ИГНАТИЙ СОЛОВЕЦКИЙ

Его "Книга о титле креста".

О нём популярно Шашков, 2000.

Н.Ю.Бубнов, О.В.Чумичева

Дьякон Игнатий Соловецкий: жизнь и сочинения.

Оп.: "Памятники старообрядческой письменности, - СПб, 2000

Дьякон Игнатий Соловецкий — один из наиболее заметных деятелей раннего старообрядчества. Непростой была жизнь проповедника и писателя, сгоревшего в крупнейшей Палеостровской "гари" 4 марта 1687 г. Сложная судьба ждала и его сочинения. Страстная и непримиримая вера определяла все поступки Игнатия и часто приводила к конфликтам; идеи его оказывались в центре споров между разными группами старообрядцев и в XVII, и в XVIII, и в XIX веке.

Что же известно об этом человеке? Игнатий был, судя по всему, пострижеником знаменитого Соловецкого монастыря. К 1661 г. он уже был дьяконом. В 1663/1664 г. управлял некоторыми из монастырских соляных промыслов, то есть занимался обычными для соловецких монахов делами.

В 1660-е гг. дьякон Игнатий стал одним из руководителей оппозиции, сложившейся в Соловецком монастыре. Ближайшими его соратниками были Герасим Фирсов, Александр Стукалов, Геннадий Качалов. Оппозиция была направлена против соловецкого архимандрита Варфоломея и келаря Савватия Обрютина, которые проводили политику подчинения монастыря московским властям. Проблема автономии церкви, и монастыря в частности, внутри государства была, как известно, одним из ключевых вопросов становления абсолютизма. Обострение ситуации связано было с принятием Соборного Уложения 1649 г. и проведением церковной реформы патриарха Никона, начиная с 1652 г. Образованные соловецкие книжники выступили против всепроникающего государственного контроля, в защиту автономии монастыря как центра независимой духовной жизни.

В связи с участием в оппозиции у Игнатия начались конфликты с монастырскими властями. Дважды он бежал из обители. Обстоятельства первого из побегов хорошо известны по документам. 14 мая 1666 г. Игнатий убежал с четырьмя другими монахами. Их поймали в 200 верстах от монастыря в Шуе Малой Кожеозерской вотчины. Все беглецы оказались в тюрьме, что привело к открытому столкновению лидеров оппозиции Александра Стукалова, Геннадия Качалова и Ефрема Каргопольца с келарем Соловецкого монастыря (архимандрит был в это время в Москве). 28 июня 1666 г. лидеры оппозиции потребовали освобождения беглецов из-под стражи. Келарь отверг требование. Дело почти дошло до драки. Вторая попытка бегства приходится на июль 1666 г. В результате Игнатий летом 1666 г. был лишен дьяконского сана. Сам он этого решения не признал, себя всегда называл дьяконом.

Игнатий подписал три первые соловецкие челобитные царю в защиту старого обряда. Но под Четвертой челобитной его подписи уже нет. На этом основании можно предположить, что Игнатий окончательно покинул Соловецкий монастырь не ранее октября 1666 г., но до начала сентября 1667 г. Это совпадает и с указанием даты ухода Игнатия из обители, принятой в старообрядческой традиции: 175 год, т. е. 1666/1667 г. К этому времени положение бывшего дьякона в монастыре сильно изменилось. Конфликт с официальными властями в жизни Игнатия отступает постепенно на второй план. Более серьезными были столкновения с новыми лидерами соловецкой оппозиции. Так случилось, что ближайшие соратники Игнатия, с которыми он начинал борьбу в защиту церковной традиции, в 1666/ 1667 г. постепенно покидают монастырь. Кто уехал в Москву на церковный собор или с челобитьями царю, кто умер, кто был арестован и сослан. Дьякон вступил в полемику с новым идеологом оппозиции — священником Геронтием, автором широко известной среди старообрядцев Пятой соловецкой челобитной царю.

