Владимир Вернадский

Вернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.; Л.: Издательство Академии наук СССР, 398 с.

См. о его ноосфере превосходно Горелик, 2010.

Владимир Иванович Вернадский (28 февраля (12 марта) 1863, Санкт-Петербург — 6 января 1945, Москва) — выдающийся русский учёный XX века, естествоиспытатель, мыслитель и общественный деятель; создатель многих научных школ.

О нём Филозов.

Андрей Филозов

   ВЕРНАДСКИЙ

В конце XIX – начале XX века мировую науку делали люди, отмеченные печатью гения. До сих пор благодаря им в сознании “широких масс” живет не совсем соответствующий действительности образ Ученого – мага и волшебника небывалой широты взглядов, истинно пророческого предвидения.

Образ, на деле сильно выламывающийся из рамок достаточно косной и скучноватой среды, какой по большей части является эта самая мировая наука. У одного из лучших советских поэтов, Бориса Слуцкого, есть стихи о том, как непохожи на поэтов эти самые лучшие из поэтов. Так же и Бор, Резерфорд, Эйнштейн, Фрёйд не были похожи на настоящих ученых. Скорее, они напоминали волхвов и магов. У них был не очень-то научный склад ума, в общепринятом смысле. Вполне возможно, некая Сила (назовем это так из соображений политкорректности) и впрямь простерла над ними Свою благодетельную длань, прикрывая от нежелательных ударов, чтобы история человечества не обратилась вспять. Ну, и как оно обычно и происходит в такие моменты, столь явное вмешательство высшей воли не обошлось без катастрофических потрясений в жизни земной. “Лица моего не можно тебе увидеть”, говорит Бог Воинств герою библейского повествования.

Одним из таких вселенских джедаев, через которых Сила говорила и являла Себя самым непосредственным образом, был русский ученый, да не какой-нибудь там непризнанный гений, а преуспевающий научный деятель – академик Владимир Иванович Вернадский. Он был хорошо известен еще при царе Горохе, прославлен при большевиках, и сегодня остается весьма интересен мыслящему человечеству, главным образом, как создатель глобального философского учения о ноосфере. Гений Вернадского в этом смысле настолько очевиден, что многие романтики объясняют этот феномен влиянием воспетых антропософами тибетских махатм, общением с инопланетянами и прочими воздействиями, лежащими за пределом изученного.

Между тем, научная биография и человеческая судьба Вернадского в чем-то гораздо проще этих теорий, а в чем-то безмерно их превосходит. То же самое можно сказать о других великих умах, современных нашему герою. Намечается некоторая закономерность, обусловившая тот гигантский скачок, что совершило сознание человечества за прошедшие сто лет. Именно эти великие перемены, наблюдаемые сквозь призму личной биографии самого Вернадского, станут сегодня предметом нашего чаепития.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

Предком Вернадского был литовский шляхтич, воевавший с поляками под знаменем Богдана Хмельницкого. Позже его дети осели в Запорожской Сечи. Дед ученого – Василий Иванович – был у Суворова военным врачом, при отступлении русской армии остался в брошенном госпитале ухаживать за многочисленными ранеными. Захватившие лазарет французы, наблюдая непрерывную заботу В.И. Вернадского о своих и французских пациентах, были так потрясены увиденным, что представили врача к ордену Почетного Легиона. Тогда его фамилия писалась еще на старый манер – Вернацкий. Этот героический лекарь получил потомственное российское дворянство.

Его сын Иван – отец Вернадского – был профессором политэкономии и статистики в Петербурге. Уже в нем проявляется семейная склонность к восприятию картины мироздания в целом. Иван Вернадский имел собственную философскую теорию социального развития, основанную на борьбе в жизни людей инстинктов самосохранения и самосовершенствования. Эта борьба – двигатель общественных преобразований и, главное, основная созидающая сила при формировании и развитии личности. Забавным образом такая модель перекликается с позднейшей концепцией двух противоборствующих начал – творческого и саморазрушительного – в учении Фрёйда. 12 марта 1863 года в Петербурге родился Владимир Иванович Вернадский – герой нашего повествования. Вскоре его семья переехала в Украину.

