Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Роман Редлих

— о Бердяеве. О Ив.Ильине.

Редлих Р. Сталинщина как духовный феномен. Мюнхен: Посев, 1956. 239 с.

Умер в августе 2005 г. во Франкфурте.

Интервью с Романом Редлихом, видным членом НТС.

Человек без гражданства

Разговор с Романом Редлихом

«Смена», 27 марта 1993 г. (Смоленск, community.livejournal.com/alt_smolensk)

Краткая историческая справка:

Редлих Роман Николаевич. Родился в 1911 году в Москве, в семье обрусевшего немца. В 1929 году окончил среднюю школу, работал слесарем на железной дороге, затем младшим научным сотрудником в госинституте психологии, педологии и психотехники (ГИППП). В 1933 году вместе с семьей эмигрировал в Германию. В 1940 году окончил Берлинский университет со степенью доктора философии. Его учителями были выдающиеся русские философы С. Л. Франк и Б. П. Вышеславцев. В 1940 году вступил в НТСНП (позже НТС). В 1942-43 годах занимался пропагандистской работой в лагерях советских военнопленных. В 1943-44 годах создавал ячейки НТС на оккупированных территориях. С июля 1944 года находился в розыске гестапо “за антинемецкую деятельность”. Скрывался под именем “капитан Воробьев”. В 1946 году был избран в Совет НТС. Неоднократно избирался в Исполнительное бюро НТС. Занимался литературной, научной и педагогической деятельностью. В 1947-55 годах возглавлял группу по изучению положения в СССР, курсы по подготовке членов НТС. В 1955-58 годах вел радиопередачи НТС с Дальнего Востока на Россию (Тайбей, Манила, Сеул). Автор философских работ «Сталинщина как духовный феномен»(1971), «Советское общество»(1972), «Солидарность и свобода»(1984). Автор многих статей в журналах «Посев», «Грани», «Наши дни», «Мыслители» и радиопередач радиостанции «Свободная Россия». С 1992 года преподает курс философии в Гуманитарном университете Натальи Нестеровой (Москва). Проживает в Германии.

Корреспонденту газеты Л. Петроченкову удалось встретиться и побеседовать с Р. Н. Редлихом.

А. П.: Роман Николаевич, долгие годы все мы были лишены возможности общаться с представителями русской эмиграции. Пропаганда настойчиво внушала, что эмигранты, в большинстве своем, враги Советской власти, и значит, и враги народа. В совсем еще недавние времена невозможно было даже вообразить, что когда-то можно будет вот так запросто прямо в Смоленске беседовать с одним из руководителей НТС – одиозного Народно-трудового союза, самой зловещей антисоветской подрывной организации. И вот времена изменились...

Р. Р.: Да, многое изменилось. Совсем недавно я тоже не мог бы представить, что когда-нибудь смогу снова попасть в Россию. Я даже не мог мечтать получить визу. И вот теперь я вновь в России, преподаю в Москве в гуманитарном университете. Это частный университет, который никак не зависит от государства. Студенты платят за свою учебу. У университета даже нет пока своего помещения, приходится арендовать аудитории. Но такой университет есть. Из Москвы по приглашению отца Виктора, ректора Смоленского духовного училища, я приехал сюда прочитать студентам лекции по философии.

А. П.: Именно преподавательская деятельность привела вас в Россию?

Р. Р.: Да. Мой долг сейчас – преподавать философию, где бы то ни было. Ведь совсем недавно это была совершенно закрытая наука. Она не была объявлена лженаукой, как генетика или морганизм, но здесь преподавали только научный коммунизм, атеизм, диамат. Bce! Люди просто совершенно не знали о существовании русской философии. Я вижу, как теперь обстоят дела с преподаванием. Есть, конечно, доктора философских наук и кандидаты, они знают Гегеля и Канта, но они понятия не имеют ни о Лосском, ни о Франке, ни о Вышеславцеве, ни о Гартмане, ни даже об Эрихе Фромме.

А. П.: Вы блестяще говорите по-русски, что нечасто встречается среди эмигрантов, долгие годы проживших на чужбине. А чувствуете ли вы себя эмигрантом? Что такое эмиграция?

Р. P.: Было три волны русской эмиграции. Первая – после революции. И первая, и вторая эмиграции были вынужденным бегством от большевиков. В то время как третья уже совсем не была эмиграцией. Ну, выезжали этнические немцы и немного армяне. Покидали законно одну страну, переезжали в другую, чтобы жить там всегда.

А. П. Когда люди добровольно уезжают из одной страны в другую, вы это эмиграцией не считаете?