Причиной конфликта послужило учение Игнатия о правильном написании титлы на кресте. Титла — табличка с именем Христа, прибитая по приказанию Понтия Пилата на Голгофский крест, — содержит в разных евангелиях разный текст. Дьякон категорически отвергал форму надписи IНЦИ (Iсус Назареянин Царь Июдейский), принятую на Руси и базирующуюся на одном из евангельских вариантов. Игнатий требовал писать на крестах буквы IХЦС (Iсус Христос Царь Славы). Свои выводы он изложил в Челобитной царю Алексею Михайловичу. Не разворачивая аргументации по содержанию надписи, Игнатий приводил многочисленные примеры крестов, содержащих предлагаемую им титлу. Геронтий возражал Игнатию в своем "Ответе священноинока Геронтия к востязающим мя..." В результате конфликта Игнатий вынужден был покинуть Соловецкий монастырь. С 1666/1667 г. начинаются двадцатилетние странствия Игнатия по Русскому Северу.

Однако в обители оставались сторонники Игнатия. В марте 1669 г. один из самых радикальных лидеров соловецкого восстания мирянин Фадей Петров Бородин (он же Кожевник) возглавил уничтожение крестов с "неверной" титлой IНЦИ. Игнатий скрывался от преследования властей — сначала в Каргополе, потом в Курженской обители и в выгорецких скитах, часто переходил с места на место, повсюду вербуя себе учеников и последователей. С целью установления связей с другими центрами старообрядчества он в эти годы посетил Псков, Пошехонье, встречался и вел переписку со многими единомышленниками: протопопом Аввакумом, игуменом Досифеем, иноком Корнилием и др. Но наибольшей известностью пользовался Игнатий в Поморье, где фактически возглавил старообрядческое движение.

Путешествуя по стране, Игнатий продолжал распространять учение о титле, проявляя при этом крайний фанатизм. Во время посещения Пошехонья, например, он "к дворянину Федору на двор взошол и на крыльце увидел распятие с титлою ("еретическою"); верняся назадь и не поклоняся кресту пошол и: недостоить, рекль, с сими человеки молитися и ясти..."

Резкий перелом в жизни Игнатия наступает в 1676 г. Разгром соловецкого восстания потряс непримиримого дьякона. Еще в те времена, когда Игнатий жил в обители, соловецкие старообрядцы верили, что после падения истинной веры в Московском государстве — "Третьем Риме" — именно Соловки становятся последним на земле оплотом благочестия: Новым Иерусалимом. Его гибель для Игнатия — знак окончательной победы антихриста. Острое чувство утраты усиливается для дьякона памятью о его конфликте с монахами. Неслучайно в самом остром и горячем панегирике Соловецкой обители — "Сказании об Адаме нынешнем" — Игнатий говорит о своем каиновом отчаянии. Только гибель истинных защитников веры дает ему право говорить о них, от их имени. Теперь внутренние распри не имеют значения, и Игнатий принимает покаяние, прославляя память тех, на кого раньше гневался.

После трагического января 1676 г. Игнатий по-настоящему берется за перо. И для того, чтобы увековечить память соловецких страдальцев. И для того, чтобы возвестить всем "верным" окончательное наступление последних времен, дать указания, как вести себя в условиях надвигающегося конца света.

Что же известно о творчестве Игнатия?

Споры между разными старообрядческими согласиями в XVIII—XIX в. по вопросу о титле на кресте привели к тому, что сочинения Игнатия переписывались обычно не целиком, а отрывками, в качестве иллюстрации к сочинениям поздних старообрядческих писателей. Иногда структура произведений сохранялась, но текст подвергался большим или меньшим сокращениям, причем при многократном переписывании проводилось сокращение уже неполных текстов. Все это затрудняет знакомство с творчеством Игнатия. Некоторые его сочинения дошли до нас в единственном списке, порой неполном.

Начало изучению творчества дьякона Игнатия положили знаменитые исследователи старообрядчества: В. Г. Дружинин и П. С. Смирнов. Им удалось обнаружить небольшой фрагмент Челобитной царю Алексею Михайловичу, отрывки из "Книги о титле на кресте" и Челобитной, обращенной к неизвестному адресату.

