, Сирии и Палестины... Даже на юге Аравии обнаруживаются грубые имитации аттических монет" [*2]. Сила и продолжительность излучения эллинской культуры в пределы сирийского мира объясняет, почему сирийский мир подчинился эллинизму после завоевания Александром владений Ахеменидов в Юго-Западной Азии и Египте. Однако окончательным результатом стал все-таки распад эллинизма. Для сирийской цивилизации отмщение было посмертным. Она уже не смогла возродиться для ответного удара. Распад эллинизма произошел потому, что сам эллинизм стал к тому времени как бы полуэллинским. Когда эллинистическая цивилизация, разложившая сирийскую цивилизацию, оказалась в своей собственной ловушке, выяснилось, что ловушка была сплетена как из сирийских, так и из эллинских прутьев. Окончательное исчезновение эллинизма произошло благодаря христианству. Причем примечательно, что из всех неэллинских религий, боровшихся за эллинские души в эпоху эллинского универсального государства, христианство эллинизировалось в последнюю очередь. Примечательно также, что ислам, который родился как сознательная и продуманная реакция на христианство, эллинизированное и ушедшее от еврейского монотеизма, не был, тем не менее, возвратом к иудаизму в строго антиэллинской традиции. Когда ислам ощутил потребность в систематической теологии, исламские богословы обнаружили, как, впрочем, и их христианские предшественники, что им прежде всего следует обратиться к эллинской философии, а для этого необходимо исследовать некоторые эллинские первоисточники. Начиная с IX в. н.э. труды эллинских философов и ученых становятся частью признанного и даже обязательного аппарата исламской культуры, как они стали некогда частью христианской культуры. Даже в исламских текстах подчеркивается, что сначала труды эллинских философов были замечены средневековым западным обществом. Таким образом, мы не уклонимся от истины, утверждая, что ислам и христианство имеют общие корни, уходящие в эллино-иудейскую почву. Именно сложный состав этой почвы и является ключом к пониманию причин распада иудейской религии на три враждующие ветви. Объяснение несчастного пути иудейской религиозной истории следует искать также в частичной несовместимости сирийского и эллинского элементов. Соединение двух элементов было почти полным, однако не абсолютным. В результате сложившаяся культурная смесь была приемлема для многих народов, но все-таки не для всех. Таким образом, некоторая психологическая несовместимость, постоянно воспроизводившаяся в силу неполного культурного слияния, стала причиной напряжений, и эти напряжения частично предопределили религиозный раскол. Евреи и иранцы (кроме иранцев в бассейне Окса - Яксарта) не воспринимали эллинистический ингредиент в этой смеси. Они упорно тяготели к своей доэллинской отеческой традиции. Население Юго-Западной Азии, равно как и жители Египта, также не скрывало своих антиэллинистических религиозных настроений. Несторианские христиане, а затем и их братья монофизиты порвали с греко-римской христианской церковью. Мусульмане затем вовсе порвали с христианством. Однако, как уже было отмечено нами, ни ислам, ни тем более христианские секты не могли полностью порвать с эллинской философской традицией и постоянно обращались к ней в своих богословских рассуждениях. Именно эта их неспособность отрешиться от эллинизма не позволила несторианству, монофизитству и исламу присоединиться к антиэллинистической реакции иудаизма, который является самой непримиримой антиэллинистической формой сирийской религии. Ирония судьбы здесь проявилась в том, что в результате своей нетерпимости сами евреи оказались меньшинством, распыленным в огромных пространствах Старого и Нового Света и вынужденным приспосабливаться к большинству, приверженному одной из двух нееврейских вер, восходящих, однако, к иудаизму - христианству или исламу. Сирийский и эллинский элементы невозможно изъять не только из христианства или ислама, но и из христианской и исламской цивилизаций, для которых они сыграли роль куколок. Обе эти религии имеют предшественниц - сирийскую и эллинскую, - что представляет собой момент принципиальной важности. Ислам, христианство и ряд цивилизаций, взращенных этими двумя религиями, - все это продукты одного и того же культурного слоя, состоящего как из сирийских, так и из эллинских элементов. Конечный результат влияния эллинистического общества на другие цивилизации представляет существенный интерес для современных жителей Запада. Особенно имея в виду то обстоятельство, что история контактов эллинистического общества с современными ему цивилизациями предстает в завершенном виде, тогда как современная западная цивилизация еще не приблизилась к своему концу. В эллинистическом случае контакт начался с военных завоеваний, а закончился религиозным обращением завоевателей, что и привело к распаду отечественной культуры завоевателей. Существенным здесь является то, что