Р. Р.: Не считаю. Это было не эмиграцией, а лишь пополнением тех русских, которые жили в эмиграции. По существу, третья волна – это главным образом еврейская эмиграция. В Нью-Йорке выходит еврейская газета, которая называется «Новое русское слово». Так что под русскими я имею в виду русских по культуре, а не по паспорту. Например, многие этнические немцы, возвращаясь в Германию из России, убеждаются, что они вовсе не немцы, а настоящие русские. Такие люди порой приходят и к нам в НТС, хотя и не являются русскими по национальности. Пятый пункт в паспорте не играет никакой роли. Почти все старые эмигранты по паспорту сегодня являются французами, немцами, бельгийцами, американцами... Какой-то паспорт должен же быть. Куда удобнее иметь какой-нибудь французский паспорт, чем быть таким, как я сейчас – лицом без гражданства.

А. П.: То есть вы вообще не взяли никакого гражданства?

Р. Р.: Да, как было, так и осталось. А зачем? То есть в Америке это обязательно. Вы не можете постоянно жить в Америке и не стать американцем. Через пять лет вы получаете американское гражданство, и все, баста. Там это гораздо проще, чем в Европе. Но там можно жить с любым паспортом, так же, как и в Австралии.

А. П.: А как же вы оказались в эмиграции? Вы ведь, кажется, не оказались ни в первой, ни во второй волне?

Р. Р.: Совершенно верно. Мой дед по матери был богатым человеком. Часть его капитала была вложена в Кренгольмскую мануфактуру, которая отошла к Эстонии. Таким образом, у него кое-что сохранилось, хотя, конечно, он заметно обеднел. Он был директором берлинской конторы, которая закупала хлопок, но уже главным образом в Египте, а не в средней Азии – готовые ткани продавались на европейском рынке. Деньги у него были, ему принадлежала значительная часть в Кренгольме. Мы жили тогда в Москве. В эпоху торгсина можно было купить себе советский заграничный паспорт за пять тысяч рублей золотом. Дед заплатил эти деньги, и мы выехали. Кстати, на моем паспорте красовалась подпись – Ягода.

А. П.: В то время в Берлине проживало немало известных русских эмигрантов. Например, писатель Владимир Набоков. Вы его знали?

Р. Р.: Нет, не знал. А читать приходилось. Он писал тогда под псевдонимом Сирин. В жизни русской колонии он принимал мало участия.

А. П.: Вы известны как один из идеологов и руководителей НТС. Когда вы вступили в эту организацию?

Р. Р.: В 1940 году.

А. П.: А почему же вы вступили в НТС именно тогда?

Р. Р.: Потому что начиналась мировая война, и надо было решаться и действовать. Надо было искать способы спихнуть большевиков. В 1938 году нацисты запретили на территории рейха все политические организации, за исключением своей национал-социалистической партии. Но эмигрантская молодежь продолжала общаться между собой. И хотя формально организации не было, на самом деле она существовала. Грянула война, и перед нами встал вопрос – или мы только разговоры разговариваем, или мы дело делаем. А ведь уже 16 июля 1941 года немцы взяли Смоленск. Это все быстро произошло.

А. Л.: Тогда вы и побывали впервые в Смоленске? Что вы можете вспомнить об этом?

Р. Р.: Да, хотя и очень недолго. В Смоленске в то время бургомистром был Меньшагин. В моих воспоминаниях – исключительно хороший и талантливый человек, тот, который честно налаживал жизнь. Население-то было брошено на произвол судьбы. Ведь в глазах Сталина кто это были? Изменники и предатели! Я на эту тему написал роман «Предатель», изданный в издательстве «Посев» и недавно в Санкт-Петербурге. Что значит предатель? В плен сдался – предатель? Не успел убежать за большевиками – и уже предатель? Меньшагин был предатель, потому что он позаботился об этом населении. За то, что он обеспечивал, чтобы в городе был водопровод, чтобы функционировала электростанция, чтобы работала баня, чтобы в городе была школа и больница. Вот что делал Меньшагин и меньшагинцы по всей оккупированной территории. Смоленск здесь просто пример.

А. П.: Как же складывались отношения НТС с немцами?

Р. Р.: Немцы, бывало, безобразничали. Когда приходили потом тыловые чиновники, так называемые “фазаны”, они в желтой такой шкуре ходили, это были чиновники министерства оккупированных областей на Востоке, там было хуже. В прифронтовой полосе было получше: хотя и фронт близко, но немецкая армия занималась военными делами и была рада и довольна, когда люди типа Меньшагина брали дела в свои руки. Но об этом слишком долго рассказывать.

Такова вся история русско-немецких отношений во время войны, рождение Власова, судьба всех тех людей, о которых Солженицын сказал, что когда миллионы предателей, то нет никакого предательства. В немецкой армии служило около 800 тысяч русских в 1944 году. Там были казаки, были так называемые добровольно помогающие. Все эти люди тяготели к Власову, им хотелось оставаться русскими, хотя никакому Власову они не подчинялись, а подчинялись немецким офицерам. Но это длинная история.