В последние два десятилетия были найдены новые тексты произведений дьякона Игнатия. Отрывки сказаний "О кресте и о крыже" и Об Адаме нынешнем, а также начало Челобитной царю Федору Алексеевичу (той самой, адресат которой остался неизвестен Дружинину и Смирнову). Эти три текста были обнаружены и изданы (кроме сказания "О кресте и о крыже") Н. Ю. Бубновым. Новый список, значительно более пространный, чем ранее известный, Челобитной царю Алексею Михайловичу и полный текст "Книги о титле" обнаружены О. В. Чумичевой. Уникальный текст: "Исповедание" Игнатия 1682 г. найден и опубликован Н. С. Демковой.

Среди сочинений Игнатия Челобитная Федору Алексеевичу и "Книга о титле" обращают на себя внимание сходством не только тематическим, но и текстовым. Некоторые абзацы совпадают дословно. Однако структура сочинений различна, есть значительное количество самостоятельного текста в каждом из них. Авторский текст Челобитной Федору Алексеевичу начинается с развернутого обращения к царю. Догматический текст является продолжением челобитья. "Книга о титле" ("Писание священнодиакона Соловецкаго Игнатия на отступники никонияны обличительно о написании титлы на кресте Господни") начинается теми же словами, что и догматическая часть Челобитной Федору Алексеевичу. Далее на протяжении значительной части текста следует множество обширных текстуальных совпадений. Настолько точных, что по отдельному фрагменту не всегда можно сказать, что перед нами — Челобитная или "Книга о титле". Сравнительный анализ осложнен тем, что до сих пор неизвестен полный текст Челобитной. В разных списках Челобитной пропуски находятся в разных местах, поэтому иногда можно определить пропущенный фрагмент. Но чаще всего простое сопоставление списков Челобитной не дает возможности представить авторский текст. Очевидно, что догматическая часть Челобитной Федору Алексеевичу, посвященная вопросу о надписании титлы, гораздо пространнее, чем аналогичная часть "Книги о титле".

Неизвестно, как кончалась Челобитная Федору Алексеевичу. Возможно, заключительной частью Челобитной является "Сказание об Адаме нынешнем", по теме перекликающееся с вводной частью Челобитной. С другой стороны, повторы в "Сказании об Адаме нынешнем" и вводной части Челобитной позволяют предположить, что вводная часть была создана на базе "Сказания". Окончательный ответ может дать только полный текст Челобитной, до сих пор не обнаруженный.

Что касается "Книги о титле" ("Писания... на отступники никонияны..."), то недавно найденный и впервые публикуемый нами текст позволяет установить, что по окончании первой части сочинения, трактующей вопрос о титле на кресте, начинается вторая, ранее неизвестная часть, посвященная догматическим вопросам, связанным с культом Богородицы. Трактовка этого вопроса подводит к эсхатологической теме. Здесь Игнатий строит самостоятельную теорию прихода в мир антихриста.

Возможно, в основе второй части Челобитной Федору Алексеевичу и первой части "Книги о титле" лежал общий, не дошедший до нас текст. С другой стороны, Игнатий мог просто переработать материал одного своего произведения в другом. При сравнении сходных фрагментов "Книги о титле" и Челобитной можно установить, что текст "Книги" более исправный, поскольку во всех списках Челобитной есть некоторые общие небольшие механические пропуски, затрудняющие понимание текста. Впрочем, это может свидетельствовать лишь о дефектности общего для всех списков Челобитной сокращенного протографа.

