Анна РезниченкоМатериал основан на тексте, опубликованном в Лит. словаре, переработан в 2010 г. ДУРЫЛИН Сергей Николаевич (14 (26) сентября 1886, Москва – 14 декабря 1954, пос. Болшево Московской обл.) – религиозный писатель, философ, богослов, искусствовед, этнограф.
I. Биография и эволюция взглядов
Родился в Москве, в Плетешках, в семье купца первой гильдии Н.З. Дурылина. Учился в IV Московской мужской гимназии, ушел из VI класса гимназии (декабрь 1903 года), «обуян честнейшим и бестолковейшим народничеством». В 1903 г. – познакомился с Н.Н. Гусевым, секретарем толстовского издательства «Посредник». С 1904 года – сотрудник этого издательства, автор журналов «Свободное Воспитание» (1907–1913); «Маяк» (1909–1913), «Весы» (1909), «Русская Мысль» (1914), «Известия археологического общества изучения русского Севера» (1913), «Известия общества изучения Олонецкой губернии» (1913); альманаха «Труды и дни» (1913); газет «Новая Земля» (1910, 1912), «Русские Ведомости» (1910–1913) и ряда других печатных изданий. С 1910 по 1914 год – студент (слушатель) Московского Археологического института; и одновременно – участник символистского поэтического кружка «Сердарда» (с 1908 года) и неформального объединения «Молодой Мусагет». С 1906 по 1917 год совершил ряд поездок по русскому Северу (1906 год – Олонецкая губ., Архангельск, Соловецкий монастырь; 1908 – Соловки, Архангельск; Архангельск, Соловки, Кандалакша, Лапландия, Кемь, берега Норвегии, Архангельск; 1911 – Олонецкий край, Архангельская губ., 1914 – Олонецкий край, Пудож, Петрозаводск), старообрядческим местам Заволжья (1913–1915) и Калужской губернии (г. Боровск, 1915). Эти путешествия были не только археолого-этнографическими. Поездки Дурылина вполне вписываются в общую традицию интеллигентских «духовных путешествий» и интереса к расколу. Цель путешествий – поиск «Града Незримого», как и самая тема странничества («бегунства» в поисках «Града»), – была для Дурылина центральной темой в первой половине 1910-х годов. В 1913 году в символистском издательстве «Мусагет» Дурылин публикует книгу «Рихард Вагнер и Россия», в которой впервые использует образ «незримого града Китежа» как подлинного основания русской духовной культуры. В этом же, 1913 году, в книгоиздательстве «Путь» выходит еще одна книга на китежскую тему – «Церковь Невидимого Града». На различии между «Градом Незримым» и миром видимым основывается и важное для творчества молодого Дурылина различение между «цветником» европейской культуры и «лугом» народного мифомышления: если даже исчезнет «цветник» России, то не исчезнет «луг» Руси. В период первой мировой войны и позже эта тема получила еще одну интерпретацию: «феноменализму» России будет противопоставлен «экклезиологизм» Руси. С середины 1910-х гг. Дурылин вошел в «Кружок ищущих христианского просвещения», руководимый М.А. Новоселовым. Летом 1916 года в «Богословском вестнике» о. Павла Флоренского была опубликована работа «Начальник тишины», в которой впервые звучит тема Оптиной пустыни как реального воплощения «Града Незримого» – и «ласки Церкви» («жалости») как формы присутствия Бога в мире, невозможной в старообрядческом учении о Невидимом Граде: раскольнический Китеж (Царство Божие) ушло под воду не столько из-за Батыя, сколько из-за оскудения благодати на земле. Именно поэтому оно незримо – недоступно для взгляда грешника. Этот эсхатологический мотив четко прослеживается в работах мыслителя начала 1910-х гг.: «Став невидимым, Китеж-град святых и праведных не стал недоступным. Путь в невидимый град есть. Всякий волен в него итти, но одни в него входят, другие – не войдут никогда». Смысл Оптиной пустыни для Дурылина в том, что она зрима; в снятии, всегда индивидуальном