Архим. Спиридон Кисляков

О нём статья Алисы Ложкиной, изучившей его неоп. работы - http://www.kiev-orthodox.org/site/personalities/1475/ - "готовятся к публикации рукописи нескольких фундаментальных произведений архимандрита Спиридона - [Дневник], [Из воспоминаний], [Размышления над Евангелием] и [Психологические типы]."

С Жураковским объединяет вера во всеобщее спасение (в неоп. части дневников - центральная тема 1927 г.).

Из книги "Исповедь священника перед церковью" (К., 1919): "пока христиане будут вести войны, до тех пор они ни в коем случае не имеют права называть себя христианами".

Из очерка Ложкиной: " Узнав о начале войны, Спиридон Кисляков не может смириться с мыслью, что официальная церковь поддержала массовое человекоубийство и начала активную пропагандистскую деятельность среди мобилизуемого населения. Священник и раньше прохладно относился к Церкви как исторической институции, а теперь, казалось бы, и вовсе в ней разочаровался. Он проклинает тот день, когда Церковь в третьем веке своего существования завязала роман с государством. Это заигрывание с мирскими властями, по мнению Спиридона, отравило существование Церкви и привело к формированию некой симулятивной модели христианства, которая не имеет ничего общего с его Основателем. Кроме того, Спиридон всерьез задумывается над антиномией, заложенной в самом Священном Писании, где ветхозаветное "око за око" соседствует с Нагорной проповедью Христа и заповедью любить своих врагов."

Оп.: "Из виденного и пережитого. Записки русского миссионера" ("Христианская мысль", 1917). (В 1994 г., стараниями католического монаха из Бельгии Антония Ламбрехта, "Из виденного и пережитого" вышли также и по-немецки)

"Царь Христианский" (К., 1920)

Ложкина:

"В Спиридоне случился перелом - он, по его словам, вдруг окончательно убедился, что современное государство является "самым злейшим врагом Христовым", а современная церковная жизнь - суть "сплошная открытая измена Христу". Несколько бессонных ночей провел архимандрит Спиридон, прежде чем решиться написать исповедь с изложением своего отношения к войне, государству и церкви, а также с отказом участвовать в дальнейшем одурманивании солдат. Искренний и бесхитростный проповедник уже было отважился передать свою гневную речь одному из высших органов церковного управления - Священному Синоду, что, скорее всего, привело бы к наложению на него канонического наказания. Спиридону повезло, причем дважды. Сперва его "задушевный киевский друг" (коим, судя по всему, был профессор КДА Василий Экземплярский) целый год убеждал архимандрита воздержаться от передачи документа Синоду и подождать Церковного Собора. Затем, по некоторым свидетельствам, когда миссионер обратился к Собору, симпатизирующий о. Спиридону Святейший Патриарх Тихон никуда не передал этот документ, и спас тем самым его от канонических прещений."

После возвращение в Киев в 1917 "совместно с рабочими-железнодорожниками основывает братство Сладчайшего Иисуса и принимается духовно окормлять наиболее неимущих и люмпенизированных киевлян. "

"Архимандрит Спиридон становится настоятелем Преображенского храма - бывшей старообрядческой церкви на ул. Павловской, которая, к сожалению, была снесена советскими властями в семидесятые годы. Здесь он служит Литургию с открытыми царскими вратами - этим почетным правом священнослужитель был благословлен патриархом Тихоном. Спиридону нравилось служить подобным образом - ведь при открытых Царских Вратах прихожане всегда видели, что происходит в алтаре и не были изолированы от предстоятеля. Кроме того, новый настоятель Преображенского храма ввел ряд других дерзновенных нововведений - он использовал в богослужении русский язык, а также ввел в своем храме, по примеру Иоанна Кронштадского, общую исповедь, когда кающиеся во всеуслышание исповедовали свои грехи."

Выписки из кн.: Архимандрит Спиридон. Из виденного и пережитого. Рига: Балто-славянское общество культурного развития и сотрудничества, 1993. 127 с. Тир. н/у.

Впервые оп.: Христианская мысль, 1917, №№2-10. Публикация, возможно, неокончена. Издатель П.Тихомиров из Риги. В сокращении выходило в 1-2 выпусках "Надежды" (1977).

В миру Георгий Степанович Кисляков) родился 4 марта 1875 года в с. Козинка Скопинского уезда (250 км к югу от Москвы).

Род. 1875 в семье бедных крестьян. В крещении Егор Кисляков. Мать Пелагея. Помнит себя с 4 лет, тогда же почувствовал "влечение к одиночному созерцанию Бога и природы" (9), начал сторониться товарищей (житийный штамп!). Размышлял "о том: есть ли Бог, есть ли у Него жена, дети, что Он ест, пьет, откуда Он явился, кто Его родители, почему Он Бог, а не кто-либо, почему я не Бог, что такое я, почему я хожу, киваю головой, говорю, ем, пью, сижу, лежу и т.д., а деревья, травы, цветы этого не могут делать?" (9).

11 "Я с самого детства своего почему-то любил молиться без чтения молитв, и это чувство до сего дня меня не покидает".

13 Школу не любил. "Из всех святых на меня больше других производили впечатление мученики и пустынножители, но между ними почему-то я очень много думал об Оригене. Не могу сейчас припомнить, почему Ориген так глубоко врезался в мою детскую память. Я даже в то время Оригена однажды видел во сне. Он с котомкою на спине, длиноликий, безбородый, босой, с палкою в руках явился мне во сне".