В результате изучения всех ныне известных списков Челобитной Федору Алексеевичу и "Книги о титле" можно заключить, что читателей-старообрядцев в XVIII—XIX вв. интересовала главным образом та часть сочинения, где трактовался вопрос о титле на кресте. Но и эту часть переписчики стремились сократить. Что касается первой, вводной, части Челобитной Игнатия, то ее слабая распространенность в списках объясняется, по-видимому, появлением в 1730-е гг. "Истории о отцах и страдальцах соловецких" Семена Денисова. Это сочинение постепенно вытеснило из читательского обихода Челобитную Игнатия, заключавшую в себе, по выражению самого автора, лишь "похвалу вкратце" погибшим соловецким монахам. Сведения, которые приводит в Челобитной дьякон Игнатий, вошли в состав обширного сочинения Семена Денисова, для которого произведение Игнатия было одним из главных историко-литературных источников. Денисов почерпнул из Челобитной Игнатия не только конкретные исторические факты, например, указание на количество пострадавших в Соловецком монастыре или описание казней соловецких иноков, но и использовал художественные средства и образы Челобитной. В некоторых фразах и выражениях "Истории" Денисов буквально цитирует Челобитную. Таким образом, несмотря на малую известность вводной части Челобитной к Федору Алексеевичу, ее содержание не было утрачено, забыто старообрядцами, поскольку "История о отцах и страдальцах соловецких" Семена Денисова на протяжении XVIII— XIX в. оставалась одним из наиболее популярных старообрядческих сочинений.

Заключительная часть "Книги о титле", посвященная культу Богородицы, также не привлекла внимания старообрядцев. Основной причиной этого послужило, видимо, отсутствие полемической остроты вопроса, не вызвавшего споров и разногласий в их среде.

Все сочинения Игнатия перекликаются между собой по темам, источникам, трактовкам того или иного вопроса. Но каждое новое произведение представляет изменение в системе взглядов, в степени эмоционального напряжения творческой мысли.

Сквозных тем у Игнатия три: вопрос о правильном надписании титлы на кресте; эсхатология, тесно связанная с осмыслением культа Девы Марии; отношение к царской власти в условиях "последнего времени". Все это тесно взаимосвязано и сплетено в каждом сочинении Игнатия. Только Челобитная Алексею Михайловичу отличается спокойным тоном, цельностью содержания. Но это единственная работа, написанная Игнатием до падения Соловецкого монастыря.

Итак, в чем же суть учения дьякона Игнатия, изложенного в его сочинениях?

Отношение к царю определяется размышлениями Игнатия о трагической судьбе Соловецкой обители.

Игнатий, описывая осаду и падение Соловецкого монастыря, вынужден был опираться на слухи, поскольку сам не был очевидцем событий. Однако его сведения в значительной степени отражают реальную картину борьбы монастыря с царскими войсками. Данные Игнатия до некоторой степени подтверждаются документальными источниками по истории соловецкого восстания. Так, Игнатий утверждает, что рать, осаждавшая обитель, состояла из "немцев и поляков, истинных латынцев". Войско воеводы Ивана Мещеринова, осаждавшее монастырь в последние годы осады (1674— 1676), действительно находилось под командованием иностранных офицеров, "новокрещеных иноземцев" рейтарского строя, присланных Иноземным приказом из Москвы. Это были майор Степан Келин, ротмистр Гаврила Буш (умевший писать только по-немецки), поручики Василий Гутковский и Федор Стахорский. Привлечение иностранцев объяснялось необходимостью обучения "ратных людей пехотному строю" и руководства осадными работами. При этом правительство, видимо, учитывало большую надежность "новокрещеных иноземцев" при выполнении столь деликатной службы как осада мятежного монастыря. Впрочем, Игнатий придает этому факту совсем иной смысл. Для дьякона противостояние иностранцев, истинность веры которых сомнительна, и православного монастыря отражает глобальную борьбу правоверных и еретиков, божественного и сатанинского воинств.

Осадив монастырь, "богоборная и злочестивая рать" воеводы Мещеринова стреляет из пушек по соловецким церквям. Игнатий обвиняет осаждавших в сознательном святотатстве и осквернении святынь. О том, что подобное обвинение выдвигалось в действительности, свидетельствует отписка Ивана Мещеринова к царю после взятия монастыря, в которой воевода пытается оправдаться: "а в монастыре соборная церковь и чу-дотворныя раки преподобных отец Зосимы и Саватея и Германа, соловецких чудотворцев, от гранатныя стрельбы и от ядер все в целости и ничим нерушимы". Многое подтверждается и в описании штурма и казни последних защитников обители.