первоначальный удар и победоносный контрудар были произведены в различных сферах. Удар имел военный характер, а контрудар - религиозный. Следует также отметить, что религиозный контрудар, направленный против эллинистических захватчиков, был не единственной реакцией со стороны завоеванных обществ. Первой реакцией была попытка ответного военного удара. Спустя почти два столетия после разрушения Александром ахеменидской империи греческое правление в Иране и Ираке было ликвидировано, однако эта военная акция не была доведена до конца. Это не положило конец эллинскому правлению ни в Леванте к западу от Евфрата, ни в бассейне Окса - Яксарта. Да и окрестности Сирии оставались под греческим правлением. Политические преемники греческих наследников Ахеменидов заплатили за политическое изгнание греков принятием греческой культуры. Что касается бассейна Окса - Яксарта, он оставался под греческим правлением с тех пор, как бактрийские греки охраняли эллинизм в парфянском государстве; а еще раньше, во II в. до н.э., греко-бактрийские завоеватели пересекли Гиндукуш и установили греческое правление на значительной части Индии, причем на более длительный период, чем это удалось Александру в результате его непродолжительного похода в долину Инда. Под властью бактрийских греков и их последователей, бывших евразийских кочевников - кушанов, на индо-греческом культурном слое выросла махаяна - северная ветвь буддизма. Таким образом, во II в. н.э. влияние эллинизма распространялось от Индии до Атлантического побережья Африки и Европы. Западная цивилизация сегодняшнего дня находится в схожем положении. Незападное большинство человечества к настоящему времени уже вышло из непродолжительного, но революционного подчинения западному колониальному правлению. Однако западная цивилизация продолжает укреплять свои позиции вне пределов западного общества. Будет ли процесс налаживания контактов Запада с остальным миром продолжителен? Создаст ли новый культурный слой новые религии? Вполне правомерно ставить сегодня эти вопросы, хотя ответы на них пока еще скрыты за горизонтом. Исходя из того, что в технологическом плане ситуация, в которой оказался западный мир, несопоставима с условиями развития эллинистического общества, можно предположить, что мы идем к иному финалу. - Примечания
[*1] Trotsky L. The History of the Russian Revolution. London, Gollencz, 1965. p. 24. [*2] Albright W.F. From Stone Age to Christianity. Baltimore. Johns Hopkins University Press, 1957, pp. 337-338. - Комментарии
[+1] Самаритяне - этноконфессиональная группа палестинских евреев, особая иудейская секта, сторонники которой признают в качестве Священного писания лишь Пятикнижие Моисееве и Книгу Иисуса Навина. [+2] Ливанские христиане-марониты получили свое прозвище от Иоанна Марона (рубеж IV и V вв.), основателя монастыря в Горном Ливане. В нач. VII в. приняли монофелитство. В XII в. сблизились с католичеством, а в XVI в. приняли унию с Римом. [+3] Египетский фатимидский халиф Хаким (985-1021, прав. с 996), по-видимому психически больной человек, объявил себя в 1017 г. живым богом, требуя поклонения себе и заявив о необязательности исламских законов. В этом его поддерживал перс аль-Дарази, который после таинственного исчезновения Хакима (по-видимому, тот был убит) переехал в Сирию, где проповедовал возвращение Хакима и основал существующую поныне секту друзов, названную по его имени. Друзы веруют в единого бога Хакима (он же Аллах), который еще должен явиться, в переселение душ, не признают обрезания, запретов на спиртное и свинину. [+4] Урфа - область в Верхней Месопотамии; областью первоначального распространения несторианства была вся Месопотамия и часть Сирии, монофизитства - Сирия, Египет и Армения. [+5] Благодатный (или Плодородный) Полумесяц - область Ближнего Востока между Средиземным морем на западе. Малой Азией на севере, Шаронской равниной в Палестине на юге и полукруглой линией, соединяющей северную и южную точки и проходящей по границам Армянского и Иранского нагорий и Сирийской пустыни. [+6] После поражения Турции в первой мировой войне на ее территории возник целый ряд государств, являвшихся мандатными территориями Великобритании (Ирак, Трансиордания - с 1950, Иордания, Палестина - с 1947, Израиль и фактически не существующее Арабское палестинское государство) и Франции (Сирия и Ливан). [+7] Ко времени завершения работы над "Постижением истории" А. Тойнби создал такую картину цивилизаций: I. Расцветшие цивилизации А. Независимые цивилизации а) обособленные
1) мезоамериканская (объединенные в одну майянская и мексиканская), 2) андская б) независимые необособленные
3) шумеро-аккадская (объединенные шумерская, хеттская и вавилонская), 4) египетская; 5) Эгейская (ранее - минойская), 6) индская, 7) китайская (объединенные китайская, т.е. древнекитайская, и дальневосточная основная) в) сыновнеродственные, первая группа