Воспитание Вернадского прошло под знаком все того же философского отношения к жизни, что отличало и его отца. Огромное влияние оказал дядя – стихийный мыслитель  мудрец, коими так богата украинская земля, бывший кадровый военный и материалист еще вольтеровского толка Евграф Короленко. По мнению Р. Баландина – автора доступной биографии Вернадского – система взглядов Короленки предвосхищала идею ноосферы самого Вернадского. Таким образом, ничего необъяснимого мы пока не находим в жизнеописании великого человека – все вполне естественно. Учился наш герой как все: в гимназии, потом - в Московском университете, где остался на некоторое время хранителем кабинета минералогии. В это время женился на Наталье Старицкой. Сохранились письма молодого Вернадского к жене, в которых он совершенно ясно определяет свою грядущую деятельность как вместе ученую, социальную и публицистическую. В конце восьмидесятых много работает за границей, избран член-корреспондентом Британской ассоциации наук. В 1897 году защищает докторскую диссертацию по минералогии.

Одновременно шла деятельность общественная. В статье “Три решения” 1906 года кризис российской государственности Вернадский определил с точностью, присущей профессиональному теоретику истории. Взгляды, которых он придерживался, во многом совпадали с точкой зрения величайшего русского историка Ключевского. Тогда же Вернадский был избран членом Государственного Совета, через два года стал академиком. В 1911 году, в знак протеста против бесчеловечной и идиотской политики правительства в области народного образования, оставил Московский университет. Об этом – о судьбе просвещения в России XX века – мы еще поговорим.     

RADIOACTIVE MAN

Тогда же Вернадский организовал Уральскую радиевую экспедицию, действовавшую вплоть до Февральской революции в Ильменских горах близ Миасса. Позднее, уже при советской власти, Вернадский и продолжительно сотрудничавший с ним академик Ферсман добились от властей объявления Ильменских гор заповедными. Непосредственно возле Миасса располагается ныне Государственный минералогический заповедник. В самом Миассе теперь находится филиал Уральского университета. Таким вот образом наука буквально преобразовывала в то время все, к чему прикасалась.

В данном случае, это происходило благодаря тому, что в десятых годах Вернадский стал, по сути, главным российским экспертом по проблеме радиоактивности, причем сразу – с практической, промышленной точки зрения. Две главные задачи экспедиции: ревизия уже существующих в Ильменских горах копей с целью поиска урано-, радио- и ториосодержащих минералов, и, параллельно – разработка методик выделения радиоактивных элементов из минералов сложного состава.

Насколько Вернадский представлял себе все проблемы, связанные с феноменом радиоактивности? На заре становления радиологии никто еще толком не понимал, с чем наука имеет дело. Известны душераздирающие фрагменты дневников Марии Склодовской-Кюри, где она трогательно рассказывает, как долгими зимними вечерами они с мужем романтически мечтали, обнявшись, при таинственном свете стоявшего на столе куска радия! Еще в конце 20-х годов в Советском Союзе выпускали большие партии часов со светящимися циферблатами и тонны излучающих пластмассовых белочек и зайчиков, которых каждый ребенок был бы рад, проснувшись ночью, видеть рядом в постели. С другой стороны, Андрей Белый в своих автобиографических стихах, наряду с захватывающими цитатами из Блаватской, вспоминал о том, как “мир – рвался в опытах Кюри атомной лопнувшею бомбой”. Ну, это общеизвестный фрагмент.

Позднее, в 1919 году, Вернадский выписывает цитату из книги Ветгема “Современное состояние физики”. Вот она: “Профессор Резерфорд в шутку передал автору… тревожную мысль, что, если бы возможно было открыть надлежащий детонатор, то можно было бы вызвать волну взрыва атомического разложения во всем веществе, которое произвело бы превращение всей массы нашего земного шара и оставило бы от него только клуб гелия. Такое умозрение, разумеется, есть только кошмарная греза научного воображения…”

Для Вернадского уже тогда все отнюдь не “разумелось” само собой. Он ведь еще в 1910 году предложил собранию российских академиков свою собственную “радиопрограмму” по поиску и разработке урановых руд не только в Уральских горах, но и на Кавказе и в Средней Азии – программу общенационального масштаба. Первое месторождение было открыто в 1916 году в окрестностях Ферганы. Именно оно через полтора года дало российским ученым небольшое количество радия, необходимое для дальнейшей работы. Что в эти годы говорил сам Вернадский об атомной проблеме?

“Мы подходим к великому перевороту в жизни человечества, с которым не может сравняться все им пережитое (!) Недалеко время, когда человек получит в свои руки атомную энергию, такой источник, который даст ему возможность строить свою жизнь, как он захочет. Сумеет ли человек воспользоваться этой силой, направить ее на добро, а не на самоуничтожение? Дорос ли он до умения использовать ту силу, которую неизбежно должна дать ему наука?”

ГЕНИИ ПРОТИВ ПАРАНОИКОВ

В фантастическом фильме Камерона The Abyss скрытные, но доброжелательные благодетели человечества, таинственные жители подводных глубин, готовы направить гигантскую приливную волну на континенты и смыть всю цивилизацию людей за минуты до ядерной катастрофы, чтобы, по крайней мере, предотвратить неизбежную гибель всего живого вообще. Их останавливает предсмертная записка героя со словами Love you wife. Подобным образом, судить о том, оправдало ли человечество надежды Вернадского, следует не по катастрофам Хиросимы и Нагасаки, и не по десятилетиям холодной войны, а, к примеру, по тем самоотверженным усилиям, что предпринимала в самом сердце нацистской Германии группа ядерных физиков во главе с великим Максом Планком. Они саботировали проект создания “оружия возмездия” вплоть до 1942 года, когда после Сталинграда Гитлер (дурак, естественно) разочаровался в идее ядерного оружия и перестал финансировать его разработку. Кстати, сталинградское контрнаступление советских войск, когда на небольшом участке фронта было задействовано пятнадцать тысяч тяжелых орудий, совместная мощь которых немного превышала разрушительную способность Babe – хиросимской бомбы – также имело кодовое название “Уран”.

Это название дал лично Сталин после приватной беседы с уже 79-летним Вернадским, специально с этой целью вызванным “на дачу в Кунцево”. Сам факт этого разговора не менее интересен, чем его последствия – от вышеупомянутого названия операции до начала отечественных разработок атомной бомбы. Да, разумеется, Вернадский вплоть до 1939 года был бессменным директором Радиевого института в Петрограде. Он же этот институт и основал еще в 1922 году. По его инициативе там, в 1937 году (знаковая дата) молодой Курчатов построил первый отечественный циклотрон. Опять-таки, радиевая экспедиция. Кому, как не специалисту с таким стажем – первому и главному в России – давать ценные указания “отцу народов”?

Да, если не считать того, что Вернадский еще и состоял некогда в ЦК партии конституционных демократов – “кадетов”, особенно люто ненавидимых большевиками. Одна из двух истинно народных партий наряду с социалистами-революционерами (”эсерами”) на момент позорного разгона Учредительного собрания представляла более чем реальную альтернативу господству “красных”. Еще по старой памяти (как же, каторга и ссылка) пытались договориться с эсерами, а кадетов – Партию народной свободы – уже поспешили объявить вне закона, самыми страшными врагами советской власти. Неудивительно. Ведь корпус этой партии составляли лучшие представители российской интеллигенции. Может, сама интеллигенция заслуживала критики. Но эти люди были и впрямь лучшим человеческим материалом, что она еще могла дать России. В их числе Вернадский вошел косвенно в состав Временного правительства. Подписал официальное постановление, где большевики были объявлены узурпаторами.

Потом, в отличие от большинства своих “коллег по несчастью”, взглядов не меняет. В 1938 году в дневнике пишет просто: “Политика террора становится еще более безумной, чем я думал недавно”. Вот как! В стране с тоталитарным, временами, попросту, уголовным режимом прожил два десятилетия с ясным сознанием безумия происходящего, причем нимало своего этого сознания не скрывал. А в самый страшный период этого политического недоразумения делает в личном дневнике такие записи, за которые людей уничтожали целыми коллективами. И – упорно портит кровь высокому начальству, заступаясь за арестованных “врагов народа”. Великому гуманисту Максиму Горькому в свое время подсунули очаровательную Мурочку Будберг с отравленными конфетами только за то, что он осмелился униженно просить Сталина отпустить его, старика, домой, на Капри, помереть спокойно. А Вернадский – скандалист и явный враг – живет и работает, почти процветает. В чем разгадка этого феномена, не менее удивительного, чем открытая Беккерелем радиоактивность?      

НЕКРОПОЛЬ

В 1997 году десятитысячным тиражом вышла в свет книга “Герои и злодеи российской науки”. Ее автор – профессор МГУ, доктор биологических наук Симон Шноль. Крупный ученый, он возглавлял в то время лабораторию физической биохимии Института теоретической и экспериментальной биофизики РАН. Как принято говорить, стоял у истоков новой, советской российской науки. Вместе с ней прошел не слишком долгий, но мучительный путь, который иначе как “крестным” не назовешь. Был знаком со всеми ведущими специалистами: физиками, химиками, биологами. Да что там “был знаком”! Работал вместе с ними. Учился у них.

Книга Симона Шноля уникальна. На ее страницах автор, человек совсем не гуманитарного склада ума, пытается подвести итоги прошедшего века в истории не одной русской науки – всей российской культуры в целом. Не имея никакого опыта в области философской публицистики, не будучи даже вовсе литератором, с задачей справляется. Историю свою ведет ab ovo – с создания в Москве самоотверженными в прямом смысле слова усилиями генерала Альфонса Леоновича Шанявского и знаменитой семьи Сабашниковых Народного университета, и основания купцом-подвижником и миллионером Христофором Семеновичем Леденцовым фонда в поддержку развития российской науки и техники. Под давлением правого большинства тогдашнего парламента университет прикрыли. По мнению Шноля, это решение, опрометчиво принятое менее чем за десяток лет до октябрьской катастрофы, стоило России ее будущего. Леденцовский фонд, превосходивший по масштабам Нобелевский – кстати, в отличие от последнего, распределявший не премии, а гранты, то есть, дававший деньги не за то, что есть, а под то, что будет, с истинно купеческой деловой хваткой, так часто выручавшей Россию – большевики присвоили “за ненадобностью”. Уникальный комплекс Народного университета – первый в стране, построенный по прогрессивной западной системе колледжей, столь любимой в Великобритании и США – отдали Высшей партийной школе.

Кроме старого биофизика, о проблеме становления советской науки никто еще так не говорил. Профессионалы – историки и всякие инженеры человеческих душ – стыдливо отмалчиваются. Между тем, очень важно хотя бы попробовать представить себе, как это было. Оптимистические прогнозы социал-демократов оказались, как ни странно, совершенно верными. Революция, хотя бы на уровне брошенных в народ лозунгов (впрочем, и лозунги эти тоже не принадлежали самим большевикам), сыграла свою освободительную роль. По крайности, она дала людям надежды. У кого-то их отняла, кому-то дала. Из рабочих кварталов, еще более – из деревень (страна была аграрной, и ее лучшие силы, волею судеб, оказались естественно сосредоточены там) пришли молодые люди, представители крепкой патриархальной культуры, готовые и мечтающие учиться. Учились у лучших из тех, кто еще делал старую, традиционную науку в России.

При царе-батюшке, в силу политических веяний, это давалось куда большим трудом. Теперь дорога была открыта. Совместными усилиями корифеи науки и их юные преемники подарили миру чуть не половину всех фундаментальных разработок XX века. Их западные последователи получили Нобелевские премии. В это время в стране победившего социализма стремительно расправлялись с теми, кто генерировал идеи мировой значимости, и теми, кто их воплощал. Победы России в химии, физике, биологии, медицине, искусстве праздновало цивилизованное человечество. Эти празднества можно было видеть по телевизору – тоже изобретению русского специалиста. Видеть в России – когда это было угодно начальству. Больше отечественная наука своему народу ничего не дала. Не дала потому, что ее к тому времени уже не было в списках живущих.

ЖИВОЙ МИР

Разумеется, все не так плохо. Сам Симон Шноль оговаривается, что никакая наука – даже наша – не может состоять из одних героев и злодеев. Огромное большинство ее деятелей были искренними, органическими конформистами. Они выжили сами, и помогли выжить нам – летавшим какими-то самолетами, лечившимся какими-то медикаментами, читавшим какие-то книги. Не все в культуре советского выживания было ложью. Но не ее лицо – лицо истинной российской культуры XX века.

Был ли академик Вернадский, один из ведущих советских минерологов, вполне официально признанный и доживший до смерти большой ученый, конформистом? Он ведь в некрополь Симона Шноля не попал – не было повода. Вполне себе благополучно существовал Вернадский при власти тьмы. Как и академик Павлов – вызывающе православный ненавистник большевиков. Как и немногие иные, успевшие создать себе мировую славу до эпохи исторического материализма. Вообще, среди простых смертных уже мало кто теперь помнит о настоящей профессии Вернадского. О том, например, что в его честь названы два минерала: вернадит и вернадскит. О том, что основной его темой был изоморфизм. Перу Вернадского принадлежат фундаментальные труды в области гидрохимии и геохимии.

Собственно, эти новые науки и появились-то благодаря ему, его своеобразному восприятию минералогии, геологии и Земли в целом. Для Вернадского минералогия была “химией земной коры”; это позволило сделать ей подотчетными природные воды и газы. Такая идея может придти в голову только тому, кто сознательно или невольно ассоциирует Землю с неким целым, какой-то системой, в некотором роде – живой, где все процессы взаимообусловлены. С живым организмом. Еще до революции Вернадский прочно стоял в когорте ученых, разрабатывавших понятие биосферы Земли. Будучи минерологом, исследовал планету, как… анатом? Ветеринар? Врач? Позже создал прославившее его на российских кухнях, в среде интеллигенции уже советской, учение о ноосфере.

Это, фактически, попытка триумфально ввести в науку вполне новозаветные пророчества. Всякая тварь совокупно стенает и мучается, ожидая пришествия Сына Человеческого. Тонкая оболочка жизни на планете обретает разум; это – естественное движение, подобное кругам на воде. В отличие от кругов, порожденных случайным фактором, разум – как и жизнь – не случаен. Он имеет корни в Жизни Вечной, где все рождается, но ничто уже не умирает, “не проходит бесследно”. Чувствуете, как это пересекается с бессознательной комсомольской романтикой? А это пересечение не случайно. Целые поколения молодых мечтателей, строивших в меру своей испорченности светлое будущее и надеявшихся даже еще и погулять в этом саду, поневоле учились у Вернадского, читали работы Федорова о воскресении мертвых за всю историю человечества – воскресении, в чьем акте наука переплетается с волевым усилием любви, слушали стихи Заболоцкого – поэму “Безумный волк”, например. А что, там все сказано и о тех, кто стоял у истоков, и о тех, кто пришел им на смену… Образ великолепного профессора Преображенского, мечтающего одухотворить косную плоть, а на деле воскрешающего к жизни чудовищное порождение той самой тьмы, чья была и власть, возник не в воображении литератора. Это была сама жизнь.

Эволюция, ничуть не противоречащая самым религиозным представлениям о возникновении жизни – как это блистательно продемонстрировал еще Алексей Константинович Толстой в одном из своих сатирических стихотворений – закономерно порождает разум, этот истинный венец божественного творения. И человек, дитя Бога, потенциально равное своему Отцу, рожден нести этот огонь разума дальше, спускаться все ниже по лестнице мироздания, озарять этим светом последние, темные закоулки. Сойти, если угодно, в ад косной материи. И сделать эту материю причастной дару Отца. Земля была мертвой, стала – живой. Станет – разумной, мыслящей. Природные силы не просто сделаются управляемыми. Со временем они начнут действовать осознанно. Это сознание им сообщим мы.

МИР ЖИВЫХ

Это, конечно, очень поэтический образ модели Вернадского. Такого рода обобщения он себе позволял крайне редко. В России учение о биосфере, в известном смысле, основанное еще Ламарком – всеобщим “мальчиком для битья” - развивал учитель Вернадского, Докучаев. В его ранней интерпретации это – вполне привычное экологическое мышление, не выходящее за рамки сугубо научных, практических исследований. Да ведь и “ноосферу” Вернадского общество, в некотором роде, романтизирует. Все-таки большой ученый пытался осмыслить конкретные факты. Мистическая составляющая учений Вернадского, Циолковского, Чижевского, Павлова поражает, скорее, специалистов - людей, привыкших к дисциплинированному подходу. Мы привыкли слышать о каком-то библейском масштабе идей этих гениев, но, зарывшись в их собственные труды, мы ничего такого особенного там не найдем. Какие-то легкие полунамеки, в лучшем случае – пару программных статей, предназначенных, скорее, для публицистики.

Западных ученых идеи Вернадского удивляют своей смелостью, планетарным масштабом. Нынешнюю постсоветскую образованщину, воспитанную, в отсутствие учителей, на куда более отчаянных и глобальных заявлениях глазного врача Лазарева, рассуждающего об Атлантиде и Шамбале, талантливого математика Шафаревича, радеющего за чистоту расы, всяких панславистов и антиглобалистов, такой смелостью уже не удивишь. Благополучный русский советский академик, чьим именем назван проспект в столице, интересует нынешнюю аудиторию не более чем прошлогодний снег. Это – “папины проблемы”.

С 1917 по 1921 год Вернадский живет и работает в Украине – на родине своих предков, куда временно переезжает в связи с обострением туберкулеза. Там, в Академии Наук хранится его дневник за 1918 год. Дневники Вернадский вел всю сознательную жизнь – на протяжении с лишком семидесяти лет. Еще в 1890 году, 26 сентября, писал: “Пытаться схватить отражение известных событий на окружающих и в ряде отдельных мыслей, набрасывать отражение их на своей личности не для “копания в своей душе”, а для того, чтобы делать “наброски тех фактов, с которыми приходится сталкиваться, того дела, которое видишь кругом и в котором сам принимаешь участие”. (Эти сведения отражены в исчерпывающей публикации Е.М. Апанович). Вот оно как: “дела, которое видишь кругом”. Совсем революционный лексикон, будто пишет не традиционно образованный ученый, а какой-нибудь мой друг Иван Лапшин году, этак, в двадцать седьмом… Видно, новые люди и новые настроения не с неба свалились в Россию XX века.

К украинскому периоду относится и еще один – забавный – штрих к биографии Вернадского. С января по апрель 1920 года в Ялте Вернадский проживал на даче П.А. Бакунина “Горная щель”. Место, известное своими геомагнитными аномалиями. Рядом – девятибалльная сейсмозона. Окрестные горы периодически светятся; часто можно наблюдать НЛО. Видел их и Вернадский, сообщивший об этом впоследствии на заседании Академии Наук, как об “огромном болиде”. Некоторые поклонники, наделенные особо бурным воображением, связывают создание Вернадским учения о ноосфере и прочее именно с ялтинскими событиями. С другой стороны, академик тогда подхватил сыпной тиф, известный своим ярким бредом и галлюцинаторной симптоматикой. Тоже вполне себе объяснение – для скептиков. Если серьезно, как мы уже могли видеть, учение Вернадского вполне органически вырастает из западного и российского научного наследия его великих предшественников. И так же вполне естественно объясняется его гением, проявлявшимся буквально “с молодых ногтей”. Тем не менее, определенный рубеж в мышлении Вернадского и впрямь знаменует собой начало двадцатых годов. Так что никакая теория, пригодная для объяснения этого, не будет достаточно безумна.

В начале мы говорили о близости гениев мировой науки XX века великим волшебникам, магам и даже библейским пророкам. Да ведь и цели у вождей иудейских и нынешних провидцев, по сути, одни: вывести “народ Божий” из дома рабства. В данном случае – из-под власти косной материи, неуправляемых природных сил и законов. И это освобождение естественно сопровождается страшными испытаниями. Длительными блужданиями в пустыне, к примеру. В духовной пустыне своего рода, вне привычной утешительной поддержки философского материализма, который Вернадский уже тогда полагал анахронизмом, досадным пережитком невежественного прошлого в научном сознании.