В апреле 1920 года Ленин написал брошюру «Детская болезнь левизны в коммунизме», где объяснял, что в России олигархия (буквально это слово), и что это хорошо. Хорошо, когда парламент помогает придти к власти Ленину, плохо, когда парламент существует после того, как Ленин пришёл к власти.
Есть в книге странный эпизод, поясняющий, что такое компромисс:
«Представьте себе, что ваш автомобиль остановили вооружённые бандиты. Вы даёте им деньги, паспорт, револьвер, автомобиль. Вы получаете избавление от приятного соседства с бандитами. Компромисс налицо, несомненно. «Do ut des» («даю» тебе деньги, оружие, автомобиль, «чтобы ты дал» мне возможность уйти подобру поздорову). Но трудно найти не сошедшего с ума человека, который объявил бы подобный компромисс «принципиально недопустимым» или объявил лицо, заключившее такой компромисс, соучастником бандитов (хотя бандиты, сев на автомобиль, могли использовать его и оружие для новых разбоев, а в случае, который был со мной лично, действительно так и поступили, но потом были пойманы и расстреляны). Наш компромисс с бандитами германского империализма был подобен такому компромиссу».
Это совершенно реальная история. 6 января 1919 года, в крещенский сочельник, Ленин и его сестра поехали навестить Крупскую, лежавшую в больнице в Сокольниках. На улицах было довольно людно, праздничный же вечер.
Проехали Лубянку, Мясницкую, пересекли Садовую. Фары автомобиля светили ярко и вдруг выхватили троих пешеходов. Один из них подбежал к машине и закричал «Стой!», размахивая револьвером.
Шофёр Ленина нажал на газ, он решил, что это бандиты, потому что человек был в шинели, но без винтовки. Патрульные ходили с винтовками.
Ленин постучал в окно. Заднее сиденье было отделено от водителя, машина принадлежала Николаю II, да и шофёр остался от царя.
Спросил, что случилось. Шофёр сказал, что пьяные кричали.
Проехали три вокзала, ехали по трамвайным рельсам, на предельной скорости — 50 километров. Вдруг опять трое, выбегают на дорогу, вооружены маузерами. Шофёр опять на газ, они отскакивают, но тут в окно опять стучит Ленин: «Надо остановиться, узнать, что им надо, может быть, это патруль?»
Вождь приказал! Авто остановилось, бандиты вытащили из автомобиля всех четверых — ещё был один охранник. Ленина обыскали, отобрали браунинг и бумажник, не отреагировали на его восклицание: «Я Ленин!» В гоп-стопе все равны. Хотя, конечно, прибрать себе страну или прибраться себе автомобиля, количественная разница есть.
Охранник потом давал показания: «Когда нас высаживали из машины, народ стоял и смотрел…»
Вождя никто не узнал.
Машина умчалась.
Виталий Шенталинский резюмировал: «Сам попался в ловушку, потребовав остановить машину, уверенный в своей неприкосновенности. И оказывается, народного кумира никто даже не узнает — от бандита до часового. А когда его грабили посреди Москвы, при всем честном народе, «народ стоял и смотрел».
Столицу перевели на военное положение. Было арестовано около 200 человек «преступного элемента». Только через полгода, в июне 1919 года бандита, возглавлявшего нападение, удалось убить. Стреляли, не собираясь «брать в плен», тем более судить. По суду могли и не расстрелять — ну, кража автомобиля... При нём нашли неотправленное письмо:
«За мной охотятся, как за зверем: никого не щадят. Что же они хотят от меня, я дал жизнь Ленину. Детка, милая крошка, крепись».
«Дал жизнь Ленину»! Пересказывая этот случай, кремлёвские историографы врали, что бандит якобы не понял, с кем имеет дело, а когда понял, просмотрев содержимое бумажника, хотел вернуться и то ли убить, то ли взять в заложники. Но не успел, вождь уже скрылся. Историографы понимали, что история в реальном виде немножечко аморальная.
Прекрасный, яркий урок того, что такое компромисс по Ленину: когда слаб, уступай, когда силён, убивай.
У Николая Романова, при всех его недостатках, была другая мораль. А вот преемников Ленина, как говорил преп. Нестор Летописец, «даже до сего дня», мораль осталась ленинская, гопническая. Если я отберу страну, это хорошо, если у меня попытаются отобрать страну, это плохо.
Есть в этом один постскриптум. После смерти Ленина его шофёр Степан Гиль исчез. В 1945 году его обнаружили русские солдаты, когда депортировали поляков из Западной Белоруссии. Оказалось, Гиль вовсе не Степан, а Станислав, поляк. Можно было догадаться по отчеству «Казимирович». Заработанные честным трудом деньги увёз на родину и там возделывал свой хутор, подрабатывая и автомобильными перевозками. Живую реликвию привезли в Москву, кто-то написал с его слов воспоминания и опубликовал, похоронили на номенклатурном Новодевичьем.