8) сирийская (от шумеро-аккадской, египетской и Эгейской), 9) эллинская (от Эгейской), 10) индийская (от индской) г) сыновнеродственные, вторая группа
11) православная христианская, 12) западная, 13) исламская (все от сирийской и эллинской) Б. Цивилизации-спутники
14) миссисипская (от мезоамериканской), 15) "юго-западная" (доколумбова цивилизация на юго-западе США, тоже от мезоамериканской), 16) северная андская (доколумбова на территории Колумбии и Экуадора), 17) южная андская (доколумбовы культуры в Северном Чили и Северо-Западной Аргентине; обе названные - от андской), 18) эламская, 19) хеттская, 20) урартская (все три от шумеро-аккадской), 21) иранская от шумеро-аккадской, потом сирийской), 22) корейская, 23) японская, 24) вьетнамская (все три от китайской), 25) италийская (от эллинской), 26) юго-восточно-азиатская (от индийской, позднее в Индонезии и Малайе от исламской), 27) тибетская, с включением монголов и калмыков (от индийской) II. Неразвившиеся цивилизации
29) первая сирийская (поглощена египетской), 30) несторианская христианская, 31) монофизитская христианская (обе поглощены исламской), 32) дальнезападно-христианская, 33) космос средневекового города-государства (обе поглощены западной) III. Застывшие цивилизации
34) эскимосская, 35) кочевая, 36) оттоманская, 37) спартанская. [+8] В 1596 г. Собор православных епископов земель, входивших в польско-литовское государство, принял в г. Бресте унию с католичеством. [+9] Имеется в виду московская Немецкая слобода. [+10] "Иродовским" (по Ироду Великому) А. Тойнби называет такое отношение к чужеродной культуре, при котором принимаются многие черты ее, но сохраняется незыблемой традиционная основа. [+11] Датско-прусская война 1864 г., закончившаяся переходом ряда датских земель к Пруссии, была одним из этапов объединения Германии вокруг Пруссии. [+12] После смерти последнего представителя португальского царствующего дома король Испании Филипп II направил в Португалию войска и был в 1581 г. провозглашен королем этой страны. В 1640 г. Португалия восстановила независимость. [+13] Тайпины - участники крестьянского восстания 1850-1854 гг. (отдельные отряды повстанцев действовали до 1868 г.) в Китае. Создали теократическое "Небесное государство великого благоденствия" ("Тайпин тяньго") со столицей в Нанкине. Восстание подавлено правительственными войсками с помощью англичан. Тайпины выступали против маньчжурской династии и начинавшегося засилья англичан. В их идеологии сочетались как национальные традиции, так и западные веяния. Ряд реформ (уравнительное землепользование, изъятие товарных излишков, даже упразднение рабства) уходит корнями не только в социалистически-утопические идеи Запада, но и в исконно китайские установления, другие (равноправие женщин, развитие просвещения) заимствованы у Запада. [+14] Имеется в виду период более или менее пассивного приятия чуждых традиционному обществу экономических отношений, начинающийся с насильственно навязанных западными державами неравноправных торговых договоров и заканчивающийся провозглашением курса на создание собственной сильной экономики. Для Японии этот период определен здесь в 15 лет от открытия под угрозой оружия японским правительством портов для торговли с американцами (чуть позднее - с англичанами и русскими) в 1854 г. до революции Мэйдзи в 1868 г. Для Китая - в 118 лет от начала Первой опиумной войны в 1840 г. до начала "большого скачка" (попытка резко увеличить объем производства без использования иностранной техники: чугун варился в маленьких домнах в каждой крестьянской семье, гидростанции строились вручную) в 1958 г. [+15] Войско Александра, с которым он вторгся в империю Ахеменидов, составляло, по не слишком надежным данным, от 30 до 43 тыс. пехоты и от 4 до 5 тыс. конницы. У его противников (данные еще менее достоверны) в сумме могло быть до 500 тыс. воинов, но ни в одном сражении их превосходство над силами македонского царя не было более чем троекратным. Испанский конкистадор Франсиско Писарро в 1531 г. отправился завоевывать царство инков, имея всего 130 человек и 57 лошадей (сохранились счета) и, со всеми подкреплениями, никогда не располагал более чем полутысячей человек. О численности индейского войска нам вообще ничего не известно, но, исходя из весьма ориентировочной численности населения Тауантинсуйу в 6-8 млн., мы можем предположить, что хотя бы несколько десятков тысяч солдат там было. [+16] Основатель стоицизма Зенон (ок. 336-264 до н.э.) был родом из Кития (Китиона) на Кипре. Остров критские мореходы посещали еще в сер. III тыс., а город был основан в 1-й пол. II тыс. до н.э. В круг греческих государств Кипр вошел после походов Александра, а до этого принадлежал Ахеменидам и поддерживал постоянные контакты с Финикией, также входившей в состав Персидской монархии. Греческое население (ахейцы), однако, появилось на Кипр в XII в. до н.э., а со времен Великой колонизации это был уже вполне греческий остров. |