и личном и, одновременно, универсальном, общечеловеческого греха, к которому (снятию) «льнут и бабы, и Киреевские». С 1915 года Дурылин – личный знакомый и корреспондент (в 1918–1919 гг.) оптинского старца Анатолия (Потапова). Осенью 1912 года Дурылин стал секретарем Московского Религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева и остался им вплоть до его закрытия. Лучшие его статьи и исследования этого периода представляют собой опубликованные тексты докладов в Московском Религиозно-философском обществе; хроника докладов приводится ниже:
1912 год: 26 ноября: Религиозная судьба Лермонтова
1913 год: 26 марта: Церковь Невидимого Града. Сказание о граде-Китеже 1 декабря: Николай Семенович Лесков. Опыт характеристики личности и религиозного творчества
1914 год: 30 октября: Россия и Лермонтов. К изучению религиозных истоков русской поэзии
1915 год: 8 апреля: Град Софии. Св. София и Царьград в русском народном религиозном сознании 29 ноября: Начальник тишины. Из летних впечатлений на Светлом озере и в Оптиной
1916 год: 13 ноября: Заседание, посвященное памяти К.Н. Леонтьева по случаю 25-летия со дня его кончины. Участники: прот. И. Фудель (К. Леонтьев и В. Соловьев), С. Дурылин (Писатель-послушник), С. Булгаков (Победитель-побежденный. Судьба Леонтьева).
1917 год: 15 апреля: Заседание на тему «О новой России» Участники: С.Н. Булгаков, С.Н. Дурылин, А. Евдокимов, Г.А. Рачинский, Е.Н. Трубецкой, В.М. Турбин. 26 мая: Заседание памяти В.Ф. Эрна. Участники: (по порядку вытуплений) – Г.А. Рачинский, А.С. Волжский, С.Н. Дурылин, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, С.М. Соловьев, П.А. Флоренский. Заявлены в программе, но отсутствовали: Андрей Белый, Е.Н. Трубецкой и В.М. Турбин.
1918 год: 11 февраля: Исповедник Руси. Из Религиозных и национальных воззрений В.А. Кожевникова 29 апреля: Апокалипсис и Россия
В круг интересов Дурылина с середины-конца 1910 годов входят темы Н.С. Лескова, К.Н. Леонтьева и В.В. Розанова, чьим другом и конфидентом Дурылин был с 1918 года вплоть до смерти В.В. Розанова в Сергиевом Посаде 5 февраля 1919 года. В.В. Розанов по крайней мере дважды становился героем специального, только ему посвященного дурылинского текста – «О В.В. Розанове. Из письма к другу» и «О В.В. Розанове» С.Н. Дурылин упомянут в обоих розановских завещаниях – «Друзьям» и «Литераторам»; последние дни и похороны В.В. Розанова подробно описаны С.Н. Дурылиным в «Троицких записках». Переписка сохранилась, но не опубликована. Лучше всего свое отношение к В.В. Розанову С.Н. Дурылин высказал в самом первом своем письме, написанном 3 января 1914 года (публикуется впервые):
Глубокоуважаемый Василий Васильевич! Много лет собирался написать Вам. Этого не случилось. Я пишу просто для того, чтобы сказать, что во многом, самом важном, с кем ни к кому не обратишься, Вы были врач моей тайной боли, помощник прилежно таимой скорби, – и если в ответ на свою боль встречал розановскую боль, и в отзыв своему радованию – розановское радование, то было при боли – не больно, при радости – учетверялась радость. Еслибы мне сказали: вот истребят все книги, вышедшие за последние десять лет, оставь себе две – я бы оставил «Уединенное» и «Столп» Флоренского; если бы сказали: оставь одну – я бы оставил «Уединенное»; если бы вовсе велели истребить – я бы украл, спрятал в ухо в комочке, страничку из «Уединенного». Посылаю Вам две свои книжки. Простите за это нелепо-написанное письмо, но иначе никакого не могу написать. Еще скажу, что у нас с Вами есть обще-любимый человек – это С.А. Цветков. Любящий Вас, С. Дурылин. Эсхатологические ощущения конца 1910-х гг., несомненно, связанные с розановскими влияниями, еще более обострились в связи со смертью Розанова – и с процессами по изъятию церковных ценностей, сопряженными с осквернением святынь. Духовный кризис разрешился принятием священства. 