В темную январскую ночь осаждавшие врываются в монастырь и после короткой схватки овладевают им. Монахи в надежде на милосердие устраивают победителям торжественную встречу: "Отцы бо мои изыдоша в сретение им со святыми и честными образми, при-имающе (воеводу. — Авт.), яко истиннаго своего серъ-доболя, радостно и усердно. Он, проклятый, разгордев-ся на Божий образ, повеле образы поотмати отец моих безчестно и руганно, их же, исповедников, сурово и гордо смерти предавати". Документы не сообщают, имела ли место в действительности описанная встреча. По поводу же присвоения воеводой Мещериновым икон и другого монастырского имущества имеется следственное дело. 2 октября 1676 г. при обыске ладьи Мещеринова было найдено 18 икон. В ходе следствия выяснилось, что часть из них (а именно 12) были взяты из соборной церкви келарем и другими монахами и подносились воеводе как дары по праздникам.

Большое место в Челобитной отведено описанию казней соловецких "сидельцев" после взятия монастыря. Здесь подробно описываются способы казней и мужественное поведение приговоренных к смерти. Действительно, расправа с непокорными монахами была жестокой. Это видно из документов. Так, 15 февраля 1676 г. воевода Мещеринов доносил царю: "В нынешнем... во 184 году, генваря в 22 день... великого государя ратными людьми Соловецкий монастырь взяли и воров и изменников побили, а иных на бою ранили, и из тех раненных людей 28 человек казнены смертию, чтоб на то смотря иным неповадно было воровать". Монах Феоктист, предательски впустивший осаждавшее войско в монастырь, в своей челобитной царю от 20 июля 1676 г. еще подробнее описывает учиненную стрельцами расправу: "ратные люди в город Соловецкого монастыря вошли... и церковных мятежников... побили, а иных пущи* воров воевода Иван Мещеринов перевешал, а многих чернцов, выволоча за монастырь на губу, заморозил". Описание казней соловецких монахов автор Челобитной заканчивает указанием на дату этого события: "мучение же святых страстотерпец, новых исповедников соловецких, иже пострадаша в лето 7184, месяца геньваря в 20 день, в суботу мясопустную, коликъства же их 300 и множае, инии же глаголют пять сот". Большой интерес представляет указание на количество пострадавших в Соловецком монастыре, хотя, судя по форме изложения, автор в данном случае не претендует на точность. Известно, что общее количество осажденных в монастыре доходило до 500 человек . По словам выходцев из монастыря, к сентябрю 1674 г. там "померло от цинги" и "от пушечныя и мушкетные стрелбы побито" 33 человека. Однако, по-видимому, в последний год активной осады монастыря погибло значительно больше осажденных. Известно, что к моменту взятия монастыря многие из его защитников были больны цингой и не могли принимать участия в обороне. Поэтому, на наш взгляд, определение Игнатием общего количества погибших в монастыре во время осады монахов и бельцов в 300 человек не лишено оснований.

Наряду с достоверными историческими фактами в сочинениях Игнатия присутствуют элементы художественного вымысла, вроде пророчества соловецких старцев о смерти царя-отступника. Но такие приемы, как и авторские отступления, лишь дополняют исторический рассказ, придавая ему остро полемическую и агитационную направленность. Следует учитывать и особенности средневекового подхода к вопросу о достоверности событий. В подобной историографии реальность создается зачастую не за счет тщательно проверенных и документально подтвержденных фактов. Она возникает из причудливого сочетания фактов и легенд, хроникальных описаний и сочиненных автором диалогов. В произведениях Игнатия ценны не только конкретные сведения, но и тот непримиримый дух, который руководил действиями соловецких повстанцев. Исторические описания Игнатия не всегда можно воспринимать буквально, но они чрезвычайно точны по сути.

