Наталья Трауберг

ТИПИКАЛ ЭСПАНИШ КУВШИН

Оп.: "Приходская газета храма св. бесср. Космы и Дамиана в Шубине".

№20. Июль- август 2000 г. с. 1 5

Недавно я почти два месяца лежала в больнице. Что говорить, дома скорби - места очень высокие - и тебя буквально несут на руках (Бог или ангел), и люди намного лучше, чем в суете мира. Добавочная радость: здешние, российские люди вообще стали лучше - с последней моей больницы (лето 96-го), особенно с предпоследней (ноябрь 92-го), почти исчез невыносимый коллективизм с его удушающей заботой, всезнанием и т.п. Конечно, заученную запись типа "то ли дело раньше!.." повторяет примерно половина, мгновенно переходя к обсуждению, кто ездил на Кипр, а кто на Крит, сколько долларов надо на то-то и то-то, и так далее. Правда, завершает это обычно цифра номинальной зарплаты или чего-нибудь в этом роде. Экономическая тайна России остается нераскрытой; но речь теперь не о ней.

Отделение наше было не из легких, молились практически все. Особую любовь снискала замечательная молитва Всецарице. Для ясности (и по просьбе наших барышень) я перевела ее на русский, и только перед самым уходом (моим) появилась женщина, сообщившая, что в таком виде она недействительна, а без акафиста - и подавно. Заметьте: одна такая женщина за пятьдесят дней. Народ перепугался, но мигом успокоился - хватило простого довода, что в подлиннике она не на церковнославянском, все ж Афон.

Льюис пишет в одном из своих очерков, что "религиозное возрождение" совсем не значит "христианское". Есть какие-то языческие культы, есть чистое за-конничество. Сейчас, в больнице, поразила меня распространенность и притягательность язычества.

Ходят какие-то книжки, часть - про всякие диеты, просветления и магические гирьки, а часть - просто неправдоподобная, даже описывать не буду. Этот опыт знают, им охотно обмениваются. Месяц рядом со мной пролежала женщина и очень мужественная (вот уж кто отсчитывал от "стакан наполовину полон") и делающая много реальнейшего добра - помогает инвалидам, у нее такая работа. Ее склонность к космистам нимало меня не смущала, пока я, когда меня выпустили на уикэнд, не пошла купить для нее запахи в трубочках. Магазин этот очень близко от нас. Когда я входила, я услышала, что "остры стрелы у варягов", еще до этого увидела статуи Рерихов, внутри немного подождала, судорожно читая розарий, но окончательно паладу-хом, когда на стене оказались Сергий и Серафим. Справедливости ради скажу, что покупали красивые восточные палочки, запахи и камни отнюдь не варяжские гости, а какие-то обычные молодые женщины, в самом худшем случае отдающие дань популярной магии.

Вернувшись в больницу, я немного поспорила - не о камнях и благовониях, а о том самом, чему посвящен честертоновский рассказ "Око Аполлона". Даже не столько поспорила, сколько рассказала, что мысль "буддизм и христианство одинаковы, особенно буддизм" (опять Честертон) все-таки не совсем верна. Не знаю, как буддисты, но космисты радуются своей просветленности, замыкаются в своих медитациях и так далее, а мы (говорила я) больше похожи на блудного сына у Рембрандта. Но бедный блудный сын успеха не имел, да и отец не понравился, какой-то жалкий, ослепший от горя, а главное - несправедливый. И впрямь, чего так радоваться непросветленному сыну?

Потерпев поражение все на том же месте, я спорить перестала, мы дальше помогали друг другу, а женщины из других палат списывали все исцеляющие рецепты Валентины Травинки и разные молитвы. Довольно быстро выяснилось, что неправдоподобные притчи и советы Христа принимают (сильно удивляясь - но радуясь) только и точно те, кто не считает себя ни сильным, ни особенно добрым. Да уж, это врата адовы не одолевают никак.

Однако пишу я о другом. Разговаривая с теми, кто учит "не давать сесть себе на голову", охотно хвалит себя за доброту и силу, очень заботится о себе - словом, с людьми вполне мирскими, по-мирски тянущимися к сакральному, мучительно думала: кого они мне так напоминают? Нет, не всегда, не в беде, не в минуту слабости, а только тогда, когда начинаются все эти просветления. И вдруг поняла: да нас же, с нашими экстатическими молитвами, "оскорбительным оптимизмом за чужой счет" (снова Честертон), непробойным эгоизмом, полным разделением двух слоев - "мистического" (о. Господи!) и предельно прагматического.

Да, примерно таковы сейчас мы, прихожане либеральных приходов. Судить прихожан "а 1а Радонеж" - не наше дело. Если они суровы к себе и догадались, что "искусство" или там "творчество", тем более "мое-е-о! творчество" и вообще дикое слово "я" - уж никак не кумир, честь им и слава. Если они немилостивы, можем ли мы показать пример милости (не к себе, а к другим)?

Искаженная религиозность - очень опасная штука, Христос это непрестанно повторяет. Вычтите из христианства милость и смирение, и уж двух вещей вы добьетесь: 1) привлекать мы сможем только магией - лучше тогда там ее и брать, где она есть; 2) никакого "покоя душам нашим" мы не обретем. Заметьте, почти стало правилом: чем экстатичней виду верующей дамы (барышни), тем больше она жалуется на то, что ей-то хуже всех. Многие лечатся от депрессии, и без толку - это не почти физическая болезнь, а упорный отказ взять на себя "иго и бремя".

Получается как-то очень серьезно, не смешно, разве что название - оно из Камило Хосе Селы, продавец керамики кричит эти слова английским туристам. Ну, хорошо, не смешно, а может - и не слишком горько. Отец-то все равно примет, как только мы к Нему повернемся; что там, даже без этого. Речь не о миге, изображенном Рембрандтом, он когда-нибудь будет, а о том, что сейчас "человек религиозный" куда ближе к честным последователям Рериха, чем к нелепым ученикам Христа. А вот на кого мы похожи-на жену пастора из фильма "Старая дева". Помните? То у нее стигматы, то она просит повезти ее в горы, и хотя герой борется как может, умильно говорит: "А мне такх-о-о-чется!". Следующий кадр - едут в молчании по горам. Поистине, сама жизнь!