8 марта 1920 года Дурылин был рукоположен во диакона, а 15 – во иереи (целибат) еп. Феодором (Поздеевским), служил сначала в храме Николая Мирликийского на Маросейке (храм «Николы в Клениках», сослужил с о. Алексием Мечевым), а в 1921 году перешел настоятелем в Боголюбскую часовню у Варварских ворот Китайгородской стены. Священническое служение сочеталось с философской и научной деятельностью: в 1921 году, с персональным докладом о Константине Леонтьеве и как участник ряда дискуссий, сотрудничает с бердяевской Вольной Академией Духовной Культуры. Видимо, как деятель Академии, Дурылин должен был быть одним из авторов сборника «София», увидевшем свет в Берлине в 1923 году. Однако этому не суждено было сбыться: 20 июня 1922 года последовал арест Дурылина с последующей высылкой в Челябинск, где до 1924 года заведовал археологическим отделом Челябинского музея (сведения об официальном снятии Дурылиным священнического сана документально не подтверждаются). С 1924 года – возвращение в Москву и работа внештатным сотрудником ГАХНа по «социологическому отделению» и – одновременно – домашним учителем в Москве и Мураново. Для анализа творчества С.Н. Дурылина представляет особый интерес его деятельность в рамках ГАХНа – пожалуй, последней свободной гуманитарной институции в Советской России, хроника докладов в ГАХНе и текстов, с ними связанных и к ним примыкающих, приводится ниже:
1925 год: 12 февраля: Нестеров как иллюстратор 13 апреля: Как работал <писал> Лесков. 24 апреля: Репин и Гаршин (по неизданным материалам) 9 октября: Александр Добролюбов. К истории раннего символизма 16 ноября: Исторический репертуар передвижников 2 декабря: К. Леонтьев и Лесков о Достоевском
1926 год:
[6 февраля с/с]: Бодлэр в русском символизме [26 февраля]: <Об И.Ф. Горбунове> 17 апреля: А.П. Чехов и И.И. Левитан 25 апреля: Об одном символе у Достоевского 22 октября: Художник живого слова на сцене 27 октября: Александр Добролюбов и Вал. Брюсов 29 ноября: Природа у Достоевского 2 декабря: Художник деревни <C.В.> Максимов 17 декабря: К. Леонтьев как романист и критик
1927 год: 27 января: Историческая живопись передвижников 24 февраля: Эстетическое мировоззрение К. Леонтьева 24 февраля: Гоголь – художник живого слова 26 февраля: Киммерийские пейзажи у Макс. Алекс. Волошина в стихах 15 марта: Артем и Артемьев – артист и художник 15 апреля: Молодой Гоголь в социальном окружении
И хронологически, и концептуально к этому же комплексу докладов и текстов относится и дурылинский «Монастырь старца Зосимы»; текст датируется самим автором 6–12 февраля старого стиля 1928 года с указанием места написания: Москва. Судя по всему, непосредственным местом написания этой работы была Бутырская тюрьма, а биографическим контекстом – ожидание приговора ОС при коллегии ОГПУ: в июне 1927 года Дурылин был арестован в связи с разгромом «лемановского» кружка. Поэтому не удивительно, что из всего многообразия дурылинских докладов периода ГАХН при жизни автора свет увидели всего три работы, причем названия их – кроме «Одного символа у Достоевского» – не совпадают впрямую с названиями докладов: «Репин и Гаршин (из истории русской живописи и литературы)» (1926), «Из семейной хроники Гоголя. Переписка В.А. и М.И. Гоголь-Яновских. Письма М.И.Гоголь к Аксаковым» (1928) и, наконец, «Об одном символе у Достоевского» (1928). Согласно Выписке из протокола Особого Совещания при коллегии ОГПУ от 24 апреля 1928 года, Дурылин был обвинен по печально знаменитой статье 58/17 УК, и выслан «в Сибирь сроком на три года, считая срок с 10/6 <19>27 года». Местом ссылки стал университетский Томск, и «сибирская» тема легла в основу целого ряда публикаций этого периода. По окончании томской ссылки Дурылин переезжает в Киржач Ивановской промзоны (ныне Владимрская обл.); затем, в 1934, при активном содействии В.Д. Бонч-Бруевича, происходит возвращение в Москву. На годы ссылок приходится расцвет творческого таланта Дурылина, однако большая часть его наследия «периода странствий», в том числе многие прозаические произведения и духовные стихи, не опубликована. С 1936 года С.Н. Дурылин поселяется в пос. Болшево Московской области (ныне – микрорайон Болшево г. Королева Московской области). Официальная дата завершения постройки болшевского дурылинского дома – 7 ноября 1936 года. В последний, болшевский период своей жизни Дурылин стал известен как искусствовед и литературовед, автор многочисленных работ по истории литературы и театра. Однако сфера его подлинных интересов не ограничивалась официально признанным. Именно в Болшеве Дурылин продолжал и систематизировал свои исследования о Н.С.Лескове, К.Н.Леонтьеве, В.В.Розанове, ранних славянофилах; богословские труды, прозаические сочинения, стихи разных лет. Дурылин скончался 14 декабря 1954 года. Похоронен на Даниловском кладбище в Москве.
II. Краткая характеристика творчества.
Ранние прозаические и поэтические опыты его появляются в печати начиная с 1902 гг.. Однако первым законченным прозаическим циклом Дурылина следует считать цикл «Рассказы Сергея Раевского». При жизни автора свет увидел только один из рассказов цикла – «Жалостник» (написан в 1915, опубл. в 1917). К этому циклу логически и хронологически примыкают рассказы «Грех земле» (1918–1919), «Сладость ангелов» (1922), «Сирень» (1925), повести, романы и «хроники» периода Челябинской и Томской ссылок и кратких промежутков между ними: «Хивинка (рассказ казачки)» (1923), «Сударь-кот» (1924) и «Колокола (хроника)» (1928–1929), а также стихи 1910-х–1930 гг., наибольшего внимания заслуживает поэтический цикл «Венец лета». Несмотря на огромное влияние на формирование мировоззрения Дурылина идей и личности Л.Н.Толстого (Дурылин познакомился с Л.Н.Толстым во время поездки в Ясную Поляну в 1909 году) и св. Франциска Ассизского, не преодоленное до конца жизни, для дурылинской прозы характерно стилевое и идейное влияние Н.С.Лескова, К.Н.Леонтьева и поздних романов Достоевского («Подросток» и «Братья Карамазовы»). Действие подавляющего большинства повестей и рассказов происходит в закрытом социокультурном и духовном пространстве («углу»). Видимое отсутствие сюжета (статичный сюжет) продиктован символическим содержанием прозы – плоскость действия разворачивается не в сфере «видимого бытия», а в сфере «незримого», «умопостигаемого»: области «брани духовной» бесов и ангелов за душу человеческую. Прозаическая форма для Дурылина есть способ выражения философских и богословских по преимуществу тем; порой – логическое их продолжение. Причины подобной мимикрии носили творческий характер – сделать более простой и ясной «трудные» философию и богословие, перевести язык «цветника» на язык «луга». Целый ряд литературоведческих статей и докладов «периода странствий» также есть мимикрия философии и богословия под литературоведение и искусствоведение, что значительно осложняет типологизацию научных работ Дурылина. Условно они могут быть разделены на работы по археологии и этнографии; работы, нацеленные на анализ внутреннего ритма стиха; работы, нацеленные на анализ символического ряда того или иного автора («Бодлэр и Лермонтов», «К вопросу об одном символе у Достоевского» и под.) – и эссе, направленные на создание собственных символов. С 1924 г. в челябинской ссылке, Дурылин начинает вести записи «В своем углу». Последняя, четырнадцатая Тетрадь «Углов» была завершена в 1939 году, в Болшеве, однако работа над корпусом огромного, полуторатысячестраничного текста продолжалась вплоть до 1940-ых годов. С этим циклом логически и хронологически связан другой – «В родном углу», над которым Дурылин работал вплоть до самой смерти. По стилю и манере письма дурылинские эссе ближе всего к розановским «Опавшим листьям». Анализ неопубликованных текстов Сергея Дурылина, его переписки разных лет и его дневников (ибо «В своем углу» – это не дневник и не мемуар) показывает, что Дурылин был «разбивателем стекол» не меньшим, чем любимый им К.Н. Леонтьев. Постоянные ссылки на интимность, приватность, «частность» повествования являются особенностью жанра, присущего русской (розановское «почти на праве рукописи», взятое эпиграфом к «Уединенному») да и европейской литературно-художественной традиции. «В своем углу» – это действительно «книга для всех и ни для кого», и иные горькие дурылинские резиньяции стόят «Мыслей» Паскаля. Однако существенны и различия. Если розановские «листья» – фиксация в моей вечности мгновений настоящего, то дурылинские «углы» – фиксация в моей памяти моментов давнего и недавнего прошлого; в настоящем «углу» (розановское название) повседневного, скрытого от посторонних глаз потаенного – и поэтому подлинного бытия «Я помню, следовательно, существую» – этот императив, сформулированный Дурылиным во второй редакции «Введения» к «родным углам», смело можно поставить эпиграфом ко всему циклу. Так же спрятанное в «углу» от повседневного, скрытое от посторонних глаз, мое «я» обладает статусом реальности лишь потому, что помнит о «другом». Отсюда нехарактерное для Розанова и характерное для Дурылина стремление к формальной отточенности, завершенности, лаконичности каждого сюжета, тяготение к форме анекдота, байки, былички, – и в то же время к метафорической связи афоризмов друг с другом, к цельности сюжетных линий. Одна из наиболее ценных дурылинских идей – это идея соответствия между «внутренним временем» человека и временем мира, определяемого годовым богослужебным циклом, днями памяти того или иного святого. Этой идеей пронизаны хроника «Колокола» (1928–1929, 1951) и стихотворный цикл «Народный календарь» («Венец лета») (1912–1940-е). По этому принципу построены и «углы». Фактически, записи «В своем углу» начинаются с комментария к стихире 3 службы индикту (церковному новолетию), где речь идет о вещности времени, о том, что «время не есть ли узел, к которому сводятся все мировые веревки со всеми узлами на них». Сквозные сюжеты, пронизывающие все тетради: цветущая сложность славянофильства и фальшь нигилизма, вера и неверие, христианство и культура, Бог и мир, жизнь и смерть, – все это лишь проекция таких «мировых веревок» во внутренний мир автора, с узелками, завязанными «на память». Ритм же тетрадей подчинен церковному году; каждая из тетрадей имеет свою собственную сквозную тему. Устойчивый образный ряд приватного, потаенного, «теплого», «огня» («тусклого», «мерцающего», «синего звездного»), «дыма», «угла» как метафорических характеристик подлинного бытия и публичного, непотаенного, «холодного», «плоского», «прямого», «прозрачного», «грязи», «смерти» как характеристик «бывания» проходит сквозь весь текст «углов». Трансформация же метафоры «Града Незримого» в мифологему «своего угла» является достаточным основанием для того, чтобы судить о цельности «потаеннного» дурылинского творчества.
Псевдонимы С.Н.Дурылина: Р. Артем, Библиофил, М.Васильев, С.Д., И.Комиссаров, Н.Кутанов, В.Никитин, Д.Николаев, С.Николаев, Д.Николаев-Дурылин, Сергей Северный, С.Северный, Н. Сергеев, М.Раевский, С.Раевский, Сергей Раевский.