Источником всех бедствий Соловецкой обители и вообще всех "верных" Игнатий считает нечестивого царя. В Челобитной Федору Алексеевичу перед читателем возникают как бы образы двух царей. Под царем, который "люто и яро" на соловецких иноков "возъя-рися и, аки люты зверь, неукротимо возлютися", за что "от жития сего посекаемъ бывает безвремянно", видимо, подразумевается уже умерший царь Алексей Михайлович. Другой царь, к которому обращается автор ("к своему царю, к самодержцу, к вам прибегаем"),— вероятно, недавно взошедший на трон царь Федор Алексеевич. Абстрактность этого образа в Челобитной, а также сама ее форма, идущая вразрез с традиционной, ставит перед нами вопрос: посылалась ли в действительности эта челобитная к царю и предназначалась ли она автором вообще к такой посылке? Представляется более вероятным, что обращение к царю в Челобитной — всего лишь пример использования Игнатием эпистолярной формы "открытого письма" для более успешного распространения в народе своего антиправительственного сочинения.

Что же просит Игнатий у царя для оставшихся в живых соловецких иноков? Прежде всего "обороны" от "еретических человек", которые "бедных страшливых горчаков нудят к своему злому еретическому умыслу приступити", т. е. принуждают принять "новую веру". Игнатий ищет у царя "расправу разсудну" и "покров крепок", на которые он и стоящие за ним лица имеют все основания претендовать как верные подданные. Игнатий обращается к царю как к главе светской власти с жалобой на власти церковные. Он просит царской милости к "бедным, скитающимся в тесноте нужно" соловецким выходцам, вынужденным "от всяких теснот нужных погибель приимати", ждущим "з благою надежею последняго смертнаго часа" и тем не менее выполняющим свой духовный долг — проповедь "кротко изливаемаго" книжного учения, от которого в народе уже созрели "воспитанные плоды".

Содержание Челобитной Федору Алексеевичу дает нам возможность проверить дату ее написания, указанную в приписке к тексту в старообрядческой рукописи БАН, собрание В. Г. Дружинина № 605: 5 октября 1676 г. Крайние даты написания Челобитной определяются без затруднений: это период между 29 января 1676 г. (день смерти царя Алексея Михайловича) и 27 апреля 1682 г. (день смерти царя Федора Алексеевича). Кроме того, в Челобитной есть фраза: "святой обители нашей его (т. е. царя Алексея Михайловича. — Авт.) неразсудное яростию и гневом лютым и до сего времени запустение". Как следует из документов, в июне 1676 г. в монастырь приехал новый архимандрит Макарий с 20 братьями. Они должны были наладить деятельность обители после страшного разгрома. К осени того же года общее количество монахов на Соловках (включая прежних пострижеников, оставленных там на жительство) не превышало 60 человек. Этих людей не хватало для многочисленных служб в крупном монастыре, обычное число насельников которого до восстания составляло около 500 человек. Архимандрит Макарий в ноябре 1676 г. писал патриарху: "...всяких монастырских промыслов запустить нельзя и не хочется; а послать, государь, некого, и в монастыре, государь, людей с нуждою..." Следовательно, у автора Челобитной имелись основания говорить о запустении Соловков именно в 1676 г., так как в последующие годы монастырь постепенно оправился от понесенных потерь. С другой стороны, нельзя исключить и другое значение приведенной фразы о "запустении" Соловецкого монастыря: падение "истинной веры", превращение обители в рассадник "еретичества злаго" в результате того, что она оказалась "во власти человек растленных, подобных бесом мятежным". Падение Соловков как Нового (духовного) Иерусалима — гораздо более серьезное основание для слов о "запустении" обители, чем материальные затруднения и т. п.