А. П.: Однако русская эмиграция оставила след в истории участием в сопротивлении и борьбе с фашизмом. Как же отнеслась эмиграция к Власову и РОА?

Р. Р.: Эмиграция тут ни при чем, так как стала примыкать к этому движению значительно позже. Эмигрантов здорово обманули немцы в Югославии, объявив, что соберут русский корпус и пошлют его в Россию. В Югославии и была правая эмиграция, офицерство, значительная часть казаков, и они стали записываться в этот корпус. Но корпус остался в Югославии, в Россию его не повезли. В Югославии тоже открылось партизанское движение, причем в основном коммунистическое, под Тито, хотя было еще одно партизанское движение, которым руководил Михайлович и который был за сербского короля. Тито был коммунист, но западные союзники выбрали именно Тито и ему оказывали поддержку, Михайловичу никто не помогал, и поэтому Тито получил очень большой перевес. Увы, против него и был направлен этот несчастный русский корпус. События чрезвычайно прискорбные. Жаль этих русских офицеров, жаль казаков! Это, понятно, отразилось на наших отношениях с Югославией. Я думаю, не следовало нам бороться с Тито, хотя он и был коммунист, надо было оставить их разбираться самим. Так я думаю. Но есть люди, которые думают иначе и считают, что коммунистов надо бить всегда, везде и как только можно. Такие настроения в эмиграции сильны и вполне понятны.

А. П.: Сколько всего сегодня членов НТС?

Р. Р.: Теперь можно открыто сказать, что всего около 100 человек за рубежом и 400 человек здесь, в России. Один представитель НТС есть и в Смоленске. Мы всегда были открытыми врагами большевиков и их жестокой тоталитарной системы. А столь мощное противодействие НТС свидетельствует об истинной идеологической слабости этой системы. В конце концов не выдержавшей гласности и плюрализма идей. Полагаю, в этом крахе есть и наша заслуга.

А. П.: Каково ваше отношение к сегодняшним политическим явлениям в России? Как вы относитесь к президенту, к парламенту, к демократии, к приватизации?

Р. Р.: С сомнением. Для формирования подлинной демократии еще потребуется длительное время. Достаточно включить телевизор и увидеть эту безобразную склоку на съезде. Следует быть готовым и к тому, что в таких условиях понадобится немалое время и для налаживания хозяйства. Нужны не ваучеры, не бумажки, а подлинная приватизация государственного имущества, чтобы все люди могли им свободно пользоваться без оглядки на кого-либо, чтобы каждый, кто хочет и может, стал бы настоящим хозяином. Никто не вложит ни гроша в российские предприятия, пока в этой стране сохраняется политическая нестабильность и невозможно покупать землю.

А. П.: Сегодня многие в нашей стране задают себе традиционные русские вопросы “Кто виноват?” и “Что делать?”.

Р. Р.: Кто виноват? Очевидно те, кто довел богатейшую страну до банкротства, а затем устроил реформы по схеме “ГПУ”, то есть гласность, перестройка, ускорение. С ускорением застоя ничего не получилось, а вот гласность раскаталась так, что вышла из-под контроля КПСС. Это и привело к нынешним глубоким историческим переменам в стране. Реформы тоже осуществляются с серьезными ошибками. Именно поэтому жизнь народа становится все тяжелее.

Что делать? Рецепт здесь один – работать, делать свое дело вопреки всем сомнениям и трудностям, вопреки дефициту средств и удушающим налогам. Некоторые депутаты на съездах и в парламенте полагают, что занимаются какими-то большими историческими делами, устраивая бесчисленные интриги и принимая десятки никому не нужных законов. Это типичное совковое, как теперь говорят, мышление. Живем-то мы все еще по старой брежневской конституции с поправками, нет и работающего закона о земле. А это самое главное сегодня, ибо без конституции не может быть подлинного разделения властей, и ни один нормальный хозяин не станет возводить свое предприятие на чужой земле. Только таким путем можно обеспечить себе и другим людям достойную жизнь. Нужно трудиться, производить, а не спекулировать.

А. П.: Из-за бурных политических передряг и потрясений многие россияне сегодня утратили четкие жизненные ориентиры, чувствуют растерянность из-за девальвации прежних стабильных ценностей. Как им быть, как пережить это трудное время, как вновь обрести душевный покой, как преодолеть растерянность и найти новые прочные идеалы?

Р. Р.: Я старый человек, много повидавший в жизни. Уверяю вас, все непременно образуется со временем. Время лечит. Трудности закончатся. Жизнь обязательно станет легче и лучше. Поэтому никому сегодня не следует отчаиваться и унывать. Также не стоит горевать по утраченным иллюзиям.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова