Антоний Булатович

Булатович А. С войсками Менелика II. Дневник похода из Эфиопии к озеру Рудольфа. СПб., 1900. 321 с.

См. имяславие.

ГУСАР-СХИМНИК (УМ. 1919)

Очерк об Александре Ксаверьевиче Булатовиче, знаменитом в нескольких сферах русской истории (прототип Алексея Буланова, гусара-схимника в романе "Двенадцать стульев") написал А. Шумилов (Таинственная страна Каффа, или Похождения гусара-схимника. - Знание- сила, 1996, № 5). Булатович родился в Орле в 1870 в генеральской семье; в апреле 1896 г. был послан с миссией российского Красного Креста в Эфиопию, сражавшуюся с итальянцами, и остался там после отъезда Миссии. Опубликовал книгу исследований об этой стране. В январе 1903 г. уволился из армии в запас и постригся на Афоне. Здесь он возглавил движение имяславцев, вступил в борьбу с главой имяборцев о. Иеронимом. С июля 1912 г. движение имяславцев вело бурные споры с братией. В 1913 г. монах Николай Протопопов писал о столкновении: "Был великий бой с обеих сторон. Сперва кулаками, а потом один другого давай таскать за волосы. Это было чудное зрелище! Внизу - руки, ноги, туловище, а вверху виднелась одна шерсть, то есть волосы. И начали выстаскивать иеронимцев из этой кучи по одному человеку в коридор, где братия стояла в две шеренги, получая добычу и провожая иеронимцев кого за волосы, кого под бока". С января 1913 г. газеты постоянно писали о скандалах на Афоне. Во время войны Булатович стал священником в отряде Красного Креста, был награжден Георгием. В феврале 1918 г. выпросил у патр. Тихона определение на покой в Покровский монастырь, но затем отправился в Луцыковку, семейное имение под Орлом. Здесь в ночь с 5 на 6 декабря 1919 г. он был убит бандитами в своей келье.

(Реферат из ж-ла "Христианство в истории", №9 (1996 год).

1911 г. Доверительное письмо поверенного в делах посольства России в Эфиопии Б. Чемерзина о неудаче миссии иеромонаха А. Булатовича.

Милостивый государь Анатолий Анатольевич!

Широко задуманные планы о. Антония (Булатовича), как это можно было и предвидеть, не получили осуществления. По окончании своей болезни, длившейся около двух месяцев, названный монах немедленно пожелал приступить к исцелению недуга императора Менелика II. для каковой цели им были привезены несколько чудотворных икон, освященное масло и святая вода.

Однако проникнуть к строго оберегаемому от общения с европейцами джанхою оказалось далеко не так просто, как это представлялось о. Антонию. Несмотря на формальное разрешение, данное в моем присутствии Лиджем Ясу на официальной аудиенции, прием откладывался со дня на день, и заветное желание о. Антония исполнилось лишь на четвертый месяц его пребывания в Аддис-Абебе.

Допущенные наконец к больному, о. Антоний со своим cпyтником монахом Иеронимом отслужили молебен, окропили и даже растирали тело императора святою водою и елеем, прикладывали чудотворные иконы, но никакого улучшения в состоянии здоровья Менелика не достигли. Единственным результатом их посещения было то, что с очевидностью было установлено, что император жив и что все слухи о подмене давно скончавшегося будто бы джанхоя похожим на него абиссинцем ложны.

Приведя в исполнение одну из целей своего прибытия в Абиссинию, о. Антоний попытался затем выяснить отношение местного правительства к остальным задуманным планам об учреждении русской православной духовной миссии и Афонского подворья в Абиссинии.

Здесь ожидало его разочарование: как члены правительства, так и вообще знатные туземцы, которые ежеминутно изливали перед о. Антонием свои чувства любви ко всем русским вообще и к русскому духовенству в особенности, как только дело зашло об уступке для сооружения подворья русского монастыря острова на озере Хорошал (находящегося в трех днях пути к югу от Аддис-Абебы и облюбованное о. Антонием в настоящую поездку для указанной цели), нашли массу возражений, и о. Антонию так и не удалось заручиться положительным обещанием уступки ему намеченного участка земли.

Предвидя такой оборот дела, я уклонился от какого бы то ни было содействия начинаниям о. Антония, тем более что, как я выяснил в беседах с последним, у него самого планы были весьма смутны и не вылились в определенную форму.

Насколько я мог установить, в общем намерения его вводятся к следующему.

Сооружение на уступленном абиссинским правительством участке земли скромного подворья Афонского Свято-андреевского скита, в каковом поселится сам о. Антоний с 5 — 6 другими монахами, избранными им из числа уже высказывавших ему желание составить братию упомянутого подворья. При подворье учредить школу для детей, в коей давать первоначальное образование малолетним туземцам.

Денежные средства, коих, по приблизительному расчету, потребуется вначале до 2000 рублей в год, а при развитии школьного дела и возможности преобразовать его в семинарию — до 8000 рублей в год, о. Антоний предполагает найти путем доброхотных пожертвований его прежних друзей и знакомых, сочувствующих делу просвещения Эфиопии, причем большую часть из них он будет вносить сам из тех денег, кои ему посылает ныне мать. Направление деятельности братии подворья будет исключительно религиозно-нравственное и просветительное, вне всяких политических тенденций.

С моей стороны я заметил о. Антонию в виде критики этих предположений, что надежды на прилив пожертвований на такое специальное дело, как устройство подворья в Абиссинии, едва ли основательны и что ему, в случае одобрения его планов Св[ятым] Синодом, следует рассчитывать исключительно на свои личные средства. Кроме того, по моему мнению, имеется еще одна слабая сторона — это подбор сотоварищей.

Едва ли можно сомневаться в том, что большая часть его братии, прельщенная ныне его пылкими рассказами о блаженстве жить в Абиссинии, разбежится вскоре после того, как ознакомится со всеми трудностями, которые предстоит испытать им на лишенном пресной воды острове, в местности, не отличающейся здоровым климатом, вдали от всякого человеческого жилья.

Наконец, сам о. Антоний, будучи человеком сильного духа, в то же время весьма слаб здоровьем (он страдает малярией и глазами) и весьма несведущ в делах житейских, что отнюдь не может благотворно отразиться на его деятельности.

К тому же духовное начальство Свято-Андреевского скита неодобрительно, по-видимому, относится к его затее, что сказалось в настоятельном и спешном вызове его обратно на Афон. Ясно, что скит неохотно расстанется с образованным, глубоко верующим и богатым сотоварищем.

8 декабря о. Антоний Булатович выехал отсюда на Афон, увозя с собою одни надежды и ни одного положительного обещания со стороны власть имущих.

Время покажет, как он попытается осуществить свои планы,

Примите, Милостивый Государь, уверения в глубоком моем почтении и таковой же преданности.

Б. Чемерзин.