В Киев на богомолье подростком с Семен Самсоновичем - 1889 год - тот ему говорит: с. 19: "Для меня муки не так страшны, страшно лишь то, что Бог лишит грешников Своей милости. Я как об этом подумаю, то мне становится очень страшно. Я готов просить Бога не только о всех христианах, но и о тех, которые не крещеные. Мне их всех становится очень жалко. Жалко мне евреев, татар, удавленников, самоубийц, жалко мне некрещеных младенцев, умерших всех мне жаль, даже и дьявола жаль". /.../ Слова Семена переворачивали все мое существо. Мне становилось как-то легко и светло на душе, я минутами плакал /.../ Ты знаешь, дедушка Семен, я от Бога ничего не желаю, даже и не желаю быть таким праведником, чтобы сиять подобно солнцу, но я желал бы всем своим существом любить Его ак, чтобы больше меня Его никто не мог любить. ... Пусть я и не наследую Царствия Божия, пусть я и никогда не увижу Христа на том свете, но я хотел бы быть не человеком, а одною к Нему любовью. Я, Семен Самсонович, как-то в лужках молился Богу, и от этой молитвы я чуть не умер".

Разжалобив одесского градоначальника Зеленого, попадает на Афон - с. 26. Очень понравилось в Андреевскому монастыре, где стал послушником. Настоятелем был о. Феоксит. Прозвали мальчика "японец". Видение рая как сада, после которого "трое суток не ел и не пил, а только от какой-то великой внутренней радости беспрестанно плакал".

29 "Жизнь моя на Афоне, при всех моих стремлениях к духовному подвиге, встречала со вне большие соблазны. Они проявлялись больше всего в том, что афонцы больше, чем самого дьявола, боятся национального безразличия. Для малоросса великоросс - сатана, а для великоросса малоросс - демон. Кроме сего, все они, еще того хуже, разделяются на губернсое, уездное землячество. ... Третий соблазн, самый коренной -- деньги, деньги и деньги! ... Если и приходилось с некоторыми подвижниками сближаться, то я скоро разочаровывался в них, ... потому, что у них, как я замечал, при всех их духовных подвигах, отсутствовала нравственная сторона в жизни, особенно это было заметно по отношению к ближним".

30 - из Афона с СПб. на афонское подворье, познакомился с митр, Палладием, тот за свой счет отправил в Томск к еп. Макарию, а тот к начальнику Алтайской духовной миссии.

39: на третий год проповеди пал с одной девицей, хотел на ней жениться, она умерла - "С этого момента исчезла сила моих проповедей и оставила меня самая молитва и любовь к Богу на время" (40). Пошел в Палестину. Потом проповедовал в Забайкалье, хотел жениться, епископ Мефодий не дал согласия, подчинился -- "И свидетель Бог, сам не знаю почему в эти дни ночью снился мне Лев Толстой //ср. ниже//, и я с ним много во сне говори об Евангелии" (45) покушение на самоубийство (45), стал иеромонахом. Сила проповеди уже не прежняя.

47: слушая жалобы окрестившегося бурята "Я как-то сразу понял, что значит обокрасть духовно человека, лишить его самого для него ценного, вырвать и похитить у него его святое святых, его природное религиозное мировоззрение, и взамен этого ничего ему не дать, за исключением разве лишь нового имени и креста на грудь" (47). "По моему убежеднию, так обращать людей ко Христу, как поступали наши миссионеры с бурятом, это значило бы являться прежде всего палачом душ человеческих, а не Христовым апостолом. Не знаю, прав я был или не прав, но с этого времени я только проповедовал Слово Божие, предоставляя другим миссионерам крестить инородцев".

Скорбит о грехах христиан. Проповедь на Нерчинской каторге. Рассказы осужденных. В том числе - один, учитель, социалист, но христианский, посаженный по доносу священника, которому он на исповеди сказал: "Я не верю в святость Александра Невского, Владимира святого, царевича Дмитрия, Бориса и Глеба, последние пали от острия меча из-за политических целей, а первые свою святость не опр //79// равдали жизнью ... не верю им еще и потому, что от них исходит война и всякое насилие". "Я ведь себя не считаю анархистом, пусть власть была бы, пусть начальство существовало бы, я против этого ровным счетом ничего не имею, но зачем, зачем низводить Христа на степень жалкого служки, который обязан обслуживать этих насильников, кро //80// вопийц и тиранов человеческой жизни. А архиереи, им только давай деньги, награждай орденами, дай им власть, и тогда говори: прощай Христос, прощай христианство, идеалистическая утопия, недомыслие и невежество галилейских рыбаков".

Гм! А ведь это было напечатано - значит, подобный донос и приговор не казались невероятными. Отец Спиридон его утешает, призывает терпеть, и тот возщобновляет посещение церкви. С. 81. "Как-то он обратился ко мне и спросил меня, как я понимаю Л.Н.Толстого. Я ответил ему: если бы мир так понимал Святое Евангелие, то он наполовину был бы христианином.

Беседа с мусульманином, с. 82: "Добрый Али, и Магомет ваш получит там по своим делам, я, дорогой мой, не думаю, чтобы он Богом был окончательно отвергнут".

Воспоминания производят впечатления неоконченных - последний эпизод с офицером, который накануне войны продавал немцам планы Варшавских укреплений и поражался тому, как много немцы знают.

В общем, крайне "либеральная" позиция, сильно беллетризованные, сентиментальные. Готовность простить мусульманина, но не немца.