Одно место в Челобитной ставит под сомнение достоверность даты, указанной в приписке, а именно "знание" автором сочинения факта смерти воеводы Ивана Мещеринова. Источники не сообщают нам точной даты смерти этого воеводы, известно лишь, что он умер вскоре после взятия монастыря. Но еще в марте 1677 г. Мещеринова допрашивали в Новгородском приказе. Попробуем обратиться к тексту Челобитной. Соловецкие иноки перед казнью, обращаясь к "слуге мучителеву" (воеводе Мещеринову), пророчат скорую смерть "большаку", т. е. царю: "нас отпускай скорее, да и большак за нами тотчас будет". "Тако же и в наша лета ныне сотворися", добавляет автор и продолжает: "и едино еще слово сие прорекоша: паси же ся и сам ты, мучитель, за нами вскоре. Последнее пророческое слово изрекоша, с ним же бывающим тако". Два одинаковых пророчества,— не слишком ли это много? Нам представляется, что пророчество о смерти воеводы, так же как и сообщение о его исполнении,— результат изменения авторского текста одним из позднейших переписчиков, пожелавшим, чтобы в Челобитной было отражено важное для старообрядцев событие — смерть ненавистного им воеводы, осмысленная ими как неотвратимая небесная кара человеку, совершившему святотатство. Стилистика отрывка также позволяет допустить предположение о его позднейшей вставке в текст Челобитной.

Таким образом, у нас нет серьезных оснований отвергать дату завершения Челобитной, предложенную в старообрядческой рукописной традиции.

"Сказание об Адаме нынешнем" развивает ту же тему, что и вводная часть Челобитной Федору Алексеевичу. В Сказании оценивается роль царя Алексея Михайловича в трагическом для Игнатия событии — взятии Соловецкого монастыря войсками. Царь выступает здесь под именем "нынешнего Адама", судьба которого сравнивается с судьбой Адама библейского, нарушившего заповедь Бога. Этот Адам-царь "Соловецкую обитель неблагодарно восхоте разорити... дабы истинное благочестие первое до конца потребити и испепелити и такову себе честь своим самовластием и самолюбием приобрете". Совершив столь жестокое и богопротивное дело, Адам-царь не раскаялся в содеянном. "У нашего же Адама покаяния не бысть нигде же и прощения со смирением не приносил, но величаво и прегордо отверже от себе Божию милость и высокоумием вознесесе и лицемерно благочестием покрыся и ни мала добра являет" Как и библейского Адама, "Адама нынешнего" тотчас же постигает "Господня кара": "Егда бо святую обитель в запустения поле положиша, абие вскоре жития сего Адам отлучен бывает, яко да немедленно увидит, что ему принесе самовластие, самолюбие и преслушание, и каковый труд телу и души сокрушение приобрете".

Заканчивается "Сказание об Адаме" рассуждением, в котором со ссылками на Апокалипсис Иоанна говорится об ожидании конца мира для всей вселенной "умножения ради еретичества злаго". В нем содержится призыв к верующим не "прияти искушения" молиться с еретиками и с "богословия начальником", под которым, по-видимому, подразумевается патриарх Иоаким Обращением к Богу от имени всех верующих накануне второго пришествия Христова и грядущего Страшного суда завершается Сказание об Адаме нынешнем.

Таким образом, негативное отношение к царю, критика его действий подводит Игнатия к восприятию своего времени как "последнего" и заставляет его задуматься о природе пришедшего антихриста.

Известно, что старообрядческий спор о духовном или материальном антихристе относится к более поздним временам: с 1690-х гг. и далее. Первые старообрядческие проповедники ожидали реального антихриста, приходящего в мир во плоти. Они пытались понять, кто же является антихристом - Алексей Михаилович? патриарх Никон?