Сочинения (кроме упомянутых в тексте): Тютчев в музыке // Урания. Тютчевский альманах. 1803–1928. Под ред. Е.П.Казанович. Л., 1928; Нестеров в жизни и творчестве. М., 1965 (2-е изд. – 1976, 3-е изд. – 2004); У Толстого и о Толстом // Прометей: Историко-биографический альманах. М., 1980. Т. 12; Две судьбы. Б.Л. Пастернак и С.Н. Дурылин. Переписка // Встречи с прошлым. Вып. 7. М., 1990; Отец Иосиф Фудель // Литературная учеба. 1996. Кн. 3; Москва // Встречи с прошлым. Вып. 9. М., 2000; В зале консерватории // Встречи с прошлым. Вып. 10. М., 2004; В своем углу. М., 2006; В своем углу. Тетрадь VI // Новый мир. 2008. № 12; Сударь-кот // Наш современник. 2009. № 2; «Я никому так не пишу, как Вам…». Переписка С.Н. Дурылина и Е.В. Гениевой. М., 2010
Литература: Взыскующие града: Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках / Сост., подг. текста, вст. ст. и комм. В.И. Кейдана. М.: 1997; В.С. Боже. Челябинская ссылка Сергея Дурылина // Летописцы земли уральской: Материалы к истории челябинского Краеведения. Челябинск, 1997; Из архива о. Павла Флоренского. Переписка свящ. Павла Флоренского и Михаила Александровича Новоселова. Томск, 1998; Вяч. Иванов. Архивные материалы и исследования. М., 1999; Е. Крашенинникова. Храмы и пастыри // Альфа и омега: Уч. записки Общества для распространения Священного Писания в России. 1999. №3; Е.А. Голлербах. К незримому граду. Религиозно-философская группа «Путь» (1910–1919) в поисках новой русской идентичности. СПб.: Алетейя, 2000; С.И. Фудель. Собр. соч.: В 3-х т. Т.1. М., 2001; Вл. Гончаров, Вл. Нехотин. Отказывался ли о Сергий Дурылин от духовного сана? // Община XI век: Православное обозрение. 2001. № 4–5 (6–7); М.А. Буздыгар. Жизненный путь и духовные искания С. Н. Дурылина (1900 – 1924) // Вестник ПСТБИ: Филология. История. Философия. 2003. Вып. 1; А.И. Резниченко. Сергей Раевский и Марина Цветаева: Прогулки в тени Вавилонской башни // Бюллетень Библиотеки русской философии и культуры. Вып. 5. М., 2005; А.И. Резниченко. «Брожу по взгорьям в дни глухонемые…»: пропущенные «углы» // Новый мир. 2008. № 12; Инскрипты С.Н. Дурылина, В.Н. Фигнер, И.А. Ильина, Н.К. Метнера, Л.М. Лопатина, В.В. Васнецова и других из фондов Мемориального Дома-музея С.Н. Дурылина в Болшеве // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2006/2007 год [8] М., 2009; Г.В. Нефедьев. «Моя душа раскрылась для всего чудесного…» Приложение: Переписка С.Н. Дурылина и Эллиса //Дурылин и его время–I; Е.В. Пастернак. Пути «возвращения» Б.Л. Пастернака и С.Н. Дурылина // Дурылин и его время–I; Т.Г. Щедрина. Сергей Дурылин и Густав Шпет в сфере разговора русских философов (опыт историко-философской реконструкции архива) // Там же; В.П. Визгин. Дурылин как философ // Там же; Т.Н. Резвых. «Ищущий Града»: неоплатонические мотивы в работах С.Н. Дурылина 1910-х годов // Там же; И.А. Едошина. Мифологема «угла»: тексты С. Н. Дурылина в пространстве русской культуры начала ХХ века // Там же.
|