Дьякон Игнатий, принимая представление о материальной природе антихриста как нечто само собой разумеющееся, строит в "Книге о титле" оригинальную эсхатологическую концепцию. По мнению автора, антихрист приходит в мир и в телесном, и - главное - в духовном образе. Вывод о наступивших уже последних временах подкрепляется богословскими рассуждениями с применением аллегорического толкования евангельского текста (Понятие "аллегорического" Игнатию было хорошо знакомо. Он с успехом применяет его на практике называет этот прием в Челобитной Алексею Михайловичу.) Христос символизирует истинную веру, рождаемую святой церковью - аллегорией Девы Марии. В противоположность Христу, антихрист может быть определен как нечестивый дух ложного учения, порождаемый "девкою-блудницею", т. е. скверной никонианской церковью. Соответственно, с момента церковной реформы патриарха Никона антихрист в духовном смысле уже явился в мир и постепенно распространяет свое влияние. Отсюда вытекает необходимость избегать никонианской церкви, священства, всех "никониан". Перспективы мира предстают перед Игнатием в мрачном свете. Острота эсхатологических переживаний постепенно нарастает и достигает максимального накала в "Исповедании" 1682 г., последнем сочинении дьякона.

Исходным пунктом в "Исповедании" становится то, что в "Книге о титле" было финалом, выводом: убеждение в сатанинском характере официальной церкви и московских властей. Разгром Соловецкой обители упоминается как пример, иллюстрирующий главную мысль автора. В "Исповедании" Игнатий приходит к заключению о невозможности беречь иночество и чистоту в скверном и беззаконном мире, поскольку антихристово воинство повсеместно укрепляет свои позиции.

Отсюда рождается отчаянный призыв к властям: "скончевайте скоряе всех нас о истинне Христове!" Причем возникает идея казни "всех во едином месте". Идеал, к которому пришел Игнатий в "Исповедании",— коллективная смерть ради спасения души — был воплощен им в Палеостровском самосожжении 4 марта 1687 г., одном из самых крупных в истории старообрядчества. Судьба осажденного царскими войсками монастыря на онежском острове, гибнущего в огне, должна была, видимо, воспроизвести падение островного Соловецкого монастыря под натиском отрядов Мещеринова. Сопоставление, аллегория — излюбленные художественные приемы Игнатия явно наполняют особым смыслом страшное театрализованное представление в Палеостровском монастыре. Так — ритуально — закончились страдания и странствия отца Игнатия. Костры самосожжений у Белого моря лишь разгорались.

Игнатий-писатель в значительной степени является продолжением Игнатия-проповедника, человека, привыкшего к устной речи, к живому, непосредственному контакту со своими сторонниками. Влияние устной проповеди на писания дьякона Игнатия очевидно. В его сочинениях нет жесткой структуры. Это эмоциональные произведения, построенные по ассоциативному принципу, они изобилуют риторическими фигурами, обращениями к читателям, восклицаниями. Часто речь Игнатия далека от литературных канонов, нередко он употребляет "сильные" слова, осуждая своих противников. Именно подобные горячие, эмоциональные пассажи скрепляют композицию произведений соловецкого дьякона. Все это отличает Игнатия от профессиональных соловецких писателей-книжников, приближая по стилю (хотя, конечно, не по масштабу таланта) к протопопу Аввакуму.

Как писатель Игнатий постоянно рос. Челобитная Алексею Михайловичу — по стилю и языку всего лишь слабое подражание традиционным соловецким догматико-публицистическим памятникам, изобилующим свидетельствами и ссылками на литературу в качестве подтверждения того или иного тезиса. Позднейшие сочинения, созданные Игнатием за пределами Соловецкой обители, все более свободны по стилю, все более самостоятельны и выразительны. Наиболее яркие и самобытные: "Сказание об Адаме нынешнем" и "Исповедание". Смелость и легкость языка, свежесть образов привлекают внимание к этим памятникам. Автор их человек, безусловно, талантливый — не только как проповедник, но и как литератор.

Издание корпуса сочинений дьякона Игнатия Соловецкого (в старообрядческой традиции, еще и Палеостровского) впервые дает возможность говорить о цельности, динамичности взглядов писателя, прошедшего абсолютно логичный эмоциональный путь от страдания за судьбу Соловецкой обители и покаяние — через трагическое ощущение надвинувшегося конца света — к очищению в огне